Я уже пятый день торчу в этом городишке, а давно мог быть дома. Аппарат, который я приехал устанавливать, я бы соорудил за три дня, но как-то постеснялся взять так быстро предназначенные мне тысячу пятьсот долларов. Это, конечно, не совсем честно, но заказчики не торопятся, а пять дней всё же не три - им будет не так обидно отдавать мне эти деньги.
Прогуливаясь по улицам с покосившимися избами, я не перестаю удивляться, как быстро всё переменилось. Несколько лет назад и представить было невозможно, что здесь, в ста километрах от Москвы, будут расплачиваться американскими долларами. Впрочем, в столице всё освоено и поделено. Теперь настала очередь пригородов, и предприимчивые столичные господа потянулись осваивать близлежащие территории. Это вполне удобно - всего сто километров от Москвы и очень дешёвая рабочая сила.
В сущности, это место городом можно назвать с большой натяжкой. Здесь всего несколько улиц. С десяток пятиэтажных домов посреди деревянных изб и одна восьмиэтажка, именуемая местными жителями "высоткой". Даже трудно представить, чем здесь живут люди. Один заводик и больше ничего. Вот ещё благодаря моим трудам несколько человек наверняка потеряют работу. Жаль этих бедолаг, конечно, но если бы не я, то всё равно нашёлся бы кто-нибудь другой. Но почему-то от этого мне не легче. Тошно как-то. Кажется, будто на меня все смотрят с неодобрением, с какой-то укоризной. Поскорее бы убраться из этих мест. Вот только ночь переночую, а утром получу свои денежки и домой. Но до утра ещё целый вечер и ночь.
Надо что-нибудь поесть, а то третий день в сухомятку. Столовые в этом городе, по всему видно, давно исчезли. Зато есть несколько кафе. В одно из них, "Берёзку", меня уже пригласили в первый день. Больше туда ни ногой. Пельмени, квашеная капуста и водка - вот и всё меню. Тем не менее, кафе забито до отказа. Наверно, привлекает название. Нет, я туда не пойду. Опять слушать эти пьяные разговоры завсегдатаев под жалостливые песни, почему-то называемые у нас "шансоном". Хозяин заведения, небось, хитрая бестия. Всё учёл - и время, и нравы. Я лучше пойду в другое кафе - то, что на отшибе. "Элита". Кажется, так оно называется.
Сделав свой выбор, я вспомнил Диогена. Он упрекал Родосских вельмож, разодетых в яркие, дорогие наряды, за гордыню. Хотя о спартанцах, носивших нарочито - простые платья из грубой ткани, он говорил: "Это тоже гордыня, только несколько иная". Так вот, из двух этих кафе, явно рассчитанных на гордыню, "Элита" мне показалась менее греховным.
Шагаю по замызганной улице, ведущей к "Элите", стараясь не слишком резко поднимать ступни, чтобы хоть как-то уберечься от грязи.
Вытерев ноги, я надавил на ручку входной двери. Она легко поддалась, задев висевшие над ней металлические трубочки, и в помещении зазвучал их лёгкий перезвон. О, это, наверно, что-то японское. Не удивлюсь, если хозяин выйдет в кимоно и мне предложат кусок сырой рыбы, обозвав его "суше". Но на звон вышел пухленький мужчина с бородкой-эспаньолкой. Он так широко улыбался мне, будто только что оторвался от чтения Карнеги. Ещё немного, и он, вне всякого сомнения, обнимет меня, словно друга детства, но нет, слава богу, он остановился в считанных сантиметрах от меня. "Михаил" - так написано у него на бирке, пристёгнутой к груди. Вот в другом кафе я, правда, не видел этих бирочек. Там все обходились, крича через зал: "Человек".
Ой ты, господи! Ну конечно же, Мишаня, родной. Конечно, вы рады приветствовать меня в вашем заведении. Не продолжай, испанец, не надо. Я и так знаю, что ты скажешь. Это честь для вас и всякая там чушь... Ну, что ещё у вас там заучено? Я не тщеславен, к твоему сожалению, и не страдаю от того, запишешь ты меня в элиту или нет. Я просто хочу перекусить, так что чаевых не жди.
Михаил продолжает улыбаться. А что, в самом деле? Пусть улыбается. Разве было бы лучше, если бы он насупился... Здесь, по крайней мере, чисто, и я один в зале. Тихо играет музыка, на стенах висят репродукции импрессионистов.
Я заказываю "Беф-Були". Не знаю, что это такое, но Михаил, оказывается, ни на секунду не сомневался, что я закажу именно это блюдо. Теперь напитки. Я тебя разочарую, испанец. Меня не интересует водка. И армянский коньяк тоже. Кто? Черчиль, Вы говорите? Нет, всё равно не надо. Я не такой гурман, как сэр Уинстон Черчиль. С меня будет достаточно сока, а потом кофе. Хорошо, пусть капучино. Пообещав скоро возвратиться, Михаил удалился, чуть не кланяясь, будто был на приёме у императора.
"Испанец" не соврал. Ждать пришлось недолго. "Беф-Були" оказался обыкновенным куском говядины с овощным гарниром. Что ж, Михаил. Я доволен. И вообще тут неплохо. Наверно, зря я ёрничаю. Ну улыбается он не от души и что же? Естественно, всё это делается ради денег. А я? Разве я не улыбался сегодня директору, когда сдавал этот аппарат? Старался произвести впечатление, убедить, что лучше меня никто бы не сделал эту работу. Но я - это я. Я ведь хороший. Себя легко простить. Наверно, поэтому и тошно. Ну хорошо! Ещё же не поздно. Можно завтра ошарашить директора и взять триста, ну четыреста долларов. В сущности эта работа больше не стоит. И тогда, тогда можно ёрничать, издеваться. Можно кричать, что все вокруг притворщики и жулики. Хотя...
Подойди, Дон Мигель. Так и быть, ты получишь свои чаевые. Но не потому, что я хочу втиснуться в "Элиту", просто я такой же пройдоха, как и ты.