Свалка была огромной. Вонючей, жадной до грязи и скользкой. Серость мокрого неба добавляла ей мерзкой тяжеловесности, отчего казалось, что это место, некая червоточина, неминуемо несущая гибель. По грязи, туда-сюда сновали крысы, выискивая куски гниющей пищи. Размерам они не уступали кошкам, их голые хвосты, трещали по пластиковым бутылкам, будто оголенные провода.
Диана поежилась, осматриваясь. Вместе с Антоном они стояли у самого подножия мусорных гор, не решаясь подняться по скользким тропам, наверх. Чтобы приблизиться к этому отвратительному месту, им пришлось топать по бесформенной, разбитой мусоровозами, дороге, около получаса. Вчерашний снег растаял, и замерзшая земля, скинула твердую шкуру, оголив осклизлое змеиное тело.
Диане подумалось, что кучи мусора дышат, источая тепло. Они были похожи на попавших в капкан зверей, испускающих дух, гниющих заживо. И она поблагодарила Господа за то, что сейчас не лето, и ее слуха не касается противное жужжание зеленых мух, откладывающих опарышей в мягкое тело свалки.
Буркова не увидела ни одного человека, и в непонимании посмотрела на брата. А он в задумчивости оглядывал горы мусора, нервно подергивая плечами. Потом смачно высморкался желтой слизью, и сплюнул.
- Антон, фууу...
Он отвлекся от своих дум:
- А?
- Да ладно, ничего.
Не хотелось ей идти туда. Но и этого она не сказала. Как не сказала и о том, что люди в балахонах, сейчас, при свете дня, показались ей глупой выдумкой, страшилкой, какими пугают непослушных детей.
"Свет померкнет. И я снова поверю"
- Где люди, Антон?
- Они здесь. В норах.
- Норах?.. Боже! Тут столько крыс!..
- Да. Крыс тут много. Не передумала?
Она помолчала, раздумывая:
- Нет. Пойдем.
Они ступили на ковер из смятых пластиковых бутылок, поднимая в воздух свежую порцию зловония. Мир затрещал, грозясь развалиться на куски, но не испугал двоих смельчаков, скользящих по мусору. И тогда он принялся цепляться им за ноги, пытаясь вывернуть лодыжки, но и здесь, не сумел преуспеть. Антон Бурков вел сестру теми безопасными тропами, которыми ходил сам.
- Нам нужно уйти до бульдозеров. Иначе придется платить, - сказал Антон, поглаживая бинт на руке, снова ставший кровавым.
- Ну, да. Бульдозеры берут аренду. Надо уйти до них.
- Аренду за что?
- За то, что мы здесь живем.
- За это место?
- Угу.
- Ужас...
Они взобрались на холм из жестяных банок... Свалка не имела границ. Ее грязное покрывало, простиралось до самого горизонта, сливаясь с бесцветной чертой здешнего мира. Не было ничего ужасней и величественней здесь. И каждый пришедший, склонял колено, повинуясь беспощадной силе, кроющейся в этих местах.
Мимо Дианы прошуршала крыса, и девушка вскрикнула, отпрыгнув. Животное, без особого интереса глянуло на людей, и зарылось в мусоре.
Антон спрыгнул вниз с холма, утопнув в отходах по колено.
- Диана, давай, надо спешить.
- Твою мать!.. - она прыгнула вниз, кое-как удержав равновесие.
Вчера вечером, когда Диана уже спала, ей позвонил Вячеслав. Они проговорили больше часа, забыв об обидах. Он предложил сходить куда-нибудь вечером, и она, конечно же, согласилась. К ней вернулась любовь, и все мосты, сгоревшие в ссоре, выстроились вновь, из праха и пепла поражений. Теперь, глядя на тонны отходов, ступая по ним уставшими ногами, ей, как никогда хотелось вернуться обратно, домой. Ведь теперь, у нее было такое место. Дом, куда она могла вернуться.
- Не отставай!
"Зачем я здесь?"
Ветер, жестким порывом ударил в лицо, заставив отвернуться. Она поспешила за братом, стараясь не отстать. Антон шел быстро, ловко обруливая опасные ямы, дышащие сотнями микробов. Его бесцветные глаза выискивали в грудах мусора блеск серебряного металла. На свалке было много серебра, выброшенного по неосторожности недотепами-хозяевами. Иногда, Антон находил целые столовые наборы, и тут же бежал в ломбарды. Вот и сейчас он поднял пару серебряных вилок, которые тут же исчезли во внутреннем кармане его грязного пальто.
"Живи, как хочешь!" - со злостью подумала Диана, наблюдая за братом.
Они прошли мимо сломанного комода, мимо кучи использованных презервативов, завязанных в узлы, мимо безголовой куклы, похожей на криминальный труп и, вышли, наконец, к тому сооружению, которые Антончик называл норами. Углубление в мусоре, размерами не уступающее медвежьей берлоге. Антон склонился над входом:
- Эй, есть кто?! Ауу,эй!!!
- Че надо? Кого там принесло, б*я!? - хриплый голос вырвался из темной норы, как нечто невозможное, как кошмар, вдруг ставший реальностью.
- Это Антон!
- Кто?! Ладно, щя, погодь!
Нора зашуршала, задвигалась, тужась, и выдавила из своего вонючего чрева грязного человека, в черной маске, какие носят ребята из группы захвата. Он поднялся с колен, отряхнулся, стер с губ слюну и, наконец, обратил внимание на своих гостей. Глаза его, в рваных дырах маски, казались черными, будто само безумие поселилось в них навсегда.
- Твою мать, Антошка! Че надо?.. - человек перевел взгляд на Диану. - Ааа...приволок очередную суку?! Сосать будет, или трахаться?!
- Эй, эй, это моя сестра, пасть завали! - Антон закрыл собой Диану, пытаясь оградить от дурных слов и намеков. Но и не знал, насколько она сильна.
Она вышла из-за его спины:
- Еще одно слово в мою сторону, ублюдок сраный, и я убью тебя здесь и сейчас, ты понял?!
- О! - человек улыбнулся. - Девка с гонором. Ну? Чего надо от меня, родственнички?
- Слушай, Санчо, ты не видел Батю? Не знаешь, где он может быть? Что-то его не видать...
- Я тебе че, бюро справочное?
- Че жалко сказать?..
- Да иди ты нах...
Диана достала из кармана курточки мятый полтинник, и пока ее брат пытался разузнать ответ, швырнула бумажку к ногам убогого жителя норы.
- Так где Батя, ты, мерзость подколодная?!
Санчо улыбнулся и зашипел, опускаясь на колени. Его изъеденные язвами пальцы, подняли голубую купюру, и, свернув пополам, сунули в карман. С жирных губ закапала слюна.
- Утром он молится у лужи. Надеюсь, не забыл, где это, Антошка?
- Нет, - Антон глянул на сестру. - Пойдем... быстрей.
Диана кивнула, не сводя глаз с гниющего выродка, стоящего на коленях.
- Диана!
- Да, да...пойдем.
Они двинулись дальше. Буркова уже еле волочила ноги, и Антон, заметив это, сбавил шаг. Они поравнялись.
- Антон, а почему он в маске был?
- Проказа. Лица у него почти нет, сплошная яма. Я, когда в первый раз с ним встретился, тоже спросил об этом. Так он, не стесняясь, снял маску. Поверь, лучше этого не видеть.
- Да уж...соглашусь. А что за "лужа"?
- И этого тебе лучше не знать.
- Ясно.
Они зашагали молча, слушая треск и чавканье свалки.
- Диан?
- Мм?
- Все-таки это здорово, правда?
- Что здорово?
- Ну, все это... как в детстве, когда мы были рядом, помнишь? А этот обрыв Смерти, помнишь его? А тарзанку там? Прикольно было...а помнишь, как в Новосибирск ездили?
Она помнила. К счастью. Или к сожалению. Память никогда не отпускала ее, но сейчас, ее кривые, острые когти, вдруг исчезли, оставляя лишь пушистые добрые лапки, гладящие душу. Такой была память ее брата, смертельно-больного наркомана и бродяги, живущего на свалке. И сейчас, стоя посреди гор мусора, Диана вдруг поняла, что слишком рьяно билась с прошлым. В попытках избавиться от него навсегда, она не заметила, как перестала различать грани добра и зла. А ведь детство у нее, несомненно, было, но увидела она это только теперь.
"Я не верю..."
Она увидела себя, тощую девчонку с русыми косичками, бегущую сквозь летние каникулы в драных кедах. И Антона, быстрого и сильного, как бог, бегущего всегда впереди, но никогда не выпускающего ее рук. Она увидела, как они, отважные и смелые, залазили на дерево, над обрывом Смерти, чтобы привязать к толстому суку, резиновый канат, украденный из гаража одного сумасшедшего старика. Вспомнила, как прыгала с обрыва, с разбегу, чувствуя страх и экстаз одновременно, когда летела над оврагом, вращаясь будто волчок, сжимая потными ладошками надежный канат все сильней...
"Я перестала помнить хорошее"
- Я помню, - сказала она, с удивлением. - Я помню...
- Я хотел сказать тебе... - Антон остановился, подбирая слова. - Да постой ты! - он ухватил сестру за край куртки. - Стой! Я хотел сказать, что умираю. Осталось мне недолго. И я все боялся не успеть сказать тебе, что, каким бы я ни был, я люблю тебя, сестренка. Я живу-то одними теми воспоминаниями. Детством.
Диана посмотрела на брата, но увидела себя, бегущую по горячему асфальту, в легких кедах.
- Идем, - она опустила глаза.
- Да...Идем.
"Во мне не осталось больше любви..."
Вскоре они вышли к луже - глубокой яме, заполненной отходами. Над поверхностью ее клубился пар. В серой, вязкой жидкости, надувшись пузырем, плавала чья-то куртка.
- Вон он, - шепнул Антон. - Смотри. Видишь?
Диана проследила за взглядом брата и наткнулась на тощую фигуру человека, стоящего на коленях на противоположной стороне лужи.
- Это Батя?
- Да. Пошли. Значит, слушай, я скажу, как есть - не думай, что разговариваешь с больным несчастным стариком. Этот человек раньше священником был, но его выкинули из церкви...Подозревали в изнасилованиях детей. Тех, которые приходили молиться. Слушки-мальчики, девочки-припевочки, поняла, о чем я?
- Господи...почему его не расстреляли? Это же...когда было?
- Не попадись на его удочку, эта старая мразь умеет влезть в мозги.
- Он такой...древний, кажется.
Они перешагнули через гору жженой пластмассы, и оказались за спиной у старика.
- Он выкрутился, как-то, - зашептал Антон, - не знаю. Но церковь забрала у него все. Тсс, тихо. Эй, Батя?!!
Старик, не оглядываясь, поднял руку, костлявыми пальцами поманив к себе. Диану от этого жеста пробрало. Ей почудилось, будто она маленькая девочка, пришедшая на службу в церковь...
- Не бойся, - сказал Антон. - Пойдем. Он нас зовет.
Но Буркова не сдвинулась с места. И увидела, как старик снова поднял руку, беззвучно шевеля пальцами.
- Передумала? Тогда, возвращаемся? - Антон облегченно улыбнулся, зашагав в обратную сторону.
- Нет, постой! Все, все. Идем к нему, идем, - Диана знала, что говорит неправду, что пытается обмануть саму себя, но отступать уже было поздно, обратные пути увязли в предстоящей ночи.
- Уверена? - Антон остановился.
- Да! Пойдем.
Но старик обернулся к ним сам. Лицом, настолько худым, что Диана увидела все линии черепа, выступающие под тонкой кожей. Батя улыбнулся беззубым ртом, и поднялся с колен. В правом глазу его плавала катаракта.
"Он сумасшедший...Господи!"
- Бог еще не призвал тебя, сын мой? - просипел старик, приближаясь Антону. Грязный, зеленый пуховик, болтался на старике, как на вешалке.
- Нет еще. Не призвал.
- Все верно, - Батя окинул взглядом Диану. Задвигал челюстями, отчего на подбородок его полились прозрачные слюни. - Зачем ты снова пришел сюда? И ее привел зачем?
- Это...
- Твоя сестра, - закончил за Антона старик. - Я знаю. Так зачем?
- Нам нужно поговорить с тобой... Ей нужно.
Старик кивнул. Выудил из кармана недоеденный беляш и громко пернул. Диана заметила, как по штанам его поползли мокрые полосы.
"Я этого не вынесу!" Но она не сдвинулась с места. Потому что видела - Батя что-то знает.
- Я вижу в твоих глазах тьму. Ее уже не изгнать, - бродяга доел беляш и откинул пропитанный жиром пакетик, в сторону. - Ты пришла поговорить о тьме?
- Откуда ты знаешь? - Диана наконец-то осмелились подать голос. Но прозвучал он очень испуганно и тихо.
- Это не имеет значения. Тебе уже не помочь. Зачем ты смотрела в темноту?! Тьма увидела тебя! Теперь уже слишком поздно.
- Что...
- Тсс... - Батя приложил палец к иссохшим губам. - Я знаю, о ком ты хочешь спросить. О людях в белых капюшонах...
"Господи...откуда?!"
-...Люди не верят в них. Там, откуда ты, люди не верят в них. Так почему же ты пришла ко мне, а не к врачам?
- Вы видели их, так? - Буркова приблизилась к старику. - Видели...так же близко, как меня сейчас!? Не знаю как, но вам удалось выжить...вот о чем я пришла спросить! Как?! И почему - я?! Я отдам вам все деньги, если скажете мне, как вылечиться от этой...заразы.
Антон смотрел на сестру не мигая. Теперь он увидел, что та, сильная девочка из прошлого, никуда не делась. Просто выросла, поменяв облик. Но не характер. И подумал о том, что его помощь больше не нужна. Но от этого вдруг, почему-то, стало грустно.
Батя усмехнулся. И протянул Диане раскрытую ладонь. Она полезла в карман за деньгами, но он остановил ее:
- Не деньги мне нужны. Хочу, чтобы ты посмотрела.
- На что?
- На линию жизни.
Диана склонилась над ладонью, подобрав волосы рукой. Батя провел по ладони пальцем.
- Вот тут. Она обрывается. Делает изгиб, и исчезает. Видишь?
- Что это значит?
- Что я должен был умереть. А теперь посмотри на свою ладонь.
Буркова подняла руку к глазам, и долго не могла поверить в то, что увидела. Ее линия жизни, кривилась в сторону большего пальца глубокой морщиной, больше похожей на шрам.
- Этого...не может быть! - она в изумлении выдохнула.
Батя кивнул.
- Не может. Но есть.
Антончик заглянул сестре через плечо, пытаясь увидеть ее ладонь. Но она уже спрятала замерзшие руки в карманах куртки. Несколько раз Антону приходилось сталкиваться с цыганами, и они гадали ему по руке. Он верил им, потому что все гадалки, как одна, пророчили ему скорую смерть. А потом продавали очередную дозу, загнанную в шприц. Теперь в Городе цыган осталось немного, одна-две семьи, но раньше, было целое поселение. До тех пор, пока за них не взялись местные органы правопорядка, и криминалитет, не желающий делить кусок наркотического пирога. Когда сгорело несколько цыганских домов, а в остальные, штурмом вломилась милиция, цыгане покинули Города. Антон видел, как они уходили - вереницы людей, в разноцветном тряпье, с грудными детьми на руках.
Старик задумчиво уставился на серую полосу горизонта:
- Знаешь, я боюсь Бога. Очень хочу увидеть его, но боюсь его глаз. Когда он посмотрит на меня, что я смогу ему ответить? О чем рассказать? Меня ждет ад, я знаю. Мое тело сбросят туда...И тогда побег будет окончен. Там, боли моей не будет конца. Они заставят меня страдать...Они умеют это лучше всего.
- Кто они? Собиратели? - Диана сглотнула страх, скопившийся под языком.
- У них есть все - иглы, крюки, заклятия, свечи, ножи, знаки...все! Они - наше проклятие, порождения ада, бич человеческий. Ты понимаешь? Понимаешь, насколько они сильны?! Я был священником в те годы, но они пришли даже в церковь! В церковь, в само сердце Христа! Но все же мне удалось! - Батя зашипел, улыбаясь. - Да, удалось...
- Что удалось?! Что вам удалось?! - Буркова замерла, чувствуя, как колотится сердце, выламывая ребра.
- Я убил одного из них. Только убив своего собирателя, ты освободишься от тьмы. А убить его можно лишь одним способом. Сбросить с него капюшон и заглянуть в глаза! В эти мертвые, злые глаза...Мне удалось это. Да, мне удалось...
"Я не верю ему" - подумала Диана. "Почему я не верю ему?"
Но внутренний голос тут же нашел ответ.
"Потому что он сумасшедший. Уходи, пока они, все вместе, не заразили тебя нищетой снова. Иди домой, ложись спать. Скоро вечер, а там Слава и любовь, там вечный огонь молодости и костер, в котором вы сожжете эту холодную осень! Иди!"
Но она продолжила слушать. А Батя - говорить. И шепот его, воняющий кислой капустой, въедался ей в кожу, стягивая лицо нитями. И в этот момент, Диана так близко подступила к пониманию того, что с ней случилось, что не сумела даже выдохнуть, ощущая жар в легких.
"Настасья!"
- Они хотели избавиться от меня. Когда получили все, что хотели, когда сделали моими руками столько зла, сколько смогли, они захотели...избавиться...Обвинили меня в этих изнасилованиях. Подставили. И эти дети, отродья дьявола, там, в суде, они говорили, давали показания, а печатные машинки стучали и стучали, выбивая приговор, - Батя сипло засмеялся. - Я потерял себя в те годы, когда все началось. Потерял душу. А они нашли ее! Слышишь меня, девочка? Нашли! И ты...ты тоже потеряла что-то, ту вещь, что была твоей душой...Потеряла себя! Боже, отче наш, да святится имя твое, да прибудет воля твоя, Господь Бог, я рад, склонись ко мне, слушай меня, слушай... - молитва превратилась в шепот, который Батя спрятал в ладонях.
- Настасья... - Диана вспомнила, как уложила свою любимую куклу в коробку из-под торта, а потом, похмельным утром, выбросила ее в мусоропровод. - Моя кукла...
Старик кивнул:
- Они живут этим, дочка, понимаешь? Они - монстры, обреченный на бессмертие в муках. Лишенные тепла, они вынуждены собирать его...снова и снова...Каждый раз, находя что-то ценное, они снова вспоминают о том, что жили когда-то, и стремятся вернуться обратно, с помощью потерянных душ. Используя их, как окна и двери, они снова видят этот мир, входят в него, чтобы продолжить свои жуткие дела...
- Что мне делать? Как найти своего собирателя?
Старик покачал головой.
- Я не знаю.
- Но...как вы нашли его?!
- Я не знаю.
- Старик, ты издеваешься? - Антон привстал с корточек. - Помоги ей!
- Я не могу! - он зло посмотрел на Антона. - Я не могу ей помочь! Разве не ясно?! Она обречена! Посмотри на нее! Посмотри! - Батя ткнул пальцем в Диану. - Она уже мертва. Всю жизнь была мертва, с самого детства! Закрой ее где-нибудь и жди конца, иначе она всадит тебе нож в спину! И будет...
- ЗАТКНИСЬ!!! - заорала Диана, и толкнула старика в грудь. Он упал на спину, в гору пластиковых бутылок. - Заткнись, заткнись, заткнись!!! Ты слышишь, педофил сраный, закрой свою пасть!!!
Батя в испуге попытался отползти, но Буркова подбежала к нему, и ударила ногой в живот. Совсем не больно, по-девачьи слабо, но он согнулся пополам, дико вскрикнув.
- Убери ее, Антон!
А Диана уже снова заносила ногу для удара, выплевывая в старческое лицо кучи отборных матов. Не смогла. Брат оттащил ее от старика, крепко схватив за предплечья.
- Диана!? Диана!? С ума сошла?! Что ты делаешь?
Он затряс ее, но она не видела его, из глаз, солеными ручьями катились слезы.
- Старый козел, - выкрикнула она. - Хочешь остаться единственным и неповторимым?! Ты сгоришь в аду за тех детей!
- Пошли, пошли, - Антончик попытался увести ее. - Мы что-нибудь придумаем, найдем выход, все будет...
- Отвали от меня! - она вырвалась из его объятий. - Нет никаких "мы" Антон! И не было! - по щекам ее поползли черные полосы туши. - Ты мне не нужен, ты такой же, как он! Забудь меня, не хочу тебя видеть, не желаю! Не ходи за мной! Подыхай здесь, один! Подыхай!
Она развернулась и побежала прочь.
- Диана... - он было дернулся остановить ее, но не сумел. Упал на колени, чувствуя, как СПИД скручивает мышцы в узлы. Из носа плеснула темная кровь. - Диана!.. - он завыл, пытаясь подняться, но снова упал. И тогда пополз, уродуя покалеченную кисть, срывая с нее окровавленные бинты. - Подожди...
- Хвалите, рабы Господни, имя его! Да будет имя Его благословенно отныне и вовек. От восхода солнца и до заката... - Батя подошел к Антону, и, опустившись на колени, положил ему руки на затылок. - Храни меня, храни, отец мой!..Храни сына твоего, храни дочь...
Диана бежала быстро, не замечая свалки, перескакивая через горы мусора, и опасные ямы с отходами. А в голове, роились, будто мухи, сотни голосов и мыслей. И все они упрекали, все они давили на мозг, сжимая его в тисках.
"Зря ты притащилась сюда, все здесь заражено сумасшествием! Что ты надеялась узнать? Что они могли рассказать тебе? Эти люди больны, они умирают, и кормят тебя собственной смертью. А ты открываешь рот и жрешь! Зачем, персик? Беги, беги, не сбавляй шагу! Не оглядывайся назад, ведь там то, отчего ты всегда бежала, твоя память и нищета! Беги!"
И, видит Бог, она бежала. Летела, словно ветер, боясь обернуться, боясь посмотреть назад.
"В тебе не осталось больше любви!"
Она стрелой пронеслась мимо Санчо, проводившего ее удивленным взглядом, мимо каких-то стариков, справляющих нужду, мимо чумазых детей, выбирающихся из нор...Сбежала, точно огонь, с мусорный горы, и оказалась у самого выхода, грязная и вонючая, забрызганная гнилью отходов, по самую шею. Он соскочила на землю, и согнулась пополам, стараясь отдышаться, сплевывая слизь, утирая слюнявый рот рукавом.
- Господи...Гос...поди... -
Ее вырвало всем тем, что она съела на завтрак.
- Твою мать!
Она обернулась. За ней никто не гнался. Ни этот сумасшедший старик, ни прокаженный Санчо, ни ее брат Антон. Диана перевела дух, и попыталась выпрямиться. Разгоряченную поясницу тут же пронзила боль.
"Разваливаешься, старушка. В пору самой жить на свалке?"
Она улыбнулась.
- Да пошли они все! Плевать я на них хотела! Все будет хорошо!..Нужно только...домой добраться и помыться.
Ей вспомнились слова Антона "Я не вернусь больше на свалку, сестренка! Я боюсь..."
- И я, тоже...
Она зашагала по размякшей дороге, стараясь хоть как-то удержать равновесие. Но ветер достал свою секиру, наточил, и начал рубить одинокую девушку, со всей силы, сбивая с ног. Несколько раз Диана упала, сыпля проклятьями. И когда поднималась, видела перед собой осень. Красивую женщину, восседающую на троне из листьев, положив ногу на ногу. Ее задравшееся платье, оголяющее белую кожу бедер, было соткано из увядающих цветов, а королевская корона, свита из высохших кореньев. Она улыбалась алыми губами, выставляя напоказ тонкие, замаранные кровью зубы. А мускулистый мужчина, сидящий у ее ног, брал в руки лютню, и натягивал холодные струны, сжимая ими всю землю, разрезая ее твердую плоть на куски. Мертвые пальцы ложились на струны, и начинала звучать музыка. Музыка предстоящей зимы.
"Я вижу это. Не знаю, как, но я вижу..."
Она хмыкнула, отрицая все реалии.
"Я просто переутомилась, выдумала себе все эти кошмары, на какое-то время...просто сошла с ума. Я ведь так много фантазирую, правда?"
"А ты думаешь, персик, что все это - реальность? Конечно же, всего лишь твое глупое воображение. Поменьше смотри фильмов. И прекращай читать этого больного Сибирякова! Хорошего из этого не выйдет"
- Да. Да. Наверное, все так и есть...
Мысли успокаивали. Были добрыми и ласковыми, словно кошки. Они терлись о Дианины ножки, запрыгивали на коленки, мурчали на груди, и целовали в щечки. И когда она вышла на остановку, то твердо и окончательно решила просто забыть. Обо всем. Поехать домой, принять ванну, надеть вечернее платье, под которым будут только трусики-танго, накраситься и ждать Вячеслава.
- Все будет именно так.
Она запрыгнула в полупустой автобус, вызывая своим видом удивление на лицах пассажиров. Расплатилась и плюхнулась на заднее сиденье.
"Знаешь, что такое презерватив?" - мерзкий голосок ворвался в голову, против воли.
"Эх, знаешь, конечно. Твой брат. Ты надела его на свой длинный член, использовала, и выкинула, завязав в узел. Ты - мерзкая тварь, ты..."
Она не слушала. А улыбалась снова, разглядывая вымокшие картофельные поля, тянущиеся по обеим стороны трассы, бесконечными черными квадратами. И незачем ей было знать о том, что будет с ее братом. Незачем ей видеть его гниющие губы, и побитые глаза. Пускай его избивают малолетки, пусть подыхает под кайфом в одной из подворотен, но только не вспоминает больше о том, что у него есть сестра. Что она была у него... хоть когда-то.
"Прости меня"
Она улыбнулась. Это были не ее мысли. Не ее слова.
И сердце в груди, сжалось в последней, отчаянной попытке что-то изменить. Ударилось о прутья запертой клетки. "Выпусти меня"
Но Диана, потянулась к ней лишь за тем, чтобы проверить замки.
ХХХ
Квартира молчала. Диана тихо разделась и включила в ванной свет. Заткнула сток пробкой и повернула краны. Голубая вода, с шумом принялась скапливаться на акриловом дне, похожая на дрожащее летнее небо. Буркова стащила с себя джинсы, сняла свитер и потную майку. Ей хотелось, как можно скорее, залезть в воду, смыть с себя грязь прошедшего утра, убить его и уничтожить, смыв в канализацию. Раздевшись догола, она шагнула в ванну, и улыбнулась, чувствуя ласкающее кожу тепло. Легла, закинув правую ногу на бортик. Подумала о стакане с шампанским. Хихикнула, вспоминая светских львиц, и махнула рукой. Сейчас, у нее было все, что нужно. Да и вечер располагал к мечтаниям. Сегодня она пойдет в ресторан, выпьет немного вина, расслабится. А завтра будет думать о работе и прочих неприятностях.
Она закрыла глаза и увидела Вячеслава. Он стоял в темноте, и разгонял ее своим светом. Будто ангел, спустившийся с небес.
"Точно. Он ангел. И тот единственный, кого я люблю. Тот, кто мне нужен"
Ванная наполнилась почти до самых краев. Диана выключила воду, и взяла шампунь. Плеснула его на губку, и потерла шею. И снова увидела Вячеслава. Его сильные руки, обнимающие ее грудь, его пальцы, соскальзывающие в ее трусики...Его язык.
- Ммм...
Она сдавила губку так, что из той фонтаном брызнула пена.
"Язык"
Ей хочется его жевать. До крови, зубами. И пить эту сладкую вязкость, заливая рот.
- Я не отдам тебя никому, мой милый мальчик, - прошептала она, рукой нащупывая у себя между ног несуществующий член. - Я никому тебя не отдам...
Рука сжалась в кулак, и началась двигаться под толщей воды, расплескивая ее за борта. Диана закатила глаза, застонав.
"Он такой твердый..."
Слава заехал за ней ровно в семь, красивый и нарядный. Под черным пальто его, виднелся воротник белой, как снег рубашки. Они вышли из подъезда, держась за руки.
- Ты такая красивая...как морковка! - он засмеялся.
- Чего? - она надула губки. На ней было длинное вечернее платье, прячущееся под курткой.
- Я же заяц. А ты для меня - морковка. Ладно, позвольте вам помочь, - он открыл ей дверцу.
- Морковки...Комплименты вы делаете оригинальные, сэр, - она уселась вперед, тут же пристегнувшись ремнем безопасности.
Вячеслав сел за руль.
- Иди, поцелую.
- Иду, - Диана чмокнула его в губы. - Помада теперь у тебя. Вытрись.
- Легко! Я заказал красное, французское вино "Де Мишель". Ужин...ну, приличный, я так думаю. А музыка...ну, какая же Венеция без музыки? Ну, едем?
- Конечно!
- Морковка ты моя.
Диана ударила Старкова в ногу.
- Не нравится мне.
Он включил зажигание, и вывел автомобиль прочь из двора, под тусклые ночные фонари, которые, будто уставшие солдаты, несли свою бесконечную службу на обочинах дорог. Слава включил дворники, смахивая со стекла ледяную крошку.
- Я брата видела, - сказала Диана, уставившись в окно.
- Как он? Младшего, да?
- Ну да, Антона. Представляешь, он приперся ко мне, этот чертов нарк, а пока шел, к нему прицепились какие-то гопники, и избили, в итоге. Прямо около моего подъезда.
- Ну, да...наверное. Будет ему уроком, впредь. Не хочу я, чтобы он шатался около моего дома.
- Это ваше дело, Диана. Я лезть не хочу. Или хочешь, чтоб я полез?
- Да нет, все хорошо. Я покормила его, он помылся...и ушел. Все хорошо, заяц.
- Живет-то он где? И зачем приходил? Денег, поди, хотел?..
- Нет. Меня повидать. Типа. Не знаю. Колется он. И бомжует. Сказал, что скоро умрет. Но...может так и лучше, а? - Буркова посмотрела на Славу, ища поддержки.
- Это не нам решать. Я так думаю. Слушай, рука твоя как? Ты похожа на героиню боевиков, с этой перевязкой...ты ее меняла, что ли, не пойму?
- Ну, да. Намочила сегодня. Мылась и забыла о ней совершенно. Да все в порядке. Посмотрела на швы, они в норме. Не волнуйся.
- Волнуюсь, конечно же. Завтра к врачу пойдешь. Утром.
- Слушаюсь и повинуюсь.
Вячеслав погладил ее коленку.
- Приехали, что ли?
Буркова вгляделась в лобовик, и увидела яркую, мерцающую вывеску "ВЕНЕЦИЯ" над входом в небольшое двухэтажное здание.
- Ура! Да, приехали.
Старков припарковал "Ауди".
- Прошу, моя госпожа...
Антон Бурков, лежал под открытым небом, вздрагивая от пробирающего холода. Он закинул руки за голову, всматриваясь в звездное небо. Свалка не спала. Даже ночью, в ней кишела жизнь. Где-то ползали крысы, шурша хвостами, где-то, кто-то стонал так, словно умирал. Отовсюду неслись запахи костров и пьяные крики алкашей. И только иногда, все вдруг смолкало. И тогда Антон в испуге подскакивал, оглядываясь по сторонам.
"Когда уже ты меня приберешь?! - он со злостью сжал кулаки, вглядываясь в туманности умирающих звезд. - Кому еще, я здесь хоть что-то должен?"
Но небо молчало.
"Пошел ты!"
Антон стиснул зубы, пережидая спазмы в костях. Инфекция прогрессировала, пожирая его изнутри. Она грызла кости, скобля их своими острыми клыками. Было, конечно, лекарство от боли, заключенное в горстку порошка, но денег на него не было. И сейчас, изнемогая от боли и ломки, Антону подумалось, что зря он не одолжил денег у сестры. Она бы, наверняка, помогла ему...
- Пошли вы все... - промычал он, скрежеща зубами. - Пошли вы все!
Ему грезилось, что завтра он отправится на вокзал. Запрыгнет в товарняк и умчится прочь из Города, за самый чертов горизонт. Туда, где его никто не знает. И умрет там, усевшись на лавку, зная, что никому от этого не станет больно. Или противно, как его сестре...