Аннотация: Опубликован в авторском сборнике в издательстве OPTIMUM.
Константин К.
ЧАРЛИ
Вы со мною, несомненно, уже встречались. Может, на рынке, в мясных рядах, может, у продовольственного магазина, может, у мусорных контейнеров, а то и просто, - на улице, или в аллее парковой. Вам нужно только хорошенько подумать и вы обязательно вспомните меня, небольшого, чернявого... Ну, что? Неказистый, такой, можно даже сказать... плюгавенький... Вспомнили?
Ну, как же?!
Я иногда пристаю к вам, виляя хвостом. Но это когда слишком уж голоден.
Вообще-то, как мне кажется, я достаточно воспитан, чтобы наглеть без повода. Впрочем, какое там воспитание! Сразу от сосцов матери был кому-то, уж не помню кому, подарен или продан, - тогда-то меня и воспитывали, - а десяти месяцев отроду то ли потерян, то ли выброшен, - так этого никогда и не понял. Так что, скорее, мной руководит не воспитание, а опыт, полученный с пинками и палочными ударами.
Ну? Глаза влажные, хвост бубликом...
Правильно! Точно! Но только не Чарлик, а Чарльз, как принц.
Что?..
Что ж, вероятно, вы всё же правы: какой из меня принц. Разве что в душе... Но это не в счёт. Во всяком случае, не в счёт для окружающих. Для них я действительно Чарлик.
Справедливости ради, хочу заметить, - тот, кто придумал подобных мне называть этим именем, наверняка имел изощрённое воображение. Столь злопыхательно звучит это имя... Не находите?
Однако я привык и не жалуюсь. Лишь изредка, когда приходится самому представляться, вот как вам, например, - ненавистное имя режет свой же собственный слух. Если вам не приходилось ненавидеть претенциозность собственного имени да в сочетании с ущербностью положения, вы, скорее всего, не поймёте меня и вам покажется, что я просто привередничаю. Что ж, не стану вас разуверять... У меня, к сожаленью, нет убедительных доводов. Вот, если бы мне удалось придумать себе какое-то более подходящее имя, - другое дело. Но сколько я над этим не бился, всё оказывалось тщетным. Все, приходящие на ум имена, давным-давно придуманы, расхватаны, присвоены...
А как хотелось бы быть каким-нибудь Сиднеем, или, может, Мерфи... Чаком... Сколько раз, в задумчивости поймав краем уха окрик: 'Дьюк!' или, скажем, 'Гранд! Ко мне!' Я вздрагивал и оглядывался, ища глазами: 'Уж не меня ли?..'
Что ж, может и вправду моё болезненное воображение, а может, как раз именно потому, что болезненное, способно отыскать только уже известные и, что тут крутить, мне не подходящие имена. Имена, которые то и дело слышишь адресуемыми к этим важным, холёным псам, гуляющим в обществе людей. Какие они... Вальяжные, спокойные... Подстриженные, причёсанные, в дорогущих кожаных ошейниках. Они никогда не торопятся, даже если их ждут. Им нагрести лапой на чьё-то ожидание - подождут. Что за дело им до окружающих, когда - они это знают - их персональная миска, полная отменной еды, никуда от них не денется и, охраняемая людьми, дождётся именно их. Вот, что значит сытость!
А мне приходится всегда бежать. Хоть чаще всего, если не сказать никогда, никто и нигде меня не ждёт. Это стало чуть ли не второй натурой - боязнь опоздать, не успеть. Сам же понимаю, но... Но бежать всё же надо, иначе не успеешь первым к лежащей где-то в кустах недоглоданной кем-то кости, или не успеешь унести ноги от этих ненормальных питбулей, готовых распотрошить все, что попадается им на пути...
Вот ещё!.. - что за удовольствие - причинять другим неприятности, знать, что ты всем ненавистен, всеми проклинаем и всё же висеть Дамокловым мечом над чужой жизнью? И ладно только на подобных мне, оголодавших изгоев, охотились бы, так ведь - нет, им покоя не дают, что удивительно, даже их сытые собратья. Порой закрадывается мысль, будто они надеются увидеть решение каких-то своих проблем, ответы на какие-то вопросы в выпущенных кишках себе подобного. Но ведь сами, сами-то - такие же псы! Так почему они ненавидят всех себе подобных, даже из своей породы?
В общем, не будешь бежать - либо с голоду умрёшь, либо растерзают тебя в клочья, хоть невинного, хоть виноватого. (Это, кстати отсюда, чтобы вы знали, пошло выражение "собачья жизнь".)
И всё это можно свести к одному слову - порода. Порода определяет бытие. По крайней мере, в собачьем мире. Впрочем, иногда приходят на ум всевозможные сравнения, вот, хоть бы и с людьми, например.
Мне самому когда-то приходилось слышать от очень неглупых псов, да и наблюдать тоже, как люди мучаются теми же страстями. Так же ищут еду, бегая по каким-то, им одним известным помойкам, или в те же мясные ряды, набрасываются друг на друга, отбирая лакомый кусок. Это нам только кажется, по собачьему нашему недомыслию, что у людей проблем меньше. А на самом деле, может они тоже бьются за право на случку, только как-то незаметно для собачьего народа. В остальном ведь, они очень похожи на нас. Разве что ходят на задних лапах, а запахи, например, почти те же. И, несмотря, что напускают как-то на себя другие, странные запахи, течкой пахнут до головокружения приятно, - так бы и ходил за ней целый день, ловя волны ароматных струй, если бы не боялся нарваться на пинок, или пуще того, - на палку суковатую. И от кобелей разит остро и пронзительно, будто они сами себя пометили. А иные ещё и покруче чем собаки пахнут. Особенно те, что у мусорных контейнеров ошиваются, тоже, наверняка, лакомства выискивая, чуть не из пасти у собачьего народа отбирая всякие пахучие косточки. К таким часто прибиваются подобные мне, обездоленные особи, и дело тут не только в запахе. Они греют друг друга холодными ночами. Правда, что касается этих людей, то здесь недоразумение какое-то возникает: зачем сперва сами же люди контейнера наполняют, чтобы затем в них порыться? Или это атавизм такой? Возврат к прошлым, забытым инстинктам.
Но если всё это даже и не так, то у них, у людей, происхождение, я в этом отчего-то уверен, тоже играет немаловажную роль. Что и аналогично нашим, собачьим понятиям о породе.
Впрочем, что касается породы, то здесь до конца ещё не всё ясно, если быть непредвзятым. По крайней мере, не всё ясно лично для меня.
Почему? А, вот послушайте.
Пришлось мне однажды видеть, самый настоящий собачий съезд. Как бишь его? Выставка, что ли... Съехались они туда из самых разных мест, все в этих блестящих, дурно пахнущих автомобилях, так, чтоб дорогой лап не натрудить и даже не испачкать. Ну, что касается обстановочки, царившей при всём этом деле, - тема особая. Во-первых, собралось невероятное количество всевозможных собак на небольшом пространстве. ("Как собак нерезаных", - это как раз о подобных обстоятельствах говорят.) В каждом углу, на каждом шагу по несколько злобных тварей, готовых тебя просто растерзать - только тявкни. Зыркают по сторонам, чтобы кто чужой не появился, друг за другом, тоже приглядывают искоса, недоверчиво. Гадят, не выбирая места, прямо, где стоят, не заботясь нисколько, что другим-то здесь ещё жить. И вообще, воспринимают этих других, как досадное недоразумение, по недоразумению же здесь, на месте их сбора, вдруг объявившееся.
Во-вторых, вся свора, всё это бешеное окружение самого, якобы, породистого пса, уподобившись пресловутым питбулям, гоняло по кругу это недоразумение, простых собак, живших на этом месте, в разных, там, укромных уголочках, до тех пор, пока этот самый главный среди них пёс, не убрался вместе с ними восвояси. Уж что-что, а хозяевами они себя чувствуют совершенно бесспорными, даже там, где никогда не жили, там, где никогда не метили.
Вот, загадка из загадок! Неужели они на самом деле думают так? Неужели не понимают, что никакие они не хозяева, что за полную миску сами отдают свою свободу тем, кто миску наполняет? Или злобствуют, как раз оттого, что понимают. И что получают? Кроме этой самой злополучной миски, размягчающей мозги потому, что о ней не нужно думать и, конечно, неспособность думать уже ни о чём, кроме как о ещё более полной миске. Что? Получают шанс на продвижение по породе, а кто и на собственную победу в параде пород? Ну, во-первых, все не могут победить. А во-вторых, какой в этом прок? Покрасоваться? Случку получить, на которую не зарятся другие? - так, на случки то, их как раз и пускают когда-никогда и только под присмотром. Так, что же они получают? Некие, сомнительные привилегии безмысленно, от одной тупой ярости, порвать когда-нибудь, при случае, другого пса, - послабее, попроще? Тоже не факт. Иной, даже слабый пёс, загнанный в угол, способен, хоть и ценой собственной жизни, сомкнуть свои челюсти на горле обидчика мёртвой хваткой. Ведь в конечном итоге псом, со всеми атрибутами самомнения, уверенности да стремления когда-нибудь стать вожаком хоть небольшой стаи, является любой, даже самый слабый пёс. Даже ваш покорный слуга, если угодно. И что тогда, после этой сомнительной превилегии, после неудавшейся драки достаётся на долю такого отважного служаки, кроме сразу ставшего ненужным трупика бывшего собрата-пса? Уж миска-то, полнее, наверняка не станет. Рацион посчитан, проверен, принят к исполнению, - для каждого в минимально необходимом ему объёме. И останется, в счастливом исходе своём, до конца дней ноющая рана и безнадёжно, в ту, или иную сторону завёрнутая психика, отнимающая возможность жить как нормальный пёс. А худших исходов - пруд пруди. Вплоть до заслуженного, в качестве благодарности, безболезненного усыпления. Это если ещё не поминать выстрел в голову на опушке какой-нибудь глухой лесопосадки, где и заканчивают, в основном, те самые питбули, у которых, как говорят люди, планка упала.
Впрочем, я отвлёкся. А хотел ведь рассказать вам, кто на этом сборище оказался самым породистым! Нет, не гордый красавец дог, по имени Лорд, не мускулистый атлет, боксёр Найс... Нет-нет, - низачто не отгадаете. Нет, не умнейшая немецкая овчарка Рекс, а какой-то рыжий плюгавец, (и, вот, какая ирония - тоже Чарлик), породы которого я и не знаю. Да и есть ли такая где-нибудь. Не нарочно ль для него и придумана?
Вот и закрались ко мне подозрения, что немало, видимо, пришлось раздать не костей даже, а душистого подтухшего мясца за то, чтобы все псы именно его главным псом признали.
А что? Вовремя подброшенный кусочек способен чудеса творить. Уж я то знаю. Самому когда-то приходилось приличный кус бросать, чтобы на него преследователь отвлёкся, или, например, лучший, из добытых, кусочек Пирату отдавать, вожаку стаи, рядом с которой бегал одно время по-глупости своей. За, якобы, защиту от других таких же стай да за разрешение промышлять себе еду на территории, которую они сами себе пометили, как свою собственную.
Да вы их тоже прекрасно знаете. Есть такие стаи беспородных псов, захватывающие все территории, где их питбули (до чего подлая порода!) не гоняют. Эти стаи считают себя хозяевами всего пространства, поделенного на зоны влияния и, надо сказать, вполне сносно живут, хоть и являются ничем иным, как бродячими разбойниками. Да, да - пираты... Хе-хе-хе... Но, несмотря на эту свою сносную жизнь, каждый из них с удовольствием перекочевал бы на место тех, холёных и важных, или в их компанию. Вот только, по породе они не могут переступить эту грань. Их туда не пускают.
Правда, некоторым, из этих отчаянных разбойников, выпадет в жизни счастливая кость за его разум и злобность попасть на цепь, во двор не очень зажиточного хозяина. Тоже, между прочим, не сахар. Рви глотку днём и ночью, живи на территории круга провонявшего твоею же мочой и получай за это когда отвратительно подкисшую кашу, когда сухую хлебную корку и, к празднику какому-то, неизвестному тебе, может быть кость голую. Цепных-то псов, сами знаете - не закармливают особо. Говорят, они от обильной еды злость утрачивают. В общем, неизвестно ещё, что они там, обрывая свои цепи, думают. Может, с радостью бы поменяли назад - краюху на волюшку? И таких тоже вы, небось, видели - с обрывком цепи на ошейнике, рыщущих в поисках своей стаи. Разве приходится тут говорить о преданности? О настоящей преданности. О преданности до смерти, где "до смерти" это не обозначение времени, или срока. А "до смерти", как черта, как мера. Да, да - мера собачьей чести! Когда согласен принять эту самую смерть в любой момент за того, кого любишь, и даже из его собственных рук с покорностью и той самой любовью. Помните: "собачья преданность"? В хорошем, разумеется, смысле.
Н-да-а...
Вы только не подумайте, что я какой-нибудь жёлчный, всем недовольный жалобщик, то и дело донимающий незадачливых слушателей собственными проблемами. Я вовсе не думал сетовать на других псов. Да и как жаловаться, если у самого морда в пуху. Ведь не думаете же вы, что я мог бы прокормиться только из контейнера. Приходится иной раз даже стащить, что плохо лежит, и - дай Бог ноги... А куда деваться от бескормицы? Миска-то меня нигде не ждёт. Это только породистые тащат, что ни попадя от одного инстинкта, даже не надеясь съесть утащенное, а потом зарывают где-то, пропадать. Я давно уж усвоил, что больше чем в тебя влезет, тащить не следует. Даже если закопаешь - найдут. И, потом, удрать с тяжёлой ношей неизмеримо трудней. Так что, видите - понимаю - не жаловаться нужно, а самому выбирать как жить - так, или эдак. А выбор, в конечном счёте, у каждого свой.
Многие, например, Чарлики нашли своё место в довольно хороших условиях. Где и тепло и сытно.
Вот только перестали ли они быть Чарликами?
Вопрос...
Что меня может сделать Чарльзом? Достаточно ли сытно есть для этого, спать на мягкой подстилке у двери и, чем чёрт не шутит, может, даже попасть когда-нибудь на выставку, где выбирают самого породистого пса, пусть и не в качестве претендента, - столько лишних костей не раздобыть, - но в составе своры уж точно? И перестанут ли глядеть тогда сквозь меня большие, злые псы. Ведь так-то, они будто и не видят меня, если только не планируют порвать, даже не дают себе труда подумать о том, что я тоже пёс, у меня есть слух и обоняние, и... всё остальное... ну, вы понимаете. Хотя, если и не перестанут, то тоже ничего страшного. Я-то давно привык к их недомыслию в этом вопросе - порода вовсе не обязательно ограждает от недостатков сообразительности своего носителя. Впрочем, я не справедлив. Нам незачем друг друга обнюхивать. Ведь они всегда вынюхивают друг в друге всё о миске, а я что могу о ней сказать? Гораздо противнее мне, как раз, беспородные, представляющие себя окружающим, как кобеля чистейших кровей. Но на самом-то деле вся их принадлежность к породе дутая видна невооружённым взглядом. Сами понимаете - когда глядишь на пса, породу-то уже знаешь, как бы он не выпячивал грудь и не задирал кверху голову. Или, вот, ещё лающие по всякому поводу, среди которых наблюдается множество именно Чарликов. Эти будто злобность свою демонстрируют, которой на самом деле вовсе нет. Только цыкни на него и "ай-я-я-ай" заблажит. А лают от страха, будто метят территорию не только запахом, но и лаем. Не то, глядишь, кто-то не заметит твоего запаха и что потом? Отстаивать свои права уже с оскаленной пастью? Ага, как же... Отстоит он...
В общем, как у людей говорят: 'Собака лает - ветер носит'. Вот и думаешь порой: опасность превращения в подобного клоуна тоже ведь не надумана. А по мне, так нужно быть самим собой, если и не с гордостью за своё происхождение, то, по крайней мере, с достоинством.
Поэтому мне бы и не хотелось торопиться с таким решением, от которого неизвестно, как повернётся жизнь. Порой даже думаю: А нужно ли что-то менять. Ведь миска с едой да мягкая подстилка не помогут мне вырасти, или исправить экстерьер...
Ну, ладно, не стану вас утомлять своей дилетантской философией, а побегу-ка, лучше, поищу съестного. Давно не наведывался к контейнеру мусорному, знаете?, который в глубине квартала, где организованные бродячие стаи не так часто появляются. А там, лапой подать до того самого дома, где, как мне думается, ожидает меня тот самый, мой выбор. Во всяком случае, именно там я чаще всего о нём думаю, сидя на тротуаре между такими притягательными для меня тем самым домом и соседствующим с ним подвалом.
Этот дом неприметен ничем. Хотя, может, я просто не умею их, приметы, различать. Как бы там ни было, мне он представляется таким же, как и прочие. Только дверь его необычайно часто бывает настежь открыта, будто приглашает вас войти. Это и привлекает, и настораживает одновременно. И источающий просто одуряющие запахи лежалой еды подвал, что рядом с домом, очень привлекателен. Знаете ли вы, как невыносимо трудно сдержать себя, не пойти на этот, сводящий голодной судорогой челюсти, запах. Не будь подвал так подозрительно тёмен и так похож на западню, я бы, наверняка, давно не удержался и однажды обязательно туда сунулся.
Надо полагать, Пиратова стая даже не раздумывала бы, улови хоть один из числа её носов, хоть самый краешек этого чудесно ароматного шлейфа, - мгновенно оказалась бы внизу, да всё бы там и разворотила.
Кто знает, может однажды, пренебрегая опасностью, рискнув вступить в чёрную пасть этой двери, я стану псом, навсегда обеспеченным едой?
Хм... Спрашиваете, отчего бы мне не поторопиться? Оттого, что есть в этой перспективе и свой минус. Ведь став хозяином, или на худой конец, совладельцем тёмного подвала, я должен буду до конца дней своих скалить зубы на любого, кто попытается приблизиться к нему. Напрасно улыбаетесь. И зубы оскалить, и схватить, защелкнув намертво прикус - всё это мне по силам. Другое дело - способен ли я на это во имя подвала? Впрочем, всё это чепуха, ведь далеко не каждого мой оскал остановит. И это факт. А схватить подвал в зубы, как кость, и дать стрекача не выйдет, сами понимаете.
Дом же, это нечто совсем другое. Вечерами он всегда ярко освещён изнутри, полон человеческими голосами, берущим за душу людским подвыванием. В нём не живут ни коты, ни собаки, которые могли бы оспаривать его территорию. И только одно меня всегда настораживает. В доме ничем не пахнет. Ни рыбой с душком, ни куриной косточкой, ни даже, на худой конец, мусором. Словно там нет ничего. Кроме, разве что... чистоты? А у меня, как я не силюсь, не выходит осознать ничем не пахнущее место.
И всё же, знаете, взбежать по этой освещённой лесенке мне хочется, даже больше, чем спуститься в подвал, несмотря на то, что в подвале так аппетитно пахнет. И ещё, знаете, мне грезится, что внутри дома какая-то чудесная, необыкновенная надёжность. Что стены дома защитят меня от питбулей и Пиратовой своры... Но я не уверен!!! Понимаете?! Не уверен... что там меня не посадят на цепь и не станут кормить лишь сухими корками.
Ну, да ладно. Побегу, проверю контейнер на предмет лёгкого перекуса и к дому. Всё-таки лучше, чем в предобморочном состоянии трястись всем промокшим, озябшим тельцем перед дверью универсама, (где СТОЛЬКО еды свободно лежит на полках, а люди, то и дело носят её туда-сюда), униженно заглядывать в глаза и заискивающе вилять хвостом, надеясь, что кто-нибудь сердобольный от щедрот своих метнёт огрызок...
А я присяду снова на тротуар перед домом и ещё подумаю. Может, сегодня рискну, наконец, что-нибудь выбрать и войти... Хочешь - не хочешь, а решать надо. Время-то, поджимает. Сколько ещё мне по силам будет носиться наперегонки со звуками лязгающих сзади зубов и свистящих в воздухе камней, пока обессиленный, с запавшими боками не упаду в последний раз и уж навсегда, где-нибудь на помойке, или под кладбищенским забором?
В общем, ладно, друзья-собаки... Нужно бежать... Пока... Надеюсь, ещё увидимся, тогда и договорим...