Аннотация: Походы в тайгу всегда сопряжены с опасностями и тяжелыми испытаниями, которые иногда стоят жизни походнику.
В Л А Д И М И Р К А Б А К О В
"Г О Р Ы И Д О Л И Н Ы"
Наконец - то я мог расслабиться...
Посадив за руль хозяина "Круизера" Мишу, зевая, залез на заднее место и завернувшись в спальник уснул. Но перед тем как заснуть, вспоминал последние свои "дни и заботы".
... Мне не повезло. Вёз Машу с работы и не спешил. Сидели, разговаривали. Вдруг, какой - то придурок, "подрезал" меня и преспокойно порулил дальше. Сегодня молодые борзеют, а как прихватишь кого, так под бандюков косят...
Я Машу попросил держаться, вырулил на встречную полосу и по газам. "Нива" моя, аж задрожала. Машка испугалась, вцепилась в сиденье. Встречные водилы шарахаются, думают, мужик с ума сошёл. Догнал я этого пацана, вклинился между ним и передней машиной и по тормозам...
Он, конечно, меня в зад поцеловал, засигналил...
Остановились...
Я выхожу, а он бежит навстречу, руками машет. Думаю, "счас" начнёт руками махать, и я его с полным правом могу "успокоить".
А он затормозил, в метре от меня, и видимо, что - то почувствовал, и стал права качать.
Я ему говорю - вызывай ГАИ...
Менты приехали как - то быстро, акт составили... Дело, в конце концов, в суд пошло. Мамка у этого пацана настырная... Суд присудил оплатить ремонт его тачки... А я и не возражал...
Но этот молодой, в следующий раз будет поосторожнее...
...В машине стало тепло...
Когда я проснулся, уже к Култуку подъезжали. Байкал вскрылся, но по берегу, белая полоска льда лежит - водой талые ледяные "иглы" повыбрасывало на галечный пляж...
Заехали в местный магазин, купили ещё тёплого, свежего хлеба и поехали дальше...
Дело к вечеру. Ночевать надо...
За Тибельтями, свернули налево и по лесной дороге, километра два вверх поднялись, въехали в хороший лес, и увидели полянку у реки, подходящую. Решили ночевать...
Развьючились, костёр большой развели. Дровцы сухие, смолистые, колешь, и душа радуется, как сахар под топором хрустят!
Достали водочки, разложили закусочку. Мишина жена напекла мужу на дорогу пирогов, с лосятиной.
Сели вкруг костра, выпили по первой, и хорошо стало...
А тут и солнышко село, захолодало. На другой стороне Тункинской долины, гольцы в сумерках засветились снежными вершинами, а с нашей, уже и ночь подползла. Наш то борт пониже, да в тени...
Звезды на небе высыпали... Благодать!
Выпили по второй, и вспомнил я, как первый раз к бурятам, в Косую Степь ездил, за камедью, и стал мужикам рассказывать...
... Приехал я туда, уже по первому снежку. Поселился в зимовейке, а через день и хозяин зимовья пожаловал. С ним была пара, каких - то облезлых собачонок. Одна особенно какая - то тощая, болеет что - ли?
Ночевали вместе, поговорили. Мужик оказался хороший, угостил сохатиной. Рассказал, что недавно из под собак стрелил. Я не поверил, но промолчал.
Назавтра он в лес ушёл, а та собака, тощая, намётом понеслась в тайгу. Думаю, вот сюрпрайз - в чём душа держится, а азарту на троих.
Вечером прихожу к зимовью, а бурят уже ждёт меня. Говорит, помоги мясо вытащить.
- Сегодня собачки, сохатого прищучили на гривке. Бобик - бурят показал на тощего кобеля, - как только вышли в лес, следок прихватил и ушёл, а Жулька за ним. Через час слышу, далеко лают, на гриве. Поднялся туда, подкрался, вижу здоровую матку сохатого держат...
А Бобик заметил меня и рад стараться, вокруг лося крутится, не даёт с места стронуться.
Подошёл на шестьдесят метров, там ещё частинка такая, и оттуда стрелил. Матка прыгнула после выстрела, как ужаленная, метров через двадцать остановилась, постояла, постояла и упала. Я потом посмотрел - пуля сердце по краю задела...
...Костёр трещит, мужики внимательно слушают, небо тёмное и из - за большого огня звёзд почти не видно...
Выпили ещё по одной, закусили...
Потом чаёк разлили. Божья благодать...
Воздух прохладный, чай горячий, аж парит из кружки. Хоть и начало лета, но по ночам, да в горах, прохладно... Зато хорошо, что комаров нет...
Я, наконец, завершил свой рассказ.
- Я потом с этим бурятом, каждый год виделся. Он хоть и пьянь, но охотник хороший. Несколько сохатых за год со своим Бобиком и Жулькой добывал!
Помолчали... Выпили ещё...
Максим вспомнил как прошлый год случайно, в Тункинских Гольцах, на трёхтысячник залезли...
- Мы с Саней были в Тунке. Выскочили на несколько дней. Я взял парочку
деньков в институте, - вроде никаких срочных обследований не предвиделось, и Санёк, тоже отпросился.
На машинке доехали до Ниловой Пустыни, а там машину оставили у знакомых, и на перевал. Ночевали, а утром позавтракали и пошли вдоль хребтика, чтобы высоту не терять.
... Хорошо там! Красота вокруг - первозданная! Ветерок дует, прохладно, небо синее. И долина под нами, а посередине речка петляет, и сверху она, ну словно ручеёк...
- Уже во второй половине дня, видим, слева гора овалом уходит вверх -
вершины не видно. Подумали времени много, можно попробовать залезть.
- Начали подниматься. А подъём всё круче. А горка всё выше. И солнышко
уже к горизонту опускается. Ну, думаем, поднимемся на вершину и вниз на другую сторону, уже бегом будем спускаться...
А гора всё круче, идти всё тяжелее.
И тут уже мы поняли, что торопиться нельзя, иначе голову можно потерять - такие скальные крутяки начались...
- И, наконец, кое - как на гребень поднялись. Отдышались, прошли по гребню
на противоположную сторону глянуть. А там обрыв...
Да и солнце уже село...
- Мы потоптались, потоптались и решили - ночевать надо. Поужинали без
костра, всухомятку и на боковую. Выбрали площадку под скалкой, в спальники залезли и сразу уснули, а ноги гудят и сердечко колотится. Тут я понял, что мы высоко забрались...
- Ночью, конечно, холодно стало, прижались друг к другу, кое - как до утра
продержались. Проснулись, из спальников вылезли, а холодно, давай вверх - вниз бегать, греться...
Максим помолчал, заново переживая всё испытанное тогда, и продолжил:
- И дёрнул же нас чёрт, спускаться по противоположной стороне. Там обрыв -
не обрыв, но крутяк приличный. И чем дальше, тем веселее. Пришлось рюкзаки снимать и поочерёдно спускаться. Вначале рюкзак опустим вниз, а потом сами подбираемся. И так, раз за разом...
- В одном месте Саньке не повезло, он рюкзак не удержал, отвлёкся на
мгновение, потом глянул, а рюкзак уже вниз поскакал и из него весь груз постепенно вываливается на этих скачках. Мы, рюкзак, только глазами проводили.
Санёк, глядя в огонь, смущённо кивнул, подтверждая всё сказанное Максимом...
... Ночь опустилась на притихший лес, и где - то далеко заухал филин. Речка под берегом шумела быстрым течением и изредка на середине, плескался, выскакивая из воды, крупный хариус.
Миша встал, подложил в костёр сухих дровишек, сходил за водичкой к реке, поставил кипятиться новый чай, и прилёг на старое место, оперев голову на локоть. Максим продолжил...
- Мы уже не рады были, что в эту сторону начали спускаться.
Санёк снова кивнул головой...
- Наконец часам к двенадцати мы выбрались на безопасное место. Санёк
пошёл вещички из рюкзака собирать, а я увидел пустой рюкзак, застрявший в кустах, и принёс его.
Вещи почти все нашлись и мы, чуть передохнув, тронулись ниже в распадок, где ручеёк бежал, и росло несколько сосёнок. Там мы чай соорудили и только тогда расслабились - вполне могли мы с этой горы вниз головой улететь...
Максим помолчал, отхлёбывая свежезаваренный чай, и завершил историю...
- Позже я альпинистам знакомым рассказал. Так они головами качали и говорили, что нам повезло. Ведь это был известный в Гольцах трёхтысячник и на него только со снаряжением, поднимаются. А мы на своих - двоих...
...Спать не хотелось, и я вдруг вспомнил одну историю, из того периода жизни, когда я подрабатывал, собирая камедь. У меня была хорошая работа, в проектном институте, но получал я там рублей двести тридцать в месяц, а на камеди, иногда мог за недельку рублей пятьсот заработать. А тогда на пятьсот рублей можно было приличный мотоцикл купить...
И как - то, меня занесло в места, где жил один бомж в избушке. Я пришёл туда под вечер и бомж сидя у летнего кострища чистил рыбу для ухи... Поздоровались. Разговорились.
Узнав, что я живу в городе, он стал просить привезти ему как - нибудь лески и крючков разных размеров...
Потом пригласил ночевать у него...
Когда входили в избушку, он предупредил меня.
- Кот у меня здоровый и шибко злой. Ты его старайся не задевать, а то он и кинуться на тебя может ночью. Мстительный чёрт. Когда посторонние без меня в избушку заходят, он вначале шерсть дыбом поднимет и шипит, а если не послушаются, то кидается на грудь и начинает драть когтями.
- Я теперь, как ухожу, так и двери не запираю. Он у меня вместо дворовой собаки...
... Я зашёл в дом и в полумраке увидел два зелёных, горящих фосфором глаза. Хозяин предупредил кота: - Свои Тимоша, свои! - и Тимоша залез под нары...
Вечеряли без происшествий, и когда хозяин сварил уху на печке, то поели и чаю попили. Я отдал ему банку тушёнки, которая у меня была в рюкзаке, чему он был рад, но виду не показал - по тем временам тушёнка была страшным дефицитом. Позже, он показал мне место на противоположных нарах, и когда легли, то закурил и стал разговаривать...
- Я же здесь, до прошлого года с жёнкой жил - начал он. - Да вот в январе, в самые морозы заболела она и через три дня умерла. До ближайшей деревни здесь сорок километров, а там тоже больнички нет. Так она и померла здесь... Непонятно от чего... Температура была высокая, аж горела вся... Но у нас ведь и градусника не было...
Мужик вздохнул, прикурил новую сигаретку от старой.
- Мы с ней вначале в городе бомжевали. Я, как из лагеря освободился,
пробовал жильё найти и на работу устроиться. Но потом от неудач запил, да и как не запить. Ночевали же по подвалам...
Он выдохнул сигаретный дым и почесал бороду...
- Там я с нею познакомился. Она тоже была пьющая, но ещё молодая и на
лицо ничего. Как её в этот бомжатник занесло, я до сих пор не знаю. Что - то там в ёё прошлом было, отчего она от людей отбилась и запила...
Поднявшись с нар, мужик налил себе чаю, отпил несколько глотков и продолжил:
- Я её уговорил в лес уйти и зажить вдвоём. Я в лагере так натерпелся, что рад
был любому жилью, лишь бы не на общих нарах. Я ведь тоже тогда камедь начал собирать и денежки иногда приличные заколачивал, только всё пропивал. А тут, вроде как семья и всё прочее...
Я слушал в вполуха и начинал уже задрёмывать.
- Вначале иногда водки и здесь доставали, а потом как - то привыкли без неё. Хозяйка домовничает, обед или ужин сварит, а я рыбачу или по тайге шастаю...
- Посторонних тут не бывает...
Хозяин помолчал, накрыл ноги ватным одеялом...
- А вот как умерла, для меня главная забота была, как её похоронить...
Морозы под тридцать стояли, земля промёрзла и стала как стекло...
- Я тогда попробовал лопатой копать, но она от земли, как от железа
отскакивает. Кострил два дня, но только сантиметров на пятнадцать откопал...
- Тогда я её вынес, потому, что она уже пахнуть начала и закопал подальше от
избы, в сугроб, а сверху воды полил, чтобы льдом покрылась, и грызуны не пробрались и не поели...
Уже засыпая, я слышал, как мужик ворочается и вздыхает...
... Когда я закончил рассказ. Все долго молчали, а потом так же молча стали раскладываться. Время подошло к полуночи и все зевали...
Заснули быстро. Но спали хорошо или плохо, в зависимости от спальников и кто как устроился. Я завернулся в кусок полиэтилена и спал как младенец. А Санёк, ворочался, и всё костёр шурудил - наверное, ему холодно было...
Утро поднялось ясное и солнечное. Птички поют во всю силу на разные голоса. Особенно дятлы стараются. Солнце повыше взошло и землю обогрело, да и нам как - то поуютнее стало. Настроение поднялось, захотелось ехать дальше, и обозревать эту красоту, новые места узнавать...
Быстро позавтракав, мы тронулись в путь....
Кругом всё было ещё полно воспоминаниями о весне: и зелёные листочки, только - только проклюнулись из почек, травка кое - где яркой зеленью из - под серой прошлогодней играет, да и птицы поют, не преставая. Лес свистел, щебетал на разные голоса, а яркое солнце, празднично изливало свой свет на преображённую землю...
Выехав на тракт, помчались вперёд под шансон из автомагнитофона, который так обожал Миша. Известный певец Кучин, с обычным своим зэковским репертуаром, бархатистым баритоном, жаловался на несвободу и на сторожевые вышки...
А дорога стлалась под колёса, петляя между широкой и быстрой, бело - пенной речкой и горными безлесными склонами.
Потом, долина раздвинула берега пошире и мы покатили по широкой степи, с далеко видными домиками редких бурятских посёлков и гольцами справа на горизонте...
Часа через два, въехали в предгорья Саян, и асфальт кончился, но началась ухоженная грунтовка...
Ближе к перевалу, дорога жалась к крутым скалистым берегам реки, и петляла, повторяя изгибы, склонов...
Переехав перевал, остановились у Бурхана и плеснули по чуть - чуть водочки, на удачу. Тут уже я сам пересел на водительское место - Окинская долина для меня была уже хорошо знакома...
Вскоре и Ока набрала силу, а широкие притоки приходящие слева, каждый добавлял воды в её расширяющееся русло...
Орлик проехали, не останавливаясь и в Саяны приехали к обеду. Но нашего знакомого Олега, бывшего председателя поссовета, дома не было - он уехал накануне в Улан - Удэ и обещался приехать или вечером или утром назавтра...
Хозяйка, - жена Олега, открыла нам гостевой домик, отправила младшего сынишку протопить баньку, и пока мы обедали вскипятив на электроплитке чайник, потом раскладывали снаряжение и разглядывали горы вокруг посёлка, банька уже была готова.
Я люблю попариться, а тут, чистая, просторная банька, пахнущая берёзовым веником, и обилие хрустально - чистой воды: и горячей, и холодной.
Плеснув на раскалённую каменку шипящего кипяточку, мгновенно ощутили тугой удар жаркого воздуха, и одной рукой хлеща себя веником по бокам и спине, другой, прикрывали сворачивающиеся в трубочку от жара, уши! Парились, покряхтывая и покрикивая от удовольствия, ну ещё чтобы себя подбодрить - уж очень жарко было!
Выскочив из парилки, не беспокоясь о простуде, выливали на себя по шайке, ледяной воды, а потом, блаженно улыбаясь сидели в предбаннике, обмениваясь восклицаниями - междометиями. А чуть охладившись, вновь заходили в парилку. Пот лился по телу липкими струйками, но после третьего захода, кожа порозовела, стала мягкой и упругой...
Из бани вышли уже в сумерках и приглашённые в большой дом, попили чаю и узнали, что Олег позвонил, извинился и сказал, что приедет завтра утром...
Попив чаю с шаньгами и домашними, вкусным, тягучими сливками, мы поблагодарили хозяйку, и ушли в гостевой дом спать. Длинная дорога утомила всех...
Назавтра, проснувшись, по очереди, мылись и чистили зубы, а тут приехал энергичный и весёлый Олег.
За чаем, обсудили подробности нашего похода. И после, пока ребята отдыхали, я с Олегом, съездил на строительство детского интерната, где работал в это время наш знакомый по прежним походам проводник - Лёня Иванов...
Увидев меня, Лёня заулыбался, крепко пожал руку и быстро собрав вещи, уехал с нами в Саяны....
Из Олегова дома выехали на двух машинах. Олег с Лёней на его Уазике впереди, а мы, на нашем "Круизере", следом.
Поехали на Лёнино стойбо - летнее поселение, где пасся их семейный скот. Там же были и его лошади...
...Лёня ушёл ловить лошадей, а мы, расположившись в его стойбе, смотрели спутниковые программы ТВ. Как раз показывали хронику чемпионата Европы, по футболу. Российская сборная играла в Португалии неважно, и потому смотрели в основном и "болели" за сборную Чехословакии, с замечательным полузащитником Недведом и нападающим, Милошем Барошем...
Наконец появился Лёня на своей низкорослой савраске, ведя в поводу четырёх коней.
Мне достался, рослый крупный мерин, на которого влезать, я, вначале немного побаиваясь! Начали вьючить перекидные, сшитые из толстой кожи сумы на коняжек.
Я приглядывал за всем что делали остальные, потому что привык держать под контролем всё, что происходит в походе и знать где что лежит...
Выехали к вечеру, попрощавшись с загрустившим Олегом. Ему тоже хотелось провести несколько дней в тайге, но как всегда, планы и работы требовали его присутствия в посёлке. Вздохнув, он пожал всем руки, сел в машинку и уехал...
Вскоре тронулись и мы.
До сумерек успели доехать только до ближайшего зимовья. Трава на луговинах начинала зеленеть, и горы справа, на южной стороне долины уже очистились от снега.
Серые, мощные скалы, кое - где громоздились по гребню хребта, похожие на чудовищной величины неприступные стены крепости или на отростки, бронированной спины гигантского, доисторического динозавра.
Лесная дорожка вилась по берегу реки, иногда отходя далеко от русла, то, поднимаясь на небольшие пригорки, то, спускаясь на пологие луговины. Землю покрывали остатки прошлогодней рыжей лиственничной хвои, и я представил себе, что осенью, здесь всё словно застелено жёлтым тонким покрывалом из мягкой хвои.
... Караван растянулся метров на пятьдесят.
Мы с Лёней и Максимом ехали впереди и смотрели по сторонам - на склонах могли пастись медведи и изюбри. Максим держался молодцом, да и лошадка у него была приличная.
Позади, ехали Саня и Миша. Мишина лошадь изредка взбрыкивала и пробовала его скинуть, потому что на спине у неё была под потником небольшая ссадина, которую Лёня перед выездом смазал какой - то мазью.
Миша при этом, страшным голосом вскрикивал: - Тпру - у - у! - а потом начинал ругаться, басовитым, но испуганным голосом...
Саня сидел на лошади мешковато, но старался улыбаться, хотя, когда его Звёздочка переходила на рысь, то у него лицо напрягалось и он тоже, намеренно грубым голосом проговаривал: - Ну - у - у, не балуй!
Вскоре выехали на большую поляну среди леса с зимовейкой на высоком берегу реки. Решили здесь заночевать...
Пока развьючивали лошадей, пока стреножив их, отпустили пастись, пока сходили за водой и растопили печь - наступили сумерки.
К вечеру подул холодный ветер, набежали тучи и начал накрапывать мелкий дождичек...
Широкая, долина расстилалась от края хребта до другого, и казалась совершенно пустынной. Не верилось, что по лесным чащам в первой трети пологих склонов, прятались олени, лоси и медведи...
Сварили рисовую кашу с тушёнкой, вскипятили большой котелок чаю, и, разложившись за столом, закусывая зелёным луком и солёным, тающим во рту салом с чесночком, выпили за начало похода, и плеснули Бурхану, на удачу...
Лёня как всегда невозмутим и серьёзен, но, выпив вторую рюмку, водочки, начал рассказывать, как прошлый год, с собачкой, по осени охотился на кабарожку. Из - за кабарожьей "струи", которая стоила на черном рынке не менее ста долларов, или как говорят, торговцы приезжающие закупать струю - УЕ - условных единиц, многие охотники забросили свои соболиные путики...
- На кабарожку охотиться интересно - продолжал рассказ Лёня. Их иногда
бывает много в одном месте, да и "струя", сегодня ценится выше, чем самый лучший соболь.
- Я обычно, с собакой, с утра выходил из зимовья, а к вечеру, уже
возвращался с добычей. Мясо кабарги, я оставлял в лесу, но иногда, если время позволяло, то протягивал по снегу, вниз по склону, тушку кабарожки и в конце, бросал её, а рядом ставил парочку капканов.
- Рысь от запаха кабарги балдеет, бегом бежит по кровавому следу, и конечно в капкан попадается. Она зверь очень аккуратный, в капкане не бьётся, хотя кусты рядом с капканом бывают все обкусаны и конечно снег вокруг вытоптан...
- Кабарга же, собаку не боится, зная, что та на скалу не залезет и потому,
запрыгнув на какую - нибудь малодоступную скальную полку, остаётся там. Стоит и смотрит на собаку, которая надрывается от лая...
Ей ведь невдомёк, что вслед за собакой придёт человек с ружьём, которое может достать зверя на расстоянии до двухсот метров...
- Поэтому, главная премудрость в этой охоте - хорошая, опытная собачка. Я
обычно беру с собой двенадцатикратный бинокль и как Жук, залает, смотрю в том направлении, куда он глядит, и как только кабарожка не маскируется под неподвижный камень, я её вижу без проблем...
Лёня помолчал, потёр глаза правой рукой. Он видимо давно уже так много не говорил...
- Ну а дальше - дело техники - завершил Лёня свой рассказ.
- После выстрела, кабарожка не убегает, и даже если ты промахнулся первый раз, у тебя есть ещё в запасе выстрелы.
- Я прошлый год, штук двадцать кабарожек добыл... Собака у меня неплохая
и потому, охота добычлива - подытожил он...
... Зимовье нагрелось и от тепла, пришла сонливость. Залезли в спальники и минут через десять все засопели - заснули утомлённые длинным днём...
... Утром, как обычно, Лёня поднялся первым, растопил печку, поставил подогревать вчерашнюю кашу и пошёл ловить лошадей...
Я, несмотря на то что люблю поспать с утра, поднялся вслед за ним, приготовил завтрак и крикнул подъём. Мужики, зевая, вылезали из спальников, долго искали в утреннем полумраке штаны и сапоги. А потом по очереди, поливая, друг другу из кружки, с нервными смешками, помыли руки и лица...
Пришёл Лёня и привёл лошадей, которых привязал к коновязям по отдельности...
Позавтракали быстро и после, не мешкая, навьючились и отправились в путь. Мой мерин, уже привык ко мне и потому не мешал седлать и приторачивать сумы.
По-прежнему, шли двумя группами. Только сегодня мы с Лёней ехали впереди вдвоём, а Максим присоединился к Сане и Мише...
Погода заметно портилась на протяжении дня. Дул порывистый ветер, и тяжёлые тучи тянулись по небу, задевая брюхом за высокие скалы.
- Однако снег будет, - глядя на небо, спрогнозировал Лёня.
- - Нам надо на привале не задерживаться, а поскорее добираться до Хойтогола...
-
Я кивал, соглашаясь. Нам совсем не светило, под мокрым снегом заканчивать путь и готовиться к ночлегу...
Обедали, на развилке у очередного зимовья. Сварили макароны с тушёнкой, попили чаю и, не отдыхая, тронулись дальше, по правой дороге, вдоль речного притока, поросшего густым ельником.
На дороге, кое - где были видны свежие медвежьи следы и Леня, улыбаясь, говорил: - Значит, медведишки стоят где - то в этих местах, и потому, мы наверняка их должны увидеть...
К Хойтоголу подошли часам к четырём, и как только разгрузили переметные сумы и затопили печку в крайнем от леса домике, пошёл моросящий дождь, в сумерки перешедший в снег.
Мы в тайгу не пошли, решили отоспаться и поужинав, выпив водочки за прибытие на временную базу, завалились спать. Лошадей, стреножив, отпустили пастись.
Снег продолжался почти всю ночь...
Когда я по нужде, уже под утро, выскочил на улицу, кругом стояла мертвенная тишина, снег перестал, но его выпало столько, что он, проминаясь на десять сантиметров под сапогами похрустывал, и на крышах остальных домиков заметны были пятнадцатисантиметровой толщины, снежные "шапки".
Утром чай кипятили в домике и ребята, выйдя на белый свет, охали и ахали, удивляясь чистейшей белизне свежевыпавшего снега. Я, как обычно поднялся позже всех, и мы с Лёней решили сходить за горными козлами, которых ещё в прошлый сюда приезд, видели на скальниках, вверху...
Мужики, собравшись втроём, чуть раньше отправились вправо, в сторону перевала в Туву. А мы, выйдя почти вслед за ними, отправились вниз и вправо по сужающейся долине, и, пройдя вверх по пади, километра четыре, свернули налево, перешли неширокую вершину речку и стали подниматься на склон, по диагонали, чуть назад и в обход - иначе этот крутяк взять было невозможно...
На подходе к скалам, Лёня, несмотря на белизну снега, который повсюду лежал, как зимой, и мешал различать подробности ландшафта, заметил сторожевого светло - серого козла, стоящего на "страже", выше нас метров на пятьсот, на гребешке скал, и показал его мне...
Мы, посовещавшись, решили обойти скалки и зайти козлам в тыл...
Подниматься было с непривычки очень тяжело. Ноги в снегу проскальзывали, а подъём был градусов сорок или мне так казалось...
Назад смотреть было страшновато - внизу петляла узкая полоска воды - речка...
Лёня шел впереди, и казалось, совсем не устал, тогда как я дышал тяжело, и ноги начали подрагивать с половины подъёма...
Чем выше мы поднимались, тем величественней открывался вид: прямо за нашей спиной, за долиной речки начинался подъём, который оканчивался высокой голой вершиной, укрытой снегом. Эта вершина, была выше нас на много метров и Леня, увидев, что я смотрю на эту гору, прокомментировал: - это пик Топографов. Он чуть выше трёх тысяч метров...
Слева, ниже нас, виднелось ущелье перевала в другой водораздел, ограниченный полукружьем заваленного снегом хребта.
Справа, почти в углу панорамы, расстилающейся перед нами, я увидел крошечные избушки Хойтогола, а, посмотрев в бинокль, хорошо различил и наш домик...
Лёня первым поднялся на пологий гребень и, высмотрев что - то на другой стороне увала, поманил меня рукой...
Я, подходя к нему, осторожно ступал в глубокий снег и, напряжённо всматриваясь вперёд, тоже заметил горных козлов - небольшое стадо из восьми - десяти голов. Они были чуть ниже нас, в ложбинке и, разрывая снег, искали на земле, сухую траву, а на камнях мох...
Пошептавшись, мы чуть разошлись по сторонам, легли на снег, проползли чуть вперёд и, прицелившись в ближайшего козла, с торчащими длинными загнутыми рожками, начали стрелять.
После первых выстрелов стадо, словно подхваченное ветром, веером рассыпалось по ложбинке и через несколько секунд исчезло за снежным увалом слева от нас. На снегу остался лежать козёл рогач и небольшая коза... Подойдя к убитым зверям я тщательно рассмотрел их.
Козёл был величиной намного меньше, чем изюбрь, но крупнее, а точнее шерстистее, чем косуля. Шерсть его при ближнем рассмотрении оказалась сероватой, хотя у молодой матки была очень светлой.
Рога у козла были серого цвета, длинной сантиметров тридцать - сорок, и были симметричны, как по расположению на голове, так и по форме. Окончание левого рога было чуть сколото и уже затёрлось, от постоянного задевания за камни и землю. Шерсть на ногах была очень длинной и похожа немножко на коротковатые штанишки. Копыта были необычайно твёрдыми и чёрными и на кромке внутренней стороны имели острый ободок, который позволял горным козам при прыжках по камням, зацепляться за малейшие неровности в граните.
- Благодаря этим ободкам, - объяснил Лёня, - козы могут перемещаться почти
по отвесным скалам, и используя силу инерции, чуть касаясь камня в прыжке, совершать немыслимые подъёмы и спуски...
Осмотрев коз, мы "вскрыли" их и удалили желудок и требуху...
Теперь надо было подумать, как спустить добытых коз вниз. Лёня был опытным охотником и потому, ничего не объясняя, схватил тяжёлого козла за рога и потянул за собой к спуску с вершины. Я сделал тоже самое с маткой которая была намного меньше и легче козла...
Как я потом понял, большую массу видимого силуэта горных козлов составляет длинный и плотный мех, а само тело не такое уж крупное.
Мы спускались вниз, в долину, по своим следам, а в конце, там, где нерастаявшего снега была побольше и он лежал ровными языками, мы просто тянули туши коз вперёд головами, по направлению шерсти, а иногда даже бежали за ними, подталкивая их на ходу ногами, когда из - за крутизны спуска, туши по инерции сами скользили вниз.
Спустив добычу, мы разделали коз. Как я и предполагал, размеры добытых зверей совсем не соответствовали их виду. Запах от них был не очень приятным, резким и я вспомнил поговорку - пахнет как старый козёл. Хотя звери были хорошо откормлены и на внутренностях кое - где были тонкие слои желтоватого жира...
До Хойтогола было не так далеко и мы, срезав мясо с костей, уложили всё в снежник, и присыпали сверху снегом, а в два рюкзака положили куски от стегна молодой матки и печенку...
Подходя к домикам, мы увидели наших лошадей, лежавших на краю большой поляны. Издали заметили, что из трубы нашей избушки вьётся дымок и на подходе, встретили Мишу, который, видя наши нагруженные рюкзаки, поинтересовался: - Кого добыли?
Войдя в избу, мы скинули рюкзаки на пол и обрадованный Максим, стал разбирать мясо, чтобы начать готовить жаркое, но, принюхавшись, вопросительно глянул на меня...
- Ничего, готовь. Думаю просто надо побольше лучку с чесноком положить в
мясо и тогда запах будет не так заметен...
Максим кивнул головой и занялся приготовлением ужина...
Миша коротко рассказал, что они ходили почти до перевала, видели на снегу несколько недавних медвежьих следов. Видели даже изюбря на высоком склоне, но уже под вечер и потому не стали к нему подходить, а пораньше вернулись домой...
- Мы ваши выстрелы услышали и подумали, что лучше пораньше вернуться,
мясо помочь выносить...
Погода к вечеру прояснилось, и в промежутках между серыми тучами, появились кусочки синего неба. В темноте, небо над нами покрылось серебряным слоем звёздочек и звёзд, и было ясно, что назавтра можно ожидать солнечный день...
Вечером долго ужинали, сидя за столом в избушке и при свете свечи, ели жареную козлятину, которая оказалась совсем не так плоха, как представлялось по запаху. Мясо было жёсткое, но питательное и, запивая ужин, горячим крепким чаем, все хвалили жаркое...
После еды долго разговаривали. Лёня рассказывал, как он летом водил голландских туристов на пик Топографов и как они были рады пожить простой сельской, таёжной жизнью, хотя бы несколько дней.
- С ними был переводчик из Москвы, который просто умирал от скуки, тогда
как голландцы в восторге были от гор, от ночёвок в зимовье и даже от уличных туалетов - так их достал город... А русский, морщил нос, фыркал, и откровенно посмеивался над природным идеализмом иностранцев...
Леня, глядя на дрожащее пламя свечки, взъерошил жёсткие волосы на голове и вдруг признался:
- А я ведь их понимаю... Когда я долго бываю в Улан - Удэ, то мне тоже, по
приезду сюда всё нравится - настолько мне тяжело жить в городе, в постоянной суете и бессмыслице, происходящего там... Я ведь в городе почти четыре года прожил, пока в институте учился.
Он сделал паузу, хлебнул из кружки чай и продолжил...
- Здесь я свободен, а они там, в городе, даже пищи себе сами не способны
добыть, - всё покупают в магазинах. И ещё мне кажется, что городские мужики, больше зависят от женщин, чем женщины от них...
- Мне кажется, что многие городские - он, хитро улыбнувшись, глянул на
нас - боятся быть свободными и потому прячутся за женские юбки и только делают вид, что они хозяева жизни...
Никто из нас, это замечание на свой счёт не принял, и потому все промолчали...
... Легли поздно, и я спал как убитый. Утром, сквозь сон слышал, как Миша и два друга, Максим и Саня собрались и ушли, позавтракав вчерашним мясом, а мы с Лёней проснулись часов около десяти, и не спеша, помылись и позавтракали остатками вчерашнего пиршества...
Потом Лёня стал штопать порвавшийся кожаный вьючный мешок, а я ещё прилёг и вздремнул немного...
Мы совсем уже собрались выходить, но к этому времени вернулись ребята и стали с захлёбом рассказывать, что метрах в пятистах от домиков увидели на крутом склоне медведя, но лезть в крутяк не решились и пошли дальше...