Рита кричала из кухни какую-то чушь о том, что показывали по телевизору. В соседней комнате надрывалась музыка, там младшая сестра подпевала сладкоголосым парнишкам. Я сидел в кресле и пускал слюни над глянцевым журналом.
- Наплевать, - громко сказал я.
- Что ты говоришь? - прокричала Рита - Я не слышу!
- Наплевать, - повторил я.
В дверь позвонили с осторожной настойчивостью.
- Открой! - крикнула Рита. - У меня кипит!
За дверью стоял парень лет двадцати двух. Лицо его истекало дружелюбием, как кремом. Можно было подумать, что он именинник.
- Вам сегодня очень повезло! Наша фирма устроила для вас подарочную акцию! - затараторил парень, протягивая сверток. - В этом комплекте то, о чем вы так долго мечтали!
'Странно, - подумал я, глядя в самые честные глаза, - мир разваливается и катится к чертям. А кругом упорно стараются этого не замечать, и перепродают друг другу его обломки'.
Я хлопнул дверью.
- Кто это был? - спросила Рита.
- Призрак, - ответил я.
- В смысле? - не поняла Рита
Я и сам не понял, к чему это сказал. Стоял и молчал, равнодушно наблюдая, как холодеют зрачки Риты.
'Кажется, у любви нет совести, - подумал я, видя в глазах почти ненависть, - да и откуда ей взяться'.
- У тебя совсем нет совести, - сказала Рита, - ты меня не слушаешь.
- Точно, - подтвердил я
И добавил, только не вслух:
'Наплевать'.
В дверь опять позвонили.
По коридору прошла сестра и впустила в квартиру двух дружков, похожих на выспавшихся домашних котов. Один из них заметил меня и приветственно кивнул. Второй этого не сделал. Он даже не глянул в мою сторону.
Я направился в комнату. В коридоре было слышно, как у сестры громко разговаривали ее дружки:
- Ты зря этим не пользуешься, - насмешливо упрекнул один.
Кажется, это был тот, что поздоровался со мной.
- Наплевать, - равнодушно сказал второй.
- Гм, - немного удивился я.
Не успел я опуститься в кресло, полистать журнал и прикинуть, сколько еще протяну в этом дурдоме, то есть на этом свете, как Рита заявилась из кухни и сердито спросила:
- Ты ничего не хочешь мне сказать?
- С чего бы это? - тоже спросил я.
- Наш с тобой мир рушится, а ты даже ничего не собираешься предпринять.
- Рушится? - повторил я.
- Да.
- Наплевать, - неожиданно для нас обоих вслух произнес я.
Рита заплакала и убежала. Я выдохнул усталость и поплелся на кухню успокаивать. Хныкать Рита перестала только после моего признания, что я повредился умом от безделья и теперь не контролирую свои слова и действия. Она ощупала мою голову, погладила по щеке и поцеловала в шею. Я загорелся и потащил ее к постели. Она сделал вид, что не поняла, потом обиделась и укусила меня. Ну да, когда-то я и полюбил Риту за трогательную дикарскую непокорность.
В телевизоре засигналил новый сериал. Забыв обо всем, Рита замерла у экрана. Я молча наблюдал, как она отдается ему.
Не заводи телевизор, если есть желание остаться хозяином в доме. Лучше натыкать в каждый угол по радиоточке с классической музыкой, чем по комнатам будут сидеть ласковые убийцы. Работа и так обкрадывает людей на половину жизни, так они еще добровольно несут оставшееся идолам. Было за что ненавидеть телевизоры.
На кухне появился один из дружков сестры. Тот, который кивал мне, и тоже уставился в экран. Можно было подумать, что оттуда ему машут рукой и показывают фокусы. Впрочем, так оно и было. Глаза Риты и приветливого парня гипнотизировали картинку с кривляющимися человечками, как икону.
Мне такие фокусы не нравились. Я пошел прочь.
- Ты куда? - не отрываясь, спросила Рита.
- В сортир.
- Где у вас стаканы? - спросил дружок.
- Стакана всего два. Хотя было четыре, - объяснил я, - Один я разбил только вчера, а другой еще неделей раньше.
- Отлично, - сказал кто-то с экрана. - Теперь нам всем чертова крышка.
- Побереги нервы. Они тебе еще пригодятся, - ответили ему.
- Вам уже ничего не пригодится, - сказал я им.
Я прошел мимо сортира, открыл стенной шкаф в коридоре. В углу пылилось воздушное ружье Ритиного папаши, который стаскивал домой всякий хлам. Он всегда мне говорил, пока был жив: 'от тебя, подлеца, дому никакого прока, ты только и норовишь что-нибудь сломать или выкинуть'. Подумав, я достал ствол и прямо из коридора прицелился в экран. Выстрел вышел сам собой, пулька попала в вазу, стоявшую на полке над телевизором.
Дружок сестры упал на пол и закрыл руками голову. Рита завизжала так, что я испугался. Мне даже показалось, что я убил её, хотя точно видел, что пострадала лишь ваза.
- Не убивайте меня! - прокричал дружок сестры. - Я ничего не сделал!
- Все без толку, - сказали с экрана, - у этого парня нет мозгов.
Бросив ружье, в панике я выскочил из квартиры, и по лестнице черного хода вылетел во двор. Перебежал дорогу и замер на тротуаре при воющих звуках патрульной машины.
Она проехала в другую сторону.
Какого черта я стрелял? Неужели меня довели? Последний раз я стрелял из водяного пистолета в свою тетушку, которая встала на пути к банке вишневого варенья. С тех пор я покорно терпел всё, что мне навязывали, и жизнь казалась вполне сносной штукой.
Теперь я смотрел на мир другими глазами. Он весь исходил сверкающей блевотиной. Она не марала, она хоронила заживо.
- Эй, приятель, - прокричал мне в ухо долговязый кретин с улыбкой шире нас обоих, - не хочешь побыть статистом? На набережной через полчаса пройдут съемки. Я вижу, ты все равно слоняешься без дела.
Со мной все обращались по панибратски. Наверное, у меня лицо простака.
- Отвали, - сказал я.
- Двадцать долларов, чувак, за полчаса работы, - ухмылялся кретин.
- Что нужно делать?
- Нужно постоять в толпе зевак возле трупа.
- Какого еще трупа?
- Не настоящего, чувак. Загримированный актер, его убьют бандосы.
- За что?
- Это ты узнаешь через неделю, когда увидишь себя на экране. Ха!
- Двадцать баксов? - спросил я.
- Да, чувак. Ха!
Я согласился.
Актер, игравший труп, высокомерно прошел через толпу статистов и снисходительно улегся на тротуаре. Его смочили кровью, придали лицу идиотское выражение мертвеца и попросили всех смотреть на него так, словно он каждому был должен по состоянию.
Мы постояли пару минут. Потом нам разрешили перекурить, актер потрепался с режиссером и его положили под другим углом. Мы опять постояли возле тела, только теперь с выражением лиц как будто мы ему были должны по целому состоянию.
- Все свободны, - объявили нам, - деньги получите на выходе с площадки.
Только я получил двадцатку, как меня схватили за руку. Это был помощник режиссера.
- Послушай, - сказал он, - ты единственный, кто смотрел на труп не как все.
- А как?
- Словно это ты его убили.
- Это ты к чему?
- У режиссера родилась идея расширить сюжетную линию. Если продюсер будет не против, он хотел бы связаться с тобой и обговорить условия.
- Ты это серьезно?
- Это твой шанс!
- Катись к чертям, - спокойно проговорил я, словно предложил прокатиться на велосипеде. - Вместе со своим режиссером.
Помощник режиссера недоуменно пожал плечами и отошел. Ему было наплевать на меня.
Я тоже пошел прочь. За мной увязался какой-то тип. Сначала он шел чуть сзади, потом пристроился рядом. Этот тип был невзрачен и плохо одет. Таких замечают, только если они начинают вымогать кошелек и вопить дурным голосом.
- Послушай, - нервно вздрагивая, сказал он, - я слышал ваш разговор. Почему ты отказался? Если бы такое предложили мне...
- Я не продаюсь, - оборвал я.
- Не морочь голову! - возмутился он. - Ты только что продал себя за двадцатку.
- Это была разовая платная услуга.
- Не заливай. Ты что-то скрываешь. Или ты просто испугался?
- Не просто испугался, - остановился я. Так, чтобы смотреть этому типу в лицо, непонятного цвета, точно засиженное мухами, - а пришел в ужас.
- Пришел в ужас? В смысле? - не понимал тот.
- В смысле, что кругом столько дебилов! - заорал я и схлестнулся с типом.
Я ему съездил по уху, а он оторвал мне карман на рубашке и укусил в плечо. Нас разняли старички, слонявшиеся поблизости в поисках разрушенного чуда архитектуры. Теперь на этом месте стоял наскоро скроенный уродец из стекла и пластмассы.
- Плохо дело, ребята, - покачал головой старик с осанкой графа Честерфилда, - какой бы ни была причиной стычки, но одному из вас стоило проявить ум, чтобы избежать драки.
- Пошел ты, - огрызнулся мой противник.
Зло поплевавшись, мы разошлись. Через пару кварталов, окончательно избавившись от кармана и отдышки, я понял, что нужно выпить.
Со стаканом я водил отношения между интимными и деловыми. Нам нечего было скрывать друг от друга. И в то же время мы уважали друг друга и потому держали дистанцию. Пил я везде. На ходу на улице, сидя в сквериках и на лавках, за столиками кафе, дома и в гостях. Пил обычно как в последний раз.
Разменяв двадцатку, я купил две бутылки массандры. Из одной я сразу отпил половину и, заткнув пробкой, бросил в пакет, как старого дружка. Вторую уложил аккуратно, словно сонную подругу. В меланхоличной прогулке я обошел несколько старых кварталов, заглядывая во дворы и вынюхивая следы прошлых веков. Раньше, когда не было такого количества бездушных идолов, мир крутился иначе. Точно, вам говорю. Недалеко от дома, где жил Бунин, я выпил еще и обратился к поэту его же словами:
- Я человек! Как бог, я обречен познать тоску всех стран и всех времен!
Темнело, и усталость ломилась в спину, как к себе домой. Хотелось только одного - спать. Метро я переносил плохо из-за ощущения, будто катаешься в чужом гробу. Место отдыха я выбирал, разъезжая на троллейбусе по Садовому кольцу, отделявшему центр города от основной суеты.
Я сошел у площади трех вокзалов. Именно здесь жизнь наполнялась особым смыслом, обгоняя всех с криками и гомоном. Поспешая заглянуть себе же под хвост.
На Ярославском вокзале я вежливо прикорнул у чьих-то тюков. Так, что меня почти не было видно. Тюки пахли дорогой, ржаным хлебом и огурцами. После долгого ворочания мне приснился странный сон.
Я стоял у огромной картины. Табличка под рамой смело заявляла: 'Спасение Титаника'. Изображение на полотне привлекало обезоруживающим оптимизмом. В разверзнутых голубых небесах летали сытые ангелы с золотыми трубами, меж редких облачков парили божественные лики, тяжелые айсберги на пути прежде обреченного корабля превратились в столпы послушной воды и таинственно замерли. На самом же корабле царило радостное воодушевление, взволнованные люди заполнили палубы: дети с разноцветными шарами, молодые женщины в светлых платьях, офицеры в белых мундирах, все одинаково счастливы и безлики. Отражаясь в воде, огромный корабль там превращался в Ноев ковчег, на котором встречали голубя с веткой свободы в клюве.
Никогда не забуду этот сон. Проспал я не больше получаса. А мне показалось, что вечность.
Проснулся я разбитый, с горечью во рту. Тюки из-под меня забрали, вместо них лежала мятая газета. Машинально взяв её и думая, что делать дальше, я принялся разглядывать объявления. Меня заинтересовало только одно: 'Прапорщик примет в дар семиструнную гитару т. 713 88 23'.
Судорожным возбуждением меня охватила уверенность, что я должен позвонить по указанному номеру. Вскочив, я чуть ли ни галопом побежал в город искать бесплатный телефон.
Поблизости снимал квартиру приятель. Нужно было проехать несколько станций метро. Решившись, я все-таки спустился под землю. Постояв у первого вагона, я вошел во второй. Через станцию в дверях появился подросток со спортивной сумкой и что-то достал оттуда.
- Шарики-ракеты! - бойко объяснял подросток. - Со свистком!
Принцип действий был прост. Подросток тут же его продемонстрировал. Шарик со свистом пролетел через весь вагон и сморщенным презервативом упал на рукав крупного мужчины, сидевшего напротив меня и беседовавшего с молодой женщиной. Видимо, узрев тот же щекотливый образ, что и я, мужчина брезгливо поморщился. От чего тонкие элегантные усики над верхней губой хищно шевельнулись. Одним движением мужчина стряхнул безмозглую резинку.
Я жизнерадостно улыбнулся. Но сразу превратил улыбку в печальную гримасу, заметив, какую вызвал неприязнь. Крупный мужчина в темном костюме был готов всадить в меня нож по рукоятку. Сделав вид, что ничего не видел, я уставился на дверь. Подросток прошел по вагону, забрал свой самый подвижный экземпляр и вышел.
Подростка сменил молодой негр с семьей, при нем была жена и четверо детишек. Негры не часто катаются в метро целыми семьями, и внимание всего вагона переключилось на них. Никого не замечая, негры походили на глубоководных рыб с выпученными глазами. Рыб не касалась эта реальность. Куда же они плыли? Может подумал кто-то из пассажиров. Похоже, что никуда, просто мимо.
Я поднялся на выход. Мужик, поймавший шарик-ракету со свистком, опять с неприязнью посмотрел в мою сторону.
- Семь один три восемь восемь два три, - зачем-то сообщил я ему номер прапорщика.
Семья негров вышла на той же станции. Некоторое время я двигался за ними и думал, что бы делал, если бы родился негром. В голове крутилось только одно, чего бы я точно не делал. Не поехал бы туда, где живут белые братья. Почему? Да потому что их будущее воняет пластмассовой смертью. Банально? Найдите сами причину поинтереснее.
На эскалаторе я прошел вперед и встал за двумя молоденькими девицами с формами приятными для созерцания.
- Вот, представляешь, какие бывают совпадения, - о чем-то договорила менее смазливая девица.
Вторая, мельком глянув в мою сторону, добавила:
- Я бы тоже на что угодно согласилась, лишь бы попасть на обложку такого журнала.
Первая только вздохнула.
- Я своего добьюсь, - твердо сказала вторая.
И как-то мстительно посмотрела на меня, словно я протестовал. С её фигурой и личиком можно было добиться даже больше, чем просто попасть на обложку глянцевого журнала. Я бы тоже на её месте многого добился.
Мимо проехал парнишка с дредами на черепке. Он высокомерно глянул на нас, словно был самим Бобом Марли, хотя вряд ли знал о Ли Перри. Глядя ему вслед, я подумал, что любая идея, даже самая нужная и гуманная, может успешно продаваться и так морочить людям голову, что та превращается в мусорку, которую легче спалить, чем очистить.
С этой мыслью я появился на поверхности.
За несколько минут до полуночи я звонил в дверь старого приятеля. У приятеля было отличное настроение, он радостно встретил меня. Пританцовывая, он ходил по комнате и чуть ли не каждую минуту целовал свою подружку в щечку. Они так хорошо ладили, что я даже забыл зачем явился. Потом вспомнил.
Телефонная трубка была теплой, словно заждалась меня.
- Але, это прапорщик?
- Нет.
- Вам нужна семиструнная гитара?
- Нет.
- Странно.
- Ничего странного, ты уже восьмой, кто меня сегодня звонит. Если я узнаю, чья это шутка, то разобью ему об голову все гитары, которые скоро буду принимать в подарок.
- Ну, пока, - попрощался я и положил трубку.
Приятель выслушал разговор, посмотрел на меня как на чучело, и принялся угадывать и давать советы:
- Ты пил сегодня. Поругался с Ритой. Все-таки следи за собой, а то не ровен час, до тебя не докричишься. Люди здесь сходят с ума быстрее, чем делают вдох-выдох.
- Лапа, беги скорей сюда! - позвала из комнаты его подружка. - Наш сериал начался!
- Вот-вот, - сказал я.
- Хороший сериал, - усмехнулся приятель. - В английском стиле, много смешного.
- Конечно, - согласился я.
- Пошли посмотрим.
Когда я сел перед телевизором, то чуть не взвизгнул от боли. Вот, где уродовали мой мир! Вот, где прячется мой враг номер один! В этой чертовой штуковине! Она оставляла от жизни обрезки! Вместо людей подсовывала кукол!
Приятель с подружкой в обнимку пялились в экран и смеялись как дети. Не хотелось портить их идиллию, только поэтому я не стал накидываться на паршивый ящик. Сходил в уборную и сам убрался из дома.
На метро я опоздал. Впрочем, ехать никуда не хотелось. Везде неуютно, когда хочется катапультировать на другую планету. Я встал у спуска в подземку и закурил.
Ночь разрешила бродягам появиться на улицах. Они расползались вокруг, как насекомые, обретшие частичку разума. Им не нужны идолы, чтобы цепляться за жизнь. Один из бродяг, двигавшийся мимо как сломанный заводной медвежонок, остановился и попросил сигарету.
- Ты смотришь телевизор? - угостив, спросил я.
- Да.
- Что смотришь?
- Разное.
- Наверное, смотришь все подряд?
- Да.
- А где смотришь?
- Так, где придется.
- Когда это было в последний раз?
- Вчера, сквозь витрину магазина я видел большую драку и взрыв самолета.
- И что?
- Мне понравилось, и то, и другое.
- Подожди.
Я пошел в ближайший ларек и купил два крепких пива.
- Тебе хочется попасть в телевизор? - спросил я у бродяги.
- Как это?
- Сняться в каком-нибудь фильме или передаче.
- В передаче про собак, - беззубо улыбнулся бродяга, - у меня была большая добрая псина, она защищала меня, но ее сбила машина.
Было совсем поздно. Мы выпили еще по паре бутылке, и денег не осталось. Бродяга пошарил в пакете и, протянув бутылку, карябающим ночь голосом предложил:
- Угощайся.
Скрыв брезгливость, я осторожно приложился к горлышку. После второго глотка в мое нутро запрыгнул дьявол. Живот расплавился в огне, адская река потекла по телу, превращая голову в разваренный овощ.
Утро прихватило меня на лавке рядом с бродягой. Мы лежали валетом, как родные братья. Меня тошнило и мутило.
Плохо понимая, я возвращался домой. Мир диктовал условия, по которым я не мог прожить без своего угла. По крайней мере, нужно место, где меня никто не увидит, и я смогу сварить похлебку и слушать тишину, которую не отнимут.
Только я переступил порог, как Рита со слезами бросилась мне на шею и заныла, словно в дешевой постановке. Что я мог сказать?
- Прости, малыш.
- Что же будет дальше, - рыдала она, - Ты разлюбил меня?
- Прости, малыш, - твердил я. - Когда я начинаю нервничать по поводу жизни, и понимая, что мир катится к чертям, то все делаю не как нормальные люди. Я просто схожу с ума...
- Я не понимаю тебя, - жалобно произнесла Рита. - Почему мы не можем просто любить друг друга.
- Любовь, малыш, это не то, что ты себе представляешь, - с трудом говорил я. - Это всегда намного хуже и лучше...
- Я тебя не понимаю, - еще жалобнее повторила Рита.
- Думаешь, я тебя понимаю. Что с тобой происходит, малыш. Кому ты подарила свои мозги?
Рита заплакала. Иногда от её слёз во мне скреблась жалость, а чаще вырывалось бешенство. В этот раз заскреблась жалость, я стал гладить Риту, и говорить о любви.
- Ты ужасно пахнешь, - сказала Рита.
- Я подружился с бродягами. Выяснил, что пойло у них отвратительное.
- Иди прими душ, потом я тебя покормлю.
- А где твоя сестра?
- Вчера ушла на концерт.
- С теми двумя котами?
- С другим.
- Ты меня ждала?
- Не спала всю ночь
Чуть позже, мы перекусили, выпили вина и легли в постель. Обнялись и уснули. Пусть мир крутится, куда ему вздумается, напоследок подумал я, уткнувшись в подушку. Все равно мне крутиться вместе с ним, пока я сплю с женщиной.
Следующее ничем непримечательное утро я в одиночестве наблюдал в окно. Пустой двор, только старик рылся в мусорном баке. Сначала он нашел костыли. Примерил их, повертел в руках и отставил в сторону. Потом нашел старую куртку, попытался в неё залезть, но она была откровенно мала. Наконец из глубины мусора он извлек какой-то сверток, надорвал его, быстро сунул в свой пакет и исчез.
Дурацкая скучная жизнь, равнодушно размышлял я. Можно устроиться на работу, можно пропить остаток дней, можно сойти с ума. И ничего не изменится, пока ты не поймешь, что тебя обманули. Вместо жизни подсунули не раз использованную суку.
Я попробовал попить чаю, чего-то съесть. Организм отторгал продукты, словно редкую дрянь. И Рита куда-то ушла.
Вскоре замаячило тоскливое настроение, задувая сердце. Но тут под окном зашуршали шины. Несколько раз громко, по-хозяйски, посигналил автомобильный гудок. Хлопнули дверцы. И грубые, как бревна, голоса прокатились по двору. Я выглянул. Две детины в черных костюмах перерывали мусорку, как кроты. Судя по энтузиазму, они искали не старые куртки и башмаки.
'Повезло старику, - обрадовался я. - Может оно и хорошо, что каждое мгновение у кого-то появляется шанс купить новую жизнь, в сущности своей похожую на старую. Но все-таки...'.
Настроение медленно поползло вверх. Напевая, я автоматически включил телевизор. Потом выключил. Подумал и опять включил. Ведь скоро меня покажут.