На краю
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
-- Ненавижу ее!
Макс насупился смотря себе под ноги. Густые темные брови съехались к переносице, образовав вертикальную складку, а шапка сползла на глаза, превратив их в два неясных мерцающих угля.
-- Да будет тебе! - не унималась Надя, -- Не обращай внимания! Она просто ревнует, вот и бесится.
Надя еле поспевала за другом, увязая в снежной каше. Капюшон рыжей дубленки съехал на затылок и снег медленно таял на светлых, мерцающих от влаги волосах. Полупустой рюкзак шлепал по спине, словно подгонял, заставляя быстрее добраться до теплого дома.
-- Ревнует? - возмутился Макс, -- Но это моя мать! Как она может ревновать меня к отцу?
-- Потому что ты его слушаешь, а не её, вот почему.
Макс фыркнул.
С отцом у Макса действительно в последнее время были неплохие отношения, что не скажешь о матери. Эти полгода отец обитал у него в квартире, спасаясь от нападок жены и настроенной ею против него, младшей дочери Вари - сестры Макса.
Квартира парню досталась от бабушки - матери мамы. Старушка она была педантичная и строгая, но первенца дочери любила до безумия. Именно поэтому жилье подписала ему, а не дочке. Может, еще и поэтому, сын стал для той объектом недовольства.
Выливая весь свой негатив и проблемы с отцом на Макса, мать делала все для того, чтобы он стал ее ненавидеть. Макс устал от ее бесконечных звонков по телефону, от тяжелых разговоров, от упреков и наездов. Каждый вечер он ждал с ужасом. В свои двадцать он настолько устал от жизни, что все казалось бессмысленным, пустым, наигранным, как в плохой театральной постановке.
-- Надоело все, пойти что ли с крыши сброситься? --Голос его был усталым, но последнее слово он произнес уже с явным интересом, словно этим, решил немного себя развлечь.
-- Прыгают только эгоисты или сумасшедшие, -- пренебрежительно фыркнула Надя.
-- А так же уставшие от жизни и разочаровавшиеся в ней люди, -- уныло добавил Макс. Он медленно брел в горку, словно грейдер загребая снег "камелотами, помогая Наде нести планшеты. Они монотонно били его по коленке, но он, казалось, даже не замечал этого.
-- Не прыгнешь. Я же тебя знаю, -- Надя старалась сказать это как можно ласковей, чтобы не обидеть.
-- Хочешь сказать, я трус?
В его голосе звучал вызов.
-- Я не это имела в виду, -- надулась девушка. Спор, что не говори, выходил дурацким. - Просто ты не такой....
Надя хотела сказать, что он сильный, умный и рассудительный, не способный на необдуманные поступки, но постеснялась. Посчитала, что выйдет пафосно и наиграно.
-- А какой? - расценив ее молчание по-иному, буркнул Макс.
-- Не прыгнешь - вот и все. Не знаю..., -- Надю раздражало его глупое упрямство. Надо же такое было выдумать!?
-- Мы с Ником недавно по подъездам шарились, нарыли один, еще без кодовой двери. Надо будет посмотреть есть ли там выход на крышу. Ник хотел там зависнуть.
Максим искоса глянул на подругу, ожидая ее реакции. Он сказал это специально, что бы проверить.
-- Твой Никитос, того, ку-ку, истеричка малолетняя.
Надя поморщилась. Никита, друг Макса был на два года моложе, хоть и учились они в одной группе.
-- И где этот ваш дом? - как бы между прочим, спросила она.
-- Мы его только что прошли, -- ухмыльнулся Макс.
Девушка обернулась на еле заметную из-за снегопада многоэтажку. Оранжевые квадраты окон висели в воздухе, как на картине сюрреалиста.
-- Дураки, это же опасно! - Надя всегда боялась высоты и сейчас мысль о том, что парни полезут на крышу приводила ее в ужас.
Макс фыркнул.
-- У Ника недавно друг сиганул, помнишь? Он тогда сам не свой неделю ходил.
Голос девушки дрогнул, когда она представила маленькую фигурку, словно тряпичная кукла летящую вниз. Вот она долетает до земли, ударяется, чуть подпрыгивает от отдачи и навсегда затихает.
-- Ну и... Что, думаешь, мы испугаемся?
-- Макс, это уже не смешно! - Надя пихнула его маленьким кулачком в бок. Пуховик сработал "подушкой безопасности"
-- Обещай, что не пойдешь на верх, -- Надя остановилась, дернув его за рукав.
Макс тоже остановился и раздраженно подкатил глаза.
-- Я тебя знаю, ты все равно не сможешь этого сделать.
-- Лан, забей. Это мои проблемы, -- Макс обнял ее за плечи перетаскивая через колею наезженную машинами, поцеловал в макушку, попутно водружая капюшон на его законное место.
-- Теперь и мои тоже, между прочим, -- по-детски серьезно ответила девушка, перехватывая его руку на своей талии.
-- Ты ее слишком много слушаешь и слишком мало отвечаешь, -- Вспомнила она разговор о матери, -- Выскажи ей всё как-нибудь. Вот увидишь, потом лишний раз тебя не дернет.
-- Легко сказать! - уныло буркнул он, -- Она слово вставить не дает, а потом вообще с потрохами съест, да еще отцу нажалуется на меня и мне от него влетит.
-- И что, отец ей поверит? - возмутилась Надя.
-- Конечно поверит. Ты ее плохо знаешь. Она кого хочешь убедит, она прирожденный манипулятор. Ей бы рекламой заниматься.
Надя чуть не задохнулась от возмущения.
-- Ну у вас и порядки в семье! А по ней так вообще не скажешь, что пьет. Такая вся из себя деловая женщина! -- Надя вспомнила красивую, ухоженную блондинку с безупречной фигурой, идеальным маникюром и макияжем. Даже домашние тапочки она покупала на небольшом каблучке. Надя никогда не видела ее не накрашенной или растрепанной.
"Как ей это удается?"
-- Думаешь, мне легко, когда отчим напивается и орет на нас всех? Но даже я, умею ему ответить. Я однажды в него табуретом запустила. Он, правда, увернулся, но теперь ко мне лишний раз не цепляется.
Макс молча брел рядом и казалось даже не слышал, что она говорила. Зачем она, эта жизнь, если все вокруг друг друга ненавидят?
Тёплые струи света от фонарей, выхватывали из темноты медленно кружащиеся снежинки. Станцевав свой танец, они исчезали за его границей, словно пропадая в ином измерении.
Мело уже второй день. Городские коммунальные службы как всегда не справлялись с возложенными на них обязанностями. У них, как всегда, зима пришла неожиданно - в декабре. Расчищенные дороги радовали только цент города, на остальные не хватало техники. Пару десятков метров в сторону и ноги увязают в снегу чуть ли не по колено.
Надя жила в старой части города. Многоэтажки и шум оживленной трассы остались за спиной. Тут было тихо и спокойно.
Макс каждый день провожал ее до дома помогая нести то тяжелый этюдник, то, как сейчас, выданные в институте планшеты для рисунка.
До Надиного дома оставалось совсем немного и они остановились под последним на этой улице фонарем. Уходящий вниз длинный квартал, заканчивался калейдоскопом светофоров в потоке машин и панельной девятиэтажкой.
Впереди частный сектор с фонарями через дом, спущенными на ночь собаками и шпаной в темных переулках.
Надя подняла голову вверх. Снег волшебными звездами валил, казалось, прямо из огромной лампы.
-- Ну, я пошел, сама дальше доберешься? - Надя поморщилась про себя. Ей так хотелось, чтобы он проводил ее до самого дома. Но тогда ему самому будет далеко возвращаться назад, да и через чужие улицы одному ходить опасно. А ее тут все знают, если что, отобьется. Иногда, местным пацанам, как голубям, нужны всего лишь семечки.
Они какое-то время стояли молча.. Две одинокие фигурки в пятне света, между двух миров.
Ее макушка доставала только до его груди, отчего приходилось закидывать голову назад. Но, ей так нравилось заглядывать в его глаза: светло-карие, умные, сегодня очень грустные.
-- Я пошел, -- шепнул он, подвигая увязанные в целлофан планшеты ей под ноги. Движение получилось резким, каким то суетливым, словно он пытался побыстрей ретироваться.
- Ты обиделся? - надеясь поймать его взгляд, прошептала Надя.
-- Нет. Не бери в голову. Я пошел. Мне пора.
Он, как всегда чмокнул ее в макушку, развернулся и почти сразу исчез за завесой снега.
Надя постояла какое-то время, потом подхватила планшеты и уныло побрела в сторону дома. Шла медленно, прокладывая узкую тропинку в наметенной целине. Каждый шаг удалял ее от Макса. Непостижимо, немыслимо, но сейчас она спиной чувствовала разделяющее их расстояние. Ей все не давал покоя их неприятный разговор про "прыжки" и "крыши". Она снова и снова прокручивала его в голове и вдруг остановилась.
Снег медленно падал в темноте -- серый, с бурого, от городских желтых ламп неба.
Тихо.
Так тихо, что слышно как гудят фонари и снежинки ложатся на землю. Порыв ветра неожиданно сорвал капюшон бросив в лицо холодную круговерть, снег пошл сильней, увеличивая тревогу, заставляя сердце взволнованно биться.
"А ведь он пошел на крышу!" Вдруг озарило ее. Сейчас, вот сию секунду, он, возможно, поднимается вверх, на последний этаж по воняющей котами лестнице.
Она живо представила Макса стоящим на краю и похолодела.
"Хочешь сказать, я трус?" -- эхом прокатилось у нее в голове.
Девушка резко развернулась и сначала медленно, а потом все быстрее пошла в обратную сторону. Удивительно, ведь она уже была у самого дома, а как дошла, даже и не помнит.
Теперь только бы успеть...
С каждой минутой тревога нарастала, прямо пропорционально весу планшетов в уставших руках. Ветер дул в лицо, идти становилось все трудней. Даже ее собственные следы оказались уже погребены под миллионами холодных снежинок. Она ощущала себя Гердой, которая бежит через ледяную пустыню в поисках Кая.
Вот фонарь, под которым они прощались..., пустой перекресток..., девственно-белая дорога по которой не проехала еще ни одна машина. Ей даже не встретилось ни одного прохожего. Улицы словно вымерли. Только в конце квартала мигали зеленым светофоры и приглушенный метелью двигался транспорт.
С каждым шагом девятиэтажка становилась все ближе. Она надвигалась из темноты безразлично и неотвратимо, как айсберг, на ничего не подозревающий "Титаник". Вот уже вполне различимы ее очертания; покрашенные в два цвета стены - бежевый и рыжий, яркие окна и "ласточкины гнезда" балконов.
Надя завернула во двор и торопливо пошла вдоль череды подъездных дверей. Их было много. Почти над каждым закреплены тусклые лампы. Девушка тревожно вглядывалась в полутьму -- не блеснет ли где лучом надежды вертикальная полоса света, говорящая о том, что тут нет кодовой двери.
Первый подъезд. Щербатые ступени, зябко жмущиеся друг к другу две бездомные кошки с пустыми мисками перед ними, покореженный поручень, слои оборванных объявлений на двери.
Второй. Все то же самое, разбитая лампа и целующаяся в полумраке парочка.
Третий. Открытая дверь в шахту с мусором, перевернутый бак и мертвый голубь на ступенях. Его уже припорошило снегом.
"И почему кошки его не съели? Наверное травленый".
Четвертый. Лампа, объявления, мусор, покосившаяся дверь с черным узким проемом внутрь.
Пятый.... Стоп!
Надя остановилась. Планшеты ударились о коленку. Это то, что ей нужно.
Она вернулась к четвертому подъезду, потянула дверь на себя. Та легко поддалась. Ее окутало теплом, шибануло в нос запахом мусора и кошачьей мочи. За этой дверью была еще одна, а за ней пыльные ступени на первый этаж и все нарастающее волнение: "Вдруг, тут есть еще один подъезд без кодового замка?"
Площадка с выходящими на нее четырьмя дверьми, в зависимости от благосостояния хозяев, довольно разными. Из-за самой тонкой, покрашенной рыжей половой краской, доносится пьяная ругань и детский плач. Ожидаемо.
Надежда нажала кнопку вызова лифта. Загремев где то в вышине, он медленно пополз вниз, но через мгновение остановился.
Проклятье! Надавила еще. Бесполезно. Он что, заколдованный?
Наверху, (наверно, этаж седьмой или восьмой) послышался звук закрывающейся двери, голоса, и лифт вместо того, чтобы откликнуться на ее вызов, предательски пополз вверх. Надя зажмурилась, отчаянно терзая грязно-белую прожженную кнопку, только что заметив, как дрожат пальцы.
Некогда! Дорога каждая минута. Вдруг она не успеет? Не успеет именно на то время, которое она будет дожидаться лифта?
Подхватив весящие, наверное, целую тонну планшеты, она побежала наверх. Сначала бодро, через ступеньку, но где-то на пятом этаже силы ее начали подводить. (Оставить планшеты внизу она даже и не подумала - попрут непременно!)
Ступенька, еще, десять, пролет.... "Только бы успеть!" Вот та единственная мысль, поселившаяся у нее в сознании. Она как маленькая горошина в пустом кувшине, который потрясли: бьющаяся о стенки, отскакивая звонко и болезненно.
Сердце бешено колотилось, грозя разбить грудную клетку, а в легкие словно засунули печеного картофеля. Горло пересохло и жгло, отчаянно прося хоть глоток воды.
Воздуха! Еще немного воздуха, еще один шаг, одна ступень, один пролет. От напряжения и надвигающей беды из глаз брызнули слезы. Каждый вздох со сдавленным всхлипом. Ноги онемевшие от запредельной перегрузки, казалось, вообще жили собственной жизнью, она их попросту не чувствовала. Мозг отдавал им приказ двигаться, но уже не мог проконтролировать, исполняют ли они его?
Наконец-то белая девятка на выкрашенной в ядовито-зеленый цвет стене! Еще несколько ступеней, и перед ней узкая железная лестница наверх с мокрым пятном на заплеванном полу. Маленький смерч от сквозняка кружит серый пепел, окурки и пыль. Над головой, через десяток сваренных в стремянку прутьев, темнел открытый люк.
Надя посмотрела вверх, жадно глотая морозный воздух и летящие сверху снежинки.
Занемевшие пальцы выпустили бортики планшетов. Они глухо брякнув о пол, привалились к стене, да так и остались там стоять.
Надя обхватила ладонями обжигающие холодом стальные прутья и подтянувшись поползла вверх. Каждый ее шаг, отдавался железным эхо в тихом подъезде. Больше всего она боялась, что кто-нибудь выйдет на площадку покурить и заметит ее. Тогда все пропало, тогда, она возможно не успеет!
Четыре перекладины и ее голова оказалась на уровне крыши. Ветер захолодил распаренные бегом щеки, метнул в лицо рассыпавшиеся из косы волосы вперемешку со снежной крупой. Еще четыре перекладины, и ноги вынесли ее на крышу.
От страха и морозного ветра тут же перехватило дыхание. Девушка огляделась. Она стояла у трубы вентиляции, которая полностью загораживала обзор. Надя, наконец, набралась храбрости и сделала несколько неверных шагов по снегу, которого тут было по колено. Ткань джинсов тут же стала ледяной и жесткой, словно наждак, а по распаренной от бега спине, пробежал холодный вихрь мурашек.
В сугробе виднелась наполовину заметенная цепочка следов.
Сердце, отдаваясь в ушах болезненным звоном, бухнуло невпопад и замерло. Обратных следов не было. Надя пошла по ним. Через несколько шагов она вышла на не ограниченное шахтами вентиляции пространство. Из их недр, дрожа призрачным маревом, поднимался теплый воздух.
Огляделась. От развернувшейся картины у нее перехватило дыхание.
Город, залитый теплым оранжевым светом уличных фонарей с красными звездочками проблесковых огней на вышках сотовой связи. Терзаемый метелью, он был загадочен и мрачен. Все цвета, словно пропущенные через белила, делали его не реальным, древним, седым. Желтые перпендикулярные реки жидкого света, с сонно движущимися в них тенями машин. Они, будто палые листья плывущие по течению, казалось, выбирая направление наугад. Серые остовы деревьев причудливой вязью проступали на желтом от фонарей снегу, делая его похожим на старинную вязанную скатерть, что плели мастерицы прошлого века. И тысячи окон, смотрящих на нее золотыми глазами. Наде казалось, что они видят ее, наблюдают, ждут действий. Ведь не зря же слово "окно" так созвучно со словом "око".
И над всем этим, на фоне бурого неба, призрачное метание снега. Подстегнутое страхом воображение, рисовало в порывах ветра бесплотных духов или невиданных крылатых созданий, кружащихся вместе со снежинками в диком, неистовом танце. Они то ныряли вниз, грозя разбиться о землю на тысячи осколков, то, подхваченные ветром, неожиданно взметались вверх, растворяясь в темном сиянии неба, похожие на искрящийся плащ Снежной Королевы.
Макса нигде не было.
Взгляд торопливо пробежал по краю парапета, что ограничивал крышу от пляшущей бездны.
Девушка тревожно завертела головой, сделав несколько неуверенных шагов в сторону, но, тут же почувствовав чье-то присутствие, обернулась.
Там, где только что никого не было, на самом краю пропасти стоял Макс!
Он запрокинул голову вверх, казалось, наслаждался погодой и открывающимся видом.
Надя не стала кричать издалека, опасаясь испугать его. Одно ее неверное движение могло привести к непоправимым последствиям.
-- Как ты догадалась, что я тут? - спокойно, и кажется с насмешкой, спросил Макс оборачиваясь. Каким образом он догадался о ее присутствии, оставалось только гадать.
Надя вздрогнула, остановилась и замерла.
-- Только не прыгай! Пожалуйста, не прыгай! - прошептала она. Голос подвел ее, и вышло ужасно тихо и жалко.
Она протянула ему руку, словно пытаясь дотронуться, призывая подойти к ней, сделав несколько робких шагов в его направлении.
Парень виновато улыбнулся.
-- Прости, я не хотел тебя расстраивать, не плачь.
-- Макс, дай мене руку. Её голос дрожал и срывался.
Она была уже близко.
-- Ты хотела бы научиться летать, Надя? -- Макс задумчиво смотрел вниз, ни сколько не заботясь о том, что края его ботинок уже нависают над пустотой.
Вопрос был провокационный на ее взгляд. Конечно, здорово уметь летать, но не в этом контексте, не в этой ситуации, не в этой жизни.
Он так и не сошел с тонкой грани опасности, пристально заглядывая ей в глаза. Куртка его была расстегнута, шапки почему-то на голове не было и ветер истово трепал спутанные темные волосы с набившимся в них снегом.
Надежда медленно подошла к нему, так и держа руку вытянутой.
-- Слезай! Кому говорят! -- Голос ее звенел стальным колокольчиком...
Волнение, страх за его жизнь, возмущение, и еще, те самые чувства, что дают право на бурное выражение эмоций, заговорили в ней разом, превращая ее монолог, в бурную тираду; со слезами, срывающимся голосом, мольбами и угрозами.
Спроси ее через час, что она тогда говорила, и Надежда вряд ли вспомнила хотя бы часть того, что было сказано.
Макс понурился и тяжело вздохнул.
-- Я совсем не хотел тебя пугать, -- покаянно произнес он, поворачиваясь к бездне спиной, -- Ты просто посмотри, как красиво вокруг, почувствуй красоту бури, слейся с ней, стань невесомой и тогда ты полетишь!
Ничего не понимающая испуганная девушка разлепила склеенные слезами ресницы, и еще раз осмотрелась. Теперь метель не казалась ей волшебной. Пронизывающий ветер, слепящий снег и жуткий холод. Вот и все, что она сейчас чувствовала.
-- Ты вообще, здоров? - жестко ответила она на его безумную тираду. Его поведение переходило всякие разумные границы. Может, такой тон поможет привести его в чувства?
Макс рассмеялся.
-- Смотри, я сейчас покажу!
Он весело подмигнул, повернулся к ней спиной, подпрыгнул и...
В это мгновение её сердце остановилось.
Вообще все остановилось: снег, ветер, свет, время. Как на застывшем кадре кинопленки в диапроекторе, на котором они в детстве смотрели мультфильмы с титрами. Исчезли все звуки кроме ее крика разрывающего легкие. Он как бумажный самолетик, смятый, закрученный ветром, полетел следом за Максом, пытаясь подхватить, вернуть, удержать...
Время, вязкое как патока и горькое как желчь, растянулось, позволяя произвести больше движений за менее короткий срок.
Надя кинулась к краю парапета и увидела, как Макс перевернувшись в воздухе и раскинув руки в стороны падает вниз. Волосы, взметнувшиеся по сторонам, почти закрыли его лицо, на губах застыла умиротворенная восторженная улыбка.
Этого не может быть! Не могло быть! Этого нет!
Надя закрыла лицо ладонями. От них пахло Максом. Еще живым Максом.
Мысли бурным потоком образов мелькали в голове, словно окна двух, мчащихся встречных поездов. Сможет ли она прыгнуть следом? Ведь только с ним, она представляла себя, мечтала о семье, о детях. Все как у всех... Думала, что надолго, навсегда, навечно. Но, видимо, их конец именно сейчас. Она не представляла жизни без него. Сможет ли она пойти следом? Как быть с мамой? Она не переживет. Впрочем, ведь у нее есть старший брат. Надо решать быстро, пока Макс еще в воздухе, пока, она, возможно, может догнать его. И они будут лежать там, внизу. Вместе. Заметаемые снегом, холодные, неживые....Навсегда.
Страшно.
Качнувшись, земля сорвалась навстречу.
Капюшон сорвало, в лицо ударил мелкий, как крупа, колючий снег.
"Это ненадолго, это можно потерпеть", - отстраненно думала она.
Они летели лицом друг к другу, и Макс увидел ее. Надя грустно улыбнулась.
Лицо его, до этого спокойное, вдруг изменилось - оно стало потерянным, испуганным, пронизанным болью. Словно он только что потерял, что-то очень ценное.
Наде некогда было задумываться об этом. Теперь, все будет хорошо. Если они попадут в ад, как все самоубийцы, то все равно будут рядом, а с ним, ей ничего не страшно.
Время, так и текло -- медленно, нехотя, как будто позволяя насладиться последними секундами жизни.
Они-то, конечно уже не живы, ибо нельзя выжить, прыгнув с десятого этажа, пусть даже и в снег. Но все еще пока дышат, видят друг друга, тянут навстречу руки. Надя даже чувствовала его запах -- ту волну воздуха, словно дорогу, по которой она летела следом за ним.
Между небом и землей. Не живы, и не мертвы - теперь, смысл этих выражений до нее, кажется, дошел.
Надя любопытно скосила глаза.
"Надо же! Мне осталось жить несколько секунд, а от соблазна посмотреть в чужие окна, я отказаться никак не могу", промелькнула веселая мысль. "Все, теперь точно в ад. За грех излишнего любопытства".
Мимо пролетали такие теплые и уютные окна квартир. С разноцветными тканями штор: плотными ночными и тонкой дневной оганзой. С цветочными горшками на окнах и разномастными обоями.
Вот окно кухни на восьмом этаже. Семья из трех человек: женщина в розовом халатике, мужчина в растянутой белой майке и мальчишка лет десяти сели ужинать. В тарелках картофельное пюре и котлеты. Запах от них казалось, проникал даже через закрытую форточку. В углу у холодильника, из маленькой синей мисочки, кормился пушистый рыжий кот. Надя сглотнула голодную слюну, живот отозвался недовольным урчанием. (Типа того, не накормили его перед смертью). Окно медленно улетело вверх.
Седьмой этаж. На окнах цветущая розовая герань в горшках, шторы с длинной бахромой. Темно. Лишь тусклый свет в коридоре говорит о том, что дома кто-то есть. На стене вешалка с зимними вещами и аккуратно расставленная обувь. Коричневый коврик у входной двери.
Шестой этаж. Желтые обои с фартуком белого кафеля у газовой плиты. Старая мебель, стол у окна застеленный веселенькой, в синий цветочек скатертью, два табурета. У плиты, покатываясь со смеху, парень и девушка. Варят, кажется, пельмени. Парень мешает дырчатой ложкой в кастрюле, а девушка тянется за солью. Оба живо жестикулируют и громко смеются.
"Студенты, как и мы", догадалась Надя, "наверное, делятся друг с другом впечатлениями прошедшего дня".
Сердце, пока еще живое сердце, стиснуло от холодной тоски. Они этого уже никогда не испытают.
Пятый этаж. Пожилая пара за круглым столом под красным абажуром. Он - читает газету, она - убирает посуду со стола, складывает в железную с отбитым краешком, квадратную раковину, включает воду.
Они никогда такими не будут. Не родят детей, не дождутся внуков, не будут, вот так, тихо и размеренно встречать счастливую старость.
На глаза навернулись слезы. Они размазали, смешали яркие пятна цветов, как краску на грязной палитре.
Надя зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела, совсем близко под собой, черные остовы кустов на сером снегу - клумбы перед домом и темный силуэт Макса с раскинутыми в стороны руками. Ему оставался последний этаж. Светлый квадрат снега под ним, как чистый грунтованный холст. Холст, для последней картины.
Вот и всё.
Надо зажмуриться. Она не хочет это видеть. Но перед тем как она закрыла глаза, было еще одно окно.
Второй этаж. Полутемная комната с силуэтами мебели и отсветами на полировке. У окна стоит женщина. Она была не молодая и не старая. Скорее среднего возраста, с завязанными в пучок, светлыми волосами, в простом белом платье. Даже не смотря на то, что свет падал из-за спины, Надя хорошо рассмотрела её: грустная, задумчивая, даже, как будто скорбящая, о чем то, или о ком то? Глаза, как два огромных агата, сверкающие на худом, удлиненном лице, устремлены прямо на нее, проникая в самую душу.
Наде показалось, что она ждала именно их, что она стояла тут уже несколько часов, дней, или лет, в надежде, что все-таки не увидит тех, кто захочет летать.
Их взгляды встретились и девушке неожиданно стало стыдно. За свой поступок, за ту боль, что причинит родителям. Она тут же поняла и живо представила, или, (удивительно, но может эта женщина внушила ей это?). Как не пережив потери внучки, от сердечного приступа, через день умрет ее любимая бабуля. Как мама, не перенеся потерю двух дорогих людей, всего лишь за месяц, постареет сразу на десять лет. Как старший брат, не выдержав вечных ссор с отчимом, чуть не убьет его, и будет находиться под следствием. Тогда, он все-таки уговорит маму бросить его, а позже встретив хорошую девушку, уедет с ней, в другой город, а мама останется одна. Совсем одна. И все из-за нее!
Надя не знала, что видел Макс, и видел ли уже вообще что либо.
Но это знание, что она получила, посмотрев в глаза странной женщине, повергло ее в черное исступление.
Надя закричала -- отчаянно, горько, безысходно.
Эхо ее голоса полетело меж черных деревьев, смешалось с метелью, ударилось о стены домов и рассыпалось в круговерти снега.
Она почувствовала, что ее кто-то тянет вверх, выдергивая из пропасти. Огни качнулись, размазались, как на снимке с длинной выдержкой, и во вставшем на место мире, она увидела испуганное лицо Макса.
-- Надька, ты чего? Еле перехватил тебя.... Я ж не собирался! Ну, как ты могла подумать? - он был растерян и напуган. В голосе сквозили одновременно укор и извинение.
Девушка моргнув, наконец, увидела его.
Макс крепко прижал ее к себе, заглянул в глаза. Её глаза, голубые, как весеннее небо, с золотистыми точками у самого зрачка. Родные, любимые, словно вечность не виденные. Но сейчас их притушил отсутствующий взгляд и заплаканные, покрасневшие веки
-- Прости, прости меня, пожалуйста! Я не думал..., я не хотел...! Да куда же ты?
Надя упрямо высвободилась, вытерла остатки слез рукавом, и на негнущихся, словно деревяшки ногах, пошла к люку в полу. Оттуда, словно прожектор, бил теплый, живой, почти волшебный свет.
"Значит, я все же не прыгнула, это мне все привиделось", с облегчением догадалась девушка.
Опять запах кошек и мусора - такой родной, словно любимый парфюм, после зловония адской бездны.
В голове вновь было пусто. Только перед ее внутренним взором все стоял взгляд той женщины. Мудрый -- как сама жизнь, -- глубокий, словно вечность.
Надя докандыляла до оставленных у стены планшетов и в изнеможении плюхнулась на ступени подъезда, обхватив голову руками.
Макс уселся рядом. Обнял ее за плечи. Он, кажется, тоже плакал, но слезы уже высохли, только глаза блестели озабоченно и тревожно. Он целовал ее в макушку, в мокрые холодные щеки, в дрожащие от обиды губы. Гладил, убирая с лица растрепавшиеся волосы, убаюкивал, шепча на ухо утешения.
Он много говорил, отчаянно убеждая его простить. Говорил жарко, искренне, как полностью раскаявшийся в плохом поступке человек.
Она верила ему. Не могла не верить. Но сердце пока не принимало, не могло отпустить весь тот ужас и страх, возможной, чудовищной ошибки.
-- Пошли, -- Макс виновато подхватил ее планшеты, -- Тебе надо согреться и попить чего-нибудь горячего. Чая, например. Я провожу тебя до самого дома, ладно?
Он с надеждой заглянул ей в глаза, стараясь увидеть в них одобрение.
Надя коротко кивнула, так и не сказав ни слова, вяло побрела следом. Ноги слушались неохотно, и она казалась себе деревянным, пустым мячиком, неловко подпрыгивающим на ступенях.
Лифт. Тот самый, что не хотел опускаться.
Коричневая дверь с заткнувшимся за ней пьяницей.
Холодный свежий ветер из распахнутой в ночь двери.
Череда подъездов и всё те же, две, тесно прижавшиеся друг к другу кошки.
Вариант 2.
Вот и всё.
Мучительные секунды неизвестности, казалось, не кончатся никогда. Она приготовилась к удару о землю. Сейчас, все ее кости и внутренние органы превратятся в отбивную. В страшный фарш бывший когда-то живым, ладным существом.
Странно и страшно. Оказывается, за все время, что она падала вниз, она смирилась. Хотя, как можно смириться со смертью, когда тебе только восемнадцать. Но ничего уже не изменить. Роковой шаг сделан и ничего больше нет.
Надя зажмурилась.
Но удара все не было и не было. Она словно больной, мучимый изматывающим недугом и готовый избавиться от него, даже путем еще более болезненным, но быстрым, ждала конца.
Она по-прежнему чувствовала дыхание ледяного ветра и жалящие уколы снега на лице. Она по-прежнему летела, но полет стал какой то странный.
Наконец, не выдержав, Надя приоткрыла до боли прищуренный глаз и тут же воскликнула от изумления.
Она летела! Нет, она мчалась вверх, а справа, уходили вниз, еще недавно медленно проплывавшие окна дома.
Потом, примерно на уровне восьмого этажа она выровнялась и заложив крутой вираж, взмыла вверх. Улицы, дома, машины, деревья, все резко уменьшилось в размерах, стало игрушечным и ненастоящим.
Нет, так не бывает! Этого просто не может быть! Этого нет! Скорее всего, она уже разбилась, и лежит там, внизу, рядом с Максом, на заснеженной клумбе среди голых веток стриженого боярышника. Поломанная, разбитая, холодная, бесконечно жалкая и никому уже не нужная.
А это, просто посмертный бред с нереальными видениями -- галлюцинация умирающего мозга с эффектом головокружительного полета. Врачи говорят, что это происходит тогда, когда клетки головного мозга погибают от недостатка кислорода.
Она подвигала рукой, потом ногой, потом повернула голову влево.
Удивительно, фантастично, немыслимо! Под ней проплывал город. Тот самый, который она так часто видела с высоты колеса обозрения в парке отдыха. К слову, Макс очень любил его и они, частенько запасшись мороженным и чипсами, ходили кататься. Он знал, что она боится высоты, но настырно, с какой то детской жестокостью, всегда раскачивал ветхую люльку, поворачивая ее вокруг своей оси.
Это удивительно, но время потраченное на осознание, что она летит, могло уложиться в один ее чих.
Наконец до конца признав реальность полета, Надя посчитала нужным посмотреть, на чем (или на ком) собственно она летит. Не на ведьминской метле, в самом же деле. На метлах обычно сидят.
А она ощутила себя лежащей на чём-то довольно теплом, так как в одежду в области живота ветер не задувал, чего не скажешь о спине. Дубленка надулась пузырем, и под нее проникал ледяной воздух. Хорошо, немного спасал положение рюкзак за плечами.
Покрутив головой, она попыталась найти опору рукам, уцепиться крепче за что бы то ни было, чтобы в самом деле, не сверзнуться вниз. Что с ней происходит, она разберется потом.
Из-за снега, слепящего глаза Надя все никак не могла понять, что, или кто ее несет. Вряд ли в городе водились гигантские орлы, как во "Властелине колец", способные удержать человека.
Повернув голову на бок, она легла щекой на то, на чем находилась. Соприкоснувшись ухом с поверхностью, Надя задохнулась от страха. То, на чем она лежала, было живым. Она слышала шум дыхания в легких, стук сердца, ток крови по венам. Все то, что слышишь, у себя, когда крепко зажимаешь ладонями уши.
Но приглядевшись получше, сквозь белесую пляску снега она увидела крылья! Огромные, гладкие, темно-серые, на фоне серого снега. Они, то появлялись, то опадали вниз. Только сейчас девушка почувствовала движение полета и размеренную работу мышц, под чуть шероховатой рептильной кожей.
От неожиданности она чуть не потеряла равновесие.
-- Не дергайся и держись, не то свалишься, -- сказал кто то строго, как будто прошелестел на ухо, -- В такую метель летают только фрилансеры, да сумасшедшие. Я принадлежу к первой категории, но не с пассажиром на спине, уж извини.
Сказать, что девушка была удивлена, это не сказать ничего. Город в километре под ней закончился, а под низом кромешная тьма с далекими огнями трассы справа. Она, на чем то живом, летит неизвестно куда, причем довольно мило беседует.
"Точно! Я лечу в ад", догадалась девушка, "А уносит меня, скорее всего демон".
-- Я не демон, я дракон, -- флегматично и по-деловому шелестнуло в ухо.
"Наверно я сказала это вслух", подумала огорошенная Надя, раз мне ответили. Странно, но ей казалось, что рта она не открывала, иначе он грозил забиться летящим со всех сторон снегом.
-- Я читаю мысли, глупышка, -- насмешка в голосе становилась раздражающей. Как будто она только и делала, что всю свою сознательную жизнь летала на драконах и посылала им свои мысли.
-- Лан, поворачиваем, если ты не против. Я размялся, а большего и не надо. Да и ветер сегодня разыгрался не на шутку.
Странно, но манера общаться, ей кого-то напоминала.
"Как хочешь", равнодушно мысленно ответила она, "Так и быть, раз в аду все демоны такие шутники, то и ей, стало быть, отстаиваться не стоит"
В ухо хихикнули.
-- Еще раз обзовешься "демоном", пеняй на себя!
-- А чего ты хотел? - Надя рассердилась, -- Думаешь, я вообще понимаю что происходит. Вот представь себя на моем месте. Я шагнула с крыши за любимым человеком. Любимым между прочим, больше жизни, прошу заметить, но, не долетев пары метров до земли, вдруг очутилась на сказочном персонаже! Как тебе такое развитие событий а? Молчишь, то-то же!
Снежный поток ударил вдруг слева, Надя почувствовала еще один вираж, и вдали показались огни родного города.
Дракон (или что бы это ни было), взял правее и снизился.
-- Посмотри, узнаешь местность?
Чуть приоткрыв слезящиеся от ветра глаза, Надя глянула вниз через плечо рептилии. Под ней проплывала ее родная улица в четырнадцать домов. Вот и дом в один этаж, с черной черточкой забора, фонарем над входной дверью и заметенными снегом порожками. В окне маминой комнаты горел свет.
При мысли о маме, у Нади вновь сжалось сердце.
-- Ну что, садимся? Я могу на пустыре тебя высадить.
-- Прям, драконье такси какое то, -- съехидничала девушка.
-- Вот за что я тебя люблю, так это за чувство юмора.
Почти ласково проворковал дракон в голове.
-- Взаимно.
Надя на всякий случай язвить не стала. Что не говори, а он все-таки славный.
Только...неужели, все это на самом деле?
Улица закончилась, и под ними поплыло белое покрывало пустыря.
-- Ой! Стой!
-- Что еще? - недовольно буркнул дракон, -- Между прочем, если я остановлюсь, то мы разобьемся.
-- Я забыла! -- Надю вдруг осенило.
-- Что и где ты забыла?
-- Планшеты для рисунка остались в подъезде. Мне их еще сегодня натянуть надо!
-- Блин! - выругался дракон, -- Ты, между прочем, уже с жизнью распрощалась, и тут на тебе - планшеты ей нужны! - бурчала несносная рептилия, - Ладно, полетели обратно. Вот всегда так - хочешь как лучше, а получается как всегда.
-- Не гунди, и лети ровнее, ты мне весь живот своими костями отбил.
-- Нахалка. - спокойно проконстатировал дракон. В голосе чувствовалась усмешка вперемешку с нежностью.
Минуты через три (ох, ну и хорошо же летать по воздуху - быстро!), они были уже над крышей злополучной девятиэтажки. Снег, наконец, перестал валить и Надя разглядела под собой две цепочки следов тянущиеся от светлого квадрата в полу. Следы обрывались у края.
"Макс! Где же Макс? Как она могла забыть про него!? Внизу, под стеной дома его не было.
На глаза навернулись слёзы. Значит все это неправда, это все не по-настоящему. Это всего лишь бред ее угасающего воображения.
Её отчаянные мысли прервал голос дракона.
-- Не психуй, -- спокойно сказал он, -- Ща...