Аннотация: Очень старый рассказ об очень старых событиях.
В горячем воздухе прогудел овод. Прогудел и стих, устроившись на мокрой спине пахаря. Тот, сгоняя назойливую тварь, распрямился и, слушая, как она улетает, отпустил рукоять мотыги. Ручейки пота катились по его лбу, смачивали пышные усы и густую бороду; черные как смоль волосы слипшимися влажными прядями падали на мощные плечи, а повязка, схватывающая узкие бедра, пропиталась испариной так, как если бы ее окунули в воду.
"Все. Больше ни взмаха", -- решил уставший земледелец и на миг замер, размышляя: стоит ли ему все-таки возвращаться в поселение или заночевать прямо тут, в поле. Затем стер пот с лица и, защищая глаза от тонких пик солнечных лучей, из-под широкой мозолистой ладони посмотрел на запад. Верхний край оранжевого диска пока горел над холмами. Неотвратимо близилось время сумерек.
Усталость валила с ног, и никуда идти не хотелось, тем более -- пересекать всю долину для того, чтобы очутиться дома. Конечно, ночевать в поле, под открытым небом, -- дрянное дело, но брести к поселению -- нет сил. Что ж, пусть ночь холодна, думал пахарь, зато не нужно проделывать столь долгий путь.
На том и порешив, земледелец кинул взгляд окрест.
С трудом верилось, что обычный человек при помощи мотыги смог за три дня взрыхлить столько земли. В ширину, от лесной опушки до холмов, -- шагов двести, а в длину, от огромного валуна до одинокого старого дерева, -- куда больше. Лишь небольшой клочок пока не знал мотыги. Но это завтра, думал пахарь, а теперь нужно готовиться к наступлению ночи.
***
После тяжелой мотыги охапка хвороста казалась невероятно легкой. Натруженные руки почти не чувствовали ношу, как будто ее и не было вовсе.
Пахарь выбрался из леса в тот момент, когда светило полностью скрылось за холмами. Выбрался -- и остановился, с печалью глядя на будущее место ночлега -- тонущий в земле валун, возле которого земледельца ждали теплые шкуры и огненный камень -- словом, все то, что позволит хоть немного скрасить холодную ночь.
Сумерки сгущались на глазах. Немного постояв у кромки леса, земледелец побрел в сторону валуна -- уставший, голодный и потому злой. Ноги едва слушались изможденного пахаря, а последние несколько шагов дались ему с таким трудом, как порой не давалась сотня-другая. Во время пути не раз хотелось плюнуть на все на свете, распластаться посреди поля и -- лежать, лежать, лежать. Без движения.
Освободив руки от хвороста, земледелец уселся рядом с валуном на нагретую за день землю. На расстоянии шага валялись овечья шкура, пустой мех из-под воды, а там, где валун выходил из земли, тускло поблескивал серый камешек в окружении булыжников. Все было на месте. Оставалось только развести костер.
Не поднимаясь, пахарь нехотя дотянулся до кремешка и вместе с ним подобрал острый камень; они, как и земля, пока хранили тепло. Потом выдернул из кучи хвороста пучок сухой травы и попробовал поджечь его. Камень с треском скользнул по кремешку, оставив на нем заметную царапину. Раз, другой, третий.
Ничего не вышло. Словно почувствовав, что ни огня, ни дыма не будет, оживились комары. От всего этого лицо у пахаря стало таким, как будто он только что отведал кислятины. Прихлопнув очередного кровопийцу, земледелец, однако, вновь попытался добыть огонь. Отчаянно, точно стараясь раздробить камни, вдарил по кремешку. Прозвучало громкое "чиррр!", но искра так и не появилась.
Злоба захлестнула уставшего землепашца. Он помрачнел, сжимая кремень до боли.
-- Будьте вы прокляты, камни! -- закричал пахарь и швырнул их в кучу хвороста. Затем, немного попыхтев от злости, нервно схватил шкуру, тряхнул ее и, закутавшись с головы до пят, прислонился спиной к валуну.
***
Сильно похолодало. Сумрак незаметно перетек во тьму; на ночном небосводе показалась полная луна, зажглись холодные огоньки звезд.
Съежившись под шкурой, обхватив колени руками, пахарь с ненавистью смотрел на звезды. Как будто именно они были виновны в том, что камни так и не дали искры.
--У-у, все светите себе! -- недовольно бубнил он, грозя кулаком небу. -- Толку от вас никакого. От солнца, так от него хоть польза есть. А от вас что за польза?
Пахарь не любил непонятно для чего висящие звезды, не любил он и бесполезную луну. Не любил и лес, дающий ему хворост. Земледелец любил только свое поле, несмотря на то что оно редко радовало его. Каждый год какая-нибудь напасть уничтожала львиную долю урожая. То от неведомой болезни тот гнил, то вовсе почти ничего не всходило, а в прошлом году его побило градом. Да ладно бы дело было только в урожае, так еще и костер никак не хотел разводиться.
А тут, рядом с лесом, полным хищного зверья, ночью без огня -- крайне опасно. Тем более засыпать так -- никак нельзя. Пахарь понимал это, но усталость побеждала. Невзирая на противную комариную песнь, он незаметно стал проваливаться в сон. Тяжелые веки уже плотно сомкнулись, когда поблизости зашуршало, словно по земле протащили что-то тяжелое.
Звук выдернул пахаря из дремы. Не долго думая, он схватил первую попавшуюся палку и, резко вскочив на ноги, опасливо уставился в темноту. Шкура при этом сорвалась с плеч, и ночь холодным крылом коснулась теплого тела.
"Эх, мотыгу я оставил в поле", -- с досадой подумал пахарь, поглядывая на кривую длинную палку.
Да, сухая палка годилась только в качестве пищи для костра, но никак не для обороны. А вот тяжелая мотыга с каменным наконечником оказалась бы неплохим оружием. Однако сколько ни высматривал ее пахарь на поле, так и не смог найти. Поэтому оставалось только ждать. Ждать и надеяться, что опасения излишни.
Надежда рассеялась, как дым, когда из темноты донеслось громкое шипение.
-- Сссдравствуй, пахарь, -- вдруг сказал кто-то. Вернее, прошипел.
И земледелец вздрогнул. Никогда прежде он не слышал подобного гласа, бросающего в дрожь и похожего на шипение змеи.
-- Кто здесь? -- спросил пахарь, угрожающе выставив палку перед собой.
Он был не из пугливых, о чем говорили шрамы, оставленные после схватки с барсом. Но этот голос...
-- Я хочу тебе помочь, -- с прежним шипением ответили из темноты.
-- Тогда покажись! -- выкрикнул пахарь и замер в ожидании. Ладони взмокли от пота; от холода зуб на зуб не попадал.
Два огненно-желтых огонька одновременно вспыхнули во тьме и двинулись на пахаря со стороны леса. Земледелец резво попятился, пока не уперся спинойв неровную поверхность валуна.Там и застыл, не сводя глаз со стремительно приближающихся огоньков.
Что-то невероятно длинное и толстое, как ствол дерева, ползло во мраке. Змея! Огромная змея... из ночных кошмаров.
Это было невероятно и страшно до дрожи в коленях. Змея выглядела точь-в-точь такой, какой она являлась в жутких снах. На плоской голове пылали огромными углями глаза, посаженные поверх широких ноздрей, жало длиною чуть ли не в локоть то и дело с шипением выскакивало из клыкастой пасти, а мощное тело, покрытое темно-серой чешуей, практически сливалось с темнотой.
Хотелось убежать, но ноги словно приросли к земле.
От такой твари можно было ждать чего угодно. Но, похоже, она совсем не хотела отведать человечины. В двух шагах от валуна змея внезапно остановилась, как будто уткнувшись в невидимую преграду, и свернула длинное тело в несколько колец, выставив голову напротив испуганного пахаря. Приоткрылась красная пасть, и из нее пахнуло жаром и запахом гнили.
-- Ты храбр, пахарь, -- начала змея, посматривая на выставленную палку.-- Обычно, когда я являюсь, люди бегут с визгом, но ты другой.
-- Говорящая змея, -- обратился он к ней, немного расслабившись. Палку, правда, не опустил. -- Я сплю?
Змея медленно покачала мерзкой головой. А пахарь прищурился и смерил тварь таким взглядом, как будто старался заглянуть ей под кожу.
Да, змея была огромна. Даже сейчас, когда свернулась, ее голова вздымалась на пол-локтя выше самого пахаря, а он никогда не жаловался на рост. В глазах твари, казалось, танцевали языки самого настоящего пламени. По крайней мере, отблески на серой коже ничем не отличались от тех, что бывают от костра. Горячее дыхание било из черных провалов ноздрей.
-- Кто ты? -- спросил земледелец.
-- Помощь, которую ты так долго ждал, -- ответила змея.
Пахарь вновь смерил ее подозрительным взглядом, будто бы и в самом деле прикидывая, куда бы сгодилась эта тварь.
-- И чем ты сможешь мне помочь? -- поинтересовался земледелец и невольно усмехнулся. -- Взрыхлить землю или уберечь урожай?
-- Ты должен мне верить! -- неожиданно громко ответила змея и уже спокойным голосом прошипела: -- Если, конечно, ты хочешь узнать правду о твоих несчастьях.
-- Какую правду?! -- удивился пахарь.
-- Что во всех твоих бедах повинен, -- она на миг замолчала, -- твой брат.
Палка вдруг выскользнула из потных ладоней, руки упали вдоль тела. Пахарь понурился так, что длинные волосы практически скрыли лицо.
"Да, брату и впрямь все удается, -- думал пахарь, -- но как он может быть виновен в моих бедах?"
Змея опустила голову и начала медленно обвивать валун. Пахарь точно не замечал, как тварь, наверняка способная ломать человеческие хребты, своим скользким и жарким телом прижимает его к камню. Вначале у ног, потом у живота -- осторожно, почти нежно.
Теперь, когда пахарь был в ее власти, змея, посматривая на него снизу вверх, вдруг спросила:
-- А почему ему все удается?
-- Потому что Бог любит его, а дары мои отвергает, - ответил земледелец, не поднимая головы.
-- Верно, -- прошипела змея.
Земледелец вдруг дернулся, словно стряхивая что-то с плеч, и схватил змею чуть ниже головы.
-- Ты слышишь, что я думаю?
-- Я многое слышшшу и вижу, -- ответила змея. -- Вижу, как ты страдаешь, и хочу тебе помочь.
-- И что я должен делать? -- поинтересовался пахарь.
Змея ответила не сразу. Но ответ ее прозвучал ясно, впервые из голоса исчезло шипение.
-- Ты видел, как брат приносит в жертву овцу, перерезая ей глотку?
Пахарь кивнул. А змея подняла голову так, что едва не коснулась его заросшего лица. Потом повертела ею, словно опасаясь, что их подслушивают, и шепнула:
-- Сделай с ним это.
-- ЧТО?! -- вскрикнул земледелец.
-- Ты меня понял, -- покивала змея. -- Последуй моему совету, и тогда Бог будет любить только тебя.
-- Но брат не овца!
-- Ну и что. Или ты хочешь до старости работать на этом поле, не получая урожая? -- спросила змея и повернул голову в сторону вспаханной земли.
Пелену тьмы рядом с ними словно проткнули огромной иглой, и во вспыхнувшей дырке пахарь увидел свое поле, где легкий ветерок гонял волны по золотому морю спелой ржи.
Завороженный таким чудом, пахарь протянул руку к сияющему во мраке провалу. Но поле ржи обратилось в прах, тут же развеянный порывом ветра, -- и мечта растворилась во тьме. А на месте провала возникла змеиная голова.
-- Хочу еще, -- потребовал земледелец.
-- Это может стать явью, но для этого ты должен последовать моему совету и...
Шум позади них прервал змею. К ним, похоже, бежали.
-- Мне пора, -- тихо прошипела она и, освободив пахаря от пут собственного тела, быстро скрылась во мраке ночи.
--
Постой! -- Земледелец бросился вдогонку, пробежал немного и остановился.
От валуна шагов на сорок тянулась глубокая извивающаяся борозда, оставленная мощным телом, а потом след внезапно обрывался. Пахарь повертел головой в надежде отыскать змею, но ее нигде не было.
Совсем близко послышались звуки торопливых шагов. И когда пахарь обернулся, то не поверил своим глазам, успевшим привыкнуть к темноте. Перед ним стоял человек, закутанный в шкуры, -- его брат.
-- Хвала Богу, я тебя нашел, -- воскликнул он, стараясь усмирить тяжелое дыхание. Получалось не очень. -- Почему, -- он глубоко вдохнул, -- ты не вернулся?
-- Устал, -- ответил земледелец, поднимая шкуру. Потом отряхнул ее и накинул на плечи. -- Что ты тут делаешь?
-- Ты не пришел домой до наступления темноты, поэтому я пошел тебя искать, -- ответил брат и, посмотрев по сторонам, спросил: -- С кем ты говорил?
-- Ни с кем, -- хмуро ответил пахарь
-- Но я слышал...
-- Это я во сне.
-- Почему не развел костер? -- Брат кивнул на кучу хвороста.
Земледелец пожал плечами и сел возле валуна. Брат устроился напротив.
-- Есть чем разжечь? -- спросил он.
-- Да, где-то рядом с хворостом огненный камень и сухая трава.
Брат пошарил взглядом по земле возле кучи хвороста и почти сразу отыскал все что нужно. Ему понадобилась лишь одна попытка, чтобы обрушить череду искр на пучок сухой травы. На зависть пахарю, она задалась огнем быстро, словно сам Бог поджег ее.
Некоторое время сидели молча. Потом пахарь мрачно сказал:
-- Как у тебя все легко получается.
-- Что? -- не понял брат.
-- Все. Огненный камень тебя слушается, твои овцы никогда не болеют и их не тревожат волки. А мои урожаи...
-- Зато, -- с улыбкой перебил его брат, -- я бы точно сбежал от того барса, и любая из наших сестер с радостью разделила бы с тобой ложе.
В разгорающемся костре хрустели сухие ветки, а сердце пахаря уже вовсю горело пламенем зависти и ненависти.
-- Барс, сестры, -- недовольно проговорил он. -- Все это я променял бы на любовь Бога.
Брат ухмыльнулся, поглядывая на костер.
-- Видишшь, видишшь, он смеется над тобой, -- тут же прошипел голос из темноты. -- Смеется над твоими неудачами.
-- Ты смеешься надо мной?! -- взъярился земледелец, схватил булыжник и подскочил с земли.
-- Нет, ты что?!-- испуганно вскрикнул брат, вскидывая руки. -- Послушай, я не...
-- Он врет! Убей, убей его! И тогда Бог будет любить тебя!
-- Бог будет любить меня! -- воскликнул пахарь и с размаху ударил брата.
В этот миг лес ожил. Сотни кричащих птиц взмыли в небо, завыли волки, и, казалось, каждая букашка вдруг зажужжала. Шум поднялся немыслимый.
Несколько мгновений пахарь стоял как вкопанный. Затем ладонь выпустила мокрый от крови булыжник, ноги подогнулись, и земледелец пал на колени рядом с бездыханным телом; в свете костра было видно, как текут по бледному лицу брата алые ручейки.
-- Что сотворил я? -- с ужасом прошептал пахарь и, приподняв тело брата, прижал его голову к своей груди. -- БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТА, ЗМЕЯ! Будь проклята...
***
Он бежал. Сквозь шумный лес. Не зная куда. Не понимая зачем. Ветви хлестали по лицу, рвали кожу, но земледелец словно не чувствовал боли. В конце концов силы иссякли, и он рухнул посреди поляны, уткнувшись окровавленным лицом в траву.
И тогда голос в наступившей тишине спросил:
-- Каин, где брат твой Авель?
Пахарь не ответил. Он не знал, что ответить. Ему вдруг нестерпимо захотелось, чтобы в этот миг появился тот барс и убил его.