Восьмидесятая дверь тихо открылась, Сашка тихо просочилась в щель и тихо прикрыла дверь обратно. Утро близилось к шести, Сашке решительно не спалось уже второй час, и её страшно удручала мысль, что за Алькой заходить рано, точно ещё дрыхнет. И Ксюша тоже. Не говоря уж про Настю. Хорошо хоть, родители ещё сопят без задних ног, не стали приставать с расспросами и завтраком...
На истёртом подъездном ковре мягкими пятнами лежало утреннее солнце. Крохотную лестничную площадку оно заливало полностью, путаясь в чахлом фикусе и роняя отдельные кляксы на коридорный хлам: трухлявая фанерная тумбочка, облезлая вешалка, плешивый ковёр рулонами... Напротив двери номер 77 подпирали стену два горных велосипеда, один четырёхколёсный со съёмными боковыми колёсиками и потрёпанная байдарка. Через продавленный диван от байдарки, напротив семьдесят девятой, стоял одинокий унитаз, откуда тянулись к свету разномастные пластиковые конечности и равнодушно таращились лысеющие кукольные головы. Тощая Бабдаша из семьдесят девятой очень злилась, когда на её диване сидели семьдесят седьмые Чухеровы, и ещё больше - когда Чухеровы хоронили бычки в её унитазе. В Бабдашином подвале, по слухам, пролегала железная дорога-узкоколейка, по которой ездили на дрезинах дрессированные барабашки. Витька-большой утверждал, что никакая не узкоколейка, а скоростное шоссе, не барабашки, а террористы Аль-Каиды, и не на дрезинах, а на БТР. Но Витька тот ещё сочинитель, это все знают. К тому же, он из другого подъезда, откуда ему знать про Бабдашу толком.
По лестнице Сашка ссыпалась через ступеньку, одной рукой выключая на бегу телефон. Чтоб не звонили никакие родители невовремя. Может же у человека разрядиться телефон? Конечно, если он всю неделю разряжается сразу после завтрака, то вечером кому-то влетит, но разве кто-то думает о вечере, когда вокруг утро?
Утро, и рваные облака в небе, белые-белые прямо над головой - а на востоке ещё розоватые. И заросли жасмина в дальнем углу - вдоль ступенек в верхний двор, зелёные заросли, нецветшие ещё.
Поближе к подъезду были старые качели. У качелей была кривая нога - правая задняя - и два больших недостатка. Во-первых, они просматривались из окна, так что пока родители дома, солнышко на них не покрутишь. Во-вторых, они не скрипели.
Сашка покачалась с пятки на носок, задрав голову и разглядывая прозрачный месяц, который не успел ещё спрятаться на день, и побежала в верхний двор, опять перескакивая через ступеньку. Попробовала перескочить через две последние ступеньки махом, споткнулась, ссадила коленку, залепила послюнявленным подорожником и побежала дальше. Через пять шагов подорожник отвалился.
Верхний двор с одного краю ограничивал бетонный парапет в метр высотой, от парапета к чьим-то огородам скатывался крутой травянистый склон, а дальше, над дальними домами, висело рыжеватое солнце. А во дворе у самого парапета стояли качели без спинки, и Сашка запрыгнула на них с разбегу, так что они качнулись сразу вперёд. Пискнули нерешительно: "И-и?"
Сашка хихикнула, поёрзала, усаживаясь, и стала раскачиваться сильней.
Вверх и вперёд качели взлетали молча, а назад подскакивали с привизгом, всё громче и восторженней, и Сашка жмурилась на солнце, раскачиваясь выше, выше, чтоб в самом верху взлетать, отрываясь от сиденья, перемешивая небо ногами, пока оно не опрокинулось, наконец. Качели замкнули круг и ухнули вниз, вперёд, упоённо визжа в унисон с Сашкой: и-иии! И вверх: жжжух! И вниз...
А потом, навизжавшись, Сашка вспомнила, что это было вчера такое интересное. Интересное сказал кто-то в телевизоре, пока она пробегала мимо к холодильнику. "Если псих решит, что он птица, то сможет взлететь". Вчера, по дороге обратно от холодильника с соком и шоколадкой Сашка тщательно обдумала, может ли считаться психом, и пришла к выводу, что цель сложная, но достижимая. А потом отвлеклась на шоколадку и забыла.
Качели пискнули последний раз и остановились. Сашка поболтала ногами, легла животом на коленки и взяла себя за сандалии. Пошевелила пальцами ног в задумчивости. Выпрямилась, соскочила с качелей и побежала обратно к дому.
В подъезде свернула с лестницы на этаж ниже своего, обогнула древнюю вязальную машину, старательно держась подальше от длинных металлических когтей, поздоровалась с Гошей и позвонила в семьдесят четвёртую дверь.
Гоша был скелет. В молодости он работал наглядным пособием в школе, а после каких-то сложных махинаций вышел на пенсию вместе с биологом Юрьксеичем, Алькиным дедом, и теперь работал предметом зависти всего двора. Той его части, что была младше двенадцати и жила не во втором подъезде, - уж точно.
Алькина квартира молчала. Сашка позвонила ещё раз и сразу же постучала, для убедительности. Квартира помолчала ещё немного, и Сашка уже собиралась звонить третий раз, когда дверь открылась. В дверях стоял Юрьксеич в семейных трусах в зелёную полоску и растянутой белой майке и подслеповато моргал.
- Здрасьте! А Аля выйдет?
Юрьксеич молча смотрел на неё, чесал голову, моргал и зевал, всем видом показывая, что утро всё ещё слишком раннее.
- Аля ещё спит, - сказал Юрьксеич, дозевав и дочесавшись.
- А. Извините. Спокойной ночи.
И убежала ещё до того, как Юрьксеич проснулся достаточно, чтобы сказать ещё что-то.
Учиться летать можно по-разному. Можно сбегать по склону, раскинув руки и не глядя под ноги. Можно прыгать вверх и в длину и стараться там зависнуть. Можно забраться на дерево и спрыгнуть с него как можно дальше. Можно прыгать с бордюра на бордюр над лестницей в верхний двор. Можно раскачаться на качелях спиной к парапету и спрыгивать с них в высшей точке. Главное - точно знать, что ты псих. То есть, птица. То есть, умеешь летать. А потом проснутся остальные, и можно им тоже всё объяснить.
Аля вот сразу всё поняла. Только сделала сначала очень взрослое лицо, и Сашка почти всерьёз испугалась, что начнёт сейчас говорить о весе андского кондора в сравнении с человеком, о размахе крыльев, о ругающихся взрослых и всём таком прочем, о чём и думать совершенно не надо, не то что говорить. Сдержалась Аля. А Ксюша сразу сказала, что через лестницу прыгать не будет, и с дерева тоже, и через перила с разбегу, а будет летать так, с места вверх. Постоит тут и подождёт, пока натренируются нужные навыки. И посмотрит на остальных.
Только всё равно она недолго вытерпела, и когда начались полёты с качелей, пристроилась третьей в очередь, хотя и косилась опасливо то на качели ("иииии" - "жжух!"), то на хихикающую Настю.
Настя прыгать не собиралась, и летать не собиралась. Её никто и не звал, она сама пришла на топот и взвизги. Стояла рядом, смотрела молча и фигню про всех хихикала.
- А ты что не прыгаешь? - спросила Сашка, становясь рядом, пока Ксюшина очередь.
- Вот ещё! - сморщилась Настя. - Чего я, маленькая что ли?
Настя была старше на полтора года, чем очень гордилась.
Сашка как раз пыталась придумать какой-нибудь умный ответ, когда Настя вдруг заверещала то ли перепугано, то ли восторженно: "Ой-ой-ой, мамочки!" - но вовремя обернуться Сашка всё равно не успела; когда обернулась, Ксюша была уже не на качелях, а под. Отчаянно выставляла руки, пока падала, но всё равно упала ничком. Расплакалась, потом стала вставать, но тут вернулись качели, ударили сзади, она опять упала.
Пока Сашка стояла растерянно, Аля подбежала к качелям, остановила, тогда уже и Сашка подбежала, и Настя... И замерли все втроём.
Ксюша сидела на асфальте, тихо всхлипывая, и огромными глазами смотрела на свою правую руку. Рука между запястьем и локтем согнулась в двух местах, этаким узким зигзагом, и углы зигзага остро выпирали под кожей.
- Моя рука... - неверяще сказала Ксюша, прилипнув к ней взглядом. - Моя рука...
Настя бочком отшагнула.
- Я... - сказала Настя. - Я твою маму позову. Я сейчас.
- Я сейчас, - несколько виновато сказала Алька. - Тоже. Ладно? А ты подожди с ней. Ладно?
Поколебалась чуть-чуть и убежала тоже. Ксюша, кажется, не заметила, всё так же неверяще глядя на свою руку и повторяя одно и то же. Сашка отчаянно посмотрела вслед убежавшим и осталась. Протянула руку тронуть Ксюшу за плечо, но не тронула почему-то.
- Ничего, - фальшиво сказала Сашка. - Сейчас твои придут...
Ксюша подняла на неё глаза. Сашка нервно сглотнула.
- Рука... - сказала Ксюша. В голосе и лице явно читалось: "Как же это так?!"
По ощущениям, прошёл чуть ли не час, пока из-за жасминовых зарослей выбежала Алька, а за ней Ксюшина мама, напуганная и сердитая, и Сашка вздохнула с облегчением. За Ксюшиной мамой следом шла Настя и возбуждённо рассказывала Ксюшиному папе: "Это она, это Саша всё придумала! А так мы вообще и не хотели, и Ксюша не хотела, а она..."
Ксюшин папа на ходу одёргивал рубашку и мрачно сопел в бороду.
Сашка замерла, переводя глаза с Насти на него, и прикидывая, стоит ли перемахнуть через парапет прямо сейчас и удирать куда подальше. Он скользнул по Сашке глазами и кинулся к дочери:
- Ну, тихо, тихо, скорую вызвали, не плачь, ничего страшного...
- ...а Саша говорит: давайте с качелей прыгать! А Ксюша...
Сашка отшагнула назад. Ещё раз. Ксюшу разревелась в папиных руках совсем уж в три ручья, Сашка смотрела на неё, отшагивая, и подошедшую Альку заметила, только когда та заговорила:
- Ты её не слушай...
Сашка кивнула, но Альку тоже слушать не стала, а развернулась и пошла домой.
На этаже дверь в чухеровскую квартиру была открыта, и возле Бабдашиного дивана стоял Чухеров-папа с тремя друзьями, кружком, а в кружке стоял Витя-маленький и канючил: "Папа, ну поклужи меня, поклужи! Папа, поклужи!" Чухеров-папа смеялся и требовал волшебное слово. Витя-маленький волшебного слова не знал и только повторял своё: покружи, покружи.
- Витя, ну что нужно сказать, когда просишь? - спросила откуда-то из квартиры Чухерова-мама.
- "Папа, быстро!" - радостно подсказал один из чухеровских гостей.
- "Сейчас же!" - подхватил другой.
- "Я кому говорю!" Витя, скажи: "Я кому говорю!"
Взрослые хохотали и толкались, а Витя-маленький сердито хмурился на них, топал ногой и никак не понимал, над ним смеются или не над ним.
У одного из гостей были зелёные волосы и серёжка в брови.
Сашка проскользнула мимо, пониже пригибая голову и промычав что-то невнятное.
- ...соседская, - объяснял кому-то Чухеров-папа, пока она открывала дверь. - Верная примета в нашем подъезде: если у Сашенции сбиты коленки, значит, лето настало...
Дома Сашка пряталась до вечера, а за полчаса до возвращения родителей с работы сбежала опять на улицу. Уже темнело, уличный свет в подъезд почти не проникал, а электрический ещё не включали. В полутьме Бабдаша ругалась с Чухеровой-мамой, требуя образумиться, наконец, и не устраивать притон из приличного дома. Чухерова-мама вяло огрызалась и боком пыталась пробраться к своей двери. Бабдаша умело перекрывала подступы.
Сашка оббежала их по дивану, Бабдаша заругалась ей вслед и замахала кулаком, Сашка увернулась, а Чухерова-мама воспользовалась моментом, пока враг отвлёкся, и живо нырнула к себе, только дверь хлопнула.
На детской площадке опять было пусто. Сашка прошлась, подбивая кедами мелкие камешки. Облака уползли с неба к холмам далеко на юге, только хвост одного, самого длинного, чуть-чуть подрагивал над огородами частного сектора.
Качельный столб лёг под ладонь тёпло и шероховато. Сашка постояла-постояла, глядя на то место, где сидела утром Ксюша с зигзагом вместо руки, потом чихнула, почесала нос и села на качели. Раскачалась, раскачалась, прыгнула. Остановила качели, села. Раскачалась ещё раз, сильнее, ещё сильнее, прыгнула. Не удержалась на ногах, кувыркнулась, опять ссадила пострадавшую утром коленку. Встала, насупленная, вернулась к качелям, остановила, раскачалась снова...
- Саш!
Алька, похоже, только что поднялась на площадку, рядом с горкой, шла теперь к качелям и смотрела испуганно.
Сашка шмыгнула носом, отвернулась, поймала момент и прыгнула, приметив, куда приземляться. Пробежала пару шагов по инерции, потом повернулась к Альке и остановилась, глядя на неё и машинально вытирая ладонь о шорты.
- Ты чего? - тихо спросила Алька. Качели скользнули мимо неё назад, потом вперёд. Придушенно пискнули, затихая.
- Ничего, - буркнула Сашка. Шмыгнула носом ещё раз, покосилась на затихшие качели и опять стала смотреть на Альку. Алька моргнула и как-то неуверенно убрала с качелей руку.
Сашка повернулась и пошла, часто и сердито моргая.
- Саш!
Она обернулась опять. Алька глядела насупленно. Начала было: "Саш, ну это же глупость... Чего ты, в самом деле..." - и опять умолкла. Сашка ждала. Аля вздохнула, обошла столб, буркнув что-то себе под нос, и умостилась на качельной доске. Раскачалась. Прыгнула, пробежала пару шагов по инерции.
- И всё равно это глупость, - сказала она, подходя. - Давай лучше к Чухеровым сходим. Он - дядя Стас, то есть, - говорит, у него друг есть, инструктор парапланный. И что можно договориться, чтоб покатал в тандеме над озером. Это когда под парапланом два таких мешка один над другим: в один ты ложишься, в другой этот инструктор, а параплан цепляют тросиком к гидроциклу...
- Так они, наверное, только взрослых и катают, - недоверчиво протянула Сашка. - Или он тебе говорил, что вот прям нам можно?
- Он-то говорил, но я ж не знаю, может, шутил он. Может, его и спросим? Пока твои родители не пришли.