- Привет, - он повел себя так, словно ничего не произошло.
И снова эта черная резиновая дубинка приковывала внимание Анны, гипнотизируя. Он подошел к Анне, поигрывая дубкой: легкомысленно похлопывал ею по ладони левой руки.
- Сиди, Киса, не надо вставать, - повелительно произнес он, на неловкую попытку пошевелиться, непроизвольно предпринятую ее телом.
В этот момент, Анна ненавидела свои мышцы, предательски выказавшие ее слабость. Виновата ли собака Павлова в своих рефлексах, при виде условного раздражителя? Способна ли она сознательно контролировать слюноотделение? Анне показалось, что это неизбежность того же порядка, когда рука автоматически бросает сковородку, неудачно ухватившись за раскаленное место. При этом, все усилия затраченные на приготовление праздничного ужина - летят в преисподнюю, и разбиваются там на тысячи мелких кусков, оставаясь лежать на полу грязными, ненужными атомами.
- Выглядишь неважно, - он протянул сухую ладонь и взял Анну за подбородок.
Анна не нашла в себе силы сопротивляться и в страхе замерла. Нечто противное и скользкое, несмотря на сухость его ладони, перетекло в ее внутренности и там обосновалось.
Он приподнял ее голову, требуя смотреть в глаза.
- Может, тебе нужен крем для лица или что-то в этом роде? В своей библиотеке, в обрамлении томов классической литературы - ты смотрелась более одухотворенно.
От него опять невыносимо несло ментоловой жевательной резинкой. Словно он состоял из ментола. Ничего кроме ментола. Ментоловый человек. Пустой и холодный.
То, что перетекло в Анну - принялось подмораживать сердце, и пованивать ментолом.
- Не разочаровывай меня, Киса. Люди не любят разочаровываться, от этого они впадают в депрессию, - он встал и принялся неторопливо прохаживаться по комнате.
- А когда они впадают в депрессию - перестают быть одухотворенными и красивыми, разучиваются находить прелесть в каждой минуте жизни, доставшейся им от природы. Можно сказать: перестают быть людьми. Переходят в разряд животных, полагаются только на инстинкты.
- Кис-кис-кис. - он заметил, что Анна опустила глаза и не смотрит на него. - Обрати внимание, Киса, я с тобой разговариваю! Ответь мне: ты хочешь опуститься до животного состояния?
- Нет, - хрипло произнесла Анна: его настойчивость вынуждала к ответу, - Не хочу.
- Вот видишь, как мы близки. И я не хочу быть животным, не хочу разочароваться в тебе и поддаться тяге инстинктов, - он замер, ритмично постукивая дубинкой о ладонь.
- Необходимо оставаться людьми социума в любых обстоятельствах, как бы они ни были сложны. И, мне кажется, что без близкого общения - у нас ничего не выйдет. Люди разговаривают, звери - нет. Нам нужно больше разговаривать, тогда мы лучше друг друга узнаем. Но, это же неправильно, когда говорю я один. Без доверительного диалога - ничего не получится, как ты считаешь?
В процессе этого словоизвержения, несколько удивленная Анна смогла немножко освоиться и начать соображать. Вопрос он задал риторический, ловко обойдя двусмысленность ситуации, найдя нейтральные выражения и жонглируя смыслами. Вопрос не требовал ответа, но что последует за ее молчанием? Анна этого боялась, но, также, в ней родилась зыбкая иллюзия, что разговором можно что-то исправить.
- Я не знаю о чем говорить, - чуть прокашлявшись, произнесла Анна.
Конечно она знает о чем говорить, черт возьми! - плескалось в ее сознании. Она знает кучу слов, которые ей хочется выпалить в его мерзкое лицо! Миллион, миллиард нецензурных слов, которые будят в ней инстинкты, первый их которых - вцепиться в его самодовольную рожу.
- Для начала, можешь рассказать о себе: что ты любишь, чем интересуешься, - он оборвал себя явно на половине задуманной фразы. Анне показалось, что он заметил отблеск ярости в ее глазах, и это его взбесило.
- Впрочем, сейчас это не столь важно, - он резко свернул тему, голос его превратился в ментоловый лед, - Впереди еще будет достаточно времени. - Ты, наверно, есть хочешь? - он выразительно посмотрел на остатки картофельного пюре размазанного по полу. Может принести?
В животе у Анны непроизвольно забурчало, и она ощутила насколько, все же, голодна.
- Можно, - коряво согласилась Анна и сглотнула слюну, некстати снова вспомнив о Павловской собаке. - Пожалуйста, - добавила она, пытаясь неуклюже поддержать видимость нормального человеческого общения.
- Потерпи немного, - сказал он неожиданно потеплевшим голосом, что, впрочем, не особо нагрело ментоловый холод атмосферы. Он вышел, и плотно захлопнуть дверь до щелчка не забыл.
Вернувшись, минут через пять, он присел около нее на корточки.
- Извини, лишнего стола в доме нет, - он положил принесенный с собой пакет на матрас. - Представь, что мы в походе: спартанские условия, красота дикой природы. "Dual Survival", как на канале "Discovery". Выжить вместе - что может быть романтичнее! - нарочитая бодрость в его голосе не показалась Анне естественной.
Под его проворными руками из пакета на свет появились поочередно: небольшой круассан, ярко красный помидор и зеленое яблоко. Все это было разложено на пакете с таким видом, словно накрывался завтрак для королевы.
- Не стесняйся, кушай, - он приветливо кивнул на пищу. - Бери, бери.
Анна, уже по-настоящему ощутила приступ голода и, не намереваясь отказываться, протянула руку за яблоком.
- Подожди, - он резко перехватил ее за запястье.
От неожиданности Анна вздрогнула. Крепко удерживая ее правой рукой, левой он неторопливым движением извлек откуда-то из-за спины нож.
- Дай я разрежу.
Не отпуская Анну, он принялся одной рукой кромсать яблоко на части. Нож, мало похожий на кухонный - длинный и заточенный с обеих кромок - разваливал яблоко на неровные куски легко, словно не испытывал сопротивления. Анна заворожено следила взглядом за блеском стали, играющей под светом искусственной лампы.
Нож за десяток секунд покончил с яблоком и принялся за помидор. Несмотря на очевидную остроту лезвия, справиться с ним также эффективно, как с яблоком, не удалось. Мягкая красная сфера пружинила на матрасе и кожица ее скорее лопалась, чем надрезалась. Помидор истекал розовой жидкостью некрасиво, словно умирал от потери крови.
- Молилась ли ты на ночь, Дездемона? - нож, умертвив жертву, метнулся к лицу Анны.
- Шучу, - сказал Алекс, но в его голосе веселья не слышалось. - Я знаю, ты не особо набожная.
Он переместил лезвие от ее глаз вниз, под подбородок. Анна замерла в ужасе, ощущая холод, исходящий от металла. Опять куда-то подевались все мысли, не только о сопротивлении, но и вообще - как факт.
Урок художественно резьбы по дереву, а дерево - это она, Анна, - вросшая корнями-нервами в пыльный бетонный пол. Дерево не может мыслить, но в состоянии ли оно испытывать боль? В состоянии ли оценить жестокую неправильность происходящего в момент перехода от жизни к смерти - провал в небытие... кто знает... вряд ли хоть кто-то, - не мысли, а скорее образы мелькали в ее подсознании, затрудняя дыхание и останавливая сердце.
- Эй, очнись, - легкая пощечина привела ее в себя. Анна почувствовала мокрую теплоту между ног - она описалась.
- Почему ты такая тупая? - произнес он, четко проговаривая слова. - Ты опять намусорила в помещении, - он мотнул головой в сторону расплющенного стакана. - Киса, ты явно нуждаешься в повторном уроке. Ты меня просто вынуждаешь применить жесткие меры. Разве можно быть такой необучаемой? Мне кажется, ты это специально сделала, чтобы меня разозлить.
Анна хотела объясниться: сказать, что ей некуда складывать мусор. Здесь нет даже ведра, чтобы складывать мусор! Что она вовсе и не думала его злить! Но твердое лезвие сильно давило на нижнюю челюсть, не позволяя вымолвить ни слова.
- Блядь, да ты еще и обоссалась! - выкрикнул он брезгливо, схватил ее за волосы и бросил на матрас лицом вниз. - Снимай, сука, свои мокрые штаны, - он уселся ей на спину. Лицом к ногам, придавив Анну всем весом.
- Ты меня очень разочаровываешь, - говорил он, быстрыми движениями разрезая на ней джинсы. - Ты на самом деле недалеко ушла от животного. Если ты предпочитаешь жить в свинарнике - я тебе это легко устрою, - он почти кричал, запыхавшись.
Анна, раздавленная морально и физически, пыталась вывернуться, чтобы глотнуть хоть каплю воздуха, но ей это не удавалось. Ее легкие, сдавленные массой мужского тела, не могли работать. Широко раскрыв рот, Анна хрипела и задыхалась, бесполезно скребя руками о его бедра - ломая и выворачивая ногти.
- Вот ведь, сучка, - выплевывал он слова, спарывая ножом остатки штанин с ее ног. - Не хочешь по-человечески, будет по-скотски.
Закончив через минуту, он встал, запыхавшись. Анна скорчилась калачиком. Срезанные джинсы и трусики, мокрой кучкой, валялись рядом. Анну трясло. Слезы бессилия текли по заплаканному лицу, оставляя заметные дорожки. Ей хотелось умереть.
Не обращая на нее внимания, он вложил нож в чехол сзади на поясе, прошел к крану и вымыл руки. Потом повернулся и оглядел комнату, словно пытаясь сообразить, чем их вытереть. Не найдя ничего подходящего, он энергично взмахнул руками, - словно собака, избавляясь от воды, - несколько капель упали на Анну, на лицо и на голые ноги.
- Значит так, животное, - загремел его голос, - Будем из тебя лепить человека. Ставлю задачу: к моему следующему приходу вымоешь пол, вот этой тряпкой, - он указал на остатки ее джинсов. - Мусор сложишь в пакет. Пакет поставишь аккуратно к стеночке. Гадить строго в унитаз.
Некоторое время Анна лежала, ничего не соображая, но быстро пришла в себя. На удивление, период прострации оказался совсем коротким. Видимо, она адаптируется, - решила Анна. К чему еще заставит ее привыкнуть эта двуногая сволочь? Жрать собственное дерьмо? Отсасывать, глотая сперму? Пусть только попробует, Анна невесело усмехнулась, а, скорее, оскалила зубы: Богом клянусь, откушу его проклятый член!
Вообще, где-то она читала, что при ампутации члена, если вовремя не воспользоваться квалифицированной медицинской помощью, - происходит быстрая кровопотеря. Запросто можно умереть. Истечь кровью.
Убеждаться на практике очень не хотелось, но, возможно, это станет единственным выходом.
Она осознала, что терпеть издевательства вечно - не сможет себе позволить. Что-то, и вправду звериное, - проснулось в голове и вяло оскалилось, показывая клыки. Какой-то первобытный инстинкт подпитывал тягу к свободе - еще достаточно слабо, но настойчиво.
Анна подумала, что надо подмыться, привести себя в доступный порядок и сообразить, чем прикрыть свою задницу. Дел предстоит куча, надо вставать.