Кирка Сумерек : другие произведения.

Третье желание

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Грустная история о кризисе самоопределения. Как смириться с жизнью, которая пытается сломать тебя взрослыми проблемами? Повесть написана так давно, что успела стать автору мировоззренчески чужой. Много в ней религиозных переживаний и трудностей принятия себя и своей природы. Но автор её всё равно любит, потому и выложил.
  Честно говоря, я её не сразу узнала.
  В этом кафе, где царит интимный полумрак, вообще очень сложно толком разглядеть кого-то, кто сидит в другом конце зала. Но я все же поняла, что это она.
  Сидит себе с каким-то мальчиком на диване, попивает какой-то коктейльчик, явно нежно воркует с этим парнем, кокетничает. Ножку на ножку закинула. Тоже мне, коварная соблазнительница. Я угрюмо уставилась в свою чашку с кофе. В черной жидкости отражались золотинки от пламени свечи и мое лицо. В общих чертах. Боже, какая я хмурая. Надо срочно улыбнуться. А то морщины появятся. Мимические.
  Я снова подняла взгляд. Да, это определенно она.
  Видимо, у них с этим мальчиком очень серьезный разговор. Потому что она нервно вертит в руках зажигалку. Она всегда вертит в руках что-то, когда нервничает.
  Я утыкаюсь глазами в конспект по истории журналистики. " "Колокол" - русская эмигрантская газета, издававшаяся на русском и французском языках Герценом и Огарёвым..."
  Черт, я так давно её не видела. Теперь она блондинка. Теперь у неё молодой человек. Теперь у неё какие-то серьезные разговоры.
  А я что? А я ничего. У меня экзамен скоро. Так, история журналистики. Что там с ней?..
  
  ... Я отставляю бокал с вином на стол. Это какая-то вечеринка, я уже не помню в честь чего. Вроде бы чей-то день рождения.
  Главное, что здесь собрались все люди, с которыми я постоянно общаюсь: наши полкласса и ещё несколько людей с параллельного.
  И она тоже здесь.
  Она сидит напротив меня, буквально через стол. Она не смотрит на меня, закрыла глаза ладонью. Мы молчим. На кухне кроме нас никого, только тихо щебечет незнамо зачем включенное радио. За стеной люди поют под гитару, что-то счастливо вопят, танцуют. А у нас тут гробовое молчание. Как на поминках, ей-богу.
  - Что, плохо, да? - сочувственно осведомляюсь я. В общем-то, это и так понятно. В ней столько алкоголя, сколько я за всю жизнь не выпью.
  - Да, - тихо отвечает. Как будто боится в этом признаться.
  - Хочешь воды налью? - я хочу сделать для неё хоть что-то. Я не могу смотреть на это утомленное лицо, на эти тонкие изящные белые руки, не могу слышать этот тихий, борющийся с дурнотой, голос.
   - Свари мне, пожалуйста, кофе.
  - Тебе бы не следовало его пить. От этого станет только хуже, - говорю я, но уже встаю с табуретки и беру в руки джезву.
  - Знаешь, когда я была маленькая, у нас дома было такое же радио. Я любила его слушать, сидя вот так же, как здесь, и смотря в окно. Здесь, правда, вид не очень. Мне больше нравится, когда окна выходят на какой-нибудь оживленный проспект, по которому вечером движется поток автомобилей...
  Я молчу. Я варю кофе. Но про себя думаю, что когда-нибудь я подарю ей жизнь в квартире, где окна выходят на проспект.
  И вот уже чашка со свежесваренным кофе в её руках. Она делает один глоток и отставляет чашку.
  У меня срабатывает дурное предчувствие.
  Она цокает языком и пытается встать. Я мгновенно подхватываю её, обнимаю за талию и быстро тащу в санузел, где усаживаю её на край ванны.
  - Выйди.
  Я мотаю головой, всем своим видом выражая, что могу ей помочь и совсем не хочу уходить.
  - Выйди, пожалуйста.
  - Ладно, - соглашаюсь я и выхожу из ванной. В голову мне не пришло ничего лучше, чем сесть на пол, прислонившись спиной к двери. Сижу и слушаю, как её тошнит. Нет, звуки, конечно, малоприятные, но так я максимально близко к ней.
  Так проходит минут пять. Я просто сижу на полу и смотрю в одну точку. Я предпочитаю ни о чем не думать.
  К примеру, о том, что я бы, наверное, тоже могла бы сейчас вместе со всеми веселиться, пить текилу из горла и петь какой-нибудь "Перевал". Могла бы. Если бы я была не из тех девочек, которым во время всеобщего веселья надо побыть в одиночестве. И если бы по моей коже не пробегал электрический ток при одном взгляде на ту девушку, которую сейчас тошнит в ванной.
  - Немоляева, - в коридоре появляется подвыпивший Сашка Егоров, староста нашего класса, который уже не первый год смотрит на меня глазами горюющей лани. - Что с тобой? Почему ты не с нами?
  Мне совершенно не хочется ему докладывать, почему я сижу на полу у входа в ванную, и я лихорадочно думаю о том, куда бы мне деться от этого разговора.
  - Неля... Нель, - доносится тихое из-за двери.
  Я быстро поднимаюсь, резко открываю дверь и сразу же закрываю её за собой. На щеколду.
  Она все так же сидит на краю ванны и, не отрываясь, смотрит на поток воды из крана.
  Светлые, пепельно-русые, кудри намокли и распрямились, белая рубашка тоже насквозь сырая, хоть выжимай.
   Я приподнимаю её лицо за подбородок, выкручиваю смеситель так, чтобы вода шла ну просто ледяная, и начинаю её умывать, как маленького ребенка, быстрыми, нежными и мягкими прикосновениями. Потом выключаю воду и вытираю её раскрасневшееся лицо полотенцем.
  - Лучше? - голос дрожит, и я не могу произнести более длинную фразу.
  Она встает и обнимает меня. Просто обхватывает руками и прижимает к себе. А я в этих объятиях словно плавленый сырок. Колени подгибаются, складывается впечатление, что ещё чуть-чуть, и я впитаю её в себя, заберу все её тепло.
  Она несильно выше меня ростом, поэтому её подбородок лежит как раз на моей макушке. Она проводит губами по моим волосам.
  - Спасибо, Неля.
  Я резко выпутываюсь из её объятий и выхожу из ванной, захлопывая за собой дверь. Ноги несут меня прочь от веселья, в комнату, где никого нет, где выключен свет и все, что внутри, видно только благодаря холодному голубому свечению экрана компьютера. Я подхожу к нему и ставлю на повторяющееся воспроизведение песню "Романс" группы "Сплин".
  Я сажусь на пол. Здесь так холодно и промозгло, что не помешало бы хотя бы одеяло. Ещё ранняя весна, холодно, как зимой, а окно раскрыто на распашку. Я обнимаю себя руками, пытаясь согреться, и шевелю губами, беззвучно подпевая Васильеву.
  Слезы сами наворачиваются мне на глаза, и я не замечаю, как впадаю в первую в своей жизни самую натуральную истерику. Я просто перестаю понимать, что происходит вокруг меня, и реву без остановок, срывая дыхание. Какие-то люди приходят в комнату, пытаются меня успокоить, я даже не узнаю, кто это. Да и мне все равно. Я то гоню их прочь, то покрываю их матом...
  - Немоляева, ты... Я... я люблю тебя, - пьяное сашкино признание. -Нель?.. Ты слышишь меня?
  Меня мучают холод и полнейшая безысходность. Я не реагирую. И Егоров, выругавшись, уходит. Мне его даже немного будет жаль. Но потом.
  Когда она заходит в комнату, я сразу понимаю, кто это. Каким-то шестым чувством, наверное.
  Она ничего не говорит, подходит ко мне, садится рядом на пол и обнимает меня.
  - Неля, успокойся. Пожалуйста, не надо. Я этого не стою.
  Она целует мое лицо, собирая слезы губами.
  Я плачу. И даже если бы я хотела, что-то сказать, то банально не смогла бы.
  Она начинает тихо напевать:
  И лампа не горит,
  И врут календари,
  И если ты давно
  Хотела что-то мне сказать,
  То говори.
  Это почему-то немного успокаивает меня. Я перевожу дыхание, утираю слезы и наконец-то перевожу взгляд на неё. В темноте особенно красиво смотрятся её глаза цвета темного винограда.
  - Лика... Я люблю тебя.
  Сказала - и испугалась.
  - Я тоже тебя люблю, - темно-синие глаза теплеют.
  - Ты не поняла...
  Она отвечает мне словами из "Романса":
  Привет,
  Мы будем счастливы теперь
  И навсегда.
  
  ... Черт возьми, я сотый раз перечитываю абзац про "Колокол" и никак не могу ничего запомнить. Кофе уже остыл: я делаю маленький глоток и морщусь.
  Лика все ещё сидит тут с этим парнем. Я думаю о том, что было бы, наверное, здорово вот так вот просто подойти к ней и поговорить. Просто пощебетать о какой-нибудь чуши. Знаете, как это часто бывает, когда встречаешь на улице бывших одноклассников? Всегда одни и те же вопросы: как дела, как жизнь, где учишься...
  Да, это, наверное, было бы круто. Если бы у меня не было такого груза воспоминаний. Натянуть такую же равнодушно-радостную улыбку как для старых знакомых и подойти к ней?
  Это просто невозможно. Потому что я её знаю, как никто другой, и она знает меня до последней точки.
  Лика встает с места и направляется в другой конец зала. Буквально секунду я боялась, что она узнала меня и идет сюда, но когда она невозмутимо прошагала мимо, до меня дошло, что она просто вышла в туалет.
  Подкараулить её, что ли?..
  А походка у неё до сих пор уверенная и легкая, как у танцовщицы Честертона.
  
  ... Я вышла из метро. Пятки стерты, ноги тяжелые, еле их волоку. Наверное, не стоит ходить в гадах целый день. Устала, как хомяк, который полдня пытался дотащить огромный кусок булки с одного конца в клетки в другой, где находится его домик. Устала настолько, что в голову лезут какие-то глупые сравнения.
  Облокачиваюсь на стенку напротив магазина "О***ж". Там сейчас потушен свет, и мне хорошо видно мое отражение в витрине.
  Видно, что в косухе и гадах я чрезвычайно глупо смотрюсь. Видно, что не идет мне эта дурацкая стрижка и ало-красный цвет волос. Зато я всегда в центре внимания. Такая вся крутая, да. И так похожа на тысячи девочек в столь же крутых нарядах, гордо рассекающих по Питеру.
  Определенно пора что-то менять.
  Закуриваю и с наслаждением затягиваюсь. Также в этой гребаной витрине видно, что у меня бледное лицо, а под глазами у меня уже не круги, и даже не мешки, а целые авоськи с яблоками.
  Причем подчеркнутые черными пятнами яркого готического макияжа.
  И спать хочется. Как же хочется спать...
  - Неля!
  Очень быстрыми шагами Лика идет ко мне. Первые мгновения я не понимаю, что происходит, просто отдаю себе отчет в том, что что-то не так.
  И медленно до меня начинает доходить, что на улице плюс пять, а Лика в тоненьком черном бадлоне. Я быстро и не задумываясь снимаю свою косуху и укутываю её.
  - Дура, что ты ночью голая на улице делаешь? - я почти кричу от возмущения.
  - Я знала, что ты придешь. Ты всегда возвращаешься с малого журфака в это время, - говорит тихо, но с надрывом. И стучит зубами.
  - Пойдем в маршрутку. Хватит на холоде стоять. Там мне все расскажешь.
  До маршрутки мы добираемся почти бегом, и я забываю, что ещё пару минут назад мои ноги безумно ломило от неудобной обуви. Я плачу за нас обеих, и мы забираемся в самый конец маршрутки.
  Здесь достаточно светло, чтобы толком рассмотреть Лику.
  Светло-пепельные кудри убраны в хвост. Мои любимые темно-синие глаза покраснели и смотрят как-то отстраненно. И узкие, как щелочки. Щеки раскраснелись от холода, и нос распух, как от длительный рыданий.
  Лика жмется ко мне, чтобы согреться. А я в толстом свитере. Мне не холодно.
  Я приобнимаю её за плечи, она кладет голову мне на грудь. Только бы ей тепло стало.
  - Лик, может, ты все-таки расскажешь?..
  Никогда не думала, что в маршрутке может быть так уютно. Вполне себе тепло, свет горит, а за окном тьма-тьмущая и сверкают разные огоньки: фонари, реклама, фары автомобилей... И мы, сидим, обнимаемся.
  - Может, и расскажу, - шепотом отвечает она. - Нель, а как твои родители отреагируют?..
  - Что, у меня подруги не оставались ночевать никогда, что ли? - посмеиваясь, отвечаю я.
  - Ну, ладно тогда.
  И опять замолкает. Думает о чем-то, наверное.
  - С мамой я поругалась. Вот.
  - А из-за чего?..
  - Ну, мы же вчера с тобой мои занятия прогуливали. Курсы по французскому. Оказывается, что через полчаса, как я ушла, маме с курсов позвонили и сказали, что препод болеет, и занятий не будет. А я вечером пришла и как ни в чем не бывало рассказывала, что мы сегодня проходили...
  - Бывает, - осторожно отвечаю я, сдерживая смешок. - А в чем суть скандала? Почему ты из дома ушла-то?
  - Как тебе сказать. - Лика закусила губу. - У мамы крышу снесло. Она начала орать, что я шлюха, что с парнями по койкам прыгаю, а не учусь. И что ей в подоле принесу. Ну, она, конечно, не так мягко выражалась.
  Я растерялась. И даже не знала, что и говорить-то.
  - Не переживай. Все наладится. С мамами так бывает. И что глупости говорят, и обзывают нехорошими словами, - говорю с ней, как с ребенком, и улыбаюсь. - Ты же понимаешь, что она просто переживает и что очень сильно тебе любит. Забудь об этом на сегодня. Ты же впервые ко мне в гости идешь!
  Лика улыбается, целует меня в шею и снова кладет голову на мою грудь. Я начинаю перебирать её волосы, пропуская кудряшки между пальцев.
  Маршрутка тронулась. До моего дома мы ехали молча.
  Ночевали мы тогда очень смешно. Выпили горячего сладкого чаю, поели испеченных мамой пирожков с капустой и устроились спать в мою односпальную кровать. Я сначала легла на бок, спиной к стене, чтобы Лике не мешать. А она сонно пробурчала: "Дура ты, Нелька", притянула меня к себе и обняла, как плюшевого медведя. Так и спали ангельским сном, как ребенок с игрушкой.
  С утра мы решили в школу не ходить. Все-таки была суббота, и настроение выходного дня передалось и нам. Родителей дома не было: для них суббота, как и для бедных учащихся средних образовательных учреждений, была будним днем. Встали мы с Ликой часам к одиннадцати, позавтракали чашкой кофе, мороженным и сигареткой и отправились гулять. Хороший был день...
  
  ... Подготовка к экзамену была благополучно забыта. История журналистики казалась мне весьма скучным предметом, и я не могла отвести глаз от Лики и её молодого человека. Того налета флирта, который был в самом начале, уже не было.
  Казалось, молодой человек был даже чем-то сильно раздражен. Он размахивал руками, будто в качестве подтверждения своих гневных слов, нервно отпивал пиво из стакана большими глотками, сглатывая с трудом. На лице Лики было написано отчаяние. Она периодически вставляла пару слов, словно пытаясь оправдаться, но молодой человек постоянно перебивал её, даже повышая голос.
  Недалеко от меня прохаживалась официантка, которой явно нечем было заняться.
  Подозвав девушку, я заказала виски с колой и пачку тонкого красного "Кента". В ожидании заказа я одним глотком допила остатки холодного кофе, поморщилась и закурила. Вечер обещал быть интересным...
  
  ... А потом было лето. Лика жила со мной на моей даче.
  Дача располагалась в престижном поселке, не очень далеко от Петербурга. Участок у нас был большой, кроме двух больших деревянных домов, на нем располагались ещё огород и приличного размера сад с фонтанчиком.
  Участок мы этот купили недавно, меньше пяти лет назад, и перевезли бабушку Василису из далекой деревни под Ярославлем на нашу дачу. Она же там все и обустроила. Только часто, покачивая головой, сетовала, что нельзя завести скотину с птицей. Все-таки престижный поселок.
  Мы с Ликой жили в зимнем доме, бабушка Вася в летнем. И, признаться, это был очень удачный вариант. Потому что остаться одним в двухэтажном доме, где можно не бояться, что тебя за чем-то непотребным застукают, - а именно тогда наши с Ликой отношения перешли, так сказать, на новый уровень, - где можно курить, пить коньяк, на котором бабушка обычно настаивает рябину, из пузатых бокалов и не спать всю ночь, - это кайф.
   Вот мы и кайфовали. В такие ночи, когда мы лежали на двуспальной постели с тонкими клубничными цигарками, я часто задумывалась о том, что не зря Ольга Васильевна, мама Лики, так упиралась и не хотела никуда её отпускать из города на лето. Но Лика наотрез отказалась от заграничных путевок, чтобы провести эти вакации со мной, что было мне, безусловно, приятно. А моя мама смогла уговорить Ольгу Васильевну. Правда, сама не зная на что.
  Знакомство Лики с бабушкой Васей прошло очень забавно.
  - Бабушек, - с улыбкой от уха до уха сказала я, - это Лика Витис, моя лучшая подруга. Мы с ней все каникулы будем тут жить.
  - Витис? Голубушка, не русская ты штоль? - с характерными для ярославцев "оканиями" начала знакомство бабушка.
  Лике пришлось долго рассказывать свою родословную: и про папу - латыша, и про маму с голубыми кровями, и про их историю любви... Впрочем, я эту лав стори раз сто слышала, а Лике, видимо, очень нравилось её рассказывать. Если вкратце ее пересказать, то отец Лики, молодой латышский парень Раймонд Витис приехал поступать в Ленинградский Государственный Университет. Успешно сдал экзамены на факультет прикладной математики, и на первой же паре оказался за одной партой с Ольгой Запольской, единственной девушкой на курсе. Лика рассказывала, что мама её в молодости редкой красавицей была, да и худой, как тростинка. Глядя на лицо такой девушки, многие говорят: "Порода". Аристократичность так и светится в этом суровом выражении глаз, аккуратном прямом носе и плотно сжатых полных губах. Короче говоря, за Ольгой Васильевной бегал весь курс, кроме совсем уж увлеченных математикой гениев, которых ничего и не интересовало, кроме той самой науки. Но она предпочла всем Раймонда, который как-то очень изощренно ухаживал за ней и вообще обладал умом и сообразительностью.
  Бабушек мой эту историю во всех подробностях слушал с огромным удовольствием, уже откармливая нас оладьями со сметаной на летней веранде. Когда Лика наконец закончила, бабушка вздохнула и выдала гениальную мысль: "Ну, девки, прям любовный роман какой-то".
  Стоит заметить, что Лика бабушке понравилась, и это не могло не радовать.
  Она с нами вообще много возилась. И в лес по грибы мы ходили, и готовить учились, и в огороде копались, а уж про то, как она нас откармливала своими фирменными блюдами из русской печки, я вообще молчу. Причем доставая из печи какие-нибудь щи в глиняном горшочке, бабушка все время приговаривала: "Я из вас красавиц сделаю, загорелых, полнотелых да работящих. А то приехали ко мне, дрыщи дрыщами, так ещё и белоручки, Господи Иисусе". Лику это веселило, и она только отшучивалась, а мне оставалось лишь вздыхать, ведь я-то знала, что бабушка свое слово сдержит. И с этой самой "полнотелостью" до следующего лета бороться придется.
  Как-то раз послала нас бабушка Вася на рынок, молочка из под коровки купить, свежего, да сметаны с творогом.
  Туда мы ползли очень медленно, почти час, по жаре, а на обратном пути нас застиг дождь.
   - Не понос, так золотуха, - смеясь, произнесла Лика бабушкину любимую присказку.
  Мне тоже стало смешно: настолько эта фраза не сочеталась с образом Лики. Выглядела она как какая-то сказочная фея со своими светлыми кудрями, разбросанными по загоревшими бронзовым плечам, глазами цвета темного винограда, чуть пополневшая на бабушкиных кулинарных изысках, в белом пышном сарафане до колен.
  - Анжелика Маркиза Ангелов, вам не идут такие просторечные выражения, - шутливым тоном ответила я.
  Лика только отмахнулась. Ей, по каким-то причинам, не очень нравилось это мое сравнение с книжным персонажем. Но у меня ассоциация была очень четкая, и я не преминула возможностью её так назвать.
  Мелкий крапающий дождик постепенно начал превращаться в довольно-таки сильный ливень, а мы преодолели ещё только полпути и дошли до озера.
  - Ни души на улице, - заметила я.
  Лика усмехнулась и пожала плечами.
  - Дождь. Чего ты хотела? Нель...
  Это её "Нель" меня всегда слегка настораживало. Оно почти всегда означало, что Лика моя что-то замыслила.
  - А давай искупаемся? - озвучила она свою задумку.
  - Так дождь же, сильный, - удивилась я. - Да и купальников у нас нет.
  Лика хитро подмигнула мне и уверенной походкой отправилась к озеру.
  - Лик, а вдруг нас увидит кто-нибудь? - начала я причитать, хотя идея мне даже понравилась и я чувствовала себя немного заинтригованной.
  - Сама же сказала, что ни души на улице, - ответила она, не оборачиваясь.
  С трудом я догнала её и поравнялась с ней, ведь это мои хрупкие плечи отягощал рюкзак с покупками, а моя маркиза ангелов шла налегке.
  - А вещи? - вырвался у меня последний аргумент.
  - В такую погоду вряд ли найдется охотник до кисломолочных продуктов, - невозмутимо парировала Лика. - Нелька, трусишь что ли? Тогда пойдем обратно.
  - Нет, - сказала я и приобняла её за талию. Мы дошли до берега.
  Дождь становился все сильнее, мы уже и так вымокли к чертям, но тем не менее разделись и бережно сложили одежду на берегу, не оставив на себе даже нижнего белья.
  Я как обычно стыдилась своей наготы, поэтому быстро нырнула в воду. Лика все ещё стояла на берегу, а я не могла оторвать глаз от её обнаженного тела. Какая же она красивая, моя Анжелика...
  - Неля, а вода не очень холодная? - прикусив губу, спросила она.
  - Под дождем всегда тепло купаться. Да иди ко мне, чудачка, сама же притащила меня сюда.
  Неуверенно Лика зашла в воду, а я её привлекла к себе.
  Честно говоря, я и не думала, что мокрые девушки - это столь эротично. Не сдержавшись, я поцеловала её.
  - Может, мы все-таки поплаваем? - предложила она, отстранившись.
   Признаться, такого купания у меня ещё не было. Мы как поплавки зависли на середине озера и бешено целовались, периодически захлебываясь все более и более пребывающей водой. Это было так странно и необычно - ощущать любимого обнаженного человека рядом с собой в воде.
  Прервал нас неожиданный раскат грома, последовавший за сверкнувшей молнией. Лика словно оцепенела, перестала двигаться и чуть не утонула, хлебнув хороший глоток воды.
  - Я боюсь грозы, - это было непредвиденное обстоятельство, которое сильно осложнило задачу.
  Но я и так это поняла по её нежданной недвижимости. В общем-то, в воде человека тащить несложно, но не в том случае, когда тебя нервируют гроза, сильный ливень и то, что тебе ещё минут двадцать придется идти пешком до дома.
  Я таки дотащила Лику до мели. Наверное, стресс придал мне сил, да и она мне помогала, как могла. Но ногу мою свело, и это было отнюдь не радостно. Мы упали на песчаный берег.
  Лика с расширенными от ужаса глазами растирала мне икру, которая отзывалась адской болью на каждое её прикосновение.
  - Дура, не трогай её, Бога ради, - вскрикнула я от её очередной попытки привести мою ногу в порядок. - Одевайся.
  Она кивнула и быстро начала натягивать на себя свой насквозь вымокший, измазанный в песке сарафан. У меня было простое короткое трикотажное платье, которое я проворно надела через голову в положении сидя. Раздумывая над тем, как же мне подняться на ноги, я не обращала особого внимания на Лику, которая, оказывается, запуталась в этом своем гребанном сарафане и уже начала впадать в истерику. Услышав её беспомощный всхлип, я как-то резво встала и старалась игнорировать боль. Будто тысяча лилипутов воткнула свои маленькие копья в мою многострадальную ногу, ей-Богу.
  Наконец, надев на неё этот сарафан, как полагается, я повесила промокший, а от того сильно потяжелевший рюкзак, себе на плечи и была вполне себе готова двинуться домой, где по мне уже соскучились блины и какао. Но ни тут-то было!
  Лика стояла на одном месте и ревела, прикрыв лицо ладонями.
  Я выдохнула, пытаясь успокоиться. Лил дождь, искрами боли отзывалась нога от каждого шага, да и вообще все тело ныло от усталости, а эта красавица впала в истерику. Я злилась, хотя и понимала, что Лика просто переживает и жутко боится грозы.
  Ум понимает, глаза боятся, а руки делают. Поэтому Анжелика Маркиза Ангелов тут же получила от меня подзатыльник. Ничего не говоря, я просто взяла её за руку и потащила за собой.
  Минут пять мы шли молча, каждая в своих мыслях, пока рука кое-кого не спустила одну лямку рюкзака с моего плеча. Даже сквозь шум дождя я услышала, как лязгнули в нем бутылки с молоком. Только бы не разбились!..
  - Ну, что такое?
  Я обернулась. Лика все еще шла чуть позади меня, хотя мы и держались за руки.
  - Прости меня, Нель. Можно я понесу рюкзак?
  Неожиданно она опустилась на корточки и поцеловала мою все ещё болевшую икру.
  Я онемела от удивления.
  - Ну, можно, конечно, - согласилась я, отойдя от шока. - Это было излишним. Хватило бы и просто извинений.
  Лика надела рюкзак и обняла меня за талию. Мы стояли посреди дороги, под ливнем и смотрели друг другу в глаза.
  - Может, пойдем уже? - прошептала я.
  Лика покачала головой и прильнула губами к моей шее. Она целовала горло, ключицы, декольте и все крепче прижимала меня к себе. Я просто закрыла глаза и слушала дождь. Чувствовала себя в тот момент такой уставшей, больной и несчастной, что мне было не до порывов нежности. Наверное, целование меня в таком состоянии сравнимо только с облизыванием бревна.
  - Хватит, - довольно резко сказала я. - Пойдем.
  Лика чуть-чуть насупилась. Обиделась, наверное. Но мне как-то совсем не хотелось бурной страсти на мокром асфальте.
  Тем более что до горячей еды и питья нам оставалось идти минут пятнадцать от силы.
  Бабушек встретила нас с уже приготовленными полотенцами, теплыми вещами и отлично согревающим какао. Узнав о том, что у меня болит нога, которую я якобы подвернула, она сделала мне водочный компресс, забинтовав почти всю ногу от пятки до колена. Бутылки с молоком, к счастью не разбились, все продукты питания были в целости и сохранности, поэтому я со спокойной душой ушла в зимний дом отдыхать. Едва моя голова коснулась подушки, а тело стало согреваться под теплым пледом, глаза начали слипаться, и я заснула. И даже не заметила, как через пять минут пришла Лика и, прильнув ко мне, задремала рядом.
  Проснувшись, зла я ни на кого не держала. Наоборот, была в весьма благостном настроении. Глянув на часы, я поняла, что проспала всего пару часов. Дождь прошел, в окно светило яркое, но уже не столь палящее, как в разгар дня, солнце. Я осторожно выскользнула из постели, настолько маневренно, насколько позволяла моя забинтованная нога, чтобы не потревожить хрупкий сон Лики. Спустилась на веранду, где чаевничала бабушка Вася. Она обрадовалась, что я уже передохнула, и мы можем отправиться в лес. Это был по-своему незабываемый поход за грибами. Хотя бы просто потому, что Лика этого никогда не делала. Даже растущих в лесу грибов ни разу не видела. Только маринованные в баночках в магазине. Её приводили в восторг самые привычные мелочи: косынка, сапоги, плетеные корзинки. В лесу она боялась всего и вся, верещала каждый раз, когда втыкалась лицом в паутину или видела жабу на болоте. Однако оказалась неплохим грибником и набрала полную корзинку хороших грибов.
  Дни летели, и каникулы приблизились к своему логическому завершению.
  Минуты, секунды, мы еле успели сделать все дела, купить все необходимое к новому учебному году, проглотить комок горечи подкатывающей истерики при мысли о закончившемся отдыхе.
  И грянул сентябрь. Грянул вместе с утомительными буднями школы, с недостатком времени и внимания друг к другу, с домашними заданиями, поцелуями в туалете, усталостью, новым конфетно-букетным периодом от Саши Егорова...
  
  ... Заказ принесли, и коктейль оказался у меня на столе. Я мгновенно стерла ностальгирующую улыбку со своего лица и заплатила по счету, отправив официантку восвояси.
  Молодой человек Лики громко выругался, кинул деньги на стол и ушел, даже недопив свое пиво. Мысленно укорив его за расточительность, я взяла свои вещи и решительно направилась к тому столику.
  - Здесь не занято? - спросила я, уже ставя свой бокал на стол.
  Лика сидела прикрыв лицо рукой. Можно подумать, что она чем-то сильно расстроена или даже плачет. Но, к счастью, я-то знала, что она в такой позе лихорадочно думает, что же ей делать. Она, к примеру, также алгебру решала в школе. Знаете, бывают у людей любимые позы для раздумья. Или даже звуки. Кто-то бьется головой о гладкую поверхность, кто-то начинает мычать, кому-то хорошо думается во время бега вокруг дома или пения в душе, а моей Лике нравится думать в позе героини трагической мелодрамы.
  - Девушка, вы... - Лика посмотрела на меня и явно хотела что-то сказать, но осеклась. Взгляд зеленых глаз потеплел.
  Что, черт возьми?! Почему зеленых?..
   - Нелька, - прошептала она. Узнала, и то слава Богу.
  Меня не узнают мои бывшие одноклассники. Что, в общем-то, и понятно. Готическая одежда и атрибутика, красные волосы, гады, - все это кануло в Лету. Отросли волосы моего натурального темно-русого цвета, челку я себе на лоб выстригла. Стрижка такая ровная получилась, геометрическая. Одежду по-прежнему ношу темных цветов, в них я все-таки комфортнее и уютнее себя чувствую. Правда, как-то очень сильно синий цвет полюбила. И макияж естественный: ни вам черных теней, ни длинных стрелок.
  Мама говорит, что мои большие яркие голубые глаза вообще не требуют макияжа.
  Лика меня узнала.
  Мы поменялись и стали взрослее, изменили стиль и сменили манеру поведения, но сами-то мы не меняемся. Никогда. Люди меняются каждую секунду, каждая минута переворачивает их жизнь и мировоззрение, и в то же время все остается по-прежнему. Это, наверное, самая большая тайна человеческой психологии.
  Лика вроде бы обрадовалась моему появлению, но никаких объятий и поцелуев не последовало, поэтому я спокойно упала рядом с ней на диван.
  - Ты так изменилась, - сказала я, несколько оценивающе оглядывая Лику.
  Наконец-то мне удалось рассмотреть её вблизи. В общем-то, волосы покрашены хорошо, явно у дорогого мастера, но блонд простит её образ в целом. Не все, осветлив волосы, становятся похожи на Мерлин Монро. В глазах определенно вставлены линзы, насколько мне известно, в салонах красоты ещё не научились менять цвет глаз по желанию клиента.
  Странно, но будучи все той же девушкой с аристократичными чертами лица, сменив цвет волос и глаз, Лика лишилась свой изюминки. Да, она все ещё необыкновенно красивая, не спорю. Уж я-то с этим спорить никогда не буду. Но это уже не та Маркиза Ангелов с глазами цвета темного винограда.
  Просто Анжелка с моей школы.
  Мне взгрустнулось.
  - Будто ты нет, - улыбаясь, ответила она. - Честно говоря, я думала, что ты до гроба будешь ходить с красным хайром в крестах и гадах. А ты выглядишь как человек. Обычный, нормальный человек.
  Слово "обычный" резануло мне уши. Маленькая неформальная девочка внутри меня заверещала и начала крушить все подряд.
  Я вежливо промолчала.
  - К тому же, ты похудела сильно, - добавила она. - Больше не навещаешь бабушку Васю?
  - Не навещаю. Она умерла в прошлом году.
  Я закусила губу. Не хотелось говорить об этом совсем.
  - Сочувствую, - Лика все поняла.
  В её глазах сверкнул огонек грусти. Наверное, для неё смерть бабушки Васи тоже что-то означала. К примеру, окончательное исчезновение и полное забвение того счастливого лета.
  Я не знаю точно, но мне показалось, что это известие не оставило Лику равнодушной.
  - Помянем? - предложила она.
  Я кивнула. Почему бы и нет.
  Лика пила коктейль из мартини с водкой. Видимо, ей тоже хотелось что-то забыть.
  Болтали мы с ней много и в основном о всякой жизненной чепухе. Это удивительно, но люди, которые когда-то много значили друг для друга и давно не виделись, при встрече очень часто общаются именно о всякой каждодневной ерунде и почти не вспоминают столь интимного прошлого.
  Я рассказывала ей о своей учебе на вечернем отделении факультета журналистики, о неплохой компании, которая там подобралась, о том, что работаю парикмахером в престижном салоне и надеюсь попасть на один солидный конкурс, жаловалась на сессию и нехватку времени. Лика рассказывала о поездке во Францию (куда она собиралась на постоянное место жительства, но не отжила там и двух месяцев, хотя это и было, по её словам, tres charmant), о поступлении в университет (она училась на факультете международных отношений, вопреки воле родителей - математиков), об отношениях с этим самым Кириллом, с которым у них недавно был столь нервный и эмоциональный разговор.
  В этот момент, уже солидно опьяневшая, я и поинтересовалась о сути того разговора. Все-таки интересно было, я столько времени наблюдала за этими собеседниками.
  - Нель, а может, ещё виски? - предложила Лика.
  - А не хватит?
  - Для того, что сейчас произошло, мало виски не бывает, - философски ответила она и заказала ещё две порции и колу.
  Я чувствовала себя напряженной и ждала откровений. Даже новая порция алкоголя не помогала мне расслабиться и просто наслаждаться моментом.
  - Так вот, - начала Лика, - мы с Кириллом расстались. Точнее, мы сильно поссорились и, я думаю, что на этом все будет кончено. В конце концов, у нас не было какой-то неземной любви. И я не хочу больше терпеть такого хамского отношения к себе.
  - Из-за чего разругались?
  Лика покраснела и немного замешкалась.
  - Как тебе признаться-то... Я даже не знаю.
  Я бросила на неё взгляд, полный немого укора. Пыталась этим показать, что от меня ей нечего скрывать. Мы все-таки не чужие люди.
  Наверное.
  - Я беременна, - с поддельной легкостью изрекла Лика и, поблагодарив официантку, взяла свою порцию и щедро глотнула виски.
  У меня был секундный шок. К тому же, дети были для меня несколько больной темой.
  - Ха, я вижу твои расширившиеся от ужаса зрачки, - Лика горько усмехнулась. - Он не считает, что его ребенок, не хочет быть отцом в таком юном возрасте и посылает меня к собачьим чертям. А ещё он считает, что я слово на букву "б" и изменяла ему напропалую, даже не краснея.
  Когда я услышала последнюю фразу, все внутри похолодело. Такое ощущение, будто ледяная рука больно сжала мой желудок и не хотела его отпускать. Кроме того, меня охватила резкая боль внизу живота, словно в него воткнули остро заточенный клинок. Со мной так часто бывает при стрессе.
  - И не читай мне нотации, - продолжала Лика, как ни в чем не бывало. - Я и сама знаю, что пить и курить в моем положении нельзя, но мне так больно, плохо и вообще у меня депрессия, так что алкоголь и никотин мне просто необходимы.
  - Угу, - кивнула я, толком не слушая, что она говорит. - Извини, я отойду ненадолго, ладно?
  Я быстро вскочила с дивана и отправилась в сторону туалета. Закрывшись в кабинке, я села на унитаз и разревелась. Было из-за чего...
  
  ... Последний год в школе для каждого выпуска очень трудный. Приходилось совмещать учебу в школе и подготовительные курсы в вузе, что означало полную нехватку времени даже для выполнения домашних заданий, не то, что для встреч друг с другом. К тому же, Лика моя шла на золотую медаль, и я её кроме школьных занятий практически нигде и не видела. Нет, конечно, иногда на выходные мы с ней выбирались на пару часов в кафе или гуляли недалеко от школы, когда у нас выдавалось свободное окно, но этого было явно мало. За лето мы привыкли постоянно быть друг с другом, словно сиамские близнецы. А тут такая подстава.
  Тем более, что если я могла согласиться что-нибудь прогулять, то Лика превратилась в жуткую зануду. Кроме того, свои любимые курсы французского, которые в десятом классе она спокойно косила ради меня, в одиннадцатом она наотрез отказалась бросать. На тех редких встречах, которые у нас были, Лика только и щебетала о том, как она мечтает переехать во Францию и учиться там в каком-то престижном учебном заведении. И ничего при этом не говорила обо мне, а я и не знала, что мне ответить и как поступать. Во всяком случае, во Франции мне определенно делать было нечего: во-первых, я толком не знаю французский, а во-вторых, мне здесь хотелось бы поступить, в России. В общем, моя девушка с головой ушла в учебу, и я осталась одна. Чувствовала себя при этом не просто одинокой, а даже потерянной.
   И тут сыграла роль, что Сашка Егоров все ещё ухаживал за мной. Нет, я не хотела встречаться с ним и не испытывала никаких любовных чувств, - к его сожалению, разумеется, - но друзей у меня в школе особо-то и не было. А когда я в десятом классе вернулась в школу готом, их ещё и поубавилось. Да и не друзья это были, скажем прямо, а просто приятели, с которыми можно и учиться и веселиться. Так что принимать букеты и конфеты от Саши мне было приятно, а общаться с ним - ещё приятнее. Он считал нас с Ликой очень близкими подругами и жалел меня из-за того, что я осталась одна. Я не хотела его разубеждать и объяснять, что именно нас связывало. Ни к чему это было.
  Саша оказался очень любопытным персонажем, между прочим. Как друг, безусловно.
  Во-первых, он совершенно бескорыстно подтягивал меня по физике и биологии. Весьма любопытным оказался тот факт, что мне нравилось его слушать. В отличие от учителей. Сашка был действительно увлечен этими науками и заражал меня своим интересом. Мы поставили задачу дотянуть мои аттестационные оценки по этим предметам до пятерок. Я запоминала каждое его слово, и даже начала получать свои первые "отлично" в журнал.
  Во-вторых, меня приятно удивило его увлечение: Сашка любил конструировать и запускать воздушных змеев. Я считала, что это по-настоящему круто. Однажды, сидя в столовке на перемене и попивая купленный Сашей кофе, я смущенно попросилась принять участие в создании змея с последующим его запусканием в ближайшем парке.
  - Здорово, - сказал Егоров, радуясь моей маленькой просьбе. - Хорошая идея. У меня есть один уже почти готовый каркас. Пойдем ко мне после школы?
  Я кивнула и кокетливо улыбнулась. Почему-то с Сашкой я всегда кокетничала напропалую. С ним я чувствовала себя девушкой, что ли, или как-то так.
  Соответственно, после занятий мы отправились к нему домой. В его комнате на столе я нашла деревянные палки, соединенные углом.
  - Это бамбук, - пояснил Саша. - Обычно я не покупаю его, делаю змеев из подручных материалов, но этот особенный. Хочешь молочный коктейль?
  После того как мы выпили коктейли, которые были сашиным "ноу-хау", Сашка приступил к доделыванию каркаса, при этом показывая мне, как палки надо балансировать, чтобы змей в воздухе не кренился, и как правильно их связывать между собой. Каркас вышел в форме сердца, и я не сдержала улыбку.
  - А теперь нам нужно обернуть его белой бумагой, - Саша мне подмигнул. - Чтобы было основание. А потом мы будем её декорировать. Что ты умеешь вырезать из бумаги?
  - Только снежинки и гробы, - смеясь, ответила я.
  - Вот и вырезай.
  Саша принес мне цветную бумагу и ножницы, и я с удовольствием принялась за дело. У меня давно чесались руки хоть что-нибудь сделать для этого змея. Наконец, мы оба закончили и стали приклеивать мои снежинки с гробами к змею. Я умудрилась основательно испачкаться в клее, и Сашка бережно оттирал мои руки какой-то жидкостью с резким химическим запахом и обмывал их горячей водой. Закончив с избавлением моих рук от клея, мы взяли нашего воздушного змея и отправились в ближайший парк. День выдался отличный: солнечный, вполне теплый, но ветреный, что было нам только на руку. Саша разрешил мне самой попробовать запустить воздушного змея, я разбежалась и кинула его в воздух. Он взвился в небо, а я, завороженная и очарованная, не могла отвести с него взгляд. Саша без слов понял, что мне тяжело одной удерживать змея, и, подойдя ко мне со спины, одной рукой обнял меня за талию, а другой помогал мне.
  - Красиво, да?
  - Очень, просто нереально, - восторженно произнесла я, не отводя глаз от змея.
  Саша наклонился чуть вперед и прошептал мне на ухо:
  - Это сердце - мое. И оно так же сейчас вьется в небесах, потому что ты рядом со мной.
  Я не знала, что сказать. Мои щеки начали заливаться краской.
  - Ты помнишь, что я сказал тебе на дне рождения Ягайловой в прошлом году? Я сказал, что люблю тебя, Неля.
  Тогда я промолчала, переведя сашино внимание на змея, который зацепился за ветку ближайшей березы, но уж точно не забыла.
  Ну, и в-третьих, если вы ещё не упустили из виду, что я перечисляю сашины достоинства, мы с Сашкой слушали одну и ту же музыку, читали одни и те же книги, смотрели одни и те же фильмы... Ну, понимаете, как это бывает у людей, когда интересы сходятся. Хотя, думается мне, что они вовсе и не сходились, просто он действовал очень грамотно и пытался меня заинтересовать. При этом Саша умудрялся привносить в нашу культурную жизнь что-то новое и никогда меня не разочаровывал. Например, зная, что мне нравилась группа "Fleur", он однажды принес мне послушать диск с песнями побочного проекта одной из флеровских солисток - "Dust Heaven". Мы валялись на моей кровати, пили молочные коктейли и слушали песни Ольги Пулатовой, а за окном было пронзительно-серое апрельское небо, промозглый ветер, ливень и голые черные ветви деревьев. Мы бесились, в шутку дрались, били друг друга подушками, смеялись и все бы, наверное, было бы хорошо, если бы какой-то эмоциональный порыв не подтолкнул меня его впервые поцеловать. Сделав это, я сильно раскаялась в своем проступке, вытолкнула его в тапочках на улицу, а пальто - Честерфилд с барсеткой выбросила с балкона.
  После того вечера, боясь, что Лика обо всем узнает, я старалась общаться с ним отстраненно-приятельским тоном. Чувствовала, что обижаю его. Чувствовала, что делаю это зря.
  Но Лика для меня была важнее всяких там Саш, и я стойко держала оборону.
  Начался май. Погода улучшилась, даже непрекращающиеся дожди были теплыми, как парное молоко. Май - для выпускника блаженная пора. Подготовительные курсы уже закончились, до экзаменов ещё далеко. Появилось время для традиционного весеннего бушевания гормонов, прогулок, вечеринок и свиданий. И, естественно, для размышлений о выпускном.
  Как-то мы с двумя девчонками из нашей компании собрались в курилке на большой, двадцатиминутной, перемене. Вика Ягайлова и Инна Сиротина были девушками весьма посредственными, слушали русский рок вперемешку с иностранной попсой, одевались в мини-юбки и кофточки со стразами и смотрели голливудские мелодрамы, но были при том вполне лояльными к моим увлечениям, общительными, открытыми и слегка наивными. Единственным их большим недостатком была неудержимая любовь к сплетням и скандалам. В общем, Вика и Инна были, что называется, хорошими девчонками, если не давать им повода для промывания тебе косточек. Общалась я с ними постольку -поскольку, в самый раз поболтать в курилке.
  - Немоляева, - игривым (и оттого очень подозрительным) тоном начала Вика, - А это правда, что ты Сашку Егорова бросила?
  Как раз в этот момент я с лихвой затянулась и даже закашлялась от неожиданного вопроса.
  - Бросила? Да я ведь с ним и не встречалась.
  - Как не встречалась? - удивилась Инна. - Я сама сто раз видела, как вы обнимались и целовались. А ты весьма счастливая уже полгода по школе разгуливаешь с цветами и шоколадками.
  Я уже начала готовить большую тираду о бескорыстной дружбе, как из-за угла школы вырулила Лика. Я осеклась и промолчала.
  - Так с кем там встречается Немоляева? - с неподдельными интересом спросила она, закуривая тонкую палочку клубничного "Кисса".
  Про себя я отметила, что вряд ли она курит эти сигареты из-за любви к ним. Скорее всего из ностальгии по нашему лету. А может, это просто мои домыслы? Может, они ей и правда нравятся?
  Я попыталась её обнять за талию, даже не более, чем в знак приветствия, но она как-то очень ловко увернулась от меня.
  И тут эти две милые девочки выдали такую речь, что я оцепенела и не могла ничего возразить. Просто стояла и таращила свои и без того большие выпуклые голубые глаза. Наверно, в этот момент моя готичность проявилась в своей истинной красе, потому что я смертельно побледнела, перестала дышать и подлинно ощутила тленность своего существования.
  - Нелька у нас с Егоровым замутила. Причем очень давно. Он ей постоянно дарит цветы, и ни какие-нибудь, а алые розы, дорогой шоколад, водит её в рестораны и кино. К ней домой часто ходит. Мы же в одном доме живем, я не раз видела. Инка тоже говорит, что сто раз видела, как они в туалете целовались.
  Инна кивнула и продолжила:
  - А ещё мне Дана рассказывала, что один раз видела, как они заперлись в одной из кабинок, и оттуда доносились характерные вздохи. Колись, Нелька, он хорош?
  Инна пихнула меня локтем в бок и засмеялась.
  От такой наглой лжи мне захотелось даже заплакать. Господи, они так меня обсуждают, как будто я на другом конце Земли.
  И откуда в голове Даны Романовой такие фантазии? Дана - местный корень вселенского зла, что-то вроде главнокомандующего этой шайки сплетниц.
  - Настолько хорош, что твое воображение слишком примитивно, чтобы это представить, - злобно рявкнула я. Скорее от бессилия, чем из агрессивных побуждений.
  Только бы Лика не приняла это вранье за чистую монету.
  Впрочем, она не стала отлагать дело на потом. Обняла меня сзади за талию и, чуть наклонившись вперед, прошептала в ухо:
  - Это правда?
  - Конечно же, нет, - мне делать было нечего и пришлось говорить в полный голос.
  - А почему ты дрожишь тогда? - Лика продолжила допрос шепотом.
  Я действительно дрожала. Правда, точно не знаю, из-за того, что Лика обняла меня тогда после долгой разлуки, или это была нервная трясучка.
  - Скучаю, - сказала я, подумав, что продолжать фразу словами "по тебе" в окружении этих любителей наветов не стоило. - И замерзла.
  Лика, похоже, поняла, что я намекаю на недостаток её тела в своем обществе и, чмокнув меня в затылок, отстранилась.
  - Замерзла? - удивилась Инна, по каким-то своим причинам решившая на меня не обижаться. - Тепло же.
  - Да, вы-то в куртках, - сказала я. - Но я в общем-то терпимо замерзла. Девчонки, а вы уже купили платья на выпускной?
  Я удачно придумала в какое русло направить разговор. Платья на выпускной были одновременно и больной мозолью, и точкой "G" девушек нашего выпуска. Даже Лика с упоением рассказывала о своем платье из золотой парчи в традициях французской моды восемнадцатого века, которое ей шил на заказ один известный петербургский модельер.
  Я и то раскрыла рот от восхищения, настолько красочно она его описывала, а уж челюсти Вики и Инны и подавно подметали землю от окурков. Эти две модницы искали платья одинакового кроя, но разных цветов. И покупать они их собирались обязательно в каких-нибудь дорогих бутиках. Видимо, собирались весь выпускной проходить друг с другом под ручку.
  В голову закралась шальная мысль. А вдруг Инна с Викой тоже встречаются? Я не смогла сдержать улыбку, пытаясь представить их страстный поцелуй.
  - Немоляева, ты улыбаешься так, будто платье своей мечты собралась покупать в магазине "Интим", - проворковала Вика и глупо хихикнула.
  Это отличительная особенность таких девушек. Только они умеют столь глупо хихикать.
  - Думаю, костюм фетишистски тебе очень подойдет, - подтвердила Инна.
  Вот, значит, как. Она решила мне отомстить.
  - Девочки, я думаю, что платья одинакового кроя можно найти там, - с видом человека, озаренного великой мыслью, ответила я. - Может, вы купите костюмы медсестер и прикинетесь бригадой скорой помощи?
  - Хорошая идея, - Лика засмеялась. - А на самом деле, что ты думаешь о платье?
  Спросила она это вполне себе искренне. И не могла же я ударить в грязь лицом и сказать, что о нарядах ещё вообще не думала. Я вывернулась каким-то чудным образом, рассказывая про белое платье, декорированное черными кружевами, которое я уже давным - давно нашла и купила. А потом прозвенел звонок и мы, как ошпаренные, понеслись на урок.
  Как ни странно, платье я такое действительно купила, хоть и почти перед самим выпускным. Мама сильно удивлялась моей одержимости белым цветом и черными кружевами. Она-то уже готовилась отговаривать меня от черного, как обычно. И вообще хотела, чтобы я хотя бы на выпускной одела что-нибудь голубое, чтобы подчеркнуть цвет глаз. Но я уговорила её, когда нашла идеальный вариант. Платье было длинное, черные кружева шли в три ряда по юбке и украшали лиф. Декольте было очень глубоким, что маму немного смутило, но я успокоила её тем, что накину на плечи шаль. Недешево обошлась нам моя маленькая ложь, но я была счастлива, а маме только это и было важно, ведь выпускной бывает только раз в жизни.
  Наконец, этот день настал. Я лихорадочно красилась в ванной, боясь, что опоздаю. Прическа уже была готова. Мама убила много времени, чтобы привести мои волосы в порядок. Для начала накануне вечером мы их покрасили в черный, чтобы убрать этот дурацкий красный оттенок, который опротивел даже мне. Потом завили их на папильотки, чтобы с утра они естественно вились. Спать в них было чрезвычайно неудобно, но чего не сделаешь ради красоты и маминого удовольствия. Когда я встала, мою голову действительно украшали локоны, и выглядела я чертовски мило. Я быстро надела свое платье, доставлявшее мне немалое эстетическое удовольствие, натянула лаковые черные туфли на высоких каблуках и залюбовалась собой в зеркале.
  - Будто ангел, - восхищенно проговорила мама, укутывая мои плечи белой шалью.
  - Спасибо.
  - Раймонд Робертович уже звонил. Сказал, что они с Ликой через пять минут подъедут за тобой, - добавила она. - Ты ничего не забыла?
  - Нет, мам, - сказала я, мысленно прикидывая, не забыла ли я чего-нибудь положить в сумку.
  Но мама уже полезла все проверять. Я почувствовала себя ледяной скульптурой. Если она сейчас найдет...
  - А три пачки сигарет это не много на один вечер? - удивительно спокойно отреагировала мама на отысканный в сумке склад.
  - Много, - согласилась я и, выхватив сумку, отправилась к двери. - Но мне уже пора.
  - Может, куртку возьмешь?
  - Да не надо. Обещают теплый день и жаркую ночь, - смеясь, ответила я, и выскочила на улицу.
  Ничего, пока Раймонд Робертович ищет наш двор, я как раз успею покурить. И правда, только я выбросила окурок в ближайшие кусты, как тонированная черная BMW подъехала к моему подъезду. Дверь открылась, и из салона выскочила Лика.
  Она выглядела великолепно. Как королева Франции, не меньше. Её локоны были уложены в высокую прическу, а платье было ещё роскошнее, чем она рассказывала. Все золотое, в кружевах, рюшах и воланах... Я не успела её толком рассмотреть, как Лика повисла на моей шее и прокричала:
  - Какая же ты у меня красавица!
  Я смущенно покраснела.
  Окно автомобиля опустилось, и Раймонд Робертович, улыбаясь, посмотрел на нас.
  - Неля, ты превосходно выглядишь, - подтвердил он слова своей дочери.
  - С вашей маркизой ангелов не сравнится никто, - искренне ответила я. - Все девчонки лопнут от зависти.
  - Ладно, девочки, забирайтесь в машину, - ответил он. - А то опоздаем.
  Немного неуклюже из-за ликиного пышного платья, под которым явно был широкий подъюбник, мы сели на заднее сидение и поехали к школе, где Раймонд Робертович нас высадил и отправился по каким-то своим неотложным делам.
  Хотя Лика сначала и расстроилась из-за того, что её отец не смог остаться на торжественную часть, когда мы подошли к крыльцу школы, она быстро утешилась и нашла себе развлечение в виде обсуждения платьев. Мне это как-то не особо было интересно, поэтому я слушала молча все её размышления.
  - Смотри-ка, - она пихнула меня в бок и кивнула в направлении трех девушек. - А наш сплетня-клаб все-таки нарядился в одинаковую униформу.
  Действительно, Дана, Вика и Инна были одеты в совершенно идентичные шелковые платья пастельных тонов, которые больше походили на комбинации для сна, чем на вечерние наряды.
  - Они напоминают мне какое-то попсовое трио, - соглашаясь, кивнула я. - Блондинка в розовом, рыженькая в салатовом и брюнетка в голубом.
  - Какая банальщина! - воскликнул Саша Егоров, подходя к нам. - Полностью с вами согласен, прекрасные дамы. Девушки, вы великолепны, никто не может даже сравниться с вами.
  Неожиданно он упал передо мной на колено, поцеловал мою руку и выудил из-за спины одну алую розу, готовую уже развалиться на тысячу лепестков из-за своей спелости и пышности.
  - Вот кто прекрасней всех на свете, всех румяней и белее, - шутливо возгласил Саша и протянул мне розу.
  - Встань немедленно! Брюки же испачкаешь, - сказала я и, поймав выразительный взгляд Лики, пожала плечами, изображая из себя святую простоту. Как бы пытаясь представить дело так, будто я и не понимаю, как он так долго может за мной ухаживать.
  Я забрала у Саши розу и с благодарностью обняла его.
  - Эх, Немоляева, - притворно вздохнул он и улыбнулся. - Нет в тебе ни капли романтики.
  - Вот это уж точно, - согласилась Лика и, повернувшись на каблуках, ушла, быстро растворившись в толпе.
  Мы с Сашей стояли и смотрели друг на друга. Я крепко прижимала розу к груди.
  - Ты сегодня нереально хороша, - сказал Егоров. - А черный цвет волос тебе идет намного больше, честно.
  - Спасибо, - только и выдавила из себя я, хоть и понимала, что Лика явно оставила нас поговорить. Дала мне шанс расставить все точки над "и". А мне как-то не хотелось этого делать. Мне совершенно не улыбалось терять ни их обоих, ни кого-то одного.
  Ну, Сашку, конечно же, не хотелось в качестве друга потерять.
  - Нель, ты меня прости, если я что-то сделал не так, - его шутливый тон сменился на вполне жесткий, словно он собирался меня отчитать, и глаза смотрели на меня как никогда холодно, будто острым лезвием резали. - Но я тебя совершенно не понимаю. Почему ты себя так ведешь? Я просто не знаю, что и сказать. Объясни, что мне делать. Расскажи, что ты за это время поняла и решила. Я слишком долго ждал.
  Речь у него была сбивчивая, он часто задумывался и продолжал после небольшой паузы, но мысль его я поняла ясно. Мне нужно было сказать только "да" или "нет", и вся эта ситуация как-нибудь да разрешилась бы.
  А я все молчала и бережно прижимала розу к груди, чтобы не сломать ни одного шипа и не уронить ни одного лепестка, настолько совершенным творением природы казался этот цветок.
  - Прошу пройти на торжественную часть в актовый зал! - голос директрисы заглушил весь шум, создаваемый выпускниками и родителями.
  - Сейчас не время, Саш, - прошептала я и взяла его за руку, ведя за собой в сторону входа в школу. - Нам нужно аттестат зрелости получить. А вот когда я почувствую себя достаточно зрелой для подобных решений, я тебе и отвечу. Хорошо?
  Сашка горько усмехнулся и кивнул.
  - Вот смотришь в твои чистые голубые глаза, и хочется тебе верить, - произнес он и сжал покрепче мою ладонь.
  Мы медленно продвигались в сторону актового зала в шеренге выпускников, а мне хотелось разбить свою голову о каждую встречную колонну или об каждую лестничную ступеньку хорошенько ей побиться. Если я скажу "нет", Егоров просто меня оставит. Причем навсегда. Я прекрасно понимала, что дальше разные вузы, а вместе с ними другая жизнь. И вряд ли я его ещё когда-нибудь встречу. А если отвечу "да", то предам Лику. И я никак не могла разобраться в том, что же я на самом деле чувствую и что делать мне, тем более я не могла объяснить, что нужно делать Саше. И что-то мне подсказывало (шестое чувство, не иначе), что аттестат зрелости не исправит положение и, что когда я получу заветную бумажку, мысли в моей голове не разложатся по полочкам в алфавитном порядке, мгновенно проясняя ситуацию. Видимо, увлекшись размышлениями, я слишком сильно прижала розу к себе и поцарапалась. Было не очень больно, конечно, но зато я моментально вспомнила о её существовании и сразу же остановилась как вкопанная, чтобы дать ей пространство за спинами проходящих перед нами учеников.
  - Что такое? - удивился Саша.
  Мы стояли у самых дверей актового зала. Наверное, все думали, что у меня приступ паники перед церемонией вручения аттестатов.
  - Чтобы розу не помяли, - пояснила я и с гордо поднятой головой прошла вперед.
  Лика уже заняла нам места в самом первом ряду, и, увидев её золотое платье, я сразу поспешила к ней.
  Чудесное положение, подумалось мне, когда мы расселись. Слева от меня была Лика Витис, золотая медалистка, лучшая ученица выпуска, справа - Сашка Егоров, серебряный медалист, талантливый физик и биолог. А между ними сидела весьма посредственная ученица и не могла выбрать, кто же из них ей важнее.
  Какая нелепость. Случаются же в жизни подобные ситуации.
  Первыми получать аттестаты зрелости вызвали, разумеется, медалистов.
  - Витис Анжелика Раймондовна, - начала директриса, уже держа в руках ленточку с золотой медалью.
  Когда Лика встала с места и начала подниматься на сцену, зал никак не хотел стихать от восхищенных аханий и перешептываний. Я подумала, что этому факту и удивляться нечего. Такая красивая девушка в столь стильном образе, да ещё и самая умная выпускница - определенно повод для уважения и восторга. Следом за Ликой вызвали ещё пару мальчишек-технарей, получивших уже серебряные медали.
  - Егоров Александр Игоревич, - вызвала директриса и моего Сашку. - Стоит отметить особые заслуги Александра перед школой. Он получает грамоту за участие в физическом конкурсе среди молодых ученых как занявший второе место. Александр выдвинул новую физико-астрономическую гипотезу. Поздравляем его с этой уже немалой для школьника победой и желаем дальнейших успехов на научном поприще.
  Зал аплодировал. Я сидела недвижимо, закусив губу до боли, чтобы не заплакать от белой зависти, гордости, переизбытка эмоций и восхищения. И убеждала себя в том, что я не маленькая сентиментальная девочка, а бесчувственный саркастичный гот. Правда, изрекать сарказмы и острить в такой момент у меня не поворачивался не то, что язык, даже мысль.
  Когда Сашка опустился на свое место рядом со мной, гордо демонстрируя мне медаль, грамоту и аттестат с одной четверкой, я сквозь зубы процедила ему: "Поздравляю". Он ошеломлено взглянул на меня, но ничего не сказал. Не знаю уж, что он там себе подумал в этот момент, но явно не то, что его суровая готическая подруга пытается сдержать рвущиеся на свободу слезы.
  - Я преисполнена гордости за наших медалистов, - радостно улыбаясь, продолжила директриса. - Сейчас аттестаты будут выданы тем ребятам, которые тоже могли бы получить медали и окончить школу с отличием, если бы проявили чуть больше терпения, упорства и трудолюбия. А теперь я передаю слово классным руководителям, и начнет классный руководитель гуманитарного класса Родионова Варвара Васильевна!
  Варвара Васильевна всегда отличалась избытком красноречия. Наверное, поэтому её и попросили выступить в самом начале, так как длинную речь тяжело смиренно выслушивать под конец мероприятия. Я невольно восхитилась организаторскими способностями нашей директрисы.
  Минут через пятнадцать Варвара Васильевна закончила свою пламенную речь о том, какими мы малюсенькими пришли и какими большими мы уходим "в последний путь". Моя фамилия ближе к концу списка, да я и не думала, что попаду в список тех, кто едва не получил медаль, но не проявил достаточно усердия.
  - Немоляева Нелли Георгиевна, - неожиданно вызвала она меня, я даже, наверное, и не вышла бы, если б Лика вовремя не ущипнула меня за руку.
  Я поднялась и неуверенным шагом отправилась к своей классной руководительнице.
  - Нелечка, о тебе хотелось бы сказать особое слово. Встань, красавица, рядом со мной, пожалуйста.
  Я встала рядом с Варварой Васильевной, чувствуя, что колени подгибаются от страха. Я что, умудрилась школу не закончить?
  Однако Варвара Васильевна отдала мне мои документы и тем временем продолжала:
  - Я бы хотела выразить тебе свое уважение за твое поведение в старшей школе. Как бы мы, учителя, не старались сломить стальную волю этой девочки, мы так и не заставили носить её школьную форму и выглядеть, как мы зачастую говорили, "по-человечески". Я ценю её за то, что она не потеряла свою индивидуальность, не сломалась на полпути и так и дошла до самого конца обучения, отстаивая свое мировоззрение и доказывая нам, что внешний вид человека никак не влияет на его душевные качества и успеваемость. Поздравляю Нелечку, единственную представительницу неформальной молодежи в нашей школе, сумевшую добиться рекордных успехов в учебе за последнее полугодие.
   В конце этой речи, посвященной одной только моей персоне, мои нервы наконец не выдержали, и я, обняв и расцеловав Варвару Васильевну, разревелась и упала на свое место между Ликой и Сашей.
  - Считай эту речь моим подарком к окончанию школы, - прошептала Лика, поглаживая мое колено, чтобы успокоить. - А ещё пятерку по французскому. У тебя оценка была спорная, и я поставила условие, что буду участвовать в олимпиаде, только если тебе все-таки поставят "отлично" в аттестат.
  - Спасибо, родная, - не сдерживая рыданий, я поблагодарила Лику, и, спихнув свой аттестат Сашке, уткнулась лицом в его плечо.
  Он приобнял меня за плечи и открыл мой аттестат.
  - Смотри-ка, мы все-таки добились пятерок по биологии и физике. Ого, а ещё у тебя "отлично" по иностранному языку, литературе и астрономии. Поздравляю. Ну, что ты плачешь, глупая?
  Он нежно погладил мое плечо.
  - Это даже забавно. Всем весело, все радуются окончанию школы, а наш единственный суровый гот плачет.
  Лика усмехнулась и кивнула.
  - Я плачу от восхищения, дураки, - простонала я. - Вы такие у меня умные. И красивые.
  ... После торжественной части мы поехали в ресторан, где в общем-то ничего интересного не происходило. Мы вкусно поели, хорошо выпили, потанцевали, да читателю это, наверное, это хорошо знакомо. Самой интересной, прямо-таки животрепещущей, частью моего выпускного была поездка на кораблике, а точнее то, что на этом самом кораблике происходило.
  После очередной учительской речи в каюте, откупоривания шампанского и всех необходимых формальностей, мы с Ликой сразу улизнули на открытую верхнюю палубу и с наслаждением закурили. Пахло речной водой, сверкали фонари и огоньки реклам на берегу, все мосты были подсвечены, и реальность казалось необыкновенной, волшебной и совсем даже не реальностью, а каким-то сказочным бредом.
  - Боже, какая красота! - воскликнула Лика. - Нелька, ведь мы окончили школу!
  Я счастливо улыбнулась и кивнула.
  - Нель, так что у тебя там с Егоровым? Ты решила этот вопрос? - спросила Лика и цокнула языком. - А то он меня уже начал раздражать.
  - Нет, милая, не решила, - честно призналась я ей. - Понимаешь...
  Лика схватила меня за плечи и резко развернула к себе.
  - Немоляева, он тебе нравится?
  Я посмотрела в любимые синие глаза, которые сейчас смотрели на меня настороженно и сурово, и нерешительно кивнула.
  - Дура. Ты хочешь сказать, что ты с ним, правда, встречаешься? - Лика сразу начала на меня орать. - Что я тебе больше не нужна? Что ты за пару букетиков просто так отказалась от меня и всего, что между нами было? Или, может быть, что я была твоим лесбийским экспериментом? Откуда мне знать, как там у вас, готов, принято? Ну и вали к нему!
  - Да нет же! Лика, послушай меня! - пыталась я возразить. - Ты пьяна, что ли? Что за бред ты несешь? Подожди, Лика, постой!
  Я схватила её за руку, пытаясь остановить и не дать ей уйти, но она вырвалась.
  - Да пошла ты, - процедила она сквозь зубы и спустилась вниз, в каюту.
  Я простонала и опустилась на стул. Глаза мои, наверное, тогда казались безумными, я вцепилась себе в волосы, и заплакала от отчаяния. Да что за бред?..
  Реальность вновь стала реальностью, а жизнь снова окунула меня носом в сток канализации. Ощущение радости и сказочности, разумеется, было разрушено в одночасье.
  На верхнюю палубу начали пониматься люди. Кто-то пел, кто-то фотографировался, а кто-то открывал бутылки с шампанским. В том числе к нам поднялся Димка, наш школьный Казанова, с бутылкой водки и парой блондинок в коротких платьях.
  - Немоляева, там тебя Егоров ищет, - усмехнувшись, сказал он мне.
  Я подняла на него свои зареванные глаза.
  - Ты чего, опять рыдаешь, что ли? У готов принято рыдать на торжественных мероприятиях?
  - Да хрен его знает, что у нас, готов, на самом деле принято, - честно призналась я и утерла слезы тыльной стороной ладони. - Заделись водкой, пожалуйста. Дим, ну очень плохо, правда.
  Димка улыбнулся и протянул мне бутылку, предварительно открутив крышечку.
  - Только не плачь больше, хорошо? Открою тебе по секрету, что ты сегодня самая красивая. Все парни так говорят, честно-честно. Так что не расстраивайся больше из-за ерунды. Лучше развлекайся. Окей?
  - Окей, - ошарашено ответила я, не ожидавшая такой тирады.
   Дима подмигнул мне и удалился. Я глотнула водки из горла и поморщилась. Какая же дрянь.
   Зато, наверное, забыться помогает.
  Минут через пять появился и Саша, от которого я пряталась, сидя на полу за стулом.
  Однако он меня быстро нашел, опустился передо мной на корточки и покачал головой.
  - Ну, что с тобой сегодня?
  Я почувствовала, что слезы опять набегают на глаза, и снова глотнула водки.
  - Давай ты отдашь мне бутылку, и мы пойдем куда-нибудь в другое место? - предложил он и улыбнулся.
  С одной стороны, мне очень хотелось, чтобы он очень крепко меня обнял, а с другой, это он был во всем виноват, и надо было послать к чертям собачьим. Я выбрала второе и велела ему убираться на слово из трех букв, как и приказывал мне долг чести. Взгляд Саши снова стал таким, как тогда, когда он требовал от меня откровений перед выдачей аттестатов. Я опять почувствовала себя так, словно на меня смотрят сорок разбойников с навахами, но выдержала эту безмолвную атаку, как бы визуально подтверждая свое решение.
  Саша пожелал мне удачно повеселиться и удалился.
  Я почувствовала себя бесконечно одинокой и снова приложилась к бутылке. Я уже даже не морщилась. Водка обжигала горло и согревала нутро. А ещё в голове от неё появлялся мутный белый туман, как тот, что сейчас набегал с Невы.
  Плюс ко всем моим невзгодам ещё и дождь пошел. И вскоре бесконечно одинокой я оказалась буквально физически, так как все мои однокашники спустились в каюту, чтобы не промочить свои баснословно дорогие и роскошные наряды.
  На верхней палубе я осталась совершенно одна. Я курила, пила водку, жалея и себя, и платье с макияжем. Приблизительно через полчаса мне стало не очень-то хорошо и душевно, и я спустилась вниз в туалет.
  Откровенно говоря, я думала, что в такую погоду в туалете, который находился на некрытой части нижней палубы, никого не будет, и все предпочтут тот теплый и уютный, что в каюте. Но, не тут-то было!
   Свет был выключен, я постучала и, не услышав ответа, открыла дверь.
  Лику я узнала сразу. Парень, с которым она там находилась, был из так называемых "салажат", то есть новичков, пришедших к нам учиться только в старшей школе. Я даже имени его не знала.
  А он имел мою Лику. Сама она сидела на унитазе с задранной чуть ли не до потолка юбкой, а её нижнее белье прохлаждалось в раковине.
  И это меня, безусловно, расстроило.
  - Пошел вон, - холодно и резко сказала я, мгновенно протрезвев от увиденного зрелища.
  Не знаю, насколько эффектно и внушительно могла выглядеть такая мокрая и пьяная крыса, как я, но парень чрезвычайно быстро слинял подальше. Лика с невозмутимым видом оделась, оправила юбку и вышла из туалета ко мне на палубу. И только тогда заговорила:
  - Да какого черта ты влезаешь в мою жизнь? Чего тебе, черт возьми, надо от меня?..
  Она достаточно долго вопила на меня. Всего и не упомнишь. Потом воскресла и моя оскорбленная гордость, и я начала орать на неё.
  Стоит, наверное, заметить, что до выпускного мы не ссорились ни разу в жизни, поэтому и чаша терпения Лики переполнилась быстро.
  - Твоя мать была права, когда называла тебя шлюхой. Хотя нет. Дорогая, ты самая настоящая ****ь.
  Я сразу поняла, что это я сказала зря. И что так не думаю. Но очень скоро я получила этому физическое подтверждение. Лика очень сильно толкнула меня в грудь. Я и сама не заметила, как соскользнули руки, поехал по сырой палубе каблук, и я перевалилась через парапет, оказавшись в воде, настолько стремительно это произошло.
  Черт возьми, я упала в Неву! Я упала с корабля! Парапет был очень мокрым и скользким, конечно, но этого не должно было случиться. Но случилось. И слава Богу, что мне ещё очень сильно повезло, что я зацепилась юбкой за какой-то широкий металлический крючок, а не расшибла об него голову при падении, к примеру. Как бы то ни было, я была в ледяной воде, шел дождь, и я захлебывалась волнами, которые шли от корабля, и при этом периодически сильно ударялась головой о борт.
  - Неля! Нель, ты жива? Человек за бортом! Помогите! - как-то отдаленно и урывками я слышала крики Лики, пытающейся позвать на помощь. Определенно, она была в самой настоящей панике. Перегибалась через парапет, тянула ко мне руки и звала меня. Даже бросила мне спасательный круг, который улетел от меня слишком далеко. А потом она просто ушла, и я даже грешным подумала, что она оставила меня тонуть. Ноги начали неметь, и пальцы крутило от холода. Нестерпимо болела от ударов голова.
  Хотелось либо наверх, либо утонуть к чертям, только бы эта боль прекратилась.
  На палубу начали прибывать люди, сверху слышались крики, а парни пытались меня достать.
  Но меня благополучно накрыло особо высокой волной, и я отключилась, так и не узнав, что произошло дальше.
  Пришла в себя я уже в тепле, замотанная во что-то длинное и шерстяное, от запаха нашатыря, бутылочку с которым настойчиво тыкали мне в нос.
  Не сдержавшись, я чихнула и открыла глаза. Передо мной, склонившись, стояли Варвара Васильевна и директриса.
  - Я жива или это ад? - задала я первый вопрос, который пришел в голову.
  - Слава Господи, жива, Немоляева, - сказала директриса. - Ты нас очень сильно напугала. Как это случилось?
  - Христос с вами, Анна Ивановна, что вы так с ней? Нелечка только что очнулась и не готова давать показания, - вмешалась в допрос моя классная. - Как ты себя чувствуешь?
  - Не самым худшим образом, - честно я ответила я.
  Оглядев себя, я поняла, что в оранжевый клетчатый плед меня запеленали, как младенца. Причем настолько туго, что я не могла пошевелить ни одной конечностью. Разве что пальцы на ногах свободно подчинялись моим командам. Кроме того, от меня сильно пахло водкой, из чего я сделала вывод, что меня ей растирали, прежде чем запеленать.
  - Ладно. Нелли, ты не будешь против, если мы тебя оставим? Полежи тут, отдохни, - предложила директриса.
  В дверь постучали, и в ответ на "Войдите" в нашем дамском обществе появился Сашка.
  - Давайте я с ней посижу. Ничего страшного?
  - Это очень мило с вашей стороны, молодой человек, - сказала Анна Ивановна. - Не можем же мы оставить такую отару выпивших подростков без присмотра.
  Когда дверь закрылась, я облегченно выдохнула.
  - Как ты? - только и спросил Саша. Совершенно без эмоций, что меня очень сильно задело.
  - Хорошо, - ответила я. - Развяжи меня, а?
  Егоров не двигался с места. Прислонился к косяку двери и смотрел на меня совершенно равнодушно.
  Глаза защипало, и я почувствовала себя неспособной сдержать странное рыдание.
  - Саш. Сашенька, ну прости меня, пожалуйста, - сказала я и почувствовала, как слезы побежали по моим щекам, западая в уши.
  Отвратительное ощущение, между прочим. И откуда во мне столько воды? Ах, да, я же теперь ей очень качественно пропиталась.
  Сашка подошел к той поверхности, на которой я лежала, и посмотрел мне в глаза.
  - Нелли, что ж ты сегодня со мной делаешь? То допускаешь к себе, то посылаешь на три советские. Как я должен реагировать? Прощать тебе эти милые капризы? - он горько усмехнулся.
  - Саш, на чем я лежу? И где мы?
  - Ты лежишь на столе, и мы в каком-то служебном помещении, - ответил он и сел на что-то рядом со столом. Ну, на стул, видимо. И я совсем перестала его видеть.
  - Я понимаю, что ты думаешь, что это совсем не важно. Но я не сошла с ума, и это очень важные обстоятельства. Потому что я собираюсь рассказывать долго и отвечать очень обстоятельно, что делать очень неудобно в таком положении. К тому же, я тебя совсем не вижу, - я толково объяснила ему, почему я не отвечаю на его вопросы. - Кстати, здесь дверь запирается?
  Сашка встал, отошел к двери, и замок щелкнул. Потом он вернулся и чуть ослабил те шерстяные узы, что сковали меня.
  - Знаешь, я не могу тебя освободить, - он рассмеялся. - Потому что на тебе нет ничего кроме этой импровизированной пеленки.
  - А платье?
  - Платье висит слева от тебя. Оно насквозь мокрое, и я не рекомендую тебе его надевать.
  Саша ослабил плед настолько, что я смогла сесть на столе и вытащить руки. Так стало значительно легче. Я утерла слезы и перехватила плед на груди.
  Сашка вновь сел на стул.
  - Саш, а я тяжелая?
  - Ты хочешь, чтобы я тебя на колени себе посадил? - угадал он мои мысли.
  - Честно говоря, да. На столе мне как-то некомфортно, - призналась я.
  Через пару секунд я уже сидела у Саши на коленях и обнимала его руками за шею.
  - Думаю, что после всех этих манипуляций я должен сделать вывод, что ты ко мне все-таки неравнодушна, - он улыбнулся.
  - Таки да. Наконец, я чувствую себя созревшей для подобных решений. Ты мне действительно сильно нравишься. Я не готова признаться тебе в том, в чем ты неоднократно признавался мне. И я должна объяснить почему, - начала я рассказывать всю нашу с Ликой историю, которую я не буду здесь приводить, потому что читателю она уже известна. Закончила я свой рассказ вопросом: - А что, кстати, случилось после того, как я упала?
  - Ну, Витис пришла в каюту, когда ты в воде уже барахталась минут пятнадцать. Была она в полнейшей истерике, и мы не сразу поняли, в чем дело. Оказывается, она сама пыталась тебя достать. Потом мы с парнями. А затем, наконец-то, со скоростью эстонской скорой помощи к нам пришел специально обученный человек, и тебя подняли на палубу, - коротко ответил Саша и, помолчав, продолжил. - В общем, всем этим своим рассказом ты хотела мне сказать, что любишь Лику Витис?
  Я безмолвствовала и гладила Сашку по волосам. Они у него были темные и коротко остриженные, но очень мягкие на ощупь.
  - Как тебе сказать, - с трудом начала свой ответ я. - Начнем с того, что если бы я её все ещё любила, ты бы сейчас со мной не сидел, наверное. К тому же, я тебе только что рассказала, как мы отдалились за последний год. К тому же, её сегодняшние поступки... Один за другим. Думаю, что ледяная вода освежила мою голову. И я готова все забыть.
  Сашка улыбнулся. Вообще, улыбка его очень красила.
  Знаете, редко встречаются такие люди, которых улыбка делает похожими на детей и которые улыбаются глазами, а не с помощью мышц лица. А глаза у Сашки были светло-ореховые, и когда он улыбался, в них появлялись золотинки.
  Вообще, Сашу не назовешь симпатичным. У него был забавный длинный нос, похожий на знак вопроса, который придавал ему особый шарм. Но вообще при взгляде на его лицо создавалось приятное впечатление, когда он не злился, то выглядел очень добрым, открытым и родным, в доску своим. А уж тем более, когда улыбался.
  Саша уже собирался поцеловать меня, но, пройдя полпути, замер и спросил:
  - А ты не станешь выбрасывать мои вещи за борт?
  И только услышав отрицательный ответ, поцеловал.
  ... А потом началось мое "формалинное" лето.
  Дело в том, что со мной вновь случилось то, чего случиться не должно было. Сейчас, пройдя курс по теории вероятностей, я знаю, что то, что со мной произошло, по принципу маловероятных событий считается событием, которое скорее не произойдет, чем произойдет, потому что вероятность слишком мала.
  С выпускного меня забрали родители на машине. К ним меня, все так же завернутую в плед, на руках вынес Сашка, а платье попозже принесла Варвара Васильевна. Дома я сразу легла спать, предпочитая родителям ничего толком не объяснять, а на утро я уже так с постели и не встала.
  Поднялась температура, меня мучили адские боли внизу живота, и складывалось впечатление, что я лежу на столе сумасшедшего хирурга, который режет по живому и удаляет мне внутренние органы один за другим.
  А днем я уже уехала в больницу. Впервые в жизни во взрослую, так как восемнадцать мне уже исполнилось. Мама каким-то чудным образом выбила мне одиночную палату. Насколько я поняла, она была близко знакома с моим лечащим врачом, Василием Васильевичем. Видимо, поэтому он называл меня только Нелечкой и никак иначе. Когда меня на носилках вносили на мой этаж, я краем глаза увидела табличку: "Гинекология". Это было, конечно, полной неожиданностью. В больнице меня постоянно осматривали врачи, кормили меня какими-то антибиотиками, делали мне УЗИ и прогревания. Я ничего толком не понимала, хотя Василий Васильевич говорил долго и обстоятельно, заваливая меня научными терминами, самый частым из которых было слово "аднексит". Но, тем не менее, я покорно ничего не ела и пила воду литрами. Только курила на балконе, как врачи со мной не бились и не пытались мне это запретить. Так продолжалось несколько дней.
  Потом снова ко мне пришла мама. С всякими фруктами, соками и салатами. И плейер принесла, как я и просила. А вот телефон захватить забыла, но я не очень расстроилась, так как, подумав, решила, что не очень-то и хочу с кем-нибудь разговаривать и не хочу, чтобы ко мне кто-нибудь приходил кроме мамы и папы. Я сказала маме, что мне вроде все ещё нельзя есть и отправила её к Василию Васильевичу, чтобы она с ним поговорила и узнала, что со мной все-таки творится. Вернулась она очень расстроенной, сказала, что есть мне уже можно и начала мне объяснять нормальным языком то, что уже говорил мне мой лечащий врач. Оказалось, что у меня уже были какие-то гормональные расстройства, и яичники были воспалены, что долгое время не мешало мне жить. Но того времени, что я провела в ледяной воде на выпускном, вполне хватило, чтобы основательно их застудить. Это было практически невозможно, но для меня ведь не бывает невозможных вещей. Диагноз у меня был очень страшный, особенно для молодой восемнадцатилетней девушки.
  Бесплодие.
   И всякие таблеточки, которые я пропивала в больнице, и прогревания уже не могли этого исправить. Все мое лечение было направлено на избавление моего тела от страшных болей.
  Это вогнало меня в отчаяние, и я попросила маму оставить меня одну.
  Она понимающе улыбнулась, поцеловала меня в темечко и вышла из палаты. А как только захлопнулась дверь, я услышала, что мама заплакала.
  Мне почему-то совсем не хотелось плакать, но я чувствовала себя какой-то неправильной, недоделанной, как кукла, у которой нет ручек или ножек. Чувствовала себя инвалидом.
  И никак не могла разобраться в себе. Так ли уж мне хотелось иметь детей?..
  Нет, конечно, в глубине души каждой девушке этого хочется. Но это все было в таком далеком будущем, что я никогда не думала об этом всерьез. А теперь мне пришлось столкнуться с этой мыслью один на один. Я почувствовала себя человеком без будущего, и как-то странно себя ощущала в обществе людей, которые думают, что живут вечно, и уверены в том, что у них будет завтрашний день. А я не могла даже представить, каким будет этот завтрашний день, если он все-таки случиться. Ведь что-то в моем организме сбилось. И в мозгах у меня, наверное, теперь тоже произошел какой-то сбой. Ну, например, я теперь уже не могла со спокойной душой представлять себе семейную идиллию со счастливым мужем и кучей детишек. Видимо, теперь я должна была представлять себе её как-то по-другому, но ещё не знала как. И, поняв, что эти мысли причиняют мне сильную душевную боль, которая даже не могла сравниться с той, что терзает мое тело, я решила об этом просто не думать.
  Всю ночь я валялась в постели, слушала песню Fleur "Формалин" и совершенно не собиралась засыпать. Мне казалось, что героиня этой песни была мне сейчас чрезвычайно близка, как никто другой. Ведь я тоже умерла. Ну, не в буквальном смысле, конечно, но что-то неотвратимо изменилось. Прежняя я определенно плавала в формалине, а точнее все ещё барахталась в Неве.
  И никто её уже не мог оттуда достать. И та прежняя я все ещё могла иметь детей.
  А у меня было её лицо, её имя, и никто не заметил подмены.
  Утром пришел папа. Он был тоже очень сильно расстроен. Он принес мне огромную шоколадку с орехами и пару книг. Сказал, что Сашка заходил к нам домой и очень огорчился, узнав, что я попала в больницу. Я попросила папу передать ему, что я не хочу, чтобы он ко мне приходил и что сама ему позвоню, когда выйду отсюда. А ещё попросила принести мне мой плюшевый синий свитер, сославшись на то, что в больнице очень холодно. И пару пачек сигарет, а то курить мне скоро будет нечего. Папа был очень грустный, и я попросила его улыбаться ради меня, ведь я не больна какой-нибудь неизлечимой болезнью и не умираю. А папа только расплакался. Я впервые видела его плачущим. Признаться, это меня шокировало, и это заставило меня задуматься о том, что, может быть, мой диагноз ещё серьезнее и ужаснее, чем я себе представляла.
  Синий свитер мне все-таки принесли. Он сразу создал атмосферу уюта в этой грустной больничной обстановке. Кроме того, мои глаза выглядели как-то по-особенному, когда я надевала синее, более яркими и глубокими, как летнее голубое небо.
  Ещё несколько дней я провела в больнице, не снимая свитер и постоянно напевая "Формалин". А когда я сказала Василию Васильевичу, что у меня больше ничего не болит, и он, осмотрев меня, убедился в правдивости моих слов, меня выпустили.
  Выйдя из больницы, я позвонила Сашке, но он долго не брал трубку. А когда он через пару часов мне перезвонил, я решила не отвечать. Я ведь теперь неправильная кукла. И я была совершенно уверена, что такому хорошему мальчику, как Саша Егоров, нужна совершенно нормальная девушка, такая же хорошая, как и он сам. И которая смогла бы дать ему ту семейную идиллию, которую уже не могла дать я.
  В общем, не разбитая фарфоровая кукла, а во всех отношениях идеальная Барби.
  К Лике я даже и не пыталась сунуться. Во-первых, я не очень-то и хотела с ней общаться после всего, что со мной произошло во многом по её вине. Во-вторых, я была совершенно уверена, что она уже улетела в свою любимую Францию и учится там в какой-нибудь Сорбонне или Нантском университете.
  Так получилось, что и подачу документов и экзамены на дневное отделение факультета журналистики я пропустила, пока лежала в больнице, но все-таки успела подать документы на вечернее. И даже с легкостью туда поступила, получив довольно высокий балл.
  Родители не прекращали удивляться моему настрою. Наверное, они думали, что я впаду в депрессию и откажусь от высшего образования. Думали, что мне будет не до этого или что теперь мне поступление в вуз перестанет казаться чем-то значимым. Поэтому когда я сказала, что подала документы на вечернее, они мной очень сильно гордились и не прекращали задаривать меня всякими мелочами. То мама подарит новую помаду, то папа, возвращаясь с работы, принесет домой какого-нибудь плюшевого медведя. А когда выяснилось, что я все-таки поступила, да ещё и без всяких проблем, в доме был самый настоящий праздник. Родители предложили отправить меня куда-нибудь отдохнуть или сделать мне ещё какой-нибудь дорогой подарок в честь этого события. Или в честь того, что я не утратила радость к жизни из-за того, что со мной случилось, я уж не знаю. А я попросила оплатить мне какие-нибудь хорошие парикмахерские курсы, чтобы со второго курса уже учиться и работать. Сначала мама с папой были весьма озадачены, но потом они поддержали мое решение. Наверное, они подумали, что я не хочу оставить себе ни капельки свободного времени, чтобы не думать о всяких проблемах и при этом занять себя чем-нибудь интересным. Может быть, это даже отчасти так.
  Мы нашли не самые дорогие, но очень престижные курсы при салоне "Феникс". Название мне понравилось и показалось довольно-таки символичным. Воскреснуть, как феникс из пепла, очень уж хотелось. Наверное, фениксам вообще легко живется. Сжег себя вместе со всеми мыслями и переживаниями, заново воскрес и начал новую жизнь, как говорится, с чистого листа.
  В общем, я была очень рада и не переставала родителей благодарить. Так что на первом курсе я все время пропадала на учебе: то в салоне, то в университете. И поэтому ни на какие глупости времени у меня не оставалось. На романы, к примеру. Хотя ко мне клеилась парочка однокурсников, я оставляла их без внимания, и они вскоре отстали. Я все ещё думала о Сашке и иногда в каком-нибудь романтическом порыве хватала телефон, чтобы позвонить ему или хотя бы написать смс, но тут же его откладывала. Я не хотела портить сашину жизнь своей ущербностью. К тому же, сам он мне перестал звонить. Не знаю, что он там себе надумал. А может быть, он уже встречался с какой-нибудь умненькой милашкой, которая умело захомутала его на занятиях.
  На втором курсе я уже работала в "Фениксе". Ученицей я была очень усердной и, как оказалось, талантливой, поэтому меня без вопросов приняли на работу. И даже поощряли мое усердие - отправляли меня на всякие тренинги и курсы повышения квалификации, чтобы изучать новые технологии и методики. Когда я вышла на работу, жить стало значительно легче. Во-первых, работала я не каждый день, и больше времени оставалось на учебу в университете. Признаться, первый курс я закончила не самым удачным образом. В моей зачетке стояла даже парочка экзаменационных троек. Поэтому я обещала себе сессию второго курса закрыть исключительно на "отлично". Во-вторых, я начала получать зарплату, чего на курсах, разумеется, не было. Не в деньгах счастье, конечно, но теперь я могла позволить себе походы в кафе, кино и по магазинам, где мы с мамой покупали мне каждый месяц что-нибудь новое. Кстати говоря, к этому моменту я уже перестала быть готом. Это уже потеряло свою актуальность. Я стала слишком взрослой для подобных вещей, и к тому же в моей жизни и без того было место трагедии. Мои боли меня все ещё не отпускали. Они, конечно, уже были не такими сильными, чтобы снова уехать в больницу, но тем не менее не прекращались. А поскольку у меня просто не было времени, чтобы отлеживаться дома в позе зародыша, я страдала от них все чаще и чаще...
  
  ... Я умылась холодной водой, вытерла лицо бумажным полотенцем и вернулась к Лике, которая меня уже явно заждалась.
  - А знаешь, после того случая на выпускном, я не могу иметь детей, - неожиданно для самой себя призналась я.
  Я уже сидела на диване рядом с Ликой и попивала свою порцию виски.
  Она молчала и только удивленно хлопала ресницами, не зная, что мне на это ответить.
  - Нель...
  И опять это её "Нель", которое почти всегда служило предзнаменованием какого-нибудь переворота в моей жизни.
  - Неля, я понимаю, что это я виновата. Прости меня.
  Я поперхнулась коктейлем и закашлялась, не ожидавшая, что она будет просить прощения.
  - У меня есть идея, - продолжала она тем временем. - Я побуду твоим джинном или золотой рыбкой, как хочешь, и исполню три твоих желания. Во имя искупления своих грехов.
  Лика подмигнула мне.
  - Дай мне пару минут подумать, - я хитро улыбнулась, понимая, что это всего лишь игра.
  Лика не умеет не играть.
  - Ну, во-первых, мне нужна модель для конкурсных фотографий. Ты ведь помнишь, что я говорила тебе про конкурс, на который меня отправляет "Феникс"?..
  Лика кивнула и загнула один палец:
  - Ещё два, моя госпожа.
  Я рассмеялась.
  - Во-вторых, после сессии я бы хотела куда-нибудь съездить.
  - Я тоже, - призналась Лика. - Мы с Кириллом планировали поездку в Израиль, в Эйлат. Это маленький курортный городок. Билеты у меня на руках, номер на двух человек в пятизвездочной гостинице уже заказан, а с Кириллом мы расстались. Полетишь?
  - Ну, я скопила определенную сумму, да и родители мне помогут, но...
  - Брось, Нелька! - воскликнула Лика. - Золотые рыбки денег не берут! Я же исполняю твои желания. Причем абсолютно серьезно.
  - Ну, хорошо, - ответила я, решив, что поездку все-таки ещё придется обсудить. - И, в-третьих, я бы хотела просить об одной вещи, которая тебе может совсем не понравиться. Обещай, что если родится девочка, ты назовешь её Василисой?
  Лика как-то горько улыбнулась. Словно я ткнула ей скальпелем в больную мозоль.
  - Хорошо. Я обещаю.
  ... Фотографироваться мы договорились на следующие выходные.
  В назначенный день и час Лика оказалась на пороге моей квартиры со своим выпускным платьем наперевес.
  - Ну, что? Чаю хочешь или сразу будем перевоплощаться? - спросила я, вешая её платье на дверцу шкафа.
  - Давай сразу, - ответила Лика, падая на кресло перед трюмо. - А чай попьем, когда краска на волосах будет.
  Я пожала плечами. Краска была уже приготовлена. Честно признаться, я долго подбирала оттенок, чтобы он соответствовал тому образу, который я хотела воплотить. Из Лики я хотела сделать самую настоящую Анжелику Маркизу Ангелов, поэтому цвет приходилось подбирать исключительно по книжному описанию. Парикмахеру вообще несложно разобраться с тем, что такое цвет "потемневшего золота". Грубо говоря, это рыжеватый блонд, которым, собственно, я голову Лики и покрасила, оставив несколько прядок, чуть позже промелированных мной в золотистый оттенок, чтобы создать иллюзию выгоревших на солнце волос.
  Когда мы, напившись чаю и наевшись маминых домашних вафель, смыли краску, обе оказались довольны результатом. Лика даже сказала, что я гениальный парикмахер, потому что у меня получился именно тот самый цвет темного золота. Потом я чуть-чуть её подстригла, особенно уделив внимание как-то косо и неумело выстриженной челке, завила её волосы и уложила их в высокую прическу, кое-где выпуская локоны. Когда Лика вставила в глаза свои зеленые линзы цвета болотного дягиля и повернулась ко мне, я замерла: на меня смотрел оживший книжный персонаж. Хотя и несколько модернизированный.
  - Оно? - спросила Лика и озорно улыбнулась.
  - Оно, - огласилась я и приступила к макияжу.
  Честно говоря, в макияже я решила отказаться от досконального соответствия книге. Все-таки, я делала не историческую реконструкцию, а готовилась фотографировать Лику в качестве модели для конкурса стилистов. Поэтому на её веках я нарисовала крылья бабочки с зелено-золотым рисунком, припудрила ей лицо и накрасила губы помадой с эффектом бледных губ.
  - Здорово, - восторженно прошептала Лика. - Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя явный талант?
  - Конечно, говорили, - рассмеялась я. - А иначе я бы не участвовала в этом конкурсе. Ладно, одевай платье.
  Место для фотосъемки было уже готово. У соседки я одолжила маленький зеленый диванчик на резных деревянных ножках и поставила рядом с ним зеленый абажур из гостиной, предварительно обшив его по краю золотой тесемкой. Когда Лика была готова, я усадила её на диван и приступила к фотографированию. Лика на диване сидела, стояла, лежала и даже спрыгивала с него, а я только успевала её снимать. Потом мы решили пойти на перекур, и я сфотографировала её с сигаретой на обычном сером бетонном балконе. Увидев то, что получилось, я поняла, что нашла то, что искала.
  - Лика, у меня идея, - сказала я и показала её маленькую цифровую копию снимка на фотоаппарате. - Нам не нужна версальская роскошь. Нам нужна фотосессия в обычной питерской действительности.
  - Это будет стильно, - согласилась она.
  Я сфотографировала её везде, где только можно было: и на балконе, и на коленях перед открытым мусоропроводом, и на фоне гаражей, и оседлавшей обычную деревянную скамейку с пивом в руках, и в лифте, исписанном словами "КИНО" и "Панки хой!", и на качелях на детской площадке, и на крыше моего дома вместе со стаей мокрых ворон.
  Когда мы просматривали фотографии уже на компьютере, Лика не переставала восторгаться. Она была уверена в том, что я выиграю конкурс. Я, в общем-то, тоже была довольна своей работой. Правда, с такими фотографиями и скорее должна была бы участвовать в конкурсе фотографов, а не стилистов. Но все же надеялась на удачу.
  ... Прошла неделя после нашей фотосессии, и мне уже пришло письменное подтверждение из Москвы , что фотографии дошли и участвуют в конкурсе. Я также распечатала два набора своих работ для "Феникса" и специально для модели, конечно же.
  В "Фениксе" фотографии оценили по достоинству и развеяли все мои опасения, убедив мне в том, что опытному парикмахеру видно, насколько хороша линия стрижки, градуировка и покраска, а визажистам понравилась моя, в общем-то, довольно банальная, но мастерски исполненная идея с крыльями бабочки. Кроме того, по их словам, никто не сочетал такой макияж с французским стилем восемнадцатого века, да ещё и на фоне петербургских окраин... В общем, в салоне все были довольны моей работой и искренне верили в мою победу. А ещё отправили меня в оплачиваемый отпуск, что было полной неожиданностью.
  Сессию я, кстати, сумела закрыть на "отлично", несмотря на конкурсные волнения и подготовку к отъезду. А, между прочим, день отлета в Израиль все приближался.
  ... Мы приземлились в аэропорту имени Давида Бен-Гуриона в Тель-Авиве, а до Эйлата добирались на такси часа четыре. Отель, в котором мы остановились, был воистину шикарным. "Принцесса Эйлата" поразила меня до глубины души. Встроенная в скалу, подсвеченная всеми цветами радуги гостиница на берегу моря никого не могла оставить равнодушным. Честно сказать, в одной только "Принцессе" можно было провести весь отпуск, купаясь в огромных бассейнах, занимаясь в спортивном зале и расслабляясь в джакузи, танцуя на ночных дискотеках и исследуя содержимое мини-бара в номере.
  Лика бы, наверное, так бы и сделала с удовольствием, если бы я не таскала её за собой. Я тщательно изучила все израильские достопримечательности ещё в Питере, потому намеревалась все это увидеть своими глазами, а, если получится, ещё и пощупать. Израиль страна маленькая, её за день можно объехать всю вдоль и за полдня - поперек, поэтому за наши две недели отпуска мы успели посмотреть все самое интересное. К тому же, в гостинице, на нашем первом ужине, к нам прилепился (как банный лист, ей-богу!) один молодой человек по имени Илья. Преуспевающий юрист, москвич, вполне себе симпатичный парень, которого деньги делали ещё симпатичнее. Он был из тех людей, которые считали, что выражение "Не хлебом единым сыт человек" говорит о том, что кушать нужно много и вкусно. И эту характеристику я считаю вполне исчерпывающей. Илья был в Израиле уже не в первый раз, поэтому согласился нам все показать, чтобы мы не тратили деньги на экскурсии. Более того, у Ильи был собственный автомобиль, что значительно ускоряло процесс осмотра достопримечательностей.
  Сильно заинтересованная историей Израиля, который мне целиком и полностью казался иллюстрацией к Библии, я как-то даже и не заметила, что у Лики с Ильей зарождался какой-то отдельный от меня, совместный отдых. Позже я буду думать о том, что они красивая пара. Он зеленоглазый, златовласый и кудрявый, чем-то даже похож на Есенина, она кудрявая, от природы пепельно-русая с ослепительно красивыми глазами цвета темного винограда. А тогда я этого не замечала, а уж если бы заметила, то не знаю, что испытала бы. У нас с Ликой не было каких-то отношений, если честно. Иногда она меня целовала, как говорится, по старой памяти, но допуску к телу не давала, отговариваясь тем, что беременна и ей нельзя заниматься такими вещами.
  Как бы то ни было, Илья отвозил меня туда, куда меня влекло сердце. Ярко запомнился наш день в парке Тимна, на бывших медных копях царя Соломона. Там бы дурачились, фотографировались со знаменитыми камнями - "грибами", смотрели на скалы из разных пород, каньоны и руины египетского храма, пропитывались духом истории и рыжей пылью. Потом, проголодавшись, пошли в ресторан. Мы с Ликой английский не знали вообще, школа у нас была с углубленным изучением французского языка, Илья тоже разговаривал на нем еле-еле, но всяко лучше, чем мы. Поэтому, увидев в меню знакомое слово "chicken", мы сразу же её заказали. Что нам принесли! Это была куриная грудка под банановым соусом с базиликом, на вкус напоминавшая сладкое железо. Кое-как поев этой гадости, обильно запивая её отличным красным вином, мы отведали кофе с мороженным и отправились в "Принцессу", к Красному морю, в котором мы купались каждый день. Илья рассказал нам, что в нем обитает тысяча триста пятьдесят видов рыб, в чем можно было убедиться наглядно. Нырнешь в маске под воду, а там огромное разнообразие всяких разных рыбешек различных расцветок, и ни одна не повторяется! Казалось, что до этого живого пестрого калейдоскопа можно было дотянуться рукой, но ни тут-то было! Как только ты пытаешься схватить какую-нибудь ближайшую неосторожную рыбешку за хвост, все сразу бросаются врассыпную. Лика как-то пожаловалась на то, что такую красоту нельзя сфотографировать, и Илья среагировал мгновенно, приведя нас эйлатский подводный парк-обсерваторию. Окна его нижнего помещения выходят прямо в море, поэтому мы фотографировали рыб, спрутов, скатов и акул без устали. А выйдя из подводных помещений, мы увидели небольшой аттракцион, заключавшийся в том, что из импровизированного аквариума нужно было маленькой удочкой выловить ракушку, в которой есть жемчужина. Я с первого раза выловила ракушку, в которой оказалось сразу две черных жемчужины, с которыми можно было заказать украшение. Я выбрала кольцо, которое смогла забрать тем же вечером. Конечно, это влетело мне в копеечку, но результат превзошел ожидание. Кольцо из белого золота с двумя натуральными черными жемчужинами и россыпью маленьких бриллиантов в рублях стоило бы раза в три дороже, чем в шекелях.
  А вот Лике не везло. Свою огромную розовую жемчужину она выловила раза с пятого, и с ней израильские ювелиры сделали очень красивый кулон, который ей оплатил Илья. Тогда-то я и начала подозревать неладное, уж слишком дорогим был этот подарок.
  Ещё мы ездили в Эйн-Бокек, на Мертвое море. Это тоже был маленький курортный городок, экономика которого строится исключительно на туристическом наплыве на Мертвое море. Когда мы проезжали по берегу, я, не уставая, фотографировала огромные айсберги соли. Купание в этом море было чем-то особенным. В нем, конечно, нельзя было нырять, и живности никакой не водилось, но сам факт, что ты можешь сидеть на воде и как ни в чем не бывало пить кофе, был ошеломляющим. Просто чудо чудное, диво дивное.
  В Иерусалим Лика с Ильей ехать почему-то отказывались, отговариваясь тем, что они законченные атеисты. Мы каждый вечер прогуливались по слабо освещенным узким улочкам, ходили в рестораны, где пробовали израильскую пищу, отвечающую иудейским требованиям, и смотрели на оригинальной внешности танцовщиц. Большинство из них были темноволосые, не особо красивые, - по нашим меркам, разумеется, - и довольно полные, по сравнению с ними я чувствовала себя худышкой, хотя на родине постоянно думала о том, что пару лишних кило мне не мешало бы сбросить. Поскольку мне не хотелось быть "полнотелой красавицей", как говорила бабушек Василиса. Но, как утверждает статистика, девяносто процентов израильских "яфот миот" думали, что на свете нет девушек прекрасней. Всем бы такую самоуверенность.
  Пробовали мы и израильский фаст-фуд, который был ощутимо более здоровым, чем привычные нам американские хот-доги и гамбургеры. У них не было отдельных забегаловок, ларьки с "быстрой едой" стояли прямо на улице, как у нас в России - ларьки с развесным мороженным. Илья порекомендовал нам с Ликой питу с фалафелем, заправленным баклажанно - чесночным хумусом. Это было действительно вкусно. Пита - это что-то вроде лепешки из пресного теста, фалафель, как я поняла, - какой-то продукт из натуральной сои, с виду напоминавший мясную фрикадельку, да и по вкусу тоже, а хумус - это очень густой соус. Вот такой полезный для здоровья израильский хот-дог. Научиться бы такой дома готовить.
  Когда я в полной мере осознала, что до отъезда остается буквально пара дней, я решила съездить в Иерусалим сама и купила билет на автобусную экскурсию. Однако наша туристическая группа, собравшись на положенном месте, не обнаружила автобуса. А через некоторое время пришел гид и заявил, что транспорт по техническим причинам задерживается, и экскурсия начнется только через два часа. Мы все, конечно, деланно повозмущались и отправились коротать это время кто куда: в ближайшие кафешки, ресторанчики, выставки и просто гулять по городу. Так как место встречи было недалеко от "Принцессы", я решила вернуться в номер. Открыла дверь, будто бы сама себе громко сказала, что я ненадолго вернулась из-за того, что автобус задерживается. А пройдя в спальню, я и застала визуальное подтверждение своим подозрениям: Лику с Ильей за весьма однозначным занятием. Они, конечно, красиво вместе смотрелись, ничего не скажешь. И что самое милое, они не собирались прекращать из-за того, что я пришла. Илья так вообще не обращал на меня внимания, скрывшись под одеялом. Когда я невозмутимо посмотрела в поддернутые поволокой возбуждения глаза Лики, меня охватило отвращение. Я сказала: "Прощай, золотая рыбка", забрала свой уже собранный к отъезду чемодан, бросила все купленные мною сувениры и необходимые в каждодневном использовании вещи в сумку и ушла коротать время до экскурсии на гостиничный обед.
  Поев блинчиков под шоколадным соусом и фирменного спелого израильского арбуза без косточек, я как-то немного успокоилась. Жизнь сразу стала мне вполне себе мила, я взяла себе ещё и чашечку крепкого кофе со сливками и закурила.
  Было вполне себе душевно, но я решила, что больше никогда не буду заедать стресс. Не дай Бог, я стану похожей на израильскую танцовщицу.
  Стоит признаться, что когда я второй раз увидела Лику с мужчиной, это не произвело на меня такого же сильного впечатления, как в первый. Мне не хотелось крушить все вокруг, впадать в истерику и обзывать её неблагопристойными словами. Нет, конечно, я сильно нервничала. И рука с сигаретой тряслась. А ещё до слез было обидно, что мне она отказала, хотя, как мне казалось, тем примирением в кафе мы возобновили наши отношения. Но, наверное, мне это только казалось. Может быть, она решила мне отомстить? Показать мне мое место?
  Вполне возможно, что это я для неё была просто гомосексуальным экспериментом. И не более того.
  - В тысяча девятьсот восьмидесятом году Израиль объявил Иерусалим своей единой и неделимой столицей, - начал гид, но я пропускала экскурсию мимо ушей. Меня мучили мои боли, как всегда, когда я из-за чего-то сильно волнуюсь. Автобус был весьма комфортабельный, с мягкими уютными креслами и оснащенный кондиционерами, но как и любой наземный транспорт, его качало и трясло, что боли только усиливало. Я не сдержала стон.
  - Душенька, вам плохо? - спросила моя соседка. Пожилая женщина, лет шестидесяти, которая всем своим видом походила на чопорную английскую леди. Наверное, это из-за аккуратного голубого костюмчика и изящной шляпки. Про себя я окрестила её мисс Марпл.
  - Да, - призналась я. - У вас нет обезболивающего?
  Мисс Марпл открыла свою маленькую сумочку - клатч и извлекла оттуда упаковку анальгина.
  - Пожилой женщине не стоит выходить на улицу без лекарств, - пояснила она и выделила мне таблетку.
  Выпив анальгин, я сразу почувствовала себя лучше. Наверное, это был эффект Плацебо.
  Но минут через пять боли действительно прошли, и я снова вернулась в реальность.
  До Иерусалима мы ехали долго. Видимо, я настолько привыкла к машине Ильи, что автобусная поездка из одного города в другой казалась мне слишком долгой. А ведь ехали от силы часа два.
  По Иерусалиму мы ходили пешком. Причем мы с мисс Марпл так и держались друг с другом, обмениваясь незначительными репликами. Сроднились за время поездки, наверное.
  Город этот был воистину прекрасен. Самое настоящее сердце Израиля. Думается мне, что если ты не был в Иерусалиме, то ты по-настоящему не познал эту страну.
  Мы начали экскурсию с Храма Гроба Господня, стоявшем на том самом месте, где некогда раскололась Голгофа, где был череп Адама, где можно было потрогать Пуп Земли, который похож на урну, и где можно увидеть место распятия и реконструированный Гроб Иисуса Христа. Атмосфера храма, пропитанная религией и историей, вызывала душевный трепет веры. В Иерусалиме невозможно не верить. Даже если ты закостеневший атеист.
  Были мы и у Стены Плача, которая, будучи стеной второго иудейского храма, храма Соломона, разрушенного римлянами, производила ошеломляющее впечатление. Представьте себе огромную толпу плачущих и молящихся людей. Мне даже самой захотелось пойти и поплакать с ними.
  Сейчас иудеи вряд ли плачут о том же, что и в те времена, когда их храм разрушили, когда их изгнали и им негде более молится, кроме этой стены. Хотя, наверное, у этих людей все равно проблем больше, и они намного масштабнее моих. Подумаешь, одинокая молодая девушка, подумаешь, не может иметь детей, подумаешь, мучается от каких-то болей. Зато руки и ноги у меня были целы, да и с головой все в порядке. Мои близкие живы и здоровы, у меня есть работа, деньги и любимое дело.
  Эта мысль придала мне сил, и я почувствовала уверенность в том, что мне есть за что благодарить Бога.
  Оглянувшись и увидев христианский крест, увенчивающий купол храма, я перекрестилась и прошептала всего два слова: "Прости. Спасибо".
  И молча пообещала больше не делать глупостей. К примеру, не влюбляться в девушек.
  С точки зрения веры это было неправильно. Бог, создавая нас, этого не хотел. А мне не хотелось обижать Бога, потому что именно в этом городе, стоя на этом самом месте у Стены Плача, я почувствовала искреннюю благодарность Ему.
  - Знаете, душенька, - слегка смутившись, сказала мне мисс Марпл. - Вы сейчас прямо просветлели как-то. Думаю, вы поняли что-то очень важное. Хотелось бы и мне уяснить для себя что-то значимое. Все-таки возраст уже подошел, а в жизни я так по-прежнему не поняла чего-то такого.
  Я радостно улыбнулась и ответила ей, что это место волшебное и что здесь она все поймет, решит все вопросы и вернется домой со спокойной душой.
  Тем временем, гид решил нам дать нам двадцатиминутную передышку и разрешил побродить по городу и купить сувениров. Я уверенным шагом отправилась к лавке с серебром, думая, что именно там мне стоит купить подарки маме и папе. В благодарность за то, что они спонсировали это мое путешествие. Ну, и за то, что они у меня есть, разумеется.
  Хамса сразу же приковал мой взгляд. Это был серебряный оберег в форме человеческой руки.
  Торговец сразу же все мне рассказал про тот, который я выбрала. А выбрала я самый дорогой, стоивший приблизительно треть моей месячной зарплаты. Хамса - это оберег на счастье. Выбранный мной оберег был выполнен из червленого серебра и украшен камнем с каких-то древних раскопок, приносящим здоровье и исцеление. Этот оберег я решила купить себе, поскольку никто из моих родных, в отличие от меня, не страдал от мучительных болей и болезней. Купила и с радостью повесила на цепочку рядом с крестом, искренне уверовав в то, что он мне поможет. А в качестве подарка родителям я тоже выбрала хамса, купила такие же, как мой, из червленого серебра, только с бирюзой. Стоили они гораздо дешевле, но были даже красивее.
  После того, как вся наша группа собралась, мы отправились в Русское подворье. По словам нашего гида, эти земли раньше принадлежали России, но один из наших любимых политиков советских времен выменял их на апельсины. Гид наш вообще оказался человеком с юмором, и, рассказывая нам о Масленичной горе, в подножии которой мы и находились, постоянно шутил насчет нового мессии, который должен с неё сойти. И насчет самого дорогого кладбища, которое было таковым только потому, что по преданию, похороненные здесь воскреснут первыми. Видели мы и Гефсиманский сад, в котором до сих пор цветут те восемь олив, посаженные ещё в первом веке нашей эры. Именно в этом саду происходило знаменитое Моление о Чаше.
  После прогулки по Русскому подворью, время нашей экскурсии по Иерусалиму истекло, мы вернулись в автобус и поехали к озеру Кинерет. Когда мы выехали за черту города, я не сдержала слез. Мисс Марпл пыталась меня успокоить и ласково гладила свою "душеньку" по голове. Она уверяла меня, что все будет хорошо и что важен не сам город, хотя он, безусловно, прекрасен и внушает благоговейный трепет, а те впечатления и выводы, которые я вынесла после путешествия.
  И я поверила.
  Когда мы подъехали к озеру Кинерет, я не сдержала стона восхищения. Огромное озеро ромбовидной формы с темной водой, противоположный берег которого был еле виден, манило меня к себе.
  Гид рассказал нам о том, что это - то самое озеро, по воде которого ходил Иисус. Но при этом, Кинерет - любимый курорт израильтян и купаться в нем можно. Погода к вечеру была не ахти, небо затянуло тяжелыми облаками и стало настолько прохладно, что все в группе надели легкие куртки.
  Кроме меня, разумеется. Я переоделась в автобусе и счастливо полезла в воду. Этакая безбашенная русская туристка. Чувствовала я себя так же, как и язычники при крещении Руси. Принимая в себя что-то новое, забывая прежние невзгоды и проблемы, я минут пятнадцать плавала в темных водах озера Кинерет. Не знаю уж, чем там гид занимал все это время мою группу, но, когда я вышла из воды, никто не возмущался. А моя мисс Марпл похвалила меня за смелость и пожаловалась на то, что из-за своего плохого здоровья она не могла поступить так же. Она считала, что я все сделала правильно. Правда, и от других я периодически ловила одобрительные взгляды.
  Я чувствовала себя полностью обновленной и на пути к Иордану думала о том, что теперь насчет моего прошлого у меня будет полная амнезия. На Иордан мы посмотрели, не выходя из автобуса, потому что уже совсем стемнело, и даже пошел дождь. Уже изрядно утомившийся гид нам ничего особенного про него не рассказал: это просто река, в которой Иоанн Креститель крестил Иисуса Христа. И все.
  А потом нас отвезли в Эйлат. По дороге обратно я, накупавшаяся в Кинерет и уставшая за такое долгое путешествие, пригрелась в уютном кресле и заснула.
  Разбудила меня мисс Марпл уже в Эйлате. Какой-то молодой человек помог мне вытащить мой чемодан из автобуса, с соседкой мы просто попрощались, так и оставшись друг для друга "душенькой" и "мисс Марпл", обычными попутчицами.
  Все разошлись, а я так и осталась стоять на тротуаре под дождем с огромным чемоданом и смотрела на отель "Принцесса Эйлата", в который мне так не хотелось возвращаться.
  Наконец я решилась, поймала такси и поехала в аэропорт, где благополучно сдала билет, купила новый и уже через час летела домой, в Санкт-Петербург.
  ... Питер встретил меня проливным дождем, холодными порывами ветра и по-осеннему высохшими пожелтевшими листьями. Родители по мне уже сильно соскучились. Похоже, им очень понравились мои подарки - обереги. Они тоже поступили, как и я, повесив их на цепочку с крестом. На счастье. Мама, знакомая с ювелирным искусством лучше моего отца, поняла, что это очень дорогие обереги, и по-настоящему была рада такому недешевому презенту. А папа просто был рад хорошенькой финтифлюшке. Думаю, ему вообще по душе больше пришлись магниты на холодильник, статуэтки в виде главных достопримечательностей и большая пивная кружка, купленная мною в Тимне, с фотографией камня - "гриба".
  По приезду из Израиля с Ликой мы не виделись. Теперь больше и не хотелось.
  Я понимала, что она ловко все обстроила. Ну, хотя бы она, наверное, так думала. Потому что забеременеть от одного мужчины и отдать дитя на воспитание другому - ход для русской женщины весьма банальный. А я была уверена, что так оно и будет. И от меня ей, скорее всего, ничего и не нужно было. Никаких отношений. Просто лететь в чужую страну одной ей не хотелось.
  И я, в какой-то мере, её даже понимала.
  Начались обычные трудовые будни в "Фениксе", хотя летние студенческие каникулы, конечно же, ещё не кончились.
  В один из теплых выходных я отказалась идти с родителями в кино на какую-то комедию и решила прогуляться в парке, который был в двух шагах от нашего дома. Во-первых, я решила, что нужно ловить погоду, а не жевать попкорн в душном помещении, а, во-вторых, мне почему-то хотелось остаться одной. В парк меня влекло неумолимо, я ощущала надежду на какую-то грядущую радость, которая обязательно придет, как только я зайду внутрь. В-третьих, моя мама думала, что я занимаюсь перенкуром, и разубеждать я её не хотела. Пусть думает, что я поправляю здоровье за счет длительных прогулок.
  Правда, мое здоровье уже ничем не поправишь.
  По пути в парк я решила, что обязательно пойду на озеро кормить уток, поэтому зашла в магазин и купила батон булки. Мне казалось, что я выгляжу очень забавно: такая солидная дама в темно-синем классическом плаще и с батоном в руках. Я не сдержала рассеянного смеха, представив, как смотрюсь со стороны.
  Я очень любила центральное озеро парка. Здесь всегда было много уток, и очень приятно было наблюдать за ними, скрывшись под кронами деревьев и сидя на берегу. Но такую роскошь можно было позволить себе только в очень теплую погоду. В тот день на озере не было никого кроме меня. Было хоть и тепло, но очень ветрено, а петербургский ветер всегда отличался промозглостью. К тому же, земля была уж очень холодной, на такой не посидишь. И берега размыло от непрекращавшихся в течение довольно долгого времени дождей.
  Я на максимально возможное расстояние подошла к краю, бросила в озеро кусок булки и посмотрела на воду. По ней побежали круги, на кусочек лакомства налетели утки, но она все равно неуклонно отражала облака, которые быстро-быстро проплывали по серо-голубому небосклону. Вдруг в отражении я увидела что-то странное, явно не походившее на облако.
  Я подняла взгляд на небо и увидела огромное сердце, взвившееся к небесам. Я сразу узнала этого воздушного змея и бегом поспешила на другую сторону озера.
  - Сашка! - воскликнула я, увидев того, кто этого змея запустил.
  Только вот он меня не узнавал, пока я не подбежала совсем близко.
  - Неля? - спросил Егоров, и я улыбнулась, увидев его недоумевающий взгляд.
  Он тоже улыбнулся, и его лицо сразу же приобрело столь любимое мной детское выражение.
  - Черт, Немоляева, как давно я тебя не видел, - сказал он каким-то надрывным тоном, будто бы ему очень горько говорить об этом, и обнял меня одной рукой, второй придерживая змея.
  Зато я обхватила его обеими руками и крепко прижала к себе.
  - Сашка, я так скучала, - прошептала я. - Почему ты именно сегодня решил запустить этого воздушного змея?
  - Я часто его запускаю, - рассмеялся Егоров. - Он ведь самый лучший. Просто ты нечасто появляешься здесь.
  Мы весь вечер гуляли по парку, скормили уткам весь батон булки и успели рассказать друг другу все, что с нами произошло за те два года, что мы не виделись.
  Несложно предположить, что у Сашки девушка все-таки была. Я, конечно, расстроилась, но решила не подавать виду. Мне не стоило забывать, что я обезображенная кукла, а он достоин самой настоящей идеальной Барби. Такой милахи с двумя светлыми кудрявыми хвостиками, огромными невинными глазами с длинными пушистыми ресницами, нереальными пропорциями, на высокий каблуках и, при этом, с умом академика. Я таковой не являлась и свои романтические порывы сдерживала. Кроме того, мужская психология несколько отличается от женской. Поэтому если я о нем все ещё думала как о принце на белом коне, то у него мой образ мог стереться с появлением новой женщины.
  И это было больно.
  Сашка рассказывал, что учится в Политехе, название факультета мне было не дано запомнить. Но его специальность явно была связана с физикой. Учился он на дневном отделении, поэтому не работал и наслаждался жизнью.
  Делать воздушных змеев он перестал, и я немало расстроилась, узнав об этом. Когда я попыталась узнать почему, Саша отмахнулся и, посмеиваясь, сказал, что его душа больше не парит в небесах. Я ему посочувствовала и поймала себя на мысли, что как никогда его понимаю.
  С того дня мы с Сашкой часто виделись. Свои выходные я проводила то с родителями, то с ним. Мы вместе ходили в кино на триллеры, мелодрамы и комедии, в кафе и рестораны, где вели философские разговоры о жизни и пробовали новую кухню, ходили даже на концерты "Fleur" и "Шмелей". Когда я была на работе, он часто заскакивал ко мне в "Феникс": то просто покурить, то угостить меня кофе в обеденный перерыв, то подстричься. Мне вообще нравилось возиться с его волосами. Они напоминали мне мех норки: такие же мягкие, шелковистые и отливали рыжиной.
  Мы почти всегда были вместе, и у меня в душе зажегся огонек надежды. А что если?..
  Летели месяцы. Но мои чаяния не оправдывались довольно долго, и я уже была готова опустить руки. Сашка всегда был мне хорошим другом и, наверное, ему суждено было им остаться.
  Как-то раз я, подумав, что опаздываю, принеслась в "Феникс" со скоростью лопасти вентилятора. Катя, наш администратор, была очень удивлена тем, что я пришла в свой выходной. Она напоила меня кофе с пирожными, мы посмеялись над моей безалаберностью и все бы хорошо, если бы Катя не напомнила мне о том, что результаты конкурса стилистов будут уже через неделю.
  Она, конечно же, верила в мою победу и искренне желала мне удачи, но из салона я вышла с явными признаками паники на лице.
  Решив, что Сашка - единственный, кто может успокоить меня в данной ситуации, я поехала в Политех. От качки в метро, да и от того, что я сильно разволновалась из-за этого конкурса, меня снова одолели мои загадочные боли. Кстати говоря, за последний месяц они стали просто невыносимыми, и иногда я часами лежала на диване и смотрела телевизор, боясь шелохнуться, чтобы не стало ещё хуже.
  Из метро я вышла, согнутая в три погибели и мечтала о том, чтобы где-нибудь лечь. Естественно, в середине ноября, когда в Петербурге холодно даже в зимнем пальто и когда уже прошел первый снег, это было невозможно. Но это не остановило меня против того, чтобы упасть на покрытую инеем скамейку в политехническом парке, прямо напротив входа в университет. Там я, обхватив себя покрепче обеими руками, ждала Сашу.
  Примерно через полчаса, когда я успела уже качественно окоченеть, он, наконец, появился. Один, хотя я втайне надеялась познакомиться с его девушкой. Для меня было загадкой, когда он умудрялся с ней встречаться, ведь все свое свободное время он проводил со мной.
  - Нелька, ты что тут делаешь? - немало удивился Сашка. - Пойдем, тут кафе хорошее недалеко, ты же замерзла. Сколько ты тут сидишь? Почему мне не позвонила? Я бы с пары смылся. Хотя бы внутрь зашла, глупая.
  Саша помог мне подняться, видимо, поняв, что мне не очень хорошо, и отвел меня в очень уютное кафе недалеко от Политеха. Оно было очень мило оформлено в теплых тонах, и в нем вкусно пахло выпечкой и свежесваренным кофе.
  - Займи нам место у окна, - сказал Сашка, кивая в направлении свободного столика. - Я сейчас все закажу и вернусь.
  Я робко улыбнулась и села за стол. Ко всем сашиным плюсам его галантность была немалым дополнением: он никогда не давал мне платить самой.
  Вернувшись, он предложил сыграть в игру. Хотя бы на то время, что мы ждали заказ.
  Я решила не соглашаться, пока не узнаю правил. Сашка рассмеялся и ответил, что правил фактически нет. Игра состояла в том, что игроки задавали друг другу вопросы, и единственным условием являлось то, что ответы должны были быть максимально честными. То есть, либо не ври, либо не отвечай.
  Я согласилась. Эта игра явно была нам обоим на руку. Таким образом, мы могли выяснить друг у друга те вещи, о которых умалчивали в повседневном общении.
  - Ладно, - кивнула я. - Давай сыграем. Ты предложил - ты и начинай.
  Сашка задумчиво почесал затылок. Это, наверное, была у него самая милая привычка. Причем делал он это так усердно, будто пропалывал грядку.
  Ну, хорошо, что ему лучше думалось в такой позе. Вот если бы он бился головой об стену ради очередного озарения, то в общественных местах могли бы возникать проблемы.
  - Начнем с простого, - Саша коварно улыбнулся. - Почему ты перестала быть готом?
  Этого вопроса я не ожидала. Подумав, как бы очень обтекаемо всю правду рассказать, я начала отвечать:
  - Ой, ну, этот вопрос действительно несложный. Дело в том, что когда я лежала в больнице, со мной произошло то, что перевернуло мою жизнь с ног на голову. Я не могу тебе сказать что именно, это проблемы по женской части. Тогда я слушала песню "Формалин", ты наверняка её помнишь. Я ходила по больнице в своем плюшевом синем свитере и напевала строчки: "У меня её лицо, её имя, свитер такой же синий, никто не заметил подмены" и чувствовала себя совершенно другим человеком. Словно прежняя я осталась плавать в Неве на выпускном. В общем-то, я так и осталась пленницей своих стереотипов. Только стереотипы изменились.
  - Хорошо, "отлично" в зачетку, - кивнул Сашка. - Теперь твой вопрос.
  Я тщательно обдумала, что у него спросить. Меня всегда смущали нестыковки в его рассказах, нужно было вывести Сашку на чистую воду.
  - Расскажи мне свою историю. Ты всегда молчал о своем прошлом. И кроме того, что ты живешь с отцом, я ничего о тебе не знаю.
  Сашу это вопрос явно ввел в состояние транса, потому что он довольно долго молчал, устремив задумчивый взгляд в пустоту.
  Настолько долго, что нам уже успели принести заказ в виде двух чашек с американо со сливками и двумя кусочками пирога. Но не думаю, что мы на этом должны закончить игру.
  - Это пирог с ветчиной и сыром, - вдруг ожил Сашка. - Я уверен, что тебе понравится. Значит, так. Честно говоря, я не думал, что мне придется кому-нибудь рассказывать эту историю. Она, в общем-то, и мне не особо приятна. Но если ты, правда, хочешь...
  - Очень вкусный пирог, - перебив его, сказала я и улыбнулась. - И я действительно хочу все услышать. От начала до конца.
  - В общем, у моего отца была сестра Нина и брат-близнец Толя. Жили они все в деревне под славным городом Ярославлем, с моей бабушкой Шурой. Тетя Нина была старшей, поэтому она первая уехала в Ленинград, когда ей было 14 лет. Там с учебой у неё не сложилось, и она пошла работать поваренком на одно очень солидное предприятие. Стоит отметить, что тетя Нина очень быстро продвигалась по карьерной лестнице, я уж не разбираюсь в поварской иерархии. Вышла замуж, родила дочь Аню, но с мужем у неё не сложилось. Он запил, и она ушла от него. Им с дочерью дали на двоих квартиру, недалеко от "Удельной", однокомнатную и, соответственно, не особо просторную. Но, тем не менее, когда к ним приехали жить уже отслужившие мой отец с дядей Толей, они их приютили. Дядя Толя поступил в училище, а мой отец пошел на заработки. Со временем начал встречаться с хорошей девушкой по имени Оля. Сейчас уже все говорят, что они сильно друг друга любили. Но тогда тетя Нина с дядей Толей отвадили его от неё. Ольга в детстве переболела менингитом, а они сочли, что у моего отца может родиться ребенок - дурачок, и отговорили его жениться на ней. Все бы хорошо, да отец мой запил от отчаяния. Попал в какой-то "клуб по интересам", где и встретился с моей матерью, алкоголичкой со стажем. Ученые тетя Нина и дядя Толя и здесь попытались влезть в его личную жизнь, но тут он взбрыкнул и ответил им: "От Ольги меня отвадили, а на Галке я женюсь!". Но, к счастью, жениться не успел. Сел за кражу. На десять лет. Вот уж не знаю, что он украл и у кого, говорит только, что подставили его. Не один на дело шел, с парой друзей из своего "клуба по интересам". А тем временем родился я. Мать свою я не знаю и не помню, умерла она, когда мне было пару месяцев отроду, а оказался я на руках у тети Нины. Впрочем, поднимать ещё и меня она не могла, у самой дочь была на руках, да и дядя Толя, к тому же, который хоть и учился, но тоже работать пошел. Тяжелые времена были. Короче, забрала меня к себе, в Волгоград, моя бабушка по матери, Люда. Жила она за чертой города, в своем доме, со скотиной, поэтому вырастила меня с деревенской закалкой. Все по хозяйству умею делать, даже корову доить. В школу меня бабушка волгоградскую ходить заставила, в которой раньше сама литературу преподавала, - тут Сашка рассмеялся и резко прекратил, словно вспоминая о чем-то. - Говорила, что в деревенской школе ничему не научат толковому, говорила, что я у неё больно умный вырос. Тетя Нина с дядей Толей ко мне часто приезжали, хоть и далеко им ехать было-то. Они меня баловали, книги привозили, игрушки, одежду фирменную. Тогда такие вещи ух как ценились в деревушке под Волгоградом... Только не говорил мне никто, что отец мой жив. Бабушка сказала мне, что родители мои умерли. Я и не возникал по этому поводу. А вот взрослый стал, четырнадцать лет мне было, начал в разговорах тети Нины с бабушкой понимать кое-что. А главное, что я понял, это как раз то, что отец мой вышел, зубы золотые на нормальные протезы поменял, да пилораму в пригороде купил. Но не поехал я тогда к отцу, хоть и хотелось узнать, кто он и почему сразу ко мне не приехал, почему писем не писал никогда. Через пару месяцев отец сам меня забрал, думаю, тетя Нина с ним поговорила. В школу петербургскую хорошую устроил, всем, чем хочу, заниматься разрешил. Только вот в доску родными мы почему-то не стали. Нет, мы, в принципе, с ним нашли общий язык. Он от меня никогда ничего не требовал, не пытался выбить мне зубы, когда я начал курить, но и за золотую медаль особо не похвалил, понимаешь. Ну, выпили мы с ним, обмыли медаль и порадовались. Мужикам своим с пилорамы похвастался. Только вот толку-то от этого? Как друзья живем. Кстати говоря, помогаю ему на пилораме, не тунеядствую. Работа тяжелая, конечно, но нерегулярная, а деньги мне все-таки нужны. С тетей Ниной, мы, наверное, роднее всего. Она к нам с отцом часто приходит, то в квартире приберет, то вкусное приготовит что-нибудь. Вот так вот.
   Честно говоря, я была несколько шокирована этим рассказом.
  - Да, Сашка, не ожидала. Зачтено. Прямо таки целый роман, - ошеломленно произнесла я. - Ладно. Твой вопрос.
  - Сейчас я тебя спрошу о том, что меня волнует давно, - сказал он, прищурившись. - Почему ты перестала со мной общаться после выпускного? Два года ведь прошло, Нель. А ты ведешь себя, как ни в чем не бывало.
  - Я боялась этого вопроса, - честно ответила я и нервно закурила. - Не в бровь, а в глаз. Ну, так уж и быть. Наверное, тебе действительно следует об этом знать. В общем, после выпускного я так и не встала с постели. Меня мучила совершенно жуткая боль, будто стальной клинок в живот вставили и поворачивают против часовой стрелки. Уехала с этим в больницу. Там мне поставили очень страшный диагноз, - я поморщилась, не желая раскрывать опасные факты. Я всегда думала, что бесплодие женщины развязывает мужчинам руки, и решила Сашке об этом все-таки не говорить. - Нет, у меня нет смертельных заболеваний. И по мне, наверное, ничего не заметно. Но то, что я умею терпеть боль, не значит, что я не больна, Саш. Нельзя сбрасывать это со счетов. Сначала я хотела продолжить с тобой общение, у нас ведь даже что-то наклевывалось, но потом я поняла, что не хочу портить тебе жизнь. Представь, что я воздушный змей, сделанный из несбалансированных неправильно соединенных палок, который постоянно кренится. Если вообще взлетает в воздух. А тебе нужен правильно сделанный змей, сконструированный профессионалом. Я неправильная, а сделать тебя счастливым может только идеальная девушка. Я пыталась отвлечься от всех размышлений о будущем, ушла в учебу и работу. Вокруг меня всегда были и будут люди, которые думают, что живут вечно, и у которых всегда есть планы на завтра. А у меня их нет. Я не знаю, что со мной будет, и не хочу об этом думать. Точнее, нет, не так. Я боюсь об этом думать, потому что мое завтра не будет таким же, как у тысяч людей вокруг.
  Я закончила и вопросительно посмотрела на Сашку. Зачтено ли мне?..
  - У меня есть к тебе ещё тысяча вопросов, - качая головой, сказал Саша. - Но правилам игры сейчас спрашиваешь ты. А я не люблю нарушать правила.
  - Ладно, перейдем на более простой лад, - я хитро улыбнулась. - Где же твоя девушка? И почему ты не хочешь меня с ней познакомить?
  Саша удивленно на меня посмотрел.
  - Какая девушка?
  Я недоверчиво цокнула языком.
  - Когда мы встретились тогда, в парке, ты мне сказал, что ты с кем-то встречаешься. Уж не с мальчиком ли?
  Сашка рассмеялся, а, отсмеявшись, заказал у проходящей мимо официантки два молочных коктейля.
  - Нет, с мальчиком я не встречаюсь. Как ты могла подумать? - он ещё раз зашелся в радостном смехе. - На первом курсе я встречался с одногруппницей Алиной Федосеевой. Очень милая девушка, умненькая, ничего сказать не могу. Но у нас с ней как-то не сложилось. Наверное, мы просто не были влюблены. Или нас разъединила совместная учеба. Я часто помогал ей на тестах и зачетных работах. Видимо, она не могла со мной встречаться из-за того, что я умнее неё. Мы расстались ещё в конце первого семестра. Она завалила сессию и была исключена. С тех пор мы с ней больше не виделись.
  - Так зачем ты сказал мне о ней тогда? - я была не на шутку удивлена.
  - Чтобы не ударить лицом в грязь, - Сашка пожал плечами. - Я был абсолютно уверен, что в универе ты нашла себе какого-нибудь симпатичного перспективного журналиста. Пойми меня, Нелька, я простой деревенский парень. Я же не мог сказать: "Я по тебе все ещё страдаю, поэтому у меня никого нет". Надо было производить впечатление.
  Я хлопнула себя ладонью по лбу.
  - Черт, Сашка, какой же ты дурак! - в сердцах воскликнула я. - Ведь все могло быть намного проще!
  
  ... Мы с Сашей уже полгода встречаемся и снимаем отдельную квартиру. Зарабатываем и я, и Саша, нам помогают и мои родители, и сашин отец.
  Часто Сашка подшучивает над тем, что нам пора готовится к свадьбе. Думаю, что, возможно, он и правда хочет на мне жениться. Он знает о моей проблеме. Я даже не предполагала, что он примет её так стойко и спокойно, только и сказав: "А мы все равно попробуем". Взгляд его тогда отливал холодной решимостью, и я снова ощутила себя окруженной разбойниками с навахами. Только теперь эти разбойники меня защищали.
  Конкурс стилистов я не выиграла к своему большому сожалению. Победила какая-то москвичка, которая сделала ставку на неадекватные прически, яркие кислотные цвета и костюмы русалок. Я же заняла почетное второе место, и "Феникс" получил подарок в качестве нового статуса салона, в котором работает почти победительница конкурса, и двести тысяч рублей на закупку новых красок, оборудования и всяких парикмахерских принадлежностей вроде кисточек и ножниц разных видов. В салоне мне чествовали как настоящую победительницу, и, признаться, мы устроили неплохую вечеринку по этому поводу.
  Совсем недавно ко мне в "Феникс" забегала Инна Сиротина, чтобы подстричься перед днем рождения. Если опустить всякую милейшую женскую болтовню, то была одна тема, которая меня несколько задела.
  Инна общалась с Ликой, поэтому она мне все доложила. Оказалось, что Лика с Ильей живут в Москве, поженились, и у них совсем недавно родилась дочь. Недоношенная, правда, но крупная и хорошенькая. Очень похожа на маму, глаза у неё такие же глубокие, темно-синие. Назвали дочку Еленой. Про себя я отметила, что моя золотая рыбка не исполнила мое третье желание, но естественно, не сказала об этом Инне. Сиротина очень сильно удивлялась тому явлению, что меня не было на свадьбе. А ведь Лика говорила, что я буду её свидетельницей.
  Когда Инна сказала об этом, мне сразу вспомнилось, как пару месяцев назад мама принесла мне письмо от Лики. В нем было приглашение на свадьбу и предложение стать крестной мамой её будущей дочки. Посовещавшись с Сашей, я решила не ехать. Мне вообще не хотелось, чтобы нас с Ликой что-нибудь связывало. Это время мне казалось бесконечно далеким. Если бы я согласилась посетить бракосочетание, все снова могло пойти по кругу, а мне это казалось ярчайшим воплощением бессмысленности. Надеюсь, что у Леночки все-таки будет крестная мама. И она будет намного лучше, чем я.
  
  Эпилог
  
  В июле мы взяли отпуск и решили отправиться в гости к сашиной бабушке. Я давно хотела познакомиться с Людмилой Михайловной, Саша рассказывал о ней с такой любовью и трепетом, что мне казалось, что она мгновенно станет мне столь же родной, как и он сам.
  Добротный купеческий дом, у которого Саша попросил остановить машину, я узнала сразу. Именно так Егоров его и описывал. Большой, из крупных грузных бревен, с яркими цветными наличниками и флюгером в виде петуха, дом казался мне самым уютным местом на земле.
  От Волгограда до деревни мы ехали довольно долго. И хорошо, что Сашка предложил поймать частника. А то, по его словам, от станции мы бы шли пешком часа четыре.
  - Как же ты тогда ходил в волгоградскую школу? - удивившись, поинтересовалась я, когда мы забирали вещи из машины.
  - Не бери так много, тебе же тяжело будет, - сказал Сашка и забрал у меня пару увесистых пакетов. - Дело в том, что у нашего соседа, дяди Коли, машина была. Он каждое утро на работу ездил в Волгоград и меня до школы добрасывал. Вставать, правда, приходилось на полтора часа раньше, чем моим одноклассникам.
  Людмила Михайловна почти выбежала из дома нас встречать и мгновенно прильнула к Сашке, крепко обнимая его.
  - А вот и бабушка, - прокомментировал он с улыбкой.
  - Сашенька, сыночек, - приговаривала она радостно. - Как же я соскучилась!
  - Бабушка, - расцеловав Людмилу Михайловну в обе щеки, Саша решил представить меня. - Это Неля, моя невеста.
  Людмила Михайловна повернулась ко мне, и я не сдержала ликующей улыбки. Я знала, что когда-нибудь наши пути пересекутся, потому что ничто в жизни не бывает случайно. В этой маленькой сухонькой старушке в цветастом халате и шлепанцах, с седым тугим пучком на затылке и довольно строгим взглядом учительницы, теплевшим с каждой секундой, я узнала свою мисс Марпл, с которой мы познакомились на экскурсии по Иерусалиму.
  - Душенька моя, - пораженно прошептала Людмила Михайловна. - Вы ли это?
  - Да, Людмила Михайловна, - только и ответила я.
  Саша удивленно смотрел то на меня, то на бабушку. Видимо, никак не мог взять в толк, откуда мы можем друг друга знать.
  Людмила Михайловна перекрестила меня и крепко обняла.
  - Какая я уж тебе Людмила Михайловна. Зови бабой Людой. Поздравляю тебя, душенька, - сказала она. - Сашенька хороший выбор сделал! Пойдемте, ребята, чай пить, а то остынет.
  Пока баба Люда разливала нам чай и резала пироги, мы с Сашкой разбирали вещи, и я рассказывала ему, при каких обстоятельствах познакомилась с его бабушкой.
  Кстати говоря, баба Люда выделила нам одну комнату на двоих. Саша, смеясь, сказал мне, что его бабушка - бабушка очень строгих правил, и уж если она на такое решилась, значит, я ей действительно очень нравлюсь. Чему я была, естественно, очень рада.
  Чай бабы Люды был необычайно вкусным, я такой никогда не пила. Даже у бабушки Василисы. Во-первых, он был как будто с дымком. У него был металлический привкус, и от него сильно пахло дымом, что было по-настоящему здорово и как-то даже атмосферно.
  - Это потому что я его кипячу в кастрюле на открытом огне, - довольно объяснила баба Люда. - Где ещё такой чай попробуешь?
  Во-вторых, в него явно были добавлены какие-то травы. Мяту я ощутила очень явно, а вот с остальными разобраться не смогла. И совсем покорили мое сердце ягоды земляники в кружке.
  А про пироги со свежей черникой я вообще молчу, потому что это невозможно описать словами. Кусочки ватрушки с ягодами просто таяли во рту, и мы с Сашкой никак не могли остановиться.
  - Нелечка, - осторожно начала баба Люда. - Мне Сашенька писал, что ты нездорова. Ребеночка родить не можешь.
  Саша мгновенно отреагировал и притворно закашлялся, словно пытаясь остановить бабушку. Он вообще меня охранял от разговоров на опасную тему моей болезни.
  - Да, - несколько смутившись, призналась я. - Бывает такое в жизни. Но я надеюсь на чудо.
  - Как раз о чудесах я и хотела поговорить! - всплеснула руками баба Люда. - Есть у нас в деревне одна небольшая церквушка. Там хранятся мощи святого нашего, целителя Алексия. Говорят, взаправду лечат они.
  Почему-то этот замаскированный намек доставил мне радость. Я почувствовала прилив возбуждения, в душе медленно начал разгораться огонек надежды и я молящим тоном произнесла:
  - Давайте сходим туда сегодня?
  Саша сразу же отрицательно замотал головой.
  - Саш, пожалуйста, - начала я его упрашивать.
  - Нет, я думаю, что не стоит, - Егоров бы непреклонен. - Нель, кажется, у тебя телефон звонит. Вдруг из "Феникса"?
  Я ничего не слышала и была уверенна, что никто мне не звонит вовсе, но все же вышла из комнаты, восприняв это как просьбу оставить Сашу с бабой Людой наедине.
  Выйдя в коридор, я плотно прижалась спиной к стене и затихла, чтобы отчетливо слышать, о чем они там говорят.
  - Бабушка, ну, зачем ты так? - расстроено произнес Сашка. - Я думаю, что у нас все итак получится.
  - Господи, в кого ты вырос такой? - высказала баба Люда свое недовольство. - Все в семье - люди правильные, верующие, Бога чтят. Даже мамка твоя, пьяница, - и та верила в Боженьку! А ты в кого такой изувер-безбожник?
  - Давай не будем касаться вопроса моего научного атеизма. Пойми и ты меня. Неля и без этого в расстроенных чувствах постоянно из-за своей болезни. Нервничает из-за того, что детей иметь не может. Представь, что если она на это понадеется сильно, а все равно ничего не выйдет? Разве ты хочешь, чтобы ей ещё больнее было?
  Мои руки похолодели. Почему-то слушать этот разговор было очень неприятно, страшно и неудержимо хотелось заплакать. От сашиных речей я была готова впасть в отчаяние.
  Он явно не верил, что у нас что-то может получиться.
  По стене я опустилась на пол и села, обняв колени. В этой позе я чувствовала себя защищенной, словно куколка, коконом отгороженная от внешнего мира.
   Если он в это не верил, то зачем убеждал меня, что надо надеяться? Почему разрешал мне мечтать о том, что у нас когда-нибудь будет ребенок? Зачем вечерами, уютно устроившись на диване с чашкой какао, пролистывал со мной "Словарь имен"? Девочку мы планировали назвать Дашей, а мальчика - Ромой...
  - Не прав ты, сынок, - после долгой паузы каким-то усталым голосом произнесла баба Люда. - Нелька твоя в Бога верит. Это я ещё в Израиле поняла. Видел бы ты её тогда: она выглядела такой просветленной. Мощи-то действительно целительные. Помнишь, когда Алексий ещё жив был, царство ему небесное, я тебя к нему водила? Он ведь тебя от родимчика излечил.
  - Да не было у меня никакой эпилепсии! - воскликнул Сашка. - Что ты придумываешь-то?
  - Была, родной, была. Не помнишь, значит. Маленький ты был совсем. Вот что я тебе скажу, Неля о ребеночке мечтает. А если сильно верит, то Боженька поможет ей. Не поможет - значит, так хотела и так молилась. Разреши ей сходить в церковь со мной. Хуже не будет - это я тебе точно сказать могу.
  На этом они замолчали и спокойно продолжили пить чай.
  А я все также сидела на холодном деревянном полу в коридоре и не хотела к ним идти. Я уже сама не знала, верю ли я в то, что даже если у меня не будет детей, - в конце концов, в глубине души я с этим давно примирилась, - хотя бы что прекратятся мои боли?..
  От охватившей меня грусти я не удержалась и тихо заплакала.
  - Что-то Неля не идет долго, да? - напрягшись, сказал Сашка, и я услышала скрип отодвигаемого стула. - Пойду, поищу её.
  Шаги все приближались, а слезы никак не переставали катиться, хотя я настойчиво утирала их рукавом.
  Наконец Сашка опустился на корточках передо мной.
  Мы молчали. И я все также утирала слезы рукавом.
  - Пойдем в сад? - предложил он и помог мне встать. - Поговорим.
  Я молча кивнула, и мы вышли на улицу, где уже начинало темнеть и было зверски холодно, хотя баба Люда называла это "теплый вечер". В сумерках сад выглядел ещё прелестнее, чем днем. Он был будто бы обезображен светом, а сейчас представал в своей истинной красе. Мы вышли на крыльцо, сели на нижнюю ступеньку и оба синхронно закурили. Сначала я обиженно села на другой край ступеньки, но Сашка подвинулся и обнял меня за плечи.
  - Ты, правда, хочешь с бабушкой в церковь пойти? - утирая мои слезы, спросил он.
  Я кивнула, соглашаясь. Почему-то после того, как поплачешь, говорить всегда очень сложно.
  - Нелечка, ты не думай, что я не верю, что у нас все получится. Ну, что ты опять ещё пуще расплакалась? Нель... Подумай сама. Не будет ли тебе хуже, если все-таки не получится? Может, не стоит себя обнадеживать?
  - Я верю в то, что произойдет чудо, - надрывным от слез голосом ответила я. - Я это сразу поняла, когда услышала предложение туда сходить. Знаешь, Саш, хуже мне станет, если я упущу эту возможность. Если я перестану верить в то, что все будет хорошо.
  Сашка чуть-чуть помолчал, задумчиво глядя на вишню, выбросил окурок и нежно меня поцеловал.
  Я решила, что это означает его поддержку.
  Этим вечером идти куда-либо было уже поздно, к тому же мы очень устали после поездки и поэтому пораньше легли спать. Видимо, мы были настолько утомленными, что долго не могли заснуть. Мы не разговаривали, не ворочались, просто лежали, обнявшись, и думали о своем, пока нас не одолел сон.
  Как и рассчитывала баба Люда, в её доме все было очень целомудренно.
  Когда мы встали ранним утром, бабушка отправила Сашку корову доить. Я попросилась вместе с ним, думая, что это зрелище может быть весьма забавным.
  - А как вашу буренку зовут? - осведомилась я, когда мы подходили к коровнику.
  - Агата, - ответил Саша и открыл дверь.
  Внутри стояла рыжая корова с большим розовым носом и настороженно оглядывала нас своими томными глазами, и Саша не спешил к ней заходить.
  - Не любит меня эта корова, - объяснил он свое промедление. - Прежняя Агата добрее была.
  Сашка начал обмывать корове вымя, и я чуть-чуть покраснела.
  - А почему Агата? Необычное имя для коровы.
  - Да бабушка очень Агату Кристи любит, - пояснил Саша, подставив небольшое ведро под живот Агаты.
  Я рассмеялась и рассказала ему, что раньше про себя называла бабу Люду мисс Марпл, потому что она в своем небесно - голубом костюмчике походила на самую настоящую английскую леди.
  - Хочешь, я тебя научу корову доить, фантазерка?
  - А давай, - сказала я и попробовала подергать корову за вымя, на что Агата обернулась и очень выразительно на меня посмотрела.
  Процесс дойки мне решительно не понравился. Я никак не могла отделаться от ощущения, что дергаю кого-то за грудь, и Сашка все время надо мной посмеивался. Он сжимал мою руку, помогая мне сцеживать молоко, но я все равно делала это очень неумело и чересчур осторожно.
  - Эх, доярка из тебя никакая, - когда мы набрали полведра, сказал Саша. - Зато теперь у тебя есть бесценный опыт.
  Стоило перетерпеть такие мучения, чтобы на завтрак у меня было настолько вкусное молоко к блинам. Баба Люда с умилением глядела на нас, уплетающих еду за обе щеки. Она тоже, как и моя бабушка, считала, что городские - слишком уж тощие.
  А после завтрака мы начали собираться в церковь. Баба Люда долго перебирала мою одежду и пришла к выводу, что в этом всем идти мне нельзя. Тогда она решила найти для меня что-нибудь в своем шкафу. Минут через десять она принесла мне серое платье по колено с длинными, полностью скрывающими большой палец, расклешенными рукавами и высоким горлом. Честно говоря, я поразилась, что у бабы Люды есть такие стильные вещи. Но потом вспомнила, что раньше она работала учителем, и, наверное, это платье она носила в школу в качестве официального наряда. И, скорее всего, под пиджак. Я убрала волосы в тугой пучок и повязала на голову косынку. Завершив все приготовления, я не удержалась и глянула на себя в зеркало. Признаться, впечатления были странные. Я вдруг показалась себе чистой и непорочной, как ангел. Только вот глаза смотрели как-то настороженно, будто бы боялись, что их обидят.
  Я через силу улыбнулась, подумав о том, что в вере не бывает обмана. И Господь ничего просто так не делает.
  А судя по количеству испытаний, выпавших на мою долю, Всевышний меня точно любит.
  Баба Люда ждала меня на крыльце, где с упоением кушала семечки.
  - Вот гадость, - сказала она. - Начнешь их лузгать - и остановиться не сможешь!
  Сашка разводил на участке костер. Обещал, что к нашему возвращению обед будет уже готов.
  Когда я подошла к нему перед тем, как выходить с участка, Саша посмотрел на меня несколько необычно. Я даже примерно не могла понять, что именно он чувствует в этот момент.
  Он погладил меня тыльной стороной ладони по щеке и тихо-тихо, так чтобы бабушка не услышала, произнес:
  - Я доверяю тебе. Если ты веришь, что после этого похода тебе станет лучше, то я тоже в это верю. Что бы там ни произошло, знай и помни только одно: я тебя люблю любой.
  Я взглянула на него немного растерянно. Неужели он думает, что я в этом сомневаюсь?..
  Я ободряюще улыбнулась ему, и пошла вслед за бабой Людой, чувствуя, что меня ждет что-то очень-очень важное.
  До церкви мы шли примерно с полчаса. Путь наш пролегал по лесной тропинке, но иногда мы попадали в бурелом. Я старалась пролезать через ветки очень осторожно, чтобы никак не повредить платье, а баба Люда посмеивалась над моими стараниями и просила "не беречь старье". Но мне мой наряд казался вещью весьма значительной. За этим простым серым платьем явно стояла целая история, и чувствовала себя причастной к ней, хоть и самую малость.
  В конце концов, мы вышли из леса к кладбищу, в центре которого и стояла маленькая деревянная церквушка. Могилки там были простые, с деревянным крестами, и редко где встречались цветы.
  Перекрестившись, мы зашли в церковь. Икон в ней было не много, и не было в ней столь привычного городским жителям роскошного иконостаса. Все было очень просто, но почему-то покоряло и располагало к себе своей скромностью.
  - Вон там, у аналоя, стоит наш батюшка, - баба Люда кивнула по направлению священника, стоящего перед маленьким наклонным столиком. - Отец Андрей. Пойди к нему и исповедуйся. Хорошо?
  Я почувствовала себя немного скованной и испуганной. Давно же мне каяться в грехах своих не приходилось!
  Я неуверенным шагом подошла к отцу Андрею.
  - Батюшка, можно у вас исповедоваться?
  - Как зовут тебя? - спросил он и ласково посмотрел на меня.
  Я почему-то сразу почувствовала доверие к нему, и страх как-то сам собой пропал.
  - Нелли, батюшка, - ответила я и склонила голову.
  - Да, говорила мне Людмила Михайловна, что невестка её будущая, из Петербурга, ко мне исповедоваться придет, - отец Андрей улыбнулся. - Но не поверил я, старый. Думал, испортилась молодежь совсем, ан нет. Ладно, дитя мое, - батюшка накрыл мою голову епитрахилью. - О чем исповедоваться перед Богом хочешь?
  - Во многом мне исповедоваться надо, батюшка, - я тяжело вздохнула. - Начну с греха своего главного. Даже не знаю, как вам и сказать о нем...
  Я замялась. Тяжело со священнослужителем о таких вещах разговаривать.
  - Не бойся, Нелли. Забудь о том, что я человек, ладно? Я лишь свидетель перед Богом. А теперь вспомни тот грех, за который совесть твоя больше всего тебя упрекает.
  - В общем, батюшка, не была я ни в мыслях своих, ни в делах целомудренна. Страшно сказать мне об этом, но я девушку любила. Мы с ней долго встречались, и жили вместе. Понимаю я, что грех это, и раскаиваюсь сейчас. Но тогда, когда мы вместе были, понять я никак не могла, как же любовь может быть неправильной? Как же такое чувство, как любовь, может быть от лукавого?
  - Знаешь, дитя мое, я человек старый и понять мне такое сложно. Как священник я говорю тебе, что неправа ты была перед Богом и перед церковью. Но чисто по-человечески я скажу, что любовь - чувство высшее и абсолютно неподконтрольное. Важно, что ты любила. Плохо, что в грехе жила. Но хорошо, что раскаялась.
  Много в чем я тогда батюшке покаялась, всего не перечислишь. Даже в том, что курю и что сквернословлю в расстроенных чувствах. На что отец Андрей ответил, что это уж совсем девушке не пристало.
  Батюшка помолился об отпущении грехов моих и прочитал "разрешительную" молитву.
  Я поцеловала крест и Евангелие, лежавшие на анолое, сложила руки ладонями вверх, вновь склонила голову и сказала:
  - Батюшка, благословите.
  Отец Андрей перекрестил меня и положил свою руку на мои ладони, и я прильнула к ней губами.
  - Людмила Михайловна говорила мне, что больна ты, - вдруг сказал батюшка.
  Я молча кивнула, удивившись, как я сама об этом позабыла.
  - Видишь, вот там ковчежец стоит? Там десница Алексия Целителя. Подойди к нему, поцелуй его и помолись. И болезнь твоя растает, как первый снег на горячей ладони.
  Я последовала совету отца Андрея и упала на колени перед ковчежцем. Перекрестилась, поцеловала его и попросила Господа Бога и Алексия об исцелении, о ребенке и поблагодарила за то, что Сашку моего от эпилепсии упасли.
  Верила я бабе Люде, что вылечил его Алексий Целитель. Саша у меня такой, упрется - хоть кол на голове теши!
  Попрощавшись с отцом Андреем, мы с бабой Людой вышли из церкви. Я чувствовала себя невесомой, как пушинка, на душе было так свободно и легко, что хоть плачь от светлой грусти, хоть хохочи от беззаботности. Только не сделала я ни того, ни другого. Просто шла за бабой Людой по кладбищу и никак не могла сдержать радостной улыбки.
  Душа была наполнена благоговейным трепетом, и я верила, что теперь все будет хорошо.
  Вдруг баба Люда остановилась у одной из могилок.
  - Здесь сашкин дед похоронен, - пояснила она. - Костя мой.
  Бабушка уже хотела сесть на колени перед могилой, как вдруг услышала тихое рычание. Мы сначала даже не поняли, что это такое, но потом из-за креста высунул свой нос маленький щенок.
  - Охраняет могилу, видать, - рассмеялась баба Люда.
  Щенок осмелел и полностью вышел из укрытия. Он был очень смешной, поскольку его нос казался слишком уж большим для столь маленькой моськи. Кроме того, был он рыжий, пушистый и хвост у него был бубликом и лежал на спине, как у лайки. Совсем малютка, кстати говоря, глаза ещё подслеповатые, да и шел он неуверенно, покачиваясь.
  Я решила, что такая кроха вреда мне не сделает, и взяла его на руки. Щенок, как ни странно, затих и смотрел на меня своими маленькими темными глазками почти влюблено.
  - Знак это, - прошептала баба Люда и одобрительно кивнула. - Знаешь, говорят, чтобы Бог тебе ребеночка послал, надо животное бездомное пригреть. Вот ты его и забери. Чувствую, будет у тебя все, душенька.
  Я, впрочем, и так уже вознамерилась его себе забрать. Глаза этого маленького существа, пригревшегося у меня на груди, смотрели на меня все более любяще с каждым мгновением.
  Да и в конце концов, не оставлять же такого маленького беззащитного щенка на кладбище одного?
  Я сдернула с головы косынку, завернула его в неё, и мы с бабой Людой отправились обратно, домой, той же лесной дорогой. Ноги несли меня сами, а я думала о другом.
  Думала о том, что Сашка ждет меня дома счастливую и жарит шашлык. Думала о маме с папой, которые ждут нашей свадьбы и, наверное, робко надеются на чудо. Думала о бабе Люде, которая каким-то странным образом почувствовала, что я захочу сходить в церковь. Думала о всех о них, и о щенке, уснувшем в моих руках, и чувствовала, что очень сильно люблю их всех.
  А ещё теперь я точно знала, что у меня тоже будет завтра.
   2009
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"