Varley John : другие произведения.

Стальной пляж (Steel Beach) гл. 13

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Тринадцатая глава фантастического романа. Журналистское расследование на грани и за гранью закона... Восход одной звезды журналистики - закат другой...


   ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
  
   Домашний телефон мне тоже пришлось отключить. Я сделалась частью самой громкой истории за всю мою жизнь, и все журналисты Вселенной жаждали задать мне вопрос для затравки: "Каково это, Хилди -- погрузить руку в ещё тёплые мозги единственного человека на Луне, которого ты уважала?" Подобные обстоятельства известны под поэтичным названием высшей справедливости.
   Во искупление всех моих грехов я вскоре включила телефон и побеседовала с четырьмя-пятью газетчиками, которых считала лучшими, да с улыбчивым гомункулом (1), известным в "Вымени" как главный по новостям. Каждому из них я дала пятиминутное насквозь лживое интервью, сказала в точности ту ерунду, что ждала услышать публика. В конце каждого разговора я жаловалась на нервное истощение и обещала дать более подробное интервью через пару-тройку дней. Разумеется, это никого не устроило, и время от времени входная дверь моей квартиры буквально трещала под натиском разочарованных журналистов. Но тщетно они бились о герметично закрытую дверь из трёхдюймовой стали...
   Сказать по правде, я сама не знала, каково мне. С одной стороны, я провалилась в оцепенение и бесчувствие, но с другой, не перестала соображать. Я могла думать, и даже журналист во мне оправился от страшного удара, ожил, хотя и был застрелен. Да, чёрт побери, застрелен! Неужели та треклятая пуля никогда не слышала о Женевской конвенции? Мы проповедуем непротивление злу насилием и должны упиваться кровью, а не проливать её! Я по-настоящему злилась на эту пулю. К тому же, полагаю, некая часть моего сознания до сих пор считала меня неуязвимой.
   Я приготовила себе как следует поесть, тщательно всё обдумывая, пока стряпала. Сэндвичей мне не хотелось. Думаю, я вообще завязала с бутербродами. Готовлю я не так уж часто, но когда берусь за это, получается хорошо и помогает лучше соображать. Когда последняя тарелка отправилась в мойку, я уселась и позвонила Уолтеру.
   -- Живо тащи свою задницу сюда, Хилди, -- сказал он. -- Десять минут назад я расписал очередь на интервью с тобой вплоть до трёхсотлетия Вторжения.
   -- Нет, -- ответила я.
   -- По-моему, связь плохая... Мне послышалось, что ты сказала "нет".
   -- Связь хорошая, просто идеальная.
   -- Я могу тебя уволить.
   -- Не глупите. Хотите, чтобы моё эксклюзивное интервью появилось в "Дерьме", где мне заплатят втрое больше той подачки, что бросаете вы?
   Он долго не отвечал, да и мне пока было нечего сказать, так что мы прослушали длинную паузу. Изображение я предпочла не включать.
   -- Что ты намерена делать? -- жалобно спросил он.
   -- То, что вы мне поручили. Разобраться в истории с перцерами. Разве вы не сказали, что никто не справится с этим лучше меня?
   Снова воцарилось молчание, но теперь оно было другим. В нём сквозило сожаление и явственно слышалось: "Как я мог сморозить такую глупость!" Уолтер не сказал, что наплёл мне всё это, лишь бы только обольстить и отговорить от увольнения. Он не спросил и о том, как я посмела угрожать ему, что продамся конкуренту, и не озвучил жуткие вещи, которые попытался бы сотворить с моей карьерой, если бы я вздумала поступить так, как говорю. Телефонная линия буквально гудела от недосказанного, и так громко, что я пришла бы в ужас, если бы и впрямь боялась потерять работу. Наконец главред вздохнул и нарушил молчание:
   -- Когда я получу статью?
   -- Когда я всё распутаю. И мне для этого нужна Бренда, причём сейчас же.
   -- Не вопрос. Она тут, прямо у тебя под ногами.
   -- Скажите ей, чтобы вошла с чёрного хода. Она знает, где это, и не думаю, что на Луне отыщется больше пяти человек, которые бы тоже знали.
   -- Если считать меня, то шесть.
   -- Надо полагать. Но больше никому не говорите, а то мне не выйти из дома живой.
   -- Что ещё?
   -- Ничего. С остальным я разберусь сама.
   Я дала отбой и принялась звонить.
   Первым делом связалась с королевой. У неё не было того, что мне нужно, но она знала кого-то, кто знал ещё кое-кого, и обещала перезвонить. Я уселась, составила список всего необходимого, сделала ещё уйму звонков, и наконец Бренда постучалась с чёрного хода.
   Ей хотелось знать, как я себя чувствую, как пережила то да это -- но не как журналисту, а как заботливому другу. Я слегка растрогалась, но надо было работать.
   -- Ударь меня, -- скомандовала я.
   -- Простите?
   -- Ударь меня. Сожми руку в кулак и двинь меня в лицо. Нужно, чтобы ты сломала мне нос. До твоего прихода я пару раз пыталась сама, но, похоже, не смогла стукнуть достаточно сильно.
   Бренда посмотрела на меня затравленно, будто припоминая все пути побега из моего дома и способы добраться до них, не потревожив меня.
   -- Проблема в том, -- пояснила я, -- что я не могу рисковать, появляясь на публике вот с этим лицом. Мне нужно другое, и побыстрее. Так что ударь меня. Ты знаешь, как: наверняка видела в кино, как это делают ковбои и гангстеры.
   Я подставила лицо и закрыла глаза.
   -- Но вы... вы, надеюсь, сделали обезболивание?
   -- На какую такую дурочку я похожа, что ты об этом спрашиваешь? Не отвечай. Просто бей.
   Она нанесла удар, который отправил бы в реанимацию муху, если бы та сидела на кончике моего носа. Ей пришлось сделать ещё четыре попытки и даже взять старую биту, что завалялась у меня в шкафу, пока наконец характерный тошнотворный хруст не возвестил нам, что дело сделано. Мне не следовало вести себя с Брендой слишком жёстко. Возможно, я действовала беспорядочно, и существовал более лёгкий путь добиться желаемого, и девчонка заслуживала более подробных объяснений -- но я была не в настроении. Впереди её ждало куда худшее, а я спешила.
   Как и ожидалось, кровь хлынула ручьём. Я прижала кончик носа пальцем и сунула лицо в медицинский автомат. Когда спустя пару минут всё зажило, я получила широкий, скошенный влево нос, смутно напоминающий африканский, с большим крючком на конце.
   Когда делаешь статью, нужно подготовиться, сымпровизировать, попотеть, а ещё нужна капелька вдохновения. Я постоянно таскаю в сумке вещички, к которым могу не прикасаться лет пять, но если уж они понадобятся мне, то понадобятся очень-очень. Маскировка мне требуется время от времени -- хотя ещё никогда так отчаянно, как теперь -- но я всегда готова перевоплотиться под влиянием момента. Со временем маскироваться сделалось куда труднее, чем раньше. Люди стали лучше распознавать друг друга невзирая на небольшие перемены во внешности, потому что привыкли, что друзья-приятели меняют себе лица, следуя любой мимолётной причуде. Кустистых бровей или парика уже недостаточно, если хочешь быть уверенной, что тебя не узнают. Нужно изменить саму форму лица.
   Я взяла отвёртку и принялась шарить по верхней челюсти между щекой и десной, пока не нащупала нужное скрытое углубление. Тогда я проткнула кожу, прижала инструмент к головке винта и стала поворачивать. Отвёртка соскользнула, но тут Бренда заглянула мне в рот и пришла на помощь. Она вращала винт до тех пор, пока моя скула не начала двигаться.
   Это простое и дешёвое приспособление можно купить в любом магазине розыгрышей и установить за полчаса. Бобби хотел удалить его, он не выносит ничего, что могло бы испортить его работу. Я настояла на своём и теперь с радостью наблюдала в зеркало, как меняется моё лицо. Когда Бренда закончила, лицо сделалось намного шире, из-за натянутой кожи выглядело более худым, а веки слегка прикрывали глаза. Учитывая и новый нос, сама Калли вряд ли узнала бы меня. А если я ещё и выдвину нижнюю челюсть так, чтобы нижние зубы перекрывали верхние, то буду выглядеть страннее некуда.
   -- Дайте я ещё немного поверну левую, -- подала голос Бренда. -- У вас лицо перекошено.
   -- Это даже хорошо, -- возразила я.
   Во рту был вкус крови, но вскоре всё прошло. Я снова глянула в зеркало, решила, что достаточно изменила внешность, и вернула лицевым нервам чувствительность. Нос немного саднило, но ничего более серьёзного я не почувствовала.
   Полагаю, наверняка можно было бы добиться почти того же эффекта, просто напихав за щёки бумагу. Если бы у меня не было ничего другого, я бы так и поступила -- но вы когда-нибудь пробовали разговаривать с набитым ртом? Актёров учат это делать, а меня не учили. К тому же ощущение чего-то лишнего за щекой отвлекает.
   Бренда полюбопытствовала, что мы собираемся делать, и я задумалась, что можно без опаски рассказать ей. Выходило, не слишком-то многое, так что я просто приказала ей сесть. Она уставилась на меня широко распахнутыми глазами.
   -- Ты можешь выбрать одно из двух, -- сказала я ей. -- Первое, помочь мне провернуть эту шутку, а потом вежливо смыться, без обид и сожалений. Или второе, идти со мной до конца. Но должна сказать, если пойдёшь -- не слишком-то много узнаешь. Мы можем раскрутить просто адскую историю, но и навлечь на себя массу неприятностей.
   Она обдумала услышанное.
   -- Как много вы можете мне рассказать?
   -- Только то, что, как мне кажется, ты должна знать на данный момент. В остальном тебе просто придётся довериться мне.
   -- Хорошо.
   -- Дура ты! Никогда не доверяй никому, кто говорит: "Доверься мне". За исключением сегодняшнего случая, разумеется.
   #
   Я отправилась в "Кинг-сити Плаза", одну из лучших гостиниц по соседству с Плацем, и забронировала президентский номер-люкс при помощи аккредитива "Вымени", принадлежавшего Бренде и совсем недавно увеличенного до "А" с двумя плюсами. Я сказала Уолтеру, что, пока не закончу работу, мне может понадобиться и межпланетный лайнер -- но правда была в том, что, поскольку платил за всё Уолтер, мне хотелось всего по высшему разряду. К тому же я никогда не останавливалась в президентском люксе. Я зарегистрировала нас с Брендой под именами Кэтлин Тернер и Розалинды Расселл -- двух из пяти исполнителей роли Хилдегард Джонсон (Хилдебрандта Джонсона) на голубом экране. Типчик за стойкой был явно не из киноманов -- он даже глазом не моргнул.
   К номеру-люкс прилагался обслуживающий персонал, в числе прочих парень и девушка в бассейне с минеральной водой, таком огромном, что в нём впору проводить учения военных кораблей. Парень был красавчик, и в другом настроении я, может быть, позволила бы ему остаться. Но я выставила всех вон.
   Затем встала посреди комнаты и сказала: "Меня зовут Хилди Джонсон, и я объявляю этот номер своим законным местом пребывания". Лиз посоветовала сделать так специально для скрытых микрофонов и камер, на случай, если записи будут представлены в суд в качестве улик. У постояльца гостиницы такие же права, как у человека, проживающего в собственной или съёмной квартире, но меры предосторожности никогда не бывают излишними.
   Я сделала ещё несколько звонков, и в ожидании, пока мне отзвонятся, прошлась по всем комнатам, сбрасывая покрывала и простыни с многочисленных кроватей. Выбрала комнату, где не было окон, выходивших на Аллею, и принялась завешивать простынями все до единого зеркала. А их оказалось немало! Звонок, которого я ждала, раздался как раз когда я закончила. Я выслушала указания и вышла из комнаты.
   В парке, что раскинулся неподалёку от гостиницы, мне пришлось бродить почти полчаса, и это меня ничуть не удивило. Полагаю, меня проверяли. Наконец я заметила мужчину, которого мне сказали найти, и уселась на противоположный от него конец парковой скамейки. Мы не смотрели друг на друга и не разговаривали. Затем он поднялся и ушёл, а на скамейке между нами остался мешок. Я выждала несколько минут, сделала глубокий вдох и подобрала добычу. Никто не схватил меня за плечо! Наверное, для подобной работы у меня нервишки слабоваты.
   Я вернулась в номер, и почти сразу же в дверь постучала Бренда. Она вернулась из похода по магазинам и прекрасно справилась: принесла всё, что я просила купить. Мы достали из пакетов и надели костюмы электриков: синие комбинезоны с нашивками Гильдии электриков и поясами для инструментов. Слева на груди были вышиты наши имена: у меня -- "Роз", а у Бренды -- "Кэти". К своему поясу, вместе с традиционными гаечными ключами, обычными и электроотвёртками, я прицепила несколько предметов, доставшихся мне во время таинственного приключения в парке. Они подошли, как родные. Мы нацепили жёлтые пластмассовые каски, подхватили чёрные металлические коробки для завтрака, глянули друг на друга в зеркало -- и покатились со смеху. Похоже, пока что Бренде нравилась игра. Это было настоящее приключение!
   Бренда выглядела нелепо, как всегда. Можно было догадаться, что маскировочный костюм повиснет на ней, как парик на флагштоке. А между тем для своего поколения она вовсе не феномен. Кто знает, когда молодёжь перестанет вырастать всё выше? Вот ещё одна причина пресловутой пропасти между поколениями, о которой говорила Калли, того, что ровесники Бренды не слишком-то охотно посещают старые части города, где живут многие из их "предков". Дело всего-навсего в размерах: они устали биться головой о все потолки. В то время мы строили с расчётом на меньшие габариты.
   У служебного входа в Главную студию перцеров не было охранников-людей. По большому счёту, я и не ожидала на них наткнуться: согласно купленным мной сведениям, живых охранников в штате студии было всего шесть или семь. В подобных вопросах люди стремятся полагаться на машины, и на их доверии к технике легко сыграть, что я и продемонстрировала Бренде при помощи одной из незаконных штучек. Я помахала ею перед дверью и спокойно дождалась, пока красный огонёк сменится зелёным и дверь распахнётся. Мне сказали, что одно из трёх устройств, которые мне вручили, способно справиться с любой системой безопасности, какая бы ни встретилась нам в студии. Я только надеялась, что никто не захочет сыграть на моем доверии к тёмным личностям, что продают электронные отмычки, и к самой технике. Мы ведь доверяем жучкам-крохотулькам, не так ли? Я понятия не имела, как сработала эта вонючая электроника, но, едва завидев зелёный огонёк, послушно потрусила в дверь, будто павловская собачка Пятнаш.
   Подняться на три этажа, пройти по двум коридорам, отсчитать седьмую дверь слева... И кто бы вы думали стоял под этой дверью с разочарованным видом? Крикет!
   -- Если вы дотронетесь до ручки этой двери, -- сказала я ей, -- Элвис вернётся, но он не будет раздавать розовые "Кадиллаки".
   Она подскочила от удивления, но совсем невысоко. Чёрт побери, эта девка не промах! Она пыталась выдать себя за некоего служащего из перцеровской когорты, держа перед собой папку, будто щит амазонки. Старая добрая папка способна послужить золотым ключиком, если умело ею пользоваться, а Крикет -- прирождённая пройдоха. Она надменно взглянула на нас сквозь тёмные очки и фыркнула:
   -- Прошу прощения, что вы обе здесь делае...
   Произнося это, она листала свою папку, словно бы в поиске наших имён (которых мы не называли) -- и вдруг узнала высоко под потолком, в тени жёлтой каски, личико Бренды. Она была совершенно не готова ни к этому, ни к ошеломляющей догадке, кто служит Санчо Пансой у Доньи Бренды Кихот.
   -- Проклятье, -- выдохнула она. -- Это же ты? Ты ли это, Хилди?
   -- Собственной персоной. Мне стыдно за тебя, Крикет! Не можешь преодолеть обычную дверь? По всей видимости, ты забыла свой скаутский девиз.
   -- Всё, что я помню, это: "Не пускай его с чёрного хода на первом свидании".
   -- "Будь готова", любовь моя, "будь готова"! -- и я махнула в сторону двери одной из моих волшебных палочек.
   Разумеется, один из огоньков заупрямился и остался красным. Тогда я наугад выбрала другое устройство, и электроника сработала, как нечестный игровой автомат. Мы вошли в дверь, и тут я догадалась, для чего Крикет тёмные очки.
   Мы попали в обычный коридор, из которого вели три двери. Из-за одной доносилась музыка. Если верить карте, за которую я заплатила кучу денег Уолтера, это и была нужная дверь. На сей раз я использовала все три прибора, и последнему из них пришлось потрудиться. Каждый из красных огоньков соблаговолил погаснуть только после бешеной пляски цифр на дисплее отмычки. Похоже, она каким-то образом вмешивалась в код сигнализации. Как бы то ни было, дверь открылась, и мы не услышали никакого сигнала тревоги. Мы бы так и так его не услышали, но прислушивались помимо собственной воли. Мы прошли внутрь и очутились в маленькой комнатке наедине с Верховным Советом перцеров.
   Или, точнее сказать, с головами советников.
   Головы лежали на полке в нескольких метрах от нас и были обращены лицами в противоположную от двери сторону -- на большой экран, где шёл фильм "Это случилось на Всемирной ярмарке" (2). Они находились в своих ящиках -- не думаю, что их легко было бы оттуда извлечь, -- так что пред нашими взорами предстали телеэкраны, отображавшие семь затылков. Если перцеры и заметили нас, то не подали виду. Впрочем, для меня по сей день остаётся загадкой, как бы они могли его подать. К нижней части полки было подсоединено множество проводов и трубок, они вели к небольшим аппаратам, что-то весело гудевшим себе под нос.
   Бренда начала ужасно нервничать. Она собралась что-то сказать, но я приложила палец к губам и надела маску. Под внимательным взглядом Крикет Бренда последовала моему примеру. Я заранее запаслась эластичными масками, искажающими голос -- такие обычно продаются на Хэллоуин. Сейчас я прибегла к ним больше для того, чтобы успокоить Бренду -- не думаю, что они были бы нам полезны, если бы всерьёз запахло жареным, ведь камеры слежения при входе наверняка давно запечатлели наши лица. Но она разбиралась в подобных вещах куда меньше моего и даже не задумалась об этом.
   Крикет держала руку в кармане с тех пор, как мы вошли в первый коридор. Теперь она потянула её наружу, и я с криком: "Что это там за чёрт?!" -- ткнула пальцем ей за плечо. Она оглянулась, а я выхватила из-за пояса один из гаечных ключей и с силой вмазала ей по макушке.
   Это сработало вовсе не так красиво, как показывают по телевизору. Крикет рухнула, но тут же приподнялась на руках и потрясла головой. Изо рта её тянулась нитка слюны. Я снова ударила её, на этот раз до крови, но она всё никак не отключалась. В третий удар я вложила настоящую силу -- но, как и следовало ожидать, Бренда схватила меня за руку и сбила прицел. Ключ соскользнул вбок и повредил голову сильнее, чем я намеревалась, но самое главное получилось: Крикет осела на пол, как мешок сырого цемента, и больше не двигалась.
   -- Что вы творите, чёрт вас возьми? -- спросила Бренда. Под действием маски её голос стал похож на кваканье жабоящера с планеты Икс.
   -- Бренда, я же сказала, никаких вопросов.
   -- Я не собиралась делать ничего подобного.
   -- Я тоже, но если ты сейчас начнёшь путаться у меня под ногами, клянусь, я сломаю тебе обе руки и брошу здесь рядом с ней.
   Она смерила меня взглядом сверху вниз, тяжело дыша, и я засомневалась, смогу ли так уж легко с ней справиться. Мои поединки с разъярёнными женщинами не всегда оканчивались победой, даже если у меня было преимущество в весе. Но она дрогнула и покорно качнула головой. Я упала на одно колено, перевернула Крикет на спину и нагнулась к лицу. Я ощутила её пульс -- вроде бы он бился нормально, приподняла веко и проверила зрачок. На этом мои познания в области первой помощи заканчивались, но я убедилась, что жизнь поверженной конкурентки вне опасности. К тому же ей скоро придут на помощь, хотя она этому и не обрадуется. Я подобрала оглушарик, выпавший из её ослабевших пальцев, и спрятала себе в карман. Затем сунула Бренде фотографию:
   -- Посмотри вон в тех кабинетах и найди нечто подобное.
   -- Что мы...
   -- Проклятье, никаких вопросов!
   Я проверила четвёртый, самый дорогой воровской инструмент, который работал не переставая с тех пор, как мы проникли в студию. Все лампочки были зелёные. Этот прибор подавлял все активные и пассивные системы, которые могли бы издать крик о помощи вместо семи гномиков на полках. Не спрашивайте меня, каким образом -- я знаю только, что если один человек смог придумать замок, то другой обязательно догадается, как его вскрыть. Я заплатила бешеные деньги за информацию о системах безопасности студии, и до сих пор мои затраты окупались. Я обогнула полку и встала между экраном и Советом, чтобы видеть семь знаменитых "говорящих голов", примелькавшихся на телеэкранах с начала начал. Я выбрала самого Верховного Перцера и наклонилась поближе к его чопорному недовольному лицу. Его первой реакцией было попытаться, насколько позволял обрубок шеи, разглядеть, что там сзади меня. Фильм интересовал его больше, чем возможная угроза его жизни! Полагаю, если живёшь в коробке, то поневоле начинаешь довольно-таки фаталистски относиться к подобным вещам.
   -- Я хочу, чтобы вы сказали мне, каким образом снять вас с полки, не причинив вам вреда, -- произнесла я.
   -- Не трудитесь, -- фыркнул он. -- Через несколько минут сюда придут, и вы будете арестованы.
   Я надеялась, что он блефовал, но никоим образом не могла удостовериться в этом.
   -- Сколько вы проживёте без этих машин?
   Он поразмыслил и сделал движение головой, которое я истолковала как попытку пожать плечами:
   -- Отсоединить меня легко, просто поднимите за ручку сверху ящика. Но я погибну через несколько минут.
   Казалось, эта мысль нисколько не смутила его.
   -- Если только я не подсоединю вас к одной из этих штуковин, -- я взяла у Бренды найденный ею прибор и показала Верховному Перцеру. Он скорчил кислую мину.
   Не знаю, как этот прибор назывался, но назначение его было в том, что он позволял голове жить. В нём содержалось нечто вроде искусственных органов -- сердца, лёгких, почек и тому подобного -- в сильно уменьшенном виде: много ли надо голове без тела? Мне сказали, что он сможет поддерживать жизнь Верховного Перцера восемь часов на собственных ресурсах, а при подключении к медицинскому автомату -- бесконечно. По размерам он был таким же, что и ящик для головы, а глубиной -- сантиметров десять. Я поставила прибор на пол и подняла ящик за ручку. На мгновение Перцер забеспокоился. Несколько капель крови упали на полку. Я разглядела там лабиринт металлических игл, пластиковых трубок и воздуховодов. Подобный же рисунок складывался и на поверхности переносного устройства, так что невозможно было подсоединить голову неправильно. Я установила ящик на систему жизнеобеспечения и надавила книзу.
   -- Всё правильно? -- спросила я Верховного Перцера.
   -- Там особо не в чем ошибаться, -- ответил он. -- Но вам никогда не выйти отсюда с этой ношей.
   -- Посмотрим.
   Я нашла нужные тумблеры, отключила его голос и три из четырёх экранов, а четвёртый, где раньше было его лицо, переключила на фильм, который перцеры смотрели, когда мы вошли.
   -- Пора убираться отсюда, -- сказала я Бренде.
   -- А как же она? Как же Крикет?
   -- Сказала ведь, никаких вопросов! Идём!
   Она поплелась за мной в коридор, за дверь, у которой мы встретили Крикет, и дальше по коридорам -- пока мы не свернули за угол и на пути у нас не оказался крепкий мужичок в коричневой форме. Он скрестил руки на груди и хмуро уставился на нас:
   -- Куда это вы с этим направляетесь?
   -- А как ты думаешь, Мак? -- ответила я. -- Несу обратно в магазин. Когда пытаешься включить десять тысяч таких штук одновременно, случаются поломки.
   -- Мне никто ничего не сообщил.
   Я поставила Верховного Перцера на пол так, чтобы охранник мог видеть фильм, и он тут же отвлёкся от нас на экран -- на что я и надеялась. Есть в движущихся картинках нечто притягательное -- особенно для перцеров. На всякий случай я положила руку на свой верный гаечный ключ, а другой рукой принялась со скучающим видом перелистывать папку Крикет. Дошла до некой страницы -- кажется, это был страховой полис на квартиру Крикет -- и торжествующе изрекла, указывая в середину:
   -- Ну вот же написано -- изъять и отремонтировать один видеомонитор семнадцатой модели, номер заказа 45293a/34. Исполнение возложить на таких-то сяких-то.
   -- Видать, бумаги ещё не дошли до меня, -- отозвался охранник, всё ещё поглядывая на экран. Должно быть, там как раз показывали сцену, которая ему особенно нравилась. А я знала лишь одно -- если бы он попросил взглянуть на бумаги, я протянула бы ему папку и огрела ключом, едва он склонил бы голову.
   -- Так всегда и бывает.
   -- Ага. Я просто удивился, что вы тут бродите парочкой, после всей этой кутерьмы с убийством Сильвио и всё такое...
   -- Какого чёрта, -- пожала я плечами, подхватила Верховного Перцера и сунула под мышку. -- Иногда приходится отмахать лишний километр, если хочешь получить голову.
   С этими словами мы вышли за дверь.
   #
   У Бренды хватило сил пройти ещё сотню метров по коридору, но затем она прошептала: "Кажется, я сейчас в обморок упаду..." Я подтащила её к скамье посреди аллеи, усадила и нагнула ей голову ниже колен. Она дышала неровно, её всю трясло, и руки были холодны как лёд.
   Я вытянула свою руку и с удовольствием отметила, что она тверда. Честно говоря, я ничего уже не боялась после того, как сняла Перцера с полки -- мне казалось, что если и был момент, в который мои приспособления могли меня подвести, то это случилось бы как раз тогда. Но мне помогало нечто, что сотни раз приходило на помощь многим куда более профессиональным взломщикам задолго до того, как я впервые попытала себя в этом ремесле: фактор неожиданности. До сих пор никому просто не приходило в голову, что кто-то захочет украсть одного из членов Совета. В остальном же... если хотите, можете почитать все эти восхитительно закрученные истории о том, как в прошлом шпионы похищали государственные и военные секреты при помощи тщательно разработанных правил, воровского гения и изысканной ловкости. Может быть, некоторые секреты и вправду были украдены именно так -- но держу пари, что большинство тайн уплыло в руки людей в спецодежде, которые просто пришли к нужному чиновнику и попросили дать им что требовалось.
   -- Ну что, уже всё? -- слабым голосом спросила Бренда. Выглядела она бледненько.
   -- Пока нет. Но почти. И вопросы задавать всё ещё нельзя.
   -- И всё-таки совсем скоро они у меня появятся, и чертовски трудные.
   -- Надо полагать.
   #
   В целях экономии времени я не стала посылать Бренду за костюмами, в которые мы могли бы переодеться на обратном пути, так что мы просто сбросили шмотки электриков, выкинули их в мусорку в общественной уборной и вернулись в гостиницу нагишом. Я несла Верховного Перцера в пакете с рекламой одного из магазинов на Плаце, и мы держали руки друг у друга на талии, будто влюблённые. В лифте Бренда отшатнулась от меня, как от зачумленной, и всю дорогу наверх не проронила ни слова.
   -- Теперь мы можем поговорить? -- спросила она, когда я закрыла за нами дверь номера.
   -- Погоди минутку.
   Я вытащила из пакета ящик с головой и несколько трофеев: "волшебные палочки", тёмные очки и оглушарик. Затем взяла газету и несколько минут смотрела и читала, спиной ощущая растущее нетерпение Бренды. В новостях не говорилось ни слова о дерзком ограблении Главной студии и не было заголовка "Их разыскивает полиция" с описанием примет Роз и Кэти. Впрочем, я и не ожидала увидеть ничего подобного. Перцеры знали толк в правилах огласки: хотя и есть их заслуга в появлении старой поговорки: "Неважно, что напишут, главное -- не переврали бы имя", -- они предпочитали предварительно просматривать новости, прежде чем решить, допускать ли их до публики. Из нашего дела торчало около сотни смертельно острых углов, на которые перцеры обязательно наткнулись бы, решись они раскрутить его, и я полагаю, они очень долго думали бы, прежде чем сообщить о нашем преступлении в полицию -- если бы вообще надумали сообщать. К тому же им за глаза и за уши хватало историй, замешанных на недавнем убийстве -- так что их пресс-службе на много месяцев найдётся что скармливать газетам и журналам.
   -- Ну вот, -- сказала я Бренде, -- на некоторое время мы в безопасности. Что ты хотела узнать?
   -- Ничего, -- холодно ответила она. -- Я только хотела сказать, что вы самая отвратительная, наипорочнейшая, ужаснейшая...
   Ей не хватило воображения, чтобы сказать, кто. Придётся ей поработать над этим -- я с ходу могла подсказать дюжину подходящих определений. Но вовсе не по тем причинам, что она думала.
   -- Это почему же? -- спросила я.
   Она на мгновение застыла, поражённая глубиной моего падения -- в моём голосе не было ни тени угрызений совести.
   -- Что вы сделали с Крикет! -- воскликнула она, вскакивая. -- Это такая низость, такой нож в спину!.. Не думаю, что захочу знаться с вами после всего этого.
   -- Да и мне тоже вряд ли захочется, скорее всего. Но -- сядь. Я должна показать тебе одну вещь. Точнее, две.
   В "Плазе" очаровательные антикварные телефоны, и один из них был как раз поблизости от моего стула. Я сняла трубку и набрала номер по памяти. Послышался приятный голос:
   -- "Откровенное дерьмо", отдел новостей.
   -- Передайте редактору, что одну из ваших журналисток удерживают против её воли в Главной студии П.В.Ц.С.З.
   -- Кого бы это? -- в голосе послышалась насторожённость.
   -- Сколько вы выкурили сегодня утром? Её имя Крикет. Фамилии не знаю.
   -- А кто вы, мэм?
   -- Друг свободной прессы. Вам лучше поспешить: когда я уходила, они связали её и включили "Солдатский блюз" (3). Возможно, это уже довело её до беспамятства, -- и я повесила трубку.
   Бренда с расширенными от гнева глазами прошипела, брызгая слюной:
   -- И вы думаете этим исправить то, что сотворили с ней?!
   -- Нет, и она этого не заслуживает -- но, возможно, поступила бы так же со мной, если бы мы поменялись ролями. А это чуть было не произошло. Я знаю редактора "Дерьма": через десять минут она вышлет отряд из пятидесяти штурмовиков к воротам Студии, и в арсенале у неё немало оружия, против которого перцеры не выстоят -- к примеру, она способна наследить на первых полосах всех изданий ближайшего часа, если ей сейчас же не выдадут Крикет. Перцеры, разумеется, предпочтут решить всё по-тихому, но они не прыгнут выше головы, выведывая у Крикет наши имена, поскольку история выглядит, будто бы "тать у татя украл утятя".
   -- А если это не было так, то что это было?
   -- Это было золотое правило, сладкая моя, -- произнесла я, надела тёмные очки Крикет и взяла оглушарик двумя пальцами, большим и указательным. -- В журналистике оно звучит так: скрути в бараний рог других, пока не скрутили тебя.
   Тут я сдавила оглушарик и бросила его между нами.
   Проклятье, до чего же эти штуки яркие! Он напомнил мне о взрыве в Канзасе и, казалось, чуть не прожёг дыры в защитных линзах. Вспышка длилась несколько долей секунды, но когда я сняла очки, тело Бренды безвольно свисало со стула. Она будет без сознания от двенадцати минут до получаса.
   Ну и мирок...
   Я подобрала главу церкви и отнесла в подготовленную комнату. Там поставила его на стол лицом к телеэкрану размером во всю стену, который пока что был выключен. Затем постучала по крышке ящика:
   -- Вы там в порядке?
   Он не ответил. Я повернула защёлку и открыла переднюю стенку, которая до сих пор показывала одинаковый фильм на обеих поверхностях -- внешней и внутренней. На меня глянуло свирепое лицо.
   -- Закройте дверь! -- рявкнул Перцер. -- Осталось всего десять минут до конца.
   Я извинилась и вернула стенку на место. Но тут же взяла испытанный гаечный ключ -- я уже успела привязаться к нему -- и ударила по стеклянному экрану. Он разлетелся вдребезги, и за дождём осколков я на мгновение увидела блаженную улыбку на лице пленника. Оно тут же принялось выкрикивать ругательства. Где-то послышалось жужжание моторчика, усиленно прокачивавшего воздух через то, что заменяло Перцеру гортань. Голова тщетно пыталась извернуться, чтобы видеть левый или правый экраны -- они тоже были настроены на ту же программу.
   -- Ох, вы, оказывается, смотрели! -- притворно огорчилась я. -- Как неловко с моей стороны...
   Я вытянула из стены шнур, подключила плеер, встроенный в ящик, к стенному телевизору и поставила звук на минимум. Перцер поворчал немного, но в конце концов не смог устоять перед магией танцующих за моей спиной картинок. Если даже он и заметил, что я позволила ему увидеть моё лицо, то нисколько не обеспокоился тем, чем это могло бы для него обернуться. Похоже, смерть занимала далеко не первую строку в списке его страхов.
   -- Вы же знаете, вас накажут за это, -- произнёс он.
   -- Да, и кто же? Полиция? Или у вас в подчинении собственные карательные отряды?
   -- Разумеется, полиция.
   -- Полиция никогда не услышит о случившемся, и вам это известно.
   Он лишь фыркнул в ответ. И фыркнул снова, когда я разбила экраны по обе стороны от него. Но когда я потянулась к вилке телевизионного шнура, он встревожился.
   -- Увидимся позже. Если проголодаетесь, кричите, -- подмигнула я, выдернула вилку из розетки, и большой экран погас.
   #
   Мне было не во что одеться, сидеть сложа руки стало невыносимо, и я спустилась в вестибюль и принялась бродить по тамошним магазинчикам. Так я убила полчаса, но сердце было не на месте. Невзирая на все мои умопостроения касательно перцеров, я всё время ждала похлопывания по плечу и мелодичного голоса над ухом: "Надеюсь, у вас есть хороший адвокат?". Я выбрала первые попавшиеся просторные шаровары из золотистого шёлка и блузку им в тон -- так называемую дневную пижаму -- и купила, просто потому, что терпеть не могу шляться голой по общественным местам... ну и не в последнюю очередь из-за того, что по счетам платил Уолтер. Затем я подумала о Бренде, и во мне проснулся интерес. Я отыскала для неё похожий комплект в зелёных тонах, подходящих к цвету её глаз. Рукава и штанины пришлось сильно надставить, зато длина блузки оказалась как раз нужной: этот костюм предполагал открытый пупок.
   Когда я вернулась в номер, Бренда уже не валялась на стуле. Я нашла её в санузле -- она обнимала унитаз и плакала навзрыд. Со стороны она походила на гигантскую изломанную вешалку. Я почувствовала себя так низко, будто сижу на клочке туалетной бумаги и болтаю ногами -- как выразилась бы Лиз. Я никогда раньше не пользовалась оглушариком и успела забыть, как от него бывает плохо. Но если бы помнила -- то всё равно использовала бы его? Не знаю. Возможно.
   Я опустилась на колени рядом с Брендой, обняла её за плечи. Она успокоилась и не попыталась отстраниться, лишь изредка всхлипывала. Я промокнула ей рот салфеткой, спустила содержимое унитаза, оттащила бедняжку от толчка и прислонила спиной к стене. Она утёрла глаза и нос и уставилась на меня мёртвым взглядом. Я вытащила пижаму из пакета и подняла повыше:
   -- Смотри, что я тебе достала... э-ээ... купила на твою кредитку, но Уолтер сегодня щедрый.
   Она выдавила слабую улыбку и протянула руку, и я вручила ей обновку. Она попыталась проявить интерес, приложила блузку к груди... Я подумала, что если она поблагодарит меня, я разревусь и побегу в полицию умолять, чтобы меня арестовали. Но она лишь вымолвила:
   -- Красиво... думаете, это будет хорошо на мне смотреться?
   -- Поверь мне, -- брякнула я.
   Она выдержала мой взгляд, не дрогнув, и на этот раз не было ни её коронной извиняющейся улыбки, ни одного жеста из серии "не бейте меня, я беззащитна". Возможно, она немного повзрослела. Какой стыд...
   -- Не думаю, что поверю, -- ответила она.
   Я положила ей руки на плечи, близко взглянула в лицо и с чувством произнесла:
   -- Молодец.
   Затем выпрямилась, подала ей руку, и она протянула свою. Я подняла её, и мы вернулись в гостиную.
   Бренде стало немного полегче, когда она примерила одежду и принялась вертеться перед большим зеркалом, оглядывая себя со всех сторон. Это напомнило мне о пленнике, и я, приказав ей подождать здесь, отправилась его проведать.
   Ему было далеко не так плохо, как я полагала, и я постаралась не показать, насколько это меня обеспокоило. Я не могла понять, в чём дело, пока не опустилась на корточки, так, чтобы наши лица были на одном уровне, и не взглянула на выключенный телевизор, в который он пялился.
   -- Ах вы хитрый шельмец! -- вырвалось у меня. В тусклом зеркале пластикового экрана отражалась часть изображения с задней стенки ящика -- той, к которой Перцер был обращён затылком и которая единственная осталась цела. Я не могла различить, что там шёл за фильм -- да и сам пленник, скорее всего, тоже не мог, учитывая, как мало ему удавалось разглядеть, к тому же, без звука -- но, по всей видимости, ему и этого хватало для поддержания духа. Я схватилась за ручку и повернула негодяя прочь от телевизионной стены. Он смотрелся любопытной деталью посреди комнаты -- о таком интересном собеседнике можно только мечтать на любой вечеринке: бестелесная голова на толстом металлическом постаменте, а вокруг неё четыре столбика, и сверху плоская крыша. Как будто маленький храм.
   Теперь Верховный Перцер выглядел встревоженным не на шутку. Я снова присела и осмотрела все занавешенные зеркала и стёкла -- но не нашла ни одной поверхности, на которую могло бы падать отражение с экрана позади Перцера, если я включу большой телевизор, что я и сделала. Несколько мгновений я раздумывала по поводу звука, но решила его оставить, из тех соображений, что для пленника должно было быть более мучительно слышать фильм и не иметь возможности его видеть. Если же это окажется не так, я могу попробовать убрать звук через час или около того -- разумеется, если у нас найдётся столько времени. Но посмотрим правде в глаза: если бы нас разыскивали, то довольно легко смогли бы найти. Я сделала голове ручкой, скорчила рожу в ответ на длинную тираду ругательств и вышла из комнаты.
   Как вытянуть информацию из того, кто не хочет говорить? Я задавалась этим вопросом ещё до того, как начала свою проделку. Ответ очевиден -- прибегнуть к пытке, но даже я считаю, что это за гранью допустимого. Однако же пытка пытке рознь. Если человек провёл большую часть жизни, пассивно наблюдая, как бесконечная череда изображений сменяет друг друга перед самым его носом, если всё время своего бодрствования он отдавал просмотру -- то как он отреагирует, если телевизор выключить? Довольно скоро я это узнаю. Где-то я читала, что люди, которых подвергали сенсорному голоданию -- помещая их в свето- и звуконепроницаемые цистерны с водой, нагретой до точного совпадения с температурой тела, -- быстро теряли ориентацию и становились покладистыми, утрачивали волю к сопротивлению. Может быть, это произойдёт и с Верховным Перцером.
   Мы с Брендой провели полчаса в молчании, сидя рядышком на стульях, но с тем же успехом могли сидеть и на разных планетах. И когда она наконец заговорила, то даже напугала меня: я настолько затерялась в своих мыслях, что забыла о её присутствии.
   -- Она собиралась использовать это против нас, -- произнесла Бренда.
   -- Кто, Крикет? Ты же видела, это выпало у неё из руки. Эта штука называется оглушарик. Как мне говорили, нокаутирует человека в момент.
   -- Вам говорили верно. Это было ужасно.
   -- Мне правда очень жаль, Бренда. Тогда мне показалось, что это хорошая мысль.
   -- Так и было. Я сама напросилась. И получила по заслугам.
   Я не была уверена, что она права, я всего лишь выбрала самый быстрый путь показать, чего мы с ней едва избежали. Вот такова я во всём: сначала действую, быстро и грязно, а объясняю потом. Бренда подумала ещё несколько минут и продолжила:
   -- Может быть, она просто хотела помучить этим перцеров?
   -- Конечно -- она же не ожидала встретить нас. Но ты не видела, чтобы она и нам предложила надеть тёмные очки. Мы бы свалились заодно с перцерами.
   -- И она оставила бы нас там.
   -- Как и мы её.
   -- Ну-у... вы же сказали, что она не ждала нас... Мы вынудили её так поступить.
   -- Бренда, ты пытаешься оправдать Крикет, но в этом нет необходимости. Она тоже вынудила меня. Думаешь, я была рада проломить ей голову? Мы же с ней друзья.
   -- Вот как раз этого я и не могу понять.
   -- Послушай, я не знаю, в чём состоял её план. Может быть, у неё были при себе и наркотики, что-нибудь, что заставило бы перцеров разговориться прямо на месте. Возможно, это было бы лучше всего, если разобраться. Наказание за... э-э... ну, скажем, похищение головы... окажется весьма крепким, если меня схватят.
   -- И меня тоже.
   Тут я показала ей пистолет, купленный у Лиз. Она отпрянула в шоке, и я спрятала оружие. Я не виню девчонку: эти пистолеты -- гадкие штучки. Догадываюсь, почему они вне закона.
   -- Нет, только меня. Если до этого дойдёт, ты можешь сказать, что я держала тебя на мушке всё время. А мне не составит труда убедить судью, что я лишилась разума. В любом случае, можешь быть уверена, Крикет держала в голове некий план нападения и просто сымпровизировала, когда на сцене появились мы. И всё это ради статьи, понимаешь? Спроси об этом у Крикет, когда всё закончится.
   -- Не думаю, что она захочет со мной разговаривать.
   -- Почему бы нет? Она не будет точить на тебя зубы, она же профессионал. О, конечно, поначалу она разозлится, а потом постарается сделать с нами что угодно, если мы снова перейдём ей дорогу -- но это будет вовсе не ради мести. Если бы статью можно было написать сообща, она бы скорее согласилась работать вместе. Но беда в том, что эта статья слишком важная, чтобы ею делиться. Думаю, как только мы увидели друг друга, мы обе поняли, что одна из нас не выйдет из той комнаты. Я просто среагировала быстрее.
   Бренда затрясла головой. Что ж, я сказала ей всё, что собиралась, и ей придётся либо понять и принять это, либо сменить профессию. Внезапно она подняла глаза, будто что-то вспомнив:
   -- Кстати о ваших словах... Я не могу позволить вам этого. Я имею в виду, одной отвечать за всё.
   Я изобразила гнев, но была снова тронута. Какая же она сладкая маленькая дрянь! Надеюсь, Крикет не съест её живьём, когда они встретятся снова.
   -- Даже и не думай, всё ты позволишь, черти тебя раздери. Пора повзрослеть! Сначала месть, теперь альтруизм... Эти вещи существуют для особых случаев, которые выпадают крайне редко. И им не позволено становиться на пути создания статьи. Хочешь быть альтруисткой у себя дома -- пожалуйста, но только не при Уолтере. Он уволит тебя, если прослышит об этом.
   -- Но это же неправильно...
   -- А здесь ты тем более не права. Я не говорила тебе ни слова о том, что мы собираемся делать. Тебя нельзя привлечь к ответственности. Мне пришлось немало попотеть, чтобы это оказалось именно так, и ты неблагодарное отродье, если думаешь, как ловчее выбросить мои труды на помойку.
   Мне показалось, что она вот-вот опять расплачется, и я встала и отправилась за выпивкой. Быть может, я и сама украдкой вытерла глаза, стоя на кухне и глотая на удивление горький бурбон. Сдаётся мне, он мог бы быть лучше в номере стоимостью две тысячи за ночь.
   #
   Когда Верховный Перцер провёл два часа без всякого изображения перед глазами, глядя лишь на слабое мерцание на стенах -- отблеск экрана, что продолжал работать позади его затылка, -- я просунула в дверь свою голову, гадая, удастся ли мне сохранить её на плечах, когда история закончится. Меня встретил взгляд, полный отчаяния. Всё лицо пленника лоснилось от пота.
   -- Это была одна из моих любимых серий, -- проскулил он.
   -- Вы можете потом посмотреть её в записи, -- парировала я.
   -- Это будет совсем не то, чёрт побери! Я ведь уже всё слышал.
   Я решила было, что нам немного повезло -- его любимый сериал показывали как раз тогда, когда мне понадобилось средство кое-что выудить из его головы. Но по зрелом размышлении поняла: любой сериал, какой бы ни показывали, неизбежно должен был оказаться его любимым, ведь он смотрел их все.
   -- Я пропустил длинную любовную сцену Дэвида и Эверетт. Будьте вы прокляты.
   -- Вы готовы ответить на несколько вопросов?
   Он начал было трясти головой -- то малое, что осталось ему от шеи, позволяло совершать ограниченные движения вверх-вниз и вперёд-назад -- но словно бы невидимая рука схватила его за подбородок и заставила несколько раз кивнуть. Полагаю, то была "рука" его телемании.
   -- Не вздумайте взять свои слова обратно, -- предупредила я. -- У меня есть ещё один свидетель.
   Я повернулась и наткнулась на Бренду -- та стояла прямо у меня за спиной. На ней не было маски, и я подумала было рассердиться на неё за это, но -- какого чёрта! Она была моим полноценным соучастником -- если только мне не удастся обосновать в суде свою теорию принуждения... до чего, я надеялась, всё-таки не дойдёт.
   Мы поставили стулья по обе стороны большого экрана и развернули Перцера лицом к нему. Я подумала, что мы не скоро дождёмся его ответов, поскольку он тут же впился взглядом в экран и больше не смотрел на нас -- но оказалось, он прекрасно умеет следить за сюжетом и одновременно разговаривать.
   -- Для протокола, -- произнесла я. -- Был ли вам причинён какой-либо вред с того момента, как мы взяли вас на эту небольшую прогулку?
   -- Из-за вас я пропустил любовную сцену Дэвида и Эв...
   -- За исключением этого.
   -- Нет, -- ворчливо ответил он.
   -- Вы голодны? Хотите пить? Не нужно ли вам... есть ли в этой штуке дренажная труба? Какое-либо устройство сброса отходов? Не хотите ли спустить лишнее пиво?
   -- Такой проблемы нет.
   Таким же образом я задала ещё несколько вопросов, наподобие "назовите ваше имя, должность и серийный номер", просто чтобы он привык отвечать и не слишком задумывался. Этот способ частенько служил мне добрую службу, даже в разговоре с теми, кто всё время даёт интервью. Затем я подобралась вплотную к вопросу, ради которого затеяла всё это, и он ответил почти то, что я ожидала услышать.
   -- Так кому же пришло в голову убить Сильвио?
   Я услышала, как Бренда втянула воздух от изумления, но не отвела глаз от Перцера. Он сердито скривил губы, но продолжал молча смотреть на экран. Когда мне показалось, что мы можем не дождаться ответа, я потянулась к шнуру телевизора -- и история выплыла наружу:
   -- Не знаю, кто проговорился вам -- мы приняли самые строгие меры безопасности, только узкий круг посвящённых знал, что должно было случиться. Мне хотелось бы, чтобы потом вы сообщили имя болтуна.
   Я решила пока скрыть от него, что никто ни о чём не болтал. Надеялась, если он будет считать, что его предали, то не сможет парировать удары. Но мне оказалось не о чем беспокоиться.
   -- Впрочем, вам ведь не важно, чья была идея убийства, -- продолжила голова. -- Вам не это важно. Всё, что вам нужно, это чтобы кто-нибудь признался, что придумал это. Раз уж я здесь, раз уж мне выпало объявить новость, давайте напишем, что идея моя, хорошо?
   -- И вы добровольно берёте вину на себя? -- спросила Бренда.
   -- Почему бы нет? Мы все сошлись во мнении, что так и нужно было поступить. Мы провели отбор, чтобы назначить исполнителя убийства, и кое-кто оказался в проигрыше -- но мы можем это уладить, только дайте мне время предупредить их, чтобы наши показания совпали.
   Я покосилась на Бренду, чтобы по её лицу понять, как она отнеслась ко всему этому -- к самой истории и к тому, как я и человек, купивший большой успех, бесстыдно фабрикуем новость. То, что я увидела, навело меня на мысль, что девчонка ещё не потеряна для новостного бизнеса. В глазах журналистов, напавших на след большой сенсации, появляется некий сосредоточенный, кровожадный блеск -- чтобы полюбоваться им в первозданном виде, советую посетить в зоопарке вольеры крупных диких кошек. По лицу Бренды я прочла, что если сейчас между ней и нашей новостью встанет тигр -- она пробьёт в нём дыру размером и формой с высокую журналистку.
   -- Вы имеете в виду, -- предположила она, -- что выбрали человека, который отправится в тюрьму, если кто-нибудь когда-нибудь докопается до истины в этой истории.
   Увы, это говорило о том, что она так до конца и не разобралась в этом человеке и его церкви.
   -- Ничего подобного, -- отбрил Верховный Перцер. - Мы знали, что истина рано или поздно откроется, -- тут он скорчил кислую мину, -- хотя, конечно, надеялись, что попозже. Тогда бы мы успели выжать из неё всё возможное под любым углом зрения. Вы выросли для нас в нешуточную проблему, Хилди.
   -- Спасибо, -- откликнулась я.
   -- После всего, что мы сделали для вашей братии!.. -- надулся он. -- Сначала вы становитесь на пути второй пули. Так вам и надо, вы же и пострадали.
   -- Ни капельки не страдала. Пуля прошла навылет.
   -- Обидно это слышать. Все пули были тщательно спланированы. Какая-то пронзила бы лоб, какая-то щёку, какая-то прошла бы ещё где-то рядом, а разорваться они должны были позднее и размозжить только затылок.
   -- Пули "дум-дум", -- неожиданно произнесла Бренда. Она взглянула на меня и пожала плечами: -- Когда вас ранило, я навела справки.
   -- Неважно, -- продолжил Перцер. -- Вторая пуля разорвалась, настигнув вас, и чересчур сильно повредила Сильвио лицо, плюс к тому его всего забрызгало вашей кровью. Вы испортили картину.
   -- А вот мне она показалась довольно впечатляющей.
   -- Благодарение Элвису за Крикет! Затем, как будто вы и без того недостаточно натворили, вы нарушаете закон и заставляете меня раскрыть карты на две недели раньше. Мы и подумать не могли, что вы пойдёте на нарушение закона -- по крайней мере, не до такой же степени...
   -- Так подайте на меня в суд.
   -- Не глупите. Это выглядело бы чистейшей воды безумием, не правда ли? Всеобщие симпатии были бы на вашей стороне. Люди подумали бы, что вы оказали обществу услугу.
   -- На что я и надеялась.
   -- Ни в коем случае. Но у нас ещё есть время придать событиям верное направление и принести друг другу немалую пользу. Вы ведь знаете нас, Хилди. Вы знаете, что мы готовы сотрудничать с вами, чтобы ваша статья вызвала бешеный читательский интерес -- если только вы позволите нам немного вмешаться там и сям, в порядке контроля наносимого ущерба.
   Кое-что из происходящего никак не укладывалось у меня в голове, но мне пока не удавалось сформулировать вопросы. Откровенно говоря, хоть я немало повидала на своём веку и немало натворила, эта история грозила вот-вот свести меня с ума. И чего мне по-настоящему хотелось, так это бежать отсюда прочь, найти хорошее бейсбольное поле и сыграть пару-тройку подач, используя этого жуткого психопата вместо мячика.
   Но я взяла себя в руки. Мне уже приходилось брать интервью у извращенцев, ведь публика всегда хочет знать о них побольше. И я задала следующий вопрос... Как бы мне хотелось потом взять его обратно и никогда не слышать ответа!
   -- Вот чего я никак не могу представить... или я совсем тупая... -- медленно произнесла я, -- под каким таким соусом вы намерены подать новость? Каким образом церковь рассчитывает выйти сухой из воды? Не убить его, как я понимаю, вы не могли. Негоже было живому святому бесконтрольно разгуливать повсюду, пукать и рыгать, как простому смертному. Сильвио должен был это понимать. Только подумайте, как неловко почувствовали бы себя христиане, если бы Иисус вернулся -- им пришлось бы поскорее снова распять его, пока он не опрокинул слишком много тележек с яблоками... (4).
   Я замолчала, потому что Перцер разулыбался, и улыбка мне не понравилась. Лишь на мгновение он отвёл мечтательный взгляд от экрана и посмотрел мне в глаза. Но мне показалось, что в его зрачках шевелятся черви.
   -- О, Хилди, -- произнёс он, скорее опечаленный, нежели рассерженный.
   -- Не смей говорить мне "о, Хилди", ты, портативный х...сос! Я вышибу тебя из этого ящика и воткну в кучу дерьма! Я...
   Бренда накрыла мою руку ладонью, и я опомнилась.
   -- Вас упекут за решётку на пятьсот лет, -- бросила я Перцеру.
   -- Это нисколько бы меня не испугало, -- откликнулся он, по-прежнему улыбаясь. -- Но этого не случится. Разумеется, я отбуду какой-то срок. Но, полагаю, всего года три, может быть, пять.
   -- За убийство? За сговор с целью убить Сильвио? Я хочу знать имя вашего адвоката.
   -- Они не смогут доказать убийство, -- парировала улыбающаяся голова. О, как я уже устала от этой улыбки...
   -- Что даёт вам основания так утверждать?
   Я снова почувствовала, как Бренда коснулась моей руки. Она произнесла с видом человека, старающегося подсластить пилюлю:
   -- Сильвио сам был замешан в этом, Хилди.
   -- Ну конечно, был, -- подхватил Великий Восторженный Вонючий Зад Бабуина. -- И если бы, Хилди, я был мстительным, то позволил бы вам напечатать первую версию. Я почти сожалею, что не сделал этого. Теперь уже мне никогда не взглянуть с прежним наслаждением на Дэвида и Эверетт... ладно, не важно. Я говорю вам в знак доверия, в ознаменование и в подтверждение того, что мы сможем снова сотрудничать, невзирая на ваши вероломные преступления: да, именно Сильвио предложил всю эту затею. Он сам помогал брать интервью у стрелка. Именно это вы напишете в сегодняшнем дневном выпуске. И именно это мы всегда хотели обнародовать, но на две недели позже.
   -- Я вам не верю, -- пролепетала я, веря каждому слову.
   -- Это меня мало волнует.
   -- Но почему? -- вырвалось у меня.
   -- Надо думать, вы имеете в виду -- почему он хотел умереть. Потому что он исписался, Хилди. За четыре года он не смог создать ни одной мелодии. Для Сильвио это было хуже смерти.
   -- Но его лучшие вещи...
   -- Появились как раз когда он пришёл к нам. Я не знаю, был ли он когда-либо истинно верующим... чёрт побери, я и сам себя не могу с уверенностью назвать истинно верующим. Потому мы и зовёмся веротерпимой церковью. Если у вас иное представление о божественности Тори-сана, мы не отлучаем вас -- мы предоставляем вам эфирное время и позволяем обсудить ваши взгляды с единомышленниками. У нас нет сект, как в других церквах, и мы не пытаем еретиков. Да и еретиков-то нет! Мы не доктринёры. Когда люди хотят поспорить о богословских вопросах, у нас в церкви поговаривают: это достаточно близко к музыке сфер.
   -- Напой хоть несколько тактов, а я посмотрю, смогу ли подхватить, -- задумчиво изрекла я.
   -- Именно так! Мы не скрываем, что главное, чего мы хотим от наших прихожан, -- это чтобы они покупали наши записи. Взамен мы даём им шанс близкого общения со знаменитостями. Но больше всего поразило отцов-основателей П.В.Ц.С.З. то, как много людей всерьёз верит в святость известных личностей. В этом даже есть некий смысл, стоит только призадуматься. Мы не проповедуем рай небесный. Рай вот он, прямо здесь на Луне, если вы обретёте достаточную популярность. В представлении вашего соседа, среднестатистического звезданутого ничтожества, стать знаменитым в тысячу раз лучше, чем попасть в какой-то там воображаемый рай.
   Было очевидно, что он кое во что верил, даже если это "кое-что" и не было возвращением короля рок-н-ролла. Он верил во власть пиара. Так я обнаружила в себе нечто общее с ним и отнюдь не обрадовалась этому открытию.
   -- Итак, вы собираетесь повернуть сюжет следующим образом: Сильвио пришёл к вам за помощью и получил её.
   -- Три года мы писали всю его музыку. Вы же знаете, он привлекает многих молодых артистов. Мы отобрали трёх лучших, они уселись и принялись стряпать "музыку Сильвио". Получилось довольно-таки хорошо. Даже не отличишь.
   Я обратилась мыслями к мелодиям, которые так любила, к новым вещам, которые считала порождением гения Сильвио. Музыка была по-прежнему хороша -- этого я у неё отнять не могла. Но что-то ушло из моей души.
   А перед Брендой открылся совершенно новый мир, и она пребывала в таком же восхищении, с каким трёхлетний малыш, сидя на маминых коленях, слушает сказки о Бабе Яге да сером волке.
   -- Это тоже войдёт в статью? -- спросила она. -- То, как вы писали музыку за него?
   -- А иначе никак. Поначалу я был против, но мне доказали, что от этого все только выиграют. Я беспокоился, как бы не запятнать образ Гигазвезды. Но при грамотном продвижении он начнёт вызывать неподдельную симпатию, и его культ только окрепнет. Никто не отнимает у него старые хиты, которые он писал полностью сам. А церковь тоже ничем себя не пятнает, поскольку мы испробовали всё возможное, но всё-таки вынуждены были уступить его требованию позволить ему принести себя в жертву -- ведь это его право. Конечно, мы пошли при этом на нарушение некоторых законов и ожидаем некоего наказания -- но при правильном обращении это тоже может вызвать симпатию и сочувствие. Он так просил нас! Не волнуйтесь, мы запасли целые тонны документальных свидетельств, видеозаписей того, как он умолял нас идти до конца. Я прикажу переслать всё это в ваш офис, как только будут улажены все детали сделки. О да, и плюс ко всему хорошему теперь музыканты, работавшие под именем Сильвио, могут выйти из его тени, выстрелить как из пушки своими настоящими именами и приблизиться к статусу Гигазвезды.
   -- Да уж, слово "выстрелить" здесь как нельзя более уместно, -- заметила я.
   #
   Оглядываясь на первую часть интервью, я теперь нахожу его почти комичным. Вот она я, уверенная, что сумела всё разгадать, спрашиваю, кто замыслил убийство Сильвио. И вот он Верховный Перцер, уверенный, что мне уже известна вся подоплёка истории, думает, будто я спрашиваю, кто подсказал Сильвио, что после смерти он сможет стать перцеровской Гигазвездой. Потому что Сильвио не пришёл к перцерам с уже готовой идеей самоубийства. Он предлагал другое -- избрать его при жизни в Гигазвёзды, поставить в один ряд с великой четвёркой. Но ему объяснили, что рассматриваются только кандидатуры мертвецов, и он сделал логичный вывод. Поначалу совет был против его плана. Это Сильвио придумал, каким образом повернуть события, чтобы церковь выглядела благодетельницей. И он действительно планировал самоубийство. Если Верховный Перцер и отправится в тюрьму, то, как он и говорил, всего лишь за серию гражданских правонарушений, заговор, лживую рекламу, намеренный обман и тому подобное. Какого наказания удостоится настоящий убийца, когда его найдут, я понятия не имею.
   Позднее я ужаснулась, по какому, казалось бы, незначительному вопросу мы с Верховным Перцером не поняли друг друга. Если бы он догадался, что мне неизвестен главный факт, прежде чем признался в содеянном -- думаю, он ускользнул бы в эту крохотную щёлочку и нашёл бы способ отомстить мне за то, что не увидел свой сериал. И в результате Хилди Джонсон куковала бы за решёткой, а церковь всё равно добилась своего. Вот так плохо всё чуть было не кончилось. Разумеется, Верховному Перцеру ничто не мешает всё-таки подать на меня в суд, и я бы узнала об этом слишком поздно -- но несмотря на свою искушённость в подковёрных интригах, он вряд ли рискнул бы нанести ответный удар, учитывая, какие недюжинные силы Уолтер может привести в движение, если против меня будут выдвинуты какие-либо обвинения после того, как я напишу столь сногсшибательную статью.
   Бренда хотела сразу же вскочить и бежать на работу, но я заставила её сесть и подумать -- эта привычка может сослужить девчонке добрую службу в дальнейшем, если она про неё не забудет.
   Первым делом мы передали по телефону исповедь Перцера в том виде, в каком она записалась на голографическую камеру Бренды. Теперь, когда новость благополучно достигла отдела новостей "Вымени", у Перцера не осталось ни единого шанса взять свои слова обратно. Мы могли брать у него интервью сколько и когда захотим и планировать, как лучше подать статью.
   Не то чтобы у нас появилась уйма времени -- нет, в таких делах никогда нельзя прохлаждаться и расслабляться. Как предугадать, когда и кто разнюхает оставленные тобою следы? Но мы успели благополучно доставить голову в редакцию. Там её водрузили на стол, разрешили пользоваться телефоном -- и вскоре вокруг собрались дюжины журналистов, с разинутыми ртами слушавших, как Бренда беседует с почётным гостем.
   Да, именно Бренда. По дороге в "Вымя" у нас с ней состоялся серьёзный разговор.
   -- Весь материал пойдёт в печать с твоей подписью, -- заявила я.
   -- Но это же смешно, -- возразила она. -- Всю работу проделали вы. Это вы восстали всей душой против убийства перед лицом очевидных... чёрт побери, Хилди, это ваша статья.
   -- Всё было уж слишком хорошо, -- отмахнулась я. -- Как только я схватила этого негодяя, меня и осенило. Вот только я думала, что это они укокошили бедного чурбана Сильвио.
   -- Ну-у, я ведь и сама купилась на это. Как и все остальные.
   -- Кроме Крикет.
   -- Ага. И всё-таки не может быть речи о том, чтобы я приписала все заслуги себе.
   -- Но ты пойдёшь на это. Во-первых, потому, что это предлагаю тебе я -- а статья не простая, она из тех, что способны прославить твоё имя на века, и ты поступишь ещё глупее, чем обычно, если откажешься от моего предложения. А во-вторых, потому что я не имею права подписываться под статьями, я ведь больше не работаю в "Вымени".
   -- Вы уходите? Когда? Почему Уолтер ничего об этом не сказал?
   Я знала, когда я ушла, а Уолтер не сказал ничего, потому что сам не знал -- но к чему запутывать бедную девочку? Она ещё немного посопротивлялась, но её протесты становились всё слабее, а готовность принять дар всё более укреплялась чувством вины. Ничего, вину она переживёт. И я надеялась, что переживёт и славу.
   Пока что Бренда довольно хорошо справлялась с ней и даже наслаждалась ею, как я могла заметить из дальнего угла комнаты. Ряды пустых столов надёжно отделяли меня от группы взволнованных репортёров, привлечённых триумфом их юной коллеги.
   И тут со своей высокой башни снизошёл Уолтер. Он прошествовал вперевалочку через внезапно притихший отдел новостей, мимо меня, даже не заметив меня в тени. Никто из присутствовавших не мог припомнить, когда главред последний раз покидал свой кабинет всего лишь из-за газетного материала. Я видела, как Уолтер протянул Бренде руку. Он, разумеется, не верил в её заслуги, но, возможно, собирался впоследствии допросить меня с пристрастием. Пока он чтил журналистскую братию своим священным присутствием, я вошла в его лифт и поднялась к нему в кабинет.
   Его рабочий стол возвышался передо мной в круге света. Я залюбовалась тонкой фактурой дерева, мастерством отделки. Из всего дорогущего антиквариата, каким владел Уолтер, я завидовала только этой вещи. Мне самой хотелось бы однажды заполучить такой стол.
   Я погладила серую фетровую шляпу, которую держала в руке. Она упала у меня с головы, когда я выскочила на сцену, в лужу крови Сильвио. Кровь так и запеклась на шляпе. Её полагалось по традиции носить измятой, но это выглядело смешно.
   Мне внезапно показалось, что эта шляпа уже достаточно износилась. Так что я просто положила её в центр главредовского стола и ушла.
  
   ------------------------
   (1) Гомункул (лат. homunculus -- человечек) -- искусственный человек, которого алхимики мечтали создать лабораторным способом; в переносном смысле -- мелкий, жалкий, убогий человечишко.
   (2) It Happened at the World's Fair -- мелодрама (США, 1963 г.), режиссёр Н. Таурог, в главной роли Элвис Пресли.
   (3) GI Blues -- песня из репертуара Элвиса Пресли.
   (4) Евангелие от Матфея, глава 21, стих 12-13: "И вошёл Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей, и говорил им: написано, -- дом Мой домом молитвы наречётся; а вы сделали его вертепом разбойников". Вместе с тем to upset smb.'s apple cart -- идиома, означающая "расстроить чьи-либо планы".
  
   =*=*=*=*=*

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"