Боже, сколько же мы тогда выпили и съели! Даже вспомнить противно. Был уже вечер. Разговор угас, хотя иногда еще вспыхивал, вращаясь опять вокруг пресловутой спирали. За моей спиной неистово шумел оркестр, а рядом за столиком сидели какие-то иностранцы. Некоторая ясность мысли вернулась ко мне лишь на миг, когда мы пили чай или кофе. Это вполне могла быть даже горячая смола, вкуса я не разбирал. Однако, из уважения к официанту, принесшему эту бурду, я сделал несколько глотков.
В следующий раз я очнулся в такси, глянул на бегущие мимо огни, и снова провалился в мягкое кресло опьянения.
Из такси мы вышли (что обо мне можно сказать с большой натяжкой) в какой-то подворотне и поплелись по старой широкой лестнице. Б.Я. по-хозяйски звякнул ключами перед солидной дверью, обитой дерматином. На двери была небольшая медная табличка: Доктор Б.Я. Людвиков.
В мрачной передней нас встретил небольшой пудель. Он лизнул руку хозяина и по команде дал мне лапу. Я несколько проветрился и был в состоянии разговаривать. Желая показать это, я вежливо спросил Б.Я., как зовут пса, и он ответил: Очень просто, как у Гете, Мефистофелем. Потом хозяин как -то невесело рассмеялся и потрепал пса по голове. Я только тогда заметил перемену происшедшую с Б.Я. Глаза его стали жесткими и колючими, говорил он теперь отрывисто и уверенно, а в голосе проскакивали металлические нотки. К тому же он был совершенно трезв. Когда произошла с ним эта метаморфоза, я не заметил, может раньше, а может в тот момент, когда появился пудель. Теперь я, пожалуй, уверен, что именно тогда, когда появился черный пудель.
Мы прошли в просторную, но очень запущенную комнату, забитую книжными полками и шкафами. Посредине на, видимо, дорогом, но сильно вытертом ковре стояли два старых удобных кресла. Не дожидаясь приглашения, я плюхнулся в одно из них. Б.Я. хлопотливо набил две трубки и подал одну мне. Мы закурили. Он сел в кресле напротив и начал разговор. Я был жестоко пьян и потому помню только суть его странного монолога. Еще помню, что говорил он как одержимый. Вскакивая, метался по комнате, размахивал руками. Седые волосы живописно падали на высокий лоб, и он привычным жестом без конца поправлял прическу.
Я уже знал, что Б.Я. врач, но теперь он сказал, что со студенческой скамьи увлекается генетикой (он боготворил Менделя) с группой соучеников, интересовавшихся той же проблемой, организовал лабораторию в квартире своего отца. Потом многие ушли работать в институты, а он и еще двое фанатиков остались в своей лаборатории. Не хватало средств, не было оборудования, но несмотря на все трудности, успехи, по его словам, были огромны.
Через генетику они открыли путь к загадке времени. Среди них был гениальный фармацевт, и, идя совсем иным путем, чем официальные генетики, они достигли совершенно фантастических результатов. С помощью препаратов они смогли повлиять на гены таким образом, что человек сможет увидеть и ощутить то, что видел и ощущал его далекий предок.
От моего пьяного рассудка многое ускользало, но в конце концов я понял, что мне самым банальным образом предлагают деньги. Я же взамен должен буду испытать на себе действие полученного препарата.
Я машинально посасывал давно погасшую трубку. Согласитесь, сомнительная перспектива стать подопытным кроликом в руках фанатика-одиночки. Да и к тому же, оба его помощника погибли, испытывая на себе чудовищную смесь. Б.Я. объяснил мне, что теперь понял, почему погибли помощники. Он мол теперь проверил все расчеты и понял, что они умерли в час смерти своих предков, находясь (он так и сказал) в их теле.
У меня по спине пробежал холодок. Я хотел было встать и решительно отказаться, но в этот момент в комнату из передней вошел пес. Да, черный пудель. Глаза его, черные, как два угля, поймали мой взгляд, и с этого момента со мной произошло нечто странное. Воля моя была подавлена, мной руководила чья-то сильная, но неощутимая рука. Нет, не рука, а что-то, как будто, находящееся внутри меня.
Словно со стороны, сквозь пелену я видел, как соглашаюсь на эксперимент, как подписываю красными чернилами какую-то бумагу.
Б.Я., довольно потирая руки, схватился за логарифмическую линейку и начал задавать мне вопросы. Даты рождения и смерти моих предков я не знал, и это его огорчило. Я помнил дату рождения отца, а так же сказал, что отец еще жив. Б.Я. это удовлетворило, и он сказал, что риска практически нет совсем. Что-то вычислив, он пригласил меня в лабораторию.
В большой, пахнущей лекарствами, комнате Б.Я. уложил меня на кушетку и стал, надев халат, готовить свой препарат.
Пудель прошел в лабораторию следом за ним и сел у двери. Б.Я. перетянул жгутом мою руку и ввел в вену желтого цвета жидкость, похожую на апельсиновый сок.
Только он снял жгут, как я уснул. Засыпая я успел посмотреть на часы: было четверть третьего.