(...Она была в моих руках, и вдруг я заметил, что за подвязкою чулка припрятан билетик. На гладкой мякоти бедра он был как черная дыра, и солью бария на нем светились злые номера. На корешке знакомый почерк, но почерк жутко неразборчив. Зато места у самой сцены, а там ведь сказочные цены. И с тех, кто до конца не ждет, берут за выход как за вход.
...
В театре был один лишь дым от пола и до потолка, но после третьего звонка мне на глаза легла рука, и я увидел, как тщедушный Амадей и пучеглазый Амаду вдали от правильных детей резвятся с косами в саду. И кровь не успевает капать, и розы падают на лапы, и лапы выпускают когти, и розы выпускают корни, и, продолжая жизнь свою, встают по струнке и поют...)