Море я видела в детстве, но ощущения остались какие-то смутные. Мешало солнце. На всех фотографиях только вытаращенные веки и синие трусы в белый горошек. Да, еще была сладкая кукуруза в картонных пачках красного цвета и петушки на палочке, которые делались из слегка пережженного сахара, отчего имели горьковатый привкус. Вкуснее я потом не ела.
Еще было море в пионерском лагере. Но это было не здорово. Для начала - я не любила пионерские лагеря. Я их так не любила, что мечтала на медосмотре, чтобы у меня обнаружили вши, и в лагерь я не поехала. Взрослые, наверное, забывают, как это бывает. Это не только песни у костра и спорт на воздухе. Это унижение и вмешательство в личную жизнь. Это постоянный страх быть наказанным. Это мучительные спевки. Это тихий час, когда не разрешают спать на покрывале. Это холодный чай с молоком и сахаром. В некоторых лагерях - это деревянный корпус без туалета. На ночь ставят ведро. Дежурный с утра выносит эти нечистоты на глазах у всех.
А я в 13 лет писала стихи. Мучительный возраст. Подружится в лагере ни с кем не удалось. Я ждала открытия библиотеки. Моя книжка закончилась на следующий день. За неделю прочла ее 6 раз. Я искала уединения, которого не было в палате на 25 человек. За территорию нельзя, на территории не хотелось. А потом началась травля. За стихи, которые я писала, думая, что никто не прочтет. Почему-то принято считать, что девочки не дерутся. Что у них все проще. А было тяжело и иногда больно. К середине смены мне удалось добиться, чтобы меня никто не трогал. Но тут начались приступы лунатизма, когда я вставала по ночам и ходила, натыкаясь на койки.
Было и хорошее в лагере. Были иногда такие вожатые, от которых, уезжая, плачешь и обещаешь писать. И какое-то время пишешь. А однажды у меня случилось чудо. Такого никогда больше не было, да мне больше и не надо. По силе восприятия уже такого не будет. Есть такая детская игра - самолетики. Надо взять дату рождения, умножить на что-то, потом поделить - я сейчас плохо помню. Число получается огромное. А потом, скрещивая пальцы двух рук, ловить пролетающие самолеты в полученное окошко. Когда наловишь нужное число, можно загадать желание. Я два года ловила самолетики. Интуитивно с детства знаю, что с желаниями надо осторожно. Глупо загадывать несбыточные. Я хотела перочинный ножик. Очень хотела. Такой как у папы, чтобы в поход с ним ходить. Последний самолетик я поймала в лагере и загадала ножик. Через два шага я споткнулась и лежа в траве, увидела его. С голубой треснутой ручкой. Настоящий. А потом долго прятала его на дне чемодана - с ножиками в лагере нельзя. Это было ошеломительное счастье. Ножик до сих пор храню, хотя у него сломан кончик лезвия и он уже не годится даже на заточку карандашей.
В пионерский лагерь на море меня отправили со скандалом. Я никогда туда не хотела, а тут месяц без родительского дня. Когда у тебя даже не остается шансов повисеть на заборе в выходные, в ожидании - а вдруг... По дороге мы попали в ураган. Рельсы на нашем пути вырвало, и мы ехали на несколько дней дольше, кружным путем. Нас провожала женщина, у которой, наверное, никогда не было детей. Я ела все эти дни сухой паек, прихваченный из дома. Мы перебегали из поезда в поезд, пытаясь доехать. Мест не было. Спали в тамбуре возле туалета. Есть хотелось все время. Когда доехали, в море обнаружили холерную палочку. Я приехала на месяц, а видела море одну неделю. Размеченные веревочками места для купания, а дальше, как в фильме "Посторонним вход воспрещен".
И так, я хотела в Севастополь. Камни, на которых жарко животу. Море, которого я не знала. Базары. Настоящий инжир. Солнце, которое я так люблю. И маленькие горы. При слове Херсонес я замирала и дышала чуть-чуть. Для меня это живой город. Который может принять или не принять. Где можно просто идти по улице и быть счастливой...
А по утрам я шла с помойным ведром к мусорке на углу, в шлепках шортах и футболке, разбегались коты, две толстые таксы шли на прогулку, бабушки на лавочках уже с утра. Это такое счастье, такое счастье!
На море ходили через парк, возвращались всегда с приключениями, то в темноте подзабудем дорогу, то я начинаю рассказывать анекдоты, громко на весь парк, выкрикивая слово "хохлы", то разнообразного вида и возраста мужчинки предлагают показать нам Москву. Был конец сентября, купаться еще можно было, но к вечеру холодало. Но мы пошли. А потом сидели на лежаках и дрожали от холода и восторга. И я говорила и говорила как ребенок, не могла остановиться.
Ездили везде сами, читали путеводители, иногда сначала ездили, а потом смотрели где мы были. Смешно сказать, мы там провели всего десять дней, но два месяца в Зарайске перед этим, собственные разведки и экспедиция у Кравцова, совершенно стерлись из памяти. В конце концов, Сашка сказала, что есть недостижимые для нас места, а также надо попробовать, что такое экскурсия. Мы соблазнились высотами Ай Петри и поехали. Конечно же, в этот день проводилось какое-то ралли. Наш маршрут сильно сократили, денег не вернули, потом был шторм и в Ласточкино Гнездо мы не попали. В маршрутке уже сидели люди. Это были очень большие люди. Я, при своих 1.82, почувствовала себя маленькой и худенькой. Это были баскетболисты сборной Украины. Как люди с другой планеты. Их так много и такие огромные. Огромные девочки и мальчики. Плохо шутили, но им нравилось. И они смеялись. И еще они все время ели. Им при их нагрузках и росте, наверное, надо постоянно есть. Бедные бабушки с пирожками. Баскетболисты кидались к ним, сжимая кольцо, а когда расходились, бабушки стояли с пустыми корзинками и пачкой денег в руках. Все дурацкие сувениры были скуплены баскетболистами.
А еще мы были в Бахчисарае. Место настолько замыленное в литературе, что ничего интересного я от него не ждала. Но от массы впечатлений кружилась голова. И там были горы. Это не очень высокие горы, но зато очень и очень красивые. Естественно мы туда лезли. Я собирала окаменелости, Сашка все время фотографировала фотоаппаратом Хизри Амирхановича. Функций много, но Сашка снимала только в одном режиме - автомат, остальные она не знала, а инструкции у нее не было. А на вершине, победно распрямившись, мы увидели горца, который карабкался к нам наверх. Переглянувшись, мы оглядели пути к отступлению. Их не было. Стараясь не показывать друг другу, что мы немного боимся, мы шли вперед, обгоняя друг друга. Я немного отстала и подняла булыжник, подняв глаза увидела, что Сашка сделала тоже самое. Мы были вооружены и опасны, потому что мы боялись. Если бы кто-нибудь появился из-за поворота, лежать ему с проломленной головой. Но никого не было. Мы уже искали этого горца, но он так и не появился. С чувством неудовлетворенности, мы спустились к подножью и тут решили распить бутылку вина местного производства. Пробки у них хорошие, вот штопор оказался не очень. Я его сломала. Вино мы выпили уже дома (у Анны Федоровны). Сашка плоскогубцами вытащила остатки штопора вместе с пробкой. Возвращаясь из Бахчисарая, мы рисковали остаться тут на ночь. Время до автобуса сильно поджимало. Очень хотелось есть. Почти не останавливаясь, купили в какой-то подозрительной лавочке самсы. Откусили и почти бегом вернулись и купили еще три. То что продают у нас - отрава, там - божественно. Мы стонали.
А про Херсонес я рассказывать не буду. Событий там никаких. Одни эмоции. Мы были не в сезон, поэтому людей почти не было, мне хотелось лечь на эти камни и заплакать. Я почти каждый трогала и дышала. Заглядывала в каждую ямку, бесконечно фотографировала моих любимых ящериц, я даже не купалась от счастья. Просто сидела на берегу и думала, как это было. Мешал немного Владимирский собор, который сверкал новым позолоченным куполом и был ужасен.
А между камнями бегали крабики. Травы почти не было от жары. На одном остатков стены была нарисована звезда Соломона, а на другой свастика.