Аннотация: История про девочку-музыкантшу, которая чуть не довела бедную бабушку.
Вещей оказалось меньше, чем я думала. Две сумки с одеждой, посудой и прочим необходимым я перевезла пару дней назад. Остались только ноты.
Из старой тумбочки я вытащила целую кипу - рабочие, старые, забытые... Я разбирала их: часть выкинуть, часть взять с собой, когда в комнату вошла мама.
В комнату. Не "мою комнату", а просто комнату. Нужно было начинать привыкать уже сейчас.
- Тебе помочь?
На ней был яркий халат с маками - подарок отца. Волосы с проседью собраны в пучок, в руке чашка чая.
- Мне нужна коробка, - негромко ответила я, кивая в сторону большей стопки нот. - Эти я возьму.
- Сейчас-сейчас... А его брать будешь? - и она показала на Крока.
Крок - пугающее творение китайской промышленности - сидел на тумбочке. Мягкая игрушка-крокодил высотой с мой локоть - мне его папа из Москвы привёз лет двенадцать назад. Зелёная ткань потускнела, но пластмассовые глаза всё ещё задорно блестели, а уголки пасти были хищно приподняты, и короткие лапки тянулись вперёд.
Он был страшным, но как же я его любила.
- Возьму, - ответила я.
- Сейчас принесу коробку.
Мамины тапочки мягко шлёпали по линолеуму. Я собрала ноты в две стопки, прислушиваясь к звуку шагов и шелесту бумаги, а потом тоже прошла на кухню.
Стоя на табуретке, мама копалась в груде пустых коробок, складированных на шкафах. На меня она старалась не смотреть.
Прислонившись к косяку, я попыталась говорить как можно ровнее:
- Я всё равно буду приезжать каждую неделю. И звонить каждый день. И вы приезжайте в гости, обязательно.
Она молчала, и я попробовала последний аргумент:
- Я вас очень люблю, но нельзя ведь вечно жить с родителями.
Мама медленно спустилась с табуретки. В руках она держала старую коробку из-под обуви.
- Вот будут твои дети уезжать из дома, поймёшь, - сказала она.
Ноты влезли в коробку. Я натянула лямки футляра на плечи и локтём прижала к себе Крока. Мама не стала меня провожать.
Стоя в лифте я тихо, так, что звук потерялся в шуме кабины, сказала ему:
- Вот и новая жизнь начинается.
Крок ничего не ответил.
Я только училась открывать замок. Ключ провернулся в скважине с третьей попытки, издав резкий, скрежещущий звук.
Меня встретили тишина и нераспакованные вещи. Квартира выглядела нежилой и запыленной, но нужно было привыкнуть.
Теперь она стала нашим домом.
Посадив Крока на кровать, я принялась разбирать вещи. Старый гарнитур на маленькой кухне вместил мою посуду. Скрипящий шкаф в углу единственной комнаты - одежду. Стола не было, я только собиралась его купить. Только большой подоконник, на котором я разложила ноты и оставила ноутбук.
Скрипнув, открылась форточка - окно тоже старое, ещё деревянное. Вид был на оживлённый проспект, но дом стоял достаточно далеко, чтобы шум не мешал, но был ненавязчивым фоном.
Размяв пальцы, я открыла футляр и достала свой альт-саксофон.
Мы играли в джаз-клубе через три дня, и мне стоило бы порепетировать. Мы - небольшой оркестр, в котором я работала. Платили не слишком много, но с парой подработок хватало на еду, новые нотные тетради и съём этой вот квартирки. Маленькой, в старом доме и не самом центральном районе, но своей.
Репетировать не хотелось. Я включила микрофон на ноутбуке и потянулась к шпингалетам. Они поддавались с трудом, но я всё же открыла одну створку. В комнату влетел порыв свежего ветра. Ноутбук записал скрип дерева и звук осыпающейся краски - отличное вступление.
Поднеся мундштук к губам, я попыталась представить мелодию. Что-нибудь светлое и оптимистичное, как майский день за окном. Со спокойным ритмом, как поток машин, уходящий вдаль, к другим улицам, домам и перекрёсткам.
Сделав глубокий вдох, я начала импровизировать.
Сначала было сложно, я тормозила, не зная, что делать дальше. Но мелодия захватила меня. Движения пальцев, дыхание - всё начало складываться, будто я получала ритм не из своей головы, а откуда-то из космоса.
Я только вошла в раж, только почувствовала в себе тот порыв энергии, что позволяет играть что-то невероятное, не зная нот, придумывая на ходу, как в стену забарабанили. Кто-то с другой стороны усиленно работал кулаком... Нет, чем-то твёрдым, вроде скалки.
Может, будь у меня больше опыта или наглости, я бы приняла это за работу ударника и подстроилась под ритм. Но я только выпустила мундштук изо рта и уставилась на оранжевые обои.
Стук не прекращался - быстрый и злобный. Я опустила инструмент и посмотрела на Крока, сидящего на кровати. Тот молча смотрел в ответ.
"Ну и что?" - беззвучно спрашивал он. - "В это время шуметь можно. Ты, конечно, можешь и прекратить, и сидеть без дела и без музыки, без импровизации, которая только начала получаться. Не глупо ли?"
И то верно, подумала я, и резко выдохнула в мундштук.
Низкий, торжествующий звук разнёсся по квартире. Ещё несколько быстрых, истерических ударов, и всё стихло.
Остались только я, Крок, и моя музыка.
***
Из всего оркестра я особенно дружила с Ниной, игравшей на трубе. Мы вместе ходили по магазинам, выискивая чёрные брюки и рубашки, делились новостями и пили после выступлений.
Труба и саксофон, может, и больше губной гармоники, но меньше пианино. Мы могли носить их с собой, а не искать, где оставить после концерта.
В баре стоял гул голосов, перекрывающий лёгкую музыку. Нина, с бордовыми губами и пышной рыжей химией, была яркой даже в мрачной одежде. Она закатала рукава мужской чёрной рубашки и изучала список коктейлей.
Мне чёрный дресскод не очень шёл. Русые волосы, бледные губы и глаза - я казалась совсем невзрачной. Приходилось краситься, рисовать стрелки и завивать волосы.
Я как раз думала, стоит ли мне купить такую же бордовую помаду, когда Нина спросила:
- А что соседи?
- Какие соседи? - её привычка начинать разговор из ниоткуда сбивала с толку.
- Ну твои новые соседи. Ты же у нас теперь самостоятельная девочка.
Я засмеялась. Звук утонул в множестве других.
- Да, сильная, независимая и с крокодилом. А соседей я не видела ещё.
Это было не совсем правдой. Я встречала в лифте мужчину в строгом костюме, с усами и острой бородкой - как у Мефистофеля. Здоровалась с бабушками на лавочке у подъезда. Временами слушала удары в стену, примешивающиеся к моей музыке. Но я решила не углубляться в детали.
Нина протянула мне меню.
- Ты осторожнее, - она кивнула на футляр, стоящий в углу у столика. - Будешь много шуметь, ещё полицию вызовут.
- Не буду, - ответила я. - Лучше скажи, где помаду купила.
Домой я вернулась под полночь. Лампочка на лестничной площадке не горела, и ключами в замок я попала раза с пятого. Уже на пороге обернулась. Странное ощущение. Интуиция.
За спиной никого не было. Только обитая дерматином дверь соседей с блестящим в полутьме глазком.
Глазок мне и не понравился. Странное ощущение стало определённым - мне казалось, что на меня смотрят. Прислушавшись, я могла заметить чьё-то приглушённое дыхание. Да, дыхание. Ночью. Через дверь.
Наверное, я переборщила с коктейлями.
Пожав плечами, я закрыла за собой створку. Крок ждал меня на подоконнике, но этой ночью я решила взять его с собой, в кровать. В маленькой квартирке было слишком тихо. Игрушка меня успокаивала.
Впервые за несколько лет я засыпала, обнимая Крока.
Утром у меня было настроение играть.
Включив запись, я встала у окна. Небо затянуло тучами. Дождь ещё не пошёл, но уже совсем скоро. Я могла бы сыграть это, да, могла бы. Ощущение надвигающейся прохлады, наступающие на город тучи, Солнце, скрывающееся за ними. Выразить всё это звуками, ярко и правдиво.
Мне не нужно было думать. Оно получалось само.
Я импровизировала, пока не почувствовала себя пустой. Пока не заныли пальцы. Пока с неба не хлынул дождь, смешиваясь с моей музыкой. На меня полетели капли, заблестели на металле инструмента, но я всё играла и играла, чувствуя, как лёгкие становятся бесконечными и как внутри поднимается волна энергии. Она чуть не выплеснулась - я вовремя сделала маленькую паузу - и обрушилась кульминацией.
Я опустила саксофон. Пальцы ныли. Руки покрылись мурашками.
Через шум дождя раздался звук хлопков.
Мама запрещала мне так делать, но я не смогла удержаться. Отложив саксофон, я забралась на подоконник и высунулась наружу.
Сосед сверху - тот самый, похожий на Мефистофеля - всё ещё аплодировал мне, сжимая в зубах сигарету.
- У вас хорошо получается, - сказал он. - Я даже не буду стучать по батарее.
- Спасибо! - было неловко смотреть на него снизу вверх, перекрикивая ветер и дождь.
- Это труба?
- Саксофон.
Как можно не отличить трубу от саксофона?
Он сделал ещё одну затяжку.
- Очень мужской инструмент.
- Но я же не половыми органами играю, - выдала я заученный ответ.
Фразу "саксофон не для девушек" в разных вариациях я слышала в своей жизни уже сотни раз. У меня была на неё аллергия.
Сосед издал неопределённый смешок и скрылся в окне. Окурок полетел вниз. Я проводила его взглядом и закрыла створку.
Шпингалеты с трудом встали на место.
Крока пришлось пересадить с подушки на подоконник. На кровати устроилась я с нотами. На шесть назначили репетицию, а через три дня - следующий концерт в местной филармонии.
Нужно было немного поработать.
Тем вечером с репетиции я вернулась необычно рано. Солнце ещё не село, и бабушки, щебечущие на лавочке у подъезда, не разошлись по квартирам. Я вежливо поздоровалась, проходя мимо.
Одна из них всё же решила вернуться домой - мы столкнулись у лифта. Она звенела ключами у почтовых ящиков, когда я нажала на кнопку вызова.
Старый лифт с шумом и скрипом начал опускаться к нам. Я стояла к бабушке спиной и дёргала себя за лямку футляра. Мне не нравилось... Мне что-то не нравилось. Я не знала что, никак не могла понять.
Хлопнула дверца ящика и бабушка встала рядом со мной у дверей лифта. Она смотрела на меня поверх очков. И чего я боялась? Обычная бабушка: перекрашенные волосы, халат в мелкий цветочек, морщины, что тут странного. Я ещё раз осмотрела её, с носков тапочек до фиолетово-синих волос, стянутых в пучок. Руки. Вот, что мне не понравилось. Слишком большие ладони и длинные пальцы. Она могла бы отлично играть на пианино, если бы не ногти... Почти когти, длинные, с потемневшими кончиками. Она сжимала ими газету так, будто собиралась порвать.
Обычная бабушка, но эти руки.
Пока она не заметила, что я пялюсь, я отвернулась к лифту. Я надеялась, что удобное молчание не закончится, но она продолжала пытливо смотреть на меня.
- Это ты моя новая соседка? Из сто первой квартиры? - у неё был ещё сильный, тяжёлый голос. Совсем не старческий.
Я кивнула.
- Родители сняли?
- Нет, сама, - я невольно улыбнулась. Квартира, пусть и съемная, и работа. Чем не самостоятельная жизнь?
Соседка моей радости не разделяла
- Парень помогает?
- Совсем сама. Я работаю, - и добавила. - Я музыкант.
Добавила я зря.
Её пальцы сжались так, что газета жалобно хрустнула.
- Так это ты что ли не даёшь мне спать?! Ни утром не выспаться, ни днём вздремнуть! Только лягу прикорнуть на минутку, успокоить нервы, как твоя труба начинает орать на весь этаж. У меня уже мигрени начались от этого завывания...
Закрывшиеся за нами двери лифта не давали никакой возможности спастись.
- Ты прекращай, - перешла к наставлениям она. - Не одна живёшь, люди отдохнуть хотят, не имеешь никакого права.
Вот это было откровенной ложью. Любой музыкант знает про закон о тишине. Отлично знает.
- Я играю только в разрешённое время, - начала я, - и у окна, далеко от смежной стены. И не настолько громко.
На этом запал у меня кончился.
Бабка, комкая газету, возмущённо уставилась на меня. Не нужно было с ней спорить. Зачем я это сказала? Молчала бы и кивала в такт...
Двери лифта наконец открылись
- Простите... - выдохнула я, подаваясь к своей двери.
Замок, как назло, снова заедал. Я боролась с ним, надеясь, что соседская ссора закончилась и сейчас я спрячусь в тихой квартирке. Но бабка решила оставить последнее слово за собой.
- Не хами мне! Я тут сорок лет живу, пожалуюсь хозяевам, и вылетишь на улицу со своей трубой!
Нужно было сдержаться, но второй раз подряд я этого вынести не могла.
- Саксофон! - мой голос эхом разнёсся по площадке. - Совсем разные вещи!
Ключ наконец-то провернулся. Я нырнула за свою дверь.
Крок ждал меня на подоконнике. Солнечный свет прямоугольником падал на линолеум. Я могла бы сыграть его, светлый и невесомый, но тогда бабка бы точно взбесилась.
Я решила не связываться.
Снимая с плеч футляр, я поймала себя на мысли, что впервые хочу назад домой.
Весь вечер я нервно ходила по квартире в наушниках, ожидая страшного. Постоянной долбёжки в стену или по батареям, возвращения соседки, ссор, криков, но ничего не было. Я только зря нервничала.
Ничего не было и в следующие несколько дней. Я работала - ездила к нескольким ученикам для уроков игры на саксофоне, репетировала, слушала записи Лестера Янга. Ко мне даже разок приехали родители, чтобы ужаснуться, в насколько тесной квартирке я живу. И я всё ещё здоровалась с бабушками у подъезда, вежливо, как могла, улыбалась свой соседке. Всё могло бы наладиться. Но нет.
Я возвращалась с занятия на другом конце города. Футляр с саксофоном оттягивал плечи, пакеты с продуктами - руки. Ключи лежали в кармане чёрной кожанки, и мне пришлось поставить пакеты на пол у подъезда, чтобы достать их.
Бабушки зашептались за спиной. Связка зацепилась за подкладку, натруженные плечи и ладони болели. Я дёргала ключи, слепо уставившись в дверь, а бабки всё шептались, и шумели машины на проспекте, а снизу послышался тихий жалобный мяв.
Это было что-то новое.
Ещё раз дёрнув за ключи, я опустила глаза. Котик. Грязный рыжий котик с тонким белым хвостом. Он пищал на высокой ноте, жался к двери подъезда и смотрел на меня.
У меня никогда не было кота. Мамина аллергия не давала завести, но я всегда хотела рыжего и зеленоглазого, с большими ушками.
- Опять какая-то кошка принесла, зассыт тут всё, - выдала моя соседка. - А ну, кыш отсюда!
Котик не слушал. Он смотрел на меня теми самыми зелёными глазами.
Это была судьба.
Ключи чуть не порвали подкладку кожанки. Нести оба пакета в одной руке было ещё тяжелее, но другой я прижимала к себе котёнка. Бабки даже не успели возмущённо охнуть, когда я с металлическим грохотом захлопнула дверь подъезда.
Оказавшись у меня на руках, котик перестал плакать. Мы ехали в лифте, а я думала, что если покупать меньше косметики и пирожных, смогу позволить себе кота. К тому же, я бы стала ещё более независимой.
А пока нужно было покормить котика и созвониться с знакомым ветеринаром. Кажется, у нашей второй скрипки жили три или четыре кота, и она могла поделиться номером.
Через пару часов я расчехлила саксофон. Пока безымянный котик лежал на подоконнике.
Я, не без пары царапин, вымыла его, осмотрела и напоила молоком. К ветеринару получилось записаться только на завтра, но котик и сейчас выглядел довольным жизнью.
Я открыла окно, впуская в комнату свежий воздух. Глубоко вдохнула, отыскивая внутри себя начало мелодии.
Котик открыл глаза и навострил уши. Кажется, у меня появился постоянный слушатель.
Снова раздался стук в стену, но я не обратила внимания.
- Они меня с ума сведут, - жаловалась я Нине через пару дней.
На её любимой чёрной рубашке разошёлся шов, и мы уже час ходили по магазинам, подбирая замену.
- Играю, им не нравится. Завожу котика, им не нравится.
- Играть имеешь полное право с девяти утра до десяти вечера, - протянула Нина, перебирая вешалки.
- Точно?
- Даже мой сын про это знает, - она критически осмотрела одну рубашку с кружевом на рукавах, и повесила назад. - Как кота решила назвать?
Я пожала плечами.
- Никак не могу придумать. Пока он просто Котик.
- Ты - сама оригинальность.
Она сняла одну рубашку с вешалки и пощупала ткань.
- Как тебе?
- Вроде нормально...
- Вот и я не знаю, - Нина продолжила рыться в чёрных тряпках, а я опёрлась о ближайшую стену.
- Нина-а... А что если эта бабка дальше будет на меня орать?
- Господи, только не мямли, как сейчас! - она взмахнула ладонью. - Возьми себя в руки и дай ей отпор.
- Но я не умею.
- Так учись! В решающей ситуации тебе это пригодится, - она повернулась ко мне, повысив голос, звуча резко и грозно. - Представь, что играешь что-то злое и быстрое. Постарайся, а то эти бабки тебя сожрут.
Я вздрогнула.
- Что, правда?
Нина усмехнулась.
- Нет. Хотя, кто их знает, - она вернулась к рубашкам. - Эти старые, злобные ведьмы... Надеюсь, я никогда такой не стану.
Это звучало не слишком вдохновляюще, но я постаралась запомнить.
Ещё я старалась избегать свою соседку, но так как мы жили на одном этаже, получалось не очень. Иногда мне казалось, что она специально ждёт моего возвращения, чтобы выйти за почтой и поссориться.
Вот снова я пыталась открыть заедающий замок, а она стояла за спиной и визжала:
- Я скоро буду жаловаться! Невозможно жить под твои концерты, постоянно, каждый день, каждый час! Откуда ты взялась такая, ужас просто!..
Она всё повышала и повышала голос и наконец выкрикнула на самой высокой ноте:
- И кот твой провонял всю квартиру!
Как же она меня...
Достала!
- Мой кот не мог провонять всю квартиру, он ходит аккуратно и только в лоток! - развернуться через плечо, повысить голос и говорить максимально громко, чтобы отдавалось эхом, чтобы краска отвалилась со стен подъезда. - Играю я только когда закон разрешает. И не устраиваю пьянки, и никого к себе не вожу, а если вам что-то показалось, заткните свои грёбанные уши!
Воздух в лёгких закончился.
Бабка смотрела на меня, приоткрыв рот и противно сипло дыша. Кажется, второго акта не требовалось. Я развернулась и продолжила возиться с замком.
- Ты об этом ещё пожалеешь...
- Да пожалуйста. Можете измазать мне дверь краской.
- Измазать?! Да я тебя в порошок сотру, засранка! Кишки тебе вытащу! Ты хоть знаешь, кто я?! Да как ты посмела!
Я захлопнула дверь, отрезая лишние звуки.
Котик мяукнул, здороваясь. Я привалилась к створке. Не ссоры с соседями я ожидала на новой квартире. Не такого начала самостоятельной жизни.
Но Нина была права - нужно собраться и дать отпор.
- Так и сделала, - сказала я Котику. - Я молодец!
Нина же позвонила мне вечером.
- Привет, подруга! - на заднем плане слышалось бормотание телевизора и шум воды. - Слушай, мне тут знакомая позвонила. Им на свадьбу срочно нужен саксофонист. Прям срочно. Они сразу заплатят.
- Насколько срочно? - спросила я.
- Через час начало.
Я задумалась. Подрываться и ехать куда-то вечером было лень. Ещё и играть для толпы скорее всего пьяных гостей. Но оплата была бы кстати. Противоблошиный ошейник Котику и что-то вкусненькое мне.
- Диктуй адрес, - сказала я.
Через двадцать минут я с футляром наперевес выскользнула из подъезда. Вечерело. Бабок на скамейке не было. Никто не комментировал длину моей юбки, высоту каблуков и вообще причину выхода из дома на ночь глядя.
И слава богу!
Вернулась я ближе к двум часам ночи. Ключи со звоном полетели на пол, футляр я аккуратно поставила у порога.
Включать свет было лениво. Развесив одежду на спинке стула, я упала на кровать. Котик пристроился под боком. Немного помурчав, он уснул, я - сразу после него.
Проснулась я от холода и чувства сухости во рту. На свадьбе поесть не получилось, вспомнила я. Только выпить два стакана сока. Надо было просить воду, подумала я, садясь на кровати.
В комнате было светло. Одежда чёрным пятном висела на стуле.
По полу были разбросаны белые комки.
Я сидела и тупо смотрела на них. Ничего такого не было, когда я уходила. Точно не было. Осторожно я слезла с помятого покрывала и тронула один. Мягкий, как вата.
Откуда у меня в квартире вата?
Если только не...
- О, нет! - простонала я.
Крок, мой старый любимый Крок, валялся в углу. Его брюшко было разорвано, вата выглядывала наружу. Мне даже показалось, что уголки пасти грустно опущены.
- Как ты мог?! - я повернулась, разыскивая Котика.
Он, как ни в чём не бывало, сидел на столе. Услышав мой голос, он никак не высказал вины, только дёрнул ушами.
- Ну и козлина же ты, порвал Крока!
Я подняла игрушку. Стеклянные глаза смотрели с укоризной, но ткань была распорота очень ровно.
Острые же у Котика когти, подумала я.
- Прости, Кроки, - я обняла его, как делала раньше, делала всегда. Плюшевая ткань и твёрдые бусинки глаз. - Я всё исправлю.
Мысль о том, чтобы выкинуть порванную игрушку, и в голову не пришла. Крок всегда был моим другом. А мама дала мне с собой маленький набор для шитья.
Но сначала - я облизала пересохшие губы - нужно было поесть, помыться и расчесать торчащие в разные стороны волосы.
Шитьё не было моей сильной стороной. Штопала Крока я медленно, да и зелёные нитки в наборе были слишком тёмными. Теперь у него был неровный боевой шрам на животе.
- Я всё равно буду тебя любить, - сказала я ему, обрезая нитку.
Котик запрыгнул на диван, толкнулся головой под локоть.
- И как ты смеешь после того, как чуть не убил Крока? - я говорила это и гладила его по голове. - Не делай так больше.
Котик только смотрел на меня и мурлыкал.
Крока пришлось пересадить наверх, на шкаф. Репетиция планировалась вечером. Выкинув обрезки ниток, я открыла футляр.
Настроения импровизировать не было, и я достала ноты. Не успела музыка разлиться по квартире, в дверь часто забарабанили.
Не надо было открывать. Не надо было.
Я поняла это, распахнув дверь.
Соседка в очередном цветочном халате смотрела на меня. Она скрючила свои страшные когтистые пальцы и вскрикнула на весь этаж:
- Когда ты уже перестанешь?! Сколько можно не давать людям спать!
"Сколько можно спать до полудня", - вертелось на языке, но я его прикусила.
А бабка делать так не умела.
- Всего тебе мало, никак не наиграешься. Вот послушай меня лучше...
Слушать её визг я не хотела. Но когда я потянулась захлопнуть дверь, она просунула ногу в щель между створкой и косяком.
Я пнула её. По инерции, я не хотела, я не могла кого-то ударить, даже кого-то противного. Это получилось само собой, и я пожалела сразу.
Ещё больше я пожалела потом, когда она орала за дверью:
- Сама напросилась, теперь пожалеешь. Пожалеешь!
Я старалась не слушать. Распахнула окно, впуская звуки улицы, высунулась наружу. За спиной всё ещё раздавались невнятные вопли.
Сосед сверху помахал мне рукой, роняя пепел с сигареты.
- Вы с Любовью Васильевной поссорились? - сегодня он звучал весело и довольно.
Я кивнула.
- Осторожнее с ней, - сказал он, пощипывая бородку. - Если ты ей не понравишься, она тебя отсюда выживет.
- За что? Я ничего такого не делаю.
Он пожал плечами.
- Постарайся её понять. Возраст, болезни, тяжёлый характер... - ветер уносил слова, делая их глухими. - Все такими будем.
- Надеюсь, что нет.
- Честно, я тоже, - он затушил окурок о подоконник. - Но всё равно осторожнее. Не хочу пугать, но вы за последние полгода тут третья съёмщица.
Оставив меня обдумывать это, он бесшумно скрылся в своём окне.
Итак, я ждала мести. Ждала войны. Даже не хотела возвращаться домой после репетиции. Бабка могла подстерегать меня на площадке, или у почтовых ящиков, или в лифте...
Когда я стояла на остановке, в голове мелькнула мысль - уехать к родителям и переночевать у них. Но я вспомнила о Котике. Нельзя было его бросать.
Всё равно, я не поехала на лифте, а кралась по лестнице. И старалась как можно быстрее и мягче открыть дверь - у меня получилось.
Я заперла её на оба замка, просто на всякий случай. Поставила футляр с саксофоном у двери. Уже было слишком поздно, и всё равно - я бы не смогла играть.
Я боялась свою бабушку-соседку. Как так получилось? Боялась настолько, что взяла с собой в кровать Крока.
Сон почему-то не шёл. Я повернулась на бок, потом на спину. Погладила лежащего в ногах Котика, подёргала за хвост Крока. Уснуть всё равно не получалось. Что-то было не так. Определённо, что-то странное творилось.
Осознав это, я сразу поняла, что именно.
Было слишком тихо.
Ни единого шума с улицы - ни ветра, ни проезжающих машин. Ни приглушенных стенами разговоров соседей. Только моё дыхание.
На миг я подумала, что оглохла. Перепад внутреннего давления, из-за которого лопнули барабанные перепонки, оторвавшийся сосуд, опухоль - любая причина, в которых я не разбиралась. Суть была в одном - я не слышу. Я больше не слышу ничего, кроме частых вдохов-выдохов, а может, и они мне кажутся, и это звуки в голове, а не настоящие.