Качижев Виктор Иванович : другие произведения.

Возврат достоинства

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
   КУЗЪЁЛЬ
  

ВОЗВРАТ ДОСТОИНСТВА

повести и рассказы

(в сокращении)

   Мы - изнасилованное поколенье забыли чести назначенье,
   Возврат достоинства ещё в нас не созрел...
   Вирус бессилия нас, что ли, одолел?
  

КУЛАЦКИЕ ЯБЛОКИ

последний советский дюдюктив

  
   - Можно с вами? - спросила седовласого мужчину совсем молоденькая девушка.
   Одета она была в потёртые джинсы и тёмную красную маячку выше голого пупка, на которой чётко вырисовывались груди с острыми выпуклостями сосков. Изящно худенькой, скорее даже девочке, если хорошо присмотреться, на вид было чуть больше четырнадцати лет. Выпрямившись, седой поставил локоть на столик и, взяв бутылку с водкой в руку, спросил в свою очередь.
   - Мест больше нет?
   - А я с вами хочу, - заявила та, без какого либо вызова.
   Он лишь пожал на это плечами и плеснул в пластмассовый стакан хорошую порцию водки. Девушка села рядом с ним. Но он её? как бы, не замечал, не торопясь, выпил, и стал медленно жевать кусок копчёной свинины с хрящами.
   - Налей и мне водки.
   Он посмотрел на неё серым холодным взглядом и грубовато спросил. - Я тебе разве что-то должен?
   - Это будет аванс.
   - Не могу покупать человека даже на короткое время. Сам долгое время был рабом.
   - Я не проститутка, - объяснилась без обиды девица.
   - А-а, - протянул он. - Искательница сексуальных развлечений? Но я вышел из того возраста, чтобы бездумно рисковать своим здоровьем и репутацией. Она фыркнула с издёвкой. - Уж, не в президенты ли СССР метишь?
   - В президенты баллотироваться не собираюсь. Но вдруг, кто-то из моих потомков захочет им стать?
   Седой взял кусочек свинины и снова стал смачно жевать, подвинув к ней пластмассовую тарелку со своей закуской и нарезанным батоном.
   Она брезгливо посмотрела на еду и слабо фыркнула. - Сало! Ты как бы худой снаружи, но видно уже жирный изнутри.
   - Отнюдь! Просто у меня сейчас жор на свинятинку, долго жил среди мусульман, - объяснил он.
   - Много я не добрал и пищи, и воды, и вина. И любви тоже. И если верить йогам, что человеку отмеряно не время, а количество потреблённой пищи и удовольствий, я ещё совсем молодой.
   Глянул на неё и спросил в упор. - Что хочешь от меня, седого и такого неухоженного?
   В этом открытом кафе на углу бетонного забора ещё недостроенного рынка под большим длинным тентом сидели более интересные люди всех возрастов.
   Он посоветовал. - К ним подвали, а я сам на подсосе. Иль не видишь, бродяга?
   - Сказала же! Я не проститутка и не собираюсь ею становиться.
   Он хмыкнул с издёвкой. - Отстаёшь от моды. Согласно проведённого опроса, семьдесят процентов советских школьниц проституцию считают престижной профессией, - и подвинул к ней свиные копчёности. - Покушай.
   - Побалдеть хочется, - призналась девушка.
   - А не рано в твоём возрасте?
   - А что, чурбанки разве продвинутее нас? Им можно в двенадцать лет замуж выходить, а мы и в четырнадцать ещё маленькие.
   Он промолчал, она снова фыркнула. - Хочу если!
   - И сразу так круто?
   - Опытом обменяемся. А то так и состаримся раньше времени от зависти и скуки без крутой порнухи.
   Он лишь скривился, презрительная улыбка застыла на его лице.
   - Это свободный секс.
   - Ага! По-русски - блядство.
   - Курортный роман. Жить надо не преодолевая ситуации, а празднуя. Да и когда часто меняешь партнёров, меньше риска забеременеть.
   - В газетах писали, что ромашку, секскарусель, сейчас даже школьники младших классов крутят.
   - Ай! Толку с этой ромашки. Какой кайф получишь от задроченных пацанчиков? Женщине не вертуальность, а натуральная сексуальность требуется. Эти же, крутые слюнявчики, не барают, а только трухают по-зайчачьи. Прыг - прыг! Пару раз ширнул и спрыг. Замучаешься только подмываться, - заговорила она нарочито развязным тоном.
   - А как же любовь?
   - Чтобы сделать окончательный выбор, надо иметь этот выбор, - досадливо фыркнула девчонка.
   - Вообще-то, да, - согласился он. - Но не так же. Это очень опасно, ладно там банальный триппер или сифон, а СПИД если подцепишь?
   - Кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Да и завидно смотреть на балдёжную жизнь других в этой блудливой перестройке.
   - Прихлопнули перестройку. Иль не слышала, чрезвычайное положение по всей стране ввели? Президент не может исполнять свои обязанности. Хватит, отдемократничались, а то уже в Нахичевани пограничный забор сломали.
   - А! Мне до лампочки.
   - Вот именно, что всем сейчас всё до лампочки. Выпить бы и потрахаться, а остальное для совка - суета. Истина в вине, а вина наша в том, что мы русскими родились. Склавен, славяне переводится как раб. И мы, русские, последние из славян в своём рабском состоянии остаёмся.
   - Ага! - поддержала его девчонка. - Освободившиеся совки на запад побежали, чтобы свободно посуду там мыть и мусор убирать.
   - Возврат достоинства ещё в нас не созрел...
   - Да ладно тебе. Мне в школе эта мура надоела.
   Глянув на бутылку, седой налил водки в стакан, оставив грамм сто, и выпил. Сунул в рот кусок сала и снова наполнил стакан, подвинув его к ней.
   - Спасибо, - сказала она и выпила не поморщившись.
   Потом предложила. - Давай знакомиться. Лариса Кульбида, ученица 8 класса.
   - А я Андрей Стриженов, капитан советской армии в подполье, - представился он.
   - В отставке уже?
   - Да нет. Из афганского плена вернулся.
   - Вас таких увольняют из армии?
   - Обо мне ещё не знают, что я вернулся.
   - И не захотят. Знаю я пацанов воевавших в Афгане. Ни каких им поблажек не дают. Так и говорят, мы вас туда не посылали.
   Некоторое время они молчали. Андрей вымолвил. - Лариса - Алиса, - испросил её с подтекстом:
   - Скучно жить в стране без чудес?
   - Тошно.
   - Даже?
   - Сказала же! Хочу если. И не столько траханья, как дружбы с крутым парнем.
   - С чего взяла, что я крутой?
   - Молодой, а уже седой. И всё тело в шрамах. Ты думаешь, я просто так к тебе подошла? Видела я тебя, когда ты в нашей луже в стороне ото всех купался.
   - Думаю, не очень приятно будет такое тело ласкать.
   - Наоборот! Клёво так...
   Девчонка засмеялась. - Она его за раны полюбила...
   Но он не отвечал, уставился куда-то в даль отстранённо, совершенно её игнорируя. Увезя в лесную глушь сестру и Сизова, он мало верил в их исцеление от наркотической зависимости. Об Алевтине с сыном ни кто, ни чего не знал, и брат Гена пропал, бродяжничает где-то. Бабушка умерла, дедовский дом превратился в красивую виллу, туда он без документов не посмел показаться. И сейчас тесть его, папа Рыбкин, был на плаву. Потеряв в 1985 году из-за сына-наркомана горком, теперь Николай Акимович Рыбкин заведовал в обкоме предпринимательским сектором, выдавал разрешения на индивидуальную трудовую деятельность. Татьяна Стриженова заведовала городской культурой и баллотировалась в народные депутаты, Андрей даже оторопел, когда в первый раз увидел красочный плакат с портретом жены. А тут ещё этот ГКЧП. Поэтому он не поехал в Москву, чтобы явиться в ГРУ, офицером которого он до сих пор себя считал. Время видимо круто менялось. Перед ним замаячил новый плен уже в советской тюрьме...
   - Етца, конечно, хотца, - фыркнула девчонка откровенно, выведя его из раздумья. - Но блядёшкой, как некоторые, я не хочу быть. Мне такой, как ты, парень нужен. А то, что было, детские глупости.
   Он слушал, но не отвечал долго, по холодному взгляду невозможно было определить,
   что он сейчас чувствует. Но он всё же поинтересовался.
   - А что было?
   - Да ни чего как бы не было. Слюнявит уже год хороший пацанчик, только раздрочит, потом приходиться пальчиком догоняться. Такой секс мне не нужен.
   - А какой тебе нужен секс?
   - Да не понимаю я в сексе ничего, - хмель видно ударил ей в голову и она становилась всё более откровенной. Андрей снова промолчал.
   - Как у тебя с деньгами? Может, бутылку вина возьмём и в этот парк пойдем? За ним с начала перестройки ни кто не ухаживал, в настоящий небольшой лесок превратился. Он как бы согласился. - Ты уже водку пьёшь?
   - Водку не очень. Лучше вина.
   Опомнившись, Андрей осердился. - Загружаешь ты. Я ещё ни на что не соглашался.
   - Неужели откажешься от такой молоденькой и симпатичной девочки? - фыркнула она кокетливо.
   Тут уж он глянул на неё оценивающе. На самом деле, девочка была довольно
   симпатична.
   - Всё-то ты знаешь, даже не интересно.
   Она просмеялась. - Когда вы, пан, запшиндите, я скажу - ой!
   - Нахваталась верхушек да не тех. Богатых корешков-дружков ищи. Вон как раз без девочек сидят весёлые и нахальные отпетые мошенники. С ними тебе будет и веселее и вкуснее.
   - Богатство любовь развращает, а в бедности чахнет, потому и становится зла, что возлюбленные превращаются вскоре в козу и козла. Древние правы, райская любовь может быть только в шалаше. То есть, в бродяжничестве, блядовстве. По сердцу надо друга искать.
   Он усомнился с издёвкой. - Женщина в блядовстве ищет друга не сердцу, а своей вагине.
   - Всё правильно, через неё самый прямой и короткий путь к сердцу.
   Андрей глянул на неё, сгоняя улыбку с лица. - А вообще-то ты права. Любовь, что костёр, палки не бросишь, потухнет. Только я боюсь обжечься.
   - В смысле?
   - Молодая ты для меня, - резко сказал Андрей и встал.
   Отодвинул стул и не прощаясь пошёл прочь к парку похожему на небольшой лесок. Она, было, шагнула за ним, но он обдал её холодным взглядом и резко бросил.
   - Отстань!
   - Но почему?
   - Могут привлечь за совращение малолеток.
   И снова бросил ещё резче. - Отстань!
   В парк он не пошёл, свернул к забору и направился вдоль него к видневшейся отсюда оживлённой улице. Навстречу шёл офицер милиции, Андрей просто так скользнул отсутствующим взглядом по его лицу и непроизвольно воскликнул.
   - Пират!
   Милиционер остановился не узнавая. Андрей улыбался.
   - Неужели не помнишь меня? В Афгане мы довольно часто встречались.
   - А! - как-то через силу улыбнулся Пират. - Из рядового состава или прапорщиков?
   - Да Стриженов я. Не помнишь командира Тигров? Взаимодействовать собирались с вашим отрядом.
   - Ну, как же? Вспомнил. Андрей? Да-да, Андрей тебя звать. Изменился ты, трудно узнать. Ты кажется в плену был?
   - Да вот, вернулся.
   - Ну и чем родина встретила тебя?
   - Одним лишь берёзовым соком. В магазинах шаром покати. Да сливовый компот ещё с русскими пряниками и заплесневелые плавленые сырки на прилавках. Пират хмыкнул. - И грузинский коньяк Самтрест, которым женщины на Кавказе из-за нехватки воды промежности свои дезинфицируют.
   - Вижу, и тебя родина холодновато встретила.
   - Да вот даже в ментовке в капитанах заторчал, хотя ни в плену, ни в других порочащих связях не замечен, имею два ордена и несколько боевых медалей. Не для героев эта страна.
   Пират вдруг предложил. - Пойдём со мной. Раскручу черножопиков на базаре, отметим встречу товарищей по оружию.
   - Да нет, Лёня, такие мероприятия мне ни к чему.
   - Честным в это воровское время хочешь остаться?
   - Попробую.
   Они помолчали, милиционер явно чувствовал неловкость и стал прощаться. - Ну ты это, как-нибудь забегай. Я в Октябрьском РОВД, участковый.
   - Хорошо! Хорошо. Бывай!
   С размаху они шлёпнулись ладонями и разошлись.
   Коренастый и темнолицый явно не от загара капитан милиции потел даже в одной только форменной рубашке. Фуражку он держал в руке, часто промокая уже заметную лысину носовым платком. Шёл он неторопливо, несколько раз негромко пропев забытый мотив.
   - А родина встретит. А родина встретит меня одним лишь берёзовым соком...
   И только он показался из-за угла забора ограждающего рынок, как бабки, торгующие семечками у входа в крытый павильон, поспешили прочь, похватав свои мешочки.
   - Пират пришёл, - разнеслось по площади перед рынком. - На похмелку сшибает.
   Но милиционер с потрёпанным лицом на этот раз не обращал на них внимания, размеренным шагом вошел через стеклянный тамбур в крытый павильон, и направился не спеша вдоль прилавков, заваленных овощами и фруктами. Тут его все знали, в основном смуглые южане, и угодливо приветствовали.
   - Здрав желям, товарищ капитан! Как здоров, Левон-джон? Как жена? Как дети?
   - Возьми груш. Вай, как вкусна! Сам рот тает. Алыча смотри какой сочни! Персик молодой, как девичке грудь кусать будешь.
   Но тот лишь отговаривался коротко. - Здравствуйте! Спасибо. Хорошо, хорошо, - и, не останавливаясь, шёл дальше.
   Обращались к нему и русские. - Леонид Виккентьевич, что опять у нас творится?
   - А что?
   - Да опять классику по телику гоняют. Мишка, что ли, наконец-то загнулся?
   - Блин! Что не раньше?
   - Или сняли, как и Хрущёва за кукурузу.
   - Этот погорел на борьбе с пьянством.
   - Да как бы ещё хуже не было. Такие алкаши там, в ГКЧП собрались, у всех руки трясутся.
   - Да не, эти сами пьют и другим дадут.
   - Говорят, войска стягивают. Танки идут на Москву.
   - Неужели китайцы десант выбросили? - делано удивился капитан на ходу, и от него отстали.
   Остановился милицейский капитан перед грудой краснобоких, пахучих яблок и с нарочитым удивлением воззрился на такую же, как и он, кирпичнолицую молодую женщину в белом переднике на пёстром спортивном Адидасе из Китая.
   - Ну и продавца себе Хаким нашёл.
   - А завязала. На квартиру его с братом взяла. Они не пьют, и меня не тянет.
   Капитан хрипло рассмеялся. - Разруха! Ты это, как сейчас говорят, мазохистка, что ли? То с бомжами долбалась, а теперь со зверями.
   - А чо? Хи... Кое-чо и как, и я теперь знаю.
   - Во, во! По-нормальному теперь уже не даёшь, по Спид-инфо с кайфом кувыркаешься?
   - Ну почему, Леонид Виккентьевич? Такие ж они люди, и получше даже некоторых русских.
   Разруха кокетливо улыбалась, строя глазки. - И вам дам... Хи... Яблочка безгрешного.
   Она протянула ему крупное яблоко. - Попробуйте. Вкусные. А пахнут как!
   Тот откусил и вымолвил с подтекстом. - Чую, чую, Мичуринским кооперативом пахнут.
   - А это из Средней Азии яблочки. И у них такой сорт произрастает.
   Но капитан глухо рыкнул. - Мне не манди! Зови Хакима. Срочно!
   Разруха заюлила глазами и завертела головой. Но тут же успокоилась. - Вон, сам идёт.
   Леонид отступил от прилавка и обернулся. К нему уже катил улыбчивым Виннипухом толстый, уже в возрасте, узбек в тюбетейке и пёстром Адидасе.
   - О! Лёня-джон! Дарагой капитан таварич Силверстав! Как деля, как здоров? Как жена, как...
   Но капитан не дал договорить традиционное приветствие. Шагнул к нему, наклонившись к уху, и прошипел сердито.
   - Убирай кооперативные яблоки. Сейчас топтуны Сизова нарисуются.
   - Зачьем? Я честни делай торговля.
   - Кому сказал, сматывайся! И чтоб ни одного яблока из Мичуринского кооператива здесь не было.
   - Зачьем так? - продолжал удивлённо таращиться на милиционера узбек. - Ми этот яблик деляль как сапсэм наш.
   - Кому сказал, живо убирай! Кооперативные яблоки на базаре ищут.
   Хаким продолжал стоять перед ним, тараща глаза.
   - Ты что, блин! Русский язык от страха проглотил?
   И торговец метнулся к своему прилавку. - Таисия! Зови Барат. Забирай весь яблик.
   Уходи домой. Высо! Высо! Кончай работа.
   Разруха итак всё слышала и уже махала кому-то рукой, ссыпая яблоки с прилавка в
   ящики. Успокоившись, капитан подтолкнул Хакима и направился с ним к стеклянному
   аквариуму закусочной.
   - Это ещё не всё, - продолжал пугать он нервничающего торговца. - Главные неприятности для тебя впереди.
   - Что, Лёня-джон? Что такой? Какой неприятность?
   - Информация - одной только опохмелкой не отделаешься.
   Войдя в закусочную, он прошёл в дальний конец и распахнул узкую створку окна,
   чтобы вход в павильон был не только виден, но и слышен. Снял фуражку и положил
   её на подоконник, протирая носовым платком вспотевший лоб. Хаким остановился у
   прилавка перед дебелой буфетчицей.
   - Клава, дорогой! Двести грамм водка один стакан, два пив. Два пелмен в один талерка. Сыр, памидор с агурец. Высо теперь.
   Буфетчица сразу же налила полный гранёный стакан водки, выставила две бутылки пива и тарелку с сыром, отправила его к милиционеру. - Иди, похмеляй. Сама обслужу любимого участкового.
   Уместив всё в руках, Хаким чуть ли не бегом подошёл к Пирату. Того, аж, затрясло при виде спиртного, он выхватил у него бутылку пива, и присосался к ней надолго, глотая по-лошадиному. Чуть не задохнулся, выпив больше половины и замер тяжело отдуваясь. Хаким посочувствовал угодливо.
   - Ой, вой-бой, Лёня-джон! Время скоро абед, а ти всё бальной башка ходышь.
   - Да, родина не ласково встретила меня, в Афгане было легче. Залетел я тут недавно, сто грамм всего-то лукнул и теперь проверка на проверке. Чуть не каждый день повышают наш моральный уровень. Чистые руки, трезвая голова. Что вякнут там, на Западе, у нас сразу подхватывают перестройщики эти долбанные, - заговорил капитан с мрачной иронией, в своей манере. - Но, кажется, харе. Наперестраивались. Пора опять к ногтю шибко шустрых прижимать, чтоб не высовывались.
   - Но это плёха. ГКЧП опять коммунизм строить заставляй? Индивидуальний деятелност сапсэм будет прекращай?
   Отмякнув с пивка, Леня взял стакан и выпил его наполовину. Зажевал сырком и
   заулыбался. Уже без умного выражения
   - А зачем вы нам? Без базара обойдемся. В магазинах на это чёрный ход имеется.
   - Но это не трудовой деятельность.
   - Бери дачу и деятельничай там на шести сотках.
   - Э! Там себе кушать не хватат будет. Деля, бизнес, расширят надо. Много имуществ простой чялявек имеет, больше отдач налогам дават будет. Этим страна процветанье имеет. Миллионщик налог не платит, он сборщика налога купит. Это ми, маленьки кооператор, и солдата и пенсионера кормим.
   - Ты, мне кажется, уже откормился, пора, как кулака в тридцать седьмом на пайку сажать, - захохотал "дурук" Лёня.
   - Зачем? Что я плёхо деляль? - забеспокоился узбек.
   - А не хер высовываться. Живи, как все.
   Тут подоспела Клава с пельменями и салатами. - Кушайте, Леонид Виккентьевич, на здоровье.
   - Ладно, ладно, Клавдия Никифоровна. Спасибо, уходи. Разговор у нас... Клавдия Никифоровна удалилась. Хаким подступил к нему снова.
   - Пачему так гавариш, Лёня-дурук? Какой неприятност мне грозит?
   Лёня допил водку и стал закусывать, буркнул с набитым ртом.
   - Говорю, одной похмелкой не отделаешься. Информация на штуку тянет.
   - Меня за что арестовать Честни мент будет?
   - Дело на тебя завели...
   - Какой деля, - жалобно проскулил торговец. - Таварич майор Сизов гавариль хороши моя цена. Доступна для народ цена. Я хороший торговец, так обо мне он сказаль. Лёня-дурук, гавары, зачем так Петрович об меня переменил мненья?
   Но Лёня-дурук не торопился выдавать информацию, ел всё подряд, запивая пивом.
   - Лёня-джон, пачему малчишь?
   - А что с тобой, чурбаном жадным говорить? Загребут, с другим ментом будешь разговаривать.
   - Палавина дам.
   - Адвокату больше отдашь.
   - Патом дам. Чес слёва. Всё дам. Гавары, какой деля мне инкриминироват?
   - Отстегни вначале полштуки. И быстрее телись пока ещё что-то можно сделать.
   Хаким расстегнул спортивную куртку и залез обеими руками в кошель на животе.
   Пират хмыкнул. - И как ты не мерзнешь в такую жару?
   Но тот не слышал, лишь быстро мелькали пальцы, отсчитывающие купюры. Выдернув пачечку, узбек сунул её милиционеру, не поднимая над столом, и потом с напряжением уставился ему в глаза.
   - По своей дурости ты залетел, - хмыкнул, отваливаясь от стола, Лёня. - С твоих слов записано в бактериологической лаборатории... Чёрт знает, не помню, сколько, ты за этот сезон овощей и фруктов продал. На несколько колхозов хватит.
   - Наш колхоз большой!
   - Мне не гони! Оправдательные документы надо делать.
   - Какой?
   - Остальные деньги гони.
   - Ти что, меня спасаль, виручаль? Только сказаль.
   - Больше, значит, ничего не скажу.
   - Сам знаю. Задним число буду договор на поставка товар от другой колхоз или кооператив заключай. Это тоже деньга стоит. Вам дай, другой дай, ещё дай. Я не успевай таньга делат.
   Капитан от злости даже классику вспомнил. - Звери вы алчные! Пиявицы вы ненасытные! Татаро-кавказское иго!
   Глянул на всякий случай в окно и замер, хмыкнув. - Ага! Вот и топтуны мента честного нарисовались. Итак, значит, события назревают...
   Снова повернулся к Хакиму. - Должны успеть яблоки унести?
   - Да, канечна. Эт не долга. Мои уже ушли.
   - Ещё кому-то эти кулацкие яблоки на реализацию давали?
   - Ай! Пускай их за жоп берут. Конкурент меньше будет.
   Лёня взревел. - Ну, если Прохиндея спалите, Божий человек вас тут всех без разбора по прилавкам размажет.
   Хаким неожиданно пискнул, пуча глаза. - Идрис яблик эта браль. И Ахмет тоже...
   И задрожал. - Что надо деляй? Не успевай.
   - Да беги, чурка ты тупорылая. Скандал устрой. Баб и пацанов на ментов натрави. Под шумок и уйдут.
   Хаким побежал к выходу. Поспешил и Пират, подмигнув Клаве, которая сунула ему на
   ходу ещё одну бутылку пива.
   - Не стоит здесь рисоваться. Если спросят о милиционере, скажешь, был какой-то, но не наш. А меня ты сегодня не видела.
   ***
   А на базарной площади на самом деле назревали события, но по другому сценарию. Неопрятный мужик, отталкивающий от себя пачку мелких купюр в руке высунувшегося из оконца ларька пожилого кавказца, был схвачен за руку молодым мужчиной в клетчатой рубашке и джинсах.
   - Всем оставаться на своих местах! Оперуполномоченный угрозыска старший лейтенант милиции Хлебушкин.
   Мужик тут же поник и, сплюнув, прохрипел, глядя на застывшего в оконце смуглого сапожника.
   - У, ты, ара с базара! Жадность фраеров губит.
   Приёмщик обуви закричал, как резаный. - Началнык! Забирай этот гиразный бич. Пристал, как банный жоп, к меня. Купи масля, купи масля. Зачем мне такой гиразный масля?
   На узком прилавке лежало несколько мятых пачек, дефицитного в те времена, Крестьянского масла. Армянин хотел убрать руку с деньгами, но Хлебушкин ударил его по руке, заставив положить деньги на прилавок.
   - За эти несколько пачек грязни масля и столько много денег?
   - Вай, началнык. Мой денга, я держал их свой рука, и этот бичар подошоль. Я считаль, дебет-кредит подбиваль свой работа.
   - Аирян, прекратите цирк. Все прекрасно видели, что вы предлагали деньги этому гражданину.
   Но армянин голоса не понижал. - Да кто такому бич будет давать так много денег? Он пристал ко мне и я виноват оказался. Потому что он русский, а я армян? Да? Э, началнык, национальни вопрос нэ правильна решаешь. Милиций не умей перестраиваться.
   Оперативник оглянулся на подходивших старшего лейтенанта милиции и оперативника.
   Мужчина в гражданском заметил недовольно, он был старше по возрасту.
   - Роман Иваныч! Да что ты с ним церемонишься?
   Старлей тихо проговорил с укоризной. - У нас же конкретное задание.
   - Да не уйдут от нас кооперативные яблоки.
   Армянин увидал стоявших рядом двух женщин с туфлями в руках и закричал им.
   - Ахчи-джан! Дэвюшка дарагой! Падхады обув сдавай. Сматрэтт буду. Хочишь, бистри рэмонт деляю. Капитально делям мастерская через недель. Он коснулся предплечья Хлебушкина рукой и попросил.
   - Э, началнык, пжялста, нэ мэшай. Эффектно работат надо, нашь интэнсивна производств не мешай.
   Хлебушкин подступил к женщинам. - Кстати и понятые. Вы всё видели?
   Те отступили, было, но оперативник в гражданском преградил им путь. Хлебушкин
   произнёс укоризненно.
   - Нехорошо, гражданочки. Все кричим о разгуле преступности, а как дело коснется конкретной помощи правоохранительным органам, всем сразу становится некогда. Нам труднее поймать свидетеля, чем изобличить преступника.
   - Нам на самом деле некогда, - сказала рослая темноволосая со статной фигурой женщина. Её немного полненькая подруга и вовсе закричала, оттолкнув оперативника.
   - Чего пристали!
   Но тот не отступил, сердито ответив. - Милиция не пристаёт. Имеем право задержать на два часа.
   Брюнетка дернула подругу за руку. - На самом деле, Зина, поди, не задержат надолго.
   - Потом по допросам и по очным ставкам затаскают.
   Зина всё же подошла к раскладывавшему бумаги на узком прилавке милиционеру, женщины представились. - Арцишевская Юлия Гавриловна. Врач кожно-венералогического диспансера.
   - Туголукова Зинаида Максимовна, завлаборатории кожвендиспансера.
   Старший лейтенант вмешался. - Роман Иваныч! Опять одним пальцем две дырки затыкаем.
   - А иди, Никита Алексеич, иди со Старостиным. Я тут по-быстрому протокол оформлю и подойду к вам чуть позже. Справитесь без меня пока. Идите. Карпухин с оперативником направились к павильону и исчезли в дверях. Хлебушкин спросил пьяненького бродягу, продолжая заполнять бланк протокола.
   - Кавякин, признавайся, откуда спёр масло.
   - С овощной базы.
   - Масло на овощной базе?
   - А чего у них там только нет помимо картошки-маркошки и квашёной капусты. Если бы собачка не унюхала мой курок, так бы и таскал помаленечку. Хлебушкин крякнул лишь и потребовал. - Аирян, открывайте своё заведение для досмотра.
   Он шагнул за угол ларька и остановился перед открывшейся дверью, тут же воскликнул.
   - Ну вот, что и требовалось доказать. Два ящика масла Крестьянского, а к нему ещё... Раз, два, три, четыре ящика водки. И... Восемь...Одиннадцать ящиков вина местного розлива марки Плодово-ягодное. Кавякин поправил. - Плодово-выгодное в рупь - семь.
   - Налицо не санкционированная торговля спиртными напитками.
   Хлебушкин обернулся к женщинам. - Понятые, подходите ближе. Смотрите внимательно.
   Женщины по очереди заглянули в ларёк, заставленный не столько обувью, как ящиками с вином и водкой.
   Туголукова фыркнула. - Вот куда наши мужики за бормотой бегают. Последнее из дому уносят.
   Хлебушкин шагнул внутрь, взял со столика вставленные друг в друга две половинки картонной коробки из под конфет с мелочью для размена. Разъединил их и показал понятым. Там лежало два золотых колечка, пара серёжек и несколько часов.
   - Скупка краденого, Аирян.
   Кавякин за спинами понятых изъятую коробку не видел, хмыкнул о своём. - А у кого я воровал?
   - Сам же сказал, на овощной базе.
   - Они не признаются, что их обворовали.
   Хлебушкин уставился на него. - Почему не признаются?
   - Вам их не прижучить. Всё у них там схвачено - уплачено. Не шелупонь там отоваривается, а из начальства, и не простые, на Волгах всё. И менты только с большими звездочками туда захаживают. Бесполезняк, гражданин начальник. Зря вы это масло будете в протоколе показывать. Ещё и нагоняй за такую бдительность получите.
   Из торгового павильона начали доноситься, нарастая, нервные крики и шум скандала. Оперативник насторожился. Арцишевская обеспокоилась.
   - Как бы чего не случилось с вашими коллегами?
   Кавякин нагнал мраков. - Звери же...
   Шум в торговом павильоне усиливался. Зинаида возмущённо фыркнула.
   - И зачем только этих чурок в Россию пускают? Ни кто из них не работает, только спекуляцией занимаются. От нас отделяются, а сами к нам лезут. Хлебушкин возмутился. - Нехорошо рассуждаете, гражданочка. По сотне одиозных личностей на базаре нельзя судить о всех народах.
   А скандал в павильоне разгорался нешуточный, глухие мужские голоса заглушали отчаянно звонкие крики женщин.
   - Да бегите на подмогу. Мы подождём.
   И Хлебушкин метнулся к дверям павильона. Этого будто и ждали. Едва оперативник исчез в дверях, к ним выбежала ватага великовозрастных ребят. Кавякина с ходу сбили с ног и стали пинать. Женщин пугнули.
   - А ну, фырь, отседа! Шалавы!
   Те испуганно побежали прочь.
   Пинали Кавякина недолго. - Дергай, сука! В следующий раз не по делу болтать будешь, язык отрежем.
   Ребята поспешно растаскивали ящики со спиртным. У них операция прошла чётко с завидной для спецслужб оперативностью.
   - Ара, не ссы! И протокольчик оставили менты.
   - Ха-ха-ха! А где менты не обсирались?
   И снова стало безлюдно на базарной площади. Только Кавякин, спотыкаясь, уходил прочь пьяной походкой. Аирян уже деловито постукивал сапожным молотком по каблуку ботинка, сев за небольшой рабочий столик.
   Он сопереживал русским. - Эх, хороши народ эти русы. Только глюпи сапсэм, как ребёнок. Деляль - деляль перестройка, а полючался бардак. И тепер опъять не так. На танках попёрли восстанавливать экономика
   ***
   Альбина Кродерс положила трубку на аппарат и довольно огляделась. Кабинетик хотя и был махонький, только сервантик в нём умещался, зато свой. Как у начальника - отдельный. Она подошла к зеркалу и стала придирчиво оглядывать себя. Увы! Несмотря на все ухищрения, было видно, что этой дамочке давно за тридцать. Талия уже выравнивалась с попой, груди жидко колыхались плохо охлаждённым студнем. Мелкую сетку морщин под глазами и вовсе приходилось штукатурить. Фыркнув расстроено, она прилегла на диванчик.
   Вскоре дверь распахнулась, стукнули так, для приличия. В комнату вошёл рослый и широкоплечий парень в клетчатой не очень свежей рубашке и джинсах. Он сразу присел перед сервантом и раскрыл нижнюю дверцу, вынул большую бутылку Мартини. Хорошо к ней приложился и вымолвил, отдуваясь.
   - Всё, ни куда больше не поедем.
   - Это ты так решил?
   - Да хватит из себя строгую начальницу разыгрывать.
   - Может, на овощную базу придётся ехать.
   - Другую машину возьмёшь.
   - Борзеешь, Санёк!
   Но тот игриво лапнул её и запустил руки под подол вязаного платья. - Снимай трусы! Лечить буду.
   Альбина вскочила, нервно кусая губы. - Сказала! Что б в рабочее время ни какой фамильярности.
   - Да ладно, - Санёк притянул её к себе, продолжая грубо лапать.
   - Кто-то ей нервы портит, а на мне отвязывается. Ты мне это прекращай.
   - А то что? - оттолкнула она его.
   - А еть не буду!
   Альбина вспыхнула. - А ну, вон отсюда!
   - Потом сама за мной прибежишь.
   Санёк схватил отставленную бутылку и опять приложился к ней, потом грубо стукнул донышком о стол и пошёл к двери.
   - Капризы ты мне ещё будешь выставлять, швабра потрёпаная.
   Дверью он не хлопнул, немного не прикрыв её, видно, специально. Вскоре раздался его хамоватый голосок и сдержанное девичье повизгиванье. Несколько раз крикнули.
   - Санек, что ль! Санька, гад! Кончай хамничать. Убери руки.
   Альбина сердито захлопнула дверь и села на диван, всё ещё полыхая щеками. Слёзы она всё же сдержала, но долго стыла без единой мысли в голове, пока не зазвонил телефон. И сразу скривилась, услышав чуть сиповатый, вкрадчивый голос.
   - Ну что ты, деточка моя, совсем забываешь меня?
   - Афанасий Никитич, вы не красавец, но такой же обманщик.
   - Да будет тебе хрустальная люстрочка. И коврик уже заказал. Вечно ты чем-то недовольна.
   - Как Матросовым, амбразуру затыкаете.
   - О чём ты?
   - Слышали о ГКЧП? Опять будут рьяно бороться с нетрудовыми доходами.
   - Ох, да. Ох, да. И что там им всё неймётся?
   - Янаев хочет президентом стать.
   - Ну, тогда нормалёк! С этим алкашом веселее будет.
   - Рисуюсь я постоянно на овощной базе. И водитель уже всё понял, наглеть начинает.
   - Это кто у нас такой строптивый?
   - Санька Фидель. Да этот, водитель крытого Зила - Митрофанов.
   - Надо найти повод.
   - Он только что выпил, заставьте его куда-нибудь съездить и ментам позвоните.
   - Ладно, хорошо. Механику надо ехать в горснаб. Отправляю. А ты на овощную базу поедешь со Стариковым.
   Божедум рассмеялся игриво. - Правда, он не такой красивый. Хе-хе...
   Тут можно было оскорбиться, и Альбина бросила трубку. Но от шефа не так просто
   было отвязаться. Снова зазвенел телефон. Ненавистный сиповатый голос снова
   вызвал у неё на лице брезгливую гримасу.
   - Афанасий Никитич, заведите для этого себе секретутку.
   - Не положена секретарша мне по штату, деточка ты моя. Я лишь зам, а босс своей Малинкой со мной не делится. Ты у меня для этого. Специально для тебя эту должность выбил. Альбина сердито молчала.
   - Забыла, какой сегодня день? Зайди, забери деньги. Заодно и пообедаем, душик примем, спинки друг другу потрём и с новыми силами работать начнём. Хе-хе... Но Альбина молчала и лишь тяжело дышала. Божий человек надавил.
   - Не хорошо. Не хорошо, деточка ты моя. Я тут тебя постоянно отстаиваю. Хотя бы дипломишко техникумовский был у тебя. Ох, боюсь. Боюсь, в экспедиторы тебя вновь переведут.
   - Да я и так днями по городу на машине мотаюсь, жопа, как у макаки красная.
   Божедум засмеялся. - Вот и зайди. Зайди. Сам тебе массажик сделаю.
   Альбина повесила трубку и выругалась. - Старый козёл!
   Но делать было нечего, за кабинетик надо было натурой расплачиваться. Она тяжело
   поднялась...
   ***
   - Ё - кэ - лэ - мэ - нэ, - хрипел, распаляясь, толстый седой подполковник, постукивая пухлым веснушчатым кулаком по столешнице.
   Старший лейтенант Хлебушкин стоял за заседательским столом, остальные милиционеры сидели, вычерчивая что-то в своих блокнотах.
   - Пра слово, легавые! Вышли на крупного зверя, да заяц - армяшка дорогу перебежал, за ним помчались.
   Рослый светловолосый майор, сидевший рядом с негодующим шефом спросил, когда тот замолчал.
   - Что там с милицейской фуражкой?
   - Оставил ещё вчера участковый, заходил перекусить.
   - И сутки она оставалась лежать на подоконнике?
   - Иван Петрович, что тебе сдалась эта фуражка? Твоих молодчиков разбираем. Надо же, так жидко обокакаться!
   Дверь кабинета внезапно распахнулась во всю ширь. Лёгкой, энергичной походкой вошёл полный небольшого роста майор в военной форме, все заместители генерала, выдвиженца перестройки из армии, продолжали носить военную форму, даже снабженец, а вошедший был замполитом. Милиционеры шумно поднялись из-за стола.
   - Здравствуйте, товарищи! Садитесь, садитесь...
   Хлебушкин остался, было, стоять, но подполковник зыркнул на него гневливым взглядом, и тот поспешно сел. Майор это заметил и проговорил благодушно. - Вы хотели что-то спросить, старший лейтенант?
   - Что там, в Москве творится?
   Подхватили и другие. - Танки на улицах. Баррикады строят.
   - И, говорят, лагеря новые приготовили.
   Майор оборвал галдёж. - Наводится элементарный порядок! И ничего более. Всё остальное, выдумка досужих журналистов и перестроившихся политиканов.
   Подполковник оставался стоять, зыркал глазами на подчинённых, дескать, заткнитесь.
   Майор досадливо сказал. - Наижпапа, садитесь.
   - Насижусь ещё на пенсии.
   - Нет, нет. Мы вас отстояли.
   - Спасибо. Спасибо, товарищ Васильев.
   Замполит снова повернулся к начальствующему составу, глазки его масляно блестели, он видно уже до обеда хорошо пообедал. - Товарищи, ну что за наивные вопросы? Вы милиционеры или обыкновенные обыватели?
   Майор Сизов заметил. - Мы тоже граждане этой страны. И тоже должны определить свою позицию. ГКЧП сам себя провозгласил. Это мятеж, государственный переворот.
   - Сизов! Я удивляюсь вашей... Э-э... Странной для вашего звания некомпетентности. Вы что не понимаете, что пришёл конец глумящейся над советским строем группке так называемых демократов - реформаторов? В народе их обзывают ещё скабрезнее - дерьмократами. Пришло время убирать испражнения Перестройки, очистить горбачёвские конюшни.
   - Но вы же сам выдвиженец этой Перестройки.
   Васильев взвился, едва не закричав. - Меня выдвинула партия! А не какая-то там клика продавшихся Западу выскочек. Хватит, наперестраивались! Снова на талоны перешли. К вашему сведению, руководство города и области полностью поддерживает ГКЧП. Пора восстанавливать порядок.
   С начальником не поспоришь, тем более когда тот пообедал с горячительным, и досужий майор тоже замолчал. Замполит повернулся к начальнику Угрозыска.
   - Василь Адамыч! Ну что там у нас по этим кулацким яблокам?
   - Кооперативными...
   - Кулацкими! Иначе этих кооператоров ни как не назовёшь. Столыпинскую реакцию, понимаете ли вы мне, опять хотели народу насадить.
   Нижпапа тут же сориентировался и ответил. - Сигнал не подтвердился. Да эти кулацкие кооператоры соврут, не дорого возьмут. Кто будет дарить, да ещё детским учреждениям хороший товар? Не было спроса на ихние зелепупки, вот они и передали их детдомам.
   Сизов не мог смолчать. - Торговая мафия на них наехала, не дали торговать. А яблоки у них отменные.
   - Иван Петрович! - оборвал его Наижпапа. - Ты ещё будешь. У нас не Москва, ситуацию держим под контролем.
   Васильев поддержал. - Всё это выдумки горе кооператоров. Не могут работать, вот и списывают свои промахи на правоохранительные органы. Но эти досужие вымыслы будоражат общественность. А всё из-за того, что не можете работать с бумагами. А уж правильно говорить с народом и подавно, - замполит бросал красноречивые взгляды на майора Сизова. - А чего вы хотели, если некоторые наши руководители всё ещё не могут правильно определить свою позицию?
   Слушали хорошо, щеголеватый майор закачался на носочках модельных туфель и заговорил с ещё большим выражением, глаза горели, явно, не только от воодушевления.
   - Работать надо. Крутится! Не искать, не вешать на себя бесперспективные дела, а доводить до конца то, что уже имеется.
   Он повысил гневливо голос. - Насмотрелись, понимаете ли вы, "Следствие ведут знатоки". Напридумывали чёрт-те что борзописцы на западный манер. Но наша советская милиция это вам не буржуазный сыск. Нам не детективы, а оперативники нужны. Оперативно решать поставленные партией и народом задачи.
   Милицейские сидели смирно, лишь начальник угрозыска стоял дрессированной гориллой. Эта угодливая покорность стала раздражать его, Раевский снова вымолвил раздражённо.
   - Сядьте, Наижпапа! Сядьте.
   И тот,  наконец, сел с тяжёлым вздохом. Замполит продолжал.
   - Наперестраивались, понимаете ли вы мне, пришлось Москву освобождать от уголовной демократии, воинские патрули по ночам в города вводить. Едва не до комендантского часа дожили. От пуль бандитов и националистов погибает больше людей, чем в афганскую войну. С такими темпами роста тяжких преступлений мы скоро догоним Америку.
   Он сделал длительную горбачёвскую паузу, но никто не воспользовался ею. И унылое внимание офицеров замполиту тоже не нравилось, Васильев снова стал раздражаться.
   - И вы  тоже, понимаете ли вы мне, уже перестроились на западный манер. Нет, тут кто-то из руководителей явно недопонимает сложившуюся ситуацию. Считает себя эдаким. Э-э... Понимаете ли вы мне, профессионалом. Не газеты надо читать и ящик слушать, а самому соображать. Понимать текущий момент. А тут ещё обзавелись, понимаете ли вы мне, так называемыми тайными осведомителями и уже считают, что всё знают. А что такое тайное осведомительство? Это такой же остапбендеровский отъём денег из государственного бюджета. Перестройка у нас уже была. Кто-то уже на новостройку нацеливается?
   Он помолчал значительно, обведя всех взглядом, и снова вымолвил с апломбом. - Честный советский человек обязан бескорыстно сотрудничать с правоохранительными органами. А вы тут расплодили, понимаете ли вы мне, тайных осведомителей.
   Он резко повернулся к подполковнику. - Василь Адамыч! Хватит разыгрывать "парижские тайны". Это дело я беру под свой контроль. Даю вам три дня сроку! И чтобы все списки тайных осведомителей лежали на моём столе!
   Лёгкий вздох оторопи пронёсся по рядам милиционеров. Наижпапа неуверенно возразил:
   - Но дело это настолько деликатное...
   - В милиции мы ещё будем деликатничать. Хватит! Надо оповестить всех тайных осведомителей. Проведём организованное мероприятие, встречу с общественностью. Я сам проведу  беседу. Это же наглядный пример! Вот, работают с нами люди. Отличившихся наградим почётными грамотами и ценными подарками.
   Тут и он заметил оторопь милиционеров и замолчал, уже не подражая Горбачёву. Сизов спросил с еле заметной издёвкой.
   - Простите, товарищ Васильев, где вы до нас работали?
   И комиссар горотдела милиции  уловил это, ответил резко. - Куда меня партия направляла, там я и работал. Я бывший военный политработник.
   Глумливые улыбки он не мог не заметить и резко оборвал себя.
   Спросил отрывисто. - Вопросы есть?
   Вопросов не было.
   - Работайте! - сказал он также отрывисто и, красиво повернувшись, вышел энергичной походкой из кабинета.
   Наижпапа метнулся за ним. Милиционеры некоторое время сидели молча.
   - Да он пьяный, никак! - догадался кто-то.
   - Такое по-трезвянке не скажешь.
   Милиционеры смелели без начальника, загалдели глумливо.
   - Хохмач!
   - Цирк приехал!
   - Точно, такое только с пьяной головы можно придумать. Надо же? Слёт стукачей готовит.
   - Портреты пидоровиков уголовки на доску почёта хочет повесить.
   - Повесят их. За яйца! В слёдующую же ночь на этих же досках без почёта.
   - Да это артист!
   - Геннадия Хазанова партия на усиление милицейских рядов выдвинула.
   - Не, этот не из кулинарного техникума. Высшее политическое училище вроде бы окончил. И ростом мал, и полноват к тому же.
   - Ха! Да это же персонаж Аркадия Райкина.
   - Райкин! Райкин! Райкин!
   Милиционеры откровенно заржали, едва не попадав со стульев.
   - Досмеётесь! - рявкнул вернувшийся Наижпапа, он один выглядел растерянным.
   Но смех не прекращался. В кабинет стали заглядывать другие сотрудники и тоже начинали смеяться, выслушав отрывистые комментарии.
   - Аркадий Райкин! Райкин. Райкин.
   Так выдвиженец перестройки заместитель начальника городского УВД майор Васильев получил крещение. Однако в милиции он долго не продержался, уволен вскоре был с таким же смехом, но не за служебное несоответствие и пьянство в служебное время, а по собственному желанию.
   ***
   Отсмеявшись, Хлебушкин и Карпухин вышли покурить. Роман неожиданно вымолвил.
   - Знаю я Раевского по Афгану, особист, был отдан под суд... И тут на тебе!
   - Знает он тебя?
   - Ну а как же? Моим непосредственным начальником был. Вспомнил, видно, если отклонил представление на присвоение очередного звания. Поэтому и заторчал я в старших лейтенантах. Не дадут капитана к дню милиции, уволюсь. И Карпухин вымолвил хмуро. - И я, как Чапай, нутром чую, получится тут из меня не сотрудник правоохранительных органов, а мент поганый.
   Хлебушкин спросил. - Что так поздно школу милиции окончил?
   - Служил, а потом больше года в плену был.
   - У афганских моджахедов?
   - У своих духов.
   - А, да... Слышал. Опять нас в рабство уводят, опять кавказские пленники появились.
   - Да нет. Родина встретила меня не берёзовым соком, а тюремной баландой. Потом через пару лет оправдали и даже орденок дали. В очередь на получение жилья поставили, но обещали дать не скоро, посоветовали в милицию идти. Что ещё мне, детдомовцу, оставалось?
   - Героем в тюрьме прозвали?
   - Мы на самом деле - герои! Но этой стране не герои, а шестёрки нужны, вот нас и посадили, чтобы здорово не бузили.
   - На самом деле что-то совершил?
   - А что может русский герой совершить? Только бессмысленный подвиг.
   В туалет заглянул старшина. - Никита Алексеич, звонит кто-то тебе, но не называется.
   Никита прошел к дежурке и, не заходя, взял трубку из окна "аквариума"
   - Лейтенант Карпухин слушает.
   - Герой, - заговорщически зашептал мужской голос. - Яблоки кооператоров, что должны были в детдома отправить, реализовали через овощную базу, и сегодня будут Прохиндею деньги за левак передавать. Попасите Альбину Кродерс, замшу начальника снабжения треста ресторанов и столовых, она им башли повезёт.
   - Фидель! Спасибо.
   - Тих-ха, - испугался тот и зашептал ещё тише. - Ни каких имён и кличек.
   - Чего ты боишься?
   - Да тут у них полный контакт с милицией. И в своей конторе обо мне ни гу-гу.
   - Как ты?
   - Выгнали с работы. Отказался еть эту истрёпанную спермовыжималку, Альбину Кродерс, меня и подставили. Дала сучка выпить, а потом заставили выехать. Менты тут как тут. Прав лишили.
   - Договорюсь, вернут тебе права.
   - Не - не - не. Не надо, Герой. Говорят, Божий человек свой Наижпапе, везде у них свои люди. Об этом и своему шефу не докладывай. Петровичу только скажи. Хватайте за жопу и, как факт, чтобы не отмазались.
   - Да, ты, пожалуй, прав, - Никита совсем понизил голос, хотя милиционеры в дежурке всё ещё похохатывали и не обращали на него внимания. - А случаем, Пирата, капитана Селиверстова ты не знаешь? Засветился он, но наш Мадамыч отметает от него все подозрения.
   - Что за Мадамыч?
   - Олесь Адамыч Наижпапа.
   - А! - засмеялся Фидель. - Твой шеф. А Пирата я не знаю.
   Он тут же попрощался. - Бывай! Жаль, бухнуть даже с тобой нельзя. Зачем в менты попёрся? Лажанулся ты, Герой. Тоже опоганишься.
   Ответить Карпухин не успел, послышались гудки отбоя, и он сунул трубку в окно, пошёл искать майора Сизова.
   ***
  
   На территорию овощной базы только на машине нельзя было въехать, минуя разбитые ворота с такой же ободранной весовой. Новенький забор из бетонных плит был повален в нескольких местах, а то и вовсе отсутствовал, но там были вырыты канавы или брошены фундаментные блоки. Разбитная с виду полненькая бабёнка в простеньком для работы платье-халате курила в компании Никиты Карпухина у весовой. Он тоже был одет в клетчатую рубашку и потёртые джинсы, изображая рабочего. Их тут было много, согнанных из НИИ и предприятий города. Провинция не очень-то исполняла указы главного прораба перестройки и продолжала использовать дармовую силу для реализации урожая. Сейчас шла засолка огурцов и сортировка
   помидор, большая группа рабочих неподалёку перебирала лук.
   - Никита, что за маскарад и такая таинственность?
   - И среди нас стукачи появились. Только стучат не в органы, а браткам.
   - И кого вы с дядей Ваней подозреваете? Не самого ли Мадамыча?
   Он не ответил, только покосился в сторону. Ещё одна похожая на них парочка отошла от бурта с луком и направилась к весовой с другой стороны. Было видно невооружённым взглядом, что они натолкали луку под одежду и несли его прятать. Вскоре они исчезли за углом и, видно, вошли в помещение без дверей с выломанными окнами, голоса их были хорошо слышны.
   - Да не меньжуйся, Катюха. Поймают, отберут. За это не посадят.
   Женщина говорила опасливо. - Это вам, мужикам, всё равно.
   - Ну, чо, бухнём? Я в обед уже снёс к магазину пару вёдер.
   - Куда полез! Чо пристаёшь?
   - Ну, это самое, Катюх...
   - Много хочешь, за бормоту.
   - Ещё будет. И беленькая тоже. Мешка два заныкал, знай, только таскай на продажу.
   - Не, ну чо ты? Совсем стыд потерял.
   - Ай, да кто тут нас знает. Задубела, штоль соасем, без мужика?
   - А где они, мужики?
   - Ну, Катюх, сказал же, будет и беленькая. Сама будешь продавать. Только бутылку мне поставь.
   Было слышно, как они завозились. Напарница Никиты стала краснеть и отступать от весовой.
   - Без гандона! - вскрикнула глухо женщина.
   - Катюха! Потом сразу после этого поссышь. Точняк, не прихватишь. Даже триппера.
   - Я тебе дам триппер.
   - Ну, Катюх, Катюх.. Ведь сама хочешь. Поплыла уже...
   Женщина лишь протяжно простонала. - У-у-у, - и оба тяжело задышали.
   Оперативница отошла ещё дальше, Никита укорил её.
   - Ну что ты, Аня? Привыкай к поганой ментовской жизни.
   Та неожиданно зыркнула на него тёмным, карим взглядом и тут же потупилась. Ни чего не сказала, только вздохнула. Никита спросил её.
   - Чего замуж не выходишь?
   - Перестоялась, пока училась. А так, ловить моменты, не могу. Да и низ-зя!
   Начальствующий состав. Сам-то что не женишься?
   - Курносые нынче не в моде, - буркнул тот и насторожился.
   В воротах показался крытый грузовик, расписанный по стенкам - трест ресторанов и столовых. Круто повернул и медленно стал въезжать во двор, ныряя шлюпкой в бушующем море колдобин и не просыхающих луж.
   - Ну, что, по местам? - прошептал Никита и медленно, будто слоняясь без дела, побрёл к эстакаде, куда выруливал автомобиль.
   Машина вскоре остановилась, из неё вылезла с милой неуклюжестью полнеющая игривая женщина в длинном и широком платье бежевого цвета. Увидев знакомых, пошла, вихляясь нарочито, приподнимая руками подол платья. К ней выходили рабочие, холёные и чистые не по рабочему, улыбались ей издалека.
   - Ну, Альбина Самойловна, вечно к концу рабочего дня подъезжаете.
   - На этот раз я мало беру, не задержу.
   Поднявшись по лесенке, она козырем прошлась между ними и затормошила высокого пожилого рабочего.
   - Тимофеич, как здоровье? Болел, говорят.
   - Слава богу, оклемался.
   Хихикая, Кродерс прошла в открытые ворота, где в глубине склада из аккуратной фанерной будки вышел полный тридцатилетний мужчина в новой спецовочной куртке на белой рубашке с галстуком.
   Она крикнула ему. - Мне оливковое масло надо, Виталий Петрович.
   - Будет вам оливковое, Альбина Самойловна.
   - Только побыстрее, а то на нашем складе грузчики уйдут.
   - У нас, как на гнилом Западе, всё чётко и быстро. Не успеете оформить документы, как масло будет в машине.
   Он пропустил её в дверь и, оглянувшись, вошёл в будку. Следом за ним неожиданно ввалился высокий мужчина во фланелевой рубашке.
   - Куда прёшь, мужик? - осадил его, было, кладовщик.
   Альбина истерично засмеялась. - Иван Петрович, и милицию овощи перебирать заставляют?
   Но оперативник не склонен был к шуткам, выставив раскрытое удостоверение.
   - Зам начальника угрозыска, майор Сизов.
   Кладовщик вскинул руки вверх и отступил к стене, глумливо визгнув. - Не брал, начальник! Не брал.
   - Прокудин, хватит паясничать.
   Сизов выглянул за дверь и позвал. - Анна Юрьевна! Приступайте к личному досмотру с понятыми гражданки Кродерс.
   Альбина продолжала хихикать. - Виталь Петрович, какой ты жадный. Дал бы пару сеток луку и малосольных огурчиков майору, он бы и не сердился.
   Сизов не воспринимал ехидство нахальной бабёнки, только сузил серые глаза в жестком прищуре и строго произнёс, жёстко схватив кладовщика за локоть.
   - А вы, Прокудин, пройдёте со мною.
   Тот испуганно вскрикнул. - Я не сопротивляюсь. Не сопротивляюсь.
   - И я не шучу.
   В будку вошла Анна с двумя женщинами, и он вытолкал кладовщика в дверь. Там его перехватил Хлебушкин, он был в милицейской форме. Не удержавшись, майор снова больно тиснул Прокудина. Тот шарахнулся от него. Хлебушкин затащил его за стеллаж.
   - Я тебе повыёбываюсь, сука.
   - Да я, чо? Да я, чо?
   - Заткнись, пидермот!
   И всё стихло на некоторое время. Сизов просто кипел от бессильной злобы, понимая причину наглости подозреваемых. Отвернулся, чтобы ни кто не мог видеть багровеющего лица. Работать становилось всё труднее и труднее. Народ дурел от дарованных ему свобод, и мразь уголовная этим пользовалась в полную меру, делая его своим пособником в расхищении. Вскоре подошел Никита Карпухин и с виноватым видом подал ему свёрнутый рулончик бумаги размером с денежную купюру.
   - Кродерс тискалась некоторое время с высоким стариком, а потом тот неожиданно стал уходить в глубь складских помещений. Я за ним. Тогда он выбросил эту куклу в мусор. Я кинулся за ней, а он ушёл.
   - Плохо, Карпухин. Плохо!
   - Катакомбы такие! Специально этот бардак устроили, чтобы легче было прятать.
   Так же неловко вышел из-за стеллажа и Хлебушкин и развёл руками. - Сто шесть рублей с мелочью, блокнот, носовой платок и карманный калькулятор со связкой ключей.
   Сизов распорядился. - Осмотрите машину и водителя.
   Оперативники ушли, вскоре раздался сердитый возглас Хлебушкина. - Где водитель?
   Ему ответили грубо. - С дороги! Не мешай.
   Закричал и Никита. - Кто водитель?
   - Посрать наверно ушёл.
   - Где у вас туалет?
   - А везде. Садись, где понравится.
   Дверь фанерной будки распахнулась, первой вышла из неё сияющая Альбина. Выставилась перед Сизовым.
   - Ну, что, мент честный, заполучил очередную бякаку?
   Он проговорил через силу. - Извините за необоснованные подозрения.
   Понятые и оперативница ушли, и лицо Альбины стало меняться, улыбка стала превращаться в грустный оскал.
   - А ты, Ваня, приди, как бывалыче, и я всё тебе обосную в постели.
   Сизов на неё не смотрел. Альбина выдохнула из самой души.
   - Вань, а ведь Иринка твоя дочь.
   - Не слишком ли много у неё пап?
   - Я Кродерсу об этом сразу сказала и алименты с него не беру.
   Сизов напрягся.
   - Вылитая твоя копия. И так же врать не умеет.
   Он молчал, ещё больше сутулясь.
   - Я знаю, твой Серёжа пропал в Афганистане.
   Но он глухо хмыкнул. - Лучше б пропал.
   - Что с ним?
   - Не твоё дело.
   Альбина шагнула к нему и зашептала. - Вань, стукачкой твоей буду, приди только ко мне. А, Вань?
   Он глянул на неё взглядом загнанного зверя. - Неужели ты не понимаешь всей
   гнусности своей жизни?
   Они оба шарахнулись в разные стороны.
   ***
  
   Ночью город хорошел, пряча грязь и неухоженность улиц окраин, перестройка явно выдыхалась и давно уже не развививалась, а спотыкалась, навтыкав недостроенные и брошенные здания и корпуса глобальных замыслов вплоть до обеспечения какждого честного советского человека собственным жильём к 2000 году. Однако партия и народ попрежнему с упертым идиотизмом активно обсуждали явлинские 300, а потом 500 дней восстановления экономики. Как обустроить Россию пророка не в своём отечестве уже не вспоминали, да и, собственно, и не обсуждали, так просто, почитали, хмыкнув непонятно даже для себя, нобелевский лауреат всё же. Толи поняли, толи не захотели, а скорее уже не поверили, к "Нобелям" у нас русских отношение довольно прохладное. А какое ещё может быть к ним отношение, если в той плеяде затесался и глупый пиздобол Мишка, в переводе на западный сленг - Горби? И не только он...
   На крыльцо одноэтажного зданьица Опорного пункта милиции вышли капитан и группа молодых людей с красными повязками на рукавах, задержались осматривая темный двор, горели лишь окна восьмиэтажек, да две или три лампочки у дверей подъездов. Капитан Селивёрстов оглядел своих добровольных помощников и вымолвил.
   - Видимо, вы последние дружинники, только учреждения культуры присылают ещё людей на дежурство.
   Молодыми его помощников можно было назвать лишь условно, елегантно-стройненькая женщиночка неопределённого возраста имела девочковые замашки, полнеющий, чуть за тридцать лет, мужчина был похож на увальня и только довольно высокий с завитыми крашенными тёмными волосами парень был молод, ему не было и двадцати лет. Но ни кто не поддержал разговора, хотя Пирату очень хотелось завязать с кем-нибудь из них знакомство, это были сотрудники Народного театра из Дома Учителя. Он снова вымолвил, стараясь выглядеть культурным.
   - Ну что ж, пройдёмся ещё разочек, и по домам.
   И первым сбежал с довольно высокого крыльца.
   Они прошли двором и зашагали не спеша по улице, заглядывая во дворы, но все они были пусты.
   Капитан заметил. - С увеличением числа дискотек поспокойнее стало во дворах. А то замучили жителей лохмачи своими гитарами. Ладно бы, пели, воют и визжат, ревут по-звериному.
   Шли так довольно долго, почти не разговаривая совсем стемнело, а фонарей становилось всё меньше и меньше, они выходили к небольшой площади и скверу Жертв революции пятого года. Его расширили и сквер превратился в небольшой парк. Они приостановились перед сломанными решетчатыми воротами. Впереди глухая темень с редкими фонарями, только светился аквариум кафе и слышались глухие, бубнящие голоса и истеричный, визгливый смех пьяных девок.
   - Получился из парка бордель с туалетом под открытым небом.
   - Алый парус для пьяной Ассоль, - хмыкнул молодой парень, кивнув на горящие неоном буквы по верху стеклянного здания кафе.
   - Рваные паруса, - показал мужчина на изогнутые решётчатые створки ворот и разбитые скамейки на единственной освещённой аллее, и большая клумба была вытоптана и без цветов.
   - В народе и вовсе это место прозвали - Бабьи слёзы. Тут не только дешёвым вином, но и самогоном торгуют. Соответственно и девочки дешёвые, а где дешёвый секс там и нехорошие болезни. Ладно там молодёжь, но сюда почему-то ходят те кто постарше и в основном семейные.
   Мужчина опасливо вымолвил. - Сюда надо ОМОН забрасывать.
   Селивёрстов предложил. - Девушку надо отпустить домой. Тут такое можно увидеть и услышать...
   Дружинница радостно сдёрнула повязку с рукава и передала мужчине. - Корней Иваныч, мы тебя не забудем и, если что, не пожалеем десятки на венок герою.
   - А мне?
   - А ты, Вова Милый, танцовщик, у тебя резвые ноги. Я за тебя не переживаю.
   Корней Иваныч раздражённо буркнул. - Хвати ля-ля и нам домой пора.
   - До свидания!
   Игриво засмеявшись женщина побежала через дорогу к троллейбусной остановке.
   Пират поинтересовался. - Кто она у вас?
   - А! Кордебалет, - хмыкнул Вова Милый пренебрежительно.
   - У нас уже и кордебалет разрешили? - удивился Пират.
   - Он всегда был. Это массовки по вашему, танец толпы. Эстрадные танцы в издёвку называют кордебалетом.
   - А я думал...
   Корней Иваныч спросил опасливо. - Леонид Викентьевич, а что нам там, собственно, делать?
   - Да кого тут бояться? - пренебрежительно хмыкнул капитан. - Пьянь и наркота опущенная, - и смело зашагал по широкой аллее к светящемуся кафе.
   Дружинники пошли следом и тут же послышались опасливые возгласы.
   - Атас! Менты. Разбегаемся.
   Затрещали кусты, из дверей кафе повалили последние посетители, расходясь по боковым аллеям.
   - Не дай бог кто вырубился, вытрезвитель недалеко, машину не подадут, придётся самим тащить.
   - Да и пусть валяется, не зима.
   - Не положено. Да и... Это, так сказать, показатель нашей работы.
   Подойдя к двери тамбура они услышали визги женского скандала капитан прибавил шагу и стремительно вошёл в кафе. Дружинники переглянулись опасливо и сбавили шаг, но тоже вошли. Две толстые бабы в засаленных белых халатах и плюгавенький мужичок толкались перед привалившейся спиной к стеклянной стене белокурой и ошеломительно красивой девки в разодронной белой блузке и шортиках, норовя ткнуть её кулаком или пнуть. Та отмахивалась от них размашисто, но всё мимо. Все матерились визгливо.
   Капитан сразу оценил ситуацию и, отстранив баб, мужичок сразу юркнул в дверь, влепил девке увесистую затрещину. Та ударилась головой о толстоё стекло и зажмурилась от боли. Крики сразу прекратились.
   - Бестия! Опять выступаешь? Сколько раз тебя предупреждать?
   Девка лишь вымолвила довольно приятным голоском, не открывая глаз. - Сладили, козлы!
   Бабы снова накинулись на неё, но тут неожиданно подступил Корней и грубо оттолкнул их от пьяной девки.
   - Ну нельзя же так измываться над человеком.
   Женщины завопили ещё пронзительнее. - Лёня! Забери эту суку в вытрезвиловку. Обзывалась по всякому, посуду поколола.
   Корнея они попытались оттолкнуть от девки. - Ты кого защищаешь, кобелюка?
   - Человека!
   - Хи-и... Как Матросов грудью прикрыл амбразуру трипперную.
   - Тих-ха! - рявкнул капитан и сам оттеснил женщин. - Отойдите, протокол будем составлять.
   - Да нужны вы со своими протоколами! Воспитка ей надо хорошего под пердильник.
   Одна из баб увернулась всё же от милицонера и, ухватив девку за руку, швырнула её к двери, пнув ногой в зад, но не удержалась на ногах и под общий хохот свалилась на пол, вскрикнув от боли. Девка же попала в объятия Вовы Милого. И он не оттолкнул её, замерев от вожделения, и пьяная она была хороша, особенно с обнажённой грудью. Голубые глаза мерцали мечтательной грустью. Она даже приобняла его, прижимаясь всем телом.
   - Защити меня, в долгу не останусь.
   Селивёрстов распорядился. - Уведите.
   - Куда?
   - Себе под муда! - вскрикнула баба.
   - Поссы только после этого, если не хочешь бабе своей принести три пера.
   Корней возмутился. - Молодёжное кафе, а ведёте себя как... Как...
   - Сюда для обслуживания этих молодых посетителей тюремных надзирателей надо ставить.
   - Молодёжь по годам, а по блядским делам старее нас всех вместе взятых.
   Корней спросил снова капитана. - Куда её вести, в вытрезвитель?
   - Ведите её к улице и ждите меня там.
   - На последний троллейбус опоздаем.
   - Да отправлю я вас.
   Милый вывел Бестию из тамбура и повёл дальше, она и не сопротивлялась, да и шла более - менее уверенно, но он её из объятий не выпускал. Его догнал Корней и спросил.
   - Володя, чего с ней будем делать?
   Девка приходила в себя и остановившись глянула на них. - Мужики, не надо в вытрезвитель.
   Они промолчали, Милый выпустил её из объятий. Она вдругспросила откровенно.
   - Мужики! Еть меня хотите?
   И опять они не ответили, теряясь от такой прямоты.
   - По всякому дам. И очко подставлю и за щеку возьму. Не сдавайте только в ментовку.
   Корней был в растерянности, Вова Милый хототнул и лапнул её за ягодицы. - А где?
   - Места что ли мало, пошли в кусты.
   И она засмеялась схватив его за пах. - В раскоряку стану.
   Бестия сама увлекла его с аллеи, Корней было замешкался, в ворота въехала машина
   и из неё выскочил мужчина, побежал к нему, разглядев повязку дружинника.
   - Вы с Пиратом? С капитаном Селивёрстовым?
   Корней уже шагнул в кусты сквозь которые продиралась уходившая парочка.
   - Где капитан? Где капитан? - закричал приехавший и Корней махнул рукой на светящийся аквариум кафе
   - Там, там...
   Мужчина влетел в кафе, Пират в это время допивал стакан водки и чертыхнулся, едва не захлебнувшись,узнав его. - У, Прохиндей твою мать! Испугал. Чего несёшься, как угорелый.
   - Леня! Дела неотложные! Идём, выйдем.
   - Да мне надо в вытрезвитель пьяную бабу сопроводить.
   - Сопроводили её уже в кусты твои дружинники.
   - Ну, блин! Деятели культуры.
   Пират допил стакан и стал закусывать сыром с тарелки.
   - Лёня! - дернулся Прокудин на пределе истерики. - Бросай! Пойдём!
   Но тот лишь хохотнул. - База твоя горит?
   - Может сгореть.
   - Говори понятнее.
   - Ну не при всех же? Пойдём! Я тебе ящик водки поставлю.
   Это уже было что-то, капитан попрощался со ставшими уже милыми женщинами, те попросили.
   - Лёня, заглядывай к нам по чаще. Наглеют, скоты. Не перестройка, а какая-то всеобщая расстройка у нас получается. Ты бы посмотрел, какие соплячки уже с мужиками трахаются. Помахав им ручкой повеселевший капитан вышел с Прокудиным. Они остановились посреди аллеи не дойдя до машины.
   - Что там у тебя?
   - Менты хотели ошмонать овощную базу, но Нижпапа отменил завтрашний обыск и ревизию, хотя они и опломбировали склады. Но я уже Тимофеича на складе спрятал и в два часа ночи он должен его поджечь.
   - Ну, Прохиндей, твою мать! Совсем голову потерял. Да ты в жизнь за товар не расплатишься.
   - Леня! Поехали. Надо предотвратить поджог.
   - Вот и поезжай.
   - Страшно одному.
   - Да меня жена с этой службой скоро забудет.
   Прохиндей взвыл. - Лёня, сказал же ящик водки поставлю. Поехали.
   И тот согласился, рассмеявшись. - Ладно, погнали, уговорил. Кстати будет водяра, завтра получаю отпускные и качу с семьёй на юга. Я, собственно, уже в отпуске, сегодня ввёл в курс дела зелёного лейтенантика, сдал табельное оружие и а-ля-улю, все правонарушения теперь мне по..!
   ***
   Ехали долго и по плохой дороге на самую окраину города. Пришлось заехать на заправку, но бензина не было, Селивёрстову пришлось воспользоваться своей формой и раскулачить на горючее нескольких водителей. Вадим стал нервничать, время неумолимо приближалось. А тут и вовсе дорога стала, как после бомбёжки, когда они въехали на складскую улицу с редкими переулками, овощная база находилась в самом её конце. Селивёрстов потребовал остановиться, не доезжая до неё метров триста и заставил развернуть машину, зло оборвав нытьё Прохиндея.
   - Бережёного бог бережёт. Давай, иди. И больно то не рисуйся. Сторожа на складах дедки ещё молодые и очень любопытные.Прокудин тяжело затрусил вдоль сплошного забора, но Пират строго шикнул в догонку.
   - Какой дурак тебя Прохиндеем назвал? Дубина тупорылая! Тише топай.
   И Вадим пошёл осторожнее, прячась в густой тени от заборов. Складские территории освещались неоновыми фонарями, и полоса темноты была просто чернильной. Пират, а ещё больше жуткость обстановки, его напугали, и он остановился, настороженно прислушиваясь, у разбитых ворот овощной базы. Страх на этот раз сослужил ему хорошую службу, он услышал чирканье зажигалки и тихий возглас.
   - В засаде сидим!
   - Два часа уже. Зря наверно сидим.
   - Вот за это наверное, народ и смеётся над нами - а где менты не обсирались?
   - Ладно тебе, Герой. Это не война.
   - Роман! Ты бы видел, как Прохиндей занервничал, и тут же укатил, когда дядя Ваня распорядился опечатать склады.
   - Да, - согласился Хлебушкин. - Кто-то из нашей конторы работает на Божьего человека. Конечно, могут и пломбы заменить, но, чтобы вывести товар нужно время. Он глубоко затянулся сигаретой в рукаве, и передал её Карпухину. В весовой было довольно светло от снопов яркого света из пустых оконных проёмов. Они сидели в тени у противоположной стены на перевёрнутых ящиках, и каждый посматривал в своё окно. Только сейчас, освоившись с темнотой, Прокудин увидел сидевших в весовой на ящиках милиционера и молодого парня.
   - Тебе ни о чём не говорит странный набор стройматериалов на складе? Ацетоновая краска, бочка уайспирита и газовые баллоны. И потайной ход, который мы закрыли?
   - Думаешь, будет поджог?
   От этих слов Прохиндей замер и посмотрел на часы, они показывали десять минут третьего. Видно, Тимофеич убедился, что выхода со склада нет, и не стал поджигать склад. Успокаиваясь, он стал медленно отступать, потом развернулся и быстро зашагал к машине. Прошёл почти половину расстояния и неожиданно споткнулся, напоровшись на торчавшую из земли арматуру, невольно вскрикнул от боли. Возможно, шум падения не услышали бы, но Прокудиным овладела паника и, вскочив, он помчал к машине, сломя голову. Милиционеры тут же выскочили из засады.
   - Стой! Стой! Стрелять буду!
   Тут же раздался выстрел, потом ещё. Прокудин вломился в открытую дверцу машины, Пират дал по газам, испуганного пассажира бросило на него, и он на мгновенье потерял управление. Машину занесло, и она с сильным скрежетом боком шмыгнула по забору, мотор заглох. Ударив Прокудина и заорав, капитан сразу же завёл двигатель и рванул дальше. Выстрелов они за рёвом мотора не слышали, внезапно машина осела на левое заднее колесо и застучала ободом по дороге. Опомнившись от боли, Вадим обернулся и обомлел, милиционеры не отставая бежали за ними и
   стреляли уже на поражение, лопнуло заднее стекло, осыпавшись мелкими осколками. Однако Пират дотянул таки до переулка и там только остановил автомобиль, почти напротив металлических джунглей Вторчермета.
   Крикнул Вадиму. - Беги к железкам, - а сам задержался в машине на некоторое время...
   Никита Карпухин первым добежал до переулка и осадил, настораживаясь, увидав стоявшую машину. Его тут же догнал Хлебушкин. Убедившись, что машина пуста, они забежали во двор Чермета, на пороге вагончика стоял пожилой мужчина и сообщил им.
   - Ваш товарищ догонит преступника. Полноват он и неклюжий.
   - Какой товарищ? - переглянулись оперативники.
   - Да мильцанер. Офицер, кажется. Только вот, сколько звёздочек у него на погонах я не разглядел. Я уже позвонил в милицию о перестрелке.
   Оперативники долго рассматривали мрачные катакомбы из громоздких металлоконструкций, над которыми возвышался козловой кран.
   - Неужели успел скрыться? - вымолвил сторож и посоветовал. - Кличьте свово товарища, в этом чертоломе разве найдёшь кого?
   Вдруг раздался негромкий хлопок, и пыхнуло огнём. Они выскочили в переулок, машина горела ярким пламенем!
   Переждав за углом ворот, убедившись, что она не взорвётся, милиционеры с удручённым видом пошли к овощной базе. И вдруг там тоже загремело и зазвенело! Они побежали.
   - Пожарная сигнализация сработала!
   - Мы же обесточили всё!
   - Поджог!
   - Да как они сумели проникнуть на склад?
   Добежав до овощной базы, Хлебушкин помчал вдоль эстакады, а Никита свернул за угол на поросшие густым бурьяном задворки, верхние окна склада полыхали огненными сполохами. Он сразу услышал звериный рёв.
   - Прохиндей, сука! Козлина подлючая! У-у, Прохиндей, мать твою..!
   Гремело железо, Никита подбежал к металлической пристройке электрической подстанции, в которой и была сделана небольшая дверь. Она тряслась и гремела от ударов изнутри. В складе уже грозно ухало и трещало, заглушая вой бившегося человека. Запор был закручен толстой арматурной проволокой и тоже опломбирован, пришлось повозиться.
   Подбежавший к нему Хлебушкин ни чем ему не мог помочь, только твердил, как заведённый.
   - Никита! Герой! Сгорит мужик.
   Наконец Никита раскрутил толстую проволоку и распахнул дверь. Из неё вывалился закопчённый поджигатель в прожжённой спецовке и израненными в кровь руками. Выскочив наружу, он упал и, кашляя с надрывом, стал судорожно глотать свежий воздух. Никита узнал поджигателя, когда тот, наконец, поднялся и стал тормошить его с издёвкой, как Альбина Кродерс.
   - Тимофеич, как здоровье? Болел, говорят.
   Но тот, видно, умел владеть собою и ответил в тон.- Да, да. Не подрассчитал малешко, с чекушки вырубился. Очнулся - горю!
   Никита сделал зверское лицо, схватив его за плечи. - Сейчас обратно на склад закину!
   - Хер сосать, не те ребята, гражданин начальник! Ни чего вы от меня не добьётесь.
   Карпухин оттолкнул его, поняв, что на самом деле, не на того нарвался. Хлебушкин подтвердил.
   - Зек он тёртый, ходок пять или шесть за плечами. Да тут все, как и сам Прохиндей, с судимостями.
   Они отвели поджигателя в весовую. Пожарных было не видно, и Никита пошёл во Вторчермет, чтобы позвонить. Машина уже догорала и только коптела, сторож стоял у ворот и только Никита попросил его ещё раз позвонить пожарникам, послышался вой сирен. Он вышел на перекрёсток и показал первой машине куда ехать, потом дождался вторую и медленно пошёл за нею, обдумывая ситуацию.
   Хмыкнул в слух. - Отвяжется Наижпапа на нас.
   Крыша склада уже обрушилась и первая машина поливала из брандспойтов вырывавшиеся языки пламени, вторая стояла рядом, бойцы быстро разматывали шланги, среди пожарных стоял и Хлебушкин. Никита заглянул мимоходом в весовую, там никого не было. Он крикнул Роману.
   - С кем оставил поджигателя?
   - Да куда он денется? В весовой.
   - Нет его здесь.
   Хлебушкин подбежал к нему и, заглянув в весовую, заметался гончим псом по задворкам овощной базы. Карпухин тоже побежал было к проему в заборе, но там были такие кустарниковые дебри! Вконец удручённый полнейшим фиаско, он медленно направился обратно. Кто-то из пожарных громко спросил.
   - Чего это он там рыскал?
   - Поджигатель сбежал.
   - А, где менты не обсирались?
   Карпухин будто споткнулся и остановился, густо краснея...
   ***
  
   То, что ему удалось поджечь машину, капитан Селивёрстов Прокудину не сказал, наоборот, ещё больше мраков нагнал.
   - Связался, блин, с долбоёбом! К обеду уже определят и владельца и пассажира машины.
   Закричал даже, изображая истерику. - На нас поджог повесят.
   Прохиндея колотило мелкой дрожью, его заносило и он часто спотыкался, пробираясь через бесконечную свалку металлолома.
   По дороге пошёл ещё хуже, не переставая ныть. - Ой, что будет? Что будет?
   - Бежать надо. Нас сегодня же в розыск объявят.
   - А куда? - рыднул Прокудин.
   - С деньгами хоть куда...
   Вадим семенил за Пиратом, тяжело отдуваясь.
   - У тебя, что и заначки нет на подобный случай?
   Вадим вцепился в него. - Лёня, есть! Но это, как бы, общак. Свои же нас накажут.
   - Кого вас?
   - Лёня! Лёня! И денег много! Зелёные.
   Пирату того и надо было, он тут же успокоил. - Давай быстрее к дороге, надо ловить машину, пока не чухнулся Божий человек. Есть у меня где отсидеться.
   - А потом куда?
   - К немецким выблядкам в Прибалтику или на Кавказ махнём. Там никогда советской власти не было, а сейчас, тем более, бардак. Сделаем пластические операции, пускай ищут.
   Вадим смотрел с надеждой на неунывающего капитана милиции и пошёл уже бодрее.
   - Транспортное средство придётся угонять, - вымолвил Лёня через некоторое время.
   Было совсем светло, хотя солнце ещё не взошло, они входили в жилой массив, и Пират потянул Прохиндея от центральной улицы во дворы. Но Вадим остановил его.
   - Не надо. У меня есть Нива. На Тимофеича записана, царствие ему небесное.
   - Как царствие ему небесное?
   - Сгорел на складе. Менты нашли потайную дверь и заперли её снаружи, подслушал я из их разговора.
   - Это уже лучше. Некоторое время можно на ней погонять.
   - У меня доверенность бессрочная, и фамилия не записана. Любую можно вписать.
   Пират неожиданно озлился. - А чего мычишь тогда? Куда ехать?
   - Гаражный кооператив в Весёловке.
   Пришлось выходить на дорогу и ловить машину. Наконец договорились с поливалкой и уже через сорок минут подъехали к стройке на окраине. Только чуть больше десятка гаражей были готовы, вокруг раскинулась довольно большая стройка. Они прошли единственной бетонной улочкой к третьему гаражу и Прокудин, открыв калитку ключом, вошёл внутрь и включил свет.
   - Ого! - приятно удивился Селивёрстов новенькой белой Ниве с шипованными колёсами и сразу стал придирчиво осматривать её.
   Вадим засуетился, снова запер калитку на ключ, в задней стене была дверь, и он ушёл в подсобку.
   Пират спросил его. - Найдёшь, во что переодеться?
   - Найду, найду, - кряхтел, двигая что-то Прокудин, и вскоре вышел с кейсом и туго набитым голубым рюкзаком. Подал капитану джинсы и зелёную штормовку и тот быстро переоделся, упаковав китель и форменные брюки в целлофановый пакет. Положил его, поместив сверху фуражку на полке перед задним стеклом машины. Кейс и рюкзачок подогревал его интерес. Он спросил.
   - С кем в доле?
   - С тобой, Лёня. Теперь только с тобой!
   Пират краем глаза наблюдал, как тот, положив рюкзак в багажник, стал укладывать туда же необходимый инструмент и другие вещи, не выпуская кейса из рук. Не удержавшись, капитан поинтересовался.
   - И сколько там будет?
   - Должно быть много. Ключ у Туховского, придется ломать замок.
   - Как, у Туховского?
   - А вот так! Семейный подряд, племянник он Божьему человеку.
   Пират не долго молчал, осмысливая неожиданное для него сообщение. - Давай, посмотрим что в кейсе. Он мог в твоё отсутствие забрать то, что ты положил.
   - Там деньги. Там. Вчера только Мадамыч ложил нашу долю за кулацкие яблоки. Места уже не осталось. А ключ от гаража только у меня.
   - Я думал ты человек Божедума.
   Прокудин признался со злостью. - Я раб их обоих.
   Селивёрстов только присвистнул от удивления и присел на заднее сиденье, притворив слегка дверцу машины. Внезапно щёлкнул замок, и калитка ворот распахнулась. В проёме показалась худая измазанная сажей фигура старика с угрожающе поднятым обрезком трубы.
   - Бежишь, сука! А мне, значит, гори?
   Прохиндей отскочил в глубь гаража. Со злобным рычанием Тимофеич шагнул за ним, но Пират сшиб его, резко открыв дверцу машины и тут же выскочил, ударив ногой в грудь припавшего на руки налётчика. Добавил ещё пару раз, сильно и безжалостно по почкам, излюбленный ментовский приём. Старик скорчился на полу и застонал.
   Вадим вцепился в Пирата. - Лёня, Лёня, не убивай! Не надо мокрухи. Он и возьмёт на себя поджог.
   - Ой, ли? - хмыкнул Пират, но отступил, здесь не надо было оставлять следов, мочканет он их там, в лесу, в заброшенном домике лесника, куда намеревался отвести Прохиндея.
   - Он мне на зоне хорошую поддержку кинул. Я ему из своей доли деньги выделю, - продолжал защищать Тимофеича Вадим и Селиверстов отошёл от старика.
   - Пусть отмоется и переоденется тоже.
   - Дядя Стёпа, дядь Стёп! Мы ехали сказать тебе, что поджог отменяется, да на засаду нарвались. В нас стреляли. Заднее стекло пробили и левый скат прострелили, пришлось бросить машину. Ты иди, иди в подсобку, там есть чистая спецовка, - стал поднимать старика Прокудин и отвёл бурчавшего одно и тоже побитого старика его в узкую дверь подсобки.
   - Ага! Ехали. А мне гори... Ага! Стреляли. А мне гори...
   - Почему не ушёл потайным ходом? - заорал на него Селивёрстов. - Нажрался, наверно, до поросячьего визга.
   - Не знал, что менты дверь закрыли снаружи.
   - А откуда это мог знать Прокудин?
   Старик ничего не ответил, только послышался плеск воды.
   Пират строго глянул на Прохиндея и негромко хмыкнул. - А говоришь, только у тебя ключи от гаража.
   - Да, не подумал как-то, что Тимофеич домушник и может замки открывать.
   - Стукач Наижпапы твой Тимофеич. Специально к тебе приставлен.
   - Да не, Тимофеич вор правильный. Мы с ним крепко скорешковались.
   - Как ты из склада выбрался? - громко спросил Пират старика.
   - Менты вытащили. Да губошлёпы молодые, слинял от них. Но карточку они мою срисовали, если заметут мне уже из тюряги не выбраться.
   - Сам виноват. Вначале надо было проверить путь отхода. И не пить на деле.
   На это дед не отвечал, и Пират вымолвил с разочарованием. - И эта тачка, значит, засвечена.
   Вскрикнул зло. - Давай, поживее, хрыч старый.
   - Всё, всё. Иду.
   Вадим кинулся открывать ворота и предложил. - Лёня, садись за руль, ты лучше водишь.
   Но тот отказался. - Нет, нет. Веди сам. Не хочу лишний раз милицейское удостоверение показывать.
   Вадим вывел машину на дорогу, Селивёрстов бросив старику. - Закрой гараж, - подошёл к машине, но не садился, только открыл заднюю дверцу, намереваясь поместить опасного старика на переднее сиденье рядом с водителем. Но Тимофеич, закрыв ворота, полез в заднюю дверцу.
   - Иди на переднее, - пытался помешать ему капитан.
   - Обо мне, наверное, уже все посты оповестили. Сказал же, менты из засады узнали. Даже знают сколько судимостей. Надо налепить мне на лицо нашлёпки из лейкопластыря и глаз забинтовать.
   И Селивёрстов уступил, пропустив его, уселся рядом, жалея, что уже сдал табельный пистолет. Старичок был сухопар и жилист, чувствовалась опытность в таких вот передрягах.
   А Прохиндей продолжал паниковать, слишком резко дёрнул машину и она заглохла. Пирату пришлось обложить его матом и врезать по затылку. После этого тот повёл машину спокойнее. Они молчали некоторое время, и уже на выезде из города капитан вдруг вспомнил, что надо предупредить жену, чтобы ехала на отдых без него без паники. Он заставил Прокудина вернуться и остановиться у первого же телефона-автомата, что тот беспрекословно и сделал. Выйдя из машины у закрытого в это время Универсама, у стены которого стояла телефонная будка, капитан велел Вадиму разворачиваться, а сам направился к таксофону. Но не успел подойти к нему, как понял, что развернувшаяся на пустынной дороге машина помчала прочь, быстро набирая скорость. Он даже подскочил от злости, топнув обеими ногами.
   - Прохиндеев вашу мать! Вот лопухнулся! Как пацана, обвели вокруг пальца.
   План надо было срочно менять и как-то оправдываться перед Туховским. Обдумывая предстоящее объяснение, он вернулся к телефону и, вставив двульник, стал набирать номер. Трубку подняли тут же, и начальник райотдела милиции был поднят по тревоге, он сразу же спросил, думая, что звонит Сизов.
   - Иван Петрович! Наконец-то... Ну что там конкретно с овощной базой?
   - Это капитан Селивёрстов вас беспокоит.
   - Ты и там, вездесущий, наследил? На базаре фуражку оставил, а там что?
   - Да, нет., нет. Подбитую машину Прохиндея мне удалось поджечь.
   - Как вы там очутились?
   - Прохиндей никого из вас не нашёл и приехал ко мне. Сказал, что оставил на складе поджигателя, а один ехать боялся, чтобы отменить поджёг. Ну и нарвались на засаду. Оторвались от погони, привёз он меня в гараж на Юбилейном, тут вскоре и поджигатель появился, того опознали ваши оперативники из засады. Они, конечно, запаниковали и пустились в бега.
   - Как в бега? И ты им позволил?
   - Убедил их вам позвонить и, только подошёл к телефону-автомату, Прохиндей по газам. Вот, стою тут, как брошенная блядёшка, у Универсама.
   Туховской долго молчал, потом спросил. - Куда они погнали?
   - На московскую трассу.
   - Попробуй нагнать. Сейчас же связываюсь с гаишниками, надо задержать их только без разных там формальностей. Дескать, скандал в святом семействе, который не должен стать достоянием гласности.
   - В отпуске я с сегодняшнего дня. Билеты на сегодня.
   - Пусть жена несколько дней поскучает там одна. Давай, Лёня, давай. На сегодня нет у меня под рукой верного человека. Я переговорю с твоим начальством. Отпуск тебе продлят. И премию от меня хорошую получишь. Действуй! Действуй! Повесив трубку, Пират некоторое время озирался по сторонам. Но широкая улица была пуста.
   Минут через десять раздалось урчание мотора. Селивёрстов выбежал на дорогу, выхватив милицейское удостоверение, из боковой улицы медленно выезжала поливочная машина, гася струи воды. Это была та самая машина, на которой они приехали сюда с Прохиндеем, вырулив на улицу, водитель остановился и Селивёрстов вскочил в кабину.
   - Давай, быстро к будке ГАИ и свободен.
   По пустынной улице быстро выехали на окраину, мелькнула конечная остановка троллейбуса, пестрые ларьки, павильончики кафе и закусочных, машина круто завернула и остановилась у стеклянной будки ГАИ.
   - Свободен! - воскликнул Селивёрстов и выскочил из машины, приятно удивившись показавшемуся в дверях старшему лейтенанту.
   - Не спится, Алёша?
   - Кого ловишь, Пират? Опять в убойный отдел вернулся?
   - Как бы не так? По-прежнему участковым парюсь.
   Они коротко пожали друг другу руки, Селиверстов спросил. - Белую Ниву не заметили?
   - А, на Куйбышев пошла. Побитого папашу сынок из травматологии забрал. Задержать? Это мы мигом.
   Алексей повернулся к двери и крикнул. - Костя! Передай постам...
   - Стой, стой, не торопись, - удержал его Пират. - Задержать, но без протокола. Тут дело семейное, сам Наижпапа просил, чтобы этот инцидент не стал достоянием гласности, так сказать...
   - Какой инцидент? - спросил старший лейтенант.
   - Угнали, как бы, машину ближние родственнички после семейного скандала. Владелец просит только, чтобы машину не помяли. Сами потом разберутся.
   - Да у неё уже задняя дверка помята.
   - Лёш, давай-ка, мы сами рванём за ними. Распорядись, конечно, чтобы задержали. Литра с меня.
   - Я сам тебя в любой момент до усёра напою.
   - Отстегну от премии. Сам Туховской будет благодарен.
   - Да что с вас, топтунов, взять?
   Старлей вошёл в помещение, где подрёмывали у стола с остатками еды старшина и двое рядовых.
   Один из них сидел перед включенной рацией и спросил. - Ну что передавать?
   - Задержать белую Ниву, посмотри в журнале какие номера, и доставить сюда.
   Радист тут же забубнил текст...
   Селивёрстов нетерпеливо вскрикнул. - Лёша, прошу, поехали сами. Друг ты или не друг?
   - Да что ты волнуешься? Всё будет чики-чики, ребята у меня, сам знаешь, лучшее подразделение Областного ГАИ.
   И неожиданно спросил, иронично разглядывая его непритязательную одежонку. - С дачи, что ли, тебя подняли?
   - Какая дача? В отпуск собрался, а тут такая канитель.
   - У тебя базар на участке, а ходишь, как честный советский человек.
   Пират сердито огрызнулся. - Не дорога.
   - Ха-ха-ха! Еврей правильно говорит, не нужен мне оклад, нужен маленький, но склад. А ты точно, Лёнька - дурак. Имея базар можно так кучеряво жить...
   Радист сообщил. - Михалыч! Белая Нива, увидав преследование, свернула на Скачовку.
   - Передай, не прекращать преследования.
   Старший лейтенант хлопнул Селивёрстова по плечу. - Лёня, давай лучше выпьем. И нам пора взбодриться. Сейчас попрут дальнобойщики. Тут уж надо быть особо нахальным. Самый навар у меня в это время, а ты затеял погоню.
   Селиверстов сунул руки в карманы и чертыхнулся, сигареты он забыл в кармане френча, хорошо хоть деньги Хакима переложил во внутренний карман штормовки.
   - Дай закурить, - попросил он у Алексея, и тот выложил пачку сигарет с фильтром на стол, а сам стал шарить в тумбочке и вскоре достал оттуда бутылку водки.
   - А я, вообще-то, проголодался, - признался Селивёрстов и сел к столу.
   Взял кусок крупно нарезанной ветчины и стал жевать с хлебом, забыв о куреве.
   - Выпей вначале.
   Он выпил хорошую дозу, и стал кушать с ещё большим аппетитом всё подряд. Закуска у гаишников была отменная и, явно, не из дома.
   - Вижу, Лёня, ты стал, как лошадь, загнанная в мыле.
   - Не говори, Лёха. То ларёк, то сарайку дербанули, то бабульку милые женщиночки из собеса обчистили, пообещав ей выписать помощь. Санька Маньку отмутузил, лохматые с гитарами по ночам жителям спать не дают. Домой хожу только ночевать. И всё за голимый оклад.
   Выпив ещё и насытившись, Леонид закурил. Теперь его стала одолевать дремота.
   Выкурив сигарету, он попросил Алексея. - Налей-ка ещё. Глаз не сомкнул в эту ночь, как ещё ноги держат.
   Старший лейтенант не скупился и вылил остатки водки из бутылки в его стакан. Сам он тоже устало щурил глаза и отодвинулся со стулом в стене, стал дремать. Выпив, и Селивёрстов прикорнул за столом...
   Очнулся от громко возгласа. - Михалыч! Михалыч! Убийство! Сообщаю дежурному по городу. Белую Ниву с трупом мужчины с колотой раной на шее нашли на Скачёвской дороге в тридцати километрах от развилки.
   Селивёрстов вскочил. Алексей был уже на ногах.
   - Понял. Давай, докладывай.
   Пират схватил его за руку. - Лёша, обо мне ни чего не говори. Машина вам показалась подозрительной, и вы начали её преследование.
   - Ладно, ладно. Мы проявили бдительность. Кати домой и не конфиденциально докладывай своему начальству.
   - Есть у тебя ещё?
   - Да забери бутылку в тумбочке.
   Лёня хватанул водки прямо из горлышка и, сунув бутылку во внутренний карман, выскочил из помещения. Как раз мимо проезжал Москвич и он махнул ему по привычке рукой, забыв, что не в форме. Но водитель видел, что он вышел из будки ГАИ и послушно остановился...
   ***
  
   Сентябрь уж уходил, природа замирала... А Москва всё ликовала, торжествуя победу демократии. Дикторы захлёбывались от восторга живописуя мощь и единство новой партии - Живое кольцо Белого Дома, которое канет в Лету уже через несколько месяцев. Живые герои и этому правителю оказались не нужны, лишь с почестями захоронили четверых случайно погибших мальчишек, а совершившего перелом в коротком противостоянии комбата танкистов Евдокимова быстро забыли. Грубее сказать, попросту опустили...
   Карпухин слушал радио Москвы сидя в засаде с представителями народного контроля в микроавтобусе. Во всеобщем ликовании на ум лезли лишь унылые мысли. Русские никогда не нужны были русским правителям. Русские старались служить России, не понимая, что надо было служить Ему. За прокол на Овощной базе их с Хлебушкиным наказали. Ему-то, Никите, дали выговор, а вот Романа понизили в должности...
   Мужчина и женщина вдруг прильнули к окнам Рафика, глянул и он. К открытым воротам хоздвора Центрального Универмага свернул крытый грузовик с надписью по борту - Грязьменский Льнокобинат. Плотный седой мужчина нетерпеливо подался к дверце микроавтобуса, но Никита Карпухин удержал его.
   - Не спугните, Егор Митрофаныч.
   - Занесут в склад упаковки с костюмами, а там уже концов не сыщешь. Грузчики у Кыртиковой вымуштрованы не хуже спецназовцев.
   Мужчина упрямо полез из микроавтобуса, подвинулась к дверям и женщина. Никита остался сидеть в салоне и продолжал наблюдение. А в широкие ворота хоздвора Универмага, так называемого "чёрного хода", входили и выходили явно посторонние люди, оттуда выходили уже нагруженные пакетами и коробками. Егор Митрофанович шёл к остановившейся у складского помещения машине, из которой неуклюже вылезал небольшого роста, довольно худощавого телосложения мужчина в сером костюме.
   - Пойдём и мы, - вымолвил Карпухин и вышел из автобуса за женщиной, быстро зашагал к машине.
   - Товарищ Чухунов, задержитесь на минутку, - крикнул Егор Митрофаныч и показал обернувшемуся мужчине удостоверение. - Народный контроль.
   - Да идёшь, ты, контролёр доморощенный, - грубо отмахнулся от него тот, но замер, увидев подходившего милиционера, и невольно приложил руку к груди.
   - Ну, ну, обморока нам ещё не хватало, - добродушно проговорил Никита и тоже предъявил служебное удостоверение. - Сотрудник угрозыска, лейтенант Карпухин.
   - Я здесь не при чём, - нервно вскрикнул Чухунов. - Воспользовался попутным рейсом.
   - Значит, кто-то всё-таки при чём? - злорадно спросил Егор Митрофаныч.
   - А ты не цепляйся к словам, контролёр самодельный, - огрызнулся Чухунов.
   Женщина удивилась. - Товарищ Чухунов, вы же парторг! И вдруг пособничаете расхитителям социалистической собственности.
   - Да он натуральный аферист! - вскрикнул Егор Митрофанович. - Перестройщик херов! Как флюгер нос держит по ветру.
   И точно, нос Чухунова был довольно длинноват.
   - Товарищи понятые, прошу без оскорблений, - одернул не в меру ретивого контролёра лейтенант.
   Водитель, тридцатилетний парень, растеряно переминаясь с ноги на ногу, спросил
   удручённо. - Товарищ Чухунов! Как же вы и вдруг не при чём? Вы же груз принимаете и сдаёте.
   - Чего мелешь? - грубо оборвал водителя Чухунов. - Ты не только водитель, но ещё и экспедитор. За что и получаешь надбавку к зарплате.
   Он уже сурово, приняв начальственный вид, посмотрел на молодого лейтенанта и изрёк. - Не могу присутствовать даже в качестве понятого. У меня дела, я нахожусь на работе. Обязанности секретаря парторганизации - общественная нагрузка. А по должности я - замдиректора по коммерческой части. И в Универмаг прибыл для заключения договора. У меня встреча назначена с директором.
   Он пошёл от них в глубь территории. Егор Митрофанович дёрнулся, было, за ним, но пришлось остановиться. Милиционер сделал удручённое лицо и пожал плечами.
   - Карпов, понял? Теперь ты - крайний, - подступила к молодому человеку женщина-контролёр. - Залетел по дурости, пацан глупый.
   - Что лишнее привёз, всё на тебя повесят, как хищение соцсобственности. Говори, сколько неучтённых упаковок с льняными костюмами загрузили?
   - А я считал? - ответил унылым вопросом водитель.
   - Теперь за колючей проволокой дни будешь считать. Ты же экспедитор, почему не принимаешь товар, как положено?
   - Сказали, что недостачи не будет, мне и до лампочки.
   - Будет тебе лампочка в камере. Сколько на этот раз взяли лишних упаковок?
   - Штук двести, кажется.
   - Двести! - ахнул Митрофаныч. - А ну, Тамара Васильевна, прикинь, сколь это будет в рублях?
   - Две тысячи женских костюмов из льна! Это тебе не ширпотребное барахло. И загоняют они их не по девяносто два рубля семьдесят четыре копейки. За двести рублей с руками отрывают. И суд сейчас учитывает не специально заниженную цену
   по прейскуранту, а по рыночной стоимости. Это, Карпов, уже! Отсидеть ты отсидишь... А вот платить всю жизнь придётся за чужие грехи.
   Милиционер нагнал мраков - Хищение в крупных размерах. За это мало не дадут. Иди в признанку.
   - А я тут при чём? Они маклюют.
   - Кто именно?
   - А я знаю? Со мной только Чухунов эти дела проворачивает, и не только в универмаг возим. А вахта, какой досмотр? Это сколько надо времени, чтобы пересчитать больше тысячи упаковок?
   Они молчали некоторое время, Никите становилось гадко, он уже понимал, что опять им не изобличить истинных преступников, за них будут отдуваться шестёрки.
   - Задемократничались совсем, воруют и мошенничают в открытую средь бела дня. Эта перестройка для воров. А честных людей на талоны посадили.
   - Без комментариев, - перебил народных контролёров лейтенант милиции.
   - Приступайте к осмотру груза, сверяйте наличие товара согласно сопроводительным документам, а я пойду, доложу о предварительных результатах, - и направился к открытым дверям с вывеской Сортировочная.
   Тут же за дверью находился обшарпанный письменный стол с телефонным аппаратам, эффектная крашеная блондинка отцветающего возраста в чёрном шёлковом рабочем халате, увешанная золотыми цацками, видимо, наблюдала за ними в окно. Появление милиционера её не смутило, она вынула из длинного янтарного мундштука окурок крепкой мужской сигареты без фильтра и выбросила его в форточку.
   - Карпухин! Влюбились вы, что ли, в меня с Хлебушкиным? Совсем проходу не даёте.
   Никита тоже не остался в долгу. - У нас с ним и без вас уйма тётушек и бабушек, Анфиса Пантелеймоновна, им внимания не хватает.
   Заведующая едва не вспыхнула от злости.
   Никита спросил. - Что не торопитесь товар дефицитный принимать?
   - Примем, согласно сопроводительным документам, - она смотрела на него с едва скрываемой злостью. - Что за тон? Мы честные работники советской торговли! Наставники молодёжи! Жаль, что не ваши.
   - Позвонить разрешите?
   - Рада содействовать работе советской милиции.
   Фыркнув, она прошла мимо милиционера, скрывшись в дверях, за которыми виднелись ряды длинных стеллажей. Уже оттуда донёсся её грубый голос.
   - Работайте! Работайте! Милиция приходит и уходит, а нам надо обслуживать население...
   - Обворовывать, - буркнул Никита негромко и стал набирать номер телефона.
   - Начальник цеха пошива Мухин, - представились ему с апломбом.
   - Товарищ Мухин, старший лейтенант Хлебушкин случайно не у вас?
   - Не случайно, у нас, - ответил рослый красавец-мужчина в хорошо сшитом тёмном костюме и передал трубку Роману сидевшему напротив него за письменным столом в небольшом кабинете. Он был в простой клетчатой рубашке и джинсах.
   Карпухин доложил. - По предварительным данным две тысячи неучтённых женских костюмов по девяносто два рубля семьдесят копеек. Но Миледи не достаем, цепочка оборвалась на пороге склада.
   - Н-дас, - только и вымолвил Хлебушкин.
   - А что ещё можно сделать экспромтом без подготовки? Опять не тех цепляем.
   - Хорошо, хорошо, Никита Алексееич! В другом месте подискутируем. Составляйте протокол.
   Роман положил трубку на аппарат и посмотрел в лицо холёного мужчины. - Вы меня не убедили, Дмитрий Борисович. Приписок не обнаружено, а хищение в крупных размерах на лицо. Только что задержана машина вашей фабрики с неучтённой продукцией на довольно приличную сумму.
   - Помилуй бог, Роман Иваныч! Я то здесь при чём? Готовую продукцию мы сдаём в ОТК на склад, а там уж, что с нею делается, меня совершенно не касается. Не по адресу. С этим обращайтесь в отдел реализации.
   - Но неучтённая продукция может быть изготовлена только в вашем цехе.
   - О какой неучтённой продукции вы говорите? Сколько получу сырья, столько я и изготовлю продукции. Они там что-то химичат, а вы пытаете меня.
   - Веду дознание.
   - Какое дознание? Кто-то химичит, а мой цех на уши поставили.
   - К моему удивлению, ни в ОТК, ни на складе готовой продукции не химичат, - Хлебушкин помолчал значительно. - Поэтому у меня напрашиваются некоторые выводы. Мухин подосадовал слегка. - Вы с каждой работницей душевно побеседовали, ваши оперативники переворошили сырьё и документацию, обследовали все подсобки, и у вас всё ещё напрашиваются какие-то выводы?
   - Да, да. Документация в полном ажуре и со всеми работницами я побеседовал.
   Только вот почему-то не имел чести познакомиться с вашим техноголом.
   - Она у нас мать-одиночка, отпросилась по уходу за ребёнком. Вечно отпрашивается, а то и вовсе прогуливает. Отдел кадров решает вопрос об её увольнении.
   - Пропуск Савельевой на вахте.
   Начальник цеха включил переговорное устройство и приказал секретарю с нескрываемой досадой в голосе.
   - Ираида Владимировна! Пришлите ко мне модельера - технолога Савельеву в срочном порядке.
   Мухин явно занервничал, с раздражением затеребил пачку сигарет, сломал одну и выбросил в пепельницу. Закурил в затяг, выпустив длинную струю дыма вверх, и откинулся на спинку стула. Заговорил раздражённо:
   - Опять нынче в моде разоблачительство. Я понимаю, контроль нужен. Но не эти выжившие из ума сталинисты-андроповцы. Народ уже во всё горло кричит, чтобы запретили эту преступную партию народного террора. Поэтому и не получается у нас нормальной экономики. Нам план надо выполнять, а тут неделю придётся кувыркаться перед вами.
   - Сегодня и закончим проверку.
   - Если бы. Не забывайте, только цех пошива, мы фабрику тянем.
   - Не туда тянете.
   - И куда же по вашему?
   - К чёрному рынку.
   - Ну, это вы вообще... Я буду жаловаться.
   - Это я вам говорю без свидетелей, - усмехнулся Хлебушкин.
   И тут начальник цеха проявил себя, осклабившись в откровенной усмешке. - Не вам такие дела раскручивать. А народ выражается ещё точнее, а где менты не обсирались?
   - Вот вы как заговорили?
   Мухин хмыкнул. - Это я тоже вам говорю без свидетелей.
   Обстановку разрядил стук в дверь, начальник цеха отрывисто вымолвил. - Входите! - и отвернулся, снова прикуривая сигарету.
   Вошедшую молодую женщину с роскосыми глазами он, явно, не желал видеть. Хлебушкин поднялся и показал на ряд стульев вдоль стены кабинета.
   - Присаживайтесь, Динара Юрьевна, у меня будет к вам несколько вопросов.
   Но женщина не садилась, подошла ближе к столу, явно, пытаясь перехватить взгляд начальника. Но тот так и не повернул к ней лица, потягивая сигарету с отстранённым видом.
   - Динара Юрьевна, у вас всё в порядке с технологией производства?
   Но она окликнула начальника. - Дмитрий Борисович!
   Тот зло зыркнул на неё. - Отвечайте на вопрос следователя!
   - Ну и жуй с тобой, Муха ты навозная! - с неожиданной злостью выразилась вдруг Савельева.
   Мухин вскрикнул, было, возмущённо, но замолчал, Дина повернулась к милиционеру и стала рассказывать всё без утайки. - Не всё у нас в порядке с технологией. Мы скрываем новый, более экономичный способ раскроя. Также и в моделировании стали больше использовать отходы сырья, попросту, обрезки ткани, которые подлежат списанию.
   - Да что вы говорите, Дина Юрьевна? - делано удивился Мухин.
   - Вы об этом не знаете? Однако почти всю выручку от реализованного левака присваиваете себе, оставляя нам гроши. И станки у нас неучтённые в цеху, и много льняной ткани поступает без накладных.
   Мухин хмыкнул. - Бред сплошной! Месть отвергнутой любовницы!
   - Я не говно, чтобы на меня навозная муха садилась! - вскрикнула Савельева подавшись к нему и замахнулась даже.
   Мухин испуганно отпрянул и схватился за трубку. - Но, но! Милицию вызову!
   - Ку-ку! Я здесь, - насмешливо вымолвил Роман и, когда тот успокоился немного, добавил намеренно исказив фамилию. - Круг замыкается, товарищ Муха.
   - Мухин! - вскрикнул тот, но быстро взял себя в руки и хмыкнул пренебрежительно. - Это мы ещё посмотрим, на ком он замкнётся.
   Савельева забавлялась испугом начальника, и не скрывала насмешливой улыбки.
   Это задело Мухина, он зло пыхнул. - Вылетишь с комбината, за трояк будешь не мухам, а мошкам давать, ломака!
   Вспыхнув от оскорбления, Дина плюнула ему в лицо, да так смачно и точно, густой плевок повис прямо на губах Мухина. Не успел он опомниться, последовал второй и третий плевок. Теперь на верхнюю скулу и в глаз. Шарахнувшись, он неуклюже свалился со стула и пронзительно вскрикнул, завозившись на полу. Тут же вбежала секретарша и остановилась в растерянности. Начальник цеха поднимался, отплёвываясь и размазывая по лицу густую слизь. Хлебушкин подхватил
   рассвирепевшую женщину и вывел её из кабинета. Они остановились в коридоре.
   Первым делом он спросил. - Ваши слова подтвердит кто-нибудь из работниц цеха?
   Динара помрачнела, заговорив с особенной злостью, видно, накипело.
   - Не знаю. Тут такая круговая порука и неприкрытое угодничество! За лишние гроши и благосклонность все готовы жопу начальству лизать. Не рабочие у нас в Советском Союзе, а рабы. Коммунисты не раскрепостили рабочий класс, а вновь восстановили крепостное право всей этой системой льгот и очерёдностью на квартиру. Чтобы уважаемым ветераном стать, много надо начальнических жоп облизать...
   Она глянула на него. - Корреспондент тут на днях у нас был, так перед ним очередь образовалась льстивых угодников. Это он сам подметил, хотел освободиться от сопровождающих, но ему так и не дали поговорить с рабочими с глазу на глаз.
   Мрачнел и Роман, всплыли слова Карпухина, - опять не тех цепляем. Он буркнул, чтобы успокоить её.
   - Ну, мы это ещё посмотрим.
   - Чего смотреть? Начальство недосмотрело, им это и поставят на вид. А ответят за всё стрелочники, я да мастер цеха, это уже нам обещали и посоветовали сушить сухари.
   Внезапно послышались громкие крики и шум. Они подались вперед и, выйдя за поворот коридора, увидели толпившихся людей у двери, из которой шёл густой дым.
   - Архив горит! Архив горит!
   Дина удержала Хлебушкина. - Ну, вот и всё, пожар стирает все следы.
   Хлебушкин понял и остановился, бессильная ярость просто душила его. Дина медленно, словно на плаху, пошла от него обратно, и он не стал догонять её. Просто было стыдно своей опрометчивости, надо было сразу изъять документы...
   Хотя, думал он уныло, начальник отдела БХСС, куда их перевели с Никитой, уже недовольно ворчал, требуя, чтобы он закрывал это дело, дескать, сигнал не подтвердился...
   ***
  
   И Пират в это время угрюмо морщился, слушая авторадио. Неожиданная развязка дела о кооперативных яблоках в лучшем случае оборвала его и без того подпорченную милицейскую карьеру. Кроме пальчиков в машине с заколотым, как свинья, Прохиндеем, в милицейской форме нашли его записную книжку. И, хотя Наижпапа обещал его отмазать, капитана Селивёрстова отстранили от службы. На юга к жене он так и не поехал, дал подписку о невыезде, и она отдыхала там одна. А ведь всё у него получалось, во время он усёк андроповское усиление борьбы с негативными явлениями в советском обществе, но слишком увлёкся новым лозунгом - наживайся, пока Горбачёв! И влетел по-глупому, спалился со средней руки спекулянтиком. Но и
   тут, вроде, обошлось, Мадама вытаскивал. Но Сизов этот, совок упёртый! Так и хочет оставаться честным советским человеком. Сам не живёт и другим житья не даёт...
   Рассуждать мешали не столько ликующие крики спасателей русской демократии, как смачное, звериное чавканье Хакима и его ещё более корявого и безобразного братца Барата. Лёня сидел в машине ногами наружу и без аппетита вяло ел с пластмассовой тарелки какой-то наборный завтрак западного производства. Узбеки сочно чмокали, хотя вкуса в этом блюде совершенно не чувствовалось, какая-то госпитальная баланда.
   - Ах, вах! Аммэрика! Высо есть в размэр! Витамин, белёк, протаин.
   - И озверин ещё, - буркнул, что пришло на ум Лёня.
   - О! И озверин! Витамин эта? Полезно, да?
   - Так вам то зачем? Вы и так звери.
   - Ой, а ти русский кто? Пьяниса!
   - Но не говно.
   - Э! Лёня - дурук! Пилёхо гаварышь. Ми с Рассый уезжай, ти такок грюби разговор пиркращай. Ми - узбек, сами културны наций Средний Азий. Културно надо гаврытт. Вэжлив. Харашё. Улибайса. Это есть культур. Ещё, как хорош одет будешь, так и уважат тэбя будетт.
   Пират швырнул квадратную пластмассовую тарелку в траву. - Мне кусок колбасы с чёрным хлебом надо и стакан водки. А свою узбекскую культуру ты себе в жопу забей. Я только нанялся машину до вашей Чурбании отогнать, а жить с вами не собираюсь.
   - Лёня-джон, надо твой родной обиласт проехат, где не знай, что тебя увольняй из милиция...
   - Ни кто меня не увольнял, в худшем случае, звёздочку снимут.
   - Э! Ельцин - строгий началнык будэтт. Много гаврить, как Мишка он нэ будэтт. Порадок Россия будэтт навадытт. Поэтаму ми уезжай.
   Тут уж Пират согласился. - Да, это не Андропов, здоров, как бык, побольше литры за раз на грудь принимает, много дров наломает.
   Хаким потянулся и сладко зевнул. - Ми не Россия. Ми живём, как тищща лет назад. Ни кого парядок делять не заставляй. Только покупай-продавай.
   Узкие щёлочки глаз масляно блестели, разглядывая новенькую Волгу белого цвета. Ну, как же - мечта сбылась. А в чёрный цвет он её ещё красивее перекрасит в Ташкенте. И в Москве нет таких мастеров по отделке автомобилей...
   Брат его, крепкий коренастый парень, рыгнул утробно и поднялся, пошёл низиной за холм в кусты, мусульмане на виду не оправляются, берегут свою мужскую сокровенность от чужого взгляда. Хаким сказал ему что-то по-узбекски, и он оглянулся, ответил и пошёл дальше. Хаким зачмокал губами и забормотал что-то осуждающе, неуклюже поднялся с корточек и доковылял до машины, открыл ключом багажник и вынул из него серебряный кумган. Пират смешливо фыркнул.
   - Как бабы, подмываетесь.
   - Мусульман, сами чистый нация.
   - Всё равно копоть свою не смоете.
   - Какой копоть? Я тоже бели. Смотри мой жоп!
   Сняв штаны, Хаким показал голый зад и, оглянувшись, спросил на полном серьёзе.- У тебья жёп разве больше белий?
   Загоготав дурашливо, Селиверстов схватился за ширинку и кинулся к Хакиму. И тот, визгнув испуганно, помчал низиной за бугор к кустам. Лёня глянул в открытый багажник. Он был набит туго связанными по несколько штук летними куртками. С краю лежал не крупный, туго набитый рюкзачок и небольшая ручная сумка, чуть больше барсетки. Пират хмыкнул.
   - Пиздит Хаким, что последние деньги за Волгу отдал.
   И что-то тут на него вдруг наехало. Он сел за руль и, включив зажигание, дал по газам. Юзнув колёсами по мокрой росистой траве, Волга выскочила на просёлок и тут же исчезла за крутым поворотом, сразу влившись в поток автомашин идущих по трассе. Хаким истошно закричал, выдираясь из негустых кустов, повис на последнем из них, странно замирая. Барат выбежал из-за пригорка и остановился перед качающимся на корявых ветвях братом. Долго стоял перед ним, мелко дрожа...
   Потом подошёл ближе, тихо спросил. - Хаким, дорогой! Почему ты ни чего не говоришь?
   Тело брата лишь медленно покачивалось на корявых ветвях, лицо было уже не живое.
   - О, мой уважаемый старший брат! Что с тобой? - медленно подходил к телу Барат, боясь поверить в его смерть.
   Он дотронулся до головы Хакима, тело медленно сползло на траву под треск ломаемых сучьев. Упав на колени и воздев руки к небу, Барат завыл диким зверем, а потом и вовсе упал в траву...
   ***
   Эти места Селивёрстов хорошо знал. Выскочив на шоссе, проехал километров пятьдесят и свернул в холмистое редколесье, за озером переходящее в хороший лес. Невозможно было подумать, что этот дремучий бор в лесостепной зоне России был посажен помещиками, а уже потом обезображен народной властью. Проскочив зону отдыха, которая была почти пустынна, Пират свернул на еле заметную заросшую травой просёлочную дорогу. Попав, наконец-то, в безлюдное место, лишь небольшая компания уже немолодых людей у палатки на берегу широкого ручья сидела перед переносным телевизором, он остановил машину и стал проверять багажник. Сумка была набита рублями, где-то около четырёх тысяч мелкими купюрами, двадцать четыре потрёпанных доллара и пачки расписок не на русском языке. Рюкзачок и вовсе его разочаровал, он был набит западными сувенирами и игрушками с бижутерией. Пнув заднее колесо, Пират надолго застыл в безысходной истоме. у телевизора тоже обсуждали перепитии победы демократии.
   - Не, ну вы посмотрите! Демократы эти, сплошь уличная шпана и уголовники. Да они за стакан водки за Ельциным пошли. А армия! Да какая это армия? Голодных пацанов на танки посадили, они и рады конфеткам и печенькам
   - А и противостоять им было не кому, в ГКЧП одна алкашня собралась, руки, как у паралитиков, трясутся.
   - Народ и партия едины! Значит тоже спилась ваша партия, - вставил Карпухин.
   - Борис-то прав оказался. Не его, а звезда Горбачёва закатилась. Проболтал Мишка Подлый перестройку, как проститутка Керенский перехитрил сам себя.
   - Ельцин сам алкаш, знал чем народ поднять.
   Карпухин не сдержал смеха. - Успешно применил новое оружие массового возрождения
   - водку. Глядишь, так же по-пьяне и экономику поднимем.
   - Да, Ельцин прочно водрузился на танке. Художники и скульпторы, поди, в припрыжку теперь лепят образ нового вождя. Через пару лет это время назовут Великой Демократической революцией.
   - Спекулянты и цеховики москвичей подпоили, а офицеров купили.
   Случайно Пират увидел себя в зеркальце и поморщился от вида собственной небритой морды, форменная рубашка тоже была замызгана, а спортивные шерстяные штаны обвисли шароварами неопрятного запорожского казака. Он распотрошил одну упаковку. Это, оказывается, был комплект полуспортивной одежды: курточка, майка и шортики с кроссовками и несколькими трусиками в виде плавок, тогда в России это воспринималось так. Дюжина из этой упаковки ему была мала, он стал рыться в других. Шорты, конечно, нельзя было надевать, но маячка и куртка были очень элегантны. Переворошив несколько упаковок, пират нашёл всё же подходящий размер и переоделся в небесно голубую майку и небесно-розовую куртку, удивившись, как он помолодел даже с небритой физиономией. Жаль только, ни брюк, ни обуви он себе по размеру не подобрал.Бритва у него была. Не торопясь, Лёня стал бриться, не жалея воду в термосах. Куда он направлялся, воды было достаточно и, не какой-нибудь, а чистой, родниковой. Вот только путёвой жратвы и выпивки не было, пепси-кола, да разные там пакеты и тарелки моментального приготовления, которые лишь притупляли чувство голода. Но реплики людей перед телевизором доставали. И он стал мрачно рассуждать о происходящем. Всё повторялося опять, лишь вместо пьяной солдатни и матросни ударной силой этой революции была пьяная и обкуренная шпана и откровенно уголовная блатата, только теперь они были на одной стороне баррикады с милицией. И нынешний вождь на танке выглядел солиднее меченого проститута с ленинской плешью.
   Однако провинция молчала, призывая к спокойствию, все предприятия работали в обычном режиме. Армяне и вовсе отправили в Москву эшелон с фруктами, соками и компотами, чтобы было чем запивать защиту демократии. Провинция никогда не "догоняла" того, что происходило в столице, для неё и перестройка всё ещё была чем-то абстрактным. Потому и прозябала в своей совковой унылости, получив от москвичей унизительное прозвание - Гребания.
   Пират оборвал свои рассуждения, надо было ехать дальше и думать о другом. Время уже приближалось к полудню, машину, конечно, придётся или бросить или продать на запчасти. Но об этом ещё надо было подумать. Хаким может заявить в милицию, хотя машину он приобрёл на подставное лицо, к тому же, она, кажется была ещё и в угоне. Положение было, конечно, аховое, чёрт дёрнул его позариться на эту паршивую барсетку и рюкзачок. Пират не осуждал себя, хотя, и совершил угон чисто спонтанно. Судьба, она и есть судьба. Не только жена, и дети ему опротивели. Дай, дай, дай. А что может дать семье страж правопорядка? Пожили бы они на те шиши, что платят милиционерам. Особенно раздражал его сын, он боготворил папу - военного, но не милиционера. А главное, что потрясло Селивёрстова, это тот куш, что он упустил, те более ста тысяч долларов, с которыми поджигатель Тимофеич так и не смог скрыться, погибнув при задержании. Об этом и выл диким зверем Олесь Адамыч Наижпапа, а Пират клял свою лопоухость. Счастье в виде больших денег не давалось ему. Пират просто торчал, становясь желчным от злобы, люди наживались с неимоверной лёгкостью, а у него такие деньги уплыли из рук! Может, поэтому он и сорвался, и теперь окончательно спалился, попавшись на пустышке Хакима? Но ведь узбек ворочал тоннами самых дорогих фруктов! Неужели отправлял деньги по почте или с курьерами? А, может, пояс у него с баксами, а то и круче - с золотыми цацками? Нет, навряд-ли. Никто сегодня не поедет с большой наличностью за тысячи километров.
   Его едва не разморило, Пират дёрнулся, отгоняя сон. Не время расслабляться. Он сел за руль. Надо недельку отлежатся. Жуй с ней! Похудею на западном питании. С голоду не умру. Плохо, что оружия не было, зверья и рыбы здесь навалом! Эх, хотя бы примитивных рыболовецких снастей...
   До домика лесника он не доехал метров двести, свернул в чащобу и понаблюдал, даже расправил примятую траву от колёс. Тогда только вышел на полянку перед покосившимся домом из почерневших брёвен. Настроение было аховое, мысли ярились, он уже представлял себя добровольным русским Робинзоном в тайге. И, только он поднялся на почерневшее крыльцо, услышал бешеный рёв мотора. Пират подскочил, прогнившая половица треснула, сильная боль резанула в стопе, и он
   полетел кубарем с крыльца в фейерверке брызнувших звёзд в глазах. Куртка с треском разорвалась, зацепившись о сучок или разлом ограждения крыльца и изменила траекторию падения. Селивёрстова развернуло, он ударился плечом о нижнюю ступеньку, а потом головой о землю. Падение было ещё болезненнее. Опять в голове брызнули огненные искры. Но сознание Пират не потерял, вскрикнул только и медленно перевернулся, садясь. Неожиданно увидел торчавшую из разорванного пояса куртки сотенную купюру.
   - Баксы! - ахнул он в слух.
   Но зук мотора удалялся, будоража сознание. Он зарычал от бессильной ярости, уткнувшись головой в твердую, как асфальтовое покрытие, выбитую землю тропы и замолотил по ней
   кулаками от злости.
   - Гады! Какие они, всё-таки гады неисправимые, - услышал он сердитое восклицание и обернулся, увидев рослого, седого мужчину на гнилом крылечке.
   - Тигр! Андрюха!
   Схватившись обеими руками за щиколотку правой ноги Пират сел.
   - Это твою машину угнали?
   - Моя! Чья же ещё? - взвыл Селивёрстов, поняв, что Андрей уже видит торчавшую из разорванного пояса куртки долларовую сотку.
   Стриженов снова проговорил. - Какие гады! Ну, какие гады!
   - О ком ты?
   - Жила тут парочка молодая, - произнёс возмущённо Андрей. - Но какие гады! И как это можно?
   А нога болела. Вся! От бедра до щиколотки. Пират задрал штанину и скрежетнул зубами, стопа уже опухла. Он поник.
   Стриженов спросил. - Лёня, а ты, собственно, к кому?
   - Отдохнуть хотел от суеты. От жены и детей. Приезжаю сюда иногда на рыбалку и поохотится. Кто эти молодые?
   - Не знаю их. Серёжа и Даша какие-то.
   - И где живут не знаешь?
   - Да гнали что-то, одно только понял, не из нашего города. Я ведь тоже сюда на рыбалку приехал.
   - На чём?
   - Мотоцикл с коляской тут у меня.
   - Андрей, может догоним?
   - Навряд-ли, тут такая дорога. Колея не для мотоцикла.
   Пират обалдело смотрел на него. Стриженов спросил с подковыркой.
   - И много у тебя в машине таких курточек?
   - А я знаю? Доставил товар знакомому торговцу, а в это время на него наехали, магазинчик разгромили, он где-то прячется,. Я и решил на время смотаться от греха подальше. Одну вот курточку решил себе приобрести, а она вон какой оказалась. С долларовой начинкой. Из-за них наверно у Хакима весь сыр-бор разгорелся. И машина тоже его, по доверенности езжу. Подрабатываю так сказать у него, от гаишников отмазываю.
   Андрей склонился над ним, осматривая опухшую стопу, потом пощупал и неожиданно дёрнул. Пират заорал благим матом, но быстро затих, боль в ноге уходила.
   Успокоившись, Пират поторопил его. - Андрей, поехали. До трассы они навряд ли доедут, мало бензина осталось.
   - Как же ты поехал сюда с пустым баком?
   - А вот так. Ты, я вижу, недавно из Афгана вернулся. Сейчас такое творится. За какие-то пять лет совсем другая страна стала. А народ и раньше дурной был, сейчас совсем с ума сошёл.
   - Да уже разобрался кое в чём, - ответил Андрей. - Но вот как жить в таких условиях не представляю.
   - И я иду куда кривая выведет.
   Селивёрстов поднялся, нога болела, но уже не так, он смог даже опереться на неё.
   - Погнали! Если пропадут эти куртки, мне в жизнь за них не рассчитаться. Стриженов флегматично пожал плечами. - Ну, что ж, поехали так поехали, - и, так же не спеша, пошёл к сараю, вывел из него мотоцикл с коляской.
   Помог забраться Пирату в люльку и поехал на средней скорости по колдобистой малоезженой дороге
   ***
  
   Пират оказался прав, угонщики до трассы не доехали. Мотор заглох в виду Кривых озёр, не дотянув с километр до зоны отдыха. Отдыхающих было мало, но у одного из павильонов стояло несколько легковых машин. Сергей давно заметил, что показания счётчика на нуле и ожидал этого. Он глянул на улыбавшуюся подругу, когда Волга окончательно остановилась, скатившись в ложбинку, и вымолвил с угрюминкой.
   - На этот раз Тигр посадит нас в клетку.
   - Пошёл он начисто! - фыркнула Солнышко и открыла дверцу. - Дальше автостопом поедем. Посмотри в багажнике, может, что-нибудь нужное для нас найдётся? Сергей вышел из машины и открыл багажник. - Да тут шмотья навалом. Машину бросать не стоит, сдадим перекупщикам, они и ворованным не гнушаются, вот и деньги будут. Да и тачку можно загнать, знаю я промышляющих этим дельцов.
   Он увидел канистру, и вытащил её из багажника.
   - Оставайся здесь, а я пойду, попрошу бензина.
   - Я тоже пойду с тобой, мне быстрее дадут.
   - Тоже верно, - согласился Сезам, и они зашагали напрямик к машинам у пивного павильончика.
   Бензин им налили, обратно Солнышко к машине не пошла, двое уже в возрасте мужчин, что слили им по десять литров бензина, даже предложили лучеглазой девушке тонику. И она осталась с ними. Но не долго, минут десять лишь пококетничала с мужиками. Подъехала патрульная машина ГАИ, милиционеры стали расспрашивать о белой Волге около часу назад свернувшей с трассы к зоне отдыха. Солнышко обеспокоилась и попросила одного из мужчин нагнать и предупредить
   своего друга. Тот по началу растерялся. Солнышко приложила всё своё обаяние.
   - Нашли мы её брошенной. Неужели мы похожи на угонщиков? На парня могут повесить угон.
   И тот согласился. Но патрульная машина уже поехала по дороге в сторону леса, опередив их. Ухажер хотел остановиться, но Солнышко попросила.
   - Едем, едем. Подтвердишь тоже, что машина брошена была тут. Я отблагодарю, чем захочешь. Дружок мой не ревнив.
   И мужчина послушался, повёл Жигули, сохраняя дистанцию за патрульной машиной. Внезапно, та резко увеличила скорость и включила сирену. Водитель Жигулей тоже поддал газу. Они выскочили за поворот, лишь на мгновенье потеряв из виду милицейскую машину, и покатили в низину. Милиционеры выскакивали из своего автомобиля, раздались громкие крики и резкие хлопки выстрелов. Жигули резко остановилась, Солнышко тоже выскочила на дорогу и, уже предчувствуя беду, помчала туда. Но, не добежав, охнула и застыла в шоке. Брат Андрей висел на руле мотоцикла с окровавленной головой. Сизов хрипел, по спине его струилась густая струйка крови, но продолжал душить судорожно сучившего ногами Селивёрстова. Они возились на земле у задних колёс Волги. Окровавленный булыжник ярко алел на дороге ещё не запёкшейся кровью. Один из милиционеров подскочил к Сизову, но тот так ловко отмахнулся, молодой парень кубарем отлетел в сторону и тут же выстрелил из положения лёжа. Сергей дёрнулся будто от удара и резко выпрямился, изгибаясь в спине, потеряв равновесие, упал, затихая...
   У него хватило сил лишь несколько раз повторить. - Я убил убийцу. Я убил убийцу друга.
   Тело Селивёрстова вытянулось рядом, устремив выпученные глаза в высь. Вскоре он зашевелился, руки потянулись к горлу, но тут же опали. С тихим хрипом колыхнулась грудь, тело судорожно дёрнулось и перевернулось. Стрелявший милиционер поднялся на ноги и отступил, теряясь. Оглянулся на старшего лейтенанта у патрульной машины. Тот опустил пистолет, узнав Пирата.
   - Ну и натворил Лёня делов! Кто мог подумать? Зря ты того парня подстрелил, лучше бы он его задушил.
   Завыв по-бабьи Солнышко, кинулась к телу брата, приподняла, заглядывая в лицо и пачкаясь сочившейся кровью, забилась в истеричном рыдании. - Братка! Братка! Братка! Это я убила тебя!
   Сизов снова прохрипел, как бы оправдываясь перед смертью. - Я убил убийцу друга, - и окончательно затих...
   ***
   Но это было не так. И убийца, и убийца убийцы, и убитый друг оказались живы, их
   увезла Скорая помощь. Лишь Андрей Стриженов, и то не долго, находился в реанимации, пули, поразившие Сизова, не задели жизненно важных органов, он быстро выздоравливал и, вскоре, его с Пиратом отправили в следственный изолятор, а Солнышко поместили в психиатрическую лечебницу. Но не задушенный Селивёрстов пожил после излечения не долго, повесился на брючном ремне, который он, якобы, пронёс в камеру из-за халатности контролёров. Интересно, пропел ли он перед смертью, и родина встретит меня?
   А братья наконец-таки встретились. Вскоре в больницу, в которой находился Андрей Стриженов, привезли Геннадия Замятина с огнестрельным ранением. Общались они не долго и тайно, Андрей "косил" на потерю памяти, уж очень убедительно водрузился на танке новый вождь...
   И рана Замятина была лёгкой, и его через пару недель отправили в СИЗО, предъявив обвинение в хулиганстве и сопротивлении властям.
   Какая песня без баяна? Какой же русский без тюрьмы?
  
  
   ГОРБАТЫЙ ПЕРЕВАЛ
  
   На последнем привале их подстегнули радиограммой. Радист доложил.
   - Товарищ капитан! Передали, замечен караван из Афганистана, подходит к Горбатому перевалу. Задержать не смогли, обстреляли из зенитного пулемета. Капитан Стриженов тут же вскочил, поднимая всех. - Отряд, строиться. Рассвет только-только занимался, было ещё темновато, особенно в тени скал. Он дождался, когда солдаты выстроились, и коротко поставил задачу.
   - Разведчикам облегчить рюкзаки, оставить только боезапас и воду. Весь груз понесут саперы. Вперёд к перевалу! Приз - наша жизнь. Тут уже нет ни командиров, ни подчиненных. Только вперед!
   И они поперли, соревнуясь с самой смертью. Горбатый кряж перевала уже торчал перед ними. И если боевики или контрабандисты появятся там первыми, перестреляют их, как мишени на полигоне. Около десятка десантников быстро вырвались вперед растянутой группой. Вскоре и вовсе пошли цепочкой, выйдя на покатый карниз, осыпающийся к пропасти. А рассвет разгорался стремительно, небо светлеет неумолимо. Кроме полутора километрового, петляющего карниза впереди еще огромная скала, на которую нужно забраться, с неё только можно выйти на перевал. И хотя десантники держат хороший темп, Стриженов постоянно подстегивает их забористым матом.
   А карниз становится круче. И без того узкая дорожка вскоре превращается в козью тропу, им иногда приходиться зависать над бездонной бездной преисподней, преодолевая каменные выступы. И темп марша замедляется. Капитан кричит уже рядом:
   - Бочкарёв, штангиста твою мать! Темпо! Темпо! Или в натуре дедом стал старым?
   Здоровенный детина впереди ревет дуром и прибавляет шагу. Впереди старшего лейтенанта Дмитрия Соколова только четверо солдат. Он идёт по пятам за коренастым старшим лейтенантом Крымовым. Тот иногда оглядывается на него и покровительственно хмыкает:
   - Силен мужик!
   - Сам ты мужик.
   - Простите, Ваше благородие!
   - Это лучше товарища мужика.
   Тот удивлённо смотрит на него. - Да ты чистой воды демократ.
   - Вот именно, что не грязный.
   Больше Соколов не стал отвечать на его реплики. Да и лейтенант прекратил издевки. Трудно держать дыхание на вертикали. Самый разгар знойного лета, однако, им и в прохладе всегда было жарко, сорок килограммов навьюченного груза заливали потоками пота всё тело. Внезапно, под ногами Вадима Крымова с шумом, сплошным потоком, поползла щебеночная осыпь. Офицер кинулся к стене и вдруг, нечаянная автоматная очередь из-за спины вверх, рушит на него несколько крупных булыг и сбивает с ног. У всех поплыло под ногами, щебенка рушится в пропасть целыми пластами. Приходиться лечь, распластавшись, как на болоте. Только Соколов смог достичь каменной тверди, зацепив кошку за скальный выступ, он стремительно кинулся вниз по веревке за сползающим к пропасти телом лейтенанта. Тот засыпан камнями, рука и нога неестественно вывернуты и кроссовка кровоточит. Но первый прыжок Димы неудачен. И передние солдаты пытаются использовать альпийское снаряжение, но от их движений щебеночный пласт снова зашевелился, и они замирают. Уже не рассуждая, Дима кидается к срывающемуся в пропасть Крымову. Сцепившись, они зависают над туманной бездной преисподней. Но подтянуться на веревке Дима не может. Тяжесть двух орюкзаченных тел неимоверна. У него замерцало в глазах от перенапряжения. Крымов приходит в себя, и голова у него тоже сочится кровью.
   Встретившись с Димой взглядом, Вадим кричит. - Сокол! Вперед к перевалу! Не теряй время, бросай меня. Бросай!
   Находит в себе силы и кричит, повернувшись ко всем. - Прощайте, товарищи! Мальчишке не терпится умереть красиво. Но Соколов продолжает уперто держать его уже не чувствуя руку, вторая у него на веревке, но поднять их тела не в силах. А каменистый кряж, на который им надо подняться, уже рядом. Он почти гол, видна змеившаяся между скал тропа перевала, на которой вот-вот могут появиться боевики. Здесь уже прохладно, рот жадно хватает плохо насыщающий легкие разреженный воздух. Капитан Стриженов пытается, как пловец, приблизиться к каменной тверди, но сползает еще ниже, упершись пяткой в подставленную ладонь пулеметчика.
   - Командир! Подтолкну. Попробуйте добраться до стенки.
   - Отставить! Только сам сорвешься,
   - Сами сказали в этом марш-броске нет командиров. Приготовиться! Пошел!
   От сильного толчка в пятку, капитан взмывает вверх и тигриным прыжком достигает пористой стены из красного туфа. Теперь он действует автоматически. Кошка летит на скальный выступ, рука дергает веревку, проверяя зацепление. Он хищной птицей пикирует вниз, хватает сползавшего к обрезу пропасти пулеметчика и выкидывает его к стене. Потом в натяг по веревке скачет кромкой обрыва и достигает сцепленных тел. Но осилить не может. Дима видит, как белеют его глаза от неимоверного напряжения. Но тут уже пулеметчик кидается к ним, и они вылезают, наконец, на зыбкий карниз, а потом достигают и твердого места, освобождая из зыбучей щебенки и остальных.
   Стриженов снова кричит, подстегивая десантников. - Вперед к перевалу. Раненых подберут умирающие.
   Умирающие, на их сленге, это выдыхающиеся. Тут уж капитан опережает всех, забрав пулемет вместе с дисками у захромавшего чернявого пулеметчика. Соколов от него не отстает. Впереди высится последняя преграда, крутая стена. Первыми они и подходят к ней.
   Остальные в ста метрах от них. Закинув кошку и, начав подьем, Стриженов кричит:
   - Соколов! Забери пулемет у Бочкарёва.
   Тот ревет подбегая. - Обижаешь, командир.
   - А...Ва...Ма-а...- грубо матерится капитан, и Бочкарёв безропотно меняется оружием с офицером.
   - Командир прав, - соглашается солдат. - Ты меня обойдешь на вертикали. А там, в первые минуты, лишний пулемет не помешает.
   С первого броска Дима не сумел зацепить кошку. Его нагоняют еще трое. Но со второго броска и он рьяно полез вверх, лезет быстро, наращивая темп. Чем выше, тем легче. Это старые горы, хорошие горы. Ходить по ним легче и безопаснее, рыхлый камень в разломах и трещинах, дальше они уже и веревкой не пользовались. Однако капитана он так и не нагнал. Тот уже исчез за увалом. Вскоре достигает каменного гребня и он. Перед ним неглубокая лощинка и длинный горб перевала с редкими скалами, среди которых белеет лента избитой копытами вьючной тропы. Но тут последние силы покидают Соколова. Он окончательно умирает, по-рыбьи хватая ртом не насыщающие кислородом легкие воздух. Правее ему видна сказочно расцвеченная изумрудно палевым многоцветьем небольшая долинка-оазис. А вокруг вечный покой. Космическая величавость древних гор, Памира - Крыши мира, завораживает огрубевшие на войне чувства. Приятно обдувает ветерком, воздух чист и колюч, словно шипящие пузырьки шампанского.
   Но что это? Дмитрий вздрагивает, всматриваясь в красочную даль. Цепочка муравьев выползает из изумрудного островка зелени на противоположном конце вытянутой неровным эллипсом долинки. Ползет среди расчерченных неправильными квадратами крохотных полей в их сторону. И сторона к ним всего с километр. А впереди каравана должен идти дозорный отряд... Откуда только взялись силы? Соколов скатывается кубарем в лощину и, отчаянно карабкаясь по круче, быстро забирается наверх.
   Слышит возглас Стриженова. - Стреляй только Макаром. Не спугни караван. И тут же затрещали пистолетные выстрелы. На Диму выскакивает бородатый молодой боевик, но не успевает вскинуть автомат, падает сраженный выстрелом сзади, это бил капитан. Он снова кричит:
   - Бери правее.
   И точно, выскочив из-за скалы, Дима видит бегущую назад к долине халатную фигуру
   и стреляет в нее. Рядом свистят пули, Дима прыгает за скалу и успевает выпустить
   оставшиеся в обойме патроны в стрелявшего совсем молодого боевика. И тот тоже
   падает. Но первых своих убитых Диме не удается посмотреть
   - Занимай позицию слева от дороги, - приказывает не видимый ему за камнями капитан.
   - Ставь пулемет. Гранаты к бою. Забрасываем гранатами. А потом - огонь из стволов.
   Протопали двое десантников, потом еще. Соколов устанавливает пулемет и раскладывает перед собой гранаты. А караван приближается. Слышны крики погонщиков и храп мулов. Вереница вьючных ослов уже преодолевает подъем, остальные скучились внизу.
   А торжественное величие гор призывает к покою и созерцательности. Дико думать, что сейчас свершится ужасное смертоубийство. Какое-то гадкое чувство липкой мерзостью заливает душу.
   - Не психуй, командир! - замечает его состояние залёгший рядом солдат.
   - Гранатами! - вскрикнул капитан.
   И команда сработала.
   Швыряет гранаты одна за другой и Дима. Различает только первый взрыв. Все опрокидывается в сознании круговертью дыма, огня и пыли. Огненный смерч выбрасывает разодранные куски плоти и конечности животных и людей. Дробный треск выстрелов из нескольких стволов затряс и его будто в пароксизме тропической лихорадки. Пулемет сам бьется в его руках, вырезая целые куски пульсирующего, дико орущего кровавого месива. Один диск он заменил, но когда кончился и тот, заменить его не может. Оружие продолжает трястись, но он не может оторвать от него руки. Трясется вместе с ним и поднимается на колени. Тут же оглушительная затрещина швыряет его на землю, и он затихает, выходя из приступа сумасшествия.
   Наконец пыль и дым после взрыва гранат осели. Разгромленный караван, будто растерзанное тело, все еще воет и стонет жалобными голосами. Несколько боевиков засело было в камнях, но среди них полыхнуло несколько взрывов гранат пущенных из гранатометов. И там сопротивление прекратилось. Как-то само собой стрельба прекратилась. В стороне в самых невероятных и жутких позах разбросаны тела прорывавшихся к зеленке и к скопищу камней боевиков. Лишь один еще шевелится, лежит, будто на алтаре, на плоской красиво искрящейся гранитной глыбе и фанатично тянется к автомату. Но уже никто не хочет убивать. Лица солдат каменные маски. Даже грубый Бочкарёв шепчет, направляя на него ствол:
   - Куда прешь, чёрт глюпий? Уймись.
   Но нет. Юноша в пятнистом камуфляже вынимает из складок одежды розовенький кружевной платочек и прикрывает им глаза, декламирует громко.
   - Поле черное - сердце мое. Роза алая - сердце твое. Пусть она распускается там.
   А я душу свою и себя - все аллаху отдам.
   Прикладывает платочек к губам и громко восклицает по-русски. - Прощай, Валентина!
   Солдаты, переглядываются. Кто-то хмыкает. - Где только блядей наших любят?
   Однако зенитного пулемета они в разгромленном караване не нашли. Вероятно, где-то неподалёку затаилась группа прикрытия и устроит им такое же кровавое месиво во время эвакуации. И уйти обратным путем им нельзя, перестреляют, как куропаток на открытом карнизе. И караванная дорога шла в неконтролируемый таджикскими властями район. В общем, они сами залезли в каменный мешок. И воды, было очень мало. А людей прибавилось, их почти взвод, и раненых духов около двадцати человек. Ночь они перекантовали, заняв круговую оборону. Надо было что-то решать, однако приемлемых вариантов не было.
   - Командир! - окликнул Стриженова радист. - Никулин собирается нас эвакуировать.
   Капитан курил, привалившись к скале. На голос радиста он не обернулся, ответил глухо:
   - Я тебе сказал. Тополь запрещает посадку. Отряд духов из Афгана с зенитным пулеметом сидит где-то в засаде.
   - Никулин фыркает, что вы специально преувеличиваете опасность, чтобы получить орденок повесомее.
   - Ходим открыто, - сомневается и Соколов. - Не осталось, наверное, тут ни кого.
   - Наверное, на войне смертью оборачивается, - окатил его холодным взглядом Андрей Стриженов.
   Потом сказал вставая. - Пойдем по горушкам полазаем.
   Крикнул солдату с оптической винтовкой. - Клюев, за мной! Они завернули левее, обойдя полевой лазарет раненых боевиков устроенный на открытом месте и, забравшись выше, залегли. Капитан стал обозревать окрестности в бинокль, а солдат приложился к винтовке. Соколов просто прилёг и, сорвав засохшую былинку, грыз её. Капитан вдруг схватился за винтовку снайпера и прицелился, шаря окуляром. Но безрезультатно. Он чертыхнулся вскоре.
   - Чёрт! Исчез дух. Только что из-за скалы высунулся с биноклем.
   От окуляра винтовки он не отрывался, продолжая наблюдение. Внизу вдруг громко закричали.
   - Летят! Пчёлки летят. И спасатель.
   Капитан глянул на Соколова. - Иди к рации. Пусть передаёт - эвакуация невозможна. Боевики со сваркой в засаде.
   Дима поспешно спустился со скалы и направился к открытой площадке, где можно было совершить посадку. Солдаты уже залегли в камнях на краю и наблюдали за приближающимися вертолетами.
   Радист монотонно бубнил. - Береза! Береза! Как слышишь? Прием. Тополь запрещает посадку. Сварка у духов. Сварка. Зенитный пулемет у духов. Вертолеты огневой поддержки замерли в некотором удалении. Спасатель и десантная пчелка упрямо приближались к площадке. В сильной разреженности натужно ревели моторы, и движение машин было несколько замедленным. Площадка была небольшой, метров сто, на самой верхотуре, и обрывалась заоблачной далью. Дмитрий закричал радисту.
   - Давай отбой! Отбой посадке. Пусть сбросят воду и пищу и уходят.
   - Да не слушают они меня. Их нет на моей волне. Только Никулин матерится.
   Внезапно из-за спасателя выскочил маленький штабной вертолет и крутой дугой пошел на посадку. Приземлился, было, но подскочил как-то странно и неожиданно рухнул, завалился на бок и затрясся под треск ломаемых винтов. Что-то резко стукнуло в моторе, и он заглох, задымив. Корпус стрекозы запрокинулся, из него вывалились три фигуры. Два подполковника помчали к камням, капитан громко вскрикнул, когда вскочил, и со стоном сел на землю. Рослый подполковник, услышав крик, обернулся и вернулся к подвернувшему ногу капитану. Сгреб его в охапку и понес к залегшим в камнях солдатам. Смело пошел на посадку и санитарный вертолет, за ним и десантная пчёлка. Солдаты выскочили из укрытия и с криком ура, помчали к ним. Первым из спасателя выпрыгнул высокий, худощавый капитан, за ним коренастый солдат. Подполковник Никулин сбавил шаг и подошел к растерянному Соколову.
   - Ну, где пулемет, паникеры?
   Тяжело дыша, подошел и подполковник-пилот со стонущим, изнеженного вида капитаном на руках.
   Он положил офицера на землю и стал освобождать его от обуви, Никулин закричал подходившему врачу:
   - Семенов! Осмотрите раненого.
   Но тот лишь мимоходом глянул на раздувшуюся щиколотку и распорядился. - Несите в вертолет.
   - Семен Семеныч! Это проверяющий.
   - Для меня это раненый, - отрезал врач и обратился к Соколову, тиснув его приветливо. - Дима, веди к тяжелораненым.
   - Среди нас нет. У духов только.
   - Веди, значит к духам.
   Военврач сказал Никулину уже на ходу. - Я остаюсь здесь с ранеными. Пускай улетают без меня.
   - Да зачем тебе это надо?
   Поднявшийся с колен подполковник проворчал, глядя на Никулина.
   - Первый раз вижу такого быстроного десантника.
   - Твоя стрекоза могла взорваться.
   - Вот именно.
   Никулин отошел от него, выкрикнув. - Начинайте эвакуацию. Только наших раненых.
   Зверей заберут таджикские товарищи.
   Тут и выбежал из скопища камней Стриженов. Врач потянулся было к нему с улыбкой, но Андрей подскочил к Никулину.
   - Товарищ подполковник, отмените эвакуацию.
   - Перегрелся, капитан!
   И попросил язвительно остановившегося врача. - Семен Семеныч! Проверьте Стриженова на предмет вменяемости.
   Но тот резко ответил. - Проверяют целок и то только у мусульман. И пилот буркнул. - Никулин! Ты б лучше не вмешивался не в свое дело. Это тебе не в штабе линии на карте проводить.
   - Я дал слово, что сегодня же эвакуирую отряд. И выполню его
   - Командир отряда лучше знает обстановку.
   Но уже несли на носилках двух раненых. Стриженов крикнул.
   - Отставить эвакуацию. Уйти всем в укрытие!
   Солдаты остановились.
   Никулин заревел, топая ногами. - Грузите!
   - Мы что вам дрова? - заворчали солдаты.
   Подполковник закричал на Стриженова. - За неподчинение старшему по званию пойдешь под трибунал!
   Стал теснить строптивого офицера и подполковник - летун. -Капитан, остынь! Не видишь, покомандовать хочется штабному чижику.
   - И улететь побыстрее отсюда, - хмыкнул кто-то из солдат.
   Никулин гордо выпятил грудь. - Я - строевик! Два года, как перешёл на штабную работу. И улечу с последним солдатом! Загружайте пчёлку и спасателя под завязку. А оставшиеся до прибытия следующего звена вертолётов, займутся минированием перевала.
   - Мин нет, саперов я завернул обратно, когда понял что мы в ловушке, - сказал Стриженов.
   Никулин зло ощерился. - Паникёр! Ты за это ответишь. И Стриженов отступил, отвернувшись, застыл в нехорошем предчувствии. Сержант обратился к толпившимся солдатам.
   - Ну, давайте, кто полетит первым? Только курево и НЗ с водой нам оставьте.
   Никулин возмутился. - Это что ещё за партизанщина? Первое отделение - пошёл! Почти половина отряда вошла в вертолеты, вместе с потерпевшим аварию пилотом и проверяющим. Остающиеся понесли в камни бачки-термоса с водой и пищей. Заревели моторы в полную мощь, люка запахнулись. Машины начали покачиваться, отрываясь от земли. Никулин сказал Стриженову. - Отойдем от греха подальше.
   Тот спросил зло. - Поэтому и не полетел?
   Но не успел закончить фразу. Внезапный грохот и ужасающий треск потряс всех. Оторвавшиеся, было, от земли вертолеты упали густо дымя. Взрывом взметнулось яркое пламя и загудело гигантскими погребальными кострами. Задымил и вертолет огневой поддержки и пошел прочь быстро снижаясь. Оставшиеся вертолеты некоторое время били наугад ракетами и из пушек, круша горы, окружавшие залегших в камнях солдат, и потом стали медленно уходить.
   И снова раздалась пулемётная очередь, в клочья разметав лазарет раненых боевиков.
   Кто-то из солдат мрачно вздохнул, ставя последнюю точку. - Картина Репина -
   Приплыли!
   Они всё же ушли с Горбатого перевала. Ушли этой же ночью по тропе. Боевики видно не ожидали от них такого и не преследовали. Как только рассвело, они вызвали вертолёты и благополучно эвакуировались.
   А дальше, - рапорт Стриженова о роли подполковника Никулина в гибели почти половины отряда и двух вертолётов комдив не принял, только отматерил. - Старшим в жопу не заглядывай!
   Стриженов после такого разноса самовольно покинул часть и уехал в Москву добиваться правды. Шло сокращение армии, даже десантных войск, и вскоре пришло сообщение, что неугомонный капитан уволен без выходного пособия. И Соколова тоже убрали с глаз долой. В Чечне начались боевые действия и его перевели туда... И тут увидел Дима во время антракта на торжественном вечере в Доме Офицера по случаю награждения подполковника Никулина. Того тоже наградили медалью "За боевые заслуги" уже первой степени. В Диме всё закипело внутри, цену наградам он знал, сам воевал. И неожиданно взыграло в нём ретивое, когда он вновь столкнулся уже в туалете с Никулиным. Тот спрятался, было, от него в кабинку и стал там громко пыжиться. И как только Соколов почувствовал, что он наложил, ворвался в кабинку и окунул его мордой в унитаз с собственным дерьмом. А потом ещё и вытащил измазанного с голым задом подполковника в фойе, чтобы все видели сраного вояку... После этого случая Диму не сократили, а посадили за злостное хулиганство... Эх, побольше бы у нас было таких хулиганов.
  
  

СЕРЁЖКА

  
   Татьяна Николаевна Стриженова намеревалась оставить подростков одних, чтобы не сковывать их своим присутствием. Она поздравила дочь с днём рождения, подарив ей красивые и, явно дорогие, ажурные серёжки-висюльки, немножко поговорила с ними, и после второго стаканчика сухого вина собралась уезжать. Но дочь попросила её посидеть с ними. Дружок дочери, крупный и угловатый, и лицом несколько грубоватый, как и их уже похожий на "нового русского" сосед по загородному дому Федя Чебыкин, заинтересовал Стриженову старшую. Она спросила мальчишку.
   - Что это за имя у тебя такое - Гава?
   Дочь ответила за него. - Гав-гав. Мой верный Дружок.
   - Танин сторожевой пёс, - стали шутливо представлять его и подруги.
   - Смотри, Тото, самоё как бы не растерзал, диковат абы.
   - И не дрессирован к тому же...
   Именинница сердито фыркнула. - Дрессированного мужа выбирай!
   - А вообще-то да! Первая любовь всегда проходит.
   Именинница осердилась. - Это вы - проходные. А мы с Гавой даже не первые друг для друга, а единственные.
   - И умрёте в один день?
   - К нашей старости изобретут эликсир бессмертия. Мать на это ни как не отреагировала, и ребята стали смелеть, да и они были старше Тани, та пошла в школу на год раньше. Заговорили, засмеялись, три пары стали танцевать под мелодию двух кассетного магнитофона. Замахали почти голыми попками в бикини эротическую макарену, ласкаясь с нарочитой откровенностью. Только два уже не по возрасту тяжеловесных подростка, Гава и Федя Чебыкин, со своими изнеженно беленькими подружками остались с мадам Стриженовой у достархана на траве. Татьяна Николаевна продолжала смотреть на Гаву вопросительно, и тот ответил.
   - Гаврила Геннадьевич Замятин, к вашим услугам.
   Женщина не смогла скрыть оторопи. - Уж не Геннадия ли Замятина сынок? Он, кажется, освободился?
   - Одни с мамкой живём.
   - Мама, - ахнула дочь. - Его отец - авторитет?
   - Антиавторитет, - вырвалось у Татьяны Николаевны. - Кстати, твой отец папе Гаврика приходится племянником по рождению. Они почти одного возраста и воспитывались вместе и считают себя братьями.
   Тото фыркнула с издёвкой поймав растерянный взгляд своего Дружка. - Я же говорила, мы с тобой очень похожи, а теперь выходит ещё и дальние родственники.
   - Ч... Чем? - заикнулся он.
   - Неправильные мамы у нас и очень правильные отцы.
   Стриженова старшая осердилась. - Тото! Договоришься ты у меня!
   - А я говорила, что не стоит тебе с моими друзьями знакомиться. За всю историю цивилизации отцы ни когда детей не понимали. А ты типа умнее всех?
   Женщина задохнулась от негодования и дочь отпрянула в сторону.
   - Ага, мамочка. Да, и сразу драться...
   - Всё, больше не буду вам мешать, - сказала Татьяна Николаевна глухо, взяв себя в руки. - Уезжаю. Надеюсь, найдёте дорогу к своему лагерю отдыха? Тут чуть больше двух километров прямиком по лесу пройти.
   Ребята уже собрались за достарханом, поэтому она и обуздала своё раздражение. Сидели они немного напряжённые все по парам за цветастой одноразовой скатертью на траве, с обильной и разнообразной закуской, но ели без особого аппетита. Они расположились под раскидистой одиночной липой на небольшой поляне у подёрнутой ряской заводи. Этот уголок природы был до умиления таким русским! Пейзаж с холмистыми перелесками и извилистой речушкой напоминал какую-то картину Левитана. Стриженова по настоянию дочери позволила им выпить, поставив по две бутылки шампанского и сухого вина и бутылку ликёра Амаретто. Она убедилась, для восьми шестнадцатилетних подростков это было не много. А дочь по виду в возрасте им не уступала. Некоторые девочки выглядели гораздо моложе её. Хотя сравнивать юных по молодости. Хотя, эта по сути ещё детвора имела уже с ярко выраженные сексуальные наклонности. Татьяна Николаевна считала, что рано начала сексуальную жизнь, но дочь опередила её сразу аж на три года. Она фыркнула про себя в завистливом раздражении... О времена, о, бляди!
   Таня засмеялась, обняв своего серьёзного дружка. - Мама, это твой почти - зять. Пора ближе знакомиться.
   Замятин краснел и, не выдержав, резко поднялся и ушёл к заводи, бросившись в воду. Побежали за ним и остальные, хотя только что сели за достархан. Плескались в воде ребята довольно долго и вернулись продрогшие. Со смехом допили остатки вина и примолкли. Присутствие ухоженной и солидной женщины, всё же, немного сковывало ребят и Таня, поняв это, распорядилась.
   - Спасибочко мамочке! Урок твой пошёл всем на пользу, вези нас обратно. Мне ещё надо к дискотеке праздничный стол соорудить.
   На этот раз никто не возражал, они быстро собрались и, погрузив всё в микроавтобус, на котором приехала Стриженова, покатили обратно, запев старую советскую песню.
   - То берёзка, то рябина, куст ракиты над рекой. Край родной, на век любимый. Где найдёшь ещё такой?
   Стриженова даже умилилась, компания у дочери, как сама Тото сказала, подобралась классная. Подъехав к воротам с надписью по верху - подростковый лагерь отдыха - Юность, Стриженова тоже вышла из Газели следом за затолкавшимися подростками и остановилась у открытой дверцы машины, снисходительно улыбаясь. Дочь особенно смачно расцеловала её и довольно воскликнула, трогая руками ажурные сережки в ушах.
   - Ну вот, теперь у меня есть по-настоящему женское украшение.
   Кто-то из ребят фыркнул. - Тото, теперь не ходи одна без своего Дружка, сорвут вместе с ушами.
   Она взорвалась. - Хватит меня детским именем обзывать, а его собачьим.
   Татьяна Николаевна воскликнула. - Как вы торопитесь стать взрослыми.
   - Сама всё время твердишь, вспоминая - это было глупое детство. Пора и мне выходить из него.
   - И куда, интересно?
   - В свои интересы.
   - Для этого надо вначале стать взрослым, чтобы знать чего ты на самом деле хочешь.
   Таня фыркнула. - Хотение и есть знание того чего хочешь.
   - Исполнение собственных желаний чаще наносит вред. Особенно в юности. Чтобы чего-то добиться - не надо лениться, а много трудиться.
   - Работай! Работай! Работай! И будешь с большущим горбом, - заговорили и ребята без стеснения.
   - Подавление собственных желаний вдалбливали народу коммунисты, чтобы рабочий человек больше пахал и меньше брал.
   - Лень - двигатель прогресса, а не суета сует, осужденная всеми религиями и философами мира.
   - Истина в вине! То есть, в кайфе. В нирване упоительных чувств. Не красота и любовь, а свободный секс спасут и вылечат человечество, как от физических, так и от душевных недугов и моральных комплексов.
   Стриженова возразила. - Без моральной узды человек бесится, что сейчас и происходит в нашей стране. Чечня тому самое страшное подтверждение.
   - Солженицын ещё в шестидесятых годах сказал, что чеченцы воровская нация. Сейчас из Чечни правоохранительные органы ушли, вот они и беспредельничают, уничтожая уже самих себя.
   Стриженова даже ахнула. - Устами младенцев глаголет истина!
   Её не поняли, но не посмели возразить. Возмутилась Танюшка.
   - Хватит, мамочка, считать нас маленькими.
   - Да не о том я. Учёные мужи не могут понять и объяснить причины этой войны. А вы...
   - Да не интересует нас политика.
   - Да-да... Кумиром мира не труд, а секс стал.
   - Мамочка! Это и козе понятно. Примат сексуального начала.
   Заговорили и остальные, всё девочки. - Секс это приятное развлечение, активное и чувственное общение без угнетения одного другим.
   - Ты не только берёшь, но и даёшь удовольствие в сексуальной дружбе.
   - Хиппи гениально правы в своём основном кредо. Я люблю всех, все любят меня.
   - А СПИД?
   - Поэтому надо создавать что-то наподобие закрытой для посторонних первобытной семьи.
   - Голый секс без любви и моральных правил? - ахнула Стриженова, хотя сама не очень-то придерживалась этих правил, инстинкт сработал, детям надо только так говорить.
   Тут уж на неё накинулись все. И кто? Девочки...
   - Секс, это оборотная сторона морали, одной и той же медали.
   - Антиморально насилие, но не удовольствие по обоюдному согласию.
   Стриженова удивилась. - Вы уже практикуете оборотную сторону такой морали?
   - Не закомплексовываемся на устаревших понятиях о взаимоотношении полов.
   Откровеннее всех говорила дочь, и это матери было не очень приятно. - Объясните доступнее, что сие обозначает для девушки, собирающейся стать матерью?
   - Тоже что и для юноши. Отец такой же воспитатель.
   - Слышала я о брючницах. И вы тоже такими хотите стать?
   - Мужчины все сплошь бабники, а нам выходит этого нельзя?
   Татьяна Николаевна не могла ответить, немного шокированная, слишком всё просто и очевидно было у них, и лишь фыркнула.
   - Пора вам цитатник свой издавать.
   Ребята переглянулись, будто она натолкнула их на мысль.
   - А что? Это идея!
   Пора было уезжать, напоследок Татьяна Николаевна всё же предостерегла их. - Вот вы сейчас любитесь, вернее, сексуальничаете открыто. Но многим из вас потом эти сексуальные связи могут принести неприятности. Я имею в виду девочек. Русский мужик, даже образованный, в душе остаётся азиатом и очень ревнив.
   - Мама, ты безнадёжно устарела. Эти мальчишки уже мужиками, а тем более - чурбанами не станут.
   - Вы говорите чужими словами.
   - Да, уважаемые родители, - не вашими. И ваше героическое бытиё ради какой-то не понятной нам страны. Да и народа мы тоже не видим, и не принимаем.
   - Не обольщайтесь демократией, а вы девочки - женским равноправием.
   - Почему?
   - Демократия даёт свободу только сильному, то есть богатому. И в свободном обществе соблазняют или насилуют, покупают и продают, бросают, почему-то в основном только женщин.
   - Теперь и женщина так же соблазняет или покупает мужчину. И бросает, и продаёт. По статистике, обычно женщина инициатор развода и причина адюльтера, - сказал Замятин и невольно посмотрел на свою Тотошку.
   Та снисходительно заулыбалась, она явно рисовалась, показывая матери своё лидерство в компании. - Мамочка, или не видишь? Падающие звёзды эстрады, да все у кого деньги есть, покупают себе, как-то: дядечка юную девочку, тётенька мальчика. Богатые старые супружеские пары дружат сексуально с молодыми. И бордели для женщин появились. А брючниц сколько развелось! Хватит нас, мама, нянчить. Мы раньше взрослеем.
   - Не взрослеем мы, а скучнеем, изнашиваемся. Привыкаем к плохому и начинаем его потреблять.
   - Ма! Не надоело цитировать банальности? Пойми, мы - другие, - отвергла её высказывание дочь.
   - Раньше, девчонки уже в четырнадцать лет замуж выходили, и у нас скоро такой закон примут.
   - Ну, ладно, это можно, если муж будет старше и может обеспечить тебя. А какой муж с семнадцати летнего пацана? Тут придётся вам юные дамы или у родителей на шее сидеть, или с милым в шалаше жить.
   - А что, более старшего нельзя любить?
   - Трудно, - фыркнула Татьяна Николаевна. - Если, конечно, ты не прости-господи какая....
   Со взрослыми было увлекательнее спорить, девочки загомонили. - Мы не торгуем собой и не покупаем сексуальные удовольствия, а просто, обмениваемся ими.
   - Мы, девчонки, такие же человеки, и лишь половой орган у нас устроен по другому.
   - Только в развитых странах женщина равноправна и не ограничена ни в сексе, ни в общественно-политической, творческой и любой деятельности. Отсталые страны так и останутся отсталыми пока женщина не получит равные права в обществе.
   - Не торопитесь уходить из детства. Во взрослой жизни не так уж и много радостей.
   Стриженова грустно улыбнулась и покачала головой. Ребята вновь примолкли, остановившись стайкой у решетчатых ворот. И сейчас они немного стеснялись, хотя Стриженова оказалась вполне современной мамкой. И одета была крайне просто, в светлые полотняные брючки чуть ниже колен и белые босоножки. Клетчатая рубашка с короткими рукавами хорошо подчеркивала не очень большую грудь. Её можно было принять за их старшую подругу, лицо было свежее, как у совсем ещё молодой женщины. Она спросила, закрывая интересную только для подростков давно изжеванную тему о равенстве полов.
   - Ну, как пикничок, понравился?
   - Да! Да, Татьяна Николаевна. Все было замечательно, - загомонили наперебой девчонки.
   Лагерь отдыха был пуст, лишь одиноко трепетал на ветру российский флаг на высоком флагштоке перед одноэтажным панельным корпусом клуба - столовой. Вокруг среди редких деревьев стояли сборные модули многоместных спален. Татьяна Николаевна стала прощаться. Все девочки по очереди расцеловались с нею, мальчишки крикнули, до свидания. Она села за руль. Но дверцу не закрывала. Ей что-то взгрустнулось.
   - Ну, вот и вы становитесь взрослыми. Только рано о замужестве думаете.
   Таня, рисуясь перед матерью, фыркнула. - Дура, штоль, с ранья с пеленками возиться?
   Лобастый, карикатурно крутой здоровяк хмыкнул. - И мужу исподнее стирать.
   - Перебьется у меня муж. Сам будет свои трусы и носки стирать. И кухня напополам.
   - Перегородку поставишь?
   - Шаляпин! Тебе лучше жевать, чем говорить. Может, тогда за нормального бугая сойдешь.
   - Чукчонки уже на стерв косить стали? - визгнул Федя Чебыкин не солидно для своей могутной комплекции.
   Стриженова рассмеялась. - Мальчишек бугаями зовете... Ну, ладно, они на откармливаемых бычков довольно похожи. А почему девочек - чукчонками. А не тёлками, как вас звало более старшее поколение?
   - Чукчонки - глупенькие ещё, но уже не девчонки.
   Фраза повисла в воздухе, и все враз замолчали, поняв, что немного перебрали. Даже мадам покоробила такая вольность. Она поспешила включить мотор и сделала вид, что последнюю фразу не расслышала. Махая рукой в открытое окно, стала разворачивать машину.
   Проводив машину глазами, ребята вновь заговорили
   - И бугаи ещё не быки. Нам самим приходится выжимать из вас удовольствие.
   - Бугаев надо в моральном стойле держать, а выпустишь, так же как с Чечней, не по уму и с нами будете воевать.
   - Ой, а вы, попробовали в кусточках "про это" в натуре, и уже не дуры.
   - С вами чего попробуешь? Только хвалебную трепотню о себе, будто вы всё уже видели и всё знаете. А сами на всю жизнь останетесь пацанами, играющими роль мужчин.
   - Десантника небо делает мужчиной, а мы вас.
   - А тебя, конкретно, кто обабил?
   - Пацан! Ты меня только омамил. Не мужчиной, а моим сыночком стал.
   Тут уж все девчонки рассмеялись и стали покровительственно ласкать своих "деточек". Те ворчали.
   - Незрелый банан или морковка женщинами их делают.
   - Мы сами себя делаем!
   - Штамповки вы западные.
   - Под Спид-инфо лажанулись! И звезданулись.
   - Мы надёжные западные штамповки, а вы - самодельное русское фуфло - подделка.
   - В России ничего стоящего не делают, и всех хуже - мужиков.
   - Штамповки, по западным меркам, тоже дешёвки.
   - Не меряй нас Западом. Там мужик с деньгами. А что с вас возьмёшь? Поэтому и приходится за так отдаваться, вас жалеючи.
   - Милостыньку подаём, а они ещё недовольны.
   - Мамка у меня простая и просто говорит старшему брату, - женись, ну, кто ты без бабы?
   - Плейбой!
   - Идиоты! Задрочились на порнуху.
   - Ваатще! Какими вы будете мужчинами, если с зайца берёте пример?
   - Нам тоже эта эмблема свободы - заячьи уши, не нравится.
   - Уроды! Плейбой, это и есть заяц. Заяц, который трепаться не любит.
   - И палки у него нет, сподручными материалами из секс-шопа пользуется.
   - А вы то кто? Тоже зайчихами будете.
   - Таких, среди любимых вами чурбаночек ищи. А мы давно уже не зайчихи и не рожаем по-кроличьи.
   Таня Стриженова демонстративно выставилась, изображая стерву, произнесла значительно. - С утра леди, на ночь - блядь. Вот кем должна красивая девушка стать, чтобы в жизни этой не прозябать.
   Девочки явно были умнее и язвительнее, и парни замолчали, исчерпав свои умственные возможности. Компания была своеобразна, все девчонки, кроме одной, явно из "новых русских", как и Федька Чебыкин - Шаляпин. Он буквально подобрал свою Золушку ещё в четвёртом классе, когда она упала в голодный обморок на уроке физкультуры, подкормил её и подружился. Да так! Все завидовали Зоюшкиному обожанию этого мешка с говном, как его звали.
   Таня демонстративно вытащила упаковку контрацептивов и проглотила таблетку, потом прошептала хамовато. - Пацаны, усекайте! В лагере кроме обслуги, похоже, ни кого нет. Еще не вернулись с экскурсии.
   Ребята усекали. - Расползаемся по комнатам.
   - Ай-ловью будем ловить с комфортом.
   - Точняк! Не секс у нас в кустах, а самый банальный трах!
   - Жопа вся комарьем искусана.
   - Хи! А у моего Федечки, - смущённо хихикнула беленькая и лупоглазая Зоюшка - Золушка. - Сплошь яички в пупырышках. Волосёнки выпрямить и кактус в штанах.
   - И ты, Зоюшка, такая скромница, всё это рассматривала?
   - Придурки! Если мы за вами смотреть не будем, грязью зарастёте.
   - Девчонки, о чём базарим? Погнали, чтоб побыстрее нам кайф вогнали.
   - И их утешим порнухой в натуре! Или мы уродливые дуры?
   - А толку что? Серенаду нам давно не поют.
   - А цветы только старые любовники нам дарят.
   - Да, ладно. Примем их сопение за сексуальное пение. А ворованный цветок за высокогорный эдельвейс.
   - Вот она наша женская честь!
   - Какая может быть любовь с молчаливыми мудаками?
   - Да не, женщина любит ушами только у мусульман.
   - А русская девочка только тогда полюбит, когда милый долгоиграющую палку ей с азартом влупит.
   Девчонки просто издевались над своими бой-френдами, завизжав, подражая известной песне. - Мне б такого! Мне б такого! Мне б такого!
   Одна из девчонок предложила. - Хватит теорию пуржить, пора в натуре, как в Спид-инфо любить!
   Все побежали к домикам.
   Таня затащила Гаврика в его же спальню с десятком коек. Толкнула в постель и стала раздеваться, изображая стриптиз - герлз на подиуме. Гибкое тело с уже выпуклыми женскими формами тут же привело Гаврика в трепет. Она сама скинула с него шорты и майку и, цапнув за торчавший, отскочила, дразнясь. Он стал гоняться между коек за нею...
   Но потное девичье тело выскальзывало из рук. Да и волновало его до дрожи, особенно круто вздёрнутые ягодички нешироких ещё бедер. И пися у неё была обрита, нахально топорщилась нежной припухлостью лона...
   Наконец Таня позволила ему поймать себя...
   Сердясь, он ухватил её за талию и прижался щекой к попке, а потом стал насаживать на себя с ворчанием.
   - Сама доводишь до белого каления, а потом...
   - А ты держись! Ну, какой ты, право, торопыга, - вильнув задом, сорвалась она снова, но он удержал её силой.
   Однако Таня всё же вывернулась и привалила его к спинке кровати, села над ним на корточки, выпятив лоснящийся пирожок плоти. Раздвинула разрез влагалища и подставила над мошонкой, изогнувшись... Задорно рассмеялась, член будто из неё торчал.
   - Сама тебя буду!
   Стала ещё сильнее изгибаться в мостике, но он уже не мог терпеть, грубо осадил её на спину, и вонзился с протяжным вздохом в упругую влажность тесного влагалища. Азартно задвигал бёдрами.
   - Тото! Как я люблю тебя! И ни какая мне больше женщина не нужна...
   - Быстро любишь, - простонала она капризно. - Женщину надо готовить к соитию.
   - Неужели тебе не хватает?
   - Разнообразия хочется.
   Но он уже тяжело дышал и мало чего соображал.
   - Тото! Я люблю тебя! Люблю!
   - А ты не люби, а е.., - хамела она, уходя в оргазм от этих страстных слов и азартных до боли движений, сама быстрее замахала бёдрами, и, наконец, тоже застонала протяжно. Но не успевала, он дрожал, выплескивая сгусток страсти и глухо зарычал обмякая. Таня ещё какое-то время билась в него лобком вхолостую, но, видно, устала и начала медленно обмякать, досадливо повизгивая.
   - Ну, никак, никак я не кончу с первого раза.
   Видно было, Замятин сильно переживал за свой непродолжительный для любимой оргазм. Но Таня скоро успокоилась и стала лениво массировать его гениталии. Повернулась к паху лицом, рассматривая, потом обмыла головку слюной и взяла в рот, стала сосать и гонять его во рту как конфетку, посмеиваясь над его возбуждением. И когда он начал входить в экстаз неожиданно бросила сосать, потребовала с вызовом.
   - И ты тоже мою поцелуйку губками поласкай!
   Она двинула бёдра ему на грудь, отставив ноги, и он, огладив нежную кожу паха, с двух сторон обхватил припухлость влагалища, раздвинул тугую щёлку и провёл пальцем по розовой мякоти раскрытой плоти.
   - Ну, поцелуй кис-киску мою. Она то тебе полный кайф доставляет.
   Но он лишь угрюмо засопел, не прекращая поглаживания.
   - Не пылесось в постели! Или грязь на моём теле?
   Гаврик молчал. Она снова визгнула.
   - Девчонки уже по всякому трахаются. Пацаны им не брезгуют делать минет.
   - Тото, но...
   - Хочу если! Надоела уже эта примитивщина. Наверно поэтому и не могу кончить, что ласки твои примитивные.
   - Тото, это выше моих сил. Брезгливость моя, как болезнь.
   Он всё же чмокнул её в раскрытый розовый ротик влагалища, но очень поспешно. Не удержавшись, сплюнул и вытер губы о край простыни.
   Таня фыркнула досадливо. - Тошнит его! Как баба беременная...
   Однако сама затащила его на себя и спешно подсунулась, застонав от возбуждения. Они опять отдались друг другу но уже осмысленнее и намного дольше. Вскоре Гаврик почувствовал влажное расслабление внутри, там даже захлюпало...
   - Ну, вот видишь? Ведь кончила...
   - А! - фыркнула она, расплываясь в истоме. - Дежурное блюдо. Просто наелась.
   - Крутого разврата тебе хочется?
   - Вот именно! Хочу, если...
   - Это только в порнухе красиво изображают. В жизни нет того, что там показывают.
   - Просто ты - пацан глупый. Сексуально безграмотный придурок.
   Гаврик откинулся на спину и поднял тоскливый взгляд в потолок, и Таня отвернулась от него, снова буркнув капризно. - Хочу, если...
   Как-то незаметно они заснули...
   * * *
   Топот ног ошеломил их своей внезапностью. В комнату ворвалась визжавшая стая мальчишек. Таня быстро пришла в себя и, схватив свой пляжный сарафанчик, как была голой, рыбкой нырнула в затянутое марлей окно. Вбежавшие в комнату ребята только и видели мелькнувший, как в быстром кадре, хорошенький девичий зад и восторженно загудели.
   - Вот это стриптиз! Круто так! Класс!
   - Черт! Вот бы сфоткать.
   На эти крики и вошла в комнату женщина. Еще молодая воспитательница замерла поначалу в растерянности. Гаврик Замятин был совершенно гол и только начал натягивать на ноги трусы. Танины трусики в постели она заметила первой и шагнула к кровати, но задержалась, видимо, брезгуя взять их руками. Этим и воспользовались, шнырявшие шустрыми зверьками ребята, трусики пропали в озорной ехидной своре.
   Воспитательница вскрикнула, багровея. - Отдайте немедленно!
   - А ничего не было, Валентина Сергевна. Это вам показалось.
   - Да как вы могли подумать такое о нас?
   - Мы не такие.
   - Будем такими. С такими подозрениями.
   Лицо воспитательницы пунцовело от злости. А озорники продолжали глумиться над нею:
   - И в окно ни кто не выпрыгивал.
   - Его еще утром порвали. Кто-то швырнул в него подушку.
   - Вот, редиска. И не признаётся нехороший мальчишка Плохиш.
   Воспитательница вдруг быстро шагнула в проход между кроватями и, нагнувшись, выудила из смятой постели подаренную Тане на день рождения сережку. Приходивший в себя Замятин снова растерялся. Хотел, было выхватить золотую висюльку из рук воспитательницы, но она стремительно выскочила в дверь, выкрикнув удовлетворённо.
   - Ясно, кто может иметь такие дорогие безделушки.
   Кто-то из ребят нагнал мраков. - Гава! Ни для кого не секрет, что Танька Стриженова была с тобой в постели. Линяйте домой. Иначе устроят вам такое позорище!
   Тем же ходом, что и его подружка, Замятин махнул в окно и долго ждал друзей в месте сбора за забором лагеря в чахлом лесочке.
   Таня появилась одна и истерично, в большой панике, сообщила:
   - Я убежала. А их повели в санчасть брать пробу на алкоголь.
   Объяснять не надо было, что грозило её матери за спаивание малолеток.
   - Гава! Поезжай к маме в Барский посёлок, дом наш единственный такой, теремок русский. Ты мальчишка, доберешься, как-нибудь, на попутках. А я боюсь, сейчас насилуют на каждом шагу. Все! Все ей расскажи. Пусть принимает самые крутые меры.
   Она протянула ему оставшуюся сережку и не удержалась от театральности:
   - Пусть это будет твоим талисманом дамы сердца! Вернешь мне её перед свадьбой. А ту сережку мама заберет у воспиталки. Венчаться с тобой я буду в них.
   * * *
   Спустя несколько часов, уже за полночь, Гаврик стучал во врезанную в высокий забор калитку. Молодой таксист вышел из машины и хмыкнул, узнавая двухэтажный дом под русскую старину, вокруг высились в основном готические крыши.
   - О! Да это, ни как, вилла королевы блядей, хозяйки бардака Тихие зори, Таньки - Золотой Рыбки.
   Гаврик удивлённо уставился на молодого парня, для него это было открытием.
   Он переспросил растеряно. - Кабаре, массажные кабинеты и оздоровительные спортзалы...
   - Ага! Прикрытие для борделя. Массажные кабинетики для минетика, сауны для порнухи, и бассейн для групповухи. Комплекс сексуальных и азартных услуг. Там и рулетку крутят.
   Однако, как громко Гаврик не стучал, никто не откликнулся, пришлось лезть через забор. Здесь он не бывал, с Таней они встречались в их большой квартире в городе. Хотя и этот, так называемый Барский посёлок, находился почти в центре в заповедной зоне отдыха. Дверь веранды ему открыла некрасивая и не молодая уже женщина в пеньюаре, голая под ним, в одних только трусах и сильно пьяная.
   Она грубо спросила, увидев мальчишку. - Заблудился, что ли?
   - Я к Стриженовой, - сердито вымолвил Замятин.
   И та рявкнула, как гренадёр, как писали в старину. - Рыбонька! Ты что, за крышу задолжала? Навроде рэкетира к тебе крутой мальчик приканал.
   Стриженова выскочила на веранду такая же прозрачная, как и ее гостья. И на мгновенье опешила. Но от пьяного волнения, видно, забыла в каком она виде и подскочила к мальчишке. Тот даже отпрянул от нее. Вышли ещё несколько гостей в таком же не скромном одеянии. В глаза бросилось, что мужчины были гораздо моложе своих подруг.
   - Гаврик, что с Тото? Что с ней случилось?
   - Она здорова, - он едва держался от волнения. - Неприятности другого рода. И вам они тоже грозят.
   - Чем? - поморщившись, и сразу успокоившись, спросила Стриженова.
   - Ребят повели в медсанчасть брать пробу на алкоголь.
   Стриженова фыркнула развязно. - Я теперь в депутаты не баллотируюсь. Скажете, что выпили после меня. Вам за это разве что оценку за поведение снизят.
   - Тут совсем другое. Нас с Таней воспитательница прихватила в постели. И улику подобрала - серёжку.
   Стриженова снисходительно смотрела на него. - Ну и что? Ты несовершеннолетний, за развращение малолетки тебя не привлекут.
   Гаврику стало неприятно. Не только от слов, сколько от понятия, что все его усилия не нужны. То, что взрослый мир живёт другими понятиями, он знал давно, и клялся, что так жить не будет. Но. И их с Таней засасывало это болото.
   Он попросил. - За такси надо заплатить.
   - Расплатитесь, - глянула Татьяна Николаевна на гостей и предложила ему с добродушной иронией. - Иди в Танину комнату, почти - зять. Обживайся.
   Он покраснел от такой двусмысленности и отказался. - Нет, пойду домой, мама будет беспокоиться.
   - Куда в ночь?
   Но мальчишка всё равно порывался уйти. И она вышла с ним к такси, оно еще не успело уехать. Таксисту дали денег и он отвёз Гаврика домой. Вертуновка, хулиганский и безалаберный район всевозможной застройки, где он жил был рядом. Дом Замятиных был тоже большим, но несуразным из-за мансарды с круто ломаной крышей и теперь, после готических крыш настоящих вилл, вызывал у него чуть ли не отвращение, особенно двор. Только две шпалеры цветов вдоль потрескавшейся бетонной дорожки к крыльцу украшали его. Всё было засажено овощами. Особенно несуразно торчали каркасы многочисленных теплиц и серые, бревенчатые хозяйственные постройки. Там уже бродила понурая фигура соседки - алкашки, кормившей их свиней и пропалывавшей огород, тёти Таи - Разрухи. Нанимаемым мать платила в основном самогоном и вином с винзавода, на котором она работала лаборанткой. Она постоянно хвастала всем, - нам не страшны никакие девальвации, хозяйством прокормимся. За что её и прозвали Райка - Девальвация. И Гаврик этого стыдился, особенно после того когда посмотрел старый фильм о советских ментах - Место встречи изменить нельзя. Там была проститутка по имени Облигация, и это как-то непроизвольно стало ассоциироваться с матерью. Нет, мать проституткой не была. Мужичка. Пахала на огороде, чем они и жили. Но несколько раз мать попадала в такие позорные для женщины ситуации! И сейчас матери не было дома, Гаврик начинал верить уличной мудрости. Все бабы - бляди, весь мир - бардак!
   Однако усталость брала своё, наспех позавтракав, он лёг спать.
   Но и вечером мать так и не появилась.
  -- * *
   Мать пришла домой только в воскресенье и то после полудня, и сразу кинулась к Гаврику, стала целовать, истерично, причитая. - Гава! Гава! Гаврик! Ой, ты дома. А я вся! Ну, вся испереживалась совсем. Слава богу! Ой! Хорошо хоть вас, детей, не тронули.
   Гаврик просто опешил. - Мама! Что в лагере отдыха случилось?
   - Ты что, разве там не был?
   Рая Замятина заволновалась еще больше и снова прижала его к своей необъятной груди. Баба она была рослая, и немного толстая. Именно баба, напористая и нахальная. Но только с чужими, его же вылизывала, как кошка котёнка, чрезмерно балуя.
   - Где ты был? Где?
   Пришлось врать. - У одноклассницы Тани Стриженовой на дне рождения. У нее дома отмечали. Нас отпустили из лагеря до понедельника.
   - Стриженова, - неприятно удивилась мать. - И мать её тоже Татьяной звать?
   - А что?
   - Ой, сынок, - терялась мать, не зная, что ему ответить.
   И он понял, что она знает, чем занимается Танина мать. Пришлось опять врать.
   - Сидим за одной партой. Она отстающая, прикрепили помогать.
   Раиса молчала долго, потом вымолвила умоляюще. - Сынок! Прошу тебя, не дружи с этой девочкой. Эта семейка не для нас.
   Гаврик сердито вскрикнул. - Ни кто, ни с кем не дружит.
   И потребовал. - Да скажи ты, наконец, что там, в лагере отдыха случилось?
   - Хулиганы догола раздели ваших воспитательниц и выгнали их на улицу перед всеми ребятами.
   Гаврик все понял. Таким образом мадам Стриженова защитила честь своей дочери. Он отступил от матери и, чтобы отвязаться от нее, закрылся в ванной, включив душ, дескать, моется. Сам же сидел на краю ванны. Сидел так долго, что мать забеспокоилась и стала стучаться в дверь. Пришлось лезть под холодный душ, не зажигая газовой колонки. Холодный душ успокоил его, и он вышел из ванной с беззаботным видом...
   За ужином Гаврик спросил мать. - Где сейчас мой отец?
   Она неожиданно разозлилась и ответила грубо. - Ты ему не нужен.
   - Мне сказали, что он хороший человек.
   Мать неожиданно заплакала. - Ради него живу. Жилы последние рву. А он. Он...
   Гаврик сердито вскрикнул. - Врёшь ты всё!
   - Да ты! Ты, - вскрикнула она и, вскочив со стула, намахнулась на него.
   Гаврик отпрянул. - Ну что ты и сразу драться?
   Взгляд его, уже не по-мальчишески угрюмый, осадил её.
   - Почему он не стал с тобой жить?
   Она снова заплакала, истерично вскрикивая. - Малообразованная я для него была.
   - Я о нём спрашиваю.
   - Зато он о тебе не спрашивает и так же презирает, дескать, я воспитала зверёныша.
   Мать стремительно сорвалась с места и ушла в свою комнату.
   Гаврика попросту ошеломили её слова.
   * * *
   На следующее утро в саду Гаврик работал один, подобрал последнюю землянику, нарвал несколько вёдер ягод и ранних яблок. Рая так и не вышла из спальни даже вечером, пила в одиночестве. На следующий день мать молча собралась на базар, провожать не надо было, она возила фрукты и ягоды на мотоблоке с тележкой в ларёк, который содержала, наняв продавщицу. Гаврик загрузил тихоходное транспортное средство и вернулся в дом. Мать была уже одета. Глянула на него, как ему показалось сурово, и он потупился, глухо проговорив.
   - Мам, прости. Дети родителей не судят. Но я хочу встретиться с отцом
   - Он развёлся со мной ещё будучи в тюрьме и отказался от отцовства. После освобождения собирался жениться на еврейке и уехать с нею в Израиль.
   Захлюпав носом, Рая вышла во двор, жалобно причитая. - Я одна тебя воспитала, совсем уже мужичкой стала. Трактором управляю... Стахановцы так не пахали. И всё для него. А он... Отец ему блудный нужон.
   Вскоре затарахтел мотор и медленно стих, удаляясь. Гаврик долго стоял истуканом в прихожей, пока не прозвенел звонок. Но он ещё продолжал стоять некоторое время, оглушённый таким сообщением. А звонок продолжал названивать. Очнувшись, Гаврик пошёл открывать.
   Таня тут же с порога накинулась на него с упреками. - Жду. Жду. А он не показывается. Звоню, звоню, а он не торопится открывать. Как последняя сучонка, за ним бегаю. А он...
   А он подчеркнуто хмуро молчал, стоял перед нею и явно не собирался не то чтобы обнять её и поцеловать, даже оправдаться. Таня сбавила тон, таким непроницаемо холодным она его еще не видела и догадалась:
   - За воспитательниц, что ли, переживаешь? Поделом! Они все там чьи-то подстилки, по блату устроены. Сами блядуют, а нам мораль читают.
   Они так и остались стоять на веранде. Гаврик, явно, не хотел говорить на эту тему. Таня нервно вскрикнула:
   - А я из-за тебя от Турции отказалась. Давай свидетельство о рождении, после завтра летим на Северный Кавказ отдыхать. У нас там в свой домик.
   Он вдруг буркнул угрюмо. - Ты что меня на содержание берёшь?
   - Да какая муха тебя укусила?
   - Никуда я с вами не поеду.
   - Почему не поедешь?
   - Потому что уже не хочу дружить с тобой.
   - Ревнуешь меня, что ли?
   - Семейка ваша не для меня, - понял он, наконец, мамины слова.
   - Гава, да о чём ты?
   Но он молчал. Таня, оказывается, знала, чем её мама занимается, и спросила снисходительно.
   - О мамином кабаре хочешь сказать, что это грязный бизнес?
   - Преступный.
   Таня закричала. - Время сейчас такое. Наши родители пачкаются, чтобы мы жили чисто.
   Он снова повторил свою фразу-фикс. - Ты созрела для блядовства...
   Это было уже оскорбление. Таня презрительно смерила его взглядом.
   - Как будто я дружила, - фыркнула она с показной презрительностью. - Просто за кулаки твои пряталась и платила тебе за это натурой.
   - Что? - опешил на мгновенье Гаврик.
   - Телохранителем ты был моим, - выставилась она перед ним. - А тело я своё отдавала не только тебе, но и другим. Не такие, как ты вахлак, у меня парни были. Вот они-то знают, как женщину до экстаза без экстези довести.
   - Ты уже и наркотики употребляешь...
   - Только ваньки тупорылые от удовольствий отказываются.
   Гаврик молчал, поражённый, Таня снова фыркнула пренебрежительно.
   - А то не найду, кто меня изощрёнными ласками будет ублажать, защищать и задачки решать.
   - Не пожалею, не позову и не заплачу, - вымолвил он угрюмо.
   Это совершенно возмутило Таню. - У самого-то мать - позорнее некуда! Её голой на улице подбирали с мандой набитой мусором. В больнице влагалище прочищали.
   - И у тебя всё это будет, принцесса блядей.
   - Что?
   - А кто ты, если мать твою зовут королевой блядей?
   Такого оскорбления Таня стерпеть не могла, выскочила на крыльцо и шарахнула изо всех сил дверью. И только на пустынной сельской улице почувствовала всю унизительность столь неожиданного и стремительного разрыва. Не она, а от неё, от дружбы с нею отказались. Значит, бросили. Таня даже расплакалась. Первый раз плакала не понарошку, капризничая, злые слезы просто душили ее...
   ...В пятом классе они стали бурно взрослеть. Все, особенно девчонки, перевлюблялись. Однако, хотя Таня и была на год младше своих одноклассниц, она уже имела опыт, о котором сама со стыдом вспоминала. Она была очень развитой и рослой девочкой и занималась художественной гимнастикой. И там её перевели в более старшую группу, где девочки уже вовсю заигрывали с мальчишками. И она стала, как тогда говорили, ходить с белокурым херувимчиком из своей секции. Целовались, конечно, исподтишка, лаская сокровенные места. А на Новогоднем утреннике они решили познакомить своих матерей, сказав предварительно, что у них серьёзные чувства. Какого же было их удивление, когда встретившись, матери зло сверкнули друг на друга глазами и растащили детей по разным углам. Мать Таню сразу увела из ДК, ошеломив её невероятным сообщением.
   - Брат это твой! Сын твоего непутёвого отца от проститутки...
   Но брат, однако, разбудил её женственность, она хотела тех волнительных отношений с мальчиком. И тут Таня заметила, что Надя Давгаева, явно неравнодушна к Замятину, который был прикреплён к ней, как к отстающей. Он был её собственностью, и она не преминула выступить, оттянув хорошенько эту стыдливую чурбаночку, как её ласково обзывали пацаны. Но Гаврик, неожиданно для нее, заступился за Надю. И Таня, психанув, порвала с ним отношения, пересев за другую парту. Это вскоре отразилось на оценках в дневнике и тетрадях. Мама стала настойчиво расспрашивать о причинах плохой успеваемости. И дочь призналась, что ее умненького пацана отбила, корчившая из себя скромницу, знойная чурбанка.
   Мать снисходительно улыбнулась. - Ай, да не переживай. С ее то чрезмерной скромностью, тебе не составит особого труда вернуть своего дружка.
   - Ага! Так и сказать? На! Я твоя!
   - А почему бы и нет? Тото, не забывай кто ты!
   - Кто я?
   - Мое дитя! А не каких-то там средне статистичных россиян. Богатые сраму не имут. Деньги смывают любую грязь и даже преступления. Пока учишься, этого умного мальчика придется держать в близких друзьях и кое-что ему позволять.
   - Что именно?
   - Ласкать себя.
   - По взрослому?
   - Ну не будь глупенькой! Поди, уже есть кое-какой опыт "про это".
   Таня вскрикнула. - Я целовалась только с братом своим!
   Мать обняла её. - Подошло время и тебе начинать половую жизнь. И лучше со своим сверстником, как говориться, эволюционно. Гениталии у вас еще малоразмерные, разрабатывать их надо со своим сверстником, а не с взрослым, о чём проповедуют похотливые мужики.
   Таня совсем запунцовела и не могла на неё даже смотреть, мать ласково засмеялась и обняла дочь.
   - Не надо секса бояться, научись только умело предохраняться. Живи без комплексов, но не прослыви блудницей. И мужчин не стоит часто менять, хотя они совсем не одинаковы. Подластись к нему, покажи душевность, и он станет твоим преданным другом, добровольным рабом и даже простит мелкие твои прегрешения и случайные увлечения.
   ... И на самом деле, вернуть Замятина Тане не составило особого труда. Вскоре, Гаврик трепетал от ее поцелуев, боясь грубой лаской оскорбить свое божество. Но вскоре, такая возвышенная любовь Таню уже мало удовлетворяла. Не так поцелуи, как теоретические знания, чтение порнографической литературы, разжигали неведомую еще для неё, но уже захватывающую все существо, страсть. После школьных уроков они с Гавриком занимались у нее дома и всегда были одни. Она переодевалась в халатик на голое тело, и они ласкались до упоения. Петтинг с мальчиком приносил более восхитительное удовлетворение, чем мастурбация самоё себя, но и распалял воображение. Она стала требовать более изощренных ласк.
   - Погладь там. Тисни здесь! Да зажми, что ли, по-настоящему...
   И он зажал. Да так! Промежности резануло острой болью. Машинально, она оттолкнула его, и детородная бяка выплеснулась ей прямо на живот. Мальчишка просто ошалел от своей смелости и убежал. Благо, был уже май, и одеваться ему было не надо, только надернуть спущенные штаны.
   На следующий день Гаврик в школе не появился. Нашла она его дома. Он краснел, цепенея под ее взглядом:
   - Не знаю, как получилось. Прости.
   Таня довольно посмеивалась, обнимая его. - Теперь больно не будет. Пойдем ко мне.
   Мать была дома, он испуганно оглянулся и прошептал еще тише. - От этого ты можешь забеременеть.
   Таня самодовольно фыркнула. - Дура, штоль? Ты что, не знаешь про безопасный секс?
   Он не сопротивлялся, и она увела его к себе домой...
   С Гавриком они жили настоящей, взрослой жизнью уже больше двух лет и Таня представляла, каково ей будет забыть этого серьёзного и уважаемого в школе пацана, каждый день общаться с ним, изображая, черт знает кого. Первым на примирение он не пойдёт. А самой подойти...
   Всё закипало у неё от этой мысли.
   Мама застала её дома опечаленной и сразу определила причину.
   - Твой бой-френд осудил нас за наказание воспиталок?
   - А идет он - пляшет! - вскрикнула Таня, показывая характер, - Никакой он не френд, а тупой русский придурок!
   Стриженова приступила, было, к расспросам. Но дочь пресекла ее:
   - Сказала! Идет он - пляшет, чокнутый на морали.
   - Что он тебе наговорил?
   - Семейка наша не для него.
   - Ты что, выпячиваешь перед всеми наше финансовое положение?
   - Ты - королева, - фыркнула дочь, перебивая. - А я - принцесса блядей.
   - Так и назвал?
   - Именно так. Школу мне надо сменить.
   Татьяна Николаевна долго молчала. Дочь её успокоила.
   - Ладно, самой-то комплексовать, никто ещё честно не создавал капитал.
   Мать сердито вскинулась. - Твой отец мне на такое однажды сказал. - Я не имею права быть нечестным. А вдруг кто-то из моих потомков захочет стать президентом России? Кстати, я с ним ещё не разведена...
   - Точно, муж у тебя - объелся груш. У него, наверное, не только волосы, но и мозги поседели. Тоже мне Тигр потрёпанный раньше времени. Обойдутся мои дети без честных предков.
   - А он и не считает себя твоим предком, сына своего ищет.
   Это неприятно кольнуло Таню, но вида она не показала, но и отреагировать не смогла.
   - Тото, этот правовой беспредел, что сейчас у нас творится, когда-то должен кончится. Всё вернётся на круги своя, опять культурность и образование станет высоко котироваться.
   Таня фыркнула - Он тебе и мозги тоже затрахал. А забыла, что мне пару лет назад говорила? Деньги смывают любую грязь.
   Мать закричала, краснея. - Дура была! Но сейчас я не имею никакого отношения к нелегальному борделю. Этот бордель только находится на территории моего комплекса. Автономно и под крышей милиции. Только при этом условии мне позволяют работать. - Все равно ты королева блядей.
   Мать замолчала, оцепенев.
   Таня напомнила угрюмо. - Мне надо менять школу.
   - Дура! Кто ты будешь без Гаврика?
   - Да хватит, уж! Надо вытравить в себе эту бабью привязанность любить одного.
   - Я тоже пыталась это сделать. Только без хорошего мужчины мы становимся суками. Дочь снова фыркнула. - Ты же говорила, братец у меня от проститутки и с хулиганскими замашками...
   - Всё это с него сразу слетело, как отец устроил его в кадетский корпус.
   Тут уж Таня спросила. - Сына от проститутки он считает своим потомком...
   - У него другая фамилия, мать вскоре после вашего знакомства с ним, отдала его в другую семью и куда-то уехала. Но и года не прошло, новых родителей Богдана застрелили бандиты, усыновлять нам его надо.
   - Вам, - протянула Таня. - Тогда всё ясно.
   - Чего тебе ясно?
   - Теперь я лишь невеста с приданым, а он - наследник.
   Татьяна Николаевна, видно, и сама об этом думала, ни чего не сказала, отодвинулась от неё. Они некоторое время молчали.
   Потом мать пообещала. - Хорошо, завтра же зайду в школу и заберу твои документы! Как раз при академии Туризма колледж открылся, устрою я тебя туда и без вступительных экзаменов.
   - На прислугу учиться?
   - Брат твой будет офицером, кабаре - твоё дело.
   - Развлекать скучающих придурков, ты называешь делом?
   - А чем ты хочешь заниматься?
   Она фыркнула. - Танцуй, пока молодой!
   Мать некоторое время молча смотрела на неё, потом выговорила. - Не повеселишься всю жизнь, подруга. Любят умных и обаятельных, а с красивыми только сексом занимаются.
   - А мне больше ни чего и не надо.
   Мать едва сдерживала негодование. - Тебе шестнадцати нет, а ты уже...
   Но не досказала, вскрикнула еще сердитее. - Счастье в любви, это не только мужским членом забавляться, надо ещё и духовно общаться. Головой думать, а не писей.
   - Писей думать, по крайней мере, приятно, - презрительно вымолвила Таня и ушла в свою комнату, оставив мать в крайней растерянности
   Мадам Стриженова подобрала на отдыхе на Кавказских минеральных водах весёлую, но отнюдь не разбитную компанию. Парни были постарше, с образованием, и наперебой ухаживали за её красивой дочкой. Таня же демонстрировала скуку и в пику матери заводила сомнительные знакомства. Татьяна Николаевна, часто одёргивая дочь, но этим только ещё больше возбуждала в Тане злость на соревнующихся в эрудиции взрослеющих придурков. И тут, к радости Тани, опять произошла общероссийская финансовая катастрофа, которую впоследствии назвали чёрным вторником. Помчали спасать свои "лимоны" и мужчины из их компании, конечно же, и мать тоже. Остались только молодые женщины, которые тоже находились под строгим надзором у своих деловых мужей. Таня оказалась без призора и стала каждый день пропадать допоздна на пляже и дискотеке. В первый же вечер свободы она нашла двух подружек, с которыми недавно познакомилась. Но на следующий день они проводили одну из девушек домой, выпили и подкурили, Таня, несомненно, была намного красивее и парень её новой подруги увлёкся ею, что осталось незамеченным. Психанув, та покинула их, они продолжали встречаться всё в том же облюбованном ими уединённом местечке...
   Обиженная подруга, видимо, и натравила на них крутых ребят из местной шпаны, они уже выходили из кустов, неожиданно двое незнакомых смуглых парней подступили к ней, нервно засмеявшись.
   - Теперь наша очередь, - и не упрашивая даже для проформы бесцеремонно потащили Таню опять в кусты.
   Парнишка трусливо промолчал и быстро ушёл прочь. Таня психанула, было, но корявый и волосатый, как обезьяна кавказец, так дёрнул её за руку! Она торпедой проломилась сквозь густой кустарник, сильно оцарапавшись и изорвав платье. Вскочила и рванула, было, прочь. Но парни её быстро догнали, она получила такую оплеуху! Её свалили на вытоптанную, загаженную траву и сорвали всю одежду. И с такой раздирающей болью всадил ей один из них в задний проход! Таня зашлась в отчаянном крике, но тут же замолкла, отключившись от ещё более оглушительной оплеухи. Опомнилась и не сразу сообразила, инстинктивно рыгнув от омерзения, второй насильник совал вонючий член ей в рот и больно теребил за волосы, хрипя от неудовлетворённой похоти. - Соси, сука! Пасть порву!
   Задний проход жгло от трения чем-то, как будто корявым, насильник довольно сопел, ширяя в неимоверном темпе. Не помня себя от отчаянья, Таня укусила уже проникший ей в рот член переднего насильника, и тот опрокинулся с диким криком, увлекая и её за собой. И брыкнулась она по-лошадиному так же инстинктивно, угодив обеими ногами в лицо второго насильника. Тот глухо охнул и обливаясь кровью кулем свалился в траву, даже не вскрикнув. Это и позволило Тане убежать...
   Таня тут же решила уезжать и стала поспешно собираться, однако не успела, за ней приехал милиционер и увез, якобы, в отделение милиции для дачи показаний о происшедшем насилии с увечьем. Увез не на милицейской, а обыкновенной машине, чему даже взрослые женщины почему-то поначалу не придали значения. Спохватились только через несколько часов и позвонили в отделение милицию. Но там о ночном происшествии ни чего не знали и ни какого уголовного дела не возбуждали...
   Больше о Тане ни чего не удалось узнать, и выкупа за неё ни кто не потребовал, но и труп милиция тоже не обнаружила. В общем, Таня пропала, видимо, став кавказской пленницей. С середины девяностых годов в России творился разнузданный беспредел, здесь же на Северном Кавказе и вовсе самый гнуснейший, особенно с русскоязычным населением. Это происходит и по сей час. Татьяна Николаевна, вызванная телеграммой, приехала с мужем, но они только зря больше двух месяцев мотались по городам Кавказских Минвод, в поисках пропавшей дочери и ни с чем вернулись домой. Кратковременный премьер-пионер превратил дерявянный рубль и вовсе в малоценную бумажку. На этот раз девальвация поразила богатых. Никто не обратился к ним с выкупом, да и денег, собственно, не осталось, это, видимо, понимали и бандиты...
   В родном городе о похищении Тани Стриженовой ни кто не знал, как и её одноклассники, им сказали, что она поступила в московский колледж.
  
   НОЖ  И  ЧАСЫ
  
   Лишь два офицера, оба при параде, вышли из раннего рейсового автобуса увозившего нескольких пассажиров дальше в гражданский посёлок. Солнце только поднялось над лесом, окружавшим забор воинской части. Грубоватый по виду и рослый лейтенант, большой мальчишка в форме, приостановился, не доходя стеклянного аквариума карпома, и с удивлением уставился на белокурого, скорее, пегого от проседи, но ещё молодого, капитана ставшего собирать мелкие полевые цветочки. Собирал тот не всё подряд, составляя букетик типа икебаны. Оба ещё не совсем проспались после предпраздничной ночной пирушки, особенно этот мальчиш Кибальчиш в форме.
   - Сан Саныч! Девочки у тебя, я скажу, за всю фигню! А эта чурбаночка, вообще. Небесное создание! Бэла!
   Капитан мрачно хмыкнул. - Чёрт в моём небе!
   - Не понял, - вытаращил на него глаза лейтенант.
   - А мог бы догнать. Не видишь, я уже седину свою не закрашиваю.
   - Всё равно не понял.
   - Всё наоборот у нас в России, Дима.
   - Ты оригинал, конечно, Сан Саныч, эдакий, непонятный нам, офицерам дубакам, аристократ Печорин.
   - Дима, зачем так уничижать себя? Сын университетских преподавателей не должен быть дубаком.
   - Ладно, объясни доходчиво, как можно не любить такое возвышенное создание?
   - Бэла, кажется, меня разлюбила. И теперь по контрсюжету меня должны чечены зарезать.
   - Убить. Мы не бараны, а офицеры.
   - Не льсти себе, Дима. Какие мы офицеры? Мужичьё в форме.
   Лейтенант снова выставился на него. - Сан Саныч, ну ты - вообще...
   - Частности говорю, Дима.
   Они медленно двинулись к карпому. Светлов хмуро говорил с нотками назидания в голосе.
   - Глянь на тупые рожи наших генералов. Надень кепку - мужик, в натуре! Тоже готов плясать с загипсованной ногой на сцене с проститутками ради карьеры. Разве будет такой около себя умных держать? Увольнять! Увольнять! Увольнять! Поэтому до сих пор и прёт наша военная наука - побеждать на тачанке-танке по трупам собственных солдат и сломанным судьбам людей.
   - Как, разве у нас не было выдающихся умов?
   - Были и есть! Маршалы пирровых побед и коновалы шокотерапии.
   Они замолчали, проходя мимо заспанной физиономии солдата и, выйдя на аллею, ведущую к штабу, свернули на футбольное поле. Зашагали прямиком к кирпичным казармам на высоких цоколях. Строгая аккуратная унылость, а больше последние слова своего кумира подействовали на Диму отрезвляюще, он больше не задавал вопросов, молча свернул к своей роте. Сегодня был праздник, общее построение и подъём на час позже. Поэтому поначалу прапорщик Диму Соколова не удивил. Однако весь наряд странно пялился тупыми баранами на стену у тумбочки дневального. Дима матюгнулся, увидав, - ротных часов на стене не было.
   - Подполковник Никулин козлятничает, - уныло объяснил сержант с повязкой дежурного по роте на рукаве.
   - Он сегодня дежурный по части. Это его коронка часы снимать.
   - Что он с тебя штаны не снял и в жопу сонного не отодрал, - зло рыкнул рыжеватый дубинистый прапорщик.
   - Я то что? Салага уснул за тумбочкой.
   - Ты, командир поста, и не при чём? - заорал прапорщик. - До дембеля, блин, теперь увольнений не увидишь. А разжалуют, только половой жизнью будешь у меня заниматься. Заебу полами!
   Соколов взвыл. - Ерёмкин! Сделай что-нибудь. На первое место тянем. И на тебе! Все показатели коту под хвост.
   Прапорщик ткнул сержанта в бок. - Погнали! Сделаю и я этому Николя! Мало не покажется щетке сапожной!
   Они оба скакнули на выход, только коротко прогремели сапоги на высоком крыльце. Дима застыл в мрачном раздумье. Всё так хорошо шло и представление на старлея пришло.
   - Ну, как с вами можно по-хорошему? - визгнул он на бычившихся перед ним солдат. - Шланги ленивые!
   И тоже выскочил на крыльцо. Приехали они рано, и Дима решил зайти к Светлову, благо ротная казарма его была следующей. Он не надеялся на благополучное завершение ротного ЧП. Так, хотелось только поплакаться.
   Светлов стоял в самом конце казармы снаружи. Двое солдат в одних только трусах и красивых самошитых тапочках переминались перед капитаном провинившимися школьниками. Блестящий офицер качался перед ними на носочках с выпендроном.
   - Выбирайте! Или достаёте нож из этой клоаки или отдаю вас по суд.
   Казармы были старые, они стояли перед открытым выгребом, ощутимо тянуло вонью, Дима близко подходить не стал.
   - Товарищ капитан! Договорились со Стёпочкиным, прощения попросили и всё прочее. Так, слегка ножом ткнули в ляжку.
   Светлов покосился на Диму, вымолвил явно для него. - Старики! С первогодком вдвоём справиться не могли. Пустили нож в дело.
   - А чо он? Назвали его салагой, а он нам, соси мой х.., он тоже с влагой. Ну и заело, да ещё мастер спорта к тому же. Решили чуток спесь сбить.
   Офицеры рассмеялись. Солдаты стали смелеть.
   - Точняк, товарищ капитан! В выгреб нож выкинули. Нет у нас его. Наказывайте хоть губой или ещё чем. Только в дисбат не сажайте.
   Но Светлов отрезал. - Вот увижу нож, тогда и говорить будем о степени наказания, - и отошёл к Диме.
   Тот за два года ещё не привык к дикости армейских будней и откровенно шалел, распуская губы.
   Светлов хмыкнул насмешливо. - Переживаешь, друг солдата?
   - Сан Саныч, ну ладно там окурок с почестями хоронить или полы полкового туалета зубными щётками драить. Но в говно без защитной экипировки лезть! Глумишь совсем, товарищ капитан.
   - А если мне глумной солдат достался? Подлыми зверушками их школа и родители воспитали. Или забыл, как из самого в училище школьную дикость выбивали?
   - Улица, а не школа их дикарями делает.
   - А мы на кого свою несостоятельность в воспитании списывать будем?
   Ответить Дима не смог, прислушиваясь к говору солдат. Они уже лезли в выгребную яму, опуская в зловонную жижу босые ноги.
   - Бля буду, по грудки будет.
   - Да не ссы! Лезь, давай, отблюёмся, отмоемся потом.
   Лейтенант брезгливо отвернулся.
   - Не дай бог, в бой с такими идти.
   Капитан хохотнул. - С такими только на Чечню и идти. Брезгливые на войне в первую очередь погибают.
   Но у Димы было своё, он заговорил уныло. - Сан Саныч! Я это что? Ты с подполковником Никулиным вроде ничего в смысле отношений. Поговори, пока есть время. И у нас он часы снял. Пусть вернёт, пока не заметили пропажи. Хороший магарыч поставлю.
   Светлов едко усмехался. - И пальцем не пошевелю. В военное время за сон на посту расстреливают, а раньше в дисциплинарный батальон отправляли.
   Они долго молчали. Соколов  уже собирался уходить и сам поговорить с Никулиным, время неотвратимо приближалось к подъёму. А солдаты, взявши друг друга за плечи, уже месили говно в клоаке. Дима не мог на них смотреть и отвернулся. Внезапно за спиной пробасили.
   - Ухватил, кажись. Вован, держись. Погоди пока рыгать, может, ногой уцеплю?
   Особенно сильно зачавкало, послышался протяжный звук выплеснувшейся блевотины. Офицеры оглянулись. Один солдат сидел по самые плечи в дерьме, держась рукой за другого. Но тот едва удерживал равновесие на скользком дне, содрогаясь от позывов рвоты...
   Оба исчезли так внезапно! Клоака забурлила зловонным месивом...
   - Самого посадят, если утонут, - вскрикнул Соколов и метнулся вместе со Светловым к выгребу. Но зловонный рубеж не преодолел, упал на траву и забился в конвульсиях рвоты. Потом вскочил на
   карачки и, по-обезьяньи, помчал прочь. Светлов выдернул одного солдата, схватил, было, в горячке и вторую кикимору, но не мог осилить, сам пустил густую струю изо рта, и упал рядом с выгребом, закричав истошно.
   - Наряд, ко мне! Все сюда! Шланги пожарные выносите. Воду! Воду давайте! Поливайте нас. Поливайте!
   Второй солдат сумел таки выкинуть блеснувший на солнце клинок на траву и повесился в изнеможении на крае выгреба, рыгая уже впустую. Дима метнулся дальше в кусты, добежал, брызгая рвотой до своей ротной казармы и, открыв пожарный кран, стал жадно хлебать воду. Потом умылся и почистился, замыв пятна на мундире, и присел на скамейку в курилке. Но курить не мог, его всё ещё подташнивало от воспоминаний.
   Тут и появились на дорожке идущей вдоль казарм дежурный по части, корявый, гориллоподобный майор с прапорщиком и проверяющий, ухоженный подполковник из штаба. Никулин удерживал его.
   - Николай Андреич! Успеем во второй батальон, давай заглянем в хвалёную роту. Сверим часы, так сказать.
   Прапорщик увидел поднявшегося со скамейки лейтенанта и нагло ощерился, подмигнув ему. Краснея, Соколов встал, козырнув им, но опустил глаза.
   - У меня свои часы точнее московских курантов, - упирался подполковник, намереваясь идти дальше.
   Никулин склонился к его уху и что-то зашептал. Проверяющий хохотнул и заскакал молоденьким лейтенантиком к крыльцу хвалёной роты.
   - Ну, Никулин! Прохиндей, твою мать! И к этим подкрался.
   Они быстро вбежали на крыльцо и исчезли в дверях. Но скоро же и выскочили обратно.
   Проверяющий сердился. - Темнишь, что-то, Никулин. Идём проверять твой батальон.
   Дежурный пыхтел за ним, ничего не понимая. - Да не, что-то не то. Сам снял часы и в сейф положил.
   - Идём! Идём! Всё сейчас будет то.
   С дрогнувшим от радости сердцем, Дима пошёл за ними. К подъёму они как раз успевали. Казармы загудели от грохота сапог, солдаты выбегали на плац в майках и брюках и выстраивались поротно на зарядку. Проверяющий остановился, но вскоре что-то заметил и прошёл внутрь каре. Остановился. Всё отделение - семь человек, стояли в трусах и без сапог. Дежурный по роте вытянулся перед ним, взяв по козырёк, и растерянно молчал.
   Подполковник неожиданно хихикнул. - И часы тоже?
   - Так точно!
   Взбрыкнув по-жеребячьи, проверяющий побежал обратно не в силах сдержать смех. - Ну, Никулин! Ох, Никулин! Сам себе подникулил. Ха-ха-ха! С вами не соскучишься.
   Но майор Никулин на штабного чижика не смотрел. Перед ним застыл с раскрытой ладонью у виска коренастый капитан и тоже не знал о чём рапортовать. Одетые не по форме солдаты и для него были
   нонсенс. Командир батальона багровел от гнева.
   - Ну, Васин! Пойдёшь ты у меня в академию. Сегодня же отзываю представление.
   Ротный дрогнул. Соколов и вовсе качнулся, будто этот словесный выстрел поразил их обоих. Капитан Васин симпатичен был ему. А он, Дима, по существу, стал причиной мерзости, за которую тому пришлось заплатить крахом карьеры. Ничего не соображая, лейтенант круто развернулся и побрёл в сторону проходной, не отвечая на приветствия, спешивших на службу, офицеров. Светлов, уже в другой одежде, застиранной полевой форме, нагнал его за проходной у автобусной остановки. Спросил язвительно.
   - Что с вами, мой бедный мальчик? Дядя ротный отругал?
   - Никто меня не ругал. Я сам совершил мерзость.
   Капитан хмыкнул. - Теперь я не понял? Никулину сапоги полизал, но часы он так и не отдал?
   - Нет. Васина Никулин жестоко наказал.
   - И снова я не догоняю. При чём тут Васин?
   - Прапорщик Ерёмкин в его роте часы снял. И, до кучи, ещё и отделение раздел. Форму выкрал вместе с сапогами.
   Светлов рассмеялся. - Молодец, Дубина! Хорошую клизму наконец-то и Никулин получил.
   - Клизму Васин получил. Никулин забирает представление на него в академию.
   Светлов нахмурился. - А ты куда?
   - Отслужил два года и хватит.
   Капитан долго молчал и, встретив тоскующий взгляд, по сути, ещё пацана, резко спросил. - Плохая у нас армия?
   - Мерзкая!
   - А кто её будет делать хорошей?
   - Сам говоришь, умных сокращают.
   Дима ещё ниже клонил голову. Капитан закричал гневно.
   - Я её буду хорошей делать. Васин! Другие дубаки. А вы, умные, будете шакалить на рынке и балдеть над нами. Дубьё офицерьё. Мужичьё дисциплинированное!
   И Дима не выдержал столь яростной тирады, сорвался с места, побежал к проходной. Светлов устало прикрыл глаза. Это он говорил и для себя. Самому уже давно служить стало тошно, порою казалось совсем невозможно. Но видимо на том и стоит Русь. Крепкая не начальниками-профессионалами, а вот такими дубаками, но не мужиками. Хорошими  мужиками себя считают только мошенники, аферисты и разные там артисты особенно в генеральской форме. Все, кто из себя перед подчинённым своё я выпячивает, а перед начальством себе в зад запячивает, с таким вот дрессированным профессионализмом делая карьеру.
   - Ну и жуй с ними! Пробьёмся!
  
   ОДНА НЕ ИЗ ТЫСЯЧИ НОЧЕЙ
  
   Стыдливый взгляд горячих глаз юной восточной красавицы приводил в трепет и жениха. Она уже сняла с головы свадебное покрывало, изображавшее мини-паранджу и восторженно сияла радостным взглядом будто вырвалась на свободу. Свадьба была компромиссной, с российским Загсом и муллой. Но пожилые люди, наконец, ушли, можно было отмечать торжество как положено у свободных людей.
   Русоволосый русский офицер крикнул молодожёнам. - Горько!
   Наконец-то русский лейтенант слился с женой в первом поцелуе! Это была экзотика для всех, остались только свои и близкие друзья, которых эти мерзостные и почему-то ставшие фанатично религиозными времена просто угнетали. Все улетали в поднебесье от первобытной в нашем понимании любви. Присутствующие тоже протяжно вздохнули и надолго замолчали, мечтательно улыбаясь...
   Теперь не надо было соблюдать мусульманские обычаи, молодежь стала с радостью сдвигать столы, освобождая место для танцев. Сидевшая рядом с капитаном черно-рыжая смуглая девушка вымолвила с чувством, невольно качнувшись к нему.
   - Искандер! Как это романтично!
   Но тут же опомнилась и отшатнулась от своего кавалера. Потом спросила сердито:
   - Зачьем ты не вороваль менья, как Тёма Ратху?
   - Улдуз! Звёздочка ты моя! Я не могу жениться на тебе.
   - Зачьем?
   - У Артёма богатые родители. Это лишь хорошо отрежиссированный спектакль. А я. Я... Жена принесла справку о беременности, развод отложили ещё на пол года.
   - Прими тогда мусульманство. Я согласна быть младшей женой и буду послушна.
   Русский офицер просто опешил. - Но это... Для нас...
   - Для вас это ничего не стоит.
   - Улдуз! Ты - звездочка на моём небосклоне. Единственная и недосягаемая.
   Девушка опустила головку, поняв, что он окончательно отказывается от неё, и прошептала потерянно:
   - Запад есть запад. Восток есть Восток. А вы русские - другие!
   - Чем же мы другие?
   - Всё у вас наоборот. Первая звезда на небе для вас чёрт. А у нас это ангел. И в супружестве, жена у вас - хозяин в доме. Даже на свободном Западе это нонсенс.
   - Почему Запад обязательно свободный? - возмутился Александр. - Свободная любовь в Европе сейчас наблюдается только у нас. Я не имею в виду этот животный секс. Только в России большинство юношей и девушек, женщин и мужчин  до сих пор ещё сходятся по любви без меркантильных интересов.
   - Почему тогда ты не браль меня?
   - За это вас наказывают жестоко и на всю жизнь.
   Улдуз медленно поднималась, смотрела на него с горечью. - Я даже и за это невинное общение с тобой буду наказана.
   - Как? За одни только разговоры со мной?
   - Да! Теперь на мне хороший человек не женится.
   Она отошла от него к женщинам.
   От сложности чувств и двусмысленности положения Александр Светлов в этот вечер напился до чёртиков...
   Очнулся он на рассвете. Немыслимо нежная мелодия исходила, будто не от лиры. В искрящихся лучиках уже не утреннего солнца витало упоительное облачко мечты. К нему шла сказка из "Тысячи ночей"...Но не дошла. Остановилась перед ним персонажем Востока из аммэрикен филмз. Волоокая гетера с кокетливо-озорной стыдливостью прикрывала только нижнюю часть лица. Обнажённое тело, унизанное  украшениями, трепетало призывно в легком тумане газа, предлагая нежную сочность девственного лона...
   Но это было не то. Белокурый урус разочарованно прикрыл глаза. Маленькую девочку, играющую роль развратной женщины хотелось отшлёпать по попке и поставить в угол...
   Заметив это, гетера стала снова превращаться в Улдуз. Присела перед ним на корточки и стала готовить похмельный напиток для русского.
   Проговорила виновато. - Извини, переиграла.
   Саша не мог не смотреть на неё. Просто не было сил бороться с влечением к этому очаровательному даже в своём осознанном бесстыдстве страдающему существу. Хрупкие плечики хотелось обнять с такой же нежностью, которые они изображали...
   Но, стоп! Это не его сказка. За это их жестоко наказывали. И на всю жизнь.
   Андрей привстал и, отстранив приготовленный ему похмельный напиток, взял водку и налил полный фужер.
   Улдуз вымолвила. - Я тоже хочу пить русска водка.
   Рука Светлова дрогнула, звякнув горлышком бутылки. Улдуз с неожиданной проворностью схватила наполненный бокал и, отступив от тахты, стала вливать в себя огненную жидкость, захлёбываясь. Осилила до дна, и швырнула бокал на пол. Но он не разбился о мягкий палас. Улдуз вымолвила, нарочито огрубляя голос.
   - Нэ будэтт счастья, значит.
   Схватила приготовленный для него похмельный напиток и стала заливать разгорающийся жар в груди.
   - Такая смесь свалит с ног и сильного мужчину.
   - Пора падать и мне!
   Но романтика юности брала своё, отдышавшись, Улдуз попросила. - Хочу чтобы "про это" перви раз было красиво у нас.
   - Красивое можно изобразить, - вымолвил Сизов тоном строго дяди. - Но жить красиво - невозможно.
   И Улдуз понесло. - Не представляй себя умудрённым большим опытом мужчиной. Вы, русские, не знаете Востока.
   - Да уж, - вымолвил Александр угрюмо. - Восток - дело тёмное...
   Голенькая девочка топнула ножкой. - Мы - женщины Востока - другие.
   - Да, да, рожаете и воспитываете самых гнусных отморозков.
   - Откуда тебе нас знать?
   - Почти пять лет в мусульманском рабстве находился. Вы ещё не до конца вышли даже из рабовладельческого общества и находитесь на начальной стадии феодализма. А этот период Европа прошла ещё пятьсот лет назад.
   - Мы воспитаны по-другому! - она его не слушала, играя роль по сценарию. - И в отличии от развратных русакан, раннее знание низменной прозы любви делает нас мечтательницами. Мы влюбляемся в сказку.
   Улдуз распахнула объятия. - С первого взгляда я полюбила тебя, саид Искандер! И не побоюсь заплатить самую высокую цену за краткий миг быть твоею!
   Она восстала перед ним в ниспадающих одеждах, словно пери волшебного мира. И его унесло в сказку мистических грёз. Всё было как там...
   И внезапный крик неизбежности, и болезненная восторженность заполненных изумрудом слезинок обожающих глаз. Благоухающие наслаждением уста шептали восторженные строфы любви. Но вершина упоительного восторга не расслабила его, лишь на мгновенье окатила усладой успокоения и опять стала наполнять новыми силами. Но юная пери была обессилена и, блестя изумрудом слезинок в глазах, старательно давала ему наслаждение. Усилием воли Саша погасил в себе вновь поднимающееся желание и, нежно осушив губами затуманенный взор, упокоил на груди покорную царицу своего сердца...
   Полгода упоительного счастья вконец истощили Светлова. Им мало и по частям платили, а то и вовсе задерживали зарплату. Он перестал обедать в части, забирая котловое натурой. Но всё равно пери свою сносно содержать не мог. Саша видел, Звёздочка Востока быстро тускнела на небосклоне русской жизни...
   Но ничего ему не пришлось решать. Когда подошло время развода, Улдуз сказала, что замуж за него не пойдёт.
   Принял это сообщение Светлов с тупым равнодушием. Звёздочка честно объяснила свой уход.
   - Вам, русским, не позволяют быть мужчинами. А мы, восточные женщины предназначены для мужчин. Русская женщина дана вам богом, возвращайся к жене.
   Последний раз Звёздочка отдалась ему плачущей. Он уходил в суточный наряд, а когда вернулся, Улдуз и её одежды уже не было. На колченогом столе в комнате, которую они снимали, стояла лишь одинокая розочка в граненом стакане русского забулдыги.
   Да-да. Цветами лучше любоваться в вазе. Любовь познаешь на стороне.
  
   На бракоразводный процесс Светлов не явился, но и с женой до конца не сходился. Так, наезжает к ней иногда, двое детей всё-таки. И жить он теперь стал просто, как все, не задавая лишних вопросов себе. Только жена говорит, что бормочет иногда в пьяном сне.
   - Где ты моя Звёздочка? Где?
  
   ШЕРШЕ ЛЯ ФАМ
  
   Лейтенант упрямым мальчишкой уклонялся от ласк простолицей девушки в светлом форменном платье.
   - Вовчик, неужели тебе будет хуже со мной, чем в Доме Инвалидов?
   Но юноша в офицерской рубашке и спортивных штанах отворачивался от неё и поджимал губы, пряча их от поцелуев, упрямо отталкивал её обрубками рук без кистей. За собой горничная не следила, ещё два офицера находившиеся в комнате неловко отводили глаза от её оголённых бедёр. У старшего лейтенанта была подвёрнута штанина у самого колена, капитан был болезненно худ и сед в тридцать лет, перед ними он выглядел дядей.
   Девушка едва сдерживала слёзы не в силах растормошить лейтенанта, голос её звенел от напряжения.
   - Вовка, нормальный ты парень. Я с тобой только счастье познала. Ну а это... Не будешь ты мне обузой.
   Но лейтенант ещё сильнее оттолкнул её и она отодвинулась, прилегла на койке.
   Её поддержал капитан. - Володя, мы остаёмся людьми.
   - Мы лишь эхо чеченской войны!
   - Красивое и любимое, - хлюпнула носом горничная.
   - Ни какое. Эхнуло орденом "За Мужество" и ни кто теперь не вспомнит. Как и афганов и остальных. Даже пенсию уже третий месяц не платят.
   - Всем пенсию задерживают...
   Девушка снова стала его тормошить ещё истеричнее, пытаясь унять свои чувства. Но он оставался каменным и она опять притихла, прикорнув к нему.
   - Зоя, глянь на стол. Как сервировочка? Можем мы без женщин обходиться? - попытался отвлечь её капитан.
   Но ответил старлей, такой же мрачный, как и лейтенант. - Сан Саныч, тебе уже как женщине комплимент нужен?
   - При чём тут женщины, если мы без женщин?
   - Вот именно, обойдёмся Дунькой Кулаковой.
   - Вадим, ты не в казарме!
   Зоя внезапно рыднула и порывисто бросилась на грудь Володи. - А ты и мастурбацией себя потешить не можешь...
   - Даже не смогу застрелиться или повеситься.
   - Вовчик, я обоих вас заберу! Потом и Вадиму девчонку найду.
   Володя задёргался. - Отстань! Отстань! Это всё бабья блажь. Натрахаешься всласть, а потом пошел на...
   Зоя упрямо цеплялась за него. - Да не знала я ни чего хорошего до тебя. Не знала и не узнаю больше...
   Она зарыдала. - Вова, ты бог для меня. Бог! Полюбила я...
   - Делов-то куча, полюбишь другого. Это у вас быстро получается. Двадцати нет, а сколько уже таких богов у тебя перебывало?
   - Из жалости я, из жалости...
   - Пора пожалеть другого.
   Зоя визгнула! Это был жестокий удар. Тонко взвыв, она выскочила из трёхкоечного тесного номера. Это был санаторий для выздоравливающих, реабилитационный центр инвалидов войны первой группы. Но их реабилитация закончилась, по этому поводу они и организовали застолье.
   Сан Саныч вымолвил тихо. - Зря вы, ребята, так распускаетесь. Как не задолбал нас Запад своей попа-культурой, приматом животных интересов, женщины наши всё же не растеряли своей душевности и готовности к подвигу праведной жизни.
   Володя хмыкнул. - Ага, плохо стало, надо помощи просить. Только кто сейчас нам её беспомощным окажет? Честные в это подлое время себя едва прокормить могут.
   - А Зоя? Что тебе ещё надо? - воскликнул капитан.
   - Да играет она... Роль какую-то... Пока ещё окончательно не обабилась. Тоже хочет подвиг, как бы, совершить.
   - Баба, что кошка, - едко хмыкнул Вадим. - Признаёт только дом, уютный и сытный. А кто там хозяин, ей до лампочки! Вот и вся загадочность женской натуры.
   - Вижу, нахватались вы уличной премудрости. Однако, что там ни говори, а женщины наши поистине героические. Всегда были такими и есть.
   - А у них тоже, как и у нас, воинов. Порыв! Атака! Геройства взрыв! А после - бяка...
   Сан Саныч проговорил глухо. - Вадим, написал я всё же твоей жене...
   Тот, аж, взревел. - Здорового из дома гнала! Защитник Отечества! Солдатские сухпайки воровал и со старшиной ротным маклевал, чтобы прокормить немногочисленную челядь свою из двух человек. Котлеты и печенье в столовке не ел, прятал, как вор и домой приносил. И жена, блин! Во сошлись! Офицер и учителка, самые презренные люди России!
   - Белов! Ты боевой офицер, а не истеричка!
   - Уже не офицер. И жена, да какая она учительница? Тоже бабой стала. А самка видит что львиное, а что - шакалиное. Отсюда и уважение. Даже сын сопливый снисходительно ко мне относился.
   - А может ты сам чего-то...
   - Вали, говорит, к своей потаскухе родине, защищай её продажную честь. А я лучше с арой с базара на время сойдусь, сына, хотя бы, твоего прокормлю.
   Капитан снова спросил тихо. - А может, сам себя не так вёл?
   - Всё верно, Сан Саныч, лизал бы ты жопу начальству и за тебя другой бы подставлял грудь под пули.
   Капитан лишь крякнул и стал разливать водку по большим гранёным стаканам. Потом снова вымолвил раздумчиво.
   - Пример твой, Вадим, не характерен. Он типичен только для этих временных лет.
   - Вот мы и стали негодными типами для этой страны.
   - Эхо чеченской войны.
   - Не путайте родину с правительством.
   - Сколько живу, да и отец говорил, эта страна для правительства и её пристебаев. А народ, как был рабом, в крепостной зависимости, так и остался даже в этой ельцинской свободе в кавычках.
   Но капитан упёрто говорил о своём. - А я скажу. Да и все это видят. Офицеры и учителя самая мужественная... Нет, не так говорю. Самая преданная народу...
   - Проданная.
   Но на реплики Вадима Сан Саныч не реагировал.
   Я не партляляй и не журнальстивый корреспондент, однако отмечу высоким слогом школу и армию. Это конечно не кладезь мудрости, но и не мрак, не грязь чем поливают нас так называемые средства массовой информации...
   Теперь Володя вставил, хмыкнув. - Четвёртая власть. А власти все заодно.
   Сан Саныч сбился и воскликнул, уже не выдерживая рассудительного тона. - Школу и армию проходят только достойные люди. И хотя с армией у нас сейчас творится что-то невообразимое... Младших офицеров сокращают, зато генералы и штабники плодятся как саранча. Они и пожирают наш боевой ресурс. Как и отделы Образования у школы - учебный.
   - Я точнее скажу, мародёры нынче у власти.
   Они ждали терпеливо, когда старший выпьет первым, Володе было неудобно держать култышками стакан в руке, и Сан Саныч поднял свой, чокнулся со всеми и тоже сел, стол был придвинут к койке лейтенанта.
   - Да будут предстоящие изменения в нашей жизни к лучшему.
   Они выпили и, некоторое время, молчали, закусывая, Вадим кормил Володю с вилки. Закусив, капитан снова заговорил.
   - Не хочу сказать, что мы самые лучшие в этой стране, однако, эта мразь, что нами правит, поняли, что только учитель и офицер даже в крайней нищете не пойдёт на предательство. Этим и пользуются.
   Но товарищи речь его не прочувствовали. Вадим хмыкнул.
   - В тайге дикого рынка хорошо живётся только зверям диким, а мы, русские, скот прирученный.
   Сан Саныч замолчал и снова наполнил стаканы. Смотрел некоторое время отстранённо и снова заговорил.
   - А напоследок я скажу...
   Осёкся, было, увидев, что товарищи его коротко переглянулись, и неожиданно вымолвил.
   - Шерше ля фам!
   Они подняли на него удивлённые взгляды.
   - Да-да... Ищите женщину! Но не как причину, а для себя.
   - И как это нам таким несоискательным искать женщину да ещё не как причину, если у нас пока что только причинное место нормально функционирует?
   - В нашем положении, конечно, трудно искать, но не надо хотя бы отталкивать от себя.
   - Это точно, не целованная к нам не толкнётся, бабёнка, если какая потрепанная, - ввернул Володя с мрачным злорадством.
   - Нет, Володя. Хорошее делают только хорошие люди. А их всё же большинство даже в это подлое ельцинское время.
   На этот раз молодые промолчали и отвели взгляды.
   - Есть всё же в наших православных женщинах некое духовное лидерство, первопроходство на запутанных тропах неустроенного бытия. Без них мы плутаем, спиваемся, попросту - пропадаем.
   - Нам это в Доме Инвалидов не грозит, упадёшь, поднимут. И с голоду не умрём, хотя и сыты редко когда будем.
   - Вадим! Так не долго и опуститься.
   Но тот мрачно хмыкнул. - А некуда подниматься и бугорка не видать, кругом долина ровныя.
   Неожиданно в дверь постучали, они закричали, чуть ли не хором. - Входите! Входите!
   И в комнату вошла женщина, усталая, немного не уверенная в себе, с тяжелыми сумками в обеих руках, милая и симпатичная, но строптиво смотрела на поднимавшегося со стула Вадима.
   Сказала вдруг грубо. - Допрыгался?
   - Отпрыгался, - он тяжело плюхнулся на стул.
   Вошедшая поставила тяжёлые сумки и застыла в растерянности, некрасиво кривя лицо в плаче, крупные слёзы срывались с её щёк прямо на пол.
   Сан Саныч легонько толкнул Володю, и тот вскочил с койки как вспугнутый. Они молча вышли из комнаты. Жена подшагнула к Вадиму ближе.
   - Я его сразу выгнала, как получила письмо от твоего друга.
   Но муж молчал.
   - И мужик вроде ничего попался, не пьёт и хозяйственный... А всё равно не то.
   Но Вадим продолжал молчать. Она вскрикнула уже не сдерживая плач.
   - Хвати уже, достаточно накуролесили. Или что, не простишь? Это вам только можно...
   Вадим взял её за руки. - Погоди, дай опомниться.
   Она присела перед ним на корточки, и он зарылся лицом в красиво уложенную причёску. Проговорил:
   - Шерше ля фам... Шерше ля фам...
   - Ищешь всё?
   - Нашёл, Леночка. Нашёл.
   Они, наконец, поцеловались.
  
  
   ОТОРВАЛИСЬ
  
   чтобы звёздочкой вспыхнуть, спичке надо зажечься.
   - Олешка! - удивился я, встретив соседского сына со свежезашитой медицинскими швами губой. - На бровях уже брейк ломаете? На гвоздь в полу напоролся?
   - Да, не, Сан Саныч, на этот раз до скачек, типа, не дошло, на пилюлилину, как бы, нарвался, - ответил он флегматично в манере "тормоза", в Москве таких медузами зовут. "Типа" и "как бы" в их речи служат чем-то вроде местоимений, предлогами, в общем, связующие слова-междометия.
   - Как типа как бы? Губа уделана не как бы...
   - Да приехал тут к нам с Васьком пассажир как бы. Ну, это, типа, не друг ещё, а по пути как бы, в Москве с ним тусовались. Короче, встретили мы его типа, то да сё, полялякали как бы. Ну и предложили ему, типа, наш солнечный город при луне показать, как бы. Днём на него что типа смотреть? Памятник разрухи на рыночной помойке, не зря же Грязьмой прозвали. Завернули, короче, на Пятак. А там день отмечался как бы, ну, типа, без наркотиков что ли? Все пьют - жрут, нам с Васьком на предкины деньги не догнать, хотя мы с ним совсем не малышки уже. В общем, на пиво типа наскребли и голяк. Лёхе типа на хвоста сажаемся, неудобняк, конечно получается. Да что уж типа там? Это они в Москве на пять тысяч в месяц типа прожить не могут, нам в Гребани, это они провинцию так обзывают, нам и две тыщи в радость!
   Тут Светка к нам типа подваливает. Крутая, блин, типа стала в седьмом классе, кричит, типа нам:
   - Вы что как бы крутыми стали? Пиво. Типа попьёте. Харе воздух на мочу переводить, давай лучше сэму кирнём.
   А Лёха-москвич фентипёрстовый такой, лепень малиновый под итальяно, щерится ей по голубому.
   - Самогон - пойло для троглодита.
   - Тогда давай, типа перешевырнёмся. Знаю где дури нарыть за полтинник.
   Ну, блин, удивила, типа. Подмигиваю Лёхе, он всегда носит с собой соду от изжоги.
   - Осталось у нас кажется на полдороги...
   Он тут же врубился и вытаскивает пакетик, протянул Светке, говорит, что там типа на всех делить, одному только ништяк оторваться можно. Нюхни! Только типа секи, продирает до пяток.
   Светка с ходу фыркнула в себя белую пыльцу! Зачихала, засморкалась, мы типа даже отскочили, полетело от неё из всех дыхательных и испражнятельных. Ну, типа думаем, вырубиться сейчас. Но, блин, устояла чукчонка. Спрашиваем, типа, ну, как? Ништяк! Покатил кайф! Отрываюсь!
   Глаза чукчонки и впрямь как бы забалдели. И мы тоже, типа, ах у дуба, ах у ели! По вашему, как бы оторопели. Короче, прикол не состоялся. Она стала типа благодарить.
   - Ну, чо, мальчишки, у кого проблема в штанишках? Хи... А то отойдём! Танцуй, пока молодой!
   Нам с Васьком она давно уже надоела. Да и что там типа у чукчонки? Грудь, ребристая доска в два соска, и больше ни чего нет, один только минет. Да зубки ещё островаты. И Лёха тоже не прельстился нашей Эммануэль. Свали, короче. С кем там трахаться на Пятаке? И какой может быть с чукчонкой секс в подъезде или кустах? Обыкновенный трах! Попробовали про это в натуре и уже не лохнутые дуры. Предложили Лёхе сэма кирнуть и ДК к стервам нырнуть. В общем, взяли у бабки пузырь, тут только и оттопырились нормально. Только когда типа вмажешь, крутость и прорезается. И чукчонка за стерву катит. Тут уж Лёха типа пожалел, что от местной Эммануэль типа отказался...
   Я воспользовался паузой и спросил Олега. - До армии у тебя такие хорошенькие девочки были. А теперь всё какие-то чукчонки да стервы.
   - Чукчонка, это уже не девчонка, но глупая ещё, как бы. А стервы... Это мы их так типа авансом зовём. Замужем они все стервами становятся.
   Олег болезненно морщился, поджимая губы. Я поддел насмешливо.
   - Стерва в ДК тебе такой страстный поцелуй сделала?
   - Да, не... И в ДК такие же придурки собираются. Ходят косяками туда - сюда. Мы немного потоптались и типа в туалет пошли типа. Васёк впереди топал, ну и как бы задел кого... Разворачивается вдруг перед ним крендель такой и сразу - хлесть прямо в пятак! Васька с копыт, конечно. Все типа шарахнулись в разные стороны. И крендель этот пропал. Мы Васька сразу подхватили и в толпу типа, чтобы менты не забрали. Они только битых и подбирают. Васёк типа очухался и спрашивает нас, запомнили рожу того кренделя? Короче, пошли искать как бы. Подваливаем к одному, то ли тот крендель, а, может, и нет. Пру типа буром. Ты за что типа корефана моего ударил? Тот вроде не такой как бы крутой, но борзой. Щерится нагло, я типа сегодня ещё ни кого не бил. И вырывается. Погодите, крышу свою приведу. Кричу, типа, с тобой базарю! Да куда там, тут ещё Васёк ему типа слегка врезал, он и вырвался окончательно. Кричим знакомым Кентам, типа, держите этого придурка. И те зацепили, но типа не того, а тут косяк навстречу. Пока типа пробились к ним, они уже отвачкали пацана, да не того. Пробегал типа шнурок такой, ну они его и зацепили. Ну чо ж теперь, извинились типа, перепутали если и снова типа пошли искать Васькиного обидчика. Пацаны с Васьком завелись, у кого-то Сэм был, догнались. Типа, задирают, всех подряд и почём зря. Кричу им, уймитесь, придурки! Нарвёмся. Да куда там, все бухие, крутые... Снова на кого-то наехали. Но опять оказался не тот. По-бухалову типа говорить им что-то - порожняк. Тут позвал меня пассажир один косячок дошмалить. Перешевырнулись с ним на толчке, прямо в кабинке, побазарили типа немного. Выхожу, моих ни где нет. И в толпе вроде бы нет... Нашёл уже у зеркал в фойе. Типа уже спокойные, бока и мусала потирают, нарвались таки на крутых. И славно отбуцкали. Ваську опять типа больше всех досталось. Морда вообще стала серо-буро-козлятная. И глаза типа слепленные, как у китайца. И Лёха-москвич перед зеркалом торчит, пиджак под итальяно напополам разорван. Ноет, типа. - Месяца не носил. Пахан штуку за него отвалил, увидит - убьёт! Воет. - У, Гребания. Круто вы отрываетесь, так можно и на совсем. У нас в Москве только взрывают, а тут вообще зарывают. Качу-ка я ночным луноходом домой.
   Короче, рвём когти, обещали, если не слиняем, зарыть. Выходим, в кустах, рядом с Лениным, ну, это, памятник у ДК, типа тот крендель со стервой обжимается! А! Разбираться типа не стали. Попинали побыстрому, душу как бы отвели. И погнали типа, пока нас не догнали - кто куда...
   В общем, Лёху я с Васьком потерял, с другим уже пацаном ещё на чекарик сэма сообразили. Оттопырились - вообще. Идём домой, мы рядом живём, гоним, что типа на ум придёт. Круто так! Двух бугаёв встретили с чукчонками. Так. Слегка им по шеям типа накостыляли. Чо их бить? Бугаи - это школьники еще. И дальше пошли. Памятник Марксу уже прошли. И тут с той стороны улицы с десяток бугаёв кричат нам. А ну ходи сюда! Пацан, что со мной был, типа немного качался и стал как бы возбухать. Что вы, типа нам предъявляете. Ну, те типа дуром и попёрли. Обступили нас, кто типа что? Звездануло мне типа по мозгам! Только мелькнул кулак с кастетом перед глазами. Тут уж я типа совсем оторвался.
   Очнулся, лежу на асфальте. Сколько лежал, типа без понта, вокруг ни кого и ни чего. И боли типа не чувствую только в голове гудит как бы. Перед глазами обёртка Сникерса и бычок такой жирный. Но и курить не хотелось. Тут вдруг гул в голове прекращается, хлопнули типа дверцей машины. Передо мной появились ноги в форменных брюках. Пощупали пульс у ключицы и говорят, вроде живой. И типа так же подумал и стал подниматься сам. Передо мной нарисовались два мента и воронок с распахнутой дверцей. Приглашают, типа, полезай. Я им типа сам дойду. Заржали вообще. Глянь, прямо как в Америке и у нас законопослушные граждане появились. Гы... Сам до вытрезвителя дойдёт. Я было опять им типа дойду. Меня спрашивают, может помочь? Тут уж я типа сам в машину нырнул, знаю, как менты помогают воспитком яловым. Закрыли они типа меня, а машина как бы не заводится. Захлопали капотом, заматерились типа. К бабам собрались, а тут с этим шнурком возись, и бензин типа кончается, а кого в это время раскулачишь, машин нет. Но другой упирается, преступники типа не ловятся, хотя бы по вытрезвителю план выполнить. Долго базарили пока машина не завелась. И тут вдруг дверь воронка открывается. Пошёл нах! Я махнул из машины, радостный попёр напрямки, а то уже думал, что отработал. Только что на работу устроился, типа расстроился, выгонят снова за вытрезвитель. Свернул уже на свою улицу, смотрю, на крыльце Азии тот пацан сидит. Рожа хуже, чем у Васька, отделали как бог черепаху. И в носках одних, и типа прореха на пятке, как у того блудного сына с картинке в учебнике. Ну, чо, типа, если козлы эти кроссы с него сняли. Это у меня китайские говнодавы, а него ништяковые были. Короче, тащусь я типа от его вида, а он на меня пялится. И говорит, типа, Алик, губа у тебя верхняя, как бы напополам, как у зайца. Не зашить, типа плейбоем в натуре станешь. Так и потопали вдвоём в Скорую помощь. Тут типа и боль навалилась. Торчу... и там в больнице глупые тусовки. Как на базаре. Страховки нет, хирург деньги требует, что я за так, типа работать буду? Кричу, ты клятву Гиппократа давал! Он у меня с издёвкой спрашивает, а ты, типа, Бахусу? Отрывался, говорю. Он мудак типа не врубается. - Куда?
   - Отсюда! Куда вы нас выродили, не спросив.
   Я спросил Олега. - Значит, не надо было вас рожать?
   - Смотря кому, - буркнул он, зажимая губу, ответ не нуждался в комментариях. У меня вырвалось.
   - Что из армии, что из тюрьмы возвращаетесь вы какими-то оторванными...
   - А! Пацанами были, жвачку жевали по очереди и кайф. А сейчас уже не то. На хороший балдёж денег нет, а с дури только дуреешь. Я уже забыл, когда хорошую водку пил, всё сэмом травлюсь и дурью отрываюсь.
   - Только в этом и счастье?
   Олег улыбался невесело. - Ну, о счастье ты, Иваныч, типа загнул. Оно и новым русским не даётся. Радости хоть немного хватануть. Но, увы, не от новых рождаемся, потому и отрываемся.
  
  
   ИСПЫТАНИЕ
  
   - А-а, - перекрыл грохот боя мощный командирский рёв. - Совсем зажали, шакалюги!
   Вокруг полыхало, рвалось и стреляло. От горевшей БМП припекало.
   - Хрен сосать! Не те ребята! - снова взревел высокий и широкоплечий офицер, поднявшись в полный рост, и помчал огромными прыжками к скале, отмахиваясь огнём из ствола ручного пулемёта. Полез на неё, укрываясь в разломах и трещинах, отсекая огнём подбиравшихся к солдатам боевиков. В него пустили гранату, но она только помогла ему, забросив на пологую вершину господствующей высотки. Он рявкнул торжествующе и, привстав на колени, стал поливать прицельным огнём зарвавшихся бандитов...
   Вскоре к нему забрались и остальные. Скала была из старого обветренного веками камня, и забираться на неё было довольно легко. Затащили и двух раненых. Ещё одного задело, и он полетел, было, вниз, но сзади лез молодой офицер в лётном комбинезоне и, подхватив падавшего, завалился с ним на вершину. Погашенный парашют трепыхал серебристым озерцом среди мелких камней в долине. Это было начало предгорья, они заняли господствующую высоту и заревели торжествующе.
   - Теперь попробуй нас взять, чечен вашу мать! Шакальё подлое! Это вам не заложников хватать и не в спины стрелять. Отморозки, эбаные?
   Старший лейтенант рявкнул на солдат. - Прекратить стрельбу! Экономь патроны.
   Его послушались даже боевики внизу. Стрельба прекратилась. Солдаты устроились поудобнее и дружно закурили. А старший лейтенант отбросил пулемёт и с радостным рёвом полез на летуна.
   - Жора! Чёрт глюпий! Сколько лет, сколько зим? Почти с самой школы не виделись. А ведь, не разлей вода, были тогда.
   Они завозились, но вертолётчик не радовался. - Димка, зачем полезли на верную смерть? Своя жизнь не дорога, пацанов бы пожалел.
   - Они сами кого хошь пожалеют. Не видишь, все дембельнутые. Сами воевать остались.
   Солдаты и на самом деле все заматерелые, сверхсрочники, щерились улыбчиво. Тогда ещё контрактников не было. Оставались мстить за погибших друзей и самые отпетые в гражданской жизни которым "не светило", а на бандитизм они ещё не решились.
   Пилот возмутился. - Вот, дурогоны! Вечер скоро, а у них одни смехуёчки.
   - Ага! Не снимут дотемна, будет нам секир башка.
   - И то ладно. Закинут наши буйные головушки на пост. Будет что хоронить.
   Жора тихо шалел от такого чёрного юмора, Дима отступил от него, хмыкнув с издёвкой.
   - Не воевать, а воровать, надо было тебе учиться.
   Солдаты и на это отозвались со смехом. - А и братву, и торгашей тоже по чём зря мочат. Сегодня ты - новый, а завтра - труп.
   Соколов хмыкнул тоже закуривая. - Харе мраки нагонять, пора баб вспоминать.
   Они некоторое время молчали, Жора уныло сообщил. - А я, Дима, женился. Сынишке и
   годика ещё нет.
   - А я разженился.
   - И зажили вроде бы нормально. Квартиру от немцев получили и, хоть начальство мебелишку и модерновую фасонину выгребло, всё равно квартирка шик - красота.
   Паузой никто не воспользовался, он снова вздохнул. - И жёнушка у меня - мечта!
   - Блондинка, поди, голубоглазая?
   - Сероглазая. Понял сразу я.
   - Расскажи, как закадрил.
   - Привёз майор молодую жену из отпуска... Смотрю - моя баба!
   - Как твоя? - ахнули все разом.
   - А вдарило по мозгам. Моя и всё! Через пару недель увёл я её у майора.
   - Ха-ха-ха! - заревели в безудержном хохоте солдаты.
   Даже боевики всполошились, снова открыв стрельбу.
   - Ну Жора, десантурный ты мужик, оказывается.
   Но смеялись недолго, уж очень унылый вид был у вертолётчика.
   - Чо, норовиста попалась кобылка, трудно усидеть в седле?
   Жора озлился. - Отлично живём! Вам и не снилось.
   Стрельба стихла, и парни примолкли, думая о своём. Через некоторое время Жора толкнул школьного друга.
   - Ты должен её знать, Дима. Лариска Капустина, младше нас на три класса.
   - Ириска, - стал распускать губы офицер десантник.
   И неожиданно вскрикнул. - Моя баба!
   Но тут же сник и отвернулся. Тишина воцарилась наинеприятнейшая. Кто-то из солдат вымолвил мрачно.
   - Какая теперь разница - чья? Шансов выйти - ноль.
   Дима вдруг вскинулся. - Это у вас нет шанса выйти. А мы, Жора, гад буду - выйдем! Судьба - сука такая! Любит создавать ситуации.
   Теперь Жора распускал губы. - Имей совесть! Дитё у нас.
   - Имею право! Оболгали меня перед нею, вот и ломанулась в замуж за первого попавшегося.
   ***
   Дима оказался прав. Они продержались до утра, отбиваясь от подкрадывавшихся боевиков, пока к ним не пробилась помощь. Но лишь два солдата тихо напевали страшную песню агонии жизни своей. И не допели её до госпиталя. А школьные друзья отлежались и залечили раны. Тут и Лебедь подмахнул пером мир позорный. Не героями возвращались они с первой чеченской войны. Жора от судьбы не уходил, привел школьного товарища домой. Но Ларисы они не застали, с
   сынишкой, не узнавшим отца, нянчилась соседка, тоже офицерская жена, только гораздо постарше. Она и сказала с подтекстом, что Лариса торгует на рынке у лиц кавказской национальности. Военный городок вертолётчиков передислоцированных из бывшей ГДР
   находился километрах в сорока от областного центра. Каждый день ездить было накладно, и Лариса часто не ночевала дома. Они поехали к ней на базар.
   ***
   Дима остановился тут же у ворот, мрачно разглядывая суетливую рыночную толпу. Летун в парадном мундире нетерпеливо подтолкнул друга в чёрно-пёстром прикиде крутого и огромных тёмных очках.
   - Ну что ты?
   - Да погоди, разведать надо.
   - Чего выдумываешь?
   Дима угрюмо кивнул на пронырливых смуглых брюнетов суетящихся вокруг хорошеньких продавщиц и чувств друга не пожалел. - Может, мы ей уже оба не нужны?
   Было уже за полдень, солнце шло на убыль, как и там, тогда в горах. Старлей уныло поплёлся за ним, сохраняя дистанцию. Свою сероглазую увидел он почти сразу же. Но разведчик дал отмашку - Умри! Жоре пришлось втиснуться в узкий проход
   между прилавками. А крутой стал брюзгливо рассматривать яркую свиную продукцию из Польши.
   - Пожалуйста, выбирайте! Что будете брать? - отшагнула от улыбающегося уже немолодого и полного до безобразия кавказца белокурая женщиночка в голубеньком переднике.
   - Э-э... Мне только зажевать, - отважный воин, кажется, терялся.
   Взбодрил его хозяин. - Ест дэшовенки водка из Беларусс. Зидэс и випьешь. Стакан и хилеб тожа дамм.
   - Ты, черномордин! А ну - сдёрни! Без тебя разберёмся.
   Повторять было не надо. Продавщица предостерегла.
   - Не очень права качай. Свои же бока намнут. Они тут все под двойной крышей. И ментовской, и бандитской.
   - Пробьемся! - хмыкнул беззаботно парень и сделал заказ. - Наливай сразу стакан. И щечек свиных с полкило. Мелочиться не будем.
   - Здесь не ресторан, - отвергла заказ Лариса. - Бери бутылку и пей, сколько влезет вон за тем пустым прилавком Жора отвлёкся, к женщине торгующей сметаной и творогом подошла пожилая женщина и предложила сделку.
   - Сразу четыре пакета возьму, если уступишь.
   Продавщица перегнулась к ней. - Сколько объяснять, не торговки, а продавщицы мы.
   - Это базар, торговаться надо взаимовыгодно.
   - Ага! Тебе уступлю, из своего кармана заплачу.
   - Платите вы с навара рэкетирам.
   - Какой навар? За двадцатку здесь торчу, у тебя пенсия больше. Навар только у хозяина. Он даже и налоги не платит. Сдал мне товар, нет у него как бы товара. Вишь, я с тетрадкой работаю и тоже налог не плачу, потому что нету дохода.
   - Ну, да, так бы ты за двадцатку и стояла...
   Но продавщица отрезала. - Иди, давай! Место не загораживай.
   И закричала. - Сметанка, творог свежий из Белоруссии. Сметанка, творог...
   Женщина побрела прочь, ворча. - И куда только все эти милиции, полиции и надзоры всякие смотрят? Сталина на вас надо! Сталина. И Саддама Хуссейна.
   У продавщицы видно тоже накипело, она заорала вслед женщине. - Куда смотрят все эти милиции и полиции? Да в свой карман! Бабка, иль забыла, где живешь? Как пошло с вас, коммунистов, так всё и людоедничаем. Вот когда вы передохните, тогда, может, и заживём не героически, а для себя. Людьми станем...
   Жоре становилось нехорошо, он попросту терялся, и в нём конфликт зарождался. Национализм, как нудный дождь начинал моросить и в его душе. Всё больше и больше смуглых и наглых брюнетов становились наглыми хозяйчиками в его стране...
   А Дима уже выцедил из стакана водку и задумчиво зажёвывал её подкрашенной свининкой, он спросил Ларису. - Скоро вы освободитесь?
   Лариса гордо стояла за прилавком с сигаретой в руке и презрительно не смотрела на него. - Я торгую, но не собой!
   Неожиданно она вдруг закатила глаза и отложила только что прикуренную сигарету, простонала нарочито. - О! - и зашарила руками под весами.
   Решительная на вид женщина бросила на весы кусок свинины в целлофановом пакете.
   - Вот! На контрольных взвесила, больше ста грамм не хватает.
   - Ой! Да не может этого быть! - красивые и проворные ручки сняли из-под чаши весов кусочек магнита и стали успокаивать стрелки весов. - Да как это получилось? Наверное, я сбоку на стрелку смотрела.
   Лариса быстро отсчитала сдачу - додачу и сунула в руку заворчавшей женщине.
   - Смотрите вы всегда в свою сторону. Постыдились бы нищих учителей и пенсионеров обирать.
   И пошла от неё с гордым обиженным видом. Лариса крикнула. - Вот и встала бы сама торговать!
   Соседка по прилавку фыркнула. - Учителка наверно. Думает, что умирает стоя. А тоже в гроб положат.
   Но Лариса на нее не смотрела, косила глаз на этого...
   И Дима это усёк, тут же отреагировав, он видел все её манипуляции с весами. - Не стыдно обвешивать нищих?
   - Стыдно, когда нищету видно!
   У Димы вырвалось, Ларису он знал совсем другой, а теперь не узнавал, как и себя после нескольких месяцев войны. - Какая же ты стала.
   Он понял, она его узнавала, и снял очки. Лариса фыркнула зло и не отвела глаза, Ириска не сладенькой теперь была.
   - Птенчик жрать хочет, а я не кукушка.
   - Всё ясно, офицер воюет, а его жена балует.
   Лариса выставилась перед ним. - Вот именно! Вы там с ними воюете, а мы здесь с
   ними - звереем!
   Он растерялся, Лариса фыркнула хамовато.
   - Всё! Конец цитаты. Деньги есть, валим на хату. Жёны офицерские на довольствии не стоят.
   И этот дурогон закривил вдруг губы, но ответить не смог. И устоять тоже. Сорвался с места и попёр не разбирая дороги, как в атаку. Жора догнал его уже за воротами рынка. И отказался пить только на его деньги. За войну им всё же заплатили и они решили посмотреть за что воюют, засев до утра в ночном ресторане. Пили по-сибирски, много и молча, отгоняя пристававших к ним девочек коротким и емким ставшим международным словом. Под утро уже Жора вдруг пропел глумливую присказку о женщинах.
   - Если курит, значит пьёт. А если пьёт, то без разбору всем даёт.
   - Да не дошло до этого, - вымолвил Дима. - Пылит она всё.
   Но Жора, кажется, входил в хмельный транс. - Эх, Димка, Димка. Эх, как бы не Димка.
   - До лампочки ей теперь Димка. Ты что не понял?
   Жора посмотрел на него отсутствующим взглядом. - Будто ты один Димка на этом свете.
   Тот понял и хмыкнул не ругательно. - Ну и пошёл на!
   - А его не пошлёшь. Да и не знает он ещё меня, сам видел.
   - А! - дошло до Соколова.
   Он вздохнул с облегчением и спросил. - Крестил его?
   - Сказала, сама найдёт крестного папу, не такого долбанутого как я.
   Тут уж Соколов и сам заторчал глухо пока Жора не встал.
   - Ладно, пойдём. Выгоняют.
   Последние гуляки выходили из уютного заведения. Вышли и они в душную августовскую ночь. Темь на улице была как в горах, будто и здесь соблюдали светомаскировку. Где-то вдруг истошно закричали, прогремел выстрел, второй...
   Топот ног затих вдали. Тишину нарушали лишь глухо бубнившие голоса.
   - И это моя страна, - будто только сейчас всё увидел Жора.
   Дима подтвердил. - Да, необъявленная война. Не так Чечня, как сами друг друга по
   подлому уничтожаем.
   - Сплошной мрак. В Чечне воевать как-то спокойнее.
   Фонари всё-таки горели, но через раз или два и то в пол накала. Они остановились под одним из них. Показалось такси с зелёной звёздочкой на лобовом стекле. Дима махнул рукой, и машина остановилась.
   - Может, пойдем ко мне? Успокоишься на раскладушке. Проспимся - похмелимся. А там видно будет, что делать.
   - Да нет, Дима, домой пойду. Война кончилась. Что этих денег? Опять стану Ириску сосать, а она за это весь мой род паять.
   - За что, Жора?
   - А за что нас любить, если мы для себя не умеем жить?
   Дима вдруг обнял его порывисто. - Жора! Не теряй высоты. Всё это превозмочь надо. Удержать хотя бы. Сыны подрастут. Исправят. Доделают. Или переделают.
   Машина терпеливо ждала, Жора отстранил друга и направился к ней.
   - Да, Дима, ты прав. Это испытание нам выпало такое. Испытание.
  
   ЗОЛОТАЯ ТЁЛКА
  
   Супермодная, с десятком тонких чёрных косичек, вертлявая девчонка лет шестнадцати в шортиках и широком лифчике который раз повторила крепко сбитому, но лишь на немного постарше её парню, постоянно осматривающему немногочисленных молодых зрителей в борцовском зале. - И этого Серёга уделает.
   - Уделает, Натик, уделает он его, - отзывался тот с явной предупредительностью, не отвлекаясь от пристального наблюдения.
   Богдан Стерлигов не выдержал. - Не прорежется ваш Серёга с Боди. Девчонка бросила взгляд на белокурого суворовца, утонченно красивого, как ангельский воин и, как-то странно замерла на некоторое время, потом мотнула головкой и вызывающе предложила ему пари.
   - Ставлю сто баксов против десяти, что Серёга уделает твоего Бидэ.
   - Сама ты - подмывалка! - едва сдержался от выкрика суворовец. - Боди, это тело по-английски, да будет известно вам, ахчи или хабиба.
   - Сам ты чурбан некультурный, - тут же повернулся к нему парень и смерил хмурым взглядом.
   - Не зря в дубаки пошёл, - фыркнула и девчонка, но легонько толкнула своего телохранителя, чтобы не вмешивался. - Пусть я наполовину русская, но чем хуже тебя?
   - Я этого не говорил.
   - Вас в военном училище видно не драться, а лялякать только учат? То-то вы ни как чеченцев не одолеете. Стерлигов вспыхнул, но ни чего не смог ответить.
   А она продолжала с той же язвительностью. - К тому же ты ещё такой красивенький!
   Если б я парнем была, непременно бы влюбилась в тебя. Телохранитель захохотал грубо и оглушительно. - И я бы не смог его так уделать... Засмеялись и рядом стоявшие, лицо суворовца и вовсе вспыхнуло ярким румянцем. Она снова предложила уже снисходительным тоном. - Ну, что, хватит ля-ля? Ставлю двести баксов!
   Богдан не нашёлся что ответить, и она фыркнула победно.
   - Слабо десятку баксов поставить?
   Ну что на это было сказать? Суворовец отвернулся от шальной девчонки, поняв, что та из новых русских и отвернулся к рингу где финалисты-соперники уже устанавливали под присмотром судьи локти на стол-стойку. Но она не отставала, дернула его за руку, и всё с той же глумливой язвительностью фыркнула.
   - Будешь ставить на свое Тело?
   Глумливый намёк он проглотил, будто не понял и выдернул руку. - У меня сто рублей с мелочью если наберётся.
   - Ставлю триста баксов против твоих ста деревянных, - азартно скорректировала пари девчонка и повернулась к стоявшим вокруг высокого стола зрителям, на котором устанавливали руки для борьбы плотные и довольно высокие молодые соперники.
   - Все слышали?
   Кто-то из ребят, пёстро одетых в китайские адидасы, крикнул. - Не пыли, чукчонка, всё равно на стерву не катишь.
   - Сам пацан, жизни не видал.
   Вдоль стен стояли низкие лавки, а в дальнем углу были сложены борцовские маты, но никто не сидел, болельщики плотно обступили финалистов армрестлинга.
   - Даже эту мелочь боишься проиграть? - фыркнула Натик. - Чего тебе бояться? Всё равно кашей накормят.
   Она его окончательно достала, он выхватил из кармана сложенные пополам купюры и стал считать.
   - Сто двадцать рублей!
   Они находились в помещениях под трибунами стадиона, где проходили всевозможные турниры по случаю праздника Весны, Мира и Труда - Первомая. Молодые соперники наконец-то установили руки. Поправив локти, рефери отпрянул от них и громко крикнул.
   - Начали.
   Руки борцов задрожали, но не опускались ни в одну сторону довольно долго. Но потом медленно и непреклонно стали клониться на сторону того, на которого поставила чернявая девчонка. Взвинченные высокой ставкой, зрители ажиотажно задёргались и закричали. А потом разом ахнули, кто-то разочарованно гудел, кто-то радостно кричал, когда юный, но уже могутный победитель уложил руку соперника на поверхность стола.
   - Ну, что коза, натурой теперь будешь расплачиваться? - глумливо закричали пацаны из толпы сердито задёргавшейся девчонке.
   - Кого паять? Одни косички да ножки как спички.
   - И грудь два соска, гладильная доска.
   - Глохни, козлы! Как сказала, расплачусь баксами! - сердито крикнула девчонка.
   Стерлигов широко улыбался довольный победой друга. - Да, ладно, считай, сыграли в дурачка. Придётся тридцать раз по твоему носу деньгами шлёпнуть.
   - Смотри, сам шлёпнешься, - подступил к нему накачанный парень, но девчонка цыкнула на него.
   - А ну, исчезни!
   И тот послушно отступил за её спину.
   - А ты крутая, блин, крутая, блин, крутая! - глумливо пропел Богдан и пошёл от неё к устало улыбающемуся победителю.
   Динамик громко ревел имена призёров, и те подходили по очереди к трём организаторам. Финалист первым получил приз, упаковку безалкогольного пива Балтика и тряс ею, высоко подняв вверх.
   Девчонка схватила Богдана за руку. - Ты не уходи, я сюда деньги привезу.
   - Сдёрни! Не показывай мне свою крутость.
   Она возмутилась. - Ты что со мной так разговариваешь?
   - А кто ты, собственно, такая?
   - Я - Надька - Золотая тёлка!
   - А я не вор, в натуре!
   Та скривилась. - Оно и видно, будущий капитан, обтрёпанный как лапоть. Зрители расходились, победитель махнул Богдану рукой и стал пробираться к выходу из борцовского зала.
   - Или поехали за деньгами, - не отставала девчонка от него.
   - Я не сутенер брать деньги с путан.
   Натик не возмутилась, объяснила спокойно. - Да я ещё девочка. Просто богатая и не жмотка. Вот и прозвали Золотой тёлкой. А ты кто?
   - Не твой парень, - грубо оборвал он разговор и пошёл с победителем, пожимая ему руку. - Классно ты его, Гава, уделал.
   Тот поторопил. - Идём, идём. Опять опоздали. Весь вечер теперь Люси пилить тебя будет.
   - Нет, ну ты что? - снова вцепилась в руку Стерлигова Золотая тёлка. - Это для меня долг чести.
   - Сказал, отвали! - разозлился суворовец и пошёл от неё.
   - Ты почему так со мной разговариваешь?
   - Аллергия у меня на богатых.
   Гава остановился. - Дэн, в чём дело?
   - Да пристала тут.
   - Да нужен мне этот голу - бо... глазый красавчик, - двусмысленно разорвала она слово. - Я не привыкла не отдавать долги.
   Боди рассмеялся. - Щтирлиц! Тебе не в армию, а в артисты или аферисты надо было идти.
   Высокий и по-мужски широкоплечий он наклонился и холодно посмотрел на психующую девчонку. - Нас красивые девушки ждут.
   - Где? Я туда деньги привезу.
   Богдан опять отказался. - Не нужны мне твои баксы! Не нужны, понимаешь?
   - Ты их выиграл, они твои. Где вы будете со своими козочками блеять?
   Гава воскликнул с подтекстом, девочка смахивала на лицо кавказской национальности.
   - Любим мы Кавказ! Но только перед парком Победы.
   - Могу подвезти туда, заодно и поторчим вместе.
   Богдана, аж, затрясло, он показал на группу хулиганистых пацанов пивших пиво, сидя на подоконниках в коридоре. - Вон у тех сосунов иди палку выпрашивай. И едва успел отскочить, увернувшись от пощёчины, уронил на пол свою форменную фуражку. Натик помчала от них, нервно топая ногами, а они уже спокойно пошли по коридору спортзала. Соревнования ещё продолжались, сидели шахматисты, из открытых дверей малого зала слышался стук шариков пинг - понга. Они вышли под арку центрального входа и свернули на выход. На небольшой площади стоял купол Шапито и множество торговых палаток, правда, покупателей почти не было. Они подошли к одной из них, Гава поставил упаковку с пивом на прилавок.
   - Мамуля, принимай товар.
   Полная высокая женщина в белом переднике удивлённо спросила. - Откуда это у тебя, сынок?
   - Выиграл на соревнованиях.
   И Дэн добавил. - Он теперь, тётя Рая, чемпион Октябрьского района по армрестлингу.
   - Ну, молодец, Гаврик. Молодец.
   - Дай нам по Вертолётику.
   - Ой, Гава, и ты пить стал.
   Богдан засмеялся. - Учимся. Офицеры говорят, литру на грудь не берёшь, не жди повышения в звании.
   Мать неприятно удивилась. - Гаврик, и ты хочешь военным стать?
   - Пока нет, спортивный колледж надо закончить. А там видно будет.
   Тётя Рая всё же протянула им по банке коктейля, потом дала и по пачке засахаренных орешков.
   - Ладно, ма-ма, мы пошли.
   Та только вздохнула им в след, ребята направились к троллейбусной остановке, пришлось даже пробежаться. Войдя в салон троллейбуса, они глянули в заднее окно. К стоянке автомашин быстро шла Натик, за ней поспешали двое крепких парней, цепко оглядывая всё вокруг.
   - А на самом деле, тёлка-то золотая, - вымолвил Богдан.
   - Ты об этой приставалке? Кто такая?
   - А я знаю? Триста баксов поставила на твоего соперника против моих ста рублей.
   Банки с коктейлем они держали в руках, не распечатывая, и пить не собирались. Помолчав некоторое время, Богдан спросил. - А может, взять? Это всё же почти десять тысяч рублей!
   - Не связывайся Богдан, скажу по своему опыту. Это она тебя покупает. Меня такая же, как и эта стервочка из богатой семьи, год назад хорошо кинула. Сейчас только в себя стал приходить.
   И через паузу отрубил. - Все они, новые русские, суки паскудные. Что бабы, что мужики. Что чёрные, что белые. Все они серо-буро-козлятные. И деньги свои за так не дают.
   Один из парней обогнал Натик и открыл перед нею заднюю дверцу Вольво цвета бордового перламутра. Но девушка оттолкнула его и полезла на переднее сиденье. Серёга, а это был соперник Боди только что закончившегося турнира, схватил её и вытащил обратно. Надя истерично затопала ногами, замахала руками, но не била, а только грозила. Но тот оставался непреклонен. Подпрыгнув несколько раз, девчонка оттолкнула его и залезла на заднее сиденье машины. Другой охранник побежал, лавируя между машин, сел в армейский уазик с металлическим кузовом и тут же уехал.
   В набитом троллейбусе стали ворчать пассажиры. - Чего стоим?
   - Интенсивное производство. Еще не под полную завязку набили.
   - Для них - больше народу, больше кислороду.
   - Наоборот, меньше кислороду.
   - При Сталине деньги кислородом называли.
   - Точняк! Без башлей по настоящему душно.
   - Почему только без них? А без любви, уважения?
   - Дед! Больно умный ты, задавай вопросы попроще.
   - Да, к сожалению, мы, старики, сложнее вас.
   - Почему, к сожалению?
   - Это плохо.
   - Радуйся, что сложнее нас.
   - Это трагедия если дети проще родителей. Нет эволюции, развития.
   Богдан смотрел в широченное окно. Вольво не трогалась. Замятин толкнул его, засмеявшись.
   - Не на Штирлица, а Остапа Бендера тебе надо учиться.
   - Боди, ты и есть боди, глупое тело.
   Наконец они тронулись, и Вольво тоже стала выезжать со стоянки. Они ехали мягко и плавно. Как хороши этим троллейбусы, когда не спешишь. А они спешили. Девушки на самом деле их ждали, но некрасивые, в крайнем случае, у Богдана, Гава ещё не знал, с кем тот его познакомит. Подружились они недавно в спортивном клубе армии. Троллейбус быстро пустел, Стерлигов заметил.
   - Не понимаю я вас, не военных. Пешком бы дошли за это время.
   - Штирлицу всё надо понимать.
   - Боди, хватит балдеть.
   Наконец появился Глобус на пьедестале. Разворот. Поплыли современные здания и брошенный после краха перестройки долгострой вперемежку с деревенскими домами и готическими виллами. И, наконец, ресторан Кавказ в небольшом парке перед лесным массивом у каменных Штыков. Замкнутый квадрат павильонов с внутренним двориком, где жарили шашлыки и лелю-кебаб. Они вышли из троллейбуса, Вольво свернула на автостоянку. Ребята переглянулись и направились по широкой дорожке к павильону. Парк был немноголюден. Лишь одинокая девичья фигурка маячила далеко в стороне у каменных Штыков. Увидев их броско одетая, с выпирающими из короткой юбочки полными ляжками, девушка резво побежала к ним. Они тоже свернули ей на встречу и вскоре девица, явно старше своего возлюбленного, обняла Богдана.
   - Как всегда опаздываем.
   - Служим родине, - проговорил он неловко, видно было, что стеснялся разницы в возрасте.
   - Люси! Ты что без подруги?
   - Да не пришла что-то. Может, задерживается?
   Замятин хмыкнул. - Ну, ладно, я тогда пошёл, - он протянул Богдану свою банку коктейля. - Выпьете за моё здоровье.
   - Да нет, ты что? Посидим здесь пару часиков и пойдём на Пятак.
   Люси тут же возразила. - Какой ещё Пятак, особенно мне? И сюда брючницы заглядывают. Тебя, Гава, обязательно подцепит какая-нибудь. Ты вполне уже за мужика сойдёшь.
   Замятин глянул на Богдана, но тот отвёл взгляд, пробурчав. - На самом деле, что толку с этих чукчонок? Сами неучёные и их ещё учить надо.
   - Вот именно, - назидательно поддержала его подруга. - Пацанам надо начинать сексуальную жизнь с опытной женщиной.
   - Таки и обязательно?
   - Научит всему, и ни каких комплексов не будет. Я слышала от Богдана, у тебя несчастная любовь была. Он резко бросил. - Глупая любовь у меня была.
   - Давайте прогуляемся до остановки маршруток, она с Заводского района должна приехать.
   Они прошли парк и остановились у улицы. Несколько маршрутных такси подъехало, но подруга Люси так и не приехала, Богдан возмутился.
   - Полчаса прошло, как назначено свидание. Хватит ждать.
   Они побрели обратно к аляповатому павильону с вывеской кафе Кавказ.
   Люси предложила. - Пейте здесь ваши коктейли.
   - А мы их для вас сберегли, - хмыкнул Гаврила.
   Но Люси отвергла. - Вертолётом или Отвёрткой я только похмеляюсь.
   - Смотри, нам больше достанется, - Богдан открыл свою банку и стал пить.
   Тоже сделал и Замятин. Они медленно подошли к лавке и присели. День был тёплый, даже припекало. Парк был молодой и проглядывался насквозь. Богдан огляделся, на автостоянке рядом с Вольво уже стоял тёмно-зелёный уазик. Он глянул на Гаву, тот тоже заметил обе машины и лишь улыбнулся. Оба промолчали и допив коктейль отбросили банки, поднялись и неторопливо пошли к кафе. На крыльце Гава подошёл к таксофону, бросив им.
   - Занимайте столик, мне позвонить надо.
   Богдан вошёл в тамбур и только шагнул в фойе, столкнулся с Надин. Она летела на предельной скорости и отскочила от него как мячик. Не удержав равновесия, с испуганным криком шлёпнулась на задницу и, видно, так больно! Вскрикнула громко....
   Богдан хотел, было, помочь ей подняться, но на него уже с рёвом пёрли два мордоворота, нацелив кулаки.
   - Ну, это уже сверхборзость!
   От удара Серёги Богдан увернулся, заблокировал руку другого охранника, вывернул и ударом колена в зад пустил его по полу через всё фойе. Достал ногой и подбежавшего третьего, но завяз в цепких руках. Пинок вскочившего Серёги влепил его в барьер гардероба. Он бы встал, но застрял в проломившейся полированной фанерке. Успел отбрыкнуться, сбив с ног кого-то, и зря сунулся вперед, получив сильный удар в пах. Всё расплылось у него перед глазами. Но окончательно сознание Богдан не потерял, раздался рёв Замятина.
   - Ах вы суки! Двое на одного?
   Телохранители Золотой тёлки бросились на него. Гава крутнулся в глубокой растяжке, одновременно сбив обоих ударами с рук и ног в головы. Перевернулся через себя и встретил вскочившего на ноги побеждённого в армрестлинге Серёгу прямым ударом кулака в лоб. И всё! Охранники лишь вяло шевелились на полу, пытаясь подняться. Это только в кино противники наносят множество сильных ударов. В бою без правил достаточно одного. Богдан вылез из пролома и, не удержавшись, тоже врезал в пах поднимавшему зад Серёге. Тот глухо взвыл и зажался, ёрзая по полу.
   Но это было ещё не всё. Раздался короткий девичий вопль, и Золотая тёлка полетела в разлом гардероба от оплеухи Люси. Растерянный до того швейцар попёр на них, как панфиловец под танк.
   - Вы кого ударили? Вы кого ударили? Да вас за неё сейчас тут по стенам размажут.
   - Ништяк, деда, пробьёмся, - прорычал, ухмыляясь Боди.
   - Щас! Щас вас тут и пробьют. А что останется, в зад забьют.
   - Штирлиц! Спину прикрой, - окликнул он Богдана.
   Но этого не надо было делать. Натик вылезла из гардеробного разлома и замахала руками. На предплечье у неё сочилась кровью глубокая царапина.
   - Не надо, не надо драться! Эти ваньки ничего не поняли.
   - Надежда Захаровна! Надичка Захаровна! - подскочил к ней осанистый швейцар в генеральских лампасах и поднёс мобильник к уху. - Да мы им сейчас покажем. Мало не покажется.
   Но она выхватила у него телефон. - Свали, старый пердун, и не дёргайся.
   - Но это же? Это... Вас ударили.
   - Всё нормально. Маленькая неувязочка вышла. Мы не поняли друг друга.
   - Ты, ишачка кавказская, не поняла ещё ничего?
   Но Гава удержал Люси. - Пожалуй, им хватит.
   Телохранители с трудом поднимались, Надя крикнула им. - Вон отсюда! Повыгоняю дуроломов!
   К тем сразу же вернулись силы, и они выскочили на улицу. Швейцар продолжал пятиться в дальний угол фойе.
   - Дэн! Это кто такая? - специально показала пальцем на чернявую девчонку Люси.
   - Разве не слышала? Надечка Захаровна, - хмыкнул Гава.
   - Ну, у вас, мальчики, и кадры. С какой кавказской помойки вы эту шлюшку подобрали?
   Надя затопала ногами.- Сама ты шлюха солдатская. Я ещё девочка.
   - Слышали, какие у кавказских ишаков девочки. Сунешь тудой два кулака, а там остаётся ещё щелочка.
   - Поганее русской долбанки ни кого нету.
   - А мой парень почему-то не меня, а тебя брезгует.
   - Еть ему просто некого! Под забором суворовского училища собираются те, кого нормальные парни не трахают.
   - А ты что за ним бегаешь?
   - Нужен мне этот. Голу ... бо...глазый! Долг ему принесла.
   - Ты на что сучка намекаешь? Это вы у чурок там в гаремах жопошницы и лесбиянки. Рабыни Изауры. Проститутки единственного! И не человека даже, а зверя.
   Надя, видно поняла, что русскую девку не переспорить, да и этот херувимчик в форме явно шалел от циничной девичьей грубости. Она, наконец, опомнилась и неожиданно сунула аккуратный пакетик в расхристанную рубаху суворовца. Круто развернувшись, выбежала из фойе. Богдан шагнул, было, за нею, намереваясь догнать и вернуть деньги, но пакет провалился в брюки и застрял там. Согнувшись неловко, он стал вытаскивать его через штанину. Долго возился, а когда вытащил и выскочил на крыльцо, перламутровая Вольво уже отъезжала. Следом за ним вышли и Люси с Гавой.
   - Богдан, да брось ты лохом быть, ты честно выиграл пари.
   - Какое пари? - спросила Люси.
   - Победил я в турнире по армстрелингу. Богдан поставил на меня и выиграл у этой девчонки триста баксов.
   - О! Тёлка-ка то - золотая, - только и вымолвила Люси.
   Гава хмыкнул, улыбаясь. - Её так и прозвали. Говорит, за то, что не жадная. У Богдана только две нижние пуговицы сохранились на форменной рубашке. И рукав был разорван. В таком виде, конечно же, в кафе делать нечего. Но Богдан этого ещё не замечал, тупо смотрел на аккуратный пакетик.
   - Вот мудаки! Зачем девчонку отлаяли? - вымолвила Люси.
   Богдан пристально глянул на неё и вдруг высказался. - На самом деле, под забором суворовского училища собираются самые дешёвые суки.
   - Это ты мне?
   - А больше тут нету шлюх.
   - Всё ясно! Штирлиц умнеть начал. Ладно, я и сама понимаю, что не пара тебе.
   Сказал бы нормально, зачем оскорблять?
   Люси быстро зашагала к троллейбусной остановке.
   - Зря ты её отшил, немного непосредственная, а так нормальная девчонка, - укорил друга Гаврик.
   - Люси-и? - хмыкнул он зло. - Старуха! Ей уже двадцать лет.
   Гава предложил. - Пойдем у швейцара узнаем кто такая Надичка Захаровна?
   - Родитель, наверное, хозяин этого заведения. Нарвёмся ещё. У него тут целая армия холуёв.
   Богдан вскрыл пакет и неожиданно вскинул брови. Поверх денежной упаковки лежала короткая записка. Позвони мне, позвони! И длинный номер мобильного телефона.
   - С собой мобильник? - вскрикнул он в крайнем волнении Гаврик подал ему мобильный телефон старой конструкции. - Много не базарь, последние центы.
   Схватив трубку, Богдан набрал номер и дождался включения.
   - Надя Давгаева слушает, - узнал он голосок строптивой девчонки.
   - Надя, это я Богдан.
   - Что ещё за Богдан?
   - Суворовец, что пари у тебя выиграл.
   - Я вас слушаю.
   - Надя! Давай ближе знакомиться.
   Надя засмеялась. - А что, приходи. Мне приходиться девственность до первой брачной ночи хранить, будешь минет мне делать и сексуальные клизмы ставить.
   Богдан молчал в растерянности.
   - Ты не думай, я не за так, как путане сто баксов за ночь платить буду.
   Богдан отключил мобильник и выпустил из рук бумажку с запиской.
   - Ну и что?
   - Желает снять меня для минета. Сто баксов за ночь платить будет.
   Замятин рассмеялся. - Поддела она тебя крепко. Не суйся даже со смазливым рылом в кавказский род. Мусульмане за русских только испорченных девок замуж выдают.
  
  
  
  

ИМЕТЬ ИЛИ НЕ ИМЕТЬ

совсем не по Хемингуэю - и не Гарри Морган, а Иваныч.

  
  
   С гайдаровских времён я без работы. Работа иногда бывает, но за неё не всегда платят. Работал я и вахтовым методом на стройках Москвы, но заплатили нам всем лишь за одну вахту, три других отработали мы бесплатно, пока не поняли, что нас нагло обманывают. И суд был, но та фирма обанкротилась, теперь её бывшие сотрудники работают под другой вывеской. Ездил я, как говориться, и своим ходом на шабашку. Всё тоже, а то и хуже. Перед окончанием работ, вылавливает нас вдруг милиция и, намяв бока, отправляет в родные места. Последний раз и вовсе избили и выгнали нас нанятые заказчиком мордовороты. После этого жена меня на такие заработки уже не пускала. Занялись мы челночным бизнесом и, знаете, пошло вроде. На квартиру деньжата начали копить и зажили, было с надеждой... Если б не "чёрный вторник" августа 98 года. Правильно мне бабушка Дарья говорила. - Кино нам не догнать. Не жили счастливо, нечего и начинать.
   Сейчас жена дремлет на нашей французской кровати из двух сдвинутых узких коек. Это она недавно её соорудила, и мы рады. Что там ребро железное, это не бес. Приятно постоянно чувствовать в объятиях единственное, что осталось твоим и не уходить после "этого" на другую постель. Мы с нею русские, выгнанные в Россию. Она ею стала, наверное, полюбила меня, не перестала любить с гайдаровских времён. Пошла армянской Еленой за своим данным ей богом и судьбой Иванычем - нецаревичем. Она инвалид второй группы, тем, в основном и живём мы, с гайдаровских времён.
   Тьфу, чёрт! Сдалось мне это - "с гайдаровских времён".
   Однако, лицо моё выглядит по возрасту, и со мной очень коротко разговаривают при приёме на работу.
   - Сказал-жа! Старше сорока не направлять.
   Это он не мне - в трубку.
   - Но почему? Я здоров.
   - Бюллетень я ещё за них не платил.
   Это он опять в трубку. С гайдаровских времен.
   Теперь Лена сама ездит на заработки. На днях привезли её в нашу больницу, гряземскую негру с плантаций богатого города Москвы. Добрый хозяин-земляк не бросил, привёз её в наше гетто. Москва только для москвичей, нас там даже не лечат, грабят лишь и калечат, и платят за работу в три - четыре раза меньше. Из больницы жена через пару дней ушла, чтобы вместе встретить Рождество Христово, в надежде и на наше. И на самом деле, отлежалась, восстала. И снова собирается ехать туда мыть посуду в кафе при дороге, чтобы к своей - нашей мизерной пенсии подработать ещё две-три. А москвичи стонут, как можно жить на 5 тысяч рублей в месяц? Мы умеем сносно жить и на две тысячи вдвоём, хотя цены у нас не очень-то разнятся со столичными...
   Лена притихла и хорошо так дремлет, обласканная с утра. Но, - чу! Шум за окном.
   О! Никак Олесь появился. Потрёпанный Москвичок останавливается напротив нашего огромного во всю комнатёнку окна. Давненько наш белорусский партнёр, теперь уже бывший, не появлялся. С чёрного августа, когда прикрыли для челноков границу с единственной братской республикой, убрав небогатых конкурентов всем этим "новым"
   Парень немного суеверен и пожимает мне руку, только переступив порог. Лена с радостными восклицаниями вылезает из-под кучи одеял. В нашей комнате с окном, не уступающим по площади полу зимой всегда холодно, а летом через чур тепло.
   Олесь невесело успокаивает меня. - Иваныч! С последней партии сливочного масла мне ничего не надо. Инфляция и у тебя его, наверно, съела.
   Он тяжко, совсем не по-юношески вздохнул. - Границу с Белоруссией закрыли, чтобы продукты не вывозили. Да и у вас каждая область тоже ставит кордоны. Уж, не в преддверии ли вы кавказского ига? Опять начинаете дробиться на удельные области. Уже поговаривают о Сибирской республике и Казацкой автономии, о Казанском ханстве и Башкортостане. Даже в Туве русских притесняют.
   Я не стал развивать эту тему, как-то становится всё равно, чиновничье ли это иго, толи ещё чьё...
   Я уныло сообщал ему о наших делах. - Масло мы придерживали некоторое время, позже стали торговать. А сертификаты - то уже просрочены. Ну и попались. Короче, картина Репина - проплыли! За неуплату штрафа ко всему ещё и лишили торговой лицензии.
   - Дал бы инспектору.
   - На бутылку они не берут. У нас и до "черного вторника" какие былиденьги? Пенсия Лены только. На хлеб и соль даже не хватает. Хорошо, хоть, вода бесплатная из колодца. И воздух на улицах ещё не прихватизировали.
   Олесь проговорил извечный сакраментальный вопрос. - Что делать? И как дальше жить?
   - Кто виноват, мы знаем, - сказала Лена безнадёжным голосом, накрывая на стол.
   И тут меня осенило. - Пора и нам писать Архипелаг Бардак.
   На этот раз жена меня поддержала. - С гайдаровских времён...
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"