Аннотация: Сказочная история про самого обычного дядю Викентия, как он стал "анделом небесным".
АНДЕЛ НЕБЕСНЫЙ
Тетя Маша была необыкновенно страшна в гневе. Если честно, она в принципе была необыкновенно страшна. Злоязыкая соседка с третьего этажа, баба Зина, утверждала даже, что тетя Маша намного страшнее ядерной войны. Вот уж это неправда. Перебор это. Совсем не намного - так, на чуть-чуть.
Но сегодня весь подъезд сотрясался от ее воплей и грохота швыряемых предметов. Как будто и впрямь разразилась какая-то война местного значения. А все почему? Просто потому что была пятница. По тете Маше можно было календарь проверять. Как грохот начинается, и вопли, опять же, - значит, пятница на дворе. Значит, дядя Викентий позволил себе лишнего.
А как тут не позволишь?! Дяде Викентию и так каждый день было немного жутковато возвращаться домой со смены. Нет бы его ждала дома дочка-умница, или даже сын-лоботряс. Или, на худой конец, просто лохматый барбос или тощий полосатый Васька. Так ведь нет - там была тетя Маша, и никогда никого, кроме тети Маши. В принципе было невозможно представить, как с ней могло бы поладить хоть одно мало-мальски живое существо. А вот дядя Викентий, как ни странно, был еще жив. Может, испытание такое было ему дано свыше.
И, поскольку дяде Викентию всякий раз было печально и дико переступать порог своего родного дома, то ему постоянно хотелось слегка взбодриться для храбрости. Хоть чем-нибудь. Пивком. Водочкой. Денатуратиком. И совсем-совсем слегка. Так, граммулечкой. Стопочкой. Ма-аленьким стакашечком. Но, что самое интересное, дядя Викентий каждый раз подавлял в себе это желание. Шел себе домой тихонечко.
Баба Зина, несмотря на злоязыкость свою, каждый раз руками всплескивала умиленно: "Андел ты наш небесный" - видимо, намекая на его почти бесплотную комплекцию и незлобивый нрав. А, может, как раз на трезвость. Ну, кто когда видел пьяного ангела?!
Однако же, когда желание всхрабриться становилось невыносимым (а это случалось как раз к пятнице), та же баба Зина, наблюдая вензеля, которые вытанцовывал по двору дядя Викентий в попытке вписаться в подъезд, всплескивала руками уже жалостно: "Андел ты наш небесный...".
И ведь совсем немного выпил в эту пятницу дядя Викентий. Кружечку пива. Это, позвольте, даже смешно... Однако тете Маше и того было достаточно. Зря, что ли, она всю неделю к пятнице готовилась?! Предметы любовно выбирала, которые сподручно было бы швырять. Может даже монолог готовила - подобно тому, как старательный актер бубнит перед зеркалом в ванной свое "быть или не быть".
А у дяди Викентия как назло спина нынче разболелась ужасно. Грузчиком повкалывай-ка. Тем более, мешки какие-то угловатые сегодня попались. И, может, даже не столь из обычной робости перед тетей Машей выпил эту несчастную кружечку дядя Викентий, а из желания хоть немного эту боль унять. Но ни боль, ни тетю Машу унять было невозможно. Уже из окна завидев свою драгоценную половину, она, торжествуя, сокрушила на бегу несколько стульев. И, сбежав с четвертого этажа в шлепанцах, встречала любимого у подъезда так: "Троглоди-ит!". Даже опередила причитания злоязыкой бабы Зины: "Это я андел небесный! Я, а не он!! Сил моих терпеть нетути-и! А терплю-у!!". И - бабах об асфальт принесенным с собой цветочным горшочком. Без цветка.
Обычно после такого дядя Викентий прикрывал голову руками и тихо-тихо семенил домой, краснея от стыда и ужаса. Но сегодня очень уж спина болела. Даже невозможно было поднять руки, чтобы голову ими прикрыть. Вместо этого дядя Викентий выпрямился и пошевелил лопатками. Вид у него при этом был мученический, но гордый. Такой непривычно гордый, что у дам на лавочках непроизвольно открылись рты, а тетя Маша даже замолчала.
Пользуясь затишьем, дядя Викентий скрылся уже в недрах квартиры. И что-то понесло его прямо на балкончик. Так было сегодня особенно тоскливо и больно дяде Викентию, что не мог он вынести вечер пятницы без видов родного города, свежего ветерка и воспоминаний детства. Вот с этого балкончика, бывало, запускал он бумажных голубков, и они легко парили над тихими зелеными двориками... Ах, как хорошо, должно быть, парить над всем тем, что пригибает к земле и заставляет закрывать голову руками!
Дядя Викентий непроизвольно потянулся вслед своим воспоминаниям, и тут в спине его что-то хрустнуло, лопнуло, треснуло, шарахнуло и звездануло так, что это не могло поддаться никакому описанию. Никто не мог понять, что произошло. Может быть, это было чудо...
И дамы на лавочках, и гуляющие мамаши, и спешащие мужчины, и плюющиеся мальчишки, и пигалицы с косичками, и лохматые окрестные барбосы и даже тетя Маша подняли кверху головы и увидели, как небо заполнили ликующие бумажные голубки. Они порхали и кувыркались, и им не было никакого дела до тех, кто копошился там, внизу.
А с балкончика четвертого этажа воспарила, счастливо раскинув руки-крылья, белая фигура почти бесплотной комплекции.
"Андел ты наш небесный", - подумала баба Зина с третьего этажа и длинно вздохнула.