Аннотация: Не-фанфик, родившийся под впечатлением от повести "Лорелея".
Один уважаемый приличный джентльмен однажды влюбился в вампиршу. Ну, так бывает - народ этот известен своим обаянием, а у любого идеала есть свои недостатки, что поделать. Она ответила ему взаимностью - ну, так бывает реже, но все же бывает. Джентльмен наш ведь был не только уважаемый и приличный, но и собой человек видный, солидный, в общем, тоже вполне объяснимо. Ну, приехали они в город небольшой и стали там жить. Ну, как жить - существовать. Поначалу, конечно, проблемы возникали. Да и без сплетен соседских не обошлось - а как же иначе, когда появляется в округе чужестранка, красивая, нелюдимая да нос задирающая - средь бела дня ее так просто и не увидишь! Но как-то все улеглось, быт устоялся, да и вообще, мало ли какой у кого период психологической притирки к привычкам друг друга? К тому же был между влюбленными строгий уговор: чтоб никаких кровопийств и душегубства, ни-ни. Герой-то наш человеком был нормальным, уважаемым, приличным, без маньячеств в сознании, долго сперва совестью и сомнениями мучился. Но то ли просто уж очень он был добрым и доверчивым человеком, веру в лучшее, доброе, чистое, вечное не терял, то ли просто любовь зла... В общем, когда дала вампирша слово, что все, она больше не будет - он поверил. А упырица - ну, то ли изначально она кровожадностью не отличалась, и вся эта кровавая сторона дела надоела существенно хуже горькой редьки, то ли просто сложно жить неведомо сколько лет, от несмертной скуки проглатывать том за томом всемирной современной литературы и не проникнуться при этом идеалами гуманизма, а то ли просто любовь так зла, что на что только не пойдешь, не то что против своей природы... В общем, так или иначе, а слово честное вампирское она дала.
Ну, жили они-поживали себе. Со стороны, может, и некомильфо было, из-за разницы в распорядке дня в основном, однако ж и позавидовать можно, до того счастливая парочка образовалась. Молодой человек, когда просыпался каждое утро на службу, обнаруживал на столе завтрак, который его немертвая сожительница успевала за ночь сварганить перед тем, как удалиться спать самой. Возвращаясь же домой на закате, он, напротив, встречал свою избранницу только что со сна, кормил привезенным от мясника стейком с кровью и рассказывал про как день прошел. Вечерами они читали друг другу вслух или, когда собиралась компания, резались в настольные игры - вампирша знала такие варианты, про которые весь мир уж и не помнил, а потому с радостью осваивал заново. Иногда отправлялись на вечерние прогулки по туманным просторам вокруг городка или же приходили на званые вечера, где упырица с хохотом разучивала новые танцы - гораздо быстрее и разухабистее, чем известные ей бранли и прочие, - и заявляла, что в жизни так не веселилась. Особенно весело получалось на костюмированных вечеринках, когда можно было переодеться во что-нибудь жуткое. Ну, и еще вампирша стала душой вечеров, проводимых за рассказыванием друг другу леденящих историй. Особенный фурор производили ее появления прямо в окно на высокий этаж. Да и в целом душа в недушу жили, можно сказать. Даже разница в возрасте у наших героев на пути не встала: без постоянной подпитки в виде человеческой кровушки лицо вампирши потихоньку стало увядать, очерчиваться морщинами и терять признаки блистающей колдовской молодости, шелковистые волосы начали по одному серебриться, да и на вечную жизнь в таких условиях рассчитывать было уже глупо: лет сорок-пятьдесят бы продержаться. Вампирша шутила, что теперь факт неотражения ее в зеркале будет только радовать.
Молодой человек летал себе на седьмом небе, всякие неурядицы преодолевал с легкостью - что такое мелкие проблемы на службе по сравнению с удавшейся жизнью? а в разговорах, когда кто-то жаловался, что у них в доме, мол, обстановка совсем уж не та, и вообще сплошная нервотрепка, он мог только от души сочувствовать. Однако, услышав краем уха очередной какой-то рассказ о жизненных распрях и невзгодах, и про тридцать три несчастья, и еще, мол, беда не приходит одна, он вдруг задумался, что уж слишком на общем фоне у него все без сучка без задоринки складывается. У всех бывают какие-то минусы - а он себе не мог ни одного найти. И испугался он не на шутку: ведь так же не бывает. У всех, у кого бывает, так либо несчастье какое случается, либо еще какое-нибудь несчастье. Стал он приглядываться к окружающему повнимательнее. В конце концов, ну не может же быть, чтоб его избранница не скучала по утерянному богатству, пышным платьям, вечной цветущей молодости, готическим замкам, великолепным балам и уважению общества? Ведь теперь за ее спиной шушукаются вздорные престарелые соседки, детвора с горящими глазами обзывается упырем, священник только что крестом по лбу не огревает при встрече; живут они скромно и без такой прислуги, какая бывает в замках; вместо балов - уже упоминаемые званые вечера у старенького благообразного полковника да ему подобных людей; поговорить толком не с кем, заняться в глухомани нечем, а уж о платьях вообще промолчать остается...
Вампирша всякие сомнения оправдывала плохо. То ли не догадывалась о подозрениях друга, то ли наоборот, мысли на лбу читала и подготавливалась. Она подписалась на журнал парижских мод, научилась шить и обшила половину вздорных престарелых соседок, охотно сплетничая с ними вечерами по поводу мод, болезней и не только. По ночам читала романы про привидения или иногда приходила к шпилю городской церкви, чем-то приглянувшейся, и скоро уже на стенах дома стали красоваться акварели с ее готическими очертаниями. Священник, поначалу фыркавший и возмущавшийся, как-то увидел один такой залитый лунным светом шпиль, - и тот махнул рукой, прочитав на следующий день проповедь о силе и важности раскаянья. Как-то постепенно у нее завелись друзья по переписке, чуть позже через одного из них она стала консультировать какого-то ученого по историческим вопросам, а потом и вовсе согласилась писать исторические очерки в энцилопедические словари. Увлеклась флористикой, составляла букеты, цветы в которых раскрывались только по ночам и благоухали так нежно и ненавязчиво-чудесно, что сниться могло только хорошее, а недобрым снам-знамениям шанса не было. С азартом, достойным лучшего применения, изобретала рецепт пирожков для городского праздника. Сама она на этот праздник пойти, конечно, не смогла, так что везти пирожки на конкурс пришлось ее возлюбленному под ехидные смешки других хозяюшек. В другой раз она открыла для себя косметику и попыталась научиться накладывать ее, не отражаясь в зеркале, рассердилась, когда ничего не получилось, заявила, что в моде всегда была и остается естественная красота, дорогую косметику продала, а деньги отдала детскому приюту... Словом, была трогательной, как целому мешку котят и не снилось. Ну как тут не появиться подозрениям?
И вот, наконец, и в этот тихий спокойный городок пришла своя беда. Начали пропадать люди. Сперва незаметные, "неважные" люди - слуги да бедняки, народ пожимал плечами и списывал все на алкоголь и падение нравов. Потом пропал младший мальчик в многодетном семействе преуспевающего купца, а чуть позже - любимица всего города, веселая, острая на язык, говорливая тетушка-горбунья. Их тела нашли несколькими днями позже возле реки: на горле у каждого оказались страшные рваные окровавленные раны. Сердце нашего героя ухнуло в пропасть и почти разбилось, но все-таки самое неубиваемое и вечноживущее создание на нашем свете - это надежда, что ни говори, и она уцелела. Пасмурным дождливым днем он смотрел на свою возлюбленную на похоронах - та стояла в отдалении, в скромном траурном платье, с букетиком трогательных незабудок, взгляд ее прятался под вуалью - и не стал верить очевидным страхам.
Но в один недобрый вечер он затемно возвращался со службы и услыхал на улице женский крик о помощи. Свернул в переулок, туда, откуда донесся звук, вспомнил на ходу, что где-то с полчаса назад к нему в контору заходил стряпчий, разыскивал свою дочку, красавицу-умницу-разумницу всего города. Поэтому, когда увидел на брусчатке именно ее безжизненное лицо, разметавшиеся золотые волосы, отлетевшую недалеко шляпку с порванными завязками, он не удивился. Не удивился он и при виде второй фигуры, склонившейся над страшной раной на шее убитой. Вампирша сидела все в том же траурном платье, а бледное лицо ее, когда та обернулась на звук шагов, оказалось полно такого отчаяния, страха и горя, да к тому же было таким невинным, что смотреть невозможно было. Словно и не она была повинна в том, что произошло. И даже ни единой капельки крови на губах не было видно - ну конечно, все произошло только что, она и не успела, наверное, еще, а вот он мог бы еще успеть помочь!.. - очень спутанные мысли в голове в тот момент сверкали, конечно. Кажется, она хотела что-то сказать, да не могла - это выходило у нее очень натурально. Значит, все-таки не выдержала, горько усмехнулся несчастный, вот оно, вот оно, дождался, черт возьми! Больно ей, значит, было смотреть на легкую и воздушную красоту юности, оставшуюся навсегда позади, ей захотелось все это присвоить себе... Чему позавидовала вампирша у бездомного старика, пожилой дородной служанки, избалованного мальчишки и горбатой тетушки - про это он уже подумать не успел. Горькое изумление и какая-то смутная надежда оставались у нее в глазах и тогда, когда раздался выстрел. Джентльмен не осознал, как именно он вытянул пистолет с особыми пулями, который кто-то сердобольный и мудрый подарил ему после знакомства с невестой, который до сих пор пылился в шкафу, и который он стал носить, как только появились подозрения, но надеялся никогда не использовать... Не видел он, как оседает в воздухе порох и пепел на том месте, где только что еще была хрупкая темная фигурка - в точности такой же пепел, которым мгновенно стало все внутри - сердце, душа, или что про что там еще говорят?..
Не помнил, как вернулся домой и сколько времени там провел.
Шло время. Дом был пуст и мертв. На столе стоял нетронутый засохший букет. На столе лежало недописанное письмо, в одной из комнат - небрежно оставленная выкройка и ткани для нового платья, цвета незабудок. Оставили его явно минут на двадцать, оно будто все ждало, когда же за него примутся вновь, но напрасно. Исчезновения людей тоже остались неизменными - они не прекратились.
Наш герой не запил и не наложил на себя руки, о чем можно было бы сразу подумать, но видели теперь его только на службе, и так, чтобы с горящим взглядом или с улыбкой - конечно, никогда, и движения все он совершал как будто через силу. Никто, разумеется, не удивлялся. Каждый вечер он брал в руки том Мери Шелли - не успели дочитать, - и часами смотрел на лунно светящуюся готическую церковь на картинке, пока из нарисованного света не начинали проступать нереальные образы, и он не засыпал прямо в кресле - кошмары теперь отгонять, впрочем, было некому. Однако наяву дом на самом деле оставался пуст: его не посещали никакие призраки, и никакая вернувшаяся неубиваемая нечистая сила к нему, конечно, не возвращалась.
Как-то ранним утром единственного жильца мертвого дома разбудил непривычный шум и крики за окном. Хотя это не пробудило его интерес - давно уже ничего не пробуждало, - он вышел на улицу и поспешил за собирающейся толпой - просто потому, что каждый день заставлял себя делать необходимые действия, которые делают все приличные уважаемые люди, и убеждал себя в том, что все сделано правильно, что все так и надо, по совести, и что давно было пора, а вон сколько горя получилось.
Толпа собралась действительно весьма приличная. Привлек их, понятно, человек с безумным взглядом, которому какие-то люди заламывали руки, пытаясь затолкнуть в фургон. Посреди улицы лежало нечто, накрытое тканью в бурых пятнах. Ушло несколько секунд на то, чтобы сообразить, что из-под ткани виднеются туфли, а бурые пятна в основном сконцентрированы в районе шеи.
- Поймали душегуба-то! - раздался радостный мальчишеский голос где-то рядом. - Дядь, дядь, слышите, а? Из самого города, бежал-то, говорят - по мне, так из Бедлама прям! Ну, теперь уже прополоскают его душем шарко, как пить дать! Помешанный он был, вы слышите, а? Начитался всякого, говорят. Голова и того. Хотел вампиром стать, говорят. Всем горла-то вспарывал, а потом пить кровь оттуда пытался - думал, он так силу упырицкую получит! - голос искрился радостью от такой леденящей нутро истории и возможности ее рассказать. - Ну, не псих, а? Все вискарем обходятся, а ему вон чего подавай! Все, отпился теперь!.. Дядь, вы чего? Да ну-у, чего вы как девчонка прям!..
Люди топтались, переговаривались, обмахивали платками впечатлительных, провожали взглядом громыхающий экипаж, и никто не заметил, как в задних рядах толпы какой-то человек медленно согнулся и сел на землю, как будто из него кто дух вышиб, и с таким взглядом, как будто дух этот туда и не вернулся.