Адмиральский час. Палубы и надстройки крейсера вымерли. Только на юте копошатся вахтенные приборщики, выдраивая медные детали командирского трапа. У левого борта крейсера ошвартован танкер. Судно передает котельную и питьевую воду. На шкафуте крейсера, в районе приемников воды, привалившись к переборке, дремлет, пригревшись на весеннем солнце, матрос - трюмный.

Монотонное придыхание шлангов от движения в них воды, усиливает дремотную атмосферу над согнутой фигурой матроса. Уже не он следит за приемом воды, а шланги, насмешливо вздрагивая, наблюдают, как тонкая густая слюна вытягивается от нижней его губы до воротника шинели...

На палубе танкера появляется боцман. Он, не спеша, поднимается по трапу на шлюпочную палубу. Придирчиво осматривает шланги, идущие на борт крейсера. Скользящий взгляд его натыкается на окурки, мятые сигаретные пачки и прочий бумажный винегрет, рассыпанный на брезенте, натянутом на шлюпке. Боцман поднимает голову вверх, прикидывая траекторию, откуда могли сыпануть. Внутренне закипая, он все громче сквозь зубы начинает материться.

Наконец его прорывает: - На крейсере! Вахта! - хрипит он прокуренным голосом, - Вахта! Где вахта?

Дремлющая фигура трюмного сонно дергается, но юное его сознание, стянутое сеткой, сплетенной из солнечных лучей и журчания воды, снова безмятежно погружается в ирреальный фрейдовский мир.

Однако вопль боцмана не напрасно содрогнул морской воздух.

Слушающий да услышит!

В каюте крейсера, иллюминатор которой как раз напротив развернувшихся легких боцмана, произошло движение: сначала от подушки отлепилась большая взлохмаченная голова, она приоткрыла крупные, навыкате с кровавыми прожилками глаза и стала всасывать в себя наружные звуки. Когда звуками заполнились все уголки ответственных центров, заскрипели пружины потревоженной постели. В прогнувшуюся середину матраца втекло, одетое в трусы и майку, крупное военно-морское тело командира дивизиона живучести Говди - полного кавалера медалей за выслугу лет, капитана 3 ранга, обладателя хронического радикулита и смешанного геморроя.

-Ну, я сейчас покажу этому горлопану, как орать в обеденный перерыв! - втискивая в узкие шлепки голые ноги, шепчет себе под нос полный кавалер. Сделав два шага по каюте и встав коленями на стул, Говдя высунулся в иллюминатор...

Внезапное появление человеческого лица с большими красными глазами, с взлохмаченной шевелюрой для боцмана было сравнимо с появлением филина в глухом дупле, и он, на полуслове прервав свои голосовые фиоритуры, растерянно замер...

-Ты что орешь, старая калоша!? - привыкнув к яркому дневному свету, и оценив щуплую фигуру боцмана с седой проплешью, как не бойцовскую, не способную на какой либо отпор, прорычал Говдя, - Тебе что! В обеденный перерыв больше всех надо!?

Боцман, пропустив поток нелестностей в свой адрес и несколько оправившись от синдрома "дупла", ткнул указательный палец в направлении лица Говди и заорал еще громче: - Вот! Вот эта рожа! Это она набросала мусор! Ах, ты Генгема! Ну- ка вылазь и убери, что набросал!

-Как ты со мной разговариваешь, заморыш!? - тряся головой в стальном дупле, не на шутку заводится командир ДЖ.

-Этот мусор с прошлой осени здесь лежит! А ты его только заметил, старая бестолочь! Вот собери его и съешь!

На крики через шкафут к борту подходят дежурный по кораблю капитан-лейтенант Марщавка, вахтенный офицер, разбуженный и поднятый, машинист - трюмный и еще несколько зевак.

Боцман, увидев дежурного по кораблю, снова начал тыкать палец в иллюминатор и взывать к справедливости: - Вот эта рожа, товарищ капитан-лейтенант! Набросала мусор на шлюпку, а убирать не желает и еще оскорбляет!

-Сейчас посмотрим на эту рожу! - громко и весело говорит Марщавка, перегибается через леерное ограждение за борт и встречается взглядом с налитыми кровью глазами Говди.

-Товарищ капитан 3 ранга! Как это понимать? - с легкой издевкой, копирует в интонации старпома дежурный.

-Марщавка! - задыхаясь в собственной злости, и забившись головой в стальном иллюминаторе, кричит полный кавалер, - Я тебе сейчас яйца в рот затолкаю! Что ты подпеваешь этому дохляку!?

Дежурный с довольной улыбкой отходит от лееров и направляется в сторону юта. За ним пристраивается вахтенный офицер.

-Да ну их! - машет рукой Марщавка, - Старые пердуны сами разберутся!

Матрос трюмный, убедившись, что дежурный по кораблю не вернется, пристраивается на пригретое место. Его юное сознание тут же погружается в уже обжитые ощущения, и через некоторое время журчание воды и продолжающаяся словесная перепалка за бортом перестают его беспокоить. Тонкая, тягучая нить снова зависает над шинельным воротником.