Этот колодец был неимоверно стар, вода в нем уже давным-давно испортилась и была непригодной для питья. Он находился неподалеку от фермы Кинни, его старый каменный сруб сломанной короной высился из густых зарослей сорной травы и репейника. Рядом с колодцем стоял древний клен, с серой, потрескавшейся корой, и его старческие ветви, искривленные, будто скрюченные артритом, печально склонялись над ним.
Одиннадцатилетний Марк Кинни любил бывать в этом тихом, спокойном месте. Он обычно забирался на каменный сруб и долго сидел там, неподвижный, словно статуя, не отрываясь, смотря на черную неподвижную воду. Целыми днями мальчик, если не глядел в колодец, бродил в одиночку по лесам и лугам, или помогал отцу в поле, или возился в сарае. Днем он редко бывал дома, и вечером, когда солнце наливалось багрянцем и садилось за зубчатую кромку далекого леса, весьма неохотно возвращался под его неприветливую крышу. Марк не любил этот старый, большой, молчаливый дом Кинни, не любил и боялся его.
Этот дом построил еще в 1863 году прадед Марка Эдвард Кинни, в местечке под названием Олдбрижд, близь Нориджа. С тех пор дом так и стоял здесь, трехэтажный, побеленный известкой, с жестяным петушком-флюгером на крыше. Сеймур Кинни, дед Марка, И Артур Кинни, его отец, построили много пристроек к дому: амбар, хлев, сарай, хлебные закрома. Кинни держали овец, коз, кур и несколько лошадей, выращивали лук и репу, и получали большую прибыль с продажи мяса и овощей. Поместье Кинни всегда было полно гостей. У крыльца росли прекрасные розы - гордость бабушки Кинни, и мама Марка играла на своем пианино, что стояло в центре гостиной. Но пианино замолчало, когда в 1933 году умерла от пневмонии Ребекка Кинни, мама Марка. С тех пор дом стал таким холодным, таким пустым, таким... мертвым. И Марку казалось, что со смертью матери исчезла какая-то преграда оберегавшая семью от зла. И зло пришло в дом, проскользнуло, просочилось сквозь щели его старой обшивки.
Была холодная осень 1936 года, когда Марк Кинни в теплой курточке и вязаной шапке сидел на срубе колодца и смотрел вниз, на опавшие золотистые листья клена, застывшие на черном зеркале застоявшейся воды.
Отдельные лучи холодного осеннего солнца пробивались сквозь путаницу веток клена и, оставляя в тени склизкие, заросшие зеленым мхом стены колодца, падали на водную гладь, высветляя мутное отражение лица ребенка. Марк глядел на светлое лицо своего отражения, окруженное опавшими листьями, как на некое потаенное окно, открытое лишь ему одному. В гнилой воде этого темного колодца собственное лицо казалось Марку каким-то страшным, кривым, уродливым, каким-то неправильным (словно совсем другой мальчик выглядывал из черноты колодца).
Вдруг новый порыв знобящего ветра встряхнул ветви клена, и сорванные им листья, медленно качаясь, опустились на воду, скрывая от Марка его отражение. Мальчик оторвал взгляд от вялого танца мертвых листьев и обернувшись, посмотрел на дом Кинни, стоявший на холме. Дом уставился на Марка слепыми проемами своих окон, он был непоколебим и молчалив, лишь тихо поскрипывал флюгер.
И как всегда Марк почувствовал страх при виде этого дома, своего дома. Ибо он знал, что прячется в нем, таится по темным углам, под кроватями и за шкафами. Злобное, жестокое существо с горящими глазами - Спрятанный, - юркий, неуловимый, невидимый для всех, кроме Марка. Это Марк назвал его Спрятанным, потому что тот всегда прятался, выжидал, сидя в своем укрытии, как змея перед броском. Никто на ферме не верил Марку, не верил в Спрятанного, но мальчик точно знал, что это воплощение какой-то болезненной злобы прячется в доме и вредит, вредит, вредит без конца его обитателям. Только Марк видел Спрятанного в темных коридорах, за полуприкрытыми дверьми, в душной тьме сеновала.
Спрятанный строил рожи мальчику, дразнил его, издевался над ним, и Марк ничего не мог поделать. А Спрятанный творил ужасные вещи.
Когда же это мерзкое чудовище впервые появилось в родовом поместье Кинни? Трудно сказать. Год, два года назад? Да, да, два года назад! Именно тогда при странных обстоятельствах погибла любимая кошка бабушки Кинни. Она была такой ласковой и милой кошечкой, она терлась о ноги людей и так забавно мяукала! Все в доме любили кошку, и чья же еще, если не безжалостная рука Спрятанного, могла бросить ее на дорогу, под колеса едущего грузовика? Месяц спустя дядя Ричард, работавший на сеновале, жестоко поранился, наступив на нож, лежавший под тонким слоем сена. Все решили, что когда-то нож обронили и забыли о нем, только Марк знал, кто подложил нож. И только Марк знал, кто же на самом деле устроил тот поджог. В ту памятную ночь сгорела одна из пристроек, огонь едва удалось потушить. Марк отлично помнил пламя, бушующее в ночи, разбрызгивающие искры, темные фигуры бегающих людей с ведрами в руках и самого себя, в пижаме, сонно моргающего глазами и недоуменно пялящегося на огонь.
А собака Уильяма, слуги? У Уильяма был здоровенный злющий дог, которого тот держал на цепи. Однажды этот пес облаял Марка, и мальчик целую неделю после этого заикался и каждые полчаса бегал в туалет. Пес умер в прошлом году, издох в страшных конвульсиях, захлебываясь собственной пеной. Уильям, сокрушенно качая головой, сказал, что, должно быть дог съел отравленную приманку для волков в лесу. И один Марк заметил, что упаковка с крысиным ядом, стоявшая в чулане, опустела почти на половину. Но никто не поверил Марку, не поверил даже после гибели дедушки Кинни.
А как погиб дедушка Кинни? Очень просто - упал с лестницы в двенадцать ступенек и сломал себе шею. "Несчастный случай!" - в один голос говорили все. "Какой несчастный случай, идиоты?!" - хотелось крикнуть Марку, бедному, испуганному Марку - "Это же он, Спрятанный убил его!". Ведь когда мальчик сбегал по лестнице вниз к лежащему у ее подножия дедушке Кинни, с неестественно повернутой головой и раскинутыми руками, он сам чуть не попался в ту же ловушку, что и он. Над первой ступенькой, между перилами и стеной был туго натянут тонкий шнурок. И тогда Марк совершил непростительную глупость - он поспешил отвязать шнурок, боясь, что еще кто-нибудь запнется об него. Тем самым он уничтожил единственную улику против убийцы. И когда мальчик это понял, он застыл на лестнице, потрясенный, сжимая в кулаке развязанный шнурок. А внизу, между резными перилами, проснулась уродливая голова Спрятанного, и тот лукаво подмигнул Марку.
-Поздравляю, Марк, делаешь успехи! - сказала его гнусная рожа - Ты только что помог мне кокнуть своего дедулю.
И разразившись отвратительным, злым смехом, Спрятанный скрылся во тьме под лестницей. А мальчик закричал.
С тех пор к Марку приходило много психиатров, и каждому рассказывал историю про Спрятанного. Они все терпеливо слушали Марка, кто спокойно, без выражения, кто кивая головой и задавая вопросы, кто с понимающей улыбкой на губах, но никто, никто не верил Марку. "Шок после смерти матери ... глубокая душевная травма ... налицо мания преследования ... со временем все пройдет..." - говорили психиатры его отцу, а Марк злился на них, на их непонимание и боялся своей ярости, клокотавшей в нем словно кипящая вода в чайнике. По ночам он плакал, уткнувшись лицом в подушку, плакал от гнева и страха.
Скорее всего, Марк боялся дома Кинни не только из-за Спрятанного, но и из-за одиночества, которым был словно пропитан весь его воздух. У Марка не было друзей, и хотя в доме были другие люди - отец, бабушка Кинни, дядя Ричард, тетушка Сью и тетушка Сара, слуга Уильям, наконец, - но мальчик был одинок. Со смертью его матери из атмосферы дома пропали та теплота и любовь, которые согревали мальчика лучше огня, пляшущего в старинном камине. Взрослым было не до Марка, они все носились со своими важными, непонятными ребенку делами. И Марк оставался один в своей точке, лицом к лицу со Спрятанным, беззащитный, непонятый никем ребенок. А как Марк старался заслужить понимание, любовь, внимание, в конце концов! Дядя Ричард работает в поле, кто трудится рядом с ним? Конечно же, Марк! Отец чинит крышу, или заколачивает дыру в заборе, кто подает гвозди? Кто еще, кроме Марка! Тетушка Сью стряпает на кухне, кто помогает ей? Марк! Послушный мальчик Марк, всегда принесет что-нибудь нужное, всегда готов услужить, конечно, это же в порядке вещей! В благодарность всегда одно и то же: механическая улыбка, похлопывание по плечу или взъерошивание волос, и короткая фраза, типа "Молодчина, Марк!" Как хотелось бы мальчику слышать, да ладно, чего уж там, хоть раз услышать, чтобы кто-нибудь сказал...
-Марк, сынок! Помоги-ка мне с этой бочкой! - крикнул Артур Кинни, грохоча чем-то в сарае.
-Сейчас, папа! - прокричал в ответ мальчик и, соскочив с колодца, побежал к дому. Он и не подозревал, что из дома, из окна на третьем этаже, за ним наблюдают. Кружевные занавески были отдернуты, а перед окном, в своем кресле-качалке, сидела бабушка Кинни с вязаньем на коленях. Она смотрели на маленькую фигурку в синей курточке, бегущую по желтой траве, и испытывала какое-то странное, щемящее чувство - предчувствие ... или страх? Ее внук стал странным ребенком, не похожим на других детей. Он резко изменился после смерти бедной Ребекки. "У него просто нервное расстройство, когда он подрастет, все пройдет. Время лечит любые раны", - успокаивала себя бабушка Кинни, но тревога не оставляла ее. Она беспокоилась из-за этих странных фантазий мальчика, про какого-то Монстра из Шкафа. Правда Марк называл его по-другому, но бабушка Кинни не могла точно вспомнить как. "Спрятанный" - раздался тихий шепот воспоминания у нее в голове, словно слабый ветерок прошелестел засохшей осенней листвой. Бабушка Кинни невольно поежилась; она вдруг поняла, что ненавидит это слово, неопределенное, скользкое, страшное ... будящее в ее богатом воображении, передавшемся внуку, видения уродливых пятен тьмы, скопившейся в углах, под лестницей, за комодом. И пара глаз выгладывала из мрака, злобно щурясь.
- Глупости, Эмма, что за чушь! - вслух укорила себя бабушка Кинни и вновь взглянула в окно. Артур и Марк выкатывали из сарая огромную деревянную бочку, опоясанную двумя железными полосами. Марк перемазался в пыли, как черт, лицо раскрасневшееся, упрямое, глаза блестят из-под светлой челки. Чудесный мальчик, добрый, отзывчивый. Но как быть с его странными выдумками, и выдумками ли? И как быть с этими несчастьями, что преследуют семью Кинни последние два года? Эмма Кинни уже давно думала обо всем этом, и только одна разгадка была у этой зловещей тайны, но она отчаянно старалась найти другую, не желая верить ужасной истине.
Этой ночью в Олдбридже разразилась сильная гроза. В чернильно-черном небе раскатисто грохотал гром, ослепительные вспышки молний мелькали сквозь стеклянную завесу ливня. В своей комнате на втором этаже, Марк, лежа на кровати, натянул ватное одеяло до подбородка и зачарованно смотрел в щель между неплотно задернутыми занавесками. Ливень бешено хлестал в окно, и яростно сверкала молния. При каждом новом всплеске света, комната на долю мига озарялась бледной вспышкой, и все предметы в ней, казалось, вырастили, отбрасывая длинные черные тени. В эту долю мига все казалось Марку каким-то чужим, незнакомым, хотя мальчик отлично знал обстановку своей комнаты с раннего детства. У стены, около двери, стоял невысокий комод, сколоченный отцом. К противоположной стене в несколько рядов были прибиты полки, заставленные рядами потрепанных книг и бравыми оловянными солдатиками, между ними вперемешку лежали цветные мелки, пуговицы, картонные модели самолетов, журнальные вырезки с фотографиями автомобилей, пара игральных костей и маленькие фарфоровые Весы, подарок бабушки Кинни на семилетие Марка. Марк по знаку Зодиака Весы, одно уравновешивает другое. Здесь же стоял стул, Марк обычно вставал на него, чтобы достать до верхних полок.
Еще один стул, с мягкой обивкой и высокой спинкой, стоял возле кровати Марка. Когда-то давно, каждый вечер на него садилась мама Марка, зажигала ночник, в форме улыбающейся кошачьей мордочки, и своим особым, мягким голосом читала сыну сказки. После смерти матери, Марк никогда не садился на этот стул.
Но сейчас, когда он сжимался под одеялом при каждом новом раскате грома и жмурил глаза при вспышках молний, ему как никогда захотелось прикоснуться к стулу, хотя бы посмотреть на него, чтобы почувствовать так не хватающие ему тепло, любовь, ласку. Всего лишь призрачные эмоции из прошлого, но все же лучше, чем ничего.
Марк повернулся и попытался примерно прикинуть, где стоит стул, без толку вглядываясь в темноту. "Молния, пожалуйста, сверкни сейчас!" - бросал мальчик во тьму нежные призывы, где-то в глубине души ожидая, что при свете молнии он убедится, что мама так и сидит на стуле с книжкой в руке, будто никуда и не уходила. Но когда очередная молния на мгновение разорвала ночь, Марк не выдержал и закричал. Да и любой на его месте закричал бы, не сомневаюсь, ведь на стуле сидел не кто иной, как Спрятанный! Секундный мазок света очертил контуры его маленькой скрюченной фигуры и безумную ухмылку, сверкающую двумя рядами оскаленных клыков.
Удар грома заглушил тонкий детский вскрик и Спрятанный, злобно зашипев, по-лягушачьи прыгнул на Марка. В руке у него что-то блеснуло. Монстр вспрыгнул на грудь мальчика, придавив ее костлявыми коленками, его длинные пальцы грубо сгребли волосы на затылке Марка, запрокидывая назад его голову. Горла мальчика коснулся холодный острый металл. Марк сообразил, что было в руке у Спрятанного - большие острые бабушкины ножницы. Он наверняка стащил их из ее комода.
-Так-так-так, вот вы и попались, Марк Энтони Кинни! - торжественным замогильным голосом заявил Спрятанный, причем имя Марка он как бы с отвращением выплюнул. - Какое будет последнее желание перед смертью?
В темноте плотоядно поблескивала акулья ухмылка Спрятанного. Когда сверкнула молния, Марк увидел - совсем близко! - его лицо, нет, не лицо, а уродливую рожу, злую, хитрую. Серая, землистая кожа обтягивала непропорционально большой по сравнению с телом череп, злобные глаза с узкими щелками зрачков, были прищурены, левое веко чуть подрагивало в нервном тике. Марк зажмурил глаза, чтобы не видеть этот кошмар, и почувствовал, как на штанишках пижамы расплывается влажное пятно.
-Ай-яй-яй, какая неприятность, Марк, похоже, пустил струю! Ведь он знает, что одному глупому мальчишке, который вечно лезет не в свои дела и писается в постель, сейчас придется у-ме-реть! - продолжал глумиться над Марком Спрятанный.
-Пожалуйста ... не убивай меня, - одними губами промолвил мальчик, готовый разреветься от страха.
-Да ну? Тогда какого черта я сюда явился? Хотя... Хотя конечно можно оставить тебя в живых, но при одном условии. Ты будешь должен мне Выкуп, понял? Ты выкупишь свою жизнь смертью!
-Смертью?
-Смертью, Дружок-Пирожок, смертью. Ну почему ты такой тупой? Давненько я уже не устраивал своих забав, правда? И я чувствую, что завтра будет замечательный день, просто отличный денек, чтобы укокошить кого-нибудь из вашей семейки!
-Нет! - яростно выкрикнул Марк и попытался сбросить с себя Спрятанного. Но тот, извернувшись, больно дернул мальчика за волосы, и, с раздраженным шипением, угрожающе замахнулся на него ножницами. Марк замолчал, скривив лицо от боли. Монстр нагнулся к уху мальчика - воздух с присвистом вырывался сквозь сжатые зубы, раздувались темные провалы ноздрей.
-Это ведь всего лишь игра, это наша с тобой игра, - хрипло шептал Спрятанный в ухо Марка, отчаянно пытавшегося не слушать эти жестокие, не оставляющие выбора слова. - Одно подменяет другое. Ты выживаешь, а кто-то умирает, это Выкуп, Марк, цена за твою жизнь. Все правильно - кто-то должен умереть, только назови имя!
-Нет!
-Скажи имя, гаденыш!
-Нет, нет, нет, нет...
Марк вдруг вспомнил, что была одна сказка, которая почему-то не нравилась маме, и та не любила ее читать. Напротив, Марк любил эту сказку больше других, и он часто просил маму прочитать ее. Это была сказка про злых маленьких гномов, которые воровали у людей золото и хранили его в своих подземных логовах. В книжке было много цветных, красочных картинок, изображающих гномов, и Спрятанный был очень похож на этих безобразных созданий. Маленький, серый, остроухий, с большой головой на хилом теле, как у ребенка, больного рахитом, и с искаженной злобой гримасой - вылитый гном!
-Прочь, гном! - дрожащим голосом выкрикнул Марк, вспомнив, как прогоняли гномов герои сказок. - Ступай в земляные пещеры и жри свое золото!
Спрятанный затрясся в приступе болезненного лающего смеха, и заговорил - голова мелко трясется, зубы щелкают, роняя на одеяло капли вязкой слюны.
-Я никуда не уйду по твоему желанию, идиот, мы с тобой неразрывно связаны. Думаешь, почему только ты видишь меня, а? Пошевели-ка мозгами. Чтоб тебя! Какого черта ты отпираешься?! Жалеешь свою распроклятую семейку? Да им наплевать на тебя! Они тебя в упор не видят, в грош не ставят! Отомсти им! Они все сволочи, гнусные, противные сволочи! - глаза Спрятанного затуманились, пальцы отпустили волосы Марка и сжали воздух в цепком кулаке, судорожно стискивая его, будто давя чье-то горло. Голос Спрятанного изменился, он стал тонким и высоким, как у маленького ребенка. - Гадкие, гадкие, гадкие, плохие! Верните мне, верните! Как я вас всех ненавижу-у-у!
-Ты псих! - крикнул мальчик в физиономию монстра, грязно оскорбившего его родных, которых он так любил, и гнев вскипел в нем, выталкивая слова наружу. - Псих! Проклятый, свихнувшийся выродок! Не трогай их!
Марк собрался с силами и столкнул с себя Спрятанного. Карлик упал на спину, выронив ножницы, грязно выругался и принялся шарить руками по одеялу, пытаясь отыскать их. Но сзади на него уже набросился Марк, сжав руками его худую, тонкую шею. Чудовище зашипело, начало плеваться и извиваться, как змея. У ног мальчика клацнули, словно зубья капкана, челюсти Спрятанного. Острый локоть ударил Марка в грудь, отбрасывая его, и мальчик ударился затылком о стену с такой силой, что из глаз брызнули слезы. Из темноты донесся радостный визг - Спрятанный нашел-таки ножницы.
И в тот момент, когда смерть уже распахнула свои холодные объятия для Марка Кинни, в коридоре раздалась спасительная, тяжелая и такая знакомая поступь отцовских шагов. Спрятанный взвыл от ярости и спрыгнул на пол.
-Ты еще пожалеешь, гаденыш, завтра я все равно прикончу кого-нибудь, за мной не заржавеет! - успел он бросить через плечо, прежде чем скрипнула, открываясь дверь, и ровное оранжевое пламя свечи разогнало тьму. В дверном проеме появилась фигура отца Марка с подсвечником в руке, его обеспокоенное, заспанное лицо, освещенное свечой, медным пятном выделялось в темноте. Марк успел увидеть, как Спрятанный черной тенью мелькнул у его ног и исчез, растворившись во мраке коридора.
-Все в порядке, Марк? - спросил Артур Кинни, войдя в комнату. - Я слышал, ты кричал. Приснился кошмар?
Где-то в дальнем конце коридора зашлепали тряпичные тапочки тетушки Сары, с лестницы послышались взволнованные голоса - с третьего этажа спускались дядя Ричард и тетушка Сью. "Если я сейчас скажу им правду, что Спрятанный приставил к моему горлу ножницы, то они точно не поверят мне" - лихорадочно думал Марк. - "А завтра снова позовут доктора Кернби или доктора Одойла. Они все решат, что я спятил!"
-Да, папа, - с трудом вымолвил Марк, проглотив комок в горле, - я видел очень плохой сон... но теперь все в порядке! Не беспокойтесь из-за меня, пожалуйста.
-Точно все хорошо?
-Да, да, все нормально. Только ... оставь здесь свечу.
Артур аккуратно поставил медный подсвечник на комод и, немного помявшись у порога, пожелал сыну спокойной ночи и закрыл дверь. Марк услышал за дверью многоголосый шепот, и устало закрыл глаза, чувствуя в безопасности. Маленький янтарный огонек горел ровно, не колеблясь, давая мальчику полную уверенность, что никакие дожди за окном, никакие твари из черных теней не смогут погасить этот крохотный кусочек света.
А завтра... Завтра Марк должен помешать Спрятанному, этому злобному гному, осуществить его гнусный план. Завтра будет трудный день.
С самого утра в воздухе стоял устойчивый запах мокрых, гниющих листьев. Они толстым буро-желтым ковром скопились на земле у дома Кинни и на крышах его пристроек. Уильям вышел с утра пораньше с граблями в мозолистых руках, чтобы разгрести эти завалы.
Деревья у дома Кенни стояли, печально качая на ветру голыми ветвями - ночная буря беспощадно сорвала все их листья. Воздух был сырым и тяжелым, с раннего утра небо было затянуто мрачными, серыми тучами, похожими на грязную вату. Но дул ветер, унося тучи в сторону Франции, и ближе к полудню, пробившись сквозь темную завесу, появились первые лучи солнца. Они озарили дом Кинни, лениво скользя по его посеревшей от дождей обшивке, заглядывая в маленькие оконца чердака и сеновала.
Шторы на окнах были приветливо распахнуты, и свет лился в гостиную, отражаясь от черной блестящей крышки пианино. Это пианино Ребекка Кинни, выйдя замуж, привезла из своего дома в Уэльсе. Марк сидел перед ним на трехногом стуле и одним пальцем наигрывал на черно-белой ряби клавиши те несложные аккорды, которым научила его мама. Мальчик старался играть так чтобы звуки, издаваемые пианино, не заглушали для него разговора взрослых в столовой. Там, за большим дубовым столом, за чашечкой чая сидели тетушки Сью и Сара, бабушка Кинни и старая мисс Сэджвик. Мисс Сэджвик была учительницей Марка, каждый день, кроме субботы и воскресенья, она приходила в поместье Кинни, чтобы заниматься с Марком обязательными предметами. Дело в том, что ближайшая школа была очень далек - в Норидже, да и психиатры не советовали мальчик пока ходить в нее. Кроме того мисс Сэджвик была ближайшей соседкой и старым другом семьи Кинни, поэтому она учила Марка бесплатно. Ведь она знала его с пеленок.
Старая добрая миссис Сэджвик! Маленькая седоволосая старушка, ходившая забавной семенящей походкой, и всегда носившая неизменную, старомодную, но все равно элегантную, розовую шляпку с бантом. На уроках сама строгость, а в повседневной жизни веселая, разговорчивая любительница поболтать за чашкой крепкого чая.
Марк слышал ее голос; мисс Сэджвик взволнованно говорила о том, что ночной бурей у нее побило все яблони в саду, а на дороге, неподалеку, как говорят, найден местный пьяница, убитый молнией. Тетушка Сью и тетушка Сара важно кивали в ответ на ее слова и дружно заявляли что гроза, несомненно, была ужасной. Бабушка Кинни в полудреме сидела, как всегда с вязаньем на коленях, подставив спину скудному теплу осеннего солнца. Она сонно склонила голову на грудь и, казалось, спала, но то и дело поддерживала ленивое течение разговора полезными замечаниями.
Марк с силой прижал указательным пальцем одну из клавиши, вслушиваясь в звонкий, вибрирующий звук, доносящийся из нутра пианино. Целый день мальчика, словно привязанный, ходил за своими родными, наблюдая, запоминая, прислушиваясь. Он старался недолго не выпускать из виду никого из них. Но дом... ах, дом! - он беспощадно давил на Марка тяжестью своих потолков, коварством своих лестниц, непредсказуемостью своих дверей. Из любой мог выпрыгнуть Спрятанный, как чертик из табакерки, и-раз!- все готово, еще один новичок в фамильном склепе Кинни.
Громко хлопнула входная дверь, раздалась шумная возня в прихожей, и в гостиную вошел Артур Кинни, в красной клетчатой рубахе и широкой, плоской, как блин, кепке.
Худое загорелое лицо, борозды морщин на лбу и по углам рта и едва уловимый запах. В последние годы Марк все чаще чувствовал этот запах, исходящий от отца - запах крепкого виски.
Отец потрепал Марка по голове, правда, немного скованно (он всегда становился скованным, когда видел сына за пианино Ребекки) и прошел в столовую.
-Приятного аппетита, леди, - сказал он, галантно приподнимая кепку.
-Замечательная погода, Артур, не так ли? - сонно произнесла бабушка Кинни.
-Просто отличная, при таком теплом солнце и работается легче.
-Много работы вам задала эта кошмарная буря? - поинтересовалась миссис Сэджвик.
-Немного, миссис Сэджвик, совсем немного. Мы сгребли все листья и ветки в одну кучку у старого колодца, завтра мы сожжем ее.
Мисс Сэджвик встрепенулась, вспомнив что-то, и звякнула фарфором, ставя чашку на блюдце.
-Кстати, о колодце... (Марк насторожился)...вы не собираетесь заколачивать его? Это очень опасное место, а Марк часто бывает там, около колодца. Помните, в прошлом году, мальчишка Литтлов свалился в него и утонул насмерть!
-Господи, как это ужасно! - воскликнула тетушка Сара, бледная. Бедная тетушка Сара, слабое ранимое существо! Она всегда боялась смерти, особенно этот ее страх усилился после несчастий в доме Кинни, которые окончательно расстроили ее нервы.
-Спасибо, что напомнили, миссис Сэджвик, - рассеяно кивнул Артур. - В последнее время все собираюсь заколотить этот чертов колодец, простите за выражение, да руки никак не доходят. Ну ничего, сегодня я с этим делом как-нибудь справлюсь.
Заколотить колодец? Но зачем? Из-за того, что какой-то балбес умудрился упасть в него? Взволнованный и рассерженный Марк соскочил со стула. Его отец вышел из столовой, жуя кусок хлеба с маслом, и попросил Марка принести из чулана молоток и гвозди.
-А я пока достану доски, - добавил он добродушно.
-Но... но папа! - воскликнул Марк с дрожью в голосе. - Ты не можешь! Это же мой колодец, мой любимый колодец!
-Марк, сынок, ты не понимаешь. Я беспокоюсь за тебя. Это очень, очень опасное место, ты можешь упасть в колодец так же, как Стэнли Литтл, и... Нельзя так замыкаться в себе, Марк, ты же постоянно сидишь у этого колодца! Тебе пора найти настоящих друзей, а не глядеть без конца в воду этого проклятого колодца! Я тебя понимаю, нам всем очень плохо после того, как мамы не стало, но мы должны справиться с этим, Марк, превозмочь это!
Не нужно было ему вспоминать о маме. И миссис Сэджвик не надо было напоминать отцу о колодце. Марк молча повернулся и зашагал к чулану, мрачный и насупленный. И у Артура Кинни почему-то не хватило воли - а может быть смелости? - чтобы остановить сына и поговорить с ним.
Чулан находился под лестницей, той самой, с которой так неудачно скатился дедушка Кинни. Марк отворил его выкрашенную зеленой краской дверь, и оказался лицом к лицу с тьмой, ночью, которая задержалась в чулане, вместо того, чтобы уйти с первыми лучами солнца. Марк не любил темноту (она постоянно напоминала ему о Спрятанном), поэтому он торопливо пристал на цыпочки, и щелкнув выключателем, зажег электрическую лампочку. Свет вспыхнул мгновенно, как по волшебству, в один короткий миг, сменяя ночь на день. Вот, так намного лучше.
Чулан был тесным, на полу и на деревянном столике, застеленным драной клеенкой, стояли бесчисленные кастрюли и сковородки, на полках - всевозможные банки, стеклянные и жестяные, в которых хранили гвозди. В стены были вбиты большие гвозди, на них, как обычно, висели молоток, рубанок, пила с оранжевой ручкой... Постойте, а где же пила? Марк нахмурился. Пила всегда на одном и том же гвозде, чуть загнутом вверх. Теперь он был пуст и вопросительным знаком торчал из стены, словно спрашивая мальчика: кто? зачем? Все мужчины заняты листьями, и в этом деле пила им ни к чему. Спрятанный? Но зачем же этому гнусному вору пила?
-Марк, дорогуша, - к чулану подошла тетушка Сью, - будь паинькой, передай Ричарду, чтобы он сходил к Толлетам за нашей кофеваркой, они занимали ее еще в июне. Он в амбаре, зачем-то полез на сеновал. Марк, никогда без взрослых не поднимайся на сеновал, прошу тебя, там такая высокая и шаткая лестница, достаточно одной ступеньке треснуть и ... Марк, дорогуша, ты куда? Марк!
Но Марк уже не слышал ее. Он бегом бросился в прихожую, торопясь и путаясь в рукавах, надел куртку, сунул ноги в ботинки, и не завязывая шнурков выбежал на улицу. Конечно же, вот зачем Спрятанный стащил пилу - подпилить верхнюю ступеньку лестницы! "Завтра я все равно прикончу кого-нибудь", - сказал он, да плевать, что оно сказал, надо скорей мчаться к амбару. Сейчас главное успеть предотвратить страшное несчастье.
Марк, шлепая по лужам, побежал мимо беспорядочных дощатых построек к амбару - большому зданию, с односкатной, крытой шифером крышей. Мальчик мчался изо всех сил, его коричневые ботинки сминали и разбрасывали листья, шнурки развевались на ветру. У самого амбара он споткнулся и упал, лицом в прелые листья, но тут же вскочил на ноги, и с криком "Дядя Дик!" ворвался в амбар.
"Я не успел", - колотилось в его мозгу, когда он вбегал в открытые двустворчатые ворота, - "Я наверняка не успел!". Марк приготовился увидеть страшную картинку: на земле валяется упавшая лестница, а под ней, словно раздавленный жук, с вывернутой шеей, как у дедушки Кинни, лежит...
Ричард Кинни обернулся на крик мальчика. Он стоял на самом верху лестницы, держа в руке вилы.
-Быстрее слезай с лестницы, она сломана! - закричал Марк, сложив ладони рупором.
-Брось, Марк, не глупи, я только вчера поднимался по ней, - сказал дядя Ричард, ставя ногу на последнюю, роковую ступеньку, - К тому же сейчас полдень, и ...
Марк зажмурил глаза, ожидая услышать сухой треск ломающегося дерева, изумленный, испуганный вскрик, и глухой звук падения, в облаке пыли и сенной трухи ... вместо этого до него донеслись шуршанье сена и добродушный голос дяди Ричарда:
-... лошади наверняка уже проголодались, надо навалить им сена полные ясли, чтобы хватило до вечера.
-А как же ... пила? - ошарашено пролепетал Марк, широко открытыми глазами смотря вверх, где на фоне светлого квадрата окошка отчетливо выделяла черный силуэт дяди Ричарда.
-Какая пила! А, та, с оранжевой ручкой? Она, наверное, в сарае. Я утром брал ее чтобы распилить брусок для подпорки, и, видно, забыл вернуть на место. Какой же я растяпа! - и Ричард Кинни расхохотался, продолжая сбрасывать охапки сена вниз.
-Тетушка Сью просит принести нашу кофеварку от Толлетов, - быстро проговорил Марк, краснея от стыда, и не слушая ответ дяди Ричарда, поспешил выбежать из амбара. Он чувствовал себя последним идиотом. "Ты редкостный болван, Марк Кинни", - ругал он себя, плетясь обратно в дом. - "Воображаешь, что попало, а потом выставляешь себя дураком. Спрятанный - подлый обманщик, он обманывает меня во всем!"
Войдя в дом, Марк скинул обувь и куртку, и сразу же направился к чулану под лестницей, вспомнив, что отцу нужны гвозди и молоток. Но около двери чулана, собираясь ее открыть, уже стоял Артур Кинни. Обернувшись, он увидел Марка и рассмеялся:
-Ты где так извозился, ловкач? Гляди - весь нос в грязи! Вот уже не думал, что мой сын предпочитает копанье земли носом, помощи отцу.
-Но я успел вовремя, правда? Если я сейчас вынесу из чулана молоток и гвозди, будет считаться, что я выполнил свою часть дела? - спросил, улыбаясь, Марк. Он и сам хотел побыстрее сгладить след от их ссоры насчет колодца. В конце концов, это всего лишь старый, заброшенный колодец.
-Идет, - тоже улыбнулся Артур и мягким толчком руки открыл дверь для сына.
И как только дверь, скрипнув петлями, сдвинулась с места, откуда-то сверху упал, несколько раз перевернувшись в воздухе, сверкнув отточенным лезвием у самого носа Марк, занесшего ногу для шага вперед, и с глухим стуком воткнувшись в пол, между половицами, большой плотницкий топор. Марк смертельно побледнел и попятился назад. Артур застыл на месте, беззвучно открыв рот.
-Папа... это топор, - тупо пробормотал Марк пересохшими губами - Спрятанный! Это он, он хотел убить!
Артур Кинни сбросил с себя оцепенение, и, чувствуя предательскую дрожь вспотевших ладоней, включил свет в чулане. Внутри все было привычно, лишь у порога из пола грозно торчал топор. Артур, предусмотрительно взглянув наверх, осторожно вошел в чулан и вырвал топор из крошечных досок.
-Кто поставил топор на дверь? - растерянно спросил он у немых стен. - Так же запросто убить можно! Что, черт возьми, творится в этом доме!
-Это Спрятанный во всем виноват, - угрюмо сказал Марк, зная, что ему все равно не поверят. - Он делает плохие вещи, очень плохие вещи. Но сегодня у него не получилось, не вышло совершить очередную гадость!
И Марк вдруг весело хихикнул. Артур опустился перед ним колено, обеспокоено всматриваясь в его лицо и пытаясь за этим плутоватыми мальчишьими глазами различить правду.
-Марк, расскажи мне о Спрятанном. Скажи это... это человек? Кто-то из дома?
-Нет, Спрятанный не человек, папа. Это маленький злой гном, - Марк снова хихикнул. - Прости, у меня голова болит. Пойду в комнату, посплю.
И Марк стал подниматься по лестнице на второй этаж, чувствуя, что отец так и стоит на одном колене, и со странным выражением на лице смотрит ему в спину. Мальчик улыбался во весь рот, сдерживая клокочущий в горле смех. Он вдруг представил, как Спрятанный бесится в своем логове, рыча и ругаясь, молотя кулаками по стенам. Марк чувствовал невероятное облегчение: план чудовища не сработал, топор не убил отца. А значит ужас кончился, по крайней мере ненадолго.
На втором этаже, у лестницы, стояли старинные часы, купленные еще дедушкой Кинни в Лондоне. Высокий корпус из красного дерева, со стеклянной дверцей, за которой лениво покачивался маятник, и на самом верху - круглый циферблат часов. Проходя мимо них, Марк мельком взглянул на две черные узорчатые стрелки, застывшие на золотистом диске циферблата, в круг изящных римских цифр. Тик-так! - говорили часы вслед мальчику - предупреждали? напоминали о чем-то?
Войдя в свою комнату, Марк сразу подошел к комоду, чтобы достать свое сокровище - альбом с коллекцией марок, и поэтому не сразу увидел то, что лежало на его кровати. А когда он обернулся, альбом выпал из его ослабших пальцев, мальчик замер на месте. Затем неуверенно шагнул вперед, потянулся рукой за этой вещью, но сразу же отдернул ее с ужасом и отвращением. На кровати, на мятом сине-зеленом покрывале, лежала кукла, обычная лоскутная кукла, выигранная Марком на давнишнем празднике. Кукла улыбалась ярко-алыми, тряпичным ртом, только к чему ей улыбаться, ведь она вся была жестоко, насквозь пронзена десятком длинных острых спиц. А к ее мышку булавкой был приколот листок бумаги, на котором красным карандашом, кривыми каракулями было написано: "СЭДЖВИК".
-Миссис Сэджвик! - заорал Марк, распахивая дверь и пулей вылетая из комнаты.
-Я здесь, Марк, я уже иду к тебе, - донесся голос старушки из другого конца коридора. - Я бы хотела с тобой поговорить о ...
-Уходите! Скорей уходите отсюда!
Миссис Сэджвик остановилась с недоуменной улыбкой на губах, возле дедушкиных часов. А сзади часов, положив ладони на их лакированную поверхность, стоял Спрятанный - он собирался толкнуть их. Уродливый карлик взглянул через плечо на бегущего мальчика и скривил рожу в безумной, истинно гномьей улыбке.
-Отойдите от часов! - закричал Марк, молясь чтобы миссис Сэджвик ему поверила, и чтобы он успел оттолкнуть монстра от часов.
Но удивленная учительница шагнула навстречу Марку, протягивая к нему руки, а Спрятанный навалился на часы. В последнем, отчаянном рывке Марк кинулся на него, пытаясь перехватить его серые когтистые пальцы.
Тик-так! - грозно сказали часы, безжалостно и точно отмеряя время, которого Марку так и не хватило. Если бы время чуть помедлило, чуть приостановилось... но нет, минутная стрелка неумолимо сдвинулась на одно деление вниз, пальцы Марка поймали воздух. Спрятанный успел нырнуть куда-то, напоследок толкнув часы. В этот момент миссис Сэджвик сдавленно вскрикнула и преобразилась в лице, не из-за падающих часов, не, а из-за того, что увидела Спрятанного! Марк прочел это в ее широко открытых глазах, в которых вспыхнули ужас и безграничное удивление.
А затем упали громоздкие часы, подмяв под себя старую учительницу. Раздался страшный грохот, и во все стороны брызнули стеклянные осколки. Один из них оцарапал до крови руку Марка, но мальчик не обращая внимания на бусинки крови, стекающие по пальцам. Вздрагивая от судорожных всхлипов, он старался не смотреть в сторону упавших, разбитых часов. Вместо этого, сквозь мутную пелену слез, Марк смотрел на лестницу, по которой катилась, подскакивая на ступеньках, по россыпи осколков стекла, маленькая розовая шляпка с бантом.
Накрапывал мелкий холодный дождик, хмурое небо сыпало колючими каплями. Было зябко и сыро, весь воздух был пропитан холодной сыростью, казалось, его можно было выжимать. На отрывном календаре 14 октября - день похорон мисс Сэджвик. Почти все Кинни поехали на кладбище - проводить старую учительницу в последний путь. В доме остались лишь бабушка Кинни (здоровье ее подорвалось после этого происшествия, и она была слишком слаба) и Марк, которого оставили, дома, чтобы лишний раз не мучить его. Ведь нелегко, наверное, было бы одиннадцатилетнему мальчику на похоронах человека, который погиб у него на глазах.
Эмма Кинни сидела в своем любимом кресле, нахохлившись и завернувшись в шерстяной плед. Ее взгляд, из-под припухших старческих век, был устремлен на окно, по которому, словно слезы, стекали капли дождя.
Марк стоял рядом, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Бедная бабушка! Седые волосы собраны в тугой пучок на затылке, усталое лицо изрезано сетью морщин, всегда суетливые руки, теперь безвольно лежат на резных подлокотниках кресла. Как будто что-то точит ее изнутри, ни на минуту не давая покоя. У бабушки Кинни такой вид, будто она все время порывается что-то сказать, и не говорить, пряча боль в себе. Теперь она вздрагивала при каждом шорохе, словно боялась чего-то незримого, опасного, затаившегося.
-Я могу заварить тебе чай, - предложил Марк. - Или сделать кофе, дядя Ричард уже принес нашу кофеварку от Толлетов.
-Нет, не надо, милый. Наверное, единственное, что сможет сейчас прочистить мои бедные мозги и согреть мои старые кости - это глоточек крепкого, неразбавленного виски. Стой, стой, Марк, не надо никуда бежать, ты что!
-Я знаю, где стоит бутылка, - с готовностью сказал мальчик, на кухне, в буфете, на самой высокой полке.
-Ах, глядите, мы уже знаем, где спрятано спиртное! - всплеснула руками Эмма, но потом, снова погрустнела. - Порой мне кажется, Марк, что лучше было бы спрятать эту бутылку далеко-далеко, или вообще выкинуть ее. Твой отец стал слишком много пить...
-Как мистер Форан, - подсказал Марк.
Генри Форан однажды так напился, что вывалился из окна собственного дома и свернул шею.
-Не говори так Марк. Это дьявол шепчет тебе на ухо.
-А разве не так? - спросил Марк с детской бесхитростностью, поднимая на бабушку свои глаза, грустные и насмешливые одновременно.
Эмма Кинни плотные закутались в плед и, встав с кресла, зашаркала к своей кровати.
-Что-то устала я, Марк, надо прилечь, отдохнуть.
Марк заботливо взбил подушки, и бабушка Кинни с благодарной улыбкой улеглась на кровать, укрывшись пледом, как одеялом. Глаза ее закрылись, и мальчик осторожно, на цыпочках, выскользнул из комнаты, плотно закрыв дверь. Он оказался в длинном темном коридоре, оклеенном старыми выцветшими обоями, с рядами дверей по обе стороны. Марк пошел к лестнице вниз - лицо нахмуренное, кулаки сжаты. Дом был пуст, ничто не мешало Марку сделать, то что он должен был сделать, и что следовало сделать уже давно.
Мальчик спустился на первый этаж, зашел на кухню, и, открыв ящик буфета, достал оттуда самый большой и острый кухонный нож. Спрятанный слишком долго держал в страхе этот дом. Кто-то должен был остановить это.
Сжимая в кулаке нож, Марк выше в гостиную, которая вдруг стала странным и таинственным местом, погруженным в тень. Как колодец. Над головой побеленный потолок, под ногами зеленый, с бахромой по краям, ковер. На стенах ковры и картины. Пианино, стол, диван, стулья - все в какой-то таинственной дымке полумрака, наверное, из-за наглухо задернутых штор. И тишина, мертвая, неподвижная тишина - царица этого дома. Даже настенные часы не идут, замерли на половине десятого, словно само Время остановилось в этом доме. Марк шагнул было к ним, чтобы завести, когда за его спиной, неожиданно прогоняя тишину, заиграло мамино пианино. Загремели те простенькие аккорды, которые обычно одним пальцем наигрывал Марк, но теперь они звучали громко и неистово, будто кто-то яростно бил кулаком по клавишам.
У Марка перехватило дыхание, он мгновенно обернулся и выставил вперед нож. Но пианино сразу замолчало, табуретка перед ним оказалась пуста, только лениво всколыхнулись шторы ближайшего окна. Дом снова погрузился в гробовую тишину.
Марк судорожно сглотнул; он стоял истуканом посреди гостиной, не решаясь подойти к пианино. Дом Кинни, страшный дом Кинни, слишком большой, слишком пустой, слишком тихий. Страх жил в этом доме, околдовывая Марка, холодя его сердце в своем крепко сжатом ледяном кулаке.
-Ты здесь? - слабым голосом спросил Марк у пианино и дивана, у молчаливых картин и ковров, больше всего боясь ответа.
-Здесь, - раздался тихий шепот, холодный, как зимний ветер, и ядовитый, как змея.
-Где?! - взгляд Марка лихорадочно бегал по стенам и по мебели, силясь разглядеть маленькую уродливую фигурку, прячущуюся в тени. Но нигде никого не было.
-А ты найди, - злорадная усмешка. Голос слышался где-то на лестнице, и постепенно удалялся, поднимаясь наверх. - Поиграем в прятки, Дружок-Пирожок. Найдешь меня - получишь Приз.
Приз? Какой еще Приз? Марк сорвал с себя оцепенение и подбежал к лестнице. На ней никого не было. Но что это? Наверху раздался тихий шорох и издевательский смешок. Марк начал подниматься по лестнице, осторожно и медленно, касаясь левой рукой перил. Поднявшись на несколько ступенек, Марк заметил на стене, справа, перечеркнувшую узор обоев, стрелку, нарисованную красным мелком (откуда у Спрятанного красный мелок?). Она указывала наверх. Над ней красные, корявые буквы складывались в короткую надпись: "Иди".
И Марк послушно пошел наверх. Минуя второй этаж, он увидел вторую стрелку, указывающую на третий этаж. Надпись над ней гласила: "Найди".
"Скрип-Скрип!" - жалобно говорили ступени, эхом разносясь по тихой пустоте дома, когда Марк поднимался на третий этаж. Еще не доходя до конца лестницы, мальчик увидел длинную красную стрелку, пересекающую стенку напротив, и без стеснения проходящую по нескольким картинам с английским пейзажами. Судя по направлению стрелки, Марку следовало идти в другой конец дома, по длинному коридору. "Спеши"- советовала ему надпись над стрелкой.
Марк отлично знал, куда вел этот узкий, темный коридор. К приставной лестнице на чердак - пыльное, мрачное место, где каждая вещь была пропитана ароматом прошлого. Проходя по коридору, Марк заглянул в комнату бабушки Кинни. Эмма спала, и успокоенный Марк закрыл дверь. Дойдя до конца коридора, он в нерешительности остановился, глядя на четвертую стрелку, указывающую на зияющий темный квадрат отверстия в потолке, к которому была приставлена деревянная лестница. Рядом со стрелкой было написано: "Великий Ползун".
Действительно, Спрятанный и есть Великий Ползун, Великий Червь этого дома, глист, портящий все, к чему прикоснется. Ядовитая зараза, воплощение больной ярости. Только вот, где он ползает?
Марк поднимался по лестнице, внимательно осматривая каждую ступеньку. И не зря: две последние оказались подпиленными. Марк уцепился руками за край люка в потолке, и, подтянувшись, вполз на чердак, при этом чуть не выронив нож. Быстро, встав, мальчик боязливо огляделся по сторонам.
Видимо, дождь прекратился, и солнце выглянуло из осенней хмари, потому что на чердаке стало светлее, бледные лучи солнца пробивались в щели между толстыми досками его стен. Но тьма никуда не делась, она никуда не уходила из этого места. Всюду громоздились коробки и ящики, в углу стоял старый трехколесный велосипед Марка, из тьмы выгладывали манекены, обвешанные зимними шубами и пальто, единственные обитатели чердака. Единственные ли?
Над головой Марка было маленькое, залитое дождем, оконце, сквозь которое на чердак проникал скудный свет. Еще один светлый проем виднелся на другой стороне чердака. Марк направился к нему, лавируя между нагромождениями коробок. Таинственное место. Здесь всюду чувствовалось смрадное дыхание прошлого, пахнущее пылью и нафталином. Самое подходящее место для Спрятанного. Возможно, где-то здесь, между коробок, или за ящиками, находилось его логово, место, где он прятался от солнечных лучей и человеческих взоров. А кто такой Спрятанный? Отвратительный гном, вылезший из подвала? Злой дух этого дома, появившийся из тьмы его закоулков, из пыли под его мебелью, из гнили его старых балок? Или безумный призрак человека, умершего в этих краях и мстящий людям за свою смерть? Марк не знал кто такой Спрятанный, и боялся, страшно боялся узнать.
-Где ты? - спросил у тьмы Марк. Ответа не последовало, лишь где-то прозвучал приглушенный смешок.
-Выходи, гадина! - потребовал, свирепея, Марк, и угрожающе выставил перед собой нож. Но тишина, как будто издевалась над ним.
Оглядываясь по сторонам, мальчик подошел к окну. Здесь, на свету, ему было спокойнее. У его ног, освещаемая лучом солнца, в котором кружились пылинки, стояла коробка, доверху набитая каким-то хламом. На самом верху лежала картонная маска, покрашенная черной краской, и поблескивающая редкой россыпью мелок нарезанных и приклеенных к ней кусочков фольги, похожих на прыщи. Эту маску, когда-то давно, отец надевал на Рождество, чтобы позабавить Марка. Но семилетний Марк тогда очень испугался этой страшной маски, испугался этой страшной маски, испугался до слез. И с тех пор она лежала на чердаке, среди прочего барахла. Сейчас, спустя четыре года, Марк, при взгляде на нее, почувствовал, как холодеет в животе и слабеют ноги, ведь маска точь в точь повторяла Спрятанного!
Марк опустился на корточки перед коробкой, и взял маску в руки. Точно - вылитый Спрятанный! Та же сумасшедшая улыбка от уха до уха, белеющая треугольными, как зубья пилы, зубами, тот же острый нос и хищный раскос глаз - просто дырок, вырезанных в картоне. Обычная маска, помятая, с жалкими белеющимися тесемками порвавшейся резинки. И в то же время было в ней что-то зловещее, что неуловимое.
Марк поднес маску поближе к своему лицу, напряженно вглядываясь в хитрое картонное лицо. Быть может, ожидая, что это лицо даст ответы на все вопросы, мучавшие его. Так он и сидел, маленький мальчик с маской в руках, в пыльном луче света, пока ему не стало казаться, что маска на самом деле и есть Спрятанный. Тогда, чтобы разрушить иллюзию, Марк, с внутренней стороны маски просунул в дырки глазниц два пальца и пошевелил ими. Да, всего лишь старая, никому не нужная маска. С ней можно делать все что угодно, можно даже надеть ее, и с ним ничего не случится.
И Марк надел ее дрожащими пальцами, на одно короткое мгновение, закрыв свое лицо этой ухмыляющейся, злобной маской. И в тот же миг, может, из-за прикосновения серого, пыльного картона, а может, из-за того, что увидел мир через глазницы этой черной маски, но Марк с криком отвращения отшвырнул ее в сторону. Маска ударилась о стену и упала куда-то за ящики.
Марк машинально вытер руку о штаны и снова склонился над коробкой, где из кучи тряпья и сломанных игрушек, торчал уголок большой, пожелтевшей от времени, толстой картонки. Марк вытащи ее, чтобы рассмотреть поближе. На одной стороне ничего не было, а на другой... на другой была свежая надпись, сделанная красным мелком, короткая лаконичная, с тремя восклицательными знаками. Она гласила "Умри!!!"
За спиной мальчика раздался какой-то шум. Марк моментально оглянулся, схватив с пола нож. Сзади стоял манекен, точнее уже не стоял, а падал, прямо на Марка, грозя пригвоздить его к доскам пола длинными ножами. Манекен был пронзен ими насквозь, и лезвия ножей торчали из его пластмассовой груди, их острия летели прямо на мальчика. Марк успел откатиться в сторону, и манекен упал рядом, ножи со стуком вонзились в пол.
Марк сразу вскочил на ноги, и вдруг, напротив, из тьмы, вынырнула рожа настоящего Спрятанного, поблескивающего своими глазками и неизменной зубастой ухмылкой.
-Вот и твой Приз, приятель! - хохоча, выкрикнул он и изо всех сил ударил Марка молотком, зажатым в руке.
Мальчик пригнулся, и молоток просвистел, рассекая воздух над его головой. Марк кинулся к люку, прочь, прочь с чердака! Он бежал напрямик, расшвыривая и сбивая коробки и манекены. Ничего не различая в внезапно сгустившейся темноте, мальчик с разбега налетел на коробки, поставленные друг на друга. Они со всем своим содержимым посыпались на Марк, валя его с ног. Мальчик заскулил от бессилия и страха, барахтаясь в куче старья, задыхаясь от его пыльного запаха.
-Ты еще не получил свой Приз, Дружок-Пирожок, - прозвучал вкрадчивый голос, совсем рядом, и шум, словно молоток волокли по полу.
Марк изловчился и, извиваясь, как червяк, выполз из сваленных на него коробок и на четвереньках поспешил к люку. Со вздохом облегчения он нащупал ногой лестницу, но ... бедный, бедный Марк, он слишком быстро забыл, что две верхние ступеньки подпилены!
Ступенька жалобно затрещала, ломаясь пополам, и лестница ушла из под ног мальчика, с грохотом рухнув на пол. Выронив нож и падая вниз, Марк успел схватиться за край отверстия, обломав ногти о дерево. Он повис в воздухе, болтая ногами, безрезультатно пытаясь нащупать хоть какую-то опору.
Из-за края люка показалась яйцевидная, остроухая голова Спрятанного.
-Ты хочешь уйти без Приза? - укоризненно спросил он и с силой опустил молоток на пальцы Марка.
В последний момент мальчик разжал пальцы и упал вниз, больно ударившись коленкой об пол. Из его глаз брызнули слезы, захныкав от боли, Марк скрючился на полу, схватив руками больное колено.
-Да ну тебя, - донесся до него обиженный голос Спрятанного. - Думаешь, кроме тебя мне не с кем поиграть в Игру? Ну, черт возьми, ты не один в этом доме!
Марк открыл глаза и увидел, что Спрятанный больше не выглядывает из-за края люка. Зато в коридоре прошлепали, словно крысиные лапки, быстрые шажки, и скрипнула, открываясь, дверь. Без сомнения, в комнату бабушки Кинни.
Мальчик подобрал нож и, превозмогая боль, встал на ноги. Колено невыносимо ныло, и Марк, подволакивая ногу, захромал к комнате Эммы Кинни. "Неужели опять не успею?" - зудела проклятая мысль. - "Неужели все получится, как с миссис Сэджвик?". Это придало мальчику сил, и он, скрипя зубами от боли, вприпрыжку, побежал по коридору.
Добежав до двери, Марк распахнул ее ворвался в комнату, поднимая над головой нож. Бабушка Кинни лежала на кровати и почему-то уставилась на него, на Марка, а не на Спрятанного, хотя тот бесцеремонно сидел на ее груди, замахиваясь на старушку молотком. Они оба смотрели на Марка, бабушка с удивлением и страхом, Спрятанный с ненавистью и злорадством.
-Ну давай же, Дружок-Пирожок, - насмешливо сказало чудовище, скалясь и передергиваясь в нервном тике, - прикончи меня! Ты же хочешь этого!
Марк с яростным воплем бросился через все комнату к кровати, чтобы пронзить эту мерзкую харю, раскромсать эту кривую ухмылку, занес нож над головой...
И замер. Застыл неподвижным изваянием, нож задрожал в его поднятых руках. Марк стоял, и слезы текли по его щекам, но он не обращал на них внимания, он смотрел в лицо своей бабушки, в ее глаза, где в черном кружке зрачка, он увидел Спрятанного. Таким, каким увидела его Эмма, таким, каким увидела его миссис Сэджвик перед смертью.
-Давай, чего ты ждешь? - злобно прорычал Спрятанный.
Марк даже не взглянул на него, он был весь погружен в созерцание отражения Спрятанного в темном омуте зрачка бабушки Кинни. Теперь, только теперь, он понял, кто такой Спрятанный, разгадал его секрет. Марк был так поражен увиденным, что даже не услышал топота многочисленных ног в коридоре, не увидел, как монстр, шипя, скрылся с глаз, забился в какой-то уголок, как дверь открылась и в комнату ввалились люди. Сильные руки отца вырвали нож из рук мальчика, дядя Ричард схватил его и оттащил от кровати. Все вокруг что-то говорили, не переставая, слова, слова, но Марк смотрел только на бабушку, прижимающую к груди плед, рыдающую бабушку. Ведь в черном зеркале ее зрачка, как в воде старого колодца, он увидел собственное отражение, свое лицо, перекошенное, изуродованное ненавистью и жестокой злобой. Он сам был Спрятанным!
Теперь все ясно, не так ли? Марк - это и есть Спрятанный. Думаю, это было очевидно. Почему Марк все время сидит у колодца и смотрит на воду, находя таким привлекательным свое искаженное отражение? Почему только он видит Спрятанного? Почему это чудовище так похоже на злых гномов из книги и на маску на чердаке? Ответив на все эти вопросы, вы смогли бы разгадать тайну Спрятанного.
У этого монстра действительно было тайное логово: он прятался в самых темных уголках мозга Марка, и когда приходило время, он выходил наружу. Вот что увидела миссис Мэджвик: бегущего Марка, с взволнованным, испуганным лицом, протягивающего руки, ловя или воздух. И в мгновение ока лицо его преображалось, он становился, похож на маленького чертенка с безумными глазами и кривой ухмылкой, его руки вдруг толкали часы. И лицо Марка вновь моментально изменялось, мальчик вздрагивал и застывал в ужасе от своего поступка. Проницательная бабушка Кинни в душе уже давно знала, что случилось с Марком, но не хотела верить этому.
-Это дьявол, шепчет тебе на ухо" - говорила она, и была права. Имя дьявола - Спрятанный.
Так почему же это случилось, кто виноват? Душевная рана после смерти матери"- скажете вы. Да, но не только это. Я считаю, что в большей степени виноваты одиночество и невнимание. Марк остался один, совсем один, после того, как его мама умерла. Сами подумайте: кто был рядом? Пьющий отец, сам поглощенный горем? Старая, больная бабушка, большую часть времени, проводящая за вязаньем и во сне? Никого. У Марка не было друзей, и что оставалось делать мальчику, как не выдумать себе друга? И это было роковой ошибкой Марка, как и то, что он никак не мог дать выхода своей злости и ярости, которые, словно накипь на стенах чайника, скапливались в нем. И вымышленный друг стал постепенно превращаться в другое, странное, слишком реальное и опасное существо. В то существо, с которым можно играть в Игру, в такую Игру, в которой, наконец, найдет выход вся зараза скопившейся ненависти и злобы.
Отличная Игра! Поджечь сарай, отравить собаку, коварно привязать шнурок на лестнице. И вся соль Игры в том, что Марк даже и не знал, что играет в нее! Знал только Спрятанный, и лишь Спрятанный диктовал правила Игры. Воткнул ножки в манекен, подпилил ступеньки лестницы, разрисовал весь дом красным мелком со своей полки, и если бы Марк тогда сунул руку в карман, он без труда бы нашел этот самый мелок. И до этого он оставил самому себе жуткое послание: куклу, пронзенную спицами. Но в этом была виновата сама миссис Сэджвик, если бы она не заикнулась о колодце, Спрятанный и не подумал бы сталкивать на нее часы. И не поставил бы топор на дверь чулана, сам выскользнув в прихожую из другой двери, если бы Артур Кинни не решил заколотить колодец.
Кстати, о колодце. На первый взгляд, обычный старый колодец, заросший сорняками со всех сторон, но все-таки было в нем, что-то мистическое. Наверное, Марк потому и любил подолгу смотреть на его застоявшуюся воду, ведь только там, как в каком-то волшебном зеркале, Спрятанный видел свое отражение, свое, а не Марка. И, в самом деле, Спрятанному совершенно незачем было сталкивать со сруба Стэнли Литтла, хоть он и застал его смотрящим в колодец. Как только он мог подумать, что этот туповатый мальчишка откроет в черной воде колодца то же потаенное окно, что и он сам!
Вы хотите знать, что стало с Марком. Его увезли из дома Кинни, увезли далеко-далеко, в психиатрическую лечебницу, трехэтажное, кирпичное здание с решетками на окнах.
Думаю, Марк, был только рад уехать, убежать от дома Кинни и от темного колодца. Но только от одного он уже не сможет убежать никогда. Как вы считаете, кого мальчик первым увидел в своей новой комнате, в больнице. Конечно же Спрятанного! Тот нагло сидел на койке и, словно джокер из карточной колоды, улыбался во весь свой зубастый рот.
-Ну что, Дружок-Пирожок? - спросило у Марка его безумие. - Поставим на уши всю эту богадельню?
Разные дети по-разному привлекают к себе внимание. Одни кричат и капризничают, другие бьют посуду и ломают вещи. Некоторые принимают более действенные способы.