Часть первая.

Берлин, 22 ноября 1936 года.

Сбылись мои худшие опасения. Вот, за что я порой ненавижу нашу работу - ожидание. Сидишь в машине почти без движения и только пялишься на пешеходов. Выискиваешь глазами, хоть что-нибудь существенное и не находишь. Отводишь взгляд в сторону и чувствуешь: накатывает тоска, а вместе с ней и скука. Они на пару чуть не довели меня до чертиков. Хотя кто-то может сказать, что тоска и скука - синонимы, но меня в настоящее время это мало беспокоит. Во мне в данный момент поселилось безразличие ко всему...

Лишь одно меня сейчас занимает: два слова вспыхивают в сознании ярко, ослепительно. Свечение продолжается очень долго и потому можно минимум десять раз прочитать то, что написано: Эрнст Штрайде. Нам с Дитмаром поручили его задержать. Он был первым подозреваемым по делу, получившему идентификационный номер 405621, расследование которого тайная полиция начала в сентябре 1936 года. Работая в этом направлении, мы надеялись, что выйдем на группу злоумышленников, так как масштаб преступления свидетельствовал о причастности к делу нескольких лиц. Слежка за Штрайде стала важным звеном в цепи событий, позволивших нам выйти на тех, кто осуществил вооруженное нападение на людей в квартире 6b, с окнами, выходящими на улицу Нийебаума, 20. До сих пор помню свои первые впечатления, когда я оказался в той квартире.

Я осматривал комнату и поймал себя на мысли: как же здесь много крови. Она была повсюду: на потолке, двух зеркалах и окнах. Настоящие ручьи, вернее потоки крови заливали ковры, лежавшие на полу и все, что было неподалеку. От тел растерзанных в клочья, практически до неузнаваемости, кровь бежала в разных направлениях: где-то натыкаясь на преграды, вроде мебели или плинтуса, а в иных местах ловко маневрируя, она отыскивала для себя новый маршрут.

Улик было немного: следы обуви в задней комнате, что указывало на засаду, которую устроили нападавшие; помимо этого в квартире нашли фрагменты неизвестной материи (её происхождение предстоит выяснить экспертам лаборатории). Также, серьезные трудности следствие испытало, когда были обнаружены странные отметины по всей квартире (не слишком глубокие, но отчетливо различимые), вероятно, оставленные чем-то острым. Они имелись, почти везде - на полу, стенах, и даже потолке, хотя режущих предметов на месте преступления так и не нашли.

В кровопролитной рубке были убиты четыре человека: Альбрехт Диркен, Вильгельм Трогауф, Георг Вицке и Бастиан Хелмайер. Первые трое были диссидентами, входившими в состав движения, планировавшего целую серию манифестаций и митингов по всей стране, с целью поколебать веру простого немецкого народа в своего вождя - Адольфа Гитлера и свергнуть режим правления нашего фюрера.

Бастиан Хелмайер был нашим шпионом. Его внедрили в группу диссидентов полгода назад и в начале октября мы намеревались арестовать заговорщиков. Но кто-то нас опередил.

Информация по убитым чуть не стала достоянием гласности, просочившись каким-то образом в газету "Общественная жизнь". Автор, явно заказной статьи, недвусмысленно намекал на то, что те, кто напрямую связан с правительством Германии приступили к физическому устранению неугодных нынешней власти людей. В статье выдавалось за правду и то, что четверо убитых были диссидентами, но на самом деле заговорщиками являлись только трое. Заказчик этой статьи совершенно точно рассчитывал, что она произведет эффект разорвавшейся бомбы. После чего диссиденты, отказавшись от манифестаций и митингов, перейдут к более активным действиям, и бунт на коленях перерастет в восстание. Однако утечку информации мы устранили вовремя и цепную реакцию, запущенную организаторами преступления, удалось остановить.

Расследование дела номер 405621 долго не двигалось с мертвой точки. Переломный момент наступил только лишь, когда волна аналогичных убийств пронеслась по городам Восточной Германии, среди которых были: Циттау, Гёрлиц и Котбус. Было установлено, что все преступления были совершены бандитской группировкой, называвшейся "Жало" (Stachel). Начальник управления разведки и контрразведки Фридрих Вильгельм Канарис, не скрывал своих опасений, на сей счет, а говорил прямо: "Жало - такое же зло, как и евреи. Они открыто разжигают гражданскую войну, рассчитывая захватить власть, воспользовавшись подходящим моментом. Иных помыслов они не имеют. Наша задача - найти всех преступников и предать их справедливому суду". Не согласиться с ним теперь, было поверьте, мне крайне затруднительно. Если хотите знать мое мнение об этой не весть, откуда взявшейся группировке умалишенных, то я думаю, что надо бы их всех перестрелять, пока не поздно. В противном случае, того и гляди вылезут ещё какие-нибудь дегенераты. Видно наступили тяжелые времена. Но мы к войне в Европе почти готовы, а ликвидация внутренних врагов - это если хотите такая, же необходимая мера как, к примеру, подметание улиц. Чтобы держать в чистоте не только городские кварталы, но и общество, нужно тщательно убирать мусор и сжигать его до полного обезвреживания.

- А вот, и он, - неожиданно произнес Дитмар, резко перевернув обстановку полнейшего штиля. Я посмотрел в направлении, в котором он указывал.

- Разделимся! - предложил я Дитмару и в следующую секунду, тихо выскользнув из машины, я заспешил к типу, озабоченно крутившемуся у афиши кинотеатра.

Что меня поражает в этих никчемных людишках, затеявших опасную игру с правительством, так это их абсолютное неумение скрывать свои намерения. Нет, вы только посмотрите на него! С интересом изучает афишу, наверное, ищет подходящий день и время, чтобы сходить в кино. Вот смеху-то! Аж надорваться можно, если пустить, хотя бы один смешок, а вслед за ним еще целую серию. Однако мое самообладание не позволило мне расслабиться и предоставить свободу мимике лица. Мысленно я сказал ему: "спасибо", и вплотную подошел к типу, который пока ещё даже ничего и не подозревал. Краем глаза я увидел, как Дитмар припарковал машину в пятнадцати метрах от той самой афиши кинотеатра. Выйдя из автомобиля, Дитмар прогулочным шагом двинулся к нашему несостоявшемуся шпиону - любителю кинематографа. Меньше, чем через двадцать секунд, Дитмар уже был за спиной у добропорядочного с виду, гражданина Штрайде. Я дождался того момента, когда агент "Жала" повернется в мою сторону и закинул на мелкую рыбешку удочку, спросив в лоб:

- Вы, Эрнст Штрайде? - Конечно, это был идиотский вопрос, ведь я прекрасно знал правильный ответ на него, однако мне очень сильно хотелось посмотреть на его реакцию.

- Да, - немного опешив от неожиданности, но, все же сделав усилие над собой, выдавил он.

Конспиратор из этого типа получился неважный. Его разоблачили бы даже дети, не говоря уж о тех, у кого глаз, что называется как алмаз, а чутьё сродни волчьему. Подметив небольшую панику в его движениях, я продолжил словесную атаку:

- Пройдемте с нами, - пока, ещё вежливым тоном, обратился я к Штрайде.

- А, в чем дело? - вдруг спросил Штрайде.

"Вот, нахал, ещё и удивляется, неслыханная наглость", - подумал я и жестом указал на машину.

- У меня назначена здесь встреча, - выпалил Штрайде, - и никуда уходить я не собираюсь.

- По-моему, в вашем положении, главное не делать лишнего, - спокойно парировал я, и посмотрел ему прямо в глаза.

- В каком, это еще положении? - Штрайде переводил изумленный взгляд с меня на Дитмара. Повторив данное действие за пятисекундную паузу в разговоре целых три раза, он наконец-то, сообразил, что к чему, и вознамерился бежать.

Впрочем, я на службе в тайной полиции уже четырнадцать лет и подобный шаг предвидел. Я не стал церемониться и отвесил Штрайде резкий и точный удар в подбородок, а затем еще один в область солнечного сплетения.

- Хватить корчить из себя праведника! - рявкнул я ему в ухо, когда он согнулся пополам от моего второго удара.

Чувствуя накипавшую в мышцах злость, я двинул Штрайде в правый висок и по ребрам. Штрайде упал на дорогу, кровавая струйка побежала у него изо рта. Не желая успокаиваться, я два раза наподдал ему ногой по спине, и он жалобно взвизгнул, почти как собака. Этот звук, понятное дело сочувствия у меня не вызвал. Я изготовился для следующего удара, собираясь вложить в него всю ненависть, но в мои планы вмешался Дитмар:

- Пока, достаточно, иначе из покойника мы уже ничего вытянуть не сможем.

- Как, скажешь, - отреагировал я на слова напарника и, наслаждаясь этим моментом унижения врага немецкой нации, с силой придавил свой ботинок к физиономии Штрайде.

- Свинья, ты меня довел, сам виноват, - укоряющее сказал я, и с пренебрежением добавил, - ты будешь сотрудничать с нами, падаль?

- Я согласен, - промямлил Штрайде, - только скажите, что вам нужно?

Мы с Дитмаром подняли с колен этого подонка, и препроводили его в машину. Допрос провели сразу же по прибытии в нашу штаб-квартиру. Штрайде раскололся в два раза быстрее, чем это до него делали, подобные ему дегенераты, чуть не установив тем самым рекорд. Я даже не успел отправить его в нокдаун своим коронным ударом колена в затылок, из-за чего впоследствии у меня ухудшилось настроение. Но удовольствие от допроса, я всё-таки получил. Будучи приверженцем железного порядка, я провел допрос в соответствии с официальной формой. Всадил гражданину Штрайде три крепких удара в зубы, еще несколько отправил в район печени, ну и напоследок, парочкой неплохих на мой вкус пинков в живот я поддержал в допрашиваемом такое важное чувство как совесть (чтобы говорил по существу, а не бредил, желая поскорее закончить нашу беседу). В результате продуктивного с моей точки зрения разговора, выяснилось очень многое. Штрайде был в группировке "Жало" не более чем наводчиком. В его обязанности входило: подслушивать, докладывать другим агентам о местонахождении групп диссидентов, а когда возникала необходимость попасть в помещение без разрешения хозяев квартир, он исполнял функцию взломщика. Благо опыт в этом деле у Штрайде имелся огромный: за свою недолгую, но насыщенную жизнь, он два раза побывал за решеткой, совершив несколько краж с взломом. Штрайде с потрохами сдал нам своих сообщников, которыми являлись Иоганн Цимерлинг и Рихард Йолфф. Хорошей для нас новостью было и то, что они по-прежнему находились в Берлине. У кинотеатра, Штрайде ждал еще двоих агентов "Жала", которые должны были прибыть дневным поездом из Котбуса. От Штрайде мы получили точное описание тех агентов, с которыми он встречался в других городах, везде послушно играя роль стукача и медвежатника. Как видите, прежде чем испустить дух, Штрайде рассказал нам немало. Мне почему-то кажется, что никто особенно сильно оплакивать бы его не стал: так закончилась жизнь еще одного серого человечка. Тело Штрайде мы схоронили на городском кладбище в безымянной могиле, но я был бы не прочь даже заказать ему надгробие, чтобы написать что-то вроде: "он родился человеком; когда вырос, превратился в мерзавца; а в конце жизненного пути попал под амнистию, искупив свои грехи". Как бы там ни было, Штрайде нам действительно помог. Благодаря его последней в жизни наводке, мы пошли по свежему следу, оставленному агентами "Жала", не теряясь в догадках, и не выстраивая ложных гипотез.

Часть вторая.

Гостиница "Крепость" (Burg), в которой остановились бандиты из группировки "Жало", имела довольно странный внешний вид: чрезвычайно ветхое, старое, и отчасти действительно похожее на разваливающуюся крепость, здание. Для обычных постояльцев оно, конечно же, было малопривлекательным, ведь надо иметь в виду то, что находилась эта постройка практически вне городской черты Берлина. Заброшенную дорогу, ведшую к гостинице, с двух сторон обступал густой лес - пожалуй, только для агентов "Жала", это было и вправду, очень подходящее место, служившее им неплохим укрытием. Мне они виделись не людьми, а скорее тараканами, которые чувствовали себя в безопасности лишь тогда, когда прятались в темном и замкнутом пространстве, куда посторонние просто не сунутся. Гостиница под названием "Крепость" всем этим требованиям отвечала. Дитмар сидевший за рулем, и быстро оценивший обстановку, сразу же предложил свернуть с основной дороги и оставить машину в небольшом подлеске, замаскировав, таким образом, наше присутствие. Я его в этом стремлении поддержал. Карл Пильшройер, ехавший с нами, по обыкновению промолчал. И ничего удивительного я в этом не нашел: в начале каждого задания, целью которого была поимка негодяев, он всегда пребывал в сосредоточенно-замкнутом состоянии, не распространяясь на пустые фразы. Я взглянул на часы и сказал:

- Уже половина второго.

Чуть погодя я добавил:

- Думаю, оружие нам лучше держать наготове.

- Согласен, - вторил мне Дитмар.

Я достал свой Маузер и поставил новый магазин. Вскоре мы покинули машину и не спеша двинулись к зданию гостиницы, достигнув его за пару минут. У владельца гостиницы мы узнали о постояльцах из номера 28, получили от него утвердительный ответ на вопрос: "они сейчас, по-прежнему у себя?". Сухо поблагодарили его за помощь и поднялись на второй этаж. Внутри, гостиница была намного хуже, чем снаружи: под ногами при каждом шаге скрипели половицы, крашенные лет двадцать назад стены, в данный момент своим цветом напоминали о бомбоубежище. Не на всех дверях имелась табличка с номером, а кое-где вместо нее была прибита бумажка с нарисованными от руки цифрами. Я первым сориентировался в этом хаосе и, обнаружив дверь с номером 28, подозвал к себе Дитмара и Карла. Мы, все на секунду замерев, прислушались к звукам, доносившимся из номера: тихо тикали часы, расположенные похоже совсем недалеко от двери, размерено и четко звучали клавиши пишущей машинки. Я негромко постучал в дверь, одновременно с этим изготовив свой Маузер для стрельбы. Ожидаемого вопроса из-за двери, вроде: "Кто там?" - не последовало. Внутри комнаты даже ничто не шелохнулось, всё оставалось по-прежнему. Я дал знак Дитмару, Карл обеспечивал прикрытие. Дитмар выстрелил три раза в район дверного замка, а я ударом ноги вышиб, по-видимому, не самую прочную дверь в гостинице. От этого удара она разлетелась в щепки практически полностью. С необыкновенной яростью в голосе я прорычал: "Иоганн Цимерлинг и Рихард Йолфф, вы арестованы, советую не предпринимать ничего такого, что будет расценено нами как попытка к бегству, иначе мы откроем огонь на поражение". Абсолютно не смутившись, человек (это и был Иоганн Цимерлинг), сидевший за столом на котором находились пишущая машинка и стопка бумаг, недовольным тоном заявил:

- А по какому праву вы сюда ворвались?

- Вообще-то, здесь вопросы будем задавать мы, - резко ответил я, давая ему понять, что прав у нас столько, сколько он себе даже представить не может.

Я взял небольшую паузу и сурово изрек:

- Повторять я не люблю, Иоганн Цимерлинг и Рихард Йолфф, вы оба арестованы, вам придется проследовать за нами, - пока я это говорил, то неожиданно для себя обнаружил, что в комнате помимо нас троих и Цимерлинга больше никого и нет.

- Неплохо, неплохо, - глубокомысленно произнес Цимерлинг, и усмехаясь добавил, - может, присядете, представитесь. Прошу вас не стесняйтесь, вы явно не из робкого десятка.

Издевка в его голосе задела меня за живое и в тоже время взбесила. Я подошел вплотную к столу, за которым он сидел, нагнулся над самой его физиономией и следующим движением сбросил со стола на пол стопку бумаг. Отпечатанные листы разлетелись по комнате, усеяв собой площадь в несколько метров.

- Хватит трепаться, - зло сказал я, - если не хочешь, чтобы я раскрасил твою морду в цвета радуги.

- Значит, мне надо пойти с вами? - якобы что-то уточняя для себя, спросил Цимерлинг.

Я мельком бросил взгляд на Дитмара, потом на рожу Цимерлинга, которая вот-вот готова была лопнуть от напиравшего удивления. Я взвешивал варианты, прикидывал, как бы мне проучить Цимерлинга. Остановился я на том варианте, что пришел мне в голову одним из первых. Я обошел стол, взял Цимерлинга за грудки, пару раз тряхнул его никчемное тело с пропащей душонкой, и вправил ему коленом в живот. Потом локтем засадил в ухо и отбросил мерзавца обратно к столу. Теперь пришла уже моя очередь удивляться: Цимерлинг как ни в чем не бывало, уселся на стул, откуда я его секундами ранее с таким трудом снял, озадаченно поглядел по сторонам и с ехидством сказал:

- Сказать вам правду о том, что будет с Германией, если у власти останутся такие как вы?

- Я - не любитель бестолковой болтовни, - коротко ответил я и угрожающе посмотрел на Цимерлинга.

Его наглая морда так и просила: "двинь мне в зубы", а Цимерлинг тем временем, как будто не услышав моих слов, продолжил разглагольствовать:

- Правительство Гитлера напоминает каракатицу, которая не понимает каким образом ей исследовать окружающее пространство, используя свои щупальца.

- Сейчас я сломаю тебе обе руки, а если ты даже просто крякнешь, то испытаешь на себе, что значит быть человеком без головы, - грозно сказал я Цимерлингу и после этого сделал несколько шагов, приблизивших меня к нему.

- Вы - глупцы или просто не понимаете... - очевидно, провоцируя меня, начал снова говорить Цимерлинг.

Не дав ему закончить фразу, я поднес свой кулак к его физиономии. Я уже был готов раскроить ему нос, как вдруг, совершенно неожиданно, откуда-то из-за спины послышались вопли ужаса. Это кричал Дитмар. Я обернулся в его сторону и меня поразило то, что я вскоре увидел. Невероятно жуткая тварь, отдаленно напоминавшая жука, с шестью длинными лапами, на которых имелись когти, свесившись с потолка, воткнула в Дитмара одну из своих уродливых конечностей. Карл, как завороженный смотрел на происходившее не в силах, что-либо предпринять. Не ослабляя своей хватки, монстр подгреб к себе Дитмара и при помощи ещё двух лап легко взрезал плоть. Брызги крови окропили стену и потолок. Часть кишечника, выдернутая из тела, повисла наподобие стержня маятника, доставая до пола, где уже сформировалась лужа темно-красного цвета.

Только сейчас я уловил черты сходства этого существа с человеком: задние лапы были искривлены, будто там имелся коленный сустав, в глазницах размещались почти человеческие глаза (правда, необычайно красные, скорее как у быка), а на голове еле заметно шевелились волосы. Освободившись от оцепенения, я заорал на Карла:

- Стреляй же в него! Чего ты ждешь?!

Видя, что из ступора Карла может вывести лишь только чудо, я пальнул в человекообразную тварь из своего Маузера. Три пули угодили в жесткий панцирь существа, не причинив ему ни малейшего вреда. Одна пуля попала в лапу, застряв там, а еще одна - раздробила кость нижней конечности, судя по хрусту, напомнившему звук ломающейся ветки. Монстр издал вопль и решив продолжить обед, направился ко мне. У меня были конечно же другие планы, и осознав близость смерти, я выстрелил точно в голову чудовища, целясь в его глаза. Страх пропитал меня всего, но я не зациклился на нем. Подхватив металлический стул (вот, уж повезло, что я оказался поблизости от него), я с короткого размаха заехал им по голове ненасытной твари, убившей у меня на глазах моего напарника. Страшилище вздрогнуло, покачнулось и упало на пол. Понимая, что монстр по-прежнему жив, а моя кратковременная победа может стать предвестницей фатального поражения, я не теряя ни секунды, произвел два контрольных выстрела в голову. Рядом с головой чудовища, прямо на полу, проступила кровь. Появилась она и на безобразных клыках, высовывавшихся из ротового отверстия. Тварь потихоньку сдыхала, нервно хватая воздух и ища в предсмертной агонии убийцу (его лапы били острыми когтями о пол, оставляя на нем глубокие борозды). В этот момент мне вспомнились улики, которые были найдены на месте преступления в квартире 6b, с окнами, выходящими на улицу Нийебаума, 20 - теперь картина имела завершенный вид.

- Не мешайте нам! - хриплым низким голосом сказал Цимерлинг, - вы не способны выиграть ни эту войну, ни последующие.

Я посмотрел на Цимерлинга и не поверил своим глазам. Невзрачный, щуплый человек постепенно трансформировался в чудовище: из ребер вылезла дополнительная пара конечностей, руки и ноги покрылись жесткой коркой, а изо рта высунулись клыки, точно такие же как у клеща. Я лихорадочно вспоминал, сколько патронов у меня осталось в обойме, и инстинктивно вздернув руку перед собой, приготовился выстрелить. Не дожидаясь моих дальнейших действий, обратившийся наполовину в насекомое Цимерлинг, одним ударом высадил стекло и с удивительной ловкостью выскочил в окно. Потом, видимо он спустился по стене, оставив те самые характерные следы когтей - точки, диаметром в пятую часть дюйма, и скрылся в близлежащем лесу. Я облегченно выдохнул, и вытащил магазин из Маузера. В обойме оставался всего один патрон. Конечно, меня бы это не спасло, если б Цимерлинг вознамерился разорвать мое тело на кусочки, но в кармане я припрятал перочинный нож. При случае я воткнул бы его, не задумываясь, прямо в глаз монстру, а второй глаз я выдавил бы и голыми руками. Но чудовище, почему-то отступило, что несколько озадачило меня. На миг мне показалось, что выбрав тактику бегства, оно повиновалось не инстинкту, а разуму. Стало непонятно, кто, же нам всё-таки противостоит: люди или мутанты. Слишком нереалистично было то, что произошло 17 октября 1936 года, в пригороде Берлина, в гостинице, носившей странное название "Крепость". Последнюю фразу Цимерлинга, когда он еще находился в человеческом обличье, я не воспринял всерьез. Да и не мог, я этого сделать. Передо мной стоял опаснейший враг, а разбираться в том, что именно не правильно делает правительство Гитлера - это не мое дело. Я - солдат. На войне, каждый обязан служить на благо своей родины. Я отдаюсь этой работе без остатка. Не сомневаюсь, что наши пути с бандитской группировкой "Жало" ещё не раз и не два пересекутся, и тогда, полетят в разные стороны искры, и станет совсем не важно - кто защищает правду, а кто, лишь свои интересы. На войне думать некогда - надо действовать.