* * *
Посвящается маме
Судьбой неведомой ведомый -
На счастье или на беду -
Я пленник родового дома
И старой яблони в саду,
И удивительного света,
Что тихо падал сквозь листву.
И будет длиться, длиться это,
Пока смотрю, пока живу.
Пока пишу, пока мечтаю,
Мой старый дом, мой старый сад,
Как колыбель, меня качают
И что-то тихо говорят,
И охраняют это сердце
Минуты, месяцы, года ...
И я хотел бы после смерти
Остаться с ними навсегда.
Немного надо одиноким:
Чтобы, как сотни лет назад,
Вздыхал, нашёптывая строки,
Мой старый дом, мой старый сад.
* * *
Я русский поэт, и знамение
Мне этого - солнечный свет.
Я русский поэт от рождения,
До смерти я русский поэт.
И это не символ, не знание,
Не сила времен или мест -
Я русский поэт, это - звание,
И образ, и слава, и крест.
Враги мои всюду рассеяны,
Отважны и верны друзья.
Я русский поэт, не измерена
Ни сила, ни слава моя.
И в этой пустой неизмерности
Я верен врагам и друзьям,
И путь благородства и верности
Мне лёгок, и светел, и прям.
Родник, среди поля смеющийся,
И зубы заломит - ты пей!
Я свет исчезающий, льющийся
Подлунных ковыльных степей.
Я вкус, что так сладок мучительно,
И вишен, и яблок, и слив ...
Я русский поэт - удивительно,
Что я еще все-таки жив.
***
Небо-то вроде бы бледное,
Зелень-то вроде бы темная,
Счастье мое сокровенное -
Неизреченное, скромное.
Светится речка холодная
Ярче небесного пламени.
Гладь разливается водная
Словно языческим знаменьем.
Скоро начнут волхование
Кругом березки с осинами.
Словно в русалочьем стане я,
Талии гнутся осиные.
Песни, как тайные шорохи.
Знаки, как блики мгновенные.
Если цветет, так уж ворохом
Радость моя сокровенная.
***
Теплая земля - какое чудо,
Где угодно можно лечь в траву.
Я такого счастья не забуду
И не разлюблю, пока живу.
Здесь букашки милы и наивны,
Это не озлобленный восток.
Каждая былинка смехом дивным
Выражает солнышку восторг.
По витым кореньям под ногами,
Как смола блистая на жаре,
Черная, подвижная, как пламя,
Ящерица льется по коре.
***
Горят в изяществе хрустальном
Сугробов горы, глыбы льда,
Зима еще патриархальна
В провинциальных городах.
Снег, словно мех у норки, ровный
И кажется, что через миг
Из переулочка на дровнях
Проедет мимо вас старик.
Дышать лошадка будет паром,
И чистый детский карий глаз,
Подобный женским тайным чарам,
Скосит доверчиво на Вас.
Здесь далеко до жизни шума
И, полон неземных забот,
Монашек, погруженный в думы,
Крестясь, по улице пройдет.
***
Квадратные капли бегут по стеклу
И гранями гулко звенят.
Квадратные капли слепили в углу
Все то, что сильнее меня.
И кубики капель слетают с небес
И вдребезги бьют тишину.
Рождая бетонный невиданный лес,
Они начинают войну.
В том мире никто не заплачет навзрыд,
Сверкают стальные сады.
И в нем треугольное сердце горит
Сияньем потухшей звезды.
* * *
В пальто, поношенном несильно,
Под дождь, переходящий в снег,
В потертом кепи набок, стильно
Идет свободный человек.
И черствый хлеб ему не горек,
Сладка и чистая вода,
Идет философ и историк,
И даже лирик иногда.
В кафе возьмет он чашку кофе,
И, сев вальяжно, как всегда,
Подставит благородный профиль
Лорнированью пьяных дам.
Ах, я запамятовал видно
Представиться, мои друзья,
Мне, право же, ужасно стыдно
В пальто прогуливаюсь - я.
В кафе сидишь как на витрине
И за сверкающим стеклом
Любуешься, как город стынет,
Как будто время истекло,
Как будто сумерки навечно,
И остается доживать,
И эту нежную беспечность
Горячим кофе продлевать.
Огни сверкают на Покровке,
И ветер ледяной с реки.
И девушки наизготовку
Ему подставили пупки.
Но если ты пройдешь два шага,
Заглянешь в темные дворы -
Как кухня в старенькой общаге,
Как мрак космической дыры
Изнанка города большого -
Кварталы мусорных бачков,
Что пополняет снова, снова
Толпа богатых дурачков.
И я ценю, ценю до боли
То, что понять не в силах ты -
Свободную как ветер волю
Принципиальной нищеты.
Оценит благородный стоик,
И подтвердит ученый муж
И экзистенцию помоек,
И трансцендентность грязных луж.
А тот, кто ищет в бездне вкуса
Из каучука Афродит -
Перерабатывает мусор
И мусор денежный плодит.
Повсюду стройка с перестройкой,
Вокруг обломки старых парт
И, брошенные на помойку,
Катулл, Овидий и Декарт.
И в этом странная доступность
Для тех, кто любит и хранит,
Всего, что брошено преступно
И что во век не оценить.
Доступность смеха и покоя,
Доступность гаснущих небес,
Доступность охватить строкою
Тот мир, который вдруг исчез...
Наш мир - не тяжкие вериги,
Дающиеся за грехи,
А восхитительные книги
И вдохновенные стихи.
* * *
Зима в огромном городе -
Большое безобразие:
Дороги нынче - дороги,
Движение - с оказией,
И снегу негде прятаться,
Да, в общем-то, и некогда,
И все быстрее катится,
Чем встарь когда-то - некогда.
Зима теперь - распутница
С повадками дешевыми,
И вечная распутица
Виляет грязным шобаном.
А грязь вокруг с соляркою,
А грязь вокруг мазутная,
И в ней сраженья жаркие
Во время наше смутное.
Но выйди за околицу,
Но вынырни из месива -
И небо вдруг расколется
И холодно, и весело.
Леса стоят спокойные,
И снег тяжелый, с просинью,
И звоны колокольные,
Как будто поздней осенью...
Хоть нет еще метелицы,
Все тишиною сковано,
Туман в низинах стелется,
И нет лесного гомона.
Все холоду покорные,
Все тает - да не тается,
Березок ветви черные
Узорами сплетаются.
Вплетясь в узоры гордые,
Замерзли капли стразами...
Зима в огромном городе -
Большое безобразие!
* * *
Пришедшая зимняя стужа -
Как в жажду желанный глоток,
Случайно замерзшие лужи
Толпа превратила в каток.
Морозы уже завладели
Хрустальными окнами рек,
Неделя идет за неделей,
Но с неба не падает снег.
Столбами из соли застыли
Дома, как в Сахаре самой.
Ах, если б вы знали, как пыльно
И скучно без снега зимой!
Как будто поход в Каракумах
По корочке солончаков
Толпа совершает угрюмо
Асфальтовых грустных сурков.
Как будто пристанища нету
В подвалах огромной страны -
Идут грызуны Интернета
И банковские грызуны.
Из тепленьких норок наружу
В погоне за новым куском,
Поджав свои лапки от стужи,
Идут они стройным полком.
На небе - ни краски лазури,
На суше - ни капли воды,
И зимние пыльные бури
С асфальта сметают следы.
* * *
Узорами серебряного света
Покрыты наши северные горы.
Просвечивают где-то силуэты
Иных миров из зимнего простора.
И чьи-то полувидимые руки
Ткут ледяной покров над вечной Волгой
И протыкают, будто бы от скуки,
Мерцаньем звезд Вселенной войлок волглый.
Таков у мысли суетной характер -
В закате видеть плащ судьбы пурпурный
И в вихрях вьюги - млечный круг галактик
И ледяной покой колец Сатурна.
На самом деле мысль гораздо проще -
У печки теплой льются разговоры,
И им внимают северные рощи
И Нижнего серебряные горы.
* * *
Как чудес пророческих явление
Отмечаю в сложной череде
Появленье и исчезновение
Ярких звездных бликов на воде.
Будто бы от рая простирается,
Будто я, как прежде, молодой.
Хорошо поется и мечтается.
Рядом с этой темною водой.
Так близка доступна и таинственна,
Величава, кротка, глубока,
Словно путь на небеса единственный,
Шепчет песню окая Ока.
* * *
Темнеет сад, сверчки дуреют.
Благоуханнее цветы...
Но все вокруг как будто греет,
Как будто нежные листы,
Пронизанные солнца жаром,
Его тепло нам отдают
Любовным, сокровенным даром,
И в этом нега и уют.
Покой, как будто бы в объятьях
Любимой, преданной, родной,
Что под цветочным легким платьем
Таит полдневный вечный зной.
* * *
Когда совдепии мистерия
Уныло прославляла труд,
Для голопузой пионерии
Страна отгородила пруд.
Прошли года, и лагерь брошенный,
Не приглянувшийся ворам,
Заросший клевером некошеным,
Дождям оставлен и ветрам.
Там водопад бурлит таинственный,
Под ржавым мостиком стальным.
Вполне возможно, он единственный
В лугах березовой страны.
Гремит, волнуется и пенится,
Переплетая руки струй.
Страна еще не раз изменится,
А ты играй, а ты танцуй.
Пруд, как игрушечная Ладога,
Мельчайших капель белый дым.
И блещут маленькие радуги,
Как крылья бабочек над ним.
Мы - колоски советской пажити -
Смеялись явно невпопад.
"Да он искусственный!" - вы скажете.
И все же это - водопад.
* * *
Луг не кошен, луг роскошен,
Как Есенина вихры.
И пиджак на землю брошен,
Разопревший от жары.
На него моя зазноба,
Разрумянившись, легла
И сняла на время оба
Нежных, ангельских крыла.
* * *
На острове, среди болот нехоженых,
Зарыли душегубы страшный клад.
Заклятьем от молитвы отгороженный,
Он скрылся сотни лет тому назад.
Там кованый сундук с проклятым золотом
Обнял под ним закопанный купец,
Глаза его булавками исколоты,
Но видит все вокруг себя слепец.
Рука его, прозрачная и хладная,
Все теребит на сундуке печать,
И в нем живет одно желанье жадное -
Не отдавать сундук, не отдавать.
И если кто до золота дотронется,
Поднимет он невыносимый вой
Потянет в топь, где, как в большой
покойницкой,
Разбойники висят вниз головой.
Хоть крышка сундука давно расколота,
Купец от муки силится кричать -
Пересчитать он хочет это золото,
Но не пускает Каина печать.
* * *
В лесах здесь путаница просек,
Что плавно переходят в сад,
Аллея среди стройных сосен,
А чуть подальше - водопад.
Река и мостики над нею,
Лес на соседнем берегу,
А там еще одна аллея -
Ее осины берегут.
Венецианские каналы
Забытых стариц, мягкий луг...
На нем, отчаянно усталый,
Забыться сном ты можешь вдруг.
А много дальше, на пригорке,
Старинной церкви силуэт.
На сердце и тепло, и горько
Горчинкой невозвратных лет.
* * *
Солнышко плавает в речке
Тихое, как волшебство.
И плавунцы, как овечки,
Кружатся возле него.
То в камышах затаится,
То на коряге блеснет.
Миг - и река превратится
В липовый тающий мед.
Солнцем полна до песочка,
Медленно льется она.
Мне дорога до листочка
Милая сердцу страна.
* * *
Река, запруженная бревнами...
На них намылись острова
С краями - ветками неровными,
И в воду падает листва.
Березы, ивы и осинники
На них уселись кое-как,
Глазки цветов каких-то синеньких,
Взирающих сквозь полумрак.
На острове необитаемом
Начнется жизнь ужей и птиц,
И вечеринки ночью тайные
Русалок - омута сестриц.
И остров станет полуостровом,
А после кустиком в лесу.
Так мамонты на скрытых остовах
Часовни на плечах несут.
И заводь тихая состарится,
Отгородится от реки
И станет одинокой старицей,
Как все забытые мирки.
* * *
Течет река волшебная,
Журчанье в камышах.
А в ней вода целебная.
По речке каждый шаг,
Как эхо, отзывается
В горюющей душе.
И тот, кто в ней купается,
Познает суть вещей.
Там солнечные зайчики
Метнутся под откос,
И пробегает мальчиком
Танцующий Христос...
* * *
Любить в полях... Какое счастье,
Когда молочной белизной
Нагое тело в жаркой страсти
Раскроется передо мной.
Когда от уст твоих медовых
Дрожит и плавится земля.,
И травы гнутся снова, снова,
Любовь на такты разделя.
* * *
Теплая земля - какое чудо!
Где угодно можно лечь в траву...
Я такого счастья не забуду
И не разлюблю, пока живу.
Здесь букашки милы и наивны, -
Это не озлобленный восток -
Каждая былинка смехом дивным
Выражает солнышку восторг.
По витым кореньям под ногами,
Как смола, блистая на жаре,
Черная, подвижная, как пламя,
Ящерица льется по коре.
* * *
В осоке в дождь, под старой липою
Сижу над речкой в каплях-родинках.
Там птичка на ветвях чирикает,
А я ем красную смородину.
Смородина сначала кислая,
А после сладостью останется.
Душа, не скованная мыслями,
Блуждает в небе словно странница.
* * *
Из окон прямо на подушку
Скользнуло солнышко ко мне.
Оно, как милая подружка
На этой лучшей из планет.
Потом к щеке моей прильнуло,
Лукавый подарило взгляд,
И потянулось, и зевнуло,
И снова упорхнуло в сад.
* * *
С какою жгучей остротой,
С какой невероятной силой
Во мне цветет былой покой,
Живет все то, что раньше было.
Усадьбы, милые балы,
Театры, тайные влеченья,
В сукне зеленые столы
И карточные развлеченья,
Аллеи парков и дворцы,
Являющиеся, как в сказке,
И троек звонких бубенцы,
И старенький возок, и тряска...
Покрыло ряскою пруды,
Что отражали фейерверки.
Забылись царские сады
И шум гусарский на поверке.
Забылось все, но сердца стук
Все имитирует мазурку,
И бальный зал осветит вдруг
На даче старая печурка...
* * *
Не лебедушки, не кораблики -
В малой родины уголке
Кто-то выбросил в реку яблоки,
И плывут они по реке.
Будто девушки в ней купаются,
Скинув на берег свой наряд.
Так плывут они, кувыркаются,
Розоватые, по два в ряд.
Кто так запросто людям выпростал
Эту детскую наготу?
Кто же вынянчил, кто же выбросил
Эту дивную красоту?
Не лебедушки, не кораблики -
В нашей родины уголке
Кто-то выбросил в реку яблоки,
И плывут они по реке.
* * *
Я никогда не видел рая -
Ни снов и ни видений нет.
Но лишь одно я точно знаю:
Там золотой весенний свет,
И яблони цветущей нежность,
Той, что живёт в земных садах.
В наш жадный век - какая щедрость
От лепестка и до плода!
И лихоимцам непонятно
(Они мечтают о долгах!):
Прекрасное всегда бесплатно,
А извращённость дорога.
И не угаснет на мгновенье,
И продолжается века,
Живёт взаимное презренье
Поэта и ростовщика.
И ростовщик всё время знает:
Вертелся, предавал, копил,
Но что-то всё же он теряет -
Украли или не купил.
Поэт скитается по лужам,
Как пленник чистого листа,
Но даром у поэта служат
Талант, любовь и красота:
И красота людского тела,
И рощи, сладостно тихи,
И губы, что дрожат несмело,
Цвет яблонь, солнце и стихи.
* **
Из засохшей сосенки
Вырезаю посох
И иду по просеке
В серебристых росах.
Все мое имущество -
В сидоре заплечном,
Все мое могущество -
Воля да беспечность.
* * *
Мы шли весь день через леса,
Мы пили из ручьев журчащих,
И даже добрых два часа
Плутали по еловой чаще.
Но наконец нашли прогал,
Вечерним солнцем освещенный,
И нас с тобой очаровал
Деревни старой вид на склоне.
И мы вошли в наш теплый дом -
Большой, со множеством клетушек,
Что кем-то строился с трудом
Для деток, внуков и старушек.
Теперь он наш, теперь он свой,
И в горнице в своей постели,
Накрывшись пухом с головой,
Мы засыпаем. Ветви ели
Качаются у самых век,
И ягоды, и паутина...
И ходиков стучащих бег,
И запах хвои, солнца, тмина...
* * *
Я по городу хожу в плаще -
Вот такое у России лето.
Постигаю суть простых вещей -
Радуюсь и дождику и свету.
Мир ожил и каждый дом знаком
И воспоминаньями украшен,
Будто за одним большим столом
Мы под вечер засиделись с чашей.
Я уже простил, прости и ты -
Это проще, чем казалось прежде.
Это привилегия святых -
Жизнь еще прекрасней без надежды.
Рук своих готов отдать тепло
Всем прохожим, просто рядом шедшим.
Улыбаюсь прямо и светло,
Как юродивый, как сумасшедший.
***
Я ухожу. Не ждите, не звоните,
На вешалке остался старый плащ.
Я оставляю вам себя в зените,
А сам скрываюсь в сердце темных чащ.
У пояса широкое мачете,
Бинокль и фляга, компас, патронташ.
Как дороги, любимы вещи эти.
Да будет проклят мир презренный ваш.
Я ухожу. Безлунными ночами
Вам реквием в оврагах пропоет
Привычное за сильными плечами
Короткое, тяжелое ружье.
Я ухожу от мира притязаний
И вечной, жадной, бескорыстной лжи.
Я буду иезуитом-партизаном,
Взрывающим сознания межи.
Я вас взорву, пусть мне не хватит тола,
Я выплавлю его из ваших тел.
Я покажу вам мир другой веселый,
В нем жив лишь тот, кто щедр, силен и смел.
На этой светом избранной планете
Я жадности расчет не потерплю.
Пусть взрывы путь изгнанника отметят,
Как красный плюш дорогу королю.
Я ухожу по листьям, по закату,
По свежему лесному ветерку.
И легкий, одинокий и крылатый
Вступаю я на звездную строку.
И встречу я себя с мечом и в латах,
Идущего по млечному пути,
Что так же в путь один ушел когда-то,
Чтоб никогда на землю не прийти.
Асфальтовая музыка,
Сверкание реклам,
Шарфы и джинсы узкие
И двери из стекла.
А в небе темном робкие
Расходятся круги
И слышатся далекие
И легкие шаги.
А голубая мельница
Размалывает миг,
Но шепот не изменится
И неизменен крик.
Вне времени, вне праздника,
Как божия слеза
Философа и странника
Глубокие глаза.
И я живу вне времени
Философ и солдат,
И нет на теле бремени
Незыблемости дат.
Вот дворники за веники
Берутся по утру.
А я живу отшельником,
Отшельником в миру.
И повторяю строки я,
Входя в бетонный лес:
<Здесь ходят одинокие
Посланники небес.>
Повязывают улицы,
Как длинные шарфы.
Немножечко сутулятся
От поисков строфы.
С годами все мне дорого,
И оживает мир.
Люблю дороги города
С пещерками квартир.
В кафе бокалы узкие
И радостная дрожь.
Асфальтовая музыка
И бабочкою нож.
***
Блаженны мертвые. Блаженны
В гармонии хитросплетений
Невидящие поражений,
Стыда не ведавшие тени.
Блаженны те, кто не дожили
До революции позора,
Кому не вытянули жилы
В ЧеКа лютующие воры.
И те, кто в братство верил строго
Святого равенства кликуши,
Что вовремя отдали Богу
Атеистические души.
Блаженны сталинские чада,
Те, что стяжали столько славы
И не дожили до распада
Его империи кровавой.
А те, кто пережить сумели,
Как поседевшие солдаты
Похоронили в этом теле
Весь мир ушедший без возврата.
Блаженны мертвые в России,
Как завершенные виденья,
Что жили со своим мессией
И пали до его паденья.
Дай Бог и нам не задержаться
И, заслужив и смерть и имя,
Успеть до новой черной жатвы
Уйти спокойно со своими.
* * *
Над темною рекой, на склонах,
Любуясь красотой своей,
Стоят зеленые колонны
Пирамидальных тополей.
Прозрачной зеленью одеты,
Стоят на ледяном ветру
И шепчут: <Что вы? Будет лето,
Проснетесь завтра поутру -
И будет солнце, море света,
Поднимутся пары любви:
Мы чувствуем, мы знаем это,
Оно у нас еще в крови>.
И слышат голос леденящий
Собратьев северных своих,
Что голых веток серой чащей
Шумят, шумят в ветрах степных:
<Вы ошибаетесь, кузены,
Не будет солнечных вестей,
Уже настали перемены
В природе северных степей.
Готовьтесь - скоро будет вьюга,
Зима уже берет свое,
И только вы, посланцы юга,
Не понимаете ее>.
<Но, может быть, оно вернется?>-
Вновь шепчет тополиный ряд.
С надеждой ожидая солнца,
Они зеленые стоят.
Над темною рекой, на склонах,
Любуясь красотой своей,
Стоят зеленые колонны
Пирамидальных тополей.
***
Я хочу летать во сне
Подниматься над домами,
Над размытыми стенами,
Над ветвями в вышине.
Там на близких скатах крыш
Видеть слой отставшей краски,
Прыгнуть кошкой без опаски
В мир ворон, карнизов, ниш.
Над деревьями парить,
Подниматься на районом
И над городом зеленым.
Разрывать за нитью нить.
И боясь, что упаду,
И пугаясь не вернуться,
Подниматься к солнца блюдцу
Сквозь небесную слюду.
Ощущая облаков
Мягкость, влажность и прохладу,
Прямо к звездному параду,
Вырываясь из оков.
Звездный чувствуя туман,
Я в слезах невозвращенья
Вспомню все свои мученья,
Как любимейший обман.
***
А что бы было? Что бы было
Без революции продажной,
Что душу русскую убила
Дворянство превращая в граждан?
Но растоптав мечты и стили
На этой милой пастурели,
Их толпы наглые убили
Из тех, кого они жалели.
Ландо по Невскому катились,
Изящные гуляли дамы,
Невы извивы серебрились,
И стройные блистали храмы.
В Финляндии провинциальной
На дачах пишутся романы.
И век двадцатый, век прощальный
Не разрушает больше страны.
Под сенью университета
Ученики тех неубитых
Давно постигли сущность света,
Планет обжили сотелиты.
Балы сменяются балами
И вальс танцуют офицеры,
Что управляют кораблями,
Прорвав покой небесной сферы.
Империя - царица мира
Великая, без потрясений
И в ней поет поэтов лира,
И служит ей науки гений.
Все как сейчас, но только с нами
Доверчивость и утонченность,
И не менялось наше знамя,
Давя поэтов и ученых.
Как ворох листьев подхватило
Сознанье, формулу и стих.
Жестокости им не хватило,
Но не было ее у них.
***
Кабак и воры в кабаке,
Изображающие пьяниц,
И пляшет с финкою в руке
Какой-то юный оборванец.
За всеми все следят вприщур
И пьют совсем не понарошку,
И несколько публичных дур
То груди вывалят, то ножку.
И похотливо все у всех
С любовью щупают карманы.
И развеселый слышен смех
В угаре сумрачном и пьяном.
И я сижу и пью ведром
Не мало, я - мужчина видный,
Пропью и финку с топором,
И тельный крест, и не обидно.
Воруйте! Нате! Все бери!
В России я других не хуже!
Рабы босые и цари
Лежат ничком в кровавой луже.
С меня вам ничего не взять!
А тумаков отсыплю гору!
Под глазом царскую печать
Поставлю и купцу и вору!
Меня разденут догола
И вынесут с трудом за двери,
И серая ночная мгла
Заставит в Господа поверить.
И отнесут меня в траву,
И в черном небе я увижу,
Как пики горные плывут,
А лунный свет все ближе, ближе.
И неподвластный ничему
Лежу я в этом темном русле,
И доползу, и обниму
В кустах запрятанные гусли.
***
Как в деревне своей я порядок навел.
Мужиков по заборам развесил.
А до этой поры кто был зол, кто был квел,
Кто от бабы ушел, кто не весел.
И открыта душа, и понятлив народ,
Зря вы так господа о деревне.
Только правильный надо найти к ним подход -
Озорной, заводной и душевный.
Хоть не верят они ни в суму, ни в тюрьму,
Понимают меня не гадая.
Только кол на три пуда я в руки возьму,
Понимают меня НЕГОДЯЯ!
Ох загуляю я! Держись!
Кого прибью, кого прощу!
Зажгу оставшуюся жизнь
И ветром по миру пущу!
А после выйду на гумно
Девчат хохочущих ловить.
Гулять! И слово-то одно
Для пляски, пьянки и любви!
***
Сегодня до чертей напьюсь
Зеленых, тощих и прозрачных.
Интеллигент глядит на Русь
Всегда <пардон> немного мрачно.
Никто понять меня не смог.
Никто не оценил свершенья.
Наверно отвернулся Бог,
Не внемля нуждам населенья.
В такой огромнейшей стране,
А может даже в целом мире
Интеллигенту места нет,
И я нашел его в трактире.
Жаркого сочного вулкан
Посыпал я лучком зеленым
И принял водочки стакан,
И хрустнул огурцом соленым.
Потом стаканчик под грибки,
Потом с блинами под икорку,
Потом, представьте мужики,
С холодным пивом раков горку.
Как истинный интеллигент
Я в стельку пьян, и мне не стыдно,
Поскольку наступил момент,
Когда читателю завидно.
***
В черных глаз твоих оливки
Наглядеться не могу,
Тело белое, как сливки
Изласкаю я в стогу.
Грудь высокая трепещет,
Шепот быстрый и шальной.
Через край желанье плещет,
Только встретишься со мной.
Ты горишь в ночи светлее,
Чем пасхальная свеча.
Ни милее, ни честнее,
Ни стыдливей не встречал.
Ей в деревне вековухой
Полагалось отцвести.
Назовут соседи шлюхой,
Улыбнется и простит.
***
Развратом нравов ранен город,
Растет на пашне белена,
И тенью серой ходит голод,
И распадается страна.
Настали годы роковые!
Нет, это только страшный сон.
Всегда хватало у России
Безвременья лихих времен.
Мы закалились крепче стали
В кострах горя и вас кляня.
Вы нас столетье разоряли,
Для возрожденья хватит дня.
Мы смотрим серыми очами,
Усталыми от многих бед.
Но там, за нашими плечами,
Тысячелетия побед.
Но там, за нашими плечами,
Все убиенные встают.
И приговор над палачами
Уж произносит божий суд!
Встают Российские святые,
Под пули подставляя грудь.
Царь и единая Россия -
Единственный для русских путь!