Ярмакова Ольга Васильевна : другие произведения.

The Notebook: найденная история

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Что Вам приходит на ум, когда Вы слышите "Записная книжка"? Что Вы там можете обнаружить, перелистывая чужую рукопись, до времени покоившуюся вдали от Ваших глаз? Чьи-то потаённые мысли и откровения памяти? А может это одеяло, сшитое из разношёрстных лоскутов событий чьей-то тайной жизни? Есть лишь единственный способ это познать - открыть и принять все тайны, которые уже ждут Вас.

THE NOTEBOOK: НАЙДЕННАЯ ИСТОРИЯ

  
  
   Привет! Это тетрадь наблюдений Лизы К. Т.
   Если вы сейчас держите в руках этот дневник, то знайте, что я...
   Ха! Не-не-не! Я вовсе не умерла и ничего со мной плохого не случилось. Всегда хотела написать эту фразочку - "если вы сейчас держите...". Всё просто, я снова потеряла свои записи, а ты, кто бы ни был, их благополучно нашёл.
   Это уже четвёртый дневник, но, да и неудивительно, с моими-то постоянными похождениями нетрудно забыть или выронить записи. Что ж, добро пожаловать в мой мир, любопытный подбиратель чужих дневников. Может ты один из моих собратьев, тогда мне не о чем беспокоиться, и ты ничего нового для себя здесь не найдёшь.
   Но, если ты из другой касты, то держись крепче, приятель, тебя ждёт нокаут и в лучшем случае ты выкинешь записи в урну, да пойдешь себе дальше, а вот в худшем.... Не буду обламывать кайф! Читай в любом случае, недаром же я столько чернил исписала. Приятного аппетита, любезный, нашедший мои наблюдения, и да пребудет твой разум в благополучии.
  

***

  
   А ты когда-нибудь убегал от времени, или пытался обогнать ход его чопорных слуг-стрелок? Или неторопливо прогуливался в промежутке меж отсчётом секунд? Нет? А я это делаю каждый день, каждый час и даже сейчас, когда ты читаешь эти строки, я перешагиваю за черту времени.
   Тебе приходилось спасаться от смерти, преодолевая все мыслимые и немыслимые рубежи истории человечества, совершив всего лишь одну оплошность, всего одно действо, за которое тебе не откупиться во веки?
   А доводилось ли тебе наблюдать злодейства, от которых стынет кровь и рвётся наружу возмущение, и при этом ни пальцем не пошевелить ради торжества справедливости?
   Нет? Значит, ты не я и тебе крайне повезло, счастливчик. Но если ты понимаешь, о чём речь, то сохрани мою тайну и огради себя от моих ошибок.
  
  

I

  
  
   Ср. past
  
   Феликс в курсе моих дел. Не всех, конечно. Впрочем, и я не всегда была в курсе всех его дел потому, как знаю его не так давно. А в целом и, в общем, никому не дано знать всего про своих знакомых и родных. Родители не узнают о старости детей, а дети о юности своих родителей. Это закон природы и ничего тут не попишешь, за исключением тех несчастных родителей, что обречены волею судеб пережить своих детей. Да, они могут знать и сказать о своих усопших чадах все от "А" до "Я", но это грустная история и не для моей писанины.
   А мой милый друг многое мог бы рассказать обо мне, но, увы, он только может посмотреть в твою сторону своими рогульками и уйти медленно туда, куда зовут его дела.
   Ах, да! Я же не познакомила тебя, незнакомец, с моим чудесным другом. Представляю твоему вниманию - мой верный напарник во всех моих похождениях, Феликс. Он улитка. Но не простая какая-нибудь кроха размером в несколько миллиметров, а Helix Pomatia - виноградная улитка. Это настоящий гигант, добрых пятнадцать сантиметров дружбы и молчаливого соучастия.
   Наша встреча была знаменательна, думаю, именно так бы выразился какой-нибудь маститый писатель. Мы с ним повстречались одним тёплым августовским вечером на узкой одинокой тропинке. Я скорее почувствовала тогда, нежели заметила краем глаза, что под ноги мне со стороны травы выползает нечто живое и требующее внимания. Слева от меня на дорожку вылезла, растянувшись серым тельцем из-под круглой, витиеватой, песчаного цвета раковины, большая улитка. Ни секунды не раздумывая, я наклонилась и схватила этого мальца. Он естественным образом испугался от такой неслыханной наглости и втянулся в домик.
   А я? В моей сумке-торбе всегда есть что-нибудь полезное на все случаи жизни. И нашлась там одна пустая пластиковая коробка, в которую и отправился мой новый друг, заодно получив тут же имя. Феликс. Почему именно это имя? Сама не знаю. Просто пришло в голову и всё тут.
   А потом моему другу был приобретён просторный контейнер, в крышке которого были высверлены дырки для воздуха, и зажил в новом доме Феликс, будь здоров. Эта привереда ещё и не всё ел, что ему предлагалось в пищу! Помидоры и перец были отвергнуты и игнорировались, но зато огурцы и салат, так пришлись этой лакомке по душе, что уминал он их с завидной скоростью.
   Но, всё это так, мелочи жизни, Феликс оказался на деле очень преданным, полезным и, в общем-то, единственным моим другом, с которым я могу говорить откровенно и обо всём. Это непередаваемое чувство, когда он сидит на плече, растопырив свои рогульки, холодный и влажный, и мы вместе идем, и ему всё равно куда, главное, что мы вместе, мы едины, мы одно целое.
   Я снова веду себя, словно невоспитанный школяр, не представившись и завлекая тебя, мой загадочный друг, туда, о чём ты ещё понятия не имеешь.
   Меня зовут кратко и очень просто, а именно, Лиза. Есть, конечно, и более длинный и пафосный, на мой взгляд, вариант данного имени, что-то типа Елизаветы, но это скучно. Ты должен согласиться со мной, я уверена в этом.
   Мама зовет меня Лизи, или котёнком, из обоих вариантов удобоварим скорее второй, чем первый, хотя оба приторно-сладкие. Но мама - есть мама.
   Папа чаще прибегает к обращению более строгому и ударному, Лизет, у меня это ассоциируется с портупеей, которая издает такой глухой хлопок в воздухе, когда ею резко вздергивают наотмашь в руке.
   Моя милая и любимая старшая сестрёнка Лили. Лишь она чувствует, как мне иногда тяжело бывает жить с моей тайной, хотя ничегошеньки не знает, и зовёт меня не как все, а как тайный соучастник и самый близкий друг - Лиса.
   Друзья обращаются ко мне в основном очень демократично и практично: ребята кличут Лиз, а девочки - Лизой.
   Если интересен мой возраст, то мне двадцать шесть с хвостиком, а вот Феликсу сейчас, скорее всего четыре года, этот негодник не имел при себе паспорта, когда я его нашла, поэтому понабравшись описаний и комментарий из нашего всего, а именно интернета, навскидку прикинула, что он ещё хоть куда.
   Внешне я проста и привычна для обывательского глаза, вполне могу сойти за твою соседку или подругу, если та любит спортивный стиль в одежде. На мне практически всегда джинсы, кофты, футболки или майки, кеды и моя сумка-торба, в которой есть всё и на все случаи жизни. Волосы песочного оттенка до плеч предпочитаю убирать в аккуратный хвостик, но иногда делаю исключение и даю волю прядкам, которые тут, же подначиваемые ветром лезут в лицо.
   Живу с родителями, работаю в одном очень скучном офисе, который лишь служит ширмой моей настоящей жизни, которую ты частично узнаешь на этих страницах.
   Увлекаюсь многим, даже слишком многим, считаю себя оттого "коллекционером". У меня, наверное, тысяча всяких дел и хобби, и люди - это моё самое большее из увлечений. Наблюдать за ними, их жизнью и оставаться в тени подчас сродни шпионажу, но безобидному и непостыдному.
  
   P.S.: Свои записи я помечаю сокращенными заголовками, обозначающими условную дату. Я не пишу числа, месяца и тем более года, для меня это уже давно утратило всякое значение, а вот тебе, мой загадочный читатель, будет сначала не совсем понятно, но ты втянешься со временем в эти условности и тоже потеряешься во времени, как и я.
   Чтобы тебе было не так сложно, поясняю - любой день недели я сохранила, но решила его писать сокращенно, ибо, такова моя прихоть. Рядышком обозначается тот временной отрезок, в который меня "занесло" по моей же воле.
   Вот простой пример: Пон. past (понедельник прошлого), Пон. future (понедельник будущего). Чуть позже объясню, почему пропало настоящее. Я уверена, что ты разберёшься, и проблем в дальнейшем у тебя не будет.
   Удачи и незабываемого путешествия, не заплутай во времени и пространстве моих страниц, незнакомец!
  
   Чет. past
  
   Человечество делится абсолютно на три неравные группы людей: первая группа, составляет основную активную массу, живущую в благостном и слепом неведении истинного мира; вторая группа творящая, и в целом, действующая, прозвана вершителями; а вот третья, которая с легкостью может раствориться в первой и второй группах, наоборот, ни во что не вмешивается, живёт по своим строго отведённым правилам, но неотрывно от общества в целом и в тоже время обособленно - наблюдающая. А люди, входящие в эту маленькую и серую на первый и ошибочный взгляд категорию, прозваны наблюдателями. И я с гордостью делюсь с вами моей маленькой тайной - я тоже наблюдатель, я одна из немногих. Я одна из тринадцати сотен.
   Кем-то было в древности определено, что за порядком в мирах, помимо нашего земного мира, должны следить и нести службу вершители. И наделены они способностью преодолевать любое пространство и время, но лишь в строго подшефных им мирах, и только в определённый период жизни, когда будет востребована их сила. Их тоже тринадцать сотен, как и нас, наблюдателей. Иногда мне думается, что они наши близнецы, только более яркие что ли, лучезарные.
   У наблюдателя строго отведённый кодекс правил, которым он должен следовать неукоснительно и безоговорочно. Ты не становишься наблюдателем по своей воле или прихоти, о нет, ты рождаешься таковым и это твой приговор на всю жизнь, нравится тебе это или нет. Были, конечно, такие, кто пытался изменить свою принадлежность и перейти на "другую сторону", как обычно называют всех, кто не наблюдатель, но, поверь, для этих несчастных бунтарей все заканчивалось плачевно. Потому что нельзя не сломав себя, изменить свою суть, своё нутро. А всё, что ломается, уже никогда, уж поверь мне по опыту, никогда не бывает целым.
   Наблюдателям нельзя не во что вмешиваться, а это означает, что они могут быть в любой точке Земли, в любом временном отрезке, но, могут лишь смотреть, то есть наблюдать за любым событием и людьми в нём. Чувствуешь, незнакомец, всю немощь и инвалидность в таком могуществе? Я бы даже сказала, ущербность от осознания, что способен управлять временем, но при этом не можешь даже деревца тощего посадить, ведь даже это уже действие, которое может понести последствие во временном ручье. А наблюдателю строго настрого нельзя ни на что влиять!
   Мне иногда смешно и грустно одновременно от осознания того, что одни люди способны жить в полной мере, наслаждаясь тем, что они могут делать и влиять на жизненные обстоятельства, но при этом вершить свои миссии они могут лишь в строго отведённом им отрезке жизни. А другие преспокойно гуляют по лабиринтам временной спирали, но при этом связаны по рукам и ногам запретом в самом элементарном действии.
   Как же это жестоко и в тоже время забавно до нелепости. Кому-то очень было скучно, раз для забавы, - а для чего собственно надо было такое делать, - сотворен был эксперимент по разделению людей на столь зеркально противоположные группы. Ты хоть задумайся, ведь все, абсолютно все наблюдатели обречены на одиночество. Нет, общение не под запретом, иначе бы нас давно отгородили ото всего человечества и сочли ненормальными, но эта самая малость есть не что иное, как самая большая поблажка. Ведь и словом можно вершить дела и влиять на суть вещей. Потому наблюдатель больше слушатель, нежели говорун, ибо должен следить за каждым своим словом.
   Есть, конечно, исключения из правил. Я знакома с одним очень интересным преподавателем математики в одном солидном университете, зовут его Кливленд Вайсман, и я ещё не раз буду о нём упоминать, так как частенько прихожу к нему на занятия, чтобы послушать его занимательные и довольно поучительные "лекции" в лекциях. Знаешь, а ведь он так много своего вкладывает в молодую поросль и ведь это же колоссальные знания! Но, есть исключения и в таких делах. Иногда можно косвенно, как это делает мистер Вайсман, свершать благие поступки, но так, чтобы они оставляли семена добра в душах воздействуемых и не вносили в будущее никаких особых неожиданных последствий.
   И лишь, встретив подобного себе, а это большая редкость и подарок судьбы, мы можем наговориться вдоволь. Потому, как наедине наблюдатели обособлены от окружающего их мира и свободны от него на некоторое время.
  
   Воск. past
  
   Тебе никогда не казалось, что ночью время течёт по-другому, иначе так сказать? Может эта особенность касается только наблюдателей, а может это только моё видение, но я бессчётное множество раз замечала, как одно и то же расстояние днём и ночью преодолевается за разное время. То, что я проходила днем за десять минут, ночью преодолевала за пять, и так с любым расстоянием, независимо от места и расположения. Ночью, даже когда ступаешь по земле, то чувствуешь иначе свой шаг, он будто более пружинный и легкий и когда идёшь быстро, то всё проносится мимо вдвое быстрее.
   У меня и отношение иное к времени, не такое, как у обычного человека. Для любого нормального индивида существует понятие трёх видов времени: прошлого, настоящего и будущего. Это естественно, логично и понятно. Но я отсекла из своего существования понятие - настоящее. И сейчас попробую донести свою точку зрения, как смогу, а ты, мой незнакомый друг, попытайся это переварить и не чертыхаться при этом.
   Как ты запомнил, у наблюдателя есть весьма крутая возможность путешествовать во времени. Так вот, для меня давно стёрся тот маленький отрезок под названием "настоящее" потому, как даже будущее, которое я могу с лёгкостью только что посетить, во временной ленте тут же становится прошлым. В самом начале моих путешествий я еще мучилась и пыталась разграничивать и делить время на три рациональных отрезка, но когда ты только что был в далёком прошлом, а уже через мгновение шествуешь в отдалённом будущем, то твоё настоящее начинает терять определённый статус.
   Знаешь, время лишь для обычных людей имеет значение и чего-то стоит, для людей моей категории оно потеряло свою истинную цену. Ну, в самом деле, когда можешь менять местоположение в любой точке времени, то даже настоящее уже видится под относительным углом и становится зыбким и недействительным. Хотя, опять же, для наблюдателя всё везде должно остаться константой в любой временной ленте, он же не меняет и не влияет на события. Но это лишь по сути, а так время в действительности лишь дверь для таких, как я и не более. Со временем воспринимаешь всё намного проще и циничнее, наверное, так. Забавно, даже здесь промелькнуло слово "время". Ну, никуда без него, никуда. Да.
   Если вдуматься, то мы все живем в прошлом. Вот, сам подумай, ты прочитаешь эти слова, и они уже не в настоящем, а в прошлом. Секунда будущего в момент становится секундой прошлого. По сути, всё человечество живёт в двух временных отрезках, а настоящего не существует. Ведь если бы оно наступило, то время должно было бы остановиться, а это бы означало вселенскую катастрофу, ну или земную уж точно. Наше "настоящее" лишь условность для нашего спокойного разумного существования, на самом деле его не существует. Как это нелепо даже звучит - настоящее не существует.
   Задумайся, ты моргнул и всё то, что ты только что видел до закрытия век, это ушло в прошлое тут же. Скользкий миг будущего ушёл в прошлое, но настоящего здесь нет, и не было. Будущее очень неясный размытый временной отрезок, и наступает он моментально, но по ошибке его воспринимают за настоящее время, вернее самый ближайший будущий фрагмент.
   Есть такой интересный временной парадокс: в прошлом, куда я попадаю, для меня наступает будущее, которое в том периоде, где я проживаю по факту, стало прошлым, а вот в будущем произошедшие со мной события попадают в разряд прошедших и считаются по праву прошлым временным отрезком, но опять же в моем "прожиточном" мире они есть будущее.
   Настоящее время существует лишь для вершителей, в тот момент, когда они осуществляют свои переходы сквозь миры и для наблюдателей, когда просто необходимо останавливать время, или "рвать стену", как мы профессионально это называем, чтобы перескакивать через пласты временной летописи Земли.
   Посему в этом дневнике нет настоящего, а есть только прошлое и будущее, вот, почему в пометках-оглавлениях ты, незнакомец, будешь видеть только два времени, вместо трёх. Так честно и просто, даже, если ты в корне не согласен, но это мой мир и я его так вижу.
  
   Воск. past
  
   Проклятье! Снова начались кошмары. Давненько меня не затягивало в вязкую серую муть страха и холода. Давно я не выскакивала из пучины ревущего за спиной хаоса, вырываясь из цепких когтистых лап чудовищ. Но самое неприятное, что после ничего невозможно вспомнить, ни картин, ни голосов. Только липкое ощущение блекнущей жути в волосах. Пожалуй и всё. Ах да, ещё этот пронзительный волчий вой в глубине сновидения. Его я услышала впервые. Надеюсь, в первый и последний раз.
  
   Вт. past
  
   Хочу поделиться одной историей, произошедшей со мной во второй половине XVII века. Не забыл, незнакомец, я же наблюдатель и путешественник во времени? Что-то странное происходит в последнее время, и корни его исходят, по-моему, именно с тех давних времён. Надеюсь, что это моя паранойя, ох, как же я надеюсь на это.
   Не буду указывать точную дату и место, не к чему всё это тебе, в истории уж точно нигде мой визит не отразился, я досконально проверяла. Это случилось полгода назад, для меня естественно, в одном маленьком провинциальном городке, в котором я провела тогда несколько дней. Кстати, впредь я так далеко не "прыгала", уж больно велика опасность наследить, да и себя выдать.
   Уж не помню, где я раздобыла то шикарное платье из парчи с рюшами, кружевом и прочими украшениями, но что-то меня тогда, глядя на этот наряд, натолкнуло на дикую мысль сгонять подальше в прошлое. До этого я заходила не дальше начала XX века. Это действительно была очень дикая и незрелая мысль, меня тогда уж точно бес повёл в тот город, потому, как и направление было выбрано вслепую, да и в целом не представляла я, куда попаду. Доверилась слепо интуиции.
   Память тоже странная штука, как же она затирается быстро, обесцвечивается и выгорает, словно бумага с рисунком на солнце. Это я к чему? А к тому, что всех деталей досконально не могу вспомнить, может выборочно что-то запоминается, а может это побочное действие перемещений. Нам тоже не всё дано знать о наших способностях.
   Удалось мне познакомиться с одной знатной особой, баронессой вроде, (имени уж убей, не помню) и выдать себя за не менее знатную даму, прибывшую издалека и следовавшую в крайне дальний город к супругу, это было придумано для безопасности и весьма удачно. Конечно, для пущей убедительности пришлось добавить, что на мой экипаж напали разбойники, благо в те времена ими кишели леса в той стороне, а посему чудом спасшись из лап этих "негодяев", я осталась без слуг, средства передвижения и драгоценностей. При мне осталась только моя торба, ибо её скромный вид не возбудил в головорезах алчного аппетита.
   Эта самая баронесса приняла мою историю за чистую монету, какие же всё-таки люди раньше были доверчивые и в чём-то простые, а возможно и тому посодействовал мой "шикарный" по тем меркам наряд и ухоженный вид. И эта дама уговорила меня погостить в её доме несколько дней, дабы усладить её рассказами о других местах и людях, так как в их глуши редко что случалось. Как я позже узнала, не так уж и мало у них происходило.
   Я, естественно, согласилась, жить-то мне было негде. Вначале я и не планировала там задерживаться более одного дня, помышляя прогуляться, осмотреться, да и всё. Но такой случай подворачивается редко и я рискнула.
   Дом у баронессы оказался довольно большим, каменным и холодным. А на улице стояла поздняя осень, выпавший лёгкий снег растаял, наведя на дорогах размазню грязи. Хорошо, что камин был в той комнате, которую определили мне в опочивальни, сильной жары не было, но, по крайней мере, я не мёрзла. Супруг моей хозяйки был весьма успешным охотником - все коридоры и комнаты были увешаны его трофеями и оружием, что в вечернее и ночное время меня беспокоило и пугало. Особенно меня устрашало чучело несчастного волка с разверзнутой клыкастой пастью и поблескивавшими глазами-стекляшками. Он стоял в углу у окна немым истуканом и ночным сторожем моей спальни. В первую ночь, я даже не смогла уснуть, всё казалось, что он оживёт и кинется на меня, а затем перегрызёт мне глотку.
   Кроме чучел животных стены дома украшали портреты весьма обширного семейства, и баронесса ознакомила меня лично с каждым персонажем её картинной галереи. Я была удостоена чести свести знакомство с юными отпрысками сего достойного дома. Две бледные и худосочные девицы четырнадцати и шестнадцати лет от роду подобострастно внимали каждому моему жесту и слову. Также я была представлена забавному шкодливому мальчугану-непоседе лет десяти, который едва обратив на меня внимание, тут же юркнул в дверной проём и был таков.
   Через пару дней моего пребывания в доме гостеприимных хозяев был назначен званый ужин, на который была приглашена вся знать городка, и баронесса мне с гордостью объявила, что я буду самой почетной особой на этом приёме, чем меня немало смутила. Но отступать было уже поздно, и я продолжила свою игру дальше.
   Весь день прислуга суетилась по дому, прибирая, выстилая ковры и хлопоча на кухне, где готовились яства. От служанки, приставленной мне в помощь, я узнала, что не все просто и тихо в сей местности. Полушёпотом и оглядкой на дверь, девушка доверительно мне поведала, что за последние полгода в городе и местной округе стали пропадать дети, причем исключительно девочки в возрасте от пяти до восьми лет. Никто найти детишек не мог, и потому их считали пропавшими навсегда, то есть умершими. Эта история поразила меня тогда той страшной тайной, что стояла за ней и которую я случайно приоткрыла после.
   Не буду тебя, незнакомец, утомлять описанием самого приёма, вернее долгого и скучного ужина за длинным столом, поверх которого как в лучших домах, были выставлены многочисленные блюда со всевозможной едой и кубками с напитками. Меня представили каждому гостю, как редкий экспонат, случайно занесённый благим ветром по воле случая. А потом усадили рядом с хозяевами, что считалось почётным местом за столом. Помню, что было скучно, потому как в суть и колорит местных разговоров войти я никак не могла, да и особого желания не было, поэтому единственным развлечением в тот вечер для меня стала небольшая группа музыкантов, развлекавших гостей своими пасторальными мелодиями, примостившись в углу просторного зала.
   Из гостей мне запомнился один молодой и статный вельможа. Да и не мог он не приглянуться, подобные люди обычно сразу в глаза бросаются своими манерами, жестами и поведением. Заметно было, что он весьма красив и успешен среди дамского общества, но при всём своем обаянии, манерности и вальяжности, было в нем нечто холодное и отталкивающее. А ещё очень странные глаза были у этого мужчины - серые, полупрозрачные с чуть растянутыми в вертикаль зрачками. Тогда я ещё подумала, что у него глаза, как у волка, что стоял в моей спальне.
   Просидев пару часов, я уже собиралась под благовидным предлогом слинять с приёма, когда заметила, как одна девушка-служанка, хлопотавшая неподалеку, прихватила со стола пряник и ловко его припрятала в складках юбки. Девчушке внешне от силы можно было дать лет тринадцать, но за счет высокого не по годам роста, её видимо и взяли на эту работу. Поблагодарив гостеприимных хозяев за сытный и обильный ужин и сославшись на усталость, я покинула приёмный зал, но проходя мимо той девушки, попросила её проследовать за мной. Она послушно вышла из зала и вместе мы дошли до моей комнаты, где я ее и спросила, почему она украла пряник со стола.
   Мария, так звали служанку, испугалась и стала умолять не выдавать её хозяйке. Оказалось, что у неё есть младшая сестрёнка Майя семи лет, которая ожидала её весь вечер на улице во внутреннем дворе господского дома. А старшая сестра, хотела порадовать малышку пряником, ведь больше некому было этого сделать - сёстры были круглыми сиротами. Я успокоила Марию и пообещала не раскрывать хозяйке пропажу пряника, но предостерегла девушку впредь так неосмотрительно орудовать на глазах у гостей. Ведь в другой раз так, как со мной, ей могло не повезти.
   Кстати, я упоминала, что при мне всегда моя сумка-торба, так вот, я её и на ужин с собой брала, а баронессе наплела, что в моих краях это очень модно и последний шик. Из торбы я выудила несколько пряников, яблок и конфет-леденцов (конфеты были из моего времени, но без обёрток и завёрнутые в бумагу). Все эти вкусности я тишком свалила в сумку с праздничного стола, когда заметила, как девушка стащила пряник. У меня есть чутье на такие вещи - что и где может пригодиться и понадобиться.
   Всю эту съедобную прелесть я отдала ошарашенной Марии для её маленькой сестры, затем отправила обратно счастливую и сверх нормы благодарную девушку прислуживать гостям, а сама решила найти Майю и познакомиться с ней лично. Все-таки мне казалось, что ребенку в холодное и тёмное вечернее время не место одному на улице.
   На внутреннем дворике было промозгло, ветрено и темно, лишь в двух местах горело по два факела, предусмотрительно зажженные кем-то из слуг. С живой огненной сердцевиной эти светочи озаряли главный парадный вход в дом и выход над каменной аркой въездных ворот.
   Девочку я не сразу заметила, малышка маленьким серым комочком ютилась у стенки арки и, заметив меня, а вернее мою фигуру, вышла на свет, видимо спутав меня с сестрой, потому как я услышала ее тонкий голосок, отчётливо произнёсший имя Марии.
   Я уже хотела подойти к ней, но в тени, за спиной ребёнка что-то шевельнулось. Это была человеческая фигура. Если честно, я тогда испугалась в тот момент. Не за себя, а за Майю, за эту крошку, кутавшуюся в явно взрослую мужскую куртку, скорее всего отцовскую. А фигура медленно наплывала всё отчетливее, проступая в сереющей тени, и вот тут-то я увидела глаза, те самые, с которыми совсем недавно пересекался мой взгляд на ужине. Только теперь это был холодный звериный взгляд волка-охотника, глаза прямо-таки лучились синим огнём в темноте.
   Ещё секунды две я колебалась, но всё-таки храбрость вернулась в мои голосовые связки и я призывно и настойчиво позвала малышку по имени. Она насторожилась, но сделала один неуверенный шаг в мою сторону. Тогда я вышла в свет факелов у парадного крыльца, чтобы ребенок мог меня хорошо видеть, и позвала вновь, упомянув имя старшей девочки. На этот раз она меня послушалась и доверчиво приблизилась.
   Видел бы ты, мой неизвестный читатель, лик того, кого тьма укрывала до сей поры! Он явно желал схватить Майю, но в последний момент жертва ускользнула, и от досады и ярости он выступил на свет под аркой ворот и показал своё истинное лицо. Не думай, там не было жутких клыков, шерсти и подобных сказочных штучек из ужастиков. Достаточно было перекошенного лютой злобой лица и горящих в свете огня нечеловеческих глаз. Это длилось мгновение, а затем он также быстро ушёл в тень, но напоследок оставил мне свою улыбку, злорадную и будто обещавшую нечто нехорошее именно мне.
   Я с облегчением вздохнула и, взяв девочку за руку, увела её в дом, проведя малышку на кухню. Там я строго настрого наказала Майе больше никуда не уходить и ждать сестру, у которой для неё были гостинцы. А Марию я перехватила в коридоре, когда она возвращалась на кухню и попросила впредь младшую сестрёнку не оставлять одну, если она не хочет остаться совсем одна на белом свете. Девушка испугалась моих резких слов, закачала головой и стремглав побежала на кухню, узнав, что там её ждет девочка. Уж не знаю, послушалась ли она меня и уберегла сестру от того монстра, на которого пали мои подозрения в похищении детей, мне это не ведомо.
   Я вернулась домой тем же вечером, решив больше не рисковать. Я же наблюдатель и не имею права влиять на ход событий. Но наблюдать за тем, как совершается злодеяние - поверь, испытание ещё то! Я вмешалась в ход истории, хоть и ничтожно малой, но до сих пор не жалею об этом. И знаю, что расплата меня не минует, мне не отвертеться, только вот цена ещё не определена за этот "проступок". И я уже давно подозреваю, что та зловещая улыбка, подаренная мне Волком, а именно так я Его и зову с той поры, была тем дурным предвестником неминуемого наказания. Ибо Он меня преследует! Но об этом в другой раз и в урочный час.
  
   Ср. future
  
   А американцы то были правы! Действительно, произошёл апокалипсис, стёрший все цивилизации в пыль и омертвивший города, служившие когда-то пристанищем и ловушкой искателям лучшей доли. Теперь только ветер разгуливает по пустынным улицам и заросшим травой и кустарниками проспектам. Зомби? Нет! Эта сказка-страшилка для любителей чёрненького садизма над мозгом не нашла отражения в будущем. Люди выжили после многочисленных эпидемий и войн, катаклизмов природы. Не все, конечно, но никто из умерших, слава Создателю, не возвращался обратно с того света. Да и ни к чему это.
   Нынешнее поколение тех, кто ещё помнит прошлое, считают, что ад наступил и лучшее уже позади. А вот молодая поросль, взросшая в нелёгких условиях выживания без электричества и газа, рада каждому дню и прославляет нового бога, дающего надежду и веру в светлое будущее. Ох, уж эти боги, пророки... они всегда были и будут. Человечество никогда не сможет жить самостоятельно, без привязки себя к чему-либо божественному, без хвалы и мольбы о помощи. Ибо когда совсем худо, у кого же ещё попросить поддержки, кого позвать в трудную минуту?
   Натуральное хозяйство вновь ожило и набрало обороты по всем зелёным участкам планеты. Деньги потеряли своё значение ещё тогда, когда пали крупные державы, бывшие последним оплотом капиталистической экономики. На место бумажек, железа и драгоценных металлов пришёл натуральный обмен. Общество вновь вернулось к тому, с чего начинало. Да и слово "общество" здесь не уместно. Общины - теперь это самые передовые группы, которые чем-то напоминают древние поселения со своими правилами и уставами.
   Когда я совершила свой первый скачок сюда, то была ошеломлена не то слово. Феликса ещё не было в моей жизни, и я тогда одна стояла среди степи, а передо мною всего в паре километров лежал сломленный людскими страстями город-исполин, когда-то слывший одним из самых процветающих столиц мира.
   Хоть дороги уже, по сути, и не было, я добралась без проблем в этот город, благо обувка на мне та, что надо, мои любимые кеды. Красоты в этом мертвеце уже не было, он поблёк, выцвел и запаршивел. Даже жалко было его потрескавшиеся и усеянные трещинами дома, исписанные непристойностями и непонятными мне каракулями стены и окна. Стёкла сохранились в основном на верхних этажах высоток, да и то зубатыми осколками с толстым налетом чёрной копоти.
   Одинокий двухэтажный дом привлёк моё внимание. Лишь стойка с раскрошившейся вывеской подсказывала, что здесь некогда был объект массовых людских посещений, то ли это был магазин, то ли музей, то ли ещё что. А выцветшая, сотворённая чьей-то рукой надпись на его стене пробрала меня до мурашек своей не вязавшейся с этой разрухой нежностью. Вот те слова, что прописались в моей памяти:
  
   Давай будем вместе.
   Ты и я.
  
   Будем жить в своём мире и никого в него не впустим.
   В мире маленьком, но большом, давай.
  
   Ты и я.
  
   Я буду твоим маяком, а ты будешь моим светочем.
   Мы будем жить друг для друга, давай.
  
   Ты и я.
  
   Давай будем вместе.
   Любить, заботиться друг о друге, оберегать, давай.
  
   Ты и я.
  
   Давай будем вместе существовать.
   Один ради другого, давай.
  
   Ты и я.
  
   Давай будем.
   Давай. Будем всегда.
  
   Ты и я.
  
   Почему эти слова так запомнились мне и растрогали тогда, когда их впервые увидела - без понятия. Может, их написали ещё задолго до катастрофы, но тогда их никто не закрасил. Что-то в них такое есть, что-то близкое каждому, сокровенное что ли. Больше бы этого слышать и видеть сейчас, а не потом, когда уже некому будет.
  
   Чет. past
  
   Наблюдатель изучает и следит всю свою жизнь не только за людьми или событиями, связанными с ними. Для нашего брата важны все детали мира, в котором мы живём. Всё несущественное и обыденное простому люду, нам интересно и значимо. Я не исключение и собираю все свои наблюдения в эту тетрадь. И какими бы нелепыми и неказистыми они не показались тебе в дальнейшем, незнакомец, запомни - жизнь состоит из мелочей, по которым ты ходишь каждый день, мимо которых шествуешь важно, не обращая внимания и брезгуя. Ты живёшь в этих моментах, в деталях мира. А они порой так необыкновенны и волшебны, что дух захватывает!
  
   Опять дома со светом были проблемы. Отключили второй раз за неделю. Авария или ещё беда какая, неважно, но нужно было найти свечку и зажечь. Она меня словно ждала, лежала на кухонном столе и спички рядышком.
   Как же было приятно от этого маленького огонька, уютно и не одиноко во тьме. Посидишь немного в тишине, посмотришь на горящую свечу, задумаешься. Как странно, что такой маленький огонек способен притягивать к себе взгляд и греть, хотя сидишь за другим концом стола. Так умиротворяюще спокойно рядом с огнём, я расслабилась, руки на столе и голова моя уже лежала на них. А я всё смотрела на свечу и не могла оторвать взгляд от её танцующего огонька. Мысли растворялись, весь окружающий быт куда-то ушёл.
   А что такое этот огонь? Что в нём такого необычного и почему меня так и тянуло, прикоснутся к этому трепещущему язычку пламени маленькой свечки в тёмной кухне? Знала, же что обожгусь, но всё равно хотела дотронуться до него!
   Какой-то суеверный трепет накрыл меня. Передо мной была не просто горящая свеча. Нет. Ведь недаром, в древности при всех церемониях использовали огонь, его почитали священным и таинственным и поклонялись ему. Даже сейчас есть огнепоклонники. Вглядываясь в дрожащий лепесток, танцующий от моего дыхания на восковом стебле, у меня в голове поднималось много мыслей и одна странней другой.
   А может огонь - это дверь в другой мир, ну, просто ещё люди не научились её открывать правильно. Ведь и такое возможно. Просто наш разум не способен такое ощутить и понять. А ведь это вполне может быть и так. Огонь не пускает в свой мир никого из смертных, мы этого ещё не достойны, а жаль.... Там, наверное, так красиво!
   Ну, может так, а может и совсем не так. А что, если огонь - это души, миллиарды душ людских. Тогда становится понятно, почему пламя согревает и успокаивает, притягивает и отталкивает одновременно. Представить только, на кончике одной маленькой свечки танцуют миллионы, нет ещё больше. Нет такой цифры.
   Голова шла кругом. Такая красота, небесная, нечеловеческая и пленительная. Провела рукой над огоньком. Приятное тепло и оно меня не обожгло. Хотелось вот так сидеть вечность и смотреть на огненный лоскут, и смотреть, и смотреть...
   А потом дали свет, даже неприятно стало как-то. Электричество вмешалось в мои мысли и затмило свечу. Нет, я ещё хотела пребывать во власти того впечатления и мыслей, выключила свет, сидела напротив огонька и думала. Хорошо бы всем хотя бы изредка сидеть вот так и смотреть на такой же крошечный светоч. Сколько позитивных мыслей и идей он приносит и сколько умиротворения дарит.
  
   Воск. past
  
   По роду своей принадлежности частенько судьба сводит меня с интересными и неординарными личностями, которых в обычном "нормальном" (а по мне занудном) обществе считают ненормальными или свихнутыми, только потому, что они мыслят и говорят не по социальному шаблону.
   В 1973 году мне повезло свести знакомство с одной дамой средних лет, одиноко живущей на окраине одной деревни. Кстати, ещё одно любопытное наблюдение - есть некая закономерность в том, что непонятые обществом, вернее непринятые, личности с богатым внутренним миром и самодостаточностью, но инакомыслием в голове, проживают обособлено и, как правило, на окраине социума.
   Мне очень везёт на встречи с такими Личностями - эти люди для меня всегда с большой буквы. Возможно, меня притягивает их магнетизм радужной ауры, а вполне вероятно, и их ко мне влечет моя судьбоносная печать наблюдателя. Так или иначе, таких встреч предостаточно, все они незабываемы, ярки, как вспышки молний. Поведаю вкратце об одной такой.
   Так вот, звали её Тамара, и работала она медсестрой в больнице. Познакомились мы с ней вот как: я разыскивала одного человека, и, встретив Тамару по пути, обратилась к ней за помощью. Всего несколько фраз в ответ и тот человек, который мне был нужен, перестал меня интересовать, а встречу с ним я решила перенести на потом, мне реально захотелось продолжить беседу с этой женщиной, что и случилось.
   Некоторые её тирады я просто не могла не записать в тетрадь по прибытии домой, и кое-какие выдержки из той беседы я прямо-таки обязана донести до тебя, незнакомец. А вдруг и тебе, чтец, станут близки и интересны её слова?
  
   "Что такое ненависть? Что это такое по сути своей, по своей природе?
   Боюсь, почти каждый заражён ею, но, ни у кого не возникает просто никаких подозрений на этот счет.
   Во мне точно сидит эта зараза, эта тварь. Она паразитирует во мне всё сильней с каждым днем. Давит клещами и рвёт мои нервы на лоскуты. А как она подчинила себе моё сердце - это просто непостижимо! Абсурд, но оно, словно радо ей и согласно работать и сотрудничать с нею.
   Ей удается заставить меня смотреть на мир через особую призму. Мне уже не нравятся многие вещи, которые раньше приносили удовольствие; меня раздражают люди, не все, а те, что не нравятся ей, и мне все труднее с ними общаться и понимать их.
   Я пыталась и пытаюсь бороться с нею, но чувствую, силы мои подходят к концу, возможно, скоро я растворюсь, исчезну, сгорю, а ведь никто и не заметит; останется лишь лёгкая тень...".
   "Грязь, понимаешь, она кругом и вляпаться в неё не трудно, впрочем, как и смыть её с себя. Но она навсегда остаётся в твоей памяти, и ничего не поделаешь с этим".
   "Много раз я произносила это слово бездумно или для каких-то определённых целей. "Тишина" - сколько раз в жизни мне доводилось писать, читать или просто нашёптывать в виде отрывка из песни.
   Но недавно я пересмотрела свою простоту к данному слову. Я заболела. Ну, не так чтобы серьёзно, обычная простуда. Но уши мне заложило капитально! Плохо слышны были обычно и привычно звучавшие слова и голоса окружающего мира. Только глухой человек по-настоящему может оценить полное отсутствие любого звука, а обретя, слух будет скучать в определённой мере по пустоте. Вот именно то, что и подходит к определению тишины - пустота. Её и только её я ощущала в себе, а ещё звук моторчиков, монотонно работающих в моей голове. У тишины есть свои звуки, она не безголосна и может петь, если захочешь её услышать. А я слушала очень внимательно. Музыка своеобразная, но зато приводит мысли в порядок и наводит на размышления.
   Тишину почему-то всегда ассоциируют с состоянием полного отсутствия какого-либо звука. Но это не так. Тишина - это всего лишь минимализация звука, но не полное его отсутствие. Если убрать звук полностью, то это будет уже не тишина, это будет нечто-то иное на другом уровне сознания, но нам не доступное в этой жизни и, слава Богу.
   Всё это обдумывалось мной, больной, не долго, но пришло вспышкой света, мгновенным озарением. И выздоровев, много раз я слушала по возможности тишину, в основном глубокой ночью и слышала её мотивы, её моторчики. И эта ночь не исключение, буду слушать, услышу".
   И наконец, моя самая любимая фраза, высказанная Тамарой напоследок нашей незабываемой беседы:
   "Это тело постареет, одряхлеет и станет тленом быстрее, нежели душа состарится хотя бы на одну секунду".
  
   Пон. future
  
   Знаешь, есть одна причина, вернее одна из нескольких, но, пожалуй, самая весомая, на мой взгляд, причина моих периодических посещений будущего, этаких наскоков. Это воздух. Ты себе не можешь даже вообразить, какой он необыкновенный!
   Апокалипсис оказался монетой с двумя сторонами: да, общество цивилизованное, какое мы с тобой хорошо знаем, увы, кануло в лету, но, да и скатертью ему дорожка, зато с исчезновением технологий, машин и бензина больше нечему стало убивать кислород и отравлять бесценный воздух, который человечество так безбожно растранжиривало. Людская катастрофа спасла всё то живое, что ещё можно было спасти. Парадокс? В природе нет парадоксов, а есть строгая закономерность, которая контролирует жизненные процессы и организует порядок, даже если кажется, что вокруг сплошной хаос.
   Воздух очистился за несколько лет и пришёл в то состояние, в котором пребывал до освоения человечеством технологии переработки нефти. Ты себе даже не представляешь, незнакомец, насколько он чист! Это же концентрированное вино самой элитной коллекции, которое ты когда-либо пробовал и вряд ли попробуешь.
   Лично я после десяти минут пребывания на открытом воздухе ошалеваю, и меня может слегка болтать в стороны, отчего некоторым встречным кажется, будто я пьяна. Но они не помнят! Они быстро забыли тот, отравленный смогом городской воздух, тот смрад, которым им было за счастье дышать в перерывах между работой и домом. Как же всё быстро забывается!
  
   Вт. future
  
   Не удержалась и повторила свой скачок в то же местечко, что и вчера. Хотя сама себе за правило установила не бывать в одном и том же месте чаще одного раза в неделю. Но как же здесь спокойно и прекрасно, ты только представь всё это моими глазами.
   Какое яркое солнце! Такое яркое, что глазам больно, но притом такое ласковое. У меня непроизвольно вызвало улыбку и желание идти, бежать, всё равно куда, так хорошо было на душе и спокойно. И спокойно, и нет. Что-то щекотало, будоражило меня, а голос внутри говорил, что я должна действовать решительно и немедленно. "Делай, что хочешь, но не сиди, не стой. Немедленно действуй, немедленно!".
   Не знаю, сомнительно, чтобы солнце могло творить со мной подобные штуки, нет, не уверена. Но что это? Что заставляет и побуждает множество людей в один прекрасный день к действиям, на которые они не могут отважиться, что их зовёт и манит куда-то? Благословение или проклятие? Для каждого наступает такой день, когда вдруг в нём просыпается что-то сильное и необузданное и оно толкает его на решительность действий, кидает с головой в омут приключений, от которых в спокойствии будешь открещиваться, как от проказы.
   А солнце все ярче и ярче, щекотало мои нервы, подзадоривало. Дома были пусты, никого нет. Так спокойно и тихо, никто не мешал думать и решать. Часто одинокие минуты пугают своей суровостью, а главное этой мёртвой тишиной, но сегодня всё совсем по-другому, всё совсем не так.
   Эта тишина была сладостна и прекраснее самой изысканной музыки. Она была волшебна. Я продолжала думать дальше. Что-то неуловимое вертелось на тонком острие мысли, но было так прозрачно, что это доводило до полного отчаяния. Это подобно тому, как страдать жаждой, видеть спасительную воду, но коснуться и утолиться ею, не иметь возможности, потому что - это всё прекрасный мираж.
   Ну и чушь! К чему это я? Нет, солнце сегодня и впрямь было особенно яркое и странное. Во всяком случае, для меня. В голове полный разброд. В такие минуты обычно думается о смысле жизни, или как говорят, "на темы высшей материи", но со мной было всё по-другому. Внутри полный хаос мыслей и от того голова казалась пустой и тяжелой. Конечно, можно было сконцентрироваться и собраться, что я и попыталась, но как-то было лень, да и не хотелось; в общем, ничего не получилось, и я оставила свои попытки, навести порядок в голове.
   Что же мне делать? Этот вопрос всегда был проклятьем людским. Сколько тысячелетий он мучил человека, изводил своей простотой и давил на разум с силой мощного удара. По сути - это вопрос без ответа. На него просто невозможно ответить, когда дело касается не простых житейских вопросов, а многогранных и запутанных жизненных коллизий.
   Сейчас этот вопрос мучает меня своей безответностью и огромной дилеммой. Я чувствую, наступил поворотный пункт в моей жизни и нужно что-то решать. Но что? Я боюсь и не решаюсь. Трусиха, я обыкновенная трусиха! Как тяжело даются ответственные и жизненно важные решения, когда это так необходимо...
   Небо, оно так чисто от облаков и слепит яркой голубизной цвета. А солнце стоит в зените и ослепляет до черноты в глазах ещё сильнее, и зовёт куда-то.
   Ты видишь, ты чувствуешь?
  
  

II

   Пят. past
  
   И почему самые бредовые и самые яркие мысли приходят в голову именно ночью? Иногда до такого додумаешься, лежа в тепле кровати и ворочаясь в ожидании сна, что голова идёт кругом. Интересно тебе, незнакомец, что мне этой ночью не давало покоя? Ладно, расскажу по секрету.
   Четыре стихии тебе известные, а именно, воздух, вода, огонь и, собственно, земля обладают разумом и полноценными жизнями. Ни один из этих элементов не может существовать без другого в отдельности, но и вместе все сразу они тоже не могут быть. Посему меж ними заключён вечный союз-договор, который позволяет им жить в мире, а значит и в гармонии.
   Я знаю, что ты сейчас выкрикнешь - мол, а какой тут мир, если постоянно происходят разные катаклизмы. Согласна с тобой, но, друг мой, подумай сам, ведь любой живой организм нуждается в пище и своеобразном поклонении. Недаром же в стародавние времена эти стихии обожествлялись и отождествлялись с некими волшебными сущностями во всех уголках планеты нашей. Как я уже упоминала, сей вечный договор включает в себя некоторые пункты, такие как жертвоприношения или попросту жатву жертв. Это просто: вода забирает потопами, наводнениями и цунами, огонь пожарами и молниями, воздух ветрами и смерчами, а земля землетрясениями, оползнями и тому подобным.
   Жертвы берутся массово или единично, но всегда есть строгая закономерность этих "жатв", со стороны кажущаяся бессмысленной и кровожадной. Растения, насекомые, животные и люди - это так естественно и так понятно, но также жертвами чаще становятся и рукотворные создания людей, а именно, машины, дома, техника.
   Почему это случается и к чему стихиям все эти "жатвы" с катаклизмами? Думаю, что на том духовном уровне, на каком живут эти Боги, всё чувствуется иначе и видится по-другому. Вполне возможно, что как мы видим обычных насекомых на своей лужайке, травим, выжигаем, заливаем и разрушаем обычной лопатой их дома, также и мы видимы стихиями. Для них мы всего лишь мелкие букашки, ползающие по их лужайкам. И проявления бурь, вихрей, пожаров и камнепадов в горах есть всего лишь вынужденные меры по борьбе с мелкими вредителями.
  
   Вт. future
  
   Ох уж это будущее, куда все стремятся поскорее попасть.... Нет там ничего прелестного и заманчивого, кроме освободившегося от смога и копоти воздуха, да вернувшей себе былую власть природы.
   В том далёком, но не столь отдалённом, как кажется будущем, в людях возродилась первобытность, утерянная с расцветом цивилизации. Все ценности, что имели денежную силу, поверглись во тьму забвения.
   Всё, что находится в руинах былой славы городов, все те жалкие остатки технического прогресса, стали безумно дорогим, нет, бесценным раритетом. И это не картины и скульптуры, не драгоценности, все эти шедевры прошлой жизни бесполезный и непригодный хлам. Но хорошая одежда, обувь, посуда - вот, что действительно никогда не упадет в "цене" обмена.
   А парфюмерия? Ты себе не представляешь, насколько вонюч новый мир! Ведь никто, как прежде не моется столь часто. Из обихода пропали шампуни, а мыло весьма дефицитная вещь, за неимением которого люди используют мыльный корень.
   Есть у меня несколько знакомцев в разных местностях, к которым я люблю порой наведываться в гости. Всякий раз с собой приношу в объёмистой торбе небольшие гостинцы из прошлого, чем вызываю постоянное удивление и искреннюю благодарность. Мне-то не тяжело захватить с собой кусок душистого мыла или банку цейлонского чая, а иной раз и флакон ароматных духов. Просто приятно, незнакомец, что эти мелочи, привычные каждому человеку моей эпохи, привносят моим знакомым столько радости и ценны для них в той мере, в какой они и должны быть. А иной раз меня называют в шутку охотником за редкостями или богачкой. Я не обижаюсь, это лишь слова, к тому же частично они соответствуют той правде.
   Все мы богачи, пока не пришёл Судный День и не отнял у нас все те богатства, которые мы воспринимаем как должное. Наша слепота, взросшая из самоуверенности, что вода так и будет течь из крана, огонь гореть в газовой конфорке, а электричество снабжать дома светом и питать нужную нам технику, эта наша слепая самоуверенность в неиссякаемости простых и доступных ресурсов, сделала нас больными и убогими, она парализовала нас. И никто не задумывается, даже ты мой незнакомый читатель, что всему всегда есть конец, раз было и начало.
   Всё до поры до времени. Уж я-то знаю.
  
   Пон. future
  
   А я не упоминала о книгах? Нет? Они практически исчезли. Их бездумно сжигали в городах, когда пришли первые холода в Новый Мир будущего, ведь больше не существовало тех привычных источников тепла, что согревали каждый дом. Те немногие книги, что уцелели, стали каплями в море людского хаоса. Выживание оттеснило знания, бессильные и бесполезные в постапокалипсис, на самое последнее тёмное место. В глухой дальний угол.
   Но не всё утратилось, и в новой эре появились люди, именуемые Охотниками за фолиантом. Зная истинную цену бумаге, которой практически не осталось на планете, а также письму, исчезающему с порядочной скоростью, эти люди рыскают, словно лисы, среди руин домов, отыскивая и изымая из мёртвых тел городов их последние летописи.
   Я тоже не брезгую такими походами, книжки моя слабость в некотором роде, а книги будущего тем паче. Как я упоминала ранее - я коллекционер.
   Месяца два назад нашла один книжный магазин, вернее, то, что от него осталось. Само по себе это место казалось заброшенным и нетронутым достаточно долгий период времени, и у меня затеплилась надежда разыскать нечто стоящее для своей коллекции. Книг не осталось, только разбросанные в хаосе валявшихся разбитых шкафов и полок под толстенным настом пыли и песка пожелтевшие и поблекшие страницы, вырванные из разных изданий. Но если повезёт, то среди этого мусора и беспорядка, можно откопать уцелевшую крупицу прошлого, и неважно кто автор и на каком языке написана рукопись, это уже чудо, что издание дождалось тебя и не попало кому-то другому в руки.
   Единственным достойным декором брошенного помещения была чёрная от налета пыли паутина, распластавшаяся по всем углам и потолку. Она жадными многочисленными щупальцами облепила стены и, сползая до самого пола, покрытого щедрой смесью песка, старой бумаги, ошмётков обвалившейся штукатурки и кирпича, тянулась к центру, алча довершить свой многолетний захват территории.
   Вот так я нашла ту книжку, которая в "моём настоящем" только должна была поступить в тираж. Это сокровище покоилось под одним из увесистых обломков книжного шкафа, и по счастливой случайности дождалась моего прихода сюда во вполне приличной форме. Я стояла и бережно перебирала в руках пожелтевшую и пропахшую плесенью и сыростью книжную бумагу, протирала от заскорузлого налета въевшейся пыли название на глянцевой когда-то обложке, а теперь мутной, пузырившейся и разбухшей.
   И так я познакомилась с ним, Охотником за фолиантом. Он подошёл сзади тихо, крадучись, и я бы проворонила его, если бы не высохший от времени до хрупкости одинокий лист, попавший под его ботинок.
   Охотники, кстати, бывают довольно непредсказуемы и опасны, среди них часто попадаются настоящие головорезы, и тот, что стоял за моей спиной, мог оказаться из их числа.
   - Что может быть печальней грустного шута и что смешнее жалкого паяца? - Ироничный голос за моей спиной; тот, кому он принадлежал, уже не видел причины продолжать таиться.
   Когда я повернулась, то встретилась с взглядом васильковых глаз, оценивающих, с хитрым прищуром, но при всём при этом пристально следивших за каждым моим движением.
   Небрежная улыбка на потемневшем от солнца лице, растянула тонкие обветренные губы, выставляя напоказ на удивление белые зубы. Это первое, что отпечаталось в моей памяти о нём.
   - Удачный ныне улов, сударыня? - Охотник бросил краткий взгляд на книгу в моих руках и снова продолжил сверлить меня взглядом.
   - Надеюсь, что удачный. - Я в тот момент ещё не знала, кто он и чего от него ожидать, а посему стояла на том же месте и мысленно рассчитывала пути к отступлению в случае осложнения переговоров.
   - Дайте мне взглянуть, я вам точно скажу. - Он медленно протянул руку, кисть обтягивала чёрная кожаная митенка. - Да не бойтесь, верну я вам её, я не вор.
   - Вы Охотник за фолиантом, ведь так? - Я решила потянуть время, как знать, он мог быть и не один, на улице его могли ожидать подельники, хотя подобные люди промышляют чаще в одиночку.
   - Можно и так сказать. Вас это видимо смущает? - Он присел на корточки и подобрал с пола пожелтевший книжный лист. - Я бы назвал себя иначе.
   - И как же?
   - Мне более приятно зваться Собирателем книжных душ. - Он понюхал лист. Затем из брезентовой сумки, на его плече висевшей наперевес, он вытащил потёртую, пухлую, кожаную папку, куда и вложил аккуратно страницу, пополнив и без того обильное содержимое.
   - А что вы делаете со всем, что находите? - Моё любопытство брало надо мной верх, да и очарование незнакомца тоже.
   - Не поверите, ничего. - Он улыбнулся просто, добродушно, чуть снисходительно.
   - Но вы же ищете для чего-то все эти страницы и книги. Значит, есть причина. - Этот интриган полностью овладел моим вниманием.
   - Согласен, причина всегда должна быть. Но быть может, все эти книги выбрали меня, может они зовут меня и хотят попасть именно ко мне в руки. - Теперь Охотник стоял, облокотившись о стену спиной и лениво потянувшись, смотрел в кирпичную дыру напротив, что некогда была окном.
   - То есть вы избранный книгами? Но для чего? Только для спасения и сохранения? - я не отставала.
   - Вот именно. Вы правильно догадались, сударыня, для сохранения. Иначе те, кто живёт по ту сторону, - он указал на стену дома, - рискуют потерять самое ценное, что было и пока ещё есть у человечества. Без книг пропадёт письмо, а без письма канет в небытие культура. Хотя мне сдаётся, что это уже произошло.
   - Посмотрите её. - Я протянула ему найденную книгу.
   Он осторожно перенял её, провёл кончиками пальцев по обложке, раскрыл бумажное нутро и всё с той же предосторожностью переворачивал страницы. Было в этих движениях нечто благоговейное и трогательное, такое уважение к книге в моё время можно встретить лишь в музее или в библиотечном отделе редких изданий.
   - Вам попался весьма хороший экземпляр, вам повезло. Обложка немного пострадала, но начинка в весьма хорошей форме. - Он с почтением передал мне книгу обратно. - А как зовут вашего спутника?
   Я и забыла, что всё это время Феликс беззаботно сидел на моём плече, я частенько позволяю ему со мной путешествовать и сидеть на руках, если никого нет поблизости.
   - Это Феликс.
   - Забавный у вас друг. Хотя удобно, наверное, шума от него нет, корма много не просит, да и не бегает шибко быстро. - Снова ирония в его голосе.
   - Вы правы, но меня он вполне устраивает.
   - Простите меня великодушно, не хотел вас обидеть и тем более вашего друга. - Он сделал серьезное лицо, но глаза-то смеялись!
   - Я и не думала обижаться. - И в правду на эти глаза трудно обидеться.
   - Вот и славно. Мне тут делать уже нечего, вы собрали достойный урожай. - Он направился к выходу. - Был рад знакомству с ещё одним Собирателем.
   - Постойте. - Уж не знаю, почему я тогда так поступила, наверное, эти глаза на меня так повлияли.
   - Что-то не так, сударыня? - Его высокий силуэт застыл в шаге от дверного проёма.
   - Возьмите эту книгу на сохранение. - Я снова протянула ему потрёпанное издание.
   - Но оно ваше и по праву.
   - Я ещё найду. А у вас она будет в надежных руках, я это вижу. Эта книга вас сюда призвала, так возьмите же её.
   Он посмотрел тогда на меня с пониманием, и как мне показалось с благодарностью, перенимая эту крупицу литературы, так нужную этому обездоленному миру.
   - А я не ошибся, вы Собиратель книжных душ. Да пребудет свет с вами и вашим маленьким другом, сударыня. - Он учтиво поклонился, а книга скрылась в закромах его сумки.
   - Как вас зовут? - Мне так не хотелось его отпускать.
   - Вы же знаете. - Он уже спускался с пыльных битых ступеней на улицу.
   - Как ваше настоящее имя?
   - Я вам его раскрою, если судьба нас снова сведет на каких-нибудь развалинах.
   И он ушёл неторопливым шагом, растворяясь в пустых улицах, высокий, одетый в потёртые джинсы, кожаную штопаную куртку и с бейсболкой на голове, повёрнутой козырьком назад, из-под которой торчали пряди светлых волос. А перекинутая через плечо брезентовая торба плотно прилегала к бедру, и рука заботливо придерживала сумку, оберегая покой её содержимого.
   Именно таким я его и запомнила в первый раз, одинокого искателя приключений, окутанного слоем дорожной пыли, как и те рукописи, которые он подбирал. С такими людьми судьба единожды не сводит.
  
   Суб. past
  
   Исчезновение вещей в домах, что здесь интересного на первый взгляд? Ничего. Но с другой стороны: как и куда они исчезают?
   С полной уверенностью могу предложить, что каждый человек в своей жизни хотя бы раз, да не смог найти нужную ему вещь в своём доме. К примеру, собирается некий господин Х. в гости, вешает пиджак в коридоре на вешалку и отлучается на минуту. Приходя обратно, он не обнаруживает пиджака на месте, причём, что характерно, никто посторонний даже не дотрагивался до злополучной вещи, потому как никого и не было в коридоре на момент пропажи. Затем господин Х. выходит из коридора и возвращается туда через некоторое время. И, что же, пиджак невозмутимо висит на вешалке, как ни в чём не бывало, а все домочадцы, которые всё время пребывали в комнате вместе с господином Х., удивленно пожимают плечами. Странно.
   А сколько подобных случаев происходит каждый день с любимыми носками, шапками, ручками, косметикой и другими вещами?
   Кто-то валит эти исчезновения на чёрта или домового ("Чёрт, чёрт поиграл, а теперь отдай!"), кто-то думает, что переставил или переложил вещь, не помня об этом. И то и другое имеет под собой определенную почву. Но есть третий, малоизвестный вариант объяснения происшедшим событиям.
   Однажды одна моя знакомая не могла найти мешок с варежками полгода. Нашла она его на том же месте, где и оставляла в последний раз. За всё время пропажи она искала мешок везде и на том месте неоднократно. Спрашивается: куда исчезал мешок и почему на такое долгое время?
   Про параллельные миры не слышал только ленивый или глухой. Верят же в эти миры единицы, но если ты относишься к ним, то сможешь насколько это возможно представить себе следующее.
   В определённом пространстве существуют определённые места, которые являются дверями в иной мир или миры. К примеру, ты положил шариковую ручку на стол и удалился из помещения на некоторое время, а возвратившись, ручки не обнаружил. Предполагаю, что в конкретный момент времени именно на том месте, где была оставлена ручка, открылись двери в иное измерение, и предмет исчез в нём. Но время в другом пространстве течёт совершенно непредсказуемо, и по каким-то причинам ручка все-таки возвращается на своё или иное другое место через определенный промежуток времени, а двери закрываются. И ты с удивлением обнаруживаешь утерянную ручку на месте. Чушь-чушью, но объяснить это как-либо иначе просто невозможно, хотя можно просто свалить это на проклятый склероз.
   Иногда рисунок вспыхивает в моих глазах так четко, а воображение представляет объем всего происходящего до такой степени реальности, что не верить в это просто глупо.
   А как часто такое происходит с нами: вещи теряются и находятся. А иногда пропадают бесследно. Но, может быть, они когда-нибудь вернутся обратно, ведь время бесконечно, в отличие от людей и двери могут открыться, где угодно, когда угодно и для кого угодно.
  
   Пят. future
  
   Он всегда мне встречался, в любом временном отрезке. Нет, внешность была каждый раз иная, но неизменным оставался взгляд ребячливых глаз, да лучистая улыбка прямо таки изливающая на всё вокруг живой оптимизм и щедрое тепло. И каждый раз я попадала и попадаю на эту удочку, каждый чёртов раз, как с ним встречусь. А он? В одних случаях, он как безумный романтик пытается меня склонить на свою сторону бытия, в других цинично втоптать в дно своей жизни, ну, бывают и такие редкие моменты, когда ему от меня ничего не нужно, и он проходит мимо. Но это лишь до поры, до времени.
   Помнишь, я упоминала про того Охотника за фолиантом? Так вот, у него именно такие глаза. Ты, скорее всего, подумал, что я доверчивая дурочка, отдала ту книгу просто так незнакомцу, поверила безосновательно.
   Ну да, доказательств его чистых помыслов у меня нет, но мне они и не нужны. Порой они и не требуются вовсе. Как бы ни был хитер и коварен человек, но его глаза выдадут его внимательному и проницательному собеседнику. А моя специфика жизни отшлифовала внутренний сенсор до совершенства.
   Он не врал, я это видела, чувствовала, знала. Да и не шибко-то я чем-то рисковала. Не забывай, я же наблюдатель, и мне не положено вмешиваться в ход истории. А в тот день именно ему суждено было отыскать ту злосчастную книгу, просто я туда раньше его наведалась и опередила.
   Всё должно идти так, как должно - первый негласный закон моей касты. А ещё есть второй не менее важный - если судьба позволит повториться одному и тому же дважды, значит, тебе дается шанс довершить то, что ты не закончил в начале.
   Та встреча была отнюдь не случайной, как мне тогда показалось, и конечно, наша встреча повторилась. Но об этом в другой раз. Читая всё это и смотря моими глазами на людей и окружающий мир в этой рукописи, подумай, а может и тебе судьба даёт второй шанс всё почувствовать иначе. Ведь мы могли уже где-то с тобой, мой незнакомый чтец, встречаться, общаться или пройти мимо друг друга. Но то, что именно тебе попал в руки мой дневник уж точно не случайность. Подумай.
  
   Чет. past
  
   Проснулась от кошмара под утро, руки до сих пор трясутся. Не могу вспомнить всю суть этого сна, он растворяется слишком быстро, туман не растягивается с такой скоростью, как это сновидение. На поверхности памяти проявляется лишь взгляд, безумно меня испугавший до немого крика, застрявшего в горле, да влажная подушка единственный свидетель пережитого мною кошмара, угрюмо лежит в не заправленной кровати, к которой мне ещё не особо хочется подходить.
   Это глупо, но мне кажется, что прикоснись я к простыне или одеялу, кошмар вновь повторится, и я снова увижу эти глаза. А я их боюсь! Эти волчьи холодные глаза, переполненные злобой ко всему живому, ко всему, что дышит. От этого кровожадного взгляда у меня волосы дыбом и мурашки по всему телу, мне сразу становится нечем дышать, во рту всё пересыхает и тело мёрзнет.
   Эти глаза несут в себе вечную зиму, неотвратимую смерть, близкий конец. Это его глаза. Волк меня не забыл, о нет! Он ищет меня во снах, а когда найдет, то сможет добраться и отомстить за то вмешательство.
  
   Ср. past
  
   Была на очередной лекции уважаемого мною "профессора" Кливленда Вайсмана. Одно удовольствие посещать его занятия. Хоть я давно окончила университет, но вполне могу позволить себе иногда наведываться на интересующие меня курсы предметов. У мистера Вайсмана особый дар, помимо того, что он преподаватель, он доносит до слушателя простые истины и рассказывает истории так, что хочется его слушать бесконечно.
   Конечно же, он на лекции преподносит тот формат науки, которая и требуется от него, однако, он позволяет себе некоторые вольные отступления от учебной программы, так называемые "островки", в которых и наступает самое интересное для каждого, кто присутствует на его занятиях. И уж поверь, на таких "островках" никто не дремлет и не отвлекается, потому что есть что послушать. Этот преподаватель математики негласно получил от студентов звание "профессора", хотя не является таковым и стал любимцем практически всех учащихся в этих стенах за последние лет десять.
   Хочу поделиться с тобой, незнакомец, сегодняшним "островком", затронувшим остро каждого присутствовавшего студента, думаю, ты меня поймешь.
  
   - Что вы знаете о любви? - Этот вопрос прозвучал столь неожиданно из уст этого сухонького старичка, только что писавшего сложную формулу мелом на доске, что не сразу последовал и ответ.
   - Любовь - это ловушка, подстроенная жизнью, из которой добровольно никто не желает выходить, увязая в ней с наслаждением, - откликнулся один студент.
   - Красиво, но пафосно. Это говорит о том, что вы ни черта не понимаете. - Мистер Вайсман вдруг, как обвинитель на суде, рьяно накинулся на аудиторию. - Что вы знаете о любви? Вы, молодежь, меняющая, словно одноразовые бумажные платки, партнёров из-за материальных проблем, неудовлетворённости в постели или из развратности и алчности вашей ненасытной утробы! Что, скажите мне, что вы чувствуете, когда он или она рядом вам шепчут на ухо? Восторг? Негу? А вы знаете смысл этих слов? Вряд ли! Вы по маковку утонули в материальности ваших потребностей! Зачем вслушиваться в слова близкого человека и пытаться решить общую проблему, а проблема всегда одна на двоих, когда можно её просто задвинуть в тёмный угол и терпеть, терпеть, ища временное утешение на стороне или, отрешившись от всего уйти в себя и сделаться вдобавок депрессивным и унылым калекой.
   А я вам скажу, что такое любовь, хоть я и стар, а по вашим меркам и немощен, но я ещё помню и в таких красках, в каких вам никогда не постичь.
   Тогда я был, как и вы юн, но до сих пор помню, что чувствовал, когда она, любовь всей моей жизни, моя незабвенная Вероника, доверчиво прижалась ко мне в парке, где мы гуляли одним погожим весенним вечером. Тепло её гибкого и стройного тела передалось мне огненным жаром, но я боялся коснуться и оскорбить её своим объятием. Мне тогда казалось, что я чудовищно неуклюж и груб для такого небесного создания.
   А она, словно чувствуя власть надо мною, поднялась на цыпочки и чувственно зашептала. Слов разобрать я не мог, но достаточно было медового тембра и сладкого елея, струящихся из уст этой девушки. Сначала её голос ласково дотронулся до мочки моего уха, отчего мурашки пробежали по всему телу. Затем скользя по ушной раковине, мелодия шёпота вливалась в мою разгоряченную голову, опутывая мой бедный мозг. И чем тише становился её голос, тем проникновеннее был он для меня, пока вконец не затопил изнутри тем светом, которым была переполнена она сама, моя Вероника.
   И не было большего наслаждения и томления, чем стоять вот так просто и ощущать ритм её сердца на своей груди и слышать её милый голосок, кивая в ответ. И ничто на свете, слышите, ничто не стоит того, чтобы променять вот это на сиюминутные утехи и потерять навсегда то истинное счастье, ту настоящую любовь взамен липовых страстей.
   - И что, вы женились на ней и прожили вместе всю жизнь? - с вызовом и некоторой долей наглости выкрикнул, кажется, тот же студент.
   - К сожалению нет.
   - Так откуда вам знать, что вы любили, и та девушка была той самой вашей истинной любовью, а не больше или меньше увлечением? - не унимался вконец осмелевший голос.
   - Может вы и правы, молодой человек. Женись я на Веронике и проживи мы с ней лет пятьдесят, то возможно оба стали занудными сварливыми стариками, а может и разбежались бы в разные стороны. Но этого, увы, мне не дано было постичь и тем более узнать
   - Почему? Она вас не любила?
   - Нет, она меня любила, я это знал. Это не надо было доказывать или демонстрировать. Это было видно в её небесных глазах.
   - Так в чём тогда дело, профессор? - студент сделал очередной заносчивый выпад.
   - Как я говорил, я мог бы прожить целую жизнь с этой девушкой, но судьба распорядилась иначе. На другой день мы условились встретиться в том же парке и в то же время. Я ждал, но она не пришла. Лишь позже узнал я, что она спешила и, боясь опоздать, перебегала улицу, где её сбил один лихач, не успевший вовремя сбросить скорость. Она умерла мгновенно. И это лишь отчасти утешает меня. Я до сих пор думаю, что если бы она чуть припозднилась, чуть позже вышла на эту треклятую улицу, то была бы жива, и всё могло быть совсем по-другому.
   В аудитории повисло неловкое молчание, но старик, не замечая никого и ничего вокруг, погружался все глубже в воспоминания.
   - А знаете, я до сих пор её помню очень отчётливо. И после нескольких неудачных попыток забыться в других женщинах, я осознал, что ни один самый мелодичный и волшебный женский голос никогда не заменит мне её воздушного бархатистого с медовой нотой шёпота. Ибо в каждой я пытался с отчаянием утопающего услышать родной и незабвенный голос, в каждой искал её небесные черты. И приняв свою потерю окончательной, я более не рассматривал иных вариантов, потому как любая копия ничтожна в сравнении с оригиналом.
   - И вы всю жизнь прожили один? И у вас нет детей? - ахнула сидевшая рядом с выскочкой ошеломлённая девушка.
   - Я не хотел детей от кого бы то ни было кроме Вероники. Это было бы предательством по отношению к ней, к памяти о нашей любви.
   - Вы утопический романтик, профессор, - выдавил нагловатый голос уже без тени заносчивости, но с уважением и состраданием.
   - Наверное, а ещё и старик, - усмехнулся Вайсман. - Но знаете, о чём я до сих пор больше всего жалею. О том, что не запомнил тех слов, что шептала мне на ухо тем вечером моя Вероника, о том, что не осмелился поцеловать её. Ведь тогда бы со мной все эти долгие годы жил её поцелуй, согревая и облегчая вину, что я живу, а она нет. И корю себя в том, что не сказал ей тогда, как сильно люблю и как она мне дорога.
   До конца занятия аудитория пребывала в немом и тягостном молчании. Студенты нервно переглядывались и отводили глаза друг от друга, задумавшись над словами учителя, а у исписанной формулами доски сидел одинокий старик и грустно улыбался в полузабытье своих юношеских воспоминаний. А мне даже причудилось на мгновение, что рядом с ним стояла юная девушка и, наклонившись, она что-то ему шептала.
  
   Воск. future
  
   Сегодня произошло нечто невообразимое настолько, что я до сих пор не могу в это поверить! Ах да, всё по порядку.
   Я иногда хожу купаться одна на небольшое, но крайне удалённое озеро, благо расстояние мне не помеха. Забыла упомянуть, что на дворе нынче август, зной, жара и всё такое. Одной скучно купаться, но когда ты находишься далеко от людей, наедине с природой, то скука стирается в мгновение ока, всё естество будоражит заброшенность и некоторая девственность уголка нетронутого человеком мира.
   Да-да, откуда ж мне найти в наше-то время место, куда ещё не дотянулась людская ручонка? Не забывай, мой недоверчивый чтец, для наблюдателя нет таких проблем, как для современного тебя. А порой нетронутое и неизведанное лежит прямо перед твоим носом, но сокрыто от твоих глаз матушкой-природой, дабы сохранить хотя бы крупицу чистоты на самый чёрный день.
   Сегодня жара была совсем невыносима, и я выбралась к озерку прохлады на час другой, чтобы охладиться и забыться немного. Вода в этом водоёме настолько чиста и прозрачна, что дно просматривается на много метров, каждый камушек, каждая рыбёшка, каждая травинка видны настолько отчетливо и близко, что, кажется, протяни руку, и ты дотронешься до них. Но это слишком обманчиво. Мне нравится купаться здесь нагишом - никто не видит, кроме насекомых, мирно реющих над водной поверхностью, травы, окольцевавшей и огородившей водяной островок от всего мира, да любопытных рыбёшек, снующих группками туда-сюда. Здесь я сливаюсь с гармонией, здесь я становлюсь самой собой и не раздваиваюсь.
   Феликса я тоже с собой беру сюда, выпускаю погулять по сочным зелёным долинам бережка. Конечно, риск потерять его всегда есть, но он никогда не убегает далеко, я же говорила, что он очень преданный друг.
   Вот и сегодня мы с ним наслаждались отдыхом от времени, от города, от людей. Он лакомился сладкой мокрицей в тени кустарниковой листвы, а я, освободившись от одежды, плескалась в приятной прогретой солнцем воде.
   В какой-то момент мне захотелось нырнуть, то ли от нахлынувшего приступа счастья, вызванного солнечными бликами по водной ряби, то ли забавы ради. Иногда, когда меня накрывает в воде острое состояние безумного веселья, я начинаю вертеться в воде волчком. Это такое непередаваемое наслаждение сумасшествием из смеси тёплых брызг, пеленающих с ног до головы и детской радости, которое я не могу по многим причинам позволить себе в людном месте.
   Сделав вдох побольше и зажмурив глаза, я погрузилась под воду. Стопы ощущали более холодный слой воды, но меня это только подстёгивало, и я ещё немножко позволила себе опуститься глубже. Мне показалось, что я коснулась кончиками пальцев самого дна и уже хотела оттолкнуться и воспарить обратно к свету и дребезжавшему озёрному потолку, как вдруг зыбкий ил подо мной стал уходить, закручиваться, засасывая и меня заодно.
   Паника не сразу завладела мною, я еще пыталась вытолкнуть своё тело из воронки, расширявшейся всё больше и больше. И в какую-то молниеносную долю секунды я поняла, что сил мне не хватит и что водоворот поглотит меня окончательно. Наступила последняя стадия моей борьбы - расслабление и принятие факта гибели, как неизбежности. По сути, я сдалась и рассчитывала на быстрый конец.
   Тело моё вертелось волчком, но в этот раз мне это не доставляло никакой радости, воздух закончился в моих легких, и меня разрывало изнутри, а снаружи сдавливало с немыслимым давлением. На мгновение всё остановилось и застыло, а затем я резко полетела вверх. Прорвав водный край, я пулей вылетела на несколько метров, как мне казалось метров на сто, и плюхнулась обратно в воду.
   Я была жива! Не верилось, что каким-то невероятным чудом мне удалось спастись из той бешеной воронки. Не сразу я опомнилась, всё никак не могла надышаться воздухом, ставшим настолько драгоценным за несколько последних секунд. И не сразу заметила изменения, произошедшие с озерком и местностью вокруг.
   Водоём стал шире в несколько раз и берег близкий ранее, теперь едва виднелся в поле моего зрения, а озерная поверхность была сплошь усеяна цветами водяной лилии, широченные листья которых накрывали водный край, образуя затейливый ковёр с мерцающими прорехами.
   Вот тут-то мне и стало не по себе. Я вспомнила про Феликса и в отчаянии завертелась в разные стороны, пытаясь сообразить, где он может быть и не грозит ли ему опасность. Тогда я вообразила, что нечаянно переместилась в другой промежуток времени, но такое могло со мной произойти раньше, когда я была неопытна, теперь же время мне было полностью подконтрольно и таких случайностей в принципе не могло случиться.
   О своей безопасности я вспомнила, когда моей ноги прикоснулось нечто холодное шершавое и живое. Вспышка адреналина и шок от того, что подо мной плавает невесть что, ввергла меня сперва в ступор, а затем направила к полоске берега. Плыть было совершенно неудобно из-за листьев, мешавшихся под руками и ногами. Их стебли так и норовили опутать мои конечности, а порой и шею, лишь бы не дать мне пройти и пару метров.
   Снова подо мной нечто пронеслось, на этот раз я ощутила лишь вибрацию воды от движения неведомого существа, но этого было достаточно, чтобы продолжить борьбу с лилиями за свою жизнь. Солнце уже сидело на горизонте и в какие-то ближайшие полчаса грозилось лишить меня берега, а значит и спасения.
   Знаю, мой чтец, ты сейчас задаёшься вопросом, а почему я просто не перенеслась в своё время, раз обладаю такой способностью? Что ж отвечаю - есть такие участки времени, они называются "ловушками", попав в них, наблюдатель не может самостоятельно без посторонней помощи выбраться, потому как его сила там не работает по каким-то причинам. Немало нашего брата подобным образом пропало бесследно, но всё-таки случалось, что некоторым удавалось выбраться из западни.
   Вот и я угодила как раз в такую ловушку и в ближайшее время мне грозили два варианта смерти: либо утонуть от бессилия в борьбе с темнотой и листьями лилий, либо быть съеденной подводным монстром. Ни то, ни другое меня, естественно, не устраивало, и я все-таки надеялась уцелеть в этой передряге.
   В тающих сумерках я различила рябь на поверхности, листья дрожали и выгибались под чьим-то телом, наворачивающим круги вокруг меня. Сомнений не осталось - меня взяли на прицел, и в любую секунду следовало ожидать нападения. Прав тот, кто сказал - ожидание смерти, хуже самой смерти.
   В метрах пяти от меня справа из листьев вынырнула, а затем немного возвысилась змеиная голова, огромная размером с кухонную столешницу. И уставилась на меня огромными немигающими, но по-человечьи схожими глазами. Если голова так велика, то каким же должно было быть тело у этой гигантской змеи или бог его знает кого?!
   Голова нырнула в ковёр зелени, оставив на поверхности перекатывающееся зеленое чешуйчатое тело, на мой взгляд, по толщине со ствол дерева.
   "Такая проглотит и не заметит, что именно проглотила" - С ужасом тогда у меня пронеслось в голове.
   "Обижаешь, дитя, я всегда чувствую, что ем. - Отчеканилось у меня в голове, что лишь добавило ужаса. - Уж прости, дитя, не хотел тебя напугать и тем более тобой трапезничать. Но ты, кажется, попала в беду, а помощь тебе некому оказать"
   Эта змея со мной разговаривала! Но не обычным способом, а телепатическим.
   "Кто ты, дитя? Я тебя впервые здесь наблюдаю. Сюда нет ходу обычным людям" - Змея вновь высунула голову из воды и неотрывно смотрела мне в глаза.
   "Это вы... ты мне?" - Я ещё не верила, что это существо разговаривает со мною и не рассматривает меня в качестве ужина.
   "Конечно тебе, не с лилиями же мне общаться, хотя они тоже могут многое поведать" - В этом голосе в моей голове уже сквозила ирония, змея со мной шутила.
   "И ты меня не собираешься есть?"
   "Уволь, дитя, я не ем людей, они безвкусны и отвратительны. Мне по душе более разговоры с ними и то не со всеми" - Диалог складывался меж нами исключительно мысленно.
   "Так кто ты, дитя, и как здесь оказалась?" - Змей сделал небольшой круг вокруг меня, не погружая голову в воду на этот раз.
   "Я наблюдатель, если тебе это о чём-то говорит. Попала сюда случайно, купалась, и меня затянуло в водоворот", - ответила я, но глаз с него не сводила.
   "Это многое объясняет. А водоворот не случаен, случайностей не бывает вовсе. Тебе нужно было сюда попасть, очевидно, для встречи со мною"
   "А кто ты?" - Я уже с трудом держалась, руки онемели, да и дневной свет практически померк, лишь Луна теперь тускло освещала меня и моего собеседника.
   "Я из великой и высокоразвитой цивилизации нагов, могущественных Змеев, повелителей времени и пространства. Мой народ претерпевает вражду с людской расой уже многие тысячелетия"
   "Но я впервые слышу о твоем народе"
   "Дитя, я не о твоём мире говорю, я, как и ты, путешественник, и тоже люблю отдыхать от суеты вдали цивилизаций. А это место меня притягивает первородностью и единением с тишиной. Здесь нет людей, что пытаются стереть мой народ с лица земли, нет той глупой ненависти, здесь покой"
   "Хоть я из другого мира, но прекрасно понимаю твою тягу к такому тихому местечку. А могу я узнать твоё имя? Просто так мне проще будет тебя воспринимать, да и обращаться тоже", - сказала я, а в голове промелькнуло: ещё немного и я пойду ко дну, сил уже не осталось.
   "Моё имя древнее твоего мира, дитя, ты не сможешь его воспринять, но можешь меня помнить под названием, которое змеиному народу дали люди моего мира. Называй меня Наг" - Его глаза закрылись, а голова будто бы склонилась в поклоне.
   "А меня зовут Лиза. Там на берегу меня ждет мой друг Феликс, он улитка и я беспокоюсь за него. Уже темно. А он там один"
   "Он не на берегу, Лиза" - Змей как-то странно смотрел на меня.
   "То есть как не на берегу?! Где же ему быть и откуда тебе это известно?"
   "Потрогай макушку головы, дитя, и ты сразу всё поймешь"
   Бегло проведя пальцами правой руки по голове, я нащупала завитушку раковины и распластавшегося под ней Феликса. Этот проказник оказывается, всё время был со мной и даже не сдвинулся, чтобы себя обнаружить!
   "Но как?!"
   "Видимо, он не пожелал тебя оставить, и последовал сюда. У тебя очень преданный друг, хоть и улитка"
   "О да, этот парнишка ещё тот крендель. Жаль, что он не может со мной общаться также как, и ты, Наг" - Мне стало заметно легче и даже весело.
   "Он тебе посылает импульсы, этого достаточно"
   Мои ноги ощутили мускулистое шершавое тело змея, он пытался поддерживать меня на поверхности воды, заметив, что я уже практически не держусь.
   "Благодарю тебя, но так долго мне не продержаться, не будешь же ты меня так постоянно удерживать. Ты тоже устанешь"
   "Я могу вас обоих доставить на тот берег, но он вам будет чужд. Это не ваша эпоха, не ваше время"
   "Ты мне сейчас напоминаешь одного человека, пожилого преподавателя математики. Очень достойный и интересный собеседник"
   "Для меня честь быть приравненным учителю, ибо это самая высокая ступень, которой достигает человек, а также и змей"
   "Он бы тебе понравился. Это поистине светлый разум"
   "Он достаточно много места занял в твоей памяти. Даже сейчас твои воспоминания стремятся к нему. Это уже говорит о том, как он необычен для простого человека"
   "Все воспоминания, что таятся в закоулках нашего разума, абсолютно все, важны для нас. Даже, если порой на поверхность проступают незначительные и, казалось бы, пустые памятные события и моменты, даже они нужны нам, ибо всё ненужное никогда не привяжется и не застрянет сорным мусором в таком совершенном сосуде разума, как мозг. Он так продуман Создателем и так устроен, что любая мельчайшая частица, прикоснувшаяся к нему, мгновенно становится его частью, либо уничтожается навсегда за ненадобностью, как стирается след на песке водой. Это настолько гениально и настолько просто, что попросту незаметно" - Выдала моя память одну из "лекций" профессора Вайсмана.
   "Это слова того почтенного старца, как я понял?"
   "Да, это его слова. И их чрезвычайно много"
   "Тебе повезло, Лиза, твой учитель один из лучших и немногих, кто отдаёт вместе со знаниями и часть своей души. Но ты права. Долго вам тут не продержаться, я помогу вам вернуться в ваше время"
   "Но каким образом ты это сделаешь?" - Мне не верилось, что из ловушки есть выход.
   "Я же повелеваю временем и пространством. Вы сюда пришли через воронку и уйдёте с ее помощью"
   Наг начал вращаться вокруг меня, наращивая скорость, и вода с лилиями вскоре забурлила и заходила ходуном, образовав огромный водоворот, рвавший растительность и увлекавший меня в своё нутро.
   "Держись крепче и своего друга держи, как следует. Набери воздуха, скоро его не будет. Я вас перекину" - Пронеслось в моей голове вместе с оторванной копной цветов, мелькнувшей перед лицом.
   "Спасибо, Наг. Ты мой спаситель. Я тебя не забуду. Спасибо!"
   "Я тебя тоже не забуду, Лиза-наблюдатель, удачного пути тебе и твоему спутнику" - Были те последние слова, которые накрыла и сжала вода, когда водоворот захлопнулся.
   Снова чудовищное давление воды и боль разъярённых легких. Ладонями я накрыла бедолагу Феликса, чтобы не потерять его. Нас обоих вновь вышвырнуло из воды, словно пробку из бутылки игристого вина. Повезло, мы мягко шмякнулись в тихую заводь нашего любимого озерка. Всё было по-прежнему, солнышко также слепило от поверхности воды, также стрекотали цикады в траве, знакомый берег зеленел совсем близко. И никаких лилий. Я даже усмехнулась.
   Мы с Феликсом выбрались из воды, к общему удовольствию, я оделась и, усадив улитку на плечо, попрощалась на сегодня с любимым озером. Я была убеждена - мы обязательно ещё вернёмся сюда и не раз, но что-то внутри подсказывало, здесь больше мне не будут грозить, ни водоворот, ни лилии с широкими листьями на длинных стеблях, и, конечно же, сам Наг. Хотя от встречи с ним, я бы не отказалась, и Феликс, думаю, тоже.
  
   Вт. past
  
   - А вы, почему не собираетесь, барышня? Решили наказать старика за его помпезные трели прошлому?
   Помнишь, ту трогательную историю "профессора" Вайсмана? Когда занятие закончилось, все студенты поскорее собрались и смылись из аудитории, кажется, они тогда чувствовали некую вину и неловкость по отношению к пожилому преподавателю, а огромный провал в возрасте меж ними и их учителем только мешал и смущал эту молодежь.
   Я осталась. До того момента я и не думала контактировать с Кливлендом, мне достаточно было сидеть в среднем ряду с краю у окна и получать удовольствие от его вразумительных речей. Но в тот день....
   В тот день что-то щёлкнуло, этот старик своими проникновенными словами словно повернул рубильник внутри меня, и я решилась с ним поговорить. Мне это было жизненно необходимо. Тогда я ещё не знала, что он тоже наблюдатель, но интуитивно догадывалась, что этот человек весьма неординарная и светлая личность.
   - А вы, почему не собираетесь, барышня? Решили наказать старика за его помпезные трели прошлому? - Вот какими были его первые слова, обращенные ко мне, сидевшей в тот момент на своём любимом месте.
   - Вовсе нет, профессор, - ответила я, а мой голос размножился эхом в пустом зале аудитории, я уже спускалась к доске.
   - Вы мне льстите, барышня. Я лишь скромный преподаватель, профессор у нас один и его зовут Максимилиан Грод. - Он встретил меня добродушной снисходительной улыбкой взрослого человека, видящего перед собой неразумное дитя.
   - Да, мистер Вайсман, я в курсе, кто на кафедре носит это звание. Но лично для меня вы его заслуживаете больше.
   - Так что у вас за вопрос ко мне? - Он засмущался, по-моему, и решил сменить тему. - Раз вы остались. Что-то непонятно по теме?
   - Да нет, по теме всё понятно. Но я хотела бы поговорить с вами вне темы, если можно.
   Теперь он выглядел ещё более озадаченным, складывал в свой старенький потрескавшийся от времени коричневый портфель помятые листы лекций, оставляя на кожаной поверхности сумки белые отпечатки - меловые следы учебной деятельности.
   - Я право даже не имею понятия, о чём вы хотите со мною говорить и чем я мог вызвать интерес у вас мисс...?
   - Лиза. - Я не люблю фамилий, это ограничивает восприятие человека, поэтому всегда по возможности обхожусь при знакомствах только именем.
   - Фамилию вы мне не скажите, я правильно вас понял? - Теперь взгляд его чуть слезящихся в оправе морщин глаз выжидающе меня сверлил.
   - Я думаю, что это лишне, да и я не ваша студентка. Я и не студентка вовсе. - Пришлось добавить, видя вопрос в глазах собеседника. - Мне нравится ваш предмет, и я прихожу в свободное время вас послушать.
   - Это весьма странно, математика не столь популярна среди молодёжи. Уж я-то насмотрелся за годы под этой крышей на вашего брата студента. Ах да, вы не студентка. Так кто же вы?
   - Считайте меня внештатной студенткой. И позвольте вас всё-таки звать профессором. Мне так привычнее.
   - Но вы же собираетесь со мной говорить не о математике. Так чем же я вызвал интерес в столь юном создании? Право, мне любопытно.
   - Ваши отстранения от предмета, они вызывают восхищение и цепляют за нутро, за самую сущность. Вы самый необычный преподаватель из всех, у кого я училась.
   - Спасибо, конечно, за такие тёплые слова, уж не думал, что так могу волновать молодую голову. - Он захихикал, как мальчишка. - Просто я не люблю нудные лекции строго по корке книги. Молодежь любит всё необычное, её нужно привлекать чем-то экстра неординарным. А так, вкрапляя отстранённые темы в лекционную программу, вроде бы я добиваюсь своей цели - меня слушают и слышат.
   - Эти ваши вкрапления, из-за них я, пожалуй, и хожу на лекции, да не только я, ручаюсь, что все только и приходят, чтобы услышать очередную историю, а получают откровение.
   - Вы мне льстите, Лиза, люди всегда одинаковы, а природа у них такова, что требует в свою очередь новых историй, красочных рассказов.
   - Вы правы, во все времена люди хотят историю, и не абы какую, а с большой буквы, с кровью и плотью. Как у вас сегодня.
   Кливленд Вайсман задумчиво уставился на ручку портфеля, замусоленную мелом и возрастом. А вот следующее, что я услышала, меня испугало и обрадовало одновременно:
   - Вы наблюдатель, Лиза. Одна из тринадцати сотен.
   Это не был вопрос. Это был факт. Он знал! Но, как и откуда?!
   - Как? - Я лишь кивнула в ответ, сказать что-либо я попросту не смогла.
   - Просто, барышня. Я тоже из этого ордена. А свояк свояка видит издалека. Не могу утверждать, что у меня внутри встроенный радар на распознавание "своих", но за долгие годы, прожитые в бесконечных скитаниях во времени, встречал я нашего брата, а посему научился доверять своей интуиции. Ведь поведение, взгляд и отношение к людям меняются по мере погружения в этот стихийный водоворот временной спирали. Вы не замечали такого за собой, Лиза? Кстати, не вы одна пренебрежительно относитесь к фамилии. Практически все наблюдатели откидывают её, это позволяет им слиться со временем максимально гармонично и не чувствовать конкретной привязки к своему родному дому.
   Я была тогда потрясена прозорливостью и догадливостью этого сухонького чуть сутулившегося старичка, и лишь молча, кивала ему. Но как же мне хотелось, чтобы он говорил, говорил, не останавливался. Мне тогда казалось, что ещё немного, и он откроет мне некую истину, за которой я и приходила сюда пару раз в неделю.
   - Мне очень жаль, Лиза, но, к сожалению, нашу беседу придется закончить на сегодня. У меня впереди ещё две пары, которые надо провести. - Он с деликатным сожалением смотрел то на меня, то на портфель, то на дверь аудитории.
   - Конечно, профессор, я не собиралась вас задерживать, рада была с вами лично, наконец-то, поговорить.
   - Мы ещё сможем с вами побеседовать на отвлеченные от математики темы. - Он мне ободряюще подмигнул. - Вы же не прекратите посещать мои лекции?
   - Конечно же, нет.
   - Вот и славно, барышня. Я подумаю, где удобнее нам с вами побеседовать, без риска быть услышанными. Вижу, что вам мало простого знакомства. Ваши глаза жаждут большего.
   - Я не хочу вас напрягать. Мне достаточно просто сидеть здесь и слушать...
   - Глупости! Никаких напрягов. Мне за удовольствие поболтать с таким же, как и я, наблюдателем. Это очень познавательно для нас обоих. Да и мне льстит внимание молодой девушки. Ох, Вероника, прости!
   Он засмеялся и неожиданно помолодел, а я вдруг ясно и отчетливо представила, как он вот так же заливисто смеялся в те далекие дни юности со своей возлюбленной в том парке. Мне остро захотелось в тот парк, с этим человеком, прикоснуться к его молодости, к его энергии, к его жизни.
   И на следующий раз мы условились встретиться в выходной для нас день, чтобы провести его в тени густо разбросанных деревьев городского парка.
  
  

III

   Пон. past
  
   Сегодня был один из чудесных и восхитительных дней - прогулка на велосипеде. Наконец-то я смогла выбраться за пределы городов и цивилизаций на последней неделе августа. Из-за перегруженного "графика" это становится осуществлять всё реже и реже.
   Мой любимый велосипед, нет, "мой мальчик" - так я любя называю своего железного друга. А что? Водителям дозволено любить "ласточек", "девочек", а велосипедистам нет? Фигушки! Мой мальчик ничем не хуже любого авто. У нас полное взаимопонимание, гармоничное слияние в полёте. Пускай и звучит несколько интимно, но иначе наши взаимоотношения и не обозначить.
   И сегодняшний денёк не стал исключением. Феликс невозмутимо сидел на моем плече, а я давила на педали, накручивая метраж по сухому и теплому асфальту дороги, уносящей нас троих все дальше за город в сторону леса.
   Сосновые колоссы почтительно встретили нас по обе стороны трассы и с почтением покачивали иглистыми верхушками в знак одобрения, допуская и пропуская нас далее. Пограничный контроль между городом и природой был пройден.
   Вскоре сосны поредели, и сквозь их стройные тела стала отчетливо проглядываться по правую сторону от меня волнистая линия берега, окаймлявшего одну из великих и многоводных рек, в память, которой было посвящено (и думаю, ещё немало будет посвящено) замечательных песен и стихов.
   Слева выступила небольшая просека, потонувшая в сочном ассорти трав и цветов. Ещё пару лет назад здесь стояли всё те же сосны, так плотно, что практически упирались в полотно асфальта. Но жизнь распоряжается всегда неоднозначно и замысловато. Эти многолетние великаны были вырублены и пошли на строительство дачных домов, что росли теперь заместо деревьев рядом, по другую сторону дороги. Лишь посеревшие невысокие пеньки, затерявшиеся среди зелени - единственное напоминание о прежних хозяевах этой земли.
   А вот и закончилось владение сосен. Мы выехали в поле. Река осталась далеко справа, теперь в моё поле зрения попала зелёная бескрайняя долина, колыхавшаяся от прикосновений ветра и перетекавшая крупной рябью цветов. Белое - розовое - фиолетовое - голубое. Глаза жадно всё это впитывали, все эти сочные цвета и оттенки, и казалось, эту жажду ничем не утолить. Живой цвет - это поистине ярчайшее зрелище для уставшего городского жителя.
   Но всё это великолепие было бы неполным, если бы не небесное море, что простиралось во все края, скрадывая палящие лучи светила, но при этом ни на йоту не убавляя его солнечное сияние. Небесный простор был обложен пушистыми клоками ваты, отливавшей в серо-голубой палитре. Облака, будто срезанные чьей-то щедрой рукой, казались нежнейшим безе или взбитыми сливками, и крайне тяжело было оторвать от них взгляд, крутя педали и управляя послушным транспортом.
   Каждый раз, когда я попадаю в эти места, кажусь себе частью живописного пейзажа, неким элементом, который попал в живую картину. Мне и легко, и радостно, и волнительно, и просто.
   На глаза попалось облако в виде сердца, но продержалось оно недолго и под порывом ветра, распалось на несколько облачков-крошек. После него мне предстала парочка: два лица-облака, мужское и женское, неумолимо сближались друг с другом, пока вконец не слились в небесном поцелуе, став единым целым. Кто-то в этом увидел бы знак, кто-то лишь игру воображения. Все по-своему правы. А я думаю, что человек видит то, что его переполняет изнутри. Если он влюблен, то на небе будет замечать любовные признаки, если же он расстроен, то и небо ему посочувствует грустным облачным рисунком.
   Не могу ехать без музыки. Нет, вокруг чудесно, поют птицы, шелестят березы и шепчут травы. Сказочная музыка природы. Но я городской житель и мне нужна особая музыка. Поэтому всегда в такие прогулки беру с собой плеер с наушниками. Это особо ярко и специфично дополняет мой велопробег. Так как я по своей сути коллекционер, то и моя музыкальная коллекция в проигрывателе весьма богатая и разносторонняя. Бок об бок соседствуют американский джаз, английский рок-н-ролл, французский шансон, итальянская эстрада, немецкий рок. В этом дружном братстве обитают и шедевры старинной классики вкупе с душевными зажигательными ритмами Сан-Паулу. И всё это так весьма удачно совпадает с пролетающими деревьями, травой и песочной обочиной...
   Не веришь, чтец? А ты попробуй. Оторви свою унылую повседневность от привычного комфортного кресла, возьми велосипед, да хотя бы напрокат, и вперёд - в лес! Каждый человек, застрявший в плену города, должен хотя бы раз в неделю вычеркивать на несколько часов из своей жизни суету и гонор ежедневного существования. Нужна перезагрузка душе, чтобы не впадать в серое депрессивное состояние. А летом это жизненно необходимо, когда солнце прямо-таки изобилует своей щедростью и призывает выйти к нему на встречу из душных клеток зданий.
   Мы сделали небольшой привал на одном травяном холмике, где я дала Феликсу возможность прогуляться и полакомиться здешней зеленью. А потом мы развернули нашего верного спутника и направили его обратно домой. И я любовалась пролетающим мимо бесконечным полотном, на котором рисовала живыми красками природа.
   Снова мы въехали в тот самый пролесок, и вновь сосны нас встречали величаво и торжественно. На той дороге есть крутой поворот и поэтому за несколько сотен метров до него мне всегда казалось, что деревья смыкаются в плотную стену. Но грандиознее то, что наверху. Небо сузилось клином и закончилось острым углом прямо над той живой преградой. Этот лазурный клин был испещрён облачной ватой, разбросанной щедрой небесной рукой.
   Когда лес остался позади, а впереди проявились творения рук людских - первые попавшиеся на глаза дома, то нас накрыло другое тёплое чувство - возвращение домой. И оно не меньше другого, что было с нами, когда мы были наедине с природой. Но оно иное, и мы уже другие, когда видим свой дом.
   Этот день по праву вошёл в мою коллекцию памяти особой маленькой жемчужиной. И я дарю её тебе, незнакомец, я делюсь с тобой этим маленьким перламутровым счастьем, этим днём.
  
   Ср. future
  
   С недавних пор у меня в будущем появились друзья, которые каждый мой визит ждут с нетерпением, да и я, что скрывать, безмерно рада каждой нашей встрече. У наблюдателя по роду жизни крайне мало друзей, иногда и нет их вовсе. Поэтому дружба для нас столь ценна и важна, что храним и оберегаем её по возможности на протяжении всего положенного нам срока.
   Анна и Пётр - вот моё бесценное приобретение в русле будущего. Сестра и брат, взросшие дикими семенами на одичалой почве постапокалипсиса. Два воробушка, осиротевших и обретших новый дом у дальней родни. Это не столь редкий, а скорее рядовой случай, по тому времени. Но тебя, незнакомец, наверное, интересует, как и почему моим вниманием завладели эти люди? Всё по порядку.
   С интересными людьми я почему-то не просто знакомлюсь, я на них натыкаюсь, в буквальном смысле. И этот случай не стал исключением из общей закономерности.
   Я прогуливалась в окрестности одного заброшенного городка, вернее того, что осталось от него. Руины домов давно потонули в дикой траве, под предводительством молодых деревьев и их младших братьев-кустарников. Центральная дорога бывшего города ещё проглядывалась под слоем нанесённого ветром песка, и я не спеша брела по ней, как всегда гонимая в поисках новых наблюдений.
   Моё внимание привлёк один пустырь. Трава на нём росла, на мой взгляд, ярче, чем в других местах. В то время была пора раннего сентября, и всё зелёное в округе уже слегка потускнело и начало приобретать иные оттенки. А на этом пустыре время будто бы замерло, краски сочные, как в начале лета и даже сорная трава, облепившая плотно тот пятачок, была одинаковой высоты, как на газоне, только высоченная, по пояс, а то и до груди.
   Вот тут-то я её и заметила. Яркий огненный одуванчик в самом центре растительности. Я замерла и следила за каждым движением этого необычного цветка. А Одуванчик шёл прямёхонько ко мне. И лишь не дойдя всего несколько метров, вдруг резко остановился и тоже замер. Так мы стояли друг напротив друга и не осмеливались заговорить. Я всё-таки осмелилась нарушить тишину:
   - Привет, не бойся, выходи. - И присела на корточки, чтобы не пугать своим ростом.
   - Нет. Пети мне запретил подходить к взрослым, - ответил детский голосок, но вполне без страха.
   - А я и не взрослая вовсе. А Пети твой брат или друг?
   - Он мой старший брат и он скоро придет за мной, - пролепетал голосок.
   - А как тебя зовут? - Я все-таки не оставляла попытки.
   - Анна.
   - Аннушка, значит. Красивое имя у тебя. А меня зовут Лиза. А ещё со мной мой друг Феликс.
   - Но вы же одна. Вы врёте. Пети сказал, что все взрослые врут.
   - Нет, Аннушка, я не вру. Феликс просто очень мал. Он меньше тебя. И думаю, что ему будет приятно познакомиться с такой милой девочкой, как ты.
   Одуванчик заволновался, и я поняла, что любопытство в ребёнке борется с послушанием и авторитетом старшего брата. Осталось немножко подразнить.
   - Я поставлю банку с моим другом, а сама отойду, чтобы ты поверила мне.
   Так я и сделала: оставила пластиковый контейнер с моей улиткой у самой кромки травы и отошла подальше, чтобы девочка видела. Одуванчик огляделся по сторонам, и, решившись, вышел наконец-то из травяной завесы. Аннушкой оказалась маленькая худенькая девчушка с красно-рыжими в мелкую кудряшку волосами, остриженными по миниатюрные плечики. Поэтому издали казалось, что на головке малышки не волосы, а пух одуванчика, только цвет более яркий. Этой крохе на вид можно было дать не больше пяти лет. Одетая в огромную куртку, явно с взрослого плеча, штанишки и ботиночки, она казалась такой хрупкой и беззащитной, что у меня всё внутри сжалось.
   Девочка присела перед банкой на корточки, как и я недавно, и с удивлением принялась рассматривать улитку.
   - Это улитка! И такая большая!
   - Да, Феликс - улитка, но не простая. - Как же дети любят, когда им такое говорят.
   - А какая? - Копна кудряшек взметнулась вверх и любознательное личико, усеянное милыми крапинками веснушек, устремило на меня взгляд удивлённых чуть раскосых глазок-изумрудинок.
   - Феликс очень умная улитка. Он всё понимает, а ещё он мой верный друг.
   - А Пети говорит, что улитки глупые.
   - Другие улитки глупые, а Феликс не как другие, Аннушка. Хочешь с ним познакомиться?
   - Но Пети сказал... - Анна бросала беспокойный взгляд то на банку с улиткой, то в сторону.
   - Думаю, Пети тоже захочет познакомиться с Феликсом.
   Я осторожно подошла к контейнеру и открыла крышку, девочка испугано отступила в сторону.
   - Не бойся меня, Аннушка, твой брат прав, что надо бояться взрослых, но мне ты можешь доверять. Вот дай свою руку, я посажу на неё Феликса. - Я уже выудила улитку из её переносного жилища и, держа друга на открытой ладони, протягивала малышке.
   Простояв несколько секунд, она всё-таки осмелилась подойти ко мне и робко протянула свою крохотную ручонку, только пальчики выглядывали из длиннющего рукава куртки. Феликс был водружён в центр детской ладошки и, распластавшись там, выставил свои рогульки, изучая новую территорию.
   - Какой он холодный и мокрый. - Она была удивлена и в тоже время с восторгом смотрела на улитку, поднеся ту к самому лицу и поглаживая по раковине пальчиками свободной руки.
   - Да, Аннушка, все улитки холодные и мокрые.
   - Но вы же сказали, что Феликс не такой, как все. - Какой умный ребенок!
   - Ну, он не такой. Но он всё-таки улитка. А все улитки такие. - Пыталась я выкрутиться из собственной западни.
   - А у него есть сестра?
   - Думаю, что есть. Но я с ней не знакома.
   - А мама и папа есть у него?
   - Я не знаю, Аннушка. - Я даже растерялась.
   - У меня нет папы и мамы. Они умерли. Теперь Пети заботится обо мне.
   - А сколько тебе лет? - Мне стало не по себе от той серьёзности в детских глазах, что смотрели прямо на меня.
   - Шесть с хвостиком.
   - Это как же?
   - Шесть лет и восемь месяцев. Так Пети говорит.
   - А твоему брату сколько лет?
   Но девчушка ответить мне не успела, на дорогу выбежал подросток и, заметив рядом с малышкой меня, испугано закричал:
   - Ани, Ани, отойди от неё! Иди ко мне, слышишь, Ани?!
   Такой же рыжеволосый, как и сестра, щуплый мальчонка лет двенадцати, в тёплой толстой куртке и плотных штанах из-под которых высовывались ободранные носы поношенных изрядно ботинок, бежал со всех ног к нам, придерживая в руках какой-то мешок. Девочка от резкого окрика испугано отшатнулась, но не решалась бежать, всё-таки у неё на руке сидел мой друг, а потому, её глазки метались меж Феликсом, мною и быстро приближавшимся братом. Думаю, что на тот момент она боялась больше всего нагоняя от него.
   - Ани, ты будешь меня когда-нибудь слушаться? Несносная мелюзга! Тебя оставить одну невозможно! - Мальчик подбежал к нам и, схватив сестру за рукав куртки, резко рванул в свою сторону.
   - Пети, она не такая, как другие! - Малышка оказалась не такой уж и трусихой, она упиралась и отводила ладошку с улиткой, оберегая нового знакомца от чересчур сильной опеки брата.
   - Другая?! Ты в своём уме, Анна?! Сколько раз тебе говорить, что никому нельзя доверять! Все взрослые сделаны из кислого теста, они только и могут, что хорошо врать, да обижать таких наивных малюток, как ты. - Парнишка цепко держал за рукав девочку и тоже не собирался сдавать позицию.
   - У неё есть большая улитка, и он её друг. Его зовут Феликс, - оправдывала меня малышка, показывая на безопасном расстоянии ладошку.
   - Да хоть слон! Мне то что! Ты меня должна слушаться!
   - Пети. - Я решилась вклиниться в детскую ссору. - Тебя так зовут?
   - Пётр, меня зовут Петром! - рявкнул разозлённый подросток. - Только ей можно звать меня иначе.
   - Извини, Пётр. Ты прав, но я действительно не собиралась причинять твоей сестре ничего дурного. Я всего лишь познакомила её с моим другом.
   - Вы больная? Как можно дружить с улиткой? - Мальчик смотрел на меня с презрительным неверием и для вящей убедительности покрутил указательным пальцем у виска.
   - Нет, я не больная. И Аннушка тоже так считает.
   - Анна верит всем подряд. Она доверчивая глупышка, которую рано или поздно обидит кто-нибудь вроде вас.
   - Но у неё же есть старший брат, который не даст в обиду сестрёнку. Не так ли?
   - Не дам! И вообще, почему я вас должен слушать? Я вас не знаю.
   - Меня зовут Лиза. А моего друга-улитку - Феликс. Теперь мы знакомы, Пётр.
   - Ну и что? Это ничего не значит! Всё равно взрослым верить нельзя, - упрямо твердил мальчик, однако сестрин рукав он отпустил, и та подошла ко мне.
   - А вы совсем одни или у вас есть кто-то? - осторожно поинтересовалась я.
   - А вам то что? Какое дело вам до нас? - Парнишка вновь ощетинился.
   - Мы живем вон за тем лесом у дяди Константина, он теперь нас оберегает, - ответила Анна.
   - Молчи! Всё растреплешь первому встречному, лишь бы внимание обратили на тебя. - Пётр сделал угрожающий жест кулаком в сторону девочки, и та вдруг юркнула мне за спину, ища защиты. - Давай, прячься, трусиха, дома я с тобой поговорю.
   - Пётр, не надо обижать сестрёнку, она у тебя такая маленькая и хорошая. - В ответ мне была предоставлена передразнившая меня рожица. - И если ты боишься так за Аннушку, то и не оставляй её одну надолго. Вместо меня могла пробегать свора диких собак, и уж поверь, они бы не стали даже раздумывать, углядев такую лёгкую добычу.
   Мои слова моментально согнали спесь и агрессию с мальчика, и он уже виновато смотрел в сторону сестры. А я почувствовала, как моих пальцев коснулась детская ручка, и я рефлекторно обхватила ладошку.
   - Ладно, Ани, нам пора обратно.
   - Хорошо, Пети, только я отдам Феликса.
   Девочка протянула мне ладошку, на которой невозмутимо восседал мой друг, и я не без усилий смогла его снять и усадить обратно в пластиковую банку.
   - А вы сюда приходите погулять? - обратилась я к брату.
   - Даже, если и так, то вам то что? - Он снова выставлял гонор, словно щит.
   - Да так. Я тоже люблю гулять. И собирать кое-что.
   - Да ну. И что же? - Любопытство вновь вернулось в глаза Аннушки.
   - Книги.
   - Этот хлам? - презрительно отозвался её брат. - На кой вам они? От них пользы никакой.
   - Как сказать. Ты умеешь читать, Пётр?
   - Вот ещё глупости! Зачем мне это? - Но в голосе засквозило смущение.
   - Значит, не умеешь. А если бы знал, то мог бы сестре сказки читать.
   - Сказки?! Я люблю сказки! - восторженно завопила девочка. - Мама перед сном мне рассказывала сказки.
   - Пора быть взрослой, Ани. Сказки не спасли маму и папу.
   - Неправда! Неправда! Мама всегда говорила, что сказки делают из нас мечтателей, и лишь мечтатели делают мир лучше. - Малышка уткнулась мне в бедро и всхлипнула.
   - Они были правы, милая. - Я присела на корточки и обняла ребёнка. - Только мечтатели могут изменить мир к лучшему.
   - Глупости всё это! Очередная ложь! - выкрикнул Пётр и вдруг по непонятной мне причине с силой ударил ногой по камню на дороге, тот пролетел и скрылся в островке зелени.
   - Хочешь, я расскажу тебе сказку, Аннушка? - Это вырвалось помимо моей воли, хотелось приласкать и успокоить девочку.
   - А ты знаешь сказку? - Глаза-изумрудины смотрели с надеждой на меня.
   - Конечно, знаю. Но рассказчик из меня не очень, зато у меня при себе есть одна книга. Вот в ней и есть сказка. Я могу вам обоим её почитать, если вы никуда не торопитесь, детишки.
   - Пети, скажи, что мы не торопимся, ну, скажи. - Анна подбежала к брату и начала теребить его за рукав. - Пожалуйста, я хочу сказку.
   - Ну, Ани, нас же будут ждать, да и сказка скорей всего неинтересная, - заупрямился мальчик.
   - Сказка очень интересная. Она про одного мальчика, кстати, его зовут Питер, почти, как тебя, Пётр. Так вот, он живет в сказочной стране, может летать и возглавляет банду мальчишек.
   - Я не слыхал о такой сказке. Это вы придумали. - Во взгляде Петра сквозило сомнение, но также там появился и интерес.
   - Я ничего не выдумала, нет у меня такого таланта, а книга вот, она. - Я вытащила из торбы книгу, что захватила случайно (случайно ли?) с собой. - Можешь посмотреть, там и картинки есть.
   Петр повертел в руках книгу, бегло пролистал страницы, и снова взгляд его остановился на обложке, где главный герой парил в небе в окружении мальчишек, таких же, как и сам Пётр.
   - Что толку, я же не могу узнать, о чём она. - Он отдал мне книгу и раздосадовано вновь пнул камешек, что оказался под ногами.
   - Я могу её вам прочитать, и вы сами узнаете о проделках и приключениях этого мальчика.
   - Пети, ну, пожалуйста, пожалуйста! Это должно быть интересно. Я так хочу сказку, а дядя Константин кроме взрослых историй ничего не знает. - Малютка повисла на брате, выпрашивая.
   - Ну, хорошо. Только не долго. Посмотрим, что там за сказка. Если она будет скучной, то мы сразу уйдем. - Пошёл-таки на уступки брат.
   - Ура! Ура! Лиза, почитай нам сказку о Питере. - Аннушка хлопала в ладошки и прыгала от восторга, огненные кудряшки задорно пружинили.
   Мы расположились у ближайшего обвалившегося дома, прямо на щербатых ступенях и я начала повествование:
   - Итак, сказка называется "Питер Пен". Глава первая: Питер Пен нарушает спокойствие. " Все дети, кроме одного единственного ребёнка на свете, рано или поздно вырастают"...
   Сказка пошла на ура. Нет, целиком я её тогда не осилила потому, как детям всё-таки нужно было вернуться засветло домой. Но я им пообещала обязательно дочитать книгу, уж больно захватил их мир вечного детства. А может, и собственная потеря родителей их породнила с этим сказочным мальчиком-шалопаем.
   Позднее в условленный срок я вернулась туда, меня ждали два человечка, и ждали меня уже как друга. С той поры я так и зову их Аннушкой и Питером, а они меня своим другом.
  
   Чет. past
  
   Ещё с древних времен волновала человечество двойственность человеческой души. Сколько трактатов и научных трудов было посвящено и продолжает посвящаться этому интересному вопросу, но до сих пор люди никак не могут прийти к единому, разумному мнению.
   У меня развита на этот счет своя точка зрения. Возможно, правда, она будет звучать очень дико или смешно, но она уже есть и с ней возможно не считаться.
   По наблюдениям за окружающими меня людьми и самой собой, я пришла к необычному заключению: каждый человек состоит из мужчины и женщины от рождения. Да-да, именно состоит, или вернее сказать, они внутри него существуют.
   Допустим, что с самого рождения в человеке заложены две сути - мужская и женская, которые растут по мере взросления, учатся жизни и конкурируют между собой. А конкуренция весьма ярко проявляется в зависимости от настроения человека и его мироощущения.
   Мужчина и женщина между собою борются и подчиняют друг друга своей воле. Мужчина сильней от природы, ему ничего не стоит затолкнуть женщину в угол и заставить её молчать до поры, до времени. Но и женщина способна проделать тоже самое с мужчиной.
   Да все замечали это. Приведу элементарный пример: наверняка приходилось кому-нибудь встречать мужчину с ярко выраженным женским характером - истеричного, неуравновешенного, вздорного и чрезвычайно болтливого типа. Либо женщину, именуемую "мужеподобной" - больше молчаливую, сильную делами, а не словами особу, любящую всё мужское: игры, одежду и тому подобное; а равно мало уделяющую время макияжу и не заботящуюся о внешности. Можно много говорить и приводить примеры, но баланс внутренний в таких людях нарушен несогласием мужского и женского начал.
   Этот дисбаланс может носить характер постоянный, но также и иметь место временного события.
   Во мне также живут мужчина и женщина - соперники вечные, но также и согласованные партнёры. Я и сама веду себя частенько не так как хочу, не так как чувствую. "Мой мужчина" часто терроризирует и заталкивает в угол "мою женщину", но и она не оказывается в долгу. И так всю жизнь. Но, впрочем, это всё же интересно.
   Всё, что я тут пишу, может быть истолковано, тобой мой чтец, как бред сумасшедшего, я вполне согласна. Ты скажешь, что я ненормальная и будешь по-своему прав, но задумайся на минуту. А вдруг?
   P.S: Интересно, а у Феликса есть такая двойственность? Ведь известно, что улитки - гермафродиты по природе своей. Забавно.
  
   Воск. past
  
   Сегодня состоялась моя первая встреча с "профессором" вне университетских стен! Как мы и договорились, заранее был определён день, свободный для нас обоих. Им оказалось это воскресенье. Условились, не сговариваясь, о городском парке, о том самом, что так много значил для Кливленда Вайсмана, который я любила с раннего детства за уютный тенистый уголок клёнов и тополей, вперемежку с вязами и душистыми липами.
   - Вы, знаете, Лиза, я стал очень редко заглядывать сюда. Старею, наверное. - Он меня встретил, прохаживаясь у высоченного дуба. - Мы с этим красавцем в одной весовой категории. Помню его в год знакомства с Вероникой, тогда этот великан был более стройным.
   - Вы так говорите, будто вам уже перевалило за сотню лет. Мистер Кливленд, этому дубу уже больше ста пятидесяти лет. Да вы юноша рядом с ним.
   - А вы, Лиза, всё-таки льстец по природе. - Вайсман сделал жест в сторону дорожки, приглашая пройтись по витиеватым и зелёным просторам парка. - Прошло столько лет, столько бесконечно долгих лет, что я уже путаюсь на счёт своего возраста. И потом, даже приятно осознавать, что нас в парке два таких древних старика.
   - Мистер Кливленд, у меня столько вопросов к вам, и даже не знаю с какого начать из них.
   - Прошу вас, когда мы не в университете, зовите меня просто по имени. Иначе я продолжаю ощущать себя с вами учителем. А это, поверьте, скучно.
   - Конечно, я постараюсь.
   - Так с чего бы вы хотели начать? Наверное, про наблюдателей? Я прав?
   - Да, но я не хочу вас обременять или утомлять этим. Есть куча других вещей, куда интереснее.
   - Вы правы, Лиза, в этом лихом мире есть куда более интересные вещи, чем быть наблюдателем. Хотя вот эти люди, мирно прогуливающиеся с нами заодно по этой дорожке, в корне не согласятся со мной. - Кливленд качнул головой в сторону прохожих, как и мы наслаждавшихся выходным днем. - Да и вы, скорее всего, тоже. Вы так молоды.
   - Ну почему же, моя молодость не делает меня такой безмятежно глупой, чтобы не чувствовать всё бремя и ответственность моей метки.
   - Простите великодушно старика, барышня. Я не хотел обидеть вас и тем более оскорбить ваш светлый ум. Просто я встречал людей в довольно зрелом возрасте, не осознающих, какой груз им достался с рождения. И вы не представляете, какие ошибки и дела вершили эти люди! Но, да ладно об этом.
   - А что вы говорили этим людям? Ведь вы же наверняка пытались их вразумить.
   - Ох, Лиза, не всегда словом можно исправить душу и тем более разум. От одного голландского моряка, жившего несколько сотен лет назад, я услышал золотые слова: Никогда никого не суди, никогда никого не оценивай, никогда ни на кого не оглядывайся. Может статься, что те, кто находится рядом с тобой, ровняются на тебя.
   - Они бесценны.
   - Не для всех. Вот вы суть услышали, а другие смеялись мне в лицо и называли жалким дураком и стариком, выжившим из ума. Очередной социальный шаблон!
   - Это они выжили из ума, раз не понимают столь очевидной истины!
   - Лиза, Лиза. Чистая и наивная душа. Они-то как раз всё это прекрасно понимали, но разум в паутине чёрных страстей никогда не даст душе осознать правду, и лишь отрицание будет его истинным оружием.
   - Вы правы, Кливленд, но это всё так неправильно.
   - А вы не одна пришли прогуляться со стариком, как я погляжу. - Вайсман наконец-то заметил Феликса, которого я решила познакомить с парком, это была его первая прогулка здесь.
   - Да, это Феликс - виноградная улитка и мой лучший друг.
   - Прекрасный экземпляр Helix pomatia. Вам повезло, барышня, у вас хороший и надежный друг. Такой не убежит далеко и ест не так много, как люди.
   - И вы туда же, профессор? Наг тоже иронизировал по поводу моей дружбы с улиткой.
   - Наг? Кто это?
   - Это огромный говорящий змей из цивилизации нагов из другого мира. Мы с ним случайно столкнулись в одном озере.
   - Говорящий змей? Озеро? Да вы полны тайн и загадок, Лиза! Скорей, поведайте мне про ваше знакомство с Нагом. Мне безумно интересна каждая деталь вашего общения с этим представителем рептилий. - Вайсман заметно оживился и подвёл меня к уютной окованной железом деревянной скамейке.
   Мне и самой очень хотелось поделиться этой историей с кем-нибудь, но как ты сам знаешь, незнакомец, общаться на такие темы можно не со всяким человеком, поэтому я с удовольствием во всех подробностях поделилась с Кливлендом Вайсманом знакомством с Нагом в заветном озере. Время летело чертовски быстро, мы с преподавателем математики, позабыв обо всём и всех на свете, делились эмоциями на затерянной в парке скамье.
   - Вы, безусловно, счастливица, Лиза! Представьте себе, вы имели честь знакомства с представителем высшей культуры, даже куда выше нашей, да ещё и из другого мира! Вам неслыханно повезло! Такой шанс даётся судьбой редким людям, а уж наблюдателям и подавно, - восхищался "профессор", дослушав историю до конца.
   - Теперь вы мне льстите, профессор. - Я улыбнулась в ответ. - На мой взгляд, это была очевидная случайность, да и вообще-то я могла запросто утонуть. Там был такой жуткий водоворот!
   - Ничего подобного! Вам судьбой была дана эта знаковая встреча, даже улитка и та вас сопровождала, хотя вы сами помните, что ваш Феликс должен был по всем признакам присутствовать на берегу и мирно щипать травку. Так как же он оказался у вас на голове? Вы не задумывались над этим, барышня?
   - Думала и не раз, но разумных объяснений я этому не нахожу.
   - Вот именно! Хватит искать разумное во всём, что окружает и происходит. Иной раз дайте волю воображению, и оно уж точно вам даст самую верную подсказку, а может и ответ.
   - Я попробую.
   - И будьте смелее, Лиза! В сторону скромность разума! Все скромности ложны. Это всего лишь маски, которые одни волею судеб срывают с других. И не надо присваивать добродетель тому, что под действием закономерностей распадается в пыль, не обманывайте себя, милый друг. Ваша скромность есть лишь трусость, элементарная боязнь протянуть руку к тому, что интересно и нужно вам. По сути все скромняжки - трусы, а посему, слабые и жалкие, в герои таковых не записать ни при каком раскладе, разве что крайнее отчаяние или наркотик какой сподобит этих скромниц на Поступок. Но это уже исключительные факторы.
   - Ого, Кливленд, а вы можете быть очень жестким.
   - Я и есть жесткий, иначе бы наблюдатель бы из меня получился никудышный.
   - У меня не всегда получается быть жесткой.
   - Лиза, дорогая барышня, вам и не нужно быть жесткой! Вы ещё ребёнок в сравнении со мной. И у вас такое доброе сердце, что его не зажать в тиски, иначе вы жить не сможете. Делайте то, что в ваших силах и в вашей душе.
   - Но, Кливленд, я уже совершила одну ошибку в прошлом, за которую жду расплату.
   - Ответьте на один вопрос: вы жалеете об этой ошибке и повторили бы вы её, если бы заново попали в ту же ситуацию?
   - Не жалею и сделала бы тоже самое.
   - Вот вам и ответ из глубин вашего сердца. Я прямо-таки уверен, что вы помогли кому-то в беде и об этом вы мне поведаете в другой раз, в ваших глазах я не вижу того, за что бы имел права винить и осуждать вас. Да и кто я такой, если быть честным? Я и сам не безгрешен.
   - Самое болезненное - это просто наблюдать и не вмешиваться. Как же это несправедливо, профессор! Как же это больно! Видеть зло и не сметь преградить ему путь, чтобы спасти невинного и беззащитного.
   - Милая Лиза, милая барышня, вы не представляете, сколько ещё несправедливости ждёт вас впереди. Но самое страшное, на мой взгляд, встречать эту несправедливость лицом к лицу в одиночестве. - Горько вздохнул Вайсман, продолжив. - Каждый из нас, абсолютно каждый рождается индивидуальной личностью, то есть с определенным характером, естественно-внешними отличиями, связанными с генным набором. Но есть кое-что, что нас примиряет и приравнивает. Не что иное, как начала, вернее, два начала - добро и зло. Может это выглядит на первый взгляд наивно и глупо, пусть, но если присмотреться, то в действительности так оно и есть. Добро и Зло заложены в любом человеке при рождении в одинаковой пропорции - пятьдесят на пятьдесят. По увеличению возраста любой из нас сам контролирует чаши мер в ту или иную сторону, борясь с любой из сторон. Не рождается злых и бессердечных, жестоких и кровожадных людей, как и в той же мере добрых, любящих, нежных и так далее. Нет, человек сам решает, чья сторона, чья чаша весов ему близка, что ему дорого, за что он хочет бороться всю жизнь. Либо выбирается легкий путь Зла (Тьмы) без борьбы или проиграв её, либо сложный Добра (Света). В книге одного писателя, как нельзя лучше сказано: "Нам не дано выбрать абсолютную истину. Она всегда двулика. Всё, что у нас есть, -- право отказаться от той лжи, которая более неприятна. Погасить в себе свет гораздо легче, чем рассеять тьму". Поэтому каждый для себя должен решать: стоит ли бороться за доброе начало в себе самом или просто опустить руки и поддаться Тьме, раствориться в ней без остатка и пропасть не только для всех, но, в первую очередь для самого себя.
   - Как же вы вдохновенно говорите, профессор! - выдохнула я.
   - Ерунда. Житейский и учительский опыт, не более того, моя внештатная ученица. - Кливленд смущенно улыбнулся.
   - Для меня это не ерунда. Для меня каждое ваше слово каждый раз открытие и некое откровение. Да-да, я не преувеличиваю. Вы сами не представляете, какой силой обладает ваша информация. Поэтому к вам тянет студентов, поэтому они не пропускают ваши лекции, поэтому они вас...любят.
   - Любят? Вот сейчас вы меня откровением наградили. Не думаю, что это любовь, скорее тяга к очевидным истинам, сравнимая разве что с растениями, жаждущими дождевой воды, а не водопроводной потому, как дождевая исходит из первоисточника и обладает первородностью.
   - А мне всё-таки сдаётся, что вы любимы своими студентами.
   - И вами тоже? - Вот этот вопрос меня поставил в тупик. - Вы покраснели, барышня, а ведь я всего лишь хочу услышать подтверждения ваших же слов. Не хотите же вы сказать, что вы не моя студентка?
   - Ваша, конечно же. Просто вы меня в тупик загнали своим неожиданным вопросом.
   - Вот видите, раз вам сложно подтвердить своё утверждение, то и получается, что оно ошибочно.
   - Нет, я не ошибаюсь! Вас действительно очень любят, я сама не раз это слышала. И я вас очень люблю и уважаю, как учителя и наставника.
   - Я знаю, Лиза, знаю. Извините, что вынудил вас признать правоту ваших же слов. Порой так трудно сказать самому то, что на душе, что порой требуются годы, а потом становится слишком поздно.
   - Вы вспомнили Веронику?
   - Я никогда о ней не забываю, никогда. Вы смелее, чем я, Лиза, вы можете человеку, глядя в лицо, сказать о своих чувствах.
   - Вы не представляете, какая я трусиха.
   - Вы забыли? Долой скромность!
   - Вы правы, но ведь бывают такие моменты, когда и у меня язык прилипает к нёбу от страха.
   - Думаю, что это ничтожно малые моменты. Знаете, мне на глаза попалось одно письмо на той неделе, оно без подписи, анонимное. Обнаружил я его валявшимся в подъезде моего дома под почтовыми ящиками. Почтальон видимо запутался, куда его деть и запросто мог положить поверх ящиков, а порывом сквозняка письмо сдуло на пол. Так вот, любопытство мое протянуло руки к таинственному письму и завладело им. Лишь закрыв за собой дверь квартиры, я устремился в комнату, где и вскрыл белый без единой пометки конверт. Внутри лежал сложенный пополам белоснежный лист бумаги. Раскрыв лист, я обнаружил краткое содержание, которое пробрало меня до самого нутра. Столько боли, обиды, разочарования и гнева я давно не видел. И всё это уместилось в нескольких строках. Вот, это письмо со мной.
   Кливленд Вайсман вынул из внутреннего кармана пиджака чуть помятый и сложенный вчетверо лист и протянул его мне для ознакомления. Текст был напечатан, а не написан рукой, как мне подумалось вначале, но слова и вправду поразили меня бурей эмоций того, кто их написал.
  
   "Мне надоели ваши глупые взгляды. Надоели ваши бесполезные советы.
   Надоело ждать ваше одобрение. Надоело бояться вашего осуждения.
   Хватит навязывать мне ложные идеи и ценности!
   Хватит говорить о добродетели и лицемерить при этом!
   Я устала от ВАС. От всех ВАС!
   Хочу уйти туда, где Вас не будет, где никто не найдёт меня.
   Но нет такого места на Земле. Вы везде найдете, хотя бы физическую оболочку меня.
   Нет выбора. Остается только один путь...
   Я его завершу!
   Удачи Вам в дальнейшем бестолковом существовании!
  
   Отступник"
  
   - Письмо написала женщина, а подписалась отступником, вы заметили? - обратилась я к "профессору".
   - Да, я тоже обратил на это внимание. Бедняга, как же сильно её лихорадило в тот момент, когда она это писала!
   - Она упомянула о том, что завершит свой путь. Самоубийство? Обычно самоубийцы оставляют подобные письма, когда сводят счёты с жизнью. Но тут нет никакого адреса и даже имени. Никакой логики.
   - Лиза, я же говорил, что пора уже отключать всё разумное в попытках обосновать то, что происходит вокруг.
   - Да, но как вы тогда это можете объяснить, Кливленд?
   - Я не знаю, что сотворила с собой та дама, что писала столь отчаянное письмо, но вот тот факт, что оно попало именно в мой подъезд и именно мне в руки, даёт мне основание полагать, что всё это неспроста. Как я говорил, ничего случайного нет. Эти слова должны были дойти до меня, а может быть и до вас. Очень жаль, если та отчаявшаяся женщина свела счёты с жизнью, но может её большая душа была слишком затянута в тиски и лишь через смерть она могла вновь стать свободной. Смерть - лишь дверь в другой мир. А вы не знали?
   - Но зачем вы мне показали это письмо? С какой целью? Чтобы я расстроилась, как и вы?
   - Чтобы вы задумались, Лиза. Задумались, что любой человек может в любой момент жизни быть отрезан от понимания и зажат тисками социума так жёстко, что единственным вариантом свободы может оказаться только смерть.
   - Но ведь всегда можно найти выход, правда, профессор?
   - Я вам открою страшную тайну, барышня: из тупика всегда бывает только один выход.
  
  

IV

   Пон. future
  
   Сегодня я решила сделать детям сюрприз. Накануне сгоняла на пару часов в старый Париж, вернее, в его самый заветный и наполненный тайнами уголок под названием Монмартр. Именно там я могла отыскать нужную мне вещь. Для этого пришлось вернуться в прошлое, в самое начало 20-х годов XX века. На одной тихой, узкой улочке после часа прогулки, наконец-то я разыскала магазин-ломбард, в котором надеялась заполучить то, зачем собственно и прибыла сюда.
   Меня встретил мелодичный звон дверного колокольчика за дверью, а вслед за ним и сам хозяин. Им оказался молодой человек лет тридцати, невысокий, с аккуратно уложенными волосами и забавными усиками "а-ля Чарли Чаплин". Мне даже показалось, что и ходит он также забавно, как знаменитый актер в кинокомедиях. Одет мужчина был в строгий костюм тройку серого цвета с придающим живости общему портрету галстуком пурпурного цвета.
   Учтиво приветствуя мадемуазель, то есть меня, хозяин поинтересовался, с какой целью я зашла - приобрести нечто примечательное или наоборот, продать что-то не менее значительное? Я ответила, что ни то и ни другое, чем поставила мсье в тупик. Дабы не тратить больше время, я спросила - не имеется ли в этом дивном и, конечно же, самом шикарном в округе магазине у столь славного и достопочтенного господина в наличии граммофон?
   Хозяин заметно оживился и признался, что да, его магазином как раз недавно был приобретен портативный граммофон фирмы "DECCA" 1915 года в весьма приличном состоянии. Бывший хозяин хранил и очень бережно относился к своему музыкальному другу, как ласково он его называл, но трудности с финансами вынудили бедолагу расстаться с аппаратом. Мсье Рене Лонгуэ, хозяин ломбарда, любезно сопроводил меня к окну, где на низеньком лаковом столике покоился предмет моих поисков. До чего же был хорош этот граммофон! Чёрный кожаный корпус-чемоданчик, массивная ручка для завода пружины с отполированной до блеска деревянной рукоятью; в центре нанизанная на ось, тёмным кругляшом ждала очередного пробега испещрённая бороздками пластинка. Мсье Рене спросил, не желаю ли я прослушать, как звучит сей аппарат? Естественно, я согласилась.
   Несколько энергичных вращений ручки, водружение иглы в центр пластины и из волшебного ларца вырвались мощные аккорды Венского вальса Штрауса, такие чистые и яркие, что казалось, будто весь магазин погрузился в атмосферу сказочного бала. Я влюбилась-таки в этот сказочный чемоданчик музыки. Оказалось, что завода хватает только на одну сторону пластинки, и машинка имеет в наличие добротный набор игл, что было весьма кстати. Я поинтересовалась у хозяина - не может ли он пойти на уступку мадемуазель и поменять граммофон на нечто не менее стоящее? Он уклончиво ответил, что по обыкновению таких сделок не производит, но глаза у него заблестели, да ещё как! На мою удачу, мсье Рене оказался из тех людей, в ком легко разжечь особый азарт при заключении сделки. Когда игла дошла до края пластинки, музыка прекратилась, как и предупреждал торговец; тогда-то я и вынула из своей торбы то, на что надеялась выменять чудесный аппарат.
   Это была кукла из фарфора, облачённая в бальное платье из нежнейшего белого шелка. У куклы даже волосы имелись настоящие. Эта красавица была создана полвека назад в Англии на заказ одного барона для любимой и единственной дочери, и стоить должна была целое состояние. Как она попала мне в руки? Эту тайну, незнакомец, я, пожалуй, оставлю при себе.
   Мсье Рене Лонгуэ сразу оценил моё предложение, как чересчур щедрое, но вида старался не подавать, плут. Бережно переняв от меня красотку-куколку, он водрузил её на самом почётном месте за прилавком, а мне предложил к граммофону довеском внушительную коллекцию пластинок, оставшихся от прежнего владельца. Каждая пластина имела свой конверт из плотной картонной бумаги с чернильными надписями предыдущего хозяина. Довольный сделкой продавец, завернул эту коллекцию из шеллака в дополнительный слой бумаги и перевязал бечёвкой для удобства. Так я и покинула Монмартр - в одной руке на железной ручке висел сложенный в чемоданчик граммофон, в другой - связка пластинок.
   И всё это сокровище я хотела вручить Анне и Петру. Дети не знали красот старой музыки, но я надеялась, что они воспримут этот раритет, этот отголосок далекого прошлого и проникнутся им.
   Как обычно, мы встретились в том месте, где познакомились. Детишки приходили сюда поиграть, а также Пётр бродил по развалинам городка в неугасающей надежде найти что-нибудь. На мой вопрос, что именно он ищет, мальчик ответил, что сам не знает, а вот как найдет, так сразу поймёт, что искал. Он и таскал с собой повсюду затрапезного вида мешок, чтобы поместить туда свою будущую находку.
   Я приходила к пустырю не более двух раз в неделю и читала детям книжки. Из-за строгих правил наблюдательской жизни и из-за других дел у меня не было возможности навещать ребятишек чаще. В какой-то мере я даже радовалась этому, ведь с каждой встречей они становились мне всё ближе.
   Они оказались весьма прожорливыми слушателями и постоянно просили добавки. Тогда я решилась на весьма серьёзный шаг и ответственный в первую очередь для себя, как наблюдателя, - научить этих сирот грамоте, чтобы они независимо от меня могли в любое удобное время наслаждаться содержимым книг. Они согласились, и каждый последний час моего пребывания на пустыре с братом и сестрой мы посвящали изучению алфавита. Они очень старались и прилагали все усилия на запоминание букв, а также слов, связанных с этими буквами. Думаю, что за год мы добьёмся с ними больших успехов.
   - Что это ты притащила с собой? - Пётр вытаращился на мою поклажу в обеих руках.
   - Это сюрприз. А если поможешь мне, то быстрее узнаешь, что это за сюрприз.
   - Ишь, раскомандовалась.
   Пётр всё ещё показывал свой несносный характер, но теперь это выражалось в особой дружеской форме. Постепенно он подпускал меня к себе, этот худенький неуклюжий рыжий ёжик, подросток, отчаянно нуждавшийся во внимании и одобрении старших, но с подозрением и опаской отвечавший на любое проявление добросердечия. И на то у него были свои причины, которые со временем и мне стали известны.
   Питер Пен так сильно пришёлся мальчику по нраву, что это имя накрепко зацепилось маленькими крылышками феи к настоящему имени брата Анны, и мы с девочкой теперь Пети звали только Питером.
   Хоть мальчик и поворчал, однако ж, ловко выхватил из моих рук чемоданчик и положил его на ближайший от нас плоский валун. Связку пластинок я аккуратно пристроила рядом, а затем, неторопливо распаковав, выудила из пачки конвертов один наугад.
   - Что это, Лиза? - Аннушка буквально повисла на моей руке и личиком норовила ткнуться в пластинку.
   - Сейчас узнаешь, милая. Тебе понравится. Подержи вот этот конверт, но только осторожно, не урони, а то пластинка, что внутри, разобьется, и мы ничего не услышим.
   - А что мы должны услышать? - Девочка прижала к уху конверт, старательно вслушиваясь в его содержимое. - Ничего не слышно.
   - Да, мисс учитель, что мы должны услышать? Свист соловья или трели из выгребной ямы? - усмехнулся Пётр, но продолжал следить за моими действами с граммофоном.
   Тем временем я щёлкнула замком и откинула крышку, вынула ручку с блестящим набалдашником и вставила в отверстие сбоку справа.
   - Это надо крутить? - Мальчик подвинулся ближе, устройство его интересовало теперь сильнее.
   - Да, но сначала, Аннушка, подай мне конверт с пластинкой.
   - Но, Лиза, ничего же не слышно, - разочаровано произнесла девочка. Она потрясла конверт в надежде хоть что-то услышать.
   - Нет, Аннушка, не тряси! Дай его лучше мне.
   Она послушно протянула мне конверт, из которого я вынула шеллаковый блин пластины.
   - Что это? - Глазки-изумрудины округлились.
   - Это, Аннушка, пластинка, которую нужно уложить вот сюда, - ответила я, нанизав пластину на центровую ось.
   Проверив иглу стального звуконосителя, я предложила мальчику:
   - А теперь, Питер, всё будет зависеть только от тебя. Нужно прокрутить ручку до упора. Справишься?
   - Мисс, среди вас есть только один мужчина, и он прокрутит вам хоть сто ручек, - невозмутимо и ноткой бахвальства ответил Пётр.
   - А мне, можно мне? Я тоже хочу! - заверещала тут же его сестра.
   - И ты покрутишь, Аннушка, - пообещала я ей. - Сначала Питер, как старший, а после и ты.
   - Так нечестно, - фыркнула девочка. - Всегда Пети потому, что старший.
   Игнорируя возмущение младшей сестры, Пётр с чувством превосходства вращал легко поддающуюся ручку граммофона, пока завод пружины не достиг предела.
   - Ой, она крутится! Лиза, она крутится! - Анна восторженно тыкала пальчиком в сторону вращавшейся пластинки, а её брат довольно потирал ладони.
   - Ну, а теперь, детишки, самое важное и долгожданное. Слушайте. - Я аккуратно вложила иглу в центральную бороздку вращавшегося чёрного диска и в воздух ворвалась музыка.
   В этот раз играл не вальс, это был чудесный романс в исполнении неизвестной мне французской певицы, волшебный голос которой струился из черного чемоданчика и околдовывал нас троих, словно невидимой мантией. При первых звуках дети сначала отшатнулись от музыкального аппарата и таращились на него, как на неведомого монстра из сказок. Но видя мою безмятежность и улыбку, они осмелели и подошли настолько близко, что позволили себе прикоснуться к старинному граммофону и поддаться очарованию вибрирующего, глубокого, чуть с хрипотцой женского голоса. Ни единого вопроса, ни единого возгласа, даже шёпот отсутствовал, пока завод пружины не ослабел, а песня не прекратилась, и игла не слетела с края пластинки.
   - Кто это пел? Как это получилось? Так громко! Так красиво! Лизи, можно ещё? Пожалуйста, можно теперь я покручу волшебную ручку? - Вопросы и просьбы обрушились на меня шквалом.
   - Конечно, можно, Аннушка, теперь твоя очередь. Питер, это машинка, которая передает голоса и музыку, давно записанные на вот такие пластины при помощи особой начинки внутри этого чемоданчика. - Я показывала мальчику на граммофон, одновременно помогая его сестренке вращать ручку.
   - Но как такое возможно? Я, конечно, видел немало ржавых механизмов от старых машин, отец мне показывал, но как они работали, он не смог объяснить. Это тоже из старых машин? - Под "старыми машинами" в этом мире имелась в виду вся техника до апокалипсиса.
   - Да, это старая машина, Питер. Очень старая. Честно, я не особо сильна в устройствах машин, но этот граммофон, так он называется, не так уж и сложен. Вы, ребятки справитесь с ним, только следите за ним, не запускайте его потому, что второго такого вы уже не найдете. Это сокровище.
   - Ты его даришь нам, Лиза?! - Глазки-изумрудины вновь стали большими от изумления на маленьком веснушчатом личике Анны. - Ты его, правда, даришь нам?
   - Я его и принесла вам. Тихо у вас тут, музыки приличной не хватает. Отнесите граммофон к дяде и покажите, как с ним управляться. Следите за иглами, они быстро тупятся. Одного завода хватает на одну сторону пластины. - Я указала на стопку других конвертов. - Вот вам ещё и другие пластинки, надеюсь, вам всё понравится.
   - А ты с нами не пойдешь? Дядя Константин давно хочет с тобой познакомиться, - спросил друг Пётр.
   - В другой раз, детки, в другой раз. Надену своё самое красивое платье, и загляну к вам на чашечку кофе.
   - У нас нет кофе. Мы его пили давно, когда родители были..., - мальчик не договорил, но и так было понятно.
   - Договорились. Я принесу кофе, и мы его сварим на костре. Идёт?
   - Как мама варила? Ты такой кофе сделаешь, Лиза? - Аннушка улыбнулась и прижалась к моей руке, как маленький котёнок.
   - Надеюсь, что у меня получится, милая. Я постараюсь. А теперь давайте послушаем, что на другой стороне этой чудесной пластинки. Согласны?
   В этот день мы не учили азбуку, мы просто сидели втроём, прижавшись друг к другу, и периодически вращая ручку патефона, слушали голоса и музыку прошлого. Будущее вновь возвращалось в прошлое.
  
   Вт. past
  
   Это письмо мне досталось от Тамары, той необычной женщины из прошлого, медсестры одной деревни, одиноко живущей на её окраине. Я не упоминала, но ещё раз встретилась с ней, не удержалась, так сказать. Особого желания беседы со мной у неё в тот момент не было, но она вручила мне в чистом белом конверте без подписи это странное и взволновавшее до глубины меня письмо. В нём я увидела весь свой страх, спрятанный и похороненный ото всех давно, но так ловко реанимированный этими острыми словами. Долго я не решалась вписать сюда эти строки, ох, как долго, но больше уже не могу удерживать ту боль, читай его, мой незнакомый чтец, может, поймёшь лучше тёмную сторону жизни наблюдателя. Читай.
  
   "Про одиночество лучше писать в состоянии душевного покоя или тихой радости, но, не когда твоя душа на грани нервного срыва или надломлена и опустошена. Для чего это? Просто в спокойной среде будет легче передать это невыносимое состояние, то есть объективно. С надорванными чувствами разум будет всё время обращаться лишь к собственным обидам, и зацикливаться ты будешь только на себе любимой. Значит, лучше это делать в невесомом, почти пустом мироощущении, только с лёгкой тенью грусти, этакой маленькой грустинкой, чтобы не забываться. Тень отражает истину такой, какая она есть.
   Не хочу, чтобы хоть кто-то, как я испытывал хотя бы маленькую долю невыносимости, обречённости быть одной среди миллионов. Нет, не жить одной в пустыне, глухом лесу, доме. Нет. Страшнее каждый день видеться с сотнями людей, жить с ними и средь них, общаться, но чувствовать себя чужой, прокажённой, ненужной. Без понимания. Без полного понимания и поддержки, вот куда страшнее и ужаснее.
   Слышала про "белую ворону"? Это про меня. А может и про тебя? ... Не знаю, как-то само сложилось всё, как будто, так и должно было быть, а возможно это цена наблюдателя, её обратная сторона. А может, быть "белой вороной", "белой мышью" судьба немногих, но в этом есть смысл для остальных "нормальных", как они себя называют. Смотря и общаясь с "белыми", они чувствуют своё превосходство и лишний раз внушают себе и успокаивают себя в том, что у них "всё хорошо и нормально". Не знаю, наверное, это так. Об этом знают только они сами.
   Как тяжело, когда душа переполнена солнечным светом, а им не с кем поделиться, потому что это никому не нужно. А, если пытаешься поделиться с каким-нибудь собеседником сердечными излияниями, чаще всего он смотрит на тебя, как на безумную, которой место в психушке, а не среди людей. Как же это невыносимо притворяться такой же, как они, говорить, смотреть на всё, как они и заставлять себя мыслить "как все". Невыносимо! Нет, лучше жить одной, но свободной. Вернее быть "белой вороной". Белой!
   Пыталась, пыталась, как я хотела, чтобы они приняли меня такой, какая есть, поняли хотя бы маленькую толику меня. Думаю, так может сказать не каждый, но только тот, кто схож со мною в этом.
   Все люди рождаются индивидуально развитыми личностями, но в силу обстоятельств одни копируют друг друга, мыслят одинаково и действуют предсказуемо - они становятся обществом с виду разнородным, но на самом деле однообразным и безликим. Остальное меньшинство развито внутренне иначе и не желает мириться с однообразием и рутинным поведением; эти люди выделяются в обществе своими действиями и особенно ярким и незаурядным мышлением, которое им никогда не простят.
   Но парадокс - лишь со смертью этих индивидуалов начинают понимать и уважать. А причина отторжения из общества лишь одна: вначале непонимание, потом зависть, возникшая от непонимания, а затем ненависть и отчуждение. Но не забвение. Нет, индивидуалов никогда не забывают, после смерти их помнят и даже восхищаются. Восхищение вызывает откровенное неподчинение всеобщему мнению и вызов обществу, то есть бесстрашие быть отвергнутым и непонятым, быть обреченным на одиночество. Ведь многие из стандартного общества люди хотели бы быть свободными от предрассудков и быть такими же как "белые вороны", но им в определенный момент не хватило решительности и они стали такими же "как все". Вот и восхищаются в тайне и завидуют наяву.
   Тягостное это чувство - одиночество. Ни дай Создатель каждому... Но с другой стороны, мне ближе "белая ворона" - это необычная и чуждая в природе птица, чем обыкновенная серая мышь".
  
   Пят. past
  
   Приснился новый кошмар, хуже предыдущих. Он подобрался слишком близко ко мне. Крайне близко.
   Я брела, точнее, плутала по сонным улицам знакомого мне города, только не могла вспомнить, что это за место. Название крутилось и вертелось в мозгу, и я думала, что вот-вот выхвачу из памяти этот кусок, и всё встанет на свои места. Но главное, я скорее желала покинуть этот город, где было тягостно, и охватывал меня всё более непонятный мне ужас.
   Город спал, но постепенно я осознала - он был мёртв. Ни единого голоса, ни шелеста листвы, ни лая собак, ни щебета птиц. Всё было мертво, и ветер мёртв. Город проседал под давящей, вбиравшей воздух и все пространство вокруг, мглой.
   Я брела и не помнила, кто я, и куда ведёт меня цель. А была ли эта цель вообще?
   Дома по бокам выныривали из серого и вязкого тумана и пропадали тут же. Под ногами асфальт со скрипом неприятно потрескивал каменной крошкой, царапавшей подошвы моих кед. И тут я различила слово, затем ещё. Остановилась. На дороге передо мною слова выжигались невидимой рукой и собирались в предложения. Я прочла их все до единого.
  
   Ты бежишь, человек. Куда ты бежишь? Ведь давно все пути к спасению и отступлению перекрыты и съедены моими детьми. И тебе это прекрасно известно, но в своей гордыне и самонадеянности, ты полагаешь, что умнее меня и тех, от кого бежишь. Но если так, то почему ты в страхе покидаешь свои дома и хоронишься от нас в подвалах и укрытиях? Почему?
   Ты, чей мозг разъела твоя же цивилизация, ты считаешь нас безмозглыми и лишенными мыслей тварями. Но ты ошибаешься, в нас бьёт бешеным пульсом одна, но сильнейшая из всех мыслей, которые тебе доступны, единственное желание - жажда живой плоти.
   Ты считаешь моих детей никчёмным скотом, который мешается у тебя под ногами, но который организован намного лучше тебя и подобных тебе, потому что отсутствие эмоций никогда не собьёт каждое моё дитя с пути, в то время, как чувства и эмоции лишь доказывают слабости твоего рода.
   Человек, в тщетных попытках ты пытаешься найти вакцину от вируса, который, по сути, был логическим окончанием твоего существования. Ты себя изжил, твоё время истекло, теперь наступает эра моих детей и тебе придётся смириться и умереть. Они не успокоятся до последней капли крови, до косточки. Мои дети сделают тебя лучше. Ты станешь идеален и увидишь мир нашими глазами.
   А в мозгу, в теле твоём будет жить только одна идея, ради которой мы и появились, она будет сотрясать твой разум, она станет твоим озарением и поведёт тебя на край света, как и каждого моего отпрыска. Внутри каждой твоей клеточки отзовется криком: "Мясо! Свежатина!".
   До скорой встречи... человек?
  
   Только я дочитала последние слова, как надпись стала пропадать под пеленой белого тумана, я даже ног своих не могла разглядеть, да и пошевелить ими тоже не могла. Меня поглощала мгла!
   Потом я услышала волчий вой впереди, и увидела расплывчатый контур, который приближаясь ко мне, оформился в нечеткий силуэт, человеческую тень.
   Уже совсем близко. Я знала, что это Смерть, моя Смерть. Шаги настолько бесшумные, что казалось, тот, кто шёл ко мне, брёл по воздуху. Я чувствовала - ещё несколько шагов и я стану частью этой мёртвой тишины. Ещё мгновение и я встречусь со Жнецом лицом к лицу.
   И вот ещё чуть-чуть и в белёсой дымке блеснули синим огнем знакомые мне глаза. Волчьи глаза. Он меня нашёл и уже тянул ко мне руку сквозь стену пелены, чтобы ухватить за шею. И я закричала, хоть мой рот и мои легкие затоплял противный влажный воздух с комьями вязкой духоты. Я кричала.
   Не помню, кажется, я проснулась с этим диким криком и вскочила с постели. Я уверена, что только чудом он меня не сцапал в том месте. Может это и не сон был вовсе. Мне страшно. Но я должна быть готова. Он не отступиться, но и я тоже не отступлюсь!
  
   Воск. future
  
   - Ты поздно сегодня! - Меня встретил капризный, но радостный голосок Анны.
   - Да, ты опоздала на встречу. Мы давно тут торчим с Анной, между прочим. - А это был как всегда ворчливый, с нотками гонора и задатками взросления голос Петра. - Ты забыла про нас?
   - Нет, конечно! Детки, как вы могли такое подумать? Я дико извиняюсь, но мне пришлось чуть задержаться. Вы сильно проголодались?
   - Есть немного. Но у тебя всё равно нет с собой еды. Тебе так просто не загладить своей вины, мадам Опоздашка.
   С тех пор, как у детей появился граммофон, Пётр стал меня звать "мадам", наслушавшись романсов с пластинок. Но меня это лишь забавляет, он говорит это не со зла, хотя и прячется за маской сарказма и безразличия, я знаю это.
   - Ну, жареного быка в кармане у меня нет, и у Феликса в банке тоже жаркого не найдете, но кое-что я всё-таки с собой прихватила.
   Порывшись в необъятной своей торбе и нарочно притворяясь, что не могу найти искомое, под любопытными взглядами ребятишек я извлекла на свет парочку больших и сочных персиков. У детей глаза округлились и рты пооткрывались, ещё немного и слюна закапала бы.
   - Персики? Осенью? - От удивления Пётр аж присвистнул. - Откуда у тебя персики, мадам?
   - Это военная тайна, Питер. - Я захихикала и раздала вкуснятину в детские руки. - У меня ещё есть кое-что не менее вкусное.
   - Такой сладкий, Питер, он такой сладкий. - Малышка Анна уже надкусила круглый плод и зажмурилась от удовольствия, только сок стекал с уголков рта.
   - Да, персик что надо. Так что у тебя ещё в твоей чудо-торбе? Может банан, или нет, ананас? - Пытался язвить мальчик, но в голосе не было ничего кроме благодарности.
   - Ну, ты угадал.
   - Да ну? - Он оторвался от персика и недоверчиво уставился на мою сумку.
   - Але, ап! - Я извлекла из сумки парочку желтобоких бананов.
   - Да ладно! Не может быть! Где ты их нашла осенью? - Мальчик не верил глазам, хотя руки уже тянулись к заветным солнечным плодам.
   - Места знать надо. - Я снова не смогла сдержать смеха, глядя на недоумение и изумление в детских глазах. - Приятного аппетита, детишки.
   - Спасибо, Лиза. Ты наша фея, - пролепетала Аннушка, доедая персик. - Они как лучики солнца. А ты волшебница, ты нам даришь солнечные лучи.
   - Да что ты, Аннушка, - возразила я, улыбнувшись ей. - Я самая обычная. И фрукты обычные.
   - Нет, не обычные! И вкусные-превкусные, - ответил мне девчачий голосок.
   - Нет, ты всё-таки скажи, где ты их раздобыла? - не унимался Пётр.
   - Ты не доволен? - спросила я.
   - Да, Пети, ты разве не доволен? Такие вкусные фрукты, сочные. Сказал бы лучше спасибо Лизе, а не устраивал ей допрос, - отчитала брата сестра.
   - Всем я доволен. Просто мне интересно откуда они, вот и всё. И да, спасибо, - угрюмо и смущёно, тихо отозвался Пётр.
   - Даже у фей должны быть свои тайны. Доедайте фрукты и продолжим изучать азбуку.
   - Нет, сегодня мы не будем азбукой заниматься. - Мальчуган, тщательно прожевывая банан и смакуя его на свой лад, не глядя на меня, произнёс это, словно огласил вердикт.
   - Это почему же, скажи-ка мне, Питер? Тебе надоело моё учительство? Или просто лень? - Я решила подколоть парнишку его же "шипами".
   - Нет, напротив, но дядя Константин настоятельно просил нас, познакомить его с тобой. - Невозмутимо последовал ответ.
   - Да неужели? Откуда ж такое любопытство? Вы что-то ему про меня нарассказали? Я же просила вас обо мне никому ничего не говорить.
   - Это не я. Это Анна не удержалась. Ты же её знаешь. Та ещё болтушка! А после того, как мы принесли граммофон домой, нам пришлось признаться, откуда он у нас. Я пытался тебя выгородить и поначалу говорил, что граммофон мы нашли. Но дядя наш не такой уж и глупый, он очень догадливый. Не поверил, а Анну и просить не пришлось, ей уже давно хотелось всё рассказать. Вот поэтому дядя Константин и наказал, чтобы мы непременно привели тебя в гости. Он очень хочет познакомиться. Ты не бойся, он хороший. И тётя Мария тоже. Ты им понравишься, - Пётр доел банан, и смотрел на меня выжидающе.
   - А я и не боюсь, Питер. Просто не всем людям нужно знать обо мне.
   - Но почему? Ты вроде нормальная и не такая, как большинство взрослых.
   - Спасибо за комплимент, Питер. - Я улыбнулась мальчику. - Но может в следующий раз?
   - Нет! - громко пискнула Анна. - Дядя сказал, что сегодня ждёт тебя, Лиза.
   - Хорошо, пошли, ведите меня знакомиться с дядей и тётей. Мне тоже интересно посмотреть, где вы живете. Правда, на мне нет самого нарядного платья.
   - Ура! Лиза и Феликс сегодня будут в гостях у нас! Ура! Лиза, ты и без платья очень красивая. - Аннушка запрыгала от восторга, а ее рыжие кудряшки пружинили на голове в такт.
   До селения, где жили сироты, идти оказалось не долго. Минут за двадцать мы покинули развалины городка, ставшие нам родными за время общения. Потом спустя минут десять мы петляли меж редких деревьев по еле видной тропке в порыжевшей и повядшей высокой траве, пока наконец-то не вышли на пригорок, с которого открылся вид на маленькую колонию из уютных добротных домиков с оградками. Даже не верилось, что этот островок жизни возник после катастрофы, унёсшей в небытие цивилизацию на всей планете. Казалось, что эти домики были здесь всегда, так органично они сливались с опушкой соснового леса, стоявшего надежным тылом на охране этих крохотных жилищ.
   Однако, при приближении строения оказались не столь малы, а даже весьма просторными и украшенными каждым хозяином на свой вкус. Дом, приютивший сирот и ставший их новым жильём, стоял у самой опушки и в окнах-глазницах его горел свет.
   - Нас уже ждут. И тебя тоже, мадам, - произнес задумчивый Пётр.
   - Не пугай меня так. - Я попыталась придать весёлости голосу.
   - А я думала, что феи ничего не бояться. - Аннушка качала моей рукой, за которую держалась.
   - Даже феям бывает страшно. Иногда. Но я же не одна. Вы со мной. - Я подмигнула ей.
   - Да, мы с тобой. Не бойся, мы тебя в обиду не дадим.
   Всем бы такое рыжее солнышко в друзья!
   Наконец мы прибыли на место: широкий одноэтажный деревянный домик с трубой, из которой вовсю валил дым, встретил нас окном с приглушённым занавесью светом и мужчиной на крыльце.
   - Дядя, дядя, мы её привели. Она пришла! Дядя! - Ручка отпустила меня, и девочка ринулась навстречу хозяину домика, который поднялся со ступенек нам навстречу.
   - Вижу, вижу, малышка. Умница. - Он подхватил её на лету и закружил вокруг себя, Аннушка заливисто смеялась.
   Мы с Петром подошли к крыльцу, мужчина остановился и выпустил из рук девочку. На меня смотрел молодой, средних лет, высокий, широкоплечий мужчина, одетый в тёплую куртку, ватные штаны и ботинки, явно шитые вручную. Его длинные волосы, забранные за спиной в хвост, отливали огнём в свете предзакатного солнца. Лицо же загорелое и зачерствелое на ветру, было чем-то даже притягательно - высоким и широким лбом с пересечениями морщин, прямым подбородком с выдающимися скулами и пронзительными тёмно-маслянистыми глазами из-под густых бровей. От него исходил тонким шлейфом крепкий, но не раздражавший обоняния запах табака вперемешку с хвойными нотками.
   - Значит, вы и есть та самая фея. - Хозяин протянул мне руку. - А я их дядя. Но лучше зовите меня по имени, Константином.
   - Очень приятно. А моё имя - Лиза. Но, боюсь, что я никакая не фея. - Я пожала сухую мозолистую, но приятно теплую ладонь.
   - Как знать. В наши дни человек, раздобывший такой аппарат, вполне может оказаться не то что феей, а самим чёртом. - Мужчина неожиданно рассмеялся, его раскатистый и даже громоподобный смех накрыл, казалось, все дома в округе.
   - Лучше тогда я буду феей.
   - Мария! Выйди скорее! Фея наших племяшей пришла к нам в гости, - звучно позвал хозяин.
   Из дома на крыльцо вышла женщина приблизительно одних лет с мужчиной, ниже его ростом, при пышных формах, с наброшенной на плечи вязаной шалью. С тёмными, оформленными в кичку волосами, с простыми и бесхитростными чертами лица, но, тем не менее, с приятной улыбкой, она спустилась к нам по ступеням и с должным уважением протянула мне руку. Меня тут же окутало ароматное облако сдобы, приправ и сливочного масла - самые домашние и родные запахи.
   - А вы и есть та Лиза? Очень приятно наконец-то с вами познакомиться. Анна так вас нахваливала, так нахваливала. Говорила, вы её учите азбуке, а сами читаете ей и Петру книги, - оживлённо заговорила женщина.
   - Ну что вы. Мне просто приятно это делать, да и им тоже.
   - Мария, женщина ты неразумная, ты чего гостье мозги полощешь? Где твоё гостеприимство? Совсем позабыла, как следует гостей принимать. Уж простите мою жёнушку, редко наш дом принимает гостей, вот и разучилась эта женщина совсем. - Константин устроил шуточный разнос жене, я видела, что смотрит он на неё с любовью, а на людях это была своего рода игра.
   - Да-да, конечно, правда твоя. Проходите в дом скорее, у нас ужин вот-вот готов будет. - Женщина засуетилась, и мне пришлось её аккуратно взять за руку и приостановить.
   - Не волнуйтесь вы так. Я не какая-то эдакая особа, чтобы из-за меня так полошиться. Мы всё успеем, ведь нам некуда спешить. Не правда ли? Или у вас есть ещё какие-то дела в этот вечер?
   - Дела? Нет, мы всё уже сделали на сегодня, - ответил хозяин. - Только ещё не поужинали.
   - Ну, вот и прекрасно. Лучше покажите мне ваши владения. Мне так интересно, как живут ваши племянники. А потом мы приступим к вашему прекрасному и, безусловно, аппетитному ужину, милые хозяева.
   Мне любезно показали небольшой огородик, который уже пустовал к этому периоду года, за исключением мелких хризантем-октябринок весёлыми пятнышками радовавших глаз на круглой клумбе. За домом размещался сарай, в угловом вольере которого жили курицы со своим ненаглядным петухом, а противоположно за перегородками содержалось несколько коз, снабжавших семейство молоком. Тут же я и познакомилась с единственным ребенком Константина и Марии, Агатой, девочкой десяти лет. Она мне показалось не особо разговорчивой и угрюмой, но в присутствии родителей всё-таки поздоровалась со мной.
   После мы вернулись к дому. Внутри он оказался прост, как и снаружи, никаких излишеств и причуд. Всего три помещения, не считая чердака, одно вмещало кухню и столовую, а два других, поменьше - спальни для взрослых и детей. Аннушка тут же потащила меня в комнату, где жили они с братом.
   - А Агата с вами спит в комнате? - спросила я у малышки.
   - Да. Но она такая тихая, что иногда мы её не замечаем вовсе, и нас как будто всего двое.
   - Но почему она такая тихая, Аннушка? Вы с ней не дружите?
   - Она с нами не дружит. Я ей не раз предлагала играть с нами и пойти в город, но она просто молчит и уходит к своим курицам. Ей с ними интереснее.
   - Тут что-то не так, милая. Девочка так запросто не променяет дружбу с другими детками, если нет на то веских причин. - В ответ Анна просто пожала плечиками.
   Тут нас призвал к ужину звучный голос Константина. Стол хоть и небольшой, но зато добротно сколоченный и аккуратно оббитый кожей, по случаю был покрыт клеёнчатой скатертью, бог знает как дожившей до этих дней. В центре её стояло огромное блюдо из отварного картофеля и запечённой курицы, забитой в честь моего прихода. Напротив каждого члена семьи стояла глиняная миска, в которую каждый сам накладывал столько еды, сколько хотел. Я положила пару картошин, и оторвала от аппетитной курочки крылышко с золотистой хрустящей корочкой. Мария подала мне хлеб, нарезанный большими кусками, кстати, хлеб был что надо. Тут же на столе высился глиняный кувшин с молоком, которое разлили всем присутствующим в кружки. В добавление к яствам на скатерти появились сочная белоснежная брынза с нежнейшим сливочным маслом, которые я нанесла приличным слоем на свой кусок хлеба. Не ужин, а фантастика.
   - Что-то вы не особо налегаете на еду. - Мария подозрительно осматривала содержимое тарелок Анны и Петра.
   - Это я виновата. Я не знала, что нас ждет такой великолепный ужин и угостила детей фруктами. - Мне стало даже неловко.
   - Фрукты в такое время? - Константин с недоумением посмотрел на меня.
   - Да, дядя, она принесла нам вкусные персики и бананы, - защебетала Анна.
   - Если бы я знала, то принесла бы всем. Но у меня есть с собой немного кофе, - попыталась я сказать что-либо в свое оправдание.
   - Кофе? Да вы точно фея, Лиза. - Константин улыбался и перемигивался с детьми. - Мы кофе не пили года два, наверное. Его так трудно достать в наших краях. Вы точно фея или безумная богачка.
   - Ну, вот. И почему меня так постоянно называют. - Я состроила печальную физиономию, но долго продержаться не смогла и рассмеялась вместе со всеми, кроме Агаты. Девочка не поддавалась общему веселью, и казалась скорее вынужденно терпящей застолье, чем принимавшей в нём участие.
   - Давайте ваш кофе, Мария сварит его на костре. Да, милая? - Хозяин уже принимал от меня мешочек с темным и душистым содержимым.
   - Конечно, муженек. Сейчас только в лес схожу, сучьев насобираю, разведу костер и ублажу твою душеньку. - Женщина с ехидцей в голосе, но смешинкой во взгляде убирала посуду со стола.
   - Вот так всегда. Чуть что попросишь и в ответ одна язва. Мне досталась язва в жены, а не ангел. - Подыгрывал жене Константин.
   - Ну-ну, а мне ленивый муж. Не может костра развести для гостьи.
   - Господи, и что я нашел в этой женщине? Что меня в ней привлекло и привлекает до сих пор?
   - И что же? - Мария уперев кулаки в бока, подошла к мужу и смотрела снизу вверх, сощурив глаза.
   - Твой ангельский характер, милая. - Константин наклонился и чмокнул жену в лоб.
   - Подлиза. - Она улыбалась и подставила щёку. - И сюда тогда.
   Муж, не раздумывая, приложился к щеке, а потом и к губам жены.
   - А теперь сварим кофе для нашей гостьи, дорогая женушка. - Константин ушёл во двор, а Мария проводила его взглядом до порога.
   - И чтобы я без него делала, - произнесла она и тут же с лукавой улыбкой прибавила. - Только ему не говорите, а то заважничает.
   Я заверила её, подмигнув и проведя пальцами по линии губ, что буду нема, как рыба.
   - Как странно, - сказала я. - Я обещала Анне и Петру, что мы сварим кофе на костре. И что же? вы тоже собираетесь варить его на костре. Это совпадение или нечто большее?
   - Ах, Лиза, - ответила хозяйка, она уже измельчала пестом в деревянной ступке кофейные зёрна. - Признаюсь, племянники поведали нам о вашей затее. Но мы и вправду частенько любим посидеть вечерком у костра во дворе. Сейчас это случается уже реже, воздух уже не так мягок, а ветер всё жёстче. Но по особым поводам мы можем позволить себе устроить чаепитие или просто посидеть у огня. Это сплачивает особо и крепко. А сегодня к тому же такой повод - к нам в дом пожаловал кофе, собственной персоной. Вот радость-то для муженька! Он страсть, как любит кофе. Ещё вопрос - у кого праздник сегодня.
   Дети позвали меня на улицу, Мария обещала присоединиться к нам следом. Вновь облачившись в тёплую одежду, мы выбрались за пределы света и тепла навстречу ночи и осеннему холоду.
   Подобного уютного и домашнего костра я ещё нигде не видела. На противоположном конце огородика из камней был выложен круг, в котором и разжигали по вечерам пламя. А на безопасном расстоянии по окружности стояли низенькие прочные табуреты, которые заранее дети вынесли из сарая.
   Константин быстро разжёг огонь, а Мария пересыпав размолотый кофе в металлический чайник, закопчённый от частого пользования, добавила туда воды и каких-то специй. Затем кухонную утварь подвесили за металлический прут, который крепился на двух приземистых колышках.
   Вскоре это поистине колдовское зелье было готово, а заботливые руки хозяйки ловко разлили ароматное содержимое чайника по маленьким глиняным чашкам. Я получила свою порцию и вдохнула запах свежесвареного кофе. Поверь, незнакомец, у него не такой запах и вкус, как у домашнего или ресторанного напитка. В подобном присутствует некая дикая нотка, которую кофе получает от костра. Это просто непередаваемо.
   - Пётр, будь добр, принеси граммофон. Думаю, немного музыки не помешает на тихой улице. - Константин пригладил взъерошенные волосы племянника.
   - Да, дядя. - Глаза мальчика светились двумя искорками в свете костра.
   Через пару минут мы смаковали вкуснейший кофе под аккомпанемент романтичного аккордеона и грустного проникновенного голоса певца, записанных для нас бог знает когда. Лёгкий ветер ерошил волосы, солнце давно село и мягкая темень укрывала всё вокруг, кроме этого пятачка, маленького островка живого света. И это было сказочно.
   Я смотрела на детей, Анна и Пётр сидели напротив меня, по другую сторону костра и прижимались бочками друг к дружке, Агата чуть поодаль от них ютилась на своей табуретке и задумчиво смотрела на небо.
   - Агата, она замкнута, я заметила. Что-то плохое произошло с вашей девочкой? - спросила я у сидевшего рядом Константина.
   - Всё непросто с этой малышкой. Знаете, у неё был младший брат, Павел. Они были так дружны.
   - Что случилось?
   Он ответил не сразу, прежде сделав длинную затяжку из курительной трубки, табак в которой чадил уже несколько минут.
   - Два года назад, летом, дети отправились на малый пруд, что за домом нашим, там они любили купаться. Оба хорошо плавали. Но в тот день это не спасло одного из них. Павел угодил в водоворот и его затянуло. Агата пыталась его вытянуть оттуда, но сама чуть не последовала за ним.... И ведь самое странное, что глубина-то в пруду не более метра. Я до сих пор не могу понять, как семилетний ребенок мог захлебнуться на такой глубине, когда он сам был выше метра? Агата крайне тяжело это перенесла и до сих пор винит себя в гибели брата. Мы с женой всячески пытались объяснить, что её вины в произошедшем нет, что это случай, жестокий и странный, но случай.
   - Бедная девочка. Вот почему она сторонится Анны и Петра. Они ей напоминают о её брате, - проговорила я.
   - Да, думаю, что она ещё не скоро смириться с утратой. Я и сам не могу забыть его.... - Мужчина перевёл дыхание и добавил тихо. - Но Слава Создателю, она у нас есть, а даст жизнь, и ещё будут дети.
   - Вы так добры, Константин, вы и меня приняли очень радушно, я право даже удивлена потому, что в наше время так чужака редкие добрые люди встретят и примут.
   - Это всё Пётр. Да-да, именно этот парнишка за вас молвил словцо. И поручился за вас, что вы порядочная и не такая, как остальные, - ответил хозяин.
   - Неужели Петр? Подумать только! Он такой скрытный временами и с шипами, я не всегда могу найти подход к нему.
   - Но нашли же. Он очарован вами, Лиза, если вы этого ещё не заметили. Просто не всё так просто с этим мальчиком, прошлое давит на него слишком сильно, дайте ему время и увидите какой он.
   - А что вы можете рассказать о нём? Всякий раз, когда я его прошу поведать о себе что-нибудь, он начинает язвить, огрызаться и прятаться в свою любимую раковину сарказма. - Граммофон уже проигрывал веселый мелодичный голос-колокольчик из французского варьете.
   - Не знаю, в праве ли я вводить вас в курс прошлых лет этого мальчика, ну, да ладно, думаю, что ничего страшного не будет, да и вы его лучше поймете.
   - Вы меня заинтриговали, сударь, я вся к вашему вниманию.
   - Ну, так вот, во-первых, Петр мне племянник не по крови. У него были другие родители, и эта история началась аж десять лет назад. Но всё по порядку. - Константин достал увесистую трубку, набил её табаком, прикурил от горящей ветки и продолжил повествование.
   Первых родителей Петра звали Элейна и Лот Бенвик. Десять лет назад прибыли они с трехлетним сынишкой Галахадом в предместье города Авалона, что находится в восточных землях Уолверта, дабы примкнуть к некой женщине по имени Мэрилин. С ними был их друг Артур Пендрагон. В то время управлял Авалоном некий Медрод, ужасный деспот и садист, он и устроил в ночь приезда друзей кровавую бойню. Было перебито немало женщин, но куда больше детей. В ту ночь Галахад потерял обоих родителей. Лот был сражён рукою Медрода, спасая Моргана, сына этого злодея. Подумать только - отец отрёкся от единственного сына и хотел его убить!
   Элейна не узнала о кончине любимого мужа, её настигла пуля, когда она в спешке покидала вместе с другими перепуганными людьми лагерь. Смертельно раненую женщину с ребенком на руках подобрала одна юная чета, сами ещё подростки, они погрузили Элейну в повозку и вывезли за пределы бойни. Это были Зоя и её муж Михаил, родной брат Константина. Не приходя в сознание, мать Галахада покинула этот мир вслед за мужем, оставив своё дитя в мире живых. Зоя не хотела бросать малыша и уговорила Михаила принять мальчика, как родного, что он и сделал. Так как имя ребенка новым родителям было неизвестно, ему дали второе имя - Пётр.
   Пара взяла самые необходимые вещи и отправилась по секретному тоннелю вслед за Мэрилин в южные земли. Но далеко они не пошли, посчитав, что будет погоня, Михаил счёл разумным направить путь на северо-восток, где было тихо в ту пору. Там, в мирной и уютной долине, на стыке северных гор и степных полей, обосновалось юное семейство в покое и умеренном довольстве. Вместе с другими юнцами, пришедшими вместе за ними, Михаил и Зоя основали поселение, которое наименовали Брангом. Там же после долгих поисков их разыскал Артур, чудом уцелевший в бойне под Авалоном. Он то и поведал всю подлинную историю Галахада-Петра его новым родителям. Они условились - мальчика Артур забирать не будет, но и препятствовать его встречам с "дядей", так впоследствии стал называть Пётр друга своего первого отца, родители тоже не будут.
   Пётр смутно помнил Лота и Элейну, но благодаря Артуру, узнал о них больше. Приёмные родители не были против того, чтобы их сын знал всю правду, так они считали, будет вернее и честнее для мальчика. К слову, он предпочёл оставить себе второе имя, но про первое помнил постоянно.
   Через четыре года в семье Михаила произошло радостное событие - родилась девочка, первый и как потом оказалось, единственный ребёнок Михаила и Зои. Имя малышке доверили дать Петру, как старшему брату. По чудесным и непонятным причинам, дитя родилось с рыжими волосами, хотя родители оба были темноволосы от природы. В этом был увиден особый знак родства обоих детей, и мальчик назвал девочку Анной, в честь пропавшей во время апокалипсиса младшей сестры дяди Артура.
   И вот, когда Анне исполнилось шесть, а Петру тринадцать лет, случилось новое несчастье. На Бранг, где вполне счастливо проживало семейство, напала банда разбойников, учинившая грабёж и убийства. Дома поджигались, скот истреблялся, люди в панике бежали, спасая свои жизни. В этой дикой и бессмысленной бойне Анна и Пётр потеряли родителей. Детям удалось спрятаться в поле среди травы, вжавшись в землю, а когда стемнело, и лиходеи покинули разорённое, обездоленное селение, брат с сестрой осмелились вернуться к тому, что осталось от дома. Там и нашли они остывшие тела матери и отца, изрубленные топорами и оставленные гнить посреди двора дома. Так Галахад-Пётр потерял родителей второй раз.
   Выкопав две неглубокие могилы, мальчик похоронил мать и отца, а затем, взяв напуганную сестру за руку, направился из Бранга к дяде. Более месяца дети блуждали окольными дорогами, а иной раз, уходили и с них, боясь напороться на тех самых лиходеев. Только Создателю известно, как им удалось добраться до селения, где жил Константин. Он был крайне опечален гибелью брата и его жены, но не менее рад благополучному спасению племянников, которым сразу нашлось место в доме и в сердце. Ещё долго соседи судачили и обсуждали поистине опасное путешествие и счастливый исход двух сирот. Но Константину и Марии не было никакого дела до слухов и мнений этих людей.
   - Как видите, у Петра немало причин не доверять взрослым людям, но вы стали исключением. Цените это и принимайте, как особое доверие и особое расположение, - закончил грустную историю Константин.
   - Бедный мальчик, сколько же ему выпало. Неудивительно, что он стал немного чёрствым и колючим. Так даже лучше. Иначе они с сестрой могли не дойти до вас.
   - Вот именно. Но не вздумайте его жалеть. Этого он не приемлет ни в коем разе, - предостерег меня хозяин, докуривая трубку.
   - Я и не думала. Сама не допускаю жалости в свою сторону и не отравляю ею жизнь других людей. Но теперь я понимаю этого мальчика куда лучше, чем до вашего рассказа. Спасибо вам, Константин, это поможет мне в дальнейшем в общении с Петром.
   - Вам бы ещё для общего дела с его названным дядей поговорить. Тот лучше всех парнишку чувствует и знает. Он слишком много знает. Правда, бывает в наших краях не часто.
   - Артур нашёл детей и здесь?
   - Да, кто бы сомневался. У этого чудака особый нюх на Галахада. Он его, по ходу, и под землёй найдёт. Чувствует, как говорит, особую ответственность за мальца перед умершим другом. Будто смерть Лота повязала их невидимой нитью. Но помимо прочего, Артур - наш близкий друг и наведывается к нам от случая к случаю.
   - А какой он, этот Артур?
   - Если будет такой случай, то узнаете, но сразу хочу вам сказать, что этот Артур не подарок. Он такой же сложный, как и Пётр, у него своя увесистая витиеватая раковина. Такие люди привлекают, ох, как сильно привлекают. Но счастья подарить не смогут.
   Константин закончил с трубкой, а затем семейство дружно пошло в дом. Я распрощалась с ними, и они отпустили меня лишь с крепким обещанием отныне навещать их дом, на что я и согласилась с удовольствием, а затем покинула это гостеприимное место до следующего раза.
  
  

V

  
   Ср. past
  
   Да, да. Я слышу в своей голове твой вопрос, бьющий своей очевидностью и давно назревший по ходу моего повествования. А почему, собственно, я появляюсь в будущем и вижусь с детишками в строго определенные дни? Ведь я же могу, вернувшись обратно домой, тут же возвратиться туда снова. Это же элементарно, Ватсон!
   Всё также очень просто. Наблюдателю нужно быть предельно осторожным со своей силой, злоупотребление может стоить ему жизни. Если попробовать провернуть ход с возвращением из будущего с секундной задержкой в условном настоящем, а как я уже объясняла, что настоящее существует только в "стопорном моменте", то назревает большая вероятность зацикленности и попадания во временную петлю, которая является такой же ловушкой для наблюдателя, как и временной водоворот. К тому же при подобных рисковых прыжках силы истончаются до предела, их может попросту не хватить, чтобы вырваться из петли. Существуют старые и неписаные правила, проверенные чересчур многочисленными годами и им необходимо придерживаться. А посему ответ очевиден: так надо, чтобы не пропасть, не затеряться в уголках бесконечного тик-так.
  
   Чет. past
  
   С той поры, как мы с Кливлендом Вайсманом впервые прогулялись в городском парке, минуло, бог знает сколько времени. Мы стали периодически навещать этот удивительный уголок зелени в самом сердце каменного города, по душе нам были уединённость и свобода, которые мы нигде больше не могли обрести в той мере, как в парке. Конечно, чтец, ты сейчас задашь самый очевидный вопрос - раз мы наблюдатели, то почему бы нам не перемещаться в другое время и другие места, где нашим беседам никто не стал бы помехой? Кливленд сразу оговорил, чтобы не было никаких перемещений. Он устал порядком от них и хотел наслаждаться общением здесь и сейчас. Я с ним согласилась.
   Та скамейка, что ютилась под тенью солидного вяза чуть в стороне от прогулочной дорожки, где я впервые поведала Вайсману о знакомстве с Нагом, и стала нашей любимицей в последующих встречных беседах.
   И сегодня, накануне условившись о времени, мы встретились у нашей "деревянной подруги", так окрестил её "профессор", чтобы продолжить беседу, которой не было конца и края. Если кому-то со стороны это может показаться предосудительным и чем-то неправильным, то мне наплевать на это. Для меня и Кливленда наше общение и, в первую очередь, дружеские отношения стали большими, чем "учитель и ученица", они скорее переросли в более родственные "дед и внучка". Стоит помнить, что наблюдатели одиноки всю жизнь и не имеют права на создание семьи. Это самое жестокое ограничение за силу, которой мы наделены с рождения. Мистер Вайсман постиг это в полной мере, потеряв свою Веронику и прожив жизнь в тени воспоминаний. А я? А у меня всё это впереди. Но никакие законы природы или высшие материи не могут запретить двум наблюдателям привязаться, дружить и заботиться друг о друге. Это нигде не прописано и не оговорено. Я очень уважаю этого мудрого и добрейшего человека, а он восхищается моими похождениями, проделками и всячески меня подбадривает, когда мне становится особенно одиноко и грустно. Вот я и подыскала точное название наших отношений - мы подбадриваем друг друга.
   - Ты сегодня какая-то задумчивая, Лиза. Что-то не так? - Кливленд держал в руках бумажный кулёк и протянул его мне, внутри чернели семечки подсолнуха. - Угощайся. Вредные, но зараза, такие вкусные, не могу оторваться. Попробуй, приобрёл у одной приличной дамы в восточном крыле рынка. Она обещала, что я не оторвусь от них, пока не съем всё до последней семечки.
   Дамами "профессор" всегда называл всех женщин без исключения, не деля их по возрасту и статусу. Он был интеллигент и джентльмен по своей сути.
   - Да, семечки, что надо. Та женщина вас не обманула, но увлекаться так всё-таки не стоит.
   - Тогда помоги старику добраться до последней семечки, а то у меня такое ощущение, будто меня околдовали. На Кливленда Вайсмана наложено проклятие "последней семечки". - Он таинственно посмотрел на меня, а потом рассмеялся.
   - Ну что ж, профессор, придется вас расколдовать и не позволить вам стать жертвой той колдуньи с рынка. - Я присоединилась к его сухонькому, но заразительному смеху. Этот человек знал, когда и как развеять мрак, скапливавшийся на душе.
   - Вот такой ты мне больше нравишься, милая. Так что же тебя беспокоит, ты поделишься со мной?
   - Помните, я вам рассказывала про семейство из будущего?
   - Брат и сестра. Анна-Златовласка и её брат ворчун то ли Пётр, то ли Питер, то ли ещё кто.
   - Да, это они.
   - Так и что с ними?
   - Не с ними, а с их сестрой.
   - У них разве ещё сестра есть? Ты же говорила, что их только двое.
   - Это дочь Константина и Марии, Агата. Она кузина этих детишек.
   - Так, ну теперь я более или менее понял. И что с этой Агатой?
   - Эта девочка потеряла два года назад младшего брата и с тех пор замкнулась в себе. Никого не подпускает близко, ни с кем не дружит и не общается. Я хочу помочь, но не знаю, как это сделать.
   - Так вот оно что. Лиза, послушай, ты не увлекаешься ли чересчур с этими детьми? Я начинаю серьезно беспокоиться за тебя.
   - Кливленд, но я же не делаю ничего предосудительного, я всего лишь...
   - ... влияешь на их жизнь. - Продолжил он за меня. - Пойми, любоё твоё действие, пускай и благое, может оказать большое последствие в будущем этих людей. Каждого из них. Подумать только, воздействовать в будущем на будущее.
   - Пускай и так. Они больше не чужие мне. Аннушка стала мне больше, чем просто сестра Петра.
   - Ты привязалась к ней, как к своему ребенку, которого, увы, у тебя не будет. Прости. - Он отложил кулек и взял мои руки в свои сухие худые пальцы. - Я тоже к тебе привязался, дорогая, но я, как и ты всего лишь наблюдатель. У меня не было дочери, не было внучки. И ты заняла эти пустоты, эти пробелы, нанесённые мне временем. Я не прощу себе, если ты совершишь ошибку и усугубишь свою жизнь. Время беспощадно и жестоко, но законы свыше ещё жёстче. Они не прощают и не забывают. Тебя и так преследует из прошлого нелюдь, так неужели ты хочешь ещё и в будущем себе неприятностей? Подумай, Лиза.
   - Знаете, лишь поговорив с вами, я теперь утвердилась в том, что иду по правильному пути. И пускай он будет короток и тернист, но другого я и не хочу. Если судьба свела меня с этими детьми, значит, не с проста, значит, я им нужна именно сейчас. Профессор, вы когда-то упоминали, что бывали очень редкие случаи, когда наблюдатель становился хранителем. Так вот, возможно я как раз и есть тот самый случай.
   - Ох, Лиза, Лиза. Маленькая отважная девочка. Ты не представляешь, как можешь заблуждаться. Досконально неизвестно, на самом ли деле были такие прецеденты или это все мифы. Подумай, возможно, цель не оправдывает риск.
   - Вспомните, Кливленд, слова Антуана де Сент-Экзюпери: "Мы в ответе за тех, кого приручили". И это относится ко всем, тем более к нам с вами. Я в ответе за доверие и любовь этих детей. Возможно, я ошибаюсь, возможно, я заблуждаюсь, но это мой выбор, моя дорога и мне нужна будет только ваша помощь, ваши бесценные советы, чтобы не терять свет во мраке, который меня будет преследовать. Вы не откажетесь, профессор, вы поможете мне, когда я обращусь к вам? Вы поддержите меня, когда сомнение покачнёт чашу временных весов?
   - Дорогая девочка, я помогу тебе всем, чем смогу. Хоть ты и наблюдатель, но храбрости тебе не занимать, а сердце у тебя чистое и большое, как у хранителя. Рассчитывай на старика Кливленда Вайсмана в полной мере.
  
   Пят. future
  
   Я встретилась с ним второй раз в том месте, где земля встречается с небом, где душистые травы и разноликие цветы соприкасаются с молочными облаками. На высоком диком пригорке в южных знойных землях Уолверта, страны печально известного мне будущего.
   Я не хотела бродить как обычно по останкам домов, нет, я выбрала этот отдалённый уголок, чтобы просто затеряться средь буйной зелени на несколько часов и лежа обдумать все непростые мысли, что в последнее время давили на меня мощнейшим прессом. Среди изумрудных трав, слегка тревожимых разгорячённым ветром, всё стало таким простым и несущественным, будто и не было всех этих бесконечных погружений во время, этих бешеных скачков по пространствам. Я была чиста и невесома, а надо мною разливалась бескрайняя река, по которой плыли пушистые сливочные цветы на любой взыскательный вкус.
   Он подошёл неслышно, как и в первый раз, и лишь тень его, внезапно нависшая надо мною, деликатно дала знать о его прибытии. Я открыла глаза и увидела перед собой силуэт, застилавший солнце.
   - Не ожидал вас здесь увидеть. Это место разительно отличается от развалин дома, и хоть и выглядит диковатым и тихим, но есть большая вероятность наткнуться в этих местах на людей, куда более дичайших, нежели этот пригорок. - Он отошёл на пару шагов и солнечный свет меня тут же ослепил. - Позволите присесть рядом?
   Хоть мы и не виделись несколько месяцев, я узнала ту бейсболку, повёрнутую козырьком за спину, изрядно поношенные джинсы и куртку, а главное тот проникновенный голос и пронзительную синеву глаз.
   - Пожалуйста, места тут всем хватит. - Это всё, что я смогла выговорить в тот момент, если честно, то я была слегка шокирована этой нежданной встречей.
   - Благодарю вас. Честно, не ожидал вас здесь застать. - Он уселся по левую сторону от меня и стянул с головы бейсболку.
   - Вы не представляете, как эта встреча неожиданна и для меня. - Я неотрывно следила, как он с явным удовольствием ерошил слежавшиеся под кепкой светлые пряди, едва достигавшие плеч.
   - Надеюсь, не испугал? - Снова эта нотка сарказма в голосе.
   - Да нет, я не из пугливых.
   Он лёг на спину и, закинув руки за голову, потянулся, теперь его голос уходил в небо, но обращён был ко мне.
   - Хорошее местечко, тихое и обзор неплохой, если не лежать на спине.
   - А вы никогда не расслабляетесь? - Я краем глаза заметила, как он лениво повернул лицо в мою сторону.
   - Ну, почему же. Сейчас я как раз этим и занимаюсь.
   - А серьезно?
   - Я серьёзен, сударыня. Дальше некуда.
   - Помнится, вы мне обещали в прошлый раз, что назовёте своё имя, если судьбе будет угодно, чтобы мы встретились. Помните?
   - Я всегда помню всё, о чём говорю, сударыня, тем более о собственных обещаниях.
   - Ну, так я узнаю ваше имя? - Теперь я повернула лицо в его сторону, но он, то ли изучал облака, то ли игнорировал меня.
   - А собственно, чем вам интересно моё имя? Оно вам скажет многое обо мне или вы со мной не будете разговаривать без него? - Откровенный смешок с его стороны.
   - Просто интересно. Да и удобнее обращаться к человеку по имени, так доверительнее что ли и по-человечески. - Я не знала даже как объясниться.
   - Я же вам сказал в прошлый раз, как меня звать лучше.
   - Да, но Собиратель книжных душ, согласитесь, слишком помпезно, да и вычурно. Я привыкла обращаться к собеседнику по настоящему имени, а не по прозвищу.
   - Вы так настойчиво хотите узнать моё имя, хотя сами не представились.
   - Меня зовут...
   - Нет! Стойте, я хочу сам угадать. Пока не знаешь имя человека, то сам он, равно, как и его имя представляют загадку, ребус, который нужно отгадать, подобрав правильный ключ.
   - А вы любите загадки, как я поняла.
   - Точно так. Кстати, где ваш верный спутник? Не успел далеко убежать? - Его васильковые глаза излучали смех, в то время как губы были чуть изогнуты еле заметной ухмылке.
   - Феликс? Блин! Я совсем забыла, что он рядышком. Ой! - Я представила, что он лёг как раз на моего бедолагу-друга. - Вы могли его придавить случайно.
   - Ничего подобного. Я бы почувствовал треск раковины. Не падайте в обморок, сударыня. Сейчас найдём вашего дружка в целости.
   Мы оба встали и принялись обыскивать траву, но Феликса не было видно. Пока я предавалась отдыху, этот проказник улизнул в неизвестном направлении. Представляешь, незнакомец, какой нерадивой и невнимательной я себя почувствовала?!
   - Я нашёл беглеца. - Собиратель книжных душ стоял на корточках перед особо пышным островком травы. - А ваш Феликс не дурак, выбрал самую сочную и высокую зелень на этом пригорке.
   Мой друг сидел под широченным листом лопуха и как раз трапезничал им, когда его обнаружили.
   - Спасибо вам огромное. Я и в правду о нём позабыла, так расслабилась под этим небом и солнцем. Если б не вы, я бы ушла без него. - Недовольная улитка перекочевала в контейнер, правда с листом.
   - Он бы не пропал здесь. Еды ему одному здесь прорва.
   - Да, но я бы переживала за него. Птицы, звери, да мало ли что ещё. Он всё-таки мой друг.
   - Повезло ему, что есть у него такой преданный друг в вашем лице. - Молодой человек снова натянул бейсболку на голову.
   - Вы уходите?
   - Да, мне пора.
   - Но вы же совсем не отдохнули.
   - А мне много и не нужно. К тому же меня ждут где-то книги. А вот время ждать не будет. - Он протянул руку, кисть была как и прежде, обтянута кожаной митенкой. - Был рад снова с вами свидеться, сударыня.
   - Я тоже. Меня зовут Лиза. - Я вложила ладонь в его пальцы, пожатие оказалось мягким и чертовски приятным.
   - Красивое имя и очень вам подходит. Мне пора. Удачного вам дня, сударыня и вашему другу. Не теряйте его. Друзей трудно найти, но потерять очень легко.
   - Спасибо, но я узнаю наконец-то ваше истинное имя? Вы же мне обещали.
   Он уже был ко мне спиной и успел сделать несколько шагов вперед, но приостановился и обернулся. Улыбаясь ребячливо, он произнёс:
   - Если это так важно для вас, то зовите меня Артуром, друзья же зовут Арти. Но только друзья.
   - А можно вас назвать по имени в следующий раз?
   - Если судьбе будет угодно, сударыня, то зовите. - Он скрылся так же внезапно, как и появился.
  
   Суб. past
  
   Думаю, незнакомец, настал момент, разъяснить тебе об Уолверте, если ты только не живёшь в пределах его нынешних земель. Но история такова, что её необходимо пересказывать, дабы не забывать.
   Появлению Уолверта в отдалённом будущем для меня (или в прошлом - для уважаемого жителя этой самой страны) предшествовало многое, хорошее и плохое. Бесконечные войны по всему земному шару, чудовищные пандемии болезней из-за стремительно мутировавших вирусов - это, естественно, сделало определённый вклад по сокращению населения Земли.
   Но истинным создателем Уолверта стало ускорившееся потепление, вызвав массовое таяние ледников. Воды мирового океана, получив увесистую прибавку, нахлынули на сушу по всему миру. С устрашающей скоростью вода захватывала материки, навсегда погружая многие известные страны в своё ненасытное чрево.
   Вдобавок к нашествию водной стихии присоединился бунт самой земли. По континентам прокатились цикличными волнами землетрясения; гигантские цунами, словно мифические чудовища насланные древними богами, нападали на беспомощные города, стирая надежду и топя всё живое.
   Но мир уцелел. Да, погибла добрая его половина, но люди выстояли, а главное, знания и опыт остались при них. Территории некогда великих держав значительно уменьшились в размерах, алчная вода не сдавала позиций, но отхватив колоссальный куш, остановилась в определённых границах. Многие страны исчезли, суша сократилась до трёх континентов и группы крупных островов.
   Цивилизации грозило падение, и необходимо было спасать то, что уцелело. Тогда-то главами уцелевших народов был организован знаменитый съезд, вошедший в новейшую историю, как Величайший Исход. На этом знаменательном собрании было единогласно решено, что лишь объединение всех оставшихся земель в одно целое поможет выжить человечеству и не позволит привести в упадок его дух.
   На каждом континенте было сформировано единое государство, вобравшее в себя все страны, что благополучно пережили беспощадный натиск воды. В результате мир получил три крупнейшие державы за всю историю, какая известна нашему человечеству. Одна из них получила имя Уолверт, вторая - Логрес, а третья - Кадор и разделяла их, как и прежде, бесконечная толща океана. Ведь первая страна относилась к бывшей территории Евразии, а остальные две к обоим Америкам.
   Но, к сожалению, эта новая модель мира не смогла примерить народы стран, и войны продолжились. А дальше случилась та последняя и роковая война, которая поставила точку на мировой цивилизации. В апокалипсис было использовано ужасающее бактериологическое оружие, и вся чудовищность его была заключёна в том, что вирус-монстр, выпущенный на волю, избирал и убивал лишь взрослых, минуя детей.
   Так Уолверт, а вслед за ним Логрес и Кадор стали стремительно приходить в упадок, ввергаясь в дикое средневековье, известное далёкому прошлому. Говорят, что история сходна со спиралью, подобно временной пружине, она имеет свойство повторяться на оборотах.
   Всё так. История такова, что её необходимо пересказывать, дабы не забывать.
  
   Суб. past
  
   Встретилась сегодня с Кливлендом, он пришёл к нашей скамейке, кутаясь в твидовое пальто приглушённого зелёного цвета с добротно намотанным на шею белым ангоровым шарфом. Голову накрывала кожаная кепи с дополнительными отворотами для защиты ушей от ветра. Шляп мистер Вайсман избегал носить потому, что якобы они добавляют солидности и не так согревают голову, в особенности уши.
   - Лиза, не обращай внимание на мой наряд. - Он присел рядом и пожал мою руку. - Но я стар, а моё тело с годами стало чрезвычайно чувствительно к погоде октября.
   - Да что вы, Кливленд, вам очень идет это пальто, вы в нём, как лондонский джентльмен. А эти шарф и кепи вам придают сходство с небезызвестным Шерлоком Холмсом.
   - Ах, мой верный Ватсон. - Он улыбнулся. - Так по какому случаю ты меня вызвала сюда сегодня и разлучила с тёплой кроватью, глинтвейном и моим любимым Эдгаром По? Я как раз добрался до "Красной маски смерти".
   - Я всё-таки хочу помочь Агате. И у меня вопрос к вам.
   - Ты по-прежнему не оставляешь эту мысль - растормошить ту мрачную девочку. - Он спрятал руки в карманы пальто, ёжась от пронизывавшего влажного ветра, в котором уже проскальзывали первые крупицы зимы. - Всё-таки глупая это затея, но тебя не остановить. Так в чём суть вопроса?
   - Во-первых, вы когда-нибудь заглядывали в будущее? Но не на неделю или месяц вперёд, а на много лет?
   - Было такое дело. Мне тогда было лет двадцать пять, не помню точно, что именно меня подвигло рвануть в будущее, может книг с фантастическими историями начитался, тогда это было модно, а может, причиной стал алкоголь. Да-да, Лиза, не смотри так удивлённо, я тоже был молод, а значит и грешен. И занесло меня лет на сорок вперёд. И знаешь, что я тебе скажу, не понравилось мне то, что я увидел. Тогда не понравилось. И дело не в техническом прогрессе и загрязнённом воздухе. Этому я не особо удивился. Вспомни, я был переполнен рассказами научных фантастов и оттого подсознательно был готов к тому, что предстанет моему взору. Но вот к чему уж я не был готов, так к тому, во что вылилось развитие человечества. Ты этого не поймешь, я жил в другое более чистое время, люди тогда были более открыты друг другу, доверчивость была естественной вещью, а погоня за деньгами ещё не поработила человечество до чудовищных форм, хотя и присутствовала незримо неизлечимым вирусом, но в умеренном виде. И вот в будущем я увидел последствия пандемии этой болезни. Люди стали злыми, закрытыми и алчными. Практически поголовно. Отзывчивость? За деньги. Помощь? За деньги. Спасти чью-то жизнь? За деньги. Весь мир растаял в деньгах, и я понял, что мой мир, куда лучше, но ему придет конец. И я зарекся от путешествий в будущее. Нет, я больше не предпринимал вылазок даже на год вперед. Я боялся в каждом последующем дне найти необратимые изменения в человечестве и узнать, что мой мир рухнул в тартарары. Но годы прошли, и я день за днем прожил эти злосчастные сорок лет. И всё произошло так, как и должно было произойти. Можно погружаться в прошлое потому, что оно уже случилось, оно было, а вот будущего лучше не знать, ведь можно там найти то, что навсегда потрясёт и заберёт покой, одарив взамен страхами. Скажи, Лиза, неужели тебе будущее подарило счастье и безмятежность? Я вижу лишь сомнения и печаль в твоих глазах.
   - Вы правы отчасти, Кливленд, но я, в отличие от вас, сумела разглядеть и хорошее в грядущем будущем. Как и в вашем случае, мой мир падет и от него ничего не останется, но там всё же будут жить люди, личности совершенно иного склада души. Я видела лишь некоторых, но в них же я разглядела надежду к возрождению прошлого, а значит, ничего не кончится, всё только начнётся. С нуля, с отсчётной точки. И меня это не пугает, я хочу видеть это, чувствовать это и помочь, пусть даже за это я поплачусь. Я верю в этих людей, они совершенно не такие, как сейчас, что окружают нас с вами, они очистились от мрачного налёта цивилизации и получили ценный урок, которым воспользуются во благо.
   - Браво, Ватсон, ты куда смелее и отважнее Шерлока. И веры в тебе куда больше. А каков второй вопрос?
   - Это сложнее. Я мучаюсь догадками, как вывести Агату из тумана вины за гибель брата и подружить её с другими детьми.
   - Это слишком ответственный шаг, Лиза. Ты не можешь предугадать, к чему это может привести. А может она и не должна ни с кем контактировать. Может это её удел?
   - Я не верю в подобную участь для маленького ребенка! У детей должно быть беззаботное детство, даже в такой стране, как Уолверт, должны быть друзья, общение и никакого чувства вины. Она любила своего брата и не должна всю оставшуюся жизнь сторониться людей только потому, что произошёл этот самый роковой случай. Это неправильно. В этом заложена ошибка.
   - И ты, как благородный рыцарь, собираешься исправить эту ошибку.
   - Да, профессор. - Я когда волнуюсь, начинаю называть мистера Вайсмана профессором, что его раздражает, но он мне это прощает. - Собираюсь. И начну это со следующей высадки к ребятишкам. Больше я не буду откладывать это дело. Пора Агату выводить из мрака на свет. Она порядочно поплатилась за то, в чём её вины нет.
   - А откуда ты знаешь, что она не причастна? У тебя есть неопровержимые доказательства? Я бы не стал опрометчиво доверять ребенку, который ни с кем не разговаривает и дружит лишь с курицами и козами. Это странновато, не находишь?
   - Для меня это не странно, а напротив, естественно. В детстве, когда я была совсем маленькой, играла и дружила лишь с куклами. Взрослый мир мне казался чем-то чуждым и враждебным. И Агата также чувствует опасность со стороны взрослых, поэтому и прячется среди тех, кто ей не сможет навредить или причинить обиду.
   - Но чтобы бояться так людей, надо, чтобы они тебя обидели. А её семья вроде бы нормальная в этом плане, Лиза.
   - Её мог обидеть кто-то другой. Есть же соседи. Я всё узнаю и вам расскажу.
   - Хорошо, Лиза, но будь осторожна. Всегда будь осторожна. Особенно там.
  
   Суб. past
  
   У наблюдателя есть ещё один полезный и удобный козырь в странствиях по времени - способность автоматически перенимать любой язык. Это весьма приятно, согласись, незнакомый мне чтец. Окажись я в древнем Риме или в средневековом Китае, даже в Уолверте, стране, где смешались все известные языковые группы, и там я смогу без проблем понимать людей и общаться, как только моя нога ступит на их землю. Кажется, и у хранителей есть подобный дар. Полезная вещь, что ни говори.
  
   Воск. future
  
   Сегодня я была приглашена на знаменательное торжество в полюбившемся мне семействе - день рождения Марии. В прошлый мой приход она настоятельно просила зайти к ним на праздничный ужин, и никакие отговорки не принимались. Я, конечно же, согласилась.
   В подарок я выбрала флакончик духов с волнующим запахом душистой сирени. Мне его подарили по случаю именин, но пользовалась я этим ароматом раза два от силы, хотя сладковатый и чувственный запах цветков, словно после дождя, мне нравился своей воздушностью и ненавязчивостью. Просто я любитель более фруктовых и ягодных нот в парфюмерных водах.
   Упаковав флакон в обычную серую бумагу, дабы не вызвать ненужных потом вопросов, - бумага сама по себе уже подарок в Уолверте, - я взяла с собой Феликса и небольшие свёртки для детей и Константина. Я просто не могла оставить их без внимания.
   Утеплившись в короткий пуховик, я ступила в промозглый ноябрь будущего, где меня ождали в Лоне. Таково было название этого небольшого поселения, одними из основателей которого были Константин с Марией. Имя посёлку дали в честь того, кто первым ступил на эту спокойную и плодоносную землю после тяжелых и печальных дней апокалипсиса. Им оказался любознательный мальчик по имени Лон. Вместе с группой подростков и прибившихся к ним взрослым, этот мальчуган дошёл до того разрушенного городка, где мы с Аннушкой и Петром свели знакомство. И когда эта небольшая группа преодолела унылые окрестности мёртвых развалин, и собиралась двинуть свой путь дальше на юг, то обнаружили, что Лона нет среди детишек, семенивших с основной повозкой. Его звали, но разбредаться на его поиски никто не решился, так как в то неспокойное время можно было легко стать жертвой лихого сброда, а сносного оружия, способного противостоять нападению, при себе не было. Но Лон сам нашёлся, он вернулся к группе и сообщил, что за деревьями есть очень хорошее, спрятанное от людского глаза место, где можно было бы остановиться на ночлег, не боясь быть застигнутыми врасплох. В итоге этот временный ночлег стал постоянным домом для блуждавших людей, а место по праву получило имя смелого мальчика, который, к несчастью, не дожил до моего прихода.
   Я всегда прихожу в одно и то же место - на окраину того разбитого городка, а дети ждут меня каждый раз на пустыре, в центре города, где мы впервые познакомились. Это наше заветное место, это наша исходная точка.
   В этот вечер меня никто не встречал, брат с сестрой ждали меня в доме, так мы договорились заранее. Но меня ожидала другая, совершенно неожиданная встреча. Уже достигнув Лона и бредя по его единственной мощённой булыжниками дороге, меня окликнул голос из одного дома. Я вздрогнула от неожиданности, всего в нескольких шагах от меня за добротным, но невысоким забором стояла пожилая женщина и как-то недобро смотрела в мою сторону.
   - Эй, ты, подойди ближе. - В её голосе перемежались пренебрежительное высокомерие и заинтересованность.
   - Что вам нужно? - У меня не было никакого желания уменьшать расстояние между мной и той, что стояла за забором.
   - Поговорить, подойди, я тебе говорю. Ты что тупая? - А вот это меня уже вывело из себя.
   - Выйдите сами, раз хотите разговора, мне некогда, меня ждут.
   - Ах, так! Ну что ж, я сделаю тебе такое одолжение, малявка, я сейчас окажу его тебе в самой полной мере.
   Честно, мне стало не то что не по себе, даже страшновато, когда эта особа заковыляла к калитке, а затем вышла на булыжную дорогу и направилась, тяжело прихрамывая ко мне. Грузная, в многочисленных одеждах, словно кочан капусты, она опиралась на низкую палку, служившую тростью. При каждом последующем шаге ковыляние усиливалось. Мне даже подумалось, что хромота была притворной.
   - Ишь, какая цаца, не могла подойти к больной женщине. Постыдись. - Она остановилась рядом, и эта близость меня пугала, особенно палка, и то, как старуха её держала, сжав в кулаке.
   - Извините, я не знала, что у вас больна нога, но меня действительно ждут. - Я отчаянно смотрела в сторону последнего домика, окна которого светились дружелюбными огоньками.
   - Ничего, подождут. Знаю я, к кому ты спешишь. Меня больше волнует, кто ты такая и какого чёрта здесь околачиваешься с недавнего времени?
   - Это не ваше дело. - Больше с резкостью и откровенной грубостью незнакомки я не желала мириться, хоть она и годилась по возрасту мне в бабушки.
   - Чего?! Да я основывала эту деревню, поднимала с нуля. А ты паршивка сопливая мне тут будешь пререкаться?!
   - И что с того? Это не даёт вам права разговаривать со мной в подобном тоне. Вы даже не представились, между прочим.
   - Ах, тебе нужно моё имя! Так знай, что разговариваешь с Флорой Августой Минестрана. А теперь своё имя назови, да поживее! - Она буравила меня своими сузившимися до чёрных точек глазами, свирепее старухи я ещё не встречала.
   - Моё имя Лиза. А вот почему я здесь, вас это никоим образом не касается.
   - Что?! Меня касается каждый куст, каждая травинка этого места, не говоря о подозрительных нахалках, шляющихся по Лону, когда им вздумается. - Она рассвирепела не на шутку, брызги слюны, летевшие в мою сторону и как знать, вполне ядовитые, вынудили меня отступить назад.
   - Послушайте, что вы ко мне привязались? Вам жить скучно? - Я уже обдумывала план бегства.
   - Чего? Да как ты смеешь! Паршивка! Константин да Мария всегда в дом всякий сброд тащат. То подозрительных детей, то нахальных девок. А сами концы с концами сводят, их дом навещает какой-то весьма странный тип разбойничьей наружности. А теперь и ты, милочка. И все это мы должны терпеть? Нет, всему есть предел.
   - Да что с вами такое? Почему вы такая злая?
   - Ах ты, мерзавка! Ты должна молчать и слушать, когда я говорю, а не дерзить мне! У твоих приятелей и дочь не от мира сего. Утопила братика и сама тронулась умом. - Казалось, что старуха получала садистское удовольствие, поливая грязью и злословя на соседей. - Кто ты такая и что тебе нужно в Лоне? Отвечай!
   Я изловчилась и обогнув эту свирепую гарпию, едва не получила удар палкой. Старая перечница не сдавалась, разошлась она не на шутку. Тогда я схватила деревяшку за другой конец и вырвала её из цепких рук старухи.
   - Отдай сейчас же! Отдай! А не то я тебе!
   - Что вы мне сделаете? Что? - Я подошла к ней вплотную, держа в руках её же палку. - Ударите меня? А я думаю иначе. Только попробуйте обидеть Константина и его семью, а в особенности Агату. Я всё узнаю и тогда вам уже не сдобровать Флора Августа Минестрана.
   - Да как тебе не стыдно? На старую женщину поднимать руку! - Возмутилась старуха, но в голосе её промелькнул испуг.
   - Да, вы старая, но вы ещё и злая бессердечная женщина. И я не собираюсь поднимать на вас руку. Наказать человека можно и без насилия. Но вам этого не понять. Вы слишком глупы, мадам. Заберите назад вашу палку, но упаси вас, её употребить так, как вы только что пытались. Тогда я за себя не ручаюсь.
   Я бросила к её ногам палку и, повернувшись спиной, зашагала к домику на опушке леса, а старуха подняв с земли свою опору, громко и смачно выругалась, но мне уже было совершенно наплевать на это.
   Дверь мне открыла Мария, и очевидно заметив в моём лице определённые эмоции после общения с мадам Минестрана, поинтересовалась:
   - Добрый вечер, Лиза, что-то случилось? Ты сама не своя.
   - Вечер добрый, моя проницательная хозяюшка. Извини меня за опоздание, но злая ведьма преградила мне дорогу к вашему дому и устроила допрос с пристрастием. - Я сняла пуховик и ботинки, взамен мне предложили легчайшие кожаные башмаки - обувь, которая допускалась для ношения в доме.
   - Неужели тебя подкараулила сумасшедшая Флора?
   - Она самая. Только для сумасшедшей она слишком соображает.
   - Она не причинила тебе вреда, дорогая? А то у неё временами ум за разум заходит.
   - Это ты ещё слабо сказала. По-моему у неё крышу снесло давно и основательно. И как мне кажется, она вам завидует. Столько яду в одном человеке я ещё не видела.
   - Это язва всей деревни. Она одна из выживших взрослых.
   Напомню тебе, незнакомец, в апокалипсис было использовано страшное по силе и мощи оружие, и вирус, выпущенный им на волю, избирал и уничтожал лишь взрослых. Поэтому после той жуткой войны уцелели в основном дети. Но взрослые не все погибли, у выживших был особый иммунитет. Среди них были как хорошие, так и плохие люди, а были и такие, как Флора Минестрана. Это особая категория - важные напыщенные баловни судьбы, гордящиеся своей длинной знатной родословной. Такие люди всегда суют свой нос в чужие дела, считая, что всё подчинено им, хотя они давно уже перестали быть хозяевами жизни. Они, скорее приживалы, но кичатся своим возрастом и давят им, словно авторитетом, хотя и пальцем не приложились к созданию нового мира.
   - Она с пеной у рта брюзжала о том, что она одна из основательниц Лона, - в раздражении отозвалась я. - Плевать трижды, что она самая старая.
   - Да брешет она. Это всё, что она умеет. Ни черта она не сделала, дом, в котором она живет, построил её зять, которого она ненавидела и всячески унижала. Парень не выдержал этого и, забрав жену с детьми, попросту сбежал из Лона. А она осталась одна и стала ещё более лютой. Теперь она срывается на любом, кто ей не приглянется. Соседи с ней по возможности стараются не общаться и обходят её дом стороной. Очень жаль, что она попалась тебе именно сегодня и испортила настроение. Теперь и ужин наш тебе не по душе будет.
   - Что ты, Мария, у тебя сегодня такой чудесный праздник и ничто не омрачит его. Слышишь? Ничто! Пойдём скорее к остальным.
   Мы перешли в кухоньку, где уже на стол накрывали Константин с Петром, а помогали им девочки. Как только я переступила кухонный порог, Аннушка бросилась ко мне и, подбежав, обхватив за ноги, прижалась. Её брат был куда сдержаннее, но и он просиял в своей снисходительной улыбке; Агата, как обычно, не смотрела в мою сторону, будто меня не было и вовсе, а вот хозяин подошёл и, вобрав мою ладонь в свои мозолистые руки, тепло пожал её.
   - Лиза, Лиза, смотри, какой мы пирог испекли! Смотри, какой он большой и красивый, - трещала Аннушка звонким голоском и, ухватив меня за другую руку, уже тащила к накрытому столу.
   Ужин обещал изобилие яств, помещение же полнилось соблазнительными ароматами. Стол был основательно уставлен картофелем, печёной курицей, сыром, хлебом, но сегодня к ним добавились вяленая рыба, копчёный окорок, что было воистину королевским угощением, и в самом центре стола величественно торжествовал гигантский пышный пирог с яблоками, украшенный алыми ягодками клюквы и янтарными дольками апельсинов, которыми я снабдила ранее домочадцев.
   - Какая красота, Мария! Ты превзошла саму себя. Такой красивый стол. И как всё уместилось на столе? Чудо!
   - Да что этот стол, Лиза, я помню, когда мы с мамой накрывали такие столы, до того как миру пришёл конец. По сравнению с теми пирами, это бледная тень.
   - Для нового мира этот стол - настоящий пир. И все присутствующие согласятся со мной. - В ответ хозяйка обняла меня, я видела, как блеснула слезинка у расчувствовавшейся Марии.
   - Но перед тем, как приступить к расправе над этой вкусной и аппетитно пахнущей едой, я хочу сделать небольшой подарок. Уж не знаю, принято ли ещё в этом мире дарить подарки на день рождения, но некоторые привычки и традиции должны жить вечно по моему представлению.
   Я торжественно извлекла из своей торбы свёрток из серой бумаги и протянула его хозяйке дома. Она недоуменно уставилась на мой дар, видно её смутила сама речь о подарке, поэтому мне пришлось её попросить развернуть упаковку и посмотреть на содержимое. Когда она извлекла небольшой флакончик духов, глаза её округлились от изумления, она уставилась на меня, как на чудо света.
   - Лиза, ты точно фея. Откуда, скажи мне, откуда ты смогла найти эту роскошь? Духи в наше время... они исчезли давным-давно. Такие были у моей мамы, когда я была маленькой. - Она осторожно сняла крышку и принюхалась к аромату. - Точно, сирень. Такие же точно, как у мамы были.... Это очень дорогой подарок, Лиза, я не могу его принять.
   - Что ты, Мари, как можно! Это же подарок. Нельзя отказываться от него. Тем более в день своего рождения. Ты хочешь меня обидеть?
   - Нет, конечно, нет, дорогая. Ты не представляешь, как много для меня значит это напоминание из прошлого. Моё детство и юность. Этот запах, он был моим любимым, я тайком брала мамин флакон и прыскала волосы. Боже, я снова могу вспомнить всё это благодаря тебе, снова могу пережить счастливые моменты прошлого. Кто ты, Лиза? Откуда же ты?
   - Если тебе так проще будет, то считай меня феей. С Днём Рождения, Мария!
   - Спасибо тебе, дорогая.
   - Это ещё не всё. Не могла же я забыть про остальных.
   Из сумки были извлечены другие свёртки и розданы всем. Дети, растерзав бумагу, обнаружили пирожные, сдобренные кокосовой стружкой и корицей. А вот Константину досталась курительная трубка, выточенная из кости.
   - Такое ощущение, что сегодня у всех день рождения, а не только у моей жёнушки, - произнес он, зачаровано исследуя подарок. - Это очень дорогая трубка, добротная, табак в ней будет благоухать и перестанет отдавать жжёным деревом. Спасибо, Лиза, ты волшебница.
   - Ладно, господа хорошие, давайте, угощайте меня своим фирменным пирогом, у меня уже слюнки текут.
   Пирог действительно оказался волшебным, сдоба таяла во рту, а запечённые в ней яблоки отдавали накопленную за лето душистость и сладость солнечных дней, и даже ягодки клюквы идеально дополняли вкус чуть терпкой кислинкой, переплетённой с цитрусовым настроением апельсина.
   Когда дело дошло до чая, заваренного из трав, которые собирали заботливые руки хозяйки, детям наконец-то было разрешено приступить к расправе над пирожными, что было осуществлено немедленно. Аннушка и её брат ели лакомства, не торопясь, раскрывая с каждым куском незнакомый им доселе вкус и откладывая его в закрома памяти. Агата же так и не притронувшись к подарку, вяло попивала чай из своей чашки, а потом отпросилась у матери и покинула нашу компанию. Меня очень это расстроило, мне так хотелось растормошить эту девочку и вернуть её личику былую беззаботность детства.
   После чая мы взяли табуреты и вышли к костру, предусмотрительно разведённому хозяином. Пётр вынес граммофон, завёл его и ночной воздух наполнился душевным романсом. И вот тут я увидела новое чудо - Константин подошёл к Марии и протянул руку для танца. Она тут же подала её ему и они, обнявшись, закружились в дивном вальсе. Непередаваемое ощущение. В этот момент я не видела на них старых поношенных курток, утеплённых штанов и тяжёлых ботинок. Нет. Передо мною вокруг танцующего пламени кружилась молодая волновавшая воображение и время пара - сиятельный кавалер, влюбленный до глубины души в свою прекрасную и очаровательную даму, которая с обожанием смотрела только на него. И я молила про себя граммофон, чтобы он играл как можно дольше, чтобы сказка этого танца продлилась, я знаю, что такие моменты не повторяются. В другой раз всё будет по-другому.
   Я оглянулась в сторону дома, и мне показалось, что одном окне, принадлежащем спаленке детей, мелькнуло личико. Я снова подумала об Агате и решила, во что бы то ни стало, помочь этой бедняжке вырваться из сетей вины, а возможно и чего-то большего, тяготившего с такой невероятной силой девочку, что она пропускала музыкальную посиделку у костра. Я могу поклясться, что замечала и не раз, как она подрыгивала ножкой в такт, когда из граммофона вырывались задорные весёлые мелодии, но тут же замирала, когда ловила чей-то взгляд на себе. Я должна раскрыть ее тайну и освободить от неё Агату. Да, я знаю, что лезу туда, куда не следует. Но я уже давно зашла слишком далеко, а значит, это уже не столь существенно.
   - Это был самый незабываемый день рождения с тех пор, как рухнул старый мир. Лиза, спасибо тебе, за последнее время ты стала нам не только доброй гостьей и феей, но чем-то большим. Я давно так не веселилась и не танцевала.
   Мария светилась и лучилась девичьей красотой, а Константин не отходил от жены, любовно обнимая её за талию. Они сегодня напоминали молодожёнов, и это чувствовали дети, заворожено и с восхищением следившие за каждым шагом взрослых. Сегодня не было дядь и тёть, племянников и приёмных детей, сегодня это была единая, монолитная и любящая семья, которая раскрылась на моих глазах в новом свете, но важнее то, что она открылась заново для самой себя.
  
   Пон. past
  
   Ранее я упоминала, что у меня есть старшая сестра Лилия и нас разделяет пара лет. Но я зову её просто Лили. Мы очень дружны и порой мне кажется, что она тоже наблюдатель по тому, как смотрит на всё вокруг остро и чётко, подмечая любую мелочь и деталь. А ещё она полна самых удивительных мыслей, которыми делится со мною.
   Сегодня вечером она вбежала ко мне в комнату, где я лежала на своей любимой кроватке-убежище-от-времени-и-других-проблем. Её лицо светилось радостью, а глаза возбужденно блестели в отсветах ночника, берегущего вечерами моё уставшее за день зрение.
   - Так, Лили, ничего не говори, ты снова что-то открыла. Это какой-то заговор теней или тебе стало известно, кто создал всё сущее?
   Никому не дано постичь того, как работает голова моей сестрёнки, каким образом устроён её внутренний мир, ведь она умудряется в самом заурядном и обыденном, повседневном и ежечасном узреть такое, что сказать "диву даёшься" - ничего не сказать.
   - Да ну тебя, Лиса. Это так необычно и так просто. Я ехала в автобусе домой и бац! - У нее всё ещё не хватало слов охарактеризовать то, что она только что постигла, да и эмоции мешали ей собраться.
   - Так, сестрёнка, присядь и успокойся. Воздуха поболее в лёгкие набери и выдохни. Вдохни и выдохни. Так-то лучше. Успокоилась?
   - Немного да. Но ты не представляешь. Сейчас я тебе все объясню. - Она снова вскочила с краешка кровати, куда едва присела, оставаться в покое сейчас она была не в состоянии, я её не удерживала, прекрасно понимала, что лучше дать выплеснуться тому, что сейчас кипело в голове Лили.
   - Хорошо, валяй, выкладывай великое открытие века.
   - У тебя часто бывает такое, что ты читаешь какую-нибудь фразу или слово и сначала видишь его иначе, а потом разбираешься, смеешься, типа совсем ослеп и не вижу ни фига, и забываешь?
   - Ну, да бывает. И что в этом такого?
   - Бывает и часто?
   - Ну, Лили, я не совсем понимаю, о чём ты.
   - Давай вместе подумаем об этом. А почему, собственно говоря, ты решила, что всё дело в невнимательности, рассеянности или плохом зрении? Ну, почему?
   - Потому что это очевидно.
   - Я предлагаю тебе расширить сейчас своё мировоззрение немножечко шире. Совсем чуть-чуть. И не пугаться. Приготовилась?
   -С тобой я готова к чему угодно, Лили.
   - Тогда в путь! Вот давай представим себе, ты смотришь на слово. И сначала видишь его в ином значении. Представила? Но потом это значение меняется, и ты быстро забываешь, то первое, кажущееся значение.
   - Можно сказать, что представила. - Я улыбалась, в предвкушении последующей сестриной тирады.
   - А зря! - Она умеет интриговать, моя Лили.
   - Почему?
   - А я сейчас объясню. - У неё аж дыхание сбилось, такое её охватило волнение.
   - Я вся внимание.
   - Допусти в свой разум, что, то первое значение, которое предстало твоим глазам, а потом скрылось от тебя и есть истинное значение слова, а то, что ты потом видишь фальшифка, ширма истинного, - торжественно проговорила Лили. Видя мой нелепый и недоумённый вид, она продолжила. - Да, согласна, звучит, как бред сивой кобылы. Но всё-таки, а что если это так? Вообще, возможно, что всё, что мы видим каждый день ненастоящее, замаскированное. Зачем? Я не знаю. Этого не знают девяносто пять процентов населения и не узнают. А вот остальные пять процентов в курсе этого. Может это какой-то лабораторный опыт, проводимый в планетарном масштабе. Может это какое-то дополнительное зомбирование населения с определённой целью. Целей может быть множество, но факт-то один. Нам намерено подсовывают сокрытую информацию. Не все ее, конечно, видят. Это тоже определенная особенность людей. Здесь очень много факторов, связанных с мозговой деятельностью. Но факт остается фактом - каждый из нас периодически видит слово, а то и фразу в ином свете.
   - Ну ты и даешь, сестрёнка, - только и смогла произнести я. - Я же говорила про заговор теней. Ты в своём репертуаре.
   - Эта теория совсем свежая и не выдерживает никакой критики, но.... Почему-то я уверена, что не я одна так думаю. Кто-то рано или поздно задумывался над этим, но отталкивал эту мысль, как нелепицу.
   - Действительно, нелепица. Но что-то в ней всё же есть. - Я обняла её. - Какая же ты необыкновенная, Лили, ты даже не понимаешь этого.
   - Лиса, я знаю, что ты меня за дурочку считаешь, но подумай над этим серьёзно, прошу. - Она взъерошила мне волосы. - Ты же такая умная девочка, ты всё понимаешь и видишь, а порой и замечаешь.
   - Я подумаю, сестрёнка, обязательно подумаю.
   Ну как не любить и не восхищаться такой сестрой? И, конечно, я специально занесла этот вечер в свой дневник. Ты, тот, кто сейчас читает каждое слово в этой рукописи, обращаюсь к тебе:
   Сейчас, прочтя все это, подумай, хотя б на минутку задумайся. А вдруг в этом есть что-то большее, чем бред сивой кобылы и безграничный полёт воображения чьей-то сестры. Может дурак-то и не дурак вовсе?
  
  

VI

   Вт. future
  
   - Знаешь, Мари, я вот только сейчас задумалась об одном. Раньше на меня это находило случайным холодком, но что-то более важное и срочное отгоняло и развеивало назойливую мысль.
   Сегодня я пришла рано, после обеда и, уделив моим любимым ученикам на этот раз мало времени, решила помочь Марии на кухне. Мы сидели у окна и чистили картофель, который перекочёвывал из перепачканных рук и плюхался в мерцавшую прохладу воды жестяного тазика.
   - И что же тебя заботит, Лиза? Надеюсь не старая мегера Минестрана? Эта карга кому угодно испортит не то что настроение, а то и всю жизнь, с неё станется. - Моя подруга сдула янтарную прядь волос, надоедливо лезшую на глаза, и презрительно сплюнула в очистки.
   - Нет, Мари, такие люди могут меня бесить, раздражать, но испортить мне настроение надолго и стать объектом моего внимания им вряд ли удастся, я вижу за их злобой зависть и одиночество, а это достойно жалости и сочувствия. Они сами себя наказывают.
   - Добрая же ты душа, Лиза, таких, как ты, поди и нет уже. Я никогда не спрашивала тебя, да это и не моё дело, но интерес не угас. Ты приходишь в определенные дни и часы и каждый раз не с пустыми руками, ты не такая, как все мы, ты словно из совершенно другого мира и из другого теста. Дети тебя называют в шутку феей, а вот у меня порой возникает чувство, что у нашей семьи появился ангел-хранитель.
   - Ну, ты скажешь, конечно, Мари, не смеши меня, а то картофелину чуть не выронила. Я такая же, как и вы из плоти и крови. Я тоже умру когда-нибудь, надеюсь, что не скоро, но умру.
   - Такие, как ты, Лиза, никогда не умирают, физически. Память о подобных тебе живет вечно, дорогая. Ты не видишь, но я-то и Константин заметили, как светятся твои глаза, когда ты общаешься с каждым из нас, никого при этом не выделяя. А когда мы сидим вечерами у костра, то от твоего лица исходит особое свечение.
   - Ну, вот, меня уже в лик святых занесли. Я уже свечусь. Может это радиация, Мари? У вас тут довольно странное местечко.
   - Смейся, сколько влезет, но с тех пор, как ты стала частью нашей жизни, дом наш наполнила особая сила и свет на лицах моих племянников радует нас с мужем день ото дня.
   - Мари, ты не представляешь, как дороги мне эти слова! Вы стали моей второй семьей и я не представляю тот день, когда не смогу приходить к вам и слышать ваши голоса.
   - Так переезжай сюда к нам, мы найдём место для тебя и твоей семьи. Здесь есть один заброшенный дом, можно его подлатать и жить себе всласть, никто и слова не скажет.
   - Милая подружка, не всё так просто и многого я не могу тебе сказать. Но пусть всё идёт так, как есть.
   - Что ж, пускай, просто я хотела бы тебя видеть чаще. Но и так всё весьма удачно. Сейчас муженек с детками вернутся из леса, посмотрим, каков улов будет.
   - Забавно ты поход за ягодами уловом зовёшь. - Константин с племянниками ушёл вглубь леса, надеясь насобирать уцелевшую от птиц и погоды рябину.
   - А так жить интереснее. Да и пирог, я надеюсь-таки, на чутьё и удачу мужа, всё-таки сегодня спечётся. Дети его обожают.
   - Не сомневаюсь в этом нисколечко.
   - Ах, да, я ж тебя заговорила, дорогая, ты же хотела поделиться какой-то мыслью. Извини, что увела тебя на другую тропинку. - Очередной оскальпированный картофель смачно плюхнулся в самый центр тазика.
   - Ничего страшного, Мари, я с тобой о чём угодно и сколь угодно готова болтать, пока мы одни.
   - Ну, так ты наконец-то выложишь то, о чём хотела? Мне интересно и я хочу узнать это немедленно. - Приказной тон сменился девчачьей улыбкой моей подруги, в меня полетели брызги из тазика.
   - Я всё скажу, только не окропляй меня больше святой картофельной водой, о Мария! - Мы захихикали одновременно и успокоились только несколько минут спустя. - Бывает же такое.
   - Лиза, ты всегда такая шутница, это в тебе и любят. А теперь рассказывай, я готова и ты тоже. Разрядка уже произошла, и мы обе готовы к серьезному.
   - Я думала о том, каково это быть ребёнком и в одно мгновение потерять всё: родителей, которые были нерушимым оплотом благополучия, заботы и любви; дома; средств к пропитанию? Каково это остаться совершенно одному посреди чуждого и враждебного мира, не испытывая ранее никаких особых нужд, не зная, как выжить и как жить с этим осознанием? Мари, а ведь тогда без родителей остались не только подростки, там были и маленькие дети, как Аннушка, да и того меньше. Когда я об этом задумываюсь, то у меня холодеет внутри, я сама становлюсь на краткий миг маленькой девочкой, и всё вокруг такое большое и давящее на мои хрупкие плечи, а одиночество и потерянность рвут меня и бросают в объятия паники. Боже, как вы с Константином выжили в этом безумии?! Как сохранили свой внутренний мир в целостности?
   Мария замерла и наполовину очищенная картофелина выпала из её обмякших рук обратно в мешок. Моя добрая хозяйка, моя подруга не смотрела на меня, лицо её было обращено в мешок, как будто в нём сейчас находилось всё зло мира. Наконец, она очнулась от внезапного забытья и посмотрела на меня замутненными глазами, поблёскивавшими от сдерживаемых с трудом слёз. Мне стало неловко и стыдно за невольно причинённую боль прошлых воспоминаний.
   - Прости меня, Мари, я не хотела тебе напоминать и делать больно, прости!
   - А я и не хочу забывать прошлое, всё то, через что пришлось пройти. Нельзя такое забывать, никогда и ни за что! Иначе подобное повторится вновь. Забвение приводит к повторам, забвение и гордыня. - Мария глянула в окно, Константин ещё не вернулся с детьми из леса.
   - Всё равно прости, эти мои мысли иногда доводят людей до печали.
   - Лиза, твои мысли светлы и чисты, ты знаешь, чувствуешь, хоть и неосознанно, то, что испытывают люди, даже не участвуя в событиях. Это дар, которого лишены многие люди, даже те, кто сами испытали на своей же шкуре Содом и Гоморру. Я расскажу тебе всё, пока муж не вернулся. Ему не нужно лишний раз беспокоить память, он слишком дорого заплатил, впрочем, как и все мы.
   Чтобы унять дрожь в руках, Мария вновь принялась чистить картофель, только теперь, если горечь становилась особо болезненной, корнеплодам доставались надрезы глубже и жёстче.
   - Мне было тогда шестнадцать лет, когда бомбы, словно гигантские уродливые птицы, падали по всему городу, разрывая, круша и уничтожая мой спокойный и такой надёжный мир. Мой дом чудом уцелел, хотя соседнюю школу снесло напрочь, такое происходило повсюду - сады, больницы, торговые центры, да и большинство жилых домов стирало с лица земли в одно мгновение. Я тогда ещё подумала, что начался Судный день, и Создателю просто надоела наша суетливая и горделивая жизнь. Мы заигрались в Богов. Мы поставили себя выше Создателя. Вот наша ошибка! Но как оказалось, бомбёжка была только начальными ростками, вслед невиданной и быстротечной эпидемией распустились цветы неизвестной науке болезнью, которая косила всех взрослых. Мы научились программировать вирусы и убивать ими тех, кого пожелаем! Не это ли наивысшая гордыня, Лиза?
   - Это чудовищно, Мари.
   - Мои родители слегли в одночасье и сгорели в лихорадке за какую-то ночь. Я не могла их даже похоронить по-человечески, потому что весь город был по большей части мёртв. В каждом доме валялся покойник, которого некому было предать земле. Всё, что я смогла тогда, выкопать одну неглубокую яму и накидать поверх тел землю с кирпичами - обломками соседского дома. Мои родители достойны лучшего, но я не могла им дать подобающего упокоения.
   - Ты сделала всё, что могла в тот момент, Мари, не мучай себя. В тот хаос, что тогда творился, было чудом, что ты осталась жива.
   - Для меня до сих пор это не оправдание. Внутри меня сидит вина, и она порой меня загоняет в угол и взывает. Дескать, Мария, а, что, если бы ты лучше ухаживала за ними, может они бы и не умерли, может тебе не хватило чуточку веры, и ты сдалась в самый решающий и последний момент?
   - Нет, Мари! Не верь и не слушай этот голос, ты только себя съешь. Ты всё сделала правильно и не сдавалась до конца. И твои родители знают об этом, они бы тебе сказали тоже самое. Просто твоя утрата была внезапной и ты сама оказалась не подготовлена, да и не было лекарства от этого вируса, не вини себя.
   - Как бы хотелось в это верить, Лиза, как бы хотелось.
   - Верь и всё. Ты живёшь и это самое главное. Они бы этого хотели и, не задумываясь, снова умерли ради того, чтобы их дочь была жива, дышала сегодняшним воздухом и ходила по обновлённой земле. Верь в это и держись за это. Может, прекратим этот разговор, он из тебя всю душу выжимает?
   - Нет, я хочу высказаться, мне некому было о таком говорить и мне становится легче, будто я исповедуюсь.
   - Как хочешь, Мари. Но в любую минуту, можно прекратить.
   - Когда я их похоронила, то ещё долго сидела у их могилы, пока чувство голода меня не накрыло обмороком. Тогда я пришла в себя и решила выжить, во что бы то ни стало.
   - Вот, узнаю мою Марию!
   - Пришлось основательно перелопатить дом, съестного оказало слишком мало, и я предприняла первую вылазку за пределы двора. Проходя мимо одного маленького домика, изрешечённого осколками бомб, я вдруг услышала еле слышный плач. Из последних сил я разгребала завалы щебня и пробиралась по узкому лазу к этому звуку. Для меня он означал, что я не одна в этом утихшем и молчавшем, проклятом городе. Кое-как мне удалось добраться к чудом уцелевшей комнатке и, выбив заклинивший замок, попасть в детскую спаленку. Лизи, там, в колыбельке, лежал младенец, живой малыш! Его мёртвая мать лежала на полу рядом, протянув руки к детской кроватке, в последней попытке сберечь и сохранить своё дитя. Я не могла его там оставить одного, хоть и самой себе толком помочь не могла. В этом доме удалось найти сухое молоко и бутылочку с соской, а также я прихватила тёплое одеяло для малышки. Это была девочка, Лиза, но имя её мне было неизвестно, да и какая в том была разница. Ребёнок был голоден и льнул к моей груди в поисках молока. Пришлось вернуться в мой дом и готовить смесь для малютки на костре во дворе, рядом с могилой моих родителей. Ни газа, ни электричества больше не существовало. Только после того, как малышка наелась и уснула, она была истощена не меньше меня, только после этого я оставила её в своей кровати, укутав в одеялко, и вновь отправилась за провиантом.
   - Боже, Мари, так во многих домах могли остаться маленькие дети, беспомощные и голодные!
   - Вот именно, Лиза. Но у меня не было сил рыскать по всем домам немалого города, чтобы устанавливать сей факт. Я и так знала ту чудовищную истину, что выживет только сильнейший. Мне удалось отыскать наполовину уцелевший магазин с едой и бытовыми продуктами. Там я всё нужное загружала прямо в тележку, набивала её битком. Думала я и о малышке, ей нужно было очень много вещей. Скоро должны были прийти осенние дожди и промозглые ветры. В кондитерском отделе я и нашла Мили, маленькую девочку пяти лет. Она там пряталась и шарахнулась от меня, как от чумной. Ребёнок был в глубоком потрясении от происшедшего и в немыслимом страхе. Мне удалось её успокоить и убедить, что со мной она будет в большей безопасности. Мили всё боялась уйти, потому что надеялась дождаться здесь маму. Оказывается, они постоянно ходили в этот магазин вместе, и когда девочка терялась, то по условности ждала маму именно в кондитерском отделе. Я-то знала, что мама больше не придёт за этой девчушкой и не заберёт её в безопасный дом. Не было больше дома и не было мамы.
   - Мари, это ужасно несправедливо. - Только и смогла выговорить я.
   - А на это и было рассчитано, когда бомбили город. Все взрослые бы умерли, а дети бы последовали за ними. Маленькие и беспомощные, конечно, не такие, как я.
   - Что было дальше?
   - Вместе с Мили мы вернулись домой, где мирно посапывала малышка. Я не хотела, чтобы она оставалась без имени, поэтому нарекла её в честь бабушки - Мартой. Втроём мы прожили неделю, а потом нас стало двое. Марта была слаба и вдобавок простыла, а как лечить младенца я не знала, хоть и пыталась на свой лад. Мы с Мили простились с Мартой и опустили его в крохотную ямку рядом с моими упокоенными родителями. До сих пор помню, как у меня всё сжалось внутри и оборвалось, когда я погрузила это невесомое тельце в землю. Острое чувство негодования и ярости тогда завладели мной, я как полоумная кричала в небо, принёсшее смерть в мой город и проклинала тех, кто умертвил практически всё население. Эти люди должны были жить, эти дети не должны были уснуть преждевременным сном! Марта должна была вырасти бок о бок со своей любящей мамой, радоваться каждому дню и дарить этому миру свою улыбку. Мили должна была встретить маму в магазине и не разлучаться с ней, жить полной жизнью. А что получили эти крохи? За что им такое выпало? После я даже начала думать, что и к лучшему, что малышка отмучилась и покинула этот беспокойный и безрадостный мир. У неё практически не было шансов на счастливую и долгую жизнь.
   - Не мучь себя, дорогая, ты не Спаситель и не Миссия, чтобы быть в ответе за каждого. Ты попыталась, но не забывай, ты сама ещё была ребенком.
   - Я уже была взрослой, Лиза. Апокалипсис лишил меня остатков детства, он лишил его и всех выживших детей. Все мы - дети разрушенного мира перестали быть детьми и не важно, сколько каждому из нас было лет. Теперь наша жизнь была только в наших руках, и не было заботливых родительских рук, которые и делают нас детьми.
   - Да, твоя правда, без родителей мы ужё не дети.
   - Когда провизия стала иссякать, а местные запасы магазина оказались объектом не только моего внимания, было решено двинуться из города в надежде отыскать надёжное и безопасное пристанище с едой и адекватными людьми. К тому времени уже началась осень, а холода, что она принесла, оказались слишком тяжёлыми для нас с Мили. Хоть я её укутывала в отцовскую зимнюю куртку, этого оказалось недостаточно. Моя маленькая подружка заболела и умерла одной особо дождливой и зябкой ночью, подставив небу своё невинное и удивлённое личико. Так я пережила ещё одну потерю, после которой я навидалась смерти всласть, но так сильно и больно меня уже ничто не трогало. Казалось, в тех детских застывших навеки глазах осталась часть моей души, я сама умерла отчасти с этим ребёнком, последним родным существом, которое было со мной и было дорого мне. Я брела сквозь туман, сквозь дождь, не разбирая дороги, меня просквозило и у меня началось воспаление лёгких. В какой-то момент я просто рухнула в грязь и отключилась. На этом моя история могла закончиться, но ей суждено было иметь продолжение. Меня подобрала группа ребят, шедшая мимо и прямо-таки случайно заметившая моё недвижное тело в одной из луж. Среди них и был мой будущий муж. Именно Константин меня и выходил, он мне потом сказал, что я провалялась в бреду и горячке три дня, а вся группа подростков, состоявшая из пяти человек, ждала развязки моей участи, потому что именно Константин не позволил им меня бросить и уйти. Он был у них вроде за вожака и это меня спасло. Я оклемалась, меня приняли в "стаю", так прозывали мальчишки свою группу, а я влюбилась без памяти в своего спасителя. Константин стал для меня богом, отцом и мужем, хотя ему самому было пятнадцать. Так мы и остались вместе.
   - У меня мурашки по коже от твоих слов.
   - Мы стали одним целым, Лиза, это трудно представить и понять, но тогда смерть, её налет на всём живом, её дыхание в воздухе, её присутствие в каждом человеке - это было стремительно, это было мгновенно и это было естественно. Мы стали ближе и роднее друг для друга, чем самая близкая кровь. Это было страшно и от этого иной раз перехватывало дух. Каждую минуту нашей юности мы могли потерять друг друга из-за того, что нас окружало, и каждая минута делала нас сильнее и крепче.
   - Я заметила, какими глазами смотрит на тебя украдкой Константин, он как будто проверяет на месте ли ты.
   - Этот страх никогда не пройдёт, Лиза, он въелся в самое нутро. И я до самой могилы буду трястись от одной мысли, что он покинет меня раньше хотя бы на одну секунду.
   - Я думаю, что он также думает о тебе.
   - Я уверена в этом. Он потерял брата, кроме Михаила был ещё младший брат Даниил. Ему было всего семь лет, когда случился весь этот кошмар. Муж рассказывал, что Даниил не дожил до встречи со мной всего пары дней, его скосила простуда. А те лекарства, что были у ребят, не справились с болезнью. Константин не любит вспоминать те времена, каждый раз он просыпается от кошмара в поту и слезах. Во сне он вновь видит умирающих родителей, издающего последний вздох брата и переживает ту боль и отчаяние беспомощной юности. Я берегу его, как могу и стараюсь не теребить лишний раз его память, слишком много в ней кровоточащих ран.
   - Значит, вы выжили и не сошли с ума, потому что были друг у друга?
   - По большей части да, но мы слеплены из особого сорта теста, даже если мы и не встретили друг друга, мы бы не сломались и выжили. У нас была цель, и мы следовали ей. Во всяком случае, один из нас, а именно он, и выжил бы. Я, как, знаешь, захлебнулась бы в той луже грязи.
   - Это была судьба, Мари, вам суждено было встретиться и хранить друг друга всю жизнь.
   - Да, наверное, только мужу не говори ничего о нашем разговоре, ни к чему ему это.
   - А Агата знает о том, что вы пережили?
   - Ты видела, какая она у нас. Её разум с трудом справляется с потерей брата, не думаю, что ребенку нужно знать о том ужасе, через который мы прошли.
   - А я уверена, что нужно. Расскажи дочери всё, она должна знать, какие у неё сильные родители. Это придаст ей сил бороться с тем, что живёт в ней. Расскажи, пока вы обе рядом. Ты сама знаешь, как внезапно всё может измениться.
   - Может ты и права, Лиза, я попробую найти удобную минутку, чтобы поведать дочери об этом. Но не сейчас. Она снова убежала на тот злосчастный пруд, она каждый день туда ходит, как зачарованная. Иной раз я боюсь, что она последует туда вслед за Павлом.
   - Не волнуйся, Мари, если за два года она не утонула, то теперь ей это вряд ли грозит. Ей там спокойнее и там она чувствует себя ближе к брату.
   - Я боюсь за неё, Лиза, она одна у нас с Константином, но с рождения она не такая, как все дети. Странности бывают у всех, но у этого ребенка они определенно особые.
   - Она тебя пугает?
   - Да нет же. До смерти брата Агата была милой и улыбчивой говоруньей, стрекотала так, что муж прозвал её сорокой, но теперь из неё и двух слов клещами не вытянешь. Просто в ней сила какая-то есть. Да, в каждом человеке есть сила, но в нашей дочери это что-то большее, выходящее за рамки тела что ли. Иной раз я вижу, как она светится, прямо, как ты, Лиза.
   - Как я? Это уже любопытно. Надо будет проверить.
   - Что проверить?
   - Не думай об этом. О, наш мужчина вернулся, смотри, он тащит полную корзину, а рядом довольные ребятишки. Чую, пирог должен получиться прямо-таки гигантский!
   Уже позже, после сытного ужина и вкуснейшего пирога с чуть терпкой, но сладковатой рябиной, мы по обыкновению уселись вокруг нашего любимого кострища, Пётр завёл граммофон, и пламя ожило в звуках далекого аккордеона с французским акцентом.
   - Я вот о чём думал, Лиза. - Константин приложился к новой трубке и выпустил в ночное небо струю дыма. - Вот смотрю я на этот древний аппарат, слушаю его музыку, а на ум приходит следующее: ты представь, ведь людей, которые исполняли эту музыку, пели, собирали этот граммофон и наконец, нанесли на эти пластины волшебство, их же давным-давно нет. Они умерли ещё до твоего и моего рождения. Они и понятия не имели, куда скатится этот мир, но вся их жизнь - вот она, перед нами. Их нет, но они есть, мы их слышим, и я хочу сказать, и видим. Они бессмертны, Лиза, и это чудо. Вот оно чудо, перед нами в этом небольшом чемоданчике. Ты меня понимаешь?
   - Да, я тебя понимаю. - Тихо и в сторону ветра я прошептала, чтобы меня не было слышно. - Ты даже не представляешь, как я тебя теперь понимаю.
  
   Пят. past
  
   - Привет, сестрёнка, что-то ты сегодня игнорируешь меня и мою обитель. Что-то случилось?
   Я зашла в комнату Лили, там как всегда процветал творческий беспорядок: стол утопал под грудой бумаг, тетрадей, ручек, книг, а в центре этого хаоса высился монитор, на экране которого отображались набиваемые сестрой записи.
   - Лили, ау, я здесь. Твоя любимая сестра удосужилась и оказала тебе честь. Ну, оторвись ты на минутку от писанины! - Я подняла с пола опавшие со стола листы, исписанные мелким почерком. - Лили! Душа моя!
   Сестра наконец-то перевела на меня рассеянный взгляд, в нём чётко прослеживалась лихорадочная работа мыслей, пальцы на автомате продолжали добивать слова. Оторвать от потока мыслей эту вдохновлённую особу в данный момент было крайне тяжело.
   - Ладно, я пойду пить чай на кухню. Присоединяйся, я хочу с тобой поболтать, - сказала я в пустоту, не рассчитывая на успех.
   - Да, да, я подойду, только закончу предложение. - Долетело мне в ответ.
   Она пришла на удивление быстро, я только залила кипяток в заварочник, набитый зелёным чаем и мятой.
   - Тебе заварить, Лили?
   - Да, если не трудно. - Она была ещё под действием мысли, и взгляд ее блуждал. Но она всё же сосредоточилась на струйке кипятка, жадно втягивающимся дырочками моего заварочника.
   - Для тебя всё, что угодно, пупс! - Я люблю её так называть, а её это забавляет.
   В Лилину синюю, в белых звёздах чашку я насыпала смесь чёрного чая с лепестками василька и розы, которая тут же всплыла в мареве кипячёной воды. Я накрыла чашку блюдцем. Чтобы вернуть этого человека окончательно в мир реальности, пододвинула в сторону сестры банку с её любимым печеньем - песочные ромбики обсыпанные сахаром и корицей.
   - Земелах! Мой любимый. Какой аромат! - Она вытянула ромбик и поднесла его к носу. - Как же я обожаю этот запах! Ты знаешь, что я люблю, Лиса. Ты всегда знаешь.
   - А как же. Я же твоя сестра. - Я засмеялась, а она ответила мне широкой лучистой улыбкой. - Ещё пара минут и твой чай готов.
   - Как же мне повезло с сестрой. - Она послала мне воздушный поцелуй.
   - Ладно, пока чай нам дал время, поведай, какую тайну тебе открыла вселенная на этот раз? Я знаю, что это будет бомба.
   - На счет бомбы не уверена, а вот идея интересная. У меня мысли ещё не осели в голове, поэтому сумбур получится. - Она вновь заволновалась, щёки покраснели от возбуждения, глаза потемнели.
   - Вещай, мой светлый ангел, я разберусь в твоём потоке.
   Лили надкусила печенье, прожевав и удовлетворённо причмокнув, она отложила лакомство и обратила всё своё внимание на меня.
   - Вчера легла спать и уже когда дрема начала меня сковывать, я вдруг отчётливо увидела перед собой вселенную с миллиардами звезд. Одни золотились мерцающими искрами, другие холодили голубоватым инеем, и были среди них живые, подвижные - красные. Они-то и привлекли меня. Это были кометы и не кометы в одно и то же время. Я не сразу поняла. Только когда несколько из них пронеслось мимо меня, я уловила, что они говорят, одни шепчут тихо и проникновенно, другие неистово кричат, третьи о чём-то умоляют, четвёртые умиротворённо благодарят. Их поток рос и множился, они меня окружили и говорили, но не со мной, а сквозь и мимо меня. Я была случайным слушателем, зрителем их бега по космосу.
   - И что же это были за звёзды такие? - Меня заинтриговал рассказ.
   - Лиса, это были слова. Самые обыкновенные слова.
   - Какие слова? Я не понимаю.
   - Понимаешь, когда я их увидела, то меня наполнило изнутри осознание того, что все слова, сказанные вслух, не уходят в пустоту и не умирают. Они становятся бессмертными и обретают силу и судьбу блуждающих звёзд. Абсолютно каждое слово от начала времен и до сих пор. Это неописуемо и это страшно. Люди не представляют, насколько они заселили вселенную словами и насколько её хватит. Она не бесконечна, как кажется. У всего есть конец и начало.
   - Ты меня пугаешь, сестрёнка, - шутливо заметила я.
   - Мне самой стало не по себе, когда я поняла, куда всё идёт. Когда вселенная наполнится до предела словами, она взорвётся, ведь каждое слово имеет пороховой потенциал. Даже то, что я сейчас тебе говорю, а ты мне отвечаешь, даже эти слова плюсуются в данный момент к тем ордам и скопищам, что блуждают в голодном беге. Они голодны, Лиса! Ты не представляешь, как они голодны. Пространства всё меньше, а слов всё больше и голод растёт с их числом.
   - И когда же случится армагедон?
   - Я не знаю, сестрёнка, думать не хочу об этом.
   - Ладно, давай пить чай. Он уже заварился, тебе надо отвлечься от комет и хаоса. - Я сняла блюдце с чашки Лили и пододвинула её сестре.
   - Спасибо, Лиса, только ты можешь меня понять и отвлечь. А как Феликс поживает? Он у тебя отъелся. Стал здоровяком и в раковину уже, наверное, не влезает. - Лили с наслаждением уплетала земелах и пила чай. Иногда её можно было легко отвлечь, правда, ненадолго от мыслей, отягощавших её все сильней с каждым днём.
   - Он в порядке. А про раковину не беспокойся, она вместе с ним растёт.
   Мы сидели ещё некоторое время, потягивая чай, обсуждая Феликса и другие новости, и в это время на кухне был только наш маленький уютный мир, в который не было входа никому и нечему, даже не смотря на то, что где-то во вселенной носились орды огненных слов.
  
   Суб. past
  
   Как обычно, сегодня состоялась наша встреча с Вайсманом. Погода пощадила старика и, умерив свой пыл, подарила городу слепящее солнце и безветренную тишь. Кливленд прямо-таки нежился в тёплых лучах, пробивавшихся сквозь листву нашего любимого вяза и веснушчатыми пятнами помечавшими скамью, где мы так привычно беседовали.
   - Как твои друзья, Лиза? Надеюсь, всё без изменений?
   - Вы говорите так из-за боязни, что я разрушу и без того разнесённый мир? - Я протянула ему стаканчик кофе и пончик, сдобренный белоснежной пудрой. - Надеюсь, американо и сдоба успокоят ваши нервы, профессор.
   - Что я буду делать, если ты в один прекрасный день не придёшь в этот парк? Я уже привык к этим милым проявлениям человеческого внимая, к этим ароматам душевного тепла, к этим спутникам незабываемых открытий наших бесед. Кто будет угощать меня вкусным кофе и нежнейшими пончиками? Лиза, а ведь старик давно на крючке твоей доброты.
   - Ну, что вы, профессор, найдёте себе другую слушательницу, и она будет вас подкармливать в этом парке в выходные дни. - Мне было приятно его слушать.
   - Увы, другой такой Лизы мне не найти. Такая Лиза одна в целом свете и на все времена.
   - Да вы дамский угодник!
   Мы рассмеялись, сняли защитные крышки со своих кофейных стаканчиков и принялись расправляться с пончиками. Оба мы обожали свежую выпечку и не променяли бы крепкий, чуть подслащенный кофе на другой его вариант. Только американо и точка.
   - А я всё хотел поинтересоваться, какой кофе предпочитают в будущем, если там, конечно, остался этот напиток? - Кливленд смаковал последнюю треть стакана.
   - Кофе есть, но его крайне редко можно заполучить, а потому, весьма дорогой. Мария варит густой, крепкий кофе с добавлением нескольких специй, в основном корицы, имбиря и кориандра, но иногда она ничего не кладёт в напиток, чтобы насладиться чистым вкусом. Кофе всегда получается крепким, терпким и с запахом костра. Это непередаваемый вкус, в городе такого не узнаешь. - Мой стаканчик упокоился в мусорной урне, стоявшей неприметно сбоку от скамьи.
   - Скажу больше, в городе и жизни настоящей не познаешь. Люди позабыли ту силу и мощь, что получали вне городов, этих каменных тюрем разума. Мы обрюзгли от удобств и посерели душами. И я в том числе, Лиза. Когда сам разведёшь костер вдали от цивилизации, сам приготовишь на огне еду, то почувствуешь себя равным богу. А всё потому, что ты чего-то стоишь без этих машин, домов с электричеством. Там и только там, на голой земле, человек и может остаться человеком, и там будет иной вкус еды и запах кофе. Там всё станет настоящим и истинным.
   - А в этом что-то есть, Кливленд, меня уже пригласили жить у себя Мария и её муж. Иногда эта мысль мне не кажется фантастичной и безрассудной.
   - Мысль заманчивая и весьма искусительная, как любая фантазия. Но, как опытный и проживший жизнь наблюдатель, я обязан тебя остановить, ведь эта идея может стать твоей ловушкой и могилой. Ты слишком дорога моему стариковскому сердцу. Ах да, и как я уже говорил, кто будет меня баловать в парке кофе и пончиками?
   - Ради вас, я не переберусь в будущее. Только ради вас. К тому же, скажу по секрету, мне чертовски весело и интересно в вашей компании, а обычный американо приобретает неповторимый вкус, смешиваясь с вашим голосом, который каждый раз меня подбадривает и поражает простотой истины.
   - Вот и славненько, Лиза. Теперь я спокойно буду идти в парк, зная, что когда коснусь холодного дерева этой скамьи, то дружеская рука протянет мне стаканчик горячего кофе и тем самым спасёт старика от стужи повседневности. Да, кстати, расскажи, что ещё нового ты узнала об этой чудной семье? С каждым разом я всё больше жду вестей из будущего, будто я слушаю увлекательную новеллу по радио. Знаешь, раньше, когда не было телевизоров, радио дарило просвещение нашим ушам и мне иной раз, кажется, что если бы телевидения не было, то мир остался бы более чистым и наивным. Именно наивности не хватает современному обществу. Так что там с твоими друзьями? Я жду новостей.
   Я пересказала Кливленду Вайсману всё, что поведала мне за приватной беседой Мария. "Профессор" слушал, молча, ни разу меня не перебил, как бывало иной раз, лишь задумчиво смотрел сквозь меня куда-то в тень деревьев.
   - Грустная история, которая повторяется вновь и вновь. И не будет этому конца и края. Потому что человек горд, самоуверен, туп и забывчив. Лиза, я ведь родился после войны и мои родители были такими же юными, когда она началась. Многого они не рассказывали, да и не нужно было, всё читалось в глазах моей матери, схоронившей своих родителей и сестёр, да в глубоких складках морщин на лице моего молодого отца, пережившего потерю всех друзей юности. Теперь я прочувствовал и узнал ту цену, что заплатили мои родители, спасибо тебе, дорогая. Уста Марии стали устами моей матери и донесли грустную истину прошлого, которое вечно. Теперь я прекрасно понимаю тот взгляд, с которым мать укладывала меня, малыша, в постель, всю ту заботу и тревогу в том, как она укутывала меня в одеяло, словно в кокон. Мне порой её забота казалась назойливой и излишней, а для неё это было успокоение и любовь. Как многого мы не знаем о наших родителях, Лиза! А когда узнаём, то слишком поздно, что-то изменить. Я могу лишь прийти на могилу и сказать "спасибо", но этого будет мало.
   - Этого будет вполне достаточно. К тому же мать всегда знает и чувствует любовь своего ребенка. Для любви не нужны слова, достаточно взгляда, жеста, поступка. А иногда просто молча быть рядом. Вы любили своих родителей, и они знали об этом. А их прошлое - это только их прошлое. Вас оно не должно касаться. У каждого человека обязательно есть прошлое и оно личное и только его. Оно даже священно для каждого по-своему. И не нужно его присваивать себе и жить им, упиваясь. Можно уважать прошлое другого человека и стараться прожить жизнь, которая также станет прошлым для кого-то другого, намного лучше, интереснее и стояще. В этом и заключается преемственность поколений, в этом и есть суть самой жизни.
   - Лучше и не скажешь, девочка. Ты сейчас утерла нос старику. Идём-ка, прогуляемся по парку, погода сегодня благоволит к нам, особенно к моей старости.
  
   Воск. past
  
   Интересно, а что было бы, если дети с рождения не знали понятия "гнев"? Каждый ребенок с пеленок испытывает агрессию, если не по отношению к себе, то обязательно сталкивается с мощными злобными выбросами, касаемо, родителей, друзей, соседей и других людей, с которыми сталкивает жизнь.
   Видя перекошенное бешенством лицо, искаженный и выплевывающий проклятия и ругательства рот, а также невменяемость глаз навыкате, неокрепшее детское сознание запоминает эту картину и принимает её для себя, как правильную и единственно верную в критических ситуациях жизни. По сути, каждое последующее поколение копирует и повторяет свирепые высказывания и жестикуляцию своих родителей, соседей, друзей и остальных, с кем сводит жизнь. Это естественно, легко и нормально.
   Но вот, если бы все дети не имели с рождения возможности лицезреть ярость в глазах взрослых, не слышать не единого ругательства от близких и посторонних людей, не иметь ни единой возможности выплескивать свой гнев на ближнего своего, что бы сталось с такими детьми во взрослой жизни?
   Может такие люди просто не понимали бы, что такое есть гнев? А может, они всё равно бы злились, но придумали бы для проявления агрессии новую словесную и эмоциональную форму?
   Довольно интересно и заманчиво было бы наблюдать за развитием таких детей, избавленных от созерцания любых форм негодования и не имеющих никакой возможности скопировать и осознать весь негатив и всю мощь от бранного слова. Возможно, такие люди бы не знали и обиды на ближнего своего, потому что обижаться не было бы смысла...
   Хотя, человек такое существо странное, процесс разрушения в нём закладывается изначально до рождения, и, пожалуй, искать причину гнева следует на другом более отдалённом уровне развития.
  
   Пон. future
  
   Хочешь небольшую историю одного большого человека, которая уместится в трёхстах словах? Тогда читай, незнакомец!
  
   Город Бенвик.
   Мальчик Артур. Старший брат. Сестра Анна.
   Родители. Любовь и забота.
   Друг Лот. Разгильдяй. Вместе и навсегда.
  
   Возраст - четырнадцать лет.
  
   Катастрофа. Апокалипсис. Конец детству.
   Конец прошлому. Конец семье.
   Конец Бенвику.
   Смерть родителей.
   Исчезновение сестры.
   Взросление.
   Артур и Лот. Двое. Скитание.
  
   Встреча с Элейной. Лот и Элейна.
   Новая надежда. Любовь. Юная семья.
   Три года. Три скитальца.
  
   Галахад. Сын.
   Вместе четверо. Одна повозка. Лошадь.
   Три года. Дружба и любовь.
  
   Авалон. Город прошлого. Город тирана.
   Город Медрода.
   Морган. Сын Медрода. Нелюбимый сын.
   Морган и лис. Лис Расти. Единственный друг.
  
   Дама Мэрилин. Благородная старость.
   Оплот и надежда.
   Надежда детей. Надежда подростков.
   Вера в возрождение.
  
   Артур. Лот. Элейна. Галахад.
   Город Авалон. Лагерь Мэрилин.
   Присоединение. Надежда на новую жизнь.
  
   Морган - посланник к Мэрилин.
   Мир на время.
   На деле - обман двоих.
   Морган и Мэрилин.
  
   Ночь. Нападение Медрода.
   Истребление лагеря.
   Хаос. Беспорядок. Огонь.
   Кровь.
  
   Элейна. Галахад. Лот. Артур. Разлука.
   Элейна и сын - с Мэрилин.
   Артур и Лот - с Морганом и лисом.
  
   Элейна и стрела. Смерть.
   Галахад. Спасение подростками.
   Лот не знает.
  
   Медрод. Морган. Мольба сына.
   Мольба к миру. Мольба прекратить.
   Презрение Медрода. Отречение от сына.
   Пистолет отца. Смирение сына. Клыки лиса.
   Лот и Медрод. Борьба за пистолет.
   Выстрел.
   Лот мёртв. Артур один.
   Элейна уже не узнает.
  
   Артур. Морган. Лис.
   Подземные туннели.
   Одинокие души.
   Вместе.
  
   Юг земель.
   Объединение с Мэрилин.
   Основание. Новый город. Новая цивилизация.
   Камелот.
   Артур. Морган. Лис. Мэрилин.
   Стержень и оплот. Противостояние Медроду.
  
   Десять лет спустя.
   Камелот. Расцвет.
   Мэрилин - глава.
   Артур - странник. Потерянная сестра - Грааль.
   Морган и лис - друзья. Друзья Артура.
   Новая семья.
  
   Галахад. Спасение из бойни. Сирота.
   Галахад-Пётр. Приёмный сын.
   Новое имя. Новая семья. Новая жизнь.
  
   Артур. Собиратель книжных душ.
   Хранитель фолиантов и пыльных страниц.
   Руины домов. Обломки городов.
   Бесконечные поиски.
   Собиратель уцелевших знаний.
  
   Пётр и Артур. Судьбоносная встреча.
   Наставник и ученик. Дядя и племянник.
   Тысячи историй. Прошлое не забыто.
   Прошлое живо. Будущее выстояло.
  
   Как мало нужно слов, чтобы описать целую жизнь.... И не одну жизнь, а целого поколения.
   Камелот, Авалон, Артур и Мэрилин (или Мэрлин), Медрод, Морган (или Моргана) - персонажи сдобренного паутиной и тленом прошлого или отдалённого, ещё назревающего будущего. Несомненно, чтец, ты знаешь старую легенду-сказание об Артуре из Камелота, и вот теперь узнал другую версию, вовсе не похожую на сказку. И какой из них ты поверишь больше? Какой повести вверишь своё сердце?
   История лишь спираль, пружина с витками, которые повторяются и повторяются. А будущее всегда становится прошлым, а затем будущим. Это неизбежно и непоправимо. Ибо люди горды, жестоки, глупы и забывчивы, как сказал мой друг Кливленд Вайсман.
   И Камелот будет рождаться и уходить во прах на каждом отведённом ему витке пружины времени, а вместе с ним мир будет получать Артура, Мэрлина и Медрода в разных обличиях. Возможно, что Артур будет женщиной в следующий раз. А я вот, будучи наблюдателем, допускаю такую версию, что вся эта история, которая свершится в будущем, обрастёт неисчислимыми сказами и преданиями о славном Артуре и великом Мэрлине, которую ты сейчас знаешь из многочисленных книг.
   Порой будущее и прошлое меняются местами, и получается забавная путаница. И ученые будут находить следы самых обычных ботинок в земле, возраст которых будет превышать миллионы лет. И это наследили не пришельцы из космоса и не мы, ваши покорные коллеги-наблюдатели, а вы сами и ты в том числе, мой незнакомый читатель. Потому что, возможно всё.
   Но Камелот будет жить и никогда не исчезнет.
   Ведь истории свойственно повторяться. А людям жить.
  
   Ср. past
  
   В последние месяцы я без особо острой нужды не суюсь в прошлое, уж больно хлопотно, а главное, небезопасно, там стало. Кто-то или что-то объявило войну наблюдателям. По нашим секретным источникам пронёсся шёпот - убито три наблюдателя, и все в прошлых отрезках времени. Объявлена охота на нашего брата. А может это охота только на меня, а другие стали лишь случайными жертвами? Паранойя, паранойя.... У меня скоро совсем отпадёт желание возвращаться в былое и тем более оглядываться назад. Да, я не сказала, что у всех жертв была разорвана шея?
  
   - Лиза, дорогая, у меня к тебе очень большая и ответственная просьба.
   Кливленд не стал заходить издалека, сегодня в парке он был сам не свой, взъерошенный, как воробей после купания в луже. Его взгляд в прострации перебегал с оголённых кустарниковых веток на случайных прохожих, чинно шествовавших мимо нашей скамьи по сухой дорожке. Взгляд грустный, беспокойный и до краёв наполненный тревогой.
   - Кливленд, вы же знаете, что я не в силах отказать вам. Что на этот раз нужно выполнить, профессор? Принести вам два вместо одного пончика, или раздобыть автограф самого Лавкрафта, а может быть устроить бал-маскарад, где всех напугает Кровавая Маска? А? Как вам идеи на будущее? - Я чувствовала, что мои шутки прошли поверх "профессора", как назойливые мухи, он натянуто улыбнулся, но взгляд остался тем же.
   - Я попрошу очень многого, Лиза, и опасного. Я попрошу сходить тебя в прошлое, не столь отдаленное, но всё-таки прошлое.
   - Ого! Что такого понадобилось вам, что вы меня просите о таком риске? - Честно, меня бросило в пот и мурашки.
   - Нужно навестить одного моего старого друга, вернее, подругу. Я должен знать, что с ней всё в порядке, Лиза.
   - А почему вы сами её не навестите?
   - Я уже десять лет как отказался от прыжков назад. Крайние из них мне дались слишком дорого и тяжко. А этот станет последним для меня. Мои силы уже приблизились к нулю, дорогая. Толку от меня никакого.
   - Да что вы такое говорите! Расскажите мне о вашей подруге и объясните, почему вы вдруг так забеспокоились о ней? С чего вдруг?!
   Кливленд глубоко выдохнул и, наполнив лёгкие вдоволь морозным воздухом, наконец поведал мне краткую историю своего прошлого.
   - Это случилось после того, как я потерял Веронику. Мне было двадцать восемь лет, и именно тот период я стараюсь вспоминать как можно реже. В ту пору я искал забвение в алкоголе и чреде быстро сменявших друг друга и таявших в темноте памяти женских лиц.
   Напившись в очередной раз до беспамятства, я неосознанно прыгнул в первый попавшийся отрезок прошлого. Очевидно, в том состоянии я отчаянно желал вернуться в то время, когда моя возлюбленная была жива и рядом со мной. Но судьба не даёт таких попыток. Меня зашвырнуло в Прагу первой половины двадцатых годов. Хоть сила и ограничения, связанные с нею, тяготили меня, единственно благодарен я был тому, что вдобавок к способности наблюдателя прилагался несравненный дар - воспринимать язык любого народа, а равно и без проблем разговаривать на любом из них. Думаю, ты в полной мере оценила эту особенность, Лиза.
   Я брёл и спотыкался о булыжники, которыми выложены были все узкие, кружившие вокруг центральной Староместской площади, мостовые. Я бы рекомендовал посетить этот город сейчас, а не в прошлом, но покой требует меня проявить злую долю эгоизма, толкая тебя в опасное предприятие.
   Возле аптеки я наткнулся на неё, буквально врезался, пьяный, жалкий, потерянный и напрочь вымокший под сентябрьским дождём. Она только что купила микстуру для своей матери и спешила домой - легкая, воздушная, укрытая плащом цвета молока, в черных туфельках и под большим белым зонтом-тростью. Она аккуратно обходила лужи и не заметила меня, а я весь в своих горьких мыслях её. Так мы столкнулись и чуть не упали в одну довольно приличных размеров лужу, но что-то нас удержало. Я оказался под защитой её бесконечно широкого зонта, и вдруг мир отступил и замер за пределами белого солнца на трости. На меня смотрело удивлённое, юное и совершенное во всех отношениях лицо с небесными глазами, такими, как у Вероники, только в них искрились золотистые крапинки.
   Незнакомка не оттолкнула меня и не обсыпала ругательствами, как это сделала бы другая барышня на её месте, она с такой пронзительной заботой смотрела мне в глаза и тихим голосом интересовалась, что со мной и где мой дом. Она хотела меня отвести домой, Лиза! Она желала мне помочь! Никакой корысти, никакого подоплёка и никакой испорченности не было в этом взгляде. Только чистота! Я протрезвел в тот же миг, мне стало не по себе. И как же было стыдно!
   - Ну, же Кливленд, что было дальше? Не томите девичье сердце, жаждущее красивой истории! Что было дальше? - Я подстёгивала своего знакомого, внезапно замолчавшего под действием памяти.
   - А дальше мы познакомились. Я назвал своё имя, а она своё. Натали Черкасова. Ей было на тот момент всего двадцать два года. Я наврал про свой дом в Праге, не хотелось терять внимание и возможность проводить эту девушку до её дома. Она охотно согласилась, не смотря на мой внешний потрёпанный вид и запах алкоголя, которым можно было сразить слона.
   - Да уж, профессор, хотела бы я увидеть вас отчаянным пьянчужкой.
   - Ну уж нет! Поверь, Лиза, это самое отвратительное зрелище на свете. Мы шли по тихим улочкам под одним зонтом, рука под руку и весело, непринужденно болтали обо всём на свете. Не знаю, бывало ли у тебя такое, что встретишь впервые человека, взглянешь на него, а он на тебя и сразу обоим ясно, что вы знали друг друга всегда. И от этого становится тепло на душе, и доверие открывается навстречу друг другу. И это не любовь, нет. Это нечто большее, родство душ, кажется, так это обзывают. Но я думаю, что это большее и грандиознее, чем родство, это непрерывная нить, что идёт по всем судьбам и всем жизням. И огромное счастье вот так найти внезапно в трудную минуту друга, встретить его на этой нити и знать, что ты не один.
   - Вы отвлеклись. Что там с девушкой?
   - Ах да, она рассказала, что её родители - переселенцы из царской России. Они сбежали оттуда, когда кровавая революция стала охватывать красными щупальцами страну. Натали была в ту пору подростком и всё отчётливо помнила, все страхи ночных погромов и расстрелов без суда и следствий, жуткий кавардак переправы через Балтику и голодные бессонные ночи первого года жизни на чужбине. Они с матерью и младшей сестрой шили одежду на дому для знатных и богатых дам города, как впрочем, и большинство русских эмигрантов, рассеявшихся по Европе. Бывшие дворяне стали прислугой буржуазии и европейской элиты. Это в лучшем случае. Отец Натали и вовсе устроился грузчиком, но долго таскать тяжелые тюки не смог и надорвался. К счастью, один из друзей замолвил за него словечко в редакции местной газеты и бывшего дворянина и кавалера Ордена Святой Анны 4-й степени взяли курьером, чему он был рад, как мальчишка, хоть и платили гроши. И вот спустя несколько лет, судьба свела меня с этой чудной девушкой, не сломленной и не утратившей веру в чудеса и доброту людей. Я поразился тому доверию, что проявила Натали к незнакомцу и с каким участием она отнеслась ко мне, а ведь я мог оказаться каким-нибудь пройдохой и мерзавцем. Хотя такого она бы за версту почувствовала. В подобных ей людях заложен индикатор на лицемеров, а пьяница ещё не есть подонок.
   - Почему вы вдруг вспомнили о ней?
   - Она мне приснилась этой ночью. Нехороший такой сон. Натали стояла посреди той самой улочки, на том самом месте, где мы с ней познакомились. Аптека, что располагалась сразу за её спиной, была заколочена, а мутные в подтеках грязи окна разбиты. По булыжникам начал быстро растекаться туман, сгущаясь и поглощая ноги Натали. Она не могла сдвинуться с места, словно нечто её удерживало, лишь испуганные небесные глаза смотрели на меня с мольбой. И тут перед ней, словно вырос из земли, возник огромный волк с тёмной гривой и взъерошенным хвостом. Этот дикий зверь пригнулся и смотрел прямо на меня, пасть его разверзлась, клыки обнажились, а глаза горели адским, синим пламенем. Он хотел меня разорвать, ей Богу, и сделал бы это, но меж нами образовалась огромная лужа и она сдерживала зверя. Когда мы с ним оба осознали, что один недосягаем для другого, тогда-то и произошло то, что повергло меня в ледяной пот. Волк развернулся и, выгнувшись, прыгнул на Натали, которая уже таяла по пояс в пелене белой мглы. Последнее, что уловили мои глаза - это туман, накрывший жертву с хищником, сделался багровым, а до слуха моего долетел не хрип и не рык, а моё имя, слетевшее с умиравших губ моей знакомой. Лужа, что служила мне спасением, внезапно стала расширяться, наполняя улицу, накатила на меня, и я стал тонуть, осознавая, что вязну не в воде, а в крови. Уже вырываемый из этого кошмара реальностью, я услышал другой голос, жуткий и нечеловеческий, он ударил меня в спину одним словом: "Доберусь!". С криком и в поту я проснулся посреди ночи, и заснуть уже не смог. Вернее, я боялся уснуть и увидеть мёртвую Натали, а может и того, кто меня больше испугал.
   - Какой неприятный сон вам приснился. Мне очень не нравится, что у вас замаячил волк в сновидении. Надеюсь, что это совпадение.
   - О каком совпадении ты говоришь, Лиза?
   - Да так, Кливленд. Снова мысли вслух. Так что мне нужно сделать?
   - Очень тебя прошу, загляни к Натали и узнай, всё ли в порядке с ней. Я видел её глаза, она была в беде и имя моё неспроста выкрикнула.
   - Всё, конечно, понятно, но сейчас она по моим подсчетам мертва, как я понимаю. От старости, по крайней мере.
   - Я прошу заглянуть к ней спустя пять лет, как мы с ней познакомились. Я дам тебе точный адрес её дома в Праге и опишу его. К сожалению, фотокарточек её у меня не сохранилось, но ты её сразу узнаешь, её невозможно не узнать.
   - Откуда у вас такая уверенность, что она жила там ещё пять лет?
   - Я возвращался туда через пять лет, и она там была.
   - Значит, с ней там всё должно быть в порядке.
   - Нет, что-то изменилось в прошлом, кто-то вмешался во временную ленту и пытается нарушить ход событий. Я это почувствовал. Все наблюдатели это чувствуют.
   - Но мы не имеем права вмешиваться в ход истории. Кливленд, это был простой кошмар и не более того.
   - Лиза, умоляю, я больше не попрошу тебя ни о чём, но будь добра, дай покой старику, этот человек слишком дорог мне был, да и остаётся по сей день. Ведь в прошлом она ещё жива, ещё дышит и говорит. Прошу, проверь, всё ли у неё в порядке. Я не требую от тебя спасения мира, я прошу навестить моего старого друга и посмотреть. Ты же наблюдатель, ты должна меня понимать, как никто другой.
   - Ох, Кливленд, ну, как вам откажешь. Давайте адрес вашей подруги.
   Если бы я только знала, к чему это ведёт!
  
  

VII

   Чет. past
  
   Эта мысль возникла вчера, когда я держала в руках жестяные баночки. В правой шуршал зелёный чай, а в левой бархатно сипел молотый кофе. Я никак не могла сделать выбор, мне хотелось и чай, и кофе. Но ведь одновременно, же не выпьешь два напитка, а друг за дружкой сразу тоже не получится, вкусы слишком разные и разное настроение.
   И вот тут мне представилось, что в руках я держу не будущие одухотворяющие напитки, а двух ангелов, которые также заставляют делать постоянный выбор каждый день. В правой руке - светлый ангел-чай, а в левой тёмный ангел-кофе. Светлый даёт покой, наводит на положительные ритмы сердца и, вообще, чай, он всегда такой весь из себя положительный, что порой становится безвкусным и пресным. Другое дело - кофе. Этот малец-сорвиголова закружит голову сотнями идей, взбудоражит кровь, заставит поверить в то "что всё будет хорошо" и, в конце концов, искусит и подстегнёт душу идти на поиски приключений.
   А, возможно, это мои персональные ангелы, причём ни один из них не видится мною в отрицательном свете. Напротив, каждый вносит в мою жизнь именно то, что мне необходимо в тот или иной момент. Они по-своему заботятся обо мне и помогают в трудные времена.
   А ведь у каждого есть эти ангелы. Только кто-то делает выбор в пользу одного из них, или уделяет одному внимания больше, чем другому. Это личный позыв каждого. К тому же очень трудно их любить и прислушиваться к ним одинаково и наравне.
   А кому, незнакомец, ты отдаёшь предпочтение? Кофе? Чай? Приятного пития!
  
  
   Пят. past
  
   - Лиса, доброе утро, сестрёнка! Зайди ко мне в комнату, я тебе кое-что покажу. - Лили наполовину высовывалась в дверном проёме моей спальни, её лицо ещё хранило остатки ночного сна, а тело не успело сменить тонкий хлопок пижамы на более подходящую одежду.
   - Так-так, Лили, и тебе доброго утра, чую, что неспроста ты меня заманиваешь с утра пораньше к себе. Дай, натяну халат.
   Сестры уж и след простыл, а я не спеша накинула на плечи сиреневый, махровый халатик, мамин подарок, и отправилась в обитель тайн и мировых загадок вселенной - в комнату сестры. Хаос неубранной постели меня не беспокоил и бардак на письменном столе. Как я раньше упоминала, это в обычае вещей и своеобразный порядок у Лили.
   - Так, я здесь, проигнорировала завтрак и водные процедуры только ради тебя. - Я уселась на кровать сестры и приготовилась к новому открытию.
   - Если не побрезгуешь, на столе есть кофе, я чуть-чуть отпила. - Лили придвинула в мою сторону кружку в звёздах.
   - Мерси, но я воздержусь. - Кофе уже остыл, а я его предпочитаю исключительно в горячем виде. - Ну, так что я должна услышать?
   - Посмотри на стену. Что ты видишь? - Сестра указала рукой на боковую стену от окна. - Только не спеши.
   - На стене отсветы от окон, Лили. Огромные солнечные зайчики в виде оконных рам.
   - А я вижу солнечные окна. - На боковой стене светились золотистые двойники окон, очерченные призрачной рамой.
   - Ну, да. Отсветы в виде окон. Ты хотела мне их показать? Так у меня такие же в комнате.
   - Лиса, а что, если эти солнечные окна - это окна в другую солнечную реальность, в другую пространственную потусторонность. Прикоснёшься к ним, а на ощупь лишь стена, тупик воображения. И где-то спрятан солнечный ключ, открывающий проход в эти окна. Представляешь?
   - М-да, такого поворота событий я не ожидала, признаюсь. Ты даже в отсветах на стене найдёшь двери в параллельные миры. А как же тогда быть с лунными бликами на стенах? Они тоже окна в потусторонний мир?
   - Вполне возможно. Если есть солнечные окна, то и лунные непременно должны быть. Понимаешь, ограниченность мышления и кругозора, неверие в элементарное и игнорирование того, что лежит под носом - всё вкупе и приводит к тому, что ключи не найдены.
   - Но ведь нет ни единого доказательства в пользу твоей догадки, - тут же возразила я.
   - Так же, как нет доказательств и против неё, - твёрдо парировала Лили.
   - Но кроме тебя и меня никто и не знает, чтобы высказаться против или за.
   - Откуда знать, вполне где-то могут быть люди не просто верящие, а знающие про ключи. Этакие хранители. А если есть солнечные окна, то в солнечной реальности наши окна такие же отсветы, которые в том мире воспринимаются аналогично нашим солнечным. И существует земной ключ, отпирающий те окна. Если есть окно, то оно должно иметь свой ключ.
   - По-моему только двери имеют ключи, - заметила я.
   - В данном контексте окно тождественно двери. Суть не меняется.
   - Вот это лихо ты накрутила. Тебя накрыло, как только ты разомкнула глаза?
   - Как только увидела солнечное отражение окон на стене. Ты считаешь, что я рехнулась, Лиса? Ты единственная, с кем я могу поделиться всем этим.
   - Да нет, Лили. Ты просто очень тонко всё видишь и чувствуешь. Ты даже не представляешь насколько тонко. Порой, я боюсь, что ты уйдёшь в какой-нибудь из этих миров, управляемая своими мыслями. И я тебя больше не увижу. Это пугает меня, ведь ближе тебя и родней никого нет на этом свете. Постарайся остаться здесь.
   - Лиса, я тебя тоже люблю. Но не могу обещать тебе что-то заранее, - улыбнулась Лили. - Сама же знаешь, как в жизни всё случается внезапно. Иногда обстоятельства нам не подвластны. Но я постараюсь быть поблизости. Как я говорила - ты единственная, с кем я могу поделиться всем этим.
  
  
   Воск. future
  
   Итак, данное мною обещание Кливленду Вайсману, нужно было выполнять, иначе чего стоят слова в этом и до того неверном и неустойчивом мире. Время и год были обозначены - 17 сентября 1927 года. Ровно пять лет со дня знакомства "профессора" с Натали Черкасовой в Праге. Кливленд вручил мне клочок бумажки, на котором был написан явно дрожавшей рукой адрес тогдашнего дома девушки, которую он с 1922 года не видел. Правда, как он утверждал, спустя пять лет он наведывался в Прагу, по своим делам, но не удержался и украдкой наблюдал какое-то время за домом Натали, а затем и её видел, возвращавшейся домой. Подойти он в тот раз не решился, но ему было достаточно того, что она жива, дышит одним воздухом с ним, и выглядит спокойной, наполненной тихой гармонией и светом.
   Мне было поручено, справиться у барышни об её жизни и понаблюдать за её домом насколько это будёт возможно. Ни я, ни Кливленд не знали, что именно должно вызвать и насторожить мой интерес, но у каждого наблюдателя есть своя "чуйка", без которой выжить и спокойно карабкаться во времени невозможно. На неё-то мы и делали ставку.
   Я надела новёхонький плащ терракотового цвета поверх длинного трикотажного платья, что ж поделать, надо соответствовать тому времени, куда суёшься. На ногах красовались лаковые чёрные туфли, которые я ношу исключительно по очень большим праздникам. Феликса я не стала тревожить в этот раз, пускай проказник отдохнёт от приключений, тем более, что он уже несколько дней, как впал в спячку, закупорившись от всего мира в своей огромной раковине. Вместо него я прихватила длинный элегантный красный зонт-трость с рукоятью в виде рыболовного крючка.
   Все сборы были окончены и, сосредоточившись, я мысленно представила себе семнадцатое сентября, 1927 год и Прагу. Воздух наэлектризовался, давление возросло, всё вокруг закружилось, в то время, как я спокойно стояла в центре круговорота времени недвижная. Яркая вспышка света возвестила, что я пересекла порог нужной мне даты и волчок временной ленты замедляясь, остановился. Я стояла в узком переулке, где не было людей, утро только зачиналось, и накрапывал слабый дождь.
  
   Знаешь, за что стоит любить осень? Да хотя бы за то уединение под зонтом, которого не получишь более ни в какой период природы. Весной жизнь возрождается, и дожди несут в себе первозданность, от которой не хочется сторониться, которой желаешь подставить лицо и впитать прохладные девственные капли. Летом же дождь в забаву и озорство, особенно у детей, хотя есть немногие смелые взрослые, отважно вышагивающие или танцующие в упоении лета под каскадом водных брызг и ливней. Но вот осень - это особая песня души. Это философия одиноких и хандра уставших, а подчас - возможность уединения жаждущим капельки покоя.
   Разве ты не замечал, чтец, что только осенью, укутавшись в тёплый свитер или куртку, или плащ, и раскрыв над головой разноликий или однотонный купол, ты отсекаешь суету улиц и домов, хотя звуки жизни до тебя долетают, но их сдерживает твой чудо-зонт. Он устанавливает незримую границу между кончиками спиц, на которых зиждется крыша твоего маленького домика на трости. И ты, в такие моменты можешь заново переживать детство, держа в руках миниатюрную копию шалаша, палатки или своей комнаты, где, будучи ребёнком, прошли самые яркие и счастливые моменты твоего детства. И разве за это не стоит дополнительно любить осень и её маленького складного пажа?
   Вот и я принадлежу к ордену почитателей прелести осенней, для меня зонт неотъемлемый атрибут и в своём роде жезл посвященного в таинства дождя. Это не роскошь и не фиглярство, не спеша расхаживать под мелкой моросью или не торопясь бороздить стену ливневого залпа, в то время, как большинство людей с раздражением на лицах и досадой попавших в западню небесной воды, торопятся, как можно быстрее покинуть влажные дороги, перепрыгивая через разрастающиеся лужи в поисках островков суши. Я искренне сочувствую этим бедолагам, ведь им некогда сделать остановку в жизни, некогда сойти с дистанции соревнований за гонку чего-то неясного им самим. А может они попросту боятся, что остановившись, уже не смогут вернуться в тот бешеный ритм, что кнутом подстегивает их бежать и бежать... дождь не признает спешек и бега, он не подчиняется никому, кроме неба, он вносит в душу лишь покой и мысли, вдохновение и разрядку. Ему наплевать, кто попадётся ему на пути - успешный делец или бедный философ, он одинаково омоет того и другого своей гармонией, очистит и оградит от суеты и возможно откроет свои тайны.
   А зонт лишь атрибут, проводник дождя и его напарник, но не роскошь и не выпендреж. Если тебе в тягость носить маленький складной зонтик или гигантский зонт-трость, то накинь поверх одежды непромокаемый плащ, не лишай себя уникальной возможности сродниться с одной из тайн неба, с божественной загадкой природы, с музыкой водной души.
  
   Я раскрыла свой любимый зонт и с наслаждением, не спеша отправилась по узкой улочке в выбранном наугад направлении, с интересом рассматривая старинные строения домов одного из красивейших городов Европы. Идти порой было не совсем удобно из-за выпуклой булыжной мостовой, но меня это ничуть не раздражало, в каждом камне под ногами была заложена своя прелесть и особое очарование старины и уюта города. Торопиться я не собиралась, ведь утро было до неприличия ранним. Зато ароматы только открывшегося вблизи кафе полностью завладели моим вниманием и планами на ближайший час.
   Если честно, то я попросту боялась встретиться с подругой Кливленда. Он пропал из её жизни на пять лет! И как я догадывалась, девушка была привязана к нему более, нежели к обычному другу. Возможно, она его позабыла, и встретила другого достойного кавалера. Но что-то мне подсказывало, что таких людей, как Кливленд Вайсман, забыть невозможно, такие люди оставляют в памяти и на душе несгораемый портрет, незаживающий рубец. В лучшем случае, здесь меня бы послали куда подальше, и тогда со спокойной душой я вернулась бы домой восвояси. Меня волновало только, что именно я должна была обнаружить. Что могло угрожать Натали по смутным предчувствиям Кливленда?
   Допивая чашку крепкого кофе без сахара, я расспросила у хозяина, лично меня обслуживавшего, как первую посетительницу заведения, где искать нужный мне дом. Он любезно и подробно расписал мне дорогу на белом кружеве салфетки, за что я ему была от души благодарна. По незамысловатой схеме получалось, что дом, где проживало семейство Черкасовых, находился не так уж и далеко от той улочки, в кафе которой я весьма плотно позавтракала.
   Щедро расплатившись с учтивым хозяином за аппетитный завтрак денежными средствами, которыми меня снабдил в дорогу господин Вайсман, я вновь оказалась на моросящей дождём улице, спрятавшись под купол красного зонта.
   Узкие улочки с серыми домами под рыжими черепичными крышами, уводили меня всё дальше от центра города на окраину. Я вышла к той самой аптеке, где произошла знаковая встреча двух людей, ради которых я шла меж луж, скрадывавших булыжную россыпь мостовой и кляксами разбросанных по витиеватой ленте дороги.
   Ещё несколько улиц, десятков сырых домов и одиночных, зябко кутавшихся прохожих с зонтами и без. Без малого полчаса понадобилось мне, чтобы без суеты и, хорошенько обо всём подумав, добраться до искомого дома. Тощий, трехэтажный, серый домик с красной черепицей и выразительной зеленью оконных ставней, показался мне чрезвычайно уютным. Захотелось попасть внутрь, как следует осмотреть там всё, и наблюдать за ходом дождя в одном из окон.
   Я всё ещё не знала, что именно сказать той, что жила за дверью, выкрашенной в один цвет с окнами. Врать я не люблю, да и не всегда это гладко у меня получается. Я решилась постучаться, а там будь, что будет.
   Стучать я не стала, а нажала на кнопку звонка, прятавшуюся под миниатюрным жестяным навесом слева от дверного косяка. Последовавший тут же пронзительно-громкий звуковой сигнал Иерихонской трубой возвестил о моём незваном прибытии всему дому. Дверь открыла миловидная девушка лет семнадцати, явно не Натали, но скорее её младшая сестра, Кливленд упоминал о ней мельком в разговоре.
   - Доброе утро. Вы к маме, госпожа? - На ней было лёгкое платье, поверх плеч накинута шерстяная, вязаная шаль.
   - Доброе утро. Извините, что так рано, но могу ли я увидеть Натали Черкасову? - Как я не старалась побороть волнение, дрожь рябью пробежала по телу, оставляя неприятный морозец на коже и содрогание в голосе.
   - Да, конечно. Проходите в дом скорее, на улице сыро и дождь. Вы промокли? - Когда дверь за нами закрылась, она переняла из моих рук сложенный зонт и повесила его на специальный крючок в прихожей. На деревянный пол тут же устремились тяжёлые капли, собираясь в миниатюрную лужицу.
   - Извините ещё раз, я вам тут мокроту навела, - растеряно извинялась я, что-то пытаясь сказать внятно, но девушка премило и любезно улыбалась и я прекратила свои неуклюжие реплики. - Со мной всё в порядке. От дождя пострадал только зонт.
   Она выжидающе смотрела на меня, следовало как можно скорее назваться.
   - Меня зовут Елизавета Мориц. - Это первое, что пришло мне в голову.
   - Очень приятно, а меня зовут Лариса Черкасова, хотя мама и сестра любят меня звать Ларой. - Она улыбнулась. - Снимайте свой плащ, пускай он просохнет вместе с зонтом. Я позову сестру, а вы усаживайтесь в гостиной.
   Приёмная комната оказалась миниатюрной, но вместительной - с книжным шкафом, полочками и статуэтками, потёртым ковром во весь пол. Низкая тахта и кресло-качалка примыкали к окну с белоснежной геранью. Круглый стол на тонких изящных ножках стоял аккурат по центру, а над ним хрустальным сталактитом нависала изящная люстра. Маленькое компактное пространство, уместившее в себе память о прошлом и примирение с настоящим.
   Я подошла к окну и всмотрелась сквозь кружево белоснежного тюля на дрожавшие за окном от дождя лужи и поразилась той домашней тишине, блокировавшей звуки падавших капель извне, чеканные шаги торопливо пробегавших по тротуару людей. Наверху заиграл граммофон, шлейф очаровательного русского романса в исполнении дрожавшего женского голоса слетел с высот дома, окутал всё пространство и поглотил пустоту.
   - Доброе утро. Вы ко мне за заказом? - Мягкий женский голос раздался за спиной у меня, я всё ещё смотрела заворожено на улицу.
   - Извините ещё раз за столь ранний, внезапный визит. Меня зовут Елизавета Мориц. И я пришла к вам не за заказом, но по одному важному делу.
   Я повернулась, порог комнатки переступила невысокая девушка с льняными волосами, едва достигавшими узких плеч и оформленными волнами по моде тогдашних 20-х годов. Серое, плотное платье строгих линий и до середины икр, подчеркивало безупречность фигуры своей хозяйки, а также выгодно оттеняло бледность её лица. Глаза-васильки, поразили не только Кливленда, но признаюсь, и меня. Такой нежнейшей синевы во взоре я ещё не встречала ни у одного человека. Младшая сестра Натали довольствовалась хоть и не менее выразительным, но серым оттенком глаз.
   - И какое же столь важное дело могло привести в столь ранний час незнакомую особу в мой дом? - Строгий и внимательный взгляд прошёлся по мне невидимым рентгеном, мне почудилось, что она уже всё знает о цели моего прихода.
   - Если можно, я хотела бы переговорить с вами с глазу на глаз.
   - Хорошо. Лара, будь добра, оставь нас с гостьей одних. Да, кстати, может, вы хотите чай или кофе? - Натали пригласила меня жестом присесть на тахту.
   - Нет, спасибо, я ненадолго. Вы уж извините, если я вас сильно побеспокоила.
   - Пока вы никого не обеспокоили. - Натали заняла место в уютном кресле-качалке, обложенном миниатюрными подушками. - Теперь, когда мы одни, вы наконец-то сообщите о цели вашего визита, госпожа Мориц?
   - Да-да, разумеется. Натали, можно вас так называть, или это чересчур нагло с моей стороны? - Она нетерпеливо кивнула в ответ. - Так вот, за последнее время ничего подозрительного вы не замечали в вашем доме или поблизости от него?
   - Что вы подразумеваете под словом "подозрительное"? - Девушка недоуменно посмотрела на меня, но тут же перевела взгляд на окно.
   - Может к вам приходил некто странный и вызывающий определенные опасения или сомнения, а может, некто необычный за последние дни периодически встречается на улице вам. Натали, странным может быть всё, что угодно. И в этом нет ничего стеснительного и неловкого.
   - Право, вы сама весьма странная особа, госпожа Мориц, - только и вымолвила девушка.
   - Я с вами соглашусь. Это ненормально вламываться ранним утром к людям, не знающим тебя и задавать нелепые вопросы. Но, Натали, умоляю вас, подумайте хорошенько, попытайтесь припомнить. Это важно.
   - Кому это важно и для чего? - Она, не отрываясь, смотрела в окно.
   - Мне.
   - Вам? Но почему?! - Она снова сверлила меня синью глаз. - Кто вы, госпожа Мориц?
   - Этого вам я не могу сказать. Только могу добавить - я ваш друг и у меня есть опасения на счёт вашего благополучия и безопасности.
   - Друг? Но я о вас ничего не знала до этого утра и впервые вижу в своём доме!
   - Да, вы правы, что всё это похоже на бред. Прошу вас, подумайте. Это очень важно. Я уйду тотчас же.
   - А не от конкурентов ли вы, госпожа Мориц? Рубковичи давно на нас зуб точат, не знают, как нам напакостить, чтобы наших клиентов к себе переманить.
   - Что? Ой, да нет, что вы! Какие конкуренты! Я о ваших, как их там Рубоковичах...
   - Рубковичи, - поправила меня она.
   - Вот именно, слыхом не слыхала. Да и плевать мне на них сто раз. Что за несносная трудно выговариваемая фамилия! - Натали еле заметно улыбнулась. - Клянусь, Натали, я пришла только по той причине, которую огласила в вашей гостиной минутами ранее.
   - Дайте слово, что всё, что услышите, никуда не уйдёт за пределы гостиной и никоим образом не омрачит репутацию моей фамилии и моего дома. - Её взгляд говорил о решимости и вере моим словам.
   - Я даю вам это слово.
   - Кто вы? Кто вы такая Елизавета Мориц?
   - Я ваш друг.
   - Это странно.
   - Поверьте, есть вещи куда страннее. Так вы мне поведаете о том, что меня интересует?
   - Хорошо. Сейчас я припоминаю, что недели две назад к нам заходил молодой человек, лет тридцати, одетый слишком хорошо, чтобы нуждаться в наших услугах. Знаете, этакий великосветский франт.
   - Чем он вас насторожил?
   - Он был в солнечных очках, знаете, таких круглых с чёрными стёклами, в сентябре. Хотя не это меня смутило тогда.
   - А что?
   - Он постучался к нам, - продолжала Натали, в голоске решительном и твёрдом прибавилось заметное волнение. - Дома, кроме меня никого не было, я открыла и хотела осведомиться о цели его визита. Думала, что он новый клиент, ведь своих клиентов мы знаем в лицо и по именам. А человек, которого я видела впервые, был незнаком мне. Но он не отозвался на мой вопрос, он просто стоял и смотрел мне в лицо. А потом слегка приспустил очки, и я смогла рассмотреть его глаза.
   - Дайте угадаю, синие с чёрной прожилкой. Очень похожие на звериные.
   - Да! Я бы сказала даже, что волчьи. Но вы его откуда знаете? Вам знаком этот господин? - Натали вскочила с кресла и подошла ко мне, её заметно трясло.
   - Нет, я с ним лично не знакома, но есть основания считать этого джентльмена весьма опасным. Он вам что-нибудь сказал?
   - Нет, он исчез. Я лишь моргнула и всё. Его нет. Я тогда посчитала себя ненормальной, а потом это как-то забылось, пока не пришли вы и не напомнили о нём. Кто он?
   - Я не знаю, Натали. Вы его больше не видели?
   - Нет. Но пару дней назад, мне показалось, что в отражении аптекарской витрины я вновь вижу его, и он смотрит на меня волчьими глазами сквозь стекло очков, когда я обернулась, никого не было. Мне это почудилось. Мама постоянно мне говорит, что у меня чересчур богатое воображение.
   - Натали, у вас нормальное воображение. И поверьте, отражение вам не померещилось.
   - И что же? Он меня преследует?! Или кого-то из моей семьи? А может, это конкуренты его подослали, чтобы припугнуть?
   - Нет, Натали, это не конкуренты. К вашей работе он не имеет ровным счётом никакого отношения. Будьте осторожны, прошу вас. Не смотрите ему в глаза, если он вам ещё встретиться. Хотя у меня смутное предчувствие, что больше он вас не побеспокоит. Но всё же поостерегитесь.
   - Откуда у вас такая уверенность?
   - Он взял след и нашел того, за кем охотится.
   - Вы говорите загадками. - Весь её напряженный и выраженный в обострённом внимании облик взывал к большему, чем я могла раскрыть. Не было у меня права погружать эту невинную душу в свою беду, простиравшую ко мне волчью пасть из недр глубокого прошлого.
   - Извините, но мне пора идти. Извините, за беспокойство. Желаю вам всего хорошего.
   - Стойте! Кто вас прислал? Это он?! Это Кливленд?!
   А вот этого я не ожидала, меня прямо в спину ударило отчаяние и надежда её голоса.
   - Прошу вас! Он жив, здоров? Где он? - Она вцепилась мне в руку и тянула к себе, не позволяя сделать и шагу. - Столько лет я жду, надеюсь. Скажите...
   Я обернулась и увидела молодую женщину, влюблённую женщину, плачущую и светящуюся. Подобную хочется обнять, прижать и сказать, что всё будет хорошо, что Он вернётся, что они будут вместе и навсегда. Но я так не могу, не могу врать и давать ложные надежды и тем более не могу решать за того, кто стал причиной этих слез.
   - Вы плачете, Натали. Вам больно. Простите, это я виновата, я вас расстроила и стала причиной ненужных слёз. Мне очень жаль.
   - Иногда слёзы бывают от любви, - ответила Натали, гордо распрямив спину, но продолжая держать мою руку в тисках своих пальцев. - Нет, не от боли, не от горечи, не от досады, не от счастья, не от ностальгии и не от избытка чувств. А просто от любви. Это самые чистые и самые святые слезы, потому как очистить любовь и принять её в душу дело крайне тяжёлое и кропотливое. Но оно того стоит, поверьте.
   - Простите.
   - Это он? Ответьте же, ради всего святого вам!
   - Да. Это он просил меня проведать вас. У него были опасения за вас.
   - Как он? Где он сейчас? Почему пропал? У него кто-то появился? - Вопросы сыпались, словно удары хлыста. - Прошу вас, ответьте, я имею право знать. Я хочу знать.
   - Он в порядке и живёт очень далеко отсюда.
   - Он вам говорил, по какой причине пропал пять лет назад?
   - Он слишком дорожил вами и сейчас у него самые тёплые чувства по отношению к вам, Натали. И я, признаюсь, понимаю его.
   - Но почему? Я не понимаю? Что ему мешает вернуться? Вы что-то не договариваете. Он здоров? Возможно, ему нужна моя помощь? - Сейчас передо мною стояла юная девушка-воробушек, трепетавшая от каждого слова и готовая на любой подвиг ради близкого человека.
   - Поверьте, с ним всё в порядке. Это трудно объяснить, я и сама не всё понимаю, но дело в том, что он в вас увидел пять лет назад ангела, светлое существо и побоялся осквернить ваши чувства и ту дружбу, что укоренилась меж вами. Ангелом вы остаётесь до сих пор в его сердце.
   - Это он вам сказал?
   - Да. Он вам говорил о своей несостоявшейся невесте, Веронике?
   - Да, он говорил мне о ней. - Пальцы соскользнули с моей пленённой руки и обхватили её плечи. - Эта утрата его надломила, но не сломила. Я это увидела в нашу первую встречу.
   - Натали, он оставил этот город из-за привязанности к вам, которая стала перерастать в большее чувство. Пуще всего на свете он опасался, что с вами может произойти то же, что и с Вероникой. Кливленд боялся вас потерять.
   - Но он и так меня потерял, сбежав пять лет назад.
   - Вовсе нет. Напротив, он вас спас, поверьте, это долго объяснять, да и мне некогда. Если всё рассказать, вы меня примете за сумасшедшую ещё чего доброго, просто поверьте на слово.
   - Нет, Елизавета, задержитесь и расскажите всё. Почему он так сделал? Кто-то угрожал ему или мне? - взмолилась она. У меня на душе скреблись все кошки мира.
   - Я не имею право разглашать то, что знаю. - Я вынуждено отворотила взгляд, лишь бы не видеть этих глаз. - Это уже не касается ни вас, ни его. Просто знайте одно - вместе бы вы долго не прожили. Вашей жизни угрожала реальная опасность, и Кливленд сделал крайне тяжелый выбор для себя, чтобы оградить вас от опасности и рока, о котором вы не должны были узнать.
   - Он и сейчас не может вернуться? - Васильковые глаза блеснули надеждой.
   - К сожалению, не может. - вздохнула я.
   - Но почему? Я этого не понимаю.
   - Вы считаете его трусом и подлецом? - спросила я, вновь осмелившись взглянуть ей в глаза. - Если так, то продолжайте так думать, но храбрее и вернее по решению другого такого человека я не знаю.
   - Я никогда не считала его трусом и, тем более, подлецом. Как вы могли так подумать обо мне! Я люблю его! И жду.
   - Увы, Натали, он не вернётся. - Я видела, как эти слова продавили прямые плечи девушки. - Мне очень жаль.
   - Знаете, я и сейчас считаю его самый лучшим и достойным. Ведь он прислал вас узнать, всё ли у меня в порядке. А это значит, что я ему не безразлична спустя столько лет, - уже тише произнесла она.
   - Вы даже не представляете, насколько вы правы. Кливленд самый неординарный из всех людей, с кем я имела честь, свети знакомство.
   - Он женился? Я всё пойму, постараюсь во всяком случае.
   - Нет, Натали, он не женат и не женится. В его сердце любовь лишь к одной женщине и светлая привязанность к другой, с которой я сейчас говорю.
   - Могу я ему передать письмо, если позволите?
   - Я передам его ему, но право, не думаю, что вы получите ответ.
   - А он мне и не нужен. Я его уже получила.
   Девушка вышла из гостиной, оставив меня с чувством неловкости и глубочайшей вины, за то, что я не могла ничего исправить, равно, как и мой друг. Натали вернулась с запечатанным конвертом.
   - Я написала это письмо ровно четыре года назад, в этот же день. Прошу, передайте его Кливленду. И пускай он себя не винит, я его не осуждала и прощать мне его не за что. Он не давал никаких обещаний и клятв. Он был самой яркой кометой в небе моей жизни. И я благодарна ему за это.
   - Вы и, правда, ангел, Натали. - Я приняла этот невесомый конверт из её тонких рук. - Вы словно из сказки.
   - Он также говорил, когда мы столкнулись у аптеки в день нашего знакомства. Так и сказал: "Вы - ангел, навеянный мне судьбою". Вы меня понимаете?
   - Понимаю.
   - Идите с миром, Елизавета. И передайте этот мир ему.
   Дверь за мной захлопнулась, а я ещё слышала её голос в своей голове. И чувствовала себя преотвратительно.
  
   Я шла, терзаемая совестью, которая нашептывала мне в оба уха, что я "такая-сякая, да разэтакая", стала послом худой воли и оборвала нить чужой надежды. А ведь цель была совсем иной! Мне нужно было только узнать, что у Натали всё в порядке и ей ничто и никто не угрожает. Как же легко ей удалось меня раскусить и вытянуть лишнюю информацию! Насколько проницательна она оказалась! Хотя, как мне показалось, она прощалась без грусти и с явным облегчением. Лишь бы она не наделала глупостей! Но это бремя уже не мне нести.
   Как-то незаметно я добрела, укрытая зонтом от усилившегося дождя до той самой аптеки, мимо которой недавно шла не спеша навстречу серому домику с зелеными оконными ставнями. Та самая роковая аптека, где мой друг и коллега познакомился с юной Натали в роковой для них обоих день. В витрине, которой она заметила отражение Волка, а Кливленд во сне на том же месте видел, как этот зверь расправился с его подругой. Эта аптека заставила меня приостановиться и всмотреться в запотевшее изнутри и обрамлённое замысловатым узором снаружи стекло витрины. Сотканное из дождевых дорожек кружево стекало в неспокойное русло желобка, закреплённого под покатым карнизом окна, и по отводной жестяной трубе изрыгалось на мостовую с пеной и шумом. В центре улочки разрастался океан из громадной лужищи, в которую устремлялись озёра и реки с ближайших домов через подобные трубопроводы.
   Я уже прицелилась к одному островку суши, чтобы перескочить на него и скорей преодолеть надвигавшийся потоп, как некое движение на стекле витрины остановило занесённую для прыжка ногу.
   Ещё раз всмотрелась я в размытую картину витрины и оцепенела - на меня с мокрой поверхности стекла взирал Он, скалясь в довольной усмешке. Я развернулась, но Он никуда не исчез, как в случае с Натали, и не превратился в зверя, как во сне "профессора". Передо мною стоял Он, облачённый в добротный и явно дорогой костюм тёмных тонов, поверх которого было наброшено серое пальто. Чёрные с седым налётом, длинные волосы покрывала шляпа-котелок, которая не сочеталась с остальной одеждой, выпадая несуразицей из общего ансамбля. Левая рука в лаковой, кожаной перчатке любовно обжимала набалдашник полированной трости из светлого дерева с металлическим наконечником, на которую слегка опирался Он.
   - Что вам нужно?! - Эти три слова я выдавила из высохшего горла.
   Волк ехидно продолжал смотреть на меня, нас разделяла та лужа.
   - Что вам от меня надо?!
   Он зевнул и перевёл взгляд на рваное небо, подставив лицо под поток не стихавшей воды. Меня это пренебрежение начало раздражать, и я уж было собралась в третий раз озвучить вопрос, как Он заговорил:
   - Откуда берётся дождь? Вы не задумывались? Думаю, нет. А я полагаю, что это слезы давно опочивших и усопших по тем, кому суждено умереть. Как вам моя теория?
   Он вновь смотрел на меня, на Нём не было очков, голос вкрадчивый, приятный и отталкивающий одновременно вливался в мою голову, сотрясая и ужасая сознание. Если б я не знала Его, то сочла бы одним из привлекательнейших мужчин. Внешностью Он обладал самой, что ни на есть, соблазнительной для женщин и мужчин.
   - А что вы хотите услышать? Что я должна сегодня умереть? Или кто-то другой? - ответила я с осторожностью.
   - Поправка: не сегодня, а сейчас. И не кто-то, как вы правильно догадались, а именно вы.
   - Это вы убиваете наблюдателей! - озвучила вслух я свои подозрения.
   - Совершенно верно. - Он сделал шаг в мою сторону, его ботинок скрылся под водой лужи, но он не обратил на это внимания.
   - Зачем вам это? Зачем они вам?!
   - Не они.
   - Не может быть. Хотя я догадывалась.
   - Всё верно. Они лишь послужили приманкой для вас, милочка.
   - Но я пришла не из-за них, а из-за другого человека!
   - Это часть моего плана, - произнёс Волк с каким-то садистским удовольствием. - Влезть в сон старого дурака - дело непростое, я бы сказал, что весьма и весьма наитяжелейшее, но оно того стоило. Вы здесь. - Ещё один шаг, Его глаза изменили цвет и форму, Его зубы удлинились. - Мне не нужна эта замухрышка-швея. Пусть себе живёт, всё равно подохнет от гриппа или чахотки когда-нибудь. Да и неинтересная она. Только такие нелепые и безнадёжные глупцы, вроде вашего старика, и могут влюблять в себя подобных неизлечимых романтичных дев.
   - Да как вы смеете! Да вы и рядом с ними не имеете права стоять. Вы - убийца! Вы - монстр!
   - Я монстр? Дьявол упаси. Вы меня рассмешили, милочка. - Он действительно засмеялся отвратительным, сухим смешком, а улыбка Его более походила на оскал. - Да вы на себя посмотрите. Ходите, следите во времени, портите людям жизнь. Я, в отличие от вас, не лицемерю, я забираю жизнь, но не оставляю людей с ложной надеждой мучиться до конца дней своих.
   - Вы из-за той девочки за мной гоняетесь? - Кажется, кровь отхлынула от моего лица, так жуток был Его взгляд в тот миг.
   - Она должна была умереть! - Он уже не смеялся, рука сжала трость.
   - Вы не Создатель, чтобы решать, кому суждено умереть, а кому нет. Кто вы, черт вас возьми?!
   - Вот именно. Я тот рок, который многие по ошибке кличут злым. Но, уверяю вас, наивная простота, я забираю лишь те души, которые мне положены по праву высшего закона. А вы вмешались и испортили жизни многим. Вы преступили самый главный запрет наблюдателя. Я его прекрасно знаю.
   - Но я проверяла: в прошлом о ней ничего неизвестно, равно, как и об её старшей сестре.
   - Время не ограничивается лишь прошлым, вы же прекрасно знаете и о будущем. - Волк одолел середину лужи, близясь ко мне.
   - Но это смешно.
   - Я разве сейчас шучу или смеюсь? - Его глаза обжигали холодом.
   - Что вам нужно от меня? Моей смертью вы ничего не добьётесь.
   - Как знать. За вами вьётся сильно попахивающий душок последствий того вечера. И он тянется намного дальше этого года. Может, дать вам шанс и отпустить? Вы сами меня приведёте к ошибкам, пустившим ветвистые корни сквозь время. - Он был уже на расстоянии вытянутой руки. - Хотя нет, не хочу оттягивать этот сладкий момент. Я слишком долго искал, долго метался по снам и грёзам.
   - Вы сумасшедший! Убийца! - Я мысленно сфокусировалась на противоположном окне и стекавших струйках дождя по нему.
   - И не вздумайте удрать от меня, как в прошлый раз. Думаете, я не вижу, что вы замыслили? - прорычал Он, догадавшись о моей тактике.
   Я смотрела и думала - ещё чуть-чуть и я вольюсь во временную нить дождевой капли, только бы успеть.
   - Сегодня дождь оплакивает вас, милочка, - сказал Он. - Сегодня небо прощается с вами, или призывает к себе. Какая разница. Мне надоел этот пустой трёп. За дело!
   В тот момент, когда Его клыки почти коснулись моей шеи, я остановила время и вошла в каплю быстро стекавшую по ближнему стеклу, стремясь слиться воедино с миллионом других капель. Я слышала Его раздосадованный крик, Его волчий вой и клацанье зубов у уха, но я уже неслась в водовороте бушующего мирового океана воды, растворяясь в нём, став частичкой его самого. Меня уносило всё дальше и дальше, прочь из этого года, из этого города, из этой эпохи.
   Очнулась я на том самом пустыре, где познакомилась с моими друзьями из будущего. Мой страх, очевидно, выхватил это воспоминание из глубин памяти и отправил меня в спасительные недра будущего. Я огляделась, рядом никого не было. Пустырь, обильно заросший буйной зеленью, скрывал меня от остального мира, я попала в тот самый день, когда впервые увидела Аннушку-Огненный Одуванчик в этой траве. Только прибыла я немного раньше того момента. Нужно было возвращаться домой. Повстречать себя, не было никакого желания, к тому же это могло привести к коллапсу времени и парадоксу двойников. Я незамедлительно ретировалась назад.
  
   Пон. past
  
   Я ожидала его в парке, не могла усидеть на скамейке и поэтому наворачивала круги рядышком. Это был первый раз, когда парк, его деревья и эта гостеприимная скамейка, узнавшая так много тайн о наблюдателях, не прельщали и не успокаивали меня, даря минуты забвения и отстранения от моей "службы". Меня знобил поздний, осенний ветер, забиравшийся под пальто и обвивавший руки и ноги, меня раздражал птичий гомон в верхушках старинных сосен, мне хотелось прогнать всех прохожих, праздно шествовавших мимо по чисто подметённой дорожке. Я была не в себе и ничего не могла с собой поделать. Даже юмор, мой завсегдатай-спаситель во всех аховых ситуациях, и тот куда-то спрятался от моего колючего настроения.
   Кливленд появился, кутаясь в пальто, и натянув тёплое с "ушами" кепи так сильно, что из-под козырька стразу выглядывали глаза. Он заметно волновался и быстрым шагом, который его изрядно вымотал, приблизился к моей круговой вахте.
   - Доброе утро, Лиза, как ты? Вижу, сегодня мы будем согреваться без кофейного допинга. Ну, да ладно. Хотя, если желаешь, мы можем перебраться в кафе, напротив центрального входа в парк. Там и теплее, и кофе вроде ничего, как мне доложили студенты.
   - Спасибо, Кливленд, но мне сейчас не до кофе. Извините, что я о вас не подумала, если хотите, то можно и в кафе наведаться.
   - Подожди, давай пройдём центральный кружок по дорожке прежде, чем куда-то заходить. Вижу, что присесть ты не сможешь не то, что на скамейку, но и в кафе. - Он пригласил жестом следовать с ним.
   Я брела рядом, но думы мои возвращались, то в прошлое, то в будущее; мысли метались, как молекулы, разжигая беспокойство сильнее и отчаяннее, голову пронзила боль тонкой, горящей иглой.
   - Лиза, не молчи, прошу тебя! Это молчание меня доканывает сильнее, чем промозглый снежный ветер. Что ты там увидела? С ней всё в порядке? - Кливленд остановился, его дыхание сбивчивое и учащённое, будто он пробежал не один десяток метров, вырывалось белесыми струйками, тут же уносимыми поспешным порывом ветра.
   - Это тяжело, слишком. Вы не знаете того, что я, Кливленд. Вы не видели того, что видела я. - Эти слова сошли сами собой, я ещё не знала, как ему донести суть.
   - Давай с малого начнём, а потом распутаем клубок. Расскажи мне о Натали.
   - Она жива и здорова. Красивая и приятная девушка. И она вас сильно любит, профессор.
   - Она меня ненавидит за то, что я пропал? Да?
   - Вовсе нет. Она передала вам письмо. Вот. - Я вручила конверт старику, он взял его кончиками пальцев так, словно тот был выплавлен из раскалённого железа. - Ну, же, прочтите его. Это её последняя просьба и пожелание вам.
   Его руки задрожали, письмо трепетало в сухих ладонях и, преодолев внутреннее сопротивление своего волнения, Кливленд вскрыл конверт и извлёк из него тонкий белый лист сложенный вчетверо. Трясущимися руками он раскрыл листок и вгляделся в текст на несколько секунд. Руки его опустились, а лицо смотрело в никуда - потерянный и опустошённый взгляд с влажными блестевшими глазами. Он боролся с тем, что прочёл, с тем, что его не оставило.
   - Что там, Кливленд? Вам плохо?
   - Что она тебе сказала на прощание? Лиза, что она тебе сказала? Я хочу знать дословно, я должен это знать!
   - Она сказала: "Идите с миром, и передайте этот мир ему". Это что-то значит?
   - О! Это значит всё!
   Он протянул мне белоснежный лист бумаги, вопреки моим предположениям он не был исписан сверху донизу, нет, в центре красивым и аккуратным почерком была выведена всего одна короткая фраза, пробравшая меня до самого нутра, ибо смысл её был понятен и мне.
  

Между нами нить толщиною в жизнь...

   - Мы - чудовища!
   Во мне клокотала смесь противоречивых чувств: меня лихорадило от страха, качало от вины и совести, раздирало от ярости и ненависти к той участи, уготованной с рождения каждому наблюдателю, и меня разъедало отвращение к бессилию и к трусости перед труднейшим и ответственным выбором.
   - Мы - чудовища!
   Казалось, вся кровь отпрянула от моих конечностей и прилила к голове, лицо пылало, и я ощутила по прикосновениям своих ледяных пальцев, как горело оно неестественным жаром. Мелькнула мысль, что лицо сейчас взорвётся, а кровь будет фонтанировать, покидая осквернённое тело, которое начала бить крупная дрожь истерики. Увы, я потеряла контроль над самообладанием, чего не случалось давно.
   - Мы - чудовища, профессор! Мы не имеем права вмешиваться в жизни людей, тем более, влиять на их судьбы, их будущее. Но мы нарушаем снова и снова этот запрет. Мы врываемся в чужую жизнь, ослепляем её своим вниманием, привязываем к себе и ува-ля! Бросаем! И кто же мы после этого, как не монстры? А у людей жизнь наперекосяк после знакомства и дружбы с нами. Как же я ненавижу!
   - Браво, Шерлок! Ты раскрыла основную суть и плату за дар-проклятие. Ведь помимо одиночества, что уже есть пожизненная плата за услуги проката времени, осознание истинного вреда и того, кем является каждый наблюдатель, - и есть вся его карма, его невидимое клеймо, его бремя. Мы - чудовища, Лиза, и, чем быстрее ты смиришься и примешь эту истину, тем дольше проживёшь. Героями нам, увы, не стать. Мы - пауки, что тихо и незаметно сидят в тёмных углах и ткут прозрачную паутину из наблюдений. Но стоит пауку выйти на свет, и все видят его уродливую личину, которая навечно остается в памяти.
   - Я чувствую себя паршиво, вы бы видели её глаза! Она даже не усомнилась в том, что я о вас сказала. Она мне поверила полностью и даже защищала вас! Я увидела радость на её губах, когда она произносила: "Ведь он прислал вас узнать, всё ли у меня в порядке. А это значит, что я ему не безразлична спустя столько лет". Боже, она даже не представляет, сколько лет меж вами лежит в пропасти времени!
   - Лиза, тебе нет смысла всё это пересказывать, я всё вижу в твоих глазах. Она оставила послание не только на словах и бумаге, она отпечаталась в глубинах твоих глаз и сейчас я, так же, как и ты, вижу её. Она прекрасна, она бесподобна. Она ангел.
   - Я тоже нечто такое уловила в ней. Кто она? Ведь она не просто обычный человек. Ведь нет?
   - Думаю, что нет. Моя Вероника была такой же. Именно по этой причине меня притянуло к Натали. Нечто ангельское, неземное в этой девушке. И она не наблюдатель и не хранитель. Мне говорили, что есть ещё и третья самая малочисленная и самая уникальная группа людей - светлооких. У них особые ауры, прикоснувшись к которым, ни за что не забудешь таких людей, они как бы светятся изнутри настолько сильно, что иной раз способны повлиять на судьбу нуждающегося в их свете человека.
   - Думаете, что она такая и есть?
   - А у тебя разве после знакомства и общения с ней еще остаются сомнения на сей счет?
   - Нет, я хотела от вас это услышать.
   - Безусловно, она имена та.
   - И вы оказались тем нуждающимся в её свете, в тот год, когда бродили по Праге и заливали потерю Вероники.
   - Согласен, она вытащила меня из темени горя, а возможно и из петли. Её свет меня обогрел и дал повод жить дальше.
   - И вы чувствовали себя в долгу перед ней все эти годы?
   - Да, но ты принесла тот самый мир, что нужен был мне с той поры, когда я ушёл в неизвестность для неё и ради неё же. Её света не хватило бы на нас обоих, я это прекрасно понимал и осознавал. Не хотел я, чтобы с нею случилось то же, что и с Вероникой. Одного ангела я не уберёг из-за своего эгоизма.
   - Мне нужно ещё кое-что вам рассказать, - продолжила я после минутного раздумья.
   - Говори всё, как есть, ты знаешь, что я пришёл услышать любую правду.
   - Это уже касается сугубо меня.
   - Так. Ты что-то там увидела? - Кливленд тут же напрягся. - То, что вызвало моё беспокойство сном?
   - Да, профессор, ваш сон, оказывается - проделка Волка. Это он убивал всех наблюдателей, имевших потребность в посещении прошлых отрезков времени.
   - Волк? Тот самый, у которого ты увела ту малютку из-под носа?!
   - Да. Он самый. У меня даже состоялся небольшой диалог с Ним.
   - Мне это уже не нравится, Лиза.
   - Мне ещё меньше. Он следил за Натали, но трогать её не собирался. Всё было организовано тонко и изящно. Ему каким-то образом подвластна структура сна, Он проболтался, что специально на вас воздействовал кошмаром, чтобы меня заманить в тот временной отрезок. Видимо, Он всё это время шёл по моему следу, а подобравшись ближе, решил схитрить - объявил охоту на неосторожных наблюдателей, а когда наш брат перестал в целях безопасности соваться назад, Он нашёл лазейку в ваши сны. Он был уверен, что я пойду туда ради вас.
   - Вот же злодей каков! - воскликнул Вайсман. - Знал же, что я не осмелюсь сунутся туда, так как духу и сил не хватит, а вот ты могла клюнуть.
   - И клюнула.
   - Но почему Он тебя преследует? На свете же столько людей. Чем-то ты Его зацепила.
   - Зацепила. Вернее, оскорбила Его охоту, Его жатву душ, как Он это назвал. Я попрала главный запрет наблюдателя - не вмешиваться. И это вызвало Его лютую ненависть и желание найти меня и расквитаться. К тому же Он что-то упомянул о каких-то масштабных последствиях того случая, хотя я проверяла архивы и ничего знаменательного не обнаружила, вернее, совсем ничего. Я уверена, ничего не случилось.
   - Это сейчас не важно, Лиза. Плохо то, что Он ведёт на тебя охоту. Я попробую навести на Него справки и узнать, кто Он такой. Уж точно не человек. Люди не владеют такой мощью.
   - Может Он тоже наблюдатель? Только в исковерканной форме.
   - Может и такое быть. Ведь и среди хранителей встречаются оступившиеся. Тебя что-то ещё беспокоит, я вижу.
   - Когда Его зубы почти коснулись кожи моей шеи, я перенеслась и попала в будущее в тот день, за считанные минуты до знакомства с Анной и Петром. Я, не задумываясь, туда перенеслась.
   - Твоя память выбрала самое безопасное для тебя место. Это нормально. Ты хотела убежать как можно далеко, а самое оптимальное убежище для тебя на сегодняшний момент - это именно там. А дата - это уже производное от путешествия.
   - Я опасаюсь, Кливленд, раз Он способен сквозь время, пространство и сны перемещаться, то, что Ему мешает попасть и туда? Я не прощу себе, если с ними что-то случится.
   - Будем надеяться, что Ему так далеко не проскочить, но теперь ты попала в ту же ловушку страха, что и я с Натали.
   - Кливленд, мне одной с ним не справиться. Он - чудовище, монстр.
   - Я знаю, Лиза, я его суть увидел во сне. Мне хорошенько удалось его распознать. Только не теряй самообладания, Шерлок, - невесело подбодрил меня мистер Вайсман. - Оно может оказаться той единственной соломинкой, которая не обломится, когда уже не за что будет цепляться.
  
  

VIII

   Чет. past
  
   Спустя несколько дней я настояла на дополнительной, внеплановой, встрече с Кливлендом. Вся эта история с Натали и тем мрачным типом, что шагал за мною по пятам, выкрашивая свои следы кровью невинных людей, выбила меня из колеи размеренной жизни. Я боялась соваться куда бы то ни было даже по острой необходимости.
   Мы не стали прогуливаться по парку, ограничились тем кафе под названием "ОранЖ", куда ранее меня зазывал "профессор" Вайсман. Там мы заказали по чашечке чёрного крепкого кофе и по парочке сдобренных пудрой, пузатых пончиков. Приглушённая блюз-музыка и мандариновое освещение благоприятствовали для усмирения моей расшатанной психики. Мои покрасневшие от бессонницы глаза расслаблялись, с удовольствием останавливая взгляд на задрапированных апельсиновой тканью стенах.
   - Я смотрю, ты себя совсем извела. Со сном проблемы? - Кливленд пришёл сразу из университета, отменив две пары.
   - Абсолютно. - Я потянулась и зевнула. - Закрываю глаза и вижу Его пасть с клыками, а когда сон подходит огромной волной и накрывает меня, я просыпаюсь с криком. Он не оставит меня, пока не растерзает мою шею. Я это знаю. А ещё я опасаюсь за детей. Он каким-то образом о них знает, я это увидела в Его глазах. И Он их найдет рано или поздно. Вот чего я боюсь больше, чем Его зубы на своей коже, хотя это до чёртиков страшно.
   - Лиза, у тебя началась паранойя. - Он сердечно сжал мою ладонь в попытке приободрить. - Нужно что-то делать с этим. Так дальше продолжаться не может и не должно. Ты же самая отважная и смелая особа из всех, кого я знал и знаю. Никакой волк не способен проломить твою веру в себя, вспомни об этом.
   - Я не могу, знаю, но не могу. Я стала трусихой.
   - Ты не трусиха, глупенькая. Это нормальный синдром после встречи с чем-то зловещим и неизбежно сокрушительным. - Кливленд отхлебнул напиток и, вспомнив о чём-то, озарённый просиял. - Я расскажу тебе об одном моём знакомом. Тебе полезно послушать. Да, да. Пей кофе, ешь пончики, они хороши в этом кафе, и внимай тому, что я говорю.
   - У меня и аппетит пропал. - Его энтузиазм меня не воодушевил.
   - А вот это, уже ни в какие ворота не идёт, - возмутился мистер Вайсман. - Твоя апатия и бессонница - первая победа этого негодяя. Послушай старика, не зря же я оставил восемь групп нуждающихся в высших алгоритмах математики людей, лишив их двух весьма ценных занятий.
   - Простите, Кливленд, я совсем расклеилась. - Мне стало крайне неловко, и я решила смягчить старика. - Расскажите ту историю, я буду слушать, обещаю.
   - Главное, чтобы ты её услышала, дорогая моя Лиза, - отозвался он уже мягче.
   - Я постараюсь.
   - Хорошо. - Кливленд сделал очередной глоток кофе и продолжил. - Проживал надо мною раньше сосед чудаковатый. Я бы даже сказал, с тронутым рассудком. Знаешь, в каждом многоквартирном доме обязательно обитает подобный тип, выделяющийся внешне, умственно и эмоционально. У моего соседа сверху был параноидальный пунктик на счёт правительственных заговоров. Каких только разоблачающих "открытий" он не свершил в своей маленькой квартирке под крышей дома! В моей памяти засело и порой не даёт покоя самое безобидное из них, из всей прочей белиберды, что он мне вверял, как единственному лицу, которое не отказывалось слушать его.
   - Что же это за открытие, Кливленд? - Я и не заметила, как кусочек пончика начал таять у меня во рту.
   - У соседа однажды потекла вода с потолка, - продолжил мой собеседник, - как я говорил, проживал он на последнем этаже дома под крышей, и видимо дождь сыскал лазейки в перекрытиях и просочился в комнату несчастного. Тот, наблюдая всю эту картину и вслушиваясь в капель, чеканившую по дну тазиков, аккурат расставленных по периметру течи, пришёл к феноменальному для себя открытию. Он приковылял ко мне в тот же день, вернее вечер, и взволновано произнёс: "А что, Кливленд, представьте себе, что больные неизвестной болезнью птицы прогуливались по поверхности дырявой крыши, нагадили на кровлю, а дождь размыл их помёт и вместе с ним просочился в мою квартиру. Представьте, я сижу, ничего не подозреваю, сменяю тазики, выливая воду из них, а этот самый помёт меня потихоньку заражает! Как вам такое дельце? Я заболеваю, у меня высокая температура и симптомы, скорее всего, схожие с каким-нибудь гриппом, но болезнь сия лечению не поддаётся. Возможно, могут присутствовать и иные симптомы, обескураживающие врачей и настораживающие их. И всё. Я умираю. А ответ не найден. И такое может случиться во многих домах города и страны. Да что там, по всему миру! Только представьте себе, как легко можно избавиться от людей избирательным путем с помощью дождя, помёта больных птиц и дырявой крыши. Вы прекрасно знаете, как на сегодняшний день осуществляют ремонт покрытий, тяп-ляп и готово".
   - А в его словах есть логика, профессор. Только это больше похоже на случай, а не на заговор.
   - Я же упоминал, что он параноик, ему везде чудились заговоры и предательства правительства.
   - А что с ним потом произошло, с вашим соседом? - поинтересовалась я.
   - Его отправили в дом для умалишённых где-то с год назад, - ответил мистер Вайсман, как мне показалось не без доли сожаления. - Всё после того, как он чересчур буйно огласил очередную теорию заговора и едва не поранил одного из жильцов, когда ему попытались заткнуть рот.
   - Да вы что! Он стал опасен для окружающих.
   - Нет, Лиза, он стал опасен, в первую очередь, для себя. Порой я скучаю по его навязчивым рассказам и будоражащим кровь фантазиям. Но, как хозяин он был всегда вежлив, любезен и щедр. - Грусть и глубокая задумчивость чувствовались не только в голосе, но во взгляде моего друга. - И вот это никак не увязывалось с его паранойей. Думаю, что только я его и слушал.
   - Мне кажется, Кливленд, что только вам удалось его услышать, - сказала я.
   - Вот именно. Я надеюсь, что ты тоже меня сейчас услышала?
   - Так точно, сэр! - Я доедала второй пончик, запивая, его ещё неостывшим кофе. - Вы верно указали, что сейчас между мной и вашим бывшим соседом нет существенной разницы. Эта излишняя подозрительность и страх доконали и ослабили его, сделав ему не лучшее одолжение в виде пожизненного заключения в дурдоме. Но я не имею права сдаваться, от меня зависят жизни других. И ещё я понимаю, что с моей смертью ничто не закончится.
   - Браво! - Он улыбнулся. - Я рад, что ты вышла из серой клетки страхов. У тебя всё получиться, уж я-то вижу.
   - Вы - лучший педагог на свете, Кливленд Вайсман.
   - Это, наверное, атмосфера кафе так подействовала. - Он хитро прищурился и смачно отпил кофе из чашки. - Кстати, а почему мы раньше сюда не заходили?
  
   Пят. future
  
   - Привет, Мари. Извини, что припозднилась. А где все остальные? Неужто пошли шишки собирать в лесу для твоего очередного кулинарного шедевра?
   Я всё-таки переборола страх и выбралась в будущее, не могла я так запросто отказаться от своих друзей. Слишком много незаконченных дел, слишком много нераскрытых тайн. Да и семья стала мне близка, не могу я её оставить просто так, без ответов и с многоточием в конце. Они заслуживают правду, не всю, конечно, но основную. А если Волк и пробрался сюда, отыскав по моему запаху узкую тропинку меж временных лент, - что ж, тем более я здесь необходима, как никогда. Моим друзьям понадобится помощь. И Феликс со мной полностью согласен.
   - О боже, Лиза! Мы уже волноваться начали, особенно малышка Анна, она каждый день ходит на тот пустырь, где вы познакомились. - Подруга коротко обняла меня и всё тараторила без умолку, её волнение и дрожь передались мне. - Пётр вида не подаёт, как же, он же уже большой парень, но я-то вижу, как он расстроен. Он перестал запускать граммофон, уверяет нас, будто без тебя аппарат фальшивит.
   - Прости, Мари, я просто не могла выбраться. Боялась, что за мной увяжется кое-что ужасное. А я не могу допустить, чтобы с вами произошло что-то плохое по моей вине. Вы же мне как семья.
   - Мы и есть твоя семья, глупышка. - Она душевно поцеловала меня в щёку. - Если у тебя враги, то говори нам, мы вместе будем решать проблему. Так заведено у нас.
   - О, Мари, об этой проблеме вам лучше не знать.
   - Если захочешь рассказать, то за чашкой облепихового чая, когда кроме нас в доме никого не будет, поведай мне, как бы, между прочим. Я умею слушать и хранить тайны, Лиза.
   - Хорошо. Так, где все? Я не ошиблась на счет шишек?
   - О нет. Муженёк с детишками отправился за лес, там речка есть, названия её никто настоящего не знает, но мы её зовем Мутноглазкой. Воды её круглый год несут в себе песок, тину и ещё какую-то муть. - Мария рассмеялась. - Я бы ее назвала Речкой-Грязнушкой. Но что-что, а рыбы там всегда много, хорошей рыбы. Пока снег не выпал, а зима не сковала поверхность вод льдом, люди ходят к этой реке и возвращаются с уловом. А поживиться там есть чем - и лещ, и карась, и окунь с щукой. А плотвы то сколько!
   - Постой, - перебила я её воодушевление, - но у вас же прямо за домом неподалёку есть пруд. Разве в нём нет рыбы?
   - Нет, Лиза, в пруду водятся лягушки, насекомые и Агата наша, что каждый день туда ходит. А Константин с Аннушкой и Петром сейчас на речке ловят рыбку к ужину. Как же они обрадуются тебе!
   - Тебе помочь на кухне? - Во мне по обыкновению, выработанному благодарностью к этому дому, загорелось острейшее желание быть полезной.
   - Нет, мне достаточно того, что ты здесь, и я знаю, что ты жива и здорова, - благодарно отозвалась хозяйка.
   - Сегодня у костра будем пить не кофе, Мари.
   - Что ты на этот раз принесла, фея ты наша?
   - Чай. Но не простой, а с кусочками груши и корицы. Вам понравится. - Я вынула из сумки-торбы небольшую жестяную коробочку и открыла её, протягивая Мари.
   - Я и не сомневаюсь, он пахнет восхитительно, дорогая. А в моём чайнике он будет благоухать.
   - В твоем чайнике всё благоухает, хозяюшка. Кстати, а где сейчас Агата? - Я выглянула в окно, надеясь тут же обнаружить девочку в пределах двора.
   - Если её нет в сарае с животными, то она на любимом пруду. В доме её точно нет, потому что я видела, как она выходила из дома, но чтобы вернулась, нет, не видела. А зачем она тебе?
   - Я хотела бы с ней пообщаться. Мари, это же не нормально, что маленькая девочка не общается с другими детьми, я не говорю уже о взрослых.
   - А что тут удивляться. У неё брат сгинул на глазах, и кроме неё никого рядом не было, чтобы предотвратить эту беду. - Лицо женщины помрачнело.
   - Да, но она могла бы ходить к нему на могилу, относить цветы.
   - А разве Константин тебе не рассказал? - Мария как-то странно посмотрела на меня.
   - Что не рассказал, Мари?
   Это "не рассказал" не предвещало ничего доброго. Все подводные камни и зачастую неприятная подноготная прячутся за этой фразой, вынуждая сердце учащать биение, а нервы натягивать, как гитарные струны.
   - Тело сына не нашли. - Выговорила она, словно приговор. - Его затянуло в водоворот, так говорила Агата, но найти в небольшом и неглубоком пруду Павла не смогли. Я до сих пор не верю, что мой мальчик погиб, хоть он и пропал в одночасье. Это странно, но не настолько страннее чем то, что произошло с нашим миром. Поэтому она и ходит туда каждый божий день, а мы ей не воспрещаем, да и как можно. Она наша единственная дочь, хоть и тронулась умом с горя.
   - Возможно, с ней не так всё плохо, дорогая, просто девочка пережила шок, а найти выход не может. Ты позволишь с ней поговорить?
   - Знаешь, Лиза. Не думаю, что проку от этого будет. Ты сама видела, какая она. Как бы хуже не было от этих разговоров.
   - Ну, пожалуйста, Мари, что вы потеряете? Вы же сами называете меня феей. - Я умоляла её взглядом. - А вдруг у меня получится разговорить вашу девчушку?
   - Ну, что ж, попробуй. - Согласилась Мария после минутного колебания. - Право, я не особо уже верю в чудеса.
   - Но я же вернулась.
   - Твоя правда. Но постарайся успеть до возвращения наших рыбаков. Константину не по душе всё это копание в прошлом.
   - Я успею. - Крикнула я, выходя за порог домика. - Давно пора было это сделать.
  
   Небо, словно бескрайний пирог, было покрыто белой глазурью, засохшей и растрескавшейся. Высоко над Лоном неслась в сторону юга крылатая армия птиц, торопившихся до снега и морозов покинуть гостеприимные летом земли.
   В сарае Агаты не оказалось, и я направилась к пруду, надеясь, что он близок к дому, о чём все так упорно твердили. Ты же знаешь, мой незнакомый чтец, как люди могут преувеличивать расстояния и время. Порой мне кажется, что у каждого человека на земле свои внутренние часы, по которым он живёт на этой планете и свой метраж, которым он отмеряет расстояния пройденных дорог и пересечения водных и небесных просторов. А посему, верить на слово и доверять рассказчикам нужно с осторожностью или пофигизмом, так или иначе, никто не сможет доказать или опровергнуть правду слов, пока сам не измерит своими ногами каждый метр и каждую секунду жизни.
   "Близко" оказалось в пяти минутах ходьбы. Водоём и вправду небольшой, в форме полумесяца, был скрыт от внешнего мира ожерельем из облысевшего кустарника да пожухлой буро-коричневой травой, достававшей мне порой до пояса. Мне это местечко показалось заманчивым - такой тайник хоть и не был тайной для всех, кто проживал в Лоне, но присутствовала здесь некая запущенность и нетронутость. Уголок забвения и уединения, где не чувствовалась человеческая рука, хоть та же нога могла ступать сюда каждый день. Этот приятный парадокс меня взбодрил, я вдохнула свежего воздуха, выдохнула тёплый пар и пошла к узкой песчаной нитке берега, где спиной ко мне стояла Агата.
   Она меня не услышала и присела на корточки, вытянув правую руку к воде. Ладошка погрузилась в воду, а лицо девочки оказалось так близко от водной поверхности, что медные локоны, выбившиеся из-под серой вязаной шапки, последовали за ладонью. Агата наклонилась ещё ниже и ещё. Я испугалась, что девочка задумала неладное и, подскочив к ней, выдернула её за капюшон толстой стеганой куртки. Грубо, но в тот момент я боялась худшего.
   Она отшатнулась от меня будто дикий зверёк, делая шаг назад к озерку, на каждый мой вперёд к ней. Её глаза, серые почти прозрачные, как вода в этом пруду, расширились от возмущения, страха и растерянности.
   - Агата, милая, что ты делаешь? Мама и папа тебя так сильно любят. Зачем ты лезешь в эту воду? Зачем? - Я решила отступить от девочки, иначе следующий мой шаг загнал бы её в воду.
   Она затравлено смотрела на меня и по сторонам, ища лазейку для побега, признаюсь, я была немало обескуражена, ещё ни один ребёнок не пытался от меня убежать, да и за то время, что я провела в семье Марии и Константина, надеялась, что Агата ко мне мало-мальски привыкла.
   Я отвлеклась и повернула голову в направлении странного всплеска воды, молчунья тут же воспользовалась моей заминкой и рванула справа от меня, стараясь нырнуть в кустарники. Я не могла позволить себе так легко сдаться и после ловить удобный случай - моя рука ухватила злосчастный капюшон, но я не рассчитала того напора, с каким десятилетняя девочка прорывалась к спасительным кустам. В результате мы обе упали.
   - Агата, милая, успокойся. Я не собираюсь причинять тебе вреда и никогда этого не желала. - Девочка извивалась, пыхтела, стараясь высвободиться из моих рук, но упорно не издавала ни звука. - Прошу тебя, успокойся. Давай поговорим, больше мне ничего не нужно. Честно.
   Она продолжала брыкаться, но уже не столь рьяно и прытко, а я всё шептала и уговаривала её, пока она вконец не угомонилась и не затихла. Мы лежали на боку, я её держала в своих руках, а её белые ладошки ещё сдавливали рукава моей куртки, которая изрядно выпачкалась равно, как и одежда моей маленькой пленницы.
   - Я убираю руки, вот видишь? - Я разжала объятия и, приподнявшись, села. - Тебе не стоит меня бояться. Ты такая большая девочка. Ты же никого не боишься. Ведь так?
   Агата тоже села, но уже никуда не рвалась, хотя всё еще молчала. Но для меня это была уже маленькая победа.
   - Тебе не холодно? У тебя ладони белые. - Я едва дотронулась до бледной кожи руки, побывавшей в воде, как девочка тут же её отдёрнула. - Хорошо, хорошо. Можно с тобой поговорить? А то я со всей твоей семьей разговариваю, а с тобой не получается. Ты не против, Агата?
   Она встала и вновь подошла к кромке воды, всматриваясь куда-то в центр серповидного водоёма.
   - Что там, милая? Что ты там видишь? - Агата не ответила но и не отшатнулась от меня, когда я встала рядом с ней. - Он там?
   Девочка вздрогнула, но не обернулась, она вновь присела на корточки и стала водить пальцами правой руки по воде.
   - Что ты делаешь, Агата? Это ритуал такой?
   На поверхности меж её пальцев начали образовываться небольшие пузыри, лопавшиеся и тут же порождавшие новые. Эпицентр разрастался, и вскоре весь пруд бурлил и волновался, словно кипящий котел, хотя вода оставалась ледяной, и пара не исходило от поверхности. Воздух стал невыносимо тяжел, а ветер стих, затормозив движение всего вокруг. Мне это было слишком знакомо, чтобы не узнать, чтобы почувствовать наэлектризованность этого пространства, чтобы вовремя остановить начинавшийся захват временного листа. Я мягко накрыла рукой ледяную ладошку девочки, вода пенилась выше запястья и угрожала перерасти в жуткий водоворот в неумелых руках.
   - Я всё поняла. Ну, конечно же! Отойдём от воды, и я всё тебе расскажу о той силе, которая тебя так пугает и призывает. - На этот раз она повернула голову в мою сторону и недоверчиво посмотрела прямо в глаза, но вода стихла тот час же, а воздух вновь наполнился прежним спокойствием. - Ну же, идём, я всё тебе расскажу и объясню.
  
   - Агата, скажи, давно у тебя появилась эта способность пузырить воду и волновать ветер? - Мы стояли в шаге от воды, и девочка теперь не отрывала от моего лица своих пронзительно ясных глаз. - Не бойся, в этом нет ничего страшного.
   Она боролась с собой, я видела то любопытство, что промелькнуло в её серых по-кошачьи круглых глазках, но нечто подавляющее и охраняющее сокрыло тут же всякий намёк на интерес. Но я не сдавалась.
   - Послушай, я понимаю, что это твой секрет, и я не собираюсь его разбалтывать кому бы то ни было. У меня тоже есть секрет. - Снова сомнение и любопытство на её лице. - Ты хочешь понять, что с тобой, Агата? Если захочешь, то я тебе расскажу и обещаю, что это останется только между нами. Если не хочешь знать - твое право, ты уже взрослая девочка. В любом случае, я никому не скажу. Но за молчанием прячутся лишь трусишки, а не взрослые девочки. Так мне мама говорила, когда я была маленькой.
   Я развернулась в сторону дома и медленно поплелась к кустам, девочка не сдвинулась с места, я решила оставить всё, как есть. Ребенок ещё не готов к той правде, что раздавит всю его оставшуюся жизнь. Мои руки уже ухватились за голые прутья куста, когда я почувствовала, как позади меня легонько одёргивают за куртку. Я обернулась, Агата сжимала пальчиками край моей грязной куртки и плакала.
   - Тихо, тихо, милая, я с тобой. - Я обняла её и прижала, она тихо всхлипывала, борясь с собой. - Я помогу тебе, мы преодолеем это вместе, обещаю.
   Это такое странное состояние - сама беспомощная, а пытаешься утешить куда более слабого. От этого наступает паралич и ярость на свою немощь и бесполезность. Я прекрасно помню, когда впервые столкнулась с той силой, которая была заложена во мне до рождения. Это был сущий ад для маленькой девочки, но мне повезло, на меня своевременно вышел взрослый наблюдатель и всё мне объяснил. А вот Агате, бедняжке, понадобилось ждать два года, чтобы ей наконец-то открыли тайну, опечатавшую её уста. Боже, как же я была слепа эти месяцы! Почему я сразу не попыталась разгадать её загадку? Чего я ждала? Всему свое время, скажешь ты? Иногда я хочу послать эту фразу к чертям собачьим! Я сыта по горло этим временем, оно только калечит, а не лечит.
   - Расскажи мне, Агата, всё расскажи. Я не буду смеяться и называть тебя врунишкой или ведьмой, как некоторые злые и глупые люди. Я тебе верю, милая. Когда впервые ты ощутила эту силу? Расскажи.
   - Три года назад, только брат знал об этом. - Наконец прорезался сиплый пугливый голосок.
   - Тебя это напугало. Не так ли? - Я оттёрла пальцами её влажные щёчки, поощряя к дальнейшей откровенности.
   - Да. Я могла крутить воду, пузырить её и сразу ветер сильнее дул, - выговаривала она, шмыгая носом. - Было не по себе, но Павел был со мной, и с ним было не страшно. Он был такой смелый, он всегда меня защищал, хоть и был младше.
   - Твой маленький защитник. Как это мило. Он попал в водоворот, который ты сделала?
   - Да. Но я этого не хотела! - Испуг вернулся в глаза девочки. - Это вышло случайно. Что-то получилось не так, как всегда. Меня стало затягивать в воду, в большую воронку, из которой шёл жуткий вой, но братик меня схватил за руку и выдернул. И тогда, и тогда... - Она вновь стала учащённо всхлипывать.
   - И тогда он сам угодил в эту воронку. Так? - закончила я за неё.
   - Да. Я пыталась его вытащить, но не успела. Вода его проглотила, а рёв прекратился и сразу всё стихло. Что я натворила! Я монстр. - Новый приток слёз застлал ей глаза.
   - Нет, Агата. Ты не монстр. Ты - наблюдатель, очень юный и неопытный. - Я вспомнила о платке в кармане и принялась утирать девичье личико. - Но я тебя научу, как обращаться со своим даром. Я всё тебе расскажу, и ты перестанешь бояться этой силы, научишься её контролировать и полностью подчинишь себе.
   - Наблюдатель? Кто это?- Она смотрела на меня так, как обычно дети смотрят на стариков-чудаков.
   - Наблюдатели - это такие особые люди, которые могут путешествовать в разные места Земли без повозок и каких-либо приспособлений, без машин прошлого.
   - Странно, а как же они перемещаются тогда? Может у них крылья есть? - Слёзы прекратились, интерес возымел положительный эффект.
   - Нет, и крыльев тоже нет, - ответила я. - Но есть сила, которая при правильных действиях, перемещает наблюдателя туда, куда он захочет. И даже в другое время. В прошлое и в будущее.
   - Ничего себе! - Она открыла рот от удивления. - Но ведь нельзя вернуться обратно и тем более заглянуть наперед, это могут лишь волшебники и колдуньи. Мама так говорит, а я ей верю. И разве ты так можешь?!
   - Да, я так могу и делаю, - подтвердила я. - Я пришла к вам из прошлого. Но давай держать это в секрете, а то некоторые, как ваша несносная соседка, посчитают меня ведьмой и ещё чего доброго сожгут на костре.
   - Я никому не скажу. Ну, ничего себе! Так ты колдунья? - В детском голоске звенело восхищение вкупе с удивлением.
   - Нет, я не колдунья, иначе бы меня давно сожгли на костре. - Я попыталась отшутиться.
   - Я не такая глупая, как тебе кажется. - Неожиданно выдала Агата самым серьёзным голосом. - Может я и не знаю букв, не умею читать, но это потому, что и книг нет ни у кого. Но мой папа очень умный, он многое мне рассказывает и объясняет, а мама меня многому научила. Хватит со мной, как с маленькой говорить. Если я что-то не понимаю, то всегда спрошу.
   - Прости меня, Агата, я и в мыслях не хотела тебя обидеть. - Тут же пришлось поспешно извиниться. - Ты очень взрослая девочка, а родители у тебя самые замечательные на свете. Обещаю, что постараюсь с тобой общаться впредь не как с маленькой. - Я даже растерялась от такого взрослого натиска со стороны ребёнка, а она мгновенно преобразившись, вернулась к интересовавшей её теме.
   - Значит, и я смогу также путешествовать. Ну, в прошлое? - Это был первый колокольчик, и он звонил по мою душу.
   - Конечно, но не сразу. Тебе сперва нужно подрасти, окрепнуть и научиться контролировать свою силу.
   - Жаль, - разочарованно сказала она.
   - Чего тебе жаль?
   - Что сейчас нельзя. Я бы вернулась на пару лет и... - А этот сигнал стал вторым, и до боли очевидным.
   - Я поняла тебя. Но менять прошлое, как и будущее нельзя, - осторожно произнесла я.
   - Почему? - Мне показалось или глаза её чуть потемнели?
   - Это основной запрет и правило для всех наблюдателей, Агата. Мне жаль. - Деликатность не мой конёк, но я старалась придать голосу уверенности и мягкости, чтобы донести до моей маленькой собеседницы суть несладкой правды. - Но такие, как ты и я, не могут влиять на судьбы других людей, даже, если они самые близкие для нас.
   - А что будет, если мы нарушим этот запрет?
   - Милая, ты ещё маленькая для этой правды. - Как же мне не хотелось отвечать! - Пока тебе достаточно знать, что нарушать этот закон нельзя. Когда подрастёшь, всё узнаешь.
   - Если я его нарушу, меня накажут? Да?
   - С чего ты так подумала? - У меня внутри всё оборвалось.
   - Я знаю, что нарушение любого запрета всегда заканчивается наказанием. Значит, если я нарушу этот закон. Меня накажут, - невозмутимо произнесла Агата.
   - А ты смышленая для молчуньи. - Внутренне я выдохнула, одной горькой истиной стало меньше.
   - Я права? - Дымчатые глаза ждали подтверждения правоты догадки.
   - К сожалению, да, - ответила я, но тут же поспешила добавить. - Но не забивай свою голову этим сейчас, оставь это юности.
   - Значит, я не могу вернуться в прошлое и спасти своего братика? Зачем тогда мне эта сила?! Она бесполезна, раз я не могу ею всё исправить. - Удивительно, но произнесла это она спокойно и без раздражения, лишний раз поразив меня своей взрослостью не по годам.
   - Это первый горький урок. Жаль, что ты его узнала сейчас, но ты очень сильная девочка, ты справишься, я знаю.
   - А можно отказаться от этой силы? Я бы её отдала, если бы можно было спасти брата. - Подобное даже мне не приходило в голову. Эта девочка удивляла меня всё сильнее.
   - Никто её у тебя не заберёт, тебя выбрали задолго до рождения. Но я подумала, ведь никто не может мне помешать помочь тебе. Правда? - Я подмигнула ей.
   - Но тогда накажут тебя! - Её глазки беспокойно вздрогнули.
   - Знаешь, я и так дров уже наломала целую вязанку, так что одним грешком больше, одним меньше...
   - Ты, правда, поможешь мне вернуть братика?! Ты это сделаешь?! - Она вновь вцепилась в рукав моей куртки, её глаза сияли надеждой. - Ты спасёшь его?
   - Я постараюсь. Агата, там, куда мы отправимся, произойти может всё, что угодно, ты должна быть готова к тому, что Павла будет невозможно вернуть, если он, если с ним... ну, ты понимаешь.
   - Если он умер, - она озвучила за меня главное опасение.
   - Да. Этого нельзя исключать. С ним могло произойти всё, что угодно.
   - Лиза, я это прекрасно понимаю, но ведь у нас есть кое-что. - Это был первый раз, когда она назвала меня по имени.
   - И что же это?
   - Надежда, - совсем по-взрослому и торжественно произнесла она. - Пока мы его не нашли, он жив, Лиза.
   - Как повезло Павлу с сестрой. Ты права, милая. Какая же ты взрослая не по годам. - Я была до крайности поражена решимостью и серьёзностью этой маленькой девочки. - Тебе точно десять лет?
   Она промолчала, но ждала, что скажу я.
   - Но ты сохранишь всё в тайне, спросила я её. - Хорошо?
   - Я буду нема, как рыба. - Улыбка осветила детское личико.
   - О, в твоих способностях, рыбка, я не сомневаюсь.
  
   Я понимала, что передо мною маленькая девочка, хоть размышляла и действовала она, как взрослый человек. Если грубо, несвоевременно и неумело ввести ребёнка в петлю времени самый первый раз в его жизни, то это скажется на его способностях и, в первую очередь, на психике. Для успешного погружения в океан лет, нужна тщательная и многодневная подготовка, порой даже годы. Я это объяснила Агате, за неё выбор никто не имеет права делать, кроме самой девочки, но предупредить и предложить роль наставника, я могу. Она согласилась стать моей ученицей, но откладывать ещё хоть на день задуманное, она не хотела. Ни в какую.
   - Подумай ещё раз, Агата, - увещевала я её. - Лучше как следует подготовиться и позже войти туда, о чём ты понятия не имеешь. Даже я не представляю, куда забросило твоего брата.
   - Я хочу сейчас. - Упрямо стояла она на своём. - Мне нужно его вернуть домой. Я по нему скучаю. Помоги мне, пожалуйста.
   Только я подумала о том, что могу просто отказать ей в этой дикой просьбе, как она меня огрела новым заявлением-ультиматумом:
   - Если ты боишься, то я одна туда отправлюсь. Я никого не боюсь!
   - Агата, милая, дело не в том, что я боюсь кого-то. - Хотя, чего таить, мне действительно есть, кого бояться за пределами времени. - Я за тебя беспокоюсь. Как ты этого понять не можешь.
   - Я понимаю, но порой нужно рискнуть и сделать шаг в воду, отдаться её волнам, чтобы почувствовать своё тело. Это называется - дать шанс себе.
   - Кто это тебе такое сказал? - Я поразилась несвойственной ребёнку житейской философии, более соотносимой со зрелым мышлением.
   - Папа, - просто ответила она. - Так он научил нас с братом плавать и ориентироваться в воде.
   - Да, папа у вас, что надо.
   - Ты пойдешь со мной сейчас? - Вновь спросила она меня.
   - Пойду, - согласилась я, не без внутреннего содрогания пред своей беспечностью. - Мне нужна твоя память того дня, ну, когда вы с братом здесь были в последний раз. Ты всё хорошо помнишь?
   - Да, Лиза. - Она вновь произнесла моё имя.
   - Послушай, важна каждая деталь того дня, это облегчит и максимально правильно позволит нам попасть туда, куда забросило его. От тебя зависит точность. Считай, что ты наш компас, ориентир во времени. Ты знаешь, что это такое?
   - Да, у папы есть старый компас, доставшийся ему от дедушки по наследству. Папа говорит, что дедушка был заядлым путешественником. Я не совсем понимаю, что такое "заядлый", но папа говорит, что они с дедом выбирались в лес каждые выходные, и каждый раз меняли маршруты. Это дедушка научил папу понимать и слушать компас, а папа научил меня и брата.
   - Замечательно, Агата, сейчас компасом будешь ты. Сконцентрируйся, закрой глаза, вспомни Павла, вспомни тот день, все, что вы говорили друг другу, тот водоворот. Его обязательно нужно вспомнить, милая.
   - Было жарко, мы отпросились у родителей и прибежали сюда. Это было до обеда. Да, точно, до обеда. - Девочка сомкнула глазки, её голосок уходил в прошлое, открывая и мне тот день. - Мы искупались с братом, как обычно, а потом Павел попросил меня показать фокус с водой. Прежде я пузырила воду слабо, но в тот день под его уговоры усилила пузыри и вначале подумала, что он испугается и расскажет маме с папой. Но он не испугался.
   - Он восхитился твоим даром. Так?
   - Да, он радовался и гордился мной. Меня это смутило, но, честно, Лиза, я была рада, что так много значу для братика и что мне не нужно от него скрывать свою секрет.
   - Понимаю, что дальше было?
   - Я заставила пузыриться всю воду в пруду,- продолжила Агата не без заметного волнения, - возник тот жуткий водоворот, и меня стало в него затягивать. Павел испугался и пошёл за мной. Он схватил меня за руку, он сильнее и выше меня был, хотя я и старше его на год. Брат вытащил меня, но его самого туда затянуло. Я видела его испуганное лицо, слышала его слова, он звал меня, просил помочь.... и я бросилась к нему, но водоворот исчез. Вода стала прежней, ни следа того, что было. Я ныряла и ныряла, плакала, звала его, но так и не нашла. Потом папа нырял и длинной палкой тыкал дно пруда, но тоже не нашёл его. Это из-за меня он пропал, Лиза, если бы я тогда не увлеклась, если бы не устроила те пузыри, он бы жил с нами.
   - Не вини себя, малышка, твоей вины нет. Он твой брат и остался им. И мы его найдём. Ты почти нащупала вход, я его вижу, еще шажок, давай, не бойся. - Я держала её за маленькую, пульсирующую жизнью, ладошку, теперь уже горячую. - Я с тобой, ты не одна, не бойся. Сделай этот шаг.
  
   И она сделала этот чёртов шаг. Мы вошли в воду, где нас поджидала, закручивая временные нити в чёрное жерло, громадная воронка, издавая жадный рев изголодавшегося зверя. Девочка ступала с закрытыми глазами, я прикрыла их ей ладонью, иначе бы она отступилась и нарушила запущенный цикл. Мне и самой, достаточно взрослой, было не по себе и страшно, но сдаваться не имело смысла. Раз решился - дерзай. Это называется - дать шанс себе.
   Вода сомкнула свои могучие объятия и накрыла нас, унося в неизведанную глубь времени. Я надеялась, что Агата достаточно верно вспомнила координаты той воронки, которая нас должна была вынести к её брату. Мы задыхались, ледяная вода забралась под одежду, морозя кожу и подстегивая панику, девочка начала вырываться из моих рук, я её еле удерживала. Если бы она освободилась от моей хватки, то я бы её потеряла на бесконечных сплетениях времени, она бы растворилась в неизвестности, а я, скорее всего, не смогла бы вернуться обратно, мне бы не хватило сил.
   В этот раз всё произошло иначе. Нас не вышвырнуло из водяной толщи ввысь, как то было со мною в предыдущем случае. Мы плюхнулись в непривычно тёплую воду, её солёная влага тут же поглотила наши одежды, щедро заливая рты, носы и уши. Вынырнув, мы с жадностью самых алчных людей во вселенной заглатывали воздух вприкуску с жидкой горечью соли.
   Я сразу узнала это место и, признаюсь тебе, незнакомец, меня сей факт не порадовал. Нас занесло в то далекое по времени место, где я познакомилась с огромным змеем Нагом, вокруг нас ковром выстилались на поверхности белые водяные лилии, как и в прошлый раз, но вода в предыдущее моё путешествие была пресной, а не соленой.
   Агата в сильнейшем потрясении, ухватилась за мою шею, и это могло послужить концом только начавшегося нашего путешествия, но к счастью я обнаружила, что берег столь далекий ранее, теперь был довольно близок и у нас имелись все шансы до него доплыть. Я обратила на это внимание моей напуганной спутницы, которая быстро совладала с собой, и мы энергично принялись продираться к берегу сквозь заросли густо разбросанных в воде цветов.
   Это непередаваемое чувство тверди под ногами, когда казалось бы уже все силы покинули ослабевшее тело, а вода врываясь в рот и нос, обкрадывала лёгкие кислородом и выжигала внутренности невыносимой порцией солёного яда! Не помню, сколько мы пролежали на песчаной кромке берега, Агату стошнило пару раз, меня тоже прочистило солью. Мы с трудом стянули с себя мокрую одежду и обувь, оставив на теле лишь штаны и кофты. В том месте, куда нас занесла воронка времени, царило спокойное умиротворенное лето без зноя и ветра.
   - Куда теперь? - Агата смотрела на меня, как на всеведающего поводыря.
   - Понятия не имею. - Я пожала плечами. - Я здесь впервые, как и ты. Мы можем пойти по берегу в ту сторону, или вон в ту. Выбирай, это твоё направление и твой поход.
   - Но я даже не знаю. - По задрожавшему детскому голосу мне стало понятно - моя смелая спутница сейчас расплачется от богатства предоставленного выбора.
   - Что бы ты ни выбрала, у меня получится не столь лучше. Мы ищем твоего брата, уж кто-кто, а только ты сможешь его найти. Даже интуитивно любой выбранный тобою путь приведёт нас к нему.
   - Что такое "интуитивно"? - поинтересовалась Агата.
   - Это значит так. - Я приложила её ладошку к тому месту на груди, где у неё билось сердечко. - Понимаешь?
   - Да. - Она просияла тут же. - Мама говорит, что сердце всегда всё знает и всё найдет.
   - Мама говорит истину. Выбирай.
   - Я подумала, вернее мне показалось, что он мог выбрать, наверное, эту дорогу. - Неуверенно девочка показала направление вправо от нас вдоль берега.
   - Ну, вот, молодец, дорога у нас есть. Теперь ай-да в путь, нас ждут приключения. Закатывай штанины и подставляй ноги ветру! А про одежду не думай, она нас здесь подождёт и просохнет заодно.
   Не спеша мы брели босиком по узкой полоске берега, наслаждаясь пыльной мягкостью белого песка и время от времени позволяли наползавшей пузырящейся пене касаться наших стоп, счищая налипшие крупицы. Агате всё это было в новинку, она то шла, бороздя песочный снег, по щиколотку зарывая стопы в гущу, то подставляла ноги набегавшим волнам и замирала, когда солёная пена ласково обнимала её до колен. Вода выносила на берег оторванные от своих бесконечно длинных тел крупные цветки лилий, которые подбирала в быстро разраставшийся букет девочка с рыжими волосами. Её глаза блестели радостью нового открытия, которое она вряд ли могла познать на родной земле.
   Только в тот момент я увидела, как похожи меж собой Агата и Аннушка, их волосы имели один и тот же солнечный оттенок с той разницей, что у одной девочки локоны завивались в мелкие и задорные кудряшки, а у другой ниспадали гладким шелком. Даже россыпь маленьких золотистых веснушек имела схожий рисунок на личиках обеих сестёр. А об улыбке, разделённой на двоих, я промолчу.
   Я услышала всплеск воды, обернулась и разглядела чешуйчатое гибкое тело, ловко нырявшее меж лилий. Голова змея вынырнула в нескольких метрах от кромки берега в той части, где Агата, увлёкшись цветами, подбирала всё новые экземпляры в свой букет.
   "Не бойся, дитя, я не причиню ей вреда" - Голос змея плавно вошёл в мою голову.
   "Это ты, Наг?" - Я замерла.
   "Да, Лиза-наблюдатель, я снова заглянул в это тихое местечко, предаться покою и забыться от того, что происходит в моём мире"
   "Ты меня узнал!" - Честно, я обрадовалась.
   "Как я мог не узнать тебя, дитя! Я помню лик каждого существа во всех мирах, где бы ни был"
   " Я рада, а это со мной девочка по имени Агата, она ищет своего брата. Она тоже наблюдатель, как и я, но узнала об этом слишком поздно" - Я кивнула в сторону своей спутницы, которая как раз в этот момент заметила моего старого знакомого и выронила все собранные цветы, застыв на месте.
   - Агата, не бойся, это мой друг Наг. Он морской змей, но он очень добрый и мудрый.
   - Он такой большой! - Она подбежала ко мне и спряталась у меня за спиной.
   - Он помог мне однажды, поговори с ним, вдруг он знает, где Павел, - посоветовала я ей, ободряюще поглаживая детскую ладонь, замершую на моём бедре.
   - Но как говорить с ним? Я не знаю змеиного языка, - отчаянно зашептала Агата.
   - А ты спроси его молча. Подумай про себя, а он тебя услышит. Попробуй.
   " Она его забросила в воронку, наподобие той, через которую ты со своим маленьким другом сюда попали однажды?" - Возобновил беседу со мной Наг.
   "Да, но почему вода теперь солёная, словно морская? В тот раз это было озеро", - спросила я его.
   "Нельзя попасть дважды в одно и то же место. - В голосе Нага теплилась улыбка. - Да, а где твой маленький друг? Надеюсь, с ним всё в порядке?"
   "С Феликсом всё нормально, просто он остался на той стороне, я побоялась, что могу его здесь потерять", - ответила я.
   "Это хорошо. - Голос в моей голове высказывал одобрение. - Хорошо, что ты так дорожишь другом, пускай он и мал. Друзья важны любые, если ты так беспокоишься об улитке, то ради этой малютки, что прячется за твоей спиной, ты горы свернёшь. А это и есть дружба"
   - Он знает, где братик! Он его видел, Лиза! Он его видел! - Агата запрыгала вокруг меня, она не боялась змея.
   - Ты услышала Нага, умничка.
   - Он обещал сказать, куда идти. - Агата ухватила меня за руку. - Лиза, это означает, что Павел жив!
   - Это самая хорошая новость за последние два года для тебя, малышка. Поздравляю.
   "Ты поможешь нам выбраться отсюда? Мне одной не вытащить двух детей и себя, сам знаешь", - обратилась я к Нагу.
   "Я буду вас ждать, но недолго, в моём мире не всё ладно и оставаться здесь более чем на три часа - роскошь для старого змея. Время здесь, увы, течёт ровно также, как и в моём родном городе. Три прожитых здесь часа будут потеряны для меня там", - с глубокой грустью ответил Наг.
   "И ты не сможешь вернуться в исходную точку, минуя эти часы?" - Эта новость поразила меня, памятуя о могуществе змея.
   "К сожалению, это не в моей власти. Мы, змеи, многое можем и нам многое подвластно, но не это место. Здесь мы обретаем ту первородность, при которой у нас минимум возможностей. Здесь мы чисты и во многом бессильны. Но сил на перемещение трёх людей у меня хватит, хоть я и глубокий старик"
   "Ты ещё ого-го! Мы уложимся во времени, скажи, куда нам идти? В какую сторону?"
   Голова Нага закачалась в такт волнам и лилиям, а в наши головы проникло чудное песнопение:
  
   Не торопясь, иди вперед,
   Судьба навстречу вышла смело.
   Тот, кто не струсит, не сойдет,
   Получит шанс стать королевой.
  
   "Что это значит, Наг?", - спросила я, ничегошеньки не поняв.
   "Твоя маленькая спутница уже всё поняла. Следуй за ней и не забудь о времени. Через три часа начнется заход Солнца, и ты поймёшь, что опоздала. Я вас жду"
  
   Агата бежала сломя голову всё дальше по берегу, я с трудом за ней поспевала, так легка и невесома была эта девочка. Не знаю, как долго мы бежали, помню, что быстро запыхалась и делала время от времени короткие остановки, чтоб отдышаться. Моя же спутница, словно легкокрылая пташка, неслась во весь опор, не ведая ни усталости, ни жалости ко мне.
   Бежать выше песка было неудобно. Сразу за неровной кромкой белого, словно мука, песка расползалась жёсткая щетинистая трава, пребольно колющая пятки, а за ней, подобравшись в стройный ряд, врастопырку тянули к небу ветви зелёные кусты, загораживая подход к высоченным древним деревьям. Я не представляла, как долго ещё нужно идти в заданном змеем направлении и насколько меня хватит потому, что уже с трудом брела, держась за вопиющий болью правый бок, и с беспокойством наблюдала, как фигурка девочки с рыжими волосами стремительно отдалялась от меня.
   А потом до меня долетел крик. Моё тело под действием убойной дозы адреналина рвануло вперёд, мне кажется, голова моя уж точно в тот миг поседела на несколько волосков. К слову, спортсменка из меня ещё та, а посему я мысленно распрощалась со здоровьем и с каждым шагом была готова к взрыву в правом боку. Крик вновь разорвал воздух, Агата призывала меня как можно скорее присоединиться к ней и узреть нечто грандиозное.
   Берег не был прямым, он петлял зигзагами, и от этого моя спутница часто пропадала из поля зрения. Преодолев очередной изгиб рыхлого песка, я чуть не налетела на Агату. Девочка стояла с расширенными от изумления глазами, таращась на мальчика, на которого она сама наткнулась в свою очередь.
   - Это он! Это Павел! - Она сияла, хоть голос её и дрожал в волнении.
   - Погоди, ты уверена? - Я остановилась в нескольких шагах, задыхаясь и мысленно борясь с яростной пульсацией боли в боку.
   - Да! - утвердительно и торжественно выкрикнула девочка.
   Загорелый мальчуган примерно того же возраста, как и Агата, в сильно потрёпанных и дырявых штанишках, босой и без какой-либо другой одежды, оторопело взирал на нас и готов был броситься наутёк. Его тёмные свисавшие прядками волосы доставали до плеч, в руках он стискивал несколько рыбьих тушек, перевязанных у хвостов зелёным стеблем какого-то растения. И всё-таки что-то общее было меж детьми, неотрывно и настороженно смотревшими друг на друга. Глаза, круглые и серые, такие чистые и прозрачные, каких я не видала ни у кого более, повторялись на детских лицах.
   - Он нас боится, Агата, - тихонько произнесла я, опасаясь вспугнуть этот торжественный момент. - И не мудрено, мы не знаем, что ему пришлось пережить за всё это время и в этом месте.
   - Он так смотрит, будто не помнит меня. Не узнает. - В её голосе зазвучало отчаяние.
   - Всё возможно. Погоди, кто-то идёт сюда. - Со стороны деревьев донеслись чьи-то быстрые шаги. Некто приближался к нам и торопился.
   Ближайшие кусты задрожали, и оттуда вылез ещё один невысокий мальчишка, с сильно обросшими волосами на голове, чумазый и в набедренной повязке из выцветшей ткани. Он подскочил к мальчику в штанах и встал меж ним и девочкой.
   - Братик, вспомни, это же я Агата, - умоляюще воззвала девочка. - Я твоя сестра, мы вместе ходили на пруд, я тебе показывала, как умею пузырить воду.
   "Павел" стоял в прострации, поочередно переводя взгляд с Агаты на меня, затем на своего дикого товарища, но продолжал упорно молчать. Девочка сделала шаг ближе и поплатилась за это сильным тычком мальчишки в набедренной повязке, решившего взять на себя роль защитника друга. Моя спутница не заплакала, но вновь предприняла попытку подойти ближе к "Павлу". Её вновь толкнул маленький дикарь, и на этот раз она не удержала равновесия и упала на песок.
   - Может это не он, Агата? - Я наклонилась, чтобы помочь ей встать.
   - Это он! Это мой брат Павел, чёрт его бери! - Выкрикнула в сторону обидчика девочка.
   - Ты ругаешься, как мама. - Неожиданно раздался голос мальчика в рваных штанишках.
   - Ты вспомнил? - Агата уже стояла на ногах и снова делала шаг навстречу брату.
   - Такое вряд ли забудешь. - Павел сделал знак своему товарищу, чтоб тот пропустил к нему сестру.
   - Так почему ты молчал и давал своему другу обижать сестру? - Вырвалось уже у меня.
   - Я её сразу узнал, и вспомнил, что из-за неё попал сюда, - глухо ответил Павел.
   - Ты зол на неё?
   - Был. Но я вспомнил и то, за что я её любил. - На мальчишечьем лице появилась ухмылка.
   - И за что же? - Агата была уже совсем близко от него.
   - Ты ругаешься, как мама, это всегда меня забавляло, - невозмутимо ответил он и тут же тише прибавил. - А ещё ты моя сестра. Всё просто.
   - Прости меня, я не хотела, чтобы ты сюда попал. Я тебя искала в том пруду. Я каждый день ходила, и я сильно-сильно скучала по тебе, - с чувством произнесла Агата, протягивая к брату руки.
   - А я по тебе и маме с папой. - Они крепко обнялись.
   - А можно узнать, как ты жил здесь всё это время? - Я вновь обратила на себя внимание, когда дети немного успокоились.
   - Я встретил Зета. - Павел указал рукой на обеспокоенного товарища, теперь молчаливо взиравшего на счастливую встречу уже в стороне. - Он привёл меня к своей семье. Они меня усыновили. Они хорошие, и Зет тоже. Просто он мне как старший брат, вот и защищает, даже от сестры. А вы кто?
   - Меня зовут Лиза, - представилась я. - Я друг твоих родителей и сестренки. Решила ей помочь отыскать тебя. У нас вроде бы все получилось.
   - Ты пойдёшь с нами, Павел? Мама и папа будут рады узнать, что ты жив. - Агата держала брата за руку и не отпускала, теперь он был выше её на полголовы.
   - Я не знаю, я не могу, взволновано ответил мальчик. - У меня здесь тоже есть папа и мама, а ещё две сестры и три брата. Зет один из них.
   - Но как же? Павел, у тебя уже есть мама и папа, и я. - Агата смотрела непонимающе на него.
   - Агата, милая, - вмешалась я. - Павел должен сам решить, с кем ему остаться. Вторая семья спасла ему жизнь и заменила вашу. Это надо понимать.
   - Но я хочу, чтобы он пошёл с нами. - Задрожал девичий голосок, а глаза заблестели в предвестии надвигавшихся слёз.
   - Я понимаю тебя, но мы уже знаем, что он жив и здоров, а это главное. - Успокаивала я сестру, но обратилась к брату. - Павел, решай. Но времени у нас с Агатой здесь осталось совсем мало. Нам скоро уходить. Остаться мы не сможем и вернуться тоже.
   Агата сникла, я удивилась, как ещё она не закатила истерику и не стала давить на брата. Как я уже упоминала, она была взрослой не погодам. Это заметил и её младший брат, я видела страх и отчаяние накатившие на него. Бедняга, мне по-человечески было жаль его, он разрывался меж двумя семьями. Он что-то прошептал Зету на ухо и когда тот скрылся в кустах, повернулся к сестре.
   - Мне нужно попрощаться с ними. Я не могу уйти так, как было с тобой.
   - У тебя мало времени, Павел, у нас его очень мало, - одобрительно произнесла я. Подобным сыном по праву могли гордиться обе семьи, равно как и оплакивать его.
   Он ничего более не сказал и ушёл следом за названным братом. Довольная Агата сидела и светилась радостью от удачного исхода. А я? А мне, честно говоря, было паршиво. Я представила, что должны почувствовать те, кто прикипел душой к этому мальчугану в штанишках, как им будет тяжело его отрывать от сердца, и как он себя чувствовал в этой ситуации. Снова я коверкала чьи-то жизни. Чёртов, чёртов наблюдатель!
   Он вернулся к нам спустя час, тихий, с распухшим от слёз лицом. Времени у нас оставалось совсем дефицит. Мы бежали обратно, борясь с встречным ветром, внезапно образовавшимся, усилившимся и тормозящим каждый наш шаг. Солнце медленно и неумолимо приближалось к горизонту, но мы успели, Наг нас дождался, как и обещал, в том месте, где мы его оставили.
   "Запомни, дитя, при переходе мальчик забудет всё, что было с ним в этом месте, он вернётся домой, и его последним воспоминанием будет тот злосчастный день, когда всё и случилось" - предупредил меня вкрадчивый голос змея.
   "Спасибо, Наг, ты помогаешь мне второй раз" - отозвалась я со всей искренней благодарностью.
   "Надеюсь, что третьего не будет, хотя ты пришлась мне по душе, Лиза-наблюдатель. Но в третий раз может статься, что я не смогу тебе помочь" - произнёс он.
   Наг создал громаднейшую воронку из воды, лилий и воздуха. Тёмное бурлящее и пенящееся нутро вращавшегося жерла пугало нас, но мы сделали шаг вперёд, и дикий водоворот унёс нас по временной спирали обратно домой, в будущее."Продолжение отправлю на почту желающим".
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"