Алексей Филипповичу не очень везло в жизни. К сорока пяти годам у него за спиной было два брака, первый из которых закончился, когда жена, через полгода после свадьбы, ушла к его лучшему и, пожалуй, единственному другу Сереге, с которым Филиппович был знаком со школы, вместе служил в армии, ел как мед, так и соль. Это была первая серьезная потеря. Друг просто сказал "Извини, ничего личного, это любовь". Он извинил, после этого даже пару раз звонил другу - от одиночества, а не из любопытства. Друг сказал, что они с Любой расстались, а на встречу с Филиппычем у него сейчас нет времени, так как "делегаты тут приехали, бизнес, сам понимаешь... в пятницу? В пятницу сам уезжаю. Давай как-нибудь, потом созвонимся... может...". Тогда у Филипповича второй раз сжало грудь. Больше о друге он ничего не слышал.
Со второй женой Алексей прожил шесть лет, как говорится, душа в душу. Это было счастьем - каждое утро просыпаться рядом с ней, просто быть с ней, просто чувствовать ее любовь. Она вместе с долгожданным ребенком умерла при родах. Алексей, узнав об этом, не проронил ни слова, не смахнул ни одной слезы, но всю ночь не спал, ходя из одного угла квартиры в другой. Третий раз в груди ухнуло и противно сдавило, так, что он едва не задохнулся от собственного бессилия... Задремал лишь на часок под утро, а проснулся на мокрой от слез подушке. Подойдя к зеркалу, он, взглянув на свое отражение, равнодушно хмыкнул. На его голове не осталось ни одного черного волоса - за час голова покрылась инеем.
А потом он пропал. Не вышел на работу, к телефону не подходил, сотовый выключил. Родных и друзей в городе у него больше не осталось, поэтому, через некоторое время его начальству пришлось обратиться в милицию. Вскоре пришел ответ из деревеньки в глухом пригороде. Оказалось, Филиппович просто собрал все свои вещи и переехал в старый, покосившийся от времени, дом, в котором всю жизнь прожила его покойная мать.
Когда к нему пришел местный участковый с вопросом о том, почему и от кого Филиппович скрывается, тот ответил: "Да ни от кого... От себя скрываюсь...". Участковый ответа не понял, но решил на всякий случай приглядывать за странным новичком.
А новичок стал обустраивать дом. Поднял лаги, укрепил стены, залатал крышу. Он всерьез решил прожить остаток себя в деревне, вдыхая звенящий, чистый воздух, выращивая овощи, любуясь с холма, замыкающего нестройную шеренгу домиков, на закат над высоким черным лесом. Может, уедь они со второй женой в деревню, ничего бы и не случилось? Хотя, судьбу не изменить.
Этим утром Филиппович проснулся и, как всегда, резко вскочил с постели. Он не любил разлеживаться, зная, что от этого опять будет клонить в сон, а потом весь день будешь ползать как недоваренный рак. Там, в городе, было по-другому, но, прожив в деревне вот уже три года, он поменял свои привычки. Утро выдалось морозным - на дворе стоял ноябрь, дело шло к зиме. Покрякивая от холода, он ухнул на себя целое ведро прозрачной, студеной воды из колодца и побежал в дом. Попил чаю, собрал в рюкзак пилу, топор, пару нехитрых бутербродов и пошел в лес. Филипповичу надо было вырубить высокую, длинную как мачта, сваю для крыши.
Лес готовился к холодам. Листья уже опали, сплясав напоследок последние вальсы. Теперь они лежали на черной, рыхлой земле сплошным покрывалом. Ступая по ним, Филиппович чувствовал, как слегка проваливается в мягкий грунт. На орешнике то тут, то там висела одинокая оборванная паутина. Она напомнила брошенную квартиру в городе, которую он раздумывал продать. Кому угодно, хоть за копейки, лишь бы забыть об этом месте. Да, там было и хорошее, но плохое - потеря семьи - втаптывала добрые воспоминания грязными кирзачами в землю, делало их ничтожными.
Задумавшись об этом, Филиппович совсем забыл, зачем он пришел в лес, он просто брел вперед, глядя себе под ноги. Неожиданный звук заставил его поднять глаза. На расстоянии десяти шагов от него стоял огромный серо-бурый волк, внимательно глядя на мужчину исподлобья, выставив вперед уши и выпрямив уголки пасти. Алексей Филиппович застыл как вкопанный. "Вот оно!" - пронеслось в его голове, - "Вот оно, все закончится здесь". Он посмотрел на зверя и заметил, что волк на самом деле, смотрел на человека одним глазом. Второго на месте не было.
И тут Филиппович вспомнил, как, приехав в деревню, он в первые же дни отбил от своры местных псов молодого волчонка, который непонятно как забрел в деревню и, спасаясь от острых зубов, залетел очертя голову к мужчине во двор. Псы уже успели его изрядно потрепать: из правого бока сочилась кровь, кожа на лбу была содрана и висела лоскутом, вместо правого глаза зияла кровавая дыра. Волк, тяжело дыша, смотрел оставшимся глазом на Филипповича, как бы говоря "Или убей, или спаси!". Тогда мужчина отогнал собак, а волчонок, юркнул в дыру в заборе и через огороды понесся в лес.
И вот он стоял перед Филипповичем и одним глазом смотрел на мужчину. Как себя вести, что делать, Филиппович не знал, но тут волк сам начал движение. Он неспеша, на напряженных лапах, подошел к Алексею и начал его обнюхивать. Не сказать, чтобы мужчине было страшно, он просто ждал, когда волк на него набросится. Но волк, вместо того, чтобы повалить Филипповича и вгрызться ему в глотку, неожиданно легонько прихватил его зубами за руку, и потащил в сторону лесной гущи. Алексей пошел за зверем, недоумевая. Чем дальше они заходили, тем нетерпеливей вел себя волк. Он отпустил руку человека, отбежал метров на десять вперед и торопился дальше, периодически оглядываясь на Филипповича, как бы торопя его. Вскоре, он подбежал к огромному, разлапистому дереву и зарылся под его корни. Подойдя поближе, Филиппович увидел мертвую волчицу, лежащую в большой норе под корнями, и несколько копошащихся у ее тела и повизгивающих серых комочков. Волк забегал от них к Филипповичу и обратно, заскулил. Подбегая к щенятам, он лизал их похожую на пух мягкую шерсть. Когда мужчина подошел поближе, волк аккуратно взял одного из щенят зубами за шкирку и глянул на Филипповича - тот осторожно поднял щенят, и, развернувшись, пошел в сторону опушки. Волк быстро обогнал его и бежал впереди, лишь иногда останавливаясь и ожидая человека, будто приглядывая - бережно ли тот несет теплый, маленький и бесценный груз.
Дойдя до края леса, волк положил щенка, которого нес в зубах на землю и, присев на задние лапы, посмотрел Алексею Филипповичу в глаза, будто говоря: "Однажды ты спас меня, спаси теперь их". Мужчина был потрясен поступком животного. Неужели в его действиях была та же безысходность и отчаяние, что и у Филипповича, когда тот после смерти единственных родных людей сбежал в деревню!?
Алексей Филиппович поднял с пожухлой травы последнего щенка и пошел в деревню. Напоследок обернувшись, он увидел, как волк сидит на задних лапах у опушки и смотрит вслед.
Удивительно, но Алексей Филиппович выходил слепых, новорожденных волчат. Он, как заправский отец, грел им молоко, ухаживал за ними, разнимал их, когда, чуть повзрослев, они с визгом носились друг за другом, не поделив мертвого воробья, которого таскали из одного конца сарая, в котором их поселили, в другой.
Не проходило и ночи, чтобы дверь сарая со скрипом не открылась и в нее, крадясь вместе с лунными тенями, не пробрался Пират, как окрестил волка Филиппович. Пират ложился рядом со щенятами, вылизывал их, согревал своим теплом. Когда человек заходил в сарай, то волк вскакивал на лапы и, обходя щенков, становился между ними и Филипповичем, как бы говоря "Ты, конечно, их спас, спасибо, но теперь дай и мне о них позаботиться". Под утро он убегал в лес.
А потом он ушел вместе с окрепшими, повзрослевшими волчатами навсегда. Просто однажды, когда Филиппович с утра понес в сарай миску с кормом, он увидел, что угол, в котором на старой рогоже и соломе спали щенки, опустел. По выпавшему накануне снегу тянулись четыре цепочки следов: одна уверенная ровная, а три - мелких и сбивчивых.
С тех пор как настала зима, Филиппович не видел Пирата с выводком. Иногда, выйдя после заката на крыльцо подымить папироской, он слышал глубоко в лесу протяжный вой в несколько глоток и задумчиво усмехался, выпуская из ноздрей клубы табачного дыма.
Наступила долгожданная весна. Солнце начало неумолимый бой со снегом. Корчась, тот медленно, но верно сдавал позиции. Первые птицы начали уроки хорового пения.
Примерно в одно время с птицами в деревню потянулись волки. Во дворах начали пропадать куры, гуси, у одного мужичка пропало пару кроликов.
Однажды, выйдя с утра на крыльцо, Филиппович споткнулся о что-то мягкое, лежащее у его ног. Глянув вниз, мужчина с удивлением обнаружил на досках крыльца мертвую курицу с перегрызенным горлом. Курица глядела не него мутным безжизненным глазом, в котором еще отражались ужас и непонимание происходящего.
Та же история повторилась и на следующую ночь, и потом неоднократно Филиппович находил на своем крыльце то мертвую птицу, то придушенного дикого зайца; а однажды с ужасом обнаружил телячью ногу с нитями сухожилий, торчащих из перегрызенного острыми, как лезвие бритвы зубами, бедра.
Алексей Филиппович знал, кто носит ему эту добычу и хмурился, вспоминая Пирата с его выводком. Добром эти жертвоприношения кончиться не могли.
И вот однажды, как всегда выйдя с утра во двор, Филиппович обнаружил у своего забора толпу галдящих мужиков. Некоторые из них уже с самого утра успели принять "по маленькой", у кого-то в руках виднелись колья. Всего мужчина насчитал шестерых.
- Ты, Филипыч, волчар-то своих приструни, а то они у нас всю животину-то перегрызут! А то ишь, зачастили!
- Да вы чего, мужики! Как же я их приструню, - опешил Алексей, - я им что - дрессировщик?..
- Дрессировщик или нет, а курей дохлых тебе таскають! - выступил вперед другой мужичонка.
- Точно, он их настрополил! Лупи его! - загалдели мужики, пытаясь выбить калитку.
Филиппович попятился назад и неожиданно увидел вдали огромное облако пыли. Оно неслось к центру деревни с огромной скоростью. Вот из его центра выплыли очертания волчьих морд - одна впереди, трое - чуть поотдаль. Стая не сбавляя оборотов, молча, напряженно и сконцентрированно неслась прямо на толпу мужиков. Те побросали колья и кинулись врассыпную, вопя от страха при виде разъяренных волков и оскаленных морд.
Стая пролетела по главной улице, на которой находился и дом опешившего Филипповича, не останавливаясь, молча. Лишь вожак мельком глянул на мужчину одним глазом. Волки проскочили деревушку и понеслись в лес.
Больше мужики Алексея Филипповича не трогали, проникшись к нему мистическим, суеверным страхом.
Однажды Филиппович засобирался с утра в город. За пару дней до этого он сходил на почту и разместил в городской газете объявление о продаже квартиры, и вот - сразу же позвонили покупатели.
Город испугал его своим шумом, копотью, грязью, город не ждал его обратно. Поэтому, зайдя в квартиру, где не был уже четыре с лишним года, он попытался не предаваться воспоминаниям, а лишь договорился с покупателем о цене и поспешил на вокзал.
Он не знал, что после его отъезда из деревни все те же шестеро упрямых мужиков, вооружившись ружьями и ножами, пошли в лес. Они наткнулись на волчью стаю на залитой солнцем поляне. Кроме четырех самцов в стае появилось две самки, одна из них сидела в тени деревьев, облизывая щенят. Завидев охотников, она с рычанием, вскочила на ноги и, не издав больше ни звука, кинулась на людей, сопровождаемая еще пятью мощными сородичами.
Раздались крики, пальба, визг. Через минуту все было кончено. Шесть охотников, таща шесть трупов волков за задние лапы, ушли с поляны. Один из мужчин заметно хромал, другой держался за окровавленную правую руку.
Филиппович приехал в деревню только под вечер. В сумерках открыл калитку и замер. На траве у сарая лежали сваленные в кучу остывшие трупы в испачканной чем - то бурым шерсти.
Безысходность, казалось бы, забытая и навсегда отступившая, вернулась и сдавила грудь мужчины.
А в лесу под корнями деревьев копошились, повизгивая, не замеченные охотниками волчата.