Аннотация: Начало глобального рассказа. Не отредактировано.
Она жила одна. В маленькой квартире царил беспорядок: пыль на старых шкафах клубилась, невостребованные вещи в нелепых позах валялись по углам, одежда, пахнущая хлоркой, брошенная на стул, с немым укором наблюдала за маленькой девушкой, царившей в этой разрухе. Телефонные провода перегрызли мыши, вскоре перебравшиеся к соседям, и оголенная медная проволка выглядывала из-за штор. Долгие годы молчавшая печатная машинка хрипела, и надсадный скрип старого механизма разбавлял висящую в воздухе пыль. Письма, пришедшие больше года назад, не распечатанные, громоздким ворохом валялись на столе, отмеченные следами чая и пожелтевшими уголками. Расстроенное пианино выставило вперед оплавленные свечи. Часы отставали более чем на месяц и останавливались, повинуясь только своей прихоти. Книги и учебники грузными запыленными стопками расположились на полу у дивана. Хрусталь, стоящий в застекленных полках шкафов, мутный, весь в разводах, стал временным пристанищем неяркого солнечного света, просачивающегося сквозь немытые окна и рваные тюлевые занавески. Старое радио хрипело, перескакивая с одной на другую волну беспорядочного эфира. Хозяйка царившего разгрома сидела в кресле, святящимся дырками. На кое-как разобранном клочке низкого стола стояла печатная машинка. Девушка досадливо время от времени терла лоб и откидывала лезущие в глаза непослушные кудряшки медного цвета. Один за другим листы сминались и, не глядя, с легкой руки, через плечо, отправлялись в недолгий полет. Кошка, до этого незаметно дремавшая на диване, потянулась и, громко мяукнув, подошла к хозяйке, отвлекая ее от работы, требовательно привлекая внимание. Девушка мгновенно отвлеклась от затянувшегося процесса и, взяв кошку на руки, прошла на кухню. Здесь царил не меньший беспорядок. В полупустом холодильнике обнаружилось только яблоко и сухой корм. Не известно как попавший туда. Просыпав больше половины мимо миски, рассеяно распахнула окно и, опустившись в кресло, принялась за зеленое яблоко.
Все героини ее свежих книг жили рядом с величественным морем, наблюдали рассветы и закаты, знали все о бурях и алых парусах. Все, чего не знала и не видела хрупкая, рассеянная девушка. Ее странные мысли и образы рождались в недрах старой, видавшей виды. Скрипящей печатной машинке.
Она жила одна. И ничто в ее жизни не напоминало той бури чувств, тех захватывающих событий и переживаний, не было и соленого ветра и радостных брызг, парусов, кораблей и любви.
Постепенно реальность начала просачиваться в книги, подтачивая саму суть, убивая сказки. И волшебная машинка начала хрипеть и надрываться, все неохотнее поддаваясь настойчивым пальцам. Девушка все сидела в кресле и смотрела на шумную дорогу, пролегающую за окном, пыталась сосчитать грязные машины и улыбалась неизвестно чему. Ветер гулял среди пыли, как в темном лесу, заглядывал в шкафы и узкие щели, но там был только мусор и бумага - сказки и мечты кончились.
Она спокойно встала с кресла, взяла кошелек, валяющийся между тарелок, прошла в прихожую, накинула скромное пальто и вышла из дома навстречу душному городскому лету.
Легкий стук каблуков отдавался далекими раскатами грома, воздух, сухой до предела, раздирал легкие, от мокрого асфальта поднимался тяжелый пар, отдающий запахом метала., путался в ногах, привязывая к уставшей земле. Прохожих практически не было - все сбежали на дачи. Спрятались под спасительной сенью жестяных крыш.
Без цели она шла через пыльный, застывший город, высохшей пустыней, раскинувшийся под ногами. Никаких мыслей, мечтаний - все расплавилось под настойчивыми лучами.
Сделав небольшой круг по переулкам, где редкие деревья скрашивали своей яркой зеленой листвой унылый пейзаж, уже почти подходя к своему кирпичному дому, где прожила всю свою недолгую жизнь, остановилась у детской площадке, недавно, в преддверие лета, выкрашенной в яркие жизнерадостные цвета. Подошла к тому небольшому островку тени, возле которого стояло несколько желтых лавочек. На другом конце тесного дворика сидела женщина преклонных лет, ее голова была покрыта благородной сединой, из-под ворота потертой куртки выглядывало горлышко бутылки горячительного. Несмотря на жару ее все равно бил сильный озноб.