Заупокойная по Иисусу Христу
Рассказ
Неопознанная тяга душевного происхождения прижала меня у ветхой церквушки на окраине города. Я приложился к тротуару, заглушил мотор и впал в задумчивость. Наконец решительно толкнул дверцу и вышел.
Ступал как на голгофу. Казалось, иду не сам — кто невидимый тащит за шкирку. Не знаю кто, быть может, чувство долга, а возможно, сам Он.
Внутри сумрак. Захудалое помещение без намека на евроремонт — от серых стен с отваливающейся штукатуркой на сердце только скучнее. Людей нет ваще. "Эх, мы, недоверцы, — хмыкнул я. — Позабыли о Боге, от того и Русь на коленях! А мудрость проста, ума не надо много: мы о Нем не вспоминаем, Он — о нас не печется. Вот так, Русь, получай шиш и не гоношись... Слава Ему, Богу, хоть я вовремя врубился — лежать бы сейчас в бетоне..."
Я приблизился к алтарю, поглазел на Него. Впервые тогда его увидел в натуре. Опечалился сперва.
— Нда-а-а... не ариец, тут уж ничего не попишешь, — пробормотал было я, но быстро опомнился: "Варюшку захлопни, губошлеп! Нашел о чем распространяться... да еще в Его храме. Ну, еврей, подумаешь... Он не виноват!"
Потом я решил, пожалуй, и думать не стоит, ведь если Он всемогущ, то мысли мои — не тайна. А это не очень разумно, чего доброго обидится, перестанет спонсировать мою фортуну.
— Сорри, Боже, — извинился я вслух, а для подстраховки постарался не думать совсем.
Черная тень. Я безуспешно силился впасть в религиозный релакс, когда она выплыла неизвестно откуда, с фланга, и стала бесшумно приближаться ко мне. Автоматически насторожившись, я попытался разглядеть ее боковым зрением, но темно в божьем храме. Рука нырнула под куртку, нащупала за поясом ствол. "Кто это? От Быка?.. А если нет, чего он крадется?.."
Я резко повернулся, вскидывая пушку.
— А! — взвизгнула тень и встала.
— Ой, ё-ё! — расстроился я. — Что ж ты так крадешься, батя! Я тебя пришить мог!
Батюшка перекрестился вслепую.
— Уберите, уберите... это, — заблеял его голосок.
— Да убрал уже, — ответил я, солидно оправляя полы куртки. — Извини, что напугал, но ты, сам виноват, нельзя так к людям приближаться, — отчитал я безответственного отца. — Как дитя малое, честное слово. Я не могу знать, что у тебя на уме, правильно?
Приглядевшись, обнаружил, что передо мною взаправду дитятя. Бугор оказался совсем молодым пацаном с рыжим пушком над губой, явно младше меня. В армии он был бы салагой. Под моим чутким руководством.
Я снисходительно осклабился:
— Испугался? Не дрейфь... Тебя как кличут-то?
— Отец Иоанн, — неуверенно представился он.
"Ого! — взвился я. — Еще вчера, небось, Ванькой—встанькой ходил, девок по общагам тискал, а нынче, подишь ты, — отец Иоанн! Чудны дела твои, Господи..."
Мое хорошее настроение скончалось, едва я помянул имя Господа. "Твою мать, — опамятовался, — вечно тебя не в ту степь... Ну, молодой, ну, отец, ну, Иоанн. Не с твоими понятиями в бизнес Господа влезать! Надо, значит, так было! Ты раб Божий, или не раб?!"
Я посерьезнел, соглашаясь, — раб. Потоптался на месте, пытаясь сообразить как нужно вести себя в божьем храме, но так ничего и не выдумал. Вспотел только, провел по шее ладонью.
"Черт! Вот интересно, жать ему руку или нет?.. И ваще, как называть батю: обязательно с титулом, или можно просто Иваном?.. А, если обидится? Проклянет нахрен, мало не покажется..." Непраздные вопросы, а ответов нет. В церкви верняк свой этикет, а я ваще не в курсе. Какой в тюрьме знаю, какой в армии, какой в братве... А в церкви?
Пока я мозг пучил, батя пришел в себя, милостиво улыбнулся:
— А тебя как зовут, сын мой?
"Сын! Какой я тебе сын! Да и какой ты мне отец! Нет, Господи, я так не могу! Дьявол, снова..."
— Тьфу, тьфу, тьфу, — поплевал я через левое плечо от греховных мыслей. "Это меня черт искушает... Отстань! Это... изыди!" — Тьфу, — еще раз — контрольный.
Но по мимике напротив было очевидно, что опять невмастил.
— Извини, отец... Иоанн. Винни-Пухом... снова извини, — поправился, — Вениамин я... Раб Божий, — отрекомендовался как легло.
— Здравствуй... Вениамин. — Он уже из последних сил держался, чтобы не проклясть. Я видел. — Что привело тебя, сын мой?
"Глупость, — впервые разумно подумал я. — Глупость меня сюда притащила. Как обычно..."
Зачем, в самом деле, поперся? Что ему ответить? Во-первых, я сам не знаю. Во-вторых, как сказать не знаю. Сейчас чего-нибудь ляпнешь, опозоришься в очередной раз, потом поклоны бить замучаешься...
Не видя выхода, я решил повторно извиниться и уйти подобру-поздорову. Но священнику, вероятно, по уставу положено привечать "рабов". От Вани не скрылись мои мучения, почуяв себя крупным авторитетом в области связи с Богом, он приосанился:
— Я вижу, что-то терзает тебя, сын мой. Скажи просто, как есть. Не бойся, Бог милостив.
Слова его воодушевили. Я уточнил:
— Правда?
— Говори, — подтвердил отец.
— Ладно, я щас. Только не обижайся, если в молоко стрельну — с непривычки, — решил я извиниться заранее. Подошел поближе, склонил к нему физиономию, зашептал: — Если честно, я ваще тут в первый раз. Ну, в церкви. Сам понимаешь, обстановки не знаю, от этого путаюсь и могу не то сморозить. Я, даже когда молюсь, то иногда... мат лезет, — признался я как на духу. Священник вздрогнул, но сдержался. А из меня уже так и перло — слишком долго молчал. — И еще я слова молитвы не знаю, поэтому сам придумываю. Это ничего, как считаешь?
— По тексту... желательно, — прокряхтел батя.
— Да это ежику понятно! Но я думаю нестрашно. Ведь для Него главное — суть, правильно? Чтоб Он тему схватил. Если Он не знает, чего ты хочешь, как же тогда угодить тебе, правильно? А если Ему хотя б своими словами поведать, то Он исполнит всё точь-в-точь, тютелька в тютельку. Без понта говорю — проверял, — подкрепил я честными глазами. — Веришь?
Батя постепенно начинал приобретать тот цвет лица, который был у меня, когда я пучил мозг. Теперь его время соображать, как следует себя вести. Я же окончательно расслабился — "отец Иоанн" в сущности, формальность, и зацикливаться не стоит. Люди мы русские, неужели не сговоримся по-человечьи?
Моя длань интимно легла на его плечо. "Можем и подружиться, — прикидывал я втихаря. — А чо, до Бога ближе будет..."
— Слушай, Ваня, ты давно священником пашешь? — поинтересовался я напрямик, поскольку самый короткий путь между точками А и Б... По школе помню.
Батя подтянул пасть.
— Я, — сказал он, вежливо снимая длань, — не пашу, сын мой. Служу я. Богу и людям. Так о чем ты хотел попросить?
Мне бы оскорбиться и уйти, а потом еще жалобу накатать самому патриарху, но беда в том, что пацан я принципиальный — не люблю проигрывать. Раз смиришься, потом от этой вредной привычки не отвяжешься.
— Ладно, не дурак — усек, — тоже перешел я на официоз. — Только, отец Иоанн, я предупреждал... В смысле, не компетентен я, и...
— Сын мой! — начал терять священник терпение.
— Ну, всё, всё. Вот скажи, как та штука называется, которая, чтоб хорошо было.
Он задумался.
— Кому?
— Тому, кого заказываешь.
Он еще задумался.
— Э-э... болен кто-то, о выздоровлении помолиться хочешь?
— Не, не, — замахал я руками. — Он уже всё, с концами, о выздоровлении не надо — не поможет. Наоборот, чтобы ему там, — кивнул я в потолок, — всё путем было. Сам понимаешь, от меня-то какая, нах...гм-м, кхе-е... благодать. Срам один. А ты как надо сделаешь, профессионально.
— Заупокойная, — понял священник, лицо его посетила предусмотренная уставом скорбь. — Назови имя преставившегося. О ком молиться?
Я замялся.
— Он не то чтобы преставился... То есть, он не сам. Может это и не важно, не знаю... Да убили его, короче!
— Убили? — ахнул отец.
— Ну, — просто подтвердил я. — Распяли.
— РАСПЯЛИ?!
— Ну. На кресте.
— КАК?!
— Ну, блин, как! Обыкновенно. В церкви работаешь, как на кресте распинают не знаешь! Сюда, значит, гвоздь, потом сюда... — начал я объяснять.
Батюшка скоропостижно перекрестился трижды и закатил глаза, в исступлении мотая головой:
— Господи! Что делается, Господи!..
Мне тоже не помешало бы перекреститься, но не запомнил как, куда и сколько раз. На улице потренируюсь, тогда уж...
— Делается, батя, делается, — только и смог поддакнуть я.
Мы скорбно помолчали в пол. Так полагалось, видимо. Затем отец Иоанн очнулся и посмотрел на меня.
— Как, всё-таки, имя преставившегося, сын мой? За кого молиться?
— Христос.
— КТО?!!
— Христос. Который Иисус. Да вон он висит, — показал я на алтарь. — Хочу, батя, чтоб не обижал его никто, чтоб земля, типа, пухом. И ваще. — Я быстро извлек бумажник, достал зеленую сотню, едва заметно подмигнул священнику. — Он — мне, я — Ему. Ты тоже в накладе не останешься... Аминь?