Доктор Вениамин Прохоров сидел за свои столом, сложив руки перед собой. Он тер их друг о друга, создавая противное шуршание гладкой кожи. Очки, с толстыми линзами, постоянно съезжали ему на кончик носа, и он, как Джим из мультика о пиратах, возвращал их на место, привычным жестом, которого уже и не замечал.
Юрий Железо поерзал в неудобном кресле, и еще раз осмотрел старый, холодный кабинет главврача психлечебницы. Обои, с рисунками лилий, отошедшие от стен, и вздувшиеся уродливыми пузырями, нагоняли уныние и тоску. Высокий потолок осыпался, требуя ремонта. Единственное окошко, покрытое налетом серой пыли, имело тройной стеклопакет, да к тому же еще, зачем-то, было зарешечено. Майор подумал о том, что здание больницы, скорее всего, отапливалось мазутом из местной кочегарки, раз даже осенью здесь ощущается такой холод.
- Я скажу вам одно - Диана Буркова крайне больна! - голос старика, был неприятным. Скрипучим каким-то, и больным. Как, впрочем, и все здесь. - Это шизофрения. Уточнения диагноза еще не было, поэтому не могу сказать, какая точно форма, но...боюсь правосудие на этот раз останется голодным, - улыбка желтых зубов, была под стать облупившемуся потолку.
- Прокурору будете рассказывать! - рявкнул Железо, посмотрев на часы. - Я тороплюсь. Значит - девчонка останется здесь, я так понял? Косить вздумала под дуру, значит?
- Вы слишком предвзяты, товарищ милиционер. И прошу вас, не выражайтесь. В вас много агрессии, вы знаете? Хм...О Диане. Это, без сомнения, болезнь. Я буду заниматься ей лично, но не думаю, что улучшения наступят скоро. Повреждена ее психика, ее вера, ее мозг, в конце концов. А процесс восстановления таких больных, долог. Он может и не закончиться вовсе... - Вениамин пожал худыми плечами. - Она утверждает, что в ней поселилось некое существо. Демон. Что она одержима им, и это он заставил ее убить своего друга. Не думаю, что она "косит", как вы выразились. К сожалению, на сегодняшний день, культура христианства настолько срослась с кинематографом, что количество подобных одержимостей растет не по дням, а по часам...
Юрий поднялся. Не хотелось ему слушать проповеди этого противного старика. Хотелось уйти. Выбежать на свежий воздух, прочь из стен, провонявших запахом безумия. Вонью морской капусты.
- Мне, действительно, пора, - Юрий протянул старику руку. - Вы эксперт, вам и карты...Еще увидимся.
- Да, - усмехнулся врач, но руки так и не подал. - Увидимся... о, кстати, я не говорил, что лечил брата Дианы?
Железо метнул взгляд в сторону Прохорова:
- Брата? Ну-ка...
- Ну, да... он бродяга. Из жалости ваши коллеги его привезли сюда. Думали, он замерзнет на улице зимой. Мы лечили его от наркомании. Он пробыл здесь, примерно... да, нет, не примерно, а точно - всю зиму! Но он не болен психически, поэтому держать его мы не имели права. Наркомания, не наш профиль. Ее последствия, вот где мы нужнее и полезней. Но, это было давно.
- Так они вдвоем значит колются? Брат и сестричка... - пробурчал себе под нос майор.
- С чего вы взяли? Диана Буркова не наркоманка.
- Рассказывайте мне сказки тут. Видел я, какая она.
-Уверяю вас, Диана Буркова не наркоманка. Во всяком случае, на данный момент. Я заявляю это, как врач. А врач я хороший.
Железо покивал, не веря ни единому слову.
- Зачем она вам, доктор? Отдайте ее мне. Ее место в тюрьме.
Прохоров улыбнулся, и вышел из-за стола. Его невысокий рост, и болезненная худоба, тут же оголились перед Железо, как изуродованные старостью проститутки.
- Идемте, я вас провожу.
- Зачем? - майор с недоверием посмотрел на ладонь, легшую ему на плечо.
- Скажите мне, товарищ милиционер, о чем вы сейчас думаете? О том, что мир тесен, или о том, что старик, то есть я, выжил из ума?
- Я ни о чем не думаю, - соврал Юрий. - А мир, он большой. Просто вся мразь, почему-то, всегда собирается в одном долбанном месте. Зачем вы меня провожать собрались, доктор?
- Сейчас послеобеденное время, у нас в лечебнице, время прогулки. По коридорам.
- Не понял?
Они подошли к высокой, кривой двери, и Прохоров с трудом отворил ее.
- Больные гуляют. Не хочу, чтобы вы их пугали.
Железо в недоумении посмотрел на главврача, застыв на самом пороге.
- Психи? Вы выпускаете психов гулять, мать их так? Вы с дуба рухнули, профессор?
- Больные, опасные для общества, сидят в своих камерах денно и нощно, мы колем их не переставая, а дурачки... ну, ведь они тоже люди, им нужна свобода...Ведь в мире и так полно людей, которые хотят у них ее забрать...Идемте.
Они вышли в коридор, тускло освещенный маловольтными лампами. Прохоров повел Железо к выходу, сквозь толчею людей в белых пижамах. Лица их, изуродованные природой, тупо улыбались, роняя, на красный пол, липкие слюни.
"Господи, - подумал майор, - старик спятил. Выпускает этих дебилов гулять, просто так...И двери входные открыты, едрить его мать, что он думает себе?! Кем он себя возомнил?"
- Не смотрите им в глаза, - прошептал Прохоров, все так же мило улыбаясь. - Их мозг может принять это за агрессию. Или напугать, что, в конечном итоге, опять же, приведет к защитным рефлексам.
Юрий опустил глаза в пол, рассматривая свои, заляпанные грязью, туфли.
"Нужно будет поговорить с прокурором на этот счет. Какой-то...бред!"
К ним подошла какая-то женщина, со скрюченными пальцами и вдруг начала кричать, брызгая слюной:
- Города не станет! Он придет! Он будет во всех вас! Суки паршивые, выросли из утробы собаки...
Тут же, из ниоткуда нарисовался огромный медбрат, в белом халате, и сгреб прорицательницу в охапку, утаскивая куда-то в разветвления коридоров. А она все продолжала и продолжала орать, пока, наконец, не взвизгнула от боли, и не замолкла.
- Вот об этом я вам и говорил, товарищ милиционер, - сквозь улыбку пояснил врач.
- Ну, ну...
Коридор полнился больными голосами. Кто-то смеялся, кто-то плакал. Кто-то звал своих близких, потерянных и грешных. И отовсюду, вместе со словами, несся этот противный запах водорослей.
"Наверное, так пахнет сумасшествие!" - подумал Железо.
Они миновали коридор и встали возле выхода. Юрий смахнул со лба испарину, и надел кожаную кепку. На улице, мягкий, красно-желтый октябрь, умирал от холода. Его место, занимал ноябрь, расстилающий белые ковровые дорожки, для зимы - королевы сибирского бала. И хотя ее свита была все еще далеко, уже сейчас присутствие белой царицы чувствовалось во всем.
- Всего хорошего, майор... - Прохоров снял очки, протирая красные глаза.
"Старик подыхает" - подумалось Железо.
- Вы напишите отчет к пятнице, доктор? Со всеми долбанными пунктиками?
- Раньше, дорогой мой, раньше! И прекратите выражаться, здесь вам не бордель. Уважайте чужое мнение и пространство.
- Ну, хорошо, я извиняюсь, - хотя Юрий так и не понял, каким словом обидел старого психиатра. - Посадите ее на цепь, и не выпускайте до суда, как этих...ваших дурачков.
Прохоров водрузил очки на нос и печально посмотрел на майора, комично увеличившимися глазами:
- Да, да. Конечно. Но суд будет чистой формальностью, я думаю. Я вижу это уже сейчас. Вам не удастся поквитаться с этой беспомощной девочкой. Уж простите.
Железо зло глянул на старика.
"Он смеется надо мной, козел больной! Думает, что язвит! Сука гребаная, делает из меня психопата!"
- Поживем-увидим, - он вышел из здания, не желая прощаться со старой мразью, и поспешил к служебному УАЗу, который стоял недалеко от въездных ворот, урча двигателем. Водитель, - молодой паренек лет 20, - курил вонючую сигарету, задымив весь салон. Железо запрыгнул на сидение, и открыл окошко.
- Твою-то мать! Ты охренел, что ли?
- Простите... - водитель выбросил сигарету за окно.
- Доктор этот, сам псих чертов! - майор со злостью ударил кулаком по дверце. - Сидит тут уже, похоже, двести лет, и еще столько же себе отмерил, сукин кот! Поехали отсюда!
- А чего говорит-то? - спросил водитель, дергая рычаг скоростей.
- А-а, дерьмово дело! Девка под дуру закосила. И этот пердун с ней заодно, чтоб его черти взяли! Защитником заделался. Старый хрен!
- Так может, это, и есть дура? Девка-то? Я слышал, она там жесть устроила...
- И?! - Железо метнул в парня копья глаз. - И что дальше-то?! Ты усы отрасти сначала, а потом уже мотать будешь на них, что, где и как! Этот город видел и похуже убийства. И кровищу потемней! Ты пойми, я вижу, что она косить вздумала. Но не пойму, почему этот врач ее покрывает. Гнида старая...У него и имя-то, как у сволочи - Вениамин! Такие Вениамины знаешь, что в революцию творили? - он посмотрел на водителя, и махнул рукой. - Ладно, поехали. Вижу, ты в школу ходил, как на праздник, б*я!
Юрий окинул взглядом здание психбольницы, не зная, что еще предпринять. Двухэтажное строение, из желтого шлакоблока, стояло перед ним, словно стена, не дающая войскам взять желанный город. И над просторами королевства, умирающими от уныния и боли, несся хохот старого короля, поверившего в свою неуязвимость.
УАЗ развернулся, объезжая ржавые качели, проехал мимо уродливых скульптур из арматуры, и выехал к воротам. Водитель посигналил, и из будки сторожа, находящейся на небольшом возвышении, выбежал древний старик, в рябой шапке, от цвета которой, у майора застонали глазные нервы. Сторож отворил скрипучие железные ставни, и машина протиснулась между ними, раскачиваясь на ухабах.
- Чуть зеркала не вывернул, на кого строили, придурки!? - выругался молодой водитель, и вывернул руль вправо.
Машина, жужжа колесами, тут же помчалась прочь от каменных стен, словно радуясь неожиданному освобождению. Комья грязи, вместе с серой жижей летели из-под жестких шин, орошая мертвую округу гнилым ливнем. Здесь, на задворках Города, люди никогда не пытались жить, поэтому, среди нескольких разрушенных бараков и опустевших цыганских домов, величественностью каменного тела, выделялось здание психбольницы. Как поддельный кристалл, как достопримечательность, о которой все спешили забыть, оно трещало по швам, распираемое мрачным величием. И никто не мог бросить вызов...
УАЗ проскочил мимо какого-то бродяги, в черном пальто, обдав его брызгами грязи, мимо куч мусора, припорошенных снегом, мимо голых деревьев и ржавых остовов машин, все дальше удаляясь от проклятого желтого дома. И только в зеркалах заднего вида, все еще можно было разглядеть мельтешащий каменный забор, коим была обнесена территория лечебницы.
"Прошло почти две недели с того дня, - подумал Юрий, глядя в зеркало. - А врач тянет с отчетом. Что-то здесь не так..."
Конечно, и сам Железо, не вспоминал об отчете целых четырнадцать дней, но это не мешало главврачу провести все медицинские процедуры и подкрепить их свой прыгающей подписью. У майора и без этого дел хватало, чего только стоило разбойное нападение на местный ресторан, где налетчики, оставили после себя щедрый кровавый след, тянущийся в родной Новосибирск. Юрию пришлось в срочном порядке поднимать старые связи и подключать к делу бывших коллег. И хотя, по идее, он должен был быть этому рад, ведь все, с кем он работал в Новосибирске, были опытными оперативниками, его обуревал гнев! Разматывая нити преступлений, он не привык останавливаться, подчиняясь границам и званиям. И уж тем более не был готов отдать решенную задачку в чужие руки. Именно по этим причинам, он до сих пор не наведался к Прохорову и не припер сукиного сына к стенке!
"Еще припру. Этот старик у меня допляшется, мать его так!"
Антон Бурков ковылял по заснеженной грязи, когда впереди показался милицейский "УАЗ". Он опустил взгляд в землю, стараясь не вызывать ни малейших подозрений. Он только что вышел на след сестры, с тех пор, как потерял его, неделю назад, отдавшись сладким грезам героина, и теперь не имел права терять его вновь. Когда наркотик закончился, а во внутреннем кармане пальто осталась всего лишь одна инсулинка, он снова вспомнил о Диане. Вернее, он о ней и не забывал, просто потерял счет дням, когда судьба свела его с незапертой дверью дорогого джипа. Он вытащил из салона все, что можно, обогатив свою никчемную жизнь парой-тройкой уколов. Все эти дни, он провалялся в каком-то теплом подвале, выныривая из неги, только за новой ее порцией.
" Не останавливайтесь..."
Машина проскочила мимо, окатив его грязью и выхлопными газами.
Антон стер с лица черные брызги, отряхнулся и поднял глаза к забору, за которым пряталось невысокое двухэтажное здание. Его пробрало от воспоминаний. Он был там, внутри этого ада. Когда-то был. И сейчас, готов вернуться. Хотя колени его и задрожали от страха, а в горле заворочалась кислая рвота, он был готов.
"Там были красные полы. И подвал" - вспомнилось ему, и на тощем теле вдруг, застонали все шрамы разом. Заныли, проклиная свое происхождение, тыча пальцами в желтые стены больницы.
- Господи, я не хочу... - Антон остановился, тяжело дыша. - Я не смогу? Скажи мне, я не смогу?!
Но голос, разговаривающий с ним последние дни, молчал с самого утра. Он был богом, но богом, которому покланялись все одержимые наркоманией. Существом, заключенным в горсти белого порошка. И приходил лишь тогда, когда взывающие поили его собственной кровью.
"Я видел ее. Я никогда не отпускал. И сейчас. Я должен..."
Бродяга заковылял к воротам, все еще сомневаясь в правильности своих решений, основанных на безумных видениях, которые ему показывало кровожадное божество, умеющее лишь рвать вены. Когда огонь несся к сердцу, и Антон заваливался набок, на грязном полу, улыбаясь гнилыми губами, к нему приходили видения. Он видел дорогу, и голубое небо над ней. И девчонку, с русыми косичками, бегущую по кипящему от жара асфальту. Видел трущобы, сочащиеся жижей отходов и старика, с бельмом на глазу, дыхание которого воняло кислой капустой. Видел какие-то тела, замаранные кровью, и лица, кружащие
ся в быстром хороводе. Он не мог понять, не мог вспомнить, кто они, и кем были раньше. И только та русая девочка, которой он протягивал свои чистые, молодые руки...только она была знакома ему. Он слышал свой смех и ее имя, которое шептал пустому подвалу.
"Диана"
Он слышал.
"От кого мы бежим, Диана?"
Она останавливалась и показывала ему. Пустое отцовское кресло, и рвущие его обивку волки. Их слюни, белыми червями падали на дорогу, и ползли, пытаясь скалиться. И в ужасе, Антон хватал сестру за руку, утаскивая за собой, к линии несуществующего горизонта.
"Мы не убежим - шептала она. - Я не могу! Мне больно! Они держат меня!"
Сны таяли. И Антончик долго лежал не двигаясь, пялясь в исписанный углем потолок. Время обвивало его горло, и тянуло изо всех сил, но он не мог заставить себя подняться и уйти. И поэтому снова делал укол, в надежде не увидеть ничего, кроме разноцветного калейдоскопа. Но все видения повторялись вновь...
Когда Антон, все же, выбрался из подвала, свет холодного солнца, разбросанный по белой округе, чуть было не ослепил его. Всюду лежал снег, а небо превратилось в синеву ледовитого океана, с белыми льдинами облаков. Антон простоял около дверей подвала довольно долго, привыкая к дневному свету. Бинты с покореженной руки давно слетели, предоставляя миру удовольствие созерцать синеву распухших пальцев, срастающихся под неправильным углом. От грязи, раны начали гнить. Именно это, заставило бродягу направиться в ближайший травмпункт, находящийся при Госпитале ветеранов, где врач, высокий тучный мужчина, вправил ему пальцы, предварительно надев перчатки. Анестезии не было, и Антон закричал от боли, не сумев сдержаться. Хирург безразлично убрал гной, перебинтовал руку, и, кинув на стол упаковку стрептоцида, позвал следующего бедолагу.
- Где я могу узнать о судьбе пациентов госпиталя? - робко поинтересовался Антон у врача, засовывая антисептик в карман брюк.
- В регистратуре. Но своего дружка, ты там не найдешь. Таких, как ты, отвозят...
- Спасибо.
Он вышел за дверь.
В регистратуре его долго изучала накрашенная толстуха в халате, состроив такую кислую мину, что и у Антона, засосало под языком. Ее подозрительные узкие глазки остановились на черных от гноя губах.
- Я тут, на стройке работаю, - ответил Антончик, на не заданный еще вопрос. - Услыхал о сестре из вторых уст и решил проведать ее...
- Ваше пальто... пахнет, а это больница, в конце концов, что за неуважение? - голос регистраторши исходил, казалось, из утробы, забитой слизью. - Имя ее, быстрее только, пока тут всех не вывернуло.
- Буркова. Диана.
Толстые пальцы застучали по клавишам компьютера.
- Буркова...Так-с...Мне нужен ваш паспорт, она пациент от милиции.
- Дома он. Ну, в самом деле, откуда мне было знать, что так случится? - Антон снял шапку. - Никогда с собой не ношу его. Да мне просто узнать, как она, где, в какой палате, все ли в порядке... мы давно не виделись с ней, хотя в одном городе живем, поссорились, ага, а сейчас я ей фруктов принесу и мы помиримся...Скажи, милая, а почему от милиции?
- Какая я тебе милая?! - пальцы снова застучали по клавиатуре. - Красная линия указана. Не знаю, подробностей нам не сообщают. Ее забрали уже отсюда. Ага...ага...в психиатричку, на обследование. Вот так-то. А теперь, отойдите, пожалуйста...пахнет.
- Благодарю...
Так он узнал, что сестра попалась в лапы к доктору Прохорову. А зная, насколько остры когти этого чудовища и как глубоко они входят в плоть жертвы, Антон, не теряя времени, поспешил в лечебницу, хотя и не знал толком, какую помощь может предложить. А теперь, приблизившись к желтым стенам на расстояние видимости, и вовсе потерял способность мыслить. Он видел себя, пристегнутого к каким-то странным железным аппаратам, спрятанным от посторонних глаз в темных подвалах дурдома. Видел белые халаты вокруг, с наслаждением наблюдавшие за происходящим. Слышал собственные крики и лязг металлических ножей, разрезающих кожу. Он знал, в этом месте ничего не изменилось, просто потому, что не могло измениться, ведь все чудовища, все призраки, остались там, внутри этих каменных стен.
"Бог един..." - вспомнились ему слова Бати. А если это так, то он связывает всех людей воедино, смотрит на них одним взглядом. И значит, шансы есть.
"Боже, ты видишь, сколько здесь зла? Прошу, не дай нам погибнуть"
Но вместо ответа, в воздухе закружил пушистый снег.