Сверху и со всех остальных сторон гнездо надежно скрывали разлапистые ветки старых араукарий, такие низкие, что Зула с трудом поместилась под ними, обломав несколько веток, но эти неудобства того стоили. Зато сквозь кружевную хвою сюда прекрасно проникали солнечные лучи, а невдалеке сверкало маленькое болотце - детям понадобится хорошенько прогретая вода со множеством вкусных и питательных личинок насекомых, сочная болотная трава и гладкие камешки, чтобы измельчить пищу в желудке.

Кажется, на этот раз молодая мать учла все свои ошибки и позаботилась о будущем потомстве так, как и должна заботиться хорошая и любящая родительница.

Это уже третья кладка за короткий промежуток времени - две первые погибли из-за ее неопытности: в первый раз она выбрала неудачное место и яйца тут же атаковали крылатые существа, камнем слетевшие с неба целой стаей, а во второй раз легкомысленная самка не потрудилась накидать сверху сухих веток и мха - зародыши высохли внутри яиц под палящим солнцем.

Беспокойным взглядом Зула окинула в последний раз свою кладку, осторожно и бережно присыпала ее теплой и влажной землей, вперемешку с мхом и сухими стеблями хвоща и бамбука, помогая себе длинными когтями задних ног.

Вековая араукария с готовностью прикрыла гнездо широкой зеленой лапой, а легкий ветерок заиграв в ее ветвях, успокаивающе прошептал Зуле слова ободрения:

"Ступай спокойно, мы приглядим, скроем, замаскируем, не волнуйся за них!"

Обессиленная самка диплодока поверила добрым обещаниям, оглянулась в последний раз на огромное дерево, кивнула, в знак своей благодарности и отправилась догонять основное стадо.

Передвигаясь в одиночку, ослабевшая, она была сейчас уязвима для хищников, как никогда, поэтому Зула не тратила драгоценное время на еду, в которой остро нуждалась, а шла, вытянув длинную шею параллельно земле и удерживая равновесие гибким хвостом, который извивался при движении. Время от времени, над папоротниками раздавались сухие грозные щелчки - это было предупреждение для всех, кто решит полакомиться одинокой самкой диплодока. Даже в таком состоянии: голодная и измученная долгой кладкой Зула могла убить одним движением мощного хвоста, распоров заостренным костяным кончиком толстую шкуру нападавшего, но вот сразу с несколькими охотниками она ничего поделать не смогла бы, и поэтому ей надо было поторопиться под защиту стада.

Мерно покачивая головой, Зула успевала срывать попадавшиеся на пути особо сочные стебли молодого бамбука, острые веточки хвощей и широкие веерообразные листики гинко, которых полно разрослось кругом, камешки в ее желудке проворачивали проглоченную пищу, но эти крохи не могли насытить ее - чтобы полностью восстановить силы ей нужно было остановиться и сосредоточиться на еде, а не хватать на ходу.

Немного беспокоил глухой гул в воздухе, словно где-то вдалеке гремела сильная гроза, но никакие разряды не пронзали ясное небо, и Зула перестала обращать внимание на странный шум, на вибрацию земли под ногами - в мире постоянно что-то происходит, наверное, снова какая-нибудь гора выплеснула в небо тучи пепла, а может, в болоте забил подземный источник черной тягучей жидкости, которая отравляла воду и не смывалась с кожи. Попасть в такое место - значит медленно погибнуть от голода или задохнуться. Все это сплошь и рядом происходило вокруг нее.

Наконец, впереди показались могучие шеи сородичей. Главная самка Аха выбрала для кормежки пышный уголок заболоченного леса, где гинко разрослись особенно буйно, молодые араукарии и высокие саговники создавали приятную прохладу, их мелкая хвоя и нежные листочки легко усваивалась в необъятных желудках диплодоков, а в неглубоких лужицах мелких болот вместе с водой можно было ухватить рачков, поймать зазевавшуюся стрекозу или длинную многоножку, не брезговали и жесткими моллюсками, проглатывая их вместе с раковиной - камешки в желудке перемолотят любую еду, нужно только своевременно пополнять их запас и, как раз, в таких болотцах небольших гладких камней можно найти в любом количестве.

Пропитание - ответственное занятие и к нему стоило подходить со всей серьезностью.

Сородичи Зулы разбрелись по щедрым зарослям и деловито набивали себе желудки всем, что попадалось под руку, то есть под зубы.

Аха неторопливо и с методичным достоинством объедала самое большое дерево гинко, под ее челюстями не могли устоять тонкие стебли, старая самка отрывала их целыми ветками, оголив один ствол, переходила к другому буйно зеленеющему деревцу, отгоняя других сородичей от приглянувшихся мест.

Заслышав резкий окрик главной самки, остальные диплодоки поспешно освобождали для нее облюбованный участок зарослей и перемещались в другое место, обрывая более низкие ветки, а иногда и выворачивая из влажной податливой почвы целые деревца. Чего там церемониться? День слишком короток, чтобы успеть насытить огромный организм, поэтому диплодоки особенно не привередничали.

Зула остановилась поодаль от основного стада и вытянула длинную шею: на самой верхушке дерева всегда самые вкусные и сочные листья, мягкая хвоя и тонкие ветки - для того диплодокам и дана такая шея, чтобы захватывать лучшую еду, а нижние жесткие ветки пусть обгладывают более мелкие животные, которые вечно путаются под ногами.

Назойливым насекомым, которые целыми тучами носились над стадом, диплодоки благосклонно оставляли большие дымящиеся лепешки своего помета - многочисленным навозным жукам, мухам, муравьям, многоножкам, термитам, а также и летающим падальщикам было чем поживиться рядом с их выпасом.

Молодая самка торопилась, заглатывая еду - такая уж у нее нелегкая судьба - если не поспешить более старшие тетки запросто могут прогнать ее, а получить хвостом по боку никак не хотелось. С возрастом Зула становилась умнее, а после того, как зажил ее последний шрам, оставленный одной из родственниц, молодая самка отходила в сторону при одном только приближении другого сородича.

В стаде царила жесткая дисциплина: вожаком считался старый и бывалый самец Фарго, хотя все прекрасно знали, что это лишь видимость - на самом деле всем заправляла Аха, и каждое ее движение головой или хвостом имело неоспоримое значение. Именно она выбирала места, где все стадо паслось сутки напролет, прежде чем отправиться на отдых к воде, а Фарго лишь следил за приближением хищников, именно Аха принимала решение оставить или прогнать молодняк, прибивающийся из леса, тогда как Фарго лениво и равнодушно отворачивался от маленьких диплодоков к пышным веткам араукарий, но зато приближение хищников Фарго замечал издалека и немедленно издавал самый свирепый трубный крик, отгоняя непрошенных гостей, на его крутых боках постоянно заживали глубокие шрамы, оставленные когтями противников, а под ударами могучего хвоста погиб не один десяток наглых любителей свежего мяса.

В свое время именно старая самка решила оставить Зулу в стаде, но прежде чем та постигла все тонкости поведения подростков ее возраста в большой семье, была неоднократно бита и самой Ахой, и другими диплодоками - такова жизнь у тех, кто стоит на самой низшей ступеньке иерархической лестницы. Стоило ей приблизиться к какому-нибудь кустику гинко попышней, как неласковые тетушки, насмешливо фыркая, отгоняли ее прочь. Нашлась тут!

До сих пор Зула оставалась самой бесправной самкой в стаде, и то, что в этом году Фарго внезапно проявил к ней интерес только ухудшило ее и без того незавидное положение. От ударов могучей шеей Ахи у молодой самки долго болели все ребра - главная предупреждала не разевать рот на ее самца - свое положение матриарха она не намерена была уступать никому, а уж тем более самой молодой самке в стаде, всего несколько лет назад прибившейся из леса.

Многочисленные родичи старались показать Ахе свою преданность и при каждой встрече с Зулой нарочно задевали ее необъятными боками или схлестывались шеями, а стоило ей приблизиться к деревьям - пронзительно кричали, прогоняя, хотя сами паслись у более высоких и питательных ветвей.

Молодая самка покорно отходила, вырывала более жесткие, хотя и молодые стебли бамбука, ощипывала мох под ногами, находила мелких ползучих насекомых и старалась не попадаться Ахе на глаза. Фарго ее не прогонял, но Зула сама от него шарахалась в сторону, знала, что старая самка не оставит такие вещи безнаказанными - ее бесили постоянные измены и соперницам доставалось по первое число.

Лучше всего было находиться в некотором отдалении от стада, видеть сородичей, а самой оставаться незамеченной, так было спокойней, но не безопасней - по пятам за стадом следовали хищники и нужно было проявлять всяческую осторожность и бдительность.

Зула оторвалась от еды: что-то вокруг нее было не так. Машинально оторвав большую ветку от араукарии, она осмотрелась и замерла, не понимая увиденное: прямо на нее по ярко-синему небу катился огромный сверкающий сгусток. Обеспокоившись происходящим, любопытная самка диплодока выронила изо рта еду, но тут же, спохватившись, оторвала еще одну ветку и снова подняла голову - ослепительный шар, зловеще пульсируя черно-красным цветом, испуская яркие желтые клочья во все стороны, промчался высоко над головой Зулы, оставив за собой широкий белый след.

Вслед за ним по всему лесу, по небу, по земле и болотцам прокатился страшный раскат грома. Глупой молодой самке диплодока, видевшей в своей короткой жизни не одну грозу, показалось, что мир вокруг нее раскололся, рассыпался в мелкие брызги, как будто она оказалась возле огромного водопада, где от грохота падающей воды ничего не слышно, а в воздухе висит постоянный туман, оседающий на коже крупными каплями.

Инстинкт велел ей замереть, пока не ушла опасность, так она поступала в далеком детстве - хищники видели только движение жертвы, и Зула выжила, потому что была осторожной - так поступила она и сейчас, замерла огромной серой глыбой рядом с недоеденной араукарией. Инстинкт никогда ее не подводил, из всех безвыходных ситуаций он всегда находил нужный, единственно правильный выход, она всегда доверяла ему безраздельно, но сегодня он ей не помог.

"Замри!" - был его приказ своей подопечной, и она замерла, ни секунды не раздумывая.

Стоило Зуле застыть с веткой во рту, которую она так и не успела проглотить, как был получен новый приказ, прямо противоположный первому:

"Беги!"

Такие же приказы получили и остальные члены стада: диплодоки оторвались от еды - а это происходило лишь в самых крайних случаях. Сородичи Зулы вытянули шеи и хвосты, приготовившись к перемене места кормежки - так велел им инстинкт самосохранения, а с ним не поспоришь.

Сердитый протяжный крик одной из своих теток заставил молодую самку заметаться возле кустов гинко: нужно освободить дорогу стаду, иначе ей не поздоровится, получить очередные пинки и болезненные удары хвостом по боку от недовольных родственниц совершенно не хотелось.

В кровавых порезах любили откладывать яйца осы-паразиты, после этого ранки на коже долго заживали и любое прикосновение к ним причиняло нестерпимую боль, до тех пор, пока из всех личинок не вылуплялись молодые особи или пока их не выклевывали мелкие летающие твари, которые повсюду сопровождают стада диплодоков. Зула рванула напролом через колючие кусты - лучше переждать в сторонке.

От тяжелой поступи идущего стада сотрясалась земля, вверх поднимались целые тучи пыли, стайки перепуганных блестящих стрекоз бросались врассыпную, разбегались мелкие животные, опасаясь быть раздавленными, с деревьев срывались сухие ветки, из луж и болотцев выплескивалась вода.

Обычно при передвижении стада на новое место, над ним гомонили шумные и отвратительные летающие птерозавры с длинными клювами - диплодоки пугали мелкую живность, а эти зубастые твари кидались сверху на улепетывающие комочки, но сегодня все шло неправильно: стаи крылатых существ не обращали внимание на движение потенциальной пищи, они сами куда-то устремились, прочь от насиженных гор, где обожали гнездиться по теплым склонам.

Переждав за высокими кустами, когда пройдет очередная тетушка, Зула пристроилась в хвосте сородичей, самой последней, как делала это всегда - подальше от непредсказуемого темперамента Фарго, который вел стадо, и в стороне от вечно недовольной и скорой на расправу Ахи.

Еще один оглушительный грохот сотряс воздух и на несколько минут Зула потеряла возможность видеть - настолько ярким был свет, словно в небе вспыхнули одновременно три светила, ураганный ветер с треском валил деревья, взметал вверх и нес над головами тонны сломанных веток, пыль, сорванный с почвы мох и даже мелкие камни.

Поток воздуха толкал в бока не хуже родичей, и ослепшая Зула вначале решила, что на нее накинулось все стадо: от резкого удара по ребрам она едва не завалилась на бок, и снова приняла помощь инстинкта, несмотря на то, что в прошлый раз он не справился с ее спасением.

Повинуясь ему, молодая самка диплодока развернулась к опасности единственным своим оружием - хвостом, но все ее яростные удары, способные свалить и рассечь чуть ли не пополам любое, более мелкое животное пропали попусту - позади нее никого не было, а непреодолимая сила толкала ее вперед, и Зуле пришлось быстрее переставлять ноги, чтобы удержаться на них.

Пройдя вперед несколько шагов, она затопталась на месте: куда идти было непонятно, открыть глаза на яркий свет невозможно, вслушиваясь в рев урагана, Зула поняла в какой стороне стадо и почти совсем уже повернулась, но тут земля вздыбилась под ней, словно волна на озере и, как пушинку откинула ее назад. Еле-еле удержавшись на ногах, она подняла голову, чтобы осмотреться и тут же опустила ее ближе к земле, настолько горячим оказался воздух наверху.

Крики сородичей заставили ее открыть глаза, но открыв их, она замерла, как при самой страшной опасности, собственно, так оно и было - впереди черной нескончаемой пропастью зиял глубокий провал в земле - раскол или трещина, и оттуда до молодой напуганной самки доносились отчаянные крики сородичей полные боли и смертельного ужаса.

Подходить к разлому было страшно, но Зула подошла насколько это было возможно, чтобы не свалиться туда самой. На огромной глубине образовавшейся пропасти, разделившей саванну пополам, барахтались ее сородичи. Некоторые были еще живы и пытались подняться на ноги, тянули вверх длинные шеи, взрывали когтями, подсекали хвостами твердый грунт на склонах обрыва и протяжно кричали, чувствуя скорую гибель.

Зула неуверенно позвала Аху, но та ей не ответила, скорей всего Аха и Фарго погибли первыми, первыми и свалившись на дно разлома, остальные диплодоки задавили их тяжестью своего чудовищного веса, падая на них сверху. Зула видела обезумевшие глаза своих теток и не могла им помочь, только звала: протяжно и неуверенно - ей отвечали голоса, полные безысходной обреченности.

Наконец, отчаянные усилия одного из родственников Зулы завершили эту трагедию: подрытый изнутри, огромный пласт тяжелого грунта обрушился сверху, похоронив под собой целое стадо диплодоков. Наступила тишина. Некоторое время влажная и рыхлая земля шевелилась далеко внизу, но вскоре все улеглось.

Беспомощно переступив ногами, Зула протяжным жалобным криком позвала старших, в голос она вложила столько почтения и покорности, сколько смогла, отойти от края пропасти она не решалась: а вдруг, вот сейчас, кто-то из них вылезет наружу! Опустив голову к самому краю, она звала и звала хоть кого-нибудь из большой семьи. Она согласна была послушно терпеть приставания Фарго, безропотно сносить побои Ахи, позволила бы своим теткам отогнать ее на самый край леса - только бы не оставаться одной.

Устав звать, она поняла, что ей никто не ответит и, еще, Зула почувствовала, как голодна. В последний раз посмотрев в пропасть, выбитая из колеи самка отошла от нее и повернула назад, к рощице, где паслась сегодня утром.

Зула не знала, как выбирать богатое пастбище, такие важные вопросы всегда решала Аха - мудрая старая матриарх стада, и молодая самка решила остаток дня провести на старом месте, а после уйти к озеру, немного поспать: отдыхают диплодоки в воде, там им удобнее передвигать тяжелое и неуклюжее тело, легче ложиться и легче подниматься на ноги.

Никто не мешал Зуле пастись, но по привычке она все равно спешила, торопясь, срывала ветки с уцелевших деревьев, ощипывала хвою, откусывала тонкие стебли тростника, заглатывала все, до чего могла дотянуться, помогая себе ногами, выворачивала тонкие деревца из земли, ломала толстые стебли и впервые в жизни наелась до отвала. Аппетита ее не убавило пережитое происшествие со стадом, не напугал гром от проснувшихся двух вулканов, но, уже лежа в воде, Зула еще раз позвала своих сородичей, просто так, на всякий случай - откликнулись ей лишь ночные хищники из леса, по которому прошелся ураган и многих из них лишил убежища и крова. В воду они не совались и Зула смогла выспаться.

Следующее утро принесло новые перемены: во-первых, куда-то ушла почти вся вода, пришлось выбираться из грязи, едва ополоснув брюхо; во-вторых, две горы, проснувшиеся совсем рядом с местом обитания молодой самки, уже пугали своей активностью и несмолкающим грохотом. Бывшее вчера таким ясным небо сегодня заволокло грозовыми тучами и тучами пепла, горы плевались огнем, кипящая лава уже стекала по склонам, разбрасывая вокруг себя смертоносные брызги, и стекала как раз в озерцо, где так любили плескаться диплодоки, вода нагревалась, воздух наполнялся тошнотворным запахом сероводорода - еще немного и Зула оказалась бы ловушке.

Все эти напасти свалились на ее голову так некстати и так не вовремя, надо было уходить, но желудок настойчиво требовал еды, и молодая самка пребывала в растерянности: если своевременно не насытить организм - он может подвести ее в самый неподходящий момент, а именно сейчас ей никак нельзя расслабляться.

Чтобы выжить надо быть сильной - а значит нужно поесть.

Зула вернулась в старую рощу гинко, но здесь уже нечего было оставаться - все деревья объедены, вывернуты с корнями, растоптаны, да еще часть их была повалена вчерашним ураганом, а увядшие листья молодая самка не особенно любила. Нужно было пройти к следующим, совсем молодым и невысоким деревцам, и тут уж раздумывать не приходилось.

Молодую поросль гинко Зула быстро объела до корней, оставив голые прутики, и направилась к опушке чужого леса, глубоко заходить она не собиралась: диплодоки ценили простор, при их размерах было трудно передвигаться среди густо растущих толстых стволов вековых деревьев, но подкрепиться у края вполне возможно.

Осторожное и почтительное покряхтывание сзади настигло ее, когда она только-только приступила к еде. Оно удивило ее: голова на длинной шее метнулась назад, хвост невольно щелкнул в воздухе, отгоняя непрошенных гостей.

Угрожающее движение вызвало новую серию писков - на безопасном расстоянии от Зулы стояли трое подростков-диплодоков, выбравшихся из леса, они уже были не такие малыши, чтобы их скрыли листья папоротников, но и не выросли еще достаточно, чтобы пастись самостоятельно, не опасаясь хищников. Почуяв другого диплодока, подростки выбрались из укрытия огромных листьев, предположив, что рядом проходит стадо и надеясь прибиться к нему - им нужно была защита.

Они почтительно наклонили шеи и хвосты к земле, показывая свою покорность старшей самке и позволяли себе лишь уважительно кряхтеть, таким образом они выпрашивали позволения остаться с ней.

Только их ей и не хватало!

Зула молча принимала решение, машинально откусывая пышные ветки: когда-то она сама так же выскочила из леса, прямо под ноги Ахе и та милостиво позволила ей остаться в стаде, но сейчас Зула одна - как она их защитит?! Ей и самой с трудом удается найти необходимое пропитание, так что пусть эти подростки ищут стадо - там их примут, а вот ее, молодую одинокую самку диплодоки-самцы могут запросто убить, ведь на ней остался запах клана Фарго.

Зула сделала предупреждающий шаг в сторону детенышей и постаралась, чтобы голос прозвучал так же, как голос Ахи - свирепо и грозно:

"Убирайтесь!"

Детеныши отступили, так и не подняв шеи, все еще надеялись на ее благосклонность и снова закряхтели издалека. Зула угрожающе топнула передними ногами, подняв целое облако пыли и листьев, когтями задних ног взрыла пласт красной почвы, откинув ее далеко назад. Грозный трубный крик прозвучал, пожалуй, ничуть не хуже, чем у Ахи.

Подростки отошли за кусты и принялись ощипывать нижние ветки, полуобглоданные другими животными, к взрослой самке больше не приближались, но и не уходили - они приблизятся к ней еще пару раз и только после этого уйдут окончательно. Если она не передумает, конечно.

Зула отвернулась от них и сосредоточилась на еде, постепенно она продвигалась вперед вдоль кромки леса, оставляя за собой вывернутые с корнем сломанные деревья, голые скелеты бывших араукарий, гинко, поваленные стволы саго, которые уже успела затоптать.

Можно было остаться и здесь, но совсем недалеко, за небольшим болотом шумела под легким ветром прекрасная пышная рощица, достаточно большая, чтобы удовлетворить потребности взрослого диплодока в еде, а пологий спуск открывал широкий и свободный подход к большому водоему - отличное местечко для отдыха.

Не торопясь, молодая самка отправилась исследовать незнакомые территории: над влажной почвой болотистой местности воздух взрывался миллионами летающих насекомых - трещал, жужжал, звенел.

Серебристыми стайками носились над водой стрекозы, тучи мух собирались в плотный злобно зудящий комок и такими бандитскими ордами набрасывались на все, что проходило или проползало по красноватой почве, за ними, крутя лопастью хвоста, гонялись мелкие летающие создания, которые без устали их ловили - можно сказать, паслись в воздухе, как паслась Зула в рощицах араукарий.

Однако, мухи и осы сегодня уж слишком докучали медлительной самке диплодока, ей приходилось время от времени резко мотать головой, сгоняя с морды обнаглевших насекомых, она терлась и чесалась о стволы саго, избавляясь от беспокоящих кровососущих клопов и походя ломала высокие деревья силой своего веса. Оставленные ею по пути следования лепешки помета тут же скрывались под полчищами навозных жуков, гудящих стай навозных мух, как ценный питательный продукт.

В небольшом болотце, уютно расположившимся среди саванны, еще вчера Зула могла бы нарыть носом на теплом мелководье рачков и улиток, но сегодня середина водоема булькала черным маслянистым фонтаном, тяжелая смолистая масса уже удерживала в своем плену неосторожного хищника. Липкая густая масса постепенно застывала коркой на его теле, не выпуская из прочного захвата, а тяжесть собственного тела погружала в трясину асфальтовой жижи. Зула уже знала, как опасны такие места и благоразумно не стала подходить.

Сверху на беспомощное животное радостно спикировали два летающих любителя легкой добычи, бестолковых и жадных. Не принимая во внимания то, что жертва пока была жива, зубастые пасти вырывали из нее куски свежего мяса - над саванной летал рев обезумевшего от боли и отчаянной беспомощности сильного зверя, а липкие, клейкие капли жидкого асфальта облепили ноги крылатых падальщиков и принимались за перья.

Скоро незадачливые охотники поймут свою ошибку, но взлететь уже не смогут - все трое были обречены на медленную смерть от удушья в глубине вонючей черной массы.

Зулу их крики не тронули, скользнув равнодушным взглядом на глупцов, которые сами себе устроили ловушку, она продолжила путь. Ее не остановил хруст костей какой-то зазевавшейся твари, не успевшей вовремя уступить ей дорогу. Над саванной раздавались резкие сухие щелчки ее хвоста - предупреждение врагам - да, она одинока, но пусть они все подумают, как следует, прежде чем напасть на такую громадину.

Оглянувшись, чтобы проверить насколько ее тыл в безопасности, Зула увидела надоевших подростков - они сразу же замерли и опустили длинные шеи к земле, принимая позу покорности перед старшими, больше ничем они не могли себя обезопасить перед взрослой самкой. Детеныши признавали ее за главную, за матриарха и следовали за ней, как за целым стадом.

Сейчас Зула была сыта и благодушна, поэтому после некоторых колебаний они издала негромкий короткий призыв:

"Ладно уж, что с вами поделать, оставайтесь".

Подростки благодарно склоняли длинные шеи - они нашли свою защитницу, а Зула приобрела собственное стадо, о чем еще вчера утром и мечтать не могла.

Старая вековая араукария чудом уцелела во время прохождения ударной волны от упавшего метеорита, но над гнездом, с такой любовью устроенной Зулой под хвойными лапами, долго гулял горячий воздух, сменявшийся холодным.

Скорлупа яиц обязана была защитить зародышей - эта функция ждала своего часа с незапамятных времен, и теперь медленно пробуждалась в хитроумных переплетениях спиралей основного носителя генетического кода, отвечающего за воспроизводство вида диплодоков.

Детеныши не должны пострадать от перемены климата, не должны замерзнуть, и, хоть температура воздуха понизилась незначительно, защитные процессы включились в работу. Из глубин, никому не видимых и не ведомых, получен приказ и послушные клетки кинулись его исполнять: зародыши развивались, а скорлупа наращивала слой за слоем, не забывая оставлять поры - малыши не должны задохнуться.

Маленький комочек сладко потянулся, если так можно выразиться - мышцы маленького диплодока попеременно напряглись и расслабились, проверяя готовность тела к выходу во внешний мир. Питательной жидкости в яйце практически не осталось, а значит, пришла пора покинуть его и попробовать на зуб новую пищу. Крошечный диплодок Кава знал, что не увидит свою мать, но все же хотел, чтобы мама полюбовалась на него: какой он красивый и сильный, он сумел опередить своих сестер и братьев и готовился первым из них увидеть свет. Кава довольно пискнул прямо в коленки, куда упиралась голова, и решил, что пора!

Твердой налобной костью он попробовал разбить скорлупку своего уютного и теплого яйца - ничего не вышло - просто надо было нажать посильнее. Детеныш напряг все свои силы и стукнул изнутри - скорлупа не поддавалась его усилиям. Кава пытался раз за разом, пока не устал и не начал задыхаться: ему хотелось распрямить спину, вытянуть шею и хвост, глотнуть свежего воздуха, но скорлупа не выпускала его на свободу.

"Мама!" - крикнул Кава. Больше звать ему было некого.

Детеныш умолк, а рядом, со всех сторон вокруг него, раздавались точно такие же крики - его братья и сестрички тоже не могли выбраться, чтобы познакомиться друг с другом и вместе побежать под защиту высоких, плотных листьев папоротников.

Измученный Кава обреченно уложил голову на колени.

До глобального катаклизма было еще далеко, но вымирание диплодоков уже началось.