В одном городском переулке, Окно грустно смотрело на прохожих. Оно заглядывало в глаза каждому, кто проходил мимо, а люди не видели его. Им трудно немного поднять головы, совсем чуть-чуть, даже не к небесам, а всего лишь ко второму этажу старого московского дома. Они проносятся мимо, утром не выспавшиеся, вечером уставшие и никогда не смотрят друг другу в глаза, тем более в старые мутные стекла грустного Окна. А оно всегда хотело поделиться своими историями, рассказать о сложных и сломанных судьбах, о счастье, напеть музыку, некогда разливавшуюся из него на тротуар, музыку доброго приятеля Рояля, стоявшего посреди комнаты и покрытого слоем пыли. Как давно оно не звенело от детского смеха, не скрипело створками, дыша весной, не блестело чистотой в лучах пасхального яркого солнца, давно не загоралось вечерним светом, тая уют и умиротворенье... Уже много лет потухшее Окно грустит о прошлом и все заглядывает и заглядывает прохожим в глаза, а те, бегут, не замечая. Когда-то люди поднимали головы и с любопытством, чинно прогуливаясь по тротуарам, смотрели в оконные глаза, они всматривались в душу домов. Сквозь прозрачный тюль старались разглядеть названия книг и картины на стенах, заброшенные старые вещицы на шкафах, прислушивались к звону чашек и разговорам домочадцев. Когда-то людям были интересны люди. Как много можно понять друг о друге, не проникая внутрь, а лишь подсмотрев сквозь прозрачную завесу, увидеть не то, что выставляют напоказ. Любопытство ради любопытства и проницательность совсем не для того, чтобы проникнуть и украсть, лишь для того, чтобы узнать и проникнуться чужой судьбой и участью...
Когда-то за Окном кипела жизнь, тогда оно светилось молодыми, блестяще выкрашенными рамами и преломляющими в радугу солнечный свет стеклами. Там жил художник и у Окна стоял мольберт, с утра он взмахом кисти клал мазки на холст, на полотне появлялись точные объемные изображения, расставленных на широком подоконнике предметов. Букет сирени или натюрморт, хрустальный шар в красиво преломляющемся свете. А к вечеру, художник аккуратно складывал палитру и кисти, снимал уже готовую картину с мольберта, разворачивал ее к Окну и в сумерках они весте любовались работой. Однажды, когда в соседних Окнах давно уже потух свет, в доме художника томно горела лампада, и было понятно, что ночью ему не до сна, ведь юная муза его посетила сегодня. Он усадил ее нагую у Окна, слегка был виден только полупрофиль, глаза устремлены куда-то вдаль, а в стеклах лишь их отражение. Когда художник закончил писать, комната была уже озарена утренним солнцем, на подоконнике спала девушка, заботливо укрытая простыней, а на холсте лежала муза, идеальная в своих очертаниях. Казалось, каждая линия нарисована не краской, а любовью, небрежно собранные локоны, приопущенные веки, задумчивая грустная улыбка, немного острые плечи, хрупкие запястья, плавный изгиб талии и бедер. Она смотрела в пустые Окна соседних домов, погруженная в молчаливое раздумье, а на нее глядело ее прекрасное отражение: глубокие уставшие глаза, молодая грудь, приподнятая к луне, чувственный живот, немного согнутые в коленях стройные ноги. Утончённые черты отражались в зеркальных стеклах, и складывалось ощущение, что картину рисовали два художника, один изображал её прозрачную чистую душу, а второй идеальное тело...
Любовь и искусство не всегда губительны для гениев, художник, благодаря своей картине получил известность и признание, он написал еще много прекрасных работ, но уже у других окон...
Спустя немного времени Окно закрыли темные тяжелые портьеры, там поселился некий дипломат с роскошной и изысканной супругой. И с ними вместе переехала кошка, похоже, что у них она была хозяйкой. От чрезмерной ласки и любви, пряталась за плотный занавес, и целыми днями сидела там, на Окне, ладненько поджав под себя лапки, она смотрела вниз на прохожих и будто хотела рассказать им свою историю...
Да, пожалуй, я одно из самых совершенных и грациозных созданий на этой земле, говорила она. Я очень гармонична и красива, игрива, ленива, ласкова и весьма непредсказуема. Но это не то, что нужно описывать... Главное, я самое мудрое существо, но до сих пор об этом никто не знал, возможно, все догадывались, но теперь, вы узнаете об этом наверняка!
Кто знает, какие мысли приходят мне в голову, когда я занята собой. Возможно, в моменты уединения мне открываются все тайны мироздания и невероятные глубины знаний. Однажды поняла, что я - маленькая модель вселенной, и перестала искать ответы вокруг себя, я и есть та самая истина. Она заключена внутри меня, нужно лишь разобрать тончайшее устройство моего существа...
А пока я увлечена своей персоной, всем вокруг становлюсь интересна я. Вы умиляетесь, удивляетесь, улыбаетесь, а я равнодушна к вам настолько же, насколько вы равнодушны сами к себе. Я стремлюсь находиться лишь с самыми полноценными и самодостаточными личностями. Нравится наблюдать, как вы занимаетесь глупыми, бесполезными делами с совершенно серьезным видом, ворчите на остальных, чтобы не тревожили... Я заберусь повыше, и буду сначала издали наблюдать за вашими серьезными лицами, сосредоточенными действиями, глубокими мыслями, а потом, подберусь поближе и постараюсь отвлечь, немного ненавязчиво, чтобы слегка привлечь к себе внимание. Затем, я ласково начну мешать, вы обязательно бросите свое срочное дело, потому что нет ничего и никого важнее меня. Самая большая радость - когда я нахожусь рядом. Вы всегда улыбаетесь, чувствуете уют и умиротворение. Конечно, это великая награда и ее нужно заслужить. Баловать я не буду, уйду, вдоволь насытившись лаской и любовью.
Меня не устает удивлять странное и затейливое устройство собственного существа и окружающего мира. Моя жизнь - очень честный грех, добро с острыми клыками, смертельный риск и девять жизней. В древности женщины, обладавшие магической силой, могли принять мой облик девять раз. У меня нет имени, потому что я никому не принадлежу, и никто не зовет меня, я гуляю сама по себе. Я путешественница и авантюристка.
Если я явилась кому-либо во сне, то стоит бояться и остерегаться заклятых врагов. Мой образ во сне не к добру, да и мои сны не всегда добры ко мне, ведь даже у такой как я есть свои страхи и тайные повторяющиеся кошмары. Но чаще снятся радужные сны о прекрасной долине в восточной дельте реки Нила, о чудном древнем городе Тель-Баста, где живут мои Боги. Там царство богини Бастет, покровительницы радости и веселья, ее храмы ослепляют своим блеском и красотой и у их ворот стоят могучие стражи. Там родилась моя холодная душа под ярким солнцем египетского бога Ра. Там начинается великий путь познания. Путь счастья, который заключается в свободе от всего земного, от любых привязанностей, невозмутимости сознания и созерцательном бытие...
Кошка мирно дремала, лежа на подоконнике, грезила в своих кошачьих снах, а по ту сторону занавеса честный дипломат однажды разоблачил свою неверную супругу. В доме долго раздавался звон разбивающейся посуды. Из-за людской злости и несдержанности часто случаются беды, в тот день вся тяжесть гнева обрушилась увесистым предметом на оконное стекло. Осколки тихого семейного счастья посыпались в разные стороны. Испуганная кошка, обезумев от происходящего, выпрыгнула из Окна, использовав одну из своих девяти жизней и отправилась на встречу свободе и приключениям.
Собрав все вещи, включая пыльные портьеры, жильцы разъехались и редко вспоминали друг о друге, все чаще о любимой кошке, которую им даже не пришлось делить. А в комнату сквозь разбитое Окно ворвался свежий ветер, он выветрил тяжелый запах дорогих духов и несколько недель по подоконнику стучал холодный осенний дождик, смывая острые осколки.
В комнату вошел улыбчивый добряк с усами, старательно замерил раму и удалился. Вскоре он вернулся с новым стеклом и починил разбитое Окно. Через некоторое время несколько крепких мужчин с шумом и бранью вкатили в комнату большой блестящий рояль. Он стоял, словно постамент посреди комнаты и улыбался во все 88 клавиш своей белозубой улыбкой, вальяжно откинув крышку. Затем пришел деловитый человек с большим чемоданом, в котором лежало множество чудных инструментов, он достал камертон, брякнул по нему, и все вокруг резонировало назойливым "ля". Добряк подвел за руку к роялю маленькую девочку, она доверчиво посмотрела на отца, уселась на поднятый до упора фортепианный стульчик, вскинула кисти маленьких ручонок и мягко опустила их на клавиши. По комнате разлились божественные, захватывающие душу звуки, рассыпались пассажами, звенели трелями и тремоло, резали воздух диссонансами и замирали в гармонии. . .Пальчики девочки быстро и технично шагали по клавишам широкими октавами и мелкими терциями, бежали стройными и хроматическими гаммами, переливались в арпеджио. От этих мелодий кожа покрывалась мелкими мурашками, а на глазах проступали слезы. Комнатное Окно никогда еще так не дребезжало от восторга... Все вокруг было наполнено звуком. Со временем комната переполнилась жизнью, казалось, что мелодия расцветала в каждом цветке герани, обвивала оконную раму длинным и цепким стеблем плюща, все вокруг распускалось от бесконечной музыки, исходившей от прекрасной дружбы старого Рояля и маленькой девочки. Для ребенка это было своего рода забавой, поглотившей ее всю целиком и полностью, детские фантазии раскрывались в ноктюрнах и польках, она мечтала в сонатах, безобразничала, несясь по клавишам в этюдах, играла со сложными переплетениями тем полифонических симфоний. Ее глаза - черные и блестящие, отражались в такой же лаковой поверхности Рояля, отдавая весь пыл и резвость юношеских лет. Страсть к музыке сжигала девочку изнутри, доводила до безумного экстаза, обессиливала, забирала энергию и вытягивала по нескольку тактов в день ее жизнь. Ребенок взрослел и уже не казался таким веселым, это состояние можно было воспринять, как повышенную эмоциональность крайне талантливого подростка. Чувственные всплески приводили к частым обморокам, в подобном состоянии врачи запретили подолгу заниматься игрой и переутомляться, что не делало пианистку здоровей, а напротив, приводило в еще большее уныние и тоску. Старый добрый Рояль все чаще одиноко стоял, грустно опустив свою покатую крышку. Душа его болела за ту, которая отдавала всю себя ради их дружбы, а ее душа в столь ранние годы уже достигла своего пика оглушительным крещендо и все стремительней утихала. Силы покидали ее маленькое хрупкое тело, она больше не могла играть, могла только слушать музыку, ревностно впитывать каждую ноту, каждое проведение мелодии. Как маленький метроном она слегка покачивала головой в такт мелодии и с блаженной улыбкой проваливалась в сны, которые с каждым разом становились все дольше. Однажды утром девочка села за рояль, некоторое время, не решаясь поднять крышку, она нежно гладила его гладкую деревянную поверхность, подушечками пальцев ощущала маленькие ссадины и вспоминала о каждой из них. Она прикасалась к нему, как к любимому, затем трепетно открыла инструмент и словно в первый раз, мягко опустила руки на клавиши. И вновь волшебные звуки окутали комнату, зазвенели по стеклу старого грустного Окна. Нет, она не играла Реквием, просто перебирала пальчиками несложное академическое произведение, оно успокаивало и давало еще совсем немного надежды, надежды на то, что где-то она еще зазвучит. . . Она, конечно, зазвучала, но не на нотном стане, а среди слов и предложений...
Ключ от чьего-то сердца порой бывает таким же простым и идеальным, как скрипичный. Как сложно подобрать, казалось бы, несложную гармонию к мелодии души человека. Мы часто отдаем себя без остатка, сжигаем изнутри без жалости, ощущая при этом совершенное счастье, чем ярче пламя, тем быстрее оно угасает, оставляя за собой пепел воспоминаний...
Старый добрый Рояль остался стоять совершенно расстроенный и больше никогда не звучал, он тихо скорбит и держит паузу длинною в жизнь...
Когда первый одинокий, но очень амбициозный горячий весенний луч порвался сквозь Оконное стекло, комната была покрыта толщей пыли, половицы давно рассохлись и лишь иногда потрескивали, задыхаясь от отсутствия воздуха и жизни. В замочной скважине повернулся ключ, и все в комнате замерло от предвкушения.
Щурясь от ослепительного света, озарявшего помещение, она спряталась за папкой каких-то бумаг. Да - это было именно то, что она так долго искала. Убежище от суеты, место с историей, полное воспоминаниями, тут все было столь многословно и вдохновляюще. "Вот я и дома" - подумала она, и шлепнула кипу листов на сильно запылившийся Рояль, разбудив его. Затем она влезла на широкий подоконник и в рассеянной улыбке откинула голову к стене, уставилась вниз на тротуар. Она выпачкала в пыли свои и без того потертые джинсы, а старое окно бликовало от радости, предвкушения новой жизни и истории.
С ней комната наполнилась глубинным философским смыслом, в прямом значении - то есть книгами разного времени и содержания, среди них были старые издания классических художественных произведений, современные учебные пособия, справочники и энциклопедии советского времени, какие имеются в любом приличном доме, раритетные издания в дорогом переплете, которыми могут похвастаться только заядлые букинисты. Словом, на книгах росло все. Стол был сооружен из книг, возле места, обозначенного кроватью, выросла стопка избранных, так называемых, "настольных" книг, дразнящих высунутыми язычками-закладками всех остальных, она служила, по видимому, тумбой, так как на ней красовалась старинная хрустальная пепельница, наполненная окурками и сточившийся карандаш. Так же вместе с новым жильцом переехали проигрыватель, чудом доживший до наших дней, его ровесница - печатная машинка, ну и прочая девичья ерунда из прошлого, которая сопровождает некоторых сентиментальных особ.
Проигрыватель крутил джазовые пластинки и даже умел настраиваться на некоторые радиоволны. Он издавал умиротворяющий шелестящий звук на фоне превосходной оркестровой музыки. Но центром этой маленькой вселенной была она - печатная машинка марки "Blickensderfer", такими, наверное, пользовались машинистки век назад, ее клавиши глубоко проваливались, производя громкий клацкающий звук. Машинка гордилась, что именно для нее была создана бесполезная и уже никому не нужная раскладка "Кверти" клавиатуры, дабы уменьшить скорость печатания, западающих клавиш. Эта старая кокетка задавала ритм всему, что теперь находилось в этом печатном мирке.
Нет ничего лучше приторно-сладкого запаха ландышей весной, она покупала их сама себе, хитро придумывала собственные романтические истории и даже искренне верила в свои невероятные фантазии.
Да, недостатка фантазии у нее совсем не было. Плоды воображения она срывала большими урожаями в своих снах. Её жизнь словно была поделена на две части - сны и реальность, хотя, и в реальности она не переставала грезить. И, от чего-то, она так уставала, что с удовольствием отдавалась в объятия Морфея, волшебник утягивал её в невероятные дебри подсознания, вытворял там невиданные фокусы. Ох уж этот чудак и чародей Морфей! Её не пугали тревожные сны, ведь это тоже интересное приключение и испытание, которое надо пройти. Однажды во сне она встретила Смерть и совсем ее не испугалась, более того, она взяла у нее кредит, сказала, что спит так много, что можно было бы и вычесть немного из небытия, подсчитать процент и прибавить ей жизни. Смерть, на удивление, оказалась довольно расчетливая, но все же сговорчивая дама, подписалась на эту сделку, польщенная столь непривычным обращением с ней. Можно искренне посочувствовать тем людям, которые не видят сны, хотя, скорее всего, они их видят, просто не помнят или не обращают на это поистине волшебное явление своего внимания. А она их видела и порой слишком отчетливо, до потери осознания реальности, проснувшись и, прикурив сигарету, сразу же записывала их на листы бумаги, которыми была завалена вся комната, ставшая уже совсем родной для нее. Комната пропиталась запахом сигарет и дурманящим ароматом ландышей, отсыревшие книги и свежеотпечатанные страницы завершали этот ни с чем несравнимый букет. Она курила, сидя на Окне в своем старом длинном мягком свитере с закатанными рукавами, в шерстяных носках и со всклоченными волосами. Курила - вдыхала густой серый табачный дым. Она питала кровь никотином и выдыхала горьковатый пряный теплый воздух в Оконное стекло, на нем образовывалась испарина и она писала ему тайные послания. Приятно. Зачем? Так спокойнее думать, делать глубокий вдох и выдох, расслабляясь. И так в день...20 глубоких вдохов и выдохов, по 20 сигарет... 400 секунд, чтобы помолчать и подумать, видеть, как тлеет сигарета, превращается в пепел, ровным счетом, как и все в этом мире. Есть в этом что-то философское.... А затем никотиново-медленно она шла писать дальше, испытывая легкую отвлеченность от небольшого головокружения.
Вечером, когда серо-синие сумерки ложились на засмотренную до мелочей улицу, она в своей привычной позе сидела на подоконнике и смотрела сквозь Окно на прохожих, иногда отвлекаясь на собственное отражение, как вдруг среди привычных предметов в зеркальном стекле появился силуэт человека в черной шляпе с алой лентой. Можно было подумать, что это сосед, подошедший вплотную к окну своей квартиры, расположенной напротив. Но он был столь отчетлив и близок, что не мог находиться нигде, кроме как позади нее. Она обернулась, никого небыло. Улыбаясь собственной неуемной фантазии, она закрыла глаза и тогда услышала приятный глубокий проницательный мужской голос. Не интересуясь ровным счетом ничем из того, что принято узнавать при первом знакомстве, он посоветовал ей, наконец, сменить пластинку в проигрывателе, потому что эта противоречила его музыкальным предпочтениям. А они, как выяснилось, были у него достаточны сложные. Вообще, он был страшным привередой и ревнивцем, сказал, что не мешало бы перепечатать четвертую главу ее последней повести, герой там не достаточно убедителен и противоречив, затем заявил, что стоит получше занавешивать Окно, так как любопытный сосед частенько на досуге всматривается сквозь прозрачные занавеси и разглядывает ее. А еще прибавить свету в комнате красноватый оттенок и почаще проветривать помещение от сигаретного дыма. Он не любил ее молчанья, думал, что она мечтает о ком-то другом. Незнакомец знал о ней абсолютно все, видел и замечал каждую мелочь, по сотне раз перечитывал ее рассказы, помнил каждый ее прожитый день в этой квартире. А вот она о нем не знала ровным счетом ничего, хоть он и был плодом ее фантазии, удивительно было то, что она ничего не придумала про него, но как любимого героя своих историй очень хорошо понимала. Понимание так сильно привязывает нас друг к другу, незримой нитью соединяет навсегда, он приходил к ней каждый день после захода солнца, отражаясь в Оконном стекле. Они разговаривали до тех пор, пока над крышами не начинал вяло пробиваться рассвет и так не любили, когда ночь все стремительней закатывалась луной за соседний дом, и тогда он растворялся в озаряющемся стекле. Он говорил ей обо всем на свете, но чаще всего о своей мечте, которой не суждено было сбыться, потому что его нет - он всего лишь призрак или фантазия юной девушки. Она не соглашалась, спорила с ним, ведь если человек меняется или вовсе исчезает, это не значит, что вместе с ним уходит и мечта. Она остается, находит себе самое уютное место и согревает того, кто все еще верит в мечту и ее творца. Мечта ночного гостя поселилась в ее душе, и уже непонятно было, чьи это мысли, ее собственные или это выдумки ею же выдуманного персонажа... Сны, грезы, мечты и вымыслы соткали прекрасный сказочный мир беззаботности и счастья. Там жила Она, Он, кокетка печатная машинка, шуршащий проигрыватель и старые обитатели - добрый дружище Рояль и грустное, но теперь очень довольное Окно. Как счастлив может быть человек, который живет в грёзах, словно в розовом коконе развивается гусеница, однажды он созреет и из него чудом вылетит прекрасная бабочка, обязательно взлетит высоко-высоко, удивляя всех своей красотой, грацией и яркостью... Но это только если этот кокон никто не постарается разрушить, посмотреть внутрь, что это там может быть такое причудливое в странном розовом коконе, ведь не бывает такого, это ненормально, а все что ненормально, нужно обязательно изучить и привести в состояние всеобще признанной нормальности. Не лечите счастливых людей! Не тревожьте хрупкого и зыбкого их мира.
Её бабочка раскрыла свои крылья страницами книги, сюжет рассказов был путан, затейлив и увлекал читателей в странную страну мечтаний немного сумасшедшего человека.
С древних времен мера любого таланта - гонорар, на кого-то он осыпается золотым дождем, некоторых обрекает на нищенское существование, кому-то дает твердую уверенность в будущем, кому-то только хрупкую надежду на лучшее. Первый гонорар от выпущенной книги подарил молодой писательнице спокойствие и маленькую квартирку в старом московском переулке, с обветшалым Окном и широким подоконником. Теперь это был её вечный приют.
У сумасшедших всегда много друзей. Стремление людей лечить чужое счастье привлекло к ней слишком много внимания и отправило её в длинное путешествие в поисках здорового смысла и уравновешенности.
Там в старой московской квартире, её до сих пор ждут кокетка печатная машинка, шуршащий проигрыватель, добрый дружище Рояль, любимый ночной Гость, ждут искренне и такой же как прежде.
А грустное московское Окно покрыто мелкими морщинками потрескавшейся от старости краски, на нем застлала пыльная пелена, на подоконнике больше не цветет герань, и не пестреют фиалки, даже живучий плющ засох и повис обессиленный на раме. Оно все мечтает о любопытных человеческих глазах, которые смотрят в него и ждут интересной истории старого доброго Окна.