Великий поэт Пастернак был очень сложной личностью. Оттого, наверное, и творчество его так неровно. Часто, особенно в конце жизни, его посещали серьезные нервные срывы, после чего случались периоды полной слепоты к собственному творчеству. В его книгах это, к счастью, далеко не так заметно, как в черновиках.
Но для исследователей такой фигуры все представляет интерес - и взлеты, и падения. Мы провели небольшой анализ творчества Пастернака последнего периода, изобилующего парадоксальными поворотами мысли и подчас странным выбором тем.
Фантастические, граничащие с безумием выражения, выскакивавшие порой у раннего Пастернака ("Тут есть болт"), сохранились и в черновиках поздних стихов, более простых и строгих.
К примеру, вторая строфа известного стихотворения "Быть знаменитым некрасиво" изначально звучала так:
Цель творчества - самоотдача,
А не шумиха, не успех.
И если у тебя есть дача -
Отдай ее на благо всех.
Странный и неуместный совет. Возможно, навеян мировоззрением позднего Толстого. Далее, стихотворение "Лето в городе" (из "Доктора Живаго) сперва оканчивалось строфой:
Смотрят хмуро по случаю
Своего недосыпа
Голубые, вонючие
И слепые полипы.
Стихи написаны о ночи и утре на московских бульварах. Откуда же взялись полипы? Что-то, видимо, произошло, что-то соскочило в душе художника при написании. Через несколько дней, перечтя, автор разглядел очевидный факт, что "слепые полипы", хоть и голубые, никак не могут смотреть, тем более хмуро. К тому же, его смутило некоторое лопотание в последней строке ("слепые полипы"). И появилась классическая концовка:
...Вековые, пахучие,
Неотцветшие липы.
Все встало на свои места.
Интересна также история великого стихотворения "Гефсиманский сад" из той же книги. Стихи эти повествуют о молитве Христа в вышеуказанном саду. Последняя строфа в черновике выглядит опять-таки странно:
Я в гроб сойду и в третий день восстану,
И, как сплавляют по реке плоты --
Скорей в театр! Корнеля и Ростана
Пойдем смотреть -- и он, и я, и ты.
Очевидно, что подобная концовка несколько снижает пафос этого мощного стихотворения на евангельский сюжет. Впоследствии автор, конечно, это заметил и заменил на хрестоматийное:
Ко мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты.
На что ему впоследствии, по некоторым сведениям, молодой Андрей Вознесенский замечал: "Воля ваша, Борис Леонидович, вы уж здесь... вот у вас сразу два определения к слову "столетья": "как плоты" и "как баржи". Нехорошо как-то. Может, лучше оставить как было, про Ростана? И рифма лучше!" К этому совету Пастернак не прислушался.
Мало внимания в нашем литературоведении уделялось эротической теме в творчестве поэта. Между тем, он гораздо больше ей интересовался, чем принято думать. Достаточно вспомнить строки из стихотворения "Нежность":
Замирали звуки
Жизни в слободе.
И блуждали руки
Неизвестно где.
По нашим сведениям, известное стихотворение "Ночь" ("Не спи, не спи, художник") изначально также имело прямой эротический смысл:
Идет без проволочек
И тает ночь, пока
Ажурный твой чулочек
МорщИт моя рука.
Затем в рукописи две строфы густо зачеркнуты. После них следует:
Грядущее в тумане...
(очень пастернаковская строчка)
И вот в моей струе --
Все крестики на ткани,
Все метки на белье.(...)
И затем -- уже известное:
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.
Чуть позже, как это видно по черновикам, автор коренным образом изменил смысл стихотворения. Возможно, это было сделано под влиянием жены.
А теперь предлагаем вам целиком первоначальный текст известного стихотворения Пастернака "Во всем мне хочется дойти..."
Во всем мне хочется дойти
До самой сути --
В рагу, в салате ассорти,
В курином супе.
О, если бы я только мог
(Хотя нелепо),
Я написал бы восемь строк
О свойствах репы.
В стихи я внес бы чернослив,
Томатный соус.
Пускай грибы бы в них росли
Гуськом, на совесть.
Так некогда Шопен вложил
Кочан капусты,
Напрягшись всею дрожью жил,
В свое искусство.
Достигнутого торжества
Игра и мука --
Рядком лежащие по два
Колечки лука.
Известно, что, прочтя это кулинарное стихотворение (уже аккуратно переписанное набело для "Нового мира"), жена поэта Зинаида Николаевна пришла в ужас и умолила его переделать. Его и самого посещали сомнения (заметим характерное "хотя нелепо" во второй строфе). В особенности же смущало поэта неблагозвучное сочетание "грибы бы".
Вообще, жена играла большую роль в творческой работе Пастернака, служила его добрым гением, порой советуя ему и остерегая от крайностей, в которые его иногда заносило.
Мы, вслед за ней, также должны правильно оценивать эти странные срывы, ни на минуту не забывая, что за поэт перед нами. Думается, что мощное дионисийское начало, так свойственное его ранней поэзии, зримо присутствовало и в поздних стихах, вводя поэта в транс, заставляя забывать даже о смысле стиха, слушать его ритм -- "мировую музыку", как справедливо заметил Блок. Что Пастернак и делал, свято следуя собственному эстетическому принципу: