Спаниель появился у нас, когда я училась в старших классах. Случайно. Он оказался на улице, попал в кочегарку. На всякий случай предложили отцу. Тот даже посмотреть отказался.
Ему нужна была собака для охоты. Выбор пал на красного сеттер-гордона. Нам показали картинку. Мы пришли в восторг от огненного красавца. Отец же хвалил охотничьи стати. Разводили их в Ленинградском питомнике. Сразу не взял, теперь стоял в очереди на щенка. Но тут вышла заковыка - запретили их вывоз из области. Оставалось одно оформить на друга отца ленинградца и увести в Одессу без документов.
Мы были обескуражены, у предыдущей собаки была прекрасная родословная. Но отец сказал, что уже не молод и не тщеславен. Ему нужна рабочая собака, а не для выставок.
А вскоре они пришли домой вместе. Отмыли сажу, накормили. Имени у него не было. Перебрали все клички. Слабо отреагировал только на Рекса. Пару дней он хвостиком бегал за отцом, нас просто не замечал. Наткнувшись случайно, шарахался в сторону. Но вскоре освоился и распрекрасно проводил время со всеми нами, пока отец был на работе. А через две недели вел себя так, словно всю жизнь у нас прожил. Безошибочно знал, кто когда уходит, приходит. Кто лучше накормит, а с кем лучше гулять.
Мы в свою очередь узнали, что команды он знает, но не всегда выполняет. Не привык к ошейнику, отказывается ходить на поводке. Место свое в коридоре знает, но избегает. Боялся и недолюбливал веник, пытался сразиться с ним. Пришлось подвешивать его на гвоздик повыше. Кочегар разъяснил:
- Да я его наказывал веником, он их у меня сгрыз штук пять.
У нас два. Один в первые дни, другой детишки гостей на забаву отдали.
А еще мы обнаружили, что у нас в доме со строгими устоями появился сибарит. Надо было видеть, как мы его кормили. С уговорами, с рук, запихивая в пасть лакомые кусочки. Как еврейское дитя на одесском пляже.
Как оно так получилось, сами не знаем. Никого не уговаривали - ни предыдущих собак, ни своих детей. Но Рексик умел превращать свое кормление в этакое театральное действо. Первое-второе он еще кое-как поедал в положенном месте из миски. Зато печеньице и прочее - только из рук. Создавалось впечатление, что раньше он только водичку пил самостоятельно. Что вовсе нельзя было понять, как этот гурман и неженка в каштановых локонах еще вчера беспризорничал.
Взять-то мы его взяли, но ведь он был не охотник. Поэтому версия о ленинградском сеттере продолжала витать в воздухе. Две собаки было уже слишком. Мать при получении новой квартиры поставила условие - больше никаких собак.
По версии кочегара хозяин Рекса, умер. И хотя он был охотником, пса держали дома для забавы. Родственники отдали его приятелю, но тот почему-то не смог его держать у себя. Позже пес прибился к кочегарке.
Иногда после прогулки по парку отец с горящими глазами рассказывал, как они подняли вальдшнепа. Пес на него сделал стойку - а ему по породе не положено, он по водоплавающей птице. И вообще они всякий раз что-то интересное находили. То ежа встречали, то какого-то зверька еще.
Мы не встречали никого. Ни разу. Ежей, правда, он находил. Стойку делал. Взлетали какие-то птицы. Но мы в них ничего не смыслили.
Да были еще две пустовавшие норы в конце парка. Пес приходил в неистовство. Нюхал, рычал, разрывал их. Интересно, что и другие знакомые охотничьи собаки тоже эти норы знали и по мере сил разрывали. Когда одна из них превратилась в яму, мы с удивлением наблюдали, как наши питомцы по-прежнему приходят в возбуждение и что-то вынюхивают в ней.
Ближе к осени отец все чаще горевал:
- Не охотник ты...
Нам было все равно. Просто рядом стал жить еще один член семьи. Ласковый, веселый друг. Мы много пережили рядом. Были дни радостные и беззаботные. Случались и грустные, и трагичные. Но он сумел каждому шепнуть на ухо что-то свое ободряющее, прикоснуться своей шелковой шкуркой, лизнуть в щеку, просто дружески толкнуть своим плечом - Побежим?
А еще он умел так посмотреть тебе в глаза своими чудесными янтарными глазами, что все в груди перевернется.
