Корман Владимир Михайлович : другие произведения.

605 Роберт Фрост Стихи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Публикуются стихотворения американского поэта Роберта Фроста, впервые переведённые с английского языка на русский.

  Роберт Фрост Как трудно не принять венца...
  - Как трудно не принять венца, когда велят твой дух и обстановка. - How Hard It is to Keep... -
  (С английского).
  
  Король сказал: Мой сын ! Услышь решенье:
  бери страну и правь по разуменью.
  Я вечером уйду. Возьми венец".
  
  Принц вовремя успел отдёрнуть руку,
  чтоб оттолкнуть ненадобный предмет -
  венец упал, каменья раскатились.
  Принц стал их подбирать и объяснил:
  "Сир, вид Империи мне не по нраву,
  я предпочту уйти вдвоём с тобой".
  
  Согласовав двойное отреченье,
  они тайком покинули дворец,
  недалеко ушли в теченье ночи
  и сели отдохнуть на берегу.
  Трава была в пыли. Сияли звёзды.
  Отец промолвил, глядя в небеса -
  на Ригель, Беллатрикс и Бетельгейзе:
  "Гляжу на них, меня объемлет страх.
  Моя судьба им просто безразлична.
  Нет смысла думать, что забыл свой долг.
  Но трудно позабыть, что ты властитель,
  когда велят твой дух и сложный час.
  Свидетель, как то сложно, - Юлий Цезарь.
  Поскольку не сумел оставить власть,
  то был убит мечом злодея Брута.
  Вот Вашингтон терзаний избежал.
  Меня ж моя корона не обгонит,
  пусть катится за мной, как колесо.
  
  Принц высказался против суеверий:
  "Корону лучше было б заложить".
  
  "Ты прав, - сказал отец. - Без денег плохо.
  Не отведёшь ли ты тогда меня
  на рынок, где вершат работорговлю.
  Там выгодно продашь, и та цена
  пойдёт тебе для основанья дела,
  а, если склонен, сочиняй стихи.
  Не мне тебя учить, кем должен стать".
  
  Так экс-король был выставлен на рынке
  за десять тысяч долларов - как раб.
  Когда явился первый покупатель,
  на спрос, к чему пригоден, доложил:
  "Я знаю квинтэссенцию всей пищи,
  я знаю квинтэссенцию вещей,
  я знаю квинтэссенцию всех перлов
  и квинтэссенцию коней и дам.
  
  И евнух-покупатель был доволен.
  "Вот куча денег. Кто твой продавец ?
  Вот он тебя привёл. Громила ! Славно.
  Пойдёшь на помощь повару в дворце.
  Покажешь в Занаду, что ты умеешь.
  Ты, хвастаясь, сперва назвал еду
  как квинтэссенцию всех квинтэссенций".
  
  "Я с Родоса и выучился там,
  оттуда вынес всё, что там освоил".
  
  Раб взялся за посудное мытьё...
  Допущен был к приготовленью пищи,
  когда шеф-повар сильно заболел.
  (Был очень темпераментный мужчина).
  От яств весь пир пришёл в большой восторг,
  и Царь осведомился, кто готовил.
  
  "Тот раб, что будто знает много тайн,
  не только про еду, но и про всё:
  о дамах, песнях, лошадях и перлах".
  
  Царь был радушен: "Раб кормил нас всех -
  допустим к пиру. Он теперь в фаворе.
  Запомни, Хаман. Мы благоволим".
  
  К Царю пришёл купец, привёзший жемчуг.
  Брал тысячу за мелкое зерно,
  за крупное зерно спросил пять сотен.
  И царь одно одобрил за размер,
  другое стоимостью поразило.
  (Склонялся ограничиться одним).
  Но вклинились с почтеньем два посланца,
  из Понта, или неких дальних стран:
  "Представьте, Сир, что тут не в перлах дело,
  а выбор между миром и войной.
  Мы просто жаждем царского ответа...
  Совсем не думая про то пари,
  про то, что может быть во вред и в пользу,
  кухонный раб сказал, вмешавшись в спор,
  чтоб царь избавлен был от колебаний:
  
  "Оценка малого зерна - верна.
  Большое - брак. Сломайте и проверьте.
  Рискую головой. В средине - щель.
  Позвольте мне". Он двинул жемчуг пяткой
  и показал, что в нём морской червяк.
  
  "Как ты про то узнал ?" - воскрикнул Дарий.
  
  "Я ж знаю квинтэссенцию вещей,
  и в том числе редчайших украшений.
  Мне нужно было только угадать,
  что в жемчуге, нагретом от природы,
  скрывается другое существо".
  
  "С почётом, вновь, позвать его на пир !".
  
  Так шёл он от триумфа до триумфа,
  покуда Царь, однажды заболев, -
  (почти вточь так же, как его шеф-повар,
  хотя никто в том связи не видал)-
  не пригласил экс-короля к себе.
  "Не ты ли видишь сущность человека,
  не хуже целой сотни прочих тайн ?
  С чего я мучусь, отчего несчастлив?
  Скажи мне всё, что знаешь обо мне".
  
  "Но вы не соответствуете месту.
  Отец ваш повар. Родом вы - не царь".
  
  "За это ты умрёшь".
  "Так разузнайте".
  
  Царь к матери пошёл. Вопрос смущал.
  "Ну, да, - сказала. - Расскажу позднее
  всю родословную. Ты будешь знать.
  Мой род и знаменит и благороден.
  Он необычен. Сколько королей
  в супруги брали уличных девчонок.
  Мой род не тот..." Царь больше не внимал,
  но поспешил к рабу. Решил заверить,
  что казнь он заслужил, но не за ложь,
  напротив, за рассказанную правду.
  "Ты должен умереть за колдовство,
  но объясни, чтоб вымолить пощаду,
  как ты сумел узнать, кто мой отец".
  
  "Когда б Царём вы были по рожденью,
  я был бы награждён за все дела.
  Вы б сделали меня своим визирем,
  я стал бы очень знатен и богат.
  Но вы мне честь воздали лишь пирами.
  Я выбрал вам надёжного коня.
  И это было раз, и два, и трижды.
  В боях, где вы боялись проиграть,
  я гарантировал вам безопасность,
  хотя был риск в любой из ваших войн,
  неважно на котором континенте.
  Вы усмехались после всех суровых битв.
  Вы потеряли армию в Мосуле,
  сподвижники погибли, вы спаслись.
  Не правда ли ? А где ж моя награда ?
  Закатан был большой всенощный пир.
  Опять еда ! Вы этим одержимы.
  Сын повара в вас виден что ни раз.
  Так я и понял, что отец ваш - повар.
  Как Царь вы в ваших мыслях про народ,
  печётесь лишь о том, чтоб был накормлен".
  
  А Царь ответил: "Все, кого прочёл,
  считают это важным царским делом".
  
  "К тому ж нужны и символ, доблесть, цель.
  Царь должен воспитать в народе доблесть".
  
  "Какая доблесть, если нет еды ?"
  
  "Вы - безнадёжны", -молвит раб.
  
  "Я вижу, -
  ответил Дарий, - как жалок пред тобой.
  Ты - мудр, так просвещай меня и дальше.
  Наставь меня, как нужно управлять,
  на случай, если я решусь продолжить.
  Какую нужно дать народу цель ?"
  
  "Пусть будет счастлив, как ему угодно.
  Но это трудно - надобно сказать -
  без должного учёта всех желаний.
  Учёт - тот лаз, куда войдёт Прогресс.
  Возможно, мы б его сдержали как-то,
  отметив некий постоянный пункт,
  как Мэдисон однажды попытался,
  но нет: то женщины желают прав,
  то весь народ, естественной дорогой,
  включается в извечный долгий цикл -
  Царь - смута, снова Царь - и снова смута.
  За каждым вихрем - вслед водоворот".
  
  "Таков Прогресс, - отметил Дарий кротко.-
  Свобода - тоже слово не по мне.
  Ты знаешь всё, скажи мне о Свободе.
  Что то за символ, доблесть, что за цель ?
  У моего сатрапа Тиссаферна
  бунтуют греческие города.
  Они сейчас толкуют о Свободе".
  
  "Вот оборванец с лирой. Он мой сын, -
  промолвил экс-король. - Он в этом дока.
  Тот самый, что взял деньги за меня,
  когда продал. Но я не упрекаю.
  Он бравый парень. Я ему велел.
  То был мой вклад - как грант Карнеги,
  чтоб выучился сочинять стихи,
  хоть есть сомнение: при чём тут деньги ?
  А на экзамен денег не хватило.
  Но это всё его не тяготит.
  Он мог бы делать что-нибудь иное,
  чтоб заработать. Он решает сам.
  Желаю, чтоб он стал кем хочет.
  Бродя, он посетил семь городов,
  где жил Гомер. Он знает о Свободе.
  Он культивирует Свободный стих.
  Он пишет речи о семи Свободах:
  свободной Воле, Мысли и Любви,
  о вольности Стиха, Труда и Слова.
  Известны деньги, что чеканит Кос -
  сын защищает вольную Чеканку.
  Его зовут Омар, почти Гомер,
  как это прозвучало бы на кокни".
  
  "Свобода - рабство, - заявил поэт, -
  когда мы верим в правоту кумиров,
  мол, Маркс с Христом нас всех освободят.
  Не доверяйте хитрым парадоксам.
  Свободу обеспечит лишь побег.
  Отец и я, мы опытны, мы знаем.
  Мы чувствуем в момент, когда бежим,
  что мчим подобно атомным осколкам.
  Из гнёта и отсутствия свобод
  рождаются и царские проблемы.
  Не будь порядка в школах и стране,
  так всем нам убираться, как ракетам,
  как косточкам из сжатых в пальцах вишен".
  
  "От этих перспектив - хоть удавись.
  Простите, что прервал, но я несчастен.
  Должно быть, прикажу меня казнить,
  а твоему отцу принять венец".
  
  "Но он и так Король, пусть не скрывает.
  Хотя всезнайка, кое в чём не прав.
  Свободные стихи мне непривычны.
  Я не хочу быть лучше, чем я есть.
  Пишу стихи определённого размера.
  То не свободный стих, а белый стих,
  обычный строгий стих с упрямым ритмом.
  То всем привычный строгий чёткий ямб,
  хотя порой бывают послабленья.
  Ямб напряжён и создаёт мотив.
  Мотив в стихе рождает музыкальность.
  Мотив - не то что метр, не то что ритм.
  Он - ёмкий результат их сочетанья.
  Мы слышим ямб, раскрыв библейский том,
  он освящён устами Иеговы.
  Свободный стих пригоден для молитв,
  для интонации церковных текстов.
  Свободному стиху не нужен метр.
  На деле он - взлелеянная проза.
  В нём есть напевность и сакральный дух.
  В нём есть краса, но я пишу иначе.
  Поэтому, пожалуй, воздержусь
  от разглагольствований о свободе,
  с которой мы встречаемся в стихах
  таких творцов как Сэндберг и Уитмен.
  Теперь позвольте мне вас попросить:
  Пусть Тиссаферн не возражает грекам.
  Они упорно и всерьёз хотят
  реальной политической свободы.
  Творцам она не так уж и важна.
  Необходимую для них свободу
  они обычно чувствуют в себе
  и в самой сути своего искусства.
  Никто извне её не может дать.
  В себе они её не потеряют
  и не молчат, встречая всякий гнёт.
  Им больше по душе противоборство,
  им не с руки бездейственно терпеть
  когда за качествами нет объектов,
  когда за именами нет людей
  и отовсюду вызов всяких джиннов.
  Не знаем, чем увлечься в данный миг.
  Вином ли ? Но верней всего любовью -
  и то, и это может ублажить
  и пособит забыть вражду и ревность.
  Вот так "бегут", по мнению отца.
  Свобода брезжится в безумных связях,
  и лучшего не хочется искать.
  Все дни летят в мечте о возвращенье.
  Есть валентинка - (Помните ли вы ?) -
  Аспазии - от страстного Перикла:
  
  "Для Бога высшая любовь вольна.
  И весь его успех - в сопоставленье:
  увидя вас, он вспомнил обо мне".
  
  Посмотрим, где мы ? Мы на переходе.
  Уходит Царь, приходит экс-король.
  Какое возбуждающее время -
  со всеми толками про юные мечты,
  но юность ничего не сотворила.
  И сам я неизвестен никому,
  поэтому в Цари не приглашают.
  А Дария за пояс взял палач,
  затем, чтобы предать по-азиатски
  забвению - без всякого суда.
  Но Дарий, кажется, и сам не против.
  Рассудка азиата не понять.
  Отец вернулся к точке отправленья.
  Победа суеверий налицо.
  Осталось клясть светившее нам небо:
  Капеллу, Сириус, Альдебаран.
  (Когда бежали мы из Ктесифона,
  светила с неба эта тройка звёзд).
  Но те глазели, в дело не мешаясь.
  (К чему же нам негодовать теперь ?)
  Но не было ли то большим показом
  его грядущих драгоценных барм ?
  Как трудно не принять короны,
  когда велят твой дух и трудный час !
  В том корень половины потрясений
  (возможно, больше половины) в мире.
  Вот то, что я решил сказать в конце".
  
  Robert Frost How Hard Is It to Keep from Being King When It's in You and in the Situation
  
  The King said to his son: "Enough of this!
  The Kingdom"s your to finish as you please.
  I"m getting out tonight. Here, take the crown."
  
  But the Prince drew away his hand in time
  To avoid what he wasn"t sure he waited.
  So the crown fell and the crown jewels scattered.
  And the Prince answered, picking up the pieces,
  
  "Sire, I"ve been looking on, and I don"t like
  The looks of empire here. I"m leaving with you."
  So the two making good their abdication
  Fled from the palace in the guise of men.
  But they had not walked far into the night
  Before they sat down weary on a bank
  Of dusty weeds to take a drink of stars.
  And eyeing one he only wished were his,
  Rigel, Bellatrix, or else Betelgeuse,
  The ex-King said, "Yon star"s indifference
  Fills me with fear I"ll be left to my fate:
  I needn"t think I have escaped my duty,
  For hard it is to keep from being King
  When it"s in you and in the situation.
  Witness how hard it was for Julius Caesar.
  He couldn"t help himself from being King.
  He had to be stopped by the sword of Brutus.
  Only less hard it was for Washington.
  My crown shall overtake me, you will see:
  It will come rolling after us like a hoop.
  
  
  "Let"s not be superstitions, Sire." the Prince said.
  "We should have brought the crown along to pawn."
  
  "You"re right," the ex-King said, "we"ll need some money.
  How would it be for you to take your father
  To the slave auction in some marketplace
  And sell him into slavery? My price
  Should be enough to set you up in business-
  Or making verse if that is what you"re bent on.
  Don"t let your father tell you what to be."
  
  The ex-King stood up in the marketplace
  And tried to look ten thousand dollars" worth
  To the first buyer coming by who asked
  What good he was he boldly said, "I"ll tell you:
  I know the Quintessence of many things.
  I know the Quintessence of food, I know
  The Quintessence of jewels, and I know
  The Quintessence of horses, men and women."
  
  The eunuch laughed: "Well that"s a lot to know.
  And here"s a lot of money. Who"s the taker?
  This larrikin? All right. You come along.
  You"re off to Xanadu to help the cook.
  I"ll try you in the kitchen first on food
  Since you put food first in your repertory.
  It seems you call quintessence quintessence.
  
  "I"m a Rhodes scholar-that"s the reason why.
  I was at college in the Isle of Rhodes."
  
  The slave served his novitiate dishwashing.
  He got his first chance to prepare a meal
  One day when the chief cook was sick at heart.
  (The cook was temperamental like the King.)
  And the meal made the banqueters exclaim
  And the Great King inquire whose wok it was.
  
  "A man"s out there who claims he knows the secret.
  Not of food only but of everything.
  Jewels, horses, women, wine, and song."
  
  The King said grandly, "Even as we are fed
  See that our slave is also. He"s in favor.
  Take notice, Haman, he"s in favor with us."
  
  There came to court a merchant selling pearls,
  A smaller pearl he asked a thousand for,
  Al larger pearl he asked five hundred for.
  The King sat favoring one pearl for its bigness.
  And then the other for its costliness.
  (He seems to have felt limited to one),
  Till the ambassadors from Punt or somewhere
  Shuffled their feet as if to hint respectfully,
  "The choice is not between two pearls, O King.
  But between peace and war as er conceive it.
  We are impatient for your royal answer."
  No estimating how far the entente
  Might have deteriorated had not someone
  Thought of the kitchen slave and had him in
  To put an end to the King"s vacillation.
  
  And the slave said, "The small one"s worth the price,
  But the big one is worthless. Break it open.
  My head for it-you"ll find the big one hollow.
  Permit me." And he crushed it under his heel
  And showed them it contained a live teredo.
  
  "But tell us how you knew," Darius cried.
  
  "Oh, from knowledge of its quintessence.
  I told you I knew the quintessence of jewels.
  But anybody could have guessed in this case,
  From the pearl"s having its own native warmth.
  Like flesh, there must be something living in it."
  
  "Feed him another feast of recognition"
  
  And so it went with triumph after triumph
  Till on a day the King, being sick at heart
  (The King was temperamental like his cook,
  But nobody noticed the connection),
  Sent for the ex-King in a private matter.
  "You say you know the inwardness of men,
  As well as your hundred other things.
  Dare to speak out and tell me about myself.
  What ails me? Tell me. Why am I unhappy?"
  
  "You"re not where you belong. You"re not a King
  Of royal blood. Your father was a cook."
  
  "You die for that."
  
  "No, you go and ask your mother."
  
  His mother didn"t like the way he put it,
  "But yes," she said, "someday I"ll tell you, dear.
  You have a right to know your pedigree.
  You"re well descended on your mother"s side,
  Which is unusual. So many Kings
  Have married beggar maids from off the streets.
  Your mother"s folks--"
  
  He stayed to hear no more,
  But hastened back to reassure his slave
  That if he had him slain it wouldn"t be
  For having lied but having told the truth.
  "At least you ought to die for wizardry.
  But let me into it and I will spare you.
  How did you know the secret of my birth?"
  
  "If you had been a King of royal blood,
  You"d have rewarded me for all I"ve done
  By making me your minister-vizier,
  Or giving me a nobleman"s estate.
  But all you thought of giving me was food.
  I picked you out a horse called Safety Third.
  By Safety Second out of Safety First,
  Guaranteed to come safely off with you
  From all the fights you had a mind to lose.
  You could lose battles, you could lose whole wars,
  You could lose Asia, Africa and Europe,
  No one could get you: you would come through smiling.
  You lost your army at Mosul. What happened?
  You came companionless, ut you came home.
  Is it not true? And what was my reward?
  This time an all-night banquet, to be sure,
  But still food, food. Your one idea was food.
  None but a cook"s son could be so food-minded.
  I know your father must have been a cook.
  I"ll bet you anything that"s all as King
  You think of for your people-feeding them."
  
  But the King said, "Haven"t I read somewhere
  There is no act more kingly than to give?"
  
  "Yes, but give character and not just food.
  A King must give his people character."
  
  "They can"t have character unless they"re fed."
  
  "You"re hopeless," said the slave.
  
  "I guess I am;
  I am abject before you," said Darius.
  "You know so much, go on, instruct me further.
  Tell me some rule for ruling people wisely,
  In case I should decide to reign some more.
  How shall I give people character?"
  
  "Male them as happy as it is good for them.
  But that"s a hard one, for I have to add:
  Not without consultation with their wishes;
  Which is the crevice that lets Progress in.
  If we could only stop the Progress somewhere,
  At a good point for pliant permanence,
  Where Madison attempted to arrest it.
  But no, woman has to be her age,
  A nation has to take its natural course
  Of Progress round and round in circles
  From King top Mob to King to Mob to King
  Until the eddy of it eddies out.
  
  "So much for Progress," said Darius meekly.
  "Another word that bothers me is Freedom.
  You"re good at maxims. Say me one on Freedom.
  What has it got to do with character?
  My satrap Tissaphernes has no end
  Of it with his Grecian cities
  Along the Aegean coast. That"s all they talk of."
  
  "Behold my son here with his lyre,"
  The ex-King said. "We"re in this thing together.
  He is the one who took the money for me
  When I was sold-and small reproach to him,
  He"s a good boy. "Twas at my instigation.
  I looked on it as a Carnegie grant
  For him to make a poet of himself on
  If such a thing is possible with money.
  Unluckily it wasn"t money enough
  To be a test. It didn"t last him, out.
  And he may have to turn to something else
  To earn a living. I don"t interfere.
  If want him to be anything he has to.
  He has been begging through the Seven Cities
  Where Homer begged. He"ll tell you about Freedom.
  He writes free verse I"m told, and he is thought
  To be the author of the Seven Freedoms:
  Free Will, Trade, Verse, Thought, Love, Speech, Coinage,
  (You ought to see the coins done in the Cos.)
  His name is Omar. I as a Rhodes scholar
  Pronounce it Homer with a Cockney rough".
  
  "Freedom is slavery some poets tell us.
  Enslave yourself to the right leader"s truth,
  Christ"s or Karl Marx", and it will set you free.
  Don"t listen to their play of paradoxes.
  The only certain freedom"s in departure.
  My son and I have tasted it and know.
  We feel it in the moment we depart
  As fly the atomic smithereens to nothing.
  The problem for the King is just how strict
  The lack of liberty, the squeeze of law
  And discipline should be in school and state
  To insure a jet departure of our going
  Like a pip shot from "twixt our pinching fingers."
  
  "All this facility disheartens me.
  Pardon my interruption; I"m unhappy.
  I guess I"ll have the headsman execute me
  And press your father into being King."
  
  "Don"t let him fool you; he"s a King already.
  But though almost all wise, he makes mistakes.
  I"m not a free verse singer. He was wrong there.
  I claim to be no better than I am.
  I write real verse in numbers, as they say.
  I"m talking not free verse but blank verse now.
  Regular verse springs from the strain of rhythm
  Upon a meter, strict or loose iambic.
  From that strain comes the expression strains of music.
  The tune is not that meter, not that rhythm,
  But a resultant that arises from them.
  Tell them Iamb, Jehovah said, and meant it.
  Free verse leaves out the meter and makes up
  For the deficiency by church intoning.
  Free verse, so called, is really cherished prose,
  Prose made of, given an air by church intoning.
  It has its beauty, only I don"t write it.
  And possibly my not writing it should stop me
  From holding forth on Freedom like a Whitman-
  A Sandburg. But permit me in conclusion:
  Tell Tissaphernes not to mind the Greeks.
  The freedom they seek is by politics,
  Forever voting and haranguing for it.
  The reason artists show so little interest
  In public freedom is because the freedom
  They"ve some to feel the need of is a kind
  No one can give them-they can scarce attain-
  The freedom of their own material.
  So, never at a loss in simile,
  They can command the exact affinity
  Of anything they are confronted with.
  This perfect moment of unbafflement,
  When no man"s name and no noun"s adjective
  But summons out of nowhere like a jinni.
  We know not what we owe this moment to.
  It may be wine, but much more likely love-
  Possibly just well-being in the body,
  Or respite from the thought of rivalry.
  It"s what my father must mean by departure,
  Freedom to flash off into wild connections.
  Once to have known it, nothing else will do.
  Our days all pass awaiting its return.
  You must have read the famous valentine
  Pericles sent Auspice in absentia:
  
  For God himself the height of feeling free
  Must have been His success in simile
  When at sight of you He thought of me.
  
  Let"s see, where are we? Oh, we"re in transition,
  Changing an old King for another old one.
  What an exciting age we live in-
  With all this talk about the hope of youth
  And nothing made of youth. Consider me,
  How totally ignored I seem to be.
  No one is nominating me for King.
  The headsman has Darius by the belt
  To lead him off the Asiatic way
  Into oblivion without a lawyer.
  But that is as Darius seems to want it.
  No fathoming the Asiatic mind.
  And father"s in for what we ran away from.
  And superstition wins. He blames the stars.
  Aldebaran, Capella, Sirius
  (As I remember they were summer stars
  The night we ran away from Ctesiphon),
  For looking on and not participating.
  (Why are we so resentful of detachment?)
  But don"t tell me it wasn"t his display
  Of more than royal attributes betrayed him.
  How hard it is to keep from being King
  When it"s in you and in the situation.
  And that is half the trouble with the world
  (Or more than half I"m half inclined to say)."
  (1951) 1962 "In the Clearing".
  
  Примечания.
  Переводов этого произведения на русский язык в Интернете не отыскалось.
  
  
  Роберт Фрост Воссоздай почву.
  Политическая пастораль.
  (С английского).
  
  "Привет Титир ! Забыл меня, небось.
  Я Мелибей с картофельных плантаций.
  С тобой нам довелось поговорить
  вот здесь же, в кампусе, годами раньше.
  Пришло лихое время. Я в пути.
  С картофелем пришлось расстаться.
  Я обзавёлся фермою в горах,
  гляжу в долину прямиком из двери.
  Там лес и луг, пригодный для овец.
  Теперь придётся с овцами возиться.
  Прости-прощай осенний урожай
  ценой три бушеля с лихвой за доллар.
  Овечья шерсть идёт семь центов - фунт,
  но сбыть её мне, видно, не удастся,
  как и картофель - сам его поем.
  Сварю баранину, оденусь в шкуры.
  А ты живёшь на попеченье Муз.
  Стихи о фермерском хозяйстве пишешь.
  Я не виню, но так-то жить легко.
  Когда б умел, я б этим сам занялся.
  Помог бы нам, чьё дело - сельский труд.
  Направь талант хотя бы на рекламу,
  дай горожанам знать про наш товар,
  чтоб улучщались цены на продукты.
  Вот будут выборы - пиши о них".
  
  "Ох, Мелибей, да я и сам не против
  черкать о политических делах.
  Но у поэтов нынче на заметке,
  взамен иной политики, война.
  О чём ни пишут, всё вражда и кровь".
  
  "А я Титир, быть может, ошибаюсь,
  но всех нас ждёт дурной переворот".
  
  "Вопрос, достигнута ли глубина
  отчаяния, чтобы нас, поэтов,
  заставило уйти от вечных тем:
  любви, страстей, да радости, да горя,
  да смен сезонов, лета и зимы;
  при том мы неуверены всегда,
  кто именно нам головы морочит;
  при том в нас всех амбиции сильны.
  Возможно, жизнь, действительно, трагична,
  я так бы и сказал, но не решусь.
  Дай имена. Скажи мне, кто виновен.
  Меня страшат известные стихи
  о том, как был наказан шкипер Айрсон*.
  Джордж Вашингтон, великий президент -
  пример удачной мужественной жизни.
  Художник Стюарт рисовал портрет
  и славил созданное государство.
  Но я предпочитаю говорить
  о разных людях не простого склада,
  творивших в жизни и добро и зло,
  достойных похвалы и порицанья -
  пусть судит компетентное жюри.
  Что всё сегодня скверно, сомневаюсь.
  Слежу, чем занимается Конгресс.
  Их информация полнее нашей,
  и, если где-нибудь большой провал,
  так их обязанность забить тревогу:
  будь то скривление земной оси,
  будь то звезда, что метит слиться с Солнцем.
  Они резвятся, вроде школяров
  на перемене, в ходе долгих сессий,
  заводят уйму всяких шумных игр,
  вопят, играют в классики и прятки.
  Пока творится эта чехарда,
  то всё отлично. Пусть кричат газеты -
  а нечего бояться ! Я убеждён".
  
  "Нуждаемся ли мы в социализме ?"
  
  "У нас он есть. Ведь тот социализм -
  как смазка стыков при любом правленье.
  Но в чистом виде он неприменим,
  то только результат абстрактной мысли.
  Демократический социализм
  реален, также есть другие формы:
  есть монархический социализм.
  В России, кажется есть новый случай -
  олигархический социализм.
  В монархиях социализма больше,
  при демократии - всего лишь чуть.
  А что такое чистый - неизвестно.
  Я думаю, что это как в любви,
  когда все философствуют совместно -
  одна болезнь и тела и души.
  Мы ж, слава Богу, всю любовь оставим
  вне щекотанья и смущенья чувств,
  вдали от примитивных встреч и псарен,
  от женщин при попах. То не любовь.
  Любовь должна быть у мужчин и женщин,
  конечно, к Богу, к детям и к друзьям,
  лишь человеческая и святая.
  Во всяком случае,- не примитив".
  
  "Тогда поэзия - её основа".
  
  "Прости за аналогию, мой друг.
  Меня уволь. Давай вглядимся. Где я ?"
  
  "Не хочешь ли ты стать посоциальней,
  чем есть ?"
  "Что значит слово "социальней" ?"
  
  "Твори на благо всем - изобретай,
  но так, чтоб все мы получали пользу,
  все, а не только хищный капитал".
  
  "Иной раз мы имеем лишь потери.
  В том смысле, как ты это объяснил,
  кто социален, тот имеет склонность
  сперва дерзать, а жадность мчит потом.
  Но если необузданная личность
  несоциальна, но одарена:
  ей ни к чему своё возвеличенье,
  достаточно побольше нахватать.
  (Тут сходство с ненавистью и любовью).
  Порой вредят секретные дела.
  Один искусный колумбийский химик
  тайком из джута изготовил шерсть.
  И сразу десять тысяч овцеводов
  лишатся всех доходов от пастьбы.
  Все страстно жаждут для себя свободы:
  (при том смекай, где вольность, где бесплатность),
  свободный труд полезен для дельцов,
  есть ходоки за вольною любовью,
  оратор хочет права говорить.
  писателю нужна свобода прессы.
  Иной политик сильно блефовал,
  но взлёт амбиций был не раз наказан,
  а будущий их рост предупреждён.
  Всех призывали, чтоб сдержали алчность,
  чтоб дальше с ней покончили совсем.
  Остаться в самоучках просто глупо,
  но нас усердно учат рёв да рык.
  Никто не должен быть честолюбивым
  и предприимчивым во весь размах.
  Нет, как бы я сказал. Нужны границы:
  для слишком смелых и опасных новшеств;
  для гонора, чтоб он не стал жесток.
  
  Придумай сам пригодную узду".
  
  "Будь я диктатор, знал бы, что нам делать".
  
  "И что же ?"
  "Пусть внедряют что угодно,
  но пострадавшим платят за ущерб".
  
  "Ты вводишь страховую диктатуру.
  
  Не пользуйся всем тем, что я сказал,
  чтоб тут же выступать с других позиций,
  не затевай совсем не нужный спор.
  Я не боюсь предсказывать, что будет.
  Суди по результатам, Мелибей,
  а я готов пойти на высший риск.
  Мы вечно то вдали, то угрязаем.
  Как пишут, мы находимся вовне
  космического расширенья. Врядли
  мы можем снова очутиться в нём.
  Но меж собой мы расширяем связи.
  Так я завёл себе абонемент,
  веду межличностный обмен с друзьями.
  Перестаю болтать лишь сам с собой.
  Но мне скорей чужда международность,
  в моих делах я прежде гражданин.
  Не смешиваю краски на палитре.
  Навешал в зале разноцветных блюд -
  эффект - как от гуаши на картине
  и впечатляет, как изысканный дизайн.
  Но иногда предметы так убоги,
  что предстают подобием мазни.
  "Вот, подивись.- Каким-то чёртом слеплен.-
  Сготовленный из тины пирожок".
  Из многих не поймёшь, который гаже.
  Растрёпа пёк, и род его таков.
  Не вздумай только возразить на это,
  что вся проблема вовсе не важна.
  Вещь может быть не значащей в итоге.
  Возможно, встретим - не скажу когда -
  и то, что будет древним, ценным, зрелым,
  имеющим ярчайший колорит.
  У нас есть выдержка, ещё дождёмся".
  
  "Титир, меня порой терзал вопрос,
  в чём смысл торговли? Для чего я должен
  сбывать свои плоды и брать твои ?
  Чтоб дать грабителю удобный случай
  стать на пути и взять товар как дань?
  Вопрос простой, и видно, что в нём толку,
  как в детских играх или болтовне,
  чтоб просто поразмяться для здоровья.
  Он вроде тренировки для ума".
  
  "Сама судьба велит идти на рынок,
  но хоть и много мы несём продать,
  но более того, что остаётся,
  что непродажно: почва, например.
  Хоть нам обоим ведомы поэты,
  что загрызут друг друга, чтобы сбыть
  и почву, и подпочву, грунт и сланец,
  и сено продадут, не только грунт.
  А этот грех на фермах не прощают.
  Мораль такая: распрощайся с рынком.
  Послушай наставленье, Мелибей".
  
  "Что ж, проповедуй, а верней, продолжи.
  При том учти, что я способен возразить".
  
  "Не стану повторять, я не сторонник,
  чтоб смешивали город и село.
  Землёй лишь те должны владеть по праву,
  в ком есть к ней не рассудочная страсть,
  хотя их даже ущемят в их интересах
  и оскорбят закон, искусство и дельцы.
  Пусть цепко держатся, не поколеблясь,
  хотя безхозно большинство земель.
  Мы не хотим сплошного освоенья.
  Мир - это сфера. Общество людей -
  другая мягко вписанная сфера,
  что тихо катится в сцепленье с миром.
  Она оформлена и тем прочна.
  Размер Земли, конечно, столь же важен,
  как и размер Вселенной. Мы - шары.
  У всех округлостей один источник.
  И мы округлы. Два больших ума.
  Все рассуждения идут по кругу,
  поэтому Вселенная кругла".
  
  "Ты проповедуешь, что нужно делать,
  так как же я обязан поступить ?
  Идти по кругу ?"
  "Нет, сопротивляйся
  излишним притязаниям земли.
  Земле всегда необходим хозяин,
  но только фермер, и никто иной.
  Я нынче говорю с тобой как фермер.
  Займись горой, куда ты отступил.
  Живи там, раз ты потерпел крушенье,
  и не ступай на рынок ни ногой.
  Паши и сей, да разводи скотину.
  Но, что б ни вырастил, не вывози.
  Кормись, остатки запаши на месте,
  спасая почву, чтобы ей не стать
  проклятой, неродящей, как железо.
  Она взывает к жалости в мольбе.
  Я буду, Мелибей, с тобой в союзе.
  Обдумаем, как быть, составим план.
  Друзья кричат о пятилетних планах.
  Прибудь ко мне, и я такой составлю.
  Им ход дала Советская Россия.
  Чтоб был успех потребны десять лет,
  мы, для начала, рассчитаем на пять.
  Давай поговорим. Обсудим по частям.
  Введём запрет на всякую торговлю.
  На горной ферме у себя начнёшь
  работать строго под моим началом.
  Но вмешиваться буду лишь тогда,
  как ты нарушишь план. Работай точно,
  на пользу ферме и своей земле,
  пока она не станет плодородней.
  Потеть - во всю ! Вина и масла - чуть !
  Я следую за ищущим рассудком
  и стал "несоциальным" - как сумел.
  Во мне желание и первый импульс -
  идти на рынок - я гоню их прочь.
  Желанье за желаньем - тоже прочь.
  И так - пока выносит мой характер.
  Не вписываясь в рынок, вне его,
  мы ощущаем, что туда нас тащат.
  Фритредерство велит нам торговать.
  Свобода сочетается с неволей.
  Я думаю, законен ли контроль,
  над тем, что продают и покупают.
  Представь, что кто-то около меня
  и говорит и мыслит побойчее,
  так я обескуражен и молчу.
  Неуж он скажет, что мои продукты
  и лучше и дешевле как товар ?
  Нет. Я, не возражая, отъезжаю
  туда, где мог бы развязать язык.
  По технологии не сопоставишь
  продукты мысли и съестной припас.
  Припомни лучше песенку с припевом:
  
  Я вовсе не простак.
  Я тоже сделал так... -
  
  Когда б я был совсем пустым да праздным,
  всех гнал бы прочь и сам бежал от всех.
  Ты видишь красоту моих решений:
  о страшных революциях молчу,
  переворот - всего лишь в одиночку.
  Случится революция лишь в том,
  что выделимся вместе меж окрестных -
  кому нужны торговля и обмен.
  Ко мне пришёл юнец, принёс две строчки.
  Спросил меня, мол, стоит ли трудиться,
  чтоб две прибавить и сложить катрен.
  Я эту молодую трепотню
  принёс скорее в школу с подозреньем,
  не слямзил ли юнец из хвастовства.
  Мы собрались для тщательной проверки,
  готовые ласкать и строго наказать.
  Он был изрядно бит, и тут же скрылся -
  как в песне: "Убегай, держись вдали.
  Не норови примкнуть к большой команде.
  Служи Соединённым Штатам и семье".
  (А меж страною и семьёю - колледж !).
  
  Так как же с наша сделка, Мелибей ?"
  
  "Возможна, только ты так скор и гонишь,
  что за тобой мой разум не поспел.
  Сначала лучше доберусь до дома.
  За месяц должен напилить столбов
  да следом починить всю загородку.
  О том и думал. Ты меня отвлёк.
  Прервал ход мыслей. Высказал иные.
  Но я согласен. Нас не разделить.
  Вот дома, сам, и буду разбираться.
  
  
  Robert Frost Build Soil
  A political pastoral.
  
  Why Tityrus! But you've forgotten me.
  I"m Meliboeus the potato man,
  The one you had the talk wit
  h, you remember,
  Here on this very campus years ago.
  Hard times have struck me and I'm on the move.
  I"ve had to give my interval farm up
  For interest, and I've bought a mountain farm
  For nothing down, all-out-doors of a place,
  All woods and pasture only fit for sheep.
  But sheep is what I"m going
  into next.
  I"m done forever with potato crops
  At thirty cents a bushel. Give me sheep.
  I know wool's down to seven cents a pound.
  But I don't calculate to sell my wool.
  I didn't my potatoes. I consumed them.
  I"ll dress up in sheep's clothing and eat sheep.
  The Muse takes care of you. You live by writing
  Your poems on a farm and call that farming.
  Oh I don't blame you. I say take life easy.
  I should myself, only I don't know how.
  But have some pity on us who have to work.
  Why don't you use your talents as a writer
  To advertise our farms to city buyers,
  Or else write something to improve food prices.
  Get in a poem toward the next election.
  Oh Meliboeus, I have half a mind
  To take a writing hand in politics.
  Before now poetry has taken notice
  Of wars, and what are wars but politics
  Transformed from chronic to acute and bloody?
  I may be wrong, but Tityrus to me
  The times seem revolutionary bad.
  
  The question is whether they've reached a depth
  Of desperation that would warrant poetry's
  Leaving love's alternations, joy and grief,
  The weather's alternations, summer and winter,
  Our age-long theme, for the uncertainty
  Of judging who is a contemporary liar
  Who in particular, when all alike
  Get called as much in clashes of ambition.
  Life may be tragically bad, and I
  Make bold to sing it so, but do I dare
  Name names and tell you who by name is wicked?
  Whittier's luck with Skipper Ireson* awes me.
  Many men's luck with Greatest Washington
  (Who sat for Stuart's portrait, but who sat
  Equally for the nation's Constitution).
  I prefer to sing safely in the realm
  Of types, composite and imagined people:
  To affirm there is such a thing as evil
  Personified, but ask to be excused
  From saying on a jury here's the guilty.
  I doubt it you're convinced the times are bad.
  I keep my eye on Congress, Meliboeus.
  They're in the best position of us all
  To know if anything is very wrong.
  I mean they could be trusted to give the alarm
  If earth were thought about to change its axis,
  Or a star coming to dilate the sun.
  As long as lightly all their live-long sessions,
  Like a yard full of school boys out at recess
  Before their plays and games were organized,
  They yelling mix tag, hide-and-seek, hop-scotch,
  And leap frog in each other's way, all's well.
  Let newspapers profess to fear the worst!
  Nothing's portentous, I am reassured.
  
  Is socialism needed, do you think?
  
  We have it now. For socialism is
  An clement in any government.
  There's no such thing as socialism pure
  Except as an abstraction of the mind.
  There's only democratic socialism
  Monarchic socialism oligarchic,
  The last being what they seem to have in Russia.
  You often get it most in monarchy,
  Least in democracy. In practice, pure,
  I don't know what it would be. No one knows.
  I have no doubt like all the loves when
  Philosophized together into one-
  One sickness of the body and the soul.
  Thank God our practice holds the loves apart
  Beyond embarrassing self-consciousness
  Where natural friends are met, where dogs are kept,
  Where women pray with priests. There is no love.
  There's only love of men and women, love
  Of children, love of friends, of men, of God,
  Divine love, human love, parental love,
  Roughly discriminated for the rough.
  
  Poetry, itself once more, is back in love.
  
  Pardon the analogy, my Meliboeus,
  For sweeping me away. Let's see, where was I?
  But don't you think more should be socialized
  Than is?
  What should you mean by socialized?
  
  Made good for everyone things like inventions-
  Made so we all should get the good of them
  All, not just great exploiting businesses.
  
  We sometimes only get the bad of them.
  In your sense of the word ambition has
  Been socialized the first propensity
  To be attempted. Greed may well come next.
  But the worst one of all to leave uncurbed,
  Unsocialized, is ingenuity:
  Which for no sordid self-aggrandizement,
  For nothing but its own blind satisfaction
  (In this it is as much like hate as love)
  Works in the dark as much against as for us.
  Even while we talk some chemist at Columbia
  Is stealthily contriving wool from jute
  That when let loose upon the grazing world
  Will put ten thousand farmers out of sheep.
  Everyone asks for freedom for himself,
  The man free love, the business man free trade,
  The writer and talker free speech and free press.
  Political ambition has been taught,
  By being punished back, it is not free:
  It must at some point gracefully refrain.
  Greed has been taught a little abnegation
  And shall be more before we're done with it.
  It is just fool enough to think itself
  Self-taught. But our brute snarling and lashing taught it.
  None shall be as ambitious as he can.
  None should be as ingenious as he could,
  Not if I had my say. Bounds should be set
  To ingenuity for being so cruel
  In bringing change unheralded on the unready,
  
  I elect you to put the curb on it.
  
  Were I dictator, I'll tell you what I"d do.
  
  What should you do?
  I"d let things take their course
  And then I"d claim the credit for the outcome.
  
  You'd make a sort of safety-first dictator.
  
  Don't let the things I say against myself
  Betray you into taking sides against me,
  Or it might get you into trouble with me.
  I"m not afraid to prophesy the future,
  And be judged by the outcome, Meliboeus.
  Listen and I will take my dearest risk.
  We're always too much out or too much in.
  At present from a cosmical dilation
  We're so much out that the odds are against
  Our ever getting inside in again.
  But inside in is where we've got to get.
  My friends all know I"m interpersonal.
  But long before I"m interpersonal
  Away 'way down inside I"m personal.
  Just so before we're international
  We're national and act as nationals.
  The colors are kept unmixed on the palette,
  Or better on dish plates all around the room,
  
  So the effect when they are mixed on canvas
  May seem almost exclusively designed.
  Some minds are so confounded intermental
  They remind me of pictures on a palette:
  'Look at what happened. Surely some God pinxit.
  Come look at my significant mud pie.'
  It's hard to tell which is the worse abhorrence
  Whether it's persons pied or nations pied.
  
  Don't let me seem to say the exchange, the encounter,
  May not be the important thing at last.
  It well may be. We meet I don't say when
  But must bring to the meeting the maturest,
  The longest-saved-up, raciest, localest
  We have strength of reserve in us to bring.
  
  Tityrus, sometimes I'm perplexed myself
  To find the good of commerce. Why should I
  Have to sell you my apples and buy yours?
  It can't be just to give the robber a chance
  To catch them and take toll of them in transit.
  Too mean a thought to get much comfort out of.
  I figure that like any bandying
  Of words or toys, it ministers to health.
  It very likely quickens and refines us.
  
  To market 'tis our destiny to go.
  But much as in the end we bring for sale there
  There is still more we never bring or should bring;
  More that should be kept back the soil for instance
  In my opinion, though we both know poets
  Who fall all over each other to bring soil
  And even subsoil and hardpan to market.
  To sell the hay off, let alone the soil,
  Is an unpardonable sin in farming.
  The moral is, make a late start to market.
  Let me preach to you, will you Meliboeus?
  Preach on. I thought you were already preaching.
  But preach and see if I can tell the difference.
  Needless to say to you, my argument
  Is not to lure the city to the country.
  Let those possess the land and only those,
  Who love it with a love so strong and stupid
  That they may be abused and taken advantage of
  And made fun of by business, law and art;
  They still hang on. That so much of the earth's
  Unoccupied need not make us uneasy.
  We don't pretend to complete occupancy.
  The world's one globe, human society
  Another softer globe that slightly flattened
  Rests on the world, and clinging slowly rolls.
  We have our own round shape to keep unbroken.
  The world's size has no more to do with us
  Than has the universe's. We are balls,
  We are round from the same source of roundness.
  We are both round because the mind is round,
  Because all reasoning is in a circle.
  At least that's why the universe is round.
  
  If what you're preaching is a line of conduct,
  Just what am I supposed to do about it?
  Reason in circles?
  
  No, refuse to be
  Seduced back to the land by any claim
  The land may seem to have on man to use it.
  Let none assume to till the land but farmers.
  I only speak to you as one of them.
  You shall go to your run-out mountain farm,
  Poor cast-away of commerce, and so live
  That none shall ever see you come to market-
  Not for a long long time. Plant, breed, produce,
  But what you raise or grow, why feed it out,
  Eat it or plow it under where it stands
  To build the soil. For what is more accursed
  Than an impoverished soil pale and metallic?
  What cries more to our kind for sympathy?
  I'll make a compact with you, Meliboeus,
  To match you deed for deed and plan for plan.
  Friends crowd around me with their five year plans
  That Soviet Russia has made fashionable.
  You come to me and I'll unfold to you
  A five year plan I call so, not because
  It takes ten years or so to carry out,
  Rather because it took five years at least
  To think it out. Come close, let us conspire-
  In self-restraint, if in restraint of trade.
  You will go to your run-out mountain farm
  And do what I command you, I take care
  To command only what you meant to do
  Anyway. That is my style of dictator.
  Build soil. Turn the farm in upon itself
  Until it can contain itself no more,
  But sweating-full, drips wine and oil a little.
  I will go to my run-out social mind
  And be as unsocial with it as I can.
  The thought I have, and my first impulse is
  To take to market- I will turn it under.
  The thought from that thought-I will turn it under
  And so on to the limit of my nature.
  We are too much out, and if we won't draw in
  We shall be driven in. I was brought up
  A state-rights free-trade Democrat. What's that ?
  An inconsistency. The state shall be
  Laws to itself, it seems, and yet have no
  Control of what it sells or what it buys.
  Suppose someone comes near me who in rate
  Of speech and thinking is so much my better
  I am imposed on, silenced and discouraged.
  Do I submit to being supplied by him
  As the more economical producer,
  More wonderful, more beautiful producer?
  No. I unostentatiously move off
  Far enough for my thought-flow to resume.
  Thought product and food product are to me
  Nothing compared to the producing of them
  I sent you once a song with the refrain:
  
  Let me be the one
  To do what is done
  
  My share at least lest I be empty-idle.
  Keep off each other and keep each other off.
  You see the beauty of my proposal is
  It needn't wait on general revolution.
  I bid you to a one-man revolution
  The only revolution that is coming.
  We're too unseparate out among each other
  With goods to sell and notions to impart.
  
  A youngster comes to me with half a quatrain
  To ask me if I think it worth the pains
  Of working out the rest, the other half.
  I am brought guaranteed young prattle poems
  Made publicly in school, above suspicion
  Of plagiarism and help of cheating parents.
  We congregate embracing from distrust
  As much as love, and too close in to strike
  And be so very striking. Steal away
  The song says. Steal away and stay away.
  Don't join too many gangs. Join few if any.
  Join the United States and join the family
  But not much in between unless a college.
  Is it a bargain, Shepherd Meliboeus?
  
  Probably but you're far too fast and strong
  For my mind to keep working in your presence.
  I can tell better after I get home,
  Better a month from now when cutting posts
  Or mending fence it all comes back to me
  What I was thinking when you interrupted
  My life-train logic. I agree with you
  We're too unseparate. And going home
  From company means coming to our senses.
  (1932) 1936 "A Further Range".
  
  Примечания.
  Переводов произведения Build Soil на русский язык в Интернете обнаружить не удалось.
  Пастораль построена Робертом Фростом по модели первой эклоги Виргилия, написанной около 40 года до нашей эры. Имена героев заимствованы у
  Виргилия. Ведётся диалог двух фермеров по широкому диапазону разных тем, о
  политике, экономике и сельском хозяйстве. Один из фермеров почти совсем
  разорён кризисными явлениями в экономике Соединённых Штатов. Другой имеет
  доходы, помимо своей фермы, поэтому рассуждает смелее и предлагает полуфантастические радикальные решения. Фермеры не слишком образованы, но смело рассуждают о любых проблемах, оба привязаны к земле и страстно мечтают
  чтобы она не скудела и способствовала благоденствию фермеров и всей страны.
  
  *Шкипер Айрсон - герой стихотворения Skipper Ireson's Ride, в котором рассказывается, как этого неудачливого моряка после кораблекрушения издевательски везут на телеге разъярённые женщины, считая его виновником несчастья. Автор этого стихотворения Джон Уиттьер - John Greenleaf Whittier -
  (1807 -1892), поэт, писатель, журналист, редактор New England Weekly Review.
  Уиттьер, выходец из квакерской среды, был видным неустанным политическим борцом за ликвидацию рабства в Соединённых Штатах.
  
  
  Pоберт Фрост От одного аспекта к другому
  (С английского).
  
  Из них один не уступал другому.
  Работали за плату. Пайк был старше:
  мотыжил и косил уже полсотни лет,
  а Дик был юн и полон школьных правил.
  Так, если спорили друг с другом, кто главней,
  то спор они вели всегда на равных.
  
  "Твоя тревога не стыкуется с предметом", -
  сказал с напором Пайк. А Дик хотел съязвить:
  "Твоя тревога по-крестьянски бестолкова".
  Но, вместо этого, спросил: "С каким предметом ?"
  
  "Вопрос: ведётся ли работа так, как надо.
  Взгляни на Доктора - ".
  Они на кукурузе
  как раз мотыжили последний гон.
  Уже затем всё было надобно косить.
  Крылатые беспомощные стебли
  лежали возле их лодыжек, и не счесть
  по скольку тысяч было в каждом акре.
  Дик с Пайком всё смотрели вверх,
  а Доктор не снимал ноги с панели багги
  и выглядел, как главный на земле.
  Его хоть выставь на Бредфордском Интервале
  в Коннектикуте на виду,
  чтоб он стоял там как ориентир.
  
  "Не хочет даже ни на чуть прерваться,
  боится, что упустит время", - промолвил Пайк,
  заметивший, что Дик всё смотрит поминутно.
  И Пайк добавил: "А тебе под стать полоть,
  хоть с Доктором мечтаешь поменяться.
  Давай-ка покричим, попросим, чтобы дал
  скорей себе и людям полный отдых
  от этой гонки. Правда, пользы никакой,
  и у него пощады не упросишь.
  Такого рода люди не поймут, что труд -
  простое дело. По ним - он доблесть,
  моральный долг, когда храбрец пойдёт в огонь".
  
  Дик попросил быть к Доктору посправедливей:
  "Он как-то мне сказал, когда мы шли домой,
  что держит ногу на педалях управленья
  и ощущает гордость, будто награждён.
  Вот ты, мотыжа от реки, шёл мне навстречу.
  Теперь возьми свою мотыгу на плечо
  и, отдыхая, прошагай весь гон обратно,
  заискивая перед грязью лишний раз.
  Не явится ли одинаковое чувство ?
  Ты говоришь, что сам не избегал труда.
  Ты предлагал пари, что за день сделал больше,
  как делал весь тот срок, что жил".
  
  "Но я ни для кого два гона не мотыжил !"
  
  "Ты делал правильно. Вточь так, как все мы,
  при чтении, не так ли, Билл ? Закончим строчку -
  глаза уводим, отдыхая, через лист
  к началу новой и тогда читаем снова.
  А был порядок чтения бустрафедон:
  сперва вперёд, потом назад. Он не привился".
  
  Пайк с опасением и мрачно проворчал,
  как будто уясняя мысли,
  изложенные парнем. Пришёл к реке,
  демонстративно прекратил работу,
  и, будто не заботясь, поймёт ли Дик,
  пошёл обратно и продолжил рассужденья:
  "Нельзя давать себя поработить,
  и очень важно не совсем увязнуть
  в заботе зарабатывать на жизнь,
  к тому ж мне тошно расправляться с сорняками.
  Я предложил бы перемирие с врагом".
  
  "Поосторожней с этой пропагандой.
  Когда бы сел я, вместо Доктора, на пост,
  так проклял бы тебя за эти мысли".
  
  "Ты рассуждаешь как индейский вождь -
  ты будто вновь явившийся Текумсе.
  Ты помнишь Шермана* ? Что был за генерал !
  Второе имя у него Текумсе".
  (Пайк даже голосом поддразнивал юнца).
  "Ты, видно, хочешь зваться Ричардом Текумсе".
  
  "Нет, передумаю".
  "Ты это говоришь,
  чтоб уколоть меня и с Доктором сомкнуться,
  вы в социальном смысле не чутки,
  не то о классах рассуждали бы иначе.
  Вы не умеете предвидеть перемен".
  
  "Я говорил, чтоб обсудить его идеи,
  как и твои, но, главное, его.
  Подозреваю, важность этого всё больше.
  Чем дольше вижу весь объём работ,
  дела всё хуже - не хочу смотреть".
  
  "Нет, ученик, совсем не так. Не нынче -
  когда-нибудь, я покажу, что всё не так.
  Сегодня ж я хочу потолковать о солнце.
  Май, как и ожидали, нас подвёл.
  Чуть лучше был июнь - холодный и дождливый...
  Хоть был и самый длинный день в году,
  того, что солнце было в небе,
  никто и не почувствовал тогда.
  Оно явилась, чтобы нам поджечь всё лето.
  Потом спасалось, чтобы в лаве не застрять,
  когда могли в жару растаять скалы.
  Мы ж сдерживали тот его разгул".
  
  "Так это то, что делает наш Доктор;
  что нужно было делать в школе мне,
  спасая голову от лишних знаний.
  В себе да в солнце разум ты признал,
  а в Докторе признать его не хочешь".
  
  "Ну, что ж. Давай договоримся и о нём.
  Могу признать, он может быть полезен.
  Зимой он деловой и очень занят. -
  В те дни, когда в упадке** солнце
  и каждый никнет перед Рождеством, -
  летят снежки, фонарь мигает феерично,
  блестят окраска и металл его саней".
  
  Дик, что-то не поняв** и не расслышав,
  собрался, было, сразу уточнить
  расположенье Солнца в зимнем небе,
  но в астрономии и сам был не силён.
  Ему ещё полкурса оставалось
  пройти зимой. А сверх того,
  он расхотел противоречить.
  
  И оба сгорблись затем, чтоб воевать
  с речным аллювиальным грунтом.
  Весь день звенели острия мотыг,
  к их удивленью, повстречавшись с камнем.
  Любой из них хотел быть впереди,
  покрикивали при удаче,
  но становились, соревнуясь, лишь дружней.
  
  У Пайка руки действовали ловче,
  с изящетвом, и не хотели уставать.
  И Дик признал: "Работаешь ты мудро,
  даёшь мне ценные уроки, Билл.
  Я у тебя учусь раздумывать о солнце.
  Ты эту тему хорошо мне преподал.
  Оно дарит нам лето и сбегает,
  не разглядев, чем мы, благодаря ему,
  обзавелись. Ему не надобно награды.
  Оно стаёт к благодарителям спиной,
  не хочет, чтоб его считали богом.
  Ему вполне достаточно того,
  как кланялись ему в Перу да персы...
  Достаточно ли я уже сказал,
  чтоб выразить тебе моё почтенье ?"
  
  "Вполне", - ответил мало что читавший Пайк.
  "Так каждый год нам нужен Санта Клаус,
  за кем скрываются на деле мать с отцом
  с подарками на Рождество, чтоб благодарность
  летела в адрес подставного добряка.
  И даже он всегда, на всякий случай,
  сбегает сквозь каминную трубу.
  Его исландский адрес нам известен:
  Живёт на Гекле. Можно написать,
  но говорят он не читает писем.
  А Санта Клаус нужен и, к счастью, даже есть".
  
  "О нём я знаю, даже склонен верить", -
  ответил Дик, услышав речи Пайка,
  кому неведом был ни Милтон, ни Шекспир.
  
  
  Robert Frost From Plane to Plane
  
  Neither of them was better than the other
  They both were hired. And although Pike had the advantage
  Of having hoed and mowed for fifty years,
  Dick had of being fresh and full of college.
  So if they fought about equality
  It was on an equality they fought.
  
  
  "Your trouble is not sticking to the subject,"
  Pike said with temper. And Dick longed to say,
  "Your trouble is bucolic lack of logic,"
  But all he did say was, "What is the subject?"
  
  "It"s whether these professions really work.
  Now take the Doctor -"
  
  They were giving corn
  A final going over with the hoe
  Before they turned from everything to hay
  The wavy upflung pennons of the corn
  Were loose all round their legs-you couldn"t say
  How many thousand of them in an acre.
  Every time Dick or Pike looked up, the Doctor
  With one foot on the dashboard of his buggy
  Was still n sight like someone to depend on.
  Nowhere but on the Bradford Interval
  By the Connecticut could anyone
  Have stayed in sight so long as an example.
  
  "-Taking his own sweet time as if to show
  He don"t mind having lost a case," Pike said;
  And when he caught Dick looking once too often,
  "Hoeing"s too much like work for Dick," he added.
  "Dick wishes he could swap jobs with the Doctor.
  Let"s holler and ask him if he won"t prescribe
  For all humanity a complete rest
  From all this wagery. But what"s the use
  Of asking any sympathy from him?
  That class of people don"t know what work is -
  More than they know what courage is that claim
  The moral kind"s as brave as facing bullets."
  
  Dick told him to be fairer to the Doctor:
  "He looks to me like going home successful,
  Full of success, with that foot on the dashboard,
  As a small self-conferred reward of virtue.
  I get you when you hoe out to the river,
  Then pick your hoe up, maybe shoulder it,
  And take your walk of recreation back
  To curry favor with the dirt once more.
  Isn"t it pretty much the same idea?
  You said yourself you weren"t avoiding work
  You"d bet you got more work done in a day,
  Or at least in a lifetime, by that method."
  
  "I wouldn"t hoe both ways for anybody!"
  
  "And right you re. You do the way we do
  In reading, don"t you Bill?-at every line end
  Pick up your eyes and carry them back idle
  Across the page to where we started from.
  The other way of reading back and forth,
  Known as boustrophedon, was found too awkward."
  
  Pike grunted rather grimly with misgiving
  As being thus expounded to himself
  And made of by a boy; then having reached
  The river bank, quit work defiantly,
  As if he didn"t care who understood him,
  And started his march back again discoursing:
  "A man has got to keep his extrication.
  The important thing is not to get bogged down
  In what he has to do to earn a living.
  What"s more, I hate to keep afflicting weeds.
  I like to give my enemies a truce."
  
  "Be careful how you use your influence
  If I decided to become a doctor.
  You"d be to blame for furnishing the reasons."
  
  "I though you meant to be an Indian Chief -
  You said the second coming of Tecumseh.
  Remember how you envied General Sherman*.
  William Tecumseh Sherman. Why Tecumseh?"
  (He tried to imitate Dick"s tone of voice.)
  "You wished your middle name had been Tecumseh."
  
  "I think I"ll change my mind."
  
  "You"re saying that
  To bother me by siding with the Doctor.
  You"ve got no social conscience, as they say,
  Or you"d feel differently about the classes.
  You can"t claim you"re a social visionary."
  
  "I"m saying it to argue his idea"s
  The same as your idea, only more so.
  And I suspect it may be more and more so
  The further up the scale of work you go.
  You could do worse than boost me up to see."
  
  "It isn"t just the same, and someday, schoolboy,
  I"ll show you why it isn"t - not today.
  Today I want to talk about the sun.
  May as expected was a disappointment,
  And June was not much better, cold and rainy.
  The sun then had its longest day in heaven
  But no one from the feeling would have guessed
  His presence was particularly there.
  He only stayed to set the summer on fire,
  Then fled for fear of getting stuck in lava
  In case the rocks should melt and run again.
  Everyone has to keep his extrication."
  
  "That"s what the Doctor is doing, keeping his.
  That"s what I have to do in school, keep mine
  From knowing more than I know how to think with.
  You see it in yourself and in the sun;
  Yet you refuse to see it in the Doctor."
  
  "All right, let"s harmonize about the Doctor.
  He may be some good, in a manner of speaking.
  I own he does look busy when the sun
  Is in the sign** of Sickness in the winter
  And everybody"s being sick for Christmas.
  Then"s when his Morgan lights out throwing snowballs
  Behind her at the dashboard of his pung."
  
  "But Cygnus** isn"t in the Zodiac,"
  Dick longed to say, but wasn"t sure enough
  Of is astronomy. (He"d have to take
  A half course in it next year.) And besides,
  Why give the controversy a relapse?
  
  They were both bent on scuffling up
  Alluvium so pure that when a blade
  To their surprise rang once on stone all day
  Each tried to be the first at getting in
  A superstitious cry for farmer"s luck -
  A rivalry that made them both feel kinder.
  
  And so to let Pike seem to have the palm
  With grace and not too formal a surrender
  Dick said, " You"ve been a lesson in work wisdom
  To work with, Bill. But you won"t have my thanks.
  I like to think the sun"s like you in that -
  Since you bring up the subject of the sun.
  This would be my interpretation of him.
  He bestows summer on us and escapes
  Before realizing what we have
  To thank him for. He doesn"t want our thanks.
  He likes to turn his back on gratitude
  And avoid being worshiped as a god.
  Our worship was a thing he had too much of
  In the old days in Persia and Peru.
  Shall I go on or have I said enough -
  To convey my respect for your position?"
  
  "I guess so," Pike said, innocent of Milton.
  "That"s where I reckon Santa Claus comes in -
  To be our parents" pseudonymity
  In Christmas giving, so that they can escape
  The thanks and let him catch it as a scapegoat.
  And even he, you"ll notice dodges off
  Up chimney to avoid the worst of it.
  We all know his address, Mount Mecla, Iceland.
  So anyone can write to him who wants to;
  Though they do say he doesn"t open letters.
  A Santa Claus was needed. And there is one."
  
  "So I have heard and do in part believe it."
  Dick said, to old Pike innocent of Shakespeare.
  (1948) 1949 "An Afterword" from "Comlete Poems".
  
  Примечания.
  В Интернете не обнаржено других переводов стихотворения From Plane to Plane
  на русский язык. В этом стихотворении Роберт Фрост излагает диалог двух наёмных сельскохозяйственных рабочик на кукурузном поле. Один из них Билл Пайк - пожилой человек, другой Дик - ещё не закончил курс обучения в школе. Они расчищают мотыгами рядки кукурузы перед уборкой урожая. Тема беседы - отношение к работе и к жизни. В качестве примера и объекта обсуждения ими
  выбран третий член их бригады: механизатор, который косит стебли, они называют его Доктором.
  
  *Генерал Уильям Текумсе Шерман (1820-1891). Его отец был восхищён индейским
  вождём Текумсе, поэтому дал сыну такое второе имя.
  **Пайк сказал, характеризуя зимнее солнце, "the sign of Sickness"; Дику послышалось - "созвездие Лебедя" -
  "Сygnus".
  
  
  Роберт Фрост Нью-Хэмпшир, первая часть
  (С английского).
  
  1 - 214
  Однажды леди с Юга мне сказала
  (Вы не поверите, но я не лгу.):
  "В моей семье не принято трудиться
  и торговать"... - А я не соглашусь,
  что труд - позор. Случалось, звал на помощь.
  Бывало сам работал на других.
  Уверен, что нормальная торговля -
  не стыд для человека и страны.
  
  Мне повстречался гость из Арканзаса,
  хваливший этот штат за красоту,
  алмазы, яблоки... "А как для рынка ?
  Достаточно ли есть у вас добра ?" -
  спросил я у него. "О да, конечно !" -
  Наш проводник стелил ему постель.
  Был вечер. Всех нас вёз удобный Пульман.
  
  В другой раз встретился калифорниец.
  Он славил свой благословенный штат
  и климат, где не мрут естественною смертью.
  Но Комитеты Бдительности там,
  оправдывая человечность штата,
  заботятся об устроенье кладбищ.
  "Пошли бы по маршрутам Стефанссона*,
  сравнили б климат, - я пробормотал, -
  у вас - с арктическими островами".
  
  Я постречал поэта в Алабаме,
  фанатика с изжаждавшим нутром,
  с порывами пивного вдохновенья,
  он с полной неуклюжестью, сердясь,
  хотел добиться от меня протеста
  (я думаю, в стихах) на Volstead Act**,
  но даже не поднёс при том мне выпить.
  Я стал просить друзей его смирить,
  а то он всё мечтал продать мне пойло.
  
  В Нью-Хэмпшире такое не случится.
  
  Мне здесь известен только лишь один
  купец, запятнанный своей торговлей.
  Был в Калифорнии, сбывал товар.
  Теперь, когда вернулся, так стыдится.
  Мансарду он затейливо покрыл,
  поставил сверху башенки с шарами,
  устроил свой Стамбул в глухом лесу.
  До станции там выйдет миль с десяток.
  И будто больше нет уже надежд.
  И будто получил всё то, что можно...
  Его я там увидел вечерком
  у двери незакрытого сарая -
  был как актёр в одной из мрачных сцен.
  Седой, да порыжелою щетиной
  его лицо покрылось до глазниц.
  Но я сумел признать в нём друга детства,
  с кем прежде в Брайтон ездили вдвоём.
  Там, где осел, он фермы не завёл,
  и дом его, среди чужих лачужек,
  был будто магазин в большом селе.
  Он был уже богат, я ж был бродягой,
  и напрямую задал свой вопрос,
  где он бывал и чем там занимался.
  Как он достиг, что вдруг разбогател ?
  Сказал: был антикваром в Сан-Франциско,
  хоть это дело еле выносил.
  ("Припомнишь, так в гробу перевернёшься").
  
  В Нью-Хэмпшире подобное найдёшь.
  Образчики торчат почти повсюду,
  но штат не слишком-то их хочет сбыть.
  
  Тут есть свой "президент". (Звать Кошельком -
  чтоб ни было, поможет вам во всём.
  При случае даст шанс в борьбе с властями)...
  Был Дэниэл Уэбстер*** - конгрессмен.
  Не просто был, а действовал, как нужно.
  Не зря он выбрал Дартмутский Колледж****.
  
  Нью-Хэмпшир - старый штат. В нём есть семейство,
  которое сочло, что здесь живёт
  с времён до появления колоний,
  до первооткрывателей земли.
  Джон Смит***** заметил их однажды с судна,
  рыбачивших в тот день на берегу
  и мирно ноги свесивших с причала
  на мелководье перед стайкой островов.
  Они не относились к краснокожим,
  скорее были белыми, из тех,
  что поставляли жён сынам Адама.
  Но странно, что они возникли там,
  в столь ранний исторический период
  лет за сто до английских моряков.
  Джон Смит, как ни печально, не разведал,
  что то за люд, кто выстроил причал
  и как их звали. - (Я ж узнал их имя.
  И в Ноттингеме это имя чтут).
  Они не отностлись к пуританам.
  Для них борьба безгрешного с дурным
  не превышала важность рыбной ловли,
  они не чтили воскресений и суббот,
  считали, что охотиться в глубинах
  важней, чем лезть в дела других людей...
  
  Нью-Хэмпшир ценит всякие новинки.
  
  Сюда недавно заявился новый
  активный реформатор****** всех систем.
  Его должны признать авторитетом
  артисты, что вступают в ремесло,
  немедля перед тем, как их там примут;
  и юноши, что кончили колледж.
  Но я его тестировать не в силах.
  
  И есть другой, не знаю, как зовут, -
  филадельфиец. Он бывает ежегодно
  с цыплятами изысканных пород.
  Он хочет преподать нам ценный опыт,
  мол, птица лучше крепнет, одичав,
  под наблюденьем ястребов с орлами.
  О суссексах******* такое Геррик пел.
  О доркингах******* писал такое Чосер.
  
  В Нью-Хэмпшире и золото нашлось.
  Уже не новость. Как-то предлагали
  мне по дороге в город Берлин землю
  с отрытою золотоносной шахтой,
  но там был некоммерческий запас:
  хватало на венчальные колечки
  да, может быть, на брошки для семьи.
  Такое вот невинное богатство.
  Один мой сын, копаясь между скал,
  близ Андовера или Канаана,
  нашёл среди других камней берилл
  и, между прочим, с радиевым следом.
  Следок был слабый, просто след, как след.
  Совсем не для коммерческой шумихи.
  Должно быть, нет в Нью-Хэмпшире добра -
  ни золота, ни радия - для сбыта.
  
  Но сыщется другое кое-что.
  Вот в Колбруке есть ведьма в старом стиле.
  (Я раньше встретил ведьму только раз.
  Был задан в Бостоне хрустальный ужин:
  четыре свечки, четверо гостей
  и ведьма - юная (по новой моде).
  Могла ответить на любой вопрос,
  читала тексты, скрытые в коробках,
  но - диво - в металлических - легко,
  и с сильным затрудненьем - в деревянных.
  В итоге мир казался полным тайн.
  Учёные психологи вникали.
  Муж этой леди, сам из богачей,
  считался в Гарварде немалым боссом).
  
  Был в Салеме нью-хэмпширский притон -
  "Клуб Белокровных" - озорная банда,
  которая любила в поздний час
  врываться в белом и в дурацких шапках
  туда, где чуяла нечистый дух.
  И кто-то там шёл в рейд, как шкипер Айрсон********.
  
  Там многое случалось наблюдать !
  
  Земли в Нью-Хэмпшире вполне хватает,
  и можно подобрать на всякий вкус.
  Притом совсем не сложно обмануться,
  ведь качество всегда важней, чем площадь.
  Хотя купить там ферму не легко,
  мне требовалось горное жилище.
  Я взял скорее силой, чем купил.
  
  Владелец мне попался возле дома,
  весной, с граблями. Я ему сказал:
  "Съезжайте с фермы. Мне она по нраву".
  "А мне в какой-такой пуститься путь ?"
  "Я предложу вам ферму рядом с нами".
  "А чем она нехороша для вас ?"
  "Но ваша лучше !" - Так оно и было.
  
  Раз купорос и арсенат свинца
  способны портить завязь,- в этом штате
  опрыскиванья яблонь не ведут.
  Взамен те нас дарят прекрасным сидром.
  А вот до лоз, что виснут, как лассо,
  со всех берёз в саду - там не добраться.
  
  Штат производит ценное добро,
  металлы, камни, всяческие книги.
  Почти что всё легко находит сбыт,
  за исключением литературы.
  Конкретно глянув и всегда следя
  за действием и состояньем рынка,
  заметишь изобилие стихов,
  превосходящее любые нормы.
  Поэты там активней всех дельцов,
  но их товары не находят спроса.
  
  Нью-Хэмпшир - в паре самых лучших штатов.
  С ним наряду, второй такой - Вермонт.
  Они - напарники в одной упряжке
  в былых походах. Каждый - будто клин
  на карте, рядышком с таким же клином.
  Валетом: острый к толстому концу.
  И все их очертания похожи.
  У них всё вместе: длани и мозги,
  хоть шиворот на выворот сомкнулись.
  
  Река Коннектикут у нас полна
  форелевых садков вблизи Канады,
  а после отделяет штат Вермонт.
  О эти восхитительные штаты !
  Там городки комически малы:
  Лост Нейшен, Банджи, Мадди Бу и Поплин,
  Стил Корнерс. (Он так назван потому,
  что в нём за каждым перекрёстком чаща, -
  он малолюден, потому и тих).
  Есть городок, чьё имя прогремело,
  когда включили раз киножурнал:
  Франкония.- Ночь выборов.- Боролись
  два депутата, чтоб войти в конгресс.
  Тот демократ, другой республиканец.
  Но демократам страшно не везло,
  Взыграли нервы. Им был нужен отдых.
  За них был Истон.(Лишь две сотни голосов).
  Зато республиканцы ликовали.
  С печалью смешивался громкий смех.
  Смех крупных городов над городками.
  Смех разбирал, лишь стоило сравнить:
  Нью-Йорк (пять миллионов) и Манчестер;
  тот (семь десятков тысяч человек) -
  и Литтлтон (где было лишь четыре);
  а Литтлтон - с Франконией (семь сотен).
  Франкония могла всю ночь смеяться
  над Истоном. Но он бы тоже мог
  вскричать надменно: "Боже мой !" - смеясь
  над Банджи или всяким городком
  с названием, но вовсе без народа.
  
  Но то, что говорю здесь про Нью-Хэмпшир,
  я мог бы повторить и про Вермонт.
  У них одно лишь непохоже: горы.
  В Вермонте параллельные хребты,
  в Нью-Хемпшире - кручёная катушка.
  
  Robert Frost New Hampshire
  
  1 - 214
  I met a lady frm the South who said
  (You won't believe she said it, but she said it):
  "None of my family ever worked, or had
  A thing to sell." I don't suppose the work
  Much matters. You may work for all of me.
  I've seen the time I've had to work myself.
  The having anything to sell is what
  Is the disgrace in man or state or nation.
  
  I met a traveler from Arkansas
  Who boasted of his state as beautiful
  For diamonds and apples. "Diamonds
  And apples in commercial quantities?"
  I asked him, on my guard. "Oh, yes," he answered,
  Off his. The time was evening in the Pullman.
  "I see the porter's made your bed," I told him.
  
  I met a Californian who would
  Talk California-a state so blessed,
  He said, in climate, none had ever died there
  A natural death, and Vigilance Committees
  Had had to organize to stock the graveyards
  And vindicate the state's humanity.
  "Just the way Stefansson* runs on," I murmured,
  "About the British Arctic. That's what comes
  Of being in the market with a climate."
  
  I met a poet from another state,
  A zealot full of fluid inspiration,
  Who in the name of fluid inspiration,
  But in the best style of bad salesmanship,
  Angrily tried to male me write a protest
  (In verse I think) against the Volstead Act**.
  He didn't even offer me a drink
  Until I asked for one to steady him.
  This is called having an idea to sell.
  
  It never could have happened in New Hampshire.
  
  The only person really soiled with trade
  I ever stumbled on in old New Hampshire
  Was someone who had just come back ashamed
  From selling things in California.
  He'd built a noble mansard roof with balls
  On turrets, like Constantinople, deep
  In woods some ten miles from a railroad station,
  As if to put forever out of mind
  The hope of being, as we say, received.
  I found him standing at the close of day
  Inside the threshold of his open barn,
  Like a lone actor on a gloomy stage -
  And recognized him, through the iron gray
  In which his face was muffled to the eyes,
  As an old boyhood friend, and once indeed
  A drover with me on the road to Brighton.
  His farm was "grounds," and not a farm at all;
  His house among the local sheds and shanties
  Rose like a factor's at a trading station.
  And be was rich, and I was still a rascal.
  I couldn't keep from asking impolitely,
  Where bad he been and what had he been doing?
  How did he get so? (Rich was understood.)
  In dealing in "old rags" in San Francisco.
  Ob, it was terrible as well could be.
  We both of us turned over in our graves.
  
  Just specimens is all New Hampshire has,
  One each of everything as in a showcase,
  Which naturally she doesn't care to sell.
  
  She had one President. (Pronounce him Purse,
  And make the most of it for better or worse.
  He's your one chance to score against the state.)
  She had one Daniel Webster. He was all
  The Daniel Webster ever was or shall be.
  She had the Dartmouth' needed to produce him.
  
  I call her old. She has one family
  Whose claim is good to being settled here
  Before the era of colonization,
  And before that of exploration even.
  John Smith remarked them as be coasted by,
  Dangling their legs and fishing off a wharf
  At the Isles of Shoals, and satisfied himself
  They weren't Red Indians but veritable
  Pre-primitives of the white race, dawn people,
  Like those who furnished Adam's sons with wives;
  However uninnocent they may have been
  In being there so early in our history.
  They'd been there then a hundred years or more.
  Pity he didn't ask what they were up to
  At that date with a wharf already built,
  And take their name. They've since told me their name -
  Today an honored one in Nottingham.
  As for what they were up to more than fishing -
  Suppose they weren't behaving Puritanly,
  The hour bad not yet struck for being good,
  Mankind had not yet gone on the Sabbatical.
  It became an explorer of the deep
  Not to explore too deep in others' business.
  
  Did you but know of him, New Hampshire has
  One real reformer****** who would change the world
  So it would be accepted by two classes,
  Artists the minute they set up as artists,
  Before, that is, they are themselves accepted,
  And boys the minute they get out of college.
  I can't help thinking those are tests to go by.
  
  And she has one I don't know what to call him,
  Who comes from Philadelphia every year
  With a great flock of chickens of rare breeds
  He wants to give the educational
  Advantages of growing almost wild
  Under the watchful eye of hawk and eagle
  Dorkings******* because they're spoken of by Chaucer,
  Sussex******* because they're spoken of by Herrick.
  
  She has a touch of gold. New Hampshire gold -
  You may have heard of it. I had a farm
  Offered me not long since up Berlin way
  With a mine on it that was worked for gold;
  But not gold in commercial quantities,
  Just enough gold to make the engagement rings
  And marriage rings of those who owned the farm.
  What gold more innocent could one have asked for?
  One of my children ranging after rocks
  Lately brought home from Andover or Canaan
  A specimen of beryl with a trace
  Of radium. I know with radium
  The trace would have to be the merest trace
  To be below the threshold of commercial;
  But trust New Hampshire not to have enough
  Of radium or anything to sell.
  
  A specimen of everything, I said.
  She has one witch-old style. She lives in Colebrook.
  (The only other witch I ever met
  Was lately at a cut-glass dinner in Boston.
  There were four candles and four people present.
  The witch was young, and beautiful (new style),
  And open-minded. She was free to question
  Her gift for reading letters locked in boxes.
  Why was it so much greater when the boxes
  Were metal than it was when they were wooden?
  It made the world seem so mysterious.
  The S'ciety for Psychical Research
  Was cognizant. Her husband was worth millions.
  I think he owned some shares in Harvard College.)
  
  New Hampshire used to have at Salem
  A company we called the White Corpuscles,
  Whose duty was at any hour of night
  To rush in sheets and fool's caps where they smelled
  A thing the least bit doubtfully perscented
  And give someone the Skipper Ireson's Ride********.
  
  One each of everything as in a showcase.
  
  More than enough land for a specimen
  You'll say she has, but there there enters in
  Something else to protect her from herself.
  There quality makes up for quantity.
  Not even New Hampshire farms are much for sale.
  The farm I made my home on in the mountains
  I had to take by force rather than buy.
  
  I caught the owner outdoors by himself
  Raking.up after winter, and I said,
  "I"m going to put you off this farm: I want it."
  "Where are you going to put me? In the road?"
  "I"m going to put you on the farm next to it."
  "Why won't the farm next to it do for you?"
  "I like this better." It was really better.
  
  Apples? New Hampshire has them, but unsprayed,
  With no suspicion in stern end or blossom end
  Of vitriol or arsenate of lead,
  And so not good for anything but cider.
  Her unpruned grapes are flung like lariats
  Far up the birches out of reach of man.
  
  A state producing precious metals, stones,
  And-writing; none of these except perhaps
  The precious literature in quantity
  Or quality to worry the producer
  About disposing of it. Do you know,
  Considering the market, there are more
  Poems produced than any other thing?
  No wonder poets sometimes have to seem
  So much more businesslike than businessmen.
  Their wares are so much harder to get rid of.
  
  She's one of the two best states in the Union.
  Vermont's the other. And the two have been
  Yokefellows in the sap yoke from of old
  In many Marches. And they lie like wedges,
  Thick end to thin end and thin end to thick end,
  And are a figure of the way the strong
  Of mind and strong of arm should fit together,
  One thick where one is thin and vice versa.
  
  
  New Hampshire raises the Connecticut
  
  In a trout hatchery near Canada,
  But soon divides the river with Vermont.
  Both are delightful states for their absurdly
  Small towns-Lost Nation, Bungey, Muddy Boo,
  Poplin, Still Corners (so called not because
  The place is silent all day long, nor yet
  Because it boasts a whisky still-because
  It set out once to be a city and still
  Is only corners, crossroads in a wood).
  And I remember one whose name appeared
  Between the pictures on a movie screen
  Election night once in Franconia,
  When everything had gone Republican
  And Democrats were sore in need of comfort:
  Easton goes Democratic, Wilson 4
  Hughes 2. And everybody to the saddest
  Laughed the loud laugh the big laugh at the little.
  New York (five million) laughs at Manchester,
  Manchester (sixty or seventy thousand) laughs
  At Littleton (four thousand), Littleton
  Laughs at Franconia (seven hundred), and
  Franconia laughs, I fear--did laugh that night -
  At Easton. What has Easton left to laugh at,
  And like the actress exclaim "Oh, my God" at?
  There's Bungey; and for Bungey there are towns,
  Whole townships named but without population.
  
  Anything I can say about New Hampshire
  Will serve almost as well about Vermont,
  Excepting that they differ in their mountains.
  The Vermont mountains stretch extended straight;
  New Hampshire mountains Curl up in a coil.
  1923 "New Hampshire"
  
  Примечания.
  *William (Viljalmur) Stefansson, по прозвищу "Stef" - (1879-1962) - знаменитый исследователь Арктики и этнограф, переживший множество приключений, удач и трагедий,
  в частности пытавшийся присоединить российский остров Врангеля к канадским
  или британским владениям.
  **Volstead Act - названный по имени одного из конгрессменов закон, действовавший с 1919 по 1933 год о запрете продаж в ресторанах и кафе
  алкогольных напитков крепостью выше половины градуса.
  ***Дэниэл Уэбстер (1782-1852) - дважды государственный секретарь (при президентах Филморе и У.Харрисоне); трижды претендовал на пост президента;
  был многолетним членом палаты представителей и сената от Нью-Хэмпшира и
  Массачусеттса; считался блестящим оратором; был в оппозиции против демократов
  и Эндрю Джексона; выступал от лица вигов и др.
  ****Дартмутский Колледж - прославленный университет в городе Хановер, штат
  Нью Хэмпшир.
  *****Джон Смит (1580-1631) - английский писатель, моряк; вояка, переживший массу опасностей и приключений. Один из основателей первого английского поселения в Виргинии. Именно ему принадлежит рассказ о встрече с индейской принцессой Пакахонтас.
  ******"Реформатора", которого имел в виду Роберт Фрост, поэт не назвал по имени.
  *******Доркинги и суссексы (иначе сассексы) - породы домашних кур.
  ********Говоря о рейде шкипера Айрсона, Роберт Фрост имеет в виду позорную рсправу с неугодными лицами, которых демонстративно провозили по улицам в
  телеге или тачке.
  
  "Заколдованная" 342-я строка: "Down from the stars to freeze the dew as starry".
  
  
  
  Роберт Фрост Нью-Хэмпшир, вторая часть
  (С английского).
  
  215 - 413
  Добравшись до нью-хэмпширских высот,
  теперь сознаюсь, как меня смутило
  что Эмерсон* сказал про этот штат:
  "Бог, насмехаясь над прекрасным краем,
  там поселил совсем ничтожный люд".
  А в Массачусеттсе сказала дама,
  что дублинская** дача ей плоха
  и весь Нью-Хэмпшир тоже не пригоден.
  Когда спросил, чем этот штат ей плох,
  ответила, что там одни бедняги.
  Опять её спросил, в чём их беда,
  сказала: "Гляньте в собственные книги".
  Как автор я могу и впрямь признать,
  что многие из этих книг критичны,
  но я не обвиняю целый штат
  и нацию во всём её составе.
  Могу сказать, что все мои труды -
  защита окружающей среды.
  Отказываюсь привыкать хоть малость,
  каков бы ни был неприятный сдвиг
  в температурах, влажности и в почвах.
  Я тщательно болезненно слежу
  за всеми переменами в природе.
  Учёл, где я; кто я; что мне под стать,
  раз взялся обо всём писать.
  Мне вдосталь всяческих ночных терзаний.
  Молюсь, как Марло***. Взял с него пример:
  "О Господи ! Здесь Ад, но я снаружи".
  Мне жаль Ирландию, Россию, Самоа.
  Британию, Италию и Францию - чуть меньше.
  Романы я в Нью-Хэмпшире писал,
  но целил зачастую не в Нью-Хэмпшир.
  Покинув Массачусеттс год назад,
  за пару дней хотел я сделать выбор:
  Коннектикут, Нью-Йорк или Вермонт,
  Род-Айленд или, может быть, Нью-Хэмпшир ?
  Где дальше жить ? Нью-Хэмпшир, тут как тут,
  лежал за самой близкою границей.
  Я не имел иллюзий в голове,
  что там я отыщу людей получше,
  чем я оставил позади себя.
  Я не надеялся. - Но эти люди были.
  Я в Массачусеттсе таких не знал,
  как Бартлетт, что из Рэймонда** (теперь он в Колорадо);
  как Гэй из Аткинсона**; Линч из Вифлеема**;
  как Холл, что из Уиндхэма**; как Харрис, что из Дерри**.
  
  Для массачусеттцев с давнишних пор
  нью-хэмпширский народ - предмет насмешек,
  бедняги из прекраснейшей земли.
  Не знаю, что сказать об этих людях.
  В искусствах удалось им преуспеть.
  Могло быть хуже. Русского романа
  в Америке никто б не написал,
  поскольку нет такой ужасной жизни.
  Но ущипнёт - так слышится протест.
  Тогда литература оживает.
  И всё же эта боль невелика,
  и нет большой причины для страданья.
  Так местным романистам не суметь
  представить свету новых Достоевских, -
  рисуя процветанье и комфорт.
  Тут только выхлоп пара, а не горе.
  В России у руля другой режим
  и в жизни коренные перемены.
  И, если здравые, тогда не грех
  сказать, пусть прочно держит оборону.
  В ответ ей: "Поллианна**** или смерть !".
  Нам говорят про новый век свободы.
  Пусть так. Но в государстве не создашь
  литературы, где бы уживались
  и гнев и невстревоженный покой.
  
  Изображу насколько мы разумны.
  Здесь есть Уоррен, фермер, мой сосед.
  Его коняга вдруг остановился
  передо мной при встрече на пути.
  Сосед, хотевший, видно, пообщаться,
  сказал от недостатка лучших тем:
  "Как выли гончие на Музилоке**** ?
  Они напомнили мне прежний шум,
  когда позорили викторианцев,
  а Брайан***** этого не осознал,
  став выше партий и примкнувши к хору.
  С викторианством, как я убеждён,
  был очень тесно связан Джон Л.Дарвин*****".
  Я помахал соседу и коню.
  
  Когда был разорён один знакомец,
  то сам на ферме подпалил свой дом
  и умудрился получить страховку,
  а деньги все извёл на телескоп,
  поскольку с детства просто бредил небом,
  хотел глазами инопланетян
  представить, где в пространстве наше место.
  
  Когда б я выбирал, кого вздымать:
  народ, не то возвышенные горы,
  я выбрал бы возвышенные горы.
  В Нью-Хэмпшире меня всегда гнетёт,
  что горы здесь не поражают ростом.
  Не думал так, стал думать лишь потом,
  когда разочарованно поднялся
  и стал оценивать, каков мой вид,
  когда я сверху. Кто нам узаконит,
  какая высота - уже гора,
  пусть здесь, в Нью-Хэмпшире, и где угодно.
  Какую силу обрету в себе,
  когда я, грозно сотрясая горы,
  смогу поднять их к утренней звезде ?
  Не съездить ли, чтоб это сделать, в Альпы?
  Не углядеть ли этакий момент
  в высоких облаках, где тают пики
  на фоне мизерного бытия,
  где Линкольн с Лафайетом и Свободой ?
  Увижу, глядя вверх, как высоко,
  взлетел бы взрыв над низменной основой.
  Но вряд ли б что взнесло меня на трон
  моих чудных духовных вожделений.
  И виден был трагичный прецедент
  на здешних картах древнего рельефа.
  Здесь горы были больше высотой -
  взамен пяти, по десять тысяч футов.
  У них была жестокая судьба,
  пять тысяч футов - это слишком мало.
  Я никогда не сочинял идей
  об улучшении людской породы,
  эато всегда был очень плодовит,
  планируя в мечтах, и днём и ночью,
  как приподнять вершины снежных гор,
  чтоб сверху, где небесный кругозор,
  студёный воздух заливал простор,
  где б иней, вместо рос, блестел, как звёзды.
  
  Чем становлюсь пристрастнее к среде,
  тем чаще норовлю забраться в горы.
  Нас вёл на кручу дюжий проводник.
  Он снял замок, включая механизм.
  Как длинная рука, вскочила штанга,
  сломавшая ему спинной хребет.
  Он будто заплясал, прощаясь с жизнью.
  Пошла неразбериха и ругня.
  Когда его поволокло зигзагом,
  мы, без сомненья, слышали слова -
  вблизи от нас: "Подъёмник был в порядке.
  Проклятие ! Ведь сам его собрал".
  
  В нью-хэмпширских горах упасть нетрудно,
  и скалолазы тут не слишком-то ловки,
  но в целом этот штат благополучен.
  
  В Нью-Йорке у меня был разговор
  о сексуальном воспитанье в щколе.
  Под градом современнейших идей
  меня там понуждали сделать выбор:
  "Кем хочешь стать: дрянцом или ханжой,
  начнёшь мяукать или будешь гадить ?" -
  "Меж этих пиков я не должен выбирать".-
  "Нет, ты обязан выбрать, кем ты станешь !"
  Но я б не стал чистюлей и ханжой.
  Знал человека с острою секирой,
  пошедшего войной на целый лес,
  но сердце дрогнуло - топор он бросил
  и, вспомня Мэттью Арнольда, бежал:
  "Природа зла, а людям кровь отвратна,
  и нужен нам спасительный приют.
  Припомните Бирнамский лес. Он - близок !"
  Его страшило грозное движенье.
  Он выказал себя как дендрофоб
  и отправлял стволы на пилораму
  для превращенья в штабеля досок.
  Он знал, где прекращается природа,
  где настаёт хозяйский интерес.
  Он здраво говорил и строго мыслил,
  не отходя от этого в мечтах.
  То стало чистым Мэттью Арнольд-измом
  и образцом владения собой,
  "не странствуя окольными путями"
  и "смирно севши на духовный трон" -
  впридачу с осужденьем новой моды
  святого почитания лесов...
  Как нынче, так Ахаз******** грешил когда-то,
  служа богам среди зелёных рощ...
  Здесь, в миле от меня, был чёрный камень
  и столб - горелый, вымытый дождём.
  Здесь рощи тоже храмами служили,
  и от Ахаза мы недалеки.
  Что создано природой - вряд ли свято,
  что свято - то особый разговор,
  но прежде, чем нам в этом разобраться,
  скажу, что от природы не бегу
  и стать дрянцом я вовсе не хотел бы.
  Кто ленится трудиться сообща,
  когда не может что-то сделать, ищет
  какой-то довод, хочет, чтоб слова
  звучали громче, чем его поступки.
  На то порой настраивает век:
  кто скажет, как предстать хорошим греком ?
  Но нынче задают другой вопрос:
  "Кем должен стать - ханжою или дрянью ?"
  Что ж, если выбирать одно из двух,
  в нью-хемпширские фермеры вступаю
  за несколько каких-то тысяч в год
  (их мне пришлёт издатель из Нью-Йорка).
  Какой успокоительный итог.
  И как приятно думать про Нью-Хэмпшир.
  Но место, где сейчас живу - Вермонт.
  
  
  Robert Frost New Hampshire
  
  215 - 413
  I had been coming to New Hampshire mountains.
  And here I am and what am I to say?
  Here first my theme becomes embarrassing.
  Emerson said, "The God who made New Hampshire
  Taunted the lofty land with little men."
  Another Massachusetts poet said,
  "I go no more to summer in New Hampshire.
  I've given up my summer place in Dublin**."
  But when I asked to know what ailed New Hampshire,
  She said she couldn't stand the people in it,
  The little men (it's Massachusetts speaking).
  And when I asked to know what ailed the people,
  She said, "Go read your own books and find out."
  I may as well confess myself the author
  Of several books against the world in general.
  To take them as against a special state
  Or even nation's to restrict my meaning.
  I'm what is called a sensibilitist,
  Or otherwise an environmentalist.
  I refuse to adapt myself a mite
  To any change from hot to cold, from wet
  To dry, from poor to rich, or back again.
  I make a virtue of my suffering
  From nearly everything that goes on round me.
  In other words, I know wherever I am,
  Being the creature of literature I am,
  1 shall not lack for pain to keep me awake.
  Kit Marlowe*** taught me how to say my prayers:
  "Why, this is Hell, nor am I out of it."
  Samoa, Russia, Ireland I complain of,
  No less than England, France, and Italy.
  Because I wrote my novels in New Hampshire
  Is no proof that I aimed them at New Hampshire.
  When I left Massachusetts years ago
  Between two days, the reason why I sought
  New Hampshire, not Connecticut,
  Rhode Island, New York, or Vermont was this:
  Where I was living then, New Hampshire offered
  The nearest boundary to escape across.
  I hadn't an illusion in my handbag
  About the people being better there
  Than those I left behind. I thought they weren't.
  I thought they couldn't be. And yet they were.
  I'd sure had no such friends in Massachusetts
  As Hall of Windham**, Gay of Atkinson**,
  Bartlett of Raymond** (now of Colorado),
  Harris of Derry**, and Lynch of Bethlehem**.
  
  The glorious bards of Massachusetts seem
  To want to make New Hampshire people over.
  They taunt the lofty land with little men.
  I don't know what to say about the people.
  For art's sake one could almost wish them worse
  Rather than better. How are we to write
  The Russian novel in America
  As long as life goes so unterribly?
  There is the pinch from which our only outcry
  In literature to date is heard to come.
  We get what little misery we can
  Out of not having cause for misery.
  It makes the guild of novel writers sick
  To be expected to be Dostoievskis
  On nothing worse than too much luck and comfort.
  This is not sorrow, though; it's just the vapors,
  And recognized as such in Russia itself
  Under the new regime, and so forbidden.
  
  If well it is with Russia, then feel free
  To say so or be stood against the wall
  And shot. It's Pollyanna now or death.
  This, then, is the new freedom we hear tell of;
  And very sensible. No state can build
  A literature that shall at once be sound
  And sad on a foundation of well-being.
  
  To show the level of intelligence
  Among us: it was just a Warren farmer
  Whose horse had pulled him short up in the road
  By me, a stranger. This is what he said,
  From nothing but embarrassment and want
  Of anything more sociable to say:
  "You hear those bound dogs sing on Moosilauke?
  Well, they remind me of the hue and cry
  We've heard against the Mid-Victorians
  And never rightly understood till Bryan
  Retired from politics and joined the chorus.
  The matter with the Mid-Victorians
  Seems to have been a man named John L.Darwin."
  "Go 'long," I said to him, he to his horse.
  
  I knew a man who failing as a farmer
  Burned down his farmhouse for the fire insurance,
  And spent the proceeds on a telescope
  To satisfy a lifelong curiosity
  About our place among the infinities.
  And how was that for otherworldliness?
  
  If I must choose which I would elevate
  The people or the already lofty mountains
  I'd elevate the already lofty mountains
  The only fault I find with old New Hampshire
  Is that her mountains aren't quite high enough.
  I was not always so; I've come to be so.
  How, to my sorrow, how have I attained
  A height from which to look down critical
  On mountains? What has given me assurance
  To say what height becomes New Hampshire mountains,
  Or any mountains? Can it be some strength
  I feel, as of an earthquake in my back,
  To heave them higher to the morning star?
  Can it be foreign travel in the Alps?
  Or having seen and credited a moment
  The solid molding of vast peaks of cloud
  Behind the pitiful reality
  Of Lincoln, Lafayette, and Liberty?
  Or some such sense as says bow high shall jet
  The fountain in proportion to the basin?
  No, none of these has raised me to my throne
  Of intellectual dissatisfaction,
  But the sad accident of having seen
  Our actual mountains given in a map
  Of early times as twice the height they are
  Ten thousand feet instead of only five
  Which shows how sad an accident may be.
  Five thousand is no longer high enough.
  Whereas I never had a good idea
  About improving people in the world,
  Here I am overfertile in suggestion,
  And cannot rest from planning day or night
  How high I'd thrust the peaks in summer snow
  To tap the upper sky and draw a flow
  Of frosty night air on the vale below
  
  (Далее следует "заколдованная" 342-я строчка,
  которая приведена в первой части "Нью-Хэмпшира").
  
  The more the sensibilitist I am
  The more I seem to want my mountains wild;
  The way the wiry gang-boss liked the logjam.
  
  After he'd picked the lock and got it started,
  He dodged a log that lifted like an arm
  Against the sky to break his back for him,
  Then came in dancing, skipping with his life
  Across the roar and chaos, and the words
  We saw him say along the zigzag journey
  Were doubtless as the words we heard him say
  On coming nearer: "Wasn't she an i-deal
  Son-of-a-bitch? You bet she was an i-deal."
  
  For all her mountains fall a little short,
  Her people not quite short enough for Art,
  She's still New Hampshire; a most restful state.
  
  Lately in converse with a New York alec
  About the new school of the pseudo-phallic,
  I found myself in a close corner where
  I bad to make an almost funny choice.
  "Choose you which you will be-a prude, or puke,
  Mewling and puking in the public arms."
  "Me for the hills where I don"t have to choose."
  "But if you bad to choose, which would you be?"
  I wouldn't be a prude afraid of nature.
  I know a man who took a double ax
  And went alone against a grove of trees;
  But his heart failing him, he dropped the ax
  And ran for shelter quoting Matthew Arnold:
  "'Nature is cruel, man is sick of blood':
  There s been enough shed without shedding mine.
  Remember Birnam Wood! The wood's in flux!"
  
  He had a special terror of the flux
  That showed itself in dendrophobia.
  The only decent tree had been to mill
  And educated into boards, be said.
  He knew too well for any earthly use
  The line where man leaves off and nature starts.
  And never overstepped it save in dreams.
  He stood on the safe side of the line talking-
  Which is sheer Matthew Arnoldism,
  The cult of one who owned himself "a foiled
  Circuitous wanderer," and "took dejectedly
  His seat upon the intellectual throne"-
  Agreed in 'frowning on these improvised
  Altars the woods are full of nowadays,
  Again as in the days when Ahaz sinned
  By worship under green trees in the open.
  Scarcely a mile but that I come on one,
  A black-checked stone and stick of rain-washed charcoal.
  Even to say the groves were God's first temples
  Comes too near to Ahaz' sin for safety.
  Nothing not built with hands of course is sacred.
  But here is not a question of what's sacred;
  Rather of what to face or run away from.
  I'd hate to be a runaway from nature.
  And neither would I choose to be a puke
  Who cares not what be does in company,
  And when he can't do anything, falls back
  On words, and tries his worst to make words speak
  Louder than actions, and sometimes achieves it.
  It seems a narrow choice the age insists on
  How about being a good Greek, for instance)
  That course, they tell me, isn't offered this year.
  "Come, but this isn't choosing-puke or prude?"
  
  Well, if I have to choose one or the other,
  I choose to be a plain New Hampshire farmer
  With an income in cash of, say, a thousand
  (From, say, a publisher in New York City).
  It's restful to arrive at a decision,
  And restful just to think about New Hampshire.
  At present I am living in Vermont.
  1923 "New Hampshire"
  
  Примечание.
  В Интернете переводов произведения "Нью-Хэмпшир" на русский язык не обнаружено.
  *Эмерсон - Ralph Waldo Emerson (1803-1882), сын пастора, выпускник Гарварда,
  сам пастор в молодости, затем популярный проповедник и лектор, выступавший
  в США, Канаде, Англии, Франции, автор 190 проповедей, церковный диссидент,
  эссеист, поэт, писатель, критик, ставший после Бенжамена Франклина духовным лидером американской нации; философ, проповедывавший прагматизм, индивидуализм, трансцендентализм. Он оказал большое влияние на взгляды Г.Торо, Г.Мелвилла, У.Уитмена, Э.Дикинсон, Р.Фроста, Ницше, Льва Толстого.
  Его противниками были Н.Готорн и Э.По.
  **Dublin, Windham, Atkinson, Raymond, Derry, Bethlehem - небольшие и совсем малые города и городки в разных графствах штата Нью-Хэмпшир.
  ***Кит Марло, Кристофер Марло (1564-1593) - английский поэт, переводчик, драматург-трагик, авантюрист, один из самых выдающихся предшественников и
  современников У.Шекспира.
  ****Поллианна - героиня нашумевшего в 1913 г. романа-бестселлера американской писательницы Элеоноры Портер. Потом вышло продолжение, другие
  писатели издавали подражания, по роману снимались фильмы: с Мэри Пткфорд в
  главной роли в 1920 г., на студии Диснея в 1960 г. Роман вошёл в состав
  классических произведений американской детской литературы. Р.Фрост противопоставляет таким поделкам лучшие произведения русской классики.
  *****Музилок - гора в штате Нью-Хэмпшир, "Лысая гора" - на языке местных
  индейцев. Высота 1464 м. Излюбленное туристами место.
  ******Брайан - возможно известный культуролог, автор многих книг, - Bryan N.S.Gooch.
  ******Джон Л.Дарвин - трудно сказать существовал ли такой человек в действительности. Возможно Р.Фрост соединил фамилию Чарлза Дарвина с инициалами Джона Л.Салливана. John Lawrence Sallivan (1858-1918)- родившийся
  в Бостоне первый современный чемпион мира по боксу в тяжёлом весе.
  *******Мэттью Арнольд (1822-1888) - английский поэт, эссеист, моралист, культуролог.
  ********Ахаз - библейский персонаж; иудейский царь, признавший владычество
  Ассирии и вводивший у себя в Иерусалиме финикийские и ассирийские культы.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"