Плюнув с досады, я разочарованно откинулся на спинку кресла. Мне хотелось ругаться. Матом. Нащупал, не глядя, пачку сигарет. Достал одну, закурил, швырнул спичку в пепельницу, доверху заполненную окурками. Какое-то время, молча, пускал дым кольцами, все, пытаясь сварганить кольцо, да по более. Поймав себя на этом занятии, улыбнулся своим мыслям; мне вдруг стало очень любопытно, собственно, каких размеров кольцо, может выдуть человеческий рот. Очень интересно. Но, малейшего взгляда на пустой монитор, с лихвой хватило, чтобы моё настроение, вновь, резко ухудшилось.
Приходиться признать, дорогой Кира, что у нас с вами, как это, чтобы помягче; ну, скажем, что-то вроде творческого запора. Мне пришлось согласиться с моим внутренним голосом, так как все указывало именно на это. Вроде, в голове что-то крутится, вертится, внезапно появляется сюжет, потом мысленно чётко вырисовывается характер будущих героев, но, достаточно, только лишь, удобно усесться и щёлкнуть пальцем по клавиатуре: и БАЦ!!! Мысли превращаются в кашу, сюжет непостижимо ускользает, а, пресловутые герои, только что, чёткие и ясные, становятся вдруг - пеной, не более.
Да уж, действительно запор. По-иному моё состояние и не назовёшь. Никак не обратить мысли в чёткую форму выражения. Невозможно передать то, что я хочу высказать на бумаге.
Справедливости ради, нужно согласиться, что иногда всё совершенно по-другому. Само приходит. Тогда я просто изливаю на бумагу всё, что хочу. И мой литературный агент радостно потирает руки, в предвкушении новых гонораров...
Мои философские размышления прервал назойливый звонок в дверь. Некоторое время я размышлял, открыть ли мне дверь нежданному гостю, или же, притворится, что меня нет дома. Почти уверившись в то что, незваный посетитель давно убрался, я вновь, был готов заняться самокопанием, но повторная трель вновь прервала ход моих грустных мыслей. Тяжело вздохнув, я медленно поплёлся к двери. Стараясь ступать бесшумно, я прильнул к дверному глазку.
Взгляду моему предстал, высокий, тёмноволосый субъект, в строгом, идеально отутюженном, тёмном костюме. В руке он держал кожаный кейс, время от времени, перекладывая его из одной руки в другую. Субъект терпеливо ждал, пока я издам хоть один звук, но я молчал, что твой партизан. В конце концов, он ещё раз нажал на кнопку звонка, от пронзительной трели, коего, расположенного, аккурат, над моей головой, я судорожно поморщился, словно от зубной боли.
- Кто там? - внезапно вскипев от такой наглой настойчивости, буркнул я через дверь, на всякий случай, не отрываясь от дверного глазка.
- Мне нужен Климов Кирилл Васильевич. Я могу с ним поговорить?
- Кто им интересуется?
Субъект, молча полез во внутренний карман своего пиджака. Я наблюдал за всем этим, с ожиданием чего-то, не очень хорошего. Так и есть. Самые худшие мои опасения, увы, оправдались, Он поднёс к глазку, ужасно противную, красную книжечку.
- Антипов Эдуард Борисович.
- Что вам от него нужно? - Внезапно я его возненавидел, Хоть убейте, не знаю, почему.
- Мне нужно задать ему несколько вопросов.
- Это я. - противный холодок, разлился по моему телу.
- Можно войти?
- Проходите, - я щелкнул замком, открывая дверь.
- Благодарю вас.
После короткого диалога, он шагнул в темноту моего коридора. Я картинно захлопнул за ним дверь.
- Где мы можем с вами поговорить? - тон его стал сухим, деловитым, чёрт возьми, хозяйственным. Я мысленно Хмыкнул. Узнаю власти.
- В комнату проходите, - я последовал за ним - чая, увы, не предложу.
- Да и не нужно - сказал он, усаживаясь в предложенное мной кресло. Я остался у двери. Он немного помолчал. Я всё это время вежливо ждал, пока он расскажет мне, что его ко мне привело. Наконец не выдержал:
- Я вас слушаю, майор.
-Итак, вы, Климов Кирилл Васильевич, сорока лет отроду, проживающий по адресу...
- Вы же прекрасно всё это знаете. И без меня.
... разведён, имеете сына Климова Аркадия Кирилловича, двадцати двух лет...
Смутная догадка осенила меня. Неужели Аркадий что-то натворил? Но, чёрт побери, что это могло быть такое, чтобы ЭТИМ, заинтересовались эфэсбешники? Да неужто, снова, тридцать седьмой на дворе?
Я погрузился в свои размышления, даже не заметив, что он закончил свою тираду и молча, разглядывает меня.
-Да, всё правильно. Что-то случилось? Дело в моём сыне?
- Нет! - ответ прозвучал незамедлительно.
- Тогда в ком?
- В вас!
Определённо он начинал мне нравиться. С облегчённой улыбкой я...
... хвала господу, Аркашка не причём...
... таращился на него.
- Простите, я должно быть, не совсем понимаю...
- Это ваше? - незваный гость, щёлкнув застёжками, извлек из кейса несколько книг.
Я, не скрывая своего удивления, узнал в них свои бессмертные опусы, которые некоторых приводили в восторг, но мне, если быть откровенным, совершенно не нравились.
-Моё, но... - я затих. Где-то, глубоко-глубоко, противным холодком, ко мне начал подбираться страх.
- А ещё, какие-то ваши произведения есть?
- Само собой. Там, на полке - я неопределённо махнул рукой.
- Несите все!
Я покрылся холодным потом,
- Какого дьявола вам от меня нужно!- заорал я, брызгая слюной на его шикарный костюм. Майор вдруг широко улыбнулся. Я отметил про себя, это первое проявление, хоть каких то эмоций.
- Мне кажется, вам нужно проехать с нами!
- Зачем?
-Там всё объяснят.
- Я никуда не поеду! Я не совершал ничего противозаконного! Я знаю свои права! - мой голос предательски дрогнул на последней моей фразе, звучавшей из многих боевиков. Он почувствовал мой страх. Его улыбка стала ещё шире, напоминая волчий оскал.
- Вы отказываетесь?
В комнате зависла тяжёлая тишина. Мы сверлили глазами друг друга. Вот только мой взгляд, был взгляд затравленного зверя, а его - взгляд, настигшего свою дичь, охотника. Мои руки ходили ходуном. Я нащупал, в кармане рубашки карандаш, и принялся барабанить им по дверному косяку, всё же не отводя взгляда.
Внезапно майор поймал глазами мой карандаш. Я, с удивлением, заметил в его глазах, необъяснимый страх. Да, да, именно страх, такое выражение глаз не спутаешь ни с чем. Словно я собирался швырнуть в него чем-то вроде корзины с десятком разъяренных
гадюк. Или сделать, что-то, ещё ужасней. Его рука осторожно поползла за отворот пиджака, в то время как он, словно под гипнозом не отрывал взгляда от моих рук.
- Положи карандаш - тихо прошептал он.
- Что? - что-то я уже совсем ничего не соображал. Или комитетчик, этот, чокнутый.
- Карандаш бросил, быстро! - в одно мгновение он выхватил пистолет. - Руки за голову, за голову, я сказал!
Пришлось подчиниться. Не каждый же день к твоей голове приставляют ствол пистолета. Не отводя от меня глаз, он, кому-то внутри пиджака коротко приказал:
- Давайте сюда! Объект оказал сопротивление.
-Эй, командир - не выдержал я, - о чём ты, какое сопротивление? Послушай...
Входная дверь с треском слечела с петель. Несколько человек с автоматами и в масках, повалили меня на землю, заламывая мои белы рученьки за спину.
- Глуши его!
Меня обволокла темнота...
Господи, до чего же больно. Не открывая глаз, я нащупал на затылке огромную шишку. Должно быть прикладом, сволочи. Хорошо приложили, до сих пор в ушах такой звон стоит, что в церкви, на пасху. Неуклюже перевернувшись, я открыл глаза. Оп-п-п-ачки! Где это я? Мой мозг, упрямо отказывался работать. Наконец, мне кажется, я даже услыхал, как заскрипели в моей голове шестерёнки, я начал понемногу соображать.
- Вот это номер! - пробормотал я себе под нос, морщась от боли, и усаживаясь на своём лежбище. - Вот, только здесь, я ещё не бывал.
Слабый серый свет, чуть заметно, пробивался сквозь закрашенное, зарешеченное окошко. Бетонный пол, с пятнами лу;,л жёсткий топчан, нет, не топчан - нары. Точно, нары.
- Бог ты мой! Никак Лефортово? - мой оптимизм был насквозь лжив.
Почему-то в памяти всплыло творение Солженицына, "Архипелаг "Гулаг"", со всеми евонными приключениями. Читал когда-то. Давно, ещё студентом. Но, как говорится, в каждой шутке, есть доля шутки. Как там сейчас говорят детишки: У-п-сс! Я удручённо вздохнул: да, уж. У-п-сс.
- Ой, блин, попал ты, Кира! - голос мой, меня расстроил окончательно.
Но факт - упрямая вещь. Я медленно поднялся, прошёлся " по полатям", размеры коих, были: три на три, и взобрался обратно на топчан. Нет, нары, мысленно поправил я себя. Чего толку зря расхаживать. Неизвестно почему, я решил, что нужно беречь силы. И не отчаиваться. Моей отличительной чертой, да, я действительно так считал, была моя уникальная способность, быстро ко всему приспосабливаться. Был ли я фаталистом? Я не мог однозначно ответить на этот вопрос. Но все лишения, постоянно рушащиеся на мою голову, я встречал с циничным оптимизмом.
Он помогал выжить. Держа меня за воротник, когда я без опаски гулял над пресловутой "пропастью во ржи", давно ставшей притчей во языцех. И так было всегда. Когда женился на Тамаре, с которой ещё ма, ^летками встречались. Когда её с сыном из роддома забирал. Когда, впервые, вышел на улицу, осторожно толкая перед собою детскую коляску. И когда разводилась моя любовь, Тамара, со мною, наслушавшись пылких речей своего папаши, жэковского слесаря. Он всячески твердил о том, что муж-писатель, в наше время, как минимум бесперспективно, намного практичнее, к примеру, сосед- мясник.
И когда тягал, любимого тестя мордочкой по асфальту, пред ясным ликом жэковского начальства, за эти самые словеса. Да разве обо всём упомнишь? Столько лет прошло...
Радует только одно: сын меня ни в чём не винит, однажды, как-то, даже проговорился, что он меня прекрасно понимает. Последний раз приезжал, рассказывал,
( они живут у тестя с тёщей) что старики почти совсем чокнулись, а мать, Тамара то есть, спуталась, с одноглазым чуркой. Вот так вот... Жизнь бурлит.
Мои размышления прервал лязг отпирающегося замка. Я с любопытством ждал, уставившись на дверь, на всякий случай приготовившись...
...к чему?..
... к чему угодно. В дверь ввалилась рослая деточка, метров двух ростом, не менее, беглым взглядом окинув камеру, он подозрительно уставился на меня, встав так, чтобы между мною и дверью, живой амбразурой громадилось его тело. Следом за ним в камеру вкатился толстый коротышка, пыхтя от трудностей передвижения, периодически вытирая своё лицо, покрывшееся потом, большим носовым платком. " Колобок" на ножках - мелькнуло у меня в голове. Я мысленно поёжился. Брр! Не люблю свиноподобных. Правда, я сам не аполлон, и имею с десяток лишних килограмм, но мои редкие приятельницы, всячески утверждали что, всё там, где нужно. И я не думаю, что они мне льстили.
- Здравствуйте, Кирилл Васильевич - он протянул мне свою маленькую, пухлую ладошку. Я молча пожал. Она была мокрой и холодной. Будто кожа змеи. Мне стало противно. И тревожно. Очень. Впервые, за всё, недавно со мной приключившееся, я действительно учуял опасность. Опасность, отражавшуюся в маленьких, поросячьих глазках коротышки.
- Хорошо держитесь, - сказал он, улыбаясь и, видимо, считая это, неимоверно смешным.
- Что вы имеете ввиду?
-Хм, другие орут, в дверь ломятся, адвоката требуют. А вы... - он замолчал, ласково улыбаясь.
- А я, что?
- Сидите, ждёте.
Ох, как мне не нравился этот разговор. Особенно когда я услышал в коридоре за дверью, металлический лязг, знакомый мне по кружку стрельбы. Лязг передёргиваемого затвора. Но, разговор этот, был моей единственной надеждой, хоть что нибудь, прояснить.
- Жду! Жду, когда мне объяснят, на каком основании я арестован!
- Ну да, решат, что ваше задержание является ошибкой? И выпустят?
- Что-то вроде...
- Хм, а с вами интересно беседовать, дружище.
- Смотря кому! - совсем по-мальчишески отрезал я.
- Мне интересно!
- С какого буя? И, собственн- кто вы?
- Завадский Евгений Геннадиевич.
- Мне это имя ни о чём не говорит.
- Поверьте, мой друг, в определённых кругах, оно довольно известно.
- Ну, мы в ваших кругах не вращались.
- Теперь придётся.
- Ладно. Чего вам от меня нужно?
- Во-первых, это не арест, как, вы изволили выразиться. Это, всего лишь, формальное задержание, до выяснения интересующей нас информации. А во-вторых,...дело в том, э-э уважаемый Кирилл Васильевич, я, в некотором роде, являюсь вашим ярым поклонником, я бы даже взял на себя смелость утверждать, фанатом...
- Ну, да, - я прервал его тираду - и поэтому нужно устраивать маски-шоу с фейерверками, в виде собровцев, и запирать меня в Лефортово? Или где мы?
- Не важно - коротко ответил толстяк.
-Так что же это за любовь к писателю?
- Вот такая странная любовь' - мне показалось, мой возмущённый протест всего лишь позабавил его, не более. Сердце моё, стало холодным кусочком льда, сжалось в комочек, где-то в уголке, под рёбрами, трепыхаясь, словно птица в клетке.
- Вот такая странная любовь! - весело повторил он.
Голос его был - само веселье. Но глаза! Глаза меня поразили. Две щёлки. Холодные, расчётливые. В них ни капли жалости. Чёрт возьми, они сводили меня с ума!
"Ох, и попал же ты, Кира!" - все мои мысли, все мои предположения, заканчивались этим, чрезвычайно точным умозаключением.
- Хватит ходить вокруг да около! Чего вам от меня нужно?
Он хитро глядел на меня. Капли пота потоком текли по его лицу, но он, казалось, позабыл об этом.
- Хм, как я уже имел смелость утверждать, я - ваш рьяный поклонник. И мне хотелось бы иметь полное собрание ваших сочинений.
- В любой книжной лавке! Навалом, как гавна...
- Вы упорно не хотите меня понимать! Мне хотелось бы иметь... всё! Черновики, заметки, ваши зарисовки пейзажей, а также, ещё те, которые вы... напишете.
- Вы сумасшедший - я был сражён наповал.
- Все бумаги! - голос его сорвался в крик. - Слышите? Все!
Я совсем растерялся. В какое-то мгновение у меня возникли сомнения в адекватности моего собеседника.
- Вы в своём уме? Вы и далее сможете покупать книги. В любой книжной лавке.
- Меня не интересуют издания, - голос Завадского снова был беспечен - меня интересуют, так сказать, первоисточники. Оригиналы. Рукописи. И я хотел бы стать их единственным обладателем.
Ну, нет, он точно чокнутый. Я не был уверен в том, напишу ли я когда-либо хоть слово. Уместно было бы добавить, что, этот мой запор, мысленный, длился уже около семи месяцев, и, судя по всему, закачиваться, не собирался. Я открыл, было, рот чтобы рассказать ему об этом но толстяк в сопровождении телохранителя, того самого двухметрового "деточки" уже направился к выходу. На пороге он обернулся, впился в меня внимательным взглядом. Я почувствовал себя жуком на булавке.
- Я вас не тороплю. Подумайте. Надеюсь, завтра, вы ответите положительно. Ибо в противном случае...
Плотоядно улыбнулся и вышел. Я отвернулся лицом к стене, услышав, как захлопнулась, за моею спиною, железная дверь. Внезапно меня взорвала злоба, давно бурлившая внутри, я вскочил с топчана...
.. .нары, н-а-р-ы, приятель...
... подбежал к двери, и принялся лупить кулаками о толстенную сталь.
- Мне кто ни будь, здесь объяснит, что здесь происходит?
В двери открылось маленькое окошко. Показавшееся, в окошке, лицо охранника, было невозмутимо.
- Чего разорался? Заткнись!
- Я буду жаловаться! Передайте Завадскому: я требую адвоката!
" Я требую адвоката" - я слышал эти слова по телевизору, в дешёвых заграничных фильмах. Там они были волшебными. Но и здесь они возымели своё действие. Сильный толчок под дых, заставил меня согнуться пополам. Второй удар, по воспалённому затылку свалил меня на пол. Охранник, матерясь, закрыл окошко. Я, корчась от боли, остался лежать на, мокром и холодном, бетонном полу...
Вечером, дверь открылась только один раз. Тюремщики тщательно обыскали мои хоромы. После дверь захлопнулась, не открываясь более. Еды мне никто не принёс, воды тоже. Желудок мой, совершенно неприспособленный к тюремному существованию, требовательно урчал. Меня тошнило от запаха, исходящего от стоящего в углу ведра, используемого для известных надобностей. Я лежал, задыхаясь от смрада, перебирая в мыслях прошедший день. Вскоре, тусклая зарешеченная лампочка под потолком, погасла, оставив меня наедине в полной темноте. Не заметно для себя, я погрузился в состояние, напоминающее сон. Однако сон спокойным не был. Меня душили кошмары. С криками я просыпался, с ужасом вспоминал, где нахожусь, лежал, без сна, уставившись на зарешеченное окно. Жутко хотелось курить. Но карманы были пусты. Всё отобрали. Даже шнурки с ботинок. И снова забывался в тревожном сне.
Утро наступало мучительно долго. Эта ночь, казалась мне самой длинной ночью во всей моей жизни. Вынырнув из очередного забытья, я, решил более не спать. Иногда я ловил себя на мысли, что боюсь закрыть глаза...
Наконец, ласковый солнечный лучик, пробился ко мне, сквозь не закрашенный кусочек оконного стекла. Я ждал. Ждал тщетно. Обо мне, казалось, забыли. Наступил полдень. Отчаяние накатывало на меня волнами. Я метался по камере, словно пойманный зверь. Наконец, услыхав, знакомый, да что там, родной, лязг отпираемого замка, я бросился к двери.
Знакомый охранник, которого я готов был расцеловать, грубо отшвырнул меня на нары, следя, чтобы я не выкинул, чего ни будь этакого. Секунду спустя, в камеру вкатился "Колобок" - Завадский.
- Здравствуйте, снова, Кирилл Васильевич! Как спалось? - в голосе слышались ядовитые нотки. А глаза, смотрели всё так же холодно и, как мне показалось, с ожиданием подвоха. Однако я не собирался устраивать ему сюрпризы. Я устал. Я сутки без еды и воды. И мне было очень интересно узнать, с какого перца этот толстяк, так заинтересовался моими рукописями. Правда, одна догадка, всё-таки, была. Но я старался об этом не думать.
- Могло быть и лучше - я удивился тому, как глухо звучал мой голос.
- Ну что вы, голубчик! - радушно захихикал Завадский. Гон его был таким, словно он встретил своего давнего друга.
-Ну что вы! - добродушно улыбаясь, повторил он, - Другие в этом заведении, совершенно в иных условиях обитают. Поверьте мне на слово.
Чёрт возьми, я ему верил. Всеми фибрами своей души.
- Ну так, как? Вы обдумали мою скромную просьбу?
- А, так это была всего лишь скромная просьба? Интересно! Ну да ладно. Прежде, чем я дам ответ, ответьте мне, на несколько, интересующих меня, вопросов.
- Каких же, голубчик? - вежливо поинтересовался Завадский.
- Первый вопрос: зачем вам всё это нужно?
- Ну, я уже говорил вам о ton что я рьяный ваш поклонник...
- А если начистоту?
Не верил я ему, совсем не верил. Он отлично смотрелся бы за игрой в покер, с сигарой в зубах, чем с книгой у камина. Ну не тот типаж, хоть пристрелите меня. Не верю! И точка. Он это понял. Улыбку словно рукой сняло.
- А вам не кажется, дражайший Кирилл Васильевич, что здесь вопросы задаю я?
Удар "деточки" был хорош. Меня подбросило к потолку, и швырнуло о стену. Я сполз на бетонный пол, ободрав себе щеку. Когда мир перед глазами, перестал кружиться, я неуклюже сел, прислонившись спиной к стене.
- Голубчик, молю вас, не нужно усердствовать, - как ни в чём не бывало заелеил толстяк.
- Ведь вы же, образованный человек. Поймите меня, ваше запирательство, решительно ничего не даст. Я знаю, ваша жена ничего для вас не значит...
.. .у меня спёрло дыхание, теперь я знал, почему я здесь...
...но, у вас есть сын... - многозначительно замолк Завадский. Помолчав, продолжил:
- Он молод, здоров, силён - улыбка разложила его щёки на плечах. - Я думаю, вы не хотите, чтобы с ним что-то случилось? Ведь дети не всегда слушают своих родителей, не правда ли?
Это было выше моих сил. Я предпринял попытку встать на ноги но, деточка, ударом дорогой туфли, заставил меня кататься на полу.
- Аркадия не тронь! - заревел я, и совсем не от боли, хотя болело нещадно. Чёртов детина, снова зарядил мне по рёбрам. Я основательно приложился о бетон, и скорчился, в позе эмбриона, стараясь не заорать,- Он не виноват. Никто не виноват!
- Я жду ответа, Климов - закричал Завадский. Как? Как ты это делаешь?
Потеряв самообладание, он схватил меня, неожиданно сильной рукой, и начал тягать меня по полу. Удары сыпались градом. Я стиснул зубы, держась изо всех сил.
- Говори, тварь! Говори! Говори-и-и! - визг его, эхом разносился по камере и по коридору. -Как...
- Не умничай, сука! Говори! Скажи, как ты это делаешь?
- Как... как вы узнали?
Занесённый для удара кулак, так и остался висеть в воздухе.
- Что? Что ты сказал, тварь? - ожесточённо встряхнул он меня.
- Я спросил: как вы узнали, что я...? Что это... я? - мне было сложно чётко выговаривать слова. Рот мой был разбит. Капли то и дело, капали на пол.
Завадский, неожиданно обессилев, присел на нары.
- Значит это всё-таки ты?
-Я...
- Но как?
- Не знаю. Но давно.
- Насколько давно?
- Очень...
- О, господи! - Завадский неожиданно перекрестился.
- В двухтысячном году, - глядя на свои руки, тихо заговорил Завадский - один наш сотрудник, зачитывающийся, разного рода триллерами, принёс на работу, подобного рода книгу. Роман. Роман о мор" О трагической гибели подводного атомохода "Рурск", точь в точь, описавший события, произошедшие в августе того года. Да только принёс он её, книгу тобишь, в июне. За два месяца до трагедии...
- Я закончил книгу в мае - тихо подтвердил я.
... через год, в июле две тысячи первого, моя жена, будучи вашей читательницей, показала мне вашу новую, только изданную книгу - "Джихад", в ней вы описывали события, сопутствующие воздушной атаке исламских террористов, на американские города. Я прочитал её. Вещь довольно фантастическая. До определённого момента. До одиннадцатого сентября...
Завадский внезапно, со страхом отодвинулся от меня.
- Кто ты, Климов?
Я лишь улыбнулся в ответ.
- Не бойтесь, не дьявол...
- Тогда, вы очень страшный человек!
Я криво ухмыльнулся, вытирая кровь со счесанного подбородка. Я больше его не слушал. Я знал, что он знает. И я знал, что он знает, что я знаю. Такой вот каламбур! Знает, да только не всё! Только верхушка айсберга видна. Видны только глобальные вещи. Но никто не вспомнит гибель маленького мальчика, пятнадцать лет назад, ставшего невольным свидетелем жуткого убийства своих соседей. Ведь подобное случилось три месяца спустя, после описанного мной, в соседнем подъезде. Никто не свяжет со мной свихнувшегося учителя, пожилого добряка, в одночасье, неуловимого маньяка- педофила, на совести которого, более десятка жертв. Никто не заподозрит меня в остальных смертях. А их - не меряно. Считать не буду. Не до того мне. Единственное, с чем всё это можно было связать - мои книги. Ведь, каждая из них, появлялась ДО события. Но, если честно, не думал я что, найдётся человек, который свяжет всё это единой нитью.
Да и ладно.
- Ну, и что теперь? - спросил я Завадского, глядящего на меня так, как смотрят на маньяков.
- А что теперь?
- Теперь у меня мало времени! Я не знаю, откуда у меня ЭТО. Но, увы, это моё проклятье. Долгое время, я сам об этом даже не догадывался. просто писал книги. Как- то всё само приходило в голову. Само. Приходило ниоткуда. Словно, домашнее задание, загаданное на дом безмолвным учителем, которое, я должен выполнить немедленно, не откладывая на потом, бросить всё, и утолить его жажду крови. Я ничего не мог с этим поделать. Ничего! На меня находил необъяснимый звериный азарт, в предвкушении новой крови.
Потом, гораздо позже, когда я уже понял, что происходит: что я, что-то вроде, мрачного, недоброго пророка, выкладывающего на бумаге чужую злую волю, я пытался с этим бороться. Но всё безрезультатно. Клянусь Всевышним, я не хотел, чтобы так вышло... Вдруг что-то изменилось. Что-то неуловимое, пронёсшееся по камере холодным ветерком. Мне стало трудно дышать. Я схватился рукою за горло. Губы мои, растянулись в радостном оскале. Мой час пробил! Хвала Всевышнему, смерть пришла за мной!
- Что с тобой, Климов? - Завадский, наверно считал, что я притворяюсь.
Я сполз по стене, судорожно пытаясь вздохнуть.
- Позови врача - приказал "Колобок", стоящему как столб, деточке. Тот мигом кинулся в коридор.
- Не нужно - прошамкал я. Мне вдруг стало хорошо.
- Не нужно!
Стало вдруг тихо-тихо. Спокойно-спокойно.
Я надеялся вымолить у Всевышнего прощение.
"КОНЕЦ"
Я внимательно прочитал написанное. Удовлетворённо хмыкнул. Честно говоря, странно выступать роли режиссёра собственной кончины. Но что поделать. Смерть обходила меня. Два раза ложился под поезд. Срывался с обрыва в машине. Топился, вешался, травил себя угарным газом, поджигался, прыгал с балкона...
Всё безрезультатно. Я всё время писал, принося новым своим персонажам, горе и страдание в реальной жизни. Последний рассказ закончен. Аккуратно удалил данные с компьютера. Не хотелось ничего оставлять. Не нужно.
Я устало откинулся на спинку кресла. Нащупал, не глядя, пачку сигарет, достал одну, закурил, бросив спичку в пепельницу, доверху наполненную окурками. Почему-то задумался о том, каких размеров кольцо дыма, может выдуть человеческий рот...
Мои размышления прервал звонок в дверь. Я немного подождал и, дождавшись второго звонка, побрёл к входной двери. Не вежливо заставлять ждать Антипова Эдуарда Борисовича.