Нашёл Сеня золото, кусочек золотого минерала: камешек в виде язычка лавы лежал аккурат около ножки кухонного стола. Лизнул и тут же припустил в столовую-телевизионную, служившую одновременно спальней одному из родительствующих членов жилища. Вернулся, опробовал лапой, лизнул; наклонился, лизнул снова.
Беззаботно-жёлтые холмы. Беззаботно-жёлтые склоны. Увеличенный звон золотистой цепочки на всём протяжении сна.
Другие коты паркуются с лёгкостью, без особых угрызений отрезая соседа от такого положения, когда зад покоится на парковочном месте, пускай и на весу, а челюсти работают отдельно, инициативно перерабатывая лакомый кусок, но вот Сеня в съестное въезжает тяжело.
По обыкновению он ел по утрам, рано утром, потом наступала пора "разбегивать". Оттого ли, что было оно наяву, или по другой какой причине, сразу после этого наступал период острой возбуждённой меланхолии: кот лежал, не смыкая глаз на протяжении целого дня.
В тот день, по всей видимости, он таки притрагивался к минералу: до того, как стемнело, в доме не показался никто. Это позднее рокот валящейся с ног повседневности наводнил прихожую, и комнаты, и коридор. Притрагивался, не иначе; даже перенёс в другое, неочевидное для глаз прямоходящего сомнамбулы место. Думаю, съел. Хотя бы потому что решился взять в рот и перенести.
Съел, и весь вечер потом его не видели. Наутро золотая лавоподобная "колбаса" нашлась неподалёку от места падения в несвежей тусклой паутинке рвоты. Разбираться в хитросплетениях путешествия "колбасы" сразу после пробуждения, а тем более разглядывать ниточки рвоты охоты не было, к тому же зрение пошаливало от снотворного, и я принялся за кофе, пустив в наушники полюбившийся с недавних пор турецкий мотив. Далеко перед глазами, на фоне жёлто-золотистых холмов, узкая женская ручка покачивала тонкой золотистой цепочкой; от еле слышного звона её саднила голова. Сеня, как обычно, демонстрировал пик биоритма. К вечеру обещали метеоритный дождь.
Кофе, душ, Сенина беготня по квартире, - на том жизнь заканчивалась. Комнаты изолировались, загорался монитор. Впадал в спячку-прострацию Сеня. После восьми оцепленное пространство маялось оттого, что было предоставлено самому себе, и время в нём не приживалось и бродило без устали. Народ приходил-уходил, задерживаясь, подобно времени, по-синтоловски неудобоваримо, однако наш кокон-лабиринт оставался неприкосновенным. Из оцепенения занятости вывел меня стук в той части квартиры, где находилась кухня. Первым нашёл его Сеня. Золотистый камешек в виде язычка лавы лежал аккурат около ножки кухонного стола.