Под жирной жопой; стекают на него кровь и моча, и слезы;
Кусок гнилой Земли. Ком грязи и говна.
следующая глава
каждый момент словно одна сплошная жизнь.
одна и та же.
всюду одни и те же чувства, мысли и слова,
и голова одна и та же, в которой уж и места нет ни капли.
ни капли совести, ни памяти, ни тех же клятых чувств.
ни разума.
стыдно выплевывать конфету, ту чту уж разжевал, но поздновато понял из чего она.
глотаешь не поморщась.
у всех разит из пасти.
вонючие людишки, смрадный мир.
и кто же твой кумир? Спаситель ведь давно уже не молод и аромат утратил искупления.
молись на свежий душ, дезодорант и мыло,
но ими ты не доберешься до души.
грязный, вонючий, блестящий хуй в штанах;
капли души стряхнув пронзай чужую душу.
мажь по стене детей былых побед.
вулкан разверзнется.
и выйдет Лунный брат.
и пуповина скроет все былое.
Не ясно
Даже не странно. Много иначе. Будто не бывает такого. Напиши кто об этом или используй в кино, сразу: нелепость, скука, не верю, не интересно, не цепляет ни капли, дешевка, трэшня, дерьмо.
Эта жизнь дерьмо.
Когда любое слово, молчание, действие и его отсутствие, мысль, ступор рвет твою реальность в лоскуты. "Мысль материальна". Дерьмо. Дерьмовый винегрет.
Из ниоткуда. Как кажется. Но со стороны - тот еще дерьмоед. Или это изнутри. Хер знает, всё в говне. И как так? Правая сторона права всерьёз; сам виноват - творить дерьмо в непригодных для него местах; сри в свой огород, а если полон лей в общую канаву. Никто не терпит левого дерьма - оно воняет. Даже убрав и подтерев остатки, запах его будет держаться долго; и приторный мерзотный освежитель только усиливает смрад.
Тут тяжело дышать. Жить и того сложнее.
Любовь здесь так ранима и хрупка, и чудо, что она здесь существует. И оттого на столь сложнее огородить её от этого всего. И оттого она лишь остаётся ценной в этом поганом мире.
Закадровый смех
Честность уместна только к артистам цирка.
Всем остальным осталось слышать смех лишь за спиной.
Проклятые миром короли
клянут треклятый мир.
Бьют челом встревоженным
перед ничтожными мира сего.
Насмешили их, хоть им смешон
весь мир.
Мир шутов, где шутки не слышны
ушами тех богов.
Богов, что так привыкли слышать жалобы
и стоны вдов,
Плач матерей, отцов после всех ссор
под вой дворовых псов,
И вмазавших по вене сыновей,
стонавших из кустов.
Так кто же здесь смешон
и кто смеяться должен над шутом?
Божественный шутник, надев корону короля,
глядит,
Как тот, напяливая на свой лоб колпак,
склонился перед ним.
Оба смешны.
Ведь им обоим непосильна ноша даже пустой главы.
Их судьбы на бумаге палача: "Помиловать нельзя.
Казнить." В конце стоит печать.
Отчаянно палач пытался шутку в этом отыскать.
И вот уже на двух копьях их головы торчат.
Нет, чтоб кричать!
Но все молча застыли замертво в тот час.
Корона палача.
Бездарный принц теперь взошел
на королевский трон.
И пусть не меньше прежних умом был
наделен,
Перед народом он стоит все так же
с топором.
Боги локти кусают.
Их разрывает
Столь непонятная им шутка злая.
Лепят нелепый смысл на жизнь, что зиждется
на глупости бытия.
И стоны соловья как песнь лишь слышат,
что их слух ласкает,
Всей боли, слез, тоски не замечая,
В его мучительных и жалобных стенаньях.
Плюнуть на все, но нет конца и края всем страданиям.