Геннадий Спихов не очень любил длительные перелеты. Сказать в общности - совсем не любил. Он их чуть ли не ненавидел. Полеты вызывали у него горькое отвращение, однако выбирать обычно не приходилось. Как решит руководство - так и будет.
Итак, рано утром, в понедельник седьмого числа, Спихов нехотя, но отработанными уже движениями, аккуратно уложил в кейс все необходимые для этого рабочего дня бумаги, поправил перед зеркалом свой полосатый галстук, подаренный любимой тещей на Новый год, и поспешил в аэропорт.
Такой попался ему не сразу - он проклял все на свете, прежде чем машина с шашечками на боковой дверце, наконец, ни подкатила к бровке тротуара.
- Вам куда? - несловоохотливо спросил у него водитель - ему, видно, уже надоела его монотонная работа по развозу пассажиров.
- В аэропорт, - бросил Спихов с таким раздражением, будто таксист и сам не мог догадаться, куда он спешит.
И вот она началась - более чем нудная поездка с рассматриванием на ходу продвижения по улицам города уже до омерзения знакомых домов и прочего. Да еще этот салон простенького общественного транспорта его раздражал - как же он, солидный гражданин, да еще и до такого опускается?!
В его кругах никто бы не понял - засмеяли бы и, скорее всего, не стали бы больше разговаривать как с равным себе. Но это была не та ситуация, а та, другая, в которой обычно виноваты малопредвиденные обстоятельства, но которые он ожидал уже с самого вечера, предшествующего поездке. Это были его личные дела, а еще дела фирмы, в которой он в данный момент работал, и было бы высокой честью для него думать, что решат про него большинство его коллег, добрая половина из которых сейчас либо в заслуженном отпуске, либо просиживает себе задницу где-нибудь дома за неимением служебных миссий.
В аэропорт они приехали в пятом часу дня. Сунув таксисту полтинник, Спихов поспешно покинул такси и поспешил на посадку. Поспешно зарегистрировавшись и успев за эти полчаса поругаться с каким-то представительным очкариком в сером пиджаке, он бегом отправился на посадку.
В числе первых влетев по трапу в самолет и заняв свое место в салоне, он решил наконец-то расслабиться и даже с гадливой полуулыбкой посмотрел в эллюминатор, глядя на суетную землю. Он даже был отчасти рад, что наконец-то расстанется на время со всей этой надоедливостью.
К нему подошла стюардесса - девушка лет двадцати с лицом, на котором она, вполне вероятно, все утро накладывала макияж.
- Хотите чаю? - При этом она так лучезарно улыбнулась, что у Спихова появилось мимолетное желание трахнуть ее в хорошенькую попку, но он только ответил, оскалившись в подобии улыбки:
- Нет, спасибо. У вас есть виски или коньяк.
- Сейчас принесу. - Стюардесса отошла назад, а Спихов едва не позволил себе хлопнуть ее по откляченному заду.
- Прошу всех пристегнуть ремни! - послышался голос из встроенного в салоне самолета громкоговорителя.
Спихов начал пытаться свести застежки от обоих ремней на своем похожем на подушку животе, и сразу ему стало ясно, что они делались явно не для него. В итоге ему это удалось, и они начали медленно, но неотвратимо взлетать.
Спихов оглядел салон. Высокомерным взглядом он смотрел на головы, торчащие над сидениями. Для него все это было отребье, не чета ему. Кто-то читал, кто-то уже выплевывал остатки завтрака в специально предназначенный для этого кулек, а кто-то оживленно толкал в бок своего соседа, которого мало интересовало с полной явственностью, который раз тот в полете и какова его мотивация.
Спихов продолжал медленно поорачивать голову, чтобы удовлетворить свое скучающее любопытство, и вдруг увидел того, кто сидел на соседнем ряду и смотрел на него пустым взглядом.
Спихов без особого труда узнал в нем того лысоватого очкарика со слегка оттопыренными ушами и сером пиджаке, явно великоватом ему по размерам.
Спихов нарочно отвернулся от встречного взгляда. Очкарик некоторое время продолжал зреть в его сторону, но потом тоже отвернулся.
Скоро между рядами сидений поехал столик с уже успевшими поступить нехитрыми заказами от пассажиров. Толкала его перед собой курчавенькая стюардесса с огромными ляжками - видимо, чтобы у летевших появилось больше мыслей относительно заказов. На столике привалировала, естественно, выпивка - минералка, коньяк и даже сухое вино.
"Наверняка из погребов Фридриха Четвертого", - с завистью подумал Спихов, наблюдая, как дородный господин в дорогом костюме принимает у нее бокал с янтарной жидкостью. Он тоже не выдержал и снял со столика бутылку - у него оказалось не столь дорогое вино.
- Извините, но это за ваш счет, - все так же дежурно улыбаясь, сказала ему стюардесса.
- Понятное дело, - сердито буркнул в ответ Спихов и недовольно полез в карман за портмоне.
Он откупорил бутылку и попросил стюардессу принести бокальчик, коих не наблюдалось на передвижном столике. Та принесла ему запрашиваемое, и он налил себе терпкого, не слишком дорогого вина, взглядом попросив стюардессу более не задерживаться.
Пригубив заморский напиток, он как можно удобнее устроился в кресле и стал обводить взглядом ленивым сидящих в салоне, по второму кругу.
Из пассажиров - обычно, как и он, - представительные люди, и лишь немного - женщины с маленькими детьми, которым еще с пеленок выпала возможность почувствовать себя подневольными птицами без крыльев.
Но главное, что ему не давало покоя - это тот самый очкарик. Тот смотрел на него пристальным, ничего не значащим взглядом. Однако в этом взгляде имелся обидчивый укор - его не оставлял, видимо, тот короткий инцидент у авиабилетной кассы.
Спихов, не выдержав этого пристального смотрения на себя, вздохнул и отвернулся, делая вид, что смотрит в эллюминатор. Но взгляд настырного очкарика продолжал сверлить его. Спихов чувствовал словно уколы иголкой от этого пристального взгляда.
- Ну что ты на меня смотришь, сука? - не выдержав, пробормотал он тихо, одними губами.
В этот момент его позеленевший сосед, прикрывая рот пластиковым пакетом, встал со своего места и проследовал в хвост самолета. В этот момент очкарик поднялся со своего места и занял освободившееся.
- Вам что-нибудь нужно? - Спихов произнес свой вопрос так, чтобы незванному гостю сразу стало понятно, что его появление здесь вызывает лишь рвотные спазмы. Однако очкарик заговорил с ним спокойным, ни к чему не принуждающим голосом:
- А что, вы хотели увидеть на этом месте кого-нибудь другого?
- Честно говоря, не ожидал вас снова встретить.
- Вы не отворачивайтесь от меня. Разве не помните, что сказали мне там, в аэропорту?
- А что, вам в нашем диалоге что-то не понравилось?
- Вам нопомнить? Кажется, в тот раз вы соблаговолили послать меня матом.
- Я вас только, помнится, идиотским очкариком. Скажите еще, что вы не носите очки.
- А вы в курсе, что это - оскорбление личности, ваши слова?
- Нет, не оскорбление. Если помнится, вы встряли в очередь за билетами у меня перед самым носом, хотя вас там, как ни банально это прозвучит, там не стояло.
- А что, по-вашему, я не мог занять ее раньше, когда вы, быть может, справляли нужду в местном сортире? Я понимаю, каждый человек уязвим физиологически, но...
- Какого вы ко мне подсели? Сами-то вы кто, интересно, по профессии - библиотекарский червячок?
- Нет, я адвокат. Могу я развернуть ваш вопрос обратно?
- Конечно, это не секрет фирмы. Я - крупный представитель крупнейшей в мире фирмы по производству золотых украшений и прочих драгоценных в наше смутное время вещиц, - с гордостью позволил себе соврать Спихов.
- А-а, понятно, - промямлил очкарик, отставленным отдельно от других пальцем поправил очки и на некоторое время замолчал.
- Чего это вы замолчали? Сложно разговаривать с умным человеком?
- Н-нет, - как-то глубоко вдумчиво уставился его нежелательный собеседник
в спинку находящегося перед ним кресла. - Просто не могу понять, как это вы, со своим высшим образованием, и так налетаете на своих же коллег.
- Я вам сказа, что мы с вами - коллеги? Юрист - не чета высшему уму.
- Высшему уму? Так почему вы тогда не путешествуете первым классом? Или вы - такая низкорентабельная личность, на самом деле?
- Слушайте, если вы сейчас же не отсядите...
- А что вы мне сделаете? Выбросите меня в иллюминатор?
- Оч-карик, - пробормотал Спихов и отвернулся, демонстрируя окончание диалога. Некоторое время и очкарик не предпринимал попыток заговорить с ним, но затем потрогал его за плечо. Спихов бросил на него крайне раздраженный взгляд. - Ну чего тебе еще, адвокатская крыса?
- Вы никогда не думали о несчастных случаях в воздухе? - И улыбнулся так, что неприятный холодок пробежал по спине Спихова.
- Вы что, по совместительству еще и сумасшедший?
- Нет, просто я спросил. Вы не желаете признаться, что в вас присутствует страх полета?
- Это лично не ваше дело. Отсядьте со своими, вам подобными, вопросами.
- А я вас предупрежу: на этом самолете есть террорист.
- Ты, что ли? - Спихов даже расхохотался, и некоторое время после этого пассажиры продолжали на него недвусмысленно оглядываться.
- Это мы скоро узнаем, - шепнул ему на ухо очкарик, поднялся с кресла и направился к кабине пилотов.
"Наконец-то этот придурок от меня отстал!" - Спихов остался сидеть, чувствуя себя так, словно его окунули в чан с мочой. Мысленно он материл очкарика и мечтал, чтобы тот подольше оставался в кабине.
Однако его желания не оправдались: спустя минуту ненавистный очкарик возник из пилотской кабины и невозмутимо проследовал на свое недавнее место.
- Все в порядке. Я договорился с пилотами.
- О чем это? - презрительно посмотрел на него Спихов.
- А не важно, - махнул рукой очкарик и зачем-то принялся раздвигать полы своего пиджака.
- Вот что я хочу сказать вам, мой недорогой коллега, - сказал, лишь поудобнее устроившись в кресле, он. - Есть вещи, которые мы не понимаем, но которые все же встречаются по нашей безответственной жизни.
- Случаются - вы хотели сказать?
- Да, именно так. Хорошо, что вы меня понимаете.
Прежде чем отвернуться, Спихов посчитал за необходимое проронить:
- Ну и что вы хотите мне этим втереть, вы, слабовидящий недомерок?
- Вы сказали - "втереть"? А разве высшие лица, такие, как вы, позволяют себе переходить во время беседы на слэнг? Разве это не официальная манера разговора самых низких общественных слоев?
- Мне наплевать на ваше мнение. Я говорю, как хочу, и вы вообще можете со мной не продолжать говорить. Посчитаю это за счастье.
- Вы уже достаточно наговорили, однако мне хотелось бы рассказать вам про то, что вряд ли вас учили принимать в вашей академии нравственности.
Спихов промолчал, и его занудный собеседник заговорил с ним, расслабленным взглядом уставившись куда-то поверх сидения перед собой:
- Вы никогда не слышали, что в мире существует два так называемых бермудских треугольника? Один, как и положено, расположен в районе бермудских островов, а где бы, вы думали, находится другой?..
- Мне наплевать, - не оборачиваясь, честно признался Спихов.
- Вам, может быть, и наплевать, но это место в мире есть, и это правильно. А вы не хотите мне сказать, хотя бы предположить, по каким-таким причинам там пропадают люди?
- Да мне наплевать. На мою фирму это не рспространяется.
- Ан-нет, это как раз-таки сейчас на вас и может распространиться. Мы летим ровно в том самом направлении.
- Да хватит вам придуряться! Может, позвать стюардессу, чтобы дала вам валидольчика, и вы успокоились?
- Нет, возьмите его лучше себе. Он вам скорее пригодится, ведь мы летим с вами как раз над тем самым районом.
Спихов не придал этой реплике никакого значения, как вдруг что-то словно рухнуло там, за бортом, и все иллюминаторы озарились голубоватой вспышкой. Пассажиры заволновались, и освещение над их головами само собой нерво замигало. Спихов тоже заволновался, а очкарик ухмыльнулся и сказал:
- Что, неужели вы до сих пор не верите мне?
Спихову показалось, что под напряженное потрескивание лампочек глаза за линзами сверкнули маленькими, голубовато-синими искрами.
- Все оставайтесь на своих местах! = В проеме появилась стюардесса в крайне обеспокоенном виде.- Не бойтесь, сохраняйте спокойствие, ничего не случится!
Самолет качнуло, и она упала. Через мгновение приподнялась на руках, и Спихов увидел, что ее нос и подбородок уже залиты кровью.
- Что ж вы так неаккуратны? - с каким-то сарказмом наклонился к ней очкарик, около которого ей и непосчастливилось споткнуться.
Спихов посмотрел на него с таким ужасом , с каким смотрят на меленького мальчика, отрываюещего котяткам лапки.
А очкарик протянул руку к стюардессе и обхватил пальцами ее голову. Спихову со своего месту было плохо видно, что он там с ней делает, однако любопытство со страшной силой притягивала его взгляд. А между тем рука с растопыреными пальцами напряглась так, что отчетливо просматривались на ее тыльной стороне мостики костей, идущих к фалангам, и в следующий миг верхняя часть головы девушки стала разваливаться, словно состояла из затвердевшего пластелина, который медленно нагревали изнутри паяльной лампой. Лицо и подбородок несчастной девушки оползли на пол, обнажая оплавленные кости лица. До Спихова донесся зловещий голос очкарика:
- Вот видите, этот мир существует!
Спихов сделал отчаянную попытку подняться, но внезапно сидение, находящееся прямо перед ним, само собой опустилось, прижав ему ключицы. Но перед этим оно ударило его в правую бровь, и у Спихова мелькнула мысль, что по прилету; если такое все же состоится; у него будет огромная шишка.
Между тем очкарик поернул к нему свое ехидное лицо, кожа на котором натянулась настолько, что стали отчетливо видны острые скулы.
- Что вам от меня нужно?! - в испуге еще больше вжался в Спихов в сидение своего места. Очкарик открыл рот, и он испытал парализующий ужас, увидев за его зубами коричневато-зеленую, губкообразную субстанцию.
- Ты так ничего и не понял, "высшее существо"?! - получеловеческим голосом прошипел он. - Ты теперь тут, у нас, ты больше не в своем дурацком мире, и тебя ждет то же, что и тех червяков внизу - сгинуть навеки!..
У Спихова намокли штаны. Он не мог этого видеть, но мог себе представить, как по брюкам расползается темное пятно.
Обжигающая оадонь легла ему на колено, но то ли спинка сидения его парализовала, то ли ужас, похожий на сон. Он даже зажмурил глаза и стал беспокойно повторять:
- Это сон! Я проснусь, и этого не будет! Это всего лишь сон! Блядский сон!..
Надтреснутый смех очкарика заставил его вернуться к ужасающей действительности.
- Нет, мужик, не сон это, а явь! И ты уже очень скоро убедишься в этом!..
И прежде чем самолет резко пошел вниз, а пилоты бесплодно пытались как-то спасти себя и пассажиров, Спихов увидел последнее перед тем, как его навсегда поглотило забвение: разверзнутая пасть с жуткой субстанцией, которая разверзлась, казалось, над самой его жизнью...