Коновалов Андрей : другие произведения.

Нью Йорк

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  Андреас Стринберг
  
  
  
  
  
  
  
  
  НЬЮ ЙОРК
  
  
  
  
  
  
  
  
  криминально-приключенческий
  
  роман
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  1991-92г
  
  
  
  
  Посвящается всем Мяу и Хрю, Киттенам и
  
  Крокодилам на свете.
  
  
  
  
   0x01 graphic
  О ТОМ, КАК БЫЛА НАПИСАНА КНИГА НЬЮ ЙОРК
  
  Все таксисты - токсикоманы
  
  Е.Осин
  
   В далёкой и холодной России, где-то в одном из провинциальных и забытых богом городков жил-был, вернее сказать жила-была зверушка-пушистая-игрущка по имени Мяу. Зверушка страшно любила слушать сказки. Она прочитала все сказки на свете, просмотрела все фантастические фильмы какие только привозил в городок странствующий меломан Лука Великанов.
   Мяу снились невероятные сны, но он никогда не бывал в городе Нью Йорке, в городе моей мечты. Да и куда там Мяу выбраться из его тёплой и уютной норки и тащиться за тридевять земель и сто тысяч океанов. Мяу даже в Париже не был.
   Он лежал на печи и кусал шоколадную конфету. Сливочная начинка текла по усам, наркотическое действие шоколада будило в воображение зверушки невероятные картины заморских пейзажей и городов. Гномы и бандиты роились в одурманенной голове бедного зверька. Хвостик его подрагивал и обвивался вокруг изящной полосатой шубки, коей Мяу наградила природа, и грозил пощекотать ему ухо.
   Мяу страшно хотелось помечтать о Нью Йорке. Но что это были бы за мечты, когда Мяу даже понятия не имел о значение слова Нью Йорк. Для него это слово было бессмысленным набором звуков.
   Это слово - Нью Йорк - Мяу прочитал в газете, которые терпеть не мог и читал только потому, что все книги были прочитаны, а привычка читать осталась и терзала зверушку, как алкоголизм. Вот Мяу и придумал спасаться газетами. А поскольку все слова в газетах , как правило, не имеют никакого смысла, он и поду-мал, что Нью Йорк это некая безделица, которою играют в пинг-понг или под-брасывают соседу в почтовый ящик. Так Мяу ходил-бродил по городу, напевал в усы нью-йорк,нью-йорк,нью-йорк, пока не повстречал старого друга Хрю, лежавшего по своему обыкновению в самой глубокой луже. Хрю похрюкивал от удовольствия. Солнышко грело его заляпанную грязью спину и все в жизни Хрю было ништяк. До тех пор, пока его слуха не коснулась песенка Мяу.
   Надо сказать, что Хрю обладал музыкальным слухом и знал наизусть все песни, которые любят напевать таксисты. Поскольку других песен в далеком и холодном городке не пели, Хрю считал , что знает все песни на свете, и что сочинение и распевание песен это привилегия таксистов. Хрю терпеть не мог, когда кто-нибудь, кроме таксистов набирался наглости горланить куплеты, не говоря уже о мурлыканье под нос. Поэтому Хрю укусил Мяу за лапку, когда зверушка шла мимо и мяукала: нью-йорк,нью-йорк...
   Ой! - воскликнул Мяу. - Что ты наделал, Хрю?!
   Я нечаянно, - сказал Хрю, - Я не знал.
   На самом деле Хрю всё знал и укусил Мяу не за песенку, а потому что Мяу вкусный, ведь он весь пропитан шоколадными конфетами.
   Хрю прожевал кусочек Мяу, облизнулся и сказал:
   Что это за песенку ты мяукаешь?
   Ньюйорк, - ответил Мяу и покраснел, заподозрив что-то неладное.
   Это не песенка, - авторитетно заявил Хрю, - это такой город.
   Да неужели! - Мяу рот разинул от удивления, а Хрю воспользовался замешательством Мяу и откусил от него ещё один кусочек.
   Ой! - воскликнула зверушка, но тут же забыла о потере, любопытство было сильней.
   А что же это за место такое особенное? Никогда не слышала, муррр, - и Мяу лукаво сузил свои глазища.
   Хрю перевернулся с живота на спину, выставил пузо предзакатным лучам светила и мечтательно похрюкал:
   О-о, Нью Йорк это мечта каждого уважающего себя поросёнка. Это самый большой и грязный свинарник на свете. Там самые глубокие в мире лужи. Это место, где делают сгущёнку и апельсиновые кексы.
   Невероятно! - воскликнул Мяу и облизнулся. - А скажи, Хрю, есть ли там шоколад?
   Спрашиваешь! Да там твоего шоколаду завались. В Нью Йорке половина домов построена из шоколада. Там даже люди шоколадные живут.
   У-у-у! - простонал Мяу от вожделения. - Хрю, а есть ли там шоколадные курочки?
   Конечно же есть, и все величиной с корову, - ответил Хрю и хотел было цапнуть Мяу за ушко, но Мяу вовремя увернулся, распечатал новую шоколадную конфету и стал молча её есть. Потрясению Мяу не было границ.
   Проглотив конфету, Мяу громко расплакался и закричал:
   Хочу в Нью Йо-о-орк !!!
   И не мечтай, - подал голос Хрю из своего болота. - Таких шоколадных наркоманов, как ты, к Нью Йорку и близко не подпустят.
   Мяу совсем расстроился и шоколадные слёзы огромными кофейными каплями покатились по усам и щекам бедного Мяу.
   Тут я как раз проходил мимо, увидел плачущего Мяу и довольного своей пакостью Хрю.
   Что же ты, Хрю, обижаешь зверушку? - сделал я укор хрюшеству. Хрю от стыда зарылся в лужу с головой.
   Я достал платочек и утёр мяукины слёзки.
   Милый Эндрю, расскажи мне про город Нью Йорк.
   Конечно расскажу, - успокоил я зверушку, - Только пойди сначала умой мордочку.
   Мяу добросовестно исполнил мою просьбу, устроился во всём своём великолепии у пылающего камина, положил в рот Незнайку, и, развесив пошире ушки, приготовился слушать. А я присел рядом и начал так:
   Милый мой Мяу, расскажу-ка я тебе про американский город Нью Йорк...
  
  ***
  
  
  ЧАСТЬ 1 .
  
  ПРЕДИСЛОВИЕ
  
   Милый мой, расскажу-ка я тебе про американский город Нью Йорк. Есть у них такой городишко. Назвали его в честь русского города Новогород, сла-вившегося своими демократическими традициями и независимостью.
   Про Нью Йорк не скажешь, что это Америка, хотя трудно представить себе Америку без Нью Йорка.
   Америка - вообще поразительная страна. Ничего у неё нет своего, кроме индейцев, которых берегут как реликвии в заповедниках устроенных прямо на нефтяных месторождениях. Ну, дорогой, суди сам: язык у американцев англий-ский, флаг кубинский, население ( исключая индейцев ) наполовину состоит из аф-риканцев, на другую половину из русских с евреями. Парламент в Америке , опять же, английский, и весь континент назвали в честь мореплавателя Америго де Лапе-рузо (на самом деле - бандита и пьяницы), который ещё за сто лет до Колумба тайком мотался в Новый Свет за травкой, выдавая дурь за китайскую, которая как известно считалась более престижной и злой. Америго выигрывал вдвойне: во-первых, прикарманивая золото, которое ему полагалось платить печенегам, кон-тролировавшим мыс Горн на южном конце Африки; во-вторых, травку он за бес-ценок приобретал у американских аборигенов, сдавая им за мешок дури бутылку Столичной.
   Америго унёс тайну в могилу. Невежественным матросам было по барабану куда они гоняют корабли, и тайна Нового Света определённо оставалась бы тай-ной до сих пор, если бы не глобальные мудрствования китайских экспериментато-ров, которые тридцать четыре года спустя после смерти Америго испытали во дворе императора лазер с ядерной накачкой. Лазер благополучно улетел на Луну ( О-о, божественная Луна! ), прихватив с собой весь технический персонал вкупе с изобретателем и императором, тем самым отбросив науку в тьму беспросветную на 400 лет назад. Но положительным моментом в той истории было то, что в ре-зультате испытаний вся обширная территория Китая подверглась радиоактивному заражению. Подохло куча народу. Потом стали дохнуть нарки в Старом Свете ( травка-то была злая, ха-ха!). По невежеству того времени всё свалили на холеру, как сейчас валят на СПИД. И лишь постоянные клиенты клана Америго Энд Компани торчали как ни в чём не бывало и здравствовали.
   Еврейская разведка Моссад при испанском дворе просекла эту фишку и стала копать откуда ветер дует. Она вышла на дилеров Америго и снарядила своего агента Кристофера в Новый Свет. Так был открыт западный континент.
   Кристофер до конца дней своих хранил тайну разведки и ещё сто лет после смерти вводил в заблуждение мировую общественность своими лживыми воспо-минаниями о новом пути в Индию и фальшивым судовым журналом. В награду Моссад назвал центр мирового наркобизнеса Колумбией. Ну а дальше заверте-лось.
   Пока немцы и французы грызлись в Европе, негры и евреи ломанулись на необжитые просторы. К тому времени русские, прочесав Сибирь и Дальний Во-сток, рванули в Новый Свет через Аляску. Такой вот коктейль.
   И вот сначала негр Жора Вашингтон, а потом Абрам Линкольн насадили в Штатах демократию, завалили континент паровозами Кулибина, вестернами Эй-зенштейна и музыкой для толстых. Порнографический писатель Набоков раз-вратил добропорядочную публику и положил начало эмансипации через сексуаль-ную революцию. Америка становилась Америкой.
   А в Нью Йорке жить было весело, и многие люди не хотели доживать до старости. Для них стали строить высокие дома - небоскрёбы, чтобы с них прыгать. А чтобы кайф длился подольше, небоскрёбы делали всё выше и выше, пока за них не стали цепляться самолёты.
   Если вы никогда не бывали в Нью Йорке, вы не в состоянии будете предста-вить всего великолепия и очарования его улиц, площадей, мостов и небоскрёбов. Это неописуемо ! Но уж я-то для вас постараюсь. Хотя, верна, говорят, пословица лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В НЬЮ ЙОРК.
  
  - 1 -
  
  
  
  
   У себя на родине я прославился хулиганскими публикациями в газетах Ряжский Овощевод, Засранские Новости и Гнида России. Мой папа - одес-ский миллионер - читанул как-то очередную мою гнусную клевету на Комитет Говнюков и Быдла в журнале Понос, воодушевился и вознамерился дать под зад своим дружкам, которые спалили на прошлой неделе два его ресторана на Брайтон Бич. Ботинок примчался со всей своей кодлой и с визгом: Выеби в жопу всю эту срань! Ты умеешь!, сунул мне билет до Нью Йорка и повесил на шею Кредитную карточку American Express.
   Через восемь часов я бросил чемоданы в люксе Hilton Hotel, задвинулся модной нынче дурью крэк и, почувствовав прилив душевных сил, крикнул такси.
   Куда, командир, - спросил негр-шофёр по-русски.
   В Южный Бронкс.
   You sure? - негр позабыл русский и вылупил глаза.
   Жми, Вася! - я показал ему сотку баксов ,вася буркнул о'кей и нажал на газ.
   За окном замелькали грязные нью йоркские подворотни, слащавый Бродвей и циничные витрины дорогих магазинов.
   Я всегда мечтал посетить Южный Бронкс: клоаку большого города, местные Люберцы, прибежище наркоманов и чёрных бездельников; место, где круглые сутки льётся кровь, не смолкают сирены и мусорщики едва успевают уби-рать трупы. Здесь даже умирают, не успев появиться на свет. Наркоманы гроз-дьями висят на вентиляционных решётках, а бездомные спят в коробках из под со-ветских телевизоров.
   Мой негр встал у первого светофора и сказал, что дальше не поедет ни за какие баксы.
   Я подарил ему значок с Лукичем в кепке и ступил на тротуар. Тут же какая-то сволочь сдёрнула с меня ботинки и скрылась с добычей в канализационном люке.
   Я плюнул и пошёл босиком. Через два шага мне захотелось пописать. Я вы-брал какую-то урну и начал было свои дела, как вдруг из неё высунулась голова и на ломаном китайском попросила меня не оскорблять достоинства частной соб-ственности. О,кей! Я пописал рядом и развернулся идти дальше. Как бы не так!
   Передо мной молча стояли три огромных негра с цепями и дубинками. Все они же-вали бубл гум
   Чего, ребят? - подал я голос.
   You fucking asshole? - сказал один и нахмурил лоб.
   Money, bullshit, - потребовал другой.
   What the fuck, motherfucker?! - вежливо поинтересовался я.
   Третий негр молча двинул мне в ухо. Поскольку ухо и всё такое прочее в магазине не купишь, я не стал с ними связываться и уложил их из папиного нагана.
   Перейдя через улицу я увидел оборванных ребятишек, играющих в луже то ли в Чапаева, то ли в кубинских контрабандистов, переплывающих Карибское море. Девочка с бородой, изображавшая Фиделя Кастро, кидала из окна второго этажа кирпичами. Её мама стояла полуголая у подъезда и соблазняла прохожих рыбным хвостом, торчащим из лифчика.
   Мерзкая сцена соответствующая представлениям советского человека об американ-ском образе жизни. Я был в восторге.
   Тремя шагами дальше я увидел парня в кепке и с бессмысленным взором. О, вот он идеал американского безработного! Я решил взять у него интервью.
   Hey you, bloody shit! - обратился я к парню. - What's your name?
   My name, - сказал парень, - is go-fuck-yourself-i'm-not-your-wife.
   Thanks, - поблагодарил я любезного.
   Stick your thanks into your ass, - пожелал мне парень.
   Я дал ему по яйцам и пошёл дальше. Вокруг бегали крысы величиной с ко-рову, свистели пули, отколупывая штукатурку и осыпая кирпичной крошкой.
   Захотелось пожрать. Свернул в ближайший ресторанчик. Только мне подали жа-реную крысу в томате, как в витрину въехала банда байкеров на Харлеях и начала крушить без разговоров всё, что под руку попадёт. Я сполз под стол и под звон битой посуды уплёл свою крысу. С набитым желудком я был готов к новым подви-гам.
   Для начала я скинул с мотоцикла ближайшего парня и, оседлав его Харлей, рванул в сторону Центрального парка - благо это рукой подать. Бравая ватага бандитов бросила громить крысоедку и ринулась в погоню. Вскоре они сели мне на хвост, выкрикивая похабные угрозы на своём гнусном диалекте, который я не понимал. А я посылал им в ответ пламенные факи и выруливал ручку газа до упора. О, что это была за погоня! Ржавые конструкции заброшенных многоэтажек пролетали со свистом. Редкие прохожие отскакивали вверх тормашками и вжима-лись в стены, Я показывал ребятам класс, закладывая немыслимые виражи на фан-тастической скорости, но и они оказались нехилого десятка. В мгновение ока мы пролетели Центральный Парк, Манхэттен и Пятую Авеню. Было ясно, что про-играет тот, у кого первым кончится бензин. И поскольку в необъятном баке Хар-лея плескалось ещё предостаточно, я предвкушал неслабую вечеринку. Но тут мы влетели в какой-то район,где сразу запахло знакомыми ароматами пышек и шаш-лыков, и моих преследователей, как отрезало. И я понял, что влетел прямёхонько в Брайтон Бич, где негров просто стреляют. Я припарковал тачку у Русской Ба-лалайки, вошёл в ресторан и спросил дядю Мишу.
   Дядя Миша - маленький и пухлый еврей с лоснящейся лысиной - выкатился из-за стойки и расцеловал меня, как сына.
   Мы сидели за столиком, глотая Столичную, и я рассказывал ему о жизни в Рос-сии: о танках в столице, о резне на Юге, о канализации, забитой помидорами, и о чернобыльских мутантах.
   Да-а, - кивал головой дядя Миша, - весело живёте! А вот у нас тут полное бо-лото. Всё есть, ничего не надо, и давно уже не хочется. От скуки дохнем. Когда совсем невмоготу, наведываемся в Бронкс негров мочить. Так вот душу и отводим. Был в Бронксе? - спросил он меня с затаённой надеждой услышать отрицательный ответ. Пришлось его разочаровать.
   Ну замочил хоть кого-нибудь? - опять зажглись его глазки.
   Так, пару-тройку негров.
   Ну, пострел, везде успел! - воскликнул дядя с знакомой гордостью и, по-вернувшись к сцене, крикнул:
   Эй, Вилли, тормози свой блатняк. Смотри кто у нас в гостях!
   Виля охнул и, треснув себя по лбу, заорал:
   Андрюша, сколько лет, сколько зим! Ну я щас слабаю нашу любимую!.. - и затянул: Когда-нибудь мы станем стариками... Та-та-та.
   Дядя Миша совсем разомлел и, поводя осоловевшими глазками, уронил го-лову на стол.
  
  - 2 -
  
  
  
  
  
  
  
  
   Жизнь - это потрясающая штука. В ней постоянно случается что-то сверхъ-естественное и неправдивое. Сколько раз со мной происходили события, в которые я сам потом отказывался верить. А чтобы больше не разувериваться, я начал пи-сать эту книгу. Ну да ладно. Надоело мне рассказывать про помойки и крыс. Рас-скажу-ка я вам про красивую жизнь.
   Это было очень свежее и прозрачное, несвойственное Большому Городу утро. Солнце лезвиями пронзало жалюзи на окнах и ломаными зебрами ложилось на предметы, символизирующие достаток и хороший вкус. Я сидел в кресле, завер-нувшись с ног до головы в махровый халат, на уровне сто второго этажа над по-верхностью Манхэттена. Передо мной на подносе стояла чашка кофе, рядом с ним - пепельница и коробка турецких сигарет. Что ещё нужно одинокому ковбою в не-знакомой стране? Там же на подносе лежала стопка сегодняшних газет:Известия, Геральд Трибун и Нью Мюзикал Экспресс. Я выпустил облачко дыма и лени-вым взором скользнул по панораме каменных джунглей, цепляясь взглядом за гра-нёные бока Эмпайр Стэйт Билдинг и напильники братьев - близнецов, именуе-мых Торговым Центром. Красиво!
   Мне всегда нравились газеты. И я понял почему. Они рождаются сегодня, вместе с новым восходом и новым днём. Они из разряда тех вещей, которые го-товятся у тебя на глазах: вроде шашлыков или воздушных шариков. И то и другое по сути прозаично, но наполнено бездонным смыслом, роскошной свежестью со-вершающегося момента и мечтой, короче - жизнью.
   Я начал с Известий. Познакомился с миром глазами коммунистов Потом познакомился с тем же миром глазами буржуинов. И уж потом погрузился в NME, в мир настоящего и непреходящего.
   Спустя час, опустошив кофейник и отбросив трупики газет, я облачился в этнические изыски от Bennetton и спустился в холл гостиницы. Там меня ждал пе-вец небоскрёбов и грязной любви Том Вэйц. Он сидел в глубоком кресле, надвинув на брови свою неизменную фетровку и дрыгал носком ботинка.
   Привет, Том.
   Здорово, - просипел он из-под шляпы. - Что скажешь?
   Тебе надо отрастить бороду, а то тебя узнают на улицах.
   Don't worry, man. теперь меня и в Гарлеме не всякая собака облает. Это тебе не Россия.
   Ну ладно, пойдём портвейчка дадим.
   Валяй.
   Мы вышли на улицу и Тома сразу окружила толпа поклонников. Все они размахивали его последним альбомом Nasty As Usual и поливали друг друга портвейном. К нам подкатила, мягко шурша покрышками, длинная сосиска Лин-кольн-крузера. Дверь распахнулась и мы нырнули в прохладный салон крепости на колёсах. Машина тронулась и дикие поклонники, молотящие по бронированной обшивке крейсера, остались позади. За рулём Том узрел Боба Дилана.
   Hi, pig!
   Hi, shit! - осклабился в ответ Боб.
   Кумиры толпы обменялись дружескими тумаками и стали решать, где можно приятнее всего напиться до беспамятства и разгромить пару-тройку роялей. Остановились на Карнеги Холле.
   Сейчас там лабает Маккартни. Вот мы ему и устроим. У него сегодня день рождения, - поделился планами старина Боб.
   О,кей! - согласился Том, отхлебнул из бутылки конфискованной у бо-лельщиков и затянул: And it's time, time, time...
   Кончай, Том. Достал уже, - оборвал его Дилан.
   Том трахнул Боба бутылкой по голове. Боб стряхнул с плеч осколки и про-должал рулить как ни в чём не бывало.
   Хоть бы поморщился, ублюдок, - выругался король городских свалок.
   В первый раз что ль? - отозвался король рок-н-ролла. - Энди, дай ему в рыло, а то у меня руки заняты.
   Том Вэйц с готовностью подставил своё засиявшее от счастья рыло, но мне пришлось разочаровать его.
   Извини, Том, у меня рука на тебя не поднимается. А если я и двину тебе по морде, мне всё равно никто не поверит.
   И ты, Брут, - обиделся Том и крикнул Дилану:
   Эй ты, вонючий таракан, гони поживей. Я уже затрахался трястись в твоём корыте!
   Дилан улыбнулся и тормознул так, что Том Вэйц зарылся головой в телеви-зор.
   Вылезай. Приехали.
   Мы действительно приехали. Бродвей сиял огнями. Несмотря на то, что солнце в Нью Йорке карабкалось к зениту, на самом дне города, на главной улице мира стояла глубокая ночь. Мостовая кишела народом. Выряженная во все мыс-лимые и немыслимые костюмы, толпа колыхалась в соответствие с законом Бро-уна, или попросту говоря, тусовалась. Весь высший свет и цвет человечества со-брался засвидетельствовать своё почтение величайшему композитору современ-ности, поздравить его с приятным юбилеем и засмотреть новейшее шоу мастера.
   Нет нужды рассказывать и описывать великолепие сего действа, притом что все вы конечно же видели его по спутниковому каналу MTV, и конечно же опроки-нули рюмочку шампанского в тот трогательный момент, когда Боб Дилан и Том Вэйц, оба пьяные в стельку, вылезли по просьбе Пола на сцену и, отпихнув име-нинника от микрофона, завыли: Happy birthday to you!...
   Это - история!
   Я же не стал дожидаться конца грандиозной пьянки, а вместе с обрюзгшим, но по прежнему обольстительным Миком Рурком отправился к его очередной лю-бовнице Пол Абдул смотреть танец живота, который она, по его словам, испол-няет с неподражаемой страстью и профессионализмом. После танца живота Мик Рурк, совсем осоловевший, отправился в свой кабинет писать мемуары, а я и Аб-дул, прихватив бутылку виски, поймали такси и поехали любоваться статуей Сво-боды. Пол Абдул забыла дома платье и всю дорогу стеснялась чернокожего так-систа.
  
  - 3 -
  
  
  
  
  
  
  
  
   Когда я на следующий день вернулся к себе в номер, мне сразу бросилась в глаза некоторая странность. Вернее сказать не в глаза, а в нюх. Я открыл дверь и в нос шибануло ни с чем не сравнимое зловоние советских сигарет.
   Бросив шляпу у двери я прошёл в гостиную. В метре от пола висел синий туман, скрывавший все предметы. Я пригнулся и первое, что я увидел - это стоя-щий посредине комнаты журнальный столик, на котором лежали два пистолета с вынутыми обоймами. Ещё на столике была пепельница, доверху заваленная смя-тыми огрызками Беломорканала, а из-за края столика поблёскивали две лысины. Стояла мёртвая тишина. Что бы это значило?
   Я подполз к столику и заглянул по другую сторону. О, боже! Там прямо на ковре, друг против друга, сидели два моих старых приятеля, агенты противобор-ствующих разведок - Джеймс Хопкинс и Иван Груздев. Между ними была шахмат-ная доска, на которой фигуры выстроились в смачный цейтнот. Было ясно, что в таком состояние они могут оставаться ещё довольно долго, если не до следующего утра. Поэтому я решился прервать их сражение и сказал:
   Hi, ребята!
   Ребята инстинктивно сунули руки за пазухи, но тут же вспомнили, что свои пушки они оставили на столе, и, не сговариваясь подняли руки вверх. И лишь тогда они удосужились поднять головы.
   О, чёрт! - воскликнул Джеймс. - Это ты! А мы тебя со вчерашнего вечера дожидаемся.
   Да уж я вижу, - кивнул я головой на дюжину пустых коробок от Беломора, которые эти ублюдки умыкнули из моего чемодана.
   Прости, Эндрю, - прошепелявил Иван извиняющимся тоном, - ты же зна-ешь, мы в жизни бы себе не позволили потрошить твои запасы, но у тебя там еще пол чемодана осталось, а нам этого так не хватало.
   Ну хорошо, - пробурчал я, - надеюсь, водку с бородинским вы не сло-пали?
   Разведчики опустили глаза. Это было уже слишком.
   Какого хрена вы влезаете в мою... - хотел сказать квартиру, - в мой но-мер, жрёте мою водку и хлеб, переводите мои папиросы и разводите здесь свинар-ник?!
   Но мы же твои друзья, - вякнул Джеймс.
   В гробу я видел таких друзей! - я схватил пистолет и загнал в него обойму.
   Easy easy, honey, - подал голос Иван. - Давай дадим по рюмашке. Здесь ещё осталось, - Иван достал из-под стола Столичную и поболтал содержимым, коего действительно осталось ещё немало.
   Давай дёрнём, а потом постреляем, а?
   Я посмотрел на его добрую, лоснящуюся от русского напитка морду и рас-смеялся:
   Ах вы сукины шпионы! За что я вас люблю, так это за то, что вы нигде не пропадёте со своими слабостями.
   Ну вот и помирились, - хором гаркнули престарелые агенты и разлили содержимое по рюмкам.
   Как вы уже догадались, Джеймс Хопкинс - главный директор НАСА и моз-говой центр программы звёздных войн - с детства работал на КГБ, имел виллу в Переделкино и звание генерал-майора впридачу к трём звёздам героя Советского Со-юза. Иван Груздев был завербован цэрэушниками ещё в утробе матери. Сейчас он был в звании генерал-полковника специального подразделения особо секретных и особо опасных резидентов, пакостивших на территории США. У него было два солидных счёта в швейцарском банке, на один из которых шли инвалютные рубли от КГБ, на другой - более внушительный - доллары в звонкой монете от ЦРУ. Эти два распиздяя просекли друг друга ещё в Артеке, куда Иван ( в душе всегда назы-вавший себя Джоном) был направлен, будучи добросовестным пионером, налажи-вать долгосрочную агентуру среди иностранных ребятишек, а Джеймс ( или Женя, как звала его мама) был отослан на родину отдохнуть и вспомнить русский язык.
   С тех пор они подружились и делали вид, что Джеймс пасёт кагэбэшника Груздева, а Груздев в свою очередь - сотрудника НАСА Хопкинса. На этом опти-ческом обмане они вытягивали из своих ведомств уйму денег, которые пропивали напару во всех кабаках и борделях мира.
   Эндрю, - обратился ко мне Иван, - мы пришли к тебе по делу.
   Джеймс, - он кивнул на Джеймса и тот учтиво поклонился, - хочет завер-бовать тебя в свою разведку, а я - в свою.
   Это в какую свою? В ту, в которой ты работаешь или в ту, на которую ты работаешь.
   Э-э... - Иван открыл рот, да так и остался. Было очевидно, что после вто-рой бутылки соображал он неважно.
   Ребята, идите вы в жопу со своими вербовками. Вы меня уже достали.
   Но, Эндрю, - встрял в разговор Джеймс, - у нас же задание. Мы обязаны тебя завербовать.
   Но я не могу работать на две разведки сразу.
   Сможешь. Ты будешь двойным агентом.
   А можешь и тройным, или четвертным, а?
   Не, ребята, я пас.
   При этих моих словах Джеймс поставил на стол стакан и, глядя мне прямо в глаза, серьёзным тоном произнёс:
   Слушай, Андрюша, на этот раз мы не шутим. Дело принимает слишком крутой оборот. У нас есть достоверные сведения, что ты на крючке у Моссад. Так что если мы тебя не завербуем, тебя завербует израильская разведка.
   Что за чушь вы порете!
   Мы ничего не по...
   Тут вдруг раздвинулись занавески и два бугая в чёрном подбежали к моим друзьям, затолкали их в пластиковые мешки для мусора и без всяких усилий забро-сили себе на плечи. Я было дёрнулся им на помощь, но четыре сильных руки за-вернули мне локти за спину, а в горло мягко уткнулось дуло мечты террориста - несравненного Узи.
   Я с интересом наблюдал, как моих друзей уволакивали в спальню, а передо мной вдруг появился человек в длинном пальто и гангстерской шляпе. В зубах он держал сигару и рожа его мне была до боли знакома. Он посмотрел на меня искоса и произнёс:
   Зайцев. Пётр Зайцев. Не узнаёте?
   О-о, Пит! - изумился я. - Какого чёрта! Память что - оккупировала Нью Йорк?
   Причём здесь Память? - поморщился Пит.
   Как это причём? Да ведь это ты своими пасквилями о засилье сионизма и призывами коцать евреев рекламировал чёрнорубашечников. Но, как мне кажется, перестарался.
   В том-то всё и дело, - просиял вдруг Пит.
   А ну-ка , господа, - обратился он к людям, крутившим мне руки, - отпус-тите господина Стринберга. Он не будет дёргаться.
   Правда не будешь? - улыбнулся мне Пит.
   Правда, - буркнул я, потирая затёкшие руки.
   Дело в том, Эндрю, что с самого своего рождения я работаю на Моссад...
   Ещё один утробный шпион! - не удержался я от замечания.
   Именно, мой дорогой друг. Настоящее моё имя Адам Беркович, но ты меня можешь звать по-прежнему Питом.
   Как ты понимаешь, Эндрю, пасквили и призывы к погромам, внедрение в руководство этой вонючей конторы под названием Память было естественным элементом широкой программы по возвращению евреев на исконную родину, а также подспудная дискредитация деятельности этих ублюдков, не сулящих ничего светлого ни евреям, ни русским, ни вообще кому бы то ни было. Вот такие дела.
   Пит приметил стопку водки и бессовестно проглотил её, продолжая:
   Но я здесь, собственно, не для того, чтобы читать тебе лекции о том, что всем нам давно известно...
   А для чего же? - спросил я.
   Для того, мой друг, чтобы предложить тебе сотрудничество с нами.
   Это ещё зачем?
   Тебе может и незачем, а вот нам ты очень нужен. Ну-ка глянь, дружище, - тут Пит достал из кармана тот самый номер Ряжского Овощевода, в котором был опубликован мой первый репортаж о Нью Йорке с подробным описанием проделок Америго де Лаперузо и шпиона Колумба.
   Ну и что? - сказал я.
   А то, что нам интересно знать откуда ты взял эти сведения.
   Какие сведения? Ты называешь сведениями всю эту чепуху в газете? Да это же бред сивой кобылы!
   Откуда тебе известно об операции Новый Золотой Путь?
   О, боже! Да из головы!
   Из чьей головы? - серьезно спросил Пит.
   Да из своей. Из чьей же ещё?
   Ну ясно. Так дело не пойдёт, - Пит сжал кулаки и нахмурил брови. - Гос-подин Стринберг отказывается с нами сотрудничать, отказывается серьёзно отве-чать на серьёзные вопросы, и вообще морочит нам голову.
   Господа, - обратился Пит к своим коллегам, - приведите господина Стринберга в чувство.
  
   Я с большим пиететом отношусь к евреям и к их проблемам, но в данном случае их назойливость, а особенно последние слова Пита, заставили меня забыть о приличиях. Схватив столик я швырнул его за спину и тут же бросился на пол. И не зря. Над моей головой прошла автоматная очередь, уложившая наповал бед-ного Адама, а я тем временем подобрал пустую поллитровку и запустил её доныш-ком прямо в переносицу автоматчику. Автоматчик в судорогах не отпускал курок, пока не кончились патроны, вспоров вокруг себя славный персидский ковёр, а за-одно и пару своих коллег, лежавших под обломками столика.
   Осторожно заглянув в другую комнату я увидел на огромной кровати обоих приятелей - Джеймса и Ивана. Они задумчиво застыли над шахматной доской, а из-под кровати мирно торчали четыре ноги их мучителей.
   Are you o'kay, Эндрю? - поинтересовался Иван. Я кивнул головой.
   Видишь, они не церемонятся. Не то, что мы.
   Тут Джеймс двинул слона и объявил мат.
   О-о, shit! - выругался Иван, а Джеймс потёр ладони.
   Два-два, старая перечница!
   Сам ты пепельница, - огрызнулся Иван.
   Я позвонил коридорному, попросил его принести завтрак на троих и при-брать в номере.
   Пока мы жевали пиццу, прихлёбывая кьянти, в гостиной поменяли ковёр и принесли новый столик. Выбитые стёкла обещали вставить через двадцать минут.
   Мои друзья были сытые и в прекрасном расположение духа. С предложе-ниями завербоваться больше не приставали. Они влюблёнными глазами смотрели друг на друга и я почувствовал себя третьим лишним. Не желая нарушать эту идиллию я бросил им ключи от номера и пошёл к лифту. Внизу я купил корзину фиалок и попросил отнести её к себе, а сам вышел из отеля.
   На улице сияли огни реклам и светофоров. Я шёл по тротуару и вдыхал свежий морской воздух, плывущий из залива. Вокруг меня журчала чужая речь, прохожие скалились улыбками и на их лицах было написано обещание счастья.
  
   Старые пердуны любили друг друга ещё с Артека и вопреки судьбе, которая с рождения обрекла их на лицедейство, на игру с жизнью и смертью, вопреки судьбе, которая пожелала сожрать их целиком вместе с их личной жизнью, они ухитрились обмануть всех на свете, в том числе и судьбу. Ни одна разведка мира не догадывалась об их обоюдной страсти и они фачили судьбу во все дыры, смея-лись над судьбой и над этим неуклюжим миром, как могут смеяться только дети.
   Над Гудзоном вился туман. Нью Йорк обнимало лето.
   Ain't life sweet? - напевал слепой музыкант на перекрёстке.
  
  - 4 -
  
  
  
  
  
  
  
  
   Больше всего на свете ньюйоркцы любят праздники. За трёхсотлетнюю ис-торию накопилось немало знаменательных событий и дат, которые празднуют по всей Америке, не говоря уже о всяких абсурдных праздниках типа Халлоуина, когда все они наряжаются в вампиров и чертей и пугают друг друга до смерти, или о регулярных пьянках на Рождество.
   Поскольку Нью Йорк является средоточием всех наций, эпох и сословий, в нём каждый день происходят самые невероятные парады, шествия и торжества. Так в один день по Бродвею маршировали девственницы из бенедиктинского мо-настыря, а по Пятой Авеню рассекали на мотоциклах лесбиянки и педики всех ма-стей. В тот же день горстка экстремистов из праворадикальной партии штата Мэн митинговала у статуи Свободы по случаю очередной годовщины Октябрьской Ре-волюции. Они требовали взорвать ненавистный символ капитализма и выпустить из его застенков Джеймса Брауна и Мартина Лютера Кинга (если тот ещё не от-бросил копыта после многолетней диеты).
   Меня самого, пока я бродил по Нью Йорку, дважды засасывала толпа сторонников абортов и поклонников НЛО.
   Я глазел на эти толпы воинствующих демонстрантов и думал: что бы по этому поводу сказал папа. Он бы сказал: Вот бездельники! Чем бы ни заниматься - лишь бы глотку подрать и себя показать. М-да...
   На днях я и сам прошёлся по Таймс Сквер с плакатом ПИВА СОВКАМ ! ! ! За мной сразу увязалось человек сорок народу. Они активно вылавливали совет-ских туристов, толпящихся у секс-шопов и поили их баночным Жигулёвским.
   Сегодня в Нью Йорке был особенный день. Все горожане праздновали при-езд советского президента Анатолия Жопина, который прибыл на церемонию вру-чения ему Пулитцеровской премии за книгу Как я стал тем, кто я есть. Америка обожала Жопина за простоту и непосредственность. После того, как на пресс- конференции Анатолий укомплектовать Столичной холодильники всех амери-канцев без исключения, его рейтинг, как политического деятеля, взлетел на недо-сягаемую высоту. На вопрос института Гэллопа Кто будет президентом Соеди-нённых Штатов на следующий срок? американцы однозначно ответили: Жопин.
   Кортеж правительственных лимузинов ехал из аэропорта им. Дж.Ф.Кеннеди к Центральному Парку. Толпы американцев по обе стороны дороги орали: Джопа! Джопа! и бросали под колёса президентской машины долларовые бу-мажки, которые после проезда виновника торжества предусмотрительно подбира-лись тремя русскими комбайнами. Жопин улыбался ослепительной улыбкой, по-сылал воздушные поцелуи американским женщинам и разбрасывал в толпу шапки-ушанки.
   Советский президент пожелал поселиться непременно в небольшой трёх-комнатной квартирке с балконом выходящим в парк или в сад. Балкон был необ-ходим для регулярных выходов в народ и чтения речей, а сад - для любования природой и выработки эстетического взгляда на вещи.
   Идеальным местом удовлетворяющим всем этим требованиям оказалась квартира Йоко Оно. Престарелая вдова с радушием приняла высокого гостя, вы-дала ему раскладушку Джона и подарила ему свой последний шедевр - банку Кока Колы, набитую гнутыми гвоздями.
   Русские, как известно, большие любители быстрой езды и охоты. В этом со-ветский президент тоже не исключение. По его просьбе Центральный Парк вре-менно закрыли для посетителей и населили восхитительными амазонками, которые дрыгая сиськами бегали от Анатолия Ивановича по аллеям, а он носился за ними на джипе и палил из АК-47 шариками с краской. Те из красавец, которых не насти-гал прицельный огонь президента получали право отобедать с ним за одним сто-лом. Девушек, голых по пояс, сажали рядом с господином Жопиным. Советский президент, игнорируя ножи и вилки, уничтожал поданную ему пищу и любовался грудью соседки. Потом он пил с нею шампанское на брудершафт и прикладывался губами к её соскам. Девушка, как правило заливалась румянцем и от счастья те-ряла дар речи, а журналисты десятка крупнейших агентств мира бессовестно заби-рались с ногами на стол и делали исторические снимки.
   Вручение премии состоялось в зале заседаний ООН. На церемонии присут-ствовали почётные гости из числа жителей Нью Йорка, а именно: Джеймс Браун, доктор Хайдер, безработный Джо, Нельсон Манделла и Эрнст Неизвестный. Под звуки гимна России -Боже Меня Храни!- Анатолий Жопин вышел к трибуне и зачитал свою вдохновенную речь:
   Леди и джентльмены, дамы и господа, мне необыкновенно приятно при-сутствовать на этом празднике по поводу вручения мне премии за мою скромную книжку Как я стал тем, кто я есть. В этой книге я полно и с исключительными подробностями описал своё восхождение к вершинам мировой политики от дворо-вого хулигана до высшего лица в стране Советов. Каждый читатель найдёт в моей книге сюжеты по вкусу. Коммунист найдёт хвалу Ленину и Горбачёву, антикомму-нист будет упиваться страницами посвящёнными разоблачению культа личности и продаже мавзолея Ленина на аукционе Сотсби. Извращенцам и наркоманам придётся по душе мой детский и подростковый опыт по интересующим их вопро-сам, добродетельные самаритяне не раз обольются слезами, читая о моей роман-тической связи с принцессой Дианой. Короче, мои соавторы постарались сделать всё, чтобы книга нашла своего читателя и стала бестселлером номер один как в стране, так и за рубежом.
   Здесь Жопин сделал паузу, откупорил банку пива, хлебнул и продолжил:
   Я не стану говорить о своих заслугах на ниве президентства. Некоторые товарищи у меня на родине любят поострить, дескать, какая страна - таков и пре-зидент. Я не ломаю из себя праведника, не обещаю своему народу царства небес-ного на земле через двадцать лет. Всем этим грешили мои предшественники. Я го-ворю своему народу: мы должны жить здесь и сейчас. Пусть каждый человек живёт в своё удовольствие. Если ты бездельник, то есть бездельник по-настоящему, в ис-тинном смысле этого слова, тогда бездельничай, тунеядствуй и наслаждайся про-жиганием жизни на всю катушку. Если ты хочешь жить , как миллионер в Монте Карло, пожалуйста, зарабатывай свои миллионы, строй себе виллы и покупай своей жене норковые шубки. Я хочу сделать из России страну открытых возможно-стей, где каждый гражданин получит неотъемлемое право реализовать свои самые сокровенные наклонности. Я позволяю нищему нищенствовать, а богатому на-слаждаться своим богатством. Я хочу сделать из России большой Нью Йорк! Вот моё кредо. Спасибо за внимание.
   Под гром аплодисментов советский президент одним глотком осушил банку с пивом, запустил её в зал и раскланялся.
   Публика визжала и билась в истерике. Дамы срывали с себя парики и лиф-чики и забрасывали ими трибуну. Ажиотаж стоял неописуемый.
   Перес де Куэльяр поднялся к трибуне и по русскому обычаю преподнёс гос-подину Жопину чек на блюдечке с голубой каёмочкой. Жопин сунул чек в боковой карман и расцеловал Переса взасос.
   После церемонии состоялся банкет, а потом все присутствующие расселись по цыганским кибиткам и рванули в Южный Бронкс. Я же взял такси и отправился в Русскую Балалайку навестить дядю Мишу.
   Где-то в три часа ночи, когда мы с дядей Мишей, разомлевшие от водки и романсов, перемывали косточки поджигателям папиных ресторанов, дверь Балалайки распахнулась со свистом и внутрь ввалился грязный и вдребезги пья-ный мужик в дорогом пиджаке с оторванными рукавами. Из кармана его брюк торчала початая бутылка портвейна.
   Я сначала подумал, что это Том Вэйц, но, присмотревшись, не без удивления узнал в новоприбывшем Анатолия Ивановича.
   Ба-а! Толик! - воскликнул дядя Миша. - Какими судьбами?
   О-о, Майкл, - прохрипел Жопин подползая к нашему столу, - насилу отыскал тебя в этом вертепе. Не найдётся ли у тебя солёного огурчика и стопочки беленькой?
   Дядя Миша позвал официанта и попросил принести выпивку, после чего мы общими усилиями водрузили нашего президента на стул.
   Знакомая, Андрюша, - показал дядя Миша на Жопина, - это друг моей молодости Толик Плейбой. В былые времена ни одной юбки не пропускал мимо. Мы с ним торчали от Секс Пистолз, а Толик ещё и пел в модной тогда команде Кислые Щи.
   Так вы и есть тот самый Толик Раздолбай или попросту Хмырь? - подско-чил я на стуле от изумления.
   Я самый и есть, - прогудел Толик и громко икнул.
   Толик был гением сюрреализма, - продолжал дядя Миша. - Мы с ним с ним откалывали сюрреалистические акты направо и налево. Пили портвейн на крышах под музыку Тома Вэйца, останавливали электрички, занимались пират-ством в радиоэфире. Один раз по нашей милости Джордж Буш полтора часа кру-жил над Москвой, а его лётчики вместо указаний авиадиспетчеров наслаждались последним альбомом Дэйвида Сильвиана. После этого случая меня выслали в Из-раиль, а его, - дядя Миша кивнул на осоловевшего Жопина, - в Сибирь.
   Ну, до Сибири я не доехал, - вставил Толик.
   Вот что значит панк-рок! - воскликнул дядя Миша с гордостью. - В За-сранске Толик сбежал из-под стражи и поднял там восстание. В городе, где народ отродясь не пробовал вкуса хорошего баварского пива, достаточно было бросить клич Хайнекен! и толпы обездоленных ломанули навстречу светлому будущему.
   Толик, расскажи сам, - попросил дядя Миша.
   Ну, значит так, - начал Толик. - У них там на путях стоял состав с немец-ким пивом. Глупому населению внушали, что в зелёных баночках с надписью Heineken содержится нервно-паралитический газ. Ну а я открыл пиплу глаза на правду, тем более что сам соскучился по бундесовому биру. Короче, своротили мы всю эту большевистскую шарагу, нажрались пива и объявили Засранскую губер-нию независимой республикой. Меня объявили президентом. А потом к нам при-соединились все остальные советские республики. Так я и стал президентом Рос-сии.
   Выпьем за Россию, - поднял бокал дядя Миша. Мы дружно чокнулись и выпили.
   А я слушал сегодня вашу речь в ООН. Очень даже недурно, - сказал я То-лику, чтобы сделать ему приятное.
   А-а, брось, - махнул рукой Толик. - Всё это байда на потребу буржуям.
   Разве вам не всё равно, что о вас думают? - полюбопытствовал я.
   Послушай, - сказал Толик, - я старый панк и мне насрать, что обо мне кто-то там может подумать.
   Х-м, чего же вы тогда добиваетесь?
   Бедный юноша, - лениво улыбнулся мне Жопин, - вы до сих пор не по-няли, что Россия это сплошной панк-рок, и чем бы вы ни занимались живя в Рос-сии, все ваши деяния будут только продолжением этого самого грандиозного сюр-реалистического акта всех времён и народов.
   Зачем же тогда делать из России Нью Йорк?
   А я и не собираюсь ничего делать. Вы посмотрите правде в глаза. Россия это уже большой Нью Йорк раскинувшийся от Балтики до Тихого Океана. Почему нас всегда боялись и любили все эти сытые ублюдки из свободного мира? Да по-тому, что мы, русские, со своей проклятой страной всегда были и остаёмся послед-ним оплотом анархии и беспредела, заветной мечтой всех авантюристов и искате-лей приключений. Ни в какой другой стране вы не найдёте столько сюра, столько парадоксов и столько идиотизма в одном месте сразу. Россия - это наркотик, это бред и мы все ею больны. Правда, Майкл?
   А? - дядя Миша проснулся от звука своего имени и заморгал заспанными глазами.
   Ладно, Майкл, пойдём вспрыснем культурки в массы, как в старые добрые времена. Надеюсь ты ещё не сдал свой палёный Фендер?
   Обижаешь, Хмырь! - рассмеялся дядя Миша и побежал в кладовку. Через минуту он вернулся с гитарой, отдал её Толику, а сам сел за рояль. И они дали вечно живой Since I've been lovin' you.
   У меня по щекам катились слёзы и я вспоминал прокуренные кухни, набитые волосатыми подростками, бесконечные чаепития и разговоры до утра. Нью Йорк растворялся в облаках сигаретного дыма и превращался в вечные снега России. Мне хотелось домой.
  
  - 5 -
  
  
  
  
  
  
  
  
   На следующий день в три часа после полудня меня разбудил телефонный звонок. Я продрал глаза и нашарил трубку.
   Hi, Strinberg's speaking.
   Алло, Андрей, ты ещё не спишь?
   Па, это ты?.. Нет уже не сплю. Ты откуда?
   Из Пекина.
   Чего это тебя занесло в Китай?
   Да я не из китайского Пекина звоню, дурья твоя башка, а из московского.
   Из трубки действительно доносились звуки кабацкого оркестра и отдалён-ные пьяные голоса.
   В Москве, по всей видимости, стояла глубокая ночь и бандитская пирушка была в полном разгаре.
   Ну как твои дела, сынок? Видел ли ты Адама?
   Адам уже на том свете.
   А Гнусник?
   А вот Гнусник мне что-то не попадался.
   Посмотри в казино Три Дурака на Уолл Стрит. Говорят он оттуда не вылезает. А за Адама спасибо. Ну ладно, малыш, чао-какао! Тут Вовка Кузькин рвётся со своей американской старухой поболтать. Так что, целую тебя. Пока.
   Пока.
   Я положил трубку на рычаг и сладко потянулся.
   Мой папа всегда был таким: сумасбродным мальчишкой, носившимся по жизни со скоростью света. У него никогда не было времени задумываться и ко-паться в себе. Он ничего не искал, не добивался. В тринадцать лет, будучи зауряд-ным фарцовщиком в одесском порту, он оседлал жизнь, как скаковую лошадь и, отпустив повода, отдался её стремительной гонке без страха и сомнений. Пятнад-цать раз его могли убить на разборках или в пьяных потасовках по обе стороны Атлантики. Его могли сгноить в лагерях Сибири или в джунглях Камбоджи. Мой папа имел все шансы спиться в притонах Москвы или разложиться в объятиях ка-кой-нибудь миллиардерши на пляжах Флориды. Но он вышел сухим из воды и продолжает свой стремительный бег по тернистой стезе советского мафиози. Ми-лый мой папа.
   Мама у меня была шведской журналисткой. До четырнадцати лет я прожил у неё в Стокгольме. Потом приехал папа и забрал меня путешествовать по свету. Мы катались с ним по Парижу в ландо, запускали бумажных голубей с Эйфелевой башни и дразнили проституток на площади Пигаль.
   В Берлине папа сводил меня на Стенку Роджера Уотерса. Там я впервые увидел живьём нашу bald truth Шинейд О'Коннор. Я влюбился в её голый череп и с тех пор довольно долго страдал одним комплексом: меня возбуждали только лысые девушки.
   В Италии нас с папой чуть было не замочили киллеры из коза ностры, но и здесь папа оказался на высоте. Он вынес начинённую взрывчаткой пиццу из по-мещения ресторана и положил её в багажник дорогого лимузина, принадле-жавшего городскому судье. На следующее утро мы прочитали в газетах, что судья убит и я спросил папу, как он догадался, что пицца была заминирована? Когда мне подают пиццу с торчащими из неё усиками, - объяснял папа, - я делаю вывод, что это либо усики запечённого в ней таракана, либо детонатор пластиковой бомбы. И то и другое я терпеть не могу. Я был восхищён папиной проницатель-ностью.
   Мы также побывали под пулями в Бейруте и Югославии. Присутствовали при атаке американскими бомбардировщиками дворца ливийского президента. Мы охотились на жирафов в Африке и бороздили на плотах тропические воды Конго и Лимпопо. Мы побывали в Австралии, Индии, Мексике и в Лас Вегасе. Жизнь во-круг нас бурлила ключом. Не раз бывало, что укатавшись весь день на серфинге где-нибудь на пляже в Сиднее я отсыпался в кресле Боинга летящего в Новый Свет.
   Для папы уже тогда не было проблемы с передвижением по белу свету. У него были друзья во всех странах и правительствах мира. Вся его жизнь, сплошь состоящая из путешествий и приключений, больше напоминала криминально-фан-тастический роман, где он был одновременно и главным героем и автором. Он был волшебником нашего времени. Друзья так и называли его - Magic.
   Наше двухгодичное путешествие закончилось в России, где папа опреде-лил меня в московский лицей и наказал дедушке с бабушкой присматривать за мной, а сам взялся за разработку Дальневосточного Золотого Треугольника, или, как он сам любил над собою подшучивать, отправился на БАМ.
   Я занялся освоением гуманитарных наук или, другими словами, окунулся в среду московского андерграунда, пропадая на сейшенах и тусовках. Папина жизнь меня совершенно не интересовала и я не лез в его дела.
   Раз в полгода он объявлялся и мы ездили в Стокгольм - навестить маму, или в Париж - засвидетельствовать почтение всяким мадам и господам из среды бело-эмигрантов, которые в папе души не чаяли и которым папа, благодаря успехам на полях золотого треугольника, обеспечивал безоблачную старость.
  
   Казино Три Дурака оказалось притоном, где брокеры нью-йоркской биржи проматывали заработанные миллионы. Гнусника я нашел в отдельном ка-бинете, где бедный старик, позабыв обо всём на свете, сидел и нюхал кокаин. Мне было как-то неловко сводить счеты с человеком пребывающим в таком беспомощ-ном состоянии, поэтому я написал на клочке бумаги Привет от Папы и положил ему в бумажник.
   На следующий день мне опять позвонил папа и сказал, что Гнусник сжёг ещё один его ресторан. Тут-то я и понял, что Гнусник и в самом деле Гнусник.
   Я примчался в казино на Уолл Стрит, однако подлец внял вчерашнему предупреждению и испарился в неизвестном направление.
   Я вышел на балкон ресторана. Нью Йорк шумел обычной для него какофо-нией оживлённых улиц и суетой прохожих. Бросив взгляд на лес высотных домов я понял, что найти Гнусника в этом муравейнике будет почти невозможно. Я спус-тился вниз и отправился прогуляться по набережной Гудзона.
   С Бруклинского моста - чуда инженерной техники, построенного столетие назад - открывался восхитительный вид на вечерний Нью Йорк. Солнце багро-выми бликами просачивалось сквозь нагромождения небоскрёбов, а мириады го-рящих окон сливались в неописуемую по красоте иллюминацию. Когда-то на этом самом месте стоял Маяковский и проклинал самоубийц. Я подумал, что окажись он в трудную минуту в городе Жёлтого Дьявола, он тоже не преминул бы бро-ситься отсюда вниз головой. Ещё я вспомнил фильм одного венгерского режиссёра Just Like America, в котором главного героя скидывают с этого же моста. И в Ночном Портье влюблёных расстреливают на мосту. Да, на мостах порой бы-вает небезопасно.
   Так я стоял задумавшись и едва успел обратить внимание на зелёный Фольксваген выруливший из общего потока и явно движущийся по направлению ко мне. Какое-то недоброе предчувствие наполнило моё сознание и заставило стремительно броситься под защиту стальной опоры моста. В следующее мгнове-ние я услышал треск автоматной очереди и визг высекающих искры пуль. Краем глаза я увидел удалявшуюся машину и сгорбленную фигуру Гнусника на заднем сиденье.
   Мое счастье, что я стоял на мосту в часы пик и у подлеца не было возможности остановиться. Иначе бы они вышли и пристрелили меня, как котёнка. При-ходится признать, что злодеи взялись за дело всерьёз.
   Я позвонил в отель и мне сообщили потрясающее известие. В моё отсут-ствие горничная, как обычно пришла в номер, чтобы пополнить запасы моего хо-лодильника. Её спасло то, что открыв холодильник она не сунулась в него с голо-вой, как это сделал бы я в поисках кетчупа или сыра, а отошла к тележке за упа-ковкой Кока Колы. В этот момент страшной силы взрыв выворотил внутрен-ности холодильника и разбросал их по всей комнате. Прибывшие на место проис-шествия детективы обнаружили ещё несколько взрывных устройств: одно в по-стели, другое в бачке унитаза. Покушавшиеся на мою жизнь заминировали ещё не прочитанный номер Нью Мюзикал Экспресс. Это уже было слишком. Я воспылал истинной ненавистью к Гнуснику и поклялся пристрелить его при первой же встрече.
   Не заходя в отель, я поехал к дяде Мише и рассказал ему о том, что случи-лось. Дядя Миша посоветовал мне не огорчаться, а топать прямиком на квартиру Око Оно к Анатолию Ивановичу. По его словам это сейчас самое безопасное место в Нью Йорке. Так я и сделал.
  
   Я нашёл Толика в объятиях Йоки Оны. Одной рукой Толик гладил Йоку по волосам, а другой размахивал бокалом шампанского. Вил у него был заправского гусара: белая рубаха навыпуск, широченные галифе и харлеевские казаки. Вокруг расположился с добрый десяток всякого приблатнённого люда и цыганский хор.
   Увидев меня Толик дико обрадовался. Мы опрокинули стопочку под Соловья Алябьева, а потом он прогнал всех лишних и мы смогли спокойно по-говорить.
   Видишь, Эндрю, как в жизни бывает, - говорил мне Толик. - Я и вообра-зить не мог, что найду в этом городе свою любовь. И кто бы это мог быть, а? Ни в жизнь не догадаешься!
   Наверно Йоко, - предположил я.
   В точку!
   Толик притянул к себе вдову артиста и поцеловал её в раскосые глаза.
   Ты не поверишь, - продолжал он, - стоило мне спеть Love is real, как она влюбилась в меня без памяти. Ты, говорит, мой второй Джонни. Я и сам го-лову потерял. Я остаюсь здесь. Не хочу больше в совок. Пускай они там подохнут со своими Васильевыми и Станкевичами, со своими колхозами и исторической миссией. Дай-ка мне телефон.
   Толик взял аппарат т набрал номер.
   Алло, Москва?.. Кремль?.. Это Жопин. Я отказываюсь быть президентом Совдепии.. Нет не послышалось!.. Идите в жопу со своим долгом! Всё!
   Толик бросил трубку и попросил Йоку поиграть па скрипке.
   Ты знаешь, Энлрю, она у себя в Японии брала уроки у моей бабушки и тщательно скрывала ото всех свой талант. Даже от Джона. Но мне отказать не может.
   Йоко принесла скрипочку и , смущённо улыбаясь заиграла полонез Огиньского. Играла она хорошо, с чувством, и даже с какой-то русской задушев-ностью.
   Мы поаплодировали ей, и тут только Толик спохватился:
   Эндрю, а ты зачем пришёл? У тебя какие-нибудь проблемы?
   И я ему всё рассказал.
  
   Вот зараза! - выругнулся Толик, выслушав мой рассказ. - Я не встречал ещё ни одного человека, которому эта тварь не перешла бы дорогу. Ну ладно, с ним пора кончать.
   Толик опять взял трубку:
   Алло, Джеймс. Это Толик. Гнусника помнишь? Старик совсем впал в дет-ство... Пора его хоронить... Ну вот и славненько. Bye!
   Всё в порядке, Эндрю. Про Гнусника можешь забыть. А теперь айда в Манхеттен.
   Зачем?
   Не спрашивай. Это сюрприз.
  
   Выйдя из мотора мы поднялись на восьмой этаж заурядного особняка и по-звонили в ничем не примечательную дверь с табличкой Nobody gets out of here alive. На двери также была намалёвана свастика и слово fuck.
   Нам открыла девушка с глазами призрака и молча провела нас по длинному коридору в просторную комнату, озаряемую десятком свечей. В воздухе висел гус-той аромат травы. На полу, на диванах и стульях сидели человек тридцать народу и слушали трёх гитаристов. Это были Марк Нопфлер, Лу Рид и Б.Г. Они играли Под небом голубым и публика стонала от умиления.
   Я не ожидал увидеть Б.Г. в такой компании на флэту в Манхеттоне, осо-бенно после того, как он купил себе монастырь в Якутии и заявил, что никогда больше не возмёт в руки гитару. Вот она жизнь какая! Истинно сказано - не заре-кайся.
   Потом они спели Dirty Boulevard и Brothers in arms. Это был просто улёт! Честное слово!
   Та же девушка принесла нам бутылку портвейна и по косяку. Мы с Толиком устроились в чьих-то ногах и растворились в звуках музыки.
   Часа через два, когда мы уже позабыли обо всём на свете, телохранитель Толика принёс нам вечерний выпуск New York Times. Толик сразу открыл его на странице некрологов и ткнул пальцем в один из них. Расползающимися глазами я насилу одолел такие строчки:
   Сегодня вечером известный русский мафиози Гнусник и три его компа-ньона покончили жизнь самоубийством в общественном туалете на Центральном вокзале.
   Помянем ублюдка? - подмигнул мне Толик.
   О'кей, - кивнул я и мы подняли бокалы.
  
  - 6 -
  
  
  
  
  
  
  
  
   Вы никогда не задумывались, почему нам так нравиться читать книги, смот-реть кино или сводку новостей? Наверняка когда-нибудь да задумывались. И на-верняка вас посещала мысль, что чтение, слушание, любое потребление информа-ции даёт вам ощущение, что в вашей жизни что-то происходит, что-то случается. Вы предпочитаете книги течению вашей собственной жизни, потому что привыкли думать: в моей жизни ничего особенного не происходит, моя жизнь это тоска смертная.
   Только дураки сравнивают жизнь с книгами, кинофильмами и программой теленовостей. Все эти книжки и фильмы можно выбросить на помойку. Они дет-ский лепет, жалкое подобие того, что происходит с вами и вокруг вас.
   Вы могли прочитать тысячу книг, прожить тысячу воображаемых подвигов и любовных историй, и вы не заметили сто тысяч подвигов и любви, случившихся в вашей жизни.
   Жизнь гораздо богаче кино и книг. Несравнимо богаче. Когда-нибудь на-ступит момент - вы перестанете читать газеты и смотреть телевизор, вы обратите внимание на водоворот фантастических событий потрясающих ваше бытие. Вы научитесь мечтать и позволять вашим мечтам сбываться. Вы будете жить в Нью Йорке и спать с самой прекрасной девушкой на свете. У вас не будут болеть зубы и вы не будете думать о деньгах.
   Учитесь мечтать о том, чего вам действительно хочется, Учитесь мечтать с добрым сердцем и вам не понадобится золотая рыбка. А когда ваши мечты сбу-дутся, не спешите огорчаться и разочаровываться в своих достижениях. Ведь жизнь это книга, и в жизни тоже нужно пролистывать страницы, за которыми сле-дующая мечта.
  
  конец первой части.
  
  
   Это про Хрю, - сказал Мяу. - Он в жизни ни одной книжки не прочитал. Сидит себе в луже, да слушает таксистов.
   Должно быть Хрю - философ, - предположил я.
   Он просто Хрю!
  
  ***
  
  
  ЧАСТЬ 2 .
  
  
  - 7 -
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Килгор Траут спал на вентиляционной решетке около генеральной штаб-квартиры Организации Объединённых Наций. Его борода кишела тараканами, а от давно не стираных лохмотьев воняло мочой. У изголовья лежала банка, куда добрые самаритяне изредка роняли центы, а над банкой возвышалась фанерная дощечка с надписью THE BIG SPACE FUCK.
   Килгор Траут был миллиардер, заработавший свои миллиарды изданием фантастических романов. Его книги читала вся Америка, но мало кто знал, что автор самой невероятной в мире чепухи проводит свои дни не в безмятежной ти-шине карибских лагун, а на дне Большого Яблока, в нищих кварталах Испанского гетто, и что истинной стихией мечтателя и террориста были не белоснежные яхты и роллс-ройсы, а заплёванные тротуары Нью Йорка.
   The Big Space Fuck была первой опубликованной книгой Килгора Траута и с неё началась всемирная известность престарелого бродяги. К тому времени Килгор Траут написал уже около трёхсот романов и наверняка бы умер в безвест-ности, если бы не попался ему на дороге ( а вернее сказать - в кабаке) некий Курт Воннегут - пройдоха-журналист из калифорнийской газетёнки Sweet Home Asylum News.
   Они распили бутылку виски и поскольку Курт сам был в лохмотьях и с трёхдневной щетиной на щеках, Килгор в приливе тёплых чувств к добропорядоч-ному молодому человеку привёл его в свою берлогу, где и прочитал юноше свой последний опус. Им оказался The Big Space Fuck.
   Прослушав первые двадцать страниц Воннегут вырвал у старика рукопись и помчался прямиком к главному редактору Bantam Books.
   На следующий день книга появилась на прилавках. На обложке красовалось сочное название и огромный ледяной член, бороздящий космическое простран-ство. Ну и конечно же имя автора - Курт Воннегут.
   Понятно, что и автор и издатель шли на огромную авантюру, публикуя книгу со столь скандальным названием. Но игра стоила свеч.
   Первый тираж в сто тысяч экземпляров был раскуплен мгновенно. Книга сразу влетела в десятку бестселлеров газеты New York Times и прочно пустила корни на первом месте, откуда её смог выбить лишь новый бестселлер Килгора Траута, опубликованный три месяца спустя.
   Несмотря на то, что Курт Воннегут сделал себе имя на чужих книгах, он всё же был благородным юношей и девяносто процентов гонораров переводил в швейцарский банк на счёт Килгора Траута. Однако Траут не воспользовался ни центом. Он понятия не имел, что такое богатство и куда можно девать такую уйму денег. Все его ежедневные потребности ограничивались пачкой сигарет и бутыл-кой виски. Питался он в закусочной для бездомных кошек и собак. Всё свободное время он тратил на задушевные беседы с такими же нью-йоркскими оборванцами, как и он сам. Они собирались в дешёвом кабаке на Рузвельт Авеню, сопели друг другу на ухо грязные анекдоты, хохотали и упивались вусмерть. Проститутки, за-бегавшие погреться или пропустить стаканчик, звали Килгора дядя Кил. Килгор ухмылялся беззубым ртом и орал на всю тусовку I'll kill you, chicken! Затем под-зывал девочку, сажал себе на колени и кормил её гамбургером.
   К славе своих сочинений он относился философски. Когда Курт приходил к нему за очередной книгой и жаловался, что его мучают угрызения совести, Килгор успокаивал уже остепенившегося молодого человека тем, что сам никогда не взялся бы за публикацию своих романов, а если бы и взялся, то не смог бы найти более подходящего псевдонима, чем Курт Воннегут. Курт нехотя соглашался и, разомлев от виски, начинал соблазнять старика Траута белоснежными яхтами и родовыми замками, кругосветными путешествиыми и Парижем, на что Килгор всегда отвечал отказом. Нью Йорк был единственным местом на земле, где Килгор чувствовал себя, как рыба в воде. И хотя он никогда не был за пределами мегапо-лиса, нутром чуял - весь остальной мир с его Парижем, яхтами и замками это одна сплошная лажа, сытость и занудство. Единственное, что Курту удалось навязать своему благодетелю - это персональный компьютер, на котором Килгор налов-чился кропать не по три, а по тридцать романов в месяц. Кинокомпании уже не успевали экранизировать все его творения, а посему учредили биржу им. Килгора Траута, на которой перепродавали права на экранизацию его книг и тем самым создавали видимость, что творения гения не пылятся под спудом и не пропадают всуе.
   Самого Килгора, как я уже сказал, вся эта возня с его именем и книгами не волновала. Он продолжал бродяжничать, спать под дождём и наведываться по вечерам в забегаловку на Рузвельт Авеню, где согревался Белой Лошадью и шлёпал негнущимися пальцами по клавишам своего Атари.
   Килгор писал новую книгу. На зелёном экране дисплея высветился заголо-вок:
  
   SUBWAY 3042.
  
   Килгор мечтательно улыбнулся, нацедил в стаканчик виски и, запалив сига-рету, взялся за дело.
  
  ***
  
  
  ПОДЗЕМКА 3042
  
  
  - 8 -
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   В год великого противостояния двух систем, когда армия Юга схлестнулась с пограничными отрядами северян и все со дня на день ждали конца света, в про-винциальном городишке под названием Нью Йорк, некогда бывшем столицей мира, а теперь отданном на растерзание бродягам-мутантам и подонкам из пре-ступного мира, произошло некое событие, всколыхнувшее всё неправедное населе-ние этого гнойного зверинца.
   Ровно в полночь небо Нью Йорка озарил слепящий след падающего метео-рита. Болид с рёвом пронёсся среди сталагмитов опустевших небоскрёбов, срезал макушку Эмпайр Стейт Билдинга и рухнул на дно заброшенного города.
   Немногие свидетели сего чуда, оказавшиеся на поверхности, с ужасом на-блюдали светопреставление, восприняв его поначалу за шальную ядерную боего-ловку южан, бог весть какими судьбами залетевшую с линии фронта. Когда же пыль, поднятая падением метеорита, снова опустилась на тротуары и обитатели так и не дождались обычного при ядерной атаке теплового излучения, они поняли, что произошло нечто из ряда вон выводящее и, влекомые мрачными предчувстви-ями, попрятались в подземные норы подальше от превратностей судьбы.
   Случившееся действительно можно было назвать выдающимся событием, ибо в полночь с 28-го на 29-е декабря 3042-го года в центре Нью Йорка совершил аварийную посадку штурмовой крейсер капитана Флинта.
   Со времён последней Звёздной войны, закончившейся шестьдесят лет тому назад, ни один космический корабль не покидал Землю. Люди, оставшиеся в жи-вых после массированного обмена ядерными ударами, давно позабыли, как стро-ить космические корабли. Отягощённые заботами о том, как выжить в развалинах и обеспечить процветание потомству, они направили свои усилия на поиски спосо-бов существования в условиях жёсткой радиации, а также на развитие паронор-мальных способностей, проявившихся в третьем поколении мутантов. Шла борьба за выживание любой ценой при том, что враждующие лагеря не уничтожили друг друга окончательно и сохранили в умах своих бойцов религиозную веру в реванш. Люди зарылись в землю. Редко кто из них выходил на поверхность посмотреть на звёзды. Небо внушало ужас. Небо несло смерть, и извечная привычка избегать контакта со звёздами выхолостила из памяти человечества саму мысль о звёздах. Люди забыли про космос и всё, что с ним было связано.
   Крейсер Флинта был единственным кораблём, выжившим в последней кос-мической битве. Его спасение оказалось чистой случайностью. Как раз накануне решающего сражения в окрестностях Венеры командование послало Флинта и его экипаж совершить инспекцию автоматических подстанций на астероидах Сатурна.. В день, когда флотилии враждующих сторон сошлись с намерением победить или умереть, Флинт со своей командой завис над поверхностью Сатурна обращённой от Солнца. Сражение продолжалось недолго. Через пятнадцать минут после на-чала боевых действий одна из сторон нанесла направленный удар всеми боевыми средствами по командному пункту противника расположенному на Венере. Плаз-менная буря пробуравила планету до эпицентра, породив цепную нуклеидную ре-акцию, и через мгновение-другое на месте Венеры вспыхнула сверхновая звезда. Испепеляющая волна покатилась по всей солнечной системе, пожирая всё живое на своём пути. Исчезли поселения землян на Луне и Марсе, тысячи кораблей раз-бросанных по безвоздушному пространству от Меркурия до Нептуна преврати-лись в пар, и лишь защищённая кислородной подушкой Земля, да капитан Флинт, волею случая оказавшийся в роковой для многих момент за непробиваемой глы-бой Сатурна, остались целы и невредимы.
   Капитан Флинт наблюдал трагедию по спутниковой связи до того момента, пока волна смерти не достигла его планеты и не уничтожила сателлит. С тех пор капитан десять лет провёл наедине со своим экипажем состоящим из пятнадцати человек. Первые пять лет он прятался в тени Сатурна, пережидая последствия ка-тастрофы. Остальные годы он потратил на обследование близлежащих к Земле планет в поисках оставшихся в живых. Он не нашёл никого. Все десять лет его ко-рабль окружали космическая стужа и мёртвое молчание.
   Подлетая к Земле капитан обнаружил на её поверхности признаки астеро-сублимарных образований и возникающие время от времени очаги радиоактив-ности. Последнее он отнёс на произвольную детонацию ядерных боеприпасов, ко-торых человечество накопило в избытке за более чем тысячелетнюю историю экс-плуатации атома. Капитан Флинт полагал, что Земля мертва. И жестоко ошибся. Над Антарктическим полюсом его сшибла одна из заградительных ракет южан и корабль Флинта, описав по инерции пол Земли, шлёпнулся прямиком в Нью Йорке.
   Флинт - уроженец Род Айленда - не мог поверить, что после десятилетнего космического бродяжничества судьба определит местом приземления город его детства.
   Капитан вышел из корабля и вдохнул холодный воздух.
   Добро пожаловать в Большое Яблоко! - сказал он сам себе. - Я не видел тебя десять лет.
   Так думал капитан. На самом деле на Земле пролетели все шестьдесят. Игра природы.
  
  - 9 -
  
  
  
  
  
  
  
  
   Во времена возвращения капитана Флинта в город его детства Нью Йорк представлял собой настоящие джунгли, населённые кровожадными и не знающими пощады племенами мутантов и всякого рода омерзительными тварями - порожде-нием эры высоких технологий и обыкновенной человеческой дурости.
   Поверхность города - улицы, парки и первые этажи зданий - контролиро-вали гибриды кибернетических машин и бродячих собак, называемых moondog. Мундоги попали на Землю из лабораторий лунных поселенцев. В условиях слабого тяготения и абсолютного вакуума за окном умные головы лунных бездельников придумали скрестить местных дворняг с последним поколением биороботов. В результате на свет появились лунные собаки ( или мундоги), отличающиеся не-вероятной силой, выносливостью и, конечно, свирепостью. Компьютерный мозг этих существ непрерывно самоусовершенствовался в направление всё большей изобретательности по части коварства и пакостей. Они обладали потрясающей реакцией ( мундога можно было достать только бластером), страстью к размно-жению ( если бы не ограниченные энергетические возможности единственной под-станции в пределах досягаемости мундогов, эти твари заполонили бы весь конти-нент), ну и конечно страстью к террору.
   Первые мундоги прибыли в Нью Йорк незадолго до последней Звёздной войны и стали сущим проклятием города. С тех пор, как они появились на улицах, город разделился на две сферы обитания: на НЕБЕСА и ПОДЗЕМКУ.
   Под Небесами подразумевалось всё жизненное пространство выше пяти метров над тротуаром, все небоскрёбы и подвесные железные дороги. Это в об-щем-то была ничейная территория и её занимали бомжи без гроша в кармане, ис-катели приключений и стаи диких обезьян, измельчавшие потомки Кинг Конга.
   На Небесах жить было вольно и ты ни от кого не зависел, дышал свежим воздухом, ощущал простор и свободу. Но с другой стороны там было крайне не-уютно и опасно. Поскольку все источники энергии находились под землёй, зимой на Небесах стоял жуткий колотун и каждое мгновение житель Небес мог стать жертвой ракетного обстрела. Жрать было нечего. Питались обезьянами и кош-ками. Небеса считались проклятым местом.
   Подземка сохранила своё название от существовавшей в конце второго ты-сячелетия разветвлённрй сети подземных железных дорог. Со временем подземный город расширялся и углублялся. С наступлением серьёзных ядерных конфронта-ций такие города становились всё актуальнее, и в конце концов основная масса населения переместилась под землю. На полуторакилометровой глубине под Нью Йорком был построен фотонный генератор обеспечивший все потребности города на пять миллионов лет вперёд.
  
   Когда космические флотилии испарились в пламени Венеры, а половина го-родов Земли превратилась в руины, в подземном Нью Йорке началась паника и борьба за выживание, выродившаяся в элементарную резню. Творился полный беспредел.
   Чтобы хоть как-то не потеряться в этом аду и обрести опору, люди стали сбиваться в кучки, в отряды и в банды, преследуя единственную цель - выжить во чтобы-то ни стало. Весь необъятный мегаполис поделили между собой несколько военизированных группировок, две из которых - банда Доктора Албана и команда однорукой Богини Лу-Лу - играли, пожалуй, определяющую роль в полной драма-тизма жизни Подземки.
   Доктор Албан со своей армией обезьяноподобных нигеров вёл наступление на пока не контролируемые никем отсеки управления генератором, который с мо-мента запуска работал в автоматическом режиме. Его целью был пульт распреде-ления энергии, овладев которым он смог бы диктовать условия всем обитателям Подземки, и таким образом стать королём Нью Йорка. Доктор Албан был закон-ченный маньяк.
   Богиня Лу-Лу принадлежала к древнему роду потомственных кибернетиков - интеллектуальной элите довоенного Нью Йорка. Её команда представляла собой остатки муниципальной армии, набранной из людей достойных и верных идеалам цивилизованного мира. Трудность их положения состояла в том, что даже имея контроль над Распределителем энергии они не решились бы отключить кислород в районах принадлежащих Доктору Албану. Этими благородными людьми руково-дили идеи мифического поэта Фреда Достоевского и им претило проронить сле-зинку ребёнка даже во имя благородного дела.
  
  - 10 -
  
  
  
  
  
  
  
  
   Килгор подумал, что он писатель не от бога, коль позволяет себе отрываться от романа ради выпивки. А потом вспомнил писателя Льва Толстого. Тому тоже не были чужды слабости человеческие. Лев любил написать пару-тройку глав про На-ташку Ростову, а потом накинуть косоворотку, растрепать бороду и побродить с косой по нивам да весям родной Рассеи. Успокоив себя таким великим примером Килгор прикончил стопку и вернулся к клавишам...
  
   Капитан Флинт взял с собой четверых членов экипажа. Остальные остались устранять повреждения на корабле.
   Они не прошли и десяти метров, как на радистку набросилась дюжина мун-догов и разорвала её в клочья. Капитан поджарил бластером половину из них. Другие благополучно удрали с набитым брюхом. Так как хоронить было уже не-чего, а из каждой подворотни скалились опасность и угроза, капитан не стал те-рять время на сантименты и, соблюдая чрезвычайную осторожность, двинулся в сторону Род Айленда - навестить родные места.
   По дороге ему и его товарищам трижды пришлось отбивать атаки мундо-гов. Они потеряли ещё одного человека, который был схвачен и унесён в дебри Небес стаей диких обезьян. Капитан связался по рации с кораблём и строго на-строго приказал экипажу не покидать крейсер.
   На месте домика своих родителей капитан Флинт нашёл глубокую воронку излучавшую двести допустимых пределов радиоактивности. Всё, что Флинт мог теперь сделать - это утереть скупую мужскую слезу, навернувшуюся на его всякое повидавшие глаза и обработать дезактиватором могилу своих предков.
   Прощайте, мои милые папа и мама!
   Ничто больше не удерживало его на этой Земле.
   Механик сообщил, что корабль будет готов к полёту через сорок восемь часов. Двое спутников капитана сделали прощальные фотоснимки на фоне полу-разрушенного города и они двинулись в обратный путь.
  
   А в это время глубоко под землёй разгоралось очередное жестокое сраже-ние. Доктор Албан прорвал цепь баррикад у входа в вентиляционный туннель, ве-дущий к вожделенному Распределителю, и теперь от заветного отсека его отде-ляли всего лишь две мили почти открытого пространства. Почти, потому что на его пути стояла сама Богиня Лу-Лу. В правой руке она сжимала лазерный винче-стер образца 2500-го года. Свою левую руку Лу-Лу потеряла на охоте за мундо-гами, когда была ещё девочкой. Но столь явный физический недостаток нисколько не умалял потрясающей красоты Богини. В неё были влюблены все мужчины го-рода и добрая треть женщин. Сам Доктор Албан мечтал заполучить Богиню к себе в гарем. Порой он даже не мог понять чего же ему хочется больше: отвоевать Рас-пределитель или покорить сердце красавицы. В душе он страшно сожалел, что Лу-Лу его враг и что по законам войны он обязан будет убить её, но, что самое горькое, Лу-Лу ненавидела его как мужчину. Это он знал точно.
   Вот и сейчас Доктор Албан стоял перед чёрной дырой туннеля, и оттуда че-рез его мозг неслись сигналы о помощи, которые Лу-Лу посылала своим бойцам.
   Они не успеют, Лу-Лу, - телепатировал ей бандит, и в ответ его окатывала ледяная волна презрения и ненависти. Доктор приказал своим ублюдкам устроить привал перед последним броском к победе. Скоро он станет обладателем Распре-делителя. Ешь два дня понадобится на расшифровку ключа к программе управле-ния системой и тогда Нью Йорк будет принадлежать ему.
  
   Флинт шёл по направлению к родному кораблю. Справа и слева громозди-лись мёртвые стены полуразрушенных небоскрёбов. Душераздирающий вой мун-догов, тоскующих по матушке Луне, внушал самые нерадостные мысли и неистре-бимое желание рвать когти из этого нечеловеческого места.
   Капитан уже видел очертания корабля, как вдруг в его голове с необыкно-венной ясностью зазвучала старинная битловская вещь: Help! I need somebody! Help! Is there anybody?! Help Me-e-e!!!
   Капитан и оба его спутника остолбенели. Самое удивительное было то, что песня звучала не снаружи, а в головах астронавтов. Это была не просто песня, а явный призыв о помощи. Не раздумывая капитан поддался внутреннему ощуще-нию бежать куда-то и к кому-то, кто звал на помощь. Ноги сами понесли капитана в глухую подворотню по соседству, где он, подчиняясь интуиции, разгрёб кучу мусора и обнаружил под ворохом картона и грязи шахту аварийного лифта, веду-щего в нижние этажи подземного города. Капитан набрал код на панели управле-ния. Двери распахнулись, он прыгнул внутрь, и кабина с воем понеслась вниз. Я сошёл с ума, - успел предположить капитан за те двадцать секунд, что лифт падал на километровую глубину. Песня в его голове усиливалась, слова звучали всё громче и громче, достигая болевого предела, и капитан понял, что он на правиль-ном пути.
   Когда лифт остановился двери распахнулись, Флинт увидел перед собой самую красивую женщину на свете. Лу-Лу повернулась к капитану и спросила с очаровательной улыбкой:
   Вы пришли ко мне на помощь?
   Да, - только и смог вымолвить капитан. Нет нужды говорить, что он с первого взгляда влюбился в Богиню Лу-Лу.
   Сейчас сюда придёт Доктор Албан со своей шайкой и я погибну.
   О нет, - воскликнул капитан. - Сюда никто не придёт.
   Вы уверены? - усомнилась Лу-Лу.
   Конечно, - и с этими словами капитан разложили на пути Доктора Ал-бана портативную установку силового защитного поля.
   Эта штука будет работать без подзарядки двенадцать часов и никакая сволочь нас не достанет.
   О, капитан, вы - мой спаситель!
   Откуда вы меня знаете?
   Я всё про вас знаю, ведь я умею читать мысли. Я даже знаю, что вы меня безумно любите.
   О, боже! Красавица, вам не следовало бы это знать.
   Ну почему же, капитан? - Богиня улыбнулась своей хитрющей и ослепи-тельной улыбкой. - Я вас тоже люблю.
   Капитан с сомнением посмотрел на Лу-Лу, но она не стала терять время, обняла Флинта и поцеловала его в губы.
   Любовь с первого взгляда, - прошептала Лу-Лу.
   Они скинули свои комбинезоны и два часа подряд занимались любовью со всей страстью мужчины и женщины, рождённых в ледяной пустыне космоса и изголо-давшихся по горяченькому. С каждым новым прикосновением, объятием и поце-луем они смывали с себя панцирь воинственности и отчуждённости, открывая но-вые измерения человеческой души, которые были давно похоронены в век проти-воборства.
   В третьем тысячелетии люди позабыли, что такое настоящая любовь. Унич-тожение себе подобных стало главной целью их жизни. Отношения полов ограни-чивались сексом, больше похожим на насилие, на взятие городов и на пленение врага. Мужчины насиловали женщин и испытывали удовольствие, видя их страда-ния; а женщины, отдаваясь мужчинам, не испытывали по отношению к ним ничего, кроме ненависти. Это было в порядке вещей.
   Богиня Лу-Лу не позаботилась заблокировать свои телепатические излуча-тели и весь тот кайф, который она испытывала в объятиях капитана Флинта об-рушился открытым текстом на мозг всех обитателей Нью Йорка. Сила её пережи-ваний была столь велика, что все - и мужчины и женщины - побросали свои посты и оружие и кинулись в объятия друг друга, выкрикивая не воинственные кличи, а вопли восторга и радости. Это был вселенский оргазм - The Big Space Fuck.
   Доктор Албан корчился в судорогах. Все его бойцы разбежались. Он один остался верен идее порабощения Нью Йорка. Несмотря на то, что он, как и все, принимал оргазм Богини по всему телепатическому спектру, его чёрное существо не воспылало огнём любви, а наоборот - необузданный смерчь ревности, пере-растающий в беспредельную ненависть к потерянной для него ( теперь уже на-всегда) Богине Лу-Лу, выворачивал его внутренности наизнанку, накачивал его мускулы энергией разрушения и звал к новым злодеяниям.
   Неисповедимы пути мутантов. Вот и теперь за какие-то доли секунды злой гений Доктора Албана перепрыгнул сразу несколько эпох эволюции и наделил его способностью к телепортации и пирокинезу. Доктор Албан превратился в исчадие ада. Изрыгая огонь и пламень, он шутя преодолел силовые барьеры установленные Флинтом и очутился у ног влюбленных - гнусный и ужасный. Ярость его была такой жгучей, что всё вокруг запылало ярким пламенем, а пол под его ногами на-чал плавиться.
   О, Албан! - воскликнула в ужасе Лу-Лу.
   Эй, парень, полегче! Мы же сгорим здесь заживо! - крикнул капитан.
   От такого наглого тона Албан аж дара речи лишился.
   Смотри, Лу-Лу, он совсем спятил, - сказал капитан. - Сматываемся, пока он не превратил нас в жареных цыплят.
   Ну ж нет, - прорезался голос у Доктора. - Этот отсек станет вашей моги-лой!
   Говоря так Доктор горящим взором обвёл стены туннеля расплавленный металл хлынул с обеих сторон. отрезав путь к спасению. От невыносимой жары вспыхнули комбинезон капитана и восхитительного покроя наряд Лу-Лу.
   Да он действительно псих! - ахнула Лу-Лу. Как и всякая женщина она терпеть не могла надругательств над своим туалетом:
   Ну я покажу тебе, засранец!
   Лу-Лу вскочила - обнажённая и прекрасная - её золотые волосы были по-хожи на плавящийся металл. У капитана челюсть отвисла от восхищения.
   Лу-Лу сделала несколько пассов рукой, и её кожа внезапно покрылась стеклянной паутиной. В следующее мгновение она с проворством кошки подскочила к Албану и нанесла ему серию сокрушительных ударов в брюхо, в морду и по яйцам. Албан охнул и упал на колени, Из глаз у него посыпались искры, а волосы встали дыбом и отвалились. Лу-Лу ликовала. Казалось с Албаном было покончено. Но нет - ко-варный бандит рванул из-за пояса бластер и всадил дюжину зарядов в Лу-Лу. Ударная волна отбросила Богиню к капитану, и лишь благодаря стеклянной пау-тине, отразившей лазерные лучи, Богиня не пострадала.
   Капитан Флинт, чья борода уже попахивала палёным, нашарил свой бластер и разнёс Доктору Албану голову. Несмотря на потерю столь важной части своего организма, Доктор Албан не умер на месте, а размахивая клочьями шейных позвонков изливая реки крови и пламени, двинулся на оторопевших от ужаса Лу-Лу и капитана, ударом молнии испарив его любимый бластер.
   О, мамочка. Такой мерзости даже я не видела, - пролепетала Лу-Лу, едва не падая в обморок.
   Боже милостивый, спаси и сохрани, - неожиданно для себя прошептал капитан и перекрестился, а потом перекрестил разьярённое чудовище. Доктор Ал-бан - безголовый и огнеподобный, взвыл остатками голосовых связок и прова-лился под землю.
   Вот это да! - воскликнули в один голос Лу-Лу и капитан.
   Куда это он провалился? - спросила Лу-Лу.
   Наверно в преисподнюю, чёрт бы его побрал. Слушай, Лу-Лу, нам нужно сваливать отсюда. И чем скорее, тем лучше.
   Лу-Лу осмотрела искорёженный отсек, запаенный с обоих сторон, и недолго думая спросила капитана:
   Флинт, где ты оставил свой корабль?
   На Таймс Сквер. А что?
   Иди сюда. Обними меня покрепче и закрой глаза.
   Капитан подошёл к Лу-Лу и сделал всё, как она просила. Через мгновение он почувствовал, как невыносимый жар раскалённого отсека сменился прохладой улицы. Капитан стоял на Таймс Сквер. Рядом была Лу-Лу. В десяти метрах от них возвышался его крейсер. Лу-Лу схватила капитана за руку и рванула к крейсеру.
   Бежим! Скорей!
   Они едва успели взбежать по трапу и прыгнуть в открытую дверь. За спиной слышался лязг зубов голодных собак. Капитан вдавил клавишу защитного поля и пять мундогов с визгом отлетели от трапа.
   Где вы пропадали, капитан?- раздался голос дежурного по кораблю.
   Искал себе принцессу, Мак.
   Могу вас поздравить, капитан.
   Спасибо, Мак. Принеси нам комбинезоны и прикажи экипажу занять свои места.
  
   Капитан Флинт провёл экстренное совещание, на котором Лу-Лу расска-зала, что из себя представляет Земля и, в частности, город Нью Йорк на данный момент. Потом заслушали радиоперехват глобальной информационной сети, со-общавшей о прекращение боевых действий на всей планете по причине всеобщего траха. Люди с таким упоением отдавались занятиям любовью, что у них уже не оставалось времени на истребление друг друга.
   Поступило сообщение от службы внешних наблюдений корабля. Приборы засекли возросшую активность фотонного генератора под городом. Возникло опа-сение, что с минуты на минуту возможен взрыв.
   О, это невозможно! - воскликнула Богиня Лу-Лу.
   Нет, это очень даже возможно, - ответил Флинт и показал ей на данные компьютера. - У нас единственный выход - немедленный взлёт.
   Но мои соотечественники - они погибнут!
   Да, если останутся в городе. Но, Лу-Лу, ты можешь мысленно предупре-дить их об опасности.
   Ну конечно, - улыбнулась Лу-Лу. - Какая я глупая!
  
   Через десять минут крейсер капитана Флинта взмыл в небо и растворился в мириадах звёзд. А ещё через десять минут чудовищный подземный взрыв потряс город, и лес небоскрёбов, как подрубленный рухнул в разверзшуюся пропасть, в пучину адского пламени, погребая под своими обломками нищих, бомжей, свире-пых мундогов и стаи диких обезьян.
   Нью Йорка не стало.
  
  ***
  
  
   Как?! Неужели его больше нет? А о чём же я буду мечтать?
   Шоколадные слёзки вот-вот готовы были политься из мяукиных глазок и я едва успел успокоить впечатлительную зверушку:
   Да нет же, Мяу. Это только в книжке дяди Килгора Нью Йорк взорвался. А на самом деле он жив-здоров, печали не знает.
   А-а, ну если так, тогда ладно. А что было дальше с Лу-Лу и с капитаном?
   Это ты узнаешь, если будешь слушать и не перебивать.
   Дядя Кил был порядочным писателем и всегда писал эпилоги. А в эпилогах порядочные писатели рассказывают о том, о чём им было лень писать дальше, но что, как они знают, страшно интересует таких любопытных зверушек, как ты.
  
  ЭПИЛОГ
  
  - 11 -
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Капитан Флинт основал поселение на Марсе и назвал его Новым Городом. Астронавты справили Новый Год. Помянули погибших товарищей и зажили на новой земле по-новому. По прибытии на Марс механик обнаружил на правом ле-роне двух замёрзших мундогов, которые, видать, по глупости своей уцепились зу-бами за корабль во время старта. Лу-Лу перекодировала их кибернетические мозги и исчадия ада превратились в милых и послушных псов. Они тут же наплодили с полсотни таких же милых и послушных созданий, которые сами пахали и сеяли, разносили почту и завязывали шнурки. Короче, мундоги стали бесплатным прило-жением к марсианскому раю.
   Год спустя Лу-Лу подарила капитану очаровательных близнецов - мальчика и девочку. У капитана появилась новая радость: по вечерам, когда Лу-Лу сидела с микросхемами у окошка, а дети забирались на печку, капитан доставал книжку и читал им сказки о Золотом петушке и Алёнушке.
   По субботам всё население Нового Города собиралось в кают кампании, пили пиво и танцевали хип-хоп - танец предков.
   Однажды Лу-Лу спросила капитана, как ему удалось загнать Доктора Ал-бана в сердце фотонного генератора.
   Знаешь, - ответил ей капитан, - за долгие годы скитаний в космосе я по-любил проводить время в корабельной библиотеке. И в одной из книжек я узнал, что таким нехитрым способом, как крещением, древние избавлялись от негативных проявлений плазменных аномалий. Я сам принимал это за сказку, но, как видишь, сказка спасла нам жизнь.
   Потрясающе! - Лу-Лу широко раскрытыми глазами смотрела на капи-тана. - Ты гений, Флинт!
   Да ладно тебе. Ты лучше расскажи, как ты очутилась на Тайм Сквер?
   Обычная телепортация. Я правда не была уверена, что у меня получится телепортировать и тебя тоже. Но, к счастью, получилось.
   А что ты ещё умеешь, Лу-Лу?
   Практически всё, - улыбнулась девушка. - У нас, у мутантов, неограничен-ные возможности по части всяких чудес. Мы можем жить без еды и без воздуха, перемещаться во времени и в пространстве, мы никогда не умираем, если только сами того не захотим.
   Чудеса! - раскрыл рот капитан. - Так какого же чёрта вы воевали, дрались за какие-то генераторы, которые вам зафигом не нужны?
   Видишь ли, Флинт, нам было скучно. Когда возможности твои не знают границ, как только не станешь изгаляться, чтобы хоть как-то поразвлечься. Мы придумали себе кучу правил и ограничений, чтобы хоть в чём-то походить на лю-дей, на своих далёких предков. Как и люди мы стали уничтожать друг друга, мы договорились не пользоваться телепортацией и телекинезом, мы договорились не возвращать нашим организмам утраченные в ходе войны органы и функции, а при полной дезинтеграции вообще прекращать жизненную активность, имитируя тем самым человеческую смерть.
   Бред какой-то.
   Нет. Всего лишь игра. Игра в войну. Или игра в любовь. Кому что нра-вится.
   Глупая, глупая Лу-Лу, - улыбнулся капитан. Внезапно странная догадка озарила его мозги: - А как же твоя рука?
   Которую съели мундоги?
   Да.
   А вот она! - и Лу-Лу помахала своей левой рукой - целой и невредимой.
   Капитан подхватил на руки красавицу и закружился с нею по комнате. За окном падал снег и счастливые близнецы катались верхом на мундогах. Далеко на Во-стоке голубела планета Земля и кто-то пел песенку:
  
   So put a candle in the window
   And a kiss upon my lips
   Till the dish outside the window fills with rain...
  
  ***
  
  
  
   Бармен подошёл к музыкальноиу автомату и остановил пластинку. В зале никого не осталось.
   Эй, Кил! - крикнул бармен задремавшему у компьютера Килгору Трауту. - Я закрываюсь, Кил! Отчаливай!
   Килгор нехотя поднялся, сунул в карман пальто недопитую бутылку и , шаркая ногами, двинулся на Бродвей к своей любимой вентиляционной решётке. Он шел и бубнил себе под нос:
   And it's time, time, time...
  
  конец второй части.
  
  
  Когда-нибудь мы станем стариками...
  
  ( из песни )
  
  
  
  ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
  
  
  
  
  
   Когда я стану старым и поселюсь на городской свалке в домике из кусков фанеры, я буду топить буржуйку рождественской почтой, которую московские почтальоны по лености душевной выбрасывают целыми мешками. Вороны и со-баки, мои верные друзья, будут сторожить мою нору от голодных обитателей глу-пого города. Я буду сидеть, кусая бороду, и кропать мемуары о своих приключе-ниях, о взлётах и поражениях; о женщинах, которых я любил, но не трахал, и о женщинах, которых я трахал, но не любил. Я буду писать о друзьях, с которыми мне было так весело и хорошо, и которые рано или поздно предавали меня, или слишком рано уходили в другое измерение. Я буду писать о своём детстве, о своих грёзах и надеждах, о жизни, которая всегда выкидывала такие штуки, что кино и книги плавились от зависти.
   Я всегда мучился неприкаянностью. Мне казалось, что я не принадлежу этому миру, что я не из этой системы и мне никогда не стать частью вашего об-щества, одним из вас. Я всегда жил где-то далеко, где меня нет, куда я стремился и где мне определённо не было места. Где оно, это далёко?
   Я писал стихи - ни о чём, пел песни - ни о чём, мои книги тоже - ни о чём. Бывало мне казалось, что я занимаю чьё-то чужое место, что я внеземное сущест-во, бог весть какими судьбами вселившееся в тело и разум мальчика из России. Всё вокруг казалось мне чужим: друзья, родители, возлюбленные. Я бы точно сошёл с ума, если бы был один такой и не знал бы, что по свету бродят миллионы таких же неприкаянных существ, как я, которым нужна любовь, которым нужна ласка и доб-рота, которым нужна взаимность.
   И вот я стал старым. И вот моя свалка: обрывки бумаг и зловонные мусор-ные кучи. Лают и скулят собаки. Я сижу в тулупе на ящике из-под баварского пива и раздуваю буржуйку. В небе мерцают звёзды и полная Луна. Борода моя бела и я - старый скрипучий пердун - думаю о России, чёрт бы её побрал! Fuck me!
  
  ***
  
   Мяу зевнул и почесал лапкой за ухом.
   Что, зверушка, спать захотела?
   Нет. Просто у меня кончились шоколадки. Пойду-ка я к дяде Кроко-дайлу. Он всегда припасает для меня гостинцы и не кусается, как Хрю, - и Мяу со злости пнул в бок поросёнка, мирно посапывающего в придорожной канаве.
   Хрю от неожиданности погрузился с головой в грязь и чуть не захлебнулся, а когда вынырнул, Мяу уже ускакал.
   Чудовище полосатое, - сказал Хрю и перевернулся на спину. - Рассказы-вай дальше, Эндрю, пускай дурак Мяу бегает за шоколадками и прослушивает са-мое интересное.
   Ну стало быть так.
  
  ЧАСТЬ 3 .
  
  
  - 12 -
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Три недели я безвылазно проторчал на манхеттонском флэту. В этой шизо-френической квартире с бесчисленными комнатами и коридорами собрался, как бы это покрасивее выразиться, весь цвет и сброд человечества: поп-звёды и политиче-ские проститутки, знаменитые террористы и непечатные писатели, экстрасенсы, бороздящие мыслью чужие галактики и просто авантюристы по жизни. Кого здесь только чёрт не носит! Вот Жопин уверял меня, что как-то зашёл в сортир пописать и обнаружил там Гитлера-дедушку, который сидел на унитазе и читал Morning Star. Зиг Хайль! - только и сказал потрясённый Жопин. Хау ду ю ду - ответил ему старый Адольф и пёрнул. Жопин определённо перепил, ему простительно. Но когда я заглянул в тот же сортир и обнаружил там Джона Кеннеди с Мерлин Монро на коленях, я понял, что с этой тусовкой пора завязывать.
   Последней каплей стал день, когда я проснулся с головой в барабанной бочке, по пластику которой молотил безумный металлист. Я пулей вылетел на улицу и неопределенно долго бродил по переулкам, пытаясь избавиться от стука в голове и дыма в глазах.
   Наконец я забрёл в какой-то кэнтин, взял чашку кофе и свежий номер Ряжского Овощевода и устроился со всем этим барахлом за столиком у окна. С первой полосы на меня вылупился улыбающийся Джеймс Браун и аршинные буквы извещали:
  
   БАБЫ! КОНЧИЛОСЬ ВАШЕ ВРЕМЯ!
   ДЖЕЙМС БРАУН НА СВОБОДЕ!
  
   Хо-хо-хоо! - завопил я и треснул кулаком по столу. Старушка, сидевшая по соседству, сгребла со стула своего мопса и в ужасе бросилась вон. Я положил ноги на стол, хлебнул кофе и развернул газету. Ну-ка глянем, что там в мире де-ется.
   Правительство Суверенной Республики Якутии ( СРЯ ) организовало со-вместно с суверенным правительством Канады проект века СРЯКАН по про-кладке железнодорожного туннеля под ледяным панцирем Северного Полюса. Ожидается, что уже в 2039-ом году якутские паровозы доставят первых представи-телей северного народа на их историческую родину. Проект обойдётся в 25млрд. якутаний и в 25 канадских долларов.
   ( Молодцы, якуты, не хило!)
   Саддам Хуссейн провёл успешное испытание первой исламской ядерной бомбы. Багдад в руинах.
   На девяносто втором году жизни скончалась звезда поп-музыки Майкл Джексон. При вскрытие выяснилось, что он значительно преуменьшал свой воз-раст и выглядел моложе благодаря таблеткам для беременных женщин. Эти таб-летки были также причиной неестественного цвета его кожи и истерических тан-цев, доводивших до белой горячки оболваненных поклонников. Джексон умер, а вместе с ним ушла в могилу известная поговорка. Так что теперь Алла Борисовна стала первой не только в Сибири, но и во всём мире. Обожатели Аллы ликуют и пьют шампанское.
   ( Да, Майкл, как же ты так?)
   На орбитальном комплексе Дружба состоялась братская попойка и по-следовавшая за ней драка между ветеранами космоса Эдуардом Успенским и Де-нисом Кораблёвым. В разборке пострадали системы связи, жизнеобеспечения и --> [Author:пѓК‰iЦЂ‚ыЌi ] бортовой компьютер, корректирующий курс орбитальной станции. Последние слова Успенского Ах ты сука!, прозвучавшие перед нарушением связи, позво-ляют однако не испытывать беспокойства за судьбу космонавтов, так как тем-бральный анализ голоса Успенского, как впрочем и Кораблёва, показал, что кос-монавты держат под контролем свои эмоции и уровень их возбудимости далёк от допустимого предела.
   Сенсационное сообщение! Шерлок Холмс действительно существовал. И был им никто иной, как человек носивший имя Артур Конан Дойль.
   Недавно на заднем дворе у дома так называемого писателя (а теперь-то мы знаем: кого!) археологи обнаружили выгребную яму с несколькими килограм-мами бумажного пепла. Исследователи-криминалисты заинтересовались находкой и, благодаря современным методикам молекулярной конверсии и компьютерам десятого поколения, восстановили сожжённые манускрипты. Ими оказались под-линные метрики, дневники и документы, связанные с именем Шерлока Холмса. Сравнив почерки мистера Шерлока и Конан Дойля эксперты сделали вывод, что знаменитый писатель и не менее знаменитый сыщик одно и то же лицо. Мало того, сыщикам из Скотланд Ярда удалось объяснить мотивы столь загадочной мета-морфозы. Ими оказалось преступление.
   Шерлок Холмс убил своего друга и соратника доктора Ватсона ( фигуры не менее реальной, чем сам мистер Холмс). Доктор Ватсон оказывается бессовестно крал дневники Холмса и публиковал их под псевдонимом Конан Дойль. Шерлок Холмс, никогда не интересовавшийся детективами, случайно узнал о краже от своей любовницы Агаты Кристи, которая по женскому легкомыслию похвасталась мистеру Холмсу своей осведомлённостью о его похождениях и об источнике этих сведений - полном собрании сочинений Конан Дойля на книжной полке у писа-тельницы. Тогда же он и убил Ватсона, о чём подробно описал на страницах своего дневника. Это жестокое злодеяние впоследствии было переработано в рассказ о смерти самого Холмса.
   Умер Ватсон, умер и Шерлок Холмс. Острый ум непревзойдённого сыщика, давно искавший покоя, легко справился с задачей сокрытия следов существования на Земле двух таких известных личностей, как Ватсон и он сам.
   Из архивов секретной службы масонской ложи, ведущей, как известно па-раллельную и независимую хронику жизни на Земле, мы получили подтверждение о существовании знаменитого детектива. Из этих же источников стало известно, что незадолго до своего исчезновения мистер Холмс навестил всех, кто знал в лицо доктора Ватсона и угостил их всех особым шампанским, после которого угощён-ные напрочь забывали, что когда-либо слышали о Холмсе и его друге. Знаток аф-риканских ядов знал своё дело. Превратившись в писателя, престарелый сыщик наконец-то обрёл желанный покой и литературную славу.
   Тщательно исследовав сохранившиеся документы Конан Дойля, кримина-листы с удовлетворением обнаружили, что все они искусная фальшивка, разобла-чить которую в те времена не представлялось возможным. Да просто и в голову никому не приходило что-то там проверять.
   Нас долго водили за нос, но правда восторжествовала! Так что радуйтесь теперь поклонники Шерлока Холмса - ваш легендарный герой был не выдумка. Бегите же на Бейкер Стрит и грабьте подлинную квартиру подлинного детектива. У вас ещё есть шанс отхватить бесценный сувенир.
   Последняя запись в сожжённом дневнике объясняет всю сложность и непро-стоту взаимоотношений сыщика с его другом:
   Never could stand that Watson.*
   (Забавно. Что там ещё?)
   Секретный завод в Мудрянске-29 производивший баллистические ракеты перешёл на изготовление летающих кастрюль и тарелок. Продукция пользуется бешеным спросом среди уфологов и палестинских террористов.
   (Ладно, хватит. Заканала меня производственная тема. Я полистал газету и в разделе Поэтическая жилка --> [Author:пѓК‰iЦЂ‚ыЌi ] наткнулся на замечательный образец нео-коммунизма под заголовком Мой главный документ:
  
   Есть документ, который я храню
   От всех случайностей быстротекущей жизни
   В него внесли фамилию мою
   И принадлежность к избранной отчизне
  
   То золотом на нём СССР
   Сияет над гербом единого Союза
   Как я горжусь, что среди многих эр
   Мне эру торжества приносит муза
  
   К чему собраний и дебатов шум? -
   Не потопить в словах единственного смысла
   Что человек, которому дан ум,
   Имеет право на благие мысли
  
   Когда-то старший брат предупреждал
   Что этим документом он гордится
   Он слово гражданин недаром дал
   Течет по венам кровь, а не водица!
  
   Вот документ, который я храню
   От всех превратностей быстротекущей жизни
   Пусть он расскажет, как его ценю
   Ведь он частица знамени Отчизны!
  
   С. ШЕЙДИНА г. Ряжск
   ( Шедевр! Какие самородки у нас в провинции!)
   Тёплая волна патриотизма согрела мою увядшую было душу и я с любовной нежностью перевернул страницу в надежде увидеть ещё один образец гражданской гордости моих соотечественников. Увы, на обороте красовался заголовок:
   В ЖОПУ ЖОПИНА !**
   ДА ЗДРАВСТВУЕТ МОНАРХИЯ !
   После скандальной женитьбы А. И. Жопина на вдове Д. Леннона и его не менее скандальной отставки с поста президента Советской России, правительство страны, во избежание будущих скандалов с такими безответственными людьми, какими являются все президенты, постановило провести референдум на вопрос об установление в России монархии с царём во главе ( и в голове тоже).
   Народ единодушно высказался за монархию. А чтобы не иметь проблем с выбором царя, компетентные органы порешили назначить царём человека прове-ренного, каким безусловно был наш последний царь Николай Второй. Он был честным, добрым, радел за благополучие Отечества и вне всякого сомнения не до-вёл бы страну до полного разорения, в чём преуспели большевики, насилием от-странившие отца нашего от власти и убившие его. Одним словом, лучшей канди-датуры не найти.
   О технической стороне получения царя расскажет доктор некротических наук Самуил Викторович Боткин:
   Наши знания и возможности современного биосинтеза позволяют вос-произвести любой высокоразвитый организм при наличие одной лишь клетки - живой или мёртвой - принадлежащей данному индивидууму. Важно только, чтобы эта клетка несла в себе генетический код существа, которое мы хотим воспроиз-вести. Такими клетками, как правило являются клетки костного мозга, они содер-жат необходимую нам информацию и лучше остальных защищены от разруши-тельного воздействия окружающей среды.
   Механизм изготовления репликанта довольно прост. Образец клетки поме-щается в специальное оборудование, информация о строение существа декодиру-ется и на её основе мы создаём точную копию оригинала. Мы уже провели несколько успешных экспериментов по выращиванию мамонта, доисторического человека и известного писателя Льва Толстого. Мамонта вы можете лицезреть в зоопарке, а неандертальца в историческом музее.
   Самое удивительное в наших достижениях это то, что организм, выращен-ный в лабораторных условиях ( весь процесс, кстати, занимает около пяти лет) об-ладает здоровьем и энергией новорождённого, и здесь не играет роли возраст па-циента, будь он в прошлой жизни молодым мужчиной или дряхлым стариком. Ну и конечно поразительно, что копия обладает точными характеристи-ками оригинала - это касается ума, характера и привычек: как хороших, так и пло-хих. Яркое тому свидетельство - Лев Толстой. Зная капризный характер писателя мы сделали всё возможное, чтобы угодить его причудам: поселили его в Ясной Поляне и наняли высокопрофессиональных актёров, в чьи обязанности входило разыгрывать на первых порах семейное окружение писателя, чтобы он смог безбо-лезненно адаптироваться к новой жизни. Толстой сразу раскрыл обман и поколо-тил всё семейство.
   Психологическая адаптация пациентов всегда была камнем преткновения, для учёных, а в данном случае - в особенности.
   После Николая Второго мы намерены воссоздать Петра Первого и Ивана Грозного - политических гениев России. Будь у нас образец клетки спинного мозга Иисуса Христа мы создали бы самого господа Бога!
  
   Потрясающе! Генетика творит чудеса. Но вернёмся к основному вопросу. Через пять лет лаборатория доктора Боткина предоставит в наше распоряжение царя Николая. В течение этого срока страной будет руководить Временное прави-тельство, обязанностью коего станет превращение современной России в Россию дореволюционную. Предполагается полная реконструкция всех городов, суще-ствовавших на момент Октябрьского переворота 1917-го года, и преобразить их внешний облик в точном соответствие с тем, с каким они встретили эру больше-визма. На улицах появятся пролётки и городовые, граждане России обязуются в течение первых пяти лет пребывания на престоле Николая Второго носить одежду исключительно дореволюционного времени. В обращение будут введены россий-ские денежные купюры образца 1905-го года. Армия станет императорской. В Бельгии фирмой Леви Штраус уже выполняется заказ на пошив обмундирова-ния для Семёновского полка. Все политики, чиновники, артисты и мидл-класс Рос-сии в обязательном порядке будут посещать гимназии, где помимо четырёх евро-пейских языков и латыни, они получат знание правильного русского языка времён Николая Второго.
   В одной заметке трудно описать все преобразования, которые предстоят России, и ясно, что перечисленными мерами реформы не ограничиваются. Они бу-дут стоить несметные деньги. И в этом деле нам очень помогла компания Пепси Кола. Она стала спонсором грандиозного проекта по возрождению России. В благодарность за это она получила от россиян исключительное право на исполь-зование имиджа царя Николая Второго в своей рекламной кампании и на переиме-нование самого напитка с Пепси Коля.
   Таким образом, господа, через пять лет у нас будет самый настоящий Царь в самой настоящей России. У нас будет дворянство и купечество, дума и буржуазия, мы будем ходить в магазины Елисеева и в булочные Филиппова, и никогда больше не будем голодными. Мы будем любить Рассею и гордиться нашей страной. Нам будут завидовать Европа и Америка, давно потерявшие своё лицо. Так что подна-тужимся, господа, не посрамимся перед Царём-батюшкой! Да поможет нам Гос-подь Бог и компания Пепси Кола!
  
  
  - 13 -
  
  
  
  
  
  
  
  
   Так я сидел, попивая кофе и перелистывая Ряжский Овощевод. На улице накрапывал дождик. Отдельные капли чертили мокрые полосы на оконном стекле. Редкие прохожие пробегали с зонтиками над головой. В кафе было тихо и тепло. Играла клавесинная музыка. И я вспомнил такое же кафе на улице Герцена в Москве. В детстве я ходил с папой в консерваторию слушать орган и мы частенько перед началом концерта заглядывали в кафе по соседству, покупали пирожные, кофе и садились у окна. Мы смотрели на мокрую от дождя мостовую, на медленно проезжающие машины и на бегущих по своим делам людей.
  
   По дорожке старичок
   Девочку ведёт
   И какой-то пустячок
   Ей на ушко врёт
   О растаявших мечтах
   Снившихся давно
   О волшебных волосах
   В старом казино
  
   То уютное кафе
   Снегом занесло
   Там чудесное вино
   Тихо и тепло
   За узорами в окне
   Улица живёт
   И в кофейной тишине
   Клавесин поёт
  
   Всё повторяется. Люди везде одинаковы - и в Нью Йорке, и в России они живут одними и теми же проблемами, чувствуют и любят одно и то же. Странно это всё как-то
  
   Андрюшечка! Какими судьбами?!
   Я поднял голову и увидел Лимонова в обнимку с двумя молодыми неграми.
   Привет, Эд. Ты опять в Нью Йорке?
   Как видишь. К тебе можно присесть?
   Sure.
   Лимонов взял у бармена ящик пива и сдвинув стулья рассадил своих друзей.
   Знакомься, Эндрю, мои новые любовники. Это Спакл Эм Си, гангстер и меломан, - показал он на чубастого парня с гильзой в ухе и татуировкой на щеке. - А это - Дон Гуан Бармалеев, непризнанный секс-символ Америки.Чернокожие разбойники наградили меня ослепительными улыбками и взялись за пиво.
   Как твоя газетка? - спросил Лимонов.
   Процветает, - кивнул я на пухлую книжку Овощевода. - А тебя, значит, потянуло в альма матер?
   Да уж, никуда от него не денешся. Ненавижу этот город и люблю его до безумия. Он украл у меня любимую женщину и подарил мне Эдичку. Здесь я страдал и здесь я утвердился в мысли, что нет в жизни счастья по обе стороны железного занавеса. Заебали меня совки и буржуи, и я приехал сюда, чтобы убить золотого тельца, символ денег и капитализма, этот сраный город, мою любовь. Это будет моя революция!
   Эд, ты опоздал. Килгор Траут уже взрывал Нью Йорк.
   На хуй старого параноика! Я взорву Нью Йорк по-настоящему.
  
   Когда в Засранске свершилась панк-революция, Эдуард Лимонов, до того времени протиравший штаны в Париже, понял, что настал его звёздный час и рва-нул в совок. Но в России ему быстро поубавили энтузиазма. Сначала его ограбили и избили на таможне в Шереметьево, потом ему досталось от красных пикетчиков у Мавзолея и от разгонявшей их милиции. Ночью его выбросили из гостиницы прямо в лапы бандитов, которые приняли его за иностранца. Поистязав Лимонова утюгом и не добившись от него ни цента, бандиты отвезли несчастного за сто ки-лометров от города и бросили несчастного в чистом поле.
   Родина встретила блудного сына неласково. Лимонов, не сетуя на судьбу, затусовался с бомжами и подпольными рок-музыкантами. Они воровали на рынках и курили траву на сейшенах.
   Когда все его попытки пробиться в политический истеблишмент потерпели провал, Лимонов решил заявить о себе террористическими актами: взрывами в Кремле и в метрополитене, убийствами главных ублюдков в правительстве и само сожжением на толкучке перед зданием тайной полиции. Его новые друзья - бомжи и панки - с восторгом воспринимали наполеоновские планы Лимонова, но когда дошло до конкретного осуществления терактов выяснилось, что никто этим зани-маться не хочет. Бомжи и панки любили пить водку и говорить о мировой револю-ции, но в душе им всем было глубоко чихать на правительство и на саму систему. Они могли часами обсуждать какие они террористы и крытые парни, н в душе они были милые и добрые ребята и ненавидели террор.
   Лимонов разочаровался в русской идее и в русских революционерах. Он понял, что Россия не нуждается в его экстремизме, плюнул на всё и уехал в Париж.
  
   Пока Лимонов расписывал, какие отчаянные парни обитают в трущобах Нью Йорка и как славно вместе с ними совершать мировые революции и террори-стические акты, два его шоколадных приятеля выжрали ящик пива и направились к кассе, разматывая на ходу велосипедные цепи и извлекая из-за голенищ ножи.
   Ой, что сейчас будет! - пробормотал я.
   Сейчас у нас будет много денег, - ухмыльнулся Лимонов и глазки его за-сверкали. Однако всё вышло не по-лимоновски. Хозяин забегаловки достал вин-товку и выстрелил по нападавшим.
   Дон Гуан умер на месте, а Спакл Эм Си, корчась на полу, вытащил из кар-мана лимонку и швырнул её за стойку. Мы с Лимоновым бросились на пол. Взры-вом вышибло окна, и мы выползли стеклянному крошеву на мокрый тротуар. Вдали завыла полицейская сирена. Из забегаловки валил густой дым, и кто-то ма-терился по-английски.
   Мы удирали по узким переулкам. Дождь лил, как в фильме 9 * недель.
   Ёбаный город, - ругался Лимонов. - Он убил Дон Гуана, последний секс-символ Америки. Я ненавижу тебя, Нью Йорк! Я взорву тебя вместе с торговцами Кока Колой, которые держат под прилавками винтовки. Ты ещё вспомнишь Ли-монова!
  
   Лимонов привёл меня к какому-то гаражу, размалёванному аэрозольными красками. Через боковую дверцу мы вошли внутрь и оказались в просторной сту-дии, набитой всякими экстравагантными дамами и бородатыми мужиками, кото-рых можно было принять либо за бродяг, либо за представителей богемы, коими они и оказались впоследствии.
   Мы выпили по стаканчику виски, и Лимонов познакомил меня с хозяином квартиры - модерновым кинорежиссёром Питером Бруком, который только-только вернулся из России, где снимал свой последний шедевр под названием Совдеп. Питер, сорокалетний бык с бородищей а-ля Карло-Мырло, тоже съехавший на русской идее, полчаса гнал телеги о роли большевизма в мировой истории и девальвации коммунистической концепции.
   Я завалился на кушетку и поспал, пока эти маньяки делили будущие завое-вания. Потом они разбудили меня и потащили в гараж смотреть новое творение Брука.
   В гараже был огромный экран, перед которым были расставлены кресла и столики для ног и для кофе. Питер рассадил гостей и отправился в аппаратную. Справа от себя я приметил скромную симпатичную девушку. Она положила перед собой пачку Беломора. Русская, - подумал я, и тут погас свет.
  
  - 14 -
  
  
  
  
  
  СОВДЕП
  
  
  
  
  
  
   В полной темноте звуки шагов, шаркающих ног, шёпот, говор, гул обще-ственного транспорта. Медленно появляется изображение. Друг напротив друга сидят парень и девушка. Они незнакомы и почему-то стесняются смотреть друг на друга. Старательно глаза в сторону. Но им интересно, и украдкой они всё же встречаются взглядом. За окном Манежная площадь Москвы. Лица юноши и де-вушки - они пылают огнём, глаза горят, с губ сочится слюна, они облизываются и дрожат от еле сдерживаемого желания вцепиться друг в друга. Они как голодные звери.
   Они целиком, оба, не владея собой, набрасываются друг на друга, рвут на себе одежду. Юноша впивается зубами в голую грудь девушки. Она рвёт на нём волосы, царапает его шею и вгрызается в его лицо. Клочья одежды, голое тело, кровь.
  
   В вагоне метро. Гул поезда. Люди стоят неподвижно, как манекены, без-молвно и тупо глядят в пол или в потолок. Одна скамья пуста. Перед ней, уткнув-шись мордой в сиденье, стоит на четвереньках мужик. От его мокрых брюк по полу растекаются длинные дорожки.
  
   Узкий прямой коридор с мутным окном на конце. Хаотичные звуки пианино, гармони и скрипок. Открывается одна дверь. Выкарабкивается мальчик с контра-басом и уходит. Потом проходит мальчик с огромным барабаном. Потом откры-ваются сразу несколько дверей, и выбегают девочки со скрипками. Они кладут скрипки на пол, рисуют мелом классики и начинают прыгать на одной ножке. Слышно, как в глубине коридора открывается ещё несколько дверей, и с диким виз-гом, поднимая облака пыли и разгоняя девчонок, проносится шабёл трубачей. Скрипки под их каблуками разлетаются в щепки. Пыль скоро оседает, и в насту-пившей тишине играет флейта. Коридор пуст. На полу валяются обломки скрипок и рваные смычки.
  
   Огороженный железной решёткой храм. У входа за ограду стоит человек с гладко выбритым мерзким лицом, в плаще и в шляпе, и строит рожи. Мимо, не об-ращая внимания на человека в плаще, проходит молодой человек с рюкзаком за спиной. Не сходя с места человек в плаще говорит гнусным голосом: Стой, буду стрелять! Молодой человек идёт к храму. Тогда человек в шляпе расстёгивает брюки, вынимает член и направляет его на молодого человека. Раздаётся выстрел. Молодой человек падает. Человек в шляпе приказывает мёртвому телу встать. Безжизненное тело отрывается от земли и зависает в воздухе. Человек в шляпе ма-шет ручкой, и мёртвое тело уплывает вон.
  
   Зал музея. Стены его увешаны лифчиками, шляпами, бритвами, зажигалками и прочим ширпотребом. По залу бродят посетители - панки, хиппи, металлисты. Некоторые снимают с себя что-нибудь и вешают на стены, другие берут экспонаты и надевают их на себя.
  
   Молодой человек поднимается по лестнице в каморку. Там сидят трое и ла-бают музон. Он, не обращая на них внимания, что-то ищет в ящиках, отпивает из подвернувшейся под руку бутылки, хватает какую-то тетрадь и уходит.
  
   Улица запружена очередями стоящими в пельменную. Несколько человек в смокингах и в дорогих пиджаках садятся на асфальт вокруг канализационного люка. Крышка отлетает в сторону. Оттуда вылезают музыканты и официанты. Музыканты во фраках, расположившись за спинами сидящих, чешут квартет Мо-царта, а официанты раскладывают на мостовой блюда и чуваки поднимают бо-калы.
  
   Пустой зал станции метро. Вдруг в самом конце появляется один человек, потом другой, и через мгновение-другое весь зал заполняется народом. Все люди идут в одну сторону. Справа и слева проносятся два длинных состава.
  
   Лязг, грохот, крики, вопли: Колбаса! Колбаса!
   Молодой человек вбегает в храм, захлопнув за собой тяжёлую дверь. Сре-жет стал глуше, но жутковатый шёпот и шарканье ног усиливается. Дико озираясь, молодой человек обходит украшенные фресками стены храма, поднимает голову и видит над собой трубу купола. Все звуки обрываются. Гробовая тишина. Он видит ЕГО.
  
   Зелёная лужайка. Шелест листвы и щебетание птиц. В изумрудной траве ле-жат молодой человек и его прекрасная дама. Ветер сдувает волосы со лба девушки. Их обнажённые тела медленно проплывают по экрану - с ног до головы. Они об-нимаются и начинают целоваться.
  
   Картина Брейгеля Охотники на снегу: один из идущих оборачивается. Его обветренное и грубое лицо с сосульками на усах приближается. Он улыбается, изо рта вырывается пар. Он смотрит с экрана в зал, потом отворачивается и идёт дальше. Далеко внизу, на замёрзшем озере гоняют шайбу и катаются на коньках.
  
   Прозрачная ночь. На автобусной остановке, освещённой жёлтыми фона-рями, неподвижно замерли несколько человек. Их взор устремлён на уходящее в ночь пустое шоссе. Старенькая, высохшая, но ещё нарядная женщина нервно бро-дит туда-сюда. Она озирается и корчит некрасивое лицо. Толстяк-пьяница раска-чивается, поблёскивая жирным пылающим лицом. На бетонных тумбах из-под щи-тов для газет, вздёрнув подбородки, стоят облепленные газетами фигуры. Вокруг них замер пипл и что-то высматривает, уткнувшись носами в коленку или зад фи-гурам. Играет таинственная музыка. Автобусная остановка уменьшается в разме-рах и, как астероид растворяется в звёздном пространстве космоса.
  
   Лето. Старый московский дворик. Бородатый дворник в фартуке и в сапогах поливает из шланга мостовую. Светит солнце. Дети шлёпают босиком по лужам, смеются и плескаются в струях воды. С высоты птичьего полёта очертания луж напоминают подсвечники, скрипки и барышень в шляпках.
  
   Зал, заполненный пожилыми людьми в пиджаках и с бумажками в руках. По стенам помещения красные развешаны транспаранты с белыми надписями ДА ЗДРАВСТВУЕТ ИВАН ДУРАК !, НАКАЗЫ ОТЦА И МАТЕРИ В ЖИЗНЬ ! и пр. На сцене перед президиумом трибуна с графином воды и микрофонами. На трибуну выходит человек. Его встречают аплодисментами. Он раскладывает бу-маги и начинает речь:
   Жил был Иван Дурак...
   Дочитав абзац, останавливается и пережидает бурные аплодисменты. Пред-седатель тренькает колокольчиком. В зале кто-то записывает. У всех на лицах вос-торг и счастье. За трибуной возвышается огромная белая статуя Ивана Дурака на печке.
  
   Вкрадчивый голос ребёнка за кадром просит:
   Папа, пойдём в зоопарк.
   Идём.
  
   Из динамиков брызнул хип-хоп, а по экрану понеслись, сменяя друг друга, куски изображения: ноги, хлопающие двери метро, лестницы переходов и эскала-торов, колёса автобусов, скейтборды, пальцы, отсчитывающие деньги и отры-вающие билеты, вращающаяся дверь при входе в зоопарк, мелькают человеческие глаза, клетка, человек в цилиндре и с тросточкой в руках ходит из угла в угол. Во-круг него ходит дед с авоськой.
  
   За богато накрытым столом сидят дамы и господа. Все блистают хорошими манерами. Но идиллия продолжается недолго. Все внезапно забывают о хороших манерах и начинают есть салат руками, пить из горла, класть ноги на стол и бро-саться пирожными.
  
   Небольшая церквушка, обложенная лесами. На куполе вместо креста серп и молот. На красном полотнище лозунг: Решения XXVII Съезда Выполним!
  
   Вечереет. Пасмурно. Огромный сарай. Компания панков проходит в дверь, идёт вдоль по коридору мимо ободранных стен и попадает в зал, уставленный ог-ромными колонками. На сцену выходят заросшие музыканты, берут в руки ин-струменты. Толпа фэнов подваливает к самой рампе и колонкам, давится и колы-шется лесом рук. Бас-гитарист что-то кричит и машет рукой. Но его слова уто-пают в криках и визгах фанатов. Тут он бьёт ладонью по струнам и мощнейший густой звуковой удар, перекрыв все крики, сметает толпу в другой конец зала. Раз-даются истошные вопли. Музыканты берут ещё один аккорд,- и стены задрожали. От третьего аккорда сарай разлетается в щепки. Сумерки и туман распарывают лучи прожекторов. Группешник рубит под открытым небом. Слушатели фанатеют, бьют друг другу морды и бросаются бутылками и зажжёнными газетами. У музы-кантов лики святых.
  
   Опять церковь. Над входом алеет транспарант: Все на выборы! Церковь заполнена людьми в пиджаках, с наколотыми на груди красными ленточками. По стенам развешаны плакаты с цитатами и лозунгами. На месте алтаря возвышается позолоченная статуя вождя воздевшего руки в вдохновенном жесте. Под ней - грубо сколоченный стол, покрытый зелёным сукном. На столе графин с водой и револьвер. Появляется гармонист в кожанке и сапогах, перетянутый ремнями , с маузером на боку. Играет Интернационал. За ним - чумазый рабочий в промас-ленной робе, с ведром и кистью. А за рабочим оборванный крестьянин в лаптях несёт над головой рабочего скрещённый серп и кувалду. Лица их серьёзны и тор-жественны. Рабочий подходит к столу, ставит грязное ведро на изумрудное сукно, вынимает из-за пазухи потрёпанную газету с закладками и начинает читать бес-связные отрывки: Глобальные проблемы человечества... говоря о международной ситуации... основной упор делается на внедрение высокопроизводительных техно-логических процессов... с политической точки зрения... в принятом постановле-ние... во многих местах... мы вправе констатировать... сложившееся положение требует безотлагательных мер...
   В перерывах гармонист наигрывает Варшавянку, Смело товарищи в ногу и нестройный хор товарищей разносится под гулкими сводами. Крестьянин тем временем размахивает серпом и кувалдой в такт песне и плачет.
   Среди этой толпы стоит парень с рюкзаком. Он медленно поднимает глаза вверх, скользя взглядом по скорбным лицам на фресках. Звук гармони куда-то пропадает и вместо него зазвучал Ричекар Нигрино. Лица на фресках смотрят с укором и с состраданием. Фрески потрескались, некоторые осыпались. Молодой человек опускает глаза и вновь заиграла бодрая гармонь.
   Рабочий откладывает газету и, принимая позу сияющей золотом статуи, за-катывает глаза и выкрикивает: Да здравствует благородное дело! Все в зале принимают подобные позы и громко орут: Ура! Рабочий берёт ведро, окунает кисть в тёмную маслянистую жидкость и проходя по залу обрызгивает ею товари-щей продолжающих скандировать Ура! По залу разносится запах машинного масла.
  
   Толстяк в галстуке, кальсонах и с кувалдой в руке идёт вдоль прилавка, на котором расставлены фарфоровые слоники и свиньи. Около некоторых он остана-вливается и немного полюбовавшись разбивает их вдребезги ударом кувалды. Смеётся, как сумасшедший, и идёт дальше.
  
   Путешественники, измождённые долгим переходом, выходят из дремучего леса на поляну и видят на ней светофор, а под ним милиционера с свистком в зу-бах. Милиционер машет палочкой, свистит, подходит к деревьям, отдаёт честь и спрашивает документы. Вокруг поют птицы и шелестит высокая трава. Ошара-шенные путешественники переглядываются и уходят в лес.
  
   Тёмная пещера. Молодой человек стоит перед светящимся изнутри зерка-лом. Из-за мерцающего стекла раздаётся голос:
   Послушай, ведь у тебя ничего нет. Тебе нечем гордится: ни богатством, ни славой, ни честно прожитой жизнью. Ты никого не любил в этой жизни, никому не был в радость, ты никому не помогал и даже никому не мешал. Ты просто был.
   Я был твоими глазами. Только и всего. Я просто смотрел. И я, а значит и ты, видел всё как есть. Ты можешь гордиться мной.
   Ну, гордость - больное чувство, и я рад, что тебе нечем гордиться. Неза-мутнённое гордостью сознание - это как нержавеющий инструмент. И всё-таки мне мало твоего созерцания. Я хочу, чтобы ты открыл глаза этому миру. Своим без-действием ты не заслужил иной участи. Иди и действуй!
   Я? Обратно туда? Опомнись! Ты посылаешь меня на смерть!
   Ну и чёрт с тобой. Герои должны умирать.
  
  Конец.
  
  
  - 15 -
  
  
  
  
  
  
   Как пошло! - сказала девушка.
   Мы вместе вышли на улицу. Шёл дождь. Её тоненькие ножки в дешёвых туфельках шлёпали по лужам. Капли, как слёзы катились по её щекам, и золотые волосы её поблекли от дождя.
  
   Oh, this rain it will continue
   through the morning as I am listening
   to the bells of the cathedral...
  
   Самое удивительное, - сказала она, - это чувство, которое испытываешь после кино. Там, в России, когда выходишь на улицу после какого-нибудь захваты-вающего и красивого фильма об американской жизни, ты испытываешь настоящее потрясение, вновь оказываясь на унылых и грязных советских улицах, среди неу-лыбающихся, недовольных жизнью людей. А здесь всё наоборот - после полутора часов созерцания совковой реальности, когда ты уже полностью свыкся с ощущением, что то, что происходит на экране и есть твоя жизнь, твоя действительность, ты вы-ходишь на улицу не то что в другом городе, а в другом мире, на другой планете. И вся эта несчастная жизнь оказывается дурным сном. Тебя опять окружают улы-бающиеся люди, чистенькие улицы и фейерверки витринных огней. И воздух во-круг пропитан свободой. И ты понимаешь, что это твоя реальность - именно такая, какой она должна быть. И ради неё не надо ходить в кино. Надо просто дышать, смотреть, смеяться и жить.
   И так странно думать, что на свете есть страна, где люди живут, как скот - вечно в грязи, вечно в недостатках, дерущихся за кусок тухлого мяса в пустых ма-газинах. Страна, где люди живут единственной надеждой, что в недалёком завтра всё будет хорошо, нужно только больше работать и расстреливать плохих людей. А завтра не наступает никогда. На место плохих людей они ставят хороших, а хо-рошие в свою очередь становятся плохими, и тот, кто вчера был бедным, сегодня становится нищим. Они зовут свою страну Страной Дураков. Они все до единого мнят себя президентами и пророками. Они все знают в какую сторону идти к свет-лому будущему и бьют друг друга в святом порыве убедить остальных в своей правоте. Но они никуда не идут. Они кричат о своих достижениях и о своей мис-сии, выполнить которую им помешали большевики, они гордо заявляют, что строят новый мир, а сами стоят на улицах и в подземных переходах в лохмотьях, с протянутой рукой, готовые продаться первому встречному, который вытащил бы их из этого болота.
   Когда вокруг тебя раскинулся этот фантастический город трудно предста-вить, что такая страна вообще существует. Она кажется бредом сумасшедшего - люди не могут так жить. И я не верю в неё, забываю её и хороню её, но я оттуда - с другого берега, я осколок этого ада, ставшего частью моей души. Я как дикая зве-рушка, родившаяся в зоопарке, меня никогда не приручить, даже если стереть все воспоминания о моей звериной жизни. Я буду просыпаться в полнолуние и плакать в неизбывной жалости ко всем моим сородичам, которые выросли и умерли там, так и не узнав свободы и не вдохнув свежего воздуха.
   Бедная, бедная Россия! Как бы я хотела, чтобы все мои друзья, все мои близкие оказались сейчас здесь в Нью Йорке. Мы бы гуляли ночи напролёт, глу-шили бы пиво в кабаках и целовались бы с неграми.
   Я сказала бы им всем:
   Вот оно наше завтра! Оно здесь! Живи и будь счастлив!
  
   Я слушал её излияния и думал, что у каждого своя судьба. У американцев одна, у русских другая. Каждому своё предназначение. Я думал, что человек не случайно рождается в той или иной стране. У него есть обязательство перед богом пройти через жизнь в месте, определённом ему с рождения. В большинстве своём так оно и получается. Люди рождаются в каком-нибудь Засранске или в Париже и , пожив сколько надо, умирают в том же Засранске и в том же Париже.
   Конечно, есть люди, которым предопределено судьбой скитаться по свету и уме-реть в чужом отечестве. Они так и делают.
   Человеку в общем-то нетрудно (если он внимательно прислушивается к себе) определить к чему склонна его душа: к странствиям или к домоседству. Он может точно почувствовать свою предрасположенность.
   Настоящая беда, когда люди не разобравшись в своих сокровенных жела-ниях, предпринимают по жизни неверные, несоответсвующие их сущности шаги; или неподвластные им обстоятельства вынуждают их к скитаниям, или напротив - к заточению.
   Так я думал, пока мы с Алей шли подальше от кинематографа Питера Брука под проливным дождём, рука в руке, в надежде поскорей добраться до какого-ни-будь сухого и тёпленького местечка, перекусить чего-нибудь горяченького и по-спать сладко-сладко, крепко обняв друг дружку. Наше внимание привлекла вы-веска с иероглифами и претенциозной надписью:
   ОБИТЕЛЬ ЛАО ЦЗЫ
   Со словами Обожаю китайскую кухню! я увлёк свою новоиспечённую, промокшую до нитки подругу внутрь небольшого ресторанчика.
   В маленьком зале было темно и пусто. Навстречу нам вы-шел высокий улыбающийся негр в кимоно:
   Добро пожаловать, дорогие гости! Моё имя Лао Цзы и моя обитель к ва-шим услугам.
   Мы подозрительно переглянулись и Аля задала ему невинный вопрос:
   А вы что - китаец?
   Ещё какой китаец! Вот уже тысячу лет китаец! - рассмеялся негр и огля-дев наши мокрые одежды, прямо-таки потребовал: - Вам нужно переодеться во что-нибудь сухое и хорошенько согреться. И ни слова перед тем, как наступит этот сладостный миг уюта и блаженства!
   Ошарашив такой высокопарной тирадой, Лао Цзы позвал слуг и они развели нас в отдельные комнаты, где мы смогли принять горячие ванны и переодеться в кимоно, выданные хозяином. После этой приятной процедуры мы опять собрались в зале ресторанчика. Для нас уже был накрыт стол с разными китайскими штуч-ками, чайными приборами и графинчиком водки, от которой, как известно, крыша едет на раз. Лао Цзы не позволил нам никаких разговоров, пока мы не покончили с последним блюдом и не пропустили по стаканчику водки. И лишь тогда он дал понять, что церемонии окончены и мы вольны делать всё, что нам вздумается.
   Я, конечно, первым делом спросил, зачем он взял себе псевдоним знамени-того китайского философа.
   А я и есть тот самый философ, - просто ответил негр.
   Но ведь вы негр, а Лао Цзы был китайцем. К тому же он умер тысячу лет назад.
   А кто вам сказал, что среди китайцев не было негров? И где вы слышали, что Лао Цзы умер? - хитро прищурился Лао Цзы. - Такие люди, как я, не умирают. Они вечны!
   Но вы так молодо выглядите! - воскликнула Аля. Негру и впрямь можно было дать не больше тридцати.
   Секрет моей молодости прост, - сказал Лао Цзы. - Живи и наслаждайся жизнью, живи и будь счастлив!
   Алёна вздрогнула. Час назад она говорила мне тоже самое.
   Никогда бы не подумал, что встречу в Нью Йорке самого Лао Цзы, та-кую же легенду, как и Иисус Христос, - не удержался я от замечания.
   Христос не легенда, - спокойно заявил Лао Цзы. - Он живёт на соседней улице напару с Джимом Моррисоном. Мы с ними вчера здорово перебрали Жигулёвского. До сих пор в голове шумит. Если тебе интересно, можно будет как-нибудь заглянуть к ним на огонёк. Я думаю они будут непрочь дать интервью лучшему журналисту Ряжского Овощевода.
   Я был поражён, так как до этого ни словом не обмолвился о своей профес-сии. Вообще Лао Цзы, несмотря на свои претензии, производил впечатление чело-века знающего всё на свете. Действительно знающего.
   В конце концов, думал я, что мне от того, что он называет себя Лао Цзы? Какая мне разница? Начать с того, что он просто гостеприимный негр, приютив-ший нас в проливной дождь, согревший и накормивший нас - первых встречных.
   Ладно, Лао Цзы, - сказал я, - давай опрокинем ещё по одной и признаемся в любви друг к другу.
   Называй меня просто Учитель, - попросил Лао Цзы и поднял стопку. - За ваше здоровье, мои родные!
  
   Мы проболтали с Учителем часа два кряду. Наконец мы заговорили о боге.
   Что такое бог и что такое человек? - спросила Алёна.
   Бог это Солнце, - ответил Учитель. - Солнце это его плоть. И у Солнца тоже есть душа, то самое Высшее Сознание , о котором все говорят, и мы частички этого Сознания. В каждом из нас живёт крохотная доля единого целого, частица сознания, принадлежащая одному Высшему Сознанию. Вот почему все люди на Земле кровные, или вернее, духовные братья. Мало того, частицы Высшего Созна-ния воплощены во всём, что окружает нас: в животных и в птицах, в деревьях и в камнях, в морских волнах и в облаках. Всё, что дышит жизнью, движением или молчанием, обладает духом, воплотившимся в материальном мире не только для того, чтобы проявить себя, но и для того, чтобы познать себя. Вспомните, сколько людей терзали себя вопросом: зачем они появились на свет, в чём смысл жизни? Почему мы рождаемся, живём, а потом умираем? А ответ прост, как палец. Все мы ощущаем себя центром Вселенной, богом, которому принадлежит мир. Так оно и есть. Каждый из нас есть бог, хозяин Вселенной. То, что мы сделаны по образу и подобию божьему не обязательно означает, что у нашего бога, как и у нас по две руки и ноги, что он бегает там по небу на четвереньках или ходит в туалет. Мы - образ и подобие божие по духу, а не по оболочке. Мы - глаза и уши бога, мы, такие разные, живущие такими разными жизнями, разделённые полами, возрастом, ра-сами и языками, климатом и мировоззрениями, мы - как пальцы одной руки, как два разных глаза одной головы. Каждый из нас живёт в своём измерении, недо-ступном для всех остальных. И это не несчастье, величайшее изобретение бога - дать каждому своему органу возможность познать мир по-своему, со своей точки зрения, чтобы опыт, пережитый каждым человеком, мог быть собран воедино и нарисовать наиболее полную и объективную картину мира. И наше предназначе-ние, смысл наших жизней в том, чтобы просто жить и смотреть, жить и чувство-вать, и познавать жизнь в рамках нашего тела. Не надо сожалеть о том, что ни один из нас никогда не узнает полной картины мира, не увидит этой восхититель-ной мозаики отдельного человеческого опыта, собранного воедино. Придёт время и все мы сольёмся со своим источником в одно целое. Мы все будем частью мо-заики и одновременно сможем увидеть её завершённой во всём её великолепие. А что будет дальше, я не знаю. Ведь я, как и вы, лишь частица, инструмент, которым бог познаёт мир. Быть может наш бог всего лишь авантюрист, склонный к путе-шествиям по Вселенной и его эксперимент с нашими жизнями направлен на поиски способа преодоления времени и пространства. И когда опыт будет накоплен, Солнце, возможно, погаснет и вспыхнет вновь в каком-нибудь отдалённом уголке Вселенной, или оно вольётся в более Высшее Сознание, созданное другими такими же созревшими, просветлёнными звёздами, как и наше Солнце. Что гадать об этом. Мы живём на этой Земле, и нам следует решать земные задачи. Каждому свою.
   Скажи, Учитель, а что такое любовь?
   Любовь - это прозрение, когда ты вдруг обнаруживаешь в другом такого же бога, как ты сам, и у тебя возникает естественное стремление слиться с ещё од-ной частичкой своей природы. Любовь может проявиться разными путями. Самым коротким - через секс. Но любовь не ограничивается сексом. Любить своих близ-ких, свой народ, свою землю, свою жизнь, самого себя - всё это любовь, которая открывает вокруг и внутри нас бога. И первое условие любви - это приятие. Прия-тие всего, что окружает нас, что происходит с нами, приятие всех, кто встречается на нашем жизненном пути. Это - Любовь.
   Когда-нибудь мы придём к тому, что все люди будут любить друг друга. Все они будут любовниками, братьями и сёстрами. Они будут доброжелательны друг к другу, потому что в любом другом человеке они будут видеть продолжение самих себя. Человек будет любить и уважать себя, и эта любовь позволит ему любить и уважать остальных людей. Никто не захочет никого убивать, никто даже не по-мыслит, чтобы кто-нибудь умер. Люди и природа будут открыты друг другу, как небо. Так что принимайте жизнь в любых её проявлениях и будьте счастливы. Мы созданы, чтобы быть счастливыми. Не забывайте об этом. Позвольте себе быть счастливыми, и вы будете ими.
  
   Лао Цзы разлил остатки водки по рюмкам и продолжил:
   Позвольте мне на прощание сказать каждому из вас нечто особенное, не-что важное, о чём вы больше всего думаете в последнее время.
   Начнём с тебя, Аля. Ты должна перестать ненавидеть свою страну и свой народ. Ни твоя страна, ни твой народ не виноваты, что они нищие, грязные, что они грубы и жестоки к тебе. Как бы ты не противилась, ты полюбишь свою ро-дину, ты полюбишь её, как тот старый заросший дворик в центре Москвы, где ты провела лучшие дни своего детства, ты полюбишь её, как реки и леса, как траву и запах деревенской избы. Ненависть испарится, как только ты проникнешься прия-тием своей родины, как она есть - пускай неустроенной, но твоей и ничьей другой. Даже здесь, на другом конце земного шара, ты слышишь в себе голос родины. От-веть её зову. ( При этих словах Лао Цзы мне неожиданно вспомнился кулацко-кол-хозный телесериал Вечный Зов, столь обожаемый поколением семидесятых, и его заглавная песня Гляжу в озёра синие...) Откажись от ненависти. попытайся понять, что Россия твоя мать, данная тебе с рождения, и какой бы плохой она не была, ты не в силах отвернуться от неё, потому что ты связана с нею больше, чем родством, между вами духовная, божественная связь, нерасторжимая никакими обстоятельствами и потрясениями. Перестань ненавидеть свою родину.
   Что касается тебя, Эндрю, твой случай гораздо сложнее. У тебя холодное сердце. Ты не знаешь глубокой любви. Пару раз ты обжёгся на безответной любви и теперь из соображений самосохранения ты не позволяешь своим возлюбленным овладеть твоей душой, не позволяешь своим чувствам пылать, как костёр. Ты сам чувствуешь, что твои любовные связи неполноценны из-за отсутствия той страсти, которая затмевает рассудок. Твой разум не замутнён, твоё сердце, как лёд. Но не всё потеряно. Любовь заснула в тебе. Но её нетрудно разбудить. И в этом тебе по-может Алёна.
   И я и Алёна густо покраснели. Лао Цзы заметил наше смущение и рассме-ялся:
   Посмотрите же друг на друга, дети мои! Вы же любите друг друга, вы же хотите друг друга. Так не прячьте же свои чувства. Не стесняйтесь. Смотрите прямо в глаза друг другу, вы увидите в них огонь, страсть и неприкрытое желание отдаться и обладать друг другом.
  
   Я уж и не помню как встретились наши губы. Помню, что я целовал Алёну, обнимая её хрупкое тело и ощущая такую неописуемую близость, какую никогда не знал раньше. Лао Цзы сидел рядом и наблюдал за нашей любовью. А мы, забыв о нём и обо всём на свете, любили друг друга прямо на полу пустого, погру-зившегося в сумерки ресторанчика. Играла заунывная, переливчатая индийская музыка. Кимоно сползло с Алиных плеч. Я искал губами её бронзовые груди, и движение наших тел ощущалось, как течение рек...
  
  - 16 -
  
  
  
   It seems that I remember
   I dreamed a thousand dreams
   We'd face the days together
   No matter what they'd bring
   A strength inside like I'd never known
   Opened the door to life and let it go
  
   Какая красивая песня ! - сказала Аля.
   Дождливая.
  
   В городе шёл дождь. Миллионеры, застигнутые врасплох на вечеринках, выплёскивали шампанское в персональные бассейны и прямо в одежде ныряли в зелёную подсвеченную воду, увлекая за собой приглашённых дам. Дождь смывал косметику с лиц проституток и гомосексуалистов. Чернокожие дети бегали боси-ком по лужам и смеялись от радости.
   К утру разбухший от дождя Гудзон затопил нижние этажи города. Это было небывалое наводнение. Никто не погиб.
  
  - 17 -
  
  
  
  
  
  
  
  LOVE STORY
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Он любил девушку по имени Иза. Полное имя её было Изабель и была она коренной француженкой. Парижанкой.
   Для русского человека Париж это больше, чем столица Франции, средото-чие культур, идей, моды. Для русского Париж - это волшебный город, мечта всех романтиков и дам с чувствительной натурой. Волшебство города сквозило в самом имени: Париж, Париж, Париж. Нечто жеманное и терпкое одновременно. Все мы мечтали съездить в Париж.
   И вот она появилась здесь, в нашем захолустном городке, где спят поезда и гуляют ветра, где жизнь замирает от стужи. Каким ветром эту изнеженную девочку занесло в самое сердце России, в самую мерзость, в город, где главной достопри-мечательностью были заводские трубы и сугробы, вырастающие до крыш?
   Она изучала русский язык и уже неплохо, правда забавно, умела говорить. Ему нравилось, что она любила употреблять слово вкусный по отношению к чему угодно, только не к еде: вкусная музыка, вкусная погода, вкусное слово. Она курила Мальборо и эти ку-клус-клановские сигареты стали и его любимыми тоже.
   Никто не помнит как они встретились, никто не помнит как они расстались, но между первым и последним осталась целая страна, которую они узнали, по ко-торой они путешествовали ночами, глядя широко распахнутыми глазами на звёзды и чувствуя их дыхание.
   Он показывал ей свой город, который под нагромождением заводов, учреж-дений и коммуналок прятал уединённые дворики, заброшенные церквушки и по-луразрушенные крепостные стены. Древний город оживал, когда он водил её по холодным и пустым улицам. Они шли рука в руке, и он всем сердцем оберегал хрупкую девушку. Она была для него, как роза из Маленького Принца.
   Когда она уехала он бросил курить, пить водку и полностью отдался своими кар-тинам, в которых сказка становилась реальностью. Ему было очень тяжело без Изы. Он не знал других женщин и не хотел знать. Друзья советовали ему завести любовницу, разрядиться, говорили, что любовь любовью, а природа требует своё, её нужно уважать. Глупые, они не знали, не понимали, что такое настоящая любовь, и что нужно мужчине, когда его любимой нет рядом.
   Он жил с мыслью об Изе, он пел её имя, и единственное, чего ему было нужно от жизни это, чтобы Иза была рядом.
   Она была для него иностранкой во всём: по паспорту, по языку, по стилю жизни и по любви, которая привязала его к ней. Каждое проявление этой любви сочилось новизной, необычностью, фантастикой. Она была девушкой со звезды.
   Однажды весной он начал писать книгу. Что-то ослепительное, как молния, пронзило его, и мир раскрылся нараспашку. Он забыл границы и страх. Его книга смыкалась с жизнью и выплескивалась в жизнь, включая в хоровод своих событий всех и вся.
   Его сочли сумасшедшим и упекли в дурдом. Там пичкали наркотиками, били, издевались, насиловали и едва не убили. Через месяц испуганная мама за-брала своего сына домой.
   Прошёл год. Иза не приезжала. Он всё меньше обращал внимания на жизнь и чувствовал, что будущего нет.
  
   Стояло самое жаркое лето. Можно было пропадать на озёрах сутками, ку-паться, варить уху, петь песни и сидеть у костра. Он закончил с отличием педин-ститут и уехал в деревню учить детей.
   Однажды он вернулся домой принять ванную. Он был один, и никто не знал, что там произошло, только через три дня его нашли мёртвым. Доктор сказал, что он подавился сухарём.
  
   А я ходил по пыльному, грохочущему городу, смотрел на охмуревших про-хожих, на суету сует и думал о нём. О том, что он уже далеко, что он наконец сво-боден и ему границы не преграды. Он летел в Париж. Только Иза никогда не уз-нает об этом.
  
  ***
  
  
   Милый, я люблю тебя
   Любимая
   Милый, милый...
   Они задыхались в объятиях и исчезали в поцелуях. Они выбежали на крышу - голые, горячие и безумные. Ветер свистел в ушах и обрывал рекламные щиты. В океан уходили белые пароходы. В небе загорались новые звёзды. У людей проре-зались крылья, они отрывались от земли и, как бабочки, улетали прочь.
   Милый...
   Земля уплыла из-под ног. Всё дальше и дальше, сжимаясь в маленький голу-бой комочек. Сначала она была похоже на глобус, потом на мячик, и вдруг, сверк-нув звёздочкой, растворилась среди жемчужных бусинок, рассыпанных по безмя-тежному полотну Вселенной.
   Они были здесь. А где они теперь, кто знает?
  
   Один радиоастроном засёк пульсацию неизвестной звезды и очень удивился, когда компьютер выдал на экран расшифровку сигнала:
   Милый, милый, милый...
  
   Fuck me! - выругнулся потрясённый астроном и ошалело уставился испы-тующим взором в глубины своего головного мозга, тщётно пытаясь найти разум-ное объяснение полученному сообщению. Потом решил, что у него опять белая горячка и с горя выбросился из окна.***
   До утра астроном наслаждался визуальным наблюдением за звёздами, что всегда благотворно сказывалось на процессе приведения его нервной системы в состояние природного равновесия. Астроном успокаивался и вспоминал, что звёзды это всего лишь мираж и их голоса не что иное, как голоса космических призраков, столь же реальных, как реальны на сегодняшний день Галилей и Ко-перник. Астроном засыпал, дрейфуя на спине по просторам своих водных владе-ний, пока его не будил молочник Сэм (добрый негр со своей историей), который отпаивал знатного учёного пастеризованным молоком и препровождал в чулан, где астроном в подражание Аристотелю забирался под шкаф и досматривал свои неординарные сны. А добрый негр Сэм благодарил бога за то, что его выгнали из школы и он не получил образования и не просыпается по утрам на старости лет в луже с искусственным подогревом.
   Ох, уж эта наука! - вздыхает добрый негр Сэм.
  
  
  ПОСЛЕСЛОВИЕ
  
  
  
  
   Такая вот история.
   А потом Хрю купил билет на белый пароход и отвёз Мяу в Нью Йорк.
   Зверушка ходила, распустив хвост среди небоскрёбов и в её широко распахнутых глазницах смешались восторг, изумление и буйное желание сцапать, слопать, об-нять коготками этот волшебный город и никому его не отдавать.
   Хрю водил Мяуню по супермаркетам, по кондитерским и парфюмерным магазинам.
   Всё, всё, всё оказалось правдой: и шоколадные люди, и шоколадные дворцы, и даже шоколадные курочки величиной с корову. О - о - о - о !!
   В одном магазине Мяу не выдержал, расплакался, как ребёнок, и заявил, что никуда отсюда не уйдёт, пока Хрю не купит ему шоколадку. Хрю похрюкал ради приличия, а потом достал из-за пазухи мешочек с монетками и сказал: Выбирай, что хочешь, глупый котёнок. Мяу подпрыгнул от радости и стал выбирать.
   Три часа он выбирал самую большую, самую толстую и самую вкусную шо-коладину. Три часа Мяуню терзали сомнения, с какой начинкой должна быть лю-бимая шоколадка зверуни: с орешками, со сливками, с мёдом или вообще без на-чинки. У Мяу даже шерсть встала дыбом от натуги. Так что уставший ждать Хрю просто взял и купил все приглянувшиеся Мяуне шоколадки .
   Чтобы всё это увезти пришлось вызвать самосвал и продавцы полчаса на-бивали кузов шоколадными курицами, коровами, котами и поросятами. Ещё столько же времени они потратили на погрузку разнообразных плиток, коробочек и пакетов с леденцами, пряниками и трюфелями. Мяу, глядя на церемонию опус-тошения кондитерского магазина, весь дрожал в предвкушении знатного пир-шества.
   Когда же Мяу увидел, сколько монет Хрю отдал за купленный шоколад, зве-рушку чуть было не хватил столбняк, потому что несмотря на то, что Мяу ничего не смыслил в деньгах, он всё-таки знал, что за одну нью-йоркскую денежку у себя на родине он мог скупить все кондитерские магазины города. Мяу так расстроился из-за Хрюшиной расточительности, что заявил, будто ему не нужны никакие шоко-ладки и пусть забирает свой самосвал. И заплакал.
   А Хрю в своей поросячей душе посмеивался над бедной зверушкой. Он знал, что у котёнка просто мозги съехали от счастья.
   Хрю залез в ближайшую лужу и стал ждать, пока Мяу оправится от потря-сения, и внутри его милой мохнатой головке установится мир и спокойствие.
   Мяу дулся-дулся, а потом забрался на крышу самого большого небоскрёба, обло-жился шоколадками и до сих пор там сидит.
   Время от времени над волшебным городом серебристым дождём разлета-ется блестящая и хрустящая фольга. Это Мяу говорит миру: Я люблю тебя, жизнь! И танцует на крыше мяукины танцы.
   А Хрю лежит себе в луже, смотрит на небо, на парящие, как птицы, фантики и думает: Глупая зверушка. Она никогда не была в Париже. А теперь и подавно не будет. Мяу дурак !
   А зачем мохнато-полосатым и хвостатым зверям в Париж ? Крокодил с ним, с Парижем. Эка невидаль !
  
  ***
  
  
  
  
  P. S. TOP SECRET ( Совершенно секретно)
  
  
  
  
  Письмо. От Мяу дяде Крокодайлу:
  
  
   Здравствуй, любимый крокодил!
   Пишу тебе по секрету от Хрю. Я сижу на крыше высоченного дома, такого высокого, что слезать страшно. Передо мной расстилается сказочный город. А внизу лежит Хрю, в самой грязной луже, конечно. Он думает, что я не хочу в Париж. Хрю - дуряк !
   Любимый мой крокодил, забери меня отсюда в Париж. Говорят, там есть Эйфелева башня, а в пузырьках с надписью ЯД продают самые чудесные духи на свете.
   Хочу в Париж !
   Целую тебя в хвост и в зубы !
   Ни слова Хрю.
   .
   0x01 graphic
  Мяу.
  
  
  
  P. P. S. Срочная телеграмма. Мяу от Крокодила:
  
  
   ПОЛЗУ. ЖДИТЕ. КРОКДЛ.
  
  
  
   P. P. P. S. Вот такие дела. И если мне лень было о чём-либо рассказывать, я всё- таки порядочный писатель и не могу обойтись без эпилога.
  
  ЭПИЛОГ
  
  
  
  
  
  
  
  
   Дядя Крокодайл приполз в Нью-Йорк и увёз Мяуню в Париж. Мяу вскоре сделался национальным достоянием и гордостью Парижа, а впоследствии стал королевой Франции.
   Дядя Крокодайл поступил на службу в подводный флот Объединённого Ко-ролевства, после чего исследовал притоки Амазонки и глубины Антарктики. Выйдя на пенсию, он открыл всемирную сеть шоколадных ресторанов, фирменным блюдом которых была точная копия дяди Крокодайла в натуральную величину, изготовленная из молочного шоколада с орешками.
   Хрю переспал во всех лужах и мусорных кучах Нью-Йорка, и наконец свя-зался с Килгором Траутом. Говорят, их часто можно увидеть вместе в нью-йоркской гавани, где они проматывают миллионы дяди Кила в компании русских матросов. Водка льётся рекой, дикие пляски и вопли оглашают окрестности, ве-селью нет предела. Слава о попойках дяди Кила и Хрю разнеслась по всему свету. Вскоре эти пьянки превратились в непрерывный фестиваль тунеядцев. Каждый уважающий себя алкоголик или бездельник считал личным долгом посетить ту-совку Килгора и Хрю в нью-йоркской гавани, которая стала меккой для отбросов человечества.
   Дядя Кил купил остров, на котором стоит статуя Свободы и застроил его барами, ночлежками, дискотеками и художественными галереями рай для нар-команов, проституток, фашистов и террористов. Здесь нашли приют все не-признанные художники мира и обыкновенные бродяги, у которых в жизни была единственная страсть любовь к свободе.
  
  
  
  Октябрь 1991 Апрель 1992
  
  
   * Терпеть не мог этого Ватсона.(прим.пер.)
   ** Сальный намёк на Й.Ону, которая помимо родства со знаменитым артистом прославилась постановкой фильма, где зритель на протяжение целого часа может лицезреть различные голые задницы.
   *** К сведению Общества защиты астрономов (сокр. ОЗА).Это было уже не первое открытие данного астронома, который будучи человеком учёным последние двадцать лет селился исключительно в особняках оборудованных не более как единственным этажом и окружёнными по периметру неглубоким водоёмом с искусственным подогревом.
  
  
  
  
   15
  
  
  
  
   Терпеть не мог этого Ватсона(прим.пер.)
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"