Все писатели разделяются на две группы. Первая: при помощи литературы занимающаяся барахлизмом, - добыванием гонораров, квартир, дач, заграничных поездок, поездок по стране не за личный счёт с проживанием в лучших гостиницах, с трёпом на встречах с читателями, получением за это денег, сидениями на банкетах.
Вторая: занимающихся исключительно написанием стихов, прозы.
Этих, из первой группы, я впервые увидел в конце шестидесятых годов, в небольшом городе. Для них местная власть - горком партии, организовывал встречи с народом. Возили их по городу на горкомовских "Волгах", как гостей выдающихся, горожан к ним не подпускали, на банкете произносились странные для меня, впервые тогда услышанные тосты: "За нашу великую советскую литературу", "За мудрое партийное руководство нашей советской литературой".
Не мог представить И.А.Бунина, Л. Н.Толстого, пьющих с царём "За мудрое царское руководство русской литературой", молодым писателем для себя понимая, что власть политическая - сама по себе, а литературное дело, всё-таки, тоже само по себе.
Живущее своими внутренними законами развития.
Первым плотно руководить литературными процессами на территории СССР начал Сталин. Получилось, во времена перестройки, прочитать воспоминания К.Зелинского о встрече Сталина с писателями на квартире у Горького. Был накрыт ужин с водкой и винами, беседовали. Сталин объяснял писателям, чего хочет от них политическая власть страны. Писатели высказывались, чего они хотят получить от власти. И больше всего поразило - писатели начали просить у Сталина квартиры, дачи. Многие просили почему-то дачи, видимо, уже имея в Москве квартиры. Показывая свой барахлизм.
"Естественно, главный интерес вокруг Сталина. Его обступили плотным кольцом. Ближе всех стоят Леонов, Гронский, Субоцкий. Говорят о материальной базе. Леонов рассказывает, с каким трудом они получали дачи.
- Некуда, товарищ Сталин, поехать отдохнуть, а чтоб зимой можно было вырваться...
Сталин делает вид, что не замечает.
Леонов опять:
- Вот дачи бы, надо бы построить."
Как-будто дачи имеют отношение к литературным делам.
Как-будто не понимая, - личная продажа политической власти за материальное и есть проституция души, совести, разума.
Резко отличаясь от личной преданности идеям той же самой политической власти. Только в этом случае отвечать придётся.
Ответил А.Фадеев. Своим письмом в ЦК и выстрелом в себя.
Остальные жили на дачах.
Где-то получилось вычитать, Сервантес написал своё великое произведение в тюремной камере. Протопоп Аввакум - в земляной яме.
Любой рассказ пишется не дачей. Не квартирой.
Желанием. Творчеством природным, отрожденческим. Талантом. Художественным вырисовыванием своего взгляда на мир живущих.
И стихи так же. И романы. И пьесы.
Не знаю ни одного литературного факта, выражаемого вот как: вы меня не наделили дачей, поэтому я не смог написать выдающееся произведение. Не выдали бесплатно картины, мебельный гарнитур, ковры, посудные сервизы, автомобиль.
Я знал, есть писательский дачный посёлок Переделкино, совсем близко от Москвы. Недавно узнал - есть ещё Внуково, Мичуринец, рядом с Переделкино, а на другой стороне Москвы тоже есть, и севернее от неё, и южнее. Сейчас много рыданий по поводу перекупки бывших писательских дач кем попало. В Советском Союзе для писателей были и отдельные жилые дома, и поликлиники там же, в Москве, и Дома творчества - так назывались самые обыкновенные санатории для писателей, расположенные по всей стране, от Подмосковья до берега черноморского, и крымского, и прибалтийского, и в местах под Ленинградом.
Просили, просили, просили.
Давали, давали, давали.
Зачем?
Почему десятилетия столькие ехали в противоположную от творчества сторону? Им литература нужна была?
Да. Причиной, основанием для бытового устройства.
Быт - одно. Творчество - другое. Разглядеть одно, разглядеть другое - тут не только глаза требуются.
2
1990 год, горбачёвская перестройка. У многих - искреннее желание перемен. У тех, кто занимался литературой - желание публиковаться в журналах, увидеть свои книги. Вступить в Союз писателей СССР.
Невозможно. Нам, сорокалетним тогда, московское литературное начальство говорило: "вы состоявшиеся писатели, а принять в Союз вас не можем. По Уставу для приёма нужны две вышедшие книги, у вас их нет".
Очереди в издательствах. Для членов СП СССР. Молодых близко не подпускают, потому что выход любой книги - гонорар. Большой. И кому здесь нужны конкуренты, в деле получения финансов?
Дорога из Москвы в Сибирь, железная, протянута через мой город. Из Москвы едут два радостных сибирских писателя, сходят с поезда с желанием найти меня. Показывают новенькие билеты членов СП СССР. "Как вы вступили, без книг"? "Кому надо отдали каждый по тридцать тысяч, он нам у себя в кабинете тут же нам билеты вручил". "Жаль, я об этом писателе прежде думал - он честный и писатель, и человек. С билетами вас поздравляю, а где же ваши книги"? "Да мы напишем, долго, что ли, написать"?
Так я понял, литература, настоящая, пошла дорогой погубления. Со временем выяснилось, настоящее они, двое, не написали. В стране, где за деньги начали покупаться и генеральские звания, и места в государственной думе, под видом материальной помощи какой-либо проходящей туда партии.
Чем же надо заниматься писателю? Устройством быта? Добыванием денег? Членского билета, в те времена дающего право очереди в издательстве, поездок по писательским санаториям?
Литературой. Писатель может заниматься литературой. Что должен - не говорю. Никто никому не должен. Каждый сам выстраивает свою жизнь.
Творческую.
Или её отсутствие.
3
Для творчества нужна тишина. Отсутствие шума вокруг себя. И - достоинство. И - личная независимость. Ни от кого, - ни от политической партии, ни от чиновников, начиная с самого верхнего. С невозможностью самопродажи.
Стыдно стоять рядом с первым руководителем государства и просить у него увеличение тиража книг, одновременно и гонорара, "дачу построить". Стыдно говорить с руководителем государства не о проблемах литературных. Когда вы - писатель. И когда руководитель государства в литературе разбирается. И не пробует сделать из неё девку униженную, прислужницу по вызову.
В литературе надо быть честным. Много раз получалось увидеть, люди при любых условиях жизни в стране надеются, что писатели расскажут правду.
"Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!"
Какой гонорар, какие дачи возможны для М.Лермонтова за такое навечное высказывание? За такую правду? Какое почётное звание возможно для А.Грибоедова за его "Горе от ума"?
Когда сделанное им выше всех возможных званий, премий...
Бессмертно, что сотворено им.
Выше награды в литературе не бывает.
Вокруг земного пространства существует размыслительный слой, размыслительный пояс. Или размыслительные линии. Так же, как магнитные, или слой озона. Созданное в литературе поэтому, добавляясь в него, не исчезает. Поэтому и у людей надежда на писателей обоснована. Как и художественной литературой предыдущих веков. Написанной художниками, изображающих словами.
4
Моё поколение писателей в конце двадцатого века было в основном сорокалетним, по возрасту. Хорошему возрасту, для прозаиков, - и авторы давно образованы, и, они же, знающие жизнь, имеющие свои взгляды на неё.
Мы общались. По литературным делам я был в Риге, Москве, Воронеже, в Абхазии, в Тюмени, помогал молодым писателям Молдавии.
Официально нас называли молодыми писателями. Никаких удостоверений, членских билетов и прочего, бюрократического, мы не имели. Во всех городах, во всех республиках мы, молодые писатели, были определены в некое подобие загона, стойла. Наши стихи, рассказы, повести, романы не печатали в тонких и толстых журналах - а как им, членам СП СССР, делится гонорарами? Нам местные власти не разрешали проводить свои литературные вечера, не говоря открыто, но намекая на возможность нашего антиправительственного настроения и его высказывания. Нас не пускали всюду в места, сделанные властью для писателей, - в Дома творчества, в Центральный дом литераторов в Москве для общения с писателями пожилыми - назову их так, если они для нас определение сделали возрастное, - за границы страны в составе делегаций писателей, - ну, ещё бы они и в таких поездках местами с нами поделились...
Мы говорили между собой, откровенно, конечно же, что столкнулись с мафиозным сообществом, не подпускающим к своей численности кого-то из новых.
Вот так и был искусственно нарушен процесс обновления творческого Союза.
Мы, молодые писатели, жили искренним, природным по своим судьбам желанием создавать творческие произведения, они - барахлизмом.
В те же самые времена дважды Герою социалистического труда - за литературу, - никак не понимаемая награда, Г.Маркову где-то в Сибири, на его родине, поставили памятник. Высшим символом барахлизма.
О секретных тогда для нас гонорарах - мы о них и не думали, впереди было стремление опубликоваться, чтобы узнать мнение читателей о своих произведениях, - о величине гонораров членов той мафии узналось попозже.
"В конце шестидесятых годов в толстом журнале, в Ленинграде, опубликовали мою повестушку. Я получил за неё гонорар сорок тысяч рублей. Купил жене шубу и домой новую мебель".
Кажется, тогда машина "Волга", самая дорогая в СССР, стоила три тысячи рублей.
"Мы приехали в Ростов на проведение дней литературы. Провели, собираемся уезжать. Последний день в Ростове, есть писатели из других городов, хочется поговорить о литературе. А один из нашей делегации купил здоровенную рыбу, ходит и требует, пусть ему найдут верёвку, рыбину обвязать, на самолёт тащить надо. Верёвки принесите метров двадцать, метров двадцать... До того противно было..."
"Он, чтобы его издали в Москве, несколько раз туда отвозил мёд, хорошее сливочное масло, окорока холодного копчения, копчёную медвежатину."
Короткие воспоминания из того сообщества.
В эти времена я жил в городе Кирове, бывшей Вятке. Здесь было областное отделение Союза писателей СССР, членов его - человек шесть, семь. И никого в отделение, из молодых, не принимали, чего бы ты не написал. "Сначала издайте две книги, согласно уставу." "Как издать, если в издательства берут рукописи только членов Союза"? "Как-нибудь". Далее точка. Казалось - навсегда.
Каждое лето кировские члены Союза писателей уезжали в свои санатории на Чёрное море. Второе облюбованное место - Рижское взморье. Вместе с семьями, включая внуков.
Вместо зависти к их бытовой жизни было сожаление, время идёт, но где выдающиеся, где просто читаемые народом их книги?
Их книги, издаваемые в выстроенную ими очередь, лежали в местных магазинах, а через некоторое время, как не покупаемые, списывались и сдавались в макулатуру.
Вернуть гонорары за списание книг в макулатуру от авторов не требовали. Верх справедливости?
Нам завидовать было нечему. И понималось, что такое ложное творчество. Почему выходят книги, написанные штампами, с отсутствие образов, композиции, и - мыслей.
"Верёвки принесите метров двадцать..."
5
Каким тогда, в конце двадцатого века, было наше поколение писателей?
Честным. Мы не думали о гонорарах, лишних для литературы "почётных" званиях, рыбинах, погружаемых в самолёт.
Приехал в Воронеж, на нашу встречу молодых писателей. Встретил соратников из других городов, зашли в столовую пообедать, стоим в очереди. Тут и знакомимся. Услышав мою фамилию, один из поэтов спросил как-то значительно:
- Можно вам пожать руку?
- За что?
- Я читал ваш рассказ в молодёжном рижском журнале, рад, такое вы написали.
Пожали друг другу, разговаривали, он спрашивал, как такое надо писать. Трудно объяснить, что получится из расплавленного металла, а желание творчества и есть самая настоящая магма...
В Юрмале, предосенней, иду один увидеть море. Навстречу молодой латыш с ищущими глазами. Не знаю, как творческие люди чуют друг друга. Он сразу подошёл ко мне и сказал - вижу, вы творческий человек, я молодой поэт, меня здесь не печатают - дальше обычное для тех времён, что вокруг молодых писателей. Дал ему рижский временный телефон и свой адрес, кировский, пообещал как-то помочь.
Надо же, через два дня в Риге, в маленьком баре, стою с заместителем главного редактора молодёжного журнала - входит тот самый парень, поэт. Я их познакомил, хотя у редактора и недовольство появилось нашим оборванным серьёзным разговором о литературе, - ничего, проехали. Попросил помочь опубликовать стихи полузнакомого мне поэта.
Через месяца полтора получил письмо от молодого поэта, его опубликовали. Почему-то мне радостно, за него, до сих пор.
В литературе хорошо жить без жадности, без злобства. Помогая другим, кто пишет рядом...
Ни на одном всесоюзном совещании молодых писателей я не говорил о плохой рукописи как о хорошей, и - наоборот. Авторы знают и помнят. Искренность для творчества обязательна.
В газете прочитал, в те времена, разгромнейший материал о повести молодого автора, изданной в Кишинёве. Неужели правда не повесть, а дрянь? Нашёл в библиотеке журнал, прочитал повесть. Написал в редакцию статью, что думаю. Получил ответ - местная литературная мафия придумала изничтожить молодого автора. С ним началась переписка, благодарная с его стороны. С присыланием его новых произведений.
Наше поколение понимало, литература должна быть другой. Мы искали, какой, через свои произведения. Отвергаемые рыбниками, тогда. Читаемые сегодня.
Почему-то улавливалось, литература современная, русская, художественная, может продолжится только от литературы конца девятнадцатого века, той самой, предреволюционной. Насквозь пронизанной честным отношением к описываемому, самостоятельностью, то есть независимостью от политических заказов, и бережным, художественным отношением к русскому литературному языку, к композиции, к образам, к мысли излагаемой. Художники её сотворили, художники слова.
Наше поколение писателей, не имевшее от государства ничего материального, то есть - совершенно свободно пишущее, и стало первым, после 1917 года, самостоятельным и бесцензурным поколением в русской литературе. Ищущем в литературе не барахлизм, а только творчество.
И, когда ты один на один с листом бумаги, с клавишами пишущей машинки или компьютера, никакие меценаты, никакое государство, никакие творческие союзы писателей не могут помочь в самом главном, что писать и как писать. Тут всё - от природы, от судьбы: родился писателем - стал им, нет - искать остальное, и делать, бесполезно.
6
Современное государство и писатели - та ещё тема.
Сразу после распада СССР мы увидели и развал Союза писателей СССР. Вместо него образовались две основных организации, Союз российских писателей и Союз писателей России. Оба они в равном положении ненужности современной власти, потому что с самого 1991 года в стране не принимается закон о творческих Союзах, видимо - специально. Ведь если примут закон, государству придётся заняться проблемами писателей, начиная с финансирования работы издательств, и финансирования всего остального. С обратной стороны - и писателям придётся решать проблему, оставаться независимым в своём творчестве или продаваться в очередную внешне позолоченную клетку, где птичка сунулась коготком и навсегда увязла: мы вам платим, мы вам создаём условия бытовые, так будьте добры писать только нужное нам.
С этого и начнём разбираться.
А писатели - враги для своей страны? Сплошные не соглашенцы, диссиденты, на иностранном? Вроде А.Солженицина? Правда, он из диссидентов, собрав всевозможные за диссидентство премии финансовые и прочие бытовые удобства, вернулся в любимчики власти российской, его переиздают массово, через это наследников финансированием обеспечивая. Но - но. Но искусственно создаваемое на поле литературы распадается само по себе. Просто так, во времени, потому что как народу голову не морочь - и морочь где-то прекращается.
Там, где власть существующая перестаёт обозначаться заказчиком. По разным причинам. От явления во власти человека, понимающего литературу, до исчезновения самой власти вариантом её распада и замены на иную. "Станция Березай, кто здесь прежние - слезай". Вместе с назначенным властью главным писателем.
Ведь великим назначать бесполезно...
Писатели и есть писатели, они как космические аппараты работают над миром, на своём уровне, литературном. Литература же сама по себе и всемирна, и надмирна, начиная с древней. И ничья власть, президента или парламента, никто лично не способен решить-постановить, что Конфуция надо запретить. Они, чиновники, для автора посторонни, автор, в литературе, работает только на будущее. В литературе, как ветви творчества, все решения принимаются только временем. Временем как понятием и философским, и материальным, потому что само время для человека материально: либо живёт человек во времени, либо отсутствует.
Надмирность литературы определяется и тем, что она живёт над временем, непонятно как сохраняясь. Писателя, созидавшего за 600 лет до нашей эры, читают и сегодня. Ничего себе, - назад, во время, в глубину "за 600 лет до нашей эры" оглянуться страшно, и - сколько веков читают.
А вот почему читают?
Он ценен. Он человечеству нужен. Но как человечество его сохранило - загадка из загадок.
Один из ключей к отгадке - нужен такой писатель людям.
Врагами для своей страны писатели, пишущие правду, быть не способны. В этом случае власти задуматься бы, о происходящем, о написанном писателем, ведь писателя даже через расстрел из литературы не вычеркнуть, вот в чём невозможность борьбы с ним...
Как с ветром в поле. Вольным всегда.
Ничьим, ни в какой форме указам и просьбам не подчиняющимся.
Вернёмся к Сталину. Он руководил советской литературой в варианте плотном, до прочитывания им книг советских писателей, до его решений, кого наградить премией имени себя, видимо потому, что сам в юности писал стихи и понимал, какое серьёзное влияние оказывает художественная литература на народы страны. То есть, сделал художественную литературу управляемой. При помощи и кнута, и пряника. А чего же хотели присягнувшие ему писатели, продавшиеся за благополучие бытовое? И рыбку съесть, и на тарелку плюнуть?
Несколько строк из мемуаров К.Зелинского.
"Леонов опять:
- Вот дачи бы, надо бы построить.
Сталин отвечает:
- Плохо, значит, искали. Зачем вам дачи? Вот дача Каменева и Зиновьева освободилась, можете занять...
Леонов, кажется, не понял этой зловещей шутки и даже стал спрашивать, как это технически и организационно оформить."
И не вспомнил, что от Каменева и Зиновьева уже и камеры тюремные освободились?
Чего же удивляться его столярному названию романа, "Бруски"?
Сталин только одного не понимал: уничтожая писателей в лагерях, он всё равно не мог их уничтожить - во времени, - в литературе. Ведь это не сосны спилить с дальнейшим уничтожением через сжигание в виде дров, писатели в России даже своей гибелью возносятся в разыскиваемые, в требуемые их книгами...
Тюрьмой, лагерем, расстрелом власть для писателя добивается результата противоположного, через уничтожение физическое образуя и сочувствие к нему, от власти пострадавшему, - а к власти народ ну очень часто относится подозрительно, - и интерес читателей, и возвеличивание.
Власть по отношению к писателю бессильна.
После Сталина Н.Хрущёв тоже по-разному пробовал управлять писателями. Слушал их на совещаниях, ругал их. До сих пор трясут кинокадрами хроники, где он кричит на А.Вознесенского. Но чего искал Вознесенский? Иметь от государства квартиру в Москве, дачу в Переделкино, возможность зарабатывать тысячи гонорарами, ездить по стране и по заграницам не за личные деньги, за государственные, отдыхать в санаториях и одновременно изображать ну совершенно свободного художника?
Государство и его руководитель в данном случае выступает заказчиком литературы, писатель - исполнителем. Продался, заранее понимая условия, так что же не исполнять?
При Л.Брежневе, далее заменивших его генсеках и тем более при М.Горбачёве о писателях постепенно забыли, оставили их в стороне. Может и потому, что М.Горбачёв в литературе ничего не понимал. Тут всё по схеме, если в городе начальник понимает только в хоккее, будут деньги на хоккей, на остальное - нет. Если губернатор понимает только в компьютере - даст деньги на мониторы и прочее, на литературу - нет. Выше собственной головы и всего, что в ней есть или отсутствует, как скакнёшь? Поэтому на областном уровне разговор власти с писателями - денег на литературу нет.
Одна из причин - с помощью писателей из казны не украдёшь.
А кто там повыше и что там?
Фраза из кино о Л.Брежневе: "Всем известно, что я Тургенева не читаю".
Не читают и все, побывавшие руководителями страны с 1991 года. Человек начитанный определяется по пяти минутам его разговора на любую тему. По выражению лица, неизменимому. Эти же и интервью придумали давать не журналистам, а тёткам заграничным, рекламирующим одежду.
Значит, они и не понимают, как можно управлять - на их языке, сотрудничать - на языке писателей, власти и писателям. Поэтому на самом верхнем уровне разговоров о литературе нет, писатели в кабинетах временных руководителей отсутствуют.
Ещё и потому, что для сотрудничества писателей и власти нужна задача, объединяющая весь народ. Тоже отсутствующая. Тема разворовывания страны не для художественной литературы, в мире она презираема и заканчивается прямым отвержением со стороны творчества.
И вот здесь начинается самое любопытное. Поколение писателей, вырастившее себя самостоятельно, в стороне от бытовщины, от выпрашиваний дач и рыбин, оказалось просто самостоятельным, в литературе. Ему уже и типографии не требуются, всё равно тираж в тысячу экземпляров не даёт ни заработка, ни известности, такой тираж по всей стране для популярности бесполезен, слишком маленький.
В интернете понятие тираж спокойно заменилось понятием читатель, в интернете работает статистика, показывающее самое нужное для писателя, - что из написанного им читают, и что - нет. Таким образом, и через техническое современное развитие литература освободилась от денег, бюрократических указаний, скаредности, от необходимости государственной поддержки. Как в этих новых условиях находить общий язык между государством и литераторами - забота уже не литераторов, у них свой путь есть.
У государства её, заботы литературе, сегодня нет. Она появится только в государстве, где руководители будут озадачены развитием русской современной художественной литературы.
Тут другое интереснее. Захотят ли сами свободные, выросшие в условиях свободы, создавшие сами себя при понимании от них отказа государства, не пожелавшие менять свободу на поглаживания власти, на кнут и пряник власти, познавшие самое дорогое в творчестве - свободу, оказаться от неё?
Зачем?
Настоящая литература всегда свободна.
7
" - Плохо, значит, искали. Зачем вам дачи? Вот дача Каменева и Зиновьева освободилась, можете занять..."
Спасибо, нет нужды.
Те же, кто и сегодня занят барахлизмом, приходящим в виде премий, опять ошиблись. Их личное дело, их личный выбор...
"Как фамилия на обложке? Почём он сегодня на рынке?"