(По Брюллову)
Давно рокочущие слышались раскаты,
И под ногой беспечной вздрагивала почва,
А твой народ для наслаждений жадно тратил
И дня сияние, и теплый сумрак ночи.
Копили золото, ласкали юных женщин
И богохульственные песни громко пели,
Не видя, что в стене все больше тонких трещин,
Не веря, что придет последний день Помпеи.
И вот однажды грозный гром средь ночи грянул
Над суетно-счастливым близоруким миром;
И каждый ото сна растерянно воспрянул,
Но поздно: с пъедесталов падали кумиры,
И вечных стен зашевелился каждый камень,
И трещины по мостовой вились, как змеи,
И ночи тьму раздвинул беспощадный пламень,
Жар лавы истребляющей в лицо повеял.
На головы несчастных рушатся колонны,
И драгоценности рассыпались из ларца,
Отчаявшихся женщин груди оголены,
И сыновья несут испуганного старца.
Простерты к небу (поздно!) трепетные руки;
Из ртов открытых в грохоте не слышно крика;
И лица исказили смертной скорби муки,
Глаза людей открылись (поздно!) в страхе диком.
Безумный мир! Ты ставишь новые колонны;
Ты древних заблуждений роковой наследник,
Но вспомни, где теперь былые вавилоны,
И не забудь, что был Помпеи день последний.