В первый день после Рождества Христова Василь Иванович Плужников, уютно устроившись в кресле, вкушал чай с булочкой. Откровенно говоря, к булочке еще полагалось бренди, вазочка с вареньем, греческие маслины (отборные, купленные у самого Елисеева), пироги, заботливо испеченные женой...
Сама супруга находилась в гостях у сестры в Ростовской области, сын служил на флоте, был видным офицером, и дома тоже отсутствовал. Дочка уже пять лет как счастливо находилась в браке и потому справляла Рождество с детишками и мужем у себя дома.
По правде говоря, Василь Ивановичу стоило бы поехать вместе с женой в гости к свояченице, или отправиться на праздник к дочке, но он не стал делать ни того, ни другого, заготовив, впрочем, хорошие подарки с самыми любезными пожеланиями не только родным, но и дальним родственникам, друзьям и даже знакомым.
Он хотел только одного и, возможно, кто-то назвал бы его смелым человеком, в душе посетовав на то, что сам не решился на это, а именно - чтобы все его оставили в покое, и он провел бы этот день так, как его душе было угодно. Горничная и повариха получили выходные и радостные убежали прочь. Ох, уж эта Глаша! Опять станет гонять на катке с кавалерами, а потом заявится вся в синяках и будет лить слезы еще, чего доброго, ему в варенье...
Плужников похихикал, потом добавил в чай сливовой настойки, верно рассудив, что в желудке все перемешается и вытянул ноги поближе к камину.
- Замечательно! Просто замечательно! - сказал он вслух сам себе. - И даже газет я читать не буду! Вот вам! - он показал неизвестно кому кукиш, но потом подумал, что это слишком, пожалуй, и не стоит пенять на судьбу. И тут...
В дверь постучали.
- Сглазил! Нет, ну что же это право... - Василь Иванович заткнул уши. - Нет, ну это, видно, мне кажется. Нет, не стану открывать.
В дверь постучали настойчивее.
Василь Иванович был добрым человеком, но тут решил проявить твердость.
- Верно, какие-нибудь дети. Но я же установил в этом году вазочки с конфетами на воротах. Соседи даже смеялись, что Плужников чудит. Ну и пусть! Даст мне кто-нибудь хоть этот праздник справить так, как я хочу?! На службе был, подарки всем разослал! Чего вы от меня хотите?! Жадные дети... Нет, не открою. Не открою!
Для храбрости он еще глотнул настойки и решил завести патефон. Стук тем временем прекратился, и Плужников довольно поддакнул сам себе в подтверждение правильности решения.
Коллекция пластинок у него была преогромнейшая, на зависть многим: и романсы Вяльцевой, и собиновские шедевры, а уж чего стоила вон та, с синенькой наклеечкой, с голосом самого Шаляпина... Ух! Пробирало аж так, что хотелось плакать... Да, чего уж там! Рыдать навзрыд! В таких случаях, а Шаляпин, бывало, выручал его в самых сложных случаях, дверь кабинета накрепко запиралась, жена на цыпочках уходила в гостиную, а Глаша, положив стопочку платочков под плед на кресле, тихонько убегала на кухню. Василь Иванович вздыхал и заводил патефон. Вволю наплакавшись и воодушевившись голосом гения, настоящий мужчина выходил из добровольного заточения, и в доме начинался праздник. Все серьезные проблемы решались четко и незамедлительно, и не было такого вопроса, с которым к супругу и домохозяину нельзя было подойти до следующего упадка сил.
Но сегодня, при всем уважении к великому таланту, настроение было послушать веселое.
- А может и потанцевать? - Василь Иванович улыбнулся сам себе и хлебнул еще наливочки. - И, правда, отчего бы не потанцевать?
Но, вот беда, без супруги идти куда бы то ни было, кроме клуба, в такой день не пристало, хотя и можно было бы пройтись с какой-нибудь хорошенькой курсисткой на балу у местного главы... Хотя, что это он... На бал к главе курсисток не пускают, разве что воспитанниц Института благородных девиц. Но, узнает Анна, а она непременно узнает, и ох, что будет!... Нет! ОХ! Что будет!
Василь Иванович покачал головой.
ОХ!
Что же, в самом деле? Хотел быть один на праздник, вот и получай! Может быть, пойти к дочке? Поплясал бы с внуками вокруг елки?.. Василь Иванович опять покачал головой. Внуки заставят не только плясать, но еще и играть в лошадку. Отчего-то сразу заболела шея и спина. Артрит... Нет, решительно! Никаких лошадок! А может... на каток? На каток... Эта мысль Василю Ивановичу понравилась. Но, вдруг там кого встретит... Опять же Глаша там может появиться. Ну, и что, право? А ну, как мне замаскироваться? Василь Иванович захохотал в голос и воодушевился этой идеей еще больше.
-Одену-ка я вот этот меховой жилет, этот глубокий мохеровый шарф... Все же Анна совсем не зря подарила мне его на именины. И вот эту шапку! - Василь Иванович вытащил из гардероба нечто изящное, по форме напоминавшее кубанку. - Странно, что-то не припомню, чтобы носил это, но... - он взглянул на свое отражение в зеркале. - Очень даже!... Трам-пам-пам!..
Из потайного ящичка стола, хранившего осколки детства, были извлечены: черноморская разноцветная галька, пара ракушек, сломанный перочинный ножик с перламутровыми вставками, который не был подарен в свое время даже старшему внуку (то ли в силу ностальгии, то ли жадности), и женина фотография двадцатилетней давности. Но нужное было еще на дне. Василь Иванович решил, что обязательно подарит внуку новый ножик, затем улыбнулся старой фотографии, вздохнул: "Курсистка!". Последними были извлечены и водружены на нос затемненные очки.
- Вот они! Вуаля!
Через двадцать минут спешных сборов (стаканчик наливки для храбрости, поиск ключей и задумчивое принятие решение по поводу - нужны ли те сигары на катке), Василь Иванович открыл дверь, с восторгом вдохнул морозный воздух и кликнул извозчика.
На городском катке было чудно! Горели китайские лампы-фонарики, беззаботно смеялись студенты, и отчего-то пахло жасмином. Василь Иванович осторожно выехал на середину катка, решив, что уж в гуще-то событий ему будет спокойнее, и вряд ли кто его разглядит. Как раз заиграли мазурку, и Плужников, набрав грудью воздуха, попытался сделать пируэт. Неловко закружившись соло, он потерял равновесие и плюхнулся на коленки.
-Ой-ой-ой! - в спине нехорошо щелкнуло, и Василь Иванович взмолил Бога, чтобы вот только сейчас ему можно было встать и добрести до дома, не краснея под взглядами лихого студенчества и другого народа.
-И отчего я, старый дурак...
-Дедушка! Я как раз хотел показать тебе, как делаю фигурный фонарик на льду, мы посылали за тобой - сходить всем вместе на каток, но тебя не было дома. А тут ты! - над Василем Ивановичем склонился светловолосый чубчик в вязаной шапочке, из-под которого блестели голубые глаза.
-Папа! Вы тут! - дочка всплеснула руками. - И отчего-то в таком странном виде...
Василь Иванович застонал. Очки съехали на нос, жилет, похоже распоролся, а в каком состоянии были брюки, он даже боялся подумать.
- Курсистки... - грустно пробормотал он.
- Впрочем, как хорошо, что мы встретились, - тараторила дочка. - Владислав приезжает сегодня. Поедем к нам тотчас же!
Василь Ивановича заботливо подняли и отправились домой справлять Рождество, встречать сына и играть в лошадку. Еще долго потом на службе коллеги удивлялись тому, отчего Плужников тихо вздыхает и улыбается в ответ на расспросы о том, как он провел праздники, а жена не могла понять, почеуму ее каракулевая кубанка оказалась вдруг у дочери под елкой, с завернутыми в нее полу-шпионскими очками тридцатилетней давности.