Ночь Мопся и дядюшка Укконен провели, скрываясь в густом кустарнике, а утром, едва забрезжил рассвет, они тронулись в путь.
- В этих местах надо быть трижды осторожным, - говорил домовой оленю. - Здесь Нагорный тракт выводит прямо к хребту Ихве, а там сейчас обосновались таргиты.
И Мопся важно кивал в ответ. Они крались, прячась в кустах, скрываясь под густыми еловыми лапами, мокрые от росы, голодные и невыспавшиеся. Густой туман окутывал Туманные горы. И в этих густых, как белый кисель, хлопьях домовой с трудом находил дорогу. Вроде, с одной стороны, это было хорошо - в таком тумане их никто не мог увидеть, но с другой стороны - вдруг какой-нибудь недотёпа-ниелунт выскочит из белой пелены? И путники шли так осторожно и так часто оглядывались и прислушивались, что продвигались вперёд очень и очень медленно.
Однако к тому времени, как туман начал рассеиваться, они всё же достигли подножия горы Йоутсенен. Белоснежный пик возносился над ними в яркую синеву неба, он, казалось, парил в воздухе и казался удивительно лёгким, недаром малявки дали ему имя Йоутсенен - Лебединый.
Не раз уже, спускаясь вниз вдоль Йоутсенентютар к горе Кутсувамяки, видели он и тех призрачных зверей, которых сами же вчера настряпали. Видели и ниелунтов, но до сих пор им удавалось ловко прятаться от этих проныр.
Домового очень сильно беспокоили те шесть братьев домовых, которых он умудрился под конец выплеснуть из своего кувшина. "Ай-яй-яй, - временами бормотал он про себя. - Старым, что ли, становлюсь? Карту потерял. С зельем Хийси набедокурил. Ай-яй-яй". Но всё же дядюшка Укконен надеялся, что ничего страшного не случится. О том, что Марта и Пикса попали в плен к ниелунтам, он ничего не знал.
Наконец они достигли горя Кутсувамяки.
- Ну вот, - сказал дядюшка Укконен, - Вот здесь-то мы их и будем ждать.
- Кого? - удивился Мопся.
- Малявок, - ответил домовой, - хоть кто-нибудь из них да непременно сюда забредёт. Ну, ты тут спрячься где-нибудь, а я слетаю по делам.
И с этими словами, превратившись в чайку, Дядюшка Укконен взмыл в поднебесье.
"Хорошо ему говорить, - обиженно подумал Мопся. - А где тут спрячешься на этой голой вершине? Вереск для меня низковат, кустов никаких нету, обрывы со всех сторон. Того и гляди, ниелунты заметят. Ему-то что, он вон, в чайку превратится и улетит. А я? Эх, Пиксочка..."
Но всё же ему удалось найти небольшую ложбинку в густой тени, отбрасываемой скалой. Здесь было холодно и мокро, зато можно неплохо спрятаться, и Мопся улёгся в этой ложбинке, стараясь как можно плотнее прижаться к земле.
Устроившись поудобнее, он принялся отыскивать домового, но отличить его в стае чаек, с гвалтом носящихся над фьордом Колмесарвинен, не смог. Мопся видел только как пять или шесть чаек, отделившись от всей стаи, с пронзительными криками помчались на запад. "Это дядюшка Укконен послал их в долину к Марте и Пиксе", - со вздохом подумал олень. И ему тоже захотелось в долину, лежать на травке в пиксином садике, нюхать цветочки и кружиться с бабочками. Когда-то теперь он сможет туда вернуться?
Одна из чаек устремилась вниз, к горе и, едва коснувшись каменистой площадки, превратилась в дядюшку Укконена.
- Эй, где ты? - позвал домовой.
Мопся ещё плотнее прижался к земле. "Интересно, заметит или не заметит?" - подумал он.
Дядюшка Укконен сначала только озирался, потом принялся встревожено бродить по площадке. Пару раз он прошёл перед самым носом оленя, а один раз чуть не наступил ему на ногу, но ничего не заметил. Мопся не удержался и фыркнул от удовольствия.
Домовой поспешно обернулся.
- Ах, вот ты где! - радостно воскликнул он. - Ничего, неплохо замаскировался. А я вот, понимаешь, не нашёл альбатроса. Чаек за картой послал, а альбатроса - не нашёл.
- А что за карта? - с любопытством спросил Мопся, не торопясь вылезать из своего укрытия.
- О, братец, - очень важно сказал домовой, усаживаясь рядом с оленем. - Это самая настоящая морская карта, и мне дал её... Ну да не важно, кто дал. Главное, на нём был изображён остров Одинокой Маркизы и отмечен подземный ход, по которому с острова можно тайком выйти прямо в пещеры хребта Ихве, туда, где засели таргиты. Вот если бы мне удалось найти эту карту, то мы бы смогли обойти их с тыла, и тогда нам легче было бы их победить.
- Понятно, - кивнул Мопся, - А альбатрос тебе зачем?
- Чтобы он собрал птиц к решающему сражению, - объяснил дядюшка Укконен. - Ну да, альбатроса я найти ещё успею, кто знает, сколько дней сюда ещё не забредут малявки.
- И все эти дни мы должны будем прятаться на этой голой вершине? - с ужасом спросил Мопся.
От одной мысли, что ему придётся день и ночь лежать в этой холодной ложбинке с неудобно подвёрнутыми ногами, Оленя бросило в дрожь.
- Постой, постой, как ты сказал? - удивился домовой.- Голая вершина? А ведь ты прав дружок, вот об этом-то я и не подумал. Ведь если, как хотел Майкл, собрать здесь много малявок, то ниелунты непременно это заметят, и поймут, что здесь что-то затевается. Тогда они будут настороже.
- А ты сделай гору невидимой, - предложил ему Мопся.
- Что ты! - отмахнулся домовой. - Ведь ниелунты это заметят и полезут посмотреть, куда же делась гора. Их тут тогда соберётся видимо-невидимо. Вот если бы сделать так, чтобы всё, что на горе, стало невидимым...
- Ну так, сделай, - сказал Мопся.
- Трудно это, - сказал домовой, доставая свою трубочку. - Тут подумать надо. Ах ты ж, покровитель всех троллей, и покурить-то теперь нельзя. Кто-нибудь заметит и решит, что это "говорящий" дым над горой.
Дядюшка Укконен спрятал свою трубку и глубоко задумался. Думал он долго и, как всегда, обстоятельно, а Мопся лежал рядом и украдкой вздыхал, ноги у него совсем затекли, да и живот замёрз от лежания на холодном камне. Но встать он боялся.
- Вот что я придумал, - сказал, наконец, дядюшка Укконен, повернувшись к Мопсе. - Мы с тобой сплетём волшебную верёвку и натянем её вокруг вершины. А на верёвку наложим такое заклинание, чтобы каждый, кто через неё переступает, становился невидимым. Хорошо?
- Очень, - кивнул Мопся. - А из чего мы её сплетём?
- Из крапивы, конечно, - ответил домовой. - Крапива ведь, как известно, самая колдовская трава, а особенно в лунный месяц. Так что ты, дружок, отправляйся-ка за крапивой.
Мопся обиделся, но спорить с домовым он не посмел. Неохотно поднявшись, олень поплёлся вниз с горы. Он, правда, хотел ещё спросить, что такое этот лунный месяц, но дядюшка Укконен достал из карманов своего балахона карандаш и бумагу и так чем-то увлёкся, что Мопся побоялся его оторвать от дела.
"Вот так всегда, - думал он, бродя в кустарнике у подножия горы.- Как за крапивой, так Мопся, а как с чайками летать, так дядюшка Укконен". Конечно, Мопся был не совсем прав, ведь если бы даже он очень захотел, то не смог бы взлететь, но уж больно сильно он обиделся на домового, да и крапива что-то нигде не попадалась.
Но, в конце концов, он её нашёл. Настоящую злобную чёрную крапиву. Среди ивовых кустов была ямина с застоявшейся зелёной водой. И вот вокруг этой ямы как раз и росла крапива - высокая, кусачая, седая от росы, старая и злая трава.
Приходилось ли вам когда-нибудь рвать крапиву? Тогда вы знаете, как обжигает она руки, стараясь нарочно хлестнуть по самой нежной коже, и как долго потом не заживают, зудят и чешутся маленькие белые пузырьки, которые остаются после её листьев. В крапиве любят поселяться чучики - маленькие злые существа, похожие на крохотных - с полпальца - человечков с огромными, как у ушами. Эти чучики кусаются не хуже крапивы, а ещё они прячутся в доме по тёмным углам, если их ненароком принесёшь с улицы, а ночью напускают на всех страшные сны.
И вот эту-то самую крапиву надо было нарвать Мопсе. А ведь у оленя нет даже рук, пробовали ли вы рвать крапиву губами? И к тому же вот в таких-то ямах с заплесневевшей водой очень часто живут самые непонятные и страшные существа.
Но Мопся отважно ринулся в бой на крапиву. Сперва он добросовестно вытоптал её своими крепкими копытами. Крапива шипела и хлесталась, но сделать ничего не могла, у Мопси ведь была густая шерсть. А потом он тщательно сгрёб крапиву в большую кучу и стал думать, как бы ему отнести её на гору. Мопся и тут не растерялся, ведь одерживая каждую новую маленькую победу, он становился всё храбрее и храбрее.
Неподалёку от зарослей крапивы рос большой и важный лопух. У него были такие огромные листья, что одного вполне бы хватило на одеяло десятку малявок. Сорвав такой лист, Мопся затолкал на него всю крапиву и понёс её на гору.
Дядюшка Укконен всё сидел на том же месте и мусолил в зубах карандаш.
- Послушай-ка, - сказал он Мопсе, когда тот положил на землю свою ношу. - А не умеешь ли ты случайно сочинять стихи? У меня что-то сегодня плохо получается.
Вместо ответа Мопся важно прочитал:
Цветут цветы, поют дрозды
Когда со мною рядом ты!
- Кто, я? - испуганно подскочил домовой.
- Да нет, - смутился Мопся.- Это так, про одну особу.
- А, - облегчённо вздохнул дядюшка Укконен.- А я было подумал... Нет, знаешь, такие стихи не подойдут. Мне, понимаешь, надо сочинить заклятие для волшебной верёвки.
- А чем же мои стихи плохие? - обиделся Мопся.
- Ну, может они, конечно, и хорошие, - сказал домовой, поглаживая бороду, - только, видишь ли, заклятие нужно сочинять совсем не так. Сначала надо попросить поддержки у Тапио - Хозяина Леса, а потом ещё разрешения у Ньюррики - Властителя Камней, ведь мы собираемся хозяйничать в горах. Потом надо послать привет Меликки и Туликки и не забыть поклониться Хийси и Ловьятар - Матери Болезней, чтобы они нам не перечили. Потом надо вежливо поговорить с горой, чтобы она на нас не обиделась, а потом уже заклинать верёвку, чтобы она сделала всё, что мы просим и обещать ей за это вплести в неё лунный луч.
- Ого, как сложно, - удивился Мопся. - А нельзя всем этим Ньюррики и Меликки поклониться сразу?
- Что ты! - сердито замахал руками домовой. - Они же обидятся. А если не послать персональный привет Хийси, то он вообще нашлёт на нас грозу, камнепад, или заберёт назад своих призраков.
- Понятно, - тяжко вздохнул Мопся.
- Я вот тут кое-что написал, - скромно сказал домовой, - но вышло не очень гладко, может, ты посмотришь?
- Ну что ж, можно, можно, - солидно произнёс Мопся.
Он взял у домового листок бумаги, на котором было написано:
Тапио - Хозяин Леса,
Ты пошли ко мне удачу,
Чтоб я мог сплести верёвку
Из стеблей крапивы жгучей.
Ньюрикки - Властитель Камней,
Разреши мне свить верёвку,
Тонкую сплести умело,
Чтоб твою обвить мне гору.
- Тут в центре не очень складно, - осторожно заметил олень.
- Я знаю, - вздохнул дядюшка Укконен. - Но ничего не могу придумать.
- А может поменять слова Властитель и Камней местами? - спросил Мопся.
Домовой сосредоточенно пожевал бороду.
- Ты знаешь, так действительно будет лучше, - наконец согласился он.
- И ещё, - осмелел Олень. - Мне кажется, начать заклинание надо иначе. Надо сперва объяснить, в чём дело. Может, вот так?
Я хочу сплести верёвку,
Из травы сплести волшебной,
Чтобы тонкая тянулась,
Чтоб обнять сумела гору.
- Нет, - воодушевился Дядюшка Укконен,- это хорошие строчки, но они пойдут потом, а начать надо вот так:
Мне пришла охота к делу,
Прихоть совершить работу,
И задумал я серьёзно
И на совесть потрудиться.
Так всегда начинают такие серьёзные стихи.
- Очень хорошо, - одобрил Мопся, - значит, вставим это в начало.
Дядюшка Укконен сделал в листке нужные поправки.
- Ну, дальше у меня тут не так уж и плохо, - сказал он, тыкая карандашом в листочек. - Вот только здесь про гору мне никак не сочинить строчку. Вот в этом четверостишии:
Я сплету тебе верёвку,
Чтоб обвить твой бок сумела,
Чтоб обнять тебя сумела...
А дальше?
- Словно Пиксу - ожерелье, - тут же закончил Мопся.
- Хорошая мысль, - отозвался домовой, - только при чём тут Пикса? (олень смущённо опустил глаза.) Лучше так:
Словно девушку - монисто.
- Подходит, - кивнул олень, - А вот здесь надо бы вставить пару строчек:
Чтобы тонкая тянулась,
Чтобы гибкая змеилась.
- Да, самое то, - согласился дядюшка Укконен, - Ну что ж, вышло неплохо.
- Эй, постой, - остановил его Мопся, дочитав до конца, - по этому заклинанию выходит, что всякий, кто зайдёт за верёвку, станет невидимкой?
- Конечно, - ответил домовой.
- И ниелунты тоже? - спросил олень.
- Ах ты ж, клянусь хвостом тролля! - воскликнул дядюшка Укконен, - Это ты молодец. Вот об этом-то я и не подумал. Значит, нужно сочинить ещё отворотное слово.
И споря, а иногда даже отнимая друг у друга карандаш, они сочинили отворотное слово.
В окончательном варианте заклинание выглядело так:
Мне пришла охота к делу,
Прихоть совершить работу,
И задумал я серьёзно
И на совесть потрудиться.
Я хочу сплести верёвку,
Из травы сплести волшебной,
Чтобы тонкая тянулась,
Чтоб обнять сумела гору.
Я совью её умело
Из стеблей крапивы жгучей,
Раздавивши их камнями,
Так сплету свою верёвку.
Тапио - Хозяин Леса,
Ты пошли ко мне удачу,
Чтоб я мог сплести верёвку
Из стеблей крапивы жгучей.
Чтобы вышла не короткой,
Чтоб обвить сумела гору.
Ньюрикки - Камней Властитель,
Разреши мне свить верёвку,
Тонкую сплести умело,
Чтоб твою обвить мне гору.
Миэликки - Мать Лесная,
Туликки - Лесная Дева,
Помогите мне в работе
Нежной песней и советом.
Хийси - ты, злой дух угрюмый,
Ловьятар - ты Мать Болезней,
Не мешайте мне в работе
В деле том моём усердном.
Не мешайте мне наветом,
Не вредите наговором,
Чтобы смог я свить верёвку,
Тонкую сплести умело.
Ты, гора, меня послушай,
Бок мне свой подставь покорно,
Бок свой, вереском заросший,
Бок из твёрдого из камня.
Я сплету тебе верёвку,
Чтоб обвить твой бок сумела,
Чтоб обнять тебя сумела,
Словно девушку - монисто.
Я плести верёвку буду
Из стеблей крапивы жгучей,
Чтобы тонкая тянулась,
Чтобы гибкая змеилась.
Чтоб исполнилось заклятье,
Лунный луч вплету прекрасный,
Обовью верёвкой гору
И скажу такое слово:
Ты - верёвка-чародейка,
Власть тебе даю такую,
Кто едва тебя заступит,
Пусть он станет невидимкой.
Но не призраком нетленным,
Не чудовищем незримым -
Пусть он станет невидимкой
Для стоящих за верёвкой.
Кто же в круг войдёт поспешно,
Тот опять друзей увидит.
Только подлых ниелунтов
От себя гони, верёвка,
Чтобы им бежать хотелось,
Лишь они тебя завидят.
Чтоб хвосты свои поджали
И умчались торопливо,
Лишь заметить им случится
Лунный свет в стеблях крапивы.
- Давай плести верёвку! - азартно воскликнул олень, едва лишь они кончили сочинять заклинание.
- Да ты что! - замахал руками домовой. - Так же ничего не получится. Ещё ведь день, а где я тебе возьму днём лунный луч? Будем ждать ночи, и то, я боюсь, может не получиться.
- Это почему же? - насторожился Мопся.
- Да потому, - вздохнул дядюшка Укконен, - что первая ночь лунного месяца уже миновала, а во вторую ночь, как известно, волшебство начинает уменьшаться в силе.
- Ты бы мне рассказал, что такое этот лунный месяц? Раз уж нам всё равно нужно ждать ночи, - попросил Мопся.
- Хорошо, - согласился домовой. - Только давай заодно пока перемнём крапиву, чтобы к ночи всё было готово.
И они принялись мять стебли кусачей крапивы. Олень топтал их своими крепкими копытами, а домовой подобрал большой камень и вовсю трудился этим камнем. Заодно он ещё рассказывал Мопсе, что такое лунный месяц.
- Лунный месяц, - говорил домовой, - это очень хитрая штука, ты не найдёшь его ни в одном календаре. Начинается он тогда, когда Луна, проходя по небосводу, закрывает собой звезду Торбьёрг. Эту звезду эльфы называют ещё звездой Эгиль, а как её называют неуклюги и называют ли они её вообще как-нибудь, я не знаю. Неуклюги вообще так редко смотрят в звёздное небо. Так вот, когда Луна закрывает звезду Торбьёрг, её свет наполняется колдовской силой и способен совершать любые чудеса. Но в первую ночь лунного месяца свет Луны не просто наполняется колдовской силой, он ещё сливается со светом звезды Торбьёрг. Это длится недолго, но именно в это время на земле совершаются самые необычные чудеса и происходят самые таинственные события. В эти часы становятся явными незримые надписи на разных волшебных предметах, и открываются глазам ищущих пути к древним кладам и сокровищам мысли мудрейших. Даже неуклюги в эту ночь могут принимать самые необычные решения и совершать самые удивительные поступки. А уж если кому-нибудь из неуклюгов повезёт родиться в эту ночь, то он точно станет поэтом, музыкантом или бродягой, а может и первым, и вторым, и третьим вместе. Вот какой силой обладают лучи Луны и звезды Торбьёрг. Но, начиная со второй ночи, сила волшебства становится всё меньше и меньше, а когда Луна перестаёт закрывать звезду Торбьёрг, она исчезает вовсе. Вот тогда-то и кончается лунный месяц, но созданные в этот месяц предметы всегда хранят чудесную колдовскую силу.
- Вот такой силой и будет обладать наша верёвка, - закончил свой рассказ домовой.
К тому времени, как они кончили мять крапиву, небо усыпалось крупными звёздами, и луна всплыла на бархатном небосводе. Дядюшка Укконен прошептал какие-то тайные слова, протянув руку вверх, и внезапно один из лунных лучей коснулся его руки. Бормоча только что сочинённое заклинание, он принялся за плетение верёвки, действительно вплетая в неё эту прозрачно-голубую трепетную нить.
Верёвка получилась тонкой, гибкой и длинной. Лунный луч сиял в ней, как серебристая струйка воды.
Они натянули верёвку вокруг вершины, и дядюшка Укконен первым шагнул за неё. У Мопси бешено затрепетало сердце, когда домовой исчез у него на глазах, но он тут же сам переступил верёвку и вновь увидел домового во внутреннем кругу.
А один сердитый чучик, выгнанный Мопсей из крапивы, смотрел и недоумевал - куда это делись два странных существа, которых он как раз собирался покусать за пятки?