Al Jazz : другие произведения.

Дон Хуан, шпион

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Если этому сеньору дать понять, что я иду за ним, наверняка откроется какая-нибудь из его тайн, - думает дон Хуан. - Тайны и странности плетутся за ним, привязанные к тому его взгляду, что бросил он на остановке, и чтобы избавиться от них, следует очень постараться.

Дон Хуан, шпион.

   Вернувшись после полугодичной поездки на острова, дон Хуан записал в своем дневнике:
   "Я не бегу близости людей: как раз даль, извечная даль, пролегающая между человеком и человеком, гонит меня в одиночество" Ф. Ницше.
  

* * *

   "Одиночеством к людям гонимый, Прихожу к одиночеству снова -- Ибо, кроме моих размышлений, Не встречал я друга иного" Ф. Лопе де Вега Карпио.
  

* * *

   Это дон Хуан Рамос. Обычно дон Хуан встает в 7.00 часов утра бодрым и сильным, готовым к новому дню человеком, на всякий случай испытывающим некоторый жизненный пессимизм. Он быстро умывается, чуть улыбается зеркалу и делает гимнастику. Он уже стар для серьезных физических нагрузок, у него лысина и животик, но гимнастика поддерживает его в форме, достаточной для более-менее активной дневной занятости. Ровно в 7.40 дон Хуан начинает завтракать, читает утреннюю прессу и наблюдает, как возвращается домой с ночной работы сеньор Андрес. Род занятий сеньора Андреса интересует дона Хуана лишь постольку, поскольку он испытывает легкую тоску по тому прошлому, когда и сам исповедовал независимость от времени суток. Невидимое тогда существование, как не парадоксально звучит это определение, и употребляется только в срезе обычной человеческой жизнедеятельности, обусловленной схемой "утро-подъем-работа-вечер-дом-ночь-сон-утро", дон Хуан считает хорошим опытом, но скорее опытом памяти, сродни тому чувству, которое ощущает вдруг человек, глядя на фотографии своих достижений. Шпионы в душе экзистенциалисты, активный период их существования полностью проходит сквозь призму борьбы с жизнью и смертью, - только так они могут чувствовать себя в настоящем. После окончания игры начинается иная сторона сущего, для них необычная, для большинства же из нас она знакома, как домашняя. Свое внеэкзистенциональное бытие теперь дон Хуан списывает на уже выполненную когда-то миссию и отсутствие стимулов к установлению собственной популярности. Итак, дела сеньора Андреса мало интересуют дона Хуана Рамоса, он знает о его работе приблизительно, и знание это простирается до нескольких ночных клубов, где сеньор Андрес занимается музыкой.
   Дом номер 6 на улице Росаледа, где не так давно поселился дон Хуан, оживает в 7.00, в то детское время, когда пробуждение приходится на большинство постояльцев. Но иногда дон Хуан не может проснуться в 7.00 утра и просыпается, как получится. Дон Хуан любит поспать, несмотря на то, что он шпион. Последние три дня он просыпается около 8 часов утра от ворчания старой сеньоры Кармен, которая возится с садовой щеткой на дорожке, ведущей к подъезду, и причитает в сторону сеньора Андреса:
   - Не поздно ли возвращаетесь, молодой человек?
   - Да как всегда, - посвистывая, бросает ей сеньор Андрес и проскальзывает в двери дома.
   - ...
   Эти звуки вкупе со звоном ключей сеньориты Изабель Васкез, открывающей дверь офиса, расположенного в этом доме, и будят дона Хуана. Окна его небольшой квартиры выходят на улицу перед подъездом. Вот и сейчас еще не окончательно проснувшийся, раздосадованный дон Хуан встает, ищет свои тапочки из темно-каштанового вельветина за тумбочкой, вокруг кровати и в самой кровати.
   Продолжим... После завтрака дон Хуан одевает длинный серый плащ, любимую широкополую шляпу и идет на работу. Он получает задание и начинает выполнять его немедленно, насколько хватает сил и желания. Его работа не сопряжена уже ни с возможной опасностью быть разоблаченным, ни с обычным риском для жизни, ни с какой-либо созидательной для служебного аппарата деятельностью, его работа - скорее миф, родивший самого себя, придумать для которого название означало бы раскрыть его, ибо всякий мыслящий сможет заподозрить подвох в этом занятии... - сбор сведений о странных людях. Странные люди могут и не причинять зла, но следить их на всякий случай нужно. Поговаривают, что специальный отдел информации по обществу, созданный при Управлении безопасности, придуман для агентов, вышедших в тираж, для тех, кто отдал свой долг государству и долг государства - не бросить своих работников, но как бы то ни было, работа в отделе есть, а если она есть, значит, необходима правительству. Правительству интересны различные сведения обо всех категориях граждан, потенциальная угроза обществу может возникнуть в каких угодно головах, если провести некоторую работу с ними, и дон Хуан отдает себе отчет в подобной социоконтролирующей политике властей, желающих смирить общество, свешивая собственные лекала поведения сверху. Он занимается своей работой, хотя ему нет дела до высоких инстанций, ему просто и самому не нравятся некоторые типы, окружающие нас в повседневной жизни. Понятие "странные" является понятием вообще; под него подпадают как натуры художественные, либо экзальтированные, либо с блеском в глазах, когда можно угадать в них революционные искры, так горячо любимые в Испании, так и условно подозрительные, лояльные, но безвкусные и неопрятные словно нездешние.
  
   Зная их повадки, подозрительных типов можно найти повсюду. Одни из них как будто люди, но люди другого склада. Пытаясь походить на обычных людей, они стараются действовать как обычные люди, чем могут запутать посредственного обывателя. Они так же спят, так же просыпаются по утрам, так же проводят выходные дни. Они ходят на работу. С утра, собираясь, едят вчерашний чай, подогретый и обязательно снова остывший, и пересоленную яичницу, громко причмокивая. Вполне возможно заметить на их столе кусок старой колбасы. Позавтракав, они надевают одежды, из-под которых непременно торчит грязная хлопчатобумажная майка. Потом они идут к месту работы, почесывая свой зад, вдруг срываются с места, неуклюже бегут до трамвая, и, не догнав, щедро дарят миру увесистое матерное слово. В следующем трамвае садятся, предварительно растолкав локтями граждан, сопят через нос и как мантру повторяют то самое слово, что было сказано прежде.
  
   Общество предлагает дону Хуану занятие, в благодарности которого трудно сомневаться, пусть даже это дело применяется, как средство внешнее, но при правильном подходе отмечаемое печатью качественного человеческого бытия, ergo в традиции конфуцианского учения, столь близкого и оправдательного для шпиона, является необходимой стратегией внутреннего развития и познания окружающего мира. Иногда дон Хуан чувствует это. В моменты озарения он готов сделать себя, ergo свою работу наилучшим образом, но старость плюс пунктуальность, возникающая порой как вспышка из прошлого, вновь обращают его к настоящей своей персоне и сегодняшнему дню. Дон Хуан смотрит на часы, он следит за своим обедом. Он обедает примерно в 13.40, заходит в разные места, кафе и рестораны, прерывая на некоторое время свою службу. Прожаренный кусок телятины в сливочном соусе, гренки с чесноком, салат из латука с обильным количеством пармезана и крепкий кофе - маленькая сиеста помогает ему справляться с мыслями.
   "Довольно странный и ловкий стиль почти у всех людей, кого приходится наблюдать. Если не присматриваться, странные типы сами готовы приклеиться к глазам, так уж они устроены, и наоборот, - если присматриваться, какие необычайные диковинные черты угадываются в соседях и простых прохожих. Вот идет элегантный сеньор с лицом эгоиста... Насколько странные люди отличаются от эгоистов, подобных этому человеку? - много, и в то же время любой странный тип непременно должен быть эгоистом. Это правило. Эго - система, порождающая прогресс, когда из-за личных страстей и желаний человеку приходится сдвигать общество. Польза для общества может быть очевидной, а может и нет, - все равно.
   Я слежу людей не странных, а скорее небрежных к обществу или к себе. Впрочем, быть небрежным тоже довольно странно; это кажется неестественным. Странности заметны повсюду, стоит лишь обратить внимание на какого-либо человека. О маньяках и сумасшедших говорить нечего, - на лице все написано; какая уж тут странность? так, уродство одно"
   Дон Хуан решает проследить странность одного наугад взятого человека. С этой мыслью он расплачивается за свой обед, выходит на улицу и идет к трамвайной остановке, присматриваясь к собравшимся там людям. Издали - это разноцветная группа, состоящая из лиц, одежды, портфелей, зонтиков, шарфов, которая не может выдавить из себя одного и только одного человека, словно эта самая группа и есть одно единственное существо здесь. Одно дышит, двигается, разговаривает и выполняет ту нехитрую поведенческую работу, признаки которой приписываются человеку.
   - Простите, как же мне добраться до улицы Сан Бернардо? - дон Хуан проверяет собравшееся существо на возможность взаимодействия, которому он сам едва подвержен по причине профессиональной скрытости. Любой вопрос или реплика во вне всякий раз заставляют его внимательнее, но незаметно приглядываться к окружающим, мимика рисует скуку на его лице, как маску.
   - О, сеньор, вам придется сменить, по меньшей мере, три маршрута, - отреагировала одна из дам, стоящая справа от него, с полными ногами и стертым лицом. "А вот тот сеньор, что стоит за ней, глядит так, будто улица Сан Бернардо касается его лично", - дон Хуан кивает головой сеньоре, ответившей ему, и смотрит сквозь нее дальше.
  
   Высокие худощавые молодые люди, с острым лицом и глазницами, посаженными глубоко внутрь, с лихорадочным взглядом отрывающиеся от чтения журнала или книжицы, когда их просят подвинуться, которые начинают разговаривать с вами только после первого слова интересной им темы, где может обнаружиться столько идей, что хватит не на одного собеседника... Они укрываются от взглядов окружающих своей бесплотностью и блеском холериков. Они существуют по одному, где бы ни были. Трудно увидеть таковую группу, но даже в ней они одиночки.
  
   "Если этому сеньору дать понять, что я иду за ним, наверняка откроется какая-нибудь из его тайн, - думает дон Хуан. - Тайны и странности плетутся за ним, привязанные к тому его взгляду, что бросил он на остановке, и чтобы избавиться от них, следует очень постараться. Но к чему? - этого вопроса он не бежит, даже не догадывается о нем, поскольку ему все понятно с собой. Туманными остаются только явления примет, и возможно, затмений. Что взять с человека, ясностью своею запутавшего себя до ежедневного поиска мистик и справедливостей?" Дон Хуан едет в трамвайчике, рассматривая по ту сторону стекла голубей и детей, не знающих ни различий, поджидающих в жизни, ни смысла самой жизни.
   Прогулки на двух трамваях дону Хуану Рамосу достаточно, чтобы составить образ сеньора, выбранного в качестве проверочного задания. У этого человека не менее и не более темных пятен, чем у других. Дальнейшее преследование может только усугубить его противоречивость, свойственную каждому, отчего он сделается более изощренным в потворстве прихотей и грехов, пока не терзающих его малодушие. Он будет думать об этом, приближаясь к очередному поступку из тех, что не совершаются на людях.
   Находясь в толпе, дон Хуан разделяет виды человеческой породы, с трудом отличая индивидуумов друг от друга, но каждый раз попадает впросак, удаляясь от толпы на расстояние, которое укрывает следы преступлений каждого.
  
   В 18.00 дон Хуан пьет вечерний чай и одновременно заканчивает свою работу. Он возвращается домой в 19.00, здоровается с сеньорой Кармен, в приветствии приподнимая к шляпе правую руку. В своей квартире он снимает с себя всю одежду и какое-то время остается обнаженным, чтобы сбросить дневное напряжение, отвлечься от сторонних звуков и призраков. Он заказывает себе ужин из ближайшего китайского ресторана и смотрит вечерние телевизионные шоу. В 22.30 он засыпает, удобно раскинувшись на цветной турецкой оттоманке, но вскоре просыпается и ложится спать по-настоящему.
   "Вот бы и оказаться где-нибудь на Islas Baleares, вместо того, чтобы видеться каждый день с сеньорой Кармен, укрыться от мыслей и глаз в тени дерев, где солнце хоть ненадолго оборачивает людей к свету, заменяя обыденность ленью. Обыденность как обличительная статья странности... Как же мне быть здесь, наблюдая обычную суету и офисных служащих и отмечая их порядочный статус? Сеньор с лицом эгоиста или домохозяйка, - как не признавать в них отсутствия странностей, если их мысль застойна, а глаза полны вопросов и серой зависти? Легче принять превосходство каудильо Франко в споре о нестранных, нормальных людях, нежели тихую жизнь сеньоры Кармен или сеньориты Васкез"
  
   Полицейские, которые патрулируют только по ночам, нередко проходят мимо окон дона Хуана, отстукивая по асфальтированному тротуару замедленные буквы азбуки Морзе, тихо переговариваются о своих заботах, тех самых, которые спят днем, во внерабочее время, а сейчас открываются, слетают с губ вперемежку с ночными желаниями, образуя необычную смесь из страстей и предположений. Ночью мир даден им в ощущениях, гипертрофированных темнотой и полицейской формой. О том, что может быть в голове уличного полицейского, живущего ночью, видимо, знают только стены домов, фонари и напарники. С рассветом эти парни видят другую жизнь, другой свет, к которому нужно заново приспосабливаться, откинув подозрительность и расторопность, влиться в это время спячки, время, когда не может случиться ничего плохого...
  
   У дона Хуана почти не бывает выходных и праздничных дней благодаря работе, именно благодаря, поскольку заполнять их приходится излишними мыслями. Эти дни случаются неожиданно, вдруг, по неизвестному ему математическому закону, хитро обходящему логику дона Хуана Рамоса. В такие дни дон Хуан печален и очень медлителен. Он по привычке делает утреннюю гимнастику, но не в 7 или 8 часов утра, а во сколько сочтет нужным. В выходной день организм сам позаботится о себе, полагает он, для него не нужно определять временные рамки, особенно когда времени становится предостаточно. В час обеда дон Хуан отправляется в ближайший магазин посмотреть на вещи. Спустя некоторое время там же, в одном из кафетериев магазина он обедает, пьет кофе, растягивая две чашки двойного эспрессо на четыре, думает, стоит ли заказать еще или взять газировки, но все же решает возвращаться домой. Он покупает несколько газет и журналов, преимущественно спортивных, благодарит продавца и отправляется домой.
   "Состоянием, противоположным странности, может быть ясность или честность, а на самом деле, может быть какое угодно. Тебе следует умереть, если не хочешь быть странным, и умереть не иначе как в присутствии нескольких близких тебе людей, для верности. Ясность же понятие настолько туманное, что не приведи господь разбираться в нем. Для одного понятны такие действия, которые непонятны другому. Что делает человек, оставшись один, какие мысли преследуют его - вопросы, отгораживающие суть личности, частной жизни и т.н. свободы, которая поперек горла чуть не у каждого"
   Вечером в субботу дон Хуан встречается со своим давним товарищем, который также отслужил свое и довольствуется бездействием, лишь по привычке помогая более молодым коллегам советами и выполнением поручений, не требующих выхода из дома. Друзья знают друг друга уже давно, но личная жизнь каждого остается закрытой темой, как повелось с давних профессиональных времен, когда работа является первым и единственным средством общения. Встретившись на площади Олавиде в 19.30, двое почтенных сеньоров прогуливаются в парке, заходят в кинотеатр посмотреть старый фильм, не особенно заботясь о художественной ценности картины, после чего отправляются в один из знакомых баров пропустить по три-четыре стаканчика хереса, в процессе чего наблюдают, наконец, как внутри каждого просыпается и растет чувство причастности ко всему и всем, наблюдают друг в друге этот утаиваемый росток, улыбаются своей выработанной годами способности быть каменными людьми и в это время закуривают по сигарете...
   - Как же так получается, что с течением времени ничего не происходит? То есть ничего не меняется в людской массе; меняется каждый человек в отдельности, а множество людей, толпа, - нет, - говорит дон Хуан. - Будто память отшибает у каждого нового поколения.
   - Толпа - это вещь, предмет органического происхождения. С чего бы ей меняться? Разве песок меняется? - отвечает дону Хуану его товарищ.
   - И то, что происходит между человеком и человеком практически не меняется. Люди так же завязаны на себе, как было испокон веков.
   - Поспорить бы с тобой, нужно только придраться к слову. Но и возразить трудно на то, например, что мы могли бы сидеть и говорить так же в разное время, это верно. Но ты хотя бы не принимаешь в свой расчет святых?
   - Святые - дело другое, и они-то как раз никогда не менялись, зачем? Да только все равно они странные в понимании обычного человека.
  
   В баре субботний вечер берет особенности всех пришедших, подогревает их алкоголем, музыкой, мешаниной запахов для тела, далее открывает их хотения, и в этот момент выясняется, что собравшиеся не есть скопление различных интересов, а скорее - единое общее, принимающее на мгновение формы того или другого человека; одинокие и одинаковые желания, оказавшиеся здесь, проявляются с завидным постоянством вновь и вновь, отличаясь от будничных только тем, что там они больше ограничены семьей и работой... Простые люди, принарядившись, собираются в одном месте, чтобы сказать и показать друг другу то же самое, что есть всегда, заодно поднять настроение и почувствовать отличие от всех, кто сейчас спит.
  
   Дон Хуан и его товарищ продолжают курить и разговаривают о политике за рубежом. Они никогда не танцуют. Засиживаются до 2.00 часов ночи, делают по последнему глотку своего вина и уходят, оставляя компанию себе самой. Свежий ночной воздух не будит в них новых желаний, они прогуливаются пешком и отправляются затем по домам встретить воскресный день в своих постелях.
   - Adios, - кивает дон Хуан на прощанье, усаживается в такси, рассматривает табличку водителя, говоря адрес, и прикрывает глаза.
   - Adios, - его товарищ в это самое время совершает точно такие же действия.
   "Моя наблюдательность, не сказать подозрительность, не есть ли защита от любого возможного посягательства в мою сторону, работа по сохранению личного покоя и продолжения жизни или это уже хобби? Если что, я мог бы, пожалуй, придушить того, кто посмеет... Фу ты, что это за мысль?! Обычный человек, а такие глупости залетают в голову. Да ведь и то, что обычный, - разве оправдание? Всякий обычный человек обнаруживает в себе ересь подобного рода. Его можно довести до исступления простым наблюдением, вот и окажется, что рыльце у него в пушку, а сердце не в ладу с праздником. С виду обычный, на прогулке, в магазинах, кино, в отсутствии внешних раздражителей, - это ли не идеальная маскировка для какого угодно извращения и преступления, когда достаточно надеть на себя серый плащик, взять немного свободного времени и прогуляться, радуясь сквозь темные очки солнцу и отдыхающим"
   В воскресенье он просыпается поздно. Думает о возможных планах на день. Кино, концерт, велосипедная прогулка, выставка, футбол - почти все требует эмоционального подъема, внешней активности и внутренней пустоты, вернее сказать голода. Дону Хуану не нравится театр. Слишком много притворства и пудры. Он мог бы слушать спектакли с закрытыми глазами, но при этом существует большая вероятность заснуть, потому он предпочитает прогулку и поздний обед где-нибудь вне дома. Вечером он пишет отчеты, комментарии в дневник и всегда ложится спать ровно в полночь.
  
   Прогуливаясь по улице Росаледа, дон Хуан смотрит на себя в отражениях витрин магазинов и видит в глазах ищущий блеск, либо потухший свет, каждый раз подмечая соответствие силы или слабости мысли своему взгляду. Он не может наблюдать в зеркалах интересного, загадочного мужчину, схватывающего различные мелочи вокруг - то время в прошлом, и теперь дон Хуан Рамос находит все большую и большую схожесть с обывателями. Вот уже месяц, как он задерживается возле зеркальной витрины антикварной лавки сеньора Родриго Переса-Мьедо, пытаясь различить оттенки настроения в своем отражении. Он отыскивает в толпе человека, по виду находящегося в таком же настроении, как и он сам, и сравнивает две внешности, подводя анализ к профессиональной оценке. Он научается определять по облику скрытые мысли не интуитивно, но зная и точно угадывая их в своих ощущениях, он полагается на принципы этологии, не доверяя человеческому, и переносит их в мир людей совершенно осознанно. Иногда он совершает те же поступки, что и наблюдаемый им объект, стараясь запомнить свое поведение, манеры и мысли, так приобретая привычки других людей.
   В 2 часа дня посреди недели солнце греет сильнее обычного. Дон Хуан располагается в плетеном кресле кафетерия "Последняя улица", намереваясь укрыться от сиесты в струях прохладного ветерка настенного вентилятора. Сухое вино на столике добавляет свежести рукам, потом губам. Он видит молодую влюбленную пару, они трогают друг друга за руки, шепчут что-то, не смеясь, вспоминают недавние события, которые вызывают у них ревность, они поглощены собой и образами, связанными с их любовью. Любовь готова уступить место гневу, оба этих чувства дон Хуан сравнивает в себе, обнаруживая свое я вдруг заключенным в тесные рамки собственного мирка со своими законами, страхами и надеждами. Он испытывает дискомфорт и переводит взгляд на пожилого мужчину, проходящего мимо с газетой в руках. Для этого человека также не существует ничего, кроме средоточия его мыслей на чтении статьи. Замкнутость персонажей, находящихся вокруг, обусловлена частными заботами и внутренними противоречиями, каждое из которых может повторяться в разных людях, но никогда не объединять их, как это делает беда, даже не религия, музыка или спорт, когда человек испытывает личное переживание.
   "Я мог бы наблюдать только себя, чтобы видеть других, накопилась ведь масса материала. Каждый раз приходится ловить себя на мысли, что всякое чувствование мне знакомо, вот-вот стану способным на любой поступок этого или того человека, чтобы окончательно заменить и понять его. Готовность к добру, как и готовность к злу равноправны. И одно, и другое сдерживается волей, скромностью и стыдом. Чудно, дон Хуан Рамос, что соглашаясь на такие вещи, Вы отыскиваете странности где-то на стороне и не замечаете их вблизи"
  
   Еще через месяц, в понедельник утром, дон Хуан смотрит на себя в зеркало. Он не видит ни справедливости, ни мерзости, ни радости, только их намеки, которые уживаются все вместе, составляют одну, две, три и более личностей, могущих проявиться в определенный момент, он удерживает их, поглаживая и успокаивая каждую, и они отвечают ему покорностью. В отсутствии какого-либо раздражителя это довольно просто, - так на одиноком острове все существо подчинено выживанию и только, выживанию до того момента, пока не приходит осознание своего превосходства или безумия. Дон Хуан завтракает и выходит на улицу. Он смотрит в зеркальную витрину антикварной лавки сеньора Родриго Переса-Мьедо, набираясь немного тревогой и надвигая поглубже на лоб легкую летнюю панаму. Он идет дальше, садится в трамвай, по привычке посматривая на других людей, и отмечая небольшие изменения своего облика в отражении оконного стекла. В управлении он чувствует себя несколько по-иному. Курит сигарету; его рука отражается в металлической пепельнице, когда он стряхивает пепел. Долго наблюдает в окно за улицей. В своем маленьком кабинете, кабинке, отгороженной от других кремовыми пластиковыми перегородками, дон Хуан достает спортивный бинокль, подаренный ему однажды товарищами, и начинает смотреть в окна соседних домов, чтобы занять себя и свое рабочее время, но скорее чтобы отвлечься от внутренних разговоров. Ничего необычного не происходит, даже если в поле его зрения попадается домохозяйка, прислуга или офисные служащие. Его рука тянется к початой бутылке вина, а взгляд находит молодую девушку, прибирающуюся в комнате хозяина, когда она с салфеткой в руках открывает ящик письменного стола и просматривает его тетради, фотографии, деловые бумаги, не интересующие ее, но доставляющие ей мимолетное удовольствие от обладания знанием о жизни другого человека, о жизни его тайн и вожделений, она не спеша копается в ящиках, задерживается на какое-то время, улыбается найденному, затем идет дальше, не зная о далеком наблюдателе, уверенная в сокрытости своих действий, тянущих на маленькое человеческое преступление. "Вы допускаете, что происходящее может что-то изменить? - спрашивает дон Хуан самого себя. - Допускаете, что она, он и Вы теперь связанны одним делом? И в большей степени Вы к этому причастны, поскольку Вы являетесь последним звеном. Если, конечно, нечто не следит Вас" "Это бред, - отвечает дон Хуан. - Как это может что-то изменить? Все останутся такими же независимыми, какими считали себя до этого. Максимум, что может произойти, - это рассказ девушки об увиденном своей подружке или парню, и если кто-то из них не окажется темной личностью, то все останется на уровне сплетен или, что более вероятно, шутки" "А если предположить темную личность?" "Тогда максимум, что произойдет, это воровство, шантаж или убийство, да и то в том случае, если у хозяина этой девушки есть приличный счет в банке и подпольные делишки" "И все?" "Да. Все останется тайным, закрытым - подобное происходит рядом с рождения времен. Преступление - путь к одиночеству. Мы и так закрыты и одиноки, а если еще и это..."
   Дон Хуан встает, прохаживается до туалетной комнаты, внимательно присматриваясь к сотрудникам, к их реакции на него самого. Потом долго моет руки и внимательно смотрит на себя в зеркало. Как спокойно он рассуждает о тех людях и возможных исходах, впутывая часть себя в еще один узел взаимоотношений, но сразу отбивается от увиденного, как от назойливого москита. Он испытывает двойственные чувства от ощущения своей персоны, собирается домой, жалуясь на недомогание, и выходит на улицу. Теперь он приглядывается к себе всякий раз, когда ловит свое отражение в стеклянных дверях, окнах зданий и автомобилей.
  
   Глубокие пенсионеры и неоперившиеся подростки схожи друг с другом, как конечные точки прямой, соединенной в окружность. Их нигилизм естественен, почти совершенен. Какие бы проступки они не допускали, все объясняется старостью одних и юностью других. Оставаясь бесполезными для общества, они умело водят его за нос, не подозревая своего успеха, но лакомясь плодами своего существования, позволяя всем остальным заботиться о них и их странностях, и тогда окруженные заботой, они могут быть покойны, иначе же способны вызывать тихую, тупую боль и слабость. Их мысли похожи на пауков, а слова на летящую по ветру паутину.
  
   В последующие дни дон Хуан Рамос обращает на себя большее внимание. Если взгляд его концентрируется на ком-либо, он тотчас вопрошает себя "что делает в данный момент Хуан Рамос?", "кого наблюдает он, и кто наблюдает его?" Он всматривается в окружающих, ища свое отражение, он становится искушенным в людских странностях, примеряя каждого человека на себя и играя возникающими сомнениями. Он настолько привык к роли наблюдателя и экспериментатора, что выпускает порой нити правления, позволяя себе быть наблюдаемым, и испытывает странное чувство причастности к бытовым делам, глупостям, часто веселящим его до тайного удовольствия от возникающих картин мести и психологического превосходства над кем бы то ни было. Дон Хуан все так же проводит воскресные и субботние дни, встречаясь иногда со своим старинным товарищем, сейчас реже, но не настолько, чтобы вызвать подозрения, и они, поддерживая друг в друге разговор, идут пропустить по стаканчику и выкурить сигарету в знакомый бар, где видят то же общество, и улыбаются кончиками губ бармену, поднимая в его честь бокалы, а в глазах сохраняя неприкосновенность.
   - Как ты меня находишь? - иногда спрашивает дон Хуан у своего товарища.
  
   Дон Хуан Рамос, шпион, следит за доном Хуаном Рамосом, членом общества, таким же, как его соседи, люди на остановке, служащие отдела и многие другие, хорошо уживающиеся под одними законами, но в стенах своих жизней и внутренних миров. Дон Хуан Рамос в отличие от дона Хуана Рамоса, шпиона, подвержен всем химерам своего общества и представляет такое же мутное пятно, как и все остальные, поэтому он с некоторых пор полагает находиться под пристальным наблюдением сотрудника отдела по информации с его фамилией и именем. Дон Хуан впечатлен этим обстоятельством, и в минуты усталости оно давит на него, создавая стрессовые ситуации, которые в свою очередь заставляют его думать об отдыхе, о том, что нужно двигать себя куда-нибудь подальше от города, от людей, а значит, обновляться, сделаться другим человеком, вернуться полным сил и свобод под именем Лопе де Вега и показать хорошую дулю дону Хуану Рамосу, шпиону.
   Однажды в пятницу, прекрасный солнечный день, дон Хуан находит себя сидящим в кафетерии и как всегда наблюдающим особенности других через призму своей личности, равно как и наоборот, пьет крепкий кофе и не в первый раз уже ловит себя на сравнении людей с различными предметами, рыбами и растениями, задерживает взгляд на девушке, похожей на розмарин, на быстром молодом человеке, словно стэплер орудующим вилкой, после которого не может остановиться, понимая при этом, как абсурдна должна быть его мысль, но другой нет, и это обстоятельство гнетет дона Хуана, ведь исключительно все люди заняты какими-либо делами, планами и воспоминаниями, и только он под завязку заполнен чужими лицами, своими лицами, а сейчас еще предметами, рыбами и растениями, соединяя в себе разное и отдаляясь тем самым ото всего еще и еще, преследуемый взором шпиона, он, наконец, встает... Он медленным шагом прогуливается до билетного агентства и покупает билет на Islas Baleares.
  

* * *

   Дон Хуан Рамос вернулся с островов через полгода. Он загорел, немного похудел, отчего казался подтянутей, и в глазах его просвечивала грустная улыбка.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"