Грубые руки втолкнули ее в палату, и она услышала, как за спиной, скрипнул железный засов.
"Вернулась..."
Диана открыла глаза.
"Я снова здесь. Но, где я была?"
Она прошлепала влажными ногами до кровати, и села на край. Руки, снова лежали на груди, парализованные теснотой смирительной рубахи.
"Я помню только, как бежала. Не здесь и не сейчас, но...это было так реально. Как будто я снова жила. Я дышала"
- Настя? Ты здесь?
Но ответа она так и не дождалась.
День угасал. Серость сумерек медленно поглощала округу, тщательно пережевывая и съедая до последней крошки. За окнами сыпал снег. Белый и пушистый, будто спящий котенок. И такой же красивый. Он мурлыкал, но Диана не слышала его. Она спала, свернувшись на скомканных простынях, маленьким дрожащим клубком. От мокрых волос ее, поднимался кривыми полосами пар. А посиневшие от холода губы, что-то шептали безликому осеннему вечеру, вытаскивая из его глубин страшных демонов мести. И даже глаза, под опущенными веками, вдруг превратились в черные океаны, жаждущие новых территорий и жертв. Она спала так крепко, что не проснулась ни от щелчка засова, ни от скрипа открываемой двери, ни от тяжелых шагов полного мужчины, страдающего одышкой. Ей снился дом. Тот самый, где она оставила свое сердце...
Мужчина тихо подошел к кровати, наполняя пространство запахом жареной курицы, и придирчиво осмотрел спящую девушку с ног до головы. Облизал шершавым языком пересохшие губы, и довольно улыбнулся. Скудная эрекция натянула ширинку огромных брюк.
- Моя маленькая девочка, - прошептал мужчина, судорожно глотая слюни. - Ты ждала меня? Мне не терпится начать наше знакомство...И перейти к делу.
Его пухлые пальцы расстегнули молнию брюк, спустили трусы. Мужчина, кряхтя, встал на колени, и поцеловал Диану в лоб. Она заулыбалась, и, промурлыкав что-то во сне, прижалась к его обвислой груди.
"Боже...Она требует меня! Она хочет!"
- Моя маленькая, я не заставлю тебя ждать...Что?.. - он отшатнулся, в испуге, от ее раскрытых глаз. Она смотрела на него абсолютно черным, звериным взглядом и...улыбалась? - Ты...Я...
- Пришел, выродок?! - захрипела она, прерывая его оправдания. И толстяку показалось, что голос ее, исходит из утробы, в которой засел какой-то страшный, опасный зверь. - Хочешь трахнуть меня, да, дерьмо собачье? А что ты скажешь на то, - девушка уселась на кровать, - если я трахну тебя? А потом вырву и сожру твой язык!? Может, ты за этим пришел, Женечка? Мама никогда не говорила тебе, что отходить к реке опасно?
Евгений Прохоров, на коленях, попятился к стене. Он попытался закричать, позвать на помощь, но горло онемело от ужаса, выдавив из себя лишь жалкий писк.
- Ну, так что же ты, толстяк? Пришел мериться членами? Развяжи меня, и мы позабавимся. Я отрежу тебе твой обрубок и затолкаю в рот. Ну, давай же, маленький потаскун, ты ведь этого хочешь?! Покажи мне свой обрубок!
- Ты...Я...
- Что ты мычишь?!
Девушка поднялась на ноги. Но так и осталась стоять у кровати, неподвижная и страшная, будто призрак.
Руки мужчины затряслись, он вжался в стену, пытаясь надеть трусы.
- Стыдишься, да? Как тогда, с той шлюхой? Стыдишься своего обрубка, маленький поганец?
Хриплый смех, ударил толстяка железным молотом, сбивая дыхание, калеча сердце. Он застонал от непонимания и обиды. Ведь никогда и никому Евгений Прохоров не рассказывал о том, что произошло в квартире его отца. Тогда он, оставшись дома один, и выпив для храбрости вина, снял старую проститутку и приволок ее домой, надеясь удовлетворить поднявшуюся в дыбы похоть. Но она, увидев его член, захохотала, брызгая слюной из намалеванного помадой рта: "Обрубок! Что это за обрубок у тебя, мальчик? Хочешь засунуть в меня это?..Ха-ха,не смеши меня!". Она смеялась над ним, и тыкала обгрызенным ногтем между ног, а он стоял, со спущенными штанами, не в силах пошевелиться, так же, как сейчас, перед этим мерзким чудовищем в смирительной рубашке!
"Потому что это она! Она!" - заверещало сознание, и Прохоров в ужасе зажмурился, в надежде на то, что весь кошмар ему только снится, и сейчас он услышит спасительное пиликанье будильника, много раз спасавшее его из подобных передряг.
- Ты мало говоришь, ты мне нравишься. За это я буду любить тебя... нежно...Твой толстый зад еще никогда не испытывал такого блаженства, поверь! Развяжи меня, ты ведь этого хотел, разве нет? Я позволю тебе полизать...
- Откуда...ты... - Евгений Прохоров проглотил кислые слюни, - знаешь все, т-т-тварь!? Т-т-ты ведь не ...можешь быть...ею...
Девушка усмехнулась. В черных глазах ее, отражалась луна, висящая за окнами худым масленичным блином:
- Я легион. И меня много. Запомни это, толстяк. И если я выйду отсюда, спасения не жди! А может быть, ты хочешь умереть сейчас? Тогда развяжи меня, и мы это устроим. Ты столкнулся с тем, чего не понимаешь, выродок. Это тело принадлежит мне! Только мне, и с ним, я еще не закончил! Убирайся, пока еще можешь, иначе я накормлю тебя...мясом!
Прохоров поднялся, пятясь к окну. От мощной эрекции теперь, остались только мокрые пятна на трусах. Ноги его подогнулись, но он не позволил себе упасть, ухватившись за подоконник.
Девушка засмеялась и легла обратно в кровать, притворившись спящей. И он хотел было броситься на нее, хотел вцепиться в шею, выломать хрящи и кости, но... тихо завывая, пополз по стенке до двери, забарабанив по ней кулаками.
"Я поговорю с отцом! Я заставлю эту суку страдать! Я заставлю!.."
Он навалился на дверь, и когда та открылась, выпрыгнул в коридор, чуть было не сбив с ног громадного медбрата, свиноподобное рыло которого, висело где-то под потолком, в тусклом свечении ламп.
- Так быстро? - прохрюкал санитар, сдерживая смех. - Ну, ты и метеор, брат! Ну что, удовлетворил девушку?
- Лежит к-к-ак бревно, - заикаясь отмахнулся толстяк. - Я т-так не люблю...
- Ах...да... - с тупой улыбкой, сын главврача психиатрической лечебницы, закрепил брюки на выпирающем животе.
"Мудак! - подумал с отвращением санитар. - Трахать психов, это ж надо!? Гнилой ублюдок!"
"Диана?"
Она открыла глаза. В палате, точно в кофейной чашке, плескалась ночная мгла.
"Диана?"
- Я...не сплю. Не сплю... Боже! Он приходил?! Он изнасиловал меня, да?! - голос ее задрожал в испуге.
"Они оба были здесь, Диана, это правда. Но видели друг друга, а не тебя. Твое тело осталось нетронутым, но...Я слышала, как говорил собиратель. Своим голосом! А это очень плохо, персик! Это значит, что он вспомнил!"
- Что...вспомнил?
"То, кем был"
- Я не понимаю...
"Я покажу тебе...дай мне руку!"
Под кроватью что-то заворочалось, застонало, царапая когтями плитку. Заскрипели от натуги железные болты ржавых ножек, как будто огромный зверь пытался подняться во весь рост, вместе с кроватью.
- Что это!? - закричала Диана, поджав ноги. - Что это, Настя?! Что это такое?!
"Это... я"
Из-под кровати вынырнула бледная рука, с кривыми когтями, и слепо зашарила по простыням, раздирая их на лоскуты, вместе с матрасом, из которого гнилью, полез почерневший поролон, вперемешку с напуганными клопами. От ужаса, Диана не сразу почувствовала горячую влагу, струящуюся по бедрам. И только когда запах мочи вполз в ноздри, выбивая из горла тошнотворную слюну, она поняла, что обмочилась от страха.
Рука остановилась, раскрыв ладонь. В тусклом лунном свечении, Диана заметила, что кожа на ней изуродована черными шрамами, из которых неумелые врачи так и не вытащили узлы гниющих нитей.
"Это я, те врачи..."
- Как ты можешь...быть такой? - прошелестела она сухими губами. - Ты ведь добрая...
"Узел, скорее...На вопросы нет времени!"
Буркова перекатилась на левый бок, повернувшись к руке спиной. Когти царапнули по тугому узлу, с треском раздирая его надвое. Диана высвободила руки, и скинула с себя проклятый макинтош.
"Дай мне руку, персик!"
Кровать закачалась, заскрипела от недовольства, грозясь опрокинуться. Диана свесила онемевшую руку к полу, морщась от противной вони, заполнившей палату. Ей казалось, что где-то рядом, гниет застоявшаяся река, пораженная пленкой микроорганизмов. И, кажется, сейчас, она даже слышала плеск воды, бьющейся об острые камни.
" Что это?"
"Не бойся..."
Она коснулась плитки и тут же ее рука, оказалась в холодных объятиях тонких пальцев. Острые когти лязгнули друг о друга, словно защелкнувшийся наручник, и Диана поняла, что от безумия ее больше ничего не отделяет. Мокрая промежность запылала огнем, словно вместо мочи, из нее потек керосин, и она услышала Настю. Ее настоящий, реальный голос.
- Держись крепче, подруга! Мы уходим...Мы скользим...
Сильная рука, стащила Буркову на пол, и она увидел в темноте, желтый проблеск горящих глаз.
- Оставь меня! Я не хочу! - закричала она, пытаясь вырваться.
- Ты должна, - зашипело существо. - Должна видеть то, с чем столкнешься.
- Оставь меня, оставь!
- Поздно...
На красный пол брызнула яркая кровь. Когти сомкнулись вокруг запястья еще сильней, и потащили орущую Диану, под темную кровать.
- Оставь меня, прошу!..
Все глубже.
- Оставь, оставь!!!
В раззявленную пасть самой бездны.
"Ты здесь!"
Она раскрыла рот, пытаясь вдохнуть, но горькая слизь, забившаяся под язык, не позволила ей этого. Вздувшись отвратительным пузырем, она заткнула горло, опустошая легкие.
"Неееет!"
Диана вырвала лицо из чавкающей массы, и пузырь лопнул так сильно, что брызги полетели даже из носа. Она сплюнула противную жижу, и перекатилась на спину. Пижама ее взмокла, прилипнув к телу.
"Где я?"
Она разлепила веки. По голубому небу, плыли прозрачные перистые облака, похожие на едкий дым горящего ельника. Бледной, погасшей улыбкой, высоко над облаками, висел призрак рогатого месяца.
"Что происходит, Настя?"
"Смотри!"
Буркова услышала детский смех, и звон бьющегося стекла. Недалеко, у плешивого склона, внизу которого журчала грязная, зеленая протока, трое мальчишек, камнями, били пустые бутылки. Их разноцветные курточки, словно волшебные призмы, делили солнечный свет на сотни оттенков и лучей, не знающих подобия во всей вселенной. И это было так красиво, что у Дианы вдруг защемило сердце, а по грязным щекам, поползли чистые дорожки слез.
Она застонала от боли, и поднялась из вязкой грязи, похожая на страшную обугленную ведьму, выпрыгнувшую из кострища. Далеко, за ребятами, за склоном и за протокой, шумела разлившимися водами, Обь. А еще дальше, в недосягаемой туманной дымке, виднелись грубые очертания моста.
"Это...Новосибирск"
"Место их смерти"
Дети оглянулись на Диану, и вдруг, помчались к краю склона, разбрасывая из-под подошв куски скользкой грязи.
- Нет! - только и успела вскрикнуть она, прежде чем в воздухе, над обрывом, замелькали их куртки. Они падали вниз, в вязкую цветущую топь.
Раскат грома, ударил с такой силой, что даже твердый позвоночник горизонта, жалобно застонал и затрясся, грозясь обрушиться в космическую пропасть. Первые капли ледяного дождя, упали в грязь, прожигая в ней дыры.
"Когда он убивал их, всегда шел дождь"
Диана медленно развернулась. Перед ней, покосившимися, облезлыми скалами, высились черные стены двухэтажного дома. Темные окна, без стекол и рам, походили на высохшие колодцы, в которых теперь, вместо жизни, поселилась лишь смерть. Навес, над прогнившим крыльцом, прогнулся под тяжестью лет, и сейчас, сквозь трещины и дыры в нем, уродливыми ручьями стекал прозрачный дождь. А где-то на крыше, натужно скрипя, до сих пор поворачивался проржавевший флюгер, как и раньше выказывая почтение своему единственному хозяину - колючему северному ветру.
Дверь дома щурилась приоткрытым глазом. Она была не заперта.
"Это случилось здесь..." - прошептала в ее голове Настя.
- Я не хочу этого знать! - брыкнула словами Буркова. В ее желудок, острой сосулькой разрывающей внутренности, вонзился страх.
"Ты должна"
- Я никому ничего не должна! Я...не пойду туда! Я боюсь, мне страшно!
"Тогда ты погибнешь"
- Я погибну ТАМ! Разве ты не видишь?!
"У нас мало времени, Диана. Поторопись!"
- Но...Зачем мне видеть все это?! Скажи, зачем?!
"Потому что это, твой единственный шанс на спасение"
Буркова осторожно приблизилась к крыльцу, скользя по размокшей земле голыми ногами. Дождь усилился, забарабанив ледяными пальцами, по черепичной крыше. Диана перешагнула гнилые ступени, держась за болтающиеся поручни, и оказалась на хлюпком крыльце, доски которого, заскрипели под ее весом, грозясь обвалиться.
От дома разило падалью. И смертью.
Вместо ручки, из двери, торчал кривой гвоздь. Диана взялась за него, и аккуратно, стараясь не скрипеть петлями, раскрыла смердящую пасть дома.
"Сюда, он приводил их, когда в нем просыпался голод"
Она переступила высокий порог, погружаясь в смрадные воды гостиной. Здесь, внутри, звук дождя был почти не слышен, а тусклый дневной свет, лежал на грязном полу, застреленный и мертвый. Диана поморщилась от тошнотворного запаха, царящего в комнате. Казалось, гнил сам дом, изъеденный белыми личинками запустения.
Она прошла по скрипучему полу, и увидела неустойчивую лестницу, ведущую на второй этаж. Перекладины ее, отсыревшие от влаги, крошились белыми занозами, просящимися по ногти, поближе к теплой человеческой крови.
"Дверь. За лестницей"
- Я... - у Дианы перехватило дыхание, -...не вижу ее...
"Он прятал ее надежно, но все же иногда, голод внутри него становился невыносимым. И тогда он оставлял следы. Присмотрись, и ты их увидишь"
Она присмотрелась к стене, и заметила несколько глубоких царапин, похожих на китайские иероглифы. А потом, увидела и саму дверь, умело маскирующую свой прямоугольный контур, под стену.
- Как мне... - Буркова осеклась, заметив над дверью несколько ржавых гвоздей, скрюченных, будто пальцы, пораженные артритом. На одном из них, незаметной тенью, висела потертая стамеска.
"Да, Диана, ты нашла ключ"
Она осторожно сняла стамеску с гвоздя, чувствуя, как скользит в руке лоснящаяся ручка, и воткнула острие в тонкую щель. Ей хватило одного движения, чтобы прогнившая дверь, вывалилась из стены, подобно больному зубу.
Перед Дианой открылась зловонная тьма, и начало хлипкой лестницы, убегающей в неизвестную бездну.
- Господи...
Она нащупала ступеньки и спустилась вниз, слушая, как скрипит под ней старое, изъеденное короедами дерево. Здесь, запахи гниения и сырости, становились невыносимей. Они смешивались в противный комок, встающий поперек горла, и давили на грудь так, что хрустели ребра, под которыми, слипались от недостатка воздуха, измученные легкие. Диана отхаркнула красную слизь, и зажала нос ладонью, стараясь дышать, как можно реже.
- Я ничего не вижу, здесь так темно... - как можно тише прошептала Буркова. Ей казалось, что здешняя темнота не умерла, а просто впала в спячку. А будить ее, ей не хотелось.
"Мы в страшном месте, будь готова ко всему..."
Тьма расступилась. Ее разогнал по углам тусклый свет лампочки, болтающейся под потолком в худом, похожем на член, патроне.
- Господи...
Подземелье было узким, больше похожим на коридор. У стен, высились громадные деревянные стеллажи, полки которых ломились от солений. Некоторые из стеклянных банок полопались, выпуская на волю мерзкую прокисшую вонь, заливающую пол. На стеклянных осколках, поселилась плесень, бледными усиками, тянущаяся к стенам, на которых пауки выводили свое бесчисленное потомство.
Буркова шагнула к стеллажам, рассматривая содержимое мутных банок.
- Что это?..
"Будь готова ко всему!"
- Господи! - она отшатнулась, ударившись спиной о противоположный стеллаж. Из банки, на нее смотрел чей-то глаз. - Что это?! Это...это...люди? Нет, пожалуйста, нет...
"Когда его голод вырывался наружу, за окнами всегда шел дождь. Дороги мокли. И бежать было некуда. Тогда, он доставал топор..."
- Прошу, перестань! Прошу тебя! Про... - рвота рванулась из горла, обжигая ладонь. - Чееерт... - она глотнула затхлого воздуха. - Это люди! Разрубленные люди, распиханные по банкам, как овощи...ты понимаешь?! О, Господи...что же это такое?! Господи...
"Но в последний раз, дождь так и не пошел"
- Что...ты говоришь? Я не хочу! Я не буду слушать... Нет...
"Иди, Диана. Посмотри на него, ему так этого не хватает. Он был храбрым мальчиком. Он никогда не плакал. Скажи ему, что ты его нашла. Выпусти его отсюда"
Диана посмотрела вглубь коридора. И поняла, что он не оканчивается стеной. Там, за истлевшей тряпкой-занавесом, было что-то еще. Что-то темное и страшное. Что-то... больное.
- Я чувствую...
"В каждом месте живет память. Сейчас, ты чувствуешь именно ее..."
Словно дряхлая старуха, потерявшая глаза, Диана проковыляла мимо ужасных полок, и сдернула с кривой гардины поросшую грибком тряпку.
- Мамочки мои... - она закрыла лицо руками. Из глаз ее побежали теплые, беззвучные ручьи.
У каменной стены, закованный в цепи, лежал ребенок. Его худое тело, изъеденное червями, превратилось в покрытую паутиной мумию. Оскалившийся рот, был широко раскрыт в последнем, предсмертном крике.
"Он вырезал ему язык. Потому что не выносил человеческой речи. Но дождя... все не было"
Диана всхлипнула.
- Как это случилось?
"То лето, стало последним. Сердце зверя остановилось. И дети, перестали пропадать. Дети стали свободны. Он последний. Освободи его, сестренка. Он так этого ждет..."
Диана опустилась на колени и взяла скрюченную детскую ручку, своей. Осторожно сняла с нее кандалы и положила на тощую грудь.
- Как его звали?
"Леша. Леша Кирсанов"
- Ты свободен, Леша. Теперь, ты свободен. И больше никогда не будешь один.
Грудная клетка мальчика ввалилась внутрь, превращаясь в пепел. Рассыпались плечи, и руки, ноги и голова. И уже через секунду, перед Дианой, лежала только горсть пепла, похожая на печную золу.
- Лети...Ты свободен...
Пепел, струйкой зазмеился по полу, к лестнице, дарующей свободу.
- Спасибо тебе, Диана...
Она подняла глаза к дверному проему, и увидела, что на верхней ступеньке, стоит фигура ребенка, созданная из кружащегося в воздухе пепла.
- Я никогда не забуду тебя, Диана...Прощай!
Она услышала веселый смех.
- Прощай...Леша Кирсанов. Беги к своим друзьям...
По полу застучали быстрые шаги, и на секунду, в дом ворвался запах дождя. Но потом хлопнула входная дверь, и все смолкло.
"Теперь, ты знаешь"
Она открыла глаза и выбралась из-под кровати, оставляя на полу грязные разводы.
"Ты молодец, персик! У тебя все получилось!"
- Я...это так больно...И так страшно. Без тебя, я бы ни за что не справилась!
Но Настя уже ушла.
- Леша Кирсанов... - прошептала Диана и подошла к окну, за которым алый рассвет, согревал своим дыханием замерзшее утро. - Ты не один теперь...Ты не один...