Яхимович Сергей Иванович : другие произведения.

Что же дальше

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Семейная тайна, связанная с рождением Светы, налагает отпечаток недоговорённости и неестественности на взаимоотношения людей, вынужденных жить вместе. Лиля, женщина среднего возраста, догадывается, но не хочет верить. Неразрешимость ситуации ломает личность героини и приводит её в конце концов к безумию, когда тайное окончательно становится явным.

   Ч Т О Ж Е Д А Л Ь Ш Е ?
  
   Драма в трёх действиях
  
  
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  
   Б а б у ш к а - Клавдия Семёновна, хозяйка квартиры
  
   В и к т о р - сын Клавдии Семёновны
  
   Л и л я - жена В и к т о р а
  
   Н е л я - старшая дочь Л и л и от первого брака
  
   С в е т а - якобы младшая дочь Л и л и, а на самом деле дочь Н е л и от В и к т о р а
  
   С а ш а - человек из зоны
  
   (Все три действия происходят в квартире Клавдии Семёновны.)
  
  
   Д Е Й С Т В И Е П Е Р В О Е
  
   (С в е т а сидит за столом и что-то ест. Входит Б а б у ш к а)
  
   Б а б у ш к а. Ты опять ешь?...(М о л ч а н и е)...Скажи, ну, сколько можно есть? Ты погляди на себя, на кого ты похожа?
   С в е т а. Баба Клава, тебе, что, еды для меня жалко?
   Б а б у ш к а. Мне еды не жалко, мне тебя жалко. Еле на стуле умещаешься.
   С в е т а. Переставь меня пилить. Хочу есть, и ем.
   Б а б у ш к а. Но нельзя же сколько есть? Надо и меру знать.
   С в е т а (продолжает есть). Странная ты, бабуля. Ты сама подумай: какая может быть мера, если человеку есть хочется?
   Б а б у ш к а. Ну, хорошо. Раз так, то и же плачь потом.
   С в е т а. А я и не собираюсь. С чего ты взяла, что я плакать буду?
   Б а б у ш к а. А кто вчера хныкал? Кто жа­ловался, что мальчишки во дворе свиньёй дразнили?...Что, уже не помнишь?
   С в е т а. Нет, не помню.
   Б а б у ш к а. Короткая же у тебя память, Светка.
   С в е т а. Баба Клава, отвали. Перестань мне на мозги капать.
   Б а б у ш к а. Тебе не стыдно так с родной бабкой разговаривать?
   С в е т а. А как я с тобой разговариваю? По-моему, так нормально.
   Б а б у ш к а. Нет, ненормально! Тебя этому в школе учат?
   С в е т а. Во-первых, чтоб ты знала: я не в школе учусь, а в лицее.
   Б а б у ш к а. Хрен редьки не слаще! Отвечай, раз спрашивают: тебя там учат старшим грубить?
   С в е т а. Ничему меня там не учат!
   Б а б у ш к а. Оно и видно, что ничему тебя там не учат. Никакого толку из тебя всё равно не выйдет.
   С в е т а. Можно подумать, из тебя большой толк вышел.
   Б а б у ш к а. Ах, ты, дрянь такая! Я жизнь положила, лишь бы твоего отца на ноги поставить! Ты думаешь, мне легко было?
   С в е т а. Откуда мне знать, легко тебе было, или не легко?
   Б а б у ш к а. Да мне всю жизнь работать пришлось, спины не разгибая!
   С в е т а. А, может быть, тебе это очень нравилось, я откуда знаю?
   Б а б у ш к а. Что, нравилось?
   С в е т а. С утра до вечера за гроши колотиться.
   Б а б у ш к а. Что ты болта­ешь? Кому такое понравиться может?
   С в е т а. Тем, которые себя мучить любят. Мучают, мучают... Вначале себя мучают, потом других мучить начинают. Мол, я ради тебя всем пожерт­вовала, а теперь ты ради меня от всего отказаться должен.
   Б а б у ш к а. Светка, ну о чём ты говоришь?
   С в е т а. Не о чём, а о ком. О тебе, бабуля, о тебе, родная. Вот ты хвалишься, что всю жизнь работала, спины не разгибая, так?
   Б а б у ш к а. Ну?
   С в е т а. А за­чем ты это делала? У тебя, что, для этого мужика не было? Был, и не один. Вот пускай бы они на тебя и вкалывали.
   Б а б у ш к а. Да какие там мужики...
   С в е т а. Какие?
   Б а б у ш к а. Так...Недоразумение одно.
   С в е т а. И дед мой?
   Б а б у ш к а. А твой дед и того хуже. Десять лет в тюрьме отсидел, а как оттуда вышел, так лучше не стал ...Хорошо, хоть на людей пе­рестал кидаться. А только всё равно до самой смерти волком на всех смотрел. Как выпьет, так то и дело за ножик хватался. И ведь в тюрьму из-за этого угодил, из-за поножовщины.
   С в е т а (удивлённо). Из-за поножовщины?
   Б а б у ш к а. Ага. Угораздило же его так день рождения твоего отца отметить. Я его в роддоме жду, жду, когда он приехать соизволит, на своего сына поглядеть, а его все нет, и нет. Ну, ду­маю, и мужик мне попался! Даже на сына своего взглянуть не желает. Ан нет, дело-то посерьёзнее оказалось. Они, оказывается, со своим соседом, ещё по старой квартире, взяли ящик водки на двоих, и давай с ним гулять, день рождения Витькин отмечать. Пили, пили, пили, пили, а закуски-то - никакой. Я и дома ничего приготовить не успела, как у меня схватки начались. И ты знаешь, Светланка, так они перепились, что один другого насмерть порешил.
   С в е т а (удивлённо). Интересно...А мне отец рассказывал, что этот мой дедушка бухгалтером был и за растрату сидел.
   Б а б у ш к а. А ты его слушай больше, он тебе и не такого наболтает...Надо же было такое придумать, бухгалтером...Хотя понять его, конечно, можно. Он рос, когда отец его в тюрьме сидел, так что мне и самой приходилось ему всякие небылицы рассказывать.
   С в е т а. Какие небылицы?
   Б а б у ш к а. Вначале про то, что отец его известный полярник и живёт на льдине. Что, мол, он о своём сыне не забывает и ждёт, не дождётся, встречи с ним.
   С в е т а. И долго ты ему так лапшу на уши вешала?
   Б а б у ш к а. Какую лапшу? И причём здесь уши? Как будто я одна ребёнку сказки про отца рассказывала...А что мне делать оставалось? Не говорить же ему, что с его отцом на самом деле случилось ... (Рассерженно) ... Вот ты тут сидишь, бол­таешь всякую ерунду от нечего делать, пока у тебя самой детей нет. А как появятся, так и не такие песни запоёшь.
   С в е т а. Ещё чего! Была нужда песни петь перед какими-то сопляками.
   Б а б у ш к а. Не перед какими-то, а перед своими собственными. Перед своими собственными детьми.
   С в е т а. Зачем? Не нужно мне никаких детей.
   Б а б у ш к а. Как это, не нужно?
   С в е т а. А вот так. Очень просто.
   Б а б у ш к а (растерянно). Да разве ж можно так, без детей жить? Плохо это, Света, без детей-то.
   С в е т а. Да? А тебе со своим сильно хорошо было?
   Б а б у ш к а. Всякое бывало, врать не стану. Однако до тех пор, пока добрые люди моего Витьку насчёт родного отца не просветили, я, можно сказать, с ним горя не знала.
   С в е т а. Вот, вот, всегда так.
   Б а б у ш к а. Что, всегда так?
   С в е т а. Всегда найдется добрый человек. Какой-нибудь сосед, который любит свой нос в чужие дела совать.
   Б а б у ш к а. Какой сосед? Причём здесь соседи? Они вообще ничего знать не знали про Александ­ра! Я ведь, как его посадили, так сразу старую кварти­ру разменяла. И потом ещё два раза меняла, лишь бы мой сын рос спо­койно, ничего про отцовы дела не знал. Хотела его от злых языков уберечь, да куда там! Проще от пули спрятаться, чем от той напраслины, что они на людей возводят.
   С в е т а. Какой напраслины, бабуля? Дед же и на самом деле в тюрь­ме сидел.
   Б а б у ш к а. Ну и сидел, ну и что? А кто там не сидел?...А сейчас разве мало людей сажают? Он-то за свои дела сидел, за то, что сам натворил, а зачем сюда ещё и ре­бёнка впутывать? Зачем учителка перед всем классом стала Витьке вы­говаривать, что, мол, обманывать старших нехорошо? Что если его отец наказан государством, значит, за дело, значит, правильно. Что отбывает он свой срок в тюрьме, как положено, и что если Витька врать не перестанет, то сам вскорости может составить ему компанию.
   С в е т а. Вот гадина! А ты ей, баба Клава, за такие слова морду не набила?
   Б а б у ш к а. Ты что!
   С в е т а. А что?
   Б а б у ш к а. Да что я сделать-то могла? Сказала только Витьке, что, как большой вырастет, так сам во всём разберётся...
   (Входит Л и л я)
   Л и л я. Мне никто не звонил?
   С в е т а. Кто тебе звонить-то будет? Кому ты нужна?
   Б а б у ш к а. Ты, Лиля, когда-нибудь на свою дочку управу найдёшь? Ничего понимать не хочет!
   Л и л я. А в чём, собственно дело, Клавдия Семёновна?
   Б а б у ш к а. Ты видишь, как она разболта­лась?
   Л и л я. Пока что я ничего особенного не вижу.
   Б а б у ш к а. Во-первых, она постоянно что-то жуёт, не переставая.
   Л и л я. Ну и что? Ребёнок сидит спо­койно за столом, ест. Вы мне его за это лупить прикажете?
   Б а б у ш к а. Её уже во дворе ребятишки свиньёй прозвали! Сама вчера жаловалась.
   С в е т а. Я не жаловалась.
   Б а б у ш к а. Во-вторых, старшим грубит, всё время огрызается...
   С в е т а. Ничего я не огрызаюсь! И не грублю.
   Б а б у ш к а. Грубишь!
   С в е т а. А хотя бы и нагрубила? Кому какое до этого дело?
   Б а б у ш к а. Вот, пожалуйста. Слышишь, как она разговаривает?
   Л и л я. Они все так сейчас разговаривают.
   Б а б у ш к а. Неправда, не все.
   С в е т а. Правильно, бабуля, не все. Есть и такие, которые мате­рятся.
   Б а б у ш к а. То есть, как, матерятся?
   Л и л я. А вот так, очень просто. Иду я сейчас по улице, смотрю: сто­ят сопляки с соплюхами, лет по тринадцати-четырнадцати, не больше, и такой от них мат-перемат!
   Б а б у ш к а. Да как же так?
   Л и л я. А вот так.
   Б а б у ш к а. Вот окаянство какое...И куда только ихние родители смотрят?
   Л и л я. В бутылку, наверное. Куда же им ещё смотреть?
   Б а б у ш к а. Ну, ладно, пускай родители пьяницы, и в наше время такое бы­ло. Но где же школа? Где милиция?...Где общественность, в конце кон­цов?
   С в е т а. Ну ты, бабуля, даёшь! Мамуля, ты слышала? Баба Клава у нас, видать, совсем того...(Крутит пальцем у виска)...Мало ей милиции, ей, видите ли, общественность пода­вай.
   Б а б у ш к а (рассердившись). Ах ты, паршивка! Вот я тебе сейчас!...(Бьёт С в е т у поло­тенцем) ... Терпела, терпела твои выходки, но нет больше моих сил терпеть!
   С в е т а. Бабуля, не подходи!...(Хватает со стола нож)...Не подходи, а не то зарежу!
   Л и л я. Светка, прекрати безобразничать...Слышишь? Сейчас же положи нож на место!
   С в е т а. Не положу!...(Крутит ножом в воздухе)...Ага, напугались? То-то же. Будете знать, как со мной связываться.
   Л и л я. Светка, прекрати! Ты что делаешь?
   С в е т а. Свои гены тренирую!
   Л и л я. Какие гены?
   С в е т а (бегает и размахивает ножом). Бандитские! Которые мне от моего деда достались! Он у меня настоящий бандит, значит и я бандитка! Мой дед убийца, значит, и я любого убить могу, если захочу! Кого захочу, того и убью!...(Делает выпад)...Могу тебя, бабуля...(Делает ещё выпад)...Могу тебя, мамуля...
   Б а б у ш к а. Светланка, ну что ты творишь? Ты же уже взрослая девушка. Веди себя по хорошему.
   С в е т а. Не хочу по-хорошему! Хочу по-бандитски! Хочу, чтобы меня все уважали!
   Б а б у ш к а. Да кто же бандитов уважает?
   С в е т а. Все!
   Б а б у ш к а. Уважают только хороших людей...Порядочных людей уважают.
   С в е т а. Ма, ты слышишь? Наша баба Клава опять чушь порет! Да кому они нужны, эти хорошие люди?... А с порядочных какой прок? То ли дело - бандиты. Их, хочешь, не хочешь, а зауважаешь.
   Л и л я. Светка, закрой рот, а то Клавдию Семёновну от твоих слов ещё удар хватит.
   С в е т а. Не хватит. Она у нас бабуля старой закалки, ей никакой удар не страшен.
   Б а б у ш к а. Болтунья! У меня уже ноги еле ходят, а ты надо мной насмехаешься?
   С в е т а. Чего ты на свои ноги жалуешься? Тебе лет-то сколько?
   Б а б у ш к а. А причём здесь мои годы?
   Л и л я. Правда, Клавдия Семёновна, в Ваши годы на ноги жаловаться...
   Б а б у ш к а. Чего-о? В мои годы?...А какие мои годы? И какое отношение они имеют к моим ногам?
   Л и л я. Самое прямое. Чем больше человеку лет, тем хуже его ноги держат.
   Б а б у ш к а. Знаете, родственнички дорогие, что я вам скажу?
   С в е т а. Что?
   Б а б у ш к а. Вас послушать, так меня давно пора на кладбище отнести! Только рано вы меня хоронить собрались.
   Л и л я. Да кто Вас хоронить-то собрался? Пожалуйста, живите себе на здоровье. Сколько хотите, столько и живите.
   С в е т а. Что значит, сколько хотите? А ты меня, мамуля, спросила? Я, например, не хочу с бабой Клавой в одной комнате жить. Мне на­доело, что она все ночи напролет на кровати ворочается и храпит.
   Б а б у ш к а. Ничего в этом страшного нет. Можно подумать, ты не храпишь.
   С в е т а. Нет, не храплю.
   Б а б у ш к а. Это ты сама себя не слышишь. Храпишь, ещё как храпишь.
   С в е т а. Зато я не воняю! А ты воняешь противно...Хоть бы дезодорантом пырскалась, что ли.
   Б а б у ш к а. Знаешь, Светка, что я тебе скажу? Может быть, ты ещё и не свинья, как тебя во дворе мальчишки дразнят, но поросёнок уже знатный!
   С в е т а. Ну что же, поросёнок, так поросёнок...Хрю, хрю, хрю...Чем плохо быть поросёнком?
   Б а б у ш к а. А вот тем. Поросят, как они подрастут, на колбасу пускают.
   С в е т а. Меня не пустят.
   Б а б у ш к а. Почему?
   С в е т а. Потому что я не дамся! Я ведь не простой, я - бандитский поросёнок! Хрю, хрю, хрю!...(Бегает и кривляется, размахивая ножом)...Я бандитский поросёнок! Хрю! Хрю! Хрю!...Я бандитский поросёнок...
   Л и л я. Хватит, ступай отсюда! Надоело уже твои глупости слушать.
   С в е т а. Не хотите слушать, так не слушайте! Заткните уши и не слушайте! Я бан­дитский поросёнок! Хрю, хрю, хрю...Я бандитский поросёнок! Хрю, хрю, хрю...
   Л и л я. Ну, как, Клавдия Семёновна, довольны? Хорошо постарались? Хорошо позанимались с девочкой?
   Б а б у ш к а. Да я-то в чём ви­новата? Она, что, моя дочь? Я, что ли, её с детства воспитывала?
   Л и л я. Зачем Вы Светке всякие небылицы рассказываете? Как Вы понять не можете, что нам с ней и так трудно?
   Б а б у ш к а. Постой, постой, Лиля, ты о каких небылицах речь ведёшь? В чём ты меня обвиняешь?
   Л и л я. Я Вас не обвиняю, но рассказывать ребёнку, что Ваш последний муж был бандитом? Это же ни в какие ворота не лезет! У нас приличная семья, девочка в лицее учится, и вдруг, ни с того, ни с сего, Вы начи­наете вдалбливать ей в голову, что она совершенно не соответствует социальному статусу учебного заведения...
   С в е т а. Ма, ты чего?...(Кончает кривляться)...Ты у нас, случайно, не заболела?
   Л и л я (истерично). Отстань от меня! Сколько раз можно повторять, отстань!
   С в е т а. А я к тебе и не пристаю! Это ты, наоборот, ко всем привязываешь­ся!
   Л и л я. Вот, Клавдия Семёновна, полюбуйтесь. Это уж точно Ваше влияние.
   Б а б у ш к а. Ты, что же, Лиля, хочешь сказать, что я Светку без тебя дурному обучаю? Что я ей говорю: "Никого не слушай­ся, груби всем подряд, уроков не учи..."? Ты это хочешь сказать?
   Л и л я. Не надо притворяться, Клавдия Семёновна.
   Б а б у ш к а. Что значит, притворяться?
   Л и л я. Как будто Вы сами не понимаете.
   Б а б у ш к а. А я и взаправду, Лиля, понять не могу. Ты чему клонишь?
   Л и л я. Ну, раз так, раз Вы этого не понимаете...Что же, хорошо... Что Вам ещё на это сказать, если Вы не понимаете...
   Б а б у ш к а. Нет, ты прямо скажи, чем ты недовольна?
   Л и л я. Ничего я вам больше говорить не стану.
   С в е т а. Наконец-то! Отдохни маленько от своих переживаний. И мы с бабулей от тебя хоть немного отдохнём, правда, бабуля?
   Л и л я. Вот, Клавдия Семеновна, пожалуйста! И говорить больше не о чем. И так, без слов ясно, чего Вы добились своими нелепыми россказ­нями.
   Б а б у ш к а. На бабку всё валить? Ишь ты, какая! А, может быть, наоборот, это твоё воспитание? Ты, Лиля, можешь обижаться на меня, сколько тебе вздумается, но я всё-таки вот что скажу: не занимаешься ты Светланой.
   Л и л я. Как Вам, Клавдия Семёновна, не стыдно мне такое говорить?
   Б а б у ш к а. Нет, не стыдно! Она при родной матери, как бесприданница какая-то растёт!
   Л и л я. Что? Да вы поглядите на неё! Разве девочка не одета, не обута по-модному? Раз­ве питанием не обеспечена, да так, что любой в наше время позавидует? В прес­тижном лицее девочка учится! Ну, скажите, что ещё? Что ещё девочке надо?
   Б а б у ш к а. Тебе матерью ей быть надо! Поняла, матерью!
   Л и л я. Матерью?
   Б а б у ш к а. Да, матерью. Следить за ней, воспи­тывать, как матери положено, учить её хорошему...
   Л и л я. Хорошему? А вот я ничего хорошего не вижу в том, что Вы ей про отца Виктора наболтали. Абсолютно ничего хорошего!
   С в е т а. Как это, ничего хорошего? Наоборот, очень даже хорошее! Дед-то у меня, оказывается...
   Л и л я. Замолчи! Ты ещё ничего в жизни не понимаешь! Вот вырас­тешь, сама поймёшь, что дед этот, уголовник, тебе совсем не нужен! Те­бя в нормальную семью и на порог не пустят, если об этом узнают...Если ты об этом будешь на каждом углу трезвонить. Серьёзно тебя предупреждаю: будь умницей, держи рот на замке и не заикайся ни о какой уголовщине! Поняла? Не взду­май нигде болтать ни про какого деда-убийцу! Не было таких в твоём роду, не было, и быть не могло.
   Б а б у ш к а. Вот спасибо, Лилечка, уважила ты меня на старости лет. Значит, по-твоему, выходит, что Витька мой - приблуда, неизвестно от кого? Что же, получается, безродный он? Выходит, я, старая, сама не знаю, от кого я его рожала?
   Л и л я. Вы его от кого хотели, от того и рожали.
   Б а б у ш к а. Я его от своего мужа рожала!
   Л и л я. Не хочу я больше продолжать этот никчемный разговор. У Светланы есть дед, которым она может гордиться, вот пускай о нём другим и рассказывает. О его делах, о его заслугах. Поверьте, Клавдия Семёновна, ей есть, о чём рассказать.
   С в е т а. Вот именно, есть о чём. Только как бы тебе, мамуля, не пожалеть, если я о твоём дорогом папуле рассказывать стану.
   Л и л я. Что ты о нём рассказывать станешь?
   С в е т а. Правду! Мне ведь врать ни к чему, я соседей не боюсь. Могу, например, рассказать, как деда Боря меня терпеть не мог, и что он делал, когда я к нему домой приходила...
   Л и л я. Не болтай! Как ты можешь об этом помнить?
   С в е т а. Всё помню! Это ты, мамуля, наверное, забыла, что он сказал, когда мы первый раз к нему пришли?
   Л и л я. Что?
   С в е т а. "Ты зачем её сюда привела? Она здесь никому не нужна!"
   Л и л я. Света, ты не можешь этого помнить. Ты тогда совсем ещё крохой была.
   С в е т а. Помню! Я всё помню. Тогда как раз праздник был...
   Л и л я. Правильно, был праздник был, и у них одни взрослые собирались. А дедушка боялся, что ты им мешать будешь, праздник отмечать.
   С в е т а. Я ему всегда мешала! А когда ты меня у них оставляла, и домой потом забирала, всю в синяках? Что, скажешь, не помнишь те синяки?
   Л и л я. Всегда ты была непослушным ребёнком, дра­лась с мальчишками, вот откуда у тебя синяки были. А то, можно подумать, её дедушка с бабушкой колошматили..
   С в е т а. Никаких мальчишек я там никогда в глаза не видела, потому что деда Боря меня к ним и близко не подпускал! Он меня вообще на улицу не выпускал!
   Б а б у ш к а. Как это, не выпускал?
   С в е т а. А вот так. Как только мать уходи­ла, так они с бабой Ниной сразу меня в самую дальнюю комнату уводили и на ключ запирали. И к тому же портьеры на окнах плотно-плотно задёргивали. Там, в темноте, на коврах я и копошилась, сама с собой играла.
   Л и л я. Света! Ну, что ты придумываешь?
   С в е т а. Не придумываю я! Однажды хотела залезть на подоконник, на улицу выглянуть, так твой заслуженный папочка меня с него за уши стащил! Представляешь, баба Клава, взял меня вот так, за оба уха, и над подоконником приподнял! Долго так за уши держал, и только потом на пол поставил.
   Б а б у ш к а. Да ты что? Страсти-то какие рассказываешь.
   С в е т а. Я правду рассказываю.
   Б а б у ш к а. Поверить не могу, чтобы твой родной дедушка... Лиля, неужто правда?
   Л и л я. Клавдия Семёновна, разве Вы не видите: придумывает Светка. Дедушка её за уши таскал... Глупости какие.
   С в е т а. Глупости? И про синяки тоже глупости?
   Л и л я. Эти синяки тебе соседские мальчишки ставили.
   С в е т а. Нет, не мальчишки, а мой дорогой, всеми уважаемый, заслуженный дедушка! Вот так-то, мамулечка.
   Б а б у ш к а. Господи! Как же так?
   С в е т а. А вот так! Очень просто...(Подбегает к Л и л е и Б а б у ш к е и щиплет их)... Вот так...Вот так...
   Л и л я. Ой!...Ой!...Ты что делаешь? Больно же!
   Б а б у ш к а. Ой! Светка, и правда, больно!
   С в е т а. Мне тоже больно было! Так, что я кричала от боли, а мой дорогой дедушка подводил меня к камину и пугал. Говорил, что, если я не перестану кри­чать, то он засунет меня в камин, обольёт керосином и подожжёт! И чтобы побольше меня напугать, бросал что-нибудь в камин и поджигал. Камин был большой, старинный, огонь быстро разгорался, а дедушка брал меня под мышки и нёс к огню. Я хорошо помню, как языки пламени поднима­лись почти до моих ног! Как я замирала от ужаса, забывала о боли от дедушкиных щипков, как мне уже не хотелось кричать, и я шёпотом умоляла его не бросать меня в огонь. Обещала быть хорошей девочкой, и ни в чём ему не перечить. Он отпускал меня только после того, как я давала ему обещание никогда никому не говорить о том, что он со мной делает. А он говорил, что если я нарушу данное ему слово, то он обязательно об этом узнает, достанет меня хоть из-под земли и бросит в камин.
   Б а б у ш к а. Света, детонька моя! А где же была твоя бабушка?...Ну, та, другая, которая в Риге живёт?
   С в е т а. На кухне была.
   Б а б у ш к а. На кухне? Что же она там делала?
   С в е т а. Готовила котлетки на пару для дедушки.
   Б а б у ш к а. Не может быть!...Нет, не могу в это поверить...Поверить не могу...
  
   (Входит В и к т о р)
  
   В и к т о р. Чему, мама, ты не можешь поверить?
   Б а б у ш к а. Ох! Господи, ты, Боже мой...
   В и к т о р. Что такое?
   Б а б у ш к а. Ты бы слышал, что она о своём дедушке рассказывает.
   В и к т о р. Что?
   Б а б у ш к а. Ох! Лучше бы тебе и не слышать этого.
   Л и л я. Это почему же? Хотите сказать, что он у Вас принцем голубых кровей уродился, и что ему нельзя слу­шать те гадости, которые мы тут выслушиваем? Что его тонкая ду­шевная организация не позволяет ему отлупить Светку, как сидорову козу за такие безобразные слова про своего деда?
   С в е т а. Папа, не слушай их! Особенно маму не слушай!
   В и к т о р. Может быть, мне совсем уши заткнуть? Или лучше вообще уйти отсюда?
   Б а б у ш к а. Ой, не знаю я...Может, и лучше, от греха подальше.
   Л и л я. Нет уж, пускай остается, и со Светкой разберётся, как следует! Никого слушаться не желает.
   С в е т а. Папа, не нужно разбираться! Не нужно мне никаких разбо­рок.
   Л и л я. Нет, нужно! Обязательно ей мозги вправить нужно. А то, че­го доброго, ещё начнет эту околесицу на улице нести...Или в лицее кому-нибудь расскажет. Что тогда о нас люди подумают?
   С в е т а. А то ты не знаешь, что они сейчас о нас думают.
   Л и л я. Не знаю, и знать не хочу.
   С в е т а. Ну да, не хочешь. Если бы не хотела, так под чужими дверями не стояла бы, не подслушивала.
   Л и л я (возмущённо). Чего ты придумываешь?
   С в е т а. Я не придумываю. Ты всегда подслушиваешь, когда по лестнице идёшь.
   Л и л я. Я не имею такой привычки, под дверями подслушивать!
   Б а б у ш к а. Ладно уж, Лиля, врать не надо, имеешь ты такую привычку. Я сама тебя не раз за этим занятием заставала.
   Л и л я. Вы сами врёте, Клавдия Семёновна!
   В и к т о р. Ты почему так с моей матерью разговариваешь?
   Л и л я. Как могу, так и разговариваю.
   В и к т о р. Не надо так. Зачем её оскорблять?
   Л и л я. Я её не оскорбляю. Клавдия Семёновна, скажите, разве я Вас хоть чем-то обидела?
   Б а б у ш к а. А ты, Лиля, сама как думаешь, обидела ты меня, или нет?
   Л и л я. Чем я Вас обидела?
   Б а б у ш к а. Вот ты запрещаешь мне рассказывать своей родной внучке о себе, о своём муже, о своей жизни...
   Л и л я. Я запрещаю?
   Б а б у ш к а. Да, запрещаешь. Так я скрывать не стану, очень мне это обидно. Как будто не человек я, а насекомое какое.
   Л и л я. Клавдия Семёновна, послушайте...
   Б а б у ш к а. Нет, уж лучше ты послушай, Лиля. Я, можно сказать, свою жизнь уже прожила, пусть и не очень хорошую, но и плохой её то­же не назовёшь. Всё в ней было. Горестей, наверное, больше, чем радостей, но всё же это была моя собственная жизнь, и прожить её за­ново мне не под силу. Почему же, по-твоему, я должна стесняться про­житой жизни? Я ничего плохого людям не делала. Каюсь, и хорошего то­же мало кому успела сделать. Думала, всё ещё впереди, думала, успею рассчитаться за то добро, что люди мне и Виктору моему сделали. А вот нет, не успела. Жизнь так повернулась, что и нет уж тех, перед которыми я в долгу. Умерли они все, а я вот живу... Но, тебе, Лиля, я могу сказать точно: тебе я ничего не должна. Не я у тебя, а ты у меня, в моём доме живёшь. И все вы.
   В и к т о р. Мама, не надо.
   Б а б у ш к а. Что, не надо?
   В и к т о р. Попрекать нас тем, что мы вынуждены сейчас у тебя жить. Ты же знаешь, как обстоятельства сложились. В срочном порядке этот вопрос пришлось решать: или в Россию возвращаться, или чужое гражданство принимать.
   Б а б у ш к а. А я тебя в эту Прибалтику не гнала! Ты туда сам за счастьем от­правился. Ну и как, сынок, большое счастье ты вдали от родного до­ма приобрёл?...(Кивает на Л и л ю)...Неужели нельзя было здесь такое счастье найти?
   С в е т а. Бабушка, а я?
   Б а б у ш к а. Что, ты?
   С в е т а. Разве я маленькое счастье? Меня, между прочим, тоже из Прибалтики привезли.
   Б а б у ш к а. Да какое ты счастье! Горе ты, луковое, для всех для нас. И для от­ца, и для матери, и для меня...
   С в е т а. Хорошо, хорошо, бабулечка, можешь не продолжать. Я всё поняла.
   Б а б у ш к а. Что ты поняла?
   С в е т а. Как сильно вы меня любите. Так же, как мой дорогой дедулечка.
   В и к т о р. Какой дедулечка? Ты о чём?
   С в е т а. Не о чём, а о ком. А у меня их, между прочим, два, и один другого стоит.
   В и к т о р. Кто чего стоит?
   С в е т а. Один другого. Один мой дедуш­ка бандит, другой мой дедушка - садист.
   Л и л я. Виктор, ты слышал?...Почему ты молчишь? Сделай хоть ты с ней что-нибудь!
   В и к т о р. Светка, ты что, сдурела? Какой бандит? Ты про кого говоришь?
   С в е т а. Про твоего родного папочку!
   В и к т о р. Что-о?
   С в е т а. Про то, как он своих соседей поубивал, ког­да они у него водку отобрать хотели.
   Л и л я. Клавдия Семёновна, вот плоды Вашего просвещения.
   Б а б у ш к а. Светка, откуда ты это взяла? Что ты болтаешь! Я тебе разве это говорила?
   С в е т а (бегает и кричит). Говорила! Говорила! Это ты мне рассказывала, как мой дедуш­ка схватил нож, и давай их кромсать!...Раз! И нет вредного соседа!...Раз! И нет другого!...Все его боялись! Даже в тюрьме! А ког­да он из тюрьмы вышел, так вообще в авторитетах ходить стал! Одним словом, крутой у меня был дед...
   В и к т о р. Мама, что это значит? Ты зачем ведёшь со Светкой дурацкие разгово­ры? Разве ты не знаешь, какая она?
   Б а б у ш к а. Витечка, сынок, неужели ты думаешь, что твоя мать могла та­кую галиматью напридумывать, и своей внучке рассказать?
   В и к т о р. А откуда она всё это взяла? Я тебя Христом-Богом просил, никому ничего об отце не рассказывать! А тем более Светке! Зачем ты ей это рассказала?
   Л и л я (с чувством). Виктор!
   В и к т о р. Что?
   Л и л я. Ты хочешь сказать, что твой отец и на самом деле был...(Понижая голос)...убийца?
   С в е т а (приплясывает). Убийца! Убийца! Да не просто убийца, а настоящий бандит! Настоящий авторитет! Ох, и крутой же у меня был дед...
   Л и л я. Замолчи сейчас же, дура! Замолчи, а не то пожалеешь!
   С в е т а. Это ты пожалеешь! И своему папуле напиши, что он тоже ещё пожалеет! Я ему за всё отплачу! За его щипки, да пугалки...
   Л и л я. Какая ты глупая! Дедушка просто шутил с тобой, а ты на него напраслину возводишь.
   С в е т а (заскакивает на стул). Зато я с ним шутить не собираюсь! Вот приеду к нему, и в камине его зажарю!
   Б а б у ш к а. О, господи, вот наказание-то какое...
  
   (Входит Н е л я)
  
   Л и л я. Неля, скажи хоть ты ей! Скажи, скажи, может, она хоть тебя послушает.
   Н е л я. Светка! А ну, сейчас же, слезай со стула!
   С в е т а. Ни за что!
   Н е л я. Слезай, тебе говорят, а не то я тебя за уши стащу!...(Хватает С в е т у за шиворот и стаскивает со стула)...Ах, ты, паршивка! А ну, отвечай, дрянь такая!...(Тычет С в е т е под нос бумагу)...Это твоя работа?...Твоя?...Это ты, подлянка, натворила?
   С в е т а. Что я натворила? Ничего я не знаю!...Ой!...Мама!
   Н е л я. Я тебе покажу маму! Не знает она...Да вы только погля­дите на неё! Дитя невинное! Как придуриваться научилась...(Таскает С в е т у за уши, та визжит)...Я сейчас уши тебе оборву!
   Б а б у ш к а. Нелечка, ты бы уж полегче. Светка, конечно, нака­зания заслужила, но это уж черезчур ... Лиля, да уйми ты её!
   Л и л я. Неля...Неля, хватит!...Хватит с неё.
   В и к т о р. Неля, а и вправду, утихомирилась бы ты, а не то, чего доброго, ещё соседи услышат.
   Н е л я. Услышат! Ещё как услышат! Скоро у нас такой шум поднимется, что сюда не только соседи сбегутся. Увидите, какое веселье будет, когда к нам гости из зоны приедут.
   В и к т о р. Что ты болтаешь? Какие гости? Из какой зоны?
   Н е л я. Из обыкновенной! В которой уголовников держат!...Что, не понимаете? Наша Светка, оказывается, втихаря переписку с зоной организовала! У неё, оказывается, там уже женихи появились!
   С в е т а. Не у меня, а у тебя! Я от твоего имени письма посылала! И фото­графии твои вкладывала...И не женихи там вовсе, а жених. Всего-навсего один-единственный.
   В и к т о р. Чего-о-о? Да как ты посмела?
   С в е т а. Мне надоело, что она с нами тут живёт, и всеми командует! А самой давно уже замуж пора! Тридцать лет скоро! Давно уже ста­руха. Что, разве не так?
   Л и л я. И ты решила сосватать нашу Нелечку за уголовника?...(Истеричес­ки хохочет)....Ах-ха-ха-ха!... Как замечательно! 3а уголов­ника! Ах-ха-ха-ха!...Уголовник...(Выходит, но в дверях ос­танавливается)...Боже мой, ещё один...Ах-ха-ха-ха! Лучше ничего и не придумаешь...Ах-ха-ха-ха!
   С в е т а. Мама, ты чего?...Что с тобой? Что смешного-то?
   Н е л я. Мама, ты куда? Надо срочно что-то делать! Я просто ума не приложу, что нам делать?
   Б а б у ш к а. А что нам делать?
   Н е л я. Так ведь он, этот Светкин жених, письмо мне оттуда с человеком передал!
   В и к т о р. Как, передал?
   Н е л я. Я стою, торгую, подходит ко мне парень, сразу видно, из бывалых, и говорит: "Вы Неля? А я Вас сразу признал. Вот, возьмите, весточка для Вас..." Сказал так, и суёт мне в руки письмо. Я стою, как дура, ничего не понимаю, только улы­баюсь, а его уже и след простыл. Открыла я это письмо, стала читать и обомлела! Вы только послушайте, что он пишет: "Дорогая, ненаглядная, любимая моя Нелечка! Скоро, очень скоро я смогу, наконец, увидеть тебя, и не во сне, а наяву. Мои сны о тебе сбываются и я, наконец, смогу прижать тебя крепко-крепко к своей груди. Я только об этом здесь и думаю, об этом и мечтаю. О том мгновении, когда обниму тебя, потом поцелую, а потом...Нет, любимая моя Неля, о том, что будет по­том, я даже не смею мечтать. Любовь моя, я считаю минуты! Именно мину­ты, а не часы, до нашей встречи с тобой, после которой, я уверен, мы уже никогда больше не расстанемся. Нет такой силы на земле, которая смогла бы разлучить нас..." И дальше всё в том же духе. Ну, как, вам понравилось?
   В и к т о р. Дай-ка мне сюда...(Берёт письмо, читает)
   Б а б у ш к а. Неля, а мне понравилось. Ей-Богу, понравилось. И чего это ты так расстроилась? Я тебя по­нять не могу. Парень-то, по всему видать, шибко тебя полюбил, так что ты...
   Л и л я. Какой парень? Где Вы парня увидели, Клавдия Семёновна?
   Б а б у ш к а. А кто же?
   Л и л я. Уголовник это! Самый натуральный уголовник!
   С в е т а. Мама, ты его не видела, а говоришь. Он же вылитый Жан-Клод Ван-Дам! Если не веришь, могу фотокарточку показать.
   Л и л я (истерично). Выброси её! Выброси её сейчас же!
   В и к т о р (обеспокоенно). Да погодите вы шуметь! Послушайте, что он пишет..."Буду у вас не сегодня-завтра"...Что делать будем?
   Л и л я. Выгнать, вот и весь с ним разговор!
   Б а б у ш к а. Лиля, ну о чём ты говоришь? Разве можно так с человеком поступать? Он-то ни в чём не виноват, это Светка его обманула.
   Л и л я. Тогда Светку ему и отдадим!
   В и к т о р. Не болтай! Чего ты болтаешь?
   Л и л я. Раз она это всё затеяла, пускай сама и расхлёбывает! А он пусть забирает её и уматывает на все четыре сто­роны!
   В и к т о р. Лиля, с этими людьми нельзя такие шутки шу­тить. Судя по письму, он человек серьёзный, и если мы его отсюда гнать начнем, то знаешь...Как бы потом чего не вышло. Как бы нам всем от этого худо не стало...Не знаю, что и придумать...
   Б а б у ш к а. Ничего вы сейчас уже не придумаете. Как бы там ни было, а человека надо встретить, как положено. А там уж, будь, что будет...
  
   Д Е Й С Т В И Е В Т О Р О Е
  
   (Л и л я и В и к т о р вдвоём)
  
   В и к т о р. Лиля, я тебя прошу...
   Л и л я. Ты можешь меня сколько угодно просить, но участвовать в ба­лагане я не собираюсь.
   В и к т о р. Лиля, почему ты не задумаешься о последствиях? Это го­раздо серьёзнее, чем тебе кажется. Как ты не можешь понять? Мы привязаны, никуда и дёрнуться не можем. У нас павильон на рын­ке, и вообще...Как можно вот так поступать? Взять и наплевать на такого...Такие люди...
   Л и л я. Да я таких, если хочешь знать, вообще за людей не считаю! Мочить в сортире, вот и весь с ними разговор.
   В и к т о р. Прекрати! И не вздумай говорить ничего подобного, если он сюда заявится.
   Л и л я. За меня не беспокойся. Ноги моей здесь не будет до тех пор, пока он не уберётся.
   В и к т о р. А если он вдруг здесь задержится? Куда ты тогда? У тебя и знако­мых-то в городе никого нет.
   Л и л я. Ничего. Могу и на работе перекантоваться.
   В и к т о р. Ты про эту холеру, куда мы те­бя пристроили?...Между прочим, для дела пристроили, а ты и дел-то ника­ких там сделать не можешь.
   Л и л я. Могу. Я в этой соцзащите многое, что могу.
   В и к т о р. Что ты можешь?
   Л и л я. Да хоть завтра могу твою мамашу в дом престарелых отправить.
   В и к т о р. Ох ты, какая храбрая. Смотри, как бы тебя саму туда раньше вре­мени не отправили.
   Л и л я. А ты думаешь, я этого боюсь? Уж там-то, точно, мне никто каждый день нервы трепать не станет. Может быть, хоть там я, наконец, отдохну от всех вас...От всей этой жизни.
   В и к т о р. Лиля, ты можешь быть серьёзным человеком? Пойми: речь идет о судьбе твоей дочери! Ты же мать, как ты можешь оставаться равнодушной к ней в такой дикой ситуации?
   Л и л я. Опять Неля, и опять дикая ситуация? Сколько это может продол­жаться! Она девочка, что ли? Неужели мы до самой смерти обязаны за ней г...о разгребать?
   В и к т о р. Лиля, ты несправедлива. Неля ни в чём не виновата.
   Л и л я. А кто виноват?
   В и к т о р. Это же всё Светка устроила! Надо же было до такого додуматься, письма в зону писать ... Нелины фо­тографии посылать...Пригласить к нам этого...
   Л и л я. Ты договаривай, не стесняйся. Ты хотел сказать, уголовника?
   В и к т о р. Не понимаю я тебя, Лиля. Как можно быть такой жестокой? Родной дочери в трудную минуту не помочь.
   Л и л я. Знаешь, что? Ты забыл, сколько раз ей уже помогали? Все только вокруг неё вертелись, всё время, всю жизнь! И сейчас...
   В и к т о р. Что, сейчас?
   Л и л я. А сейчас она уже взрослая баба! Баба! Ей уже столько, сколько мне было, когда мы с тобой встретились! Я уже к этому возрасту...А-а...(Машет рукой)...Сам как будто не знаешь. Я-то, дура, думала, вот, наконец, закончились мои мучения, вот, наконец, жизнь начинается. И что? Такое началось, такое...Полгода не прошло, как она нам такую кашу заварила, что до сих пор расхлёбываем, и никак расхлебать не можем. Страшно вспом­нить, что пережить пришлось.
   В и к т о р. Вот и не вспоминай. Всё понемногу утряслось, улеглось, устоялось. Жизнь наладилась...
   Л и л я. Виктор, послушай меня внимательно.
   В и к т о р. Я слушаю.
   Л и л я. Так вот, ничего не утряслось. И ничего не наладилось, понял? Всё как было тогда, так и осталось, на том же самом месте.
   В и к т о р. В каком смысле?
   Л и л я. Не решили мы тогда со Светкой вопрос.
   В и к т о р. Лиля, не надо. Не говори так.
   Л и л я. Как есть, так и говорю. Зря я тебя тогда послушалась. Надо было сделать, как родители советовали.
   В и к т о р. Ты, что, серьёзно? Выбросить родную внучку на помойку?
   Л и л я. Не на помойку выбросить, а просто в роддоме оставить.
   В и к т о р. Просто? Вот так просто? Как ты можешь об этом говорить? Как будто это так просто, взять и оставить...Не по-человечески это.
   Л и л я. Перестань! Тебе легко мораль читать, а мне каково? Каждый день за эту чертовку отвечать приходится! Каждый день нервы треплешь, вос­питываешь, заботишься, а она только...
   В и к т о р. Лиля, если честно, не очень-то ты о ней заботишься.
   Л и л я. Как могу, так и забочусь. В меру своих сил забочусь. Только их у меня уже совсем не осталось.
   В и к т о р. Не знаю, в меру, или нет, но мама заботится о ней гораздо больше.
   Л и л я. Естественно! Она же ничего не знает, думает, что Светка наша с тобой дочь.
   В и к т о р. Вот и пусть думает.
   Л и л я. А ес­ли она узнает, что Светка не дочь мне, а внучка? Узнает, кто её настоящая мать? Как она тогда о ней заботиться будет?
   В и к т о р. Она не должна об этом знать...Да и откуда она узнает? Никто, ни одна душа здесь об этом не подозревает. Так что соседей опасаться нам не приходится. Лично я матери ничего говорить не собира­юсь, за Нелю я ручаюсь, поэтому бояться нам абсолютно нечего...Если, конечно, ты сама не проболтаешься.
   Л и л я. Я-то не проболтаюсь, а вот у тебя, я вижу, всё очень просто по­лучается. Ничего можно не бояться, всё под контролем. И ты будешь мол­чать, и Неля, и соседи ни о чём не догадаются. А если всё-таки догадаются? Что тогда? Опять я во всём буду виновата? Опять я, а не Неля? Опять ты её выгораживать будешь? Только, как ни скрывай, а рано или поздно правда наружу выплывет ...И это, между прочим, сильно в глаза бросается.
   В и к т о р. Что в глаза бросается?
   Л и л я. Что она мать Светки.
   В и к т о р. Перестань! Что за ерунду ты придумываешь?
   Л и л я. Если ты это­го не замечаешь, то это ещё не значит, что со стороны не видно. Ещё как видно.
   В и к т о р. Что видно?
   Л и л я. Что она к Светке совсем не как к сестре относится.
   В и к т о р. Да брось ты! Никто, кроме нас, не видит в них ничего большего, чем просто две сестры. Только разница в воз­расте большая.
   Л и л я. Я была бы очень рада, если бы ты оказался прав. Только как ты вот такое объяснишь...Спускаюсь я по лестнице, дня два назад, а внизу соседка из тридцать восьмой мне: "Здравствуйте, - говорит, - давно не виделись. Что же Вы, милая, ни­куда не выходите? Уж не болеете ли?" Я ей: "Нет, не болею, у меня всё нормально..." А она не отстаёт! "Ну и слава Богу, рада за Вас. А то я с Вашей Светланкой только Нелю и вижу. Какая же она у Вас замечатель­ная! Так о своей младшей сестре заботится, так заботится, совсем по-матерински. Я ведь каждый день наблюдаю, как она за Светлану переживает. Всё-то её волнует, и поела ли Света, и тепло ли одета, и выучила ли уроки. Признаюсь Вам честно, не всякая мать так о своём ребёнке заботится, как Ваша Неля о сестрёнке..."
   В и к т о р. Ну и что в этом особенного? Что ты такого нашла в словах тё­ти Нюры?
   Л и л я. А ты думаешь, что эта старая мымра и впрямь так восхищена её заботой о Светке?
   В и к т о р. А почему я должен думать иначе?
   Л и л я. Ты, что же, думаешь, она завела этот разговор без задней мысли?
   В и к т о р. Да я эту тётю Нюру с детства знаю! И всегда она такой была. Что видит, то и говорит, прямо в глаза. Ни­когда в её словах ни задней мысли не было...Да, вот, послушай! Это ещё когда я в институт после школы поступать собирался, знаешь, что она мне прямо в глаза выложила? Встретила меня, вот так же, на площадке, и говорит: "Что, мол, Витёк, сильно родного отца застеснялся? Хочешь подальше от него собственную жизнь начать?" Я от неожиданности опешил, потом что-то возражать стал, что-то насчёт специальности, которую только в Риге получить можно. А она, как сейчас помню, смотрит на меня так, с прищуром, недоверчиво, и продолжает: "Это хорошо, Витёк, если тебя специальность эта так притягивает. А вот будет плохо, если никакого тебе дела ни до этой специальности, ни до той Риги нет, а просто бежишь ты, сломя голову, куда подальше, от самого себя спрятаться хочешь..." Я ей в ответ: "Чего мне от себя прятаться? Меня всё в себе устраивает..." А она: "Если тебя всё в себе так устраивает, то почему же тебя всё в твоём отце так раздражает? В тебе же и его кровь течёт..." Ох, и разо­злился же я на неё тогда! Каких только гадостей ей не наговорил. Говорил ей, говорил, невесть что, руками размахивал, а напоследок заорал: "Не смейте вмешиваться в мою личную жизнь, а не то пожалеете!" И ты знаешь, Лиля, меня тогда поразила её реакция. Нисколько она не испуга­лась, и не возмутилась, а только немного попритихла. Помню, сто­ит она, смотрит на меня с какой-то непонятной жалостью, будто перед ней не здоровый, самоуверенный парень, у которого вся жизнь впереди, а смертельно больной ребёнок. "Эх, - говорит, - Витёк, Витёк, ишь, как в тебе кровь-то отцова взыграла. Смотри, не наделай там глу­постей, как отец, чтобы потом всю жизнь каяться не пришлось..." Сказала так, повернулась, и к себе пошла. А я один, как мне показалось, на площадке остался. Стою я, ей вслед какие-то дурацкие угрозы посы­лаю, и вдруг замечаю: двери-то в других квартирах не плотно прикрыты. Оказывается, и соседи этот разговор слышали. И так мне стало стыдно! Опомниться не успел, только за вещич­ками домой заскочил, ноги в руки, и на вокзал. Всю ночь за билетами простоял, а на­утро уже в поезде ехал...
   Л и л я. Ну, вот видишь! А я тебе про что говорю? Никуда от этих соседей не скроешься. Со стыда сгоришь, когда всё наружу выплывет. Не знаю я, за­чем эта тётя Нюра суёт свой нос в чужие дела, но одно могу тебе ска­зать точно: не такая она дура, как прикидывается. И если уж завела такой разговор...
   В и к т о р. Ладно, Лиля. Если она ещё привязываться будет, ты ей просто не отвечай. Сделай вид, что не понимаешь, и всё тут...
   (Входит Б а б у ш к а , нагруженная тяжёлыми сетками)
  
   Б а б у ш к а (отдышавшись). Фу-у...Устала я...А вы что? Всё прохлаждаетесь, голубчики? Как будто у вас и дел больше никаких нет... И о чём вы тут беседы приятные ведёте?
   Л и л я. Да так, ни о чём...Просто сидим тут с Виктором, о том, о сём разго­вариваем.
   Б а б у ш к а. Надо же так, о том, о сём! Они тут балясы точат, а мать-старуха тя­жести на пятый этаж таскает, надрывается.
   Л и л я. Клавдия Семёновна, никто Вас не заставляет сетки наверх таскать. Зачем?
   Б а б у ш к а. Неужели, Лиля, я сама, от нечего делать, старую, больную спину ломать буду? Ты думаешь, мне это очень нравится?
   Л и л я. Наверное, нравится, а иначе я Вас не понимаю. Вы прекрасно знаете, у нас с Виктором свой бизнес, павильон...
   Б а б у ш к а. Ой! Бизнес! Павильон! Палатку на углу поставили, и вот у них уже павильон. Небось водочкой там приторговываете, или ещё чем похуже, вот и весь ваш бизнес.
   В и к т о р. Водкой, между прочим, только в павильоне тор­говать можно, а не в палатке, и не на углу.
   Б а б у ш к а. Ладно, знаю я вас. Павильон, так павильон, если вам от этого жить легче. Только всё равно ни за что не поверю, что у вас там что-то стоящее есть.
   В и к т о р. Всё оттуда принести можно...Ну, или ещё где-нибудь купить.
   Б а б у ш к а. Что же ты, сынок, не купишь, и не принесёшь? Чего ты ждёшь? Я одно знаю, если мать этого не сделает, то холодильник так пустым и останется.
   В и к т о р. Мама, зачем ты так?
   Б а б у ш к а. А как же иначе? К вам с минуты на минуту гости незваные нагря­нуть могут, а никому до этого и дела никакого нет! Мало того, так ещё Светка, паршивка, которая всё это затеяла, совсем обнаг­лела! Я кое-как с этими сетками до дома дотащилась, гляжу, а она с такими же шпингалетами на лавочке рассиживает. Я ей: "Помоги, - говорю, - бабке, старой, да больной, тяжести по лестнице поднять..." А она, на­халка малолетняя, знаете, что мне в ответ? "Не могу, бабуля. Ты раз­ве не видишь, что я занята? Да и вообще, я тебе, - мол, - вот что скажу: молодым девушкам тяжести носить вредно. Запросто фигуру испортить можно..." Люди мимо проходят, на нас оглядываются, смеются, а ей хоть бы что! Стыд, да и только...Совсем девчонка от рук отбилась.
   Л и л я. Виктор, ты слышал?
   В и к т о р. Слышал.
   Л и л я. Сколько ещё это может продолжаться?
   В и к т о р. Хорошо, я сейчас спущусь, и уши ей надеру, если вы не возражаете.
   Л и л я. Делай с ней, что хочешь. Хоть прибей её.
   Б а б у ш к а. Ишь ты какая, прибей её...Да ты сперва поймай её! Сколько за ней бегать будешь, и не найдёшь, пока она сама не соизволит явиться. А домой она заявится, только когда пузо потребует.
   В и к т о р. Ничего, я её живо отыщу...
   (В и к т о р уходит)
  
   Б а б у ш к а. Да уж, ты отыщешь...Искатель ты мой, непутёвый. Как с детства на­чал искать, так всё ищешь, ищешь...А что ищешь, сам не знаешь. Вчерашний день, наверное.
   Л и л я (сидит, закрыв голову руками). Господи! Как мне всё это надоело!
   Б а б у ш к а. А ты думаешь, мне не надоело? Надоело, Лиля, ещё как надоело. Всё, как есть, надоело.
   Л и л я. Клавдия Семёновна, не мучайте меня! Разве Вы не видите: я уже жить не хочу!
   Б а б у ш к а. Да брось ты, Лиля! Что за разговоры? Уж чего-чего, а жить-то мы все хотим.
   Л и л я. А я не хочу! Поймите Вы меня, не хочу я больше жить.
   Б а б у ш к а. Как, не хочешь? С чего это тебе не жить?...И как это может жить надоесть? Не понимаю...Ни в чём человек не нуждается, всё у него есть...
   Л и л я. Ничего у меня нет. Ни-че-го.
   Б а б у ш к а. Как это, ничего?
   Л и л я. Смысл жизни я, Клавдия Семёновна, потеряла.
   Б а б у ш к а. Чего, чего? Смысл жизни?...Да у тебя, Лиля, видать, к жизни требова­ния завышенные... Смысл жизни она потеряла...Я тебе, Лиля, конечно, не судья, но ты Бога-то не гневи. Ты же более чем обеспечена! Твой отец, бывший начальник, и какой начальник, того не имел, что у тебя сейчас есть. А ты говоришь, ничего...Всё у тебя есть, всё...И здоровье есть. Тебя даже здоровьем Бог не обделил.
   Л и л я. Причём здесь здоровье?
   Б а б у ш к а. А вот притом. Твой отец, бедный, несчастный, парализованный, лежит там сейчас безо всякого ухода...
   Л и л я. Как это, без ухода? Не говорите ерунды. Как же без ухода, если мама за ним ухаживает?
   Б а б у ш к а. Ну и хорошо, раз ухаживает. Только я, Лиля, не об этом.
   Л и л я. А о чём?
   Б а б у ш к а. А о том, что вот оста­лись они там одни, в этой Прибалтике, никому не нужные, неприкаянные. Конечно, твоя мама старается, делает всё, что в её силах, только сколько у неё сил-то ещё осталось?
   Л и л я. А у меня уже вообще никаких сил больше не осталось! Ни на что не осталось.
   Б а б у ш к а. А на что они тебе? Тебе, что, мешки таскать? Это мне пришлось всю жизнь как проклятой корячиться, а тебе и так, с детства всё просто доставалось...Да и сей­час, подумай, чего ещё тебе не хватает? Сама посуди: мужик при тебе, квартира эта в твоём распоряжении, работу мы тебе подыскали, не бей лежаче­го, ну, что ещё? Целых две машины у вас, гараж под боком...Павиль­он на рынке...Ну, и две взрослых, здоровых девки впридачу. Чего тебе ещё от жизни надо?
   Л и л я. Если уж на то пошло, то квартира не моя, а Ваша. Гараж этот дыря­вый мы за деньги арендуем, и немалые. Машины старые, вот-вот разва­лятся...И работа эта - не работа, а чёрт знает, что...О дочерях я и го­ворить не хочу...Устала я.
   Б а б у ш к а. И опять ты, Лиля, не права. Я тебя, конечно, понимаю, Светка не подарок. По­нимаю, трудный ребёнок, но ведь твой же, твой! И никуда теперь от этого не денешься, как воспитала её, так она и ведёт себя. Сама виновата.
   Л и л я (не владея собой). В том-то и дело, что не мой! Понимаете, не мой!
   Б а б у ш к а (изумлённо). Как это, не твой?
   Л и л я. Не мой она ребё­нок. И мне надоело постоянно выслушивать от Вас упреки в том, что я её плохо воспитала. Нет моей вины перед ней, хоть и надоела она мне до чёртиков...Видеть её не хочу! Жалею, что совершила такую глупость по молодости.
   Б а б у ш к а (ошарашенно). Лилечка!...Да как же так? Выходит, Светланка-то у вас приёмная?...Вы, что же, её из детдома взяли?...Ай-яй-яй...Значит, своих-то деток у вас не получилось?...Ай-яй-яй...Потому так теперь и переживаете...Ай-яй-яй-яй...
   Л и л я. Клавдия Семёновна, как я была бы счастлива, если бы всё было так. Нет, всё гораздо сложнее, гораздо глупее, гораздо хуже.
   Б а б у ш к а. Как, хуже? Что, хуже?
   Л и л я. То, что произошло.
   Б а б у ш к а. А что произошло?
   Л и л я. Не могу я Вам всей правды сказать.
   Б а б у ш к а. Ну уж, нет, Лиля, так у нас дело не пойдёт. Коли проговорилась, так давай, договаривай до конца. Теперь молчать тебе резо­ну нет. Рассказывай, давай.
   Л и л я. Не могу.
   Б а б у ш к а. Давай, давай, рассказывай. Мы здесь все вместе живём, одной большой семьёй, друг о друге правду знать должны.
   Л и л я. Зачем Вам эта правда? Не нужна она Вам...Никому правда не нужна, без неё жить легче.
   Б а б у ш к а. Не обманывай себя! Коли тебе без правды, коли во лжи легче было бы жить, так ты бы и под пыткой не проговорилась! А я тебя не пыта­ла, ты сама этой правды не выдержала. Так от этой тайны измучилась, что поделиться ей захотела.
   Л и л я. Не могу я ей поделиться.
   Б а б у ш к а. Почему?
   Л и л я. Не моя это тайна. Если бы она была только моей. А это наша общая тайна.
   Б а б у ш к а. Чья, ваша?
   Л и л я. И моя, и Виктора, и Нели...
   Б а б у ш к а. Постой, постой! И Нели, говоришь? Неле уже сколько?...Двадцать девять. Светланке скоро пятнадцать будет...Так вот оно что-о! Неужто Светланку Неля родила?...Батюшки-светы! А ты её, никак, удочерила?
   Л и л я. Ну, вот, сами обо всём догадались. Не хотела говорить, а мне и говорить ни о чём не пришлось.
   Б а б у ш к а (обнимая Л и л ю). Лилечка! Бедная ты моя!...Горемычная ты моя...А я-то, дура старая, всё ругаю тебя, да ругаю, за то, что не слишком-то ты с дочерьми лас­ковая...За то, что не поговоришь с ними по-человечески, не посмеёшься вместе с ними. А какой уж тут смех? Не до смеха тебе.
   Л и л я (плачет). Отсмеялась я своё, отвеселилась...Не усмотрела вовремя за дочерью, вот и не до смеха мне теперь.
   Б а б у ш к а. Да как же это получиться могло?...Господи! Совсем ведь молоденькой тог­да Неля была...Девчонкой ещё...Ай-яй-яй...А кто отец-то у Светки?
   Л и л я. Не знаю я, Клавдия Семёновна, ничего не знаю.
   Б а б у ш к а. Как это, не знаешь?
   Л и л я. Не говорит об этом Неля. Как сразу не сказала, так до сих пор молчит, а я не спрашиваю...Да и зачем мне это знать, кто настоящий отец у Светы? Никому это не нужно, а Светлане тем более. Пускай думает, что Виктор.
   Б а б у ш к а (задумчиво). Так, так...А Виктор, значит, против не был?
   Л и л я. Какое там, против! Это его затея и была. Он и предложил мне не ос­тавлять Светку в роддоме, а удочерить нам с ним её. И как только не старались его разубедить, всё было напрасно! Мой отец, как про это узнал, так сначала вообще не хотел забирать её из роддома. И мама го­ворила: "Еще пожалеете, что себе оставили..."
   Б а б у ш к а. Ладно, оставили, и оставили, и Бог с ней. Выросла девка, и лад­но...Только я всё-таки не могу, понять, как такое могло с Нелей произойти? Она же у нас такая скромница. Сколько вы с ней здесь живёте, а у неё и ухажеров-то никаких не было. Ни одного, хотя бы самого захудалого, ни разу с ней не видела...Как же так?
   Л и л я. Это она сейчас такая стала...Да и то, честно Вам признаюсь, не верю я в её скромность, Клавдия Семёновна. А тогда...Вы даже пред­ставить себе не можете, что там у нас тогда творилось! Везде, на каж­дом углу - секс, секс, секс! Из каждого киоска голая задница выгляды­вала. В школе, на родительских собраниях, и то не про учебу говорить стали, а всерьёз обсуждать: а не следует ли и для наших детей устроить комнаты для свиданий, как в других, более культурных странах? Специ­альные уроки ввели! Как будто этому делу кого-то ещё учить нужно. Как будто сами не знали, что дурное дело - не хитрое...А тут ещё видиотеки чуть ли не в каждой подворотне появляться стали, каждый у себя дома видик завёл. Стали они вместе собираться, да порнушные фильмы крутить...
   Б а б у ш к а. Да что ты говоришь! И Неля эту гадость крутила?
   Л и л я. Ну, что Вы, Клавдия Семёновна, за вопросы задаёте? А кто их не крутил? И сейчас по телевизору, бывает, крутят, не стесня­ются.
   Б а б у ш к а. Ты-то куда смотрела?
   Л и л я. А что я? Я разве тогда понимала, чем дело кончится? Мне тогда самой было-то...Всего ничего. Я ведь первый раз, как мне во­семнадцать стукнуло, так сразу замуж выскочила. Полгода не прошло, Неля на свет появилась. А в двадцать я уже с первым мужем разошлась. Десять лет одна, без мужа её воспитывала. Хорошо ещё, роди­тели помогали, и материально, и по хозяйству...И для Нели всё делали. Тряпки ей покупали, репетиторов нанимали, в кружки разные устра­ивали. В общем, ни в чём Неля не нуждалась. Да это и по ней вид­но было. Всегда она была девочкой нарядной, ухоженной, набалованной. Мальчишки за ней с детства табуном бегали. Дед её, мой папа, всегда ею перед своими сослуживцами хвастался. Очень любил её, пока не подросла, за ручку по улицам водить. А когда узнал, что она беремен­на, так чуть рассудка не лишился. Сначала хотел за границу её везти, там у хороших врачей аборт делать, да пока документы оформляли, передумал. Отговорили его, всякой ерунды наговорили, вот он и напугался, что это её здоровью повредить может. Помог роды в тайне ор­ганизовать, в другом городе...Потом стал семью подыскивать, которая согласилась бы удочерить Светлану...
   Б а б у ш к а (задумчиво). Ты знаешь, Лиля, мне тоже кажется, так и нужно было поступить. Я бы на вашем месте не решилась оставить у себя Светку.
   Л и л я. Поздно сейчас об этом говорить. А тогда Ваш Виктор зачем-то в это дело вмешался. Представляете, расплакался даже! "Жалко, - говорит, - ребёночка маленького, беззащитного, бросить неизвестно на кого. А вдруг у нас с тобой своих детей не будет? Так пусть хоть Светланка нам дочкой останется..." Очень меня тогда его слёзы тронули. Надо же так, думаю, повезло мне на этот раз с мужиком. Не ожидала после первого брака такого чадолюбивого встретить.
   Б а б у ш к а. Знаешь, Лиля, я и сама от Виктора такого не ожидала...Такого по­ступка...Действительно, молодец...Хотя и дурак...Ох, и дурак же он!
   Л и л я. Вот и я про то же. Он ведь как тогда это оправдывал: "Неля, - мол, - через два-три года школу закончит, и дальше учиться уедет, в Москву, или Питер. А мы со Светланкой останемся забавляться, она нам и доч­кой, и внучкой будет..." Ну, я и согласилась её на себя записать. Труда это никакого не составило, всё ведь по блату делалось, и роды, и про­чее. Всё было быстро и без шума сделано и, как вначале показалось, хорошо. Только никуда Неля учиться не поехала, ни через два года, ни через пять, ни через десять. Сами видите: до сих пор с нами живёт, и никуда не собира­ется. Она и с дедушкой в Риге не согласилась остаться, когда того па­ралич разбил, втроём в громадной квартире...И что нам теперь делать? Ума не приложу...И с ней, и со Светкой...Одно Вам могу сказать точно: так больше жить нельзя...Я так больше жить не хочу.
   Б а б у ш к а. Правильно, Лилечка, и не надо. Может ещё так статься, что Светка-то по дурости доброе дело ненароком сделала, когда стала Неле жениха подыскивать...
   Л и л я. Вы что, Клавдия Семёновна?
   Б а б у ш к а. А что? Глядишь, пожалеет нас Господь, приедет какой-никакой добрый человек, приглянутся они друг другу с Нелей, да и заберёт он её с собой.
   Л и л я. А если не заберёт? Если не получится, как Вы думаете? Если, наоборот, возьмёт, и захочет здесь остаться?
   Б а б у ш к а. Где это, здесь? Бог с тобой!...(Слышен шум в дверях)...Здесь и так не продох­нуть.
   Л и л я. Клавдия Семёновна, я Вас только об одном попрошу. Вы уж, пожалуйста, не говорите Виктору, что не удержалась я, прогово­рилась о нашей тайне. Очень он об этом пережи­вать будет.
   Б а б у ш к а. Об этом можешь не беспокоиться...
  
   (Входит В и к т о р , за собой он тащит С в е т у , та упирается)
  
   С в е т а. Отпусти!...Слышишь? Я сказала, отпусти! Больно же!
   В и к т о р. А ты больно людям не делаешь?
   С в е т а. Ничего я никому не делаю!
   Л и л я. Вот именно, что не делаешь. Ничего хорошего ты никому не делаешь.
   В и к т о р. Вот, полюбуйтесь на красотку! С какими-то придурками по улицам шалалась...
   С в е т а. Не шалалась я!
   В и к т о р. Приключений на свою ж..у искала.
   С в е т а. Ничего я не искала.
   Б а б у ш к а. А что же ты там делала?
   С в е т а. Просто по улице ходила...Гуляла.
   Л и л я. Что значит, "гуляла"?
   С в е т а. А ты не знаешь, как люди гуляют? Ходят себе по улице, дышат свежим воздухом. Вот и я ходила, дышала.
   Л и л я. Ну и как? Вдоволь надышалась?
   С в е т а. Нет, ещё не надышалась...А чего это вы на меня набросились? Что я вам такого сдела­ла-то?
   Л и л я. А ты сама не догадываешься, что?
   С в е т а. Нет, не догадываюсь.
   Б а б у ш к а. Ничего девка не понимает. И не поймёт, как ей ни объясняй.
   В и к т о р. Сейчас как вдоль спины ремнем врежу, так сразу поймёт! Будет знать, как бабушку обижать.
   С в е т а. Не имеешь такого права, меня бить.
   Б а б у ш к а. А что с тобой ещё делать? Тебя как сидорову козу лупить надо, ес­ли ты слов не понимаешь.
   С в е т а. Какая же ты, баба Клава, злая.
   Б а б у ш к а. Смертным боем бить, пока не поумнеешь.
   С в е т а. Да ты фашистка настоящая! Из-за каких-то дурацких сумок заставляешь своего сына до смерти избить свою родную внучку!
   Б а б у ш к а (не сдержавшись). Ах ты, дрянь бессовестная! Да какая ты мне внучка, если уж на то пошло?
   Л и л я. Клавдия Семёновна, Вы что? Я же Вас просила!
   Б а б у ш к а. Ах, ты, господи! Прости меня, Лиля, не сдержалась.
   В и к т о р. Мама, ты чего?...Ты о чём?
   Б а б у ш к а. Да это я так. Ни о чём, сынок, ни о чём. Просто погорячилась я, ты не беспокойся.
   С в е т а. Так, значит, я тебе не внучка?...Значит, ты от меня отказываешься?...И только потому, что я твои паршивые сумки на пятый этаж не зата­щила? Где они, эти сумки?...(Бегает, ищет)... Ах, вот они...Ну, ку­да их поставить?...Сюда?...(Ставит на стул)...Или сюда?...(Ставит на стол)...Что, и сюда не надо? Так я их могу вообще в окно выбросить!
   Л и л я. Перестань сейчас же! Оставь эти сумки в покое. Причём здесь сумки?
   С в е т а. Так, значит, сумки ни причём? Значит, совсем не в сумках дело? Выходит, вы просто меня не любите и я вам не нужна?...Всё понятно. Я давно поняла, что я никому здесь не нужна. Зачем же тогда рожали меня, зачем ростили? Если я никому не нужна, если я всем вам в тягость? Я же не просилась на свет! Мне это совсем ни к чему бы­ло! Сами захотели заиметь ребёнка, а теперь, видите ли, он им на­доел! Не волнуйтесь, если я вам надоела, так и вы мне без надобности. Уйду от вас, и буду жить одна...
  
   (С в е т а убегает)
  
   В и к т о р (вслед). Куда ты?...Светка, стой!...Светлана!
   Л и л я. Пускай идёт, куда хочет. Хоть немного от неё отдохнём.
   В и к т о р. А если на самом деле уйдёт?
   Б а б у ш к а. Куда она уйдёт? Некуда ей идти.
   В и к т о р. А если всё-таки уйдёт? Сколько таких случаев бывает.
   Л и л я. Да не беспокой­ся ты. Никуда она не денется, вернётся, как миленькая.
   В и к т о р. А если не вернётся?
   Б а б у ш к а. А ты, сынок, как я погляжу, уж так сильно о ней беспокоишься, так волнуешься, как будто она и впрямь те­бе родная дочь.
   В и к т о р (как будто осев). Ма-ма...Зачем ты. Не надо.
   Б а б у ш к а. Не надо? Кому не надо? Тебе не надо?...А мне надо? Ты думаешь, мне это сильно надо?
   В и к т о р. Лиля, неужели ты ей рассказала?...Зачем?
   Б а б у ш к а. Он ещё спрашивает, зачем. Я тебе кто? Гриб в пальто?...Или всё-таки мать, которая тебя родила, которая тебя вырасти­ла?...Ну, отвечай! Мать я тебе, или ты меня уже матерью своей не считаешь?
   В и к т о р. Зачем, мама, ты такие жестокие слова говоришь?
   Б а б у ш к а. Не в словах дело, а в поведении твоём. А говорить я буду столько, сколько захочу! Слишком долго я молчала, все твои выходки терпела.
   В и к т о р. Какие выходки?
   Б а б у ш к а. Ты хотя бы вспомни, ты, когда жениться собрался, ты свою мать в известность поставил? ... Что, молчишь, сказать нечего? Только через два года удосужился письмецо черкнуть! А в конце того письма маленькая приписочка: "Я, - мол, - женат, и у меня есть дочь. Она уже ходит, и зо­вут её Светлана..." Вот какие новости замечательные. Светланой, оказы­вается, её зовут! А вот как родную мать зовут, ты, видать, к тому вре­мени уже забывать стал. И забыл бы, как пить дать, забыл, если бы вдруг не приспичило назад, в Россию возвращаться. Вот тут-то ты, сынок, о родной мамочке и вспомнил! Вспомнил, что живёт она, как мужа схоронила, совсем одна, в трёхкомнатной "сталинке", вспомнил, подумал хорошенько, и решил, что не заслужила она спокойной старости. Решил, что мало она с твоим отцом мучилась, пускай теперь на старости лет ещё неизвестно с кем помучается...
   Л и л я. Клавдия Семёновна, зачем Вы так? Мы всё-таки Вам не чужие!
   Б а б у ш к а. Я тоже так думала, что не чужие, потому и молчала. Думала, какая-никакая, а всё-таки родня. А на самом деле выходит, что все вы мне, кроме Витьки, чужие. Вот так-то, Лилечка, получается. И приходится мне вот уже столько времени терпеть неудобства да беспокойства неизвестно от кого. А зачем мне всё это? Ради чего? Я-то думала, ради внучки, а внучки-то, выходит, у меня никакой нет...
   В и к т о р. Мама, послушай! Не надо так говорить! Ты не права! Ты не всё знаешь...
   Б а б у ш к а. Нет, права! Я теперь про вас всё знаю...
   В и к т о р. Нет, не всё! Говорю же тебе, ты не права! Внучка она тебе...
  
   (Входит С в е т а , она ведёт за собой С а ш у)
  
   С в е т а. Что, удивились? Вы не удивляйтесь, я от вас никуда не ушла...Вер­нее, я совсем уже хотела уйти, да в подъезде с Сашком столкнулась.
   В и к т о р. С каким ещё Сашком?
   С в е т а. Папа, ты что, забыл про гостей? Мы же гостей ждём!
   Л и л я. Каких гостей? Мы никаких гостей не ждём.
   С в е т а. Мама, что с тобой? Ты, случайно, не заболела?
   Л и л я. Молодой человек, Вы, собственно говоря, кто такой, и по какому вопросу?
   С а ш а. Извините меня, пожалуйста, если я ошибся. Я ищу квартиру N52, там Потаповы проживать должны...Это разве не вы будете?
   Б а б у ш к а. Мы, мы, Потаповы! А ты сам-то кто такой?
   С а ш а. Разрешите представиться: Александр Сергеевич Некрасов. Мне нужна Неля...Неля Абрикосова.
   Л и л я. Нели нет дома.
   С в е т а. Я ему уже сказала, что её нет. Сашок, ты проходи, Неля скоро придёт...Баба Клава...
   Б а б у ш к а. Проходи, Александр Сергеевич, проходи, не стесняйся...Проходи, садись, гостем будешь.
   Л и л я. Клавдия Семёновна, я Вас не понимаю.
   Б а б у ш к а. Что ты не понимаешь?
   Л и л я. Я его в гости не звала.
   В и к т о р. Лиля, погоди! Мама, если Лиля говорит...
   Б а б у ш к а. А кто она такая, твоя Лиля? Если уж на то пошло, то хозяйка здесь я, а не Лиля! А вот вас я точно, никого в гости не звала! Вы сюда сами понаехали...Так что, Сашок, не слушай их, а, давай, располагайся, поудобнее, поближе к бабе Клаве. Как-нибудь без них разберём­ся.
   С а ш а (обнимая Б а б у ш к у). Баба Клава! Я тебя так люблю...
  
  
  
   Д Е Й С Т В И Е Т Р Е Т Ь Е
  
   (Происходит там же. В комнате Б а б у ш к а и С а ш а)
  
   С а ш а. А хорошо у тебя, тётя Клава. Можно, я тебя так буду звать?
   Б а б у ш к а. Зови, Сашок, зови. Хоть я тебе и не тётка, но и чужой ты меня уже назвать не можешь.
   С а ш а. Не могу, тетя Клава...А, знаешь, что я тебе ещё скажу? Ты, тётя Клава, че-ло-век!
   Б а б у ш к а. Да ладно тебе, чего уж там...Все мы люди, все мы человеки.
   С а ш а. Нет, не все. Таких, как ты, в наше время днем с огнём не сыщешь. А все у себя по норам попрятались, за железными дверями, да за решетками притаились. Входы-выходы наглухо замуровали, и сидят там тихо, как мыши. Никого и близко к себе не подпускают!
   Б а б у ш к а. И правильно делают, что не подпускают. Я, если бы поумнее была, точно так же поступала бы. Жаль вот, Бог мне большого ума не дал, потому всю свою жизнь то и дело в переплёт попадаю.
   С а ш а. Тетя Клава, ты это про что? Уж не про мужа ли своего?...Про того, ко­торый срок мотал?
   Б а б у ш к а. И про него тоже...Ох, и хорош же гусь был! Много мне из-за него натерпеться пришлось... Знаешь, Сашок, я тебе так скажу. Если поразмыс­лить о нашей с ним жизни, то, ничего путного и не припомнишь. А уж когда он в тюрьму попал, да срок большой получил...Со­ветовали мне тогда умные люди: "Разведись с ним, живи своей жизнью..." А я, дура, упёрлась на своём: "Ждать его буду, и всё тут..." Ждала его, ждала, целых десять лет, ну и дождалась. Потом до самой его смерти свою глупость проклинала.
   С а ш а. Какая же это глупость? Не глупость это, тётя Клава, называется, а любовь.
   Б а б у ш к а. Да брось ты, Сашок! Какая там любовь? Сошлись, да и жили вместе, вот и вся наша любовь.
   С а ш а. Тем более. Тем более ты - че-ло-век! А как же? Если не любила, а ждала, пока он срок мотал?
   Б а б у ш к а. Не один он там, однако, срок мотал, а целых два.
   С а ш а. Да ну?
   Б а б у ш к а. Вот тебе и ну. За поножовщину-то он восемь лет получил, а отту­да только через десять вышел. Два годка уже в зоне добавили.
   С а ш а. И чего же он там, в зоне, натворить умудрился? За что срок накинули?
   Б а б у ш к а. Бежать, ирод, сподобился...И ведь срок его уже к концу подходил! А он, муженёк мой, непутёвый, не захотел дожидаться, когда его по-доброму оттуда выпус­тят, в бега пустился.
   С а ш а. Неужто побег организовал?...Или так, случай подвернулся?
   Б а б у ш к а. Ничего он не организовывал...И случай тут ни причём.
   С а ш а. За компанию, что ли, побежал?
   Б а б у ш к а. Да какая там компания! Если бы компания...А то ведь зверьё, бандиты лютые, вот какая компания.
   С а ш а. Не надо так, тетя Клава.
   Б а б у ш к а. Что, не надо?
   С а ш а. Не надо так резко о людях судить. Они там разные попадаются. А по большей части - бедолаги...Хотя, конечно, и отморозков сейчас полно приходит, беспредельщиков.
   Б а б у ш к а. Не знаю, как сейчас, а тогда с ним бандиты лютые были. Я тебе не об отморозках говорю. Эти и слова, не то, что доброго, а просто человеческого, не заслуживают. Я тебе о настоящих бандитах тол­кую!... Что, не понял?
   С а ш а. А ты поясни, тётя Клава.
   Б а б у ш к а. Вот ты, Сашок, не один год в тех местах провёл. Слыхал, небось, как беглые бандюганы человека с собой в дальнюю дорогу заместо консер­вов берут?
   С а ш а. Ну-у, тётя Клава, ты и скажешь, тоже...Давно про такие дела в зоне не слышали...Да и раньше больше разговоры велись, чем дела делались.
   Б а б у ш к а. Не знаю я, какие там дела делались, а только следователь, который меня вызывал, мне тогда прямо сказал: "Если бы побег удался, то твоего бы дурня уже через несколько дней, как сильно оголодали, так убили бы и съели..."
   С а ш а. И ты ему поверила? Эх ты, простая душа! Они тебе и не такого про нашего брата наговорят, ты их только слушай. Работа у них, тётя Кла­ва, такая...
   Б а б у ш к а. Их работа тут ни причём! Мой сам, как оттуда вернулся, рас­сказывал, что те бандюги, с которыми он бежать собрался, всё время потом над ним потешались! Так его до конца срока "консервой" потом и звали...
   (Входит С в е т а)
  
   С а ш а. Да-а...Нехорошо это, однако...Нехорошо.
   С в е т а. Привет, Сашок! Что нехорошо?
   Б а б у ш к а. Уроки пропускать нехорошо! Ты почему не в школе?
   С в е т а. Сашок, ты слышал? Полюбуйся, какая у нас баба Клава отсталая, просто до невозможности! Ей говоришь, говоришь, а она никак не врубается. Какая школа? Я давным-давно не в школе, а в лицее учусь! Поняла, в лицее!
   С а ш а. А я, между прочим, тоже не понимаю, чем школа от лицея отличается.
   С в е т а. Ты не понимаешь, потому что не знаешь. А не знаешь, потому что столько лет в зоне просидел. Почти как мой дедушка. Откуда же тебе про лицеи знать? Кому они там, в зоне, нужны?
   Б а б у ш к а. Светлана, не приставай к человеку!
   С в е т а. Мне, что, уже и слова сказать нельзя? Сашок, скажи, разве я тебе мешаю? Только честно скажи.
   С а ш а. Нет, ты мне не мешаешь.
   С в е т а. Ну, вот! Баба Клава, ты слышала: я ему не мешаю. А то, можно по­думать, я ему надоела.
   Б а б у ш к а. Света, ты же уже взрослая девушка, неужели ты сама не понимаешь? Как может человек в чужом доме сказать, что ты ему надоела?
   С в е т а. Я ему не надоела! Не надоела! Это неправда!...Саша, ну, пожалуйста, ну, скажи ты ей ещё раз, что я тебе не надоела!
   С а ш а. Ты мне не надоела...Но, может быть, ты уже успела надоесть тёте Клаве?
   С в е т а (вдруг серьёзно). Я сама знаю, Саша...Последнее время мне кажется, что я всем в этом доме надоела, всем, всем...Все такие злые...Как черти.
   С а ш а. Ничего страшного. Это со всяким случается...Иногда...А потом проходит.
   С в е т а. Правда? Ты думаешь, у меня тоже пройдёт?
   С а ш а. Пройдёт. И злость тоже пройдёт.
   С в е т а. А если не пройдёт?
   С а ш а. Пройдёт, пройдёт, не беспокойся.
   С в е т а. А у дедушки так и не прошла.
   Б а б у ш к а. У какого дедушки?
   С в е т а. У того самого! Про которого ты рассказывала, как он до смерти весь белый свет возненавидел.
   Б а б у ш к а. Не обманывай! Не говорила я тебе этого!
   С в е т а. Говорила! Сашок, она мне сама рассказывала, как мой де­душка до самой смерти на людей с ножом кидался!
   Б а б у ш к а. Не кидался он, а только волком на них смотрел! А это не одно и то же.
   С в е т а. Нет, одно и то же! Саша, скажи ей, ты же должен знать! Всё равно ведь, кидаться на людей, или зверем на них смотреть? Всё равно ведь потом на кого-нибудь набросишься...Всё равно мой дед был настоящим бандитом!
   С а ш а. С чего ты взяла, что он в бандюганах ходил?
   С в е т а. Он человека убил!...(Понижая голос)...Но-жом...
   С а ш а. Эх, ты...Глупая ты девчонка.
   Б а б у ш к а. Правильно, Саша! Молодец, хоть ты ей правду сказал.
   С в е т а. Неправда! Я не глупая!
   Б а б у ш к а. Как же не глупая, когда очень глупая? Твой дед по несуразности своей в тюрьму угодил! А там его только случай от смерти спас, а не то и сам мог бы жизни лишиться. А ты, глупая, бегаешь и орёшь, что твой дед бандит. Какой он бандит? Нехорошо это. Твой дед давным-давно своё отсидел, что ему положено было... И умер он уже давно. Чего же ты не даёшь его костям спокойно в земле лежать?
   С в е т а. Саша, не слушай ее! Я совсем не мешаю ему в земле лежать!
   Б а б у ш к а. Нет, мешаешь!
   С в е т а. Да я даже не знаю, где он лежит!
   С а ш а. Не знаешь?
   С в е т а. Нет. Понятия не имею, где его могила.
   С а ш а. Почему?
   С в е т а. Потому что они мне не говорят.
   С а ш а. Тетя Клава, это правда?
   Б а б у ш к а. Правда, Саша, правда. Так уж вышло. Не ходит наш Виктор к отцу на могилу, и своим не разрешает. Я одна только там и бываю.
   С а ш а. Чем же его так сильно отец обидел?
   С в е т а. Ничем он его не обидел. Просто папа с мамой считают, что стыдно иметь отца-уголовника. Говорят, не солидно.
   С а ш а. Вот как?...А иметь отца-жулика? Это как - солидно?
   С в е т а. Ну, я не знаю...А что тут такого? Если он много денег украл, то, наверное, солидно. Особенно, если он их за границу перевести успел.
   С а ш а. Значит, если много денег, то солидно?...Интересно...Очень интересно.
   Б а б у ш к а. Саша, а у тебя-то с этим делом как?
   С а ш а. С каким делом?
   Б а б у ш к а. Ну, с деньгами, то есть?
   С а ш а. Об этом, тётя Клава, можешь не беспокоиться. Я на ноги быстро встану...Короче, деньги для меня не самая главная проблема.
   Б а б у ш к а. Вот и славно, Саша, вот и хорошо. А то, без денег-то, сам понимаешь...
   С в е т а. Сашок, если для тебя деньги не проблема, то чего ты тогда не женишься? Нравится тебе наша Неля, так женись на ней скорее. Чего резину-то тянуть?
   Б а б у ш к а. А, правда, Сашок, как у вас с Нелей-то дела обстоят? Приглянулись вы друг другу, или нет?
   С а ш а. Да как тебе, тётя Клава, сказать...
   С в е т а. А ты не ей, ты мне скажи. А то она у нас старая, всё равно не поймёт, если ты про любовь говорить станешь.
   Б а б у ш к а. Ты бы, Света, шла отсюда, куда подальше.
   С в е т а. Куда это я пойду?
   Б а б у ш к а. Да хоть на улицу сходи, прогуляйся.
   С в е т а. Не пойду! Пока мне Сашок не ответит, влюбился он в неё, или нет, не пойду...Ну, Сашок, признавайся, ты в неё влюблён?
   Б а б у ш к а. Тебе не стыдно человека смущать? Разве можно о таком прямо в глаза спрашивать?
   С в е т а. А почему мне должно быть стыдно? Я же не спрашиваю его, спал он с Нелей, или не спал. Я его просто спрашиваю: он влюблён в неё, или нет? Если влюблён, так пускай поскорее женится, а если нет...
   С а ш а. А если нет?
   С в е т а. А если нет, тогда на мне же­нись.
   С а ш а (удивлённо). На тебе?
   С в е т а. Да, на мне...Когда мне шестнадцать исполнится.
   С а ш а. А почему я на тебе должен жениться?
   С в е т а. Потому что ты на Жан-Клод Ван-Дама похож, а я в него с третьего класса влюблена. Знаешь, Сашок, я его фотографию каждый вечер перед сном целую...Можно, я тебя поцелую?
   Б а б у ш к а. Я тебе поцелую, я тебе поцелую! Так одно место надеру, что сидеть больно будет!
   С а ш а. Я не Клод Ван-Дам.
   С в е т а. Ну и что? Какая разница, ты, или он? Ты на него так похож...(С улицы доносятся Г о л о с а : "Света...Света...")... Ой! Кажется, меня зовут!...(Подбегает к окну и кричит)... Подождите, я сей­час!...(Б а б у ш к е и С а ш е)...Ладно, вы тут без меня оставайтесь, а я побежала...
  
   (С в е т а убегает)
  
   С а ш а. Да-а...Шустрая девчонка, ничего не скажешь. Нелегко вам с ней, по всему видать.
   Б а б у ш к а. Не говори, Саша. Устала я от неё, сил моих больше нет...Да и все от неё устали.
   С а ш а. А Неля-то хоть вам помогает? Сестра ведь, как-никак.
   Б а б у ш к а. Помогает! Неля очень хорошо помогает. Неля всем помогает, и Виктору, и мате­ри, и мне... Только всё равно лучше бы уж ей замуж выйти и своей семьёй жить начать...Ты-то что, Сашок, надумал? Возьмёшь её в жёны, или нет?
   С а ш а. Я, тётя Клава, честно тебе признаюсь, хоть завтра бы на ней же­нился. Сильно меня к ней тянет, сам не знаю, почему...Да и возраст у меня...Пора о серьёзном подумать...Что из этого получится, не знаю, но Нелю я бы в жёны взял.
   Б а б у ш к а. А она даёт согласие, за тебя выйти? Ты с ней об этом говорил?
   С а ш а. Говорил я с ней, говорил...
   Б а б у ш к а. Ну?...А она?
   С а ш а. А она, ни то, ни сё. Сказала, подумать надо.
   Б а б у ш к а. Ну и правильно. А как же иначе? Как же не подумать? Нельзя же вот так, с бухты-барахты, прямо в ЗАГС бежать...Только как долго она думать будет?...Она тебе не сказала?
   С а ш а. Обещала сегодня всё решить.
   Б а б у ш к а. Вот и хорошо, если всё сегодня решится...А, вот, кажет­ся, и она...Слышал, как дверь хлопнула? Если она, так я вам мешать не буду...
   (Входит Н е л я)
   Н е л я. Кто дома?
   Б а б у ш к а. Кого видишь, те и дома, больше никого нет... Виктор-то с Лилей где? Не видала их?
   Н е л я. В гараже они, продукты фасуют.
   Б а б у ш к а. Надо бы пойти, помочь им.
   Н е л я. Зачем? Они там и без тебя прекрасно справятся.
   Б а б у ш к а. Нет, нет, как же так, не помочь? Обязательно надо помочь. Пойду, помогу им...А вы уж тут без меня со своими делами разбирайтесь...
   (Б а б у ш к а уходит)
   Н е л я. Саша, ты чаю хочешь?
   С а ш а. Неля, ты что-нибудь решила?
   Н е л я. Саша, пойдём, чаю попьём. Я очень устала.
   С а ш а (берёт Н е л ю за плечи). Неля...
   Н е л я (отстраняется). Саша...Не надо...Отпусти меня.
   С а ш а. Почему?...Тебе это неприятно?
   Н е л я. Нет, Саша, нет...Не в этом дело.
   С а ш а (целует Н е л ю). Неля...Неля...Послушай меня, давай уедем отсюда вместе.
   Н е л я. Саша...(Обнимает С а ш у)...Я не могу...Пойми, не могу.
   С а ш а. Можешь, ты всё можешь...Поедем со мной.
   Н е л я. Ты ничего обо мне не знаешь.
   С а ш а. Я и не хочу ничего знать...Молчи, ничего не надо говорить! Надо только взять, и уехать со мной. Далеко-далеко...
   Н е л я. Но я не могу! Как ты не можешь этого понять? Я не могу уехать с тобой.
   С а ш а. Но почему? Что тебе мешает?...Неужели моё прошлое? Так с ним все покончено, клянусь тебе!... К тому же у меня на воле заначка осталась, и здесь, и за бугром. Так что ты ни в чём не будешь испытывать нужды, поверь мне, ни в чём.
   Н е л я. Я не об этом, Саша.
   С а ш а. А о чём?
   Н е л я. Я не о твоём, я о своём прошлом.
   С а ш а. Неля, меня твоё прошлое абсолютно не волнует. Пусть оно в прош­лом и останется. Я, в конце концов, не мальчик, многое в этой жизни повидал, многих женщин знал...
   Н е л я. Не в этом дело, Саша...Если бы это было так просто. У меня всё гораздо сложнее... Запутаннее ... Не жизнь, а какой-то клубок проблем.
   С а ш а. Вот и не надо этот клубок распутывать! Лучше разорвать его и выбросить подальше. Поехали со мной! Клянусь, со мной ты не будешь вспоминать о своём прошлом.
   Н е л я. Нет, Саша, это невозможно...Ни один человек не смог бы...Если бы ты знал...
   С а ш а. Неля, выбрось ты это из головы. Всё пройдет, всё забудется, время всё лечит...Вот, посмотри на мои руки! Чего только им делать не приходилось! Но пройдёт время, и они забудут, что...
   Н е л я. Саша, причём здесь твои руки? О, господи, как я устала...И за­чем только она всё это затеяла? Саша, как ты не хочешь понять, не я это делала! Не мои ты письма получал, не я их тебе писала!
   С а ш а. Неля, успокойся, это как раз ничего не меняет. Ты думаешь, я на один твой адрес письма посылал? А вот приехал сюда, и запала ты мне в душу. Зацепила чем-то, понимаешь?...И совсем не важно, кто эти письма писал, ты, или ещё кто-то...
   Н е л я. Светка, дрянь, эти письма писала!
   С а ш а. Не дрянь, а молодец, сестрёнка, спасибо ей за это.
   Н е л я. Не сестрёнка, а дочь!
   С а ш а (не понимая). Дочь?...Ну да, все мы кому-нибудь сыновьями и дочерями приходимся.
   Н е л я. Она мне дочерью приходится!
   С а ш а (всё ещё не понимая). Тебе?...Ну, да, я это уже понял.
   Н е л я. Что ты понял?
   С а ш а. Что она тебе, как дочь. Я знаю, так бывает, когда старшая сестра о младшей заботится, как будто сама её родила...
   Н е л я. Я сама Светку родила! Понимаешь, сама!
   С а ш а (изумлённо). Что?...Как - родила?...Когда?
   Н е л я. Двадцать второго апреля! Пятнадцать лет назад!
   С а ш а. Не может быть...Вот это да-а...Да как же так?...Ничего не пони­маю...Как это так - родила?
   Н е л я. Как женщины рожают, так и я родила. Взяла, и родила.
   С а ш а. Но ты...Ты же девчонкой ещё тогда была!
   Н е л я. Да...Чуть помладше Светки.
   С а ш а. Постой, Неля...Я это...Честно говоря, здорово ты меня огоро­шила...Ничего себе, заявочки...И как же это получилось?
   Н е л я. Саша, это получается гораздо чаще, чем об этом говорят. Только в одном нашем классе в том году три девчонки забеременели. Им-то ниче­го, а вот я благодаря своему заслуженному дедуле вынуждена была рожать! Так он обо мне заботился, что перестарался...
   С а ш а. Погоди, Неля, не так быстро. А причём здесь он? Причём здесь твой дед? Почему он решал, рожать тебе, или нет? Разве это его дело было?
   Н е л я. Саша, ты не знаешь моего деда. Это деспот ещё из тех давних времён вождей. С ним вообще бесполезно было спорить, он всегда заранее обо всём знал. Именно он в нашей семье принимал решения по всем вопросам, а остальные должны были ему беспрекословно повиновать­ся. И мы ему подчинялись, и бабушка, и мама, и я. Мама, та вообще его до полусмерти боялась. Я долго не могла понять, в чём причина, а по­том до меня дошло, что дед просто её не любит.
   С а ш а. Не любит?
   Н е л я. Понимаешь, он всегда хотел иметь сына, которым можно было гордиться, а сына у него не по­лучилось, родилась дочь. Ну, ладно, дочь, так дочь, только пусть уж тогда будет первой красавицей. Но ты же видел мою маму! Если честно, то, как говорится, ни кожи, ни рожи...А уж когда она замуж выш­ла за того, за кого в те годы выходить не следовало, тогда он вообще на неё рукой махнул. И даже видеть не хотел, пока она с моим отцом не разве­лась...И меня он к сердцу не сразу принял, не с самого моего рождения. Зато, как только отец уехал, так для меня началась новая жизнь. Появился дорогой дедуля, который стал баловать свою единственную внучку до невозможности. У меня было всё! Понимаешь, всё, даже по сегодняшним понятиям. Он мне всё прощал, все мои выходки. Даже, можно сказать, и беременность мою простил, только сильно за меня перепугался. Он и аборт запре­тил мне делать только оттого, что врачи, или, как он их называл, "коно­валы", могут меня угробить. Зато я ничего тогда не боялась. И рожать не боялась, даже о последствиях не задумывалась. Я тогда вообще ни о чём не задумывалась. Мне всё казалось, что это игра такая, что это как будто не со мной происходит. Что вот-вот все неприятности закончатся, и я даже не вспомню о них. И, наверное, так бы всё и получилось, если бы мать с Виктором не удочерили Светку. Это было плохое решение...
   С а ш а. Почему? Мне кажется, они поступили благородно.
   Н е л я. Не благородно, а просто глупо! Моя мать вообще в своей жизни ни­чего умного не сделала. Ну, а Виктор...Не о благородстве он тогда ду­мал.
   С а ш а. А о чём?
   Н е л я. Из-за страха он это сделал...И из-за меня.
   С а ш а. А ему-то чего было бояться? Он-то тут причём был? Ребёнок твой, ты ему, в сущности, чужая. Так зачем он чужого ребёнка, ещё одного, себе на шею повесить захотел?
   Н е л я. Не чужая я ему...И ребёнок не чужой...И не мог ребёнок на свет сам по себе появиться, без мужчины...
   С а ш а. Да какие там мужчины! Пацаны какие-нибудь придурошные...Одноклассники, небось?
   Н е л я. Одноклассники тоже были, но ребёнок не от них.
   С а ш а. А от кого?
   Н е л я. От Виктора. Потому и настоял он на своём, чтобы её оставить.
   С а ш а. От какого ещё Виктора?
   Н е л я. От нашего...Который сейчас в гараже продукты фасует.
   С а ш а. Что-о?...Не может быть!
   Н е л я. Может, Саша, может. В этом мире всё может быть.
   С а ш а. Ты, что, серьёзно?
   Н е л я. Да.
   С а ш а. Так это он - отец Светки?
   Н е л я. Он.
   С а ш а. Вот гад какой!
   Н е л я. Никакой он не гад. Ты его в этом не вини.
   С а ш а. Взрослого мужика? В том, что он девчонке-малолетке ребёнка заде­лал? Да ты знаешь, как с такими в зоне поступают? А если бы он с тобой ещё чего, тогда вообще...Ты меня понимаешь?
   Н е л я. Я понимаю, только ничего такого не было...И, потом, Саша, не был он тог­да мужиком. Совсем ещё молодой, после института...
   С а ш а. Всё равно он уже взрослым был, а ты совсем ещё ребёнком. Да за та­кое срок дают! Ему, что жены не хватало? Если не хватало, он, что, никого на стороне не мог найти?
   Н е л я. Саша, ты не ругай его. Не был он тогда взрослым. Он ведь намного младше матери. Ну, а мне тогда уже четырнадцать исполнилось. Он мне сразу понравился, как к нам заходить стал...В лётной форме ходил, красав­чик. А в любовных делах совсем неопытный...
   С а ш а. Он, что, лётчиком был?
   Н е л я. Нет, он по образованию инженер. В аэропорту работал, часто за границей бывал. Оттуда подарки нам привозил, и матери, и мне...Я в него влюбилась, наверное, даже раньше, чем мать с ним сойтись решила.
   С а ш а. И она этого не заметила? Она-то куда смотрела?
   Н е л я. Я же тебе говорю, моя мать большим умом не отличается. И, к тому же, совершенно в людях не разбирается, живёт в каких-то своих фан­тазиях. Не чувствует истинного отношения ни к себе, ни к другим...Во­обще всё как-то по-своему воспринимает. Весь мир ей кажется враждеб­ным, поэтому она постоянно с кем-то в ссоре находится. Из-за этих ссор и конфликтов с людьми у неё начисто пропало к ним доверие. Моя мать всех в чём-то подозревает...Ты знаешь, Са­ша, она постоянно подслушивает под дверями у соседей!
   С а ш а. Ну и что?
   Н е л я. Так она совсем не из женского любопытства это делает.
   С а ш а. А почему?
   Н е л я. Просто она всего боится. Ей всё время кажется, что от неё кто-то скрывается. Или за дверями, или ещё где-нибудь, в тёмном углу, и что-то против неё замышляет. Вот она и пытается заранее про эти козни разузнать, боится ненароком в беду попасть.
   С а ш а. А в дурдом она попасть не боится?
   Н е л я. Нет, Саша, она нормальная. Может быть, самая нормальная из нас. Только она беды очень боится, чувствует, как она откуда-то к ней подбирается, но не знает, откуда, потому и боится. Она и тогда уже боялась, когда Виктор у нас только появился, не верила ему...
   С а ш а. И правильно делала. Таким гадом оказался...
   Н е л я. Да не гад он! Говорю же тебе, не гад. Просто слабый мужчи­на.
   С а ш а. Да? А девчонке-малолетке заделать ребенка силы хватило? Какого чёрта этот слабак к девчонке приставал?
   Н е л я. Не приставал он! Наоборот, это я к нему приставала.
   С а ш а. Да ладно, брось ты его оправдывать.
   Н е л я. Саша, я его не оправдываю. Только ты знаешь, он до меня и пальцем бы не дотронулся, если бы это с нами не случилось...
   С а ш а. Что не случилось?
   Н е л я. Ну, это самое...Я тогда одна дома оставалась. Мать на дежурство ушла в ночь, я уже спать легла. Виктор поздно пришёл, они там что-то на работе отмечали. Он тогда сильно пьяным домой вернулся, еле разделся, и сразу на кровать в спальне бух­нулся. Я слышу через стенку: он уже храпит. И вот, ты можешь себе представить, лежу я в темноте, и вдруг чувствую, как моё тело начинает раздуваться! Я по­няла, что если я вот сейчас же не встану, не пойду к нему, то просто могу умереть! И что это на меня вдруг нашло?...Не знаю...И я вдруг вскочила и побежала! Именно, не пошла, а побежала...Не помню, как оказалась у не­го под одеялом...Я вообще плохо помню, как всё было...Как в тумане...Под утро пришли в себя...Ты бы видел его физиономию! Он был в полном ужасе оттого, что натворил...А потом заплакал, как ре­бёнок.
   С а ш а. И тебе стало его жалко. И ты до сих пор его жалеешь.
   Н е л я. Нет, Саша, как раз наоборот. Все мои чувства к нему тогда враз исчезли, как отрезало. И пока Светке год не исполнился, ничего между нами больше не было.
   С а ш а. А потом?...Потом опять всё началось?...(Н е л я молчит, поводит пле­чами. С а ш а хватает Н е л ю за плечи, трясёт её)...Неля...Неля, скажи, потом опять всё было?
   Н е л я. Да...Было...Когда Светка первый раз назвала его папой, он так растрогался, что даже прослезился. А мне, наоборот, стало до слёз обидно. Я его спросила: "Папа, а ты не забыл, кто у неё мама?" Я дума­ла, он напугается, или рассердится, а он вдруг стал меня целовать и лас­кать...(Плачет)...И зачем мне всё было это надо? Сама не знаю, зачем...
   С а ш а (обнимает Н е л ю). Неля...Неля...Какая же ты дурёха.
   Н е л я. Да, Саша, я не умная. Всё у меня в жизни как-то по-дурацки получается...Как у матери...И с тобой у нас, наверное, ничего не получится...Хотя ты мне нравишься...
   С а ш а. Правда?
   Н е л я. Да, Саша, правда.
   С а ш а. Значит, я тебе всё-таки понравился?
   Н е л я. С первого взгляда. Я в тебя сразу влюбилась...Но зачем я тебе такая нужна, я не знаю...
   С а ш а. Молчи! Молчи, Неля, ничего не надо говорить. Пусть всё плохое ос­танется в прошлом. Пусть у нас с тобой больше не будет того, что было с нами вчера. Пусть у нас будет только завтра! И в нём, в этом "завтра", только ты и я, и больше никого!
   Н е л я. И больше никого?
   С а ш а. Никого! Только ты и я!
   Н е л я. Только ты и я?
  
   (Входит В и к т о р , нагруженный большими тюками. Увидев, как Н е л я и С а ш а обнимаются, он бросает тюки и бежит к ним, но на полпути спотыкается и падает)
  
   С а ш а. Что с тобой? Ноги не держат?...Присядь, отдохни...
   В и к т о р (поднимаясь). Отойди от неё! Не смей к ней прикасаться, сволочь!
   Н е л я. Виктор, не кричи, успокойся...
   В и к т о р. Неля, что ты делаешь? Послушай, отойди от него!
   С а ш а. Почему она должна тебя слушать? Ты ей кто? Ты ей - никто.
   В и к т о р. Это ты никто! Убирайся отсюда! Уезжай, откуда приехал!
   С а ш а. Ты за меня не беспокойся, я здесь не задержусь. Только вот уеду отсюда не один...
   В и к т о р. Врёшь, сволочь лагерная!
   Н е л я. Виктор, он не врёт! Мы с Сашей решили...
   В и к т о р. Ничего вы не решили!...(Хватает со стола нож и бросается на С а ш у)...Не бывать этому!
   Н е л я (кричит и визжит). Виктор!...Саша!...Виктор!...
   С а ш а (выбивает нож у В и к т о р а). Ишь ты, какой...Крутой пупсик, ничего не скажешь. Сразу за но­жик хватается, как папка...
   Н е л я. Саша, ты не ранен?
   С а ш а. Нет, Неля.
   Н е л я. Он не задел тебя?
   С а ш а. Куда ему, кишка тонка. Силёнок-то никаких, одна зло­ба...
   В и к т о р (падает на колени, плачет). Неля! Нелечка моя! Единственная ты моя! Останься, не поки­дай меня! Прошу тебя, умоляю...
  
   (Входят Л и л я и Б а б у ш к а. В и к т о р не обращает на них никакого внимания)
  
   Н е л я. Виктор, опомнись, не срамись!...Да хватит же! Между нами всё кончено!...Слышишь?
   В и к т о р. Нет! Нет! Неля, зачем тебе этот уголовник? Подумай, кем ты с ним станешь?
   С а ш а. А кем она с тобой стала? Наложницей? Хорошо устроился, гадё­ныш! С двумя бабами под одной крышей жить...
   В и к т о р. Нелечка, не слушай его! Одумайся, приди в себя! Я прошу тебя, не уезжай! Пожалуйста...
   С а ш а (отталкивает В и к т о р а). Да пошёл ты! Ты, что, не понял? Она же сказала тебе! Чего тебе ещё нужно?
   В и к т о р. Неля, вспомни, у нас с тобой дочь! Ты забыла про Светлану! Подумай, что будет с ней без тебя...
   (Л и л я вдруг вскрикивает, как раненый зверь, пытается куда-то бежать, но замирает в центре)
  
   Б а б у ш к а. Что?...Что такое?...Что я слышу?...Нет! Это неправда! Витечка, сынок, что ты сказал? Я тебя понять не могу...Виктор! Виктор, скажи, что это неправда!
   В и к т о р. Мама, отстань! Ты разве не видишь, что не до тебя мне сейчас. Я тебе потом всё объясню...
   Б а б у ш к а. Когда, потом?
   В и к т о р. Потом, потом! Говорю же тебе, потом! Ты, что, не понимаешь? Неля от нас уходит!
   Б а б у ш к а. И пускай уходит! Хоть на все четыре стороны! Виктор, да опомнись же ты! Возьми себя в ру­ки! Ты мужик, или нет?...А ты, Неля?...Ай-яй-яй! Не ожидала я от тебя такого, не ожидала...
   Н е л я. А чего Вы, Клавдия Семёновна, от меня ожидали? Что я так и буду всю оставшуюся жизнь на рынке торговать и всех вас обеспечивать? Да ещё вдобавок Вашего сына до самой смерти ублажать, когда ему этого захо­чется, в гараже, или в подсобке...
   Б а б у ш к а. Замолчи, непутёвая! Как тебе не стыдно? Матери бы своей постесня­лась! А ты, Лиля, чего молчишь? Скажи ей, чтобы не болтала непотребного, а не то я всех вас вместе с ней сейчас из моего дома выгоню! Живите, как хотите, если по-человечески жить не умеете!...(Смотрит на Л и л ю)...Лиля!...Лиля, ну, чего ты стоишь статуём польским? Не молчи, скажи ей!
   В и к т о р. Не надо, мама, не трогайте ее. Я ей потом тоже всё объясню...
   Л и л я (двигается как-то странно и при этом поёт популярную детскую песенку 60-х годов) "Оранжевые мамы, оранжевые папы, оранжевое солнце, оранжевый верблюд...Оранжевые мамы оранжевым ребятам оранжевые песни оранжево поют..."
   Н е л я. Ма-ма! Что с тобой?
   Л и л я. А где мой портфель?...Вы не видели мой портфель? Мне мой портфель нужен, а то я в школу опоздаю...Ой! Я ещё бантик не завязала! Я без бантика в школу не пойду...А вот и ленточка...Какая красивая...(Бе­рёт со стола обрывок тряпки и завязывает бантик на голове)... Бантик!...Бантик!...У меня - бантик!
  
   (Вбегает С в е т а)
  
   С в е т а. Я есть хочу!...А чего это вы?...Чего вы стоите, как будто вам кто-то по бошкам надавал?
   Л и л я. Девочка, здравствуй! Ты кто?
   С в е т а. Мама, ты чего?...Ты зачем тряпку на голове завязала?
   Л и л я. Девочка, а меня Лилей зовут! Видишь: я в школу собираюсь. Пошли со мной. Мы ведь с тобой в одном классе учимся, правда?
   С в е т а. Мама! Ты чего?...(Крутит пальцем у виска)...Ты, случайно, не того?
   Б а б у ш к а. Светка, закрой рот!
   Л и л я. Ой, дождик пошёл!...(Подбегает к окну, открывает его)...Дождик, дождик, пуще лей, травка будет зеленей!...Дождик, как я тебя люблю!...Я очень люблю тебя, дождик...(Тя­нется из окна)...Пожалуйста, возьми меня с собой...
   С в е т а. Мамочка, что ты делаешь? Ты же упадешь! Осторожнее!...(Подбега­ет к окну)... Мамулечка моя родненькая, что с тобой?...Что они с тобой сделали?...(Поворачивается к остальным)...А ну, говорите, что вы с ней сделали?...Что?...Что?...Что?
   Б а б у ш к а. Лучше скажите мне, что вы все с собой сделали!
   С в е т а. Куда её теперь?
   Б а б у ш к а. Куда нам всем теперь? Что нам дальше делать? Как нам дальше жить?...Кто мне отве­тит?
  
   К О Н Е Ц

Яхимович Сергей Иванович

ул. Коломенская 12 кв. 42

г. Красноярск 660037

Эл. адрес: [email protected]

  
  
  
   15
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"