Мое сознание медленно скользило по мягкой и нетороплиаой тьме. Вокоуг меня был покой и тишина. Мне было хорошо и спокойна. Неведомая песня, на неведомом мной языке лаского укачивала меня в своих дивный объятьях. Мне было настолько хорошо, что даже если бы прошла вечность, я бы все равно хотела вот так неторопливо плыть, не куда не торопясь, и просто закрыв глаза слушать. Но где-то, на краю сознания, я чувствовала отголосок какой-то неправильности и нереальности происходящего. Словно неведомая рука закрыла мои глаза от окружающего мира, и мрак, царящий вокруг меня, не более чем иллюзия, которую воздвигла уже я, чтобы скрыться от реальности. И только песня была настоящей, и настолько осязаемой, что мне казалось, если я протяну руку к ней, то она будет живой и настоящее, что под моей рукой будет биться живое тепло.
-Не правда ли она прекрасна? - раздался за моей спиной нежный мелодичный голос.
-? -повернувшись к говорившему, я увидела семикрылого ангела из своего сна.
-Будет грустно, если она оборвется, ведь она дейсвительно прекрасна.
-Кто это поет?
-А ты разве не помнишь? Ведь когда-то она звучала для тебя. - грустная и добрая улыбка осветила лицо ангела, а в голубых глазах, как всегда, было всепрощающий свет.
-Для меня? - и действительно эта песня казалась мне смутно знакомой. Где же я ее слышала? И словно ответ на мой невысказанный вопрос, меня стали наполнять воспоминания.
Это было настолько давно, что даже сейчас, когда воспоминания хлынули на меня бесконечной волной, они били нечеткими и дымчатыми, но все-таки они были. В далекой стране, существующей среди барханов, жил-был мальчик. У него не было семьи, и дом для него почти с самого рождения был барак с рабами. Он просто существовал, бездумно влача свое существование, и повинуясь приказам своих хозяев. Он жил, как животное, и должен был умереть им же.
В мире, где процветало рабство и жестокость, где правили жестокие и безжалостные боги, жила я. В этом мире я была Изидой, матерью всех богов, хотя по мне - мне бы пошел образ Сэхмет, богини войны и разрушения, или Сэта, темного бога с головой шакала, повелителя мертвой пустыни и врага светлого бога Осириса.
Однажды, когда я восседала на троне, а верные почитатели преподносили мне дары, я увидела его. Он стоял рядом с молодым парнем, лет восемнадцати, на шее у раба болтался железный ошейнике, конец которого держал лорд - судя по одежде и драгоценностям, это парень принадлежал к высшей знати. Еще никто и никогда не приводил ко мне рабов, потому что я этого не выносила, и ненавидела.
Глупый-глупый человек.
В моих глазах зажглись опасные огни.
-Зачем ты привел мне этого мальчишку человек, ты же знаешь, мне не нужны рабы?
-Пожалуйста, внемли же мне Великая, жалкому рабу твоему! Я привел тебе этого юношу не как раба, а как человека нуждающегося в помощи.
Удивления моему не было предела. Мои брови медленно, но верно поползли вверх - чтобы высокий лорд заступался за раба?!!! Это еще никогда не бывало. И только тут я пригляделась к мальчику-рабу повнимательнее, если Высокий так печется о каком-то рабе, может быть в этой немощи есть что-то такое, что стоит моего внимание.
Мальчик был худым и нескладным, как палка, сквозь кожу проступали ребра, мальчик как будто состоял только костей и бронзовой кожи, натянутой на них. Волосы у юнца были почти седыми, чему, если честно, я несказанно удивилась. На его теле было множество старых, и не очень, ран, правая рука обрублена, чуть ли не до плеча, левый глаз полностью отсутствовал, а правый без всякого выражения смотрел в пол. Его можно было уже считать живым мертвецом, так как такие как он, были обречены на смерть.
Встав со своего трона, я подошла к рабу. Мальчик стоял по середине зала, как статуя - такой же неподвижный и безучастный.
Взяв его за подбородок, я заставила раба посмотреть мне в глаза, и даже в этом случае он пытался отвести взгляд
А глаза у него были красивыми, точнее глаз, он был цвета теплого весеннего меда с золотым отливом. Погладив его по седым волосам, я отметила, что они мягкие и пушистые на ощупь.
-У него красивые глаза, но... они ничего не выражают. - Зачем он мне?
Я повернулась к юному лорду, и ответила:
-Он мне не нужен. Забирай его себе.
В глазах лорда заблестели слезы. Парень готов уже был разрыдаться, но я была непреклонна. У меня не было сердца, которое можно было растопить.
-Хотя..., - я вновь обратила свой взор на раба, - Он умеет петь?
В глазах лорда заплясала радость, а печальное лицо просветлело.
-Он прекрасно поет, у него замечательный голос, но во дворце нужно иметь не только голос, чтобы жить там.
-Во дворце? - по глазам парня я видела, что он уже жалел, что распустил язык. Прищурив глаза, я внимательнее присмотрелась к парню. Отлечительные черты фараонов сдал его с головой. Мои губы сами с собой стали разежатъся в улыбке.
-И что юный принц, потомок Амона Ра забыл в моей обители?
Парень побурел, что при его бронзовой коже, было удивительно. По-моему он не хотел, чтобы его опознали, тем более я.
-Не бойся, я не выдаду тебя, и возьму этого парня с собой. Надеюсь, ты не врал, что этот мальчик умеет петь?
-Он действительно умеет петь..., точнее пел. - В глазах юноши снова стали печальными.
-В смысле?
-У него отрезан язык. - После его слов в Храме установилась тишина.
Я смотрела на мальчика-раба, и начинала понимать, почему за время нашего разговора он не выронил ни слова, хотя раб, по мнению знати, должен молчать. Теперь я понимало, почему у мальчика был такой убитый и пустой взгляд, видимо его голос для него был очень дорог, и это единственное, что принадлежало только ему.
-Это поправимо. Я забираю его у тебя.
После моих слов, глаза юноши наполнились смыслом, и стали искриться надеждой.
-Можешь идти.
Юноша, кланяясь мне на каждом шаге, и шел спиной к выходу. И когда на последнем шаге, когда он повернулся к двери, чтобы его открыть, ему вдогонку понесся мой насмешливый и ехидный голос, назвавший его при этом по имени:
-Помни Тутанхамон, добрые правители долго не живут. - Вздрогнув от неожиданности, юный принц выскочил из Храма, как ошпаренный.
Надеюсь, юноша будет помнить мои слова, иначе его ждут очень тяжелые времена. Жрецы не любят, когда им перечат. Ведь фактически Египтом правят не фараоны, а жрецы, и если этот принц им чем-то не угодит, то будет просто уничтожен.
В комнате остались только я и мальчик. В его единственном оставшемуся глазу сияла такая надежда, а лицо настолько сияло жизнью, что я на мгновение невольно залюбовалась.
-Подойти ко мне дитя. - Теперь нужно сделать последний шаг, и он будет принадлежать только мне.
Раб медленно направился ко мне.
Полоснув острым ногтем по запястью. Я поднесла руку к губам юноши. Мальчик в испуге отшатнулся.
-Выпей, и ты излечишься.
Губы мальчика неуверенно преблизелись к окровавленной руку, но он не пил красную жидкость. Я прямо кожей чувствовала его сомнения.
-Ну же. Ты же хочешь петь? - и эти слова, словно тайфун смели все его сомнения, оставив уверенность в своих действиях, и мальчик-раб сделал глоток, открыв путь к своей свободе.
-Хороший мальчик, послушный мальчик.
Паренек поднял на меня свои теплые медовые глаза, и я увидела, что его глаза стали застилаться туманом и стекленеть.
-И последний штрих, - мои губы впились в уста мальчика, и через рот я стала вливать в него энергию астрала.
Тонкое бронзовое тельце обмякло в моих руках - оно почти, что ничего не весило.
Через семь дней на восьмой, с рассветом к мальчику вернулось сознание. Когда он проснулся, к этому времени все раны зажили, левый глаз вернулся на свое место, правая рука бела целой и здоровой.
Когда парень открыл глаза, я спросила его имя.
-Касим. Меня зовут Касим. - Сказал юноша и улыбнулся, впервые после того, когда переступил порога Храма. У мальчика был нежный, неземной голос, и действительно очень красивый.
-Ты будешь петь для меня?
-Я буду петь для тебя... мама, - и эти искрение слова, и эта нежная любящая улыбка, словно молния, пронзили мое сердцеi>
-Ты ведь моя мама? - голос паренька стал неуверенным, а его большие глаза смотрели на нее со странной мольбой и грустным ожиданием.
И это мгновение было самым длинным в моей жизни.
"А почему бы и нет?", - пронеслось в моем сознании.
-Да, я твоя мама, - и я заключила его в свои обьятья.
Может быть, именно тогда мое каменное сердце стало оживать.
Шло время, Ра восходил и сходил с небес, Касим рос, а его голос каждый день радовал меня, и наполнял мою серую жизнь разноцветными оттенками.
Он был первым ребенком в моей жизни, которого я бросила на произвол судьбы. Мое сердце обливалось кровью, мою душу разъедала кислота отчаяния. Но я должна была покинуть его, так как тьма в моей душе могла вырваться из оков и стен, которых я создала для нее, и просто уничтожить его слепящий свет, и растоптать душу. И я чувствовала, что это момент был все ближе, и ближе, и мне все сложнее держать эту стену.
Я просто исчезла, ушла, убежала.
Я знала, что Касим страдал в дали от меня, но то, что я сделала, было правильным решением. Самым правильным, что я совершила за всю свою бесконечно долгую жизнь, и может быть, совершу в будущем.
Касим
Я уже ничего не видел, и не слышал. Голос младшего брата звучал все тише и тише на задворках сознания. Я превратился в чистую ярость. Проклятые воспоминания сьедали меня изнутри, оставляя голую ненависть. Я хотел разорвать причину своей боли, почувствовать во рту металлический соленый привкус крови, рвать когтями ненавистное тело, съедая горячую плоть. Как же долго я ждал этого мига.
Автоматически зачерпывая из астрала энергию, я ощущал, как она преобразовывалась в ветер. Моей способностью был ветер, Но мне были так же доступны, правда они менее подчинались - металл и огонь.
Она ждала моего нападения, призывно раскинув руки, и издевательски улыбаясь. Я не стал ее разочаровывать, и скопив громадное количество энергии, способное сровнять с землей город или горы, я со всей дури направил всю энергию на свою Прародительницу.
Но она даже не покачнулась, впитав в себя энергию астрала, и выбросив обратно.
-Теперь мой ход.
Ее слова звучали, как приговор. Я знал, что после ее удара я не выживу. Во мне не осталось ни капли энергии, а если бы я попытался зачерпнуть ее, у меня бы ничего не получилось, так как Лилит просто отрезала от меня все источники энергии, нити обходили меня стороной. У меня не было сил не просто на нападение, но и на защиту. Только гордость не давала мне упасть без чувств прямо на месте. Я просто стоял ждал. Но в глубине души, я надеялся, что со смертью, придет такой долгожданный покой.
Я прикрыл глаза в ожидании.
Прошло мгновение, секунды казались вечностью. Почему так долго. Ну же, смелее. Почему ты медлишь мама, распусти же свои локоны, дай насладится их прикосновениями. Не заставляй меня ждать. Действуй!
Я открыл глаза. Ничего не произошло. Я по-прежнему чувствовал свое тело, и видел ее алые глаза. Глаза... Ее глаза были карими.
Серафим? Нет, не может быть, сколько я себя помню, никто и никогда не мог победить Прародительницу, когда она захватывала тело оного, и даже в битве один на один, и одну против тысяча, она всегда выходила победительницей. Странно было вообще, что девушка внутри нее смогла просто не прекратить свое существование, а то что она и дальше боролась за свое тело было вообще удивительно.
- Беги. Я разорвала круг. Я не смогу держать ее вечно.
Я чувствовал, что девушка держится из последних сил, и видел ее борьбу с моей матерью. Сквозь кожу на висках и руках стали появляться синие вены, со скривившихся губ капала белая пена, а ногти, как лезвие раздирали кожу.
Я стоял перед беспомощной матерью, чувствуя, что убежать я не смогу. Я так долго ждал с ней встречи, грезил ею во сне, засыпал с ее именем на устах, и просыпался с мыслями о ней, и вот я стою перед ней, ожидая удара, чтобы закончить свое пустое и бесцветное существование.
-Беги, придурок!!! Что стоишь?!!
Секунды казались мне вечностью. Все исчезло вокруг, существовали лишь она и я в этом бесконечном мире. Зачерпнув энергию из астрала, и преобразовав его в огонь, я просто стоял и смотрел. Стоя вот так, и понимая, что жизнь моя весит на волоске, я не мог решиться убить ту, что многие годы желал уничтожить.
Ты права Серафим, я действительно придурок - я впитал сгусток энергии в себя.
-Ну, что же мама иди ко мне, вот он я.
Раскинув руки и закрыв глаза, я ждал финального акта, своей драмы.
-Кас, ты действительно идиот.
Я почувствовал, что теплые мягкие губы целовали мое лицо, и такие знакомые руки прижали к мягкой груди, с таким знакомым ароматом.