Коновалов Александр Яковлевич : другие произведения.

Талисман Любви 3 "Через годы,через расстояния"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Коновалов Александр Яковлевич. Талисман любви. Роман. Книга III Через годы, через расстоянья - Львов: Элекс, 2011 г. - 284 стр. В книге рассказывается о послевоенной жизни героев трилогии - Василия и Елены, которых судьба разлучила на многие годы. Оказавшись в чужой стране, больная, без средств существования, Елена нашла в себе силы встать на ноги, получить образование и достичь выдающихся результатов в науке. Однако огонь любви, вспыхнувший в годы юности, не погас и поныне. За все эти годы она так и не смогла забыть Василия, любовь к которому помогла ей выжить и стать достойным человеком. Тем временем жизнь Василия пошла своим путём. Он заканчивает Военно-воздушную академию и служит штурманом в частях дальней бомбардировочной авиации. Отдав более четверти века любимой профессии, полковник Трохалёв уходит в запас. Он также, как и Елена, не может забыть свою первую любовь, не верит в гибель любимой девушки и надеется встретиться с ней и исправить жестокую ошибку судьбы...

  
  
  
  
  
  
   Книга вышла из печати благодаря моральной поддержке, технической и материальной помощи друзей, родных, однокурсников и просто знакомых.
  
   Автор выражает
   сердечную благодарность:
  
   Бобрышову А.Н.
   Юрову В.В.
   Занько В.С.
   Коновалову П.А.
   Скрипнику А.И.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

0x01 graphic

  
  
  
  

А.Я. Коновалов

  
  

Талисман

любви

  

книга третья

"Через годы,

через расстояния"

Львов 2011

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Коновалов Александр Яковлевич. Талисман любви. Роман. Книга III "Через годы, через расстоянья" - Львов: "Элекс", 2011 г. - 284 стр.
   В книге рассказывается о послевоенной жизни героев трилогии - Василия и Елены, которых судьба разлучила на многие годы.
   Оказавшись в чужой стране, больная, без средств существования, Елена нашла в себе силы встать на ноги, получить образование и достичь выдающихся результатов в науке. Однако огонь любви, вспыхнувший в годы юности, не погас и поныне. За все эти годы она так и не смогла забыть Василия, любовь к которому помогла ей выжить и стать достойным человеком.
   Тем временем жизнь Василия пошла своим путём. Он заканчивает Военно-воздушную академию и служит штурманом в частях дальней бомбардировочной авиации. Отдав более четверти века любимой профессии, полковник Трохалёв уходит в запас. Он также, как и Елена, не может забыть свою первую любовь, не верит в гибель любимой девушки и надеется встретиться с ней и исправить жестокую ошибку судьбы...
  
  
  
  
  
  
   Коновалов Олександр Якович. Талiсман любовi. Роман. Книга III "Через роки, через вiддалi" - Львiв: "Елекс", 2011 р. - 284 стор.
   Книга розповiдає про пiслявоєнне життя героїв трилогiї - Василя та Олени, яких доля розлучила на довгi роки.
   Опинившись в чужiй країнi, хвора, без засобiв для iснування, Олена знайшла в собi сили встати на ноги, отримати освiту та досягнути вагомих результатiв в науцi. Проте вогонь кохання, що спалахнув в роки юностi, не згас i донинi. За всi цi роки вона так i не змогла забути Василя, i любов до нього допомогла їй вижити та стати гiдною людиною.
   Тим часом життя Василя йде своїм шляхом. Вiн закiнчив Вiйськово-повiтряну академiю та служить штурманом в частинах далекої бомбардувальної авiацiї. Вiддавши понад чверть столiття улюбленiй професiї, полковник Трохальов йде у вiдставку. Вiн також, як i Олена, не може забути свою першу любов, не вiрить в загибель коханої та сподiвається зустрiтись з нею i виправити жорстоку помилку долi...
  
  
  
  

Глава I. Автограф на Рейхстаге

  
   Весь мир заложен в этом слове.
   В нём корень жизни, плоть и кровь.
   Мы все покорны его воле
   Со светлым именем - Любовь.

В гостях у старого дипломата

   Пережив победную лихорадку, постепенно стали привыкать к мирной жизни. Первые несколько недель, пока не было ещё ни планов, ни программ, мы фактически были предоставлены самим себе. Если рядовой и сержантский состав занимался обустройством аэродрома, ремонтом материальной части и работами по охране и жизнеобеспечению полка, то офицеры имели достаточно времени, чтобы ознакомиться с жизнью и бытом местного населения. Городок в пригородах Берлина, где дислоцировался наш БАП (бомбардировочный авиаполк), пострадал незначительно. Разрушены были от артиллерии и авианалётов лишь административные здания в центральной части, а на окраинах одно- и двухэтажные особняки остались в целости и сохранности. Когда шли бои на подступах к Берлину, часть населения, побросав свои дома, подалась на запад, но после окончания войны, поняв, что к гражданскому населению русские относятся терпимо, стали возвращаться в свои жилища. А когда советское командование проявило сочувствие и сострадание к местному населению, взяв на себя заботу по обеспечению его продуктами питания, образ врага в лице советского солдата и вовсе растворился в пространстве. Этому также способствовал и совместный труд по расчистке улиц и площадей от кирпича, бетонного крошева и другого хлама от разрушенных домов и зданий. Первые месяцы в этих мероприятиях участвовал практически весь личный состав советской армии, находящейся в Германии. Изголодавшиеся по мирному труду, наши воины принялись помогать немцам восстанавливать то, что ещё вчера сами разрушали. Мне нравилось ходить по улицам городка, рассматривать добротно сработанные дома, аккуратно постриженные зелёные насаждения и старательно ухоженные цветущие сады возле каждого особняка. Всё тут до мелочей было продумано: и улицы, мощёные пилёным камнем, и общественные закрытые колодцы, снабжённые ручными рычажными насосами, и архитектурная неповторимость каждого особняка, огороженного закрытыми заборами. Создавалось впечатление, что тут каждый дом - это маленькое государство, способное жить самостоятельно. Так, в один из воскресных дней, когда набожные немцы ходят в кирху (церковь), чтобы очистить от греха душу и от усталости тело, мы с Сергеем прохаживались по улице, восхищаясь трудолюбием, педантичностью и аккуратностью немцев. Неожиданно из калитки одного из домов вышел пожилой немец и на чистом русском языке сказал:
   - Здравствуйте. Я давно за вами наблюдаю, и мне показалось, что вы хорошие люди и с вами можно поговорить. Вы не против?
   Мы с другом переглянулись, не решаясь утвердительно ответить незнакомому человеку. Сразу возникли в голове вопросы: "Что он хочет сказать офицерам из враждебного лагеря? И стоит ли нам вообще вступать с ним в разговоры?" Однако любопытство и то, что незнакомец заговорил с нами по-русски, нас заинтриговало. Я проявил инициативу, сказав:
   - Чем можем служить?
   - Понимаете, господа офицеры, я русский человек, но так судьбе было угодно, что вот уже более тридцати лет живу в Германии, но до сих пор к их порядкам так и не привык. Мне так захотелось поговорить с вами на родном языке, что я не удержался и решил остановить вас. Я не настаиваю, но если вы не против, зайдём ко мне в дом, там и поговорим.
   Не заметив ничего подозрительного в этом человеке, последовали за ним. Кирпичный дом-полуторка утопал в зелени плодовых деревьев и кустов. Чуть в стороне стояла беседка со столиком посередине и скамейками по шестигранному периметру. Мы зашли в неё и сели за столик. Хозяин заговорил первым:
   - Прежде, чем начать разговор, я хочу представиться. Меня зовут Пётр, а фамилия моя Бекман. Предки мои из немецких переселенцев, которые были приглашены Петром Великим и более двух веков верой и правдой служили России, но это так, к слову, вы же должны знать, с кем имеете дело.
   Пока тёзка Петра Великого представлялся, подошла ещё нестарая симпатичная женщина, поздоровалась по-русски и стала в дверях. Он что-то сказал ей по-немецки, и она поспешно удалилась. Через некоторое время она принесла на подносе графин с какой-то розовой жидкостью и три небольших стаканчика. Рядом на тарелочке горкой лежали три бутербродика из тонких ломтиков ржаного хлеба, помазанных вареньем. Поставив поднос на столик, женщина ушла в дом. Было начало лета, и природа, уставшая от зимних холодов и людских междоусобиц, взорвалась зеленью листвы и буйством цветов, деревьев и кустов.
   - Господа офицеры, вы извините, что я вас так называю, благодарю, что согласились посетить мой дом и поговорить с человеком, который больше половины жизни оторван от родины и всё это время переживал за её судьбу. Я хочу угостить вас вином собственного изготовления и ещё раз извиниться за столь скромное угощение.
   Он налил из графина вино и провозгласил тост:
   - Друзья мои, я предлагаю выпить за русский многострадальный народ и его доблестную армию, освободившую Германию от гитлеризма.
   После его слов мне показалось, что это сказал не русский немец, а наш замполит полка, и сразу возникло к нему много вопросов. Мы чокнулись, но пить воздержались. Хозяин понял свою оплошность. Выпил и сказал:
   - Не весь немецкий народ был вашим врагом. Я, как и огромное количество немецких патриотов, не признали гитлеровскую идеологию и по силе возможности боролись с ней.
   Мы выпили. Вино оказалось некрепкое, но приятное на вкус. К закуске мы не прикоснулись не из-за страха быть отравленными, а из-за жалости к хозяевам, решившим поделиться с гостями последним. Взяв инициативу в свои руки, я задал хозяину вопрос:
   - Насколько мы поняли, Россию вы покинули ещё до революции. У вас на это была веская причина?
   - Да, такая причина была. До первой мировой войны я работал в посольстве России в Берлине. В 1910 году женился на немке, и мне разрешили жить вне посольства в доме жены. В среде российских дипломатов ходили разговоры, что подъём экономики в России и в частности невиданные темпы строительства заводов народно-хозяйственного и оборонного характера, а также успешное реформирование армии породили страх у ведущих стран запада, в том числе Германии и Австро-Венгерской империи. Эти страны имели интересы и имперские амбиции как на западе, так и на востоке. Россия для них всегда была лакомым кусочком, и, наращивая свой военный потенциал, Германия прежде всего устремляла свой взор на её бескрайние просторы. Наши дипломаты во главе с послом Лихновским знали о военных приготовлениях и тайных агрессивных планах Берлина и его союзников, и всячески старались оттянуть время осуществления этого плана и дать возможность России тщательней подготовиться к надвигающейся опасности.
   И всё-таки войны избежать не удалось. 1 августа 1914 года Германия объявила войну России. Все наши дипломаты были арестованы и несколько месяцев провели в концлагере, пока правительства воюющих сторон не произвели обмен своих сотрудников на чужих. Меня спасло то, что я в это время находился за пределами посольства, и несколько месяцев скрывался от полиции.
   - А почему же вы не перебрались в Россию?
   - Дело в том, что пожар войны охватил всю Европу, и сообщение с Россией прекратилось. Тогда я решил дождаться её окончания, а потом вернуться на родину. К тому времени у нас с Луизой было уже двое детей, и подвергать семью опасности я не имел права. Чтобы содержать её, устроился на работу простым рабочим на завод. Военные действия шли с переменным успехом, то русские прорывались вглубь на сотни километров, то немцы отвоёвывали занятые территории. Так продолжалось три года. Успешному окончанию войны для России помешала революция, и пришедшим к власти большевикам пришлось заключить мирный договор на кабальных условиях. Зная о том, что революция в России поддерживалась немецким правительством, путь на родину мне был отрезан. Такие свидетели там были не нужны.
   - А вы уверены, что рабочее и коммунистическое движение в России подпитывалось именно из Германии, ведь, насколько мне известно, в это время и там бушевали революционные бури?
   - По агентурным данным, подтверждённым документально, сотрудникам посольства было известно ещё до начала войны, что такая связь существовала, о чём неоднократно докладывалось царскому правительству. Оно проигнорировало опасность, за что и поплатилось. Какую цель преследовало немецкое правительство, поддерживая революционное движение в России? Они хотели убить сразу двух зайцев. Во-первых, выиграть планируемую войну с Россией (а революция должна была помочь им в этом), во-вторых, придушить революционное движение в собственной стране. Если первую часть задуманного они осуществили, то со второй получилась загвоздка.
   То, что рассказывал старый дипломат, для нас было опасной новостью, в которую с трудом верилось. С другой стороны, зачем пожилому человеку врать русским офицерам. Свои сомнения собеседнику я выразил чуть позже, а сейчас сказал ему:
   - Мы уже полчаса с вами разговариваем, а вы не спросили, как нас зовут и не назвали своего отчества. Меня зовут Василием, а друга моего Сергеем.
   Хозяин встал, пожал нам руки и сказал:
   - Я уже не помню, когда меня по имени и отчеству называли. Для немцев я гер Питер, а для вас, мои дорогие земляки, я - Пётр Никитич. Да, мы заговорились, и совсем забыли промочить горло, как когда-то в Москве говорили.
   - Почему только в Москве, сейчас везде так говорят.
   Мы выпили. Приятный некрепкий напиток немного взбодрил и прибавил желания ещё поговорить с этим интересным человеком. Подумав, я спросил его:
   - Пётр Никитич, как вы сказали, живёте в Германии более тридцати лет, пережили две мировые войны, которые развязала эта страна, каких же политических взглядов вы придерживаетесь?
   - Скажу вам честно, как на духу. Никогда никому открыто не высказывал своих симпатий и антипатий. Всю свою жизнь жил по закону совести и христианской морали и нравственности, наверное поэтому ещё и живу. Но вам откроюсь. Сейчас очень трудно кому-либо доверять, но интуиция мне подсказывает, вы честные ребята. Так вот, побывав на тайной кухне заговоров и политических интриг, я пришёл к выводу, что миром управляет мировой капитал. Так было до нас, происходит сейчас и будет происходить впредь в странах капитализма. В Советском Союзе всё происходит иначе, но и сегодня после победы над гитлеризмом, страны - бывшие союзники уже думают над тем, как уничтожить конкурента и править миром единолично.
   - Вы так думаете, или есть тому какие-то свидетельства?
   - Есть мировая практика и мировые тенденции к переделу мира и установлению контроля над ним. Две такие попытки потерпели крах, и теперь Германии вряд ли дадут возродиться. На арену выходят две новые сверхдержавы - СССР и США, имеющие свои собственные амбиции на этот счёт.
   - Пётр Никитич, на многие вещи вы нам открыли глаза, но вот скажите, как Гитлеру с его бредовыми идеями удалось вполне законно прийти к власти?
   - Опять же не без западного капитала. После первой мировой войны Германия оказалась слабой и истощённой. Промышленность, ориентированная на вооружение, перестала существовать. Мирным договором предусматривалось разоружить агрессора, запретить выпуск военной продукции и навсегда покончить с его реваншистскими целями. Заводы закрыли. Рабочих выкинули на улицу. Возмущённый народ поднялся на борьбу за свои права. Германский пролетариат победил, но не смог удержать свою власть и потерпел поражение. В стране начались беспорядки и хаос. Партийные лидеры в борьбе за власть забыли про страну и о народе, а он бедствовал и терпел. Отсутствие единодушия и программы возрождения промышленного потенциала страны породили в народе мысль о сильной личности в государстве, которая бы подняла страну. Так Германия обрела Гитлера, который обещал народу работу, достойную жизнь, а стране процветание. Придя к власти, он прежде всего создал мощный репрессивный аппарат, а своих конкурентов и противников устранил физически или засадил в концлагеря. Пострадали прежде всего интеллигенция и офицерство, которые осознавали, к чему приведёт Гитлер страну и её народ. Развязав руки, он впустил в страну иностранный капитал, и через несколько лет промышленный потенциал настолько окреп и вырос, что не стало безработицы, а рабочий люд получил массу привилегий, хорошую зарплату и, как обещал Гитлер, достойную жизнь. Народ, поверив в благие намерения вождя, стал служить ему верой и правдой. Молодёжь, воспитанная на его расовой идее, обожествляла фюрера и была готова идти за ним в огонь и в воду. Когда почва была подготовлена, он приступил ко второй фазе своего замысла - готовиться к войне. И эту часть работы он провёл блестяще. Дипломатическими и иными путями снял все запреты Версальского договора, запрещающего Германии выпускать военную технику и вооружение, и гигантскими темпами приступил вооружать армию. Выжидательная тактика лидеров Англии, Франции и США привела к тому, что было упущено время, и Гитлер, воспользовавшись этим, осуществил свой план. Сначала захватив Польшу, подготовил плацдарм, а затем двинул свою многомиллионную армию на Советский Союз. Чем это всё кончилось, вы уже знаете. Как видите, мои молодые друзья, Гитлер и гитлеризм появились не на голом месте, а были выращены своей и международной олигархической буржуазией. Чтобы вы знали, германское общество породило фюрера, а международный "денежный" мешок нашёл своего исполнителя, который и вверг мир в новую огненную пучину. То, что я вам рассказал, вы не прочитаете ни в какой прессе, а чтобы вы жили спокойно, забудьте про наш разговор и вспомните о нём этак лет через пятьдесят, и тогда поймёте, насколько был прав старый дипломат и патриот России, Бекман П.Н.
   Он устремил свой взгляд куда-то в пустоту и надолго замолк. Его простые доходчивые слова, не содержащие секретной информации, повергли нас в шок. Тогда я понял, наверное, самую главную в жизни истину: "Хочешь прожить долгую и счастливую жизнь - не заходи на кухню, где делается большая политика".
   Выдержав паузу в разговоре, я снова спросил хозяина:
   - Пётр Никитич, через руки дипломатов проходит огромное количество секретных документов, о многих из них известно и вам, как же гестапо не воспользовалось этим и не привлекло вас к своей деятельности, скажем, в качестве эксперта?
   - О том, что я был на дипломатической работе в Российском посольстве, знали немногие. Зная о том, что рано или поздно моей персоной заинтересуются спецслужбы, я взял фамилию жены и освоил рабочую профессию. Работал на заводах, содержал семью и не лез в политику. Дочки выросли, вышли замуж, и я им посоветовал выехать из страны. С 1937 года они живут в Бостоне, и вот уже шесть лет мы о них ничего не знаем.
   - А вы не собираетесь посетить свою историческую родину?
   - Хотелось бы. Ведь у меня в Москве осталась родная сестра.
   - Теперь их можно разыскать. Напишите в адресное бюро, и вам её непременно найдут.
   - Вы меня натолкнули на хорошую мысль, а если я назову вам её имя, отчество и дам старый адрес, вы можете послать письмо от себя? Вам ведь это проще.
   Не чувствуя никакого подвоха, эту миссию я взял на себя. Он на листке бумаги написал адрес, фамилию, имя, отчество сестры и свой адрес. За беседой просидели часа два. Вышли из "гостей" растерянные и обескураженные. Уже по дороге в часть подумали про себя: "Побывав в гостях у "экс-дипломата", не влезли ли мы в какую-то неприятную историю?"
   Однако, время показало, что знакомство со старым русским дипломатом для нас никаких последствий не имело, разве что мы стали по-иному относиться к местному населению, отравленному геббельсовской пропагандой.

На развалинах империи

   Как-то вечером, перед тем, как лечь в постель, Сергей сказал:
   - Вась, я сегодня вычитал в "Красной звезде" сообщение о том, что в Военно-воздушную академию объявлен конкурс на поступление на первый курс очного и заочного обучения. Лётчики-фронтовики будут иметь льготы при поступлении. Ты как-то мне говорил, что там работает преподавателем наш бывший начальник училища Веденеев Н.В., который советовал тебе поступать в академию, ты не раздумал?
   - Да, было дело. Но он мне советовал поступать в прошлом году, когда ещё шла война и было не до учёбы. Сейчас, когда она закончилась, хочется отдохнуть годик-другой, а потом уж сесть за парты. Мы с Николаем Васильевичем регулярно переписываемся, но он мне об этом ни гу-гу, видно, ждёт, когда я созрею и сам приму решение.
   - Вася, если у тебя в планах академия есть, чего откладывать, давай будем пробовать поступить в этом году. Ты же говорил, что Лена тоже будет поступать в мединститут. Все четыре года учёбы, если поступим, будем жить в Москве и ходить друг к другу в гости.
   - Серёга, я согласен, - какие разговоры! Мы с тобой, как нитка и иголка, куда ты, туда и я. Узнаем, какие документы надо отсылать, и завтра же займёмся этим, согласен?
   - Другого ответа я от тебя и не ожидал.
   На следующий день поделились своими планами с командиром полка, и он их одобрил, пообещав выдать необходимые документы дня через два.
   Из штаба вышли довольные и окрылённые. А в это время во дворе ребята собирались на экскурсию в Берлин, которую организовал замполит. Мы в этот день были свободны от занятий и дежурства, поэтому решили попросить подполковника взять нас с собой. Он не отказал. Запрыгнув в крытый "студебеккер", тронулись "штурмовать" рейхстаг. Этот один из главных символов Германии видели мы не раз и с воздуха, когда сражались в небе Берлина, и когда выступали перед ним с концертами художественной самодеятельности, но это были мимолётные встречи, которые мало что давали, а хотелось бы о нём знать побольше.
   ... В кузове были в основном лётчики и штурманы двадцати- двадцатидвухлетнего возраста, поэтому, пока ехали, шутили, смеялись, травили анекдоты, словом, были настроены на весёлую волну. Замполит взял с собой человека в гражданской одежде, который хорошо знал историю создания рейхстага и согласился рассказать нам об этом. И вот мы возле этого уникального здания. Здание было полуразрушено и имело неприглядный вид. Мы собрались в полукруг возле экскурсовода, и он начал:
   - Идея строительства здания для заседаний парламента принадлежала великому политику и дипломату Отто Бисмарку, который длительное время находился в Санкт-Петербурге в качестве немецкого посла в России. Он был знаком и дружен с известным русским дипломатом Александром Горчаковым. ... Первый конкурс на проект рейхстага был объявлен в 1872 году. В нём приняли участие 103 архитектора из двенадцати стран, но жюри так ни одного и не выбрало. Второй конкурс был объявлен через десять лет, в нём приняли участие уже 189 архитекторов. Конкурс выиграл Пауль Валло. Через два года, то есть в 1884 году император Вильгельм I заложил первый камень. Строительство было завершено в 1894 году. С тех пор, вплоть до 1933 года в рейхстаге кипели политические страсти, пока пришедший к власти Гитлер и его окружение не организовали его поджёг, с тем, чтобы обвинить в этом коммунистов и объявить им войну. С тех пор здание рейхстага не ремонтировалось, а служило историческим символом Германии, за что ещё больше пострадало в боях за Берлин.
   Экскурсовод рассказал также об архитектурных особенностях и неожиданных смелых решениях автора проекта. К таким новинкам относился стеклянный купол, который сейчас представлял лишь металлический остов без единого стёклышка. Из новейшей истории рейхстага он поведал: кем, когда и как было водружено красное знамя над символом Германии, но мы об этом уже знали из газет и журналов. Когда у экскурсовода истощился запас исторических сведений, мы разбрелись по окрестной территории и стали самостоятельно осматривать здание, вернее то, что от него осталось. Мы с Сергеем прошлись вдоль стен и стали читать надписи на них. Написано было впопыхах на эмоциональном запале, поэтому их содержания скорее выражали чувства, чем логический смысл. Писали кое-как, камнем, кирпичом, краской, а так же выцарапывали штыками, кинжалами, пехотными лопатками и другими острыми предметами. Надписи мне показались интересными, и некоторые из них я записал в блокнот. Вот они:
   "От Москвы до Берлина. Майор Яковлев М.В."
   "В день победы над фашизмом мы шлём боевой привет всем воинам прославленной Красной армии!"
   "Мы пришли с мечом в Берлин навсегда отучить немцев от меча".
   "Гитлер, помни, в долгу не остались".
   "Всю жизнь мечтал попасть в логово фашистского зверя как победитель. Леонов".
   "Видел я это и радовался Соколов".
   "Привет Москве, Берлину - крышка".
   Надписей было столько, что их хватило бы на целый объёмистый том. Ведь этих молодых парней надо было понять, они выражали радость победы и скорбь по погибшим товарищам. Они дорогой ценой сокрушили фашизм, и эти надписи войдут в историю и будут напоминать грядущим поколениям о недопустимости таких масштабных и кровопролитных войн. Под впечатлением этих человеческих откровений и у меня возникло неотвратимое желание самому что-нибудь написать. Выбрав стену, где было побольше свободного места, перочинным ножом нацарапал: "Калуга-Брянск-Берлин. Трохалёв Василий". Чуть в стороне Сергей тоже написал: "Берлину от Орла. Денисов С.". Поставив свои автографы на рейхстаге, почувствовали удовлетворение, что этим росчерком зафиксировали свою причастность к чему-то важному, значимому, незабываемому. Ещё раз прочитав вслух написанное, помечтал: "Может быть, вот так же, как и мы сегодня, Лена приедет на экскурсию, прочтёт мою надпись, догадается, что я где-то рядом, и прилетит ко мне, как в сказке, на ковре-самолёте". Несмотря на то, что вероятность такого совпадения приближается к нулю, всё же, как гласит народная мудрость: "Госпожа Удача приходит к тому, кто её очень хочет".
   ... С хорошим настроением, полные приятных впечатлений возвратились в часть. Радостным было и то, что, пока ехали улицами Берлина, повсюду дымили походные кухни, и голодающее население города питалось из общего котла с воинами Советской армии. Глядя на эту картину, Сергей сказал:
   - Что-то я не слышал, чтобы немцы на оккупированной территории кормили наших людей?
   - У них была такая идеология. Сеять смерть и утверждать себя высшей расой, призванной Всевышним управлять миром. Немцы поверили в этот бред и пошли за Гитлером. Мы для них были нелюди, способные разве что на подсобные работы, да для использования в качестве рабочего скота. Недаром после капитуляции Германии, когда наши повара раздавали кашу немецким женщинам и детям, одна пожилая женщина воскликнула: "Нам говорили, что русские, как черти с рогами, а они такие же, как мы!"
   - Да, Василий, раз немецкие девочки влюбляются в наших ребят, значит, мы не хуже немцев, а они в этом деле знают толк.
   На этой шутке и закончили наш разговор.

По следам нежданного письма

   Время шло. Мирная жизнь в Германии стала постепенно налаживаться, а мы вживаться в роль воинов-освободителей, принесших свободу немецкому народу. Положение обязывало контактировать с местным населением, а это означало срочно и старательно изучать немецкий язык. В школе я учил немецкий язык. Хорошо его знал, неплохо переводил тексты, но в разговорной речи был слаб. Да, это и понятно, чтобы бегло разговаривать на немецком, нужна была практика, которой тогда не было. И вот теперь такая возможность появилась. При любой возможности я разговаривал с немцами в магазине, в части и просто с прохожими на улице. Даже с моим небогатым запасом слов меньше чем через месяц стал бегло разговаривать с немцами. Оживилась переписка с родными, знакомыми и друзьями, только самого желанного письма от Лены всё не было и не было. Однажды пришло письмо, написанное незнакомым почерком, где на месте обратного адреса был указан неизвестный номер полевой почты. Сердце моё так и дрогнуло: "Неужели с Леной что случилось?". Дрожащими руками разворачиваю солдатский треугольник и читаю: "Дорогой брат Вася... "Ну, слава Богу, не то, что подумал" ...пишет тебе пропащий Сергей. Мама написала, что когда ты был на побывке в Хвастовичах, она тебе рассказала про то, что меня угнали в Германию, а я лишь добавлю, что мои мытарства закончились, я служу в армии в зенитном полку. Тебя, конечно, интересует, как мне жилось в неволе? Отвечу честно. Заставляли работать по 15-16 часов, но кормили сносно. Переживал за маму с малыми ребятишками. Рад, что они живы и здоровы, только жаль, что папа погиб и мы его больше не увидим. Когда пришли Советские войска, нас, семнадцатилетних ребят, призвали в армию. Итак, я стал зенитчиком и успел три месяца повоевать. Сколько будем находиться в Германии, я не знаю, но поговаривают, что скоро нас отправят в Союз. Если будешь иметь возможность, приезжай, очень хочется повидаться. С солдатским приветом, твой брат Сергей".
   Я был рад, что Сергей нашёлся, и решил во что бы то ни стало разыскать и повидаться с ним. Сказано - сделано. В ближайшее воскресенье, поставив в известность командование части, отправился на поиски. Я уже неплохо говорил на немецком, хорошо ориентировался в данном районе, поэтому решил не брать с собой друга, а начать поиски самостоятельно. Работники связи по номеру полевой почты помогли найти населённый пункт, где дислоцировался зенитный полк, а остальное было делом времени. Дороги в Германии были в хорошем состоянии, но ходили по ним в основном наши военные грузовики. Пассажирского транспорта почти не было, лишь изредка появлялись старенькие частные автобусы и легковушки, используемые работниками самоуправления. От нашего полка городок этот находился километрах в пятидесяти, и я надеялся на попутках часа за два туда добраться. Была летняя чудесная погода. Казалось, что природа, уставшая от войны, обретя покой, отдаёт людям своё тепло, радуется сама и доставляет удовольствие всему живому, способному видеть, слышать и чувствовать. Иду по обочине дороги, любуюсь красотами зелёных насаждений и надеюсь, что кто-нибудь меня подберёт. Шоссейная дорога, ровная, как струна, обсажена высокими деревьями и разнообразными дикорастущими кустарниками. Яркое летнее солнце, тёплый ветерок, ласкающий лицо и шею, настраивают на оптимистичный лад и на ожидание чего-то приятного, таинственного и радостного. Вот так же, четыре года тому назад бежал первую в своей жизни "марафонскую дистанцию" на свидание с Леной и успел-таки застать её дома. Казалось, с тех пор прошла целая вечность, и было это не со мной, а с кем-то другим. Однако, стоило мне подумать об этих счастливых мгновениях и до мельчайших подробностей воссоздать их в памяти, всё стало ощутимо и зримо, будто было это вчера. И первое робкое прикосновение к руке девушки, и первые неуклюжие поцелуи, и первая близость, и её последние слова: "Береги себя ради нас! Я люблю тебя!" Война смешала и скомкала всё: и лица, и время, и события. Теперь понадобятся годы, чтобы во всём разобраться.
   ... Мои размышления прервал сигнал машины. Я обернулся. Рядом остановился "студебеккер", крытый брезентом. Бравый сержант, с медалью "За отвагу" на гимнастёрке, открыл дверцу кабины и сказал:
   - Товарищ капитан, куда путь держите?
   - В Бизенталь.
   - Нам туда же. Садитесь.
   Я сел рядом с сержантом, закрыл дверцу, и машина тронулась. Сержант оказался доброжелательным и словоохотливым парнем. Ему, видно, захотелось пообщаться с лётчиком-фронтовиком и кое-что узнать из первых уст. Нужно сказать, что среди военнослужащих наземных войск профессия военного лётчика была чрезвычайно популярной и окружена ореолом славы. Глядя на мои боевые награды, сержант спросил:
   - Товарищ капитан, судя по боевым наградам, вы, наверное, прошли всю войну?
   - Да, с февраля сорок второго.
   - А вы летаете на бомбардировщиках или истребителях?
   - На бомбардировщиках.
   - Я тоже мечтал стать лётчиком, но с семью классами в училище меня не приняли. Два года воевал в пехоте, а после ранения направили в комендатуру.
   - И чем вы там занимаетесь?
   - О, работы у нас хоть отбавляй! И организация самоуправления, и вылавливание враждебных элементов, и расчистка улиц, и восстановление систем жизнеобеспечения города, и много чего другого. Я служу в интендантской роте, и мы в основном занимаемся снабжением продуктами питания, обмундирования для нужд армии и гражданского населения.
   - А как к вам относятся местные жители?
   - Хорошо относятся. Они ведь тоже устали от войны, а мы им помогаем налаживать новую жизнь. В городе уже есть своя власть, которую выбрали сами люди. Теперь вместе с нашими солдатами в городе патрулируют народные дружины, открываются магазины, столовые, больницы. Немцы - люди умные, трудолюбивые, у них всё хорошо получается. Немки от наших ребят в восторге. Если бы нам разрешили на них жениться, то половина армии осталась бы в Германии.
   - А у тебя тоже есть немочка?
   - А как же. Я что, хуже других? Нам постоянно приходится общаться с мирным населением, а две трети из них - молодые девушки и женщины, которых война лишила мужского внимания.
   - А дома у тебя девушка есть?
   - Нет, там было не до девушек.
   - А ты откуда призывался?
   - Из Саратовской области.
   - А что собираешься делать после демобилизации?
   - Опять в деревню возвращаться не хочется. Завербуюсь в город, буду работать на стройке, а вечером учиться, без серьёзной профессии успехов не добьешься.
   - А кем ты хочешь стать?
   - Инженером-строителем. Но это пока мечта. Демобилизуют нас не скоро, года через два-три, а за это время много воды утечёт.
   - А вы часто ездите в этот город?
   - Каждый день, а бывает иногда по два раза.
   - А ты там на базе не встречался с кем-то из зенитчиков?
   - Есть знакомые снабженцы-артиллеристы, а кто они, зенитчики или миномётчики, не спрашивал.
   За разговорами не заметили, как подъехали к развилке дорог, где стояла девушка-регулировщица и флажками направляла машины в нужном направлении. Я подумал, что лучше регулировщицы вряд ли кто знает, где расквартирован зенитный полк, поэтому попросил ребят, чтобы остановили машину. Поблагодарив их, направился к девушке с флажками. Поток машин был небольшой, и она скорее была консультантом, чем регулировщицей. Шофера, то и дело, высунув голову из кабин, спрашивали, куда им ехать в тот или иной населённый пункт, и она вежливо им отвечала. Подойдя к ней, спросил:
   - Товарищ сержант, помогите мне найти брата, он служит в зенитном полку, который дислоцируется где-то в этом районе?
   - Товарищ капитан, вы извините, но мы таких сведений не даём, это военная тайна.
   - А что, я разве похож на шпиона?
   - Я не знаю, похож или не похож, но нам на такие вопросы отвечать не велено. Обратитесь к командиру отделения, может, она вам ответит.
   И девушка кивнула в сторону лесопосадки, где была раскинута военная палатка, а возле неё суетились несколько девушек. Пришлось поговорить и с ними. Завидя приближающегося к ним офицера, девчата забеспокоились, а старший сержант, по-видимому, их командир отделения, скомандовала своим подчинённым "Смирно", но я жестом остановил её и, представившись, отвёл в сторону и спросил:
   - Товарищ старший сержант, я получил письмо от брата, который служит в зенитном полку где-то на окраинах этого городка, помогите мне найти эту часть.
   - Вообще-то нам по инструкции не положено отвечать на такие вопросы, но вам в виде исключения скажу: их полк дислоцируется в северо-западной части города, рядом с танкистами. Вы немного подождите, а я скажу Зине, чтобы пристроила вас, как только будет идти машина в том направлении.
   Она предложила мне раскладной стул, а сама пошла к регулировщице. Молоденькие девушки, вчерашние школьницы, которых война одела в военную форму и вместе с парнями заставила сполна хлебнуть её горюшка, насторожились. Робко поглядывая в мою сторону и не решаясь заговорить первыми, они делали вид, что заняты чем-то важным и нужным. В мои планы тоже не входило надолго задерживаться в пути и тратить время на пустопорожние разговоры. Наконец подошла "старшая". Только сейчас я её основательно разглядел. Это была крупная, красивая девушка лет двадцати, у которой "всё было при ней". Острый взгляд, твёрдая уверенная походка выдавали в ней лидера с жёстким решительным характером. Ей, видно, захотелось поговорить с "залётным" офицером-лётчиком, и она без тени робости спросила:
   - Товарищ капитан, мы больше имеем дело с пехотинцами, связистами, танкистами, а вот с лётчиками говорить не приходилось. Пока нет транспорта, расскажите, как там в небе?
   - По-разному. То холодно и неуютно, а то жарко, как в тропиках. Ну, а если серьёзно, на войне было горячо всем и в небе, и на земле.
   - Товарищ капитан, это общие фразы, нам хотелось услышать от вас рассказ о каком-то подвиге, за который вы получили один из орденов.
   Не хотелось мне рассказывать девушкам о боевых эпизодах и прослыть этаким хвастунишкой, поэтому, подумав, ответил:
   - Штурман в экипаже самолёта - фигура не главная, как пилот поведёт себя в боевой обстановке, таков будет и результат, штурман лишь помогает ему выполнить боевую задачу. В этом плане мне повезло. За войну я был в экипажах четырёх лётчиков, и все они были смелые и геройские ребята, жаль только, что не все дожили до победы.
   Пока я рассказывал о своих друзьях-лётчиках, девчата слушали, затаив дыхание. Вдруг возле регулировщицы остановился военный грузовик. Она что-то сказала шофёру, а потом помахала флажком в нашу сторону. Я поблагодарил девушек за приятную компанию и уже хотел идти, как "старшая", спохватившись, сказала:
   - Товарищ капитан, мы заслушались вас и даже забыли познакомиться. Меня зовут Галя, а вас?
   - А меня Василием.
   - Давайте обменяемся адресами, может, когда-то нас снова сведёт военная судьба.
   У меня не было намерения с ней знакомиться, но и обижать девушку тоже не хотелось. Она же, в конце концов, поверила мне, да и машину вот организовала. Я решительно вынул из кармана записную книжку, написал в ней номер полевой почты, фамилию, имя, отчество и, вырвав листочек, подал девушке. Поблагодарив, она сказала:
   - Дайте мне вашу записную книжку, я напишу свой адрес.
   Я выполнил её просьбу, и она написала на одной из страничек красивым каллиграфическим почерком: "Куликова Галина Сергеевна, полевая почта номер". Пока мы обменивались адресами, шофёр нашего прославленного фронтового ЗИС-5 нетерпеливо сигналил. Помахав рукой девчатам на прощанье, я сел в кабину, и машина тронулась. Кроме шофёра, в кабине сидел младший лейтенант танкист. Он приложил руку к козырьку и сказал:
   - Здравья желаю, товарищ капитан! Мне регулировщица сказала, что вы едете в зенитный полк, я не ошибаюсь?
   - Нет, не ошибаетесь.
   - Их полк действительно стоял в трёх километрах от нас, но поговаривали, что его собираются отправить в Союз. Точно не могу сказать, уехали они или нет, но может ещё застанете.
   Решив, что нашёл в моём лице достойного слушателя, стал рассказывать о том, как брали Берлин, и как в уличных боях их танк был подбит фаустником, и что экипаж чудом уцелел. Переваривая информацию о возможной передислокации зенитного полка, я уже мимо ушей пропускал захватывающий рассказ о геройствах зелёного лейтенантика, который, видно, и воевал-то без года неделю, но чисто по-мальчишески хвастался своими подвигами.
   Возле КПП лейтенант посоветовал мне прежде, чем пускаться в поиски, зайти в штаб и осведомиться у дежурного о положении дел с зенитчиками. Я согласился и обратился с этим вопросом к дежурному по части. Капитан-танкист, с красной повязкой на рукаве, подтвердил мои опасения, сказав, что зенитчики вчера отправились на родину, но там ещё кто-то остался. Я был опечален, но доброжелательный дежурный успокоил меня, сказав:
   - Не переживай, земляк, важно, что твой брат жив, не встретитесь сегодня, то увидитесь теперь уже дома, но, чтобы встреча с танкистами запомнилась, ты наш гость, а гостей принимать мы умеем. Ты откуда сам-то?
   - Я из Калуги.
   - А я из Тулы. Недаром я тебя назвал земляком. От Тулы до Калуги рукой подать. Как говорится - мир тесен.
   Капитан подозвал к себе сержанта, видно, штабного писаря, шепнул ему что-то на ухо, и тот, кивнув головой, тут же скрылся. Дежурный провёл меня в большую светлую комнату, где проводились совещания командного состава. Посередине стоял длинный стол и десятка два стульев. Разговорчивый капитан, завладев инициативой, стал задавать вопросы непрерывно один за другим.
   - Прежде всего, капитан, скажи своё человеческое имя, а то мы тут забыли, как звали нас на гражданке, будто кроме как: "Товарищ капитан, товарищ лейтенант" у нас и имён никаких нет.
   - Родители нарекли меня Василием, а фамилия моя - Трохалёв.
   - А меня Геннадий Прохоров. Мне пришлось принимать участие в танковом сражении на Орловско-Курской дуге, под знаменитой Прохоровкой. Скажу тебе, Василий, это было жуткое зрелище. Не могу сказать, это было случайное стечение обстоятельств или запланировано высшим командованием, но, чтобы в одном сражении участвовало с обеих сторон до несколько сот танков, такого мировая практика ещё не знала. Ведь общеизвестно, что танковые соединения предназначены для прорыва обороны противника и непременно с участием пехоты. Тут же сошлись, как в пехоте, в рукопашной ствол в ствол, башня в башню сотни машин и устроили танковое побоище. Они расстреливали друг друга в упор, лезли друг на друга, сминая гусеницами стволы пушек, баки с горючим. Всё кругом горело, взрывалось, скрежетало. Уцелевшие танкисты забирались в страхе в воронки от взрывов, пережидая огненный смерч вместе с такими же окровавленными и испуганными немецкими танкистами. Однако никому из них не приходило в голову убивать друг друга, потому что сейчас они были просто люди, загнанные войной в земляные ямы в надежде найти там спасение.
   ... При примерном равновесии танков, участвующих в сражении, битву мы выиграли за счёт лучшей маневренности и меньшей уязвимости нашей знаменитой 34-ки. Все хвалёные немецкие "Тигры", "Пантеры" и "Фердинанды" оказались громоздкими, менее скоростными и с большим количеством уязвимых мест. Потери с обеих сторон были огромные. До сорока процентов бронированных чудовищ так и остались на поле боя, представляя собой кучи металлолома. Потрёпанные остатки немецкой танковой армады, опасаясь полного разгрома, отступили. Преследовать их у нас тоже не было сил. "Тогда считать мы стали раны, товарищей считать". Из сотни танков нашего полка исправными остались чуть больше половины. Четвёртая часть машин сгорела или превратилась в ненужный хлам, столько же получило серьёзные повреждения. Более половины личного состава были убиты или ранены. Однако долго засиживаться было некогда. Заправившись горючим и пополнив боезапас, полк выдвинулся на новый рубеж для продолжения контрнаступления.
   ... Сражение на Курско-Орловской дуге выиграли мы благодаря слаженным действиям всех родов войск, в том числе и фронтовой авиации, которая наносила мощные удары с воздуха, выводя из строя живую силу и технику врага. Я воевал с первого дня войны и видел, как росло боевое мастерство наших лётчиков и повышались лётные качества отечественных самолётов, в особенности нашего самого главного помощника - штурмовика ИЛ-2.
   - Гена, я думал, что у нас, лётчиков, нелёгкая судьба, но, послушав твой рассказ, понял, что и вам крепко досталось. Сколько танков пришлось поменять за войну?
   - Даже не хочется вспоминать. За четыре года шесть машин превратились в груду металла, девять членов экипажа остались лежать в братских могилах в городах и населённых пунктах от Сталинграда до Берлина. Было всё: горел, тонул, взрывался, но, как видишь, сижу с тобой, живой и невредимый. Иногда думаю, что мог бы быть убитым десятки раз, но какая-то небесная сила оберегала меня и позволяла выжить даже тогда, когда шансов для этого практически не было. Ещё в училище нам говорили, что танк - это машина одного боя, экипаж, хоть и защищён бронёй, но по нему стреляют из укрытия пушки, с воздуха бомбят самолёты, на поле подстерегают мины, противотанковые рвы, "ежи", надолбы и другие напасти, а ты сидишь в замкнутом пространстве под прицелом и ждёшь, когда в тебя попадёт снаряд.
   - Гена, я тебе скажу, лётчики в бою не в лучшем положении. Ну, посуди сам. У вас хоть земля-матушка под ногами. Из горящей машины можно вылезти из верхнего или нижнего люка, а мы и этого лишены. Скажем, самолёт подбили, члены экипажа получили лёгкие ранения, но не смогли воспользоваться парашютами, и машина стала для них братской могилой.
   - Извини, Василий, что перебиваю, но если спросить, скажем: моряка, пехотинца, сапёра или артиллериста, каждый из них тоже скажет, что их военная специальность самая жуткая и самая опасная. Мне кажется, если же быть до конца справедливым, то на войне безопасных войск не бывает, там все, как ты говоришь, находятся под прицелом.
   ... Пока вели дискуссию с капитаном-танкистом на тему "Кому на войне жить хорошо...", вернулся писарь и сказал:
   - Товарищ капитан, вы просили узнать, начал ли передислокацию зенитный полк? Я звонил в штаб, и там мне сказали, что первая партия орудийных расчётов уже отправлена, но основная часть личного состава полка не снялась и будет передислоцирована на родину по мере поступления подвижного состава.
   Мой собеседник оживился и сказал:
   - Это же замечательно. Сейчас отметим наше знакомство, а потом организуем тебе встречу с братом, если он ещё в полку. Как ты, Василий, на это смотришь?
   - Я не против. Не так часто за войну мне приходилось сидеть за одним столом с танкистами.
   - Вот и хорошо. Назаров, зови ребят.
   Сержант вышел и через несколько минут вернулся в сопровождении двух старших лейтенантов. Мой знакомый встал и сказал:
   - Ребята, вот земляка встретил, лётчик брата ищет, зенитчика, но он наш гость, его зовут Василием.
   Ребята пожали мне руку и представились. Одного звали Петром, а второго Дмитрием. Пока мы знакомились, писарь снял с плеч увесистый вещмешок, положил возле стола, а сам потихоньку удалился. Парни поняли, что от них требуется, и через несколько минут на столе появились: два круга копчёной колбасы, две банки американской свиной тушёнки, кусок сала-шпиг, хлеб и две солдатские фляги с водкой. Быстро разлили "наркомовку" по кружкам, хозяин поднял кружку и торжественно провозгласил: "За Победу". Чокнувшись, дружно выпили. По жилам растеклось приятное тепло, и мир стал прекраснее и добрее. Потом пили за боевое содружество лётчиков и танкистов, за великий русский народ и за нас, маленьких людей, сумевших выжить в этой страшной войне и победить. Когда компания была навеселе, я сказал:
   - Ребята, спасибо за угощение и если сможете, помогите мне добраться в зенитный полк, я всё-таки попытаюсь встретиться с братом.
   Капитан глянул на меня заметно захмелевшими глазами и, с трудом ворочая языком, сказал:
   - Дима, скажи водителю Фокину, пусть доставит земляка в зенитный полк, а после встречи с братом отвезёт его домой, то бишь в свою родную авиацию, пусть знает - танкисты умеют дорожить дружбой.
   Капитан встал, обнял меня и сказал:
   - Иди, земляк, машина дежурного до самого вечера в твоём распоряжении. И помни, танкист Генка Прохоров - яростный в бою и добрый в миру. Может, встретимся когда-нибудь на родной земле, в твоей Калуге или моей Туле. Иди, а я не могу. Служба.
   Мы встали, ещё раз обнялись и разошлись.
   Во дворе меня ждал тот самый водитель, сержант Фокин, которому было поручено возить меня до самого вечера по моему требованию.
   До КПП зенитного полка доехали за несколько минут и без препятствий въехали на территорию расположения зенитчиков. В штабе полка к моей просьбе позвать Сергея Трохалёва отнеслись с пониманием, послав посыльного в казарму, где должен был быть брат. Дежурный по части, старший лейтенант, отнёсся ко мне доброжелательно, но документы всё-таки проверил. На территории части царило оживление. Несмотря на то, что был воскресный день, солдаты крутились возле техники, видимо, подготавливая её к дальней дороге. Через несколько минут с сопровождающим-посыльным подошёл солдат среднего роста, крепкого телосложения и, с недоумением глядя на незнакомого офицера, доложил: "Товарищ капитан, рядовой Трохалёв по вашему приказанию прибыл!" Он не узнал меня и видно принял за офицера-особиста, которых в армии очень боялись. Он так и стоял передо мной навытяжку, растерянный, ожидая развязки. Я этого крепыша видел пять лет назад, когда ему было двенадцать лет, и не мудрено, что он не узнал родного брата, потому что суровое военное время сделало нас старше и серьёзнее. Я не удержался, улыбнулся, обнял его за плечи и сказал: "Негоже, Сергей Прокофьевич, так себя вести, отбился от дома и даже родного брата не узнал". Только теперь он понял, с кем имеет дело, и, радостно улыбаясь, промямлил: "Разве тебя узнаешь, вон капитаном стал и грудь вся в орденах". Мы отошли с ним и сели на скамейку. Тема разговоров у нас была одна - узнать побольше друг о друге, о матери с ребятишками и наших общих знакомых в Хвастовичах. Я коротко рассказал Сергею о своей службе в авиации, о том, как зимой сорок четвёртого побывал на пепелище родного дома и повидался с мамой и младшими братьями. Сергея попросил, чтобы поподробнее рассказал о жизни на чужбине. Он согласился и начал свой рассказ:
   - Начну с того, как нас отправили в Германию. Летом сорок второго всё село оцепили эсесовцы и начали ходить по избам и хватать подростков четырнадцати-пятнадцати лет. Спрятаться или убежать в лес было невозможно, немцы в беглецов стреляли без предупреждения. Таких, как я, набрали человек пятьдесят, посадили на два грузовика и повезли на станцию. Пока ехали в закрытых наглухо вагонах, ни есть, ни сходить на двор не давали, от духоты и вони, думали, сдохнем. Но всё-таки выдержали. Дня через три на каждой станции поезд останавливался и из вагона забирали по несколько человек. Тут же их ждали "покупатели", грузили на машины и везли в свои фольварки. На одной из станций ссадили и нас. Пожилой немец посадил остарбайтеров в свой грузовичок и привёз в дом. Нас было четверо, все братья славяне, два поляка, украинец и я - русский. Прямо во дворе, как только сошли с машины, хозяин потребовал, чтобы мы разделись догола. Мы подчинились. Он тут же облил нашу одежду керосином и поджёг. Мы стояли обнажённые посреди двора, смотрели на костёр, где вместе с нашими русскими вшами превращались в пепел домотканые штаны и рубахи. На этом дезинфекция не закончилась. Нас тут же постригли наголо и заставили помыть голову водой с керосином. После этой процедуры приняли душ тут же во дворе, где использовалась солнечная энергия для нагрева воды в бочке, поднятой над душевой кабиной. Только после этого нам выдали поношенную, но чистую и заштопанную одежду. Потом через переводчика нам сказали, чем будем заниматься, как себя вести, и чтобы не думали убежать, ибо по закону военного времени нам грозит расстрел или концлагерь. Закончив все эти мероприятия, нас наконец покормили. Мы были вкрай истощёнными, худыми, бледными и еле держались на ногах. В этот день работы нам никакой не давали, и мы, повалившись на нары, проспали до утра. С этого дня началась привычная сельская работа. Под присмотром домочадцев хозяина мы заготавливали сено, пасли скот, собирали урожай зерновых, овощей, фруктов и делали то, что скажет хозяин. С ребятами быстро подружились, научились разговаривать на русско-польско-украинском языке, не забывая и о немецком. Какую-то мизерную степень свободы мы имели, свободно передвигаясь по хутору. Местные девчонки и мальчишки нашего возраста с нами не общались, считая нас видно людьми из другого мира. Однако, это нас не смущало, мы выполняли свою работу и получали за это какую-то еду. Так мы проработали год. В хозяйстве нашего хозяина было двадцать пять коров, двести овец, сто свиней и до сотни всякой птицы, кур, гусей и индюшек. Весь этот маленький колхоз обслуживали десять человек, в том числе пятеро взрослых членов семьи, один наёмный хромой немец, обслуживающий всю сельхозтехнику, имеющуюся в хозяйстве. А это трактор, грузовой автомобиль, комбайн и множество различных машин и механизмов, работающих на электродвигателях. Зимой и летом работали все от зари до зари, в том числе и мы, "остарбайтеры", как нас они называли. Если хозяева могли позволить себе отдохнуть и расслабиться в воскресные и праздничные дни, то у нас и такой возможности не было. Не выдержав такого напряжения, решили с украинцем Назаром Вознюком бежать из этого проклятого места. Улучив момент, когда хозяева ушли в церковь, прихватив по буханке хлеба и куску сала, дали дёру. Мы наивно думали, что день-другой пересидим в лесу, а там по просёлочным дорогам двинемся на восток - на далёкую родину. Однако, ещё на подходе к лесу нас догнали, выпороли и сказали, чтобы молили Бога, что задержали нас сами люди, а не военная полиция, которая сразу нас сдала бы в концлагерь. Нас вернули хозяевам. На следующий год, когда фронт приближался к хутору, нам удалось незамеченными удрать, два дня переждать в лесу и, когда наши наступающие войска шли по шоссе, присоединиться к ним, а потом по нашей просьбе влиться в зенитный полк. Тогда войска несли большие потери, и командиры подразделений пополняли личный состав за счёт парней, угнанных на работу в Германию. Так я стал артиллеристом-зенитчиком и успел три месяца повоевать.
   На этом Сергей закончил свой рассказ. Через некоторое время расстались, а водитель Фокин довёз меня до своей части.

Волшебная ночь

   В один из субботних летних дней ко мне подошёл дневальный и вручил запечатанный конверт, на котором латинскими буквами было написано: Trochaljеw Wasil. И всё. Ни прямого, ни обратного адреса не значилось. На мой вопрос, кто передал ему это письмо, ответил, что солдат, дежуривший на КПП. Ещё он сказал, что возле проходной постоянно собирается толпа местных девушек, ожидающих своих парней. Вот и сегодня одна из них просила передать письмо капитану Трохалёву, но лицо девушки он, к сожалению, не запомнил.
   Распечатав конверт, я извлёк из него чистый лист бумаги, на котором было написано буквально две строчки, и то на немецком языке. Мне не составило труда их перевести. Там было написано следующее: "Господин капитан, у меня есть для Вас приятные новости, о которых вы узнаете при встрече. Жду Вас по адресу Вильгельмштрассе, дом 17, сегодня в 15.00" и подпись: "Юта Крамер". Прочитав несколько раз короткое послание таинственной незнакомки, я был заинтригован и стал ломать голову над тем, кто она и что от меня хочет. Версия о том, что местная девушка вызывает меня на свидание, сразу отпала, потому что я ни с кем не знакомился и своего адреса никому не давал. Единственный человек в этом городе, с кем обменялись адресами, был старый дипломат Пётр Никитич Бекман, но если бы я ему понадобился, зачем надо было писать на немецком, ему, прекрасно владеющему русским языком? И потом, послание написано красивым каллиграфическим почерком, явно не дрожащей рукой пожилого человека. Так ничего и не придумав, решил посоветоваться с Сергеем. Когда он прочитал записку и задумался, я спросил его:
   - Что ты думаешь по этому поводу? Кто назначил мне свидание и не кроется ли в этом какой-то подвох?
   Сергей постоял, подумал, а потом изрёк:
   - Если ты действительно не знакомился ни с кем из местных девчат, возможно, Бекман П.Н. поручил кому-то из знакомых девушек вызвать тебя на разговор и удостовериться, написал ли ты письмо его сестре в Москву? Других предположений у меня нет.
   - А может это какая-то западня? И стоит поставить в известность "особый отдел"?
   - Нет, Вася, зачем по пустякам тревожить спецслужбу, у которой и без нас хлопот хоть отбавляй. Пойдём вдвоём, я тебя подстрахую. Если твоей жизни и здоровью ничто не будет угрожать, спокойно пойду принимать дежурство по части.
   - В котором часу тебе надо быть в штабе полка?
   - В семнадцать часов.
   - Ну, тогда пошли, у нас в запасе есть ещё два часа.
   На то, чтобы привести себя в порядок и одеться, нам понадобилось не более двадцати минут. Пока шли к месту встречи, Сергей рассказал, что тоже получил письмо от Нины, которая написала, что чувствует себя хорошо, беременность протекает нормально, и что он скоро будет отцом. Я был рад за друга, немного ему завидовал, а мысли мои снова перенеслись в те счастливые времена беспечной юности, когда встретил Лену, полюбил её всем сердцем, и вот уже четыре года её образ со мной и днём, и ночью. Мои размышления перервал друг.
   - Василий, подходим. Будь внимателен и осторожен. Ты ведущий, я ведомый. Если это какой-то розыгрыш, приятная шутка или деловая встреча, я уйду, сославшись на неотложные дела, а ты сам знаешь, как себя вести в подобных ситуациях. Идёт?
   - Хорошо. Только я возле дома N17 никого не вижу. Может и впрямь нас кто-то разыграл?
   - Мы с тобой об этом не подумали, но этот вариант вполне возможен.
   В подтверждение этой версии возле калитки никого не было. Смотрю на часы. Они показывают без пяти три. Значит, мы поспешили. Это и хорошо, что оставили немного времени, чтобы осмотреть соседние дома, хозяйственные постройки, закутки и переулки. Война научила нас быть бдительными и осторожными. Осмотрев улицу и прилегающие территории и не найдя ничего подозрительного, вернулись к месту встречи. На этот раз возле калитки нас ожидала пожилая женщина, одетая по-домашнему. Увидя нас, спросила:
   - Гер Трохалёв?
   Я утвердительно кивнул головой и добавил на немецком языке:
   - Да, я Трохалёв, а это мой друг Сергей.
   Она открыла калитку и сказала:
   - Геен зи битте ин Хауз.
   Она пропустила нас во двор, закрыла калитку, и, жестом показав Сергею скамейку у забора, попросила его подождать, а меня повела к дому. Я последовал за ней. Дальше события развивались неожиданно и стремительно, как в классическом детективе. Не успели зайти в просторную полутёмную прихожую, как нечто гибкое и сильное бросилось мне на шею и повисло на ней. В первое мгновение последовала естественная реакция - сбросить это таинственное существо и пожурить за столь неуместную шутку. И только два слова, сказанных шёпотом в самое ухо: "Вася, милый", сняли все сомнения. Да, это была она, таинственная и непредсказуемая, моя Елена Прекрасная, способная на любые сюрпризы. Однако, то, что она придумала на этот раз, было не только неожиданно, но и далеко небезопасно. Когда она разжала руки и посмотрела мне в глаза, от неожиданности я оторопел. Не дав мне опомниться, снова обняла, наши уста встретились и застыли в долгом счастливом поцелуе. В этот миг никого не существовало вокруг, кроме нас двоих. Когда опомнились и спустились на грешную землю, поняли - это не сон, а явь.
   Вспомнив, что друг стоит на улице, вышел к калитке и сказал: "Серёга, иди на дежурство. У меня всё в порядке, я остаюсь тут, завтра обо всём расскажу".
   Сергей молча удалился, а мы, ошалелые от стремительных событий и от эмоций, оставшись наедине, вдруг растерялись и притихли. Первой опомнилась Лена. Она пристально посмотрела на меня, глаза наши встретились, и в них я прочитал: и нежность, и страсть, и любовь. Она первая обняла меня, и прежде чем уста наши слились в долгом сладостном поцелуе, тихо на ухо прошептала: "Я счастлива, что нашла тебя, любимый". А дальше, когда два любящих сердца нашли друг друга после долгой разлуки, слова потеряли силу, стали пустыми и ненужными. Накопившаяся за несколько лет молодая бурная энергия, подобно извержению вулкана, вырвалась наружу и поглотила всё: и пространство, и время. Мы обнимались, целовались неистово и страстно, куда-то спешили, как будто, если немедленно сейчас не изольём свои чувства, то какие-то злые силы снова разлучат нас навсегда. Лена снова взяла инициативу в свои руки, и каким-то немыслимым движением фокусника стряхнула с себя одежду и предстала передо мной во всей своей божественной красе. Если бы я был художником и мог на некоторое время укротить свою страсть, непременно перенёс бы на холст всю красоту её прекрасного одухотворённого упругого тела. Сейчас оно излучало невидимую энергию желания, страсти и всепоглощающей любви. Пока дрожащими руками расстёгивал пуговицы гимнастёрки и брюк, успел насладиться совершенством, законченностью и утончённостью форм её прекрасной фигуры. Сейчас, в томительном ожидании, передо мной стояла не робкая девушка, а знающая себе цену решительная и волевая женщина, для которой при достижения цели преград не существует.
   Это длилось несколько секунд. А затем... нас накрыла штормовая волна желаний и страсти, занесла в волшебный сладостный мир фантазий и грёз, чтобы отнять разум и растворить нас друг в друге.
   Сколько времени находились мы в царстве блаженства, никто не знает, а когда с розовых облаков спустились на землю, возникло желание поговорить и узнать, какими путями-дорогами шли мы тропою войны, и как привела она нас в этот дом. Лена лежала у меня на груди, и её пышные волосы ласкали мои лицо и шею. Я приоткрыл глаза и осмотрелся. Находились мы в зашторенной полутёмной комнате, с огромной, как аэродром, деревянной кроватью, на которой мы лежали, по бокам стояли комод и сервант старинной ручной работы, на стенах развешены репродукции картин и несколько портретов мужчин в старинных военных мундирах, увешанных знаками воин-ской доблести. Видно, дом принадлежал хозяевам, в роду которых было много кадровых военных. Ковры, зеркала, дорогая старинная мебель говорили о состоятельности владельцев дома. Я лежал на спине, рассматривал потолок с художественной лепкой и думал: "Жили же люди!". Лена, притихшая, умиротворённая, лежала у меня на плече, и видно тоже, как и я, раз за разом перематывала плёнку событий нынешнего дня, чтобы запомнить их навсегда. Впервые в жизни лежали мы в постели, как муж и жена. Лена нежно гладила мои волосы и наслаждалась мимолётным счастьем, отпущенным нам судьбой. Я прижал девушку к груди, нежно поцеловал в губы и спросил:
   - Лен, как тебе удалось вычислить меня и таким таинственным образом выкрасть?
   - Не забывай, любимый, кто я, да и была это не самая сложная операция в моей практике. А обо всём остальном я тебе расскажу позже. Сейчас встаём, обедаем, а то я чертовски голодна. Насколько я поняла, ты будешь мой, а я твоя целые сутки, и тут нам никто не помешает.
   - Да, любимая, успеем и наговориться, и насладиться жизнью. Мы имеем на это право.
   Мы встали, оделись и зашли на просторную кухню. Там было чисто, уютно и ни живой души. Я спросил:
   - Лен, нам открывала калитку пожилая немка, кто она в этом доме и куда исчезла?
   - Это служанка прежних хозяев, которые покинули свой дом, а она имеет тут свою комнату, следит за порядком в доме и является его смотрителем.
   - А ты не боишься оставаться с незнакомым человеком?
   - Фрау Эльза свой человек, порядочна и надёжна, на неё можно положиться.
   - А как мы оказались в одном городке, это случайное стечение обстоятельств или тут кроется некая закономерность?
   - И то, и другое. Однако, поскольку я живу в этом доме около десяти месяцев, то скорее ты меня первым нашёл, чем я тебя, но после обеда я тебе расскажу всё по порядку.
   Не прошло и двух часов после нашей встречи, а Лена вела себя так, будто мы никогда и не разлучались, а живём всегда вместе. Она порхала по кухне, делала бутерброды, разогревала макароны с американской свиной тушёнкой, а я стоял, любовался тем, как быстро и ловко всё у неё получалось и думал: "Вот ведь где женщина чувствует себя, как рыба в воде, видно самой матушкой-природой было предусмотрено видеть в ней мать, хозяйку, любящую жену и хранительницу домашнего очага". Однако, не всем женщинам эта роль нравится, и не все они хотят быть пленницами знаменитых немецких "трёх К". Когда приготовление закончилось и рядом с бутербродами и макаронами появилась бутылка красного вина, она сказала:
   - Садись, Вася, будем пировать. Сегодня у меня самый счастливый день в моей жизни. Потому что мы остались живы в этой страшной войне и наконец нашли друг друга. Все эти годы мне нельзя было тебе писать, но я каждый день, ложась спать, желала тебе не спокойного сна, а удачного полёта, ибо знала, что ты воевал в полку ночных бомбардировщиков. Каждый раз пыталась представить, где находишься ты в данный момент времени, желала удачи и, как заклинание, шептала: "Да святится имя твоё, любимый мой человек".
   Она налила немного вина в немецкие рюмки-напёрстки и, чокнувшись со мной, сказала:
   - Вася, я предлагаю выпить за нашу светлую, выстраданную любовь!
   Мы выпили. Вино оказалось приятное на вкус, но слабенькое по содержанию спирта. И сразу же с жадностью набросились на еду. По нынешним временам, когда снабжение местного населения продуктами питания было организовано слабо, наш стол выглядел если не богато, то вполне прилично. Колбаса, сало, хлеб, свиная тушёнка, печенье, шоколад являлись скорее деликатесами, чем повседневным питанием. Где и как Лене удалось достать всё это богатство, остается её тайной, но меня это сегодня не интересовало. Мы пили, ели, смотрели друг на друга влюблёнными глазами и наслаждались жизнью. Сегодня нам казалось, что не было тех четырёх лет каждодневного риска, чудовищных моральных и физических нагрузок на грани возможного. Сегодня мы были счастливы, а остальное - это уже история, которая только и нужна для того, чтобы с ностальгией вспоминать о своей тревожной молодости, да для анализа и выводов из совершённых ошибок. Я смотрел на Лену и с каждой секундой открывал в ней что-то новое, неведомое мне доселе. Передо мной сейчас сидела не прежняя бойкая девочка-студентка с задорной беспечной улыбкой, а закалённая войной мужественная смелая женщина, побывавшая не в одном смертельно опасном переплёте и, тем не менее, не утратившая своей женственности, красоты и привлекательности. Война сделала из неё уверенного, расчётливого бойца, способного на выполнение любого задания, любой поставленной цели. Об этом говорили и упрямые складочки в уголках губ, и уверенность в словах и движениях, да и сама сегодняшняя встреча - это её глубоко продуманная и блестяще исполненная операция. Единственно, что меня не устраивало в этом жизненном спектакле - это моя второстепенная, пассивная роль. Лена, заполнив мою душу собой, заставила терпеливо любить, верить, ждать и надеяться, полагаясь только на неё. Хотя умом я понимал, что любовь наша и разлука протекали на фоне кровавых и трагических событий, постигших нашу страну и её народ, что отсутствие переписки было связано с её специфической деятельностью разведчицы, и наконец, что я мог сделать в данной ситуации, не имея рядом объекта Любви, волнений и тревог? Моя деятельная натура лидера не хотела мириться с ролью ведомого и надеялась уравнять значимость каждого в нашей будущей семье. Однако, эти вопросы сегодня неуместно поднимать. Сегодня наш день, и мы встретились, чтобы наслаждаться жизнью.
   ... Подкрепившись, решили наговориться и наглядеться друг на друга за все эти годы. Лена заговорила первой.

Опасные откровения

   - Вася, я не расскажу тебе про свою одиссею, ты знаешь почему, но хочу, чтобы ты рассказал мне всё о себе. Ведь наша партизанская встреча была столь стремительна и мимолётна, что даже и поговорить по-человечески не успели. Сегодня, надеюсь, наверстаем упущенное.
   - Ты права. После этой встречи прошла целая вечность, но запомнилась мне до мельчайших подробностей. Что касается фронтовой жизни, то о ней даже и вспоминать не хочется, настолько она была трудной, напряжённой и суровой. О том, что мы почти всю войну летали на задания по ночам и у немцев прослыли как "ночные дьяволы", я тебе говорил. А сейчас скажу, что когда бы я ни находился в небе, всегда устремлял свой взор к своей путеводной звезде, мысленно разговаривал с ней, через неё посылал тебе приветы и каждый раз желал спокойной ночи. Я почему-то был уверен, что мои мысли и добрые пожелания, промчавшись тысячи километров, дойдут до твоего сердца, породят в нём силу, уверенность и надежду на то, что мы останемся в живых и обязательно встретимся после войны, чтобы потом надолго не разлучаться. Я тебя не спрашивал, а ты мне ещё не говорила, доходили ли до тебя мои мысли и пожелания, а твои, даже в моменты смертельной опасности, шептали: "Я люблю тебя! Береги себя ради нас. Ты выдержишь и победишь". Сейчас я с полной уверенностью могу сказать, ты всегда незримо присутствовала со мной и своей любовью помогла мне дожить до победы.
   - Дорогой мой, любимый человек, слушаю тебя и думаю, будто ты говоришь моими словами, которые приготовила для тебя, а ты их адресовал мне. Да, я каждый день, как заклинание, твердила: "Господи, отведи угрозу от моего любимого и сохрани ему жизнь ради нашего счастья". Как видишь, Господь услышал мою молитву и позволил нам дожить до сегодняшнего дня. Так что, любимый мой Васенька, мысли и дела наши были созвучны и понятны не только нам, но и услышаны Небом, которое и оставило нас как образец человеческой преданности, верности и любви. Если ты доволен моим ответом, то я хотела бы услышать рассказ о твоей фронтовой жизни. Мне будет интересно всё - и как ты воевал, с кем общался и дружил, и что вынес для себя, повзрослев и повидав, пройдя по городам и сёлам Европы.
   - Начну с того памятного вечера 12 апреля 1942 года. Возвращаясь из партизанского края с ранеными солдатами и генералом, думал: "Теперь никто не сможет нас убить, ибо Любовь вечна и бессмертна". А дальше военная проза фронтовой жизни. Сначала летал на самолётах Р-5, которые были использованы как ночные бомбардировщики и ближнефронтовые разведчики. Спустя два месяца после нашей встречи в Харьковской операции, где наши войска потерпели поражение, наш полк потерял 90% самолётов, был выведен из зоны боевых действий и направлен в Баку на пополнение и переформирование. За время пребывания в столице Азербайджана познакомился с городом, с культурой и традициями древнего востока, а также с гостеприимным и доброжелательным народом. После пополнения техникой и лётным составом нас перебросили на Кавказский фронт, где немцы прорвали нашу оборону и всеми силами стремились захватить нефтеносные районы Грозного и Баку. Там тоже мы потеряли много самолётов и экипажей. Только после поражения под Сталинградом немцы ослабили давление, и наши наземные войска перешли в контрнаступление и сбросили немцев на равнинную местность. Весь 1943 год воевали в небе Кубани. Там я потерял самого близкого друга и командира Ивана Карябина. Незадолго после этого, из-за больших потерь, произошло слияние двух полков 650 и 288, в котором служил мой друг Сергей Денисов.
   - Извини, Вася, что тебя перебила, но была чрезвычайно рада, что Сергей с Ниной поженились и ждут ребёнка. Я благодарна тебе за подругу и уверена, из неё получится хорошая жена и добрая заботливая мать.
   - А какой ты видишь себя в этой роли?
   - Не знаю, какой я буду женой и матерью, но я тебя так люблю, что эти чувства проникли в каждую клеточку моего организма и оберегают меня от чёрного глаза и неверных поступков.
   - А уже были такие моменты?
   - Вася, мы живые люди и живём в реальном мире, а в нём всё изменчиво, таинственно и непредсказуемо. В нашу жизнь иногда вторгаются непрошеные гости - счастливые или несчастливые стечения обстоятельств, кардинально меняя судьбу и направляя её течение по иному руслу. Сегодня мы должны благодарить наши судьбы за то, что до сего дня благоволили нам, и будем надеяться, что так будет и дальше. Ты согласен со мной?
   - Согласен, но человеческая роль в этом сложном процессе должна быть активной и действенной. Наша любовь прошла жестокое испытание временем, огнём и кровью, небо обвенчало нас и сделало мужем и женой, осталось узаконить наш брак в ЗАГСе, и мы - молодая советская семья. В нашем полку уже родилось несколько таких семей, а в роли ЗАГСа выступил штаб полка. Временное свидетельство о браке, подписанное командиром полка и начальником штаба, имеет юридическую силу, которое после возвращения в Союз можно будет обменять в любом ЗАГСе на государственную бумагу. Я думаю, если мы в ближайшее время обратимся с этим вопросом к командованию части, оно нам не откажет. А что ты думаешь по этому поводу?
   - Вася, милый, ты правильно сказал, что нас обвенчало небо и что мы с тобой давно уже муж и жена, а что касается штампа в паспорте, то это дело поправимое, мы это сделаем, как только у меня появится такая возможность. Почему я так говорю? Да потому что я не свободна, и война для меня ещё не закончилась. Ты, наверное, заметил, что в этом городе я нахожусь на нелегальном положении, под чужим именем и гражданка другой страны. Представь себе, мы пришли к твоему командиру полка с просьбой узаконить наши отношения, и, изучив мои документы, он скажет примерно следующее: "Капитан Трохалёв, вам должно быть известно, что в Советском Союзе браки с иностранными гражданами запрещены, и при всём уважении к вам - боевому лётчику, сделать этого я не могу, не имею права".
   - Леночка, милая, я не знал, что ты ещё связана с этим ведомством и ещё зависима от него. Мне казалось, что ты под конец своей карьеры разведчицы решила поставить спектакль из жизни двух влюблённых, где мы выступали в главных ролях.
   - Нет, милый, у этого спектакля будет ещё продолжение, сценарий которого я ещё не видела. В последней шифровке из центра было сказано: "Ждите дальнейших распоряжений". А буквально вчера мне стало известно, что послезавтра я получу своё последнее задание, а после его выполнения меня снимут с учёта и я смогу жить и трудиться, как все нормальные люди. Я думаю, это будет недолго, и тебе, любимый, надо немного подождать. А какие твои дальнейшие планы? Останешься в авиации или пойдёшь на гражданку?
   - Я избрал профессию лётчика-штурмана и буду продолжать совершенствоваться в этом. Бывший начальник училища, а ныне преподаватель военно-воздушной академии Веденеев Николай Васильевич ещё год назад предлагал мне поступать в это учебное заведение, но ещё шла война, я посчитал, что нужнее буду на фронте, и отказался. Сейчас, когда наступило мирное время, узаконим наш брак (если ты будешь свободна) и поедем в Москву. Я буду учиться в академии, а ты в мединституте, и будем жить как все нормальные люди. Будет ли суждено осуществиться этим планам, покажет время. А ты как считаешь?
   - Планы вполне реалистичные, я их полностью поддерживаю. Пока молодые, надо учиться и совершенствоваться в избранной профессии, а вот насчёт предложения тебе учиться в академии в военное время, у меня возник вопрос, почему Веденеев Н.В. тебя пригласил? Вы что с ним в каких-то родственных связях?
   - Можно и так сказать. Я, по-моему, тебе рассказывал, когда, совершив марафонский забег, пришёл к тебе в Брянск на свидание. Это он дал мне увольнительную. Тогда в разговоре с ним выяснилось, что они с моим отцом вместе воевали в гражданскую, более того, в одном из боёв отец спас ему жизнь. Так как у них с женой не было детей, он решил меня опекать и даже предложил стать его названым сыном. Я предложение принял, веду с ним активную переписку, и в одном из последних писем он написал, что ждут меня и готовы предоставить комнату и прописать на свою жилплощадь, чтобы я мог покоить их старость. Только вот не представляю, как это у нас получится. Ну, когда будем учиться, ещё куда ни шло, а потом, ведь офицерские семьи - это вечные странники, какая уж там опека.
   - Не переживай, если я решила с тобой хоть на край земли, то всё у нас получится. А теперь я тебя слушаю, продолжай свою героическую эпопею.
   - Лен, скажу тебе честно, никаких подвигов я не совершал. Была обычная тяжёлая фронтовая работа с элементами риска, которую мы старались выполнять добросовестно, точно и в срок. А что касается смертельно-опасных эпизодов и аварийных ситуаций, то их было бесчисленное множество, на войне без них не бывает. Спасал нас в таких ситуациях скорее инстинкт самосохранения, да её величество Фортуна. Не последнюю роль в этом сыграла и ты, любовь моя. Вылетая на боевое задание, я знал, что меня любят и ждут, а значит я должен вернуться живым и невредимым. Что касается конкретных путей дорог, то глубокой осенью сорок третьего мы окончательно расстались со своими фанерными Р-5 и поехали переучиваться на современные скоростные бомбардировщики ПЕ-2. C тех пор мы больше с Сергеем не разлучались. Нина тогда воевала в полку майора Бершанской, оснащённом самолётами У-2, в народе прозванных кукурузниками. Их полк входил в состав нашей дивизии, и пока мы находились по соседству, Сергей с Ниной несколько раз встречались, а потом весь личный состав полка перебросили в Кировабад, где нам предстояло пройти весь теоретический курс по изучению конструкции, тактико-технических характеристик аэронавигационной и другой аппаратуры. В начале сорок четвёртого мы переехали в подмосковную Добриниху для практического освоения "Петляковых". Вскоре я посетил родные Хвастовичи, которые немцы сожгли дотла, и маму, ютившуюся в землянке с троими малыми детьми. По дороге в часть заехал и к Тамаре Ильиничне. От неё и узнал о гибели Дмитрия Николаевича - твоего отца и без вести пропавших детей. Через твою маму я хотел тебя найти и наладил с ней переписку. Она мне позже и написала, что ты нашлась. Сергей тоже побывал в родном селе и узнал, что остался круглым сиротой. Такая же трагедия постигла тысячи и тысячи семей. Когда наши душевные раны стали понемногу заживать, Сергею пришло сообщение о героической гибели лётчицы Нины Даниловой. Можешь себе представить, какую душевную боль пережил Сергей. Судьба послала ему жестокие испытания: сначала на фронте погиб отец, затем мать с тремя младшими братьями и вот теперь - любимая девушка. Такой удар не каждый человек выдержит, но Сергей оказался сильной и героической личностью не только на фронте, но и в борьбе со своей душевной болью. К счастью, информация оказалась ошибочной, лётчице чудом удалось спастись, и вот теперь эти скромные герои войны создали свой семейный очаг, чтобы продлить и преумножить свой человеческий род. Однако путь к нему был сложным, опасным, а порой и трагическим.
   ... Всю израненную, с многочисленными ожогами, еле живую лётчицу санитарным самолётом доставили в Подольский военный госпиталь, где врачи и медсёстры буквально слепили её по частям, и как только она пришла в себя, попросила санитарку написать письмо Сергею. Получив его, друг словно ангел-спаситель полетел к любимой и буквально силой вырвал её у "косой". Таким образом спаситель и спасённая оказались оба в положении спасённых. Он спас её от телесных ран, а она его - от душевной боли. Пока мы были в Подмосковье, Сергей наведывался к Нине, и на момент отправки нас на Прибалтийский фронт она уже научилась самостоятельно передвигаться. Через некоторое время, встав на ноги, перебралась к тётке в Москву. Благодаря упорству, силе воли и трудолюбию победила свои боли, залечила раны и сейчас в статусе жены моего друга готовится стать матерью. Вот такая история приключилась с Ниной.
   - А когда они успели пожениться?
   - После ранения Сергей был на побывке в Москве, там и узаконили свой брак.
   Потом он вернулся в полк, когда его уже никто не ждал. Его посчитали без вести пропавшим, и каково же было наше удивление и радость видеть его живым и невредимым. Из Прибалтики наша дивизия удостоилась чести принимать участие в Берлинской операции. Тут наше превосходство в воздухе было полным и безраздельным. Истребительная авиация противника была полностью блокирована нашими "ястребками", но для зенитной артиллерии мы по-прежнему представляли прекрасные мишени. Когда в конце апреля сопротивление немцев было сломлено и в Берлине начались уличные бои, и мы его бомбить прекратили. Наносились лишь точечные снайперские удары по отдельным, особо важным объектам. В одном из таких боевых полётов не повезло и нашему экипажу. Взрывом зенитного снаряда был повреждён мотор, и нам пришлось совершить вынужденную посадку на территории, освобождённой американскими войсками. После удачного приземления встретились с американцами, которые проявили к нам дружелюбие и симпатию. Там я познакомился с американцем русского происхождения Микаэлем Смитом, который и приоткрыл мне немного глаза: и о русских эмигрантах в Америке, и об американской помощи Советскому Союзу по линии Ленд-лиза, и об американском образе жизни.
   ... Победу встретили в этом городке. Ну, а после победной лихорадки наступили будни. Несём боевую службу, помогаем немцам разбирать завалы, выступаем с концертами художественной самодеятельности, совершаем экскурсионные набеги в Берлин. Были возле здания Рейхстага и оставили там свои автографы. Я даже в тайне от всех надеялся, что ты обязательно побываешь на этом месте, прочитаешь надпись и поймёшь, что она была адресована тебе.
   - Вася, дорогой мой человек, вот этим маленьким штрихом мы доказали всем и себе тоже, что мысли наши, если адресованы любимым и родным, немыслимыми путями доходят до адресата и порождают в них веру, надежду и любовь. Я думала, что раскрою тайну нашей встречи, но оказалось, что ты сам её и запланировал. Именно по этой надписи "Калуга-Брянск-Берлин. Трохалёв Василий" я и поняла, что ты где-то рядом. А остальное для меня не составило большого труда. Волшебство волшебством, но встретились мы, потому что очень хотели этого. Ты согласен?
   - Согласен, но хотелось, чтобы исполнилось ещё одно желание и как можно скорее.
   - И какое же?
   - Чтобы мы встретились и больше никогда не разлучались.
   - Это время не за горами. Вася, ты как-то вскользь сказал о родителях и братьях, расскажи о них поподробнее.
   - С отцом мы почти всю войну переписывались, а в сентябре сорок четвёртого, во время наступательной Ясско-Кишинёвской операции он погиб. С братом Николаем мы встречались летом того же года, когда его дивизию перебрасывали с Дальнего Востока на Северо-Западный фронт. Нашёлся и младший брат Сергей, который был угнан на принудительные работы в Германию. Он мне прислал письмо, из которого я узнал, что его призвали в армию, и он ещё несколько месяцев успел повоевать. Встреча, которую мы запланировали, у нас с ним всё же состоялась. Два часа с ним говорили, а на следующий день их часть перебросили в Союз. Ну, про маму с младшими братьями я тебе уже рассказывал. Теперь ты обо мне всё знаешь, очередь за тобой.

Под чужим именем

   - Вася, в принципе, ты знаешь о моей деятельности и о том, что мы под страхом смерти дали подписку никому, даже самым близким людям не рассказывать о своей работе. О том, что делается на кухне внешней разведки, знают единицы, и хранятся эти секреты под десятью замками. У нас, как у сапёров, один неверный шаг, одно неосторожное слово может сорвать операцию и погубить рядовых исполнителей. Для чего я это тебе говорю? А для того, чтобы ты понял, мы подобно канатоходцам, ходим под куполом без страховки, одно неосторожное движение и... человека нет. И эту нашу выстраданную встречу я организовала вопреки инструкциям и запретам, потому что я тоже живой человек и так же, как все, имею право на любовь и личную жизнь. Знаю и осознаю, что если кто-то узнает об этом и донесёт руководству, то скорее всего сделают так, что обо мне больше никто никогда ничего не узнает. Зная обо всём этом, я сделала этот шаг ради того, чтобы ещё раз почувствовать себя просто любимой женщиной... Милый Вася, я тебя люблю и доверяю, как самой себе, но всё, что связано с моей деятельностью, рассказать не могу. Поэтому до поры до времени эту тайну вынуждена буду носить в себе. Не обижайся, но так надо. Что касается меня, как человека, как любящей женщины, то сегодня с гордостью могу заявить, что, как перед тобой, так и перед собственной совестью верна тебе, честна и чиста. Думаю, нет, абсолютно уверена, что и ты сегодня пришёл ко мне таким же, как я, безмерно любимым, верным и желанным. Другого по отношению к тебе ни допустить, ни подумать не могу. Не правда ли, милый?
   Что я мог сказать? Слова тут были неуместны. Я привлёк её к себе и всю свою любовь, нежность и страсть, накопленные за эти годы, отдал все без остатка Ей, а она - Мне. И это стало сильнее всяких объяснений, признаний и слов. Так до самого утра в объятьях и поцелуях прошла наша бурная, неповторимая и самая счастливая в моей жизни волшебная ночь.
   Праздник кончился. Пришлось опять вернуться в реальный мир, снова и снова отдавать долги, которые никогда ни у кого не брали. Через несколько часов Лена должна будет покинуть город, чтобы в последний раз послужить Отчизне, позабыв о своём чисто человеческом, женском, личном. А я теперь буду ждать, мучиться и снова ждать. Перед новой разлукой вспомнил, что талисманом и символом нашей необыкновенной любви был маленький кусочек синего батиста, обвязанный Лениными руками и хранивший её тепло и нежность все эти годы. Я достал из потайного кармашка кителя этот волшебный дар, с которым не расставался четыре года, развернув его и, показав Любимой, сказал: "В этом платочке ты заложила великую энергию души, любви и верности, когда мне было плохо, я вынимал его, целовал, прикладывал ко лбу, тут же успокаивался и продолжал идти по опасным дорогам войны, чтобы наша сегодняшняя встреча состоялась. Твоя молитва дошла до Всевышнего, возымела действие, а маленький синий платочек стал посредником между мной и тобой. Он нам послужил добрую службу и сейчас, прежде чем мы снова расстанемся, я хочу, чтобы ты его подержала в руках, загадала желание, зарядила энергией своего любящего сердца, тогда мне будет легче пережить эту разлуку". Лена, растроганная моими словами и тем, что подарок её сохранился, обняла меня, поцеловала и сказала: "Я знала, что ты самый лучший человек на свете, и я сейчас в этом ещё раз убедилась". Она взяла в руки платочек, расправила и вслух прочитала: "Васе от Лены на память". Как давно это было, а будто бы вчера. Я искренне благодарна тебе за то, что сохранил эту вещичку, но хочу сказать, что твой подарок - звёздочку небесную я храню постоянно в своей душе, советуюсь с ней и рассказываю о своих женских секретах. Когда человек любит, верит и вкладывает в подарок душевное тепло, он становится твоим постоянным спутником и приобретает магический статус талисмана-хранителя, если даже подарок этот чисто символический.
   ... Расставание наше было тягостным и грустным. Столько лет шли друг к другу, сколько пережили бед и потрясений, наконец встретились, и вот снова надо расставаться, ждать, переживать и откладывать на неопределённый срок осуществление наших совместных планов. С целью соблюдения конспирации, как тайно встретились, так должны были и разойтись. На прощание Лена сказала: "Любимый мой, родной, несравненный! Как только я приобрету статус "свободной", прилечу к тебе голубкой сизокрылой, чтобы вместе свить семейное гнёздышко, родить и вырастить деток, и чтобы наша любовь жила вечно и ушла вместе с нами. Я люблю тебя и буду любить вечно. И пусть хранит тебя моя любовь!" Обнявшись и поцеловавшись в последний раз, Лена подтолкнула меня к двери и тихо сказала: "Иди, любимый! Пора".
  

Глава II. Встречай, Родина

   Встречай страна, своих героев,
   Они с войны домой идут.
   С надеждой, с трепетной любовью,
   Там их четыре года ждут.

После бала

   Расставание с Леной было тягостным и грустным. Возвратясь в часть, решил привести свои тело, разум и душу в состояние равновесия, ибо все они работали вразнобой. Измученное тело требовало отдыха, душа рвалась к Ней в неизвестность, а мозг, анализируя всё происходящее, советовал успокоиться и терпеливо ждать, ибо воздействовать на ситуацию может только время. А сердце разрывалось на части, не подчиняясь ни тому, ни другому. Чтобы Сергей за меня не волновался, зашёл к нему в штаб, где он нёс боевое дежурство. Друг, видя моё подавленное состояние, тактично не стал задавать вопросов, а только сказал, что моя самоволка прошла незамеченной. Я был ему благодарен за то, что не лез мне в душу и, попрощавшись, пошёл к себе в "номер". Чтобы отвлечься от переживаний и грустных дум, решил, как во все века делалось на Руси, уйти в работу. Почистил, погладил форму, подшил свежие подворотнички к кителю и гимнастёрке, до глянцевого блеска начистил сапоги и, приняв душ, лёг спать. Час послеобеденного живительного сна благотворно подействовал на меня, взбодрил тело и привёл в состояние равновесия мои разум и душу. Успокоившись, вспомнил, что вчера получил письмо от сестры старого русского дипломата Петра Бекмана, волей судьбы оказавшегося на чужбине. Мне захотелось обрадовать старика и вручить ему это драгоценное послание из далёкого прошлого. Недолго думая, оделся и отправился по знакомому адресу. Хозяева оказались дома и были искренне рады моему приходу. Я сказал Петру Никитичу, что послал письмо в Москву и вчера получил на него ответ. Сестра пишет, что жива и здорова и благодарит меня за то, что нашёл её пропавшего брата. Он взял дрожащими руками драгоценный конверт, приложил к губам и горько заплакал. Слёзы скатывались по его старческим морщинистым щекам и капали на пол. Мы с его женой Луизой молча смотрели на него и представляли, что в этот момент он там, в стране своего детства, где покоится прах его предков и живут многочисленные родственники. Успокоившись, он вытер рукавом рубашки мокрое лицо и взволнованно сказал:
   - Господин капитан, вы даже не представляете, какую радость мне доставили. Если позволите, я его прочитаю.
   - Конечно. Оно в большей степени адресовано вам, а не мне.
   Он сел за стол, одел очки и углубился в чтение. Прочитав, отложил письмо в сторону и ещё некоторое время сидел молча, подперев голову руками. Потом, как бы очнувшись, сказал:
   - Я только что побывал на старых Московских улочках, вспомнил родителей, которых уже давно нет в живых, сестру, родных, одноклассников и ощутил себя маленьким беззаботным мальчишкой, у которого вся жизнь впереди. Я уже отчаялся увидеть кого-либо из родственников, проживающих в России, а вы мне дали надежду на эту выстраданную долгожданную встречу.
   Переполненный чувствами и воспоминаниями, Пётр Никитич стал рассказывать яркие эпизоды из его школьных и студенческих лет, сожалея о том, как быстро прошла жизнь. Беседа наша затянулась на несколько часов. Глянув на часы, я спохватился и засобирался уходить. Зная о том, что жители послевоенной Германии жили впроголодь, предусмотрительно прихватил с собой сумку с провиантом, сэкономленным с Сергеем на офицерских пайках. Там была американская свиная тушёнка, сало, колбаса, сахар и две буханки хлеба. Когда я выложил всё это на стол, жена Петра - Луиза со слезами на глазах, путая русские и немецкие слова, стала возбуждённо говорить:
   - Вот почему я люблю вас, русских. Вы всё делаете искренне и от души. Если любите, то преданно и нежно, если дарите, то от чистого сердца, без умысла, а если отдыхаете - с песнями и плясками. У вас нет половинчатости-недоделанности, недосказанности. Вы умеете любое дело доводить до логического конца. Прожив 35 лет с русским мужем, я тоже стала немного русской, этим горжусь и никогда не жалела об этом. Спасибо вам, Васья, так кажется вас звать.
   Я не ожидал, что мой скромный продовольственный подарок мог вызвать столько эмоций у этой уже немолодой женщины.
   Я был рад, что доставил маленькую радость пожилым людям, и с хорошим настроением покинул их гостеприимный дом. "В голубятне" меня уже ждал Сергей. Сменившись с дежурства, он уже сидел за столом и что-то писал. Глянув на меня, повеселевшего, спросил:
   - Днём видел тебя хмурого, расстроенного, а сейчас в твоих глаза появились весёлые искорки. Кто поднял настроение моему другу?
   - Хмурый был, потому что расстался с подругой, а повеселел - побывал у старого дипломата Бекмана. Отнёс ему письмо от сестры. Старик был на седьмом небе от счастья, а его жена Луиза обрадовалась продуктовому пакету, который мы с тобой накопили как НЗ. Извини, что без твоего согласия все наши запасы отнёс им.
   - Чего тут извиняться. Сделал людям доброе дело, вот и хорошо. Сам знаешь, что такое голод. Ты лучше скажи, что это за подруга у тебя появилась?
   Я вспомнил, что Лена просила о нашей встрече никому не говорить, даже Сергею, но ему я всё-таки открылся:
   - Это была немецкая девушка Юта Крамер, с которой я познакомился пять лет тому назад в Ленинграде.
   - Значит, то была Лена?
   - Да, но об этом никому ни слова.
   - Понял, но тебе, дружище, не позавидуешь. Она, как сказочная фея, появилась, осчастливила и пропала.
   - Не скажи, Серёжа. Она и сама не знала, куда её пошлют, но, расставаясь, договорились друг друга ждать. А сколько продлится её командировка, никто не знает.
   - Поэтому ты и расстроился?
   - Есть от чего расстроиться. Тебе хорошо. Ждёт в Москве жёнушка ненаглядная, семейный уют и душевное тепло, а я пока об этом могу только мечтать. Впрочем, мне ли, боевому лётчику, из-за этого переживать. Как будет, значит так тому и быть. Главное мы живы, здоровы, а всё остальное образуется.
   - Вот это мне нравится. У тебя был день потрясающих впечатлений, а у меня - ответственного и изнурительного дежурства. Ложимся спать, а завтра будем ждать хороших новостей.
   На этой оптимистической ноте и завалились в постель.
   Время шло. Кончилась и наша праздная жизнь. Были получены планы боевой и политической подготовки, и наша жизнь приобрела системный характер. Победная эйфория прошла, и мы стали постепенно привыкать к службе в мирных условиях. В начале августа меня неожиданно вызвали в штаб. Каждый раз, когда это происходит, начинаешь волноваться и анализировать свои действия, ибо начальство чаще вызывает на "ковёр", чтобы наказать за проступки, чем поощрять за добрые дела. За последнее время таких дел у меня не было, а вот нарушения... Неужели кто-то донёс? С этими мыслями и вошёл в кабинет комполка. По его выражению лица понял - вызвал меня не для проработки. Поздоровавшись за руку, предложил сесть и сказал:
   - Я вызвал вас, капитан Трохалёв, вот по какому вопросу. Вы подавали документы в Военно-воздушную академию?
   - Так точно, товарищ подполковник.
   - Решили посвятить себя авиации?
   - Да, решил.
   - Ну что ж, хочу вас обрадовать, пришло извещение о том, что вас с Денисовым приняли в академию. Готовьтесь к дороге домой.
   Я так обрадовался этому сообщению, что появилось желание, как у мальчишки, встать и закричать во всё горло: "Ура! Я слушатель академии!" Но, подавив эмоции, встал и сдержанно сказал:
   - Спасибо, товарищ подполковник, за приятную новость.
   Пропустив мимо ушей мою благодарность, он продолжал:
   - Ваша отправка в Москву совпала с передислокацией нашего полка в Союз. На подготовку нам дали неделю. Домой поедете с офицерами штаба. Спецвагон будет прицеплен к эшелону, который уже заказан. Документы получите у начальника штаба через день-два.
   Привыкший отдавать приказы и распоряжения, комполка и в нашей частной беседе был предельно лаконичен и точен. Потом, прежде чем отпустить меня, уже мягче сказал:
   - Трохалёв, вы один из немногих, оставшихся в живых ветеранов 650 полка, своим ратным трудом и воинской доблестью заслужили право быть слушателем ВВА им. Жуковского. Я надеюсь, что из вас выйдет достойный командир, вдумчивый педагог и наставник молодого поколения авиаторов. От имени командования полка поздравляю с этим событием и желаю после успешного окончания учёбы прибыть в свой родной полк для дальнейшего продолжения службы.
   - Благодарю вас, товарищ подполковник, за поздравления и добрые пожелания, а я, в свою очередь, обещаю не посрамить чести советского офицера.
   - Ну, как говорится, в добрый путь. А теперь идите, найдите Денисова и скажите, что я его жду.
   С этими словами я, окрылённый приятной новостью, помчался на аэродром. Сергея нашёл возле самолёта. Он с пилотом, стрелком-радистом и техниками готовили машину к перелёту. О передислокации полка домой на Родину уже знали все, поэтому у парней было приподнятое настроение. Отозвав друга в сторонку, решил немного покуражиться, спросив его:
   - Тебе ответ из академии не пришёл?
   - Нет, а тебе?
   - А мне... пришёл.
   Я вынул из кармана казённую бумагу и подал её другу. Он развернул её и стал вслух читать: "... Капитану Трохалёву В.П. Решением комиссии вы зачислены на первый курс лётно-штурманского факультета Военно-воздушной академии им. Жуковского на дневное отделение. Начало занятий 1 сентября 1945 года. Командиру части оформить необходимые документы и обеспечить на время переезда денежным и пищевым довольствием...".
   - Везунчик ты, Васька. А мне, наверное, отказали.
   Тут я не выдержал и, обняв друга, сказал:
   - Ты, Сергуха, ещё больше везунчик, чем я. Мне придётся грызть науку и ждать Лену, а ты сразу попадёшь в объятия любимой жёнушки.
   - Неужели и меня зачислили?
   - Да, дружище, иди получай извещение и собирай чемодан. Хорошо, что мы снова вместе, и, по крайней мере, ещё четыре года будем сидеть за одной партой.
   - Вася, ты меня так обрадовал, что я готов плясать от радости. Даже не могу представить, что через каких-то десять-двенадцать дней будем в Москве. Ладно, я побежал в штаб, а событие это отметить ещё успеем.
   Сергей умчался, а я пошёл к своему экипажу. Там тоже кипела работа. Все радовались и шутили, только наш стрелок-радист Женя Кравченко был хмур и подавлен. Я уже знал причину его переживаний, и поэтому не стал наступать ему на больную мозоль. Командир экипажа был осведомлён о том, что я послал документы в академию, и по лицу сразу догадался, что мне пришёл положительный ответ.
   - Ну что, штурман, едешь в Москву?
   - Откуда ты знаешь?
   - Да у тебя всё на физиономии написано.
   - Ты, Костя, угадал. Через несколько дней расстаёмся. С машины меня уже списали. На новом месте будешь служить с новым штурманом. Стрелка-радиста тоже, наверное, получишь из молодого призыва. Вижу, вон Женя ходит хмурый, как туча. Его видно не обрадовало известие о том, что едем домой на родину.
   - Да, Вася, мне его даже чисто по-человечески жалко. Он так втюрился в немочку, что ждал с ужасом отправления на родину. Теперь у него всё рушится. Парень первый раз в жизни по-взрослому влюбился, и расставание для них обоих будет настоящей трагедией.
   - Разве только для них. Половина ребят ради своих любимых готова остаться тут навсегда. Вот уж истина, у любви свои законы, и нет у неё ни страха, ни границ, ни запретов. Да, это и понятно, законы природы существуют для всех. А война нарушила равновесие, загубив миллионы мужчин как с одной, так и с другой стороны. Пострадали от этого прежде всего женщины. Четвёртая часть женского населения Германии и Советского Союза обречены на одиночество, а ведь основной инстинкт этого не понимает, ему подавай партнёра, потому что продление рода человеческого должно продолжаться вопреки всем катастрофам, войнам и катаклизмам. Женщине в этом процессе природой отведена ведущая роль.
   - Правильно. Вот они и вынуждены искать возлюбленных даже в стане бывших врагов. Ладно, штурман, это не наша забота, ты лучше скажи, как будешь добираться до Москвы?
   - Поездом. Для командного состава и штаба полка выделен отдельный прицепной вагон, в котором и поеду. Техники, механики и мотористы вылетают вместе с вами, с тем, чтобы обслуживать машины на промежуточных аэродромах. Насколько мне известно, первая посадка для осмотра и дозаправки самолёта будет во Львове, а о последующих не знаю. Разработка маршрута возложена на штурмана полка, а моё место в кабине займёт, скорее всего, наш механик.
   - Жаль, Вася, что расстаёмся с тобой. Такого штурмана у меня больше не будет, но когда человек стремится к росту, совершенствованию своей профессии, не надо ему в этом препятствовать. Я тоже буду учиться, но сначала надо немного отойти от войны, перестроить ум, тело и душу на мирный лад, а потом уже браться за книги. У нас ещё будет время для разговоров, но и сейчас желаю тебе проложить самый лучший жизненный маршрут и лететь по судьбе без аварийных посадок.
   - Спасибо, Костя, но в жизни так не бывает. Какой бы идеальный маршрут я не проложил, мой семейный корабль должен будет вести пилот, которого у меня пока нет, но надеюсь, что непременно будет.
   - Ты прав. До победы дожили, теперь настало время решать житейские вопросы. Насколько мне известно, тебя в Союзе ждёт любимая девушка, а мне свою половинку надо будет ещё искать.
   - За такого геройского парня, как ты, любая красавица пойдёт, только позови.
   - Нет, Вася, жена - это не манекен на витрине магазина, она должна быть, прежде всего, хорошей хозяйкой, заботливой матерью и любящей женой, только тогда семья состоится и все в ней будут счастливы.
   - Это, Костя, уравнение с многими неизвестными. Все так хотят, но не у всех получается. Будем надеяться, что нам и в этом сложном деле повезёт.
   Это был один из последних разговоров на житейские темы с моим командиром и боевым другом Константином Гуковым.
  

Прощальный аккорд

   За два дня до планируемой отправки на родину решили побродить по историческим местам Берлина. Для этой цели командир полка дал нам свою машину. Последний "боевой вылет" в Берлин совершили двумя экипажами: я со своим - это Константин Гуков, Женя Кравченко и ваш покорный слуга, а так же Сергей Денисов со своими ребятами: командиром Игорем Баклановым и стрелком-радистом Саидом Муртазиным. На этот раз решили обходиться без экскурсоводов, а самим пройтись по центру и своими глазами посмотреть на исторические памятники Германского рейха. И вот вместительный командирский "Додж" примчал нас в центр города. Будний день. Всё взрослое население трудится. Проезжая часть улиц и площадей очищена от строительного мусора и хлама, и повсюду ведутся ремонтные работы дорожного покрытия. Измученные войной женщины, старики и подростки работают на восстановлении своего родного города. Наши офицеры и солдаты из инженерных войск тоже трудятся вместе с горожанами. Оснащённые мощной техникой, они заняты на разборке несущих конструкций зданий и сооружений, которые не подлежат восстановлению. Кругом слышатся шум, скрежет, урчание моторов и между ними молодые голоса и задорный смех юных строителей своего будущего. В будние дни организованные экскурсии не проводились, а небольшие группы из пяти-шести человек прогуливались по центру, по местам недавних жарких боёв, чтобы, прежде чем вернуться на родину, ещё раз увидеть, запомнить и рассказать своим будущим детям и внукам о величайшем мировом сражении, в котором нам пришлось участвовать. Прощаясь со столицей поверженного врага, я испытывал двоякое чувство. С одной стороны, меня как солдата одолевало чувство гордости за свой народ, за свою армию, за талантливых полководцев, сумевших предотвратить беду, нависшую над нашей родиной, а с другой - чувство жалости к немецкому народу, который так же, как и русский народ, словно по воле злого рока вот уже почти полстолетия вовлечён в войны и вынужден нападать, разрушать, уничтожать и убивать друг друга. И снова, в который раз в голове крутится один и тот же вопрос: "Кому и зачем это надо?".
   И вот мы снова возле главного символа Берлина - Рейхстага. Ещё раз обошли его со всех сторон, нашли свои "автографы" на стене и обнаружили ещё не одну сотню надписей советских солдат, пожелавших себя увековечить. Сегодня мы, неограниченные во времени, могли читать их, комментировать, делиться впечатлениями и удивляться этому странному и непредсказуемому существу под названием Человек. То он долго и терпеливо создаёт архитектурные и иные шедевры, то с лёгкостью их разрушает.

Трептов-парк

   После Рейхстага отправились в Трептов-парк, который тоже являлся одним из символов Германской столицы. Возле центрального входа нас встретил седовласый старец и предложил провести экскурсию. Парк практически не пострадал, лишь кое-где виднелись воронки от шальных снарядов и бомб. Медленно, растягивая каждое слово, стал объяснять, что он работает тут более сорока лет садовником и знает тут всё до последнего деревца. Мы уже неплохо понимали разговорный немецкий язык и потому слушали и не перебивали почтенного человека, влюблённого в эту рукотворную красоту. Многократно повторяя, понимаем ли мы его, вот что он нам рассказал: "Берлинский парк был основан в 1876 году. Площадь его составляет 882 гектара. Он был заложен по проекту директора городских садов Иоганна Генриха Густава Майера. Парк расположен в восточной части города на берегу реки Шпрее, в районе Альт-Трептов. Расходы на возведение парка были выделены из городской казны". Садовник медленно вёл нас по тенистым аллеям парка, останавливался возле памятных мест и продолжал свой рассказ: "Сейчас мы находимся в центре парка, где расположен большой луг в форме ипподрома для занятий играми и спортом. Трептов-парк стал народным парком, что являлось новшеством для того времени. Тут прогуливались и занимались спортом не только царствующие особы, но и горожане из низших сословий. Вот тут рядом в 1896 году проходила Берлинская выставка ремёсел, а поодаль возведён памятник основателю парка Густаву Майеру. А сейчас мы подходим к саду роз, где высажены 25 тысяч роз сотен сортов и цветовых оттенков, привезённых со всех частей света. В силу большой площади парка и ограниченности во времени, обойти весь его мы не сможем, поэтому скажу, что в парке есть множество скульптур, фонтанов, аттракционов и других мест отдыха". Больше трёх часов водил нас садовник по парку, рассказывал исторические были и небылицы, связанные с государственными деятелями Германии. Мы были рады, что встретили такого знающего человека, так красочно и ярко рассказывавшего нам об этом знаменитом парке. На прощанье угостили старого человека банкой свиной тушёнки и краюхой хлеба, что ценилось в послевоенном Берлине на вес золота.

Бранденбургские ворота

   Полные приятных впечатлений, отправились к третьему символу Берлина - Бранденбургским воротам. Трёхчасовая прогулка по парку немного нас утомила. До этого Бранденбургские ворота видели мы на фотографиях, в журналах кинохроники, а сейчас подошли к ним вплотную. Сооружение серьёзно пострадало, когда в Берлине шли ожесточённые бои. Об этом свидетельствовали многочисленные выбоины на стенах от пуль, мин и осколков снарядов. Главное украшение ворот - колесница, запряжённая четвёркой лошадей - квадрига, которой управляла богиня Виктория, была разрушена и сбита со своего места. Сейчас она представляла жалкое зрелище. Прежде чем приступить к более детальному осмотру, решили подкрепиться. Поскольку рядом не было ни скамеек, ни каменных ступенек, по походному постелили на тротуар плащ-палатку, разложили снедь и стали пировать. Выпили, закусили, поговорили, а потом в наше поле зрения попали два бедно одетых пожилых человека. Они что-то говорили, жестикулировали, но мы не могли понять, что они хотят. Наконец, когда подошли поближе и стали медленно говорить, поняли. Они просили разрешения, после того, как мы пообедаем, собрать с плащ-палатки хлебные крошки. Тогда мы поняли, как бедствует и голодает местное население, в особенности нетрудоспособные пожилые люди. Мы пригласили их к себе, дали выпить и поесть, после чего они со слезами на глазах стали рассказывать, что работали смотрителями в музее Брандербургских ворот и знают о них всё. Мы заинтересовались этим и попросили, чтобы рассказали нам об истории появления их в Германии. Они с радостью согласились и вот что нам поведали: "Брандербургские ворота были построены в Берлине в 1789-1791 годах Карлом Готтгардом Ланг Гансом. Их первоначальное название "Ворота Мира". Выполнены они в стиле Берлинского классицизма. Украшение ворот и скульптура квадриги принадлежит руке Иоганна Готфрида Шадова. Скульптура имеет высоту 6 метров. Завоевав Берлин, Наполеон приказал демонтировать колесницу и перевезти её в Париж. После победы над Наполеоном богиня Виктория со своей квадригой вернулась в Берлин и получила железный крест, созданный Фридрихом Шинкелем. В 1871 году через ворота маршировали солдаты-победители, в 1918-1920 гг. - контрреволюционные солдаты. В 1933 году ворота стали кулисами национал-социалистической партии, а вот в 1945 году советские войска, сокрушившие гитлеризм, победным маршем прошли через Бранденбургские ворота".
   Рассказчики, захмелевшие от русской водки, едва закончив повествование, сели и, облокотившись друг на друга, задремали. Мы не стали их больше тревожить. Обойдя ворота ещё несколько раз, решили на этом закончить экскурсию и вернуться в часть.

Домой в Россию

   И вот наступил день отправки на Родину. День торжества, радости и грусти. Мы, оставшиеся в живых, радовались и ликовали, строили радужные планы и ярко представляли тёплые встречи с родными и друзьями. Однако в этой радости мы чувствовали горький привкус от того, что возвращаемся в отчий дом не все, оставляя тысячи своих боевых друзей тут, на этой земле, навечно. Не в радость отправка на родину была и тем ребятам, которые завели романы с немецкими девушками, но изменить ситуацию в свою пользу никто не мог, поэтому мучились и страдали, подчиняясь воле судьбы.
   ... Всё было готово к перебазированию. Перед отправкой, как водится, был организован митинг всего личного состава полка. С короткой речью выступил комдив полковник Пушкин А.И. Он поблагодарил своих подчинённых за ратный труд и пожелал достойно нести службу на новом месте. Потом выступили комполка подполковник Вдовин, начштаба подполковник Авдеенко и другие. После короткого перерыва была дана команда "По машинам!". И тридцать краснозвёздных соколов в строгом строю взяли курс на восток. Проводив своих небесных братьев, во мне как будто что-то оборвалось, и подумалось мне: "Ведь мы их не просто проводили на новое место службы, а с большинством из них больше не встретимся никогда, ибо уже завтра каждый из нас пойдёт по жизни своей дорогой.
   И кто знает, куда будут направлены они, мои боевые друзья, возвратившись на Родину? Ведь война ещё продолжается. Кровопролитные бои в воздухе, на море и на суше ведутся между вооружёнными силами - членами антигитлеровской коалиции во главе с США против союзника Германии - Японии. Хотя главы правительств стран-победительниц, собравшиеся в Потсдаме, предъявили правительству Японии ультиматум о безоговорочной капитуляции, оно его проигнорировало. И даже после атомной бомбардировки японских городов Хиросимы и Нагасаки, японцы продолжают вести войну. Буквально накануне нашего отъезда и СССР объявил войну Японии, и на следующий день наши войска перешли в наступление в Маньчжурии против японской Кантунской армии. Об этом мы узнали вчера, поэтому радость возвращения на Родину омрачилась этим тревожным сообщением..."
   ... Начальник штаба, возглавивший технические службы, отправляющиеся эшелоном, продолжал руководить погрузкой материально-технических средств и имущества штаба в специально отведённые вагоны. У нас тоже день прошёл в радостной суматохе. Каждый хотел выглядеть пристойно, поэтому стриглись, чистились, гладились, бегали по магазинам за подарками для своих родных и близких. Словом, старались ничего не забыть, всё предусмотреть, всё успеть. Начался массовый отвод войск в СССР, но из-за нехватки подвижного состава за каждый вагон происходили настоящие сражения. Более организованные танкисты и пехотинцы, демобилизованные из армии, часто брали штурмом эшелоны, подготовленные для других частей и соединений. Чтобы навести дисциплину и придать дислокации войск контролируемый характер, были задействованы внутренние войска. Им вменялось в обязанность прекратить этот хаос и навести на железнодорожных станциях надлежащий порядок. Такая самодеятельность наносила удар по престижу самой Советской армии и дезорганизовывала планомерную работу органов тыла.
   Вечер 11 августа 1945 года запомнился мне на всю жизнь. Стояла чудесная летняя погода. Солнце только что ушло на покой, и оранжевым светом вечерней зари было заполнено всё пространство. За час до отправки эшелона весь личный состав части был доставлен на вокзал. Каким-то образом толпа немецких девушек прорвалась сквозь оцепление, рассыпалась по перрону к стоявшему рядом эшелону. Выискивая своих возлюбленных, стоящих в дверях теплушек, девушки махали белыми платочками и произносили слова прощания. Тяжело было наблюдать за этим расставанием. Как наши парни, так и их немецкие подруги отчётливо осознавали, что их любовь не будет иметь счастливого продолжения, и, тем не менее, верили в чудо и на что-то надеялись. Возбуждённые крики, слёзы, рыдания напоминали мне проводы в армию наших сельских рекрутов. Глядя на это столпотворение, вспомнил нашего стрелка-радиста Женю Кравченко и пожалел его в душе. Как ему бедолаге сейчас нелегко. И он был такой не один. Грета - так звали девушку ещё одного нашего парня - вся заплаканная повисла у него на шее, впилась в его губы и не может разжать рук. Вот уже предупредительные гудки паровоза возвестили, что поезд отправляется, но она ещё крепче обняла его, словно хотела раствориться в нём и ехать с любимым в холодную далёкую Сибирь, и никак не могла от него оторваться. Наконец поезд, лязгнув буферами, тронулся с места. Парень силой оторвал девушку от себя и на ходу вскочил в вагон. А она, как и десятки других, стояла на перроне, заплаканная и несчастная. И подумалось мне тогда: "А ведь и у меня так же, как и у этих девушек, будущее покрыто туманом ожидания, неизвестности и надежды".
  

Глава III. Путь в никуда

  
   Война Победой завершилась,
   Но продолжался тайный бой.
   И вновь неведомые силы
   Несут разлуку нам с тобой...

Без права выбора

  
   Оставшись одна, наедине с собой, я стала думать, вспоминать, анализировать. Сердце мое разрывалось на части. Что делать, что предпринять, чтобы жить, как все люди? Встреча и проведенная ночь с любимым потрясли меня до глубины души и дали толчок мысли о том, что главное в нашей жизни, а что второстепенное. Я, как и все патриоты родины, отдала все, что могла, чтобы приблизить победу, а значит заслужила право на личную жизнь, на создание семьи, на право любить и быть любимой. Сейчас, в ожидании отправки в никуда, прокручивала в памяти свою жизнь и все в ней вроде бы было правильно, но какая-то внутренняя неудовлетворённость собой, как противный червячок, подтачивала моё сознание. Все четыре года, находясь постоянно в напряженном состоянии, просчитывая свой каждый шаг, анализируя каждое сказанное слово, пребывая ежечасно под прессом смертельной опасности, я не думала о своём женском, чисто человеческом. Теперь, когда война закончилась, можно было бы расслабиться, заняться собой, привести тело и душу в норму и настроиться на мирный труд, ан нет, снова звучит приказ: "У нас война еще не закончилась"...
   Встретившись с любимым, вдруг ощутила себя просто женщиной, готовой выполнить самое главное женское предназначение - стать любящей женой и счастливой матерью. Мне показалось, что всё это реально, ощутимо, рядом около тебя, живи и радуйся, скажи кому-то нет и ты свободна. Однако, и сегодня, когда над миром засияло солнце тепла, радости и счастливой мирной жизни, надо опять вступать на тайную тропу войны, которая тоже без жертв не бывает. Подумав об этом, я почувствовала себя слабой и беспомощной, неспособной защитить своего права на счастливую жизнь. Час тому назад, буквально силой выгнала любимого человека, на неопределенный срок перенесла наше совместное будущее, а может быть собственноручно разрушила свое счастье. Так что же меня заставило поступать так, а не иначе? Страх быть наказанной за непослушание? Долг перед Родиной? Или внутренняя потребность к рискованной азартной игре?
   Да, все это имело место тогда, что-то еще осталось и сейчас, но этого "что-то" стало меньше, чем простого, чисто человеческого, земного. Я поняла, с таким багажом в драку вступать нельзя. Буду просить ухода в запас или, по крайней мере, работу в управлении.
   На улице остановился чёрный лимузин и просигналил условную "семёрку". Попрощавшись с Эльзой, взяла сумочку с документами, маленький фибровый чемоданчик с вещами и вышла из калитки. К этому дому, саду, улице я уже привыкла, думала, что это мое последнее пристанище перед отправкой на родину, но все оказалось не так, как думалось и мечталось. Каким будет новое задание? На территории какого государства? Как долго оно будет продолжаться? Никогда раньше не волновалась так, как сейчас. Закрывая калитку, мысленно произнесла: "Господи, помоги мне и на этот раз справиться с собой и отстоять свои желания".
   Водитель сидел за рулём и нервно постукивал по баранке. Второй мужчина постарше, гладко выбритый, элегантно одетый, услужливо открыл дверку и сказал по-немецки: "Здравствуйте, госпожа Визгерт, нам поручено доставить вас в Бремен. Вы готовы?" Я утвердительно кивнула головой и села на заднее сиденье. Дорога предстояла длинная, и у меня было много времени для дум, размышлений, воспоминаний и анализа ошибок и проколов, которые в нашей деятельности просто неизбежны.
   Всю дорогу ехали молча. Ни водитель, ни сопровождающий за всё время не проронили ни слова. Как ни странно, ни на советском, ни на американском КПП, меня не просили выйти из машины, удовлетворившись предъявлением документов.
   В Бремен приехали засветло. Машина остановилась за городом возле неприметного двухэтажного особнячка без каких-либо табличек на фасаде. Сопровождающий так же услужливо открыл дверку кабины и на хорошем немецком языке сказал: "Пожалуйста, идите за мной". Я вышла из машины и последовала за ним. Массивные двери парадной открыл молодой парень и тоже в гражданской одежде. Мой сопровождающий тут же исчез, а меня попросили подождать в приемной. Весь штат сотрудников был сформирован разведуправлением, но видно с целью маскировки, все разговоры велись на немецком языке. Через несколько минут меня пригласили в кабинет. На дворе еще было светло, но в комнате стоял полумрак. Окна были зашторены и дневной свет едва пробивался сквозь плотную ткань портьер. Только через несколько секунд, когда глаза привыкли к темноте, разглядела за столом мужчину средних лет, приятной наружности с ранней сединой у висков. Он поднялся мне навстречу и сказал по-русски: "Здравствуйте, фрау Визгерт. Как здоровье тетушки Элизабет?" Произнес он условную фразу. У нас был непреложный закон, при встрече с незнакомыми сотрудниками, произносить условную фразу. Я ответила: "Жива, но страдает редкой болезнью - эпилепсией". Удовлетворившись ответом, он сказал:
   - Теперь ближе к делу. Мне поручено провести с вами беседу и получить согласие на еще одно ответственное задание. Но прежде чем мы это сделаем, сообщу вам приятную новость. Вам присвоено очередное воинское звание, старший лейтенант, а также вас наградили орденом Красного знамени. И еще. По вашей просьбе наши сотрудники побывали в Брянске, посетили вашу маму Тамару Ильиничну, помогли ей словом и делом и заверили, что в скором времени вы вернетесь домой. А теперь более конкретно. Вам, как одной из лучших сотрудниц, за все время не имеющей ни единого провала, руководство решило поручить еще одно задание, после выполнения которого вернетесь в Москву и будете работать в управлении. Почему именно вам Родина доверила это сложное и чрезвычайно важное задание? По многим причинам. Первое - это то, что оно связано с вашим медицинским образованием. Второе - вы имеете необходимый опыт и знание иностранных языков. В-третьих, ваш сегодняшний статус вдовы офицера вермахта, позволит быстрее адаптироваться к местным условиям.
   Все это время пока чиновник пел мне дифирамбы о том, какая я хорошая, душа моя протестовала. Меня еще не спросили: хочу ли я, готова ли психологически, физически и технически, к выполнению этого задания, а фактически все за меня уже решили. Закончив фразу, мой собеседник задумался, а я, воспользовавшись паузой, сказала:
   - Извините, пожалуйста, вы мне не представились, и я не знаю, как к вам обращаться?
   - Извините, начальник отдела, майор Белов.
   - Товарищ майор, спасибо за приятные новости, а вот насчет нового задания у меня возникают сомнения психологического свойства. За четыре года работы в тылу врага, в постоянном нервном напряжении, я ужасно устала и, боюсь, что без длительного отдыха и тщательной подготовки, выполнить задание не смогу. Мне нужна пауза, чтобы почувствовать уверенность в своих силах и готовность к выполнению задания. А во-вторых, вы мне вскользь сказали, что задание сложное и важное, но не сказали: его характер, место и на какое время оно рассчитано?
   - Вы мне сразу задали много вопросов. Однако, попробую ответить на каждый из них. Да, я согласен, что такая работа, как у нас, отнимает много нервов, здоровья, физических и духовных сил, но дело не терпит отлагательств и никому другому, кроме вас, мы не можем его поручить. Относительно места? Работать вам придется за океаном в течение десяти-двенадцати месяцев. После выполнения задания по нашим каналам вас переправят в Европу, а потом в Союз. Вот тогда поедете отдыхать на южный берег Крыма в самый лучший санаторий страны. Восстановитесь там физически, морально и уж тогда будете вить свое семейное гнездышко.
   - А если я скажу нет.
   - Вы этого не сделаете. И вот почему. Специфика нашей работы такова, вы или работаете до конца, или перечеркиваете все, что вами было сделано и становитесь никем. Третьего не дано. Вы это и сами прекрасно знаете. К тому же, ваша репутация далеко не безупречна, и грешки за вами водятся. Надеюсь, догадываетесь, о чем идет речь?
   После этих слов душа моя содрогнулась и я поняла, что находилась под колпаком и отступать мне некуда. Однако, взяла себя в руки и спокойно ответила:
   - Товарищ майор, я не понимаю, о чем вы говорите. Если я с кем-то и общалась, так это только в интересах дела. Других намерений или личных интересов у меня не было и нет.
   - Давайте оставим этот разговор, ибо он ни к чему не приведет. Перейдем к конкретике. Вы отправляетесь в Нью-Йорк. Корабль отплывает завтра в 22 часа по местному времени. У вас есть чуть больше суток, чтобы ознакомиться с делом, выучить напамять адреса явок, паролей, номера телефонов и другой нужной вам информации. Более конкретно задание получите на месте.
   - Под каким именем я отправляюсь на задание?
   - По документам Германской подданной - Юты Визгерт. На явочной квартире вы получите инструкции, а жить, я полагаю, будете с родителями Пауля Визгерта, которые эмигрировали за океан, несколькими месяцами раньше. Насколько нам известно, они вас признали за невестку, хорошо к вам относятся и будут для вас неплохой крышей. К тому же, американские родственники Визгертов давно живут в Нью-Йорке и являются влиятельными людьми в деловых кругах. На первых порах они помогут вам устроиться на работу, привыкнуть к новым условиям, а затем приступить к завершающей стадии задания.
   - Вы сказали, что задание рассчитано на десять-двенадцать месяцев, но по моему мнению, чтобы адаптироваться к новым условиям, изучить язык, поступить на работу в медицинское учреждение, завести знакомства с людьми, работающими в нужной для нас сфере, уйдет значительно больше времени. А если задание, как вы сказали, повышенной степени сложности, значит вводите заведомо меня в заблуждение?
   - Разработкой задания занимались в центре, а я лишь передал то, что мне было поручено.
   - Хорошо, допустим я выполню задание, передам нужную информацию по соответствующим каналам, а как я буду возвращаться домой?
   - Об этом вы не должны беспокоиться, поверьте, мы найдем способ это сделать.
   - Еще одна просьба, мне бы не хотелось появляться в Нью-Йорке под именем Юты Визгерт. У вас есть запасной вариант?
   - Да, такой вариант есть, но он предназначен на случай провала операции. Документы и легенда на новое имя находятся на глубоко законспирированной явочной квартире. Да, и проездные документы на пароход у вас оформлены на это имя. И потом, центр не настаивает, а рекомендует связь с семьёй Визгертов. Если вы почувствуете, что это повредит выполнению задания, то будете действовать по обстоятельствам. Более детальную разработку получите на месте, а сейчас для вас подготовлена отдельная комната, где на протяжении суток вы будете жить. Ужин и материалы для изучения вам принесут. Если нет вопросов, дежурный вас проводит. Завтра в 21.00 вас доставят в морской порт, а сейчас отдыхайте, читайте и настраивайтесь на серьезную работу.
   По интонации в голосе я поняла, что майор был убежден, что достиг своей цели - доказал важность задания и настроил меня на нужную волну. Всю войну, идя на очередное задание, я не задавала подобных вопросов, а тут, возможно перед самым главным экзаменом в моей жизни, я усомнилась в его актуальности и целесообразности. Я всегда считала и считаю, что в нашем деле должен быть использован принцип добровольности исполнителя, а тут - силовое давление. Меня это больно ударило по самолюбию, но я молча проглотила и эту горькую пилюлю.

В морское плавание

   День подходил к концу. С разношерстной толпой по трапу поднялась на палубу корабля и с помощью членов команды нашла свою каюту. Она была не более пяти квадратных метров, где были намертво вмонтированы две двухъярусные кровати, столик и две тумбочки. Через толстые стекла иллюминатора едва просачивался дневной свет. Я поставила свой чемоданчик с вещами первой необходимости и заняла место на нижнем ярусе. Вслед за мной, с небольшими интервалами, в каюту пришли еще три женщины. Две были примерно моего возраста, третья, лет на пять-шесть старше. Сдержанно поздоровавшись со мной, стали занимать места и раскладывать вещи. Чтобы им не мешать, я вышла на палубу. Солнце уже зашло, и вечерняя заря осветила всю округу розово-оранжевым светом. В порту кипела работа. Мощные портовые краны, вращая свои стрелы-хоботы, вели погрузо-разгрузочные работы. Многие портовые здания и сооружения были разрушены и там тоже велись круглосуточно работы по их восстановлению. День угасал, и свет зари, отражаясь от водной глади залива, слепил глаза мириадами зайчиков-светлячков. В морском порту я была впервые. Какое-то смутное предчувствие волнения и страха охватило меня. Наверное, потому что я еще никогда в жизни не отправлялась в столь далекое плавание. Что ждет меня там, за океаном, в чужой стране? Что буду делать там, без друзей, знакомых, связей, со слабым знанием английского языка? Душа моя погрузилась в тревогу и смятение. Глядя в темную толщу воды, беззаботно хлюпающую о борт корабля, стала вспоминать смешные истории и смертельно-опасные эпизоды из своей, в общем-то короткой, жизненной биографии.
   Из школьной поры всплыл комичный эпизод, когда я на уроке зоологии своему соседу по парте подсунула в карман лягушонка. Когда он полез туда за чем-то и почувствовал в руке что-то холодное и омерзительное, то вытащил его и швырнул в пространство. Лягушонок попал в лицо учительнице, а отскочив, перевернул чернильницу и залил чернилами классный журнал. Меня вызвали к директору, отчитали, пригласили отца, а дома от них с мамой я получила взбучку. За эту выходку меня лишили звания звеньевой и за четверть выставили плохую оценку по поведению. Однако, эти детские безобидные шалости, пролетели как-то мимолетом, но накрепко врезались в память.
   Более серьезные вещи случались, когда училась в Ленинграде и занималась парашютным спортом. Тогда, поддавшись патриотическому порыву и призыву партии: "Комсомольцы, в авиацию!", я заразилась небом. Мне казалось, что летать на самолетах и прыгать с парашютом - это почётно и романтично, а о том, что это смертельно опасно, нам и в голову не приходило. Между тем, молодые люди летали, прыгали, падали и разбивались. До сих пор, без содрогания не могу вспомнить эпизод, когда при одном из тренировочных прыжков на парашюте запутались стропы, он раскрылся не полностью и я, набирая скорость, помчалась к земле. Я четко осознавала, что помочь мне уже никто не сможет и минуты моей жизни сочтены. Самое отвратительное в такой ситуации - это пассивное ожидание развязки. Опасность осознаешь, а предотвратить ее не можешь. На этот раз помощь пришла откуда я ее не ожидала - с неба. Все это произошло так стремительно быстро, что я вначале ничего не поняла. За четыреста метров до земли, вдруг скорость падения резко упала и я подумала, что раскрылся мой парашют, но подняв голову, поняла, что спускаемся мы двое на одном парашюте. Несмотря на то, что скорость падения полностью погасить не удалось, приземлились удачно. Я отделалась легким вывихом ноги в коленном суставе, а мой спаситель-инструктор по прыжкам, Леша Истомин и вовсе не пострадал. Когда я, корчась от боли, пыталась подняться, он подбежал ко мне и спросил:
   - Как ты?
   - Да, вот, что-то с ногой.
   - Ну это ничего, до свадьбы заживет. Я когда увидел, что у тебя не полностью раскрылся парашют, понял - медлить нельзя. Прыгнул затяжным, догнал тебя, ухватился за стропы, а потом открыл свой парашют. Слава Богу, он не подвел.
   - Так это вы меня спасли?
   - Спасли - это громко сказано. Я просто выполнял свои обязанности.
   Так вот, не подхвати он меня вовремя, не стояла бы я сейчас и не размышляла о своей бесшабашной юности, где десятки раз могла бесславно уйти в небытие. Видно, и впрямь Всевышний оберегал меня и хранил для каких-то, ему только известных, благих намерений и дел.
   Почему-то приятные моменты жизни, такие как: вручение призов и наград за победы на соревнованиях, встреча и знакомство с Васей, первые свидания и неуклюжие поцелуи, первая близость и сладостные минуты, проведённые с любимым, и даже вчерашняя волшебная ночь, оставались где-то в укромном уголке мозга, как бы в замороженном состоянии. Сейчас всплывали в памяти только те моменты, когда жизнь моя висела на волоске от смерти. К чему бы это? Может, моя система защиты на уровне подсознания делает анализ совершенных ошибок с тем, чтобы не допускать их в более сложных ситуациях?
   Загружая свой мозг малозначительными эпизодами из своей биографии, я хотела отвлечься от более важного события - встречи и расставания с Василием. Оставшись наедине с собой, я не переставала думать о том, как бы он отреагировал, услышав правдивый рассказ о моей "тёмной деятельности"? Осудил, отвернулся, выкинул меня навсегда из своего сердца? Или понял, простил и по-прежнему продолжал верить и любить? Так или иначе, для самоуспокоения, отправляясь в неизвестность, расскажу тебе хотя бы мнимому, представив, что ты стоишь рядом, если не могла и не имела права поведать об этом при встрече. Итак, начну с нашей мимолётной встречи в партизанском отряде, когда толком и поговорить-то не удалось. В лесу я находилась до лета сорок второго. А когда подготовила группу девчат работать на ключе, и мои обязанности радиста приняла медсестричка Оля, меня самолётом отправили в Москву. Мою работу в партизанском отряде оценили как хорошую и направили на более ответственную и опасную работу в тылу врага. Я не буду посвящать тебя во все тонкости своей деятельности, но сводилась она к тому, чтобы через подпольщиков добывать ценные сведения о противнике и передавать их в центр. Так, через связи городской подпольной организации с местным управлением, мне нашли работу в госпитале в твоём родном городе Калуге. Поскольку я хорошо владею немецким языком, мне придумали легенду, будто я из русских немцев, переселенных из Германии в середине восемнадцатого столетия. Тогда им выдали обширные земли в среднем Поволжье, где они и организовали свои поселения. Жили они в поселениях-слободах со своим самоуправлением, своими традициями, обычаями и привычками. За всё это время они не забыли свой язык и в школе его изучали как родной. Немецкие оккупационные власти лояльно относились к своим соплеменникам фольксдойчам, и после тщательной проверки спецслужбами принимали на подсобные работы. Так я стала фольксдойч Ютой Крамер. После проверки меня приняли санитаркой в немецкий военный госпиталь. Ну, ты догадываешься, почему в госпиталь? Потому что на излечении в этом заведении находятся солдаты и офицеры из разных родов войск, а для опытного разведчика - это самый лучший источник информации. Из нескольких обрывков фраз раненых собеседников, типа: где получил ранение, в каких родах войск служил, номер части, фамилии командиров и так далее, разведчик составляет полную картину событий и эти систематизированные сведения передаёт, куда следует.
   ... В госпитале я быстро адаптировалась. Врачи и медсёстры были обязательно немцами, а младший персонал - санитарки, истопники, конюхи - из числа фольксдойч или русских, лояльных к немецкой власти. Как показала практика, они-то и представляли главную опасность для меня, поскольку прошли подготовку в немецких спецслужбах и были их осведомителями. Там я проработала около года. Сначала санитаркой, а потом медсестрой в хирургическом отделении. Были провалы среди подпольщиков, и моя жизнь висела на волоске, но к счастью, меня никто не выдал, и я продолжала ценные сведения передавать в центр. Весной 1943 года по заданию центра мне надо было войти в доверие немецкого офицерства и от них получать сведения более высокого значения. С этой целью я познакомилась с капитаном Люфтваффе Паулем Визгертом, родители которого жили в предместье Берлина. Я ему видно понравилась, и он стал уделять мне должное внимание. Выписавшись из госпиталя, засыпал меня письмами. Я ответила и началась длительная интенсивная переписка, некоторые сведения из них я тоже передавала в центр. Когда летом сорок третьего наши войска потеснили немцев и они отступили, я вместе с медперсоналом госпиталя эвакуировалась в Западную Украину город Львов, где продолжала работать в госпитале. Во Львове была организована глубоко законспирированная агентурная сеть, куда и стекалась вся разведывательно-оперативная информация. Сведения, получаемые от раненых лётчиков, танкистов и пехотинцев, представляли для командования нашей армии огромный интерес, поэтому в центре решили продлить мою деятельность в этом качестве. Во Львове я пробыла почти год, вошла в доверие руководства госпиталя и получила доступ к секретным документам, касающихся потерь на фронте в рядах немецкой армии, морального духа солдат и офицеров, а также планов предстоящих операций. С Паулем Визгертом продолжалась переписка. В конце концов он предложил мне стать его женой. Я это предложение отвергла, сославшись на то, что пока идёт война, об этом не может быть и речи. Доложила об этом в центр. Там решили, чтобы я вступила с ним в законный брак. Я была расстроена таким решением, но вынуждена была согласиться.
   Между тем, Пауль, неудовлетворённый моим письменным ответом, приехал во Львов и стал уговаривать меня в частной беседе о целесообразности этого шага. Своё решение он мотивировал тем, что, мол, война немцами уже проиграна и надо думать о послевоенной жизни, которая виделась ему так: "Мы поженимся, я тебя отправлю к родителям, и пока идёт война, ты будешь жить с ними, а когда я вернусь, все вместе переедем в Штаты, там живут близкие родственники матери". На мой вопрос, как он это сделает, ответил: "У меня есть план и соответствующие связи с нужными людьми, а остальное всё выполнимо". На этот раз я сказала, что подумаю, а он за неимением времени дал мне на раздумье одни сутки. На другой день я дала согласие, но с условием, что будем жить как муж и жена, только когда он вернётся с фронта. Он согласился, и в тот же день мы оформили соответствующую бумагу. На другой день, написав родителям письмо, отправил меня в Германию, а сам снова на фронт. Это случилось летом сорок четвёртого.
   Шестидесятилетние родители Пауля с опаской и настороженностью приняли "молодую жену" - русскую немку. Для пользы дела мне пришлось терпеть и выполнять все капризы старых людей. От меня требовались: корректность, трудолюбие, уважительное отношение к старым людям и не наигранное, а естественное тепло. Переломив себя, мне это удалось. Через два месяца, оценив мои достоинства, они признали во мне родственную душу. В начале сорок пятого Пауль погиб, и встал вопрос моего дальнейшего пребывания в семье старых Визгертов. Об этом я сообщила в центр, откуда незамедлительно ответили, что, если родители Пауля меня попросят уйти, то не противься, уходи, жильём и всем необходимым будешь обеспечена. Выдержав паузу, когда после несчастья старые люди пришли в себя, я им сказала, что ни на что не претендую и, если они скажут, чтобы я покинула их дом, я по-доброму уйду. Однако старики настолько ко мне привыкли, что и после смерти их сына не захотели меня отпускать. Я продолжала жить с ними и работать в местном госпитале. Гражданское население тогда испытывало трудности со снабжением продуктами питания, и мои скудные пайки, полученные по карточкам, оказались единственным средством существования всех нас. Когда война подступила к самому Берлину, хозяева предложили мне переехать вместе с ними в Бремен к родственникам, чтобы потом эмигрировать в США. Я об этом плане знала, но ехать с ними отказалась, сославшись на то, что, пока идёт война, раненым нужна медицинская помощь, и медперсонал не имеет права без разрешения властей оставлять госпиталь. Они уехали одни, а я осталась с их служанкой. Из центра сообщили, что работой моей довольны, и что мне предстоит выполнить ещё одно последнее задание, после которого переведут на "гражданку". Вот и вся моя фронтовая биография.
   Так в воспоминаниях и размышлениях простояла на палубе около часа. Погрузка и размещение пассажиров по каютам закончились, но корабль все еще стоял у причала. Тогда и я в открытый люк твиндека спустилась в свою каюту. Мои попутчицы уже спали. Я тоже разделась, легла в постель и тут же заснула. Не слышала, когда корабль отчалил от пирса, а только перед утром почувствовала легкую качку и поняла - мы плывем. Проснулась в восемь часов отдохнувшей и выспавшейся. Вскоре принесли завтрак, благо питанием пассажиров обеспечивали централизованно. Видно, потому что корабль был грузопассажирский, не было в нём ни ресторанов, ни кафе, ни даже буфетов. Кормили нас строго по расписанию, комплексными обедами, завтраками и ужинами. Как позже выяснила, пассажиров на судне было не более двухсот, а чем были загружены его трюмы, никого не интересовало.
   После завтрака наконец соседки успокоились и разговорились. Старшая, Берта оказалась не намного старше нас. Ей было тридцать лет. Немка по происхождению, но уже десять лет жила в США. С американским экспедиционным корпусом прибыла в Европу в августе сорок четвертого в качестве военного переводчика. Ее муж, коренной американец англо-саксонского происхождения, принимал участие в войне против Гитлеровской коалиции в составе 15-й воздушной армии. Капитан ВВС США, летал на дальних стратегических бомбардировщиках Б-17. Еще некоторое время, пока не закончится срок контракта, будет находиться в Европе. В конце войны Берта была ранена, несколько месяцев лечилась в госпитале и вот сейчас возвращалась домой в Бостон, где остались двое детей на попечении родителей мужа. Берта оказалась прямой, открытой и контактной женщиной. Я сочла это знакомство нужным и полезным и подружилась с ней. По известным причинам не могла быть с ней искренней и правдивой, поэтому придумала для своих попутчиц интересную, но правдоподобную легенду. В разговоре старалась не поднимать политических тем и не высказывать своих симпатий и антипатий касательно политических лидеров, как со стороны победителей, так и побежденных. Своим коньком в разговорах избрала культуру, литературу и искусство. Берта оказалась большим знатоком истории и многие исторические события, связанные с Германией, пыталась комментировать по своему. Досталось от нее и предводителю итальянских фашистов - Муссолини, и Гитлеру с его бредовыми идеями, и немецкому народу, не сумевшему вовремя раскусить его коварных замыслов, и толстосумам Европы, которые его финансировали и благословили на мировую бойню. Я слушала и удивлялась этим суждениям. И в конце концов поняла, что это были не ее умозаключения, а плод информированности от демократической американской прессы. Берта одна из нашей четверки вела себя в разговорах смело и развязно, и у меня естественно возник вопрос: "А не подсунули ли ее нам какие-то спецслужбы с определенной целью?" Однако, время показало, что она и не пыталась что-то выведать у нас, ей было важно, чтобы ее слушали и была бы она центром внимания. Чтобы проверить ее на "вшивость", задала ей провокационный вопрос:
   - Берта, вы поменяли свою родину на Америку, стали ее гражданкой, там родились ваши дети, как же вы решились воевать против своих соплеменников?
   - Если коротко, то я воевала не против немцев, а против гитлеровского режима, но чтобы было более понятно, начну с того, как и почему наша семья оказалась по ту сторону океана. Мои родители, потомственные педагоги. По крайней мере, четыре поколения моих предков, как по отцовской, так и по материнской линии, были учителями. Моя мать преподавала в гимназии историю и географию, а отец - язык и литературу. Можете представить их состояние, когда к власти пришел Гитлер. Свое несогласие с его бредовыми идеями высказала интеллигенция и передовая часть высшего офицерства. Расплата была незамедлительной. Их уволили с работы, а особо активных подвергли жестоким репрессиям.
   Что оставалось делать этим людям? Идти на низкооплачиваемую работу - дворниками, уборщиками, сборщиками вторсырья - им не позволяла профессиональная гордость. Обучившись рабочей профессии, идти на стройку или завод не позволял возраст. Оставалось два пути: идти на баррикады отстаивать свои права и стать узниками концлагерей, или бежать куда глаза глядят. Родители выбрали последнее.
   Когда нам с трудом удалось это сделать, мы с братом уже были взрослыми. Я к тому времени заканчивала университет и в качестве стажировки преподавала в школе английский язык. Брат тоже не изменил нашей семейной традиции, стал педагогом физики и математики. За десятилетний срок пребывания в Америке, я пришла к выводу, что родители приняли единственно правильное решение, отправившись за океан.
   После такого вступления вам будет легче понять, а мне ответить на вопрос: "Почему я подняла руку на своих братьев по крови и вере - немцев?" Во-первых, отправляясь на фронт, я точно знала, что моя рука никогда не нажмет курок винтовки или автомата, нацеленных на человека. Во-вторых, мне хотелось побывать на родной земле и своими глазами увидеть до какой разрухи ее довел этот бесноватый австрийский ефрейтор. И, в-третьих, я отправлялась в Европу не на войну, а на работу по контракту за значительную сумму денег, что для американцев немаловажно. Чтобы вы знали, Америка - это другой мир со своими ценностями, где главный акцент делается на материальную заинтересованность. Если ты умен, трудолюбив, предприимчив - это та страна, где ты можешь реализовать себя полностью и достичь невиданных высот в избранной профессии или бизнесе. И на войну американские офицеры и солдаты шли не ради славы или спасения мира, а за деньги, потому что служба в армии - это их работа.
   - Сколько времени вам понадобилось, чтобы привыкнуть к новым условиям жизни?
   - В Америку прибыли мы не в лучшие времена. Была затяжная экономическая депрессия, поэтому период привыкания и обустройства был довольно длительным. Однако, с помощью родственников и друзей за три года встали на ноги. Получили работу, взяли кредиты, купили дом и все пошло, как по писаному.
   - А сколько времени уходит на изучение языка?
   - Ну, это зависит от множества факторов. От способностей человека, его желания, усидчивости и трудолюбия. Для вновь прибывших эмигрантов создано множество школ, финансируемых государством. Все желающие посещают их в выходные дни или в вечернее время. Что касается меня лично, с языком проблем у меня не было, поскольку я преподавала английский язык в школе, и мне его только надо было приспособить к американскому произношению и освоить разговорную бытовую речь. Шесть месяцев я работала дворником, а потом прошла конкурс и стала работать по своей специальности в школе. Брату понадобился год черной работы, чтобы выучить язык и получить место в научно-исследовательском институте. Родителям было труднее, но и они, освоив язык, стали давать уроки на дому. Эмигранты со всех стран мира, не знающие английского языка, проходят этот путь, работая в сфере обслуживания и бытовых услуг. Затем, освоив язык и приобретя какую-то профессию, повышают свой социальный статус, а за ним и качество жизни.
   Разговаривая с Бертой, я почерпнула из ее рассказов очень много нужной и полезной информации. Для себя решила и в дальнейшем поддерживать с ней дружеские отношения. Что касается двух наших попутчиц по каюте, то они сгруппировались, как мы с Бертой и часами шушукались, с подозрительностью поглядывая на нас. Меня это полностью устраивало. О них я знала лишь то, как их зовут и почему плывут в Америку. Они успели выскочить замуж за американских офицеров, а те не замедлили отправить их к себе домой. Одна из них направлялась в Норфолк, вторая - в Питтсбург. Мы их не трогали, а они нам тоже не лезли в душу. Мне было приятно сознавать, что мой немецкий язык был настолько отшлифован, что ни одна из моих новых попутчиц не распознала во мне "фальшивую" немку.
   Сутки прошли в волнении и привыкании к новым условиям жизни, где каждый из нас чувствовал себя чуть ни единственным представителем земной цивилизации. И действительно, находясь на палубе и рассматривая безграничные просторы океана, где в поле зрения нет ни острова, ни суденышка, становится жутко. При одной только мысли, что под тобой сотни метров морского безмолвия, а ты плывешь один в утлом суденышке, душу охватывает страх и смятение. А ведь плыли мы по проторенному морскому пути между Европой и Америкой, где курсируют десятки торговых, рыболовных и военных кораблей. Через два дня пассажирам разрешили выйти на палубу. Когда в каюте плыть было уже тошно, выбрались наверх и мы. Погода была великолепная. Теплый ласковый ветерок обдувал лицо и тело. Раскаленную южным солнцем палубу матросы периодически поливали водой. Море было спокойное, и качки практически не ощущалось. Мы подошли к передней части судна, взялись за поручни и стали наблюдать за морским простором. И вдруг откуда-то сверху услышали команду. Это впередсмотрящий, обосновавшийся на мачте, что-то прокричал по-английски. Берта тут же перевела: "Он сказал капитану, что прямо по курсу корабль". Мы стали всматриваться в горизонт и увидели еле заметный дымок. Через полчаса уже просматривались контуры палубной надстройки. Мы с интересом наблюдали за пароходом, который шел прямо на нас. Стало жутко. Но волнения оказались напрасны, огромный корабль проследовал встречным курсом метрах в трехстах и направился в нашу любимую старушку-Европу. На палубу пассажирского лайнера высыпало множество народа, люди кричали и махали руками, радуясь встрече со своими соплеменниками, и не где-нибудь, а посреди океана. Тут я, наконец, поняла, что в огромном пустынном океане мы не одиноки. Все в нашем мире живет, крутится и находится в постоянном движении. Простояв на солнцепеке несколько часов, почувствовала, что устала и предложила Берте спуститься в каюту. Она согласилась, и мы, пообедав, завалились спать. Проспали не больше двух часов, но проснулись от скрипа, скрежета и все усиливающейся качки. Несколько часов назад океан был спокойным и ласковым, а сейчас подул штормовой ветер, поднялась волна и корабль стало бросать, то вверх, то вниз. Раньше испытывать морскую качку мне не приходилось и без привычки ощущение от нее не из приятных. По внутренней радиосвязи объявили о надвигающемся шторме и посоветовали не выходить на палубу.
   Шторм продолжался двое суток. И все это время мы пластом лежали на своих кроватях, ни разу не притронувшись к еде. Постоянная тошнота и позывы на рвоту измотали нас вконец. Тут я поняла, с морем шутки плохи, то оно тихое и ласковое, то грозное, страшное и непредсказуемое.
   Впервые за время морского путешествия, после того, как разразился шторм, подумала: "А ведь для морской стихии наш пароход представляет собой маленькую ореховую скорлупку, которую ничего не стоит перевернуть и потопить. Тогда что же мы, люди, можем предпринять для своего спасения?" Оказалось, на судне и на этот случай все предусмотрено. Надо лишь быть внимательным и обратить внимание, что возле каждой кровати закреплены индивидуальные спасательные пояса и табличка с инструкцией, как и в каких случаях ими пользоваться. Однако мы настолько уверовали в свою безопасность, что даже не допускали мысли, что с кораблем может что-то случиться. Отсюда, видно, и такая беспечность. Шторм об этом напомнил и заставил подумать о средствах безопасности. Мне захотелось этими мыслями поделиться с подругой, и я ее спросила:
   - Берта, как ты думаешь, шторм может потопить корабль?
   - Море все может. Сколько в свою ненасытную утробу оно поглотило кораблей, только оно и может ответить. А нам, пассажирам и морякам, надо знать азбуку поведения в подобных ситуациях. Прежде, чем отправиться в плавание, нам об этом прочитали целую лекцию.
   - А вас учили практически, как пользоваться спасательными поясами?
   - Конечно, даже заставляли сдать нормативы.
   - И сколько времени надо затратить на то, чтобы его одеть и выбраться на верхнюю палубу?
   - На то, чтобы вынуть пояс из сумки и закрепить на себе - тридцать секунд, а чтобы выбраться по трапам на палубу, не более трёх минут.
   - А что вам говорили про спасательный круг?
   - Спасательный круг предназначен прежде всего для людей, которых штормом смыло с палубы или другим способом человек оказался за бортом. Пользоваться им еще проще, чем поясом. Снял с крючка, одел на себя, прыгай в воду и греби что есть силы подальше, чтобы тебя не засосало в воронку тонущего корабля.
   Одна из нашей четверки, не выдержала и с раздражением сказала:
   - Девчата, и так тошно, а вы затеяли этот разговор.
   Мы вынуждены были прекратить ликбез по спасению утопающих и снова погрузиться в состояние пассивного тошнотворного безразличия.

Человек без прошлого

   Очнулась я в светлой уютной комнате и стала думать где я и что со мной? Рядом никого не было, чтобы спросить и прояснить ситуацию. Попыталась вспомнить, что произошло, но в голове, кроме боли, была полная пустота. Я испугалась этого состояния и даже принялась ощупывать свое тело, чтобы убедиться, не сон ли это? Все части тела чувствовали прикосновение рук, убеждая сознание в том, что это не сон, а реальность. Так почему же в памяти не сохранилось никакой информации? Попробовала позвать людей и обрадовалась, услышав свой голос. Через несколько секунд ко мне подошла девушка в белом халате. Она мило улыбнулась и о чем-то спросила, но я ее не поняла. Хотела переспросить, но она, как птичка, выпорхнула из комнаты. Я почувствовала, что нахожусь в каком-то ином мире. Вижу, слышу, чувствую, не потеряла дара речи, но вместо памяти белое пятно. Даже не помню, как меня звать, кто я, откуда и почему нахожусь в больничной палате, в какой-то чужой стране? Попыталась подняться и сесть на кровати, но не смогла. Голова закружилась, а тело оказалось слабым и немощным. Мозг реагировал на все раздражители, осмысливал все в реальном времени, но напрочь был отсечен от прошлого.
   В палату вошло несколько человек в белых халатах и таких же шапочках. Я поняла - это консилиум врачей. Один из них в очках с бородкой взял меня за руку и членораздельно спросил на английском: "Больная, как вы себя чувствуете?" Я поняла, что речь идет о моем самочувствии и ответила, с трудом подбирая английские слова: "Большая слабость, головная боль и ничего не помню". Больше мне никто никаких вопросов не задавал, а я пыталась за что-то зацепиться и вспомнить, кто же я?
   Значит так: думаю и говорю по-русски - значит русская, могу говорить по-немецки - значит моя деятельность была связана с Германией, понимаю и пытаюсь говорить на английском - значит нахожусь в англо-язычной стране. Однако, все эти логические умозаключения никак меня не связывали с прошлым. Так продолжалось несколько дней. Медперсонал окружил меня вниманием и заботой. Меня лечили, утихли головные боли, появился аппетит, тело стало наливаться силой. Через неделю встала на ноги и даже совершила прогулку по палате в несколько десятков шагов.
   На второй день после того, как я очнулась, в палату вошла молодая женщина, лицо которой показалось мне знакомым. Она села возле меня на стул и стала возбужденно говорить:
   - Элен, милая, я так рада, что ты пришла в сознание. Я очень за тебя переживала. Ты помнишь меня?
   Я смотрела на нее, слушала и вдруг в памяти появился крошечный просвет. Море, волны, палуба корабля и эта женщина. Кто же она? Да это же моя подруга по несчастью, Берта. С этого времени мой мозг, находящийся как будто в замороженном состоянии, стал постепенно оттаивать и заполняться микроскопическими порциями памяти. Еще не уверенная в своем открытии, прошептала:
   - Берта, я тебя узнала, но кроме моря, корабля и чего-то страшного, происшедшего с нами, ничего не помню. Расскажи, что случилось и как я оказалась тут?
   - На твой вопрос я отвечу немного позже, когда ты поправишься и немного окрепнешь, а тогда у нас будет время обо всем поговорить.
   Она находилась возле меня не более десяти минут, но успела открыть краник сосуда, наполняя его драгоценной жидкостью памяти.
   Берта приходила каждый день, рассказывала веселые истории из своей жизни, фрагменты разговоров из наших бесед, эпизод за эпизодом, восстанавливая их в моей памяти. Через две недели я уже знала, кто я такая, и как оказалась в столь сложной ситуации. Когда память постепенно стала ко мне возвращаться, снова обратилась к Берте с просьбой рассказать о случившемся. Обрыв памяти у меня произошел в тот злополучный вечер, когда стояли с ней на палубе корабля и любовались вечерним морем. Вот что она рассказала:
   - Если помнишь, наша вечерняя прогулка по палубе корабля затянулась допоздна. О чем мы говорили я уже не помню, но вдруг, под днищем корабля раздался мощный взрыв. Судно подбросило и накренило на правый борт. Мы попадали и скатились под самый борт. Стали падать какие-то предметы. Чем тебя ударило я не знаю, только, когда я к тебе подползла, ты уже была без сознания. Я успела схватить спасательный круг, одеть на тебя и вместе вывалиться за борт. Крен был такой, что борт был у самой воды. Придерживая тебя за голову, чтобы не захлебнулась, я принялась отчаянно грести в сторону от тонувшего корабля. Сколько времени барахталась в воде, не помню, опомнилась только, когда нас подняли на спасательную шлюпку и доставили на военный корабль сопровождения, а затем в Нью-Йоркский госпиталь. Видимых следов ранений, или переломов на твоем теле врачи не обнаружили, но на голове была обширная гематома. Это видимо и стало следствием потери сознания на длительное время. Я все время находилась возле тебя, переживала и очень опасалась за твою жизнь. Слава Богу, что все обошлось. Теперь будем ждать и надеяться, что ты поправишься, а память твоя восстановится.
   - А что известно о причине гибели корабля?
   - Газеты писали, будто бы судно наскочило на мину, получило огромную пробоину и за считанные минуты пошло ко дну. Спастись удалось лишь единицам. Если бы мы были в каюте, то и нас постигла бы горькая участь тех несчастных, которые пошли на дно вместе с кораблем. Мои родители знали, что я возвращаюсь домой на этом судне и, когда из прессы узнали, что оно затонуло, очень переживали. Как только нас доставили в госпиталь, я им позвонила, сказала, что жива, но на некоторое время задержусь и объяснила причину задержки. Как только тебе станет лучше, я заберу тебя к себе домой, поживешь у нас, восстановишь силы и поправишь здоровье, а тогда будешь решать свои проблемы самостоятельно. Я даже не спрашиваю твоего согласия на свое решение.
   Я была чрезвычайно тронута благородством в общем-то малознакомой женщины. О том, что я совершенно одна в чужой стране, без средств существования, больная, с потерей памяти, остро осознавать начала только сейчас, когда Берта взялась меня опекать. Мне не хватало слов благодарности к ней, и я просто заплакала.
   За две недели пребывания в госпитале память моя постепенно стала восстанавливаться, но не целиком, а отдельными фрагментами, которые я никак не могла связать в целостную осмысленную цепочку. В конце третьей недели пребывания в госпитале за нами приехал на своем автомобиле двоюродный брат мужа Берты и отвез в родительский дом. Не считая частых головных болей, физически чувствовала себя хорошо и все увиденное и услышанное воспринимала вполне осознанно в реальном времени. В доме жили родители мужа Берты и двое ее детей - мальчик и девочка, которые наконец дождались свою мамочку. Общались домочадцы на английском языке, а поскольку я знала его еще слабо, Берта помогала мне его освоить. Приученная с детства к домашнему бытовому труду, я добровольно взялась за это привычное дело. Хозяевам это нравилось, а я получала удовольствие от того, что приношу хоть какую-то пользу хорошим людям. К тому же, как только бралась за какую-то домашнюю работу, в памяти восстанавливались родительский дом, лица родителей, братьев, друзей, обрывки событий и фрагменты пейзажей. Как ни странно, память начала восстанавливаться с ярких детских впечатлений. Тогда я начала понимать, кто я, почему знаю русский язык, но пока не могла понять, как и почему я оказалась за океаном? Все свои открытия, связанные с постепенным восстановлением памяти, я держала при себе, поняв, что в моем появлении в США, кроется, какая-то тайна. Отсутствие связи с прошлым, на данном этапе наверное сослужило мне добрую службу. Всю информацию окружающего мира, я как ребенок впитывала с поразительной легкостью и уже через месяц бегло говорила на английском. Дом, в котором жила семья Касслингов, находился за городом и утопал в зелени. В саду росли плодовые и декоративные деревья, в том числе розарий из множества роз, как мне сказала Берта, подобранных таким образом, что цвели они с ранней весны до поздней осени, соблюдая очередность - отцветали одни, зацветали другие, и так до самой зимы. Всем этим хозяйством управлял отец Билла.
   По вечерам, прогуливаясь по саду, Берта рассказывала мне о своей жизни в довоенной Германии, о причине эмиграции в США и о том, как своевременно они это сделали, не испытав всех ужасов войны, как испытали ее соотечественники. Мне показалось, обо всем, что рассказывала мне подруга, я уже где-то слышала, однако по рекомендации врачей, не напрягала память, надеясь, что она сама постепенно восстановиться.
   Вскоре, совершенно неожиданно, к Берте приехал муж. Оказалось, их авиадивизия стратегических бомбардировщиков, получила приказ о передислокации из Европы в США. Сдав матчасть механикам, экипажи получили краткосрочные отпуска и разъехались по домам. Для всех членов семьи это была огромная радость, а Берта была несказанно счастлива. Я на некоторое время осталась "за кадром". Знал ли Билл обо мне, наверное знал, иначе зачем ему надо было вести в свой дом одного из членов экипажа. По поводу возвращения фронтовиков в семействе Касслингов было устроено застолье, на котором присутствовала и я. Гость, а звали его Эдвард, оказался веселым общительным парнем. Мы с ним весь вечер разговаривали, танцевали, но вопросов он мне не задавал, видно предусмотрительно предупрежденный Бертой о моих проблемах с памятью. Целую неделю, пока гостил он в семье Билла, мы не разлучались. Ходили в рестораны, кино, аттракционы или просто гуляли в саду. Я ему видно понравилась. Перед тем, как возвращаться в часть, он сделал мне предложение. Я не знала, что мне делать и решила посоветоваться с Бертой. Улучив момент, я ее спросила:
   - Берта, Эдвард сделал мне предложение, но я еще не совсем здорова, не знаю, что он за человек, я в полной растерянности и не знаю, что мне делать? Что ты посоветуешь?
   - Мне муж говорил, что Эдвард из хорошей семьи, англо-саксонского происхождения, не был женат, ему 23 года, с 1944 года воевал в составе союзных войск в Европе. У родителей он единственный сын. Семья хорошо обеспечена. Мне кажется, для тебя это неплохой шанс. Элен, не пойми меня превратно, если не решишься на замужество, то живи у нас сколько угодно, но рано или поздно надо будет начинать все с нуля. В твоем положении, мне кажется замужество - это не худший вариант.
   Я подумала, и впрямь ждать помощи мне не от кого и приткнуться не к кому, значит другого выбора у меня просто нет. На следующий день дала Эдварду согласие, поблагодарила Берту и ее семью, за оказанную помощь и прыгнула головой в омут.
   Так, после месячного пребывания на американской земле, нежданно, негаданно вышла замуж, начав жизнь с нуля и распрощавшись на век со своим прошлым в прямом и переносном смысле. Берте на пароходе я представилась своим родным именем Элен и как показало время, оно оказалось единственным сокровищем, взятым из прошлой жизни. Эдварду так и сказала, что во время кораблекрушения получила травму головы, потеряла память, была спасена Бертой, а из того, что удалось вспомнить, то это то, что я русская немка, плыла в Америку к родителям погибшего мужа. Ни документов, ни личного имущества взять не удалось, за бортом оказались в чем были одеты. Как ни странно, травма головы не повлияла на знание языков. Владение в совершенстве русским, немецким и разговорным английским, видимо дало основание врачам сделать заключение, что участок мозга, отвечающий за память, обязательно восстановится, только надо найти способ запустить этот пусковой механизм. Им может быть сверхмощный эмоциональный всплеск, тяжелое потрясение или нервный стресс. Об этих страхах и опасениях я чистосердечно призналась Эдварду, на что он мне ответил: "Элен, я люблю тебя такую, какая ты есть, и мне безразлично, кто ты была в своей прошлой жизни". Так начался новый отсчет времени в моей американской биографии.

Момент истины

   Наша семейная жизнь с Эдвардом вошла в привычное русло. Он отвез меня к своим родителям, где мы провели с ним медовый месяц, а затем он уехал на место службы. Авиабаза, где он служил, находилась в ста километрах от родительского дома, что позволяло мужу два-три раза в месяц, на выходные бывать дома. Тогда он мне устраивал настоящие праздники. Водил по гостям, знакомил с друзьями, родственниками, сослуживцами. В реальном времени голова моя работала нормально. Я читала газеты, общалась с людьми, критически оценивала любую ситуацию, но осознание того, что я человек без прошлого, постоянно угнетало меня и мучило. Если в физическом плане я была совершенно здорова, то в моральном, мягко говоря, не получала должного удовлетворения. Бытовую работу по дому выполняла с радостью: ходила в магазины за продуктами, готовила еду, мыла, стирала, скребла, а родители Эдварда, молча наблюдали за мной, не высказывая ни похвалы, ни осуждения. Они к женитьбе сына отнеслись спокойно, но к невестке, как мне показалось, особой симпатии не питали. В то время поведение родителей мужа мне было непонятно, только со временем, когда сама оказалась в их положении, поняла, что это родительский синдром, ревновать пришельцев к своим детям. Все родители мира убеждены, что их дети по всем показателям лучше своих половинок.
   Прошло два месяца моего пребывания в родительском доме Эдварда, но отношения со свекром и свекровью, ближе, сердечнее, так и не стали. Как-то, работая в саду, я вдруг почувствовала какой-то толчок внутри себя. Я испугалась, не понимая, что со мной происходит. Второй и последующие толчки в животе дали понять, что нас уже двое. Осознание того, что я беременна, и во мне шевелится живое существо, повергло меня одновременно в радость и страх. Радость от того, что у меня будет продолжение, я уже не затеряюсь на этой земле, и страх от того, что не смогу объяснить своему ребенку, кто я и откуда идут мои корни.
   Об этой приятной новости рассказала свекру и свекрови, но они это сообщение восприняли сдержанно без особых эмоций. Только Эдвард, узнавший о том, что будет отцом, отпросился на несколько дней и с радостью провел их с нами. Он уехал, а я снова осталась наедине со своими мыслями. Как-то через неплотно закрытую дверь комнаты, невольно подслушала разговор родителей мужа. Свекровь высказывала сомнение своему мужу относительно первого шевеления ребенка в утробе матери. Она убеждала его в том, что трёхмесячный ребенок после зачатия еще не проявляет признаков жизни, а это значит, что ребенок не Эдварда, а кого-то другого. Этот подслушанный разговор и меня натолкнул на эту же мысль: "Если отец будущего ребенка не Эдвард, то кто же?"
   Я продолжала жить в их доме на правах невестки и домработницы, не обращая внимания на их подозрительность и усиливающуюся неприязнь. При очередной встрече с мужем высказала пожелание не разлучаться с ним постоянно, а жить вместе на съемной квартире где-то поблизости от места его службы.
   Он согласился со мной и сказал, что подумает над его реализацией. Через месяц Эдварду удалось "выбить" у командования квартиру в офицерском городке, и я с радостью переехала к нему. Теперь мы жили как нормальные люди. Я создала семейный уют и комфорт, теперь уже в своем доме. Мужа окружила теплом и заботой, а он мне платил той же монетой. Насколько я поняла, сомнения и подозрения его родителей касаемо моей беременности, его совершенно не волновали и на наших отношениях никак не отразились. Однако меня этот вопрос постоянно мучил.
   Новый 1946 год не внес в нашу жизнь каких-либо серьезных изменений. Беременность протекала нормально, без тошноты, головокружений и токсикозов, единственно что меня мучило - это мое туманное прошлое. Полностью память так ко мне и не вернулась. Моя вымышленная биография-легенда, рассказанная Берте на корабле, а потом воспроизведенная ей же, стала моей основной жизненной историей. По этой версии я была Элен Визгерт. Под этим именем вышла замуж и теперь стала Элен Вильсон. Несмотря на удачно сложившуюся семейную жизнь, в моем измученном мозгу постоянно висел один и тот же вопрос: "Кто я на самом деле?" Я цеплялась за каждую публикацию о Советском Союзе в периодической печати, радовалась успехам советских людей и огорчалась, что отношения между СССР и США с каждым месяцем становились все хуже и хуже. Вспомнив о своем раннем детстве, родительском доме, родителях, как о чем-то далеком, необычном и сказочном, я поняла, откуда я родом и какой мой родной язык. И пусть моя медленно восстанавливающаяся память была похожая на сон, с размытыми пейзажами, образами и событиями, я поняла: главное - моя родина Советский Союз. Тут теперь я была американкой немецкого происхождения. Освоив разговорную английскую речь, я, обложившись учебниками и словарями, решила заняться самообразованием.
   Роды ожидались в середине июня, и вдруг неожиданно 11 апреля у меня начались предродовые схватки. Врачи, поверившие в нашу ориентировочную дату, констатировали преждевременные роды. Весь вечер и до середины ночи, меня мучили схватки, но время еще не подошло. Врач-акушер и медсестра не отходили от меня ни на шаг. Отошли воды, а с ними и прекратились схватки. Я получила некоторое облегчение, но для плода это плохо, и врачи решили вызвать искусственные роды. Сделали сразу несколько уколов. Через некоторое время схватки возобновились, но плод не хотел выходить. Тогда врач всей своей массой навалился на живот, меня пронзила острая боль и из уст у меня невольно вырвалось: "Мамочка, спаси меня!" И тут же я потеряла сознание. Сколько времени находилась в таком состоянии, не знаю, только когда меня начали тормошить, чтобы показать ребенка, мне не хотелось "просыпаться". Мне было так хорошо. Будто я была в какой-то неведомой стране, гуляла по саду с милым прекрасным юношей, целовались с ним, катались на лодке и все это время нас сопровождала возвышенная райская музыка и было ощущение божественной неземной любви.
   Открыв глаза, увидела вокруг себя множество людей в белых халатах и перед лицом, розовое плачущее существо, которое опустило меня на землю и вернуло в реальность. Я была расстроена тем, что меня грубо разбудили и вывели из состояния блаженства. Даже рождение дочурки меня не обрадовало. И вдруг меня осенила мысль: "Да, это же был не сон и не плод моей фантазии, а реальный эпизод из моей прекрасной юности, когда встретились с Васей в Ленинграде и целый день любовались городом, друг другом и наслаждались жизнью". Ларец моей памяти открылся, и сделала это дочурка моя, Джулия. С этого дня память ко мне стала возвращаться и с каждой минутой моё тело, душа и сознание обретали покой и уверенность и стали наполнятся внутренним светом, для свершения чего-то большого и важного. Я поняла наконец, кто я, почему нахожусь тут, почему семимесячный ребенок родился, как нормальный девятимесячный и кто его настоящий отец. Теперь об этом нетрудно было догадаться. Наша встреча с Васей состоялась 15 июля, а дочка родилась 12 апреля. Теперь мне стали ясны и понятны сомнения и подозрения родителей Эдварда. К их огорчению, а моему счастью, они оправдались. С этого момента я стала жить прошлым, настоящим и будущим. Несмотря на то, что теперь мне пришлось жить двойной жизнью, я была рада, что момент истины наступил.

Удары судьбы

   Возвратившись домой, я ощутила себя счастливой мамой, да и муж всячески способствовал этому. Он окружил нас теплом и заботой. Помогал пеленать, купать ребенка, а иногда даже вставал ночью, когда дочка плакала, чтобы поменять ей пеленки. Джулечка росла здоровой и смышленой, а я смотрела на нее и пыталась понять, на кого же она похожа? В конце концов пришла к выводу, что она унаследовала мои черты, но глаза и надбровные дуги были Васины. Я радовалась тому, что наша чистая юношеская любовь не пропала бесследно, а нашла воплощение в нашей доченьке. Однако это была моя сокровенная тайна, о которой едва ли когда-нибудь, кто-либо узнает. Я глубоко осознавала свое положение и то, что возврата назад у меня нет, стало быть, надо ценить то, что есть, продолжать жить и совершенствоваться, как личность. Эдвард заметил во мне некоторые перемены, но я решила не рассказывать ему о своем чудесном исцелении, а оставить все так, как было. Я оставалась для него человеком без прошлого. Его это устраивало, меня тоже. Мне надо было сосредоточиться на семье и воспитании дочери.
   ... Прошло пять лет. Военная карьера мужа шла успешно. Наша дочка в пять лет уже знала все буквы и пыталась читать, была здорова, самостоятельна и очень доброжелательна. Ее яркая солнечная улыбка заряжала всех радостью, теплом и надеждой. Эдвард был с ней нежен и ласков и просто обожал ее. Когда дочка немного подросла, роль домохозяйки меня перестала устраивать. Я об этом сказала мужу и пошла на работу. Мои знания медицины и практические навыки пригодились. Я прошла конкурс и стала работать медсестрой в военном госпитале. Благо младших медсестер не хватало и рабочих мест по этой профессии было предостаточно. В медицинских академических университетах наряду с дневной формой обучения, была и заочная. Я поступила на заочное отделение. Это меня вполне устраивало, так как свои теоретические знания, полученные из медицинской литературы, я имела возможность применять на практике. За четыре года я прошла полный курс обучения и получила квалификацию врача-педиатра. Не отставал от меня и муж. Он уже был подполковником и командовал авиаполком. С родителями Эдварда отношения были прекрасными, и каждое лето всей семьей мы отдыхали у них. Они признали во мне хорошую невестку, достойную жену для своего сына и заботливую любящую мать их внучки, которую просто боготворили. Однако это не означало, что ей было позволено все - и баловство, и излишества. Американский принцип воспитания детей совпадал с моим: "Дети должны расти в достатке, любви и строгости". По крайней мере, мне так казалось.
   Когда муж уезжал в длительные командировки, я давала волю воспоминаниям и размышлениям. Больше всего меня волновали два вопроса - это судьба Василия и мамы. Полет моих фантазий не имел границ. То я, как прежде, посылала ему приветы, распростерши руки навстречу небесным светилам, то видела его на трапе, прилетевшего из Европы самолета, то снился мне он в образе ангела-хранителя, который прилетал каждую ночь к моей постели и с немым упреком смотрел на свою спящую, потерянную любовь. Этих видений и мыслей я уже стала бояться. Больше всего меня угнетало и мучило то, что я по воле рока изменила своему любимому и не выполнила до конца свою миссию, ради которой оказалась тут - за тридевять земель. Возобновить поиски, искать связи, явки и снова вставать на тропу войны я уже не могла и не хотела. Да и там, давно, поди, считают меня без вести пропавшей и снятой с учета.
   Мне оставалось только жить тайной надеждой когда-то вернуться на родину, яркими воспоминаниями прекрасной юности, да радоваться успехам гигантского строительства в СССР, о чем широко сообщалось в американской прессе. Послевоенные отношения бывших союзников СССР и США резко ухудшились, поэтому о каких-либо контактах между гражданами этих стран не могло быть и речи. Такое положение дел особенно волновало русскоязычную диаспору, выходцев из России, которые по-прежнему любили свою историческую родину. Искусственно создаваемые и секретно финансируемые, мелкие и крупные этнические, религиозные и политические конфликты, происходившие в разных странах и континентах тайно или явно поддерживались противоборствующими сторонами. Это была борьба за лидерство, борьба идеологий, борьба жестокая и бескомпромиссная. От этого противостояния, как всегда, страдал народ. К одному из таких конфликтов относится и гражданская война между Северной и Южной Кореей. Война приняла ожесточенный характер и требовала от противоборствующих сторон все больших и больших ресурсов, в том числе и человеческих. В начале мая 1951 года и я проводила мужа на войну защищать неизвестно чьи интересы.
   Время шло. Сводки с мест военного конфликта в Юго-Восточной Азии приходили не утешительные. Пожар войны разгорался и конца ему не было видно. Спустя три месяца после отправки мужа в зону боевых действий, он погиб. Для нас с дочкой это был страшный удар. Такого страшного горя не выдержали его родители. Сначала от сердечного приступа умер его отец, а потом мать. Так, в течение года я лишилась троих моих самых близких людей. Осталась одна с пятилетней дочкой и своими горькими думами. Однако долго оставаться в состоянии депрессии, тоски и уныния я не имела права, заставила себя встряхнуться, продолжая жить и бороться. В этом мне помогли работа и Джулечка. Университетских знаний по педиатрии мне оказалось недостаточно, поэтому я пыталась постоянно совершенствоваться. Читала специальную литературу, писала статьи, рефераты по новейшим методам лечения детских болезней и опробировала их на практике.
   Покойный муж знал о моем русском происхождении и даже пытался изучать русский язык, но он давался ему с большим трудом. Готовя дочку к школе, научила ее писать, читать и считать, а дома разговаривала с ней на русском языке. Тогда я не могла рассказать ребенку о своей принадлежности к Великой стране и Великому русскому народу, а ограничилась лишь тем, что этому меня научила моя русская мама, а ее бабушка. Правду о моей жизненной истории со всеми подробностями она узнает, когда будет взрослой женщиной, а пока предстояла нелегкая жизнь и жестокая борьба за выживание.
  

Глава IV. Смертельная командировка

   Локальная война, как пробный камень.
   Разведка боем - можно так сказать,
   Куда амбициозные вожди, без правил,
   Ведут солдат друг друга убивать.

Возвращение

   За три года службы на Камчатке с редкими полетами на материк, я совсем отвык от шумных городов. Но вот кончилась моя добровольная ссылка на край земли и я, с чувством исполненного долга, мчусь домой. Прибранная, помолодевшая Москва показалась мне вершиной цивилизации. За эти годы столица оделась в строительные леса, принарядилась и похорошела. На улицах стало больше машин, трамваев и троллейбусов, а на лицах москвичей появились радостные улыбки. С таким приподнятым настроением приехал и я к Веденеевым. Это был мой дом, где меня ждали и любили. Николай Васильевич и Лидия Петровна - мои названные родители - приняли меня радушно. После длительной и утомительной дороги, длиной почти в полмесяца, тело требовало расслабления и отдыха.
   Поняв это, Лидия Петровна не стала меня расспрашивать, а накормив, предложила принять душ и часика два поспать. Я с радостью принял ее предложение и, освободившись от дорожной пыли и грязи, чистый и обновленный, как младенец, лег в постель. Через два часа, отдохнувший и бодрый, предстал перед хозяйкой дома. Обменявшись с ней дежурными фразами, поехал в отдел кадров штаба ВВС, доложить о прибытии, обещав хозяевам вечером дать пространное интервью о камчатских впечатлениях. Из штаба решил позвонить чете Денисовых. Трубку взяла Нина. Услышав мой голос, явно обрадовалась и стала рассказывать про домашние новости и о том, какие "перлы" выдают ее сорванцы. Когда я получил назначение на службу, старшему, моему тезке Василию, было только четыре года, а в этом году он уже идет в школу. Младшему - Николаю пять лет, и можно представить себе, что они вытворяют, когда сходятся вместе. Потом Нина сказала, что они очень по мне соскучились и завтра ждут в гости. Хочу сказать, что с этой семьей у меня были самые теплые отношения. Даже находясь на разных концах страны, мы писали, звонили и чувствовали постоянно пульс наших сердец. Сергей с Ниной были для меня больше, чем друзья, они были мне как любимые брат и сестра. И можете себе представить, как я переживал, когда Сергей на несколько месяцев пропал, и никто не мог ответить: "Где он и что с ним?"
   Теперь, когда он дома, меня разбирало любопытство услышать из первых уст, что же на самом деле с ним произошло? Сергея дома не оказалось, и я не стал распространяться на отвлеченные темы и задавать Нине вопросы, на которые мог ответить только ее муж. Вернулся домой к вечеру. Хозяева хлопотали по дому, решив устроить в мою честь праздничный ужин. Теперь, когда Николай Васильевич ушел в отставку, а Лидия Петровна на пенсию, они стали больше уделять друг другу внимания, а их, и без того сердечные отношения, превратились в романтически-трепетные. В их семье, где царили душевное тепло, радость и покой, мне было комфортно, тепло и уютно. У меня от них не было никаких секретов, поэтому обо мне они знали чуть больше, чем я сам о себе. Они радовались моим успехам, сопереживали неудачам, которые чередуясь, сопровождают нас всю жизнь. Особенно близко к сердцу приняли они самую большую мою потерю - потерю Лены. За время учебы в академии, писал во все инстанции, обивал пороги Комитета государственной безопасности, архива Министерства обороны, но чиновники притворялись, что о Панфиловой Е.Д. ничего не знают, ничего не ведают. Но однажды Николай Васильевич не выдержал и, используя свои генеральские связи, позвонил своему давнему приятелю, работающему в архиве КГБ. Тот поднял личное дело Лены и под большим секретом сообщил: "Агент Панфилова Е.Д., псевдоним - Элен Визгерт, была командирована в США со спецзаданием, однако корабль, на котором она плыла, налетел на мину и в считанные минуты затонул. Из достоверных источников информации следует, что в числе двенадцати чудом уцелевших пассажиров наш агент не числится. Есть все основания полагать, что он погиб, а для выполнения задания подготовить нового агента. Считать агента Элен Визгерт без вести пропавшей, а личное дело передать в архив." "Вот и все, что мне удалось узнать", - сказал опечаленный генерал. Я сам предполагал, что с Леной произошло нечто чрезвычайное, иначе она бы написала или нашла меня. О том, что она меня разлюбила и вышла замуж за другого, такой мысли я даже не допускал и, в то же время не верил в то, что она погибла. Пусть надежда на то, что она чудом спаслась, будет равна одной миллионной, все равно я буду верить, надеяться и ждать. С такими мыслями тогда я отправился служить на Камчатку. Писал оттуда Тамаре Ильиничне, но и от нее вести были неутешительными. Лена пропала, а вот ее старший брат Петр нашелся. Был в плену, а затем отсидел несколько лет в ИТЛ, досрочно освободился, и вернулся домой. Теперь у ее мамы появилась надежда и на возвращение дочери, а у меня она таяла, как воск в догорающей свече.
   ... Стол был накрыт и, как водится по русскому обычаю, выпили по рюмочке, поздравив друг друга со свиданьицем, и разговорились. Так как был будний день, решили на ужин никого не приглашать, чтобы можно было наговориться без свидетелей. Первым начал дядя Коля:
   - Ну давай, Василий, тебе слово. Рассказывай, как служилось на Камчатке, какие планы на будущее?
   - На ближайшие два месяца - отдых. Надо использовать два отпуска. Потом снова полечу на новое место службы. Однако нового назначения в отделе кадров мне еще не определили, но хотелось бы служить на материке. Недельки две-три побуду в Хвастовичах, помогу достроить маме дом, а потом погреюсь на южном берегу Крыма.
   - Насколько мы поняли, создание семьи в твои планы не входит?
   - Если честно, то умом понимаю, надо, но полюбить никого не могу, а так, ради того, что надо, боюсь эту женщину сделать несчастной. По моему глубокому убеждению мужчина, создавая семью, берет на себя обязательство сделать жену счастливой, а детей обеспеченными и желанными, если же такой уверенности нет, то зачем городить огород?
   - Вася, ты говоришь все правильно, но жизнь давно доказала, что первая романтическая любовь - это всплеск эмоций, первые объятия и поцелуи, ожидание чего-то яркого, таинственного, необычного. В конце концов это идеальный эталон взаимоотношений между юношей и девушкой. В жизни все и сложнее, и проще. Ты достиг зрелого возраста и должен думать другими категориями. Семья - ведь это не только вечная любовь, это и заботы, и радости, и огорчения, и волнения, и тревоги, и величайшая ответственность за каждого ее члена. Мне кажется, сынок, над этим тебе следует подумать, ведь мужчина без жены, как птица без крыльев. Вместе вы способны взлететь, а по одному будете ходить по земле в вечном поиске. Ведь каждый человек имеет право на бессмертие, а оно в наших детях, внуках. Род не должен прерываться.
   - Дядя Коля, вы меня убедили. Включаю в свои планы поиск жены.
   - Вот это мне нравится. Ты ведь всегда отличался смелостью и решительностью. Теперь рассказывай о своих Камчатских впечатлениях. За три года их поди накопилось на целую книгу. Аварийные ситуации были?
   - В авиации без аварий не бывает. Но это в основном касается работы двигателей, приборов, систем навигации и управления. И потом, тренировочные полеты - это не боевые вылеты, когда ты - движущаяся мишень. В мирном небе все, или почти все, зависит от экипажа. Вот Сергею еще раз пришлось испытать судьбу в Корее и, в первую очередь, хотелось бы послушать его. Как вы на это смотрите?
   - Это хорошая идея. Я сейчас позвоню ему.
   Он тут же набрал нужный номер и генеральским тоном приказал: "Товарищ подполковник, это генерал Веденеев, сегодня приехал Василий, и мы хотим видеть тебя в нашей мужской компании, где присутствие слабонервных и женщин нежелательно. Приказы не обсуждаются. Ждем"
   Он положил трубку и повернулся к жене:
   - Мать, ты слышала наш разговор?
   - Слышала.
   - Мы будем обсуждать секретные сведения. Как только придет Сергей, ты оставишь нас и займешься своим женским делом.
   - Мог бы об этом и не говорить. Я сама всё поняла, говорите о чём хотите, я подслушивать не буду.
   Хоть Николай Васильевич говорил с женой в шутливом тоне, в ее голосе звучали нотки обиды. Через некоторое время пришел Сергей. Мы крепко, по-мужски, обнялись. Несмотря на то, что их часть базировалась в Хабаровске и оба мы служили на Дальнем Востоке, но пути наши с ним не пересекались. Я знал, что их полк принимал участие в Корейской войне. Ждали такой команды и мы, но она, к счастью, не последовала. Из средств массовой информации знали, что война шла между коммунистической Северной Кореей и Южной - капиталистической, где были размещены американские военные базы. При поддержке и непосредственном участии в войне американских войск, Юг устоял и война приняла затяжной ожесточенный характер. Совершенно официально на стороне Южной Кореи воевали, кроме самих корейцев и американцев, солдаты и офицеры 14 стран-членов военного блока НАТО. На стороне Северной Кореи выступали, кроме самих Северокорейцев и так называемые китайские добровольцы. Официально СССР в конфликте участие не принимал, однако неофициально поставлял Северу боевую технику, боеприпасы и продовольствие. Так же негласно в небе Кореи сражались наши летчики-истребители, а на земле - артиллеристы-зенитчики и военные советники. А вот что же там происходило на самом деле, хотелось бы услышать от самого участника тех событий.

Рассказ штурмана

   Сергей не заставил себя долго ждать. Поздоровавшись, разделся и сел за стол. Обменявшись привычными фразами: "Как жена, дети, самочувствие", взялись за рюмки. Никто из нас алкоголем не злоупотреблял, но при торжественных случаях не прочь были пропустить по сто-двести грамм народного напитка для поднятия настроения. Так и на этот раз, выпили, повеселели и потянуло на откровения. Я знал из писем, что Сергей попал в сложную ситуацию, чудом уцелел и вот нам хотелось услышать из первых уст о его смертельно опасной Одиссее. К этому у нас с генералом был не только праздный, но и профессиональный интерес, так как нам, авиаторам, было известно, что на Корейской войне испытывались новейшие образцы военной авиатехники, как с нашей, так и с американской стороны. Первый вопрос другу задал я:
   - Сергей, из твоих скупых строк в письме, я узнал, что ты попал в чрезвычайно-сложную ситуацию, но вышел из нее с честью. Нельзя ли об этом поподробнее?
   - О том, где я был, что видел и прочувствовал на собственной шкуре, говорить можно только шепотом, и то только в кругу самых близких друзей. Поскольку у меня от вас никаких секретов нет, расскажу вам все, как на духу, ведь кто-то должен знать, какой творится там беспредел. Если коротко, то это будет выглядеть так: "Войну в Корее спровоцировал лидер Северной Кореи Ким Ир Сен. Его замысел поддержали лидеры СССР и Китая. Южную Корею с их лидером Ли Сын Маном опекали американцы, где с момента размежевания Кореи, находился их воинский контингент. Как вы знаете, 25 июня 1950 года войска северо-корейцев мощным ударом разгромили Южно-Корейскую армию и за несколько дней освободили Сеул. Однако полностью освободить полуостров им не удалось. В срочном порядке американцы вместе с воинскими подразделениями 14 стран членов блока НАТО, перебросили значительную часть войск и остановили, а потом и отбросили северокорейцев на десятки километров назад. Таким образом, из блицкрига, который планировал Ким Ир Сен, ничего путного не вышло, а война приняла затяжной опустошительный характер. Война жестокая, бесчеловечная, словом, война без правил. С обеих сторон в конфликт было втянуто до 3-х миллионов солдат и офицеров. Война носила неофициальный варварский характер, без соблюдения международных конвенций относительно военнопленных и мирного населения. Это мне пришлось испытать на собственной шкуре. Если наши солдаты в боевых наземных операциях участия не принимали, то авиация и зенитные комплексы, обслуживаемые нашими военными специалистами, были в самой гуще событий. В небе Кореи испытывались новейшие модели военных самолетов. С Американской стороны это были: истребители F-51 "Мустанг", F-4 "Корсар", бомбардировщик B-29 и другие. С Советской стороны истребители: Ла-9, Як-9, Миг-15 и незначительная часть бомбардировщиков Пе-2, Ил-4, Ту-4, Ту-2 торпедоносцев. По свидетельству летчиков и авиаспециалистов, наши истребители, а в особенности Миг-15, показали себя с самой лучшей стороны и, в большинстве случаев одерживали победы в воздушных боях. Возможно это было еще и потому, что за их штурвалами находились прославленные советские ассы, такие, как Иван Кожедуб, Евгений Пепеляев, А. Алелюхин, А. Шевцов и другие. Наши "Петляковы", в основном выполняли разведывательные и военно-транспортные полеты. Свое участие в войне мы всячески скрывали, вплоть до того, что формировали экипажи из летного состава ребят азиатского происхождения и нанесения на самолетах северо-корейских опознавательных знаков. Однако тайное становилось явным и советское руководство оказывалось в неудобном положении, но американские средства массовой информации об этом также умалчивали, потому что боялись, чтобы этот конфликт не перерос в широкомасштабную войну. Теперь конкретно об этом случае. Наш экипаж уже не раз выполнял боевые задания разведывательного характера, и все нам сходило с рук. На этот раз надо было найти в тайге вновь построенный аэродром, с которого поднимались американские истребители и охотились за нашими одинокими боевыми и военно-транспортными самолетами. Аэродром был хорошо замаскирован и несколько разведывательных полетов успеха не имели, и на нас возлагалась особая ответственность и надежда на положительный результат. К полету готовились долго и тщательно. И вот, в три часа утра, 28 июня 1952 года, машина поднялась в воздух. Набрали высоту семь тысяч метров и взяли курс на Юг. Предполагаемый объект находился километрах в 100-150 от линии фронта. Расчет был на то, что когда подлетим к месту поиска будет уже светло, мы снизимся до 1500-2000 метров и приступим к делу. Так и сделали. Все шло гладко, пока не снизились до задуманной высоты. Потом стали кругами делать облет лесного массива, обращая внимание на большие поляны и просеки, пригодные для использования под аэродром. На одной из просек обнаружили силуэт незамаскированного самолета, и стало ясно - это аэродром. Быстро наношу на карту объект и включаюсь в фотосъемку. Американцы видно поняли свою оплошность и открыли по нам шквальный зенитно-пулеметный огонь. Разрывы снарядов яркими вспышками окружили машину. Казалось, что все деревья ощетинились зенитными стволами и палят в своего нарушителя спокойствия, стараясь любой ценой сбить нас. И это им удалось. Когда дело было сделано, объект сфотографирован, квадрат определен и нанесен на карту, и можно было брать обратный курс, самолет дрогнул от близкого разрыва снаряда и загорелся. В такой ситуации, тянуть самолет на вынужденную посадку бессмысленно, так как пламя уже охватило всю машину. Последовала команда командира экипажа: "Прыгаем!" Вылетая на задание, отрабатывали и такой вариант: "Как действовать экипажу при выбросе с парашютами из горящего самолета и выжить в условиях непроходимой тайги". Так вот, самым главным пунктом в этой инструкции значилось: "по возможности, экипаж должен собраться вместе, без паники обсудить создавшееся положение, составить план действий и приступить к его выполнению".
   Поскольку высота полета была критической, медлить было нельзя. Выпрыгнули из самолета с небольшим интервалом и вскоре с радостью обнаружили, что все парашюты раскрылись и разброс наш будет в радиусе, не более трех километров. Оглядываю пространство под собой и никакого просвета между деревьями не вижу. Не хотелось бы, но придется видно приземляться на макушки деревьев, что чрезвычайно опасно. Не долетая до земли, услышали мощный взрыв нашего рухнувшего самолета и внутри, как будто что-то оборвалось, ведь был он для нас и домом родным и рабочим местом, а сейчас, врезавшись в землю, оставил нас на произвол судьбы.
   Стремительно приближается земля. Толчок о макушку огромного дерева, скольжение по его ветвям и вдруг тишина, и я повис над пропастью. Купол парашюта зацепился за верхушки двух соседних деревьев и я оказался подвешенным на пятнадцати метровой высоте. Обрезать стропы и свалиться с такой высоты чрезвычайно опасно, а помощи ждать не от кого, значит надо срочно что-то предпринимать нестандартное, безопасное и экстренное. Ведь самолет был подбит ранним утром на глазах у противника и за экипажем, спустившемся на парашютах, будет срочно выслана группа захвата. Медлить нельзя. Раскачиваясь, как на качелях, стараюсь ухватиться за толстый сучок, а по нему добраться к стволу дерева. Несколько попыток оказались безуспешными. Потом, видно от резкого толчка, макушка одного дерева обломалась, меня качнуло и ударило о ствол соседней сосны, что меня и спасло. Обхватив его руками и ногами, обрезал стропы и спустился по стволу на землю. Постояв минуту и, ощутив себя в безопасности, стал пробираться сквозь заросли в том направлении, где могли бы быть мои товарищи. К счастью, минут через сорок вся команда была в сборе. Были рады, что снова вместе, без серьезных травм и повреждений и, не сговариваясь, двинулись в северном направлении. Заросли смешанных деревьев, с преобладанием ели, сосны и дуба, увитые лианой и диким виноградом, были настолько густы, что приходилось, в буквальном смысле, продираться сквозь них с помощью армейских кинжалов, входивших в нашу экипировку. За четыре часа пути, мы вымучились настолько, что валились с ног. Сделали часовой привал, на котором решили обсудить ситуацию и наметить план действий. Начали с того, что выяснили наличие технических средств для выживания в дремучем лесу. Итак, личное оружие - пистолеты - могут быть использованы не только для самообороны, но и как средство добычи пищи. Кинжалы уже показали, что без них мы не прошли бы и километра. Две зажигалки упрощали добывание огня. Ну и наличие сухого пайка в виде: двух банок мясной тушёнки, одной банки сгущеного молока, трех пачек галет и трех плиток шоколада на каждого, давали нам возможность, при экономном расходовании, продержаться до трех суток. По моим штурманским расчетам, до линии фронта оставалось не более 80 километров, это означало, что, используя весь световой день, через неделю можно выйти к своим. Приняли решение двигаться на север целый день, делая каждые два часа получасовой привал. Для ночлега делать шалаш, разводить костер, варить пищу, отдыхать и готовиться к дальнейшему походу. Наметив план выживания, продолжили движение. Шли до полудня. Солнце стояло в зените, духота неимоверная, а у нас ни капли воды. Решили остановиться, обследовать близлежащую территорию на предмет наличия воды, запастись ею и продолжить движение. Радовало то, что вражеские группы преследования нас не обнаружили, а значит у нас появилась возможность подумать и о ночлеге, и о способе добычи пищи, и о том, как безопаснее перейти линию фронта. В штабе дивизии знают, что нас подбили, так как стрелок-радист успел передать сигнал бедствия, значит сослуживцы тоже переживают за нашу судьбу.
   Ко всеобщей радости, в километре от нашей стоянки нашли родничок чистейшей холодной воды, пробивающийся из скальной породы. Напившись, набрали полные фляги и решили устроить лагерь для ночлега в полукилометре от родника, в глухом ущелье. Наш стрелок-радист, сержант срочной службы, нанаец по национальности, чувствовал себя в тайге, как рыба в воде. Он, потомственный таежный охотник, как только нашли воду, предложил свой план тихой охоты. Он вырезал несколько лиан метров по десять, на одном конце сделал удавки, как силки на зайцев, и положил их к самой воде. Вторые концы закрепил на макушках молодых деревьев, которые мы втроем согнули в дугу и закрепили все теми же лианами, получилось приспособление в виде мины-растяжки. Как только животное опустит голову к источнику и заденет растянутый лиан, устройство сработает, деревца выпрямятся и жертва окажется в петле. С помощью кинжалов сработали орудие охоты, а сами пошли строить шалаш. В этот вечер решили огня не зажигать, а поужинать галетами со сгущенкой, запивая их родниковой водой. Растительности для строительства временного жилья было больше, чем достаточно. Через час мы уже сидели в шалаше на пуховиках из молодых сосновых лапок. Наш "Дерсу Узала" с русским именем и фамилией - Яков Фомин - посоветовал организовать дежурство, так как ночью нашими врагами могут быть не только хищные животные, но и великое множество змей, выползающих на охоту. Первому "стоять на часах" выпало мне. Ночевать в родном российском лесу в детские и юношеские годы мне приходилось неоднократно, и там я не испытывал никакой робости, но тут, на чужой земле, где каждое дерево, каждый куст смотрит на тебя, как на врага, невольно бросает в дрожь. Чтобы в шалаш не летели комары, которых тут оказалось несметное количество, вход закрыли пологом, сделанным из широколистных растений, типа наших лопухов, а меня, охраняющего сон и покой товарищей, оставили комарам на съедение. Я сел у входа и, отмахиваясь от назойливых кровопийц, стал думать. За день, продираясь по зарослям, успел заметить, что леса в Корее значительно отличаются от наших лесов средней полосы России, прежде всего разнообразием пород деревьев. Это по видимому связано с рельефом местности (горы тут занимают до 70% общей площади) и более теплым и влажным климатом. Кроме дубов, кленов, лип, осин, елей и сосен, тут растут маньчжурский орех и бархатное дерево, но если учесть, что все они, как паутиной обвиты и переплетены лианой и диким виноградом, то станет понятно, какие это непроходимые дебри.

Ночь в тайге

   Между тем ее величество Ночь вступила в свои права. Лес ожил. С темнотой его обитатели занялись охотой или своими, только им известными, "звериными" делами. Темнота наполнилась дикими стонами, воплями, криками, свистом и уханьем, от чего дрожь пошла по телу. Свое оружие на случай нападения непрошеных гостей: пистолет, кинжал и карманный фонарик, привел в состояние боевой готовности. И вот тут, сидя в дремучем враждебном лесу, в кромешной темноте, я, прошедший, как говорится "Крым и Рим, и медные трубы", почувствовал себя маленьким беспомощным человеком, которого каждая тварь может отправить на тот свет. А ведь дома ждут жена, двое сорванцов, которым я еще очень нужен. В такой же ситуации и мой командир майор Анатолий Жакпанин, оставивший в Алма-Ате четверых малолетних детей, которые устали ждать отца, принадлежавшего больше стране, чем семье. Тогда, в период Великой Отечественной войны, никто из нас не задумывался над тем, кому была нужна война, мы знали одно, враг пришел в наш дом, значит, должен быть изгнан и наказан. С этими мыслями шли в бой, веря в победу, и с надеждой, что останемся в живых. Совсем другая наша сегодняшняя ситуация. Мы призваны охранять свою страну, но зачем нам нужна чужая война? Почему должны гибнуть вчерашние фронтовики в непонятной войне, за чуждые нам интересы? Такие вопросы мы между собой не обсуждали, они были не к месту и не ко времени, но наедине с самим собой, они возникали. Сию минуту, непосредственно на данный момент, нашей жизни и здоровью ничего не угрожало, но ощущение того, что это может произойти в любую минуту, не покидало меня. Даже оказавшись в подобной ситуации в декабре 1944 года, блуждая один в холодном зимнем лесу, у меня таких мыслей не возникало и спасли меня: вера в свои силы и возможности, любовь к Родине, к женщине и неутолимая жажда жизни. Тогда я был в худшем положении, но выжил. Сейчас нас трое. Летняя теплая погода, обилие съедобных растений и ягод, наличие различной дичи, возможность защититься от непогоды и от хищных животных дают нам больше шансов на выживание. Проанализировав все это, успокоился, отогнал мрачные мысли и вспомнил о родном доме. Нина, конечно ничего не знает. В Москве сейчас 6 часов вечера, она идет с работы, потом зайдет в детский садик, где ждут ее наши любимые сорванцы - Вася и Коля. Вася осенью пойдет в школу, а через два года придет пора и Николаю сесть за школьную парту. Вернувшись домой, Нина, скорее всего, детей отпустит во двор, а сама займется домашней работой, которой, как и у каждой женщины-матери, невпроворот. Но вот дети в кроватках спят, как и весь город, тогда и она, уставшая, обессиленная падает в кровать и мгновенно засыпает, чутко прислушиваясь, как посапывают ее любимые чумазые сорванцы. А как бы хотелось сейчас оказаться среди них и выбежавшей мне навстречу жене сказать: "Я приехал домой насовсем и теперь будем всегда вместе".
   Вдруг мои размышления прервали какие-то дикие звуки и рычание, наподобие собачьей драки. Холодок прошел по всему телу, и я невольно вынул пистолет и снял с него предохранитель. Однако через несколько минут шум прекратился и снова продолжилась ночная жизнь мелких животных, птиц и насекомых.
   В час ночи кончилось мое дежурство. Разбудив командира экипажа Жакпанина, который спросонья не понял, что от него хотят, спросил: "Что случилось?" Я ответил: "Все в порядке, твоя очередь дежурить".
   - Ничего необычного не заметил?
   - Там, где мы ставили силки, была какая-то возня, звериное рычание, наверное что-то попалось, а так ничего, обычная лесная ночь, только комары безжалостно кусают, устал их отгонять.
   - А в шалаше комаров нет, спал, как убитый.
   Перекинувшись с командиром еще несколькими фразами, забрался в шалаш и тут же мгновенно заснул. В любой ситуации я умел расслабляться и в считанные минуты заснуть, восстановить силы и, поставив свой биологический будильник на любое время, встать и чувствовать себя бодрым и отдохнувшим. Однако на этот раз можно будет спать до утра, ждать, что день грядущий нам готовит, и надеяться на благополучный исход. Яков дежурил последним и, как только рассвело, пошел проверять свои охотничьи приспособления. Проснувшись, мы с Анатолием вылезли из зеленого убежища и увидели нашего "Дерсу Узала" возле костра, жарившего шашлыки. Он рассказал о драме, которая произошла ночью. Видно было это так: "Когда семейство косуль подошло к водопою, одна из них попала в силок. Почуяв опасность, косули разбежались, а хищники, поджидающие добычу, набросились на животное и тут же его растерзали. Как известно, хищники редко заготавливают пищу впрок, а наевшись, как говорится, от пуза, остатки позволяют съесть своим меньшим собратьям. Так, что за наш сегодняшний завтрак надо сказать спасибо ночным охотникам, которые и сами наелись, и про нас не забыли".
   После ночного отдыха и сытного завтрака, замаскировав следы ночной стоянки, двинулись в путь. Шли на север, только там мы могли найти спасение. Жаль было покидать обжитой кусочек земли с водой и пищей, но земля эта была чужая и враждебная, с которой надо было уходить, и чем быстрее, тем лучше. Приспособившись к непривычным условиям жизни в непроходимом лесу, выстроили некую систему поведения и движения в избранном направлении. Теперь мы могли по достоинству оценить командиров-кадровиков, которые при формировании экипажей, включали в их составы стрелков-радистов из Приморского края, которые, как правило, были таежными охотниками. Пусть формирование экипажей самолетов из лиц с азиатской внешностью преследовало иную, маскировочную цель, но на данном этапе нам это здорово помогло. Наш стрелок-радист оказался на высоте и чувствовал себя тут в тайге, как у себя дома. План на продвижение к линии фронта был таков: продираться сквозь непроходимые дебри весь световой день, с остановкой на обед и несколькими получасовыми привалами. Засветло разводим костер, готовим пищу, строим шалаш, отдыхаем и снова в путь. Мы были рады, что южно-корейцы посчитали нас покойниками и перестали преследовать. Нам же оставалось, соблюдая правила осторожности, опыта и интуиции, продвигаться к цели. Яша взял руководство вынужденной таежной экспедицией в свои руки, и мы полностью ему доверились. План, выбранный нами, пока удавалось осуществлять. Наш охотник-следопыт выбирал маршрут ближе к подножью гор, где вероятность наличия воды была более реальной. С пищей мы тоже нужды не испытывали. Без единого выстрела Яша обеспечивал нас свежим мясом. Используя свой опыт тихой охоты на следующую ночь он зацепил косулю, которую хищники не успели задрать, а мы на несколько дней обеспечили себя мясом. Кроме шашлыков, он приспособился запекать мясо в углях угасающего костра. Он разрезал его на небольшие куски, заворачивал их в широкие листья каких-то растений, закапывал глубоко под угли костра и там оставлял их до утра. Мясо получалось необыкновенно вкусным. Правда не было соли, но и без нее жить было можно.
   Этот таежный курорт продолжался целую неделю. По нашим расчетам до линии фронта оставалось не более двадцати-тридцати километров, да и отдаленные раскаты орудийных выстрелов подтверждали наши предположения. Теперь нам надо было усилить бдительность, подняться выше в горы и, минуя населенные пункты, за один переход выйти к своим. Учитывая то, что в гористой местности Кореи, сплошной линии обороны не было, нам надо было найти брешь, чтобы беспрепятственно преодолеть эту опасную полосу. Наметили такой бросок совершить на следующий день. Подготовились для этого основательно. Запаслись запеченным мясом, набрали полные фляги воды, а для повышения выносливости, Яша где-то в долине накопал корешков женьшеня и рекомендовал жевать их вместо жвачки. Эту последнюю, как нам казалось, ночь перед решающим прыжком, решили хорошо выспаться и ранним утром тронуться в путь. На разведку "окна в границе" вызвался пойти сам следопыт.

Лагерь смерти

   Только забрезжил рассвет, а мы уже были на ногах. Яша, оставив часть своей амуниции, налегке отправился на разведку, сказав, что через час-полтора, когда окончательно убедится в безопасности маршрута, вернется на стоянку и все вместе завершим этот участок пути. Он ушел, а мы разобрали шалаш, раскидали по кустам все, что от него осталось, погасили костер и засыпали его прошлогодней листвой. Когда следы пребывания человека были замаскированы и можно было с облегчением вздохнуть, вдруг из кустов выскочило человек десять вооруженных людей, и мы, не успев ничего сообразить, оказались связанными и разоруженными. Командир пытался с нами заговорить на корейском, а потом английском языках, но ничего не добившись, завязали нам глаза, связали руки и повели в неизвестность. Налет был настолько неожиданным и стремительным, что создавалось впечатление, что они все это время шли по нашим следам и ждали удобного момента, чтобы взять. Цель была так близка, а как нелепо все получилось. Невольно подумал: "Удалось ли Яше ускользнуть из западни, может хоть ему посчастливится пробраться к своим и рассказать командованию о нашей горькой участи".
   Между тем, разговаривая на своем мяукающем языке, конвоиры вели нас под руки, периодически награждая тумаками, когда спотыкались, пробираясь по непроходимому лесному бурелому. Часа через два вышли на равнинную поверхность, где нас уже ждала машина. По-видимому это была лесная дорога, потому что на ухабах и кочках машину так кидало, будто из нас собирались вытрясти все внутренности. Эта тряска продолжалась около двух часов и, наконец, машина остановилась, и нас буквально вышвырнули на землю. Судя по тому, что с пленниками не церемонились и даже не пытались допросить, нас ожидала тяжелая участь. Только когда нас подняли на ноги, развязали руки и сняли повязки с глаз, поняли, что нас привезли в концлагерь для военнопленных. Он был обнесен трехметровым деревянным забором с колючей проволокой наверху. По углам забора стояли смотровые вышки, на которых дежурили солдаты с пулеметами. Лагерь занимал площадь примерно в два футбольных поля, причём в пяти метрах от основного ограждения была еще и внутренняя изгородь из трех рядов колючей проволоки по всему периметру. Единственное жилое помещение для солдат охраны было вынесено за пределы лагеря. Вся центральная часть лагеря была разбита на отдельные площадки, куда по каким-то, только им известным признакам, размещали военнопленных. Нас втолкнули в "кошару", где уже было человек сто военнопленных, одетых как и мы, в китайскую военную форму. Это только через несколько дней мы кое-что стали понимать, кто с нами сидит и какая участь всех ожидает. Как оказалось, нас поместили с так называемыми китайскими добровольцами, которые совершенно легально воевали на стороне северо-корейцев. Почему так называемые китайские добровольцы? Да потому, что это были солдаты и офицеры регулярной китайской армии, обученные и, понюхавшие пороху в войне с Японскими войсками, захватившими часть китайской территории. Об этом мы узнали ночью от китайца, владеющего русским языком. По его словам, он закончил Московское военное училище, в 1948 году, успел до этого повоевать с японцами, а когда началась война в Корее, его с частями регулярной армии послали воевать на стороне Ким Ир Сена. В одном из боев его разведрота попала в засаду и в неравном бою половина личного состава погибла, а остальная часть попала в плен. Офицеров в плен не брали, их расстреливали на месте и, если бы я вовремя не переоделся в форму рядового солдата, меня бы ожидала такая же участь. Он также рассказал, что военнопленных "расфасовали" по национальной принадлежности. В отдельных "калдах" сидят: северо-корейцы, монголы, китайцы и другие народности, воевавшие против южно-корейцев. Непонятно, почему нас с другом поместили с китайцами? Может, потому что меня, с европейской внешностью и китайской фамилией Де Ни Син (в документах мы значились под фамилиями, переделанными на китайский лад), было просто не к кому приткнуть. Мой командир Жак Па Нин, тоже мог сойти за китайца, поэтому и я попал с ними за компанию. Китаец, которого звали Ван Чин Сян, отнесся к нам с доверием, как только узнал, что мы русские. Ночью, когда узники прямо на земле покотом, прижавшись друг к другу, заснули, наш новый знакомый подполз ко мне и на ухо стал шептать: "Друг, я тебе доверяю, поэтому хочу сказать, что наш лагерь это не просто лагерь, а лагерь смерти. Я тут уже шесть дней и заметил, что за это время расстреляли около тысячи человек и наши шансы на спасение ничтожно малы. Пленных за 3-4 недели доводят до полного физического и морального истощения, а потом заставляют рыть ров, расстреливают и туда же сбрасывают. Идет вот такая адская круговерть, сколько пленных поступает и столько же расстреливают. Перед тем, как вы попали в этот ад, охранники буквально растерзали четверых отчаявшихся пленных, которые приблизились к внутренней ограде. Я предлагаю пока еще есть силы, надо попытаться бежать. Лагерь находится далеко в тайге и если удастся вырваться, можно оторваться от преследования и выйти к своим. Если вы согласны, будем думать вместе, как это сделать". Я его внимательно выслушал и сказал, что посоветуюсь с коллегой и завтра отвечу. Поговорив с Анатолием, решили согласиться с предложением Ван Чин Сяна, тщательно изучить распорядок дня охраны, когда и зачем выводят пленных из лагеря, а ознакомившись со всем этим, наметить план действий. Прошло еще несколько дней, а зверства, издевательства и расстрелы военнопленных продолжались. Только тут в этом земном аду, поняли, до какой жестокости и садизма может дойти человек, облаченный властью над себе подобными. Ведь руководству воюющих сторон, без всякого сомнения, известна международная конвенция о гуманном отношении к военнопленным и гражданскому населению, находящемуся в зоне военного конфликта, но ей вопреки, и согласно тайным приказам высшего руководства, происходит это беззаконие со стороны руководителей и охранников лагеря. Видно не случайно такие лагеря строились в труднодоступных местах, чтобы дотошные журналисты туда не могли добраться и рассказать миру об издевательствах, пытках и вопиющем глумлении над военнопленными. Неделя пребывания в лагере смерти подорвала наше здоровье, физические и моральные силы, но не поколебала стремление к жизни и свободе. С Ван Чин Сяном договорились, как только нас выведут за пределы лагеря на рытье траншей, мы попытаемся совершить побег. В данном случае, хоть небольшой шанс на спасение, но есть, пассивное же ожидание и такого шанса не оставляет. Совершить побег из самого лагеря было невозможно, ибо всякое движение в буферную зону, давало право часовым на вышках стрелять без предупреждения. Кроме пулеметчиков на вышках сидели снайперы, которые учились стрелять по живым мишеням.
   Раньше, когда я читал о злодеяниях гитлеровцев в лагерях смерти, думал: "Ну, почему тысячи людей равнодушно смотрят на то, как горстка вооруженных головорезов измывается над безоружными людьми и не восстают против палачей? Пусть из пулеметов и автоматов охрана расстреляет половину узников, но вторая половина сомнет их, проявит себя силой и не позволит называть себя безвольным скотом для методического уничтожения. Тогда я на этот вопрос ответа не нашел, а сейчас, оказавшись в подобной ситуации, вдруг понял, почему эта безвольная человеческая масса позволяет себя безнаказанно, по-зверски убивать. Оказалось все до наивности просто, как те, так и нынешние палачи используют одну и ту же методику психологического давления. За малейшую провинность охранники демонстративно подвергают жертвы нечеловеческим пыткам, издевательствам и расстрелам, подрывая моральный дух и способность к сопротивлению военнопленных. А когда же их покидают и физические силы, то люди действительно перестают быть людьми и, смирившись со своей судьбой, ждут терпеливо развязки.

Побег из ада

   Прошло еще два дня. Морально мы уже были готовы ко всему. Все продумали, рассчитали, осталось ждать, когда нас выведут на земляные работы. По нашим расчетам это должно случиться завтра. И вот наступила эта, может последняя ночь в моей жизни. Лежу на вытоптанной без единой травинки земле и взираю на бездонное небо вселенной. В такие минуты не до философских размышлений о тайнах мироздания, а о простом, земном: жене, детях, друзьях. Обиднее всего, если не удастся наш замысел, то никто и никогда не узнает, где покоится прах советских летчиков Анатолия Жакпанина и Сергея Денисова. Жалко себя, жену, детей, которые будут расти без отца, а от меня только и останутся: фотографии в альбоме, их детские воспоминания, да письмо-отписка властей с текстом: "Ваш муж майор Денисов Сергей Семенович пропал без вести при исполнении служебных обязанностей".
   Ночь прошла в полузабытьи. Рождение нового дня посеяло в душе моей тревогу и смятение, и, как всегда на таких поворотах судьбы, возникает мысль: "Что день грядущий нам готовит?". И вот, как мы и ожидали, настал и наш черед идти на эшафот, то есть собственноручно рыть себе братскую могилу. Порядок уничтожения пленных был таким: в начале выводили группу пленников к месту казни, где вчера они вырыли себе могилу. Раздевали их догола, расстреливали, сбрасывали в траншею, а вторая группа узников закапывала их и в другом месте уже себе готовила могилу, чтобы на следующее утро уйти туда, откуда пришли - в землю-матушку. Этот конвейер смерти двигался каждый день без перерывов, унося в небытие до сотни обреченных.
   Сегодня мы, в роли могильщиков с лопатами на плечах, измученные, слабые, еле живые, под дулами автоматов идем эти, может быть, последние в своей жизни, пятьсот метров. Как неоднократно уже было в моей жизни, в моменты смертельной опасности, как в машине времени, за считанные минуты проносится вся жизнь: и босоногое бедное детство и родительский дом, покойные родители и братья, и четыре года войны с каждодневным риском, и, наконец, счастливый проблеск - любимая жена, желанные дети. И вот теперь, когда появилась возможность жить и радоваться жизни, по иронии судьбы, я тоже безвременно должен уйти в небытие. И на этом видно закончится наша семейная трагедия. Между тем, наша группа подошла к месту казни, чтобы предать трупы земле, но мы ошиблись. Изверги с человеческим лицом, перед нашими глазами принялись издеваться над беззащитными, доведенными до полного истощения людьми. Они разбивали прикладами им головы, вспарывали животы, вынимали и разбрасывали внутренности. При такой чудовищной человеческой драме пришлось присутствовать нам впервые.
   И вдруг, не выдержав такого надругательства над людьми, шепчу Анатолию: "Пора". И развернувшись лицом к лицу к конвоиру, без замаха бью ему лопатой в шею и ору благим матом: "Бей гадов!" Конвойный упал, а я схватив его автомат, начал стрелять по рядом стоящим конвоирам, которые уже открыли огонь по толпе. Военнопленные, поняв наконец, что лопата это тоже грозное оружие, начали бить конвоиров, забирать их оружие и разбегаться по тайге. Воспользовалась этим шансом и наша тройка. Мы бежали вместе, не чувствуя боли от ран и ссадин, нанесенных нам колючими кустами и ветками деревьев. Бежали, продирались, ползли без остановки почти целый день, пока без чувств не попадали на землю. Отдышавшись, решили вместе подумать, что делать дальше. Ведь наверняка охрана лагеря опомнится, вызовет подмогу и обязательно предпримут преследование и вылавливание бунтарей. Всем нам было ясно, что на два-три дня надо исчезнуть, а когда шумиха успокоится, попытаться прорваться к своим. Теперь мы, с двумя автоматами и лопатой, представляли боевую единицу и просто так нас уже не возьмут. Однако сегодня сил ни на что у нас уже не осталось. Решили переночевать прямо на земле, а утром подумать о жилье и пище. Так и сделали. Прижавшись друг к другу, в обнимку с автоматами благополучно проспали до утра. Когда пришли в себя и оценили реальную обстановку, то оказалось, что мы даже приблизительно не знаем своего местонахождения. Если, после того как нас сбили, по тайге мы шли целенаправленно на Север, обходя населенные пункты, то сейчас, без карт, географических ориентиров, мы оказались в полном неведении. Да и преждевременно сегодня думать о каком-либо продвижении, прежде всего надо себя сохранить. А это значит надо найти пищу и вырыть в земле временное убежище, замаскировать его и на некоторое время, как говорят криминалисты "залечь на дно". Так и сделали. Обследовав близлежащую территорию, обнаружили обилие малины и еще каких-то, неизвестных мне ягод. Ван Чин Сян оказался хорошим знатоком флоры и фауны местного леса, который прекрасно знал массу растений и ягод пригодных в пищу. Утолив голод ягодами принялись рыть временное убежище. Поскольку лопата была одна, решили с Анатолием копать по очереди, а Ван Чин Сяна назначить начпродом. Яму типа погреба решили копать не глубже одного метра, а землю уносить подальше и рассыпать тонким слоем. Часа через три пришел Ван Чин Сян и предложил нам подкрепиться более калорийной пищей. Это оказались различные моллюски, спрятанные в ракушки. Все это "богатство" высыпал на землю и заявил: "На восстановление сил у нас мало времени, а одними ягодами и орехами без животного белка на это уйдет не меньше недели, поэтому предлагаю употреблять их в пищу с диким лимоном. У нас в Китае это лакомство, а вам, европейцам, надо к этому привыкнуть. Я сейчас покажу, как это делается и... приятного аппетита". С этими словами он лопатой разжал створки раковины, капнул туда лимонного сока и, подождав минуту-другую, выковырнул содержимое и отправил в рот. То же самое проделал и с последующими. Нам, русским, непривычным к такой пище, казалось это какой-то дикостью, но критическая ситуация и жажда жизни требовали решительных действий, и мы, морщась от брезгливости, отважились положить в рот и немедленно проглотить эту холодцеобразную массу. Заставили себя проделать эту процедуру еще четыре раза и заесть диким лимоном. Тошноты не почувствовали, желудок смирился с непривычной пищей и согласился ее переваривать. Так, приспособившись к необычной, но высококалорийной пище, стали восстанавливать свои силы. К вечеру, общими усилиями, убежище себе соорудили, замаскировали его дерном и обеспечили безопасную ночевку. Как ни тяжело было без огня, но пока опасность не миновала, решили костра не разводить. Прежде чем забраться в нору, устроили совещание о том, что делать дальше. Ван Чин Сян, больше приспособленный к местным условиям, сказал: "Три дня мы восстанавливаем силы и обследуем территорию вокруг нашей стоянки. У меня есть надежда встретить тут, в тайге, китайских партизан-диверсантов, которых по моим данным забрасывают на южно-корейскую территорию для разведывательных и диверсионных целей. Это был бы лучший вариант, ну, а если не встретим партизан, будем пробиваться к своим самостоятельно". Его предложение было принято безоговорочно, так как лучших вариантов просто не было.
   Первую ночь в "норе" спали тревожно, но более безопасно, чем если бы ночевали в шалаше. Наступил третий день нашей хрупкой свободы. У нас появились силы и желание двигаться на Север, но сколько километров до линии фронта, никто не знал. Даже наблюдательный и умный китаец не мог этого определить, так как в концлагерь их также доставляли с завязанными глазами. Убедившись, что нас не преследуют и не разыскивают, решили развести костер и наварить этих противных моллюсков, которых мы глотали сырыми не жуя. Первобытный метод добывания огня был нам знаком, и через полчаса веселый костерок, потрескивая, вселял надежду, что все будет хорошо. За день наварили на костре штук сорок улиток и ракушек, набрали карманы маньчжурских орехов, диких лимонов, ягод и подготовились к движению. Переночевав в норе, и позавтракав варёными ракушками, тронулись снова на север. Может, вторая попытка прорваться к своим будет более удачной, чем предыдущая? Теперь вместо Яши, роль проводника взял на себя Ван Чин Сян. Кроме русского, он владел корейским языком, и ему легче было бы найти общий язык с таежным народом, если таковой появится. На этот раз избрали новую тактику передвижения. Впереди, с автоматом наизготовку, внимательно осматривая всю прилегающую территорию, шел китаец, за ним, шагах в пятидесяти, помогая лопатой делать проход, шел Анатолий, я замыкал группу, охраняя "тылы". Шли медленно, но это было уже движение к цели. На строительство шалаша для ночлега уже сил не было и, замученные, как попадали на землю, так и уснули. Не слышали мы, ни как нас кусают комары, ни... как какие-то люди подняли нас, обезоружили, связали руки и, подталкивая, куда-то повели.

У китайских друзей

   Ван Чин Сян что-то возбужденно с ними говорил, а мы, как тупые бараны, смотрели на все происходящее и думали: "Видно нас, горбатых, только могила и исправит. Как можно было так беспечно лечь спать, не организовав дежурства. Ведь есть оружие, могли бы дать отпор и, если умереть, то хоть в бою, а не как безропотная скотина". Было уже светло. На этот раз нам не завязывали глаз и люди, которые нас взяли, были тоже, как и мы, в китайской форме и с советскими автоматами "ППШ". Конвойные с нами обращались не грубо, а "Ваня", как мы прозвали китайца, продолжал горячо в чем-то убеждать командира группы.
   Тот терпеливо слушал, не задавая вопросов. Шли около часа и вдруг между деревьями появились зеленые армейские палатки и несколько вооруженных солдат возле них. С нами говорить никто даже не пытался, а китайца "Ваню" от нас отделили и увели в неизвестном направлении. Мы же с Анатолием стали снова ждать приговора судьбы. Лежа в палатке, с завязанными руками, пытались понять, кому попались мы на этот раз. Первым заговорил Анатолий:
   - Сергей, как ты думаешь, кто эти люди?
   - Судя по военной форме и советскому оружию, это китайский отряд, но у профессиональных разведчиков и диверсантов эти признаки ни о чем не говорят, форму и оружие можно менять в зависимости от задания и ситуации. Так что гадай, не гадай - все равно ничего не узнаем. "Ваня" мог бы внести ясность в этот вопрос, но и его забрали.
   - Теперь вопрос такой, что будем говорить на допросе? Если нас не били, не толкали, не унижали, значит мы им зачем-то нужны, и без разговора со следователем нам не обойтись.
   - Исходя из того, что Ван Чин Сян знает, что мы советские летчики, он при допросе наверняка расскажет об этом. Отсюда вывод - свои имена и то, что мы летчики уже не скроешь, а вот все остальное будем отрицать.
   - Что именно?
   - Ну, то, что мы летели с боевым заданием. Южно-корейцы, захватившие нас первый раз, имели неопровержимые доказательства нашей причастности к аэроразведке. Тогда у нас были документы, топографические карты, с нанесением на них маршрута, ориентиры предполагаемого объекта и, наконец, координаты секретного аэродрома, которые успели туда нанести. Сегодня у нас ничего нет, поэтому говорим, что мы во время учебно-тренировочного полета сбились с курса, углубились на южно-корейскую территорию и были сбиты их частями ПВО. Вот и все. Обо всем остальном будем говорить, что блуждали по тайге, ничего не видели и ничего не знаем.
   Только я успел это сказать, как полог палатки открылся, в нее вошел солдат и сказал:
   - Де Ни Син?
   Я остолбенел. Свои фамилии мы с Анатолием ни в лагере, ни Ван Чин Сяну не говорили. Откуда китайскому солдату известна моя "корейская" фамилия? Я приподнялся. Солдат, кивком головы показал на выход и повел меня лесной тропой к соседней палатке. За раскладным столиком сидел китайский офицер, а рядом - знакомый наш, Ван Чин Сян. Офицер что-то сказал конвоиру, и тот развязал мои затекшие руки. Майор улыбнулся, жестом показал на раскладной стульчик и сказал на ломаном русском языке:
   - Садытэс товариш Де Ни Син. Мы вас давно знаем. Я плёхо гавариль по рюськи. Ван Чин Сян скажет вам лючше.
   "Ваня" улыбнулся и начал:
   - Нам с вами очень повезло, причём дважды. Первый раз, когда они взяли нас сонными, и мы не постреляли друг друга, а второй раз, когда мы попали к своим. Две недели тому назад они получили шифровку из центра, в которой говорилось, что 28 июня в таком-то квадрате потерпел аварию самолет бортовой номер такой-то, судьба экипажа неизвестна, при возможности окажите им содействие. Их имена: Жак Па Нин, Де Ни Син и Яш Фо Мин. Как видите, мы их искали, а они нас. У майора к вам лишь один вопрос: "Куда делся третий член экипажа?"
   Пока я рассказывал, при каких обстоятельствах исчез Яша, в палатку ввели Анатолия, улыбающегося, с развязанными руками. Майор через добровольного переводчика, нашего друга по несчастью - "Ваню" сказал: "На запрос центра об именах, особых приметах и других данных без вести пропавших членов экипажа, ответили, что все данные совпадают, просили переправить их к нам. Так, что поздравляем вас с успешным окончанием вашего, не очень удачного, вынужденного путешествия".
   Поблагодарив майора и его солдат за наше чудодейственное спасение, еще долго не могли отойти. После признания в нас советских летчиков, майор распорядился, чтобы нас обследовал врач и приписал методику восстановления наших физических и моральных сил. Он нас тщательно осмотрел, послушал, написал что-то на бумаге и передал ее санитару. Ван Чин Сяна включили в нашу компанию. На реабилитацию врач отпустил четыре дня. За это время мы немного пришли в себя, хотя потеря массы тела на восемь-десять килограмм, давали о себе знать. На пятый день, нас переправили на ту сторону. Представитель советского посольства в Пхеньяне принял нас холодно и в тот же день транспортным самолетом отправил в Хабаровск. Там нас более радушно встретили комполка, начальник штаба, наш спаситель - стрелок-радист сержант Яков Фомин и... капитан из особого отдела. Мы сдержанно обнялись. Присутствие кагебиста не сулило ничего хорошего, однако он молчал и вопросов никаких не задавал. В командирский "бобик" нас посадили на заднее сиденье вместе с Яшей и я, не удержавшись, шепотом его спросил: "Яша, как тебе удалось улизнуть от преследователей?"
   - Просто счастливое стечение обстоятельств, я заблудился и вместо запланированного часа блуждал по лесу два часа, а когда подкрался к месту, где вас оставил, обнаружил засаду и сразу все понял: "Вас уже забрали, а меня ждут". Мне ничего не оставалось, как бежать с этого страшного места и любой ценой пробраться к своим, доложить начальству о случившемся и попробовать вас выручить. Я это сделал. Мне даже удалось пробиться на прием к Советскому послу в Пхеньяне, рассказать ему о нашей трагедии и попросить о возможности вас выручить. Он обещал и на другой день, на попутном самолете, отправил меня в свой полк. Мне комполка говорил, что попросит командующего, чтобы он по своим каналам попробовал вас выручить. Видно, ваше возвращение в родной полк - дело его рук. А как вам лисынмановское гостеприимство?
   - Не спрашивай, дружище. Об этом даже вспоминать не хочется. Вот когда немного отойдем от этого кошмара, расскажем, а может быть напишем об этих, смертельно-опасных приключениях.
   Комполка, сидевший рядом с водителем, молчавший всю дорогу, наконец спросил:
   - Ребята, как вы себя чувствуете?
   Анатолий, видно не расположенный к разговорам, промолчал, пришлось ответить мне:
   - Спасибо, товарищ полковник, хорошо себя чувствуем, потому что мы снова вместе. Если бы не вы, самим из этого ада нам бы никогда не выбраться.
   - Вот ему скажите спасибо, - и он кивнул на Яшу, - ну а конкретно, вы своему спасению обязаны командующему ВВС генерал-полковнику Жаворонкову С.Ф. Это он по дипломатическим каналам добился, чтобы вас попытались найти. Я надеюсь, вас подлечат и через какое-то время вернетесь в полк.
   Но в свой, ставший родным, небесный коллектив мы так и не вернулись. Месяц полежали в Хабаровском госпитале, каждый в отдельной палате со всеми удобствами, усиленным питанием и... неусыпным глазом "особистов". Нине написал, что жив, здоров, долго не писал по причине пребывания в тундре, откуда письма не ходят. Потом, когда нас поставили на ноги, за дело взялся особый отдел. Целый месяц допрашивали, шантажировали, даже показывали сфабрикованную фальшивку будто мы согласились, в обмен на свободу, сотрудничать с американской разведкой. Естественно, допрашивали нас с Жакпаниным по одиночке, как и содержали, в отдельных камерах. Когда увидели, что от корректного допроса толку мало, стали применять спецсредства, в том числе и методы психического воздействия, такие как: не давали спать на протяжении трёх суток, говорили, что если не признаемся, то посадят наших жен, а детей отдадут в детдома. Когда и это не помогло, сказали, что упрячут нас так, что никто и никогда не узнает, где покоится наш прах.
   Мы-то наивно думали, что нас целый месяц обхаживали, лечили, кормили, восстанавливали физически и психически, сделали чуть ли не национальными героями, а оказалось, что все это был блеф. Кто вытащил нас из кровавых лап родных кагэбистов, я не знаю, только после того, как мы подписали бумагу о неразглашении тайны следствия, нас отпустили, но не в часть, а в Москву в Отдел кадров за новым назначением. Таким образом, трехмесячная командировка "на тот свет", закончилась для нас благополучно. Анатолий Жакпанин написал рапорт, уволился из армии и уехал к жене и детям. У меня было такое же желание, но меня послали на штабную работу. Я согласился и об этом не жалею.
   Николай Васильевич вздохнул, сокрушенно покачал головой и, как бы про себя, сказал: "Я к этому ведомству всегда относился с опаской, но не думал, чтобы до такой тупости и жестокости его доведут". Чтобы поменять тему разговора, неприятную для всех, сказал:
   - Сергей, ты был для нас прямым, открытым, глубоко порядочным человеком, верным другом и героической личностью, а после твоего рассказа-исповеди, заслужил статус борца за правду, честь и справедливость. Не каждый мог выдержать такие жесточайший испытания, а ты выстоял, не потерял своего лица и чести русского офицера. Мы гордимся тобой. А теперь скажи, ты был в гуще событий этой непонятной войны, общался с летчиками-истребителями, которые там воевали, что они говорили об этой войне и нашей авиатехнике, испытываемой в небе Кореи?
   - По словам знакомого летчика Алексея Шевцова, с которым мы познакомились в Хабаровске, их 64 авиакорпус был почти полностью укомплектован реактивными истребителями МИГ-15. На тот период они по всем показателям превосходили американские самолеты и в 90-х из ста боевых эпизодов выходили победителями. В задачу наших истребителей входила борьба с американскими стратегическими бомбардировщиками В-29, которые несли на своем борту до 9 тонн бомб и наносили огромный ущерб народному хозяйству Северной Кореи. Они разрушали города, промышленные объекты, мосты, аэродромы и поджигали напалмом и фосфорными бомбами огромные лесные массивы, от чего страдало и сельское население.
   Так вот, превосходство в воздухе наших Мигов имело три составляющие - это: высокая скорость - свыше 1000 км/час, мощное вооружение - четыре скорострельных 22 и 37 мм пушки и высокий класс пилотов. Народ не знал, но для нас не было секретом, что в небе Кореи сражались вчерашние ассы Великой Отечественной войны, герои Советского Союза: А.Алелюхин, А.Куманичкин, А.Шевцов, И.Кожедуб и многие другие. Их усилиями был развенчан миф о неуязвимости американского стратегического бомбардировщика "Суперлетающая крепость" В-29. На поверку они оказались чрезвычайно уязвимы и легко сбиваемы нашими МИГами. Очень скоро это подтвердили и военные эксперты США. Только один день, названный американцами "черный вторник", когда они в одном бою потеряли 12 бомбардировщиков В-29 и четыре истребителя F-84 "Мустанг", доказал правдивость этих высказываний. По словам участника этого сражения А.Шевцова, бой произошел в небе Северной Кореи, куда направлялась армада американских В-29, из 24 машин и двухсот истребителей прикрытия. Целью бомбардировщиков был новопостроенный аэродром в городе Намси. Однако, не добравшись до цели, они были атакованы нашими МИГами, в количестве 44 машин и в скоротечном бою половина бомбардировщиков была сбита, а остальные повернули в сторону моря и ретировались бегством. Это произошло 30 октября 1951 года. Только тогда американское командование признало, что у летающих "суперкрепостей" плохая живучесть, а несколько огневых точек со спаренными 12,5 мм пулеметами не защищают их от огня истребителей. Кстати в этом бою был поврежден только один МИГ-15, пилот которого сумел посадить машину и спастись.
   - Сергей, а почему наши бомбардировщики практически не участвовали в Корейских военных операциях?
   - По мнению военных летчиков, причин несколько. Во-первых, на данный период, у нас практически не было дальних бомбардировщиков. Самолеты ИЛ-4, ТУ-4 и ТУ-2 были выпущены малой серией, имели много недостатков и находились на стадии доводки. Во-вторых, для наших прославленных фронтовых ПЕ-2 и СУ-2 в Северной Корее не было аэродромов. Американцы же использовали свои базы расположенные в самой Южной Корее, а так же на близлежащих Японских островах, в-третьих СССР официально в войне не участвовал, поэтому и была принята стратегия, использовать истребительную авиацию исключительно в борьбе против вражеских бомбардировщиков и, нужно отдать должное, наши летчики с этой задачей справились блестяще.
   - Сергей, теперь для тебя щекотливый вопрос. После чрезвычайных событий, происшедших с тобой и твоим экипажем, изменилось ли у тебя отношение к этой непонятной войне?
   - Конечно изменилось. Одно дело, когда мы защищали свою землю от фашистских захватчиков и совсем другое, участвовать в военном конфликте одного народа, поделенного на две части. Фактически мы участвовали в роли наемников-убийц, выполняя чью-то чужую злую волю. Василий, я ответил на твой вопрос и все же считаю его не корректным и вот почему. Если в нашем узком кругу мы и можем его обсуждать, то по большому счету, военные люди призваны не философствовать, а выполнять приказы. Следуя закону совести, я должен был, после всего происшедшего написать рапорт об отставке и закончить на этом свою военную карьеру, но я этого не сделал и вот почему. Я люблю эту профессию, и она дает мне возможность материально обеспечить семью, а риск он имеет место в любой профессии.
   Николай Васильевич, немного захмелевший, молча слушал наш разговор, а потом и сам решил вставить свое веское генеральское слово:
   - Дети мои, я вас люблю и уважаю, но с одним согласиться не могу. Корейский конфликт не возник на голом месте. Это был пробный камень, если хотите - разведка боем двух сверхдержав. Если коротко, то слава Богу, что эта война помогла руководству этих стран понять, что в ядерной войне победителей не будет, а раз так, значит и жертвы были не напрасны. Вы выросли, и я, как своими учениками и родными детьми, горжусь вами. Вы стали не только профессионалами в своем деле, но и незаурядными личностями, и достойной нашей сменой. Вы научились трезво оценивать политическую обстановку в стране и за ее пределами и видеть, где у нас хорошо, где плохо, где правильно, где ошибочно. Все это замечательно, но есть одно но. Я прожил больше вас, следовательно, больше видел хорошего и плохого, больше перетерпел и передумал. Многое в нашей жизни, не так, как хотелось бы, но критика власти в наше время строго карается. Многие мои друзья-сослуживцы, или товарищи по жизни, за свои слишком смелые высказывания, подобно вашим, поплатились карьерой, а то и своей жизнью, поэтому прошу, поберегите себя ради своих семей и нас стариков. Время истинной демократии еще не настало, и когда оно придет, неизвестно, а сейчас бороться со злом в одиночку, означает обречь себя на поражение, отсюда следует вывод: "Бороться со злом в своих рядах надо, но не забирайтесь слишком высоко - это опасно, и потом армия была всегда вне политики и ее главное предназначение - охрана страны от внешних врагов".
   - Николай Васильевич, - не выдержал Сергей. - Вы говорите, как должно быть, а не как есть на самом деле. Я вас уважаю и ценю, как незаурядную личность, люблю, как учителя, и, как честного порядочного человека, но с вашими доводами согласиться не могу. Ну, где тут логика? С одной стороны, будто бы поступок властей благородный - спасли экипаж, попавший в беду от верной гибели, а с другой, чуть не угробили своих же по надуманным, ложным обвинениям.
   - Сергей, ты еще под впечатлением вопиющей несправедливости по отношению к тебе и твоим товарищам, но кто-то же остановил меч, занесенный над вашими головами? А раз так, значит еще не все потеряно, но имей в виду, с этой службой шутки плохи и я не исключаю, что некоторое время ты будешь под колпаком, поэтому будь бдителен и благоразумен, твои доброе имя, жизнь и здоровье, нужны не только тебе, но еще больше жене и детям.
   - Николай Васильевич, у нас с Василием отцов забрала война и вы, единственный человек на свете, с которым мы, как с отцом родным можем посоветоваться, открыть душу, откровенно поговорить и высказать то, что наболело. Вы с Василием первые и, наверное, последние, кому я рассказал всю правду о случившемся, ведь не может человек носить в себе бомбу замедленного действия, которая в любую минуту может взорваться, а вы сегодня, настроив меня на оптимистический лад, обезвредили ее. Я надеюсь, что этот разговор останется между нами.
   - Сергей, ты об этом мог и не говорить. Мы знаем цену мужской дружбы и тайн, которые надо хранить.
   Время подходило к полночи. Разговор наш затянулся, и Сергей, глянув на часы, сказал:
   - Николай Васильевич, и ты, Василий, я счастлив, что вы у меня есть, рад, что сняли камень с моей души и теперь чистым и обновленным предстану перед женой и детьми. А твой рассказ, Василий, о медвежьих тропах Камчатки оставим на следующий раз.
   Сергей, попрощавшись, ушел к жене и детям, а мы, взволнованные его рассказом, еще долго не могли успокоиться.
  

Глава V. Камчатские мотивы

   На край земли пошёл служить,
   Чтоб от тоски своей забыться,
   В тайге отшельником побыть,
   В красе Камчатской раствориться.

Транссибирский перелёт

   После увлекательнейшего рассказа Сергея о своих необычайных приключениях в южно-корейской тайге, от которых леденела кровь в жилах, мои камчатские зарисовки были куда скромнее. Многое из того, что видел я и ощущал на "краю земли" за прошедшие три года, было описано в письмах Веденеевым и Денисовым. Однако, чтобы картина была более полной, решил начать свой рассказ с самого начала, то есть с момента, как получил назначение служить на Камчатке. На этот раз, по настоянию Николая Васильевича, к ним в гости была приглашена вся семья Сергея: жена Нина и дети Вася и Коля. Всю команду из шести человек посадил он в свою генеральскую "Победу" и привёз на казённую подмосковную дачу. Тогда была такая "мода" - предоставлять высшим государственным и военным чиновникам загородные дачи для восстановления своего здоровья, подорванного на ответственной и опасной госслужбе. Соседи по дачам, как все нормальные люди, общались между собой, вместе отмечали государственные праздники, юбилеи и всевозможные памятные даты. Так и в этот раз. Не успели разгрузить продукты и вещи выходного дня, как к нам подошли двое уже знакомых мне пожилых мужчин и сразу включились в предпраздничные хлопоты. Видно, это были отцы своих именитых детей. Ещё когда учился в академии, встречал их тут на даче и даже запомнил их имена. Одного звали Пётр Никанорыч, а второго - Пал Егорыч. Николай Васильевич с Лидией Петровной дружили с ними давно и считали их чуть ли не членами своей семьи. Вася с Колей, вырвавшись на свободу, принялись гонять мяч по лужайке, а мы, взрослые, по давно отработанной схеме, занялись каждый своим делом. Мы с Сергеем вызвались жарить шашлыки, а наши добровольные помощники Пётр Никанорыч и Пал Егорыч обеспечивали нас дровами. Хозяева же накрывали на стол, сколоченный из грубых досок специально для летних застолий. Часа за полтора мы справились со своим заданием и с торжественным видом водрузили на стол дюжину соблазнительно пахнувших шашлыков. Появилась и постоянная спутница дружеских встреч - бутылка коньяка. Вечер дружбы - так назовём эту встречу - открыл сам хозяин.
   - Дорогие друзья, мы с Лидией Петровной сердечно рады приветствовать вас в нашем семейном кругу. В силу специфики вашей профессии, нечасто нам выпадает счастливая возможность собираться вместе, и вот наконец такой момент настал. За долгую жизнь в авиации мне посчастливилось выпустить сотни пилотов и штурманов, которые стали хорошими командирами, крупными военачальниками, достойными защитниками Отечества и просто замечательными людьми. Но вас, Василий и Сергей, я выбрал, как лучших из лучших, и признал вас, как любимых и желанных детей. Мы с Лидией Петровной гордимся вами и счастливы, что вы у нас есть. Вы, как и я когда-то, выбрали опасную, но героическую профессию военного лётчика, и спасибо нашим жёнам, что они терпели, любили, верили, ждали и каждодневно желали нам мягкой посадки. О своей рискованной командировке, к счастью закончившейся благополучно, Сергей нам рассказал, а вот о своей трёхлетней службе на Камчатке, надеюсь, Василий нам расскажет. А сейчас я хочу провозгласить тост за здоровье своих любимых детей Василия и Сергея.
   Чокнувшись, мы дружно выпили и принялись за шашлыки. Застолье продолжалось часа два. За это время успели и выпить, и съесть шашлыки, и спеть несколько десятков застольных и патриотических песен. Когда исчерпал себя интерес к хоровому пению, стали уединяться, чтобы наговориться. Когда я учился в академии, был вхож в дом Денисовых и был чуть ли не членом их семьи. Нина, близкая подруга моей Лены, постоянно напоминала о счастливых минутах юности. Она тоже переживала за судьбу своей подруги, а когда потеряла веру в её чудодейственное спасение, стала уговаривать меня, чтобы и я обзавёлся семьёй. Даже предлагала познакомить со своей незамужней подругой. Однако я отверг её предложение и уехал служить на Камчатку. Прошло три года, и у нас друг к другу накопилось много вопросов. Сергей пошёл к сыновьям гонять мяч, а мы стали задавать вопросы: "Что? Где? Когда?" Первой вступила в разговор Нина:
   - Вася, мы ждали тебя у себя дома, но Николай Васильевич снова нас опередил. Давай рассказывай, как там на "краю земли"? Не влюбился в камчатскую аборигенку?
   - Что касается "края земли", то должен сказать, Камчатка - это удивительнейший край и у него прекрасное будущее, а насчёт аборигенки - не влюбился и не знаю, когда это произойдёт. От камчатской экзотики впечатлений масса, и если у вас хватит терпения, постараюсь обо всём рассказать, но не сейчас. Лучше скажи, как твоя ординатура?
   - Всё идёт по плану. Чтоб ты знал, беседуешь ты сейчас не с экс-лётчицей "Ночной ведьмой" Ниной Даниловой, а с кандидатом медицинских наук Ниной Ивановной Денисовой.
   - Молодец! Поздравляю тебя с присвоением учёной степени кандидата медицинских наук, восхищаюсь, горжусь тобой и поражаюсь твоей целеустремлённости, упорству и неуёмной энергии. После таких серьёзных ранений ты умудрилась нарожать детей, закончить институт и вот теперь ещё и защитить диссертацию. Ты такая же героическая женщина, как и твой муж.
   - Ну, Вася, не скажи. То, что мне удалось сделать, не только моя заслуга, а многих людей, которые вылечили меня, помогли получить образование, заставили поверить в собственные силы. Однако главным действующим лицом в моей судьбе был и остаётся конечно он, мой любимый муж - моя опора, помощь и вдохновение. А тебе, Вася, я буду вечно благодарна за Серёжу. Ну, посуди сам, если бы не Серёжа, едва бы я выбралась на белый свет после таких ранений. Любовь к этому парню дала мне стимул жить, творить, быть достойной любящей женой, требовательной матерью и полезным человеком. Не желая лишать меня учёбы в ординатуре, он добился, чтобы служить его оставили в Подмосковье, откуда он два-три раза в месяц приезжал домой. Неоценимую помощь нашей семье оказывала и оказывает моя родная тётя Анастасия Мироновна. Мало того, что она предоставила нам жильё, ещё и нянчится с нашими детьми. Как видишь, Вася, без помощи и поддержки этих людей ничего толкового я бы не сделала.
   - А как Сергей попал на Дальний Восток?
   - Когда началась Корейская война и в неё были втянуты около двух десятков государств, в том числе США, КНР и СССР, наших лётчиков тоже стали посылать на войну. Тогда никто не думал, что она будет такой разрушительной и затяжной.
   Притворившись незнайкой, спросил:
   - Нин, а что Сергей рассказывал об этой командировке?
   - Говорил, что у него были какие-то трудности, но к счастью всё обошлось благополучно. Что на самом деле с ним произошло, он не говорил, потому что взял себе за правило о своей службе ничего не рассказывать. Я с ним согласна и поэтому не задаю лишних вопросов.
   - Я восхищаюсь вами. Вы просто идеальная пара.
   - Нет, Вася. В мире ничего идеального нет. Просто мы стараемся понимать друг друга, с уважением относиться к нашим желаниям, пристрастиям и привычкам, а так же при решении сложных жизненных вопросов находить взаимо-приемлимые ответы. А ты Лену так и не можешь забыть?
   - Представь себе. Восемь лет жду чуда, а его всё нет и нет. Разум говорит, что нельзя зацикливаться на выдуманном идеальном образе, а душа протестует и не хочет пускать в себя никого другого.
   - Не думала я, что ты такой однолюб. Все друзья твои давно переженились, подруга, с которой хотела тебя познакомить, тоже вышла замуж, а ты до сих пор остаёшься бобылём. Так можно и всю жизнь прождать.
   - Так же думают и Николай Васильевич с Лидией Петровной. Я дал им обещание в этом году жениться, но кандидатуры на роль жены пока что нет.
   - Намёк поняла, но ответственность на себя брать не буду, ни знакомить, ни советовать не собираюсь. Ты вырос, дослужился до подполковника, способен обеспечить материально свою будущую семью, тебе и карты в руки. Я уверена, выйти замуж за такого видного жениха сочтёт за честь любая красавица.
   - Ты права, Нина, я уже вырос и ... пришёл к неутешительному выводу: "Красота женская, к сожалению, не всегда обеспечивает ей счастливое будущее". Возможно, это происходит потому, что Богом данная красота лица и тела имеет свою негативную сторону - лишает её обладателей мотивации для роста и самосовершенствования. Красота со временем уходит, а своих приобретений нет. Отсюда неудовлетворённость жизнью, разочарование и апатия ко всему происходящему. Такие люди, независимо мужчины это или женщины, опасны, ибо заражают этим вирусом всё пространство вокруг себя.
   - Коль ты для себя вывел такую теорию, то найди неприметную, но обаятельную девушку, которая может стать хорошей хозяйкой, ласковой матерью и тебе верной женой. Поверь мне, кто бы что ни говорил, есть прописная истина: "Влюбляемся мы в красоту, любим за душу, а уважать начинаем за добрые дела и поступки". Если тебе удастся найти женщину с такими достоинствами, то считай тебе повезло. Со знанием дела тебе скажу: "Чтобы прожить долгую счастливую семейную жизнь, надо обоим научиться любить, уважать, понимать и прощать друг друга, а всё остальное легко решаемо".
   - Нина, у тебя какая медицинская профессия?
   - Врач-терапевт, а диссертацию защитила как врач-невропатолог.
   - Вроде бы ты не психотерапевт, а проявляешь такие глубокие познания душ человеческих. Возможно, с научной точки зрения всё, что ты сказала, правильно, но тайны человеческой психики настолько глубоко запрятаны и сугубо индивидуальны, что не терпят шаблонов и не каждому подходят.
   - Согласна с тобой, но психология как наука у нас начала признаваться и изучаться совсем недавно, хотя на практике существует наверное с возникновения человечества. Пользовались ей, да и пользуются сейчас, священнослужители разных церквей, которых в народе недаром называют врачевателями человеческих душ, а так же разного рода шаманы, шарлатаны и проходимцы, использующие эти знания в своих нечистоплотных корыстных целях.
   - Нина, ты теперь не только доктор, но и учёный доктор, а как твой профессиональный рост сказывается на ваших взаимоотношениях с Сергеем?
   - Да никак. Я его любила, люблю и надеюсь любить буду всегда, а этим сказано всё. Ты же сам когда-то мне сказал: "Таких парней, как Сергей, не любить просто нельзя". Ты оказался, прав, за что я тебе благодарна.
   Подошёл Сергей и сказал жене, что дети так нагонялись, что валятся с ног, их надо укладывать спать. Нина, извинившись, покорно встала и пошла за мужем устраивать детей на ночлег. Николай Васильевич с Лидией Петровной тоже пошли в дом по своим делам, а я остался один. Вечерняя заря, осветив всё пространство оранжевым светом, напомнила людям, что очередной день, наполненный трудовыми делами, случаями и событиями, отправляется в историю, а что готовит нам день грядущий, покрыто тайной. На темнеющем небосводе начинают слабо просвечиваться первые звёзды. Смотрю на небесную полусферу и удивляюсь: "Где бы я не был, куда бы не занесла меня судьба, мой взор невольно тянется к Ней - путеводной звезде моей, что водила меня в бой, охраняла от вражеской пули и благополучно возвращала на родной аэродром. Прошло с тех пор восемь лет. Многое в мире изменилось. Изменились страны, города, да и мы люди стали старше, мудрее, неизменной осталась только Вселенная с её тайнами, непостижимыми человеческим разумом. Мы - вчерашние фронтовики, стали опытней и сдержанней в своих делах и поступках, многие обзавелись семьями и детьми, лишь я, как выразилась Нина, остаюсь бобылём. От этих мыслей на душе становится грустно. Снова и снова обращаюсь к покровительнице и свидетельнице нашей Любви - Полярной звезде и мысленно спрашиваю её: "Звёздочка любимая моя! За свои миллионы и миллионы прожитых лет ты была тысячи раз немым свидетелем счастливых и трагических событий, происходивших на земле, служишь путеводителем кораблей, самолётов и одиноких путников, являешься свидетельницей грешной и божественной любви нас, маленьких людей-землян, скажи мне правду: "Жива ли Та, которую ношу в своём сердце много лет?" Ты молчишь, и я знаю, почему. Твой ответ придёт через тысячи световых лет, когда, даже трудно представить, что будет с планетой Земля и всем человечеством, а мне нужно это знать сейчас, немедленно, чтобы принять самое важное в моей жизни решение. Да, если бы ты ответила сию минуту, твой мудрый ответ, наверное, звучал бы так: "Дорогой, влюблённый человек, живи своим разумом и сердцем, не жди ни от кого совета, даже если он будет дельным и правильным, ибо принятие решения и его исполнение зависит только от тебя. Правильное решение даёт радость и самоуспокоение, неправильное - неудовлетворённость и разочарование, но опыт и путь к исправлению ошибок. Как видишь, формула: "Чем хуже, тем лучше" не лишена логики".
   ... Мои размышления прервала Нина. Уложив детей спать, она села рядом. Тронув за плечо, будто прочитала мои мысли, сказала:
   - Думаешь о ней?
   - Знаешь, Нина, много я передумал за эти годы о её таинственном исчезновении, но вопреки всем доводам, сердце мне говорит, что она жива, но обстоятельства не позволяют ей дать знать о себе. Так и живёт она где-то под чужим именем, а эти так называемые "достоверные факты" о её гибели маловероятны. Если же это так, то хоть мысленно хотел бы пожелать ей счастья. Ну, посуди сама, с такой потрясающей жизненной энергией, жаждой жизни, любовью ко всему окружающему, не могла она исчезнуть бесследно. Следовательно, рано или поздно, объявится и скажет: "Волей судьбы я была оторвана от Родины, родных, друзей и моего народа, но я верила, что вы меня помните, любите и примите снова в свою семью".
   - Вася, может это и так, но нельзя зацикливаться на одной женщине, ведь жизнь продолжается, а без семьи, без детей, без любви и ласки человек не может жить. Я это познала, прочувствовала и счастлива, что у меня есть семья, любимая работа и желание заниматься наукой. Впрочем, вопрос создания семьи - сугубо личное дело каждого человека и зависит только от него самого. Тебе могу только пожелать - удачного выбора.
   Сергей, молча слушавший наш разговор, сказал:
   - По-моему, кто-то собирался устроить пресс-конференцию на тему: "Камчатские мотивы" и рассказать, как охотился на камчатских медведей и ложками ел красную лососевую икру?
   - Что ж, я готов. Наберитесь терпения, слушайте и не перебивайте, попробую нарисовать "Камчатскую" картину такой, какой видел её и сверху, и снизу.

В краю вулканов и сопок

   Когда подсели к "нашему шалашу" и хозяева, сказал: "Прежде чем начать делиться впечатлениями от Камчатской экзотики, хочу напомнить предысторию своего появления на Дальневосточных рубежах нашей родины. После окончания учёбы в академии, меня вызвали в отдел кадров ВВС и предложили служить на Камчатке. Я без колебаний согласился. Почему я выбрал "край земли"? На то было несколько веских причин. Во-первых, потеряв всякую надежду встретить Лену живой и невредимой, решил уехать подальше от цивилизации, забыться, переосмыслить всё в себе и начать жить как-то по-другому. Во-вторых, меня тянуло в дальние необжитые края, где можно узнать много нового, таинственного, интересного, а также испытать себя в суровых условиях дальневосточного климата.
   Я был назначен штурманом вновь сформированной особой эскадрильи, оснащённой новыми дальними бомбардировщиками Ту-4, способными нести восемь тонн бомб. В состав подразделения входило десять машин, которые после длительных испытаний были допущены к серийному производству. История появления этих сверхсовершенных самолётов была покрыта тайной, но в среде авиаторов ходили слухи, будто бы Ту-4 был скопирован с американского стратегического бомбардировщика В-29, конструкцию и тактико-технические данные которого мы в академии тщательно изучали. Вскоре подвернулся случай узнать об этом правду.
   ... На знакомство с членами экипажа, а их теперь было аж одиннадцать, тренировку и слаженность действий отводилось два месяца. За это время нам предстояло решить также ряд технических вопросов и совершить по несколько тренировочных полётов. Когда программа подготовки была выполнена, ранним майским утром с подмосковного аэродрома тяжёлые машины поднялись в воздух и взяли курс на восток. До конечной цели предусматривалось совершить две промежуточные посадки в Новосибирске и Хабаровске, для дозаправки горючим и проверки технического состояния двигателей, шасси и других узлов и систем оборудования. В нашей флагманской машине, командиром которой был так же выпускник академии, Пётр Кирюхин, летела группа инженеров из конструкторского бюро Туполева. Группу возглавлял ведущий конструктор бюро Д. С. Марков - приятный и очень контактный человек. Высота десять тысяч метров, а в кабине тепло и уютно. Это первый отечественный самолёт с гермосистемой кабин, стабилизацией атмосферного давления и кондиционированием воздуха. Всё в этой машине впечатляет: и размах крыльев до сорока метров, и её длина - тридцать метров, и масса с максимальным грузом - 66 тонн, и скорость до 500 км/час, и бортовое вооружение - 10 скорострельных 23мм пушек, и бомбовая нагрузка до 8 тонн, и много чего другого невиданного и неслыханного в отечественном самолетостроении. За время многочасового перелёта успели насмотреться на бескрайние просторы нашей необъятной Родины, с простирающимися на сотни километров первозданными таёжными лесами, многочисленными реками и озёрами, редкими городами и населёнными пунктами... Удалось мне познакомиться и поговорить с ведущим конструктором Дмитрием Сергеевичем Марковым. Поговорив с ним на обычные бытовые темы, задал вопрос в лоб:
   - Дмитрий Сергеевич, в нашей среде военных авиаторов ходят слухи, что Ту-4 - это точная копия американского стратегического бомбардировщика В-29?
   - Отчасти вы правы, но такого рода информация секретна и карается по закону, но поскольку вы эту технику эксплуатируете, могу вам довериться. Предыстория рождения этого самолёта такова. В конце войны у нас практически не осталось тяжёлых стратегических бомбардировщиков типа ТБ-3 и ТБ-7, которые в ходе войны были уничтожены, да и потребности в них не было. Однако уже в конце войны возникла необходимость в создании такого самолёта. Конструкторское бюро Туполева получило такое задание, и ускоренными темпами начались конструкторские разработки четырёхмоторного бомбардировщика под кодовым названием... Но работы по его строительству затягивались, а время не терпело. Тогда у руководства страны созрело новое решение - скопировать американский самолёт В-29 и в кратчайшие сроки запустить его в производство. Для этой цели использовали четыре самолёта, которые в ходе войны с Японией совершили вынужденную посадку на аэродромах Дальнего Востока и, после отправки экипажей в США, оставались там невостребованными. Самолёты эти перегнали на подмосковные аэродромы, один В-29 был разобран до винтика, сделали чертежи, исследовали материалы и срочно стали строить опытный образец под названием Ту-4. Конструкторскому бюро Туполева пришлось столкнуться с большими трудностями в части материалов, размеров, которые были в дюймах, но к чести наших конструкторов, в ходе работы было найдено много оригинальных решений и конструкторских новинок. В результате получился самолёт лучше своего американского собрата. Самолёт испытали, запустили в серию, и, таким образом, выиграли, как минимум, два года и не дали американцам шансов нас обогнать. Наступило стратегическое равновесие. Возможно, принятие на вооружение этого самолёта нарушило планы американского генералитета, стало тем холодным душем, сумевшим охладить их пыл.
   - Дмитрий Сергеевич, если самолёт находится в серийном производстве, узлы и системы отработаны, то зачем вам лететь за "тридевять земель", чтобы что-то доводить?
   - Мы не проводили исследований работы двигателей и некоторых других систем в реальных условиях на Дальнем Востоке. После того, как сделаем эту работу, вернёмся в Москву, а вы, в процессе эксплуатации, будете находить недостатки, а мы будем их исправлять.
   - А вы уже были на Камчатке?
   - Нет, лечу впервые.
   - А сколько будет длиться ваша командировка?
   - Думаю, за месяц справимся. У нас там проходит испытание новый самолёт с реактивным двигателем, вот с ним в основном и будем работать.
   Уже будучи на Камчатке, с этим самолётом я познакомился, а несколько лет спустя и летал на этой замечательной машине, имя которой Ту-16.
   ... Итак, полёт наш закончился благополучно. Все машины были доставлены на новое место службы в полной исправности, а одна из них под номером один стала мне и рабочим местом, и домом родным. Началась нелёгкая служба в суровых условиях изменчивой, непредсказуемой камчатской погоды.
  

Аэродром Елизово

   Первое впечатление от Камчатки - потрясающее. Первозданная природа, горы, сопки, дымящиеся действующие вулканы, леса, реки, озёра и... очень мало населённых пунктов. В Елизово лётному офицерскому составу были предоставлены отдельные квартиры, а сержантам-техникам и стрелкам-радистам отведены места в специальной казарме. Мы попали в самое цветущее время года на полуострове. В конце мая, начале июня природа, проснувшись от семимесячной спячки, безумствует в своей спешке, чтобы за короткое камчатское лето успеть дать продолжение своему зелёному роду. Выстреливает цветом всё, что может цвести: княженика (арктическая малина), жимолость, брусника, клюква, азиатская черёмуха, бузина камчатская и сотни деревьев, кустов и трав, чтобы через тридцать пять - сорок дней обсыпать их рубином, янтарём и жемчугом плодов и ягод на радость птицам, мелким диким животным и сладкоежкам - камчатским медведям. Такого обилия ягод, как тут, на материке я нигде не видел.
   Не буду останавливаться на тонкостях службы в авиации, ибо все присутствующие тут - авиаторы, и вам ничего нового я не открою. Скажу лишь то, что наше подразделение предназначалось для стратегических целей, находилось в прямом подчинении министру обороны и было в постоянной боевой готовности. Для тренировочных полётов и отработки тактических приёмов использовался один учебный самолёт. Что касается чрезвычайных случаев и происшествий, то они, конечно же, были. Отказывали в полёте один и даже два двигателя, но пилотам удавалось сажать машины на двух двигателях.
   К счастью, за время моей службы на Камчатке, не было ни одной серьёзной аварии, а замечаний, недостатков и несовершенства некоторых конструкций в периоды тренировочных полётов на самолётах было обнаружено достаточно много, так что инженеры из конструкторского бюро Туполева получили огромный материал для доводки и усовершенствования деталей и узлов этого, в общем-то, замечательного самолёта, который целых десять лет стоял на страже Родины и был единственным самолётом, способным нести восьмитонную бомбовую нагрузку.
   ... Итак, первые несколько месяцев пребывания на новом месте понадобились на освоение новой техники, опробирование новейших радиолокационных и аэронавигационных систем в реальных условиях и привыкание к непростым климатическим условиям. Когда жизнь вошла в привычное русло, решил поближе познакомиться с историей Камчатского края.
   Начал с посёлка Елизово. В местной библиотеке нашёл материал, посвящённый этому населённому пункту. Вот что было там написано: "Посёлок Елизово возник в 1848 году, как село Старый Острог. С 1897 по 1924 год посёлок назывался "Завойко" в честь известного Камчатского губернатора С. Завойко, при котором во время так называемой Петропавловской обороны в 1854 году был успешно отражён десант англо-французской эскадры. В 1924 году был переименован в честь командира партизанского отряда Г. М. Елизова, погибшего на Камчатке в 1922 году. Посёлок расположен на равнинной местности на сто метров выше уровня океана, что позволило построить тут современный аэропорт. В посёлке построены деревообрабатывающий и рыбоконсервный комбинаты. В районе за последние годы стало развиваться и сельское хозяйство, ориентированное, прежде всего, на овощеводство и животноводство. Близость (25 км) до центра Камчатского края - Петропавловска - благотворно повлияло на развитие посёлка, который с каждым годом растёт и хорошеет".
   Прочтя эти лаконичные строки об истории посёлка, как-то сразу по-иному стал относиться и к нему, и к жителям теперешним и тем, которые когда-то тут жили, строили жилища, осваивали новые земли и оставили после себя благодарную память.
   Ближе к зиме, когда капризная камчатская погода надолго закрывала небо плотным облачным одеялом, у лётного состава появлялись окна для досуга и самообразования. Я их использовал для более глубокого изучения истории освоения Камчатского полуострова.
   Первые сведения об этой забытой Богом земле получил я в Петропавловском краеведческом музее. Вот что я там прочитал:
   "В открытии Камчатки и северо-восточных земель России принимали участие многие поколения мореплавателей, казаков-землепроходцев и промышленных людей. К ним относятся: Семён Дежнев, Владимир Атласов, мореплаватели: Витус Беринг, Алексей Чириков, Григорий Шелехов, Гавриил Сарычев, Иван Крузенштерн и Василий Головнин, а так же С. П. Крашенинников. А началось с того, что летом 1648 года из Нижне Калымска в Студёное море (так тогда называли Северный Ледовитый океан) вышли в плавание семь кочей (коч - мореходное однопалубное морское судно XVI-XVII веков, имевшее в длину 20 метров, 30 человек экипажа и грузоподъёмностью до 30 тонн). Вёл их казак Семён Дежнев. У восточных берегов Чукотки флотилия попала в шторм. Коч, на котором плыл Семён Дежнев, выбросило на побережье Олютерского залива, а кочи Федота Попова и Герасима Анкундинова унесло в море. Семён Дежнев с остатками отряда добрался до среднего течения реки Анадырь и построил здесь Анадырское зимовье, ставшее впоследствии опорным пунктом, откуда шло освоение этих территорий. Кочи Федота Попова и Герасима Акундинова отнесло к берегам полуострова Камчатка. Попав в устье реки Камчатка, мореходы поднялись вверх до её притока-реки Никул и построили там две небольшие избушки. Перезимовав здесь, весной 1649 года Попов с товарищами спустился на кочах по реке Камчатка в Тихий океан и, обогнув мыс Лопатка, пошёл вдоль западного побережья на север. Пройдя устье реки Тигиль, казаки решили на лодках добраться до восточного побережья, в сторону Анадыри. Во время этого путешествия они погибли. Прошло больше 3х столетий, но местное население из поколения в поколение передаёт правду о людях, которые первыми открыли Камчатку - это был Федот Попов с товарищами. Реку Никул переименовали в его честь и стали называть Федотихой. Почти через тридцать лет в 1697г. Владимир Атласов с командой из Анадырского острога совершил поход на Камчатку. За два года он прошёл вдоль всего западного побережья до мыса Лопатка, и в 1699 году возвратился в Анадырь, а потом через Якутск приехал в Москву. В 1707 году он вернулся на Камчатку и принял правление Верхнего и Нижнего Камчатских острогов. Во время казачьего бунта в 1711 году В. Атласов был убит в Нижне-Камчатском остроге. Недалеко от посёлка Ключи, где в реку Камчатка впадает приток реки Крестовая на левом берегу поставлен двухметровый деревянный крест с выжженной надписью: "В 1697 году июля 11 дня, поставил сей крест пятидесятник Владимир Атласов со товарищи 55 чел.". Атласов выполнил историческую миссию - присоединил Камчатку к государству Российскому.
   От себя скажу, что после посещения краеведческого музея и изучения истории Камчатки, мне захотелось побывать на этих памятных местах, оставленных нашими отважными и знаменитыми предками. Ездил с друзьями я и к этому кресту. Когда осматривали его, не верилось, что поставлен он был двести пятьдесят лет тому назад. Ни Камчатские ливни и бури, ни снега и метели, ни землетрясения не смогли стереть с лица земли эту памятную веху. Видно у этих людей была так велика любовь к этой земле, что своей энергетикой они забальзамировали простую древесину, да так, что стоит крест по сегодняшний день.
   ... Поход Владимира Атласова положил начало географическим экспедициям в Тихоокеанском регионе, приведшим русских мореплавателей к берегам Северной Америки, на Курильские, Командорские и Алеутские острова. Для более досконального изучения Северного Ледовитого и Тихого океана стали посылать научные экспедиции. По инициативе Петра I была организована I Камчатская экспедиция. Её возглавил В. И. Беринг и русский моряк Алексей Ильич Чириков, посвятивший всю свою жизнь изучению северно-восточной части Тихого океана. Первая Камчатская экспедиция отправилась к берегам Тихого океана в начале 1725 года. Преодолев огромное расстояние от берегов Невы до Камчатки с неимоверными трудностями, в 1728 году его участники добрались до Нижне-Камчатского острога. Построив тут бот (одномачтовое плоскодонное речное судно для перевозки грузов и людей), названный "Святой Гавриил", в июле 1728 года мореплаватели отправились в путь. В результате этого путешествия было сделано ряд открытий, но Петровскую инструкцию они не выполнили - не разрешили вопроса о наличии пролива между Азией и Америкой. Это смогла сделать Вторая Камчатская экспедиция, решение об организации которой было принято в 1732 году. Руководителями вновь были назначены В. Беринг и А. Чириков. Программа экспедиции была грандиозной. Она должна была исследовать воды Тихого океана, совершить плавание к северо-западным берегам Америки, обследовать всё северное побережье Азиатского материка от Архангельска до Чукотского мыса, изучить природу Сибири, исследовать Камчатку, отыскать морской путь в Японию и Китай. Для выполнения этих широкомасштабных и сверхсложных задач организуется девять морских и сухопутных отрядов. В экспедиции приняли участие учёные, геодезисты, художники, геологи и студенты различных университетов. И вот, 17 октября 1740 года экспедиция в составе пакетботов "святого Петра и Павла", возглавляемых Берингом и Чириковым, прибыла из Охотска в Авагинскую губу. К её приходу на берегу одного из заливов губы штурман Иван Елагин построил базу для зимовки моряков. В честь судов экспедиции этот залив был назван Петропавловской гаванью. Перезимовав в гавани, 4 мая 1741 года корабли вышли в плавание. В течение недели плыли вместе, а потом в густом тумане потеряли друг друга. Пакетбот "Св. Павел" под командованием Чирикова, как потом выяснилось, на сутки раньше Беринга подошёл к северо-западному берегу Северной Америки, прошёл вдоль побережья на Север и повернул обратно в Петропавловскую гавань, открыв по пути несколько островов Алеутской гряды. 21 октября 1741 года "Св. Павел" стал на якорь в Петропавловской гавани, закончив свой поход к берегам Северной Америки. А что же стало с В. Берингом?
   18 июля пакетбот "Св. Пётр" так же подошёл к берегам Северной Америки, а 20 июля заторопился назад. На обратном пути корабль попал в полосу жестоких осенних штормов. Почти два месяца его носило по океану по воле ветров. От недостатка пресной воды и скудного питания у людей началась цинга. Тяжело заболел и сам командор. 4 октября 1741 года пленники моря заметили землю. Думали, что это Камчатка, но это оказался небольшой остров в Тихом океане. Началась тяжёлая зимовка. Во время шторма волны сорвали пакетбот с якоря и выбросили на берег. Через месяц 8 декабря 1741 года умер В. Беринг. Оставшиеся в живых моряки построили из обломков корабля небольшое судёнышко, назвав его тем же именем "Св. Пётр", и в августе 1742 года возвратились на Камчатку с печальной вестью о гибели командора и товарищей.
   Таким образом, Вторая Камчатская экспедиция заняла в истории географических исследований исключительное место. Она разрешила вопрос о русских государственных границах на Востоке, в октябре 1740 года основала город Петропавловск, исследовала и описала Курильськие острова. О подвигах русских мореплавателей красноречиво говорит географическая карта. Свыше двухсот островов, полуостровов, заливов, проливов, мысов и других географических пунктов носят имена русских людей. Находящийся во Второй Камчатской экспедиции академик Крашенинников в течение четырёх лет с 1737 по 1741гг. исследовал Камчатку. Он изъездил её вдоль и поперек, и весь свой труд описал в книге "Описание земли Камчатки".
   Мне же представилась возможность познакомиться с Камчаткой и её удивительной природой вживую.

Турпоход

   Как-то, месяца два спустя после нашего появления на полуострове, замполит полка подполковник Завалишин, заядлый турист и охотник, предложил сделать небольшую вылазку на природу, с восхождением на близлежащую сопку. Одно дело изучать географию по учебникам и картам, и совсем другое - видеть, ощущать, ходить и любоваться красотами земли наяву. Я с радостью согласился. Для нас - людей, выросших на равнинной местности, пейзажи Камчатки с её многочисленными сопками, вулканами, долинами, черно-песочными пляжами, тундрами и гейзерами, не только диковинны, но и таинственны, и загадочны. Глядя на холмы и сопки, диву даёшься, будто бы когда-то гигантские кроты пролезли под землёй и выбросили на поверхность миллионы тонн земли и скальной породы, создав неповторимые камчатские пейзажи. Всё тут было необычно: и дома, и дороги, и климат, и флора, и фауна, и самое важное - люди.
   ... Так вот, переодевшись в соответствующую одежду, побросав в командирский "бобик" туристические принадлежности, тронулись в сторону лесного массива. С водителем - сержантом срочной службы, нас было шестеро. В основном это были офицеры штаба и ОБАТО (отдельного батальона авиационно-технического обслуживания). Все они служили на Камчатке уже третий год и считали себя знатоками Камчатского края. Я же был среди них новичком, и всё тут мне было в диковинку. Между тем, машина выехала на каменистую просёлочную дорогу, которая, не доходя до посёлка Ключи, повернула налево. Километров через десять-пятнадцать остановились возле сопки, заросшей мелким кустарником. С противоположной стороны, в полукилометре, протекала какая-то речка. Стояла, по камчатским меркам, чудесная летняя погода. В конце августа тут почти всегда тепло, но температура никогда не поднимается выше 25 градусов. Природа к этому времени успевает порадовать людей разнообразными плодами и ягодами, а дикие животные - воспроизвести потомство и подготовить его к суровой и долгой камчатской зиме. У рыб тоже начинается ответственный момент - нерест. Мои опытные спутники не случайно выбрали эту пору года, когда природа не только показывает свою красоту, но и демонстрирует свои несметные богатства.
   ... У подножия горы выгрузили все свои вещи, оставили "бобик" с водителем на боевом дежурстве, а сами, взвалив на спины тяжеленные рюкзаки, подались покорять высоту. По рассказу руководителя группы Вадима Завалишина, высота этой горы составляла около километра и представляла собою потухший вулкан, заросший кедровником, камчатской каменной берёзой, массой незнакомых кустов и высоченных трав. Еле заметная тропинка, петляя змейкой, повела нас к вершине. Это было моё первое восхождение и мне казалось, что вылезу на сопку без труда, но ошибался. Чуть ли не пудовый рюкзак, уклон более пятидесяти градусов и сплошные заросли показали, что забраться на вершину горы не так-то просто. И всё же, первую в своей жизни гору высотой 998 метров я покорил. Сбросив рюкзаки, повалились на траву и минут двадцать отдыхали. Отдышавшись и придя в себя, осмотрелся вокруг и был очарован увиденным. Взору моему открылась невиданная доселе удивительная панорама. До самого горизонта земной тверди простирались леса, с лысыми макушками холмов и сопок. Между ними голубыми змейками несли свои воды в океан горные реки. Вдали виднелись красные крыши домов рабочих посёлков и тоненькие ниточки пустынных просёлочных дорог. Как потом выяснилось, речка, что протекала у подножья нашей сопки, называлась Крестовая и впадала в самую полноводную реку полуострова - Камчатку.
   Леса, не успев насладиться летним теплом и солнцем, начинали желтеть. Весь этот зелёный ковёр с вкраплениями золота листвы и рубина запоздалых цветов, радовали глаз, а поднимающиеся столбы дыма от ближних и дальних действующих вулканов дополняли величественную картину камчатского пейзажа. Самый близкий из вулканов - Корякская сопка.
   Макушка сопки, которую мы покорили, некогда была кратером вулкана, а сейчас эта площадка, в поперечнике примерно в полкилометра, заросла буйными высокогорными травами. Представил себе, что тут, где мы сейчас стоим, когда-то гремели громовые раскаты и из недр земли на многие километры к небу летели раскалённые каменные глыбы, расплавленная магма и поднимался застилающий солнце чёрный дым. Жутко стало и от того, что сейчас стоим мы на "пороховой бочке" и неизвестно, что варится там, в подземном котле. Когда созреет критическая масса и когда вся эта силища вырвется наружу, чтобы громко заявить людям: "Силы природы несметны, поведение их непредсказуемо, а вмешательство в недра - опасно".
   ... Ночёвка на вершине сопки в наши планы не входила, поэтому малость передохнув и подкрепившись, стали спускаться вниз. Спуск оказался ещё более сложным, чем восхождение. Однако часа за полтора спустились к подножью. От усталости и перенапряжения ноги подкашивались, и всё же радость победы была сильней. Я был доволен, что не хныкал и не стонал, и не показал своей слабости коллегам, более опытным туристам. Водитель, ознакомленный с программой нашего активного отдыха, не сидел сложа руки. Он распланировал площадки для палаток, нарубил веток кедровника для подстилки и даже на костре вскипятил воду для чая. Сложив рюкзаки, принялись обустраивать лагерь. Четверо ребят занялись установкой палаток, а мы с Завалишиным, прихватив вёдра, подались на речку за водой. Однако эти несколько сот метров, отделяющих нас от водной артерии, надо было в буквальном смысле продираться сквозь травяную стену. Тут, как в камышовых плавнях, можно было заблудиться, настолько густыми и высокими были травяные заросли. Как я узнал позже, это росли: борщевик сладкий, лабазник камчатский, дудник медвежий, какалия камчатская, страусопер обыкновенный. Высота этих гигантских растений достигала 4х метров.
   ... Хотя до реки было не более четырехсот метров, пришлось затратить минут двадцать, чтобы выйти к её берегу. А вот и она, шириной метров 10-12 и... с кипящей водой. Да, да вся поверхность воды кипела, пенилась и во все стороны летели сверкающие на солнце брызги. Когда подошли ближе, то увидели такую картину. Тысячи и тысячи рыб, стремясь опередить друг дружку, плыли стеной против течения, создавая иллюзию кипящей воды. Вадим, кивнув на реку, сказал:
   - Такое зрелище можно увидеть только на Камчатке.
   - Да, Вадим, ты меня удивил. Я читал о том, что такие породы рыб, как горбуша, нерка, кижуч, хариус, микита и другие, каждое лето из океана плывут в многочисленные, но мелководные реки Камчатки, чтобы осуществить нерест и выполнить свою главную миссию - произвести потомство, но такого потрясающего зрелища видеть не приходилось. А в период нереста рыбу ловить можно?
   - Рыбнадзор запрещает, но ловят все кому не лень. Массово ловят приезжие браконьеры, которые выбирают икру, а рыбу выбрасывают снова в реку. Потом икру засаливают, переправляют на материк и на этом зарабатывают хорошие деньги. Местное же население использует её в пищу, так как на полуострове рыба - это главный продукт питания. Вот и мы сейчас выловим штук десять и хорошо поужинаем.
   - А чем мы её будем ловить?
   - Да вот этой палочкой и выудим.
   И он показал палочку - посошок с острым наконечником, с которым всегда ходил в турпоходы. Палочка оказалась с секретом. Внутри наконечника были вмонтированы крючки, которые в случае необходимости выдвигались и посох превращался в острогу. Мы подошли к самой воде, и мой спутник с первой попытки подцепил двухкилограммовую рыбину. Буквально за десять минут вытащили штук восемь горбуш и кижучей, бросили их в рюкзак и, зачерпнув два ведра воды, мы вернулись в лагерь. Пока нас не было, ребята поставили палатки, а рядом весело потрескивал костёр. Рыбу быстро разделали. Часть пошла на шашлыки, часть на уху, а отдельно в ведро собрали икру. Ужин удался на славу. Такой наваристой и вкусной ухи, как тут, есть мне не приходилось. Что касается знаменитой камчатской лососевой икры, то действительно ели мы ложками, но её, как и мёд, много не съешь, двести-триста грамм, и то обязательно с хлебом. Насытившись, Вадим, страстный турист, охотник и рыболов, стал рассказывать истории, приключения и случаи, происходившие с ним и его друзьями тут, на Камчатке. Он оказался не только опытным, знающим путешественником, но и прекрасным рассказчиком. Все это знали и с интересом ожидали его очередной байки.

Медведь-спасатель

   - Ну, если народ хочет что-то новое услышать об особенностях камчатской охоты, то наберитесь терпения и слушайте, - начал он. - Вот в прошлом году был с нами такой случай. Пошли мы с другом на охоту по первому снежку. Машину оставили на обочине дороги, а шофёру сказали, чтобы ждал нас часам к пяти вечера. Дичи на Камчатке больше, чем на материке, это зайцы, горностаи, лисицы, волки, лоси, северные олени и много других зверюшек, но самый главный хозяин тайги - это камчатский бурый медведь.
   Так вот, заметили заячьи следы, тут же ружья наизготовку и ускорили шаг. Продираемся через валёжник, бурелом и углубляемся всё дальше и дальше в лес. Так увлеклись, что забыли обо всём на свете, и вдруг шагах в тридцати мелькнула тень и на полянку выскочил заяц. Я навскидку выстрелил дуплетом, и косой, подскочив вверх, упал замертво. Я был рад своему успеху и, положив трофей в сумку, пошли дальше. Напарник мой нервничал, но упорно шёл, надеясь подстрелить косого. Сколько километров прошагали по тайге, не знаем, только, когда ни с того ни с сего пошёл густой снег, опомнились и повернули назад. Однако с каждой минутой снегопад всё усиливался и усиливался и превратился в сплошную снежную стену. Наши следы тут же засыпало, и видимость упала до нескольких метров. Из опыта старых таёжных охотников, побывавших в подобных ситуациях, я знал, что искать выход, блуждая по тайге, означало подвергать себя верной гибели. В данной ситуации надо, не теряя времени, соорудить нечто подобное шалашу, переждать непогоду, а потом выбираться из тайги. Не сговариваясь, принялись за дело. Под старой разлапистой сосной расчистили место, из сосновых сучьев сделали шалашик, настелили там хвойных лапок, на дерево привязали красный шарф на случай, если нас будут искать, и, наглухо закрывшись ветками, залезли в спальные мешки и, как медведи, залегли в спячку. Пурга и снегопад не прекращались больше суток. Не выдержав тяжести снега, шалаш наш просел, и лишь возле сосны оставалось небольшое воздушное пространство, позволяющее нам дышать. Мы поняли, что из-под толстого слоя снега самостоятельно нам выбраться будет трудно. Из-за отсутствия движения тело онемело, но наши пуховики тепло держали и спасали от переохлаждения. Переговариваясь и толкая друг друга, радовались, что живы и надеялись, что нас обязательно найдут. И вот на вторые сутки раздались какие-то звуки. Ну, думаю: "Слава Богу, нас, наверное, нашли". Минут через десять послышалось шуршание снега и тяжёлое сопение. Я толкнул друга в бок и закричал: "Коля, ты жив?". Он ответил: "Жив, только всё тело задубело". "По-моему, нас нашли и сейчас вызволят". Между тем, сопение усилилось, я почувствовал облегчение и меня куда-то поволокли. Хотел открыть замок спальника, но руки так занемели, что не мог ими пошевелить. Почувствовал, что меня уже вызволили из снежного плена, и в мешке кричу: "Ребята! Я жив! Скорее откройте спальник". В ответ тишина. Через некоторое время резкий звук раздираемой ткани, яркий свет, а когда открыл глаза, ужаснулся. Перед моим лицом склонилась зубастая пасть медведя. С испугу я заорал, что есть силы, зверь отпрянул, посмотрел на меня неподвижного, слабого и немощного и, угрюмо опустив голову, пошёл прочь. Какую цель преследовал медведь, вызволяя нас из снежного плена, я не знаю. Возможно, хотел отомстить нам - охотникам за то, что его разбудили, но видя, что мы сами нуждаемся в помощи, ушёл с миром. А может, захотел посмотреть нам в глаза и сказать: "Люди, не убивайте зря, мы тоже хотим жить". Одним словом, мы были спасены. Отделались лёгким испугом и небольшими обморожениями, но я для себя решил раз и навсегда никогда больше не охотиться на этого умного и благородного зверя.
   - А что было дальше? Как долго вы ещё лежали на снегу?
   - Вызволил из-под снега Мишка нас обоих, но замок на спальнике "открыл" только мне. Я собрался с силами (жить-то хочется), вылез из мешка, немного размялся, освободил друга, а потом развели костёр, немного отогрелись, поели и самостоятельно вышли на дорогу. В части нас уже похоронили. Хотя поиски ещё продолжались, но все знали, во время пурги в тайге - эта затея бесполезная. На опушке леса нас, уставших, измождённых, подобрали, на вездеходе доставили в госпиталь и за неделю поставили на ноги. Так благополучно закончилась наша снежная эпопея. После этого, всем начинающим туристам-любителям природы даю совет: "В любую пору года не выходи на природу в одиночку, никогда не расставайся со спальным мешком, желательно пуховиком. Только он спасёт тебя от холода, ливня и снегопада, змей и комаров". Поскольку погода на Камчатке непредсказуема и коварна, надо всегда быть готовым к её капризам. Были случаи, когда в середине июня налетела снежная туча, разыгралась пурга и погубила несколько человек туристов-любителей. Так же часто и врасплох захватывают людей землетрясения, значительно реже - цунами.
   - А за время вашей службы нечто подобное происходило?
   - Тихое дыхание действующих вулканов происходит постоянно. Как ты, наверное, заметил, Авачинский вулкан, который в непосредственной близости от Петропавловска, дымит постоянно, но мощные извержения происходят редко, но их предсказать невозможно. Что касается землетрясений, то они бывают постоянно, но мощность их составляет 2-3 балла. Они почти не наносят вреда, но людей держат в постоянном напряжении. Учитывая высокую сейсмоопасность, в городах Камчатки не строят высоких зданий, а в сёлах и посёлках городского типа почти все дома одноэтажные и преимущественно деревянные.
   Мне было интересно беседовать с бывалым человеком, любителем природы, охотником и рыболовом, поскольку и себя относил к этой категории людей. Костёр уже потух, небо покрылось мириадами звёзд, спутники наши, утомлённые восхождением на вершину сопки, забравшись в палатки, мирно спали, а мы всё не могли наговориться. В конце концов, усталость взяла своё. Мы последовали их примеру, влезли в спальные мешки и погрузились в благодатный сон.
   ... По обыкновению своему встал рано, когда все ещё спали. Солнце не взошло, но утренняя заря уже возвестила о скором его появлении. Лёгкий предрассветный туман поднимался над долинами и, словно белой вуалью, накрыл реку. После вчерашнего восхождения слегка побаливали мышцы рук, ног, поясницы, и чтобы привести их в норму, решил пробежаться по росе к реке и сделать зарядку. По слегка примятой траве пошёл к месту вчерашней рыбалки. Вдруг на выходе из травяных зарослей услышал какие-то звонкие шлепки по воде, наподобие тех, когда женщины стирают бельё на речке и с силой бьют им о настил. Остановившись, пригляделся и остолбенел. Буквально в ста метрах огромный медведь, забравшись в реку, усердно шлёпал лапой по воде, пытаясь подцепить рыбину. Я присел и из-за зелёного укрытия стал наблюдать за действиями косолапого. Занятые накапливанием подкожного жира для зимней спячки, медведи в эту пору года не агрессивны и на людей не нападают, поэтому был спокоен, да и с личным оружием никогда не расставался.
   ... Лишь с четвёртой или пятой попытки рыбину он поймал. Вышел с ней на берег, распорол живот, со смачным чавканьем съел икру и полез за очередной жертвой. Такую же операцию проделал со второй, третьей и последующими рыбинами. Тогда я подумал: "Почему зверь не ест рыбу целиком, а использует только икру?". Ведь рыба эта относится к лососевым деликатесам и высоко ценится у людей. Откуда ему, зверю, известно, что икра многократно калорийней и полезней рыбьего мяса? Что подсказывает ему делать так, а не иначе, инстинкт или опыт? До сих пор не уверен, но мне кажется, едва ли в инстинкте могут быть закодированы такие мелочи, как рациональный выбор пищи, скорее всего, это результат мозговой деятельности и опыта животного, который решил: "Такая удачная рыбалка будет продолжаться не больше двух недель, стало быть из неё надо извлечь максимальную пользу".
   ... Зверь был так увлечён своим занятием, что не замечал ничего вокруг и, наверное, если бы я подошёл к нему вплотную, он сказал бы мне: "Человек, иди ты... в свою палатку и не мешай мне готовиться к зиме".
   Потешившись действиями умного зверя и вспомнив рассказ Вадима о гуманном шаге его собрата, я и сам проникся к нему уважением и добрыми чувствами.
   Вернувшись в лагерь, рассказал приятелю про медведя-рыбака, но это для него не было новостью. Он сказал, что на всех больших и малых реках, где идёт нерест, медведи жируют, а увлекшись, забывают об опасности и продолжают рыбачить даже днём.
   ... Позавтракав, собрали вещи и тронулись в обратный путь. На развилке дорог, где река Крестовая впадает в реку Камчатка, остановились около памятного знака, оставленного первопроходцем и открывателем земли Камчатской, Владимиром Атласовым. Двухметровый деревянный крест из "каменной" камчатской берёзы, поставленной его людьми около трёх столетий назад, стоит и по сей день. О нём я уже читал. И вот теперь увидел его наяву. Даже не верилось, что к нему прикасались руки наших далёких героических предков, присоединивших к России этот огромный полуостров. Вернувшись в часть, я ещё долго находился под впечатлением этого турпохода, который послужил началом изучения этого удивительного края. За все последующие годы службы десятки раз ходил в ближние и дальние походы, покорял вершины сопок, исходил пешком сотни километров и пришёл к выводу, что Камчатка - это удивительный край с богатейшими природными ресурсами, но с климатическими и сейсмическими особенностями, к которым можно приспособиться и привыкнуть, кроме страшного природного явления - цунами.

Цунами

   До приезда на Камчатку об этом малоизученном явлении знал я понаслышке. Однако в этом, богатом на природные катаклизмы, крае, пришлось не только понять, насколько грозна эта природная напасть, но и своими глазами увидеть её катастрофические последствия. Что же это за стихия такая - цунами?
   В переводе с японского это слово означает "большая волна", и именно Япония больше всего страдает от её разрушительного действия. По определению учёных - это волна, вмещающая в себя миллиарды кубических метров воды, поднятых на поверхность океана природными силами (землетрясения, извержение подводных вулканов, смещение тектонических плит и морские оползни) и двигающаяся по поверхности океана со скоростью сотни километров в час. Для морских судов она не представляет никакой опасности, а как только достигает берега, скорость замедляется, волна вырастает до нескольких десятков метров и сметает всё на своём пути.
   Такие разрушительные цунами чаще всего происходят в Тихоокеанском регионе и доставляют много бед и страданий жителям Юго-Восточной Азии и Южной Америки. Однако постараюсь описать то, что видел, слышал и прочувствовал. Вот как это происходило. В четыре часа утра по местному времени 5 ноября 1952 года мой предутренний сон был нарушен мощным толчком земной тверди, от которого я вывалился из кровати. Система защиты сработала мгновенно. Схватив шинель, висевшую на косяке двери, и сунув ноги в сапоги, так в нижнем белье и выскочил на улицу. Через несколько минут почти все жители посёлка, полураздетые, стояли возле своих домов. Первый толчок был настолько мощным, что даже в наших деревянных домиках появились огромные трещины и полопались стёкла в окнах, разрушений, к счастью, не было. Мой командир Завалишин, который жил с женой и сыном во второй половине дома, тоже вывел своё семейство. Постояли, поговорили, ожидая повторных толчков, но не дождавшись, стали заходить в жилища, чтобы одеть тёплые вещи и приготовиться к худшему, ибо каждое землетрясение только одним толчком не ограничивалось. И действительно, буквально через час вся воинская часть была поднята по тревоге. В 5.30 все офицеры авиакорпуса и нашего особого авиаотряда были в штабе, где нам сообщили о разрушительном цунами, обрушившимся на восточное побережье Камчатки. Сведения об этом поступили с наблюдательных постов, расположенных на всём тихоокеанском побережье полуострова. О том, что три волны цунами натворили на берегу, мы ещё не знали, но уже через несколько часов кое-что прояснилось. Все морские суда, авиация и воинские подразделения были задействованы в спасательных операциях. Как позже выяснилось, больше всех пострадал город Северо-Курильск, который фактически был полностью стёрт с лица земли. К концу дня и все последующие дни из разрушенных сёл и городов в Елизово стали привозить оставшихся в живых жителей, которых военно-транспортными самолётами отправляли на Сахалин и на материк. Лишь через месяц стали более-менее известны последствия этого страшного стихийного лиха. Во время облёта 130 километровой прибрежной зоны с вторым секретарём Камчатского обкома Алексеевым (я летел в качестве штурмана), вот что он мне рассказал:
   "Землетрясение, предшествующее цунами, большого ущерба не причинило, а вот гигантские три волны бед наделали много. Самой разрушительной из них была вторая, высота которой достигала 15 метров. В Петропавловске были разрушены: рыбоконсервный комбинат, судоремонтная верфь, здания и жилые дома в прибрежной портовой зоне. В общей сложности в Петропавловске погибло более пятисот человек. В бухте Океанской были разрушены рыбокомбинат и китобойная база. Число погибших составило около шестисот человек. В посёлке Халактырка были разрушены три дома и погибло восемь человек. Среди погибших третья часть военнослужащие, проходившие службу в воинских подразделениях. Один из спасённых, очевидец этих событий, рассказал мне жуткую историю:
   "Мы с женой в бухте Океанской жили шесть лет. Почти все жители посёлка работали на рыбокомбинате. Землетрясения и извержения вулканов были частыми гостями, мы их не принимали всерьёз, а вот... цунами испытать пришлось впервые.
   ... После землетрясения служба оповещения рыбокомбината передала, что ожидается цунами, поэтому надо взять необходимые вещи, покинуть дома и подняться на холм под названием "Дунькин пуп". Схватив, что было под рукой, забрались на холм, и буквально через несколько минут в предрассветной дымке увидели на поверхности океана белую полосу, которая с большой скоростью двигалась в сторону берега. Это оказался гребень гигантской волны. Выйдя на берег, волна стала увеличиваться до высоты трёхэтажного дома и, закручиваясь, перемалывала всё, что было у неё на пути. Дома, которые были ближе к берегу, рассыпались, как карточные домики, а когда вода сошла, брёвна от строений смыло в океан. Мы думали, что беда миновала и кинулись в свой дом, чтобы взять документы и наиболее ценные вещи. Замешкавшись, не слышали, как вторая, ещё более разрушительная волна обрушилась на посёлок и практически смыла его и сравняла с землёй. Наш деревянный домик сорвало с фундамента, и он целиком оказался на гребне волны. Сделав своё чёрное дело, она схлынула в океан вместе с домом. Можете представить себе наше состояние. Жена в одной комнате кричит и взывает о помощи, а я в другой, словно в мышеловке, ничего не могу сделать, и оба ожидаем горькой участи. Наконец третья волна подхватила нас и понесла к берегу. Ударившись о какую-то стальную ферму, дом развалился надвое, разделив нас с женой. Моя часть дома, зацепившись за что-то, осталась на суше, а жену унесло в океан на верную погибель. Так морская стихия разлучила нас навсегда", - горько усмехнувшись, мужчина закончил свой рассказ". Как видишь, товарищ майор, стихия наделала нам столько бед, от которых голова кругом идёт" - закончил свой рассказ высокий начальник.
   Несколько позже мне довелось лететь с группой учёных: геологов, сейсмологов и вулканологов в Северо-Курильск, где вместо города увидели жуткое зрелище. Повсюду, где были здания, сооружения, жилые дома, торчали основы бетонных опор, были разбросаны стальные металлоконструкции, бочки из-под горючего, бетонные глыбы, брёвна, бродили бесхозные коровы, лошади, козы, бродячие собаки и... ни одной живой человеческой души. Так в течение часа обжитый благоустроенный городок был стёрт с лица земли, а из тех, кто остался в живых, едва ли захочет жить тут.
   ... Когда я возвращался на материк, Камчатка уже оправилась от морального шока и материального ущерба, сумела восстановить рыбопромышленное и рыбоперерабатывающее производство, судоремонтную верфь, только люди, пережившие эту трагедию, не забудут её никогда.
  
  

Глава VI. Невозвращенка

   К чужим брегам по воле долга
   Была заброшена судьбой,
   Чтоб Родину забыть надолго,
   Тропу, ведущую домой.

Потери и приобретения

   После смерти родителей мужа, переселились в их усадьбу, доставшуюся нам по наследству. Очутившись одни в чужом городе, столкнулись с серьезными материальными трудностями. Во-первых, за оформление наследства нужна была огромная сумма, во-вторых, на новом месте я еще не работала, следовательно, и средств существования не было. Пришлось взять кредит под залог самого дома. Пенсии по утере кормильца не хватало даже на содержание дома. Возник резонный вопрос: Как быть? И есть ли выход из создавшегося положения? Стала думать и привлекла к этому знакомых и друзей мужа, а также обратилась к руководству госпиталя, где работала. В результате выход был найден. Часть дома сдали в наём, а по рекомендации главврача госпиталя, меня приняли в местную больницу врачом-педиатром. Через год я погасила кредитный долг в банке, а благодаря доходам от работы и платы за аренду части дома, финансовое положение моё стабилизировалось.
   Пришлось пересмотреть свое отношение к жизни, карьере, воспитанию ребенка. В отличие от советской системы: "... трудись, надейся и жди", тут, в условиях "проклятого" капитализма, о своем благополучии, кроме тебя самого, никто не позаботится. Следовательно, чтобы достичь успехов в самореализации надо ставить перед собой цель, искать связи, составлять планы и находить пути и возможности их реализации. Однако главным в этом процессе, является квалифицированный труд. В условиях жесткой конкурентной борьбы за каждое рабочее место надо было забыть про личную жизнь и постоянно самосовершенствоваться. За десять лет учебы и медицинской практики мне удалось получить звание доктора медицины, должность профессора и кафедру в университете. Отличительной особенностью американских ученых является то обстоятельство, что они, кроме профессорской высокой заработной платы, имеют солидный доход от своих научных трудов, публикуемых в специальных журналах и периодической печати. Теперь, когда я заслужила имя, известность, можно было бы сбавить обороты, но где там, работы стало еще больше. Все эти годы дочка жила со мной дома и была моим самым близким другом, советчиком и родной душой. Но вот окончена школа, вопрос о выборе будущей профессии у нее не стоял, она решила пойти по стопам матери, избрав тоже медицину. Успешно сдав вступительные экзамены, Джулия поступила в университет и, как подавляющее большинство студентов США, получила самостоятельность. А это означало не только обретение свободы, но и решение своих проблем, в том числе и финансовых. Долго опекать своих детей в Америке не принято, и в этом есть огромный плюс. Все эти годы я готовила ее к этому и была уверена, что она найдет себя и не затеряется в этом мире. Отпустив Джулию в свободное плавание по бурному и неспокойному жизненному океану, вдруг почувствовала себя несчастной и одинокой.

Эмансипация

   За время пребывания за океаном круг моих друзей, приятелей и просто знакомых значительно расширился, но особое место в нем занимала моя подруга по несчастью - Берта. В моей судьбе она оказалась ключевой фигурой, поэтому дружба с ней и ее семьей у меня не прекращалась никогда. Она жила со своей семьей в пригороде Бостона, а я неподалеку от Нью-Йорка в городе Элизабет. Однако ни значительное расстояние, ни моя чрезвычайная занятость не мешали нам общаться и бывать друг у друга в гостях. Мы с дочкой были в их доме желанными гостями и находили там приют и отдохновение. Муж Берты, Билл, после гибели моего мужа ушел из армии, организовал свой бизнес, что позволило безбедно жить его семье. Иногда в разговоре он поднимал тему Корейской войны, но для меня это была больная тема, и я просила его о ней не вспоминать. Зато с Бертой говорили часами на злободневные житейские темы, которые на тот период беспокоили всех нас. Ее, как педагога, меня, как медика волновал вопрос молодежного движения: за равные права женщин с мужчинами, за свободу выбора сексуального партнера, а так же за снятие других запретов общественного и интимного характера. Проблема дискриминации женщин существовала всегда, но после того, как ученые-философы Фрейд и В. Райх теоретически обосновали право женщин на свободную любовь, движение переросло в сексуальную революцию и приняло невиданные масштабы. Поскольку в эту круговерть были ввергнуты и наши дети, я решила написать статью в газету с критикой теоретиков и практиков этой революции. Поскольку тема эта не нова и борьба за эмансипацию женщин велась с переменным успехом, на протяжении веков, то и материалов за и против было больше, чем достаточно. Обосновав свои принципы о несостоятельности теории сексуальной революции, статью мою напечатали в одной из центральных газет. Ну, как всегда бывает, отзывы о ней были и положительные, и отрицательные.
   Вскоре после этой публикации, я побывала в гостях у Берты и она, чуть ли не с порога спросила:
   - Элен, ты доктор медицины, профессор, вращаешься в высших научных кругах, можешь толком объяснить, кто придумал эту сексуальную революцию, кем финансируется, и кому она нужна?
   Я начала с истории:
   - Эта тема не так проста, как нам кажется и, чтобы ее раскрыть, надо не только проанализировать настоящее, но и изрядно покопаться в прошлом. Сами по себе революции, какую бы они окраску не имели: социальную, политическую, культурную или вот сексуальную, только вскрывали проблему, усугубляли ее и редко когда решали положительно. Революция - это протест общества, насилие, а там где насилие, всегда потери. И нынешняя сексуальная революция не исключение - это протест женщин против произвола церкви, общества, семьи. Все эти институции видели в женщине: продолжательницу рода, рабыню мужа и бесправного члена общества. Такая дискриминация, узаконенная всеми религиями мира, существовала веками и, время от времени женщины поднимали бунт, получали некоторые уступки, но проходило время, об этом забывали и, - все снова становилось на круги своя. Такие сексуальные бунты чаще всего происходили после разрушительных кровопролитных войн. Тогда, в результате гибели значительной части сильного пола, обделенные мужским вниманием женщины, поднимались на борьбу за свои равные с мужчинами сексуальные права. Такие бунты происходили за несколько сот лет до новой эры в Римской империи, потом, после ее распада, но более организованный характер они приобрели в 19 столетии, а также после Первой и Второй мировых войн.
   Сексуальная революция, начатая в шестидесятых годах у нас в США, имела под собой более весомые аргументы, чем все предыдущие. Этому, прежде всего способствовали: индустриализация и технический прогресс, значительно снизившие уровень физического труда, урбанизация населения, снижение рабочего времени до 40-42 часов в неделю. Все эти факторы позволили женщине больше времени уделять себе, своим прихотям и желаниям. Выпуск в необходимых количествах контрацептивной продукции и ее свободная продажа, позволили женщине предохраняться от нежелательной беременности и заниматься сексом ради удовольствия. Как видим, движение за снятие всяческих запретов и право на свободную любовь женщин, подхватили средства массовой информации и волна пошла. О последствиях тогда никто не думал. Сухого хвороста и валежника для огромного костра, оставшихся после инквизиции, накопилось больше, чем достаточно, осталось только его поджечь.
   И вот, в июле 1969 года, на музыкальном фестивале в городке Вудсток, куда съехались десятки хиппи и рок групп и тысячи их поклонников, произошло нечто, что дало повод считать этот фестиваль началом сексуальной революции. Что же там произошло?
   Многотысячная толпа, преимущественно из студенческой молодежи, подогретая ритмами рок-музыки и алкоголем, не ведая, что творит, приступила к разрушению запретов, моральных норм и условностей, которые столетиями закабаляли женщину.
   Были провозглашены лозунги: "Бери от жизни все, что можно", "Удовольствие превыше всего", "Свободный секс - стимул жизни", "Прочь все запреты". Коль все запреты сняты, то теперь можно и купаться в грязных лужах, и ходить обнаженными, и с кем попало заниматься сексом... Костер был подожжен, и пламя его поднялось на такую высоту, что озарило красным светом, не только Америку, но и весь, так называемый цивилизованный мир. И покатилась эта мутная волна по всей планете, еще не осознавая, какие принесет она непредсказуемые последствия. Совершив революцию, чего же достигли ее инициаторы-женщины?
   - Сняли запреты и ограничения на сексуальную жизнь со стороны церкви, правительств и общества.
   - Получили большую самостоятельность, возможность больше зарабатывать и вести свое хозяйство.
   - Жить ради удовольствия, меняя сексуальных партнеров.
   - Использовать ради карьеры и бизнеса свое тело.
   - Семья не стала быть основополагающей.
   Что получили от этого мужчины?
   От сексуальной революции мужчины больше потеряли, чем приобрели.
   - Получили более свободный доступ к женскому телу, а с ним не стало стимула для творчества ради любимой женщины.
   - Понизилась роль мужчины, как в семье, так и в обществе, а отсюда его деградация, уход от реальности посредством пагубных пристрастий к алкоголю, виртуальной жизни, наркотикам и постепенному вымиранию. Шутка: "Мужчины скоро вымрут, как динозавры" - приобрела реалистичный угрожающий характер.
   - Откровенные желания и страсть женщин понизили у мужчин интерес к тайнам познания женского тела, а отсюда и снижение желания заниматься сексом и потеря мужской силы.
   Кому была выгодна сексуальная революция?
   Как было отмечено ранее, любая революция - это бунт, но чтобы он дал результат его надо организовать и придать ему масштабный всенародный характер. Для этого естественно нужны большие деньги. Деловые люди, имеющие свободный капитал, используя ситуацию, вложили его в "дело", с уверенностью его приумножить. Для них результат - это деньги, а последствия их не интересуют. Они и на этот раз не ошиблись. Деньги, вложенные в сомнительное дело, уже сейчас их дельцам приносят баснословные барыши. Откуда же эти доходы?
   - От порнографической продукции.
   - От ночных казино, кабаре, клубов, где женское тело используется, как товар.
   - От секс-услуг в подпольных борделях, офисах и на дому.
   - От продажи женщин в сексуальное рабство.
   - И от множества других секс-услуг, находящихся в глубоком подполье.
   Что получило от этого человеческое сообщество?
   - Разрушен институт семьи, а с ним и ячейка государства.
   - Из-за культа наслаждения жизнью и удовольствия, молодое поколение перестало жить интересами общества, на поверхность всплыли: общественный эгоизм и иждивенчество.
   - Невиданно возросло количество заболевших венерическими заболеваниями.
   - Получив право на секс ради удовольствия, женщины снизили интерес к деторождению, семейным обязанностям и породили начало демографической катастрофы.
   - Растление душ молодого поколения, порождает моральное разложение и деградацию общества.
   Вот основной перечень причин и следствий сексуальной революции, еще неизвестно, что она породит в будущем.
   Мою лекцию-монолог на злободневную тему дня, Берта слушала молча, морщилась, а потом, не выдержав спросила:
   - Элен, ты нарисовала такую мрачную картину будущего, что становится страшно за наших детей, внуков и будущие поколения.
   - Болезнь действительно зашла очень далеко, но чтобы от нее излечиться надо: во-первых всем понять, что мы смертельно больны, а во-вторых долго и упорно лечиться. Ну, а если серьезно, то мир уже приходит к убеждению, что традиционные ценности, как: семья, дети, любовь, регулируемый умеренный секс, основы христианской морали и нравственности должны остаться, остальное, словно мусор выкинуто на свалку истории.
   Народы, наконец стали понимать, что секс правильно понимаемый и направляемый, может принести людям величайшее удовольствие. Однако эта мощная природная сила должна быть контролируема и помещена, может не в столь жесткие, но в какие-то моральные рамки. Это может гарантировать развитие и реализацию задач не только индивида, но и общества.
   - Послушала я тебя, Элен, и поняла, что боролись женщины за свободу, а попали снова в западню. Плодами революции, как всегда воспользовались дельцы и проходимцы. Какие же мы наивные. Человеческое сообщество со времени своего существования жило по высшим законам морали и нравственности, которые не противоречат закону природы, по которому живет весь животный мир, где роли между самцом и самкой четко разграничены. Мы, люди, подчинены тем же основным инстинктам, что и животные - инстинкту самосохранения и инстинкту продления рода. Как все в природе, они тоже стимулируются. Первый получает приятные ощущения от самой жизни, контакта с природой, второй от сексуального контакта в периоды спаривания. Если мы являемся частичкой живой природы, то почему стремимся переиначивать ее законы и ставить все с ног на голову?
   Неужели за несколько тысяч лет человечество так ничему и не научилось? Мне кажется формула жизни, основанная на семье, должна и будет оставаться неизменной. А как ты думаешь?
   - Свое видение проблемы я тебе изложила, с тобой полностью согласна и подозреваю, когда распущенность женщин достигнет своего апогея, настанет мужская эмансипация и новая сексуальная революция, но на этот раз, мужская.
   На этой, не столь оптимистической ноте, и закончился наш разговор, дав пищу для дальнейших размышлений.

Сокровенная тайна

   С дочерью Джулией у нас были прекрасные отношения, но за пять лет учебы в университете она повзрослела, стала самостоятельной, больше не требовала моей опеки и чувства наши немного поостыли. Да это и понятно. Стремление научить детей самостоятельности с юного возраста, предоставив им право и возможность решать свои проблемы без помощи родителей, в общем разумно и похвально, но это отдаляет детей от родителей и лишает их душевной близости. И все же, этот принцип воспитания детей, используемый повсеместно в Америке, лучше бесконечной опеки детей родителями, которые своим авторитетом подавляют у них желание учиться жить, и выращивают иждивенцев. Стремление самоутвердиться не позволило Джулии после окончания университета вернуться домой. Получив диплом врача-психотерапевта, продолжала заниматься наукой и к тридцати годам стала доктором медицины. На протяжении этого времени, домой приезжала не больше двух раз в год и это были для нас желанные и незабываемые встречи. Дочь была для меня не только воплощением крови и плоти моей, но и коллегой по избранной профессии. Мы много говорили на жизненные злободневные темы, дискутировали по спорным вопросам медицинской науки и практики, но как-то не решались заводить разговоры на темы личной жизни, внутренних переживаний, которые были глубоко запрятаны в наших душах.
   Значительно позже, когда Джулия вышла замуж, родила двух дочек, я решила пригласить её с семьей жить к себе. Мне захотелось постоянно быть вместе с дочкой, зятем и внучками, видеть счастливые радостные личики девочек и слышать их заливистый задорный смех. Основания для такого решения были убедительны. Во-первых, без надёжного помощника, мне уже трудно было управлять клиникой, которую я создавала на протяжении пятнадцати лет. Потом, более достойного преемника, чем моя дочь, я не видела - она всей своей жизнью доказала, что самостоятельна, умна, амбициозна и, как специалист-медик готова в будущем возглавить это медицинское учреждение.
   Во-вторых, почему мой двухэтажный дом должен пустовать, в то время, как за съемную квартиру в большом городе дочери с зятем надо было платить баснословные деньги? "Пусть живут всем на радость", - подумала я. И в третьих, я уже устала. Мне нужно было снизить обороты, заняться своим здоровьем, отдохнуть от дел текущих и посмотреть на мир глазами туриста.
   Теперь у нас с Джулией появилась возможность поговорить по душам. Тайна, которая жила в моей душе почти сорок лет не должна умереть вместе со мной.
   Как-то, отдыхая после массажа, сауны и других приятных оздоровительных процедур, Джулия, в который раз начала этот разговор:
   - Мама, смотрю я на тебя и удивляюсь. Ты такая красивая, обаятельная, с такой прекрасной фигурой, а живешь одна. Почему бы тебе не выйти замуж? Теперь у тебя есть всё, пора подумать и о личной жизни.
   - Джулечка, милая у меня для этого не было ни времени, ни желания. Ну, посуди сама. Я овдовела в тридцать лет. Чтобы выжить, вырастить и дать тебе образование надо было трудиться по 12-14 часов в сутки, - и так на протяжении двух десятков лет. Когда ты выпорхнула из родительского гнезда, связывать свою судьбу с кем-то у меня не было желания. Сейчас я уже смирилась с ролью бабушки и не представляю себя чьей-то женой. Правда есть еще одна причина, которая не дает мне покоя всю жизнь. Чтобы ты могла меня понять, я должна открыть перед тобой эту тайну, ибо, не зная моего прошлого, ты едва ли сможешь меня понять. По известным причинам я пыталась обходить эту тему, а теперь, когда ты повзрослела и стала мамой, я тебе откроюсь, и ты, выслушав меня, надеюсь, поймешь и не осудишь.
   О моём прошлом ты знаешь лишь то, что у меня русская мать, научившая меня говорить и думать по-русски. Да, это все правда, но кроме этих скупых сведений о себе больше сказать ничего не могла, ибо это было смертельно опасно. Теперь, когда прошли годы, изменились мы, потеплели отношения между СССР и США, я могу рассказать о себе всю правду.
   Начну с того, что родилась я в России в городе Брянске в рабочей семье. Родители работали на заводе простыми рабочими. Нас, детей у них было четверо, трое сыновей и я, самая младшая дочь. Детские и школьные годы прошли в этом городе. В 1938 году поступила в Ленинградское фельдшерское училище, училась, занималась парашютным спортом. Там же впервые влюбилась. Это был прекрасный юноша, красивый, спортивный и добрейшей души человек. В 18-летнем возрасте хотели пожениться, но помешала война. Он тогда учился в летном училище, а я закончила медучилище и курсы радисток. С первых дней войны добровольцем пошла на фронт. Сначала из прифронтовой зоны вывозили раненых на санитарном поезде, а когда его разбомбили, около года находилась в партизанском объединении, совмещая должности медсестры и радистки. Там, в апреле 1942 года, совершенно случайно встретились с Ним, когда он прилетел на самолете за ранеными генералом и бойцами. Наша любовь разгорелась с новой силой. После двух часов проведенных наедине, поклялись друг другу, что если останемся в живых, обязательно встретимся, поженимся, и больше нас никогда никто не разлучит. Судьба нас пощадила. Мы остались живы и вскоре после Победы снова встретились в пригороде Берлина. Любовь наша продолжалась целые сутки, и мы стали фактически мужем и женой. Это произошло 15 июля 1945 года. Однако созданию нашей семьи помешала моя связь с советской разведкой.
   Меня послали на задание, пообещав, что через год я буду дома. Расставаясь вновь, обещали друг другу верить, любить и ждать. Но этому не суждено было случиться. Пароход, на котором я плыла на американский континент, налетел на мину в Саргассовом море и за считанные минуты затонул. По счастливой случайности в это время мы были на палубе, и меня, контуженную, спасла подруга Берта, а в Нью-Йоркском госпитале, в буквальном смысле, поставили на ноги. Однако из-за травмы головы у меня была временная потеря памяти. Физически я была здорова и привлекательна. Такой меня увидел твой отец Эдвард. Несмотря на мои проблемы с памятью, предложил выйти за него замуж. Для меня это был спасительный выход. Можешь себе представить, в каком положении я оказалась. Одна на чужом континенте, без памяти, без средств существования, с плохим знанием английского языка. Я дала согласие, и мы поженились. Он отвез меня к своим родителям в дом, где мы некоторое время жили. Как ты знаешь, Эдвард был летчиком и, чтобы мы постоянно были вместе, добился у командования предоставления ему квартиры в офицерском городке недалеко от авиабазы, где он служил. Ты родилась 12 апреля 1946 года и как бы открыла темный занавес моей прошлой жизни. Память моя полностью восстановилась. Я все вспомнила, поняла и ужаснулась. За неполный год я стала дважды клятвопреступницей. Во-первых, поклялась любимому человеку быть верной ему и любить вечно и, во-вторых, нарушила присягу, данную Родине, не выполнив спецзадание, с которым плыла за океан.
   Дочь смотрела на меня удивленными глазами, потеряв дар речи от неожиданной и шокирующей ее информации. Потом, выдержав паузу, спросила:
   - Мама, так ты что, шпионка?
   - Да, могла ей быть, но волей случая, не стала. Хорошо это или плохо, сейчас трудно сказать, но если на Родине меня давно списали, то свою первую любовь, забыть до сих пор не могу. Глубоко осознаю, что жизнь прошла, что судьбы наши пошли разными путями, у него наверняка есть своя семья, но хочется из чистого любопытства узнать, как сложилась его жизнь.
   - А что же тебе мешает его разыскать?
   - Я неоднократно пыталась писать в посольство, но каждый раз получала ответ-отписку: "... Информацией, интересующей вас, не владеем".
   - Мам, а какая твоя настоящая девичья фамилия?
   - Панфилова Елена Дмитриевна.
   - А что тебе известно о родителях, братьях, родственниках?
   - Отец погиб на фронте в начале войны, братья пропали без вести. Мама осталась одна. Жива ли сейчас, не знаю.
   - Мама, ты даже сама не знаешь, какая ты героическая женщина. Имея такую фантастическую биографию, тебе давно надо было написать книгу, которая вышла бы миллионным тиражом, стала бы бестселлером и принесла бы автору немалый гонорар. Однако не это главное, денег у тебя и так хватает, важнее другое, книгу могли издать и в СССР и вот тогда прочитав ее, твой любимый догадался бы, о ком идет речь, и обязательно откликнулся бы. Кстати, как его звали?
   - Звали его Трохалёв Василий.
   - И ты до сих пор его любишь и ни с кем не можешь сравнить?
   - Да, для меня он был и остается: первой любовью, первым мужчиной и... твоим настоящим отцом.
   - Мама, ты видно сегодня решила меня добить окончательно. Выходит я чистокровная русская? И у тебя по этому поводу не возникало сомнений?
   - Да, Джулечка, ты меня прости, что огорошила тебя этими сведениями, но все это истинная правда. И в том, кто твой настоящий биологический отец - это тоже правда. Можешь сама посчитать, встреча с Васей у нас состоялась 15 июля, а ты родилась 12 апреля, вот тебе и вся правда.
   - Мама, после твоих откровений мне теперь и самой захотелось побывать на твоей родине и встретится с твоим любимым Васей и моим отцом, который, видно, и не подозревает, что где-то за тридевять земель у него есть дочь и две очаровательные внучки. Теперь, когда закончилась холодная война между СССР и США и улучшились отношения, я всячески буду тебе помогать в поиске любимого человека. После того, как ты рассказала о своей тайне, у меня возникло множество вопросов, но ответь мне на самый главный: "Он действительно такой, которого можно помнить и любить целую жизнь?"
   - Да, именно такой. Может из-за своей самонадеянности, судьба надо мной надсмеялась, послав жесточайшее испытание, но смилостивившись, дала шанс выжить и выстоять. Я им воспользовалась сполна, а когда опомнилась и поняла, что произошло, дороги назад уже не было. И все, что осталось от моего прошлого - это ОН, - единственный любимый и обожаемый. Он был и остается в моей душе всякий час и, благодаря ему и тебе, я стала успешной и смогла реализовать себя полностью в избранной профессии. Мне кажется, нет, я уверена, что и он испытывал те же чувства, что и я, и где-то в глубине души верит, что я жива, надеется встретить меня, улыбнуться своей светлой неподражаемой улыбкой и, как когда-то сказать: "Здравствуй, любовь моя, Елена Прекрасная, я знал, что мы с тобой обязательно встретимся".
   - Мама, я знала тебя сильной, деловой, успешной, талантливой, но сегодня ты предстала предо мной еще и романтической, женственной и влюбленной. Ты заслуживаешь светлой любви, я горжусь тобой, мама. Теперь я знаю, почему ты в своих докладах и публикациях ставила во главу угла христианскую мораль и нравственность, чистоту отношений между мужчиной и женщиной, главенство семьи, как ячейку общества и гармоничное развитие личности и государства. Я счастлива, что родилась от такой талантливой, героической и по-человечески мудрой и доброй матери, и стала плодом вашей яркой и необыкновенной любви. Ты во мне воспитала такой крепкий моральный стержень, что даже в студенческие годы, когда происходил пик женской эмансипации, я ни на секунду не усомнилась в правильности своих убеждений. Надеюсь и дочкам своим мне удастся привить такой же стойкий иммунитет от вседозволенности и эгоизма. Мама, мне кажется у тебя, как у незаурядной личности и избранник должен быть таким же. Расскажи мне немного об отце? Я о нем узнала только сегодня, но уже полюбила, как и тебя.
   - Доченька моя родная, я рада, что ты поняла меня, приняла мою личную трагедию, как свою собственную и с пониманием отнеслась к ней. С твоим отцом вместе мы провели мало времени, но и те мгновения, которые нам подарила судьба, я не забуду никогда. Познакомились мы с ним совершенно случайно в поезде. Я ехала из Брянска в Ленинград в медучилище, а он туда же на бухгалтерские курсы. Я как увидела его, так сразу и влюбилась. Он был крепкого телосложения, среднего роста, белокурые волосы, правильные черты лица, смеющиеся добрые глаза и неподражаемая яркая улыбка, в которую вложена и детская наивность, и чистота, и искренняя доброжелательность. Он был очень спортивным парнем, и вся его грудь была увешана различными значками. Чтобы как-то привлечь его внимание к себе, я прицепилась к его значкам: "Мол, нескромно выставлять себя напоказ, обвешавшись значками". Он на мое замечание отреагировал спокойно, сказав, что у них в деревне все носят. Потом поговорили, он сказал, что его зовут Василием, родом из Калужской области, а едет учиться в Ленинград. Я тоже назвалась, сказала откуда родом и где учусь. Хотела дать ему адрес училища, но он, забравшись на верхнюю полку вагона, уснул. Я сошла раньше, с тайной надеждой разыскать его после каникул, по адресу его курсов, который запомнила. Однако он меня нашел первым. Объездил все медучилища города, переписал всех Елен-фельдшериц, которые учились на последнем курсе и абсолютно точно вычислил, хотя нашел меня совсем в другом месте. У нас были отборочные соревнования по парашютному спорту, а он был в толпе болельщиков. Я заняла первое место и, когда меня награждали узнал, встретил и с этих пор навсегда покорил моё сердце.
   - А что было потом?
   - Потом гуляли в парках, катались на лодке, строили радужное будущее и вдруг, меня с группой девчат посылают в разведшколу и разлучают нас больше чем на полгода. И все-таки перед самой войной мы встретились. За несколько часов до моей отправки в Ленинград, он, уже курсант летного училища, пробежав марафонскую дистанцию, застал меня дома. Я познакомила его со своими родителями, а он... сделал мне предложение. Я дала согласие выйти за него замуж через несколько месяцев, как только он закончит училище. А через тридцать три дня началась война и разрушила все наши планы. О том, что судьба подарила нам еще две встречи, я тебе уже говорила. Как сложилась его дальнейшая судьба, я не знаю, но уверена, что с небом он не расставался еще несколько десятков лет и что помнит нашу первую любовь, которая не забывается.
   - Да, мама, после того, как я узнала историю твоей любви, которая и для меня стала значимой, я буду тебе всячески помогать искать дорогого нам человека. Мы взрослые люди, должны осознавать, что за сорок лет много утекло воды, профессия летчика тоже находится в группе риска, а если он жив, наверняка у него есть семья, дети, которые вряд ли знают о его первой любви и уж это точно, что есть дочь и две внучки. Мама, я не знаю, что эта связь нам принесет, может быть новые страдания и боль, но мы ее восстановим, хотя бы ради памяти, ради своих русских корней. С завтрашнего дня начинаем действовать. Я думаю, надо составить план, в который включить написание писем в Советские государственные учреждения, как: посольство СССР в США, Министерство иностранных дел, Военное ведомство СССР, архив Министерства обороны, а также частным лицам, которых ты помнишь и хоть примерно знаешь, где они жили.
   - Юлечка, какая ты у меня умница. Я тоже об этом думала, но как-то не решалась. Теперь я знаю что делать, а вместе мы обязательно добьемся желаемого результата, тем более я помню адреса Васиных родителей и адрес отчего дома моей подружки Нины. Я думаю, кто-то из родственников там еще живет и, возможно, знают адрес местожительства твоего отца.
   - Мам, а ты мне ничего не говорила о его братьях и сестрах? О своей русской подруге Нине? Расскажи.
   - Насколько я знаю, Вася родился в районном центре Хвастовичи в крестьянской семье. У него было пять братьев и ни одной сестры. На последней нашей встрече он рассказал мне, что его отец в конце войны погиб, а село Хвастовичи немцы сожгли дотла, а жителей почти всех угнали в Германию. Что касается Нины, то ее судьба тоже была не из легких. Из рассказа Васи я узнала, что в начале войны она была на фронте в санбате, а потом, закончив краткосрочные курсы пилотов, воевала в женском полку легких бомбардировщиков. Потом ее самолет подбили, а она чудом осталась жива. Выписавшись из госпиталя, поселилась в Москве и вышла замуж за близкого Васиного друга Сергея, с которым они приходили на нашу последнюю встречу, но я его не видела. К тому времени Нина была беременна и должна была родить своего первенца где-то в конце сентября; еще Вася сказал, что она поступила в мединститут и решила совершенствоваться именно в этой благороднейшей профессии. Теперь, когда потеплели отношения между нашими странами, думается недолог тот час, когда наладится авиасообщение между Москвой и Нью-Йорком, - вот тогда и мы с тобой вольемся в бурный поток туристов, жаждущих посетить далекую, но родную землю своих отцов и матерей, близких и дальних родственников.
  

По зову сердца

   Откровенный доверительный разговор с дочерью окончательно снял камень с моего сердца и дал возможность почувствовать себя свободной и открытой, хотя бы по отношению к ней. Это признание породило во мне волну воспоминаний и вскрыло уже затянувшуюся старую душевную рану. Ночь прошла в воспоминаниях и размышлениях. Картины прошлого одна за другой всплывали перед глазами. Нет, не те жуткие картины войны, мук, страданий и балансирования на грани смерти, а мимолетные, но яркие картины встреч с любимым. Как ни пыталась себя убедить в том, что все кончено, жизни наши пошли разными путями-дорогами, между нами, наконец, пласт времени в сорок лет и расстояние в целый океан, что хватит жить в плену грез и страданий, но так, за все это время, себя и не убедила. Малейший всплеск эмоций, - и все всплывало в памяти с новой силой. Я пыталась понять, почему это со мной происходит и пришла к выводу, по-видимому, память удерживает то, что наиболее ярко запечатлено в сознании. Поскольку других более красочных, контрастных, неповторимых картин, которые бы затмили собой все предыдущие, просто не было, поэтому и живут они во мне и, видно, будут жить до конца моих дней. А надо ли ломать голову, писать, искать, ворошить прошлое и мучиться? Ведь на родине меня, наверное, давно похоронили, да и у Васи вероятно есть семья, дети, внуки, устоявшийся ритм жизни, круг интересов, пристрастий, привычек и, узнав о том, что я жива, захочет ли он обо мне знать и ломать то, что было создано им за все эти годы? И, в конце концов, сможет ли он пустить меня в свою душу?
   Однако мой внутренний голос говорит, что все эти аргументы наивны и неубедительны. И вот почему: во-первых, если поиски увенчаются успехом, Василий жив, здоров и невредим установление связи с ним, еще ничего не означает, но появится счастливая возможность познакомиться с жизненными историями каждого из нас, восстановить через него связь с друзьями молодости и, наконец, сказать, что у него есть дочь и две очаровательные внучки. Во-вторых, даже если продолжения наших отношений не будет, он должен знать, что все эти годы жил во мне и нашей дочери. Кровные связи не должны прерываться. Поговорив сама с собой, взвесив все за и против, решила продолжить его поиски.
   Утром, отдохнувшая, обновленная, полная сил и энергии взялась за работу. Прежде всего, из телефонного справочника узнала номер советского посольства, а от прессекретаря - адреса госучреждений, которые могли бы дать адрес проживания Трохалёва Василия. По трем адресам, в том числе в Московскую горсправку, написала письма. Потом написала в Брянск на адрес родительского дома, в Псковскую область Нининым родителям и в Калужскую - Васиным родным.
   Не знаю, как будет сейчас, но я и раньше, как только была установлена почтовая связь между СССР и США, писала письма по этим адресам, но они уходили словно в песок - ни ответа, ни привета. Возможно маму, если она была жива, пугали мои новые имя и фамилия - Элен Вильсон на обратном адресе, но сведения о том, что ее дочь жива, должны были кого-то взволновать, однако письма или перехватывались и не доходили до адресата, или их там уже некому было читать. Так или иначе, но и на этот раз письма отправила. Оставалось ждать, надеяться и мучиться.
   Прошло несколько недель ожиданий, но ответов на свои письма, я не получила. Приятная весть пришла, откуда ее никто не ждал. Однажды на одном из телеканалов появилась новая программа: "Ищу фронтовых друзей". Ее ведущий, некий генерал в отставке, задумал организовать встречу ветеранов Второй Мировой войны, посвященную 40-летию победы над фашистской Германией. Причем, впервые за все эти годы, решил пригласить советских воинов, так или иначе связанных непосредственными контактами с американскими воинами, воевавшими в Европе.
   После вступительного слова ведущий стал демонстрировать фотографии из газет военного времени. Со знанием дела, увлеченно комментировал события и боевые эпизоды тех огненных лет, а так же называл по именам героев, изображенных на газетных полосах и какие подвиги они совершили.
   Генерал с таким задором, знанием предмета и убедительностью говорил, что я слушала, затаив дыхание. Впервые с экрана телевизора прозвучали правдивые слова прославляющие советского солдата, как главного героя, спасшего человечество от мировой катастрофы.
   На экране появилась новая фотография. На ней были изображены три американских и три советских летчика на фоне самолета с красной звездой. Ведущий еще не начал вести рассказ об истории этой фотографии, а у меня до боли сжалось сердце, какая-то неведомая, тревожная волна прошла по всему телу и вызвала в нем смятение и дрожь. В одном из советских летчиков я узнала того, кого любила всю свою жизнь. Недослушав до конца историю этой фотографии (я ее помнила из Васиного рассказа), я побежала к телефону, чтобы позвонить в студию и попросить о встрече с ведущим телепрограммы.
  

В гостях у генерала

   Набрав нужный номер, с волнением стала ждать ответа. Через несколько секунд на том конце провода ответили: "Сотрудник телестудии по связям с общественностью, слушаю вас?" Я ответила:
   - Это вас беспокоит телезрительница миссис Вильсон. Попросите пожалуйста ведущего программы генерала Смита.
   - Извините, миссис Вильсон, сейчас это невозможно, у него прямой эфир. Позвоните ему в комитет Совета ветеранов Второй мировой войны, вот его номер.
   Записав продиктованный телефон, села в раздумьи. Волнение и эмоции меня, прямо-таки раздирали: "Неужели это та самая ниточка, с помощью которой можно разыскать любимого человека?" Интересно, знает Смит что-нибудь о нём или нет? Разволновавшись, даже забыла спросить дежурного, до которого часа будет идти передача, а потом, хлопнув себя по лбу, включила телевизор и решила досмотреть программу до конца, а потом позвонить. Не знаю от чего, то ли от того, что передача была прекрасно подготовлена, то ли потому, что на экране мелькали лица советских солдат и офицеров, но я впервые с волнением и трепетом смотрела на экран телевизора и будто бы ждала ,что эти молодые парни сейчас сойдут с него и скажут: "Елена, перестань мучится, мы пришли тебе сказать: ты сделала для Родины всё, что могла, и нет твоей вины в случившемся".
   После передачи у меня было такое ощущение, будто я побывала там, на далекой родине и радовалась вместе с теми, кто ковал эту победу. Придя в себя, пыталась дозвониться до телестудии, но безуспешно. Видно передача так взволновала телезрителей, что шквал телефонных звонков захлестнул ее настолько, что пробиться туда было невозможно. Подумав, решила заняться этим завтра. Весь вечер была под впечатлением этой передачи и, не выдержав, спустилась в комнату дочери, чтобы поделиться с ней своей радостью. Глядя на мою взволнованную, сияющую физиономию, Юля спросила:
   - Мам, я тебя такой давно не видела, ты вся светишься от счастья и радости, будто выиграла в лотерею миллион долларов?
   - Юлечка, дочь моя любимая, я давно пришла к выводу, что деньги ни радости, ни счастья не приносят, от их избытка только страх, неприятности и постоянные стрессы. Я сегодня получила нечто большее. Два часа тому назад я видела твоего отца.
   - Как? Он что, приехал в Штаты?
   - Нет, я видела его на фотографии, которую демонстрировали по телевизору, а комментировал ее генерал Смит, который в конце войны встречался с ним в Германии, когда Васин подбитый самолет совершил вынужденную посадку, на территории, освобожденной американскими войсками.
   - Надо непременно связаться с этим генералом, расспросить его обо всем, может быть он знает что-нибудь об отце.
   - Я уже пыталась позвонить ему в телестудию, но передача видно вызвала такой огромный интерес у телезрителей, что пробиться туда было невозможно. Я вот что подумала: "Если телепрограмма "Ищу фронтовых друзей", подготовленная генералом Смитом, призвана собрать "под одной крышей", то есть у нас в Нью-Йорке, советских и американских солдат и офицеров, встречавшихся в ходе боевых действий на территории Германии или за ее пределами и фигурировавших в американской прессе того времени, значит, он по архивным документам будет искать этих людей и через советское посольство в США будет ходатайствовать о том, чтобы они, в порядке обмена (группа американских ветеранов для отправки в Москву уже была подготовлена), смогли прибыть на эту встречу, значит, у нас с тобой появится шанс через ветеранскую организацию вызвать его сюда и при встрече все выяснить и познакомить тебя с твоим отцом.
   - Мама, ты так меня заинтриговала, что я готова час сидеть на телефоне, чтобы уже сегодня договориться с генералом о встрече. И потом, почему мы должны звонить на студию? Скажем, через час позвоним ему домой, может домашний телефон не будет так загружен. И еще вот что, при встрече попроси его, чтобы сделал копии с этих фотоснимков, мне очень хочется увидеть отца на фото и представить, каков он в жизни.
   - Это хорошая идея. Я и сама хотела бы иметь эти снимки и восстановить в памяти его образ.
   - Вот и хорошо. А сейчас расскажи мне что-нибудь об отце?
   - Об истории нашего знакомства я тебе уже рассказывала, а из его военной биографии знаю лишь то, что он мне рассказывал, и то в юмористическом стиле. Он человек скромный, никогда не выпячивал себя, но одно то, что за войну совершил около пятисот боевых вылетов, говорит о том, что отец твой незаурядная и героическая личность.
   - Но и в твоей военной биографии наверное есть героические эпизоды. Может сегодня, по истечении времени, с них можно снять гриф секретности и поведать миру о твоих подвигах?! Мама, я знаю, для тебя это запретная тема, но пожалуйста, расскажи немного о своей шпионской деятельности?
   - В Советском Союзе этот термин употреблялся только в отношении иностранных разведчиков и разведслужб. Они для нас были шпионами. Даже отдел контрразведки, созданный в 1944 году, так и назывался "Смерш" - смерть шпионам. Мы же были просто разведчиками - глазами и ушами командиров всех уровней и рангов. Разведшкола, которую я закончила еще до войны, дала мне много нужного и полезного. Без специальных знаний и опыта в разведке долго не продержишься. А если мне удалось четыре года ходить по острию бритвы и ни разу не порезаться и не проколоться, значит, моя работа может чего-то стоит.
   - А какое у тебя было воинское звание?
   - У меня два офицерских звания. Первое - старший лейтенант медицинской службы и второе - старший лейтенант государственной безопасности.
   - А правительственные награды у тебя есть?
   - О тех, что я видела - это орден "Красной Звезды", орден "Красного Знамени", медаль "За отвагу" и несколько других медалей. Однако все награды разведчиков, их подлинные документы, записи об их деятельности, хранятся в личном деле, находятся под десятью замками и грифом: "Совершенно секретно". За всю войну я единственный раз была в центре внешней разведки, мельком видела свои награды и снова была послана на задание. А теперь в моем личном деле, наверное, сделана запись: "При исполнении спецзадания пропала без вести". Папку с этими документами положили в архив, рассекретить который можно будет только через пятьдесят лет.
   - А какой у тебя был псевдоним?
   - У меня их было два. Первый - Юта Крамер, и второй - Юта Визгерт. Под этим псевдонимом я и вышла замуж за твоего юридического отца.
   - Мам, а если бы ты сейчас явилась в этот самый комитет госбезопасности, тебя бы не судили за измену родине?
   - Сейчас, думаю, что нет. Во-первых, прошло уже много времени, а во-вторых, там знают, при каких обстоятельствах я пропала без вести. Ведь в те единицы пассажиров, которым удалось спастись при гибели корабля, совершенно очевидно я не попадала, так как в госпитале фигурировала безымянной больной с потерей памяти. Стало быть я погибла, не приступая к выполнению задания. Одним словом, моей вины тут нет, ни с моральной, ни с юридической точки зрения. Единственное угрызение совести мучает меня всю жизнь - это измена твоему отцу.
   - Значит, тебе должны вернуть твое настоящее имя, ордена и медали, а так же признать заслуги перед родиной и наградить, как всех ветеранов войны - орденами и медалями послевоенного периода.
   - Юлечка, эти вопросы сейчас не актуальны, давай лучше вернемся в реальность и позвоним генералу Смиту.
   Юля сама нашла нужный номер и, к нашей радости, без труда дозвонилась до желаемого абонента. Трубку подняла женщина и на другом конце провода послышался ее приятный голос:
   - Я вас слушаю.
   Юля передала трубку мне и я сказала:
   - Здравствуйте, это квартира генерала Смита?
   - Да, я его жена.
   - Это вас беспокоит миссис Вильсон, одна из телезрителей, которую до глубины души затронула его передача, и я бы хотела по этому поводу с ним поговорить. Если это возможно, попросите пожалуйста его к телефону.
   - Подождите минуточку.
   Через некоторое время в трубке послышался приятный мужской голос:
   - Я вас слушаю.
   Я представилась и сказала:
   - Я смотрела вашу передачу и на одной из фотографий узнала своего давнего знакомого. По теме вашей программы у меня есть для вас много интересной информации, поэтому я бы хотела с вами встретиться. Насколько это возможно?
   - А как звать вашего знакомого, которого вы узнали на фотографии?
   - Старший лейтенант Василий Трохалёв - штурман подбитого советского самолета, совершившего аварийную посадку на территории Германии.
   - Я больше не задаю вопросов и жду вас у себя в офисе на Линкольн-стрит, 67, комната 412. Нам будет о чем поговорить. Если сможете, завтра в 1500. Идет?
   - Хорошо, мистер Смит, до встречи завтра.
   - До свидания.
   Юля, слушавшая наш разговор, обняла меня и сказала:
   - Мамочка, я так рада, что ты едешь к этому генералу и надеюсь, что он облегчит наши поиски.
   - Я тоже рада, но давай отложим радость на завтра, когда в нашем вопросе, хоть что-то проясниться. Идет?
   - Хорошо. А после визита к генералу, расскажешь мне об этом разговоре?
   - Обязательно. А теперь отправляемся на отдых и ждем хороших вестей.
   На прощанье обнявшись с дочерью, разошлись по своим комнатам. За эти несколько недель, после моих откровений мы с дочерью стали ближе и роднее. Самый волнительный день, за все эти годы, подошел к концу. Укладываясь спать, как когда-то в юности, произнесла, как молитву: "Любимый мой, я знаю, что ты жив и здоров, не забыл меня, веришь, что я тоже жива, по-прежнему люблю тебя и хочу, чтобы ты услышал мой голос живой и приснился мне во сне. Я так по тебе соскучилась". С этими светлыми мыслями и уснула. Дошел ли действительно голос моей измученной души или желание было настолько велико, что Он, которого я создала в своем воображении много лет тому назад, явился ко мне в образе прекрасного юноши и, как когда-то тихо и задушевно сказал: "Здравствуй, моя любимая Елена Прекрасная, я так долго тебя искал. Где была ты все эти годы? Я обошел весь свет и вот наконец нашел тебя, чтобы больше никогда не разлучаться. Ты больше не уйдешь от меня?" Я уже хотела сказать ему, что тоже его искала и несказанно рада, что мы нашлись, но зазвонил будильник, я вздрогнула от неожиданности, и вопрос остался без ответа. И будут ли они теперь когда-нибудь, эти вопросы и ответы?
   ... В назначенный час я была приглашена в кабинет ведущего телепрограммы. Он встал, вышел из-за стола, галантно поцеловал мне руку и предложил сесть. Я села в удобное кресло напротив хозяина кабинета, смело посмотрела ему в глаза и подумала: "Этот человек совершенно непохож на сурового бездушного генерала, а, напротив, подкупает своей простотой, доброжелательной улыбкой и воспитанностью".
   Смерив меня оценивающим взглядом, он сказал:
   - Слушаю вас, миссис Вильсон?
   - Мистер Смит, прежде чем начать разговор по сути, разрешите сделать вам комплимент. Я вчера смотрела вашу передачу с замиранием сердца. За много лет холодной войны между СССР и США, вы первый бросили клич: "Ветераны Второй Мировой войны антигитлеровской коалиции, объединяйтесь!" Я рада, что вам удалось получить разрешение у властей на проведение этой акции и, как и вы, надеюсь, что замысел провести празднование 40-летия победы над фашистской Германией вместе с советскими ветеранами найдет отклик в сердцах, как советских, так и американских граждан. Ведь тогда мы были не только союзниками, но и братьями по оружию. Пусть этот исторический факт послужит первым шагом на пути к взаимной дружбе и пониманию между нашими странами. А теперь, о цели своего визита. Откроюсь вам, я тоже принимала участие в Великой Отечественной войне, но волей судьбы оказалась на Американском континенте. На фотографии фронтовых лет узнала своего друга юности Василия Трохалёва, а когда вы прокомментировали обстоятельства, при которых советский экипаж самолета оказался в беде, поняла: "Я не ошиблась - это тот самый случай, о котором рассказывал мне Василий". Вот по этому поводу и хочу с вами поговорить. Дело в том, что мы не просто знакомы, а это моя первая любовь и мне бы очень хотелось с ним встретиться.
   Неожиданно для меня, генерал заговорил на хорошем русском языке и фраза его звучала так:
   - Я догадываюсь, кто вы. Помнится, когда мы с Василием разговаривали, он рассказывал, что у него есть любимая девушка и даже показывал фотографию, где счастливые молодые люди запечатлены катающимися на лодке. Он говорил, как ее звали, но я уже не помню. Вы та самая его девушка?
   - Да, это мы сфотографировались в Ленинграде в 1940 году, когда были студентами.
   - Так, с тех пор больше и не виделись?
   - Нет, почему же. Несколько раз встречались до войны, один раз в ходе ее и один последний раз, уже после Победы.
   - А как сложилась ваша дальнейшая судьба?
   - Не так, как хотелось бы. С Василием договорились пожениться, как только я вернусь из командировки, куда меня послали с определенной миссией. Однако корабль, на котором мы плыли в Саргассовом море налетел на мину и в считанные минуты затонул. Меня, контуженую, спасли американские моряки. Я потеряла память и больше года ничего о себе не помнила. Потом вышла замуж за летчика Эдварда Вильсона, а через год у нас родилась дочь Джулия. В 1952 году Эдварда послали в юго-восточную Азию на Корейскую войну, откуда он не вернулся. Так в тридцать лет я овдовела. Больше замуж не выходила, а дочь воспитывала сама. Теперь у нее своя семья - муж и две дочки. Посмотрев вашу передачу, зацепилась, как утопающий за соломинку, хочу просить вас об одном: "Если это возможно, пригласите его на этот юбилей".
   - Вы его по-прежнему любите?
   - Трудно сказать, ведь прошло столько лет, а первая любовь - это ведь навсегда, но она, как правило, так и остается нереализованной. Для начала, хотя бы пообщаемся, расскажем друг другу свои жизненные истории. Если вам удастся с ним связаться, пожалуйста не говорите ему обо мне. Я хочу преподнести ему приятный сюрприз. И еще одно, не смогли бы вы сделать мне копии тех снимков, которые демонстрировали на телестудии.
   - Хорошо, Элен, вы своевременно пришли ко мне и мне приятно сообщить вам, что наши желания увидеть на этой встрече нашего общего знакомого Василия Трохалёва, совпали. Скажу больше, он уже включен в список претендентов на нашу юбилейную встречу. Вашу вторую просьбу удовлетворю немедленно. Я предвидел большой интерес к этим фотографиям и, предусмотрительно сделал с них копии. Сейчас я вам их покажу, а вы выберете себе, какие вас заинтересуют. Он разложил около десятка фотографий, посвященных данному фронтовому эпизоду. Разглядывая их, я, как бы перенеслась в то, далекое героическое время, когда все мы находились на той, черте смертельной, когда от небытия отделяли нас: миллиметры, секунды, неосторожный шаг, дрогнувшая рука.
   На первом снимке, который уже видела по телевизору, были сфотографированы шестеро молодых парней в советской и американской летной форме, на фоне того самого подбитого самолета. Третьим слева стоял Василий в обнимку с таким же молодым американским летчиком. В американце я узнала генерала и решила сделать ему комплимент.
   - Мистер Смит, вы мало отличаетесь от того юного лейтенанта, который запечатлен на этом снимке. Та же доброжелательная улыбка, тот же молодой задор в глазах, та же воинская выправка, и, если бы не седина на висках, вы выглядели бы не старше пятидесяти.
   - Спасибо Элен за комплимент, но я действительно чувствую себя тридцатилетним и будто бы не было в моей жизни ни воин, ни смертельно-опасных моментов, ни горя, ни страданий.
   - Вы прекрасно владеете русским языком, откуда такие глубокие его познания?
   - От моей русской мамы. Она научила нас не только русскому языку, но и привила любовь к русской культуре, литературе, искусству и уважению к русскому народу. Ее заслуга и в том, что все члены нашей семьи: ее дети, внуки и правнуки, прониклись русским духом и дома общаются с моими на русском языке.
   - Вы уже определились со списком советских ветеранов войны, которых хотели бы видеть на Юбилее?
   - В сыром виде есть, но он может быть изменен, как в сторону увеличения, так и уменьшения. Возможно после телепередач поступят новые материалы от телезрителей и будут включены новые кандидаты.
   - Когда будет готов список реальных претендентов, согласных прилететь из Советского Союза?
   - Не меньше, чем через три месяца. Позвоните мне месяца через два, может, к тому времени в вашем вопросе наступит какая-то ясность.
   - Благодарю вас мистер Смит за интересную беседу и радость, которую вы доставили мне и моей семье, подарив уникальные копии снимков, с изображением дорогого нам человека. Так случилось, но у меня не оказалось ни одной фотографии Василия Трохалёва.
   - Мне тоже было приятно с вами познакомиться. Хочется верить, что если Василий будет нашим гостем, то, встретив вас, получит потрясающий сюрприз. Я бы этого очень хотел.
   - Я бы этому тоже была безмерно рада.
   Расставались с генералом Смитом настоящими друзьями, договорившись встретиться вновь, если у него появятся новые идеи или интересные новости.

Томительное ожидание

   Вернувшись домой, я как бы обрела второе дыхание на своей супермарафонской жизненной дистанции. Такого приподнятого настроения у меня не было давно. Ощущение молодости, радости, окрылённости не покидало меня целый день, а воображение уже рисовало соприкосновение с чем-то далеким, но приятным и сладостным. Рассматривая подзабытый образ любимого человека на фотографиях, с волнением думала. За что же я так преданно и нежно полюбила этого парня? Тогда, восемнадцатилетней девчонкой, я об этом даже не задумывалась, влюбилась и все, а за что - не знаю и не ведаю.
   Так что же в нём было такое, за что полюбила его на всю жизнь?
   Только теперь, взглядом умудренной жизненным опытом женщины, я поняла, что, видно, он относился к таким парням, мимо которых нельзя было пройти, не влюбившись. Его тело дышало молодостью, силой и здоровьем, атлетическая фигура, с хорошо развитой мускулатурой, выдавала в нем человека сильного и волевого, мужественное лицо, с добрыми смеющимися глазами, излучало доброжелательность, радость и оптимизм, детская непосредственность - веру в добро и человеческую порядочность и все его существо было наполнено такой энергетикой, такой жизнеутверждающей силой, что глядя на него, создавалось впечатление - этому парню для достижения цели препятствий не будет, найди он только мотив и путь к самореализации. Как же мне, за каких-то два часа нашего знакомства, удалось обнаружить в нем все эти достоинства?
   Прежде всего, - это его открытость, как говорится: "Душа нараспашку", но немаловажную роль в этом, наверное, сыграли мои наблюдательность и обостренная женская интуиция. Каждому из нас известно, что в самом юном возрасте, начитавшись книг и насмотревшись кинофильмов, мы в своем воображении создаем образ своего героя - кумира, являющегося в дальнейшем неким мерилом, которому должен соответствовать реальный человек, будущий друг или спутник жизни. Не знаю из чего или из кого я слепила своего кумира, но он, очевидно, в точности совпал с образом этого парня, который не разочаровал моих иллюзий и навечно остался в моей душе.
   Вот и сейчас, по прошествии стольких лет, я была уверена, что сложись наша жизнь так, как мы ее планировали, я бы помогла ему добиться потрясающих успехов.
   Кто в его сердце занял мое место, я не знаю, как не знаю и того, жив ли он вообще, но даже если его нет, я буду вечно ему благодарна: за его любовь, за все то, чего достигла в жизни, ибо всю жизнь делала так, чтобы ему понравиться, чтобы от него не отставать и порадовать своими успехами и достижениями. Как бы хотелось его увидеть живым и невредимым, заглянуть в его бездонные умные глаза и прочитать в них немой упрек, прощение и любовь. Посеяв надежду, генерал так разбередил мою душу, что я потеряла сон и покой. Как только Юля пришла с работы, мы с ней закрылись в моей комнате, принялись возбужденно разговаривать и рассматривать копии фотографий, подаренных генералом, а я пыталась их комментировать. На всех фотографиях Василий выглядел великолепно. Мне казалось, что красивей и привлекательней Его больше никого нет. Юля тоже отметила, его веселый нрав, доброжелательность и какую-то внутреннюю притягательную силу. Даже не верилось, что только два часа тому назад эти парни были на краю гибели, а сейчас они улыбаются, балагурят, жмут друг другу руки и радуются жизни.
   Просмотрев все фотографии, Юля взволнованно сказала:
   - Мам, я сначала познакомилась со своим отцом, рисуя его портрет из твоих слов, а сейчас рада тебе сказать, что он полностью совпал с моим, но на фотографии он еще лучше. Я изучила все фотографии с изображением отца, внимательно рассмотрела черты лица и пришла к выводу, какое-то сходство между нами есть, а как ты думаешь?
   - Я это сходство нашла вскоре после твоего рождения, а когда ты выросла, оно еще больше проявилось. Это подбородок, форма губ и, конечно же его неподражаемая солнечная улыбка.
   - Я счастлива, что родилась от таких героических и талантливых родителей, теперь осталось ждать, надеяться, молить Бога, что отец жив и сможет прилететь на эту встречу.
   - Я на это тоже очень надеюсь.
   Проговорили с дочерью до позднего вечера и решили - пока не получим достоверных сведений о Василии, посвящать в свою тайну домашних не будем.
   С этого дня время как будто остановилось. Я ждала звонка от генерала, а его все не было и не было. Не выдержав, позвонила ему сама, но он путного ничего не сказал, попросив немного еще подождать. И вот, наконец долгожданный звонок, от генерала Смита. Поздоровавшись, он сказал буквально следующее: "Миссис Вильсон, сообщаю вам приятную новость. Список Советских ветеранов войны утвержден. Нашими гостями будут десять человек, среди которых и наш общий друг, Трохалёв Василий. Прибытие делегации запланировано на 5 мая, так что готовим русским ветеранам достойную встречу". Я не выдержала и закричала в трубку: "Вы, генерал, добрый волшебник! Я горжусь вами и буду вечно вам благодарна". Моя душа ликовала от радости и счастья, сердце било в набат, в мозгу пульсировала одна и та же фраза: "Неужели это правда, неужели Вася жив и я его скоро увижу, неужели мечта всей моей жизни скоро осуществится?" Однако, прошло немного времени, эмоции улеглись, и я вдруг запаниковала: "А нужна ли мне эта встреча? Стоит ли ворошить прошлое, и на что-то надеяться? Ведь у него наверняка есть жена, дети, зачем вторгаться в его жизнь и ломать то, что строилось на протяжении десятков лет, да и вообще, строить свое счастье на чьем-то несчастье - это грешно и аморально". Битва моих двойников, моих двух Я, порожденных подсознанием и сознанием продолжалась до тех пор, пока голос разума и сердца грозно и убедительно не сказал: "Любовь убивать нельзя, она должна жить вечно!" Так, успокоившись, стала с волнением и трепетом ждать счастливого мгновения этой долгожданной, выстраданной встречи.

Глава VII. С Миссией дружбы

   Кто в ложное русло направить
   Мог жизнь нашу - в мир без любви?
   Лечу к тебе, чтобы исправить
   Жестокую шутку судьбы.
  
  
   В начале апреля 1985 года я получил повестку-приглашение посетить Министерство иностранных дел Советского Союза. К этому времени я ушел в запас, жил в Москве и, как все отставники, занимался полезным трудом, а между делом писал статьи, рассказы и отсылал их в редакции газет и журналов. Со столь авторитетным ведомством никогда не имел дела, поэтому с лёгким волнением переступил порог нужного мне кабинета. Симпатичный, элегантно одетый мужчина средних лет, вежливо предложил сесть и, окинув меня внимательным взглядом, сказал:
   - Товарищ Трохалёв, прежде чем ответить на ваш немой вопрос: "С какой целью мы вас пригласили?", ответьте пожалуйста на мои:
   - У вас есть родственники или знакомые за границей, в частности, в США?
   - Могу с полной уверенностью ответить, что таковых в Америке у меня нет.
   - А может быть с кем-то из иностранцев вы познакомились во время войны или после нее?
   И тут я вспомнил нашу вынужденную аварийную посадку в американской зоне, встретившего нас лейтенанта Смита, а затем генерала Эйкера со свитой из офицеров штаба и военных корреспондентов. Мысль сработала оперативно: "Такое событие утаить нельзя, ибо в архивных документах оно непременно было отражено", - поэтому, подумав, ответил:
   - Перед концом войны, при выполнении боевого задания наш самолет был подбит, и мы совершили вынужденную посадку на территории, освобожденной американцами. Об этом писали наши армейские газеты, да и американские, наверное, тоже.
   - А можете назвать кого-то персонально, кто помог вам возвратиться на свою базу?
   - Могу. Это наш комдив полковник А.И.Пушкин, а также генерал Эйкер, командующий 15 армией ВВС США в Европе, лейтенант Смит и другие американские военнослужащие, имен которых я не запомнил.
   - Именно это я и хотел от вас услышать. Так вот, генерал Смит, ваш старый знакомый, решил организовать и провести юбилейную встречу советских и американских ветеранов Второй мировой войны. Он прислал список из тридцати советских солдат и офицеров, которые участвовали в совместных с американцами боевых действиях, были награждены американскими орденами и медалями, а также фигурировали в американской прессе. Мы проверили его и, как оказалось, из этого числа в живых остались лишь шестнадцать, пятеро из которых, по состоянию здоровья, лететь в США отказались. С остальными ведем работу. Вы как, согласны участвовать в этих торжествах?
   - Ваш вопрос застал меня врасплох, но все равно я говорю "да".
   - Вот и хорошо. Заполните анкету, оставьте паспорт, а когда все документы будут подготовлены, мы вам сообщим.
   - А у нас в Москве на торжествах тоже будут принимать участие американские ветераны войны?
   - Да, такая группа формируется, но я еще не знаю в каком количестве их делегация прибудет к нам.
   - А можно ознакомиться со списком наших ветеранов, согласных лететь за океан?
   - Нет, он пока уточняется. Но вы, прежде чем познакомитесь лично, сможете прочитать краткую фронтовую биографию каждого, изложенную в информационном бюллетене, который мы подготовим.
   Заполнив анкету, передал ее сотруднику МИДа и, попрощавшись, вышел. По дороге домой думал о фронтовых буднях сорокалетней давности и последнем боевом вылете, который мог быть и последним днем моей жизни. Диву давался тогда, и не без содрогания вспоминаю сейчас, как Костя Гуков сумел посадить практически неуправляемую машину. Тогда видно сработали сразу все факторы для того, чтобы мы остались живы - это и умение, и везение, и жажда жизни, и воля к победе.
   Вернувшись домой, позвонил Сергею и поделился с ним неожиданной новостью, свалившейся на меня. Он меня поздравил и сказал, что если бы его пригласили, он непременно воспользовался бы счастливым случаем побывать в Штатах и пообщаться с американскими ветеранами войны. Такие же пожелания высказали и другие знакомые и приятели, узнавшие об этом. Настало время томительного ожидания. Наконец, недели через две, всю нашу команду пригласили в МИД и провели беседу-инструктаж. Среди членов делегации было три генерала, контр-адмирал, три полковника и три человека в гражданской одежде. По совету главы делегации, сотрудника МИДа, все мы явились в своей военной парадной форме, при орденах и медалях. Чисто формальный инструктаж продолжался недолго. Потом нас сфотографировали, выдали информационную брошюрку о каждом из нас, дали возможность ее почитать, познакомиться и поговорить друг с другом.
   Бегло перелистав книжечку, отметил, что в нашей группе есть и летчики, и моряки, и военнослужащие сухопутных войск.

Откровения героев

   Меня в первую очередь интересовали коллеги "по воздушному цеху". Я подошел к ним, представился и услышал в ответ: "Хохлов Петр Ильич и Артеменко Анатолий Павлович". Оба генерала Герои Советского Союза оказались и впрямь личностями героическими. Если капитана Хохлова вся Страна узнала с первых дней войны, то фамилию Артеменко, среди награжденных звездой Героя, что-то не припоминаю. Мы отошли в сторонку, сели и разговорились. О том, что штурман Хохлов был членом экипажа полковника Преображенского, принимавшего участие в первых бомбовых ударах по Берлину, написано много и былей, и небылиц, и разного рода вымыслов. Мне же хотелось услышать об этом правду. На мою просьбу, рассказать, как это было на самом деле, он ответил так:
   - Друзья мои, с тех пор прошло уже почти сорок пять лет, из 62 человек, участвующих в этой операции, осталось всего лишь несколько, а я до сих пор ее некоторых моментов так и не могу понять. То, что целью операции было моральное воздействие на население Берлина, знали все, но зачем же надо было после первого удачного налета увеличивать бомбовую нагрузку, форсировать события и допускать к полетам неподготовленные самолеты? Ну посудите сами:
   После первого бомбового удара по Берлину, когда полк возвратился на базу без потерь, был дан приказ: "Увеличить бомбовую нагрузку на 200 кг". Увеличили. В результате из-за укороченной взлетной полосы аэродрома и перегруза, два самолета разбились при взлете, экипажи погибли. Два самолета из-за отказа двигателей повернули назад и совершили вынужденную посадку. В дальнейшем средствами ПВО Берлина было сбито еще несколько самолетов. Таким образом, за месяц мы потеряли половину машин и двадцать членов экипажей. Вероятно, руководство страны своей цели добилось - был развенчан миф о непробиваемости гитлеровских средств ПВО и о том, что ни одна бомба не упадет на столицу Германского рейха, но какой ценой? Нам еще повезло больше, а полку генерала Водопьянова, который тоже принимал участие в налетах на Берлин на новейших дальних бомбардировщиках - ТБ-7, и вовсе не посчастливилось. За несколько боевых вылетов полк потерял 90% машин и больше половины лётного состава. Причем потери были не только от зенитной артиллерии и истребителей врага, но и от неисправностей самолетов. В общем четырехмоторный ТБ-7 - прекрасный самолет с потолком десять километров и дальностью полета до 3500 километров, но он пошел в серию в сыром виде. Отказывали в полете двигатели, не выпускались шасси, выходила из строя система управления, отсюда такие плачевные результаты.
   - Петр Ильич, то о чем вы рассказали, в газетах не писали, а фамилия прославленного летчика Водопьянова вообще нигде не упоминалась. Какая участь его постигла после такой неудачи?
   - Он попал в немилость. Его отстранили от командования корпусом, подвергли унизительным допросам и лишь спустя несколько месяцев восстановили в должности.
   - А после того, как были прекращены полеты на Берлин, где вы продолжали воевать?
   - Полк вывели на переформирование, а после укомплектования самолетами и летным составом, продолжили войну в небе Балтийского и Северного морей. В нашу задачу входило нанесение бомбовых ударов по надводному флоту противника, в портах и открытом море, так же обнаружение и уничтожение его подводных лодок. Скажу честно, прослужив более трех десятков лет в морской авиации, так и не мог избавиться от страха перед морем. Ну посудите сами, когда летаешь над землей, при аварийной ситуации, спастись экипажу шансов значительно больше, чем над морем, поэтому этим комплексом страдают многие летчики, только признаться в этом никто не хочет. И вам я открылся потому, что "повзрослел", да и герои - тоже люди со своими страхами и комплексами.
   - А в сопровождении морских караванов вы принимали участие?
   - Если поступала информация о том, что вблизи маршрута морских транспортов, отечественных или союзников, сосредоточены военные корабли противника, мы поднимались в воздух, наносили по ним бомбовый или торпедный удары и, таким образом, нарушали их коварные замыслы.
   - Петр Ильич, а как сложилась ваша послевоенная судьба?
   - Как у большинства нас, кадровых военных. В 1946 году закончил академические курсы офицерского состава военно-воздушных сил при Военно-Морской академии. А в 1950 году - академию генерального штаба. В 1953 году назначили начальником штаба авиации Краснознаменного Балтийского флота, в 1957 году сказали: "Пора и честь знать, товарищ Хохлов" и отправили на заслуженный отдых. Однако скучать не приходиться. Читаю лекции в академии, участвую в ветеранском движении, а между делом пишу военные мемуары.
   - А с Преображенским Евгением Николаевичем как сложились ваши отношения?
   - Как с самым близким другом. Встречались семьями очень часто, то у него на даче, то у меня. Вспоминали о грозных годах войны, пытались анализировать ошибки и просчеты и, конечно же, грустили о боевых друзьях-товарищах, положивших свои жизни на алтарь победы.
   Жаль Евгения Николаевича, рано он ушел от нас, а много еще мог бы сделать хорошего и для армии, и для страны. Умер он в октябре 1963 года в возрасте 54-х лет. На похоронах этого легендарного летчика и прекрасного человека присутствовал весь советский генералитет, в том числе маршал Жуков, который выступил на гражданской панихиде. Похоронили Е.Н. Преображенского в Москве на Новодевичьем кладбище. И теперь, каждый год 29 октября я приезжаю на его могилу, чтобы вместе с его друзьями поклониться праху покойного и погрустить, что жизнь его оборвалась так рано.
   - А с остальными членами экипажа вы после войны встречались?
   - Да, со вторым стрелком-радистом Иваном Рудаковым после войны один раз встретился случайно в Москве, а потом след его затерялся. А первый стрелок-радист Владимир Коротенко закончил летное училище, затем академию, дослужился до полковника и в начале семидесятых был уволен в запас. Написал интересную книгу о войне. Мы с ним многократно встречались, уточняли факты, вспоминали фамилии друзей. Дружил я и с Усачёвым Ф.А., военная карьера которого тоже удалась. Отойдя от дел "небесных", они и на земле нашли себя, занимаясь полезным трудом. Правда сейчас с возрастом мы стали более приземленными, уменьшилось число личных встреч, а общаемся больше по телефону. Вы вот Василий, как заправский корреспондент все расспрашиваете, всем интересуетесь, видно тоже балуетесь писательством?
   - Да, Петр Ильич, не буду скрывать, есть такое желание, потребность, а теперь вот появилась и возможность. Раньше, во время войны и после нее, писал статьи в газеты, журналы, издательства, а год тому назад задумал написать книгу о нашей фронтовой молодости.
   - Давно пора. В вашей военной биографии, наверняка тоже есть множество интересных и поучительных фронтовых эпизодов, о которых должно знать молодое поколение. Я прочитал о вас в бюллетене и скажу, что не каждому летчику суждено было совершить около пятисот боевых вылетов, разве что летчикам-истребителям.
   - Ну, это не мудрено. Я больше двух лет летал на прифронтовых бомбардировщиках Р-5, и наши аэродромы от передовой находились на расстоянии 40-50 километров. В крупных сражениях, в которых нам приходилось участвовать, а это Харьковское, битва за Кавказ, на Кубани при прорыве немецкой оборонительной "Голубой линии", совершали за одну ночь до десяти боевых вылетов. Иные экипажи за месяц вылетали на бомбежку переднего края до семидесяти раз, а полки теряли до пятидесяти процентов материальной части и личного состава. Из летчиков и штурманов, с кем начинал воевать, в полку осталось в живых не более десяти процентов. Тут, как говорится, комментарии излишни. Война есть война, а на войне без потерь не бывает. Вы тоже всю войну были под прицелом и, слава Богу, дожили до сегодняшнего дня.
   - Василий, скажите мне, имея такую героическую биографию, почему вам не присвоили звание Героя Советского Союза?
   - Это давняя и неприятная история, о которой даже и вспоминать не хочется, но коль вы задали вопрос, я отвечу. Война подходила к концу. Наша 188 БАД (бомбардировочная авиадивизия) принимала участие в разгроме Курляндской группировки врага. Прибалтийская капризная зима не позволяла работать нам на полную мощность, а темные окна в небе приходилось использовать на расчистку аэродрома от снега, теоретическую подготовку и изучение новейших образцов аэронавигационной аппаратуры. В качестве поощрения иногда командование предоставляло отличившимся экипажам отпуск на... одни сутки. Тогда мы делали вылазки в ближайший населенный пункт и, выпустив пар, возвращались в часть. Однажды и я, с двумя парнями из другого экипажа, удостоился такой чести. Казалось бы ничего крамольного мы и не совершили, ну, перебрали малость, а тут в небе просвет и команда: "По машинам". Словом мне вынесли дисциплинарное взыскание и вычеркнули из списка представления к званию Героя Советского Союза. Досадно было конечно. Был это со мной единственный случай за всю войну, но начальство не приняло это во внимание, а я не ходил к нему, не просил, не клянчил и не каялся. Так что нелепый случай лишил меня, я считаю, заслуженной награды.
   - А кто у вас был комдив?
   - Полковник Анатолий Иванович Пушкин.
   - Я его хорошо знаю. Неоднократно встречался с ним после войны и по долгу службы, и в частных беседах, прекраснейший человек, надо было обратиться к нему, и он бы все решил по справедливости. К тому же он, как вы сказали, выручал вас из "американского плена".
   - Петр Ильич, тогда было не до этого. Да и не хотелось обострять отношения с полковым начальством. Высшей наградой для нас было то, что мы остались в живых, а ордена и даже звезда Героя, были не столь важны.
   - А как сложилась ваша послевоенная жизнь?
   - Почти так же, как у вас и большинства сегодняшних отставников среднего и высшего командного состава. Для дальнейшего роста и продвижения по служебной лестнице необходима была академия. Я ее закончил. А дальше служба в разных авиачастях нашей необъятной Родины. От такой кочевой жизни больше всего страдали наши семьи. В 1969 году ушел в запас. Переучиваться на гражданскую специальность не хотелось, вот и работал в системе гражданской обороны, да на общественных началах, вот уже много лет, веду уроки по военно-патриотическому воспитанию молодежи. Вот и вся моя послевоенная биография.
   Третий наш коллега по небесному цеху, генерал-майор А.П.Артеменко, с интересом слушал нас, не перебивая. Мне захотелось познакомиться с ним поближе и услышать от него рассказ о том боевом эпизоде, за который получил звезду Героя. Я пододвинулся к нему и сказал:
   - Анатолий Павлович, расскажите пожалуйста, за какой подвиг вы получили звание Героя Советского Союза?
   - Прежде чем ответить на ваш вопрос, немного остановлюсь на специфике штурмовой авиации, в которой я воевал от начала до конца. Штурмовики - это самолеты поля боя, "летающие танки", как их прозвали острословы. Там, где туго, горячо и опасно, туда и бросают штурмовики. Уничтожая бронетехнику, технические средства и живую силу противника, они почти всегда склоняли чашу весов в свою пользу.
   Я служил в 93 гвардейском штурмовом полку, 2-го гвардейского штурмового корпуса, 2-й воздушной армии, с которой прошел боевой путь от Сталинграда до Берлина. Скажу вам, друзья мои, почти во всех крупных наземных сражениях принимал участие и наш полк, но труднее всего было нам в сражении под Сталинградом. Почти месяц в изнуряющей жаре, по 8-10 боевых вылетов в день, в море огня и дыма, где все горело, стреляло и взрывалось. Снизу в тебя стреляют зенитки, автоматы, пулеметы, сверху норовят клюнуть истребители противника, а по родной израненной земле ползут бронированные чудовища, которых надо уничтожить. За три недели битвы, полк потерял почти половину самолетов и около тридцати процентов летного состава.
   В тот день, а было это 12 июля 1942 года, наш полк в полном составе был брошен на поддержку наземных войск, где происходила битва не на жизнь, а на смерть. С каждой стороны были брошены в бой сотни танков. При жаре свыше тридцати градусов и большой задымленности, трудно было разглядеть цель, но тем не менее, первый боевой вылет был успешным. Мы уничтожили до десятка танков, самоходных орудий и без потерь возвратились на свой аэродром. Не помню, был это пятый или шестой боевой вылет за этот день, но жесточайшее сражение, как на земле, так и в воздухе продолжалось, я бы сказал, с каким-то остервенением. В бой были введены все виды фронтовой авиации. Бомбардировщики наносили удары по танковым колоннам, находящимся в резерве, штурмовики на низких высотах охотились за танками на поле боя. "Мессеры" охотились за нами и вели бои с нашими "Яками" и "Лавочкиными". Казалось, из этого огненного ада вырваться живым не удастся никому.
   На этот раз немецкие истребители встретили нас на подходе к передовой. Наши истребители прикрытия видно где-то замешкались и нам пришлось самим отражать атаки противника. Все закрутилось, завертелось так, что невозможно было разобрать, где свои, а где чужие. Мой стрелок-радист, защищающий заднюю полусферу, вдруг замолк. Я понял, что с ним что-то случилось. В тот же момент по правой плоскости прошлась пулеметная очередь. Делаю резкий крен влево и вижу: в хвостовой части появилось пламя и дым. Ну, думаю: "Сволочь фашистская, это тебе так не пройдет". Поверив в то, что меня подбил, фашистский асс сделал маневр и оказался подо мной. Беру его в прицел и нажимаю гашетку, но пулеметы молчат, видно в пылу боя израсходовал весь боекомплект. Раздумывать было некогда, направляю свой горящий самолет на обидчика и винтом буквально обрубаю хвостовое оперение "Мессера". Потеряв управление, фашистский самолет рухнул на землю, а моя машина, к величайшему удивлению, еще подчинялась воле пилота. Я решил, что это последний шанс, чтобы попытаться ее посадить. Других вариантов у меня просто не было. Высота не позволяла выброситься с парашютом, да и неизвестно, что со стрелком-радистом. Охватываю взглядом пространство впереди падающего самолета, даю газ и отжимаю штурвал на себя, чтобы хоть несколько минут продержаться в воздухе и найти площадку для посадки. Мотор работал исправно, но вот деформированный винт со своей работой уже не справлялся. Самолет шел на снижение под крутым углом. Под крылом - поле боя, а вдали небольшой лесной массив. Уже, как молитву, повторяю про себя: "Ну, давай, миленький, тяни, хоть пару минут". И о, чудо. На мое счастье появился просвет и чистая ровная опушка леса. Выпускаю шасси и, не снижая оборотов двигателя, сливаюсь с машиной. И вот, толчок о землю, несколько скачков по полю, как по ухабистой дороге, и вдруг... тишина. Открываю фонарь, выскакиваю наружу, но ни огня, ни дыма возле самолета не вижу. Наверное, при таране немецкого самолета сбил пламя, а в пылу борьбы за выживание себя и машины даже этого не заметил. По крылу подобрался к кабине стрелка-радиста, открыл защитный колпак и вытащил тяжелораненого, но живого друга. Положил его на траву, сделал перевязку, затем по рации связался со штабом полка, доложил о том, что подбит, совершил вынужденную посадку, стрелок-радист ранен и, что нам нужна помощь. К счастью, в районе посадки боевые действия не велись и можно было спокойно осмотреть самолет. Беглое обследование показало, что "Мессер" покалечил его здорово. На правом крыле и фюзеляже насчитал около двух десятков пробоин, кабина стрелка-радиста тоже в трех местах прострелена, в бензобаке две пробоины, из которых тонкими струйками стекают остатки бензина, лопасти винта изрядно деформированы. Обо всем этом передал в дополнительном сообщении командованию, которое обещало прислать помощь. Примерно через час прилетела "Летучка" с технарями, которые начали латать машину, а раненого стрелка-радиста самолетом отправили в медсанбат. К утру машину поставили "на крыло", немного дозаправили, и я благополучно довел ее до своего аэродрома. Через несколько дней, на отремонтированной машине, но с новым стрелком-радистом, продолжили фронтовую работу. Я думаю, этим боевым эпизодом вас не удивил, потому что у каждого из вас было их великое множество. Я лишь хотел подчеркнуть, что в любой ситуации, даже критической, не надо терять самообладания, подвергаться панике, а искать выход из создавшегося положения, и решение обязательно придет, если конечно для этого будет хоть несколько минут времени. Этим правилом пользовался я и во время войны, и в мирное время, именно поэтому наверное мы сегодня вместе. Что касается звезды Героя, то ее присвоили не за этот эпизод, а десятки таких же. После этого были Курско-Орловская битва, Корсунь-Шевченковская операция, потом Яссо-Кишиневская и наконец, Берлинская. И все они дорого нам стоили. В каждой из них потери были колоссальными. Из 92-х человек лётного состава, с кем я начинал войну, в полку до Победы дожили лишь 11 человек. Только я за это время потерял четыре машины, двух членов экипажа, но ни разу не воспользовался парашютом.
   Помню, зимой 1944 года во время Корсунь-Шевченковской операции, мой самолет был подбит и загорелся. Мне удалось горящий самолет посадить на брюхо, выбраться из кабины, вытащить раненого стрелка-радиста, но, не успел отбежать с ним около тридцати метров, как самолёт взорвался. Стрелок-радист вскоре скончался, а я с многочисленными ранениями и ожогами был подобран пехотинцами и доставлен в госпиталь. Однако мой вынужденный отпуск длился чуть больше месяца, после чего я снова сел за штурвал.
   Уже после войны, анализируя каждый из подобных эпизодов, диву давался, как можно было выжить, когда шансов на спасение практически не было. Да вы и сами через это прошли и понимаете меня, как никто другой.
   - Анатолий Павлович, а вы в ходе войны имели какие-то контакты с американскими летчиками, или может быть принимали участие в совместных с ними боевых операциях?
   - Василий Прокофьевич, вы хотите сказать, откуда американцы узнали о существовании генерала Артёменка и пригласили его на совместное празднование 40-летнего юбилея Победы. Так ведь?
   - Да, об этом я и хотел спросить.
   - В конце войны, в ходе боевых операций, американцы неоднократно обращались к нашему командованию за помощью, и мы им не отказывали. За три недели до окончания войны, недалеко от реки Мульде, американская пехотная дивизия попала в тяжелое положение. Немцы предприняли контратаку, их танки прорвали оборону и с яростью обреченных занялись истреблением живой силы противника. Не подоспей наши штурмовики, от дивизии бы ничего не осталось. Полк в полном составе поднялся в воздух и приступил к охоте за немецкими "тиграми" и "пантерами". Имея богатый опыт борьбы со стальными чудовищами, мы и на этот раз не подкачали. Мне со своим звеном удалось подбить пять вражеских машин, а в целом полк около двух десятков танков превратил в горящие факелы и груды металла. Немецкое контрнаступление было приостановлено, а дивизия союзников спасена.
   Особо отличившиеся в этой операции были награждены американскими орденами и медалями "Air medal". "Воздушную медаль" получил и я, которая дорога мне, как память о совместной борьбе против общего врага.
   Нашу беседу прервал руководитель мирной делегации, сотрудник МИДа, заявив:
   - Товарищи ветераны! Заботясь о вашем здоровье и самочувствии, мы пригласили врачей и тут же, только в другой комнате, пройдете экспресс медосмотр. Это в наших общих интересах. Прошу проследовать за мной.
   С этими словами он открыл боковую дверь и завел нас в небольшую комнату, подготовленную для работы медперсонала. Мы терпимо отнеслись к медицинскому обследованию, и за каких-то полчаса нам сняли кардиограммы работы сердца и измерили артериальное давление. Получив "добро" медиков на трансатлантический перелёт, мы разъехались по домам, готовиться к воздушному путешествию через океан.

Мирный десант

   Наконец все формальности были закончены и наша туристическая группа "особого назначения" в полном составе прибыла в международный аэропорт Шереметьево. За эти несколько недель совместных лекций, комиссий и инструктажей, мы познакомились, сдружились и представляли собой серьезную "боевую единицу" так называемой народной дипломатии. Настроение у всех было приподнятое и пока сидели в зале-накопителе, ожидая приглашения на посадку, шутили, рассказывали анекдоты и весело смеялись. Пассажиры, вылетающие этим рейсом, с интересом наблюдали за веселыми полковниками и генералами, одетыми при "полном параде", но по домашнему доступными и приземленными. Нам и самим казалось, что не было тех грозных лет и тех кровавых событий, которые пережила страна и ее народ, а если что-то и происходило, то не с нами, а с людьми из другого, неведомого мира. Сегодня мы жили одним днем, радовались восходу солнца, пению жаворонка, предстоящей встрече с далекими, но близкими братьями по оружию - американскими ветеранами войны. Нам, вчерашним мальчишкам и девчонкам, как советским, так и американским, выпал роковой жребий защитить мир от коричневой чумы, и мы это сделали. Сейчас не столь важно, какие идеологические, религиозные и моральные принципы мы исповедовали, в одном мы были едины - у нас была общая опасность, общий враг и, чтобы его победить, нужны были дружба, солидарность и взаимовыручка. Мы этого достигли. Именно эти факторы стали решающими. Вот с такими мыслями и благими намерениями летели мы за океан, чтобы нынешнее поколение американцев знало, кому обязаны они сегодняшним мирным днем, своим процветанием и благополучием.
   Размышления мои прервал беспристрастный голос диктора, объявившего о начале посадки в самолет. Подхватив лёгкие чемоданчики с вещами первой необходимости, потянулись к выходу и мы. Поднимаясь по трапу самолета, подумал: "Сколько тысяч километров небесных дорог пройдено за свою лётную карьеру, а вот на американский континент отправляюсь впервые. Как примут нас там, за океаном?"
   С легким волнением проходим по салону и усаживаемся на свои места. Моими соседями оказались полковники-общевойсковики, Герои Советского Союза Герасимов М.Д. и Соколов Ю.С. Меня вполне устраивало такое соседство, которое решил использовать для более близкого с ними знакомства.
   И вот посадка закончена, убран трап, тягач подтащил лайнер к взлетной полосе, запущены двигатели, легкая вибрация и многотонная машина, гонимая "тысячами лошадей", стремительно набирает скорость и плавно отрывается от земли. Через несколько минут девушка-стюардесса сделала стандартное объявление о том, что можно и чего нельзя делать во время полета и в чьих руках наша жизнь.
   Теперь, когда набран "потолок" в десять тысяч метров и звук от реактивных двигателей оставался где-то позади, появилась возможность поговорить с соседями по креслам, тем более, "ехать" предстояло более восьми часов. Слева от меня сидел Герасимов М.Д. - веселый, доброжелательный и обаятельный человек, к нему первому я и обратился:
   - Михаил Данилович, сухие официальные строчки из вашей военной биографии я уже читал, а сейчас хотел бы услышать от вас, как говорится из первых уст, как это было на самом деле?
   - Что ж, с удовольствием расскажу, время для этого есть, желание тоже. Так вот, всякая биография начинается с места, где ты родился, учился и прошло твое детство. Родился я в Тульской области, в селе, где была школа-семилетка, изба-читальня и магазин. Детство у нас, деревенских ребятишек, было голодным и трудным. Однако это не помешало нам войти во взрослую жизнь здоровыми и физически сильными. После окончания школы-семилетки поступил в военное училище связи, но, недоучившись до конца, пошел на фронт. Когда немцы подошли к Москве и их танковые колонны остановить было некому, послали нас - курсантов военных училищ. В спешном порядке были сформированы дивизии и полки, оснащенные противотанковыми 45-миллиметровыми пушками, и определены участки обороны. Я служил во взводе связи и обеспечивал телефонную связь командира полка с командиром дивизии. В течение двух недель курсанты сдерживали натиск фашистских полчищ, пока не подоспели свежие Сибирские дивизии. Немец не прошел. Курсантами было уничтожено свыше 400 танков, около 2-х тысяч солдат и офицеров, но и наши потери были колоссальными. Более трех тысяч курсантов, так и не став лейтенантами, полегли, защищая родную столицу.
   После битвы за Москву, тянул связь десантникам через реки Северский Донец, Ингулец, Днепр, Прут и Дунай, а так же с полком дивизии освобождал Украину, Болгарию, Румынию, а закончил войну в Берлине. После встречи наших и союзных войск на реке Эльбе, взвод принимал участие в контактах наших и американских генералов. После окончания войны участвовал в параде Победы в Москве на Красной площади. Остался в армии, дослужился до полковника, а в 1969 году ушел в отставку. Живу в Москве с женой, двумя взрослыми детьми и их семьями. Сразу после ухода на "гражданку" устроился на завод инспектором отдела кадров, где работаю по сегодняшний день. Как видите, шестьдесят три года жизни уложились в полстранички рукописного текста, а сколько пережито, выстрадано, передумано.
   - Михаил Данилович, вы действительно по своей биографии пробежались галопом и даже не сказали, за какой подвиг получили звезду Героя? Насколько мне известно, вы всю войну были связистом, осуществляя проводную связь между командирами частей и соединений. Все фронтовики знают, что связь - это полевой телефон, катушка с кабелем и вы - солдат связист, от которого зависел успех боя или боевой операции. Никого не интересовало, как и где будет проложен кабель, - по минному полю, дну реки, по макушкам деревьев под вой мин и снарядов, или под прицелом снайперов, - вы знали: связь должна быть обеспечена любой ценой. Не сомневаюсь, и звезду Героя вы получили за связь. Расскажите, как это произошло?
   - Да, Василий, вы правы, на войне легких безопасных профессий не бывает. У нас, связистов, даже такого понятия не было, как ночной сон, спокойный отдых, установленный режим. Мы 24 часа в сутки были на боевом посту, спали урывками, ели на ходу. Дождь ли, слякоть, снег, трескучий мороз или пурга, день или ночь, мы в блиндаже или на трассе под обстрелом, - а разорванный кабель должен быть сращен, скручен, даже в предсмертной агонии, зажат закоченевшими пальцами или сцеплен намертво зубами.
   Формально Героя я получил вот за этот эпизод, о котором сейчас расскажу, а фактически за десятки таких или еще более сложных.
   Было это в конце 1944 года, моему взводу было приказано проложить кабель по дну реки Дунай и обеспечить связью десантную группу, которая закрепилась на другом берегу и удерживала плацдарм. Такой длины кабеля не было, а время не терпело, надо было что-то срочно предпринимать, чтобы связать и надежно заизолировать стыковочные узлы кабеля. Недолго думая, я обмотал скрутки промасленой бумагой, обмакнул их в гудрон, а затем заизолировал изоляционной лентой. На самодельном плотике, под обстрелом, переправились на ту сторону. Таким образом провод был проложен по дну реки, связь налажена, успех операции обеспечен, а меня представили к званию - Герой Советского Союза, хотя считаю, что это была заслуга всего взвода.
   - А сколько солдат и сержантов в вашем взводе были на передовой все четыре года?
   - Только я один.
   - Вот видите, Михаил Данилович, вы и ответили на свои сомнения. Звезду Героя вы получили совершенно заслуженно и справедливо, ибо уже само пребывание на передовой четыре года - есть величайший подвиг.
   - Спасибо, Василий, вы меня успокоили. Теперь рассказывайте о своей небесной Одиссее.
   Пришлось в который раз рассказывать о воздушной войне, о таких же отчаянных парнях, сидевших за штурвалами самолетов, как и те, что тянули по земле связь, шли с криками "Ура!" в атаки и громили врага в воздухе, на море и на суше.
   Второй сосед слушал нашу беседу, кивал головой, а потом сказал: "Слушаю я вас, ребята, а сам уже там, где когда-то были мы все. Сорок лет прошло, а война в памяти нашей продолжается и сейчас. Приходит она во сне, словно наяву и снова то горишь в танке, то взрываешься, то в ходе боя натягиваешь разорванную гусеницу, то пронзенный пулей хватаешься за сердце, падаешь и... просыпаешься в холодном поту и думаешь: "Слава Богу, что это сон".
   Неужели человечество так ничего и не поняло, искусственно сотворив невиданную в своей истории, кровавую и разрушительную катастрофу. Вот и сейчас накоплены огромнейшие арсеналы оружия, в том числе и массового уничтожения, и предназначено оно для нас, людей. Мне кажется, это стали понимать и там за океаном, иначе зачем им надо было вспоминать о нас, советских ветеранах войны. А если это так, и у простых американцев вызрела необходимость услышать из первых уст о подвигах Советского солдата, мы им откроем глаза, расскажем, как мы воевали, какой ценой досталась нам Победа и... "Хотят ли русские войны..."
   После его пафосных слов я не удержался и сказал:
   - Юрий Сергеевич, вы танкист-технарь, а речь поставлена у вас, как у заправского политработника.
   - Я, может, что-то не так сказал?
   - Нет, сказали вы все правильно, только народ хочет видеть и слышать правду о войне. Вы с боями прошли от Сталинграда до Берлина и на этом пути у вас были десятки боевых эпизодов, где вы как главное действующее лицо, находили единственно правильное решение и выходили победителем. Вот об этом мы с Михаилом Даниловичем, хотели бы от вас услышать.
   - Из ваших рассказов я понял одно - вроде бы у всех нас, фронтовиков схожая военная биография. Шли в атаки, побеждали, терпели поражения, получали ранения, излечивались и снова вперед до самой Победы. Но это так, на первый взгляд, а если конкретно, то не только не было одинаковых судеб, не было ни одного похожего боя. Вот и у меня, за войну не было ни одного одинакового боя, хотя я принимал участие не менее, как в пятидесяти мелких и крупных сражениях, потерял пять машин, двенадцать членов экипажа, и каждый бой был по своему опасен, непредсказуем и беспощаден. Вот и этот, не предвещал быть простым и предсказуемым. Разведка боем. Этот прием использовался почти перед каждой боевой операцией. Это было под Винницей в апреле 1944 года. На рассвете моя танковая рота, в составе шести танков, приданная батальону пехоты, двинулась на передовые позиции врага. К нашему удивлению, первую траншею преодолели без особого труда. На предельной скорости мчимся дальше, а пехота, кроме десантных групп на танках, осталась далеко позади. Вторая траншея встретила нас дружным ружейно-пулеметным огнем, но мы преодолели и ее. Вот тут-то и началось самое страшное. Заманив нас в "мешок", сразу несколько замаскированных пушек открыли по танкам прицельный огонь. Пулеметным огнем с флангов отсекли пехоту, а мы остались одни. Что делать? Поворачивать назад - расстреляют, как куропаток, двигаться вперед без поддержки пехоты, тоже опасно. Даю команду: "Вперед, орлы! За нами идут основные силы". Петляя по полю, танки продолжали атаковать артбатарею, которая била по нам прямой наводкой. Вот один танк от прямого попадания снаряда загорелся и остановился. По внутренней радиосвязи передаю: "Попытайтесь сбить пламя, а мы будем продолжать атаковать". Стреляя с коротких остановок, меняя направление, прорываемся в тыл противника. Часть пушек удалось подавить огнем танковых орудий, а три пушки вместе с расчетами попали под наши гусеницы. Остановились в рощице, заняли круговую оборону и передали на КП, что путь свободен. Маневрируя, меняя постоянно позиции, засекали огневые точки врага и поражали их своим огнем. В один из моментов боя снаряд попал в гусеницу и разорвал ее. Ставим машину по диагонали к вражеским позициям и с механиком-водителем под прикрытием брони меняем три поврежденных трака, и снова на ходу, снова ведем бой. Пять часов продолжались дуэли с вражескими артиллеристами, пока в бой не ввели основные силы. Танковый корпус с пехотой на броне ворвался и вбил клин в брешь, которую мы "прорубили" в обороне противника, и таким образом был обеспечен успех операции. За этот бой я получил звезду Героя, а члены остальных экипажей были награждены орденами и медалями, жаль только, что до победы дожили не все.
   После этих слов, старый танкист закрыл глаза, задумался, видно переживая заново все перипетии боя и, надолго замолчал.
   Между тем полет продолжался. Нас кормили горячими блюдами, бутербродами, поили чаем, кофе, минералкой и кока-колой, а мы читали, дремали и размышляли о жизненных проблемах, и о том, как в жизни все непросто.
   Когда до окончания полета остался примерно час, а дремать уже надоело, я развернул карту бассейна Атлантического океана и, как когда-то, стал прокладывать маршрут нашего полета. Оказалось, что он пересекает так называемый "Бермудский треугольник", о котором написано много страстей. Будто бы в этом районе, а в особенности в Саргассовом море, существуют магнитные аномалии, которые сбивают с курса корабли, самолеты, и даже на какое-то время выключают человеческое сознание, в результате чего в этом проклятом месте происходит наибольшее количество морских и воздушных катастроф. Как только я об этом подумал, в моей голове возникла картина морской катастрофы. Полулежу с закрытыми глазами и вижу, будто на море тонет корабль, причём море спокойное, никакого волнения, а через считанные минуты судно ушло под воду, оставив за собой лишь воронку и несколько человек, барахтающихся на воде. И подумалось мне: "С чего бы это? Что за видение и чем оно вызвано? Может быть это ассоциация от сухой официальной информации сорокалетней давности... "Корабль затонул за несколько минут, и спастись удалось лишь нескольким пассажирам и членам экипажа...", а может Лена и была в числе этих спасенных? С этих минут мысль о своей первой любви меня не покидала, а мои фантазии не имели границ. Стал думать о своей, не совсем удачной семейной жизни. Сложись все по-иному, были ли бы мы счастливы с Леной? Видно опять же по какой-то высшей воле этого не случилось? Почему? Может быть для того, чтобы контролировать добрые дела и достойные поступки, был и создан в моем сознании ее идеальный образ, который, как высшее мерило, направлял, вдохновлял и заставлял жить и совершенствоваться в своем развитии? Возникает вопрос - нужен ли он вообще, этот идеализированный эталон? С полной уверенностью могу утверждать, да нужен, ибо он работает на созидание, на рост самосознания, на раскрытие и реализацию талантов, на формирование личности.
   Её нет уже сорок лет, но Она во мне присутствует всегда и, благодаря ей, я стал таким, каким бы она хотела меня видеть. Будь Она жива, мне не стыдно было бы ей сказать: "Спасибо тебе за то, что ты сделала меня достойным человеком!"
   Мои размышления прервало сообщение. Милое создание в униформе вещало: "... Наш полет подходит к концу. Прошу пристегнуть ремни и оставаться на своих местах..."
   Пассажиры оживились, защелкали пряжки страховочных ремней, из репродукторов полилась бравурная музыка, а мы, воздушные путешественники, с легким волнением стали ожидать встречи с матушкой землей и с подзабытыми друзьями.
   По тому, как снизились обороты двигателей, стало ясно, что самолет пошел на посадку. Привычный "хлопок" в ушах, несколько минут томительного ожидания и вот оно, долгожданное касание колес "бетонки", и нас приветливо встретила и мягко приземлила таинственная знакомая незнакомка - Америка. Сколько былей и небылиц сказано и написано о ней, сколько восторженных, хвалебных од и серенад сложено, рассказано и спето её сторонниками, и сколько обвинений, ругательств, памфлетов и грязи вылито на страну её противниками и недоброжелателями, наверное только одному Господу Богу известно. Нам же, за несколько отпущенных дней, предстояло собственными глазами всё увидеть, прочувствовать и, по достоинству её оценить.
   Затихли двигатели, прекратилась тряска и, пассажиры, облегченно вздохнув, принялись отстегивать ремни и готовиться к выходу.
   Открылась дверь, и в салон ворвался свежий воздух, напоённый морем, теплом и... духом большого города. По очереди, не спеша, утомленные долгим перелетом, пассажиры потянулись к выходу. Подошла и наша очередь. Яркое утреннее солнце бьет в лицо. Ощущение такое, будто мы высадились на какую-то иную неведомую планету. Около трапа нас уже ждали представители советского посольства и Совета американских ветеранов Второй мировой войны, одетые в военную форму, со знаками воинской доблести. Я окинул взглядом встречающих, пытаясь найти среди них своего старого знакомого Микаэля Смита, но время стерло из памяти его образ, и я, внимательно всматриваясь в лица, пытался по каким-то особым признакам выделить его среди остальных. И мне это удалось. Взгляд одного из генералов, блуждая по лицам пассажиров, кого-то искал глазами.
   Я сразу понял, что это тот самый лейтенант, дослужившийся до генерала, с которым познакомились в далеком 45-м, когда до победы оставались считанные дни. Я поднял руку в знак приветствия и он, сорвавшись с места, резво подбежал ко мне и без слов заключил в свои объятия. Отпустив, заглянул в глаза и сказал на хорошем русском языке:
   - Ну, здравствуй, Василий! Я рад приветствовать тебя и твоих друзей на американской земле. Я очень хотел и ждал этой встречи и безмерно счастлив, что мечта моя сбылась.
   Отойдя на несколько шагов, сказал что-то представителю нашего посольства, а потом, пожав ему руку, вернулся ко мне и сказал:
   - Для советских ветеранов ваше посольство приготовило помещение, где они будут жить, знакомиться с достопримечательностями города и готовиться к проведению совместного празднования 40-летнего Юбилея Победы над фашистской Германией. Тебя я у посла выпросил на сутки под свою ответственность, теперь ты мой гость и сейчас поедем ко мне домой.
   Разговаривая с генералом, я обратил внимание на то, что наших ребят окружили американские ветераны, со счастливыми улыбками обнимают их и возбужденно жестикулируют. Но вот эмоции улеглись, пассажиры расселись в открытые вагончики автопоезда и поехали к выходу. Проведение юбилейного торжества было намечено на 8 мая, а это означало, что на отдых и знакомство с городом у нас оставалось 3 дня.

У русских американцев

   Нью-Йорк ошеломил меня своими масштабами, небоскребами и... автомобильными пробками. Пока ехали по городу, я восхищался неповторимостью архитектурных ансамблей, обилию торговых заведений и... сногсшибательной рекламе. Мне казалось, что все население города вышло на улицы, люди куда-то бегут, спешат, как муравьи в муравейнике, суетятся, и находятся в постоянном хаотическом, беспорядочном движении. Лавина машин, как льдины во время половодья, медленно плывёт по улицам и кажется, нет этому потоку ни конца, ни края. Даже Москва, по сравнению с Нью-Йорком, показалась мне провинциальным городом.
   Микаэль сидел за рулем автомобиля, искоса поглядывая на мою удивленную физиономию, и улыбался. Дорога наша растянулась часа на два. Наконец его машина остановилась возле роскошной загородной виллы. "Вот мы и дома", - сказал Микаэль, отстегивая ремень безопасности. Мы вышли из машины, а нас ждали человек пятнадцать его домочадцев. Мы, как на параде, под аплодисменты подошли к дружной семье Смитов. Они с нескрываемым любопытством и интересом смотрели на меня, как на пришельца из другого, неведомого мира. Я поздоровался с каждым за руку, и Микаэль повёл меня в дом.
   Им уже сейчас хотелось услышать от меня что-нибудь важное и интересное, но Микаэль их жестом остановил, сказав: "На праздничный ужин пригласим гостя вечером, а пока ему надо отдохнуть с дороги и прийти в себя". Я был благодарен хозяину за то, что с пониманием отнёсся ко мне. Восемь часов полета с промежуточными посадками и взлетами, смена часовых поясов, изменение биологических ритмов, конечно же, меня утомили, и потребность в отдыхе была. После лёгкого завтрака и тёплого душа, мне предоставили отдельную комнату, где я, раздевшись лег в постель и мгновенно заснул. Три часа крепкого живительного сна взбодрили меня и поставили на ноги. Приведя себя в порядок, вышел в гостиную.
   Увидев меня, бодрого и отдохнувшего, генерал Смит пригласил в свой кабинет. Мы зашли в светлую просторную комнату, где в застекленных шкафах стояли сотни книг, а стены были увешаны фотографиями самолетов-истребителей разных марок, военных и послевоенных поколений. Генерал был в лёгком домашнем костюме, мягких тапочках и напоминал больше ученого, чем боевого офицера. Мы сели.
   Первым начал Микаэль:
   - Знаешь, Василий, встречу боевых побратимов, русских и американских ветеранов Второй мировой войны я планировал давно, но, к большому сожалению, отношения между нашими странами оставляли желать лучшего. Только со сменой руководства в СССР, лидеры наших стран начали постепенно переходить к мирному диалогу и нормальным человеческим отношениям. Я воспользовался моментом, согласовал свои действия с президентом Рональдом Рейганом, получил добро и начал действовать. Самым трудным был вопрос подбора советских ветеранов трех родов войск, так или иначе связанных с американской армией в Европе. Мы разослали письма в ветеранские организации, обратились к гражданам США по радио и телевидению с просьбой назвать имена и фамилии советских воинов, с которыми познакомились в ходе боевых действий или же при встрече двух союзных армий на реке Эльбе. На нашу просьбу откликнулись сотни граждан, а так же рядовые работники военных архивов, приславшие фотографии, газетные вырезки, фильмы военной хроники. И вот когда, было прочитано, просмотрено и просеяно груды этого бесценного материала, отобрано и отфильтровано сотни писем и фотографий, с готовым материалом направился в департамент по иностранным делам с просьбой разрешить советским ветеранам участвовать в юбилейных торжествах. Чиновники отнеслись к нашей просьбе с пониманием, согласовали список с Советским посольством, и наша двухлетняя кропотливая работа увенчалась успехом. Жаль только, что из тридцати ветеранов, отобранных для встречи, приехало только десять. Я очень боялся за тебя, Василий. Ведь из этих тридцати, половины не оказалось в живых, а ты для меня был главной фигурой, так как нас подружила война. Теперь скажи мне, как развивалась твоя военная карьера?
   - У нас в Союзе слова "карьера", "карьеризм" не в почете и имеют отрицательное значение, хотя все знают, что рост по служебной лестнице - это и есть карьера. У меня она тоже была довольно успешной. После войны сразу поступил в военно-воздушную академию. После ее окончания присвоили звание майора и послали служить на Дальний Восток. Через три года получил новое назначение и так, на протяжении четверти века кочевал по стране, пока в 1969 году не ушел в запас в звании полковника. Однако свою трудовую деятельность не прекращаю и по сегодняшний день.
   Мне не хотелось вдаваться в подробности моей жизни на "гражданке" и, чтобы поменять тему разговора, спросил хозяина:
   - Микаэль, а после нашей аварийной посадки, чтобы познакомиться с русскими лётчиками, приехал даже генерал Эйкер с командой корреспондентов, операторов-хроникеров, видно это событие было широко освещено в американской прессе? Меня интересует вопрос, удалось ли тебе собрать материалы именно по этому случаю?
   - Да, конечно. Много фотографий мне подарили сами репортеры, много газетных вырезок хранятся в моем домашнем архиве. Так что нас с тобой и экипажем подбитого самолета видели на фотографиях не только читатели газет сорокалетней давности, но и сегодняшние телезрители, которые смотрели цикл передач об этих событиях, где демонстрировались и фотографии членов вашего экипажа на фоне подбитого самолета, и в компании вашего комдива и генерала Эйкера, и еще десять снимков, снятых разными фотокорреспондентами. Имей в виду, Василий, эту историческую встречу представителей союзных армий ждали не только мы с тобой, но и миллионы телезрителей в США и за ее пределами. Я и сейчас не скрываю своей радости, что встретил тебя живого и невредимого на нашей земле, в своем доме, и хочу сказать, что постоянно напоминала мне об этом случае вот эта маленькая книжечка со стихами Сергея Есенина, с твоей дарственной надписью.
   Он вытащил из ящика письменного стола потрепанный томик, с которым я прошел всю войну, и передал его мне. И вот, через сорок лет, я вновь держу в руках эту духовную реликвию, которая помогала мне в трудные минуты, и Микаэлю сослужила добрую службу, оставив памятный след об этой незабываемой встрече.
   Я искренне, от души поблагодарил своего американского друга за то, что сохранил эту книжицу, как драгоценную память тех огненных незабываемых лет. Чтобы не оставаться в долгу, демонстративно вынул из кармана его подарок - карманные массивные часы, щелкнул крышкой и с пафосом объявил: "Московское время 22 часа 20 минут". Этот подарок Микаэля я взял с собой, как памятную дорогую вещь, а вот стрелки часов на местное время перевести не успел. Они так и шли по-"московски", символизируя неразрывность людской любви и дружбы ни временем, ни расстоянием. Для генерала это был тоже приятный сюрприз. Удивленный и обрадованный, он встал из-за стола, подошел ко мне и заключил меня в свои объятия. Вот так же, сорок лет назад, братались американские и советские воины, встретившись на Эльбе, выражая искреннюю признательность и благодарность друг другу в борьбе с общим врагом. Это была трогательная и незабываемая сцена. Обменявшись сувенирами сорок лет тому назад, не думали тогда, что когда-нибудь встретимся и, эти, в общем-то недорогие подарки, доставят нам столько радости и приятных минут.
   Успокоившись, сели и продолжили беседу. Он пододвинул ко мне стопку пожелтевших от времени фронтовых фотографий и газетных вырезок, посвященных нашему аварийному приземлению, и стал комментировать:
   - Вот я вместе с членами вашего экипажа запечатлен на фоне знаменитой, как вы говорите, "пешки". А вот, на том же месте, - оба наши экипажа. Тут тягач подцепил самолет и тянет его в ремонтные мастерские, а мы стоим возле нашего "доджа". На этом снимке Командующий генерал Эйкер и полковник А.Пушкин в кругу советских и американских летчиков и техников, прилетевших ремонтировать поврежденный самолет. Кстати, эта фотография была помещена на первой полосе одной из центральных газет, где об этом событии написана пространная статья с подлинными именами экипажа подбитого самолета. Я специально для тебя перевел ее на русский язык. Вот, что там говорилось: "... В нашей газете неоднократно описывались боевые эпизоды, когда советские и американские солдаты и офицеры, попадая в критические ситуации, проявляли солидарность, благородство, чудеса мужества и отваги, выручая друг друга в бою. И вот сегодня, когда до окончательного краха Германского рейха остались считанные дни, при выполнении боевого задания был подбит советский бомбардировщик ПЕ-2. Командир экипажа старший лейтенант К.Гуков, штурман старший лейтенант В.Трохалёв и стрелок-радист старший сержант Е.Кравченко, проявили чудеса мужества, выдержки и героизма, посадив самолет на неподготовленное грунтовое поле, на одном, и то неисправном, моторе. Познакомившись с ними, увидел в них простых скромных ребят, которые и не считали себя героями.
   Командующий 15-й американской воздушной армией генерал Эйкер, побывавший на месте происшествия, сказал, что эти парни заслуживают американских боевых наград, так как показали пример мужества и героизма нашим солдатам и офицерам. Проявив фронтовую дружбу и взаимовыручку, наши техники и механики помогли отремонтировать подбитый самолет, который на следующий день поднялся в воздух. Оберегать его от вражеской авиации, по распоряжению генерала Эйкера, было послано звено истребителей во главе с командиром-лейтенантом Смитом, который сопровождал советский самолет до их базы.
   Так рождалась боевая дружба и взаимовыручка советских и американских воинов в борьбе с общим врагом - германским фашизмом..."
   - Так что, Василий, об этом подвиге знают не только у тебя на Родине, но и восхищаются им у нас в Америке. Кстати, об остальных членах экипажа, тебе что-нибудь известно?
   - Да. К сожалению, командиру экипажа - старшему лейтенанту Константину Гукову - не посчастливилось дожить до наших дней. Четыре года жестокое небо войны оберегало его и довело до Победы, а вот земля не пощадила. Вскоре после окончания войны он погиб в автокатастрофе. С бывшим стрелком-радистом Евгением Кравченко мы по сегодняшний день поддерживаем дружеские отношения. После войны он закончил летное училище, летал на истребителях послевоенных поколений, дослужился до полковника и в семидесятых годах ушел в запас. За четыре месяца пребывания в Германии с ним произошел случай, который чуть не погубил его карьеру. А дело было так. Как и многие наши парни, влюбился он в немецкую девушку, да так, что уже не мыслил жизни без нее. Когда в конце августа наша часть получила приказ о возвращении в Союз, он вознамерился взять с собою и свою возлюбленную. Переодев ее в солдатскую форму, посадил в кабину стрелка-радиста вместо авиатехника и только на промежуточной посадке для дозаправки во Львове ее обнаружили, посчитали за шпионку и арестовали вместе с Кравченко. Если бы не вмешательство комдива А.Пушкина, сидеть бы им обоим много лет в тюрьме, но он отделался легким испугом, а ее в сопровождении конвоя вернули в Берлин. Чувства, зародившиеся в молодых сердцах, пришлось заточить в темницу и повесить на нее амбарный замок. Молодых людей насильно разлучили, так как в Советском Союзе не существовало закона о заключении брака с иностранными гражданами. Время шло. Жизнь продолжалась, а их судьбы шли каждая своим путем. Так бы они никогда ничего не узнали друг о друге, если бы не счастливый случай. Как-то работник посольства в ГДР, бывший сослуживец Кравченко, просматривая периодическую прессу, наткнулся на интересную статью в газете, где ее автор, некая Эмма Кальтнер описывала свою историю любви с советским солдатом, фотография которого была напечатана рядом. В ней дипломат узнал Женю Кравченко и немедленно позвонил ему в Москву. Тот подтвердил, что Эмма Кальтнер и есть его первая любовь. Должен сказать, что они нашли друг друга. Их встреча состоялась два месяца тому назад в Москве.
   Так, выстраданная, проверенная жизнью и временем необыкновенная любовь этих людей, наконец нашла своё продолжение. Этот жизненный случай еще раз доказал, что сила любви не имеет измерений, границ и неподвластна времени.
   - Интересная история. А насколько мне помнится, ты говорил, что у тебя тоже была любимая девушка, ты даже фотографию показывал. Она стала твоей женой?
   - Нет. К сожалению, по независящим от нас обстоятельствам этого не произошло. После войны я пытался найти ее, писал в разные инстанции, родным, в архив Министерства обороны, но она, как в воду канула. Наконец ведомство, в котором она служила, дало ответ примерно такого содержания: "... Интересующая вас военнослужащая при выполнении спецзадания пропала без вести". Для меня "пропала без вести" не означало, что погибла, поэтому я еще несколько лет ждал и надеялся, что она найдется, но тщетно, видно и впрямь с ней случилось непоправимое.
   - У вас есть дети, внуки?
   - Да, сын и два внука, которых я люблю и поддерживаю с ними тесную связь. А как сложилась твоя дальнейшая жизнь?
   - После войны остался в армии. Служил сначала в Европе, а потом в Азии. Принимал участие в Корейской войне, которую считаю бессмысленной и позорной для всех воюющих сторон. В 1952 году вернулся в Штаты, еще некоторое время служил в авиачастях, а потом перешел на работу в штаб ВВС. Ушел в отставку в 1975 году. Женат, у меня трое детей и шестеро внуков. О тебе в нашей семье знают все. Ты для них не только мой фронтовой друг, но и герой Второй мировой войны. Жаль только, что все эти годы мы были в изоляции, но дружба, рожденная в бою с общим врагом, не забывается и мы сегодня все рады, что наконец между нашими странами наступило потепление. Особенно встречи с тобой ждала моя мама. Она до сих пор читает классические произведения Л.Н.Толстого, А.Куприна, Ф.Достоевского, Н.А.Некрасова и других. А вот С.Есенина, которого узнала, прочтя твою книжечку, полюбила, как одного из русских поэтов-самородков. Ты у нас скучать не будешь. Мы покажем тебе достопримечательности Нью-Йорка, познакомим с друзьями, родители которых были выходцами из России. Им тоже будет интересно поговорить с человеком из их далекой исторической родины. Ведь они по сегодняшний день живут воспоминаниями о своей молодости, незабываемым красотам безбрежных полей, лесов и полноводных рек, их Родины - любимой матери России.
   Если я тебя еще не очень утомил, то познакомлю с планом совместного проведения юбилейного праздника Победы. Эта встреча будет проходить на сцене одного из огромных кинозалов города и с трансляцией по телевидению на всю страну. Там будут использованы архивные фото и кинодокументы, и самое главное, комментировать боевые эпизоды и события тех далеких огненных лет будете вы - живые участники и свидетели нашей совместной борьбы. Цель этого праздника - восстановить доверие между нашими странами, стереть в сознании людей образ врага в лице советских граждан и донести до народа главную истину - мы люди земли и наше главное предназначение в сохранении жизни на земле, а не в уничтожении цивилизации. И пусть это кому-то не понравится, но простой народ всегда стремился к дружбе, миру, любви, сотрудничеству. Как ты думаешь, после стольких лет отчуждения, люди нас поймут?
   - Простой народ поймет, ему не нужны ни войны, ни конфликты. Чисто человеческие принципы мирного существования ему более близки и понятны. Однако невыгодно это будет представителям крупного капитала, которые делают политику.
   - С тобой, Василий, согласен не полностью. Владельцев концернов по производству военной техники, такое сближение, естественно, не обрадует, но люди и богатые, и бедные глубоко осознают, что производить и накапливать оружие массового уничтожения до немыслимых объемов стало чрезвычайно дорого и смертельно опасно. Есть понятие критическая масса, при которой весь этот смертоносный арсенал может самопроизвольно рвануть и погубить всю человеческую цивилизацию. И вот этот фактор может сработать, ведь умирать не хотят ни богатые, ни бедные. Мы, кадровые военные, не понаслышке знаем, что такое война и какие несет она муки, страдания и человеческие жертвы. Очень надеюсь, что эта неофициальная встреча ветеранов Второй мировой войны двух союзных армий продемонстрирует народам всего мира, что дружба, взаимопонимание, совместная реализация глобальных проблем, а не военное противостояние, могут спасти мир от гибели. Ведь тогда, 40 лет назад, мы это сделали. Надеюсь, объединившись, как тогда в сорок пятом, сохраним мир на Земле и сейчас. Теперь, когда я познакомил тебя со своим планом, целью и задачей этой исторической встречи, хотелось бы верить, что она вызовет позитивный отклик в средствах массовой информации. К вам, советским ветеранам, со стороны корреспондентов газет и журналов будет интерес особый, поэтому надо кое-что вспомнить из своей военной биографии, кое-что записать и быть готовым ответить на их острые, а порой провокационные вопросы. Ты к этому готов?
   - С памятью у меня все в порядке, но спасибо, что предупредил, буду настраиваться.
   Разговор с Микаэлем затянулся. Мы с ним так увлеклись, что не заметили, как наступил вечер. Постучавшись, в кабинет вошла приятная женщина нашего возраста и сказала: "Микаэль, ты обещал устроить коллективный ужин и познакомить нас со своим русским фронтовым другом. У нас все готово. Семья в сборе, приглашаю вас в гостиную". Генерал встал и сказал: "Василий, познакомься, это моя жена Ирена". Я встал, назвался, обменялся с ней рукопожатием и она, глянув на меня, сказала: "Нам Микаэль много рассказывал о вас, надеемся услышать рассказ из первых уст о родине наших предков. В нашей семье почти все так или иначе связаны с Россией, все владеют русским языком, и я надеюсь, что вам будет приятно в нашем обществе". Поблагодарив хозяйку, вошли в гостиную. Меня посадили в торце стола на самое почетное место, так, чтобы видел всех, и все видели меня. Как потом выяснилось, на ужине присутствовали: Микаэль с женой, два сына и дочь со своими половинками и детьми, и мать главы семьи. Мужчинам налили в рюмки советской "Столичной", а женщинам - легкого столового вина. С первым тостом выступил глава семьи. Он встал, обвел взглядом всех присутствующих и, обращаясь ко мне, начал:
   - Василий, долгое время я вынашивал идею этой встречи и вот, наконец, мне удалось ее осуществить. Как видишь, в нашей семье еще сохранились некоторые русские традиции, в особенности в части застолий, но это так, к слову. Главное, что я хотел сказать, - несмотря на прохладные отношения между нашими странами, члены моей семьи всегда питали добрые чувства к России и ее великому русскому народу. Поэтому я предлагаю выпить за тебя, Василий, как его достойного представителя.
   Мы выпили. После небольшой паузы, с ответным тостом пришлось выступить мне:
   - "Друзья мои! Прекрасен наш союз", - так бы, наверное, сказал на моем месте А.С.Пушкин. Однако не думал я, отправляясь за океан, что тут, на земле Америки, встречу в вашей семье друзей и почитателей русского духа, традиций и гостеприимства. У меня такое впечатление, будто бы я никуда и не ездил, а нахожусь в гостях у близких друзей, где-то в Москве или Саратове. Сидим, вспоминаем о былых временах, о своей неповторимой прекрасной молодости и мечтаем о том времени, когда народы не будут враждовать, будут открыты все границы и, люди, которых судьба раскидала по всему миру, смогут бывать на своей исторической родине, посещать родные места своих предков и находить родственников. Мне кажется, встреча воинов-побратимов двух союзных армий, которую ты, Микаэль, нам организовал, это только первый шаг к сближению наших народов. Я верю, что такое время настанет. Предлагаю выпить за отважного летчика, прославленного генерала, активного общественного деятеля и главу прекрасной семьи Смитов. За тебя, Миша!
   Тост настолько понравился присутствующим, что они, прежде чем выпить, поаплодировали гостю. К моей радости наше застолье не превратилось только в питьё и закусывание, а приобрело вид некоего смотра художественного слова, танца и русского романса. Старейшина семьи, Наталья Николаевна, села за рояль и исполнила романс "...Эта темно-вишневая шаль...". Я был приятно удивлен, что она, в свои девяносто лет, хорошо пела и сама себе аккомпанировала на рояле. Микаэль прочитал большой отрывок из поэмы А.С.Пушкина "Полтава". Заряженные духом творчества, и остальные члены семьи стали показывать что-то свое. Двенадцатилетние внуки Микаэля, даже сплясали русскую барыню. Я был настолько поражен увиденным, услышанным, что спросил хозяина дома:
   - Микаэль, вы что специально готовили этот концерт?
   - Нет, конечно. Это мамина работа. Она завела в нашем доме такой порядок. Каждое воскресенье семья собирается вместе и проводится некий творческий конкурс по интересам. Это музыка, танцы, песни, художественное слово. Непременным условием состязаний должны быть произведения русской классики по всем видам литературы и искусства. В молодости мама вела многочисленные кружки в русском клубе, научила детей своих и внуков русскому языку и привила им любовь к русской культуре. Так что это её заслуга, и мы ей безмерно благодарны за то, что позволила нам прикоснуться к наследию великих людей, великой страны.
   Обстановка на семейной вечеринке была настолько тёплой и доброжелательной, что и мне захотелось не ударить лицом в грязь. На ум пришло стихотворение "Бородино", и я сказал: "Друзья мои, позвольте и мне прочитать одно из любимых моих стихотворений, которое, уверен, и вы знаете". После первых слов: "Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спалённая пожаром...", возбуждённая "публика" зааплодировала. Я любил это стихотворение, неоднократно выступал с ним на концертах художественной самодеятельности, и вот, сейчас, когда звучали эти величественные строки, Наталья Николаевна смотрела на меня и плакала. Когда я закончил читать, старушка встала, обняла меня, поцеловала, и сквозь аплодисменты сказала: "Голубчик вы мой, Василий Прокофьевич, вы разбередили мне душу, заставили вспомнить о самом сокровенном, родном и безнадёжно потерянном - о юных годах, друзьях и родной земле. Ведь Михаил Юрьевич приходился троюродным братом Петру Аркадьевичу Столыпину, которого я хорошо знала.
   - Наталья Николаевна, насколько мне известно, два близких родственника Лермонтова были генералами и участниками Отечественной войны 1812 года, не об одном ли из них идёт речь в стихотворении?
   - Нет, в своём стихотворении Михаил Юрьевич обращается к своему приятелю, герою Бородинского сражения, Александру Яковлевичу Дуссету, который работал экономом в Благородном пансионе, где учился Лермонтов.
   Я был поражён эрудированностью и феноменальной памятью такой пожилой женщины. А она продолжала наблюдать и активно комментировать выступления артистов "домашнего театра".
   Вечер удался на славу. Каждый из нас чувствовал себя и артистом, и зрителем. Под конец вечера радостная и немного утомленная, Наталья Николаевна сказала: "Я благодарю всех за радость, которую доставили мне и пока у меня еще есть силы, хочу поговорить с нашим гостем, вы не против?" Все ответили дружно: "Нет, не против".

Незабываемое

   Старушка села поудобнее в кресло и начала:
   - Василий Прокофьевич, голубчик вы мой, вы не представляете, как я ждала вашего приезда. Миша так много хорошего о вас рассказал, что я просто в вас влюблена. Я счастлива, что вы меня не разочаровали, и даёте возможность поговорить с вами, излить душу, а также понять, почему я тут, а не там, с вами на моей далекой, но родной земле. Скоро будет семьдесят лет, как я со своей семьей покинула Россию, но по сегодняшний день, мне кажется, что тут я не дома, а в гостях. Все эти годы я мечтала побывать на своей милой родине, но моему желанию так и не судилось сбыться. Годы прошли, и уже возраст не позволяет пускаться в столь далекое путешествие. За свою жизнь в Америке я начиталась, наслушалась и насмотрелась по телевизору много всяких былей и небылиц о России, но я оставляю для себя только хорошие новости, радуюсь и горжусь ее успехами и своей принадлежностью к этой Великой стране. Единственное, чего не могу понять, - это по чьей злой воле происходили в ней непрерывные войны, бунты, революции и другие потрясения. Слава Богу, что за сорок лет после Второй мировой войны, Россия сумела оправиться от потрясений, встать на ноги, и с ней по-прежнему стали считаться. Будучи студенткой Саратовского университета, я, как и многие мои однокурсники, поддалась агитации револю-ционно настроенных студентов и стала самостоятельно изучать труды Маркса, Энгельса, Плеханова и других теоретиков коммунизма. В конце концов пришла к выводу, что сама по себе идея коммунизма гуманна и благородна - освободить человечество от гнета и эксплуатации человека человеком, но в ней нет экономического обоснования. Дать человеку все, что только он пожелает и не требовать от него ничего взамен - это утопия.
   Однако, мне кажется, советские люди до сих пор верят в эту идею. Ну, Бог с ней, я хочу сказать о другом. Будучи вхожа в дом семьи Столыпиных, я многому научилась и кое-что поняла из вечных проблем русского крестьянства. Когда Пётр Аркадьевич был губернатором в Саратове, я училась в гимназии с его дочкой Олей, дружили с ней, была знакома с ее мамой Ольгой Борисовной, со всеми сестрами и единственным братом, которому в то время было около трех лет. Петр Аркадьевич был очень занятым человеком, но все равно находил время вести с нами, гимназистками, взрослые разговоры. Темы, как правило, посвящались нравственно-моральному воспитанию. Позже, когда Петра Аркадьевича назначили Министром внутренних дел, а затем председателем правительства России, а семья его переехала в Санкт-Петербург, я не переставала интересоваться деятельностью Столыпина-премьера, а в студенческие годы, даже изучала его реформаторскую деятельность, касающуюся русского крестьянства. Мне кажется, он первый из членов правительства понял, откуда исходит опасность для страны, и начал активно реформировать село. Главная его идея была такая: "Поднять уровень производства зерновых культур, улучшить жизнь крестьян и дать возможность селу строить добротные дома, церкви, дороги и закрепить сельского труженика на родной земле". Для этого были приняты законы о роспуске сельских общин, как малоэффективных сельхозпроизводителей, и переселении крестьян на необжитые земли Зауралья и Сибири. Для финансового обеспечения этих мероприятий был создан земельный банк. Несмотря на то, что эта реформа проходила на фоне неудачной войны с Японией и революционных событий и не была доведена до конца, за несколько лет она все же дала свои плоды. Дешевое русское зерно и высококачественные продукты животноводства заполнили европейский рынок и "подкосили" их собственного сельхозпроизводителя. Европа испугалась усиления России, в особенности это касалось Кайзеровской Германии и Австро-Венгерской империи, которые стали усиленно готовить поход на восток. Россия вызов приняла. Мне кажется, если бы не убили Столыпина П.А., то ни Первой мировой войны, ни революции не было бы. За три года он поднял бы экономику России на такой уровень, что ее противники побоялись бы искушать свою судьбу. Впрочем, что было, то было, историю не повернуть вспять. Важно, чтобы нынешнее поколение политиков не допустило ошибок прошлого и сохранило мир на земле.
   - Наталья Николаевна, вы меня приятно удивили и феноменальной памятью, и глубокими знаниями истории, и способностью анализировать политические события. Нам в школе, да и в академии, деятельность Столыпина преподносили, как вредную, антироссийскую, а вы охарактеризовали его, как гениального политического деятеля.
   - Молодой человек, о человеке судят по его делам, а добрых дел за свою короткую жизнь он сделал столько для страны, что памятник себе воздвиг еще при жизни. Он был противником бунтов и революций, поэтому большевики не пощадили не только его самого, но и погубили его дочь и мою подругу, 21-летнюю Ольгу. Это событие и стало отправной точкой в моем решении - эмигрировать из России. Если бы не было гонения со стороны новой власти на русскую интеллигенцию, то не было бы в стране таких потрясений. Не подумайте, Василий, что я, старая брюзга, озлоблена на вашу власть, нет, как говорит священное писание: "Всякая власть от Бога...", но власть должна быть гуманна к своему народу, а советская власть, к сожалению, этих достоинств не проявила.
   Чтобы как-то поменять тему разговора, я спросил:
   - Наталья Николаевна, вы говорили, что родились в городе Саратове, там прошли детские и юношеские годы, расскажите, пожалуйста, об этом периоде.
   - Вы мне задали такой вопрос, на который я без слез не могу ответить. Ведь детство и юность у каждого из нас, это самое светлое и яркое в биографии, и поэтому эти годы запоминаются до мельчайших подробностей на всю оставшуюся жизнь. Так и я с ностальгией и благоговением вспоминаю это время.
   Родилась я в 1895 году. Из четверых детей в семье, я была самой младшей. У меня было ещё два брата и сестра. Воспитывались мы в обеспеченной семье. Отец мой, Николай Кузьмич Платонов, был купцом первой гильдии, кроме того неоднократно выбирался депутатом городской Думы и был в Саратове довольно известной личностью. Мама, Мария Алексеевна, в девичестве Никитина, была из дворянского рода, до замужества преподавала в гимназии русскую словесность. Все дети получили образование, обзавелись семьями и разъехались по всему миру. Старший брат обосновался в Англии. Средние брат и сестра тоже не захотели покидать Европу, так и остались в Париже. Из всех нас, в живых осталась я одна, но связь с их семьями поддерживаем до сих пор. Миша даже вознамерился восстановить генеалогическое древо, пишет кругом и собирает по крупицам материалы для написания родовой книги.
   Извините, я отвлеклась от темы. Несмотря на то, что семья наша была зажиточная, родители нас не баловали и воспитывали в строгости и покорности, где непременным условием было приобретение знаний и трудовых навыков. Они были убеждены, что дети, приученные к труду, в любой жизненной ситуации найдут выход из положения, не пропадут и не затеряются в жизни. Я благодарна своим родителям за их школу, которую мы с мужем взяли за основу и по ней воспитывали своих детей. Они выросли достойными людьми. Дочь Лиза у нас тоже педагог, живет в городе Мемфисе, у нее двое детей и трое внуков. Я горжусь детьми и считаю, что достойно прожила свою жизнь.
   И еще немного о своих детских впечатлениях. Помню в детстве, когда отец надолго уплывал за товарами в Астрахань, и в Персию, мы часто всей семьей выходили на пристань, любовались необозримыми просторами кормилицы нашей, матушки-Волги, по которой туда и сюда сновали белые пассажирские пароходы, на палубах которых гремела бравурная музыка, а разнаряженный люд махал нам руками в знак приветствия. Важно, без лишнего шума, как и подобает настоящим труженицам, шли груженные разнообразным товаром баржи. Деловито, ближе к берегам, занимались своим промыслом рыболовецкие суда, а между ними, как стайки воробьев, суетились прогулочные катера и лодки. И вся эта "водоплавающая рать", подплывая к пристани или проплывая мимо нее транзитом, протяжными гудками приветствовали горожан. Мне нравилось там бывать, любоваться неповторимыми Волжскими просторами и размышлять над своим будущим. Сколько времени прошло, а картины детства и сейчас стоят у меня перед глазами.
   Самым большим праздником для нашей семьи было возвращение отца из дальних странствий. Он одаривал каждого из нас диковинными подарками, привозил платья и халаты из персидского шелка, золотые и серебряные украшения, резные дорогие шкатулки. Вечером садились за обеденный стол, ставили самовар, пили чай с восточными сладостями, а отец часами рассказывал о своих торговых приключениях, дальних странах, нравах и традициях их народов. Хоть строг и требователен был отец, но мы любили его и уважали.
   - Наталья Николаевна, а с кем из русских эмигрантов вы встречались, дружили, поддерживали в трудные минуты друг друга?
   - Много нас было переселенцев из России и, конечно же, старались и расселяться поближе к своим, группировались в общины, чтобы сохранить хоть как-то наше родное, русское. В Нью-Йорке самая большая русская диаспора. У нас есть свои школы, храмы православные и клубы по интересам. Из людей, известных в России, дружила с И.Сикорским, Леонтьевым, дочкой П.А.Столыпина, Марией. В начале она жила в Нью-Йорке, а потом переехала в Калифорнию. Многих их этих людей уже нет на белом свете, но у них есть дети и внуки, которые знают о своих русских корнях и чтут память предков.
   Я, по-моему, всё вам рассказала и ответила на все вопросы, теперь очередь за вами. Вот скажите, вы - летчик, много летали, ездили, путешествовали, а не приходилось ли вам бывать в Саратове?
   - Бывал и неоднократно. С этим городом меня многое связывает. У меня там много друзей, есть родственники, но чаще бывал по служебным делам. Там еще до войны был построен авиационный завод, вот туда и ездил, выполняя задания командования. Сейчас Саратов вы бы не узнали. Если в ваше время там проживало около двухсот тысяч жителей, то сейчас около миллиона. Город растянулся по Волге на десятки километров. Построено много заводов, фабрик и различных предприятий. Возведены целые жилые массивы, но вот центр практически не изменился. Крытый рынок и Сенной базар по-прежнему остаются основными торговыми центрами города. Саратовский цирк, в котором вы наверное тоже бывали, и теперь является центром развлечения и отдыха горожан.
   - Вы напомнили мне про цирк, и мне сразу пришла в голову мысль, а ведь построили его братья Никитины, близкие родственники моей покойной матери Марии Алексеевны, в девичестве Никитиной. Так вот, посещая это заведение, мы каждый раз останавливались возле медной таблички и вслух читали: "Жителям Саратова, на радость, от братьев Никитиных". Так что и по линии Платоновых, и по линии Никитиных в нашем роду много достойных людей, и пусть судьба раскидала их по всему миру, наши потомки будут гордиться своим русским происхождением, но это так, к слову. А еще вот о чем вас хотела спросить, как сейчас живет русское крестьянство?
   - Скажу вам честно, проблема русского села за все эти годы так и не была решена. Как в прежние годы, так и сейчас у правительства нет ни желания, ни денег, ни воли, заниматься этой, уже наболевшей, проблемой. Если в какой-то период развития и становления страны колхозы и сыграли свою положительную роль, то теперь, чтобы село окончательно не исчезло, нужно принимать срочные меры по его спасению. Это понимают все, но в государственной казне денег для этого нет. Тут я хочу привести в пример народную пословицу: "Пока гром не грянет, мужик не перекрестится". Вот так и ждем грозы.
   - Василий Прокофьевич, голубчик вы мой, я вам благодарна за то, что вы выслушали меня, почувствовали мое душевное состояние и рассказали о современной России, которую вы нынче называете Советским Союзом. Я бы еще с вами поговорила, но уже устала и пора мне на покой. Будете в Саратове, передайте ему мой земной поклон и сердечную благодарность за то, что взрастил нас, дал нам силу, терпение и волю, чтобы противостоять житейским трудностям и посеял в сердцах наших вечную к нему любовь. Вам желаю приятных встреч и успехов в вашей благородной миссии - посеять в сердцах американцев доверие и любовь к русским людям.
   На прощание мы обнялись, и растроганная, старушка даже немного всплакнула. Побеседовав еще немного с Микаэлем, и я пошел в отведённую мне комнату, на покой.

В плену машин и небоскребов

   Первую ночь на американском континенте спал неспокойно. Сначала не мог заснуть от переполнивших меня впечатлений, а когда заснул, снилась война. Смена часовых поясов, непривычная обстановка сбили меня с устоявшегося жизненного ритма, а к новому еще не привык, поэтому видно и проспал до восьми часов утра. Сделав легкую физзарядку, вышел "на люди", где уже кипела жизнь. Микаэль, поздоровавшись, спросил:
   - Как спалось на новом месте?
   - Хорошо, только от приятных впечатлений долго не мог заснуть. А какая у нас сегодня программа?
   - Ваше посольство совместно с нашей организацией подготовили для советских гостей культурную программу в виде посещения исторических мест и достопримечательностей города. На сегодня запланирована экскурсия к Статуе Свободы. Я обещал послу подвезти тебя к памятнику Аврааму Линкольну, где мы войдём в экскурсионную группу. Далее после экскурсии шлифуем программу с техническим персоналом, а завтра, как у вас говорят, генеральная репетиция и затем торжественная встреча боевых друзей. Так, что завтракаем и отправляемся знакомиться с Нью-Йорком.
   К месту встречи прибыли вовремя. Кроме советских ветеранов в группе были представители нашего посольства и группа американских ветеранов, лично знакомых с нашими ребятами. Место встречи возле памятника Аврааму Линкольну было выбрано неслучайно. Видно организаторы решили за два часа ознакомить нас с историей США и их символом - Статуей Свободы.
   Когда вся группа была в сборе, экскурсовод начал свой рассказ:
   - Господа, или, как у вас говорят, товарищи ветераны, прежде чем отправиться к главному символу города, совершим небольшой экскурс в историю создания Северо-Американского государства под названием США. Начну с открытия Американского континента европейскими мореплавателями Христофором Колумбом и Америго Веспуччи.
   Несмотря на то, что Х.Колумб, возглавлявший морскую экспедицию в поисках кратчайшего морского пути в Индию, первым достиг Американского континента (это случилось 12.10.1492 г.), приоритет несправедливо был отдан другому мореплавателю, Америго Веспуччи, достигшему берегов Америки на семь лет позже. Неведомые земли он назвал Новым Светом, а в 1507 году картограф Вальдземюллер назвал их в честь Америго Веспуччи - Америкой. Однако дань уважения досталась и Христофору Колумбу - официальная дата открытия Америки считается 12 октября 1492 года, когда он достиг ее берегов. После этого, морские державы, а к ним относились: Англия, Голландия, Испания, Португалия, обладавшие мощными флотами и опытом морских путешествий, начали посылать свои корабли для освоения новых земель. Если Южная Америка попала под контроль Испании и Португалии, то Северную Америку быстрее начали осваивать англичане и голландцы. Массовые поселения европейцев на Северо-Американском континенте начались в начале семнадцатого столетия.
   Вначале это были отдельные небольшие поселения, которые потом вырастали в города. Почти полтора столетия понадобилось, чтобы из разрозненных "удельных княжеств" было создано единое государство с централизованной системой управления.
   Первым президентом, вновь образованного государства, в 1789 году был избран Джордж Вашингтон.
   История Нью-Йорка тоже начиналась с голландского поселения, названного Новый Амстердам, основанного в 1626 году. Он был расположен на южной окраине теперешнего Манхеттена. В 1664 году английские корабли захватили город и переименовали его в честь инициатора этой акции, герцога Йоркского. Благодаря бурному притоку иммигрантов, население его стало стремительно расти. В особенности после гражданской войны темп переселения из Европы сильно вырос, и Нью-Йорк стал перевалочной базой для миллионов людей, прибывающих в США, в поисках новой лучшей жизни. После Второй мировой войны Нью-Йорк стал неоспоримым мировым городом-лидером. Строительство штаб-квартиры ООН в этом городе символизировало его уникальное политическое значение. В Нью-Йорке сосредоточено самое большое количество небоскребов и достопримечательностей, в том числе: здание железнодорожного вокзала Гранд-Централ, Рокфеллер Централ, Художественный музей Метрополитен, Метрополитен-Опера, Музей современного искусства, Планетарий, штаб-квартира ООН, и ряд других памятных мест, но все же главным символом города и страны является Статуя Свободы. О ней словами не расскажешь, ее надо увидеть своими глазами, только тогда можно почувствовать и ощутить ее величие и красоту. Через час вы в этом убедитесь сами.

Статуя Свободы

   Поскольку Статуя Свободы установлена в Нью-Йоркской гавани в 3-х километрах от порта на небольшом островке, то и доступ до нее экскурсионных групп организован морским паромом и в строгой очередности. И вот, мы возле этого величественного монумента. Наш русскоязычный гид завел нас в музей, который был размещен в основании пьедестала и начал свой рассказ: "Статуя Свободы", полное название, которой "Свобода, озаряющая мир", одна из знаменитейших скульптур США и в мире, часто называется "символом Нью-Йорка и США", "символом свободы и демократии", "Леди Свобода". Это подарок французских граждан к столетию американской революции. До 1956 года остров назывался "Остров Бедлоу", хотя в народе его называли "Островом Свободы" уже в начале ХХ века. Богиня Свободы держит факел в правой руке и табличку в левой. Надпись на табличке гласит: "4 июля 1776 г." - это дата подписания "Декларации независимости". Одной ногой "Свобода" стоит на разбитых оковах. Сейчас после исторической справки мы поднимемся по 356 ступенькам до короны статуи, где на смотровой площадке расположено 25 окон, которые символизируют земные драгоценные камни и небесные лучи, освещающие мир. Семь лучей на короне статуи символизируют семь морей и семь континентов.
   Создал статую французский скульптор Фредерик Гюстав Бартольди и задумывалась она, как подарок к 100-летнему юбилею независимости США в 1876 году. Позировала скульптору вдова Исаака Зингера - Изабелла Бойер. Инженеру Гюставу Эйфелю было поручено спроектировать стальной каркас, а деталировку проектировал его помощник, инженер Морис Кехлин. Пьедестал проектировал американский архитектор Ричард Морис Хант. Строительство завершилось 22 апреля 1886 года. Торжественное открытие статуи Свободы, на котором выступил президент США Гровер Кливленд, состоялось 28 октября 1886 года. Как подарок к 100-летнему юбилею, он опоздал на 10 лет.
   Общий вес меди, использованной для изготовления статуи, - 31 тонна, а общий вес ее стальной конструкции - 125 тонн. Общий вес цементного основания - 27 тысяч тонн. Толщина медного покрытия 2,37 мм. Высота от земли до кончика факела - 93 метра. Высота самой статуи от верха пьедестала до факела - 46 метров. Статуя была построена из тонких листов меди, произведенных в России и отчеканенных в деревянных формах в Париже. Сформованные листы потом были установлены на стальной каркас. И вот, когда работы были закончены и статуя предстала народу во всей своей красе, у города начался новый отсчет времени: "До нее и вместе с ней".
   Кто-то из экскурсантов спросил:
   - А как же такую махину переправляли из Европы в Америку?
   - Вопрос резонный. Действительно, как? Раз это подарок, значит и дарить его надо было в законченном виде. Решение было найдено самим скульптором. Скульптура действительно была изготовлена в Париже сначала в уменьшенном виде, потом в натуральную величину, а когда встал вопрос транспортировки ее за океан, скульптуру разобрали по частям, упаковали в ящики и пароходом переправили в Америку, а тут уже на месте, когда был построен пьедестал, смонтировали и саму статую. А сейчас, если нет вопросов, поднимемся по ступенькам в зал короны статуи и посмотрим на мир глазами Богини.
   По винтовой лестнице, гуськом поднимались минут десять, но когда достигли короны, из ее окон-глазниц нашему взору открылся потрясающий вид. На ближайшем плане жил своей трудовой жизнью морской порт. Под загрузкой и выгрузкой стояли огромные океанские суда, а возле них суетились десятки портовых кранов, с легкостью расправляясь с многотонными грузами. У пассажирского причала тоже кипела работа. Океанские белоснежные красавцы лайнеры, готовясь к круизам, принимали на борт любителей морских путешествий. А вокруг гигантских кораблей, как стайки беззаботных чаек, снуют буксиры, яхты и прогулочные катера. И вся эта морская трудовая жизнь происходит на фоне гигантского города с его архитектурными ансамблями и небоскребами"
   Захожу на противоположную сторону, и взору моему открываются необозримые морские просторы, где за тысячи километров осталась родная земля - моя Родина - Советский Союз.
   Мои размышления прервал экскурсовод:
   - Господа ветераны, извините, что я так вас назвал, это по привычке, но после того, как вы, с высоты птичьего полета, посмотрели на неповторимую панораму города, хочу обратить ваше внимание на то, что Статуя Свободы - это не только гениальный памятник архитектурного зодчества, но и нечто, более значимое, масштабное и обожествленное. Неслучайно, каждый из вновь избранных президентов, считал своим долгом, преодолев 356 ступенек, подняться в корону Богини и получить ее благословение на успешное и плодотворное правление Великой страной, на ее благополучие и процветание. Тут бывали, любовались великолепной панорамой города и оставили свои восторженные записи в книгах отзывов, которых накопилось несколько десятков, великие ученые, конструкторы, политические деятели, знаменитые артисты, спортсмены и простые люди со всей земли. Записи сделаны на разных языках, но прославляют они одно и то же - свободу, красоту, любовь и дружбу между народами. Вы наши гости, представители великой страны, герои и бывшие союзники США во Второй мировой войне, желательно, чтобы и вы оставили свои записи в этих книгах.
   И тут меня осенила неожиданная мысль: "След Лены затерялся вероятно где-то тут. Когда-то, сорок лет назад, моя надпись на стене Рейхстага помогла найти нам друг друга, а если предположить, что она жива, посетит Статую, прочтет в книге мою запись и, без сомненья, сразу поймет, что ее место в моей душе, так никто и не занял, откликнется, придет и скажет: "Я тоже любила тебя всю жизнь". На столике оказалось несколько книг. Беру одну из них и экспромтом, голосом души, пишу: "Я шел к тебе всю жизнь, моя Богиня! Искал и не догадывался, что в камне и бронзе встречу тебя тут, на другом конце света. Ты сразила меня наповал своей божественной красотой, мудростью, любовью, и оставила в душе неизгладимый след. Живи для людей, люби и благословляй их на добрые дела.
   Ветеран Второй мировой войны, полковник Советской армии, Трохалёв Василий. 7.05.1985 г".
   Написав эти строки, я глубоко понимал, что в зашифрованном тексте крик моей души, но не более того, однако та, кому предназначены эти строки, никогда их не прочтет, сюда не придет и никогда ничего не скажет - у тех, кто ушел, возврата нет.
   И вот, мужественные солдаты прошедшей войны, а ныне убеленные сединой ветераны, растроганные увиденным и услышанным, стали писать свои восторженные слова признания, как будто это была не статуя, а живая любимая женщина, олицетворяющая идеал женской красоты, лишь сравнимая с образами любимых своей тревожной военной юности.
   После посещения этого необыкновенного памятника, все краски сразу потускнели и, чтобы сохранить в нашей памяти эти яркие незабываемые впечатления, нам сделали перерыв на два часа.

Случайное интервью

   Вечером, после окончания культурной программы, расставшись с американскими ветеранами, которые составляли нам компанию, поехали и мы на отдых. Ужинали вместе с сотрудниками посольства, после чего разошлись по своим комнатам. Поскольку я первую ночь "прогулял", меня поселили в номер, где уже был постоялец. Он сладко спал в своей постели. Хотя для ночного сна время было раннее, я решил тоже немного поспать. Сколько спал не знаю, только проснулся от слов незнакомца:
   - Вставайте, земляк, знакомиться будем.
   Я удивился его "беспардонности", но всё же встал и назвался. Он тоже представился, сказав:
   - Меня зовут Александром. Извините, Василий, что потревожил ваш сон, но до утра выспаться ещё успеем. Я понял, что вы из нашей ветеранской делегации, приглашённой на празднование юбилейного дня Победы, и решил с вами поговорить. Не удивляйтесь, что сразу с вами так по-свойски разговариваю, но мы, ветераны, хотя бы между собой должны быть честны и правдивы. Ты согласен со мной, чтобы друг с другом разговаривать на ты?
   - О чём речь, конечно.
   - Вот и хорошо. Я был тоже приглашён на эти торжества, но сначала принимал участие в юбилейной "встрече на Эльбе". Почти две недели был в Германии, устал от приёмов, застолий, встреч, да и от перелёта тоже.
   Разговаривая со мной, он хлопотал у стола. Нарезал хлеб, колбасу, открыл банку консервов.
   - Насколько я понял, вы тогда в 45-м встречались с американцами?
   - Да, было дело, но прежде, чем начать об этом разговор, давай сначала немного подкрепимся, я очень голоден.
   - Я уже поужинал, но тебе компанию составлю.
   Александр вынул из сумки бутылку нашей "Столичной", налил в пластмассовые стаканчики и провозгласил тост:
   - Давай, Василий, выпьем за смелых и отчаянных парней, наших фронтовых друзей, павших и живых, подаривших людям мирную жизнь и спокойствие на земле.
   - Да, Саша, за это стоит выпить.
   Фронтовые сто грамм взбодрили, и нас потянуло на откровения. Я спросил его:
   - Ты обещал рассказать о встрече с американцами в 45-м, у меня тоже был такой случай, но об этом потом, сначала послушаю тебя.
   - Хорошо, Василий, я тебе расскажу не по-книжному, а честно и правдиво, как это было на самом деле. Об этом много было написано правды и вымысла, но в одном авторы публикаций были правы, братание русских и американских солдат и офицеров было действительно искренним, сердечным и от души. А то, что наши фотографии с Робертсоном попали во все газеты многих стран мира, чисто случайное стечение обстоятельств.
   - Подожди, Саша, ты что, тот самый Александр Сильвашко, который запечатлён на снимке с американским лейтенантом?
   - Да, тот самый, а чему тут удивляться?
   - О тебе знает весь мир, а я вот тебя не узнал.
   - Это не мудрено. Ведь с тех пор прошло сорок лет, и внешность моя, конечно же, изменилась.
   - Я очень рад, что мы с тобой встретились, и из первых уст услышу, как это было в действительности.
   - Так вот, об этой встрече. В двадцатых числах апреля 45-го при подходе к реке Эльбе союзных войск, во избежание возможных недоразумений, была согласована с союзниками и определена пятимильная буферная зона по обе стороны реки, за линию которой не имели права заходить войска ни одной, ни другой стороны. Американцы к своей буферной зоне подошли раньше нас и остановились. Через два дня с боями подошли и мы. Часть немецких войск сдалась в плен американцам, а те, что не хотели капитулировать, отступили на юг, оставив после себя много пленных и остарбайтеров. 25 апреля я получил приказ обследовать местность в нашей буферной зоне и собрать людей, волей судьбы оказавшихся в неволе. В моём разведвзводе было около тридцати всадников. Обследовав два прибрежных хуторка, нашли несколько наших военнопленных, оказали им медпомощь и отправили в расположение воинской части. Когда вышли из небольшой деревеньки, на той стороне реки, вблизи города Торгау, какой-то человек размахивал полосатым флагом наподобие американского. Я подумал, что это провокация, и открыл из автомата предупредительный огонь. Человек с флагом исчез, но через некоторое время в другом месте появились уже двое с тем же флагом и стали что-то кричать. Мы прислушались и чётко расслышали два слова: "Москва, Америка". Стало ясно, что на берегу союзники. Майор Ларионов, находившийся с нами, сказал: "Иди, лейтенант, проверь, может и впрямь это американцы. Возьми на всякий случай кусок белого полотна, а мы, если что, тебя прикроем". Кто-то из моих солдат снял нижнюю рубашку, оторвал от неё кусок, с которым я и пошёл на сближение по взорванному мосту. С другой стороны от группы солдат отделились двое, и по искорёженным фермам моста стали идти мне навстречу. Когда расстояние между нами сократилось до пятидесяти метров и стали видны элементы американской военной формы, сомнения пропали - передо мной союзники. Мы подошли вплотную, пожали друг другу руки, обнялись, а второй солдат вынул из сумки фотоаппарат и стал нас фотографировать. Сделав два кадра, заговорил на чистом русском языке: "Я русский американец Белоусович Игорь, прошу отвести нас к вашему командиру". Пока мы разговаривали, подошёл майор Ларионов с отделением солдат и примерно столько же с американской стороны. Наши с американцами стали обниматься, жать друг другу руки, похлопывать по плечам и фотографироваться. В этот момент солдаты, измученные войной, видевшие кровь и смерть, были счастливы. Мы проявляли друг к другу братские чувства и радовались тому, что войне конец. Когда эмоции немного улеглись, лейтенант Робертсон попросил майора Ларионова поехать с ним в часть, чтобы представить своему командиру. Майор согласился. Взяв с собой меня и двух солдат, последовали за Робертсоном. На берегу сели на армейские джипы и через двадцать минут были в расположении американской воинской части. Там нас приняли радушно, как настоящих братьев по оружию. Эмоции нас переполняли. Солдаты радовались, смеялись, обменивались сувенирами. В ход пошли звёздочки с пилоток, зажигалки, даже пуговицы с гимнастёрок. Майор Крейг, к которому привёл нас Робертсон, доложил своему командиру, полковнику Адамсу, о том, что произошёл контакт с русскими, и что четверо из них у него в гостях. Не дождавшись ответа на свою радиограмму, майор Крейг изъявил желание нанести ответный визит нашему командиру дивизии. Мы снова перебрались на правый берег и вернулись в свою часть. Американцев приняли со всеми почестями и русским гостеприимством. Пили за боевое содружество, за солдат и генералов и за победу, в которой уже никто не сомневался.
   Около четырёх часов дня по местному времени информацию о контакте русских и американских войск передали по команде, и уже через несколько минут она дошла до Москвы.
   А на следующий день, когда наши фотоснимки на полуразрушенном мосту попали в газеты, взаимные встречи и контакты стали происходить на всех уровнях. Братание стало повсеместным, искренним и долгожданным.
   - Саша, а этот снимок под названием "Восток встречается с Западом" сделал тот самый русский американец, который фотографировал вас на мосту?
   - Нет, снимки на мосту Игоря Белоусовича пошли в газеты днём раньше, а этот сделал другой фотокорреспондент на фоне этого знаменитого плаката с броской надписью, который и сделал нас известными на весь мир.
   - После такой популярности тебя ожидала блестящая военная карьера, но насколько мне известно, этого не произошло, почему?
   - Ты, Василий, задал мне больной вопрос, на который всем западным корреспондентам отвечал так: "Я мол, сугубо гражданский человек, люблю детей, поэтому выбрал педагогику...". Тебе, как другу-фронтовику, отвечу честно и правдиво. За эту несанкционированную встречу нас с Робертсоном хотели отдать под трибунал. Ведь ни я, ни американский патруль не имели права переходить пятимильную зону, оговоренную союзным командованием, и уж, тем более, вступать в контакт друг с другом. Фотоснимки, попавшие на газетные полосы, спасли нас от больших неприятностей. Если американцы быстро смекнули и делу дали задний ход, то наше дело только слегка притормозили. Я отделался лёгким испугом. Меня исключили из партии и уволили из армии, а вот мой командир майор Ларионов пострадал более серьезно. Его разжаловали до рядового и отдали под суд. О его дальнейшей судьбе мне ничего неизвестно.
   - А как сложилась твоя послевоенная жизнь?
   - После демобилизации поехал к фронтовому другу в гости в Белоруссию. Там встретил девушку, влюбился, женился, да так и остался там навсегда. В селе Морочь Клецкого района Минской области преподавал в школе историю и обществоведение, а потом стал директором школы. У нас с женой двое взрослых детей и трое внуков. Ни о чём не жалею. Приношу людям пользу и от этого получаю удовольствие.
   - Саша, ещё раз хочу поднять тему "Встречи на Эльбе". Насколько мне известно, для контакта с союзниками, как с одной, так и с другой стороны были сформированы несколько групп, а прославилась ваша. Почему?
   - Да, у американцев были высланы три группы, но только одной из них было поручено вступать в контакт с русскими. Командовал группой лейтенант Коцебу. Это было на южном участке фронта. На восточном берегу Эльбы они встретились с подразделением подполковника Гордеева. Встреча русских и американских разведчиков была настолько дружеской и тёплой, что они "забыли" передать информацию о контакте, а когда опомнились и доложили об этом по команде, то оказалось, что она запоздала, и поезд их уже ушёл.
   - Саша, а что тебе известно о судьбе второго героя фотографии "Встречи на Эльбе", Уильяма Робертсона?
   - С ним я встречался четыре раза. Первый раз, по случаю присвоения нам званий "Почётный гражданин города Торгау" в 1975 году, на праздновании 30-ти летнего юбилея встречи союзных войск. На месте этой символической встречи поставили памятный знак, а организаторы попытались театрализованно воспроизвести, как это было тридцать лет тому назад.
   После этого нас с Робертсоном пригласили в Москву на празднование дня Победы. Тогда мы с ним не расставались несколько дней. Жили в гостинице, общались. К тому времени он неплохо говорил по-русски. От него я и узнал о его жизненном пути. После войны он ушёл из армии и посвятил себя науке. Закончил медицинский университет, защитил докторскую диссертацию и стал известнейшим нейрохирургом. Так что популярность, заслуженная на войне, пригодилась ему и на "гражданке".
   А когда в его родном городе Далласе нас "сделали" почётными гражданами, я побывал у него в гостях. А в этом году, как я уже говорил, были с ним в Германии, опять в городе Торгау на праздновании 40-летнего юбилея, посвящённого этой исторической встрече. Из Германии прилетели позавчера. Сутки гостил у Робертсона, чтобы снова встретиться на вечере дружбы.
   - Саша, ты не первый раз в Америке, а не пытался ли разыскать того самого русского американца, который фотографировал вас на мосту через реку Эльбу?
   - Мне не надо было его искать. Игорь Белоусович присутствовал на всех наших встречах и вместе со мной гостил у Уильяма. Жизнь у него сложилась тоже вполне удачно. После войны возобновил учёбу в университете, а после окончания работал преподавателем. Сейчас с семьёй живёт в пригороде Вашингтона и мечтает посетить Россию - родину его предков.
   - А твои односельчане знают, какой знаменитый человек живёт рядом с ними?
   - Много лет ничего не знали. Поздравляли с днём Победы, как всех ветеранов войны, а после поездки в Германию, где местная, а потом и наша пресса подняла нас на щит, тогда узнали и обо мне. Нас много фотографировали, писали в газетах восторженные статьи и приглашали на дружеские встречи.
   Немцы извлекли урок из истории, поняли, кому обязаны мирной жизнью и благополучием, поэтому чтут память тех, кто погиб за их счастливое сегодня.
   В память о тех событиях жители города Торгау каждый юбилейный год 25 апреля проводят театральные представления, с использованием техники и оружия времён Второй Мировой войны, а также устраивают массовые гулянья.
   - Саша, а как ты относишься к предстоящей встрече советских и американских ветеранов?
   - С чувством огромной радости. Рад, как и все мы, что между СССР и США наступило потепление, и, может быть, завтра удастся убедить телезрителей, что мы не враги. Раз мы в момент смертельной опасности смогли объединиться и, ценой неимоверных усилий, спасти мир от коричневой чумы, значит можем, если захотим, жить в мире и согласии. Приятно и то, что американские ветераны войны отправились в Москву и так же, как и мы, напомнят советским людям, что победили мы благодаря дружбе, взаимной помощи и доверию.
   А теперь, Василий, твоя очередь. Я тебе вкратце рассказал о себе, а сейчас слушаю твою "исповедь".
   Прежде чем приступить к "исповеди", как выразился Сильвашко, подумал: "Сидим мы с этим человеком за столом чуть больше часа, но даже за это короткое время я проникся к нему доверием и уважением. За что же ему такая честь? По-видимому, он затронул струны моей души своей непосредственностью и правдивостью", а ему сказал:
   - Саша, я рад нашему знакомству, с интересом выслушал ответы на мои вопросы, а сейчас тоже коротко поведаю тебе о своей жизненной истории. Начну с того, что сразу после войны поступил в военно-воздушную академию, а после её окончания в 1950 году получил назначение служить на Камчатке. Отслужил там три года. С точки зрения условий службы, то она была не из лёгких, но с познавательной - край чрезвычайно интересный. В перерыве между новым назначением женился. Мне тогда было тридцать один год, а моей избраннице - двадцать шесть. Через месяц после свадьбы отправились на моё новое место службы в город Вале, что в Грузии, недалеко от турецкой границы. Я служил в дальней бомбардировочной авиации. Жена Валентина, историк по образованию, работала библиотекарем в клубе офицерского городка. Через год у нас родился сын, которого назвали Егором. В Грузии прожили четыре года, пока не получили новое назначение в латвийский город Кулдинга. Пришлось оставить квартиру, мебель, хозяйственную утварь и с одними чемоданами перебираться на Запад. Грузинский тёплый климат, близость моря, дешёвые фрукты, устоявшийся быт, к чему уже привыкли, надо было оставлять и снова начинать всё с нуля. Однако у нас, кадровых военных, не принято было стонать, хныкать и добиваться тёплых мест службы, а отправлялись туда, куда пошлют. Приехали на новое место и мы. Капризы прибалтийской погоды мне пришлось испытать во время войны, когда наша авиадивизия была придана сухопутным войскам для разгрома Курляндской группировки. В этом городе прожили мы четыре года. Там наш сын пошёл в первый класс. И вот, наконец, меня отозвали в Москву для получения нового назначения, которое больше всего обрадовало мою жену. Я стал служить в штабе ВВС Московского военного округа. Наконец жизнь нашей семьи приобрела стабильность и системность. Теперь я, как все люди, ходил на работу к восьми утра и к шести вечера возвращался домой. Стало больше времени для воспитания сына и создания семейного уюта. В 1969 году из штаба меня уволили в запас. Пришлось привыкать к гражданской жизни. Пять лет работал преподавателем в военно-воздушной академии, а затем в системе ДОСААФ и гражданской обороны. Сын вырос, закончил МАИ (Московский авиационный институт), обзавёлся семьёй и работает авиаконструктором. Живут отдельно от нас в подмосковном городе Калининграде. У них с женой Светланой двое сыновей, Петя и Дима. Три года тому назад у меня умерла жена. Для меня это была трагедия. Сейчас боль утихла, но чувство одиночества меня не покидает. Теперь всё, что у меня осталось - это сын с женой и внуки, ради которых и живу. Вот так, Александр Сильвестрович, жизнь сложна и непредсказуема, но при всей её сложности стараюсь быть оптимистом, доставлять близким радость, быть полезным и от этого чувствовать себя человеком.
   - Да, Василий, как я понял, и у тебя в жизни тоже было не всё так гладко, как хотелось бы?
   - Да, как и у большинства из нас. Я не встречал людей, в жизни которых не было бы горя, страданий, переживаний и потрясений. Видно, каждый человек должен пройти через это. Ведь радости и горести идут рядом с нами, а раз так, значит все удары судьбы надо воспринимать, как должное, довольствоваться тем, что есть, и радоваться жизни. Мне кажется, для этого не надо никаких затрат, с любовью относиться к людям и природе, а они отплатят тебе тем же.
   - Вася, ты не сказал, откуда родом?
   - Я из Калужской области, но жил там до восемнадцати лет. Раньше, когда была жива мама, ездили туда каждый год, а теперь значительно реже, хотя там остались жить два брата со своими семьями. Саша, я очень доволен, что мы познакомились, наговорились и чудесно провели вечер. Как только вернёмся домой, приглашаю тебя к себе в гости. Уверен, что тебе у нас понравится, а теперь давай будем отдыхать, а то завтра нас ожидает тяжёлый день.

Восставшая из пепла

   И вот настал день волнений и тревог, ради которого мы проделали тысячи километров. Организатор и телеведущий программы "Встреча друзей", генерал Смит, составил её таким образом, что подлинные боевые эпизоды Второй Мировой войны, героями которых были советские и американские военнослужащие, сами же их и комментировали. Чтобы мы себя чувствовали более уверенно перед зрителями, режиссёры провели с нами репетицию. Ознакомив с фото-кинодокументами сорокалетней давности, нам дали возможность вспомнить и рассказать о них так, как это было на самом деле. Мы сидели на сцене за столиками на виду у публики под взглядом сотен глаз, ожидающих от нас чего-то необычного, важного и таинственного. Перед такой аудиторией нам предстояло выступать впервые, поэтому волновались, как перед первым боем.
   Открылся занавес, и под аплодисменты ведущий открыл своё действо. После вступительной речи предоставил слово госчиновнику США, который поздравил своих соотечественников с сорокалетием Победы во Второй Мировой войне и пожелал им мира и процветания. С ответной короткой речью выступил также представитель Советского посольства СССР в США и поблагодарил правительство Соединённых Штатов за предоставленную возможность - провести этот знаменательный праздник вместе с советскими ветеранами войны.
   В речах госчиновников, как с одной, так и с другой стороны, звучали обтекаемые слова и осторожные фразы, но уже прослеживалась тенденция к сближению, взаимопониманию и доверию. Уже сам факт этой встречи говорил сам за себя.
   После завершения официальной части ведущий приступил к выполнению своей программы. Отправной точкой сближения двух народов была "Встреча на Эльбе". И вот на огромном экране появилась фотография двух лейтенантов, пожимающих друг другу руку, которая в апреле 45-го стала символом дружбы, солидарности и победы в жесточайшей войне двадцатого века.
   ... Выдержав паузу, генерал начал:
   - Уважаемые зрители в зале и у экранов телевизоров, позвольте ещё раз поздравить вас с этой Великой Победой и представить группу советских ветеранов войны, прибывших на эти торжества.
   Мы, как по команде, встали, и пока не кончились аплодисменты, стояли перед зрителями, а он продолжал:
   - Я счастлив, что после многих лет конфронтации и отчуждения между нашими странами наступило долгожданное потепление. Мне выпала честь напомнить вам о событиях сорокалетней давности, и благодаря каким ценностям была достигнута Победа. Мне удалось собрать на эту встречу подлинных героев войны, которые своими правдивыми устами поведают, как это было тогда, весной в далёком 45-м. Все наши гости, советские ветераны, в большинстве своём кадровые военные, полковники и генералы в отставке. Они так или иначе были связаны с боевыми эпизодами, где плечом к плечу с ними сражались и наши доблестные воины - нынешние ветераны. Сейчас вы увидите кадры фото и кинохроники, я ознакомлю вас, чему они были посвящены, а сами участники этих событий их прокомментируют и поделятся своими воспоминаниями. Начнём с фотографии, изображённой на экране. На ней вы видите лейтенанта Красной армии Сильвашко Александра и нашего лейтенанта Уильяма Робертсона, которые первыми из войск союзников встретились на реке Эльбе и положили начало братанию двух дружественных армий. Это случи-лось 25 апреля 1945 г. возле города Торгау. А сейчас об этих событиях расскажут сами участники, герои этого кадра.
   Голос диктора достиг торжественного звучания и потонул в громе аплодисментов. К микрофонам подошли бодрым шагом два друга, две легенды и стали делиться своими воспоминаниями, дополняя друг друга подзабытыми подробностями. О факте этого события знал весь мир, а вот о чувственном восприятии "Встречи на Эльбе" писалось и говорилось мало. Сегодня из уст этих достойных людей прозвучали слова, которые означали приговор войне. Они говорили о том, что представители высшего командования двух армий-победительниц на многотысячном митинге дали клятву верности союзническому долгу и чтобы никогда не воевать между собой. Эту мысль поддержали все, от солдата до генерала. Сейчас простые доходчивые слова этих людей, познавших все ужасы войны, были своевременны и актуальны. Их воспоминания сводились к призыву: "Мир, а не война, должен торжествовать на земном шаре. Дружба, солидарность и деловое сотрудничество, а не военное противостояние, должны быть приняты на вооружение лидерами ведущих стран". Вот что в заключительном слове сказал Уильям Робертсон:
   - Люди земли, сограждане, друзья мои, от имени нас, ветеранов Второй мировой войны, обращаюсь к вам: "Берегите мир, боритесь за него, дорожите его достоянием! Мы, граждане двух великих держав, победили гитлеризм, и пусть дух братства и боевого содружества, рождённый сорок лет назад, поможет нам выйти на тропу дружбы, делового партнёрства и не допустить нового кровопролития!"
   Зрители тепло приветствовали живых символов, которые стояли обнявшись, как тогда в 45-м, выражая надежду на мирное счастливое будущее.
   Кадрами, посвящёнными исторической встрече на Эльбе, которые были прокомментированы живыми героями, зрителя удалось настроить на нужную волну. Теперь настало время приступать к основной части программы. Выдержав паузу, когда зал успокоится, ведущий продолжал: "А сейчас я познакомлю вас с историей вот этой фотографии. На ней вы видите военный корабль, на капитанском мостике которого стоит русский моряк, капитан-лейтенант Северного флота Иванников Афанасий. За неполный год он отконвоировал около двухсот транспортов из США в СССР и обратно, за что получил высшую награду - звезду Героя Советского Союза. Сейчас об этом герое-моряке расскажет лично знакомый с ним, не менее прославленный - наш морской волк, адмирал в отставке, Гарри Петерсон!"
   После такого восторженного объявления зал снова зааплодировал. К микрофону походкой "вразвалку" подошёл мужчина средних лет, крепкого спортивного телосложения, с благородной сединой на висках. Грудь адмирала украшали многочисленные ордена и медали, в том числе советский орден "Красной звезды". Собравшись с мыслями, он начал:
   - Дорогие зрители и телезрители, друзья мои! Прежде чем начать рассказ о боевом содружестве с советскими моряками, хочу одобрить идею генерала Смита о праздновании 40-летия Победы во Второй Мировой войне вместе с русскими парнями, которые фигурировали в американской прессе. Рад сообщить вам, что мы воевали бок о бок с ними и проявляли взаимные симпатии и дружеские чувства. Надеюсь, что правда о боевом содружестве с русскими, о которой мы вам расскажем, поможет растопить лёд в сердцах русского и американского народов. А теперь по делу. С капитаном Иванниковым познакомились мы в Мурманске, куда прибыли с очередным военным грузом. В ресторане, где мы проводили время, рядом сидели русские моряки. Один из них, неплохо владеющий английским, предложил присоединиться к их компании. Мы сдвинули столы, познакомились и разговорились. Капитан-лейтенант Иванников (так звали нашего нового знакомого) стал переводчиком и душой компании. Мы балагурили, рассказывали смешные истории, от души смеялись, и нам было так хорошо, как никогда прежде. В тот же вечер "Джон", так мы прозвали Иванникова, познакомил меня с прелестной девушкой Тоней, в которую я влюбился с первого взгляда. Она была мила и очаровательна. Нужно сказать, мы, моряки, народ интернациональный, пребывая в портах разных континентов и стран, заводили романы с местными девушками, хотя те и другие знали, что встречи эти мимолётны, без счастливого продолжения. Однако Тоню я полюбил по-настоящему, серьёзно, с которой ещё дважды встречались в Мурманске и, сложись всё по-другому, никогда бы с ней не расстались. Прошло уже более сорока лет, а позабыть её так до сих пор и не могу.
   Я отвлёкся, извините - это так, к слову. А с "Джоном" встречались ещё три раза, один раз в Мурманске и дважды в Нью-Йорке. Мы подружились, но после войны отношения между нашими странами испортились и о каких-либо связях между нами не могло быть и речи. К счастью, после некоторого потепления стала возможной наша сегодняшняя историческая встреча. А сейчас герой, о котором я только что вам рассказал, подтвердит мои слова и скажет: "Дружба между нами была искренней и крепкой!" Встречайте, капитан Иванников!
   Публика тепло приветствовала советского моряка. Наш земляк подошёл к Петерсону, обнял его, а в микрофон сказал: "Мой друг сказал правду! Обнимая Гарри, в его лице я обнимаю всех ветеранов Второй Мировой войны Соединённых Штатов, которые вместе с нами победили гитлеризм и обеспечили мир на земле. Как мы воевали, как оказывали друг другу помощь, мы, моряки, знаем об этом не понаслышке. Сотни морских судов с продовольствием, военной техникой и боеприпасами постоянно шли из США через Атлантический океан в порты СССР. Путь этот был далеко небезопасен. Нас подстерегали мины, подводные лодки, военные корабли и самолёты противника, но мы, вступая с ними в бой, продолжали вести караваны прежним курсом. Многие грузовые и военные корабли так и не дошли до пунктов назначения, тысячи русских и американских моряков погибли, выполняя свой долг, но помощь продолжалась, и её спасительный поток приближал крах фашистской Германии. Ценой неимоверных усилий мы победили. Честь и слава живым и павшим за наше мирное сегодня".
   Свою речь Иванников произнёс на английском языке, за что благодарная публика долго ему аплодировала. Когда он сел на место, ведущий сказал:
   - А сейчас я покажу вам кадры и расскажу о необычайном происшествии, свидетелем которого был я сам. Это было в конце апреля 1945 года. Советский бомбардировщик Пе-2 при выполнении боевого задания был подбит, и совершенно невероятным способом совершил посадку вблизи нашей авиабазы. По просьбе советского командования, генерал Эйкер приказал мне разыскать подбитый самолёт и оказать помощь экипажу, если таковая понадобиться. Мне с водителем и радистом удалось сравнительно быстро отыскать место посадки и вступить в контакт с русскими лётчиками. Об этом немедленно по рации было доложено командующему. Через некоторое время он с советским комдивом, полковником Пушкиным, и группой корреспондентов прибыли на место аварии. После "Встречи на Эльбе" контакты русских с американцами происходили повсеместно и этот был как нельзя кстати. Для корреспондентов, жаждущих сенсаций, благополучная посадка советского бомбардировщика на одном повреждённом моторе стала настоящей находкой. Этому событию было уделено много внимания. Нас фотографировали, брали интервью, а на следующий день газетные полосы пестрели восторженными статьями, фотографиями и комментариями к ним. На многих снимках были запечатлены генерал Эйкер и полковник Пушкин в кругу русских техников и механиков, прилетевших ремонтировать повреждённый самолёт. Вот тогда я познакомился и подружился с членами этого героического экипажа. Больше суток они находились на территории нашей части, и я ещё дважды с ними встречался. Мы обменялись сувенирами, адресами, но возможности поддерживать отношения у нас не было. И вот, спустя сорок лет, мне удалось разыскать и пригласить на эту встречу одного из этих парней. Сейчас на экране вы увидите исторические фото и кинокадры, посвящённые этому случаю, а комментировать их будет наш гость, штурман экипажа, а ныне полковник в отставке, Василий Трохалёв! Встречайте!
   Пока генерал Смит рассказывал об этом эпизоде, я сидел в ожидании, как сжатая пружина, а когда переводчик сказал последнее слово "встречайте!", встал и подошёл к микрофону. На экране появился первый снимок. Там, на фоне краснозвёздной "пешки", вместе с нашим экипажем были запечатлены лейтенант Смит с двумя солдатами. Этот и все последующие снимки мы комментировали вместе с ведущим, дополняя друг друга новыми фактами.
   Заканчивая передачу об этом случае, он сказал: "На экране вы только что видели генерала Эйкера, который лично познакомился с этими парнями и тогда обещал наградить их медалью, которой награждаются за мужество и героизм американские боевые лётчики. Он сдержал своё слово. Все трое были награждены "Air Medal" (воздушная медаль). И вот сейчас, спустя сорок лет, боевая награда нашла одного из своих героев. Мне было поручено вручить её нашему русскому гостю". Пока ведущий прикалывал медаль к моему кителю, зал аплодировал, а я от волнения забыл, что должен был сказать людям. И всё же, успокоившись, чётко с расстановкой, чтобы переводчик точно перевёл мои слова, сказал: "Дорогие зрители, я счастлив и благодарен организаторам проекта "Встреча друзей" за предоставленную возможность выступить перед вами и напомнить о самых светлых моментах в истории наших отношений. По вашей реакции мы поняли, все мы, люди земли, хотим одного: "Мира, благополучия, процветания и любви". И этому способствовала сегодняшняя наша передача".
   ... Когда вся программа была исчерпана, после заключительного слова ведущий сказал:
   - А сейчас от имени женщин ветеранов войны, со словами благодарности в адрес советских ветеранов, выступит доктор медицинских наук, миссис Вильсон!
   На сцену поднялась женщина средних лет и уверенной походкой подошла к микрофону. Была она в светлом, классического покроя костюме и... в тёмных очках.
   Доктор говорила, что тоже принимала участие в войне и встретила день Победы в поверженном Берлине.
   - В этот день все, от солдата до генерала, радовались, веселились, пели и танцевали. Военные оркестры играли бравурные марши и весёлые танцевальные мелодии, но чаще всего звучал король танцев, его величество Вальс. Чтобы создать радостную атмосферу сорокалетней давности и дать этим мужественным воинам почувствовать себя молодыми и счастливыми, прошу ведущего включить фонограмму вальса Победы, а мы, женщины, приглашаем их на белый танец.
   В тот же момент из репродукторов полилась величественная мелодия вальса "На сопках Манчжурии", а из зрительного зала устремилась на сцену большая группа девушек, одетых в красноармейскую форму. Миссис Вильсон, опережая всех, подошла к нашему столику, сделала реверанс и, подав мне руку, пригласила на танец. Я встал, дама положила руку мне на плечо и мы, подхваченные симфонией величественных звуков, открыли этот импровизированный бал. Девушки разобрали партнёров, и сцена превратилась в танцевальную площадку. Все житейские волнения и тревоги сразу отошли на задний план. Мы попали в мир музыки, движения и ритма, где не было места печалям и огорчениям, а торжествовали радость, любовь и счастье. Всецело отдавшись танцу, партнёрша моя молчала, а я вдруг вспомнил, что в далёкой юности этот вальс я танцевал с любимой девушкой, и мне на душе стало так хорошо, что у меня невольно вырвалось: "Извините, я не знаю, кто вы, но вы напомнили мне годы юности, когда мы, влюблённые и счастливые, танцевали под эту музыку на городской танцплощадке". Она вздрогнула, прижалась к моей груди и в самое ухо прошептала: "Я так и думала, что не мог ты забыть этих счастливых мгновений и своей первой любви". Я наконец понял, кто передо мной и, уже не контролируя себя, закричал: "Лена!". Она сняла очки, посмотрела мне в глаза и с радостной улыбкой сказала: "Да, Вася, это я, восставшая из пепла, твоя сказочная Елена Прекрасная". Мы остановились, обнялись и так стояли посреди сцены, не замечая ни недоумевающих вальсирующих пар, ни зрителей и никого вокруг. Время остановилось. Сейчас мы были одни на всей планете, и вихрь уже магического танца поднимал нас всё выше и выше. Кружась над землёй, нам не хотелось спускаться в реальность, чтобы снова страдать, мучиться и ждать. Там, в райском поднебесье, нам было хорошо. Мы были счастливы. Только ради этих мгновений стоило жить.

С небес на грешную землю

   Музыка оборвалась как-то сразу на полуноте. Дамы, поблагодарив своих заслуженных кавалеров, не покинули сцену, а остались возле них. А мы, как стояли одни "посреди земли" у всех на виду, так в объятиях и застыли. Закрылся занавес. Вызванные "на бис" виновники торжества, выстроившись на краю сцены, собирали последние аплодисменты. Наконец и мы, опустившись с розовых облаков на землю, осмотрелись и вдруг поняли, что это не сон, не галлюцинации, а счастливая реальность, в которой мы оказались чуть ли не главными героями. Восторженные, как влюбленные школьники-старшеклассники, взявшись за руки, вышли и мы, "на люди". Благодарные зрители, получившие удовольствие от действа генерала Смита, тепло провожали живых героев, аплодируя им стоя. Но вот погасли огни прожекторов и иллюминаций, и зрители потянулись к выходу. Тогда и мы, окружив ведущего, стали благодарить его за удачную постановку и необычный импровизированный финал. На это он с улыбкой ответил: "Финал - это не моя идея. За столь блестящую концовку надо благодарить таинственную героиню нашего спектакля, миссис Вильсон. Это она предложила и великолепно ее исполнила. Когда я готовил эту передачу, миссис Вильсон позвонила, а при встрече рассказала мне историю своей любви. Как впоследствии выяснилось, человек, которого она любила всю жизнь, был хорошо знаком и мне, поэтому наши желания увидеть его здесь, на земле Америки, совпали. Мне удалось разыскать и пригласить его на юбилейные торжества. До самого последнего момента о нашем "заговоре" никто не знал. И вот, только что, у вас на глазах, это чудо совершилось. Миссис Вильсон и полковник Трохалёв через сорок лет нашли друг друга. Пожелаем же им страстной юношеской любви и, чтобы они никогда больше друг друга не теряли".
   Мы оказались в центре внимания. Нам жали руки, обнимали, говорили восторженные слова, а мы стояли и улыбались, как счастливые именинники. Когда эмоции улеглись, Микаэль сказал: "А сейчас приглашаю всех присутствующих пройти в банкетный зал, где танцы Победы будут продолжены".
   Лена взяла меня под руку и повела в соседний зал. Великолепно освещенное помещение, с до блеска натертым паркетным полом, больше напоминало зал для соревнований по бальным танцам. Столики были расставлены по периметру, а на небольшом возвышении в полной готовности стояли и сидели музыканты. Были они в белых смокингах, с начищенными до ослепительного сияния, духовыми музыкальными инструментами. Не дав нам сесть за столики, грянул вальс Штрауса "Сказки венского леса". Под такую божественную музыку можно только танцевать, наслаждаться гармонией движения, ритма и звука. И мы, впервые за столько лет, всецело отдались этому несравненному виду отдыха и блаженства. Вихрь танца закружил нас настолько, что мы снова потеряли чувство реальности и оказались в мире грез и райского наслаждения. Партнерша моя была великолепна. Она была легка, гибка, чувствовала ведущего и безупречно выполняла его волю. Сейчас мне казалось, что оркестранты стараются изо всех сил, даря свое искусство нам двоим, улыбаются и радуются вместе с нами.
   ... Неофициальные торжества в честь дня Победы, организованные генералом Смитом и миссис Вильсон, удались на славу. В них приняли участие вся наша "труппа" и девушки "красноармейки", приглашенные для участия в танцах Победы.
   В паузах между танцами мы с Леной сидели за одним столиком с Микаэлем и его женой Иреной, и с интересом общались, но больше все-таки танцевали.
   Вальсы сменялись зажигательными польками, фокстротами и танго и было совершенно очевидно, что над музыкальным танцевальным репертуаром кто-то очень хорошо поработал. С Леной танцевали слаженно, самозабвенно, не пропустив ни одного танца. Мы упивались музыкой, танцами, друг другом и было не до вопросов и не до разговоров. И все-таки Лена один вопрос мне задала. Улучив момент, когда музыканты заиграли медленный танец, сказала: "Вася, скажи мне правду, ты верил в то, что я осталась жива?" Я ей ответил:
   - Да, верил. Более того, отправляясь за океан, я тешил себя тайной надеждой встретить тебя тут живой и невредимой. Даже в книге отзывов на "Статуе Свободы" написал зашифрованное послание, чтобы ты, прочитав его, как когда-то, по надписи на Рейхстаге, вычислила меня и нашла.
   Сведениям о том, что ты пропала без вести при морской катастрофе, я не поверил и ждал тебя восемь лет. Когда понял, что шансов встретить тебя у меня нет, женился. С женой родили и воспитали замечательного сына и назвали его Егором. Он вырос, получил образование, обзавелся семьей и подарил нам двоих внуков. Он живет в Подмосковье, а я в Москве. Мою жену звали Валентиной. Она было хорошей женой, чуткой, заботливой матерью и великолепной хозяйкой. Пока я служил в авиационных частях действующей армии, она со мной делила неустроенный быт и кочевую цыганскую жизнь. Она была неконфликтным человеком, и мне с ней было комфортно, приятно и счастливо.
   - Вася, а почему ты о своей жене говоришь в прошедшем времени?
   - Потому что уже три года, как её нет. Она погибла в автокатастрофе. Извини, мне больно об этом говорить... А у тебя есть семья?
   - Да, есть. Дочь Джулия, зять и две очаровательные внучки. Если ты не против, я тебя с ними познакомлю.
   - С огромным удовольствием, но если позволит время. Наша делегация послезавтра отправляется домой. А ты где живешь?
   - Недалеко от Нью-Йорка в городе Элизабет. А что, если попросить генерала помочь мне упросить вашего руководителя дать тебе "увольнительную" на сутки, как ты думаешь, он поможет?
   - Меня на одни сутки уже отпускали. Микаэль с этим вопросом обращался к послу и тот разрешил. Генерал отвез меня к себе домой, познакомил с семьей, и мы прекрасно провели время. Особенно мне понравилась мама генерала, Наталья Николаевна, уроженка Саратова. Она нам спела романс и сама себе аккомпанировала на рояле.
   - Да, генерал - личность незаурядная. Если бы не он и не его передача, нашей встрече наверное не суждено было сбыться. Я случайно увидела его по телевизору, поняла, что это последний шанс тебя найти и уцепилась за него, как утопающий за соломинку. Встретившись с Микаэлем, была приятно удивлена, это оказался тот самый лейтенант, который нашел вас у подбитого самолета. Он подарил мне десять копий с тех фотоснимков, которые были посвящены этому случаю. Он тоже очень хотел этой встречи. А потом было долгое и томительное ожидание. Сегодня я счастлива, что тебя нашла. О том, как мы жили все эти годы, это длинный разговор. Сейчас я хотела отпросить тебя хотя бы на сутки, увезти к себе, где обо всем и поговорим. Ты согласен?
   - Ты еще спрашиваешь? Я, как только увидел тебя, сразу понял, что за эти сорок лет разлуки так тебя и не разлюбил.
   - Я тоже, но об этом потом, пойдем за "увольнительной".
   Однако, когда Микаэль с Леной обратились с этим вопросом к руководителю делегации, тот наотрез отказался брать на себя такую ответственность. Пришлось генералу звонить самому послу, который и дал "добро" на его просьбу. Мы были безмерно рады. Тут же интерес к танцам пропал и мы, тихо попрощавшись с четой Смитов, вышли на улицу. Весь город был озарен неоновым светом. Все вокруг мигало, искрилось, крутилось, вспыхивало и завораживало. Такой красочной рекламы и игры цветовой гаммы, как в Нью-Йорке, наверное нет ни в одном городе мира.
   Лена взяла такси и повезла меня к себе. Через час машина остановилась возле роскошной виллы. Выходя из машины, она сказала: "Вот мы и дома". Как только вошли в просторную прихожую, там нас уже ждали Ленины домочадцы. Обращаясь к ним, она сказала: "Это и есть тот самый легендарный лётчик, которого вы видели на фотографиях и по телевидению, а так же мой друг юности, Трохалёв Василий". А потом представила дочь, зятя и внучек. Пока мы раздевались, Джулия без умолку говорила:
   "Мама, пока шла телепередача, мы все сидели возле телевизора и с большим интересом смотрели и слушали выступления русских ветеранов войны и радовались, что это стало возможно. Но больше всего нам понравились два эпизода. Первый - с участием штурмана Василия Трохалёва и второй - финал с "танцем Победы"". Сначала Лена слушала возбужденный комментарий дочери молча, а потом спокойно сказала: "Юлечка, ближе познакомитесь с гостем завтра, у него сегодня был тяжелый день, ему надо отдохнуть, да и девочкам пора спать".
   Юля, попрощавшись, покорно увела свою семью устраивать на ночлег, а мне Лена сказала: "Вася, в этой комнате ты будешь спать. Рядом душевая, туалет, если хочешь, прими теплый душ и отдыхай, а завтра обо всем поговорим". Сумасшедший день с потрясающей эмоциональной перегрузкой подходил к концу, а я до сих пор не мог понять, где я, во сне или наяву? Вроде бы вижу, слышу, чувствую и в тоже время умом не могу понять, как это могло случиться, что два влюбленных человека сорок лет немыслимыми путями шли друг к другу и вдруг сошлись в одной точке. И вот, когда это чудо совершилось, я подумал: "А что дальше? Послезавтра я улетаю в Москву, а она останется тут. Ничего не изменится, только во стократ усилится душевная боль. И как с ней жить дальше?"
   Наконец осознав, где я, отогнал мрачные мысли и, следуя совету хозяйки, принял душ и лег в постель, с мыслями: "Утро вечера мудренее", уснул. И снится мне, будто я в родительском доме, десятилетний мальчишка, сплю на полу с грязными ногами, а мама, склонившись надо мной, гладит по выгоревшим на солнце, цвета пшеничной соломы, волосам и приговаривает: "Сыночек мой, за день так натрудился, что уже не было сил ножки помыть". И так мне стало радостно на душе, что захотелось встать, расправить руки-крылья и лететь, лететь ввысь навстречу своему счастью. И вдруг, набрав высоту, срываюсь в бездну, вздрагиваю, невольно открываю глаза и вижу, Лена, примостившись на краешке кровати, ласково гладит меня по волосам и улыбается. Мне стало так хорошо. Я приподнялся, нежно обнял ее, поцеловал и она, покорная, умиротворенная, легла рядом со мной. Все вопросы и сомнения отошли на второй план, ибо чувства наши оказались сильнее всяких слов.
   Проснувшись, лежа в постели, стал думать: "Свершилось то, во что мало верилось. Сегодня я снова, третий раз в жизни, оказался в объятиях любимой. Теперь, когда наши судьбы опять пересеклись в одной точке, какие могут быть размышления, аргументы - бери любимую за руку, говори ей восторженные слова и веди под венец. Может хватит искушать судьбу и остаток жизни прожить с любимым человеком, тем более и она сказала, что любит по-прежнему и будет счастлива, даже если нам суждено прожить вместе всего один день. Прошедшая ночь также показала, что чувства наши не ослабли, не притупились, а стали ярче и острее. Но одно дело - единственная чувственная ночь, и совсем другое - совместная жизнь.
   А как же я жил все эти годы? У меня была жена, с которой прожили двадцать восемь лет, родили и воспитали сына. Любил ли я ее, оставляя место в душе другой женщине? Наверное любил, но любил по долгу, скорее уважал, как друга, как мать нашего ребенка.
   А теперь, если мы объединим свои судьбы с Леной, смогу ли я сделать ее счастливой? Мы же, кроме чувств друг к другу, не знаем ничего. А каждый из нас имеет свои достоинства и недостатки, устоявшиеся взгляды, привычки и пристрастия. Ведь никому не секрет, влюбленность и любовь с первого взгляда - это удел восемнадцатилетних, а не таких, как мы. Сможем ли мы преодолеть все эти трудности, покажет время. А ответ на вопрос "быть или не быть?" будет сегодня после того, как откроем свои души.
   ... Разговор с Леной начался как-то непринужденно и естественно. Сначала она показала мне фотографии, которые ей подарил генерал Смит. Я их уже видел, но все равно было интересно посмотреть на себя, молодого и симпатичного. Потом Лена плавно перешла к повествованию о своей жизненной истории. Я внимательно слушал и удивлялся, сколько на ее хрупкие женские плечи выпало испытаний, лишений и тягот, но она все пережила, перетерпела и вышла победительницей. Я тоже рассказал ей всё без утайки. Выслушав меня, Лена сказала: "Вася, я поведала тебе почти все, даже рассказала о своей разведывательной деятельности, но все же об одной тайне умолчала. Тогда в Берлине не могла тебе сказать, что вышла замуж за офицера вермахта по заданию центра и далось мне это очень трудно. Пауль Визгерт, мой первый муж погиб в 1944 году. Второй, Эдвард Вильсон, стал моим мужем в самый критический момент моей жизни, но тоже погиб на Корейской войне. Однако первым, единственным и любимым мужем был и остаешься ты, Василий, потому что моя дочь Юля - и твоя родная дочь, а ее дети - твои родные внуки". То, что Лена буднично и просто это произнесла, означало, что в этом она убеждена, и носила эту тайну в себе всю жизнь. Новость для меня была шокирующей, но очень приятной. От неожиданности, я потерял дар речи, а когда опомнился, спросил:
   "А Юля об этом знает?"
   "Знает. Эту тайну я ей открыла несколько месяцев назад, а теперь об этом знает и ее муж, Гарри. Только девочек в эту тайну мы еще не посвящали. Надеюсь, что ты примешь их в свою душу, как и детей Егора".
   У меня не было слов. Я вскочил со стула, обнял ее, да так искренне и "нежно", что Лена не выдержала и сказала: "Пусти, медведь, раздавишь". В таком виде нас застали Юля с мужем и девочками, пришедшие поздравить нас с днем Победы. Эта немая сцена произошла 9 мая 1985 года. Освободив Лену от объятий, поблагодарил Юлину семью за поздравление и сказал: "Несколько минут тому назад я узнал, что кроме сына, невестки и двоих внуков в Москве, у меня есть дочь, зять и две очаровательные внучки в Америке. Теперь мы одна большая русско-американская семья. Вы приедете в Россию и сами увидите, какие чудесные у вас братья". Старшая Юлина дочка, Лиза, вышла вперед и сказала: "А мы с Тоней знали, что у нас есть русский дедушка". Юля не выдержала и спросила ее: "А от кого вы это узнали?" На этот раз ответила Тоня: "Мы слышали, когда вы об этом с бабушкой говорили".
   ... Оставшись наедине с Леной, сказал ей: "Еще вчера я не был уверен, что наша встреча будет судьбоносной, а только что понял, нашли мы друг друга, чтобы больше никогда не разлучаться, и на этом пути у нас нет никаких препятствий. Ты согласна поехать со мной в Москву?"
   "С тобой, Вася, хоть на край света..."

Эпилог

   Четыре месяца томительного ожидания превратили жизнь Василия в кромешный ад. И вот сегодня его муки, тревоги и переживания должны закончиться. В телеграмме, которую он накануне получил, значилось: "Вылетаю рейсом ...... в Москве буду восьмого сентября. Лена".
   Встречать её в аэропорту, вместе с Василием приехали Нина с Сергеем и сын Егор с женой Светланой.
   Долго тянется время. По расписанию самолет уже должен был совершить посадку, но диспетчер молчит. Напряжение растет, встречающие волнуются. И вот наконец из репродукторов радостное сообщение: "Произвел посадку самолет рейсом Нью-Йорк - Москва..."
   ... И вот она, с легким чемоданчиком на колесиках, отделяется от толпы пассажиров и с радостной улыбкой идет навстречу своему счастью. Увидев любимую женщину, Василий срывается с места и бежит к ней. Букет алых роз, предназначенный для нее, падает к ногам, а они, заключив друг друга в объятия, забыли обо всем на свете...
   Потом настал черед объятий, поцелуев и слез радости с остальными встречающими. Особенно трогательной была встреча с подругой Ниной. Они плакали и одновременно смеялись, не веря в происходящее.
   ... Через некоторое время Василий с Еленой сыграли скромную свадьбу. Наконец их выстраданная необыкновенная любовь обрела счастливое продолжение. Они стали мужем и женой.
   Счастливое возвращение Елены на родную землю было омрачено известием о том, что ее мама, Тамара Ильинична, не дождалась своей любимой дочери, ушла, так и не испытав радости желанной встречи.
   Единственный оставшийся в живых родной брат и его семья были рады возвращению сестры и наладили с ней тесные родственные отношения.
   С пониманием отнеслись к заявлению Елены Панфиловой-Трохалёвой об идентификации и признании ее деятельности важной и нужной в Комитете госбезопасности. Без лишних проверок и проволочек подняли ее "дело", специльным постановлением выдали документы, вручили боевые награды и, самое важное, вернули её доброе имя.
   Сбылась мечта и Юлии. Она побывала в Москве, вместе с мужем и детьми. Родители свозили ее в родные места, в Брянск и Хвастовичи, познакомили с многочисленными родственниками и друзьями. Повсюду в их честь устраивали гулянья с песнями и плясками. Важным и желанным было знакомство с родным братом Егором, его женой Светланой и племянниками.
   Юля была приятно удивлена открытостью, гостеприимством, искренностью и доброжелательностью русских людей и почувствовала свою принадлежность к этой земле, её народу с его нравами, привычками и традициями.
   Обретя Родину, семью, любовь, Елена (теперь Елена Дмитриевна Трохалёва) расцвела, как женщина, как творческая личность, как ученый.
   Их трепетные супружеские отношения стали не только примером для подражания для детей и внуков, но и дали толчок к общественной и творческой деятельности. Как свидетельство этому, научные работы Элен Вильсон - Елены Трохалёвой были переведены на русский язык и признаны особо актуальными, нужными, и стали достоянием отечественной медицинской науки. Как практикующий врач-педиатр, чуткий и отзывчивый человек, профессор Трохалёва Е.Д. снискала любовь и уважение своих маленьких пациентов и их родителей. Василий, обретя музу, любовь и семейное счастье, закончил писать и издал книгу воспоминаний о своей непростой жизни и их с Леной трогательной и светлой любви. Пожелаем же и мы нашим героям добра, радости, любви и счастливого творческого долголетия.
  
  
  

Конец третьей книги

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Отзывы, пожелания и предложения
   прошу присылать по адресу:
  
   Украина, Львов, 79034, ул. Танячкевича, 4, кв. 7
   телефоны: (032) 270-34-70, (067) 34-14-415
   internet: http://konowalow.com.ua
   E-mail: [email protected]
  
  
  

Оглавление

   Глава I.
   Автограф на Рейхстаге 5
   В гостях у старого дипломата 5
   На развалинах империи 14
   По следам нежданного письма 18
   Волшебная ночь 33
   Опасные откровения 41
   Под чужим именем 49
   Глава II.
   Встречай, Родина 53
   После бала 53
   Прощальный аккорд 61
   Трептов-парк 63
   Бранденбургские ворота 64
   Домой в Россию 66
   Глава III.
   Путь в никуда 69
   Без права выбора 69
   В морское плавание 76
   Человек без прошлого 89
   Момент истины 96
   Удары судьбы 100
   Глава IV.
   Смертельная командировка 104
   Возвращение 104
   Рассказ штурмана 109
   Ночь в тайге 116
   Лагерь смерти 120
   Побег из ада 125
   У китайских друзей 129
   Глава V.
   Камчатские мотивы 140
   Транссибирский перелёт 140
   В краю вулканов и сопок 148
   Аэродром Елизово 152
   Турпоход 158
   Медведь спасатель 163
   Цунами 168
  
   Глава VI.
   Невозвращенка 173
   Потери и приобретения 173
   Эмансипация 175
   Сокровенная тайна 181
   По зову сердца 190
   В гостях у генерала 193
   Томительное ожидание 203
   Глава VII.
   С миссией дружбы 207
   Откровения героев 210
   Мирный десант 221
   У русских американцев 231
   Незабываемое 244
   В плену машин и небоскребов 251
   Статуя Свободы 254
   Случайное интервью 258
   Восставшая из пепла 267
   С небес на грешную землю 276
   Эпилог 285
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Лiтературно-художнє видання

Коновалов Олександр Якович

Талiсман кохання

Роман

Книга третя "Через роки, через вiддалi"

(росiйською мовою)

Гол. редактор Бурлаков В.П.

Редактори:

Дiтятьєва Б.В., Рудешко О.В., Булгакова Н.Л.

Художники: Аванесов Б.В., Бабiй М.I.

Техн. редактор: Книш О.М.

Коректори: Коновалова Н.П., Жакпаєва О.А., Пантєлєєва Л.В.

Здано до друку 03.12.2010

Пiдписано до друку 10.01.2011

Формат 30х21 1/4, папiр офсетн.

Гарнiтура Times

Обл. вид. арк. 12.2, Умовн. друк. арк. 17.04

Наклад 20 пр.

Видавництво "Елекс"

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   21
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"