ОЛЕГ КОСТЕНКО

ВРАГИ НАШИ

Повесть

1

Утром Григорий обнаружил на автосекретаре сообщение от шефа. Вспыхнувшая на экране надпись вмещалась всего в одну строчку: "Пожалуйста, зайди сегодня ко мне. Жду в тринадцать ноль ноль."

Ещё не совсем проснувшись, Григорий подтвердил получение, затем двинулся в ванную, принять душ. Прохладная вода, наконец, привела его в чувство.

Обтёршись, он накинул на плечи темно-зеленый, с двумя драконами на спине халат. Пройдя на кухню, он, не глядя, ткнул пальцем в плиту, задавая стандартную программу кухонному комбайну. Сразу забулькала поступавшая в чайник вода. Потом Григорий вернулся к экрану, перечитав ровную белую строчку. Никаких объяснений естественно не прибавилось.

Всё это было немного странно, так как только вчера он получил недельное задание от Вадима, и мог с чистой совестью не появляться на работе до пятницы.

Хотя, угадать планы главного редактора, бывало, трудно. Обработка общественного мнения корпорацией носила массовый характер, и новые темы появлялись постоянно. Перезванивать он не стал, знал, что Вадим этого не любит.

Побрившись, Григорий обнаружил, что времени оставалось в обрез. Быстро покончив с завтраком, он спустился в гараж, напевая под нос весёлую песенку. Сев за руль, Григорий вывел машину на улицу. Влившись в транспортный поток, он передал управление автошофёру.

Подъём, справа от него, уходил к грузовой станции монорельса. Григорий видел, как суетятся погрузчики, разгружая очередной состав. Мелькали коричневые комбинезоны рабочих. Грузовики, похожие на чёрных жуков, двигались вниз по спуску. Потом дорога свернула в сторону, проходя под полотном монорельса, и стала взбираться на холм. Двигатель зашумел, меняя режим.

Сверху хорошо просматривался город, разрезанный широкой лентой реки, по которой плыли самоходные баржи. Неподалёку от ровной строчки моста взметнулось в высь главное здание Всемирной Информационной Корпорации. Это было самое высокое здание в городе. Оно стояло на квадратном фундаменте и вздымалось в небеса, словно указующий перст. Грандиозное, в сорок этажей сооружение, которое воплощало в себе всё, чему служило: переработку информации и обработку общественного мнения в духе проекта. Оно сидело на информационных сетях подобно пауку.

Григорий взялся за руль. Тотчас погас зелёный огонёк на панели, сопровождавший его всю дорогу, подтверждая работу автошофёра. Григорий остановил машину, вышел, и щёлкнул дистанционным ключом. Перейдя в автоматический режим, светло-голубой "Гепард" двинулся к кубу автостоянки.

Охранник в голубой униформе окинул Григория равнодушным взглядом, на миг задержавшись на прикреплённой к пиджаку пропуск-карте. Григорий приложил руку к считывающей панели. На индикаторе вспыхнул разрешающий огонёк, турникет раскрылся. Кивнув знакомому сотруднику, Григорий быстрым шагом пошёл к лифтам.

Выйдя на двадцать пятом этаже, он двинулся по привычному маршруту. Пол здесь покрывал однотонный зелёный ковёр, не оставлявший открытой ни одной точки. Коридор сворачивал, следуя изгибам здания. Григорий проходил мимо тёмных дверей, на которых весели аккуратные металлические таблички. Надписи на них слабо светились, словно подчёркивая важность постов занимаемых хозяевами кабинетов.

Перед нужной дверью Григорий на секунду остановился, мысленно оглядел себя, остался доволен, потом плавно отодвинул дверь. Табличка на ней гласила: "Информационный редактор".

Встретила его секретарша, молодая женщина в прозрачном платье, сквозь которое просвечивали все её прелести.

- Мне назначено, - объявил Григорий, не в силах оторвать взгляда от стройной фигуры.

Секретарша бросила на небрежный взгляд на настольный экран.

- Да, - подтвердила она, - через две минуты.

Все в отделе знали, насколько точен главный редактор.

Григорий поднял взгляд на тёмную полоску часов на верху, чуть подождав, он решительно потянул на себя ручку.

Вадим сидел за массивным, стиля конца двадцатого века, столом. Это был не высокий человек средних лет, немножко худощавый и уже начинающий лысеть. На плотно обтянутом кожей лице горели пронзительные глаза. Никто в отделе не знал точно, сколько лет Вадиму, считалось, будто шефу немногим меньше пятидесяти. Однако с таким же успехом ему можно было дать и сорок, и шестьдесят, и даже тридцать. Такой тип людей почти не меняется со временем.

По левую руку Вадима вальяжно откинулся в кресле другой, не знакомый Григорию мужчина: толстощёкий, в мундире службы ускорителей; по неуловимым признакам чувствовалось - этот человек привык отдавать приказы. Наземная крыса - безошибочно определил Григорий, взглянув на заплывшие жиром глаза. На плечах офицера поблёскивали ромбы высокого контролёра, что соответствовало майору солнечной стражи.

Вадим не вставая, сказал:

- Позвольте представить вас друг другу. Вадим - это господин Фрай Шифман из штаба ускорителей. Господин Шифман - это Вадим Скворыш, наш особый корреспондент.

- Да, я в курсе.

Офицер покровительственно кивнул Григорию. Не смотря на заплывшую жиром морду выглядел он геркулесом: такому только подковы гнуть.

- Рад познакомиться, весьма рад. Вадим Викторович много о вас рассказывал.

- Садись, - информационный директор указал Григорию на свободное кресло.

Скворыш сел.

На вделанном в стол дисплее вспыхнул небольшой текст. Вадим не обратил на это внимания.

- Вы пишите прекрасные статьи для информационной сети, - говорил высокий контролёр, - лично я всегда читаю их с огромным удовольствием.

- Благодарю вас, - сказал Григорий, - уловив паузу в разговоре.

- А ваш цикл о работе ускорителей был просто замечателен, - продолжал высокий контролер, никак не реагируя на его слова, - и это притом, что вы были вынуждены довольствоваться вторичной информацией.

Он замолчал, словно, предлагая Григорию, оценить всю сложность его же работы.

- Я пользовался всей имеющейся в сети информацией, а так же беседовал с некоторыми ускорителями, - вновь высказался тот.

Григорий с разочарованием вспоминал эти беседы: требовалось изрядно раскачать ускорителя, что бы он выдал, хоть что-то отличающееся от общеизвестного. На большую часть вопросов они и вовсе отказывались отвечать, ссылаясь на секретность. Григорий тогда решил, что на этот раз управление проектом, всё-таки перегнуло палку с закрытостью.

Шифман одобрительно кивнул:

- И всё же я думаю, вы сумели бы добиться гораздо большего, если б могли познакомиться с их работой на месте. Поэтому корпус ускорителей решил обратиться к вам с предложением.

- Вы сможете посетить, если пожелаете одну из наших наблюдательных станций, - продолжил господин Шифман. - Через две недели к Юргуре стартует очередной транспорт. На его борту есть место для пассажира. Что скажите, господин Григорий?

Григорий открыл было рот, потом закрыл. Это был первый случай, когда ускорители приглашали журналиста в своё святая-святых: на одну из наблюдательных баз. Григорий поймал себя на том, что хочет встать, вытянуться во весь рост, щёлкнуть каблуками, и сказать, что-нибудь значительное.

- Мы понимаем, - снова говорит господин Шифман, - что предложение было, мягко говоря, не совсем ожиданным и не требуем немедленного ответа. Можете подумать, не очень долго, дня три, посоветуйтесь с женой.

- Я не женат, - сказал Григорий, - мы развелись.

- Простите.

- И мне не нужно время, я согласен.

Григорий ясно понимал, что произнеси он другое, и делать во всемирной информационной корпорации ему будет нечего. Да и не хотел он отказываться от такого уникального шанса.

Покинув кабинет, Григорий почувствовал, что хочет перекусить. Он спустился на лифте на несколько этажей и прошёл в столовую, где обычно обедал, машинально пожимая руки всем встречным знакомым.

Перед рядом автоматов, он чуть помедлил, разглядывая выставленное на витринах, а, выбрав, вставил кредитную карточку в щель и нажал нужные кнопки. Автомат довольно заурчал, словно удав, проглотивший кролика, затем в нём, как обычно, что-то лязгнуло, и он выдал заказ: поднос со стаканом "Викты" и бутерброд из соевого мяса.

Взяв поднос, Григорий двинулся к давно облюбованному им столику у окна. Жевал он, не торопясь, аккуратно проглатывая кусочки, изредка бросая взгляд на стену напротив, где экран показывал обычную программу, тоже подготовленную корпорацией. Шли кадры о первой встрече с "Чужаком".

Чужой корабль напоминал запятую на фоне звёзд. Выглядел он довольно зловеще и мало походил на привычные корабли землян, подчиняясь иной логике и геометрии. Вблизи это была кривая раковина, из которой торчали всевозможные шипы, делая её немножко похожей на ежа.

Корабль неспешно вращался вокруг оси, закрывая собой одни звёзды и выпуская из-за корпуса другие. Теперь неподалёку от тонкого конца можно было разглядеть рваную брешь, сквозь которую выпирали какие-то решётчатые конструкции.

- Грэг, привет! Давненько мы с тобой не виделись.

Григорий не спеша, повернулся на голос. Это был Аристарх Шаламов, журналист из его отдела.

- Здорово!

Не спрашивая разрешения, Аристарх уселся рядом за столом.

- Слышал последнюю хохму?

- Нет, - отозвался Григорий, неторопливо потягивая из стакана густую чёрную жидкость. Хохмой у Шаламова могло стать, что угодно.

- У Сорина в личной карточке ответчик отказал. Вот поднимается он бедолага на лифте, а охрана тут как тут. В бараний рог беднягу скрутили.

- И правильно сделали, - отозвался Григорий без улыбки, - а если бы это был ни Ким, а террорист в биомаске, как в прошлом году в Неваде?

На экране возникла объёмная карта галактики: огромное количество точек, сверкающих точно рой светлячков. Тонкая зелёная стрелка указывала на тот участок спирали, где двигалось со своими планетами солнце.

Область карты, по другую сторону ядра была охвачена красным, точно горел пожар.

Зазвучала суровая музыка, голос диктора сделался тревожным:

- Можно представить себе потрясение всего человечества, когда после расшифровки найденных в корабле информационных записей выяснилось, что на другом краю галактики существует межзвёздная цивилизация основным и единственным стимулом которой является власть. Цивилизация, которая составила график завоевания галактики на три тысячелетия вперёд и учла в нём даже вероятность собственных смут.

- Так-то оно так, - говорил между тем Аристарх, - но знаешь, по-моему, меры безопасности вокруг проекта превысили любой разумный предел. Я не про сегодняшний случай, я вообще. Прямо шпиономания какая-то. У моей дочери в детском саду плакат висит: "Про проект молчи всегда, не-то будет большая беда - придёт жестокий шпион, унесёт за межзвёздный кордон". Да это же бред... Да прилети к нам это чудище, его же за километр распознают, даже в скафандре.

Шаламов показал в сторону экрана.

- К сожалению, взрыв реактора не только повредил чужака, - вещал диктор, но и до неузнаваемости повредил тела всех трёх членов экипажа, так, что в распоряжении человечества оказалось лишь незначительное количество видеоматериала.

На экране при этом демонстрировалось жуткое чудище: помесь лягушки с аллигатором, да ещё покрытое слизью.

- Ты не думай, - спохватился Шаламов, - я обоими руками за космическую оборону, не то, что эти пацифисты из оппозиции, но...

- Да, конечно, - протянул Григорий.

Ну и дурак, - подумал он про себя. В корпорации давно ходили слухи, что разговоры во внутренних столовых и комнатах для курения прослушиваются. Григорий тоже об этом слышал, но относился спокойно, не впадая в интеллигентское возмущение. Примерно так относится человек к чистке сортиров: грязно, но необходимо, а значит, кто-то должен этим заниматься. Естественно, высшие руководство проекта должно знать, что в действительности думают его сотрудники, отвечающие за идеологию масс.

Григорий взглянул на часы, он просто хотел узнать время, но Шаламов воспринял его действие, как намёк и поспешно ретировался.

- Таким образом, - доносилось с экрана, - был создан проект, и служба ускорителей, в задачу которых входило ускоренное развитие обнаруженных неподалёку от Солнечной системы гуманоидных цивилизаций, имея целью получить через несколько столетий союзников для неизбежной войны с чужаками.

Григорий встал и двинулся к выходу, существовало ещё одно дело, которое он решил исполнить сегодня.

Крытый переход вывел его прямо к служебной автостоянке. Помимо идентификатора личности, пропуск-карта служила ещё автоматическим ключом, активирующим систему вызова автомобилей. Ждать машину ему пришлось, довольно долго. Видимо на этот раз автоматика отправила её в одну из дальних ячеек.

Могучий "Гепард" провёз его пять кварталов. Григорий остановил машину возле хорошо известного ему здания.

В старом полуподвальном магазинчике, всего с одной продавщицей, где в больших вазах вдоль прилавка стояли образцы товара, он купил неизвестные ему голубые, с жёлтой сердцевиной цветы.

С того времени, как Григорий бывал здесь в последний раз, цветы успели сильно подорожать. Вздохнув, он протянул кредитку молодой девушке в синем форменном халатике. Та улыбнулась заученной улыбкой и Григорий, как воспитанный человек улыбнулся в ответ. Кассовый аппарат подмигнул зелёным глазком, списывая с его счёта довольно крупную сумму. Ладно - в конце концов, один раз живём.

Галкина квартира находилась на тринадцатом этаже, куда Григорий вознёсся с помощью очередного лифта.

На звонок долго не открывали, и он, было, забеспокоился, что дома никого нет. Но Галина уже появилась на пороге в своей радужной кофточке, и не менее радужных, раздутых у колен брюках.

Острое сожаление царапнуло Григория, наверное, не стоило вновь приходить сюда. Да только кому и похвастаться, как ни ей.

- Ты как всегда неожиданно, - сказала Галина.

Потом оба пили чай из голубых старинных чашек, которыми так гордилась Галина. Они вели разговор ни о чём, осторожно обходя наболевшую тему.

- Не получилось у нас, Грэг, - наконец сказала она, - и нечего друг друга терзать, разбитую чашку не склеишь.

- А может, попробуем? Одно время у нас получалось.

- Нет, Грэг, - она отставила чашку, мы слишком разные, и нечего обманывать друг друга надеждой.

Только не надо сначала, - подумал Григорий гневно, - много раз уже переговорено, и нечего толочь воду в ступе.

Но Галина сказала, словно скальпелем провела:

- Вся беда в том, Гри, что ты свято веришь в проект, как правоверный еврей в Тору, или, по крайней мере, делаешь вид, что веришь, так успешно, что убедил в этом самого себя.

Григорий пожал плечами:

- У меня в голове не укладывается, как можно отрицать проект который в конечном итоге должен спасти от порабощения нашу расу.

Зачем я всё это говорю, - думал он. Этот спор вёлся постоянно, каждый хорошо знал аргументы другого, и сейчас разговор двигался, как заезженная пластинка в старинном граммофоне, все песни которой известны наизусть, набили оскомину, но ты всё равно зачем-то их слушаешь.

Галина в свою очередь тоже пожала плечами.

- Конечно, расу спасти необходимо, никто с этим не спорит, весь вопрос как?

- Для этого все способы хороши, пожалуй, это единственное в истории дело которое надо выполнить любой ценой. Не людей уже спасаем и даже не народы - человечество.

- Допустим, - сказала Галина, она зачем-то поднесла чашку к глазам, разглядывая танцующее свой танец чаинки, но не кажется ли тебе, что мы сами превращаемся в чужаков?

Это было уже нечто новенькое.

- Не понял, - сказал Григорий несколько удивлённо.

Она вновь пожала плечами.

- Но это же очевидно, наши политики используют проект лишь, как удобное средство борьбы за власть. Подумай сам, все эти поросячьи драки там наверху, вся эта секретность, позволяющая любую ошибку скрыть, вся эта спешка позволяющая, всё, что не успели скрыть оправдать. Мы сами превращаемся в чужаков, Григорий. Чего стоит один корпус ускорителей!

Галина говорила с таким жаром, что, наверное, сама немного разволновалась. Неожиданно она встала и, захватив обе чашки, вышла на кухню. Григорий слышал, как зафыркала в кране вода. Вернувшись через несколько минут, она продолжила уже спокойно.

- Сама по себе идея вполне логична: ускорить развитие четырёх человекоподобных рас, обнаруженных звездной разведкой, дабы иметь союзников в будущей войне. Но вот методы. Если уж нам пришлось сунуться к ним, то почему не сделать это открыто?

- Их уровень знаний... - начал, было, Григорий.

Но Галина прервала его:

- На первых порах возможно, но через какое-то время, пусть даже через сто лет, лучшие умы б поняли, потом поняли бы и остальные. Но даже если бы не было бы иного пути, кроме, как воздействовать на них тайно, неужели человечество не смогло найти иного способа, кроме, как создание тоталитарных и агрессивных империй?

- Например? - спросил Григорий.

- Ну, я не знаю, - Галина на миг запнулась.

В этом и есть недостаток подобных рассуждений, - подумал Григорий. - Критиканам всё не нравиться, но ничего взамен они предложить не могут. Дай волю таким критикам, и такое начнётся. Так уже было в конце двадцатого века, на одной шестой части суши.

- Мне иногда кажется, - продолжала Галина, что "Чужак" появился в более чем удачный для определённых политиков момент. Как раз в то время, когда человечество готовилось перейти на принципиально иной уровень организации. Честное слово, если бы чужака не было, то политикам стоило бы его придумать.

- Ты хочешь сказать?! Да нет, это совершенно невозможно: благодаря изучению "Чужака" были открыты совершенно новые физические принципы, стал возможен гиперпрыжок. Нам просто повезло, что в момент отрыва "Чужака" от физического пространства произошёл взрыв реактора, и корабль вместо точки назначения зашвырнуло в нашу систему.

- Ну, так я уже и отказалась от этой идеи. Хотя странно конечно, в боевом корабле нашли, чуть ли ни азбуку в картинках, переводи, кто хочет.

Конечно, Галина преувеличивала: дешифровка материалов "Чужака" была сложным и кропотливым процессом. Но в глубине души Григорий признавал, что доля истины в её словах была.

2

В назначенный срок корабль с Григорием на борту стартовал. Назывался транспорт "Смерть врагам". Вероятно, предполагалось, что подобное название должно укрепить боевой дух команды. Экипаж, правда, предпочитал называть свою посудину просто "Моменто море".

К изысканным удовольствиям межзвёздный полёт отнести было сложно: пронзительный вой генераторов, от которого закладывало уши, заполнял корабль весь перелёт, а переборки дрожали, точно в шторм на море.

Ни с кем из экипажа он так и не сошёлся, проведя полёт в положении добровольного узника, а любые попытки втянуть в разговор или взять интервью натыкались на непреодолимую стену.

- Секретность, сударь, сами понимаете, - говорили ему.

Так, что к окончанию перелёта Григорий находился в состоянии лёгкой депрессии, полагая, что судно следует переименовать в "смерть друзьям": звучало б куда правдоподобней. Таким образом, завершение путешествия было воспринято им с чувством глубокого облегчения.

Станция походила на двояковыпуклую линзу. Ощетинившись стальными усиками детекторов, она висела над планетой точно небольшая луна.

Скорости корабля и станции выровнялись. Совершив сложный маневр "Моменто море" приблизился к одному из её полюсов. Причальная штанга плотно обхватила контактный узел.

Григорий встал, и, придерживаясь за настенные ремни, отправился к переходному отсеку. За семь суток полёта он так и не смог привыкнуть к невесомости. Не смотря на проведённый на Земле специальный гипноз, желудок его наслаждаться чувством свободного парения не желал. В любой момент он мог, ни с того ни с сего, начать сокращаться, а слюна вдруг начинала бить под языком фонтанчиком. Адаптации же, увы, так и не наблюдалось.

Встретив по пути навигатора, Григорий остановился.

- Вы не скажете, что я должен делать теперь? Я имею в виду после прибытия.

Тот скользнул по Григорию равнодушным взглядом, чуть заметно пожав плечами.

- Понятия не имею. Хотя, наверное, вам следует зайти к старшему офицеру станции.

И он заспешил дальше. Григорий с завистью наблюдал его уверенные, привычные к невесомости движения.

А ты, что думал, - спросил он себя с усмешкой, - что полковник Стивен лично выйдет тебя встречать, пожмёт руку и поздравит с прибытием на третий пост?

Он ещё раз рассмеялся, теперь уже по настоящему, потом вплыл в горловину шлюза, представлявшего собой узкий короткий тамбур. Он выходил в длинный белый коридор, в круглую стенку которого была вделана ровная строчка светильников. У входа толкалось несколько людей без всякой системы висевших в воздухе. Один из них подплыл к Григорию. Он был невелик ростом, но так же широк в плечах, как и большинство присутствующих.

- Вы Григорий Скворыш, корреспондент?

- Да - Григорий кивнул.

Мужчина протянул руку. Скворыш пожал, отметив про себя, что собеседнику лет тридцать пять.

- Я Ждан Климов, инженер, меня просили вас встретить. Плывите за мной.

Они двинулись по коридору. Скворыш постоянно натыкался на стены.

- Осторожно, - предупредил Климов, - гравитация растёт очень быстро.

Тяжесть возрастала по мере продвижения по коридору. Её создавало осевое вращение станции. Григорий вновь ощутил тошноту. Впрочем, гипнотехники на земле знали своё дело не так уж плохо.

Они миновали зону механизмов и складов. Тяжесть здесь составляла уже одну шестую земной, и инженер держался на ногах вполне уверенно. Григория с непривычки шатало.

- Конец света, - инженер усмехнулся, - журналист здесь, в этих святых стенах.

- Вы недовольны? - спросил Григорий.

Ждан пожал плечами, едва заметно.

- Вообще-то мне всё равно, к тому же новое лицо. Какие новости на шарике, господин Скворыш?

- Что там может случиться? Проект процветает, мясо дорожает, с улыбкой ответил Григорий.

Они были в коридоре внешнего обода станции, который поднимался, казалось в обе стороны. Но это была только иллюзия, порождённая центробежной силой.

- Словом всё, как всегда, - серьёзно отозвался Ждан. - Однако, мы пришли.

В дверь была впрессована узкая, прозрачная табличка, на которой имелась надпись "Командор" сделанная большими чёрными буквами. Постучав, Григорий вошёл.

- Садитесь, - человек в форме полковника указал рукой на одно из кресел.

Он мог быть только командиром Стивеном. Наличие погон несколько удивило Григория: тот знал, что в своей среде ускорители знаков различия не носят. Речь понятно идёт об ускорителях-практиках,

а не о земных крысах.

Некоторое время оба сидели напротив большого, во всю стену, экрана на котором был виден золотисто-голубой шар планеты, словно в рамке из чёрного бархата, подсвеченный яркими точками звёзд. Видеодатчики внешнего обода, синхронно переключаясь, компенсировали осевое вращение станции - шар в центре экрана был неподвижен, так же как и звёзды.

Поскольку молчание затягивалось, Григорий сказал:

- Спецкорреспондент Скворыш, прибыл в ваше распоряжение.

- Вижу, что прибыли, - отозвался полковник. И неожиданно резким голосом добавил: - Вот только никак не пойму, на кой чёрт вы мне здесь сдались?

- Но предписание?! - пробормотал, растерявшись, Григорий.

- Да знаю я, что вам предписано, - буркнул Стивен.

Схватив со стола небольшой бланк, он зачем-то помахал им перед носом Григория. Затем процитировал на память:

- Командиру поста предписывается оказывать всяческую помощь журналисту Григорию Скворышу в деле написания репортажей о работе ускорителей с места событий.

Полковник бросил мрачный взгляд на Григория.

- Ну, как я вас вниз пущу, лопуха штатского. У вас хоть прививки то сделаны?

Григорий смотрел на Стивена, открыв рот от изумления. О посещении планеты на Земле даже речи не заходило.

- И не просите, - отрезал Шифман на самом первом инструктаже, - исключено.

Что не помешало бюрократам от медицины сделать ему прививки от всех известных Юргурских болезней. Три дня потом голова кружилась. Мерзавцы!

- Я спрашиваю: прививки сделаны? - говорит полковник раздражённо. - Да закройте вы рот.

- Да. И гипнокурс языка прошёл тоже. Он вспомнил, как проклинал межзвёздных бюрократов, заставивших его зубрить абсолютно ему не нужный язык империи Тзен. "Порядок такой, сударь, сами понимаете"

Бюрократы, милые, спасибо вам, - думал Григорий. Редчайший случай, неточная формулировка приказа, и он имеет шанс побывать на планете, если только не поведёт себя как последний глупец. Посвящать полковника в ошибку журналист, естественно, ни малейшего желания, не имел.

- Значит так, - полковник круто повернулся к нему, -

экзамен на соответствие местным условиям будите держать лично передо мной. И не дай вам бог хоть в чём-нибудь ошибиться. Иначе плевать я хотел на эту цидульку.

Полковник поднял со стола и, демонстрируя раздражение, скомкал бланк официального предписания.

3

Гравитолёт коснулся земли, и пилот отключил нейтрализующее поле. Некоторое время все трое смотрели на детектор интеллекта. Его экран по-прежнему мерцал безмятежно-розовым светом, лишь изредка озаряясь мгновенными всполохами. В радиусе пятисот метров аборигенов не было.

Дойль отворил люк и в кабину сразу же ворвался ветер. Ветер чужого мира, - подумал Григорий. Он попытался настроиться на романтический лад. Но это, почему-то, не получилось. Григорий всё же запомнил ощущения - для статьи. Он уже прикидывал её начало. Потом выскочил на траву вслед за Дойлем.

- До встречи, - сказал пилот.

Он захлопнул люк, и дискообразная машина начала быстро подниматься вверх, покуда не растворилась во тьме, никаких огней на ней не было.

- Идём, - тронул его за плечо Дойль.

Вернее не Дойль, - автоматически поправил себя Григорий, - а торговец мехами Андр. Пора привыкать.

Он двинулся за спутником через лес. По камням они перешли ручей, кусты на обоих берегах были словно присыпаны белой пудрой, поднялись по склону, и Григорий увидел дорогу. Прорезая лес, она плавно искривлялась в обе стороны. Неподалёку от них стояла повозка, запряжённая животным похожим на горбатого ослика, но более крупного по размерам.

Возница приветливо помахал им рукой, журналиста он разглядывал с любопытством. Григорий узнал его, хотя раньше только изображение и видел. Это был Янки Мавр известный среди аборигенов под именем Хорна - помощника Андра. Повозка двинулась, как только они залезли в неё.

Некоторое время ехали молча. Григорий разглядывал лес. До этого он, как-то не осознавал его чужеродности. Высокие деревья, больше похожие на вертикально стоящие папоротники, со стволами покрытыми жёлтоватым налётом.

- Здесь ездить не опасно? - спросил он. - С товаром?

Возница усмехнулся.

- Так ведь мы вооружены.

Он чуть задрал рогожу рядом с собой. Под ней лежали два меча с арбалетом.

- Да и нет здесь разбойников, - вмешался в разговор Дойль. - Девственница с мешком золота за плечами может пройти империю из конца в конец, не понеся вреда. Кошелёк потерял, через год на то же место приходишь, лежит. Всё это результат новой экономической политики, которую ввёл император, опираясь на советы внедрённых в его окружение наших людей.

Григорий хотел, было спросить, каким это способом император так повысил моральный уровень своих подданных, но тут тележка по деревянному мостику переехала заросший ряской канал и сразу оказалась вне леса. Теперь впереди, насколько хватало глаз, тянулись ухоженные поля, и Григорий засмотрелся на работающих, на них крестьян. Это были первые аборигены, которых он видел вживую.

Здесь проходило множество прямых дорог вымощенных крупными плитами. Теперь им нередко встречались экипажи: одни ехали на встречу, другие обгоняли. Немало было и верховых.

Горбатый ослик бодро тянул тележку вперёд. Вскоре показался город, окружённый высокой стеной, в которой выделялись многочисленные башни. Это был Керно - столица империи.

Пристроившись позади большого, торгового каравана они приблизились к большим, обитым железом, вратам. Навстречу им вывалилась целая толпа стражников, блестя нагрудниками на солнце.

- Привет вам, торговцы, - заговорил один из них, несомненно, начальник. - Предъявите товар для осмотра. И смилуется великий бог Хук над душой и телом того, кто утаит хоть, что-нибудь от обложенья налогом.

Купцы начали вытаскивать товар из телег и раскладывать перед стражниками. Похоже, они были привычны к таким церемониям. Начальник прошёлся вдоль выложенных у стены куч. Брезгливо поковырял копьём солому в телегах, скорее для порядка, чем, всерьёз, надеясь найти что-нибудь.

- Хорошо, грузите обратно. Деньги сдавать казначею.

Он назвал сумму, которая мало что говорила, плохо разбирающемуся в местных ценах Григорию.

Он ожидал, что так же поступят и с их повозкой. Но вместо этого начальник лишь перебросился несколькими словами с Дойлом, которого, как выяснилось, хорошо знал.

- Удачно наторговал, Андр.

- Грех жаловаться.

- Ладно, давай разрешение на проезд с телегой, сам понимаешь служба.

- Служба дело святое.

Дойль достал из-за пазухи свиток пергамента. Начальник стражи быстро пробежал его глазами.

- Так, налоги уплачены, абонентный пропуск оформлен до анвара месяца. Кто это с тобой?

-Жихарка - дальний родич из Уигля. Хочет столицу посмотреть. Вот за него. Дойль протянул стражу пару золотых монет. Тот взял деньги, - порылся в висевшей через плечо кожаной сумке, и протянул Григорию деревянную бирку, на которой был вырезан сложный узор. За биркой тянулась на короткой нитке печать, на которой различались слова: "За вход уплачено, задержанию не подлежит".

- Держать при себе, предъявлять по первому требованию. На выходе сдать, за утерю смертная казнь, - "обрадовал" стражник Григория прощальным напутствием.

Какого чёрта, - подумал растерявшийся журналист, - мы так не договаривались, никто не предупреждал меня, что в столице такие порядки.

Мавр натянул поводья, и тележка въехала за ворота. Прямо напротив них находился помост, на котором лежало мёртвое тело. Из его рёбер торчал кол. Тело было уже старым и сморщенным. Надпись на помосте гласила: "Он утаил товар от осмотра". Григорий сам удивился, почему его не вытошнило.

- Почему они не вытащили это наружу, - только и спросил он, - купцов пугать?

- А рассеянно бросил Дойль, - бюрократия. Помост имущество города, а значит должен оставаться в городской черте.

По обе стороны, ведущей от ворот улицы, расположились всевозможные лавки. Причём торговали прямо из окон, разложив на широких подоконниках свой товар: от фруктов, до безделушек, вроде перламутровых рыбок. Улицы были прямыми и узкими, а верхние этажи домов выдавались вперёд. Так, что, не смотря на солнечный день, в городе царил полумрак, который рассекала лишь узкая щель неба.

И как они здесь живут? - подумал Григорий.

Фургон с трудом миновал забитую торговцами площадь. Ещё пару раз, свернув, Мавр ввёл фургон в небольшой двор, тёмный словно колодец.

- Прибыли, - сказал Дойль.

Вдалеке дважды ударил колокол.

- Ага, - сказал Мавр, - как раз успеем на храмовую службу. Поставим в честь прибытия глинку.

- Это обязательно? - спросил немного подуставший Григорий.

- Увы, - сказал Дойль. - Богов ты можешь не любить, но вот обряд вершить обязан. Каждый вернувшийся из дальней поездки должен посетить храм в течение полусуток, если конечно серьёзно не болен. Иначе будут у него крупные неприятности.

По голосу чувствовалось, что ускорителю самому не хотелось тащиться.

- Какие неприятности? - поинтересовался Григорий.

Дойль удивлённо взглянул на него.

- Кол в брюхо и все дела. Какие ещё в империи могут быть неприятности?

У Григория возникло ощущение, что он не шутил.

Немного пройдя по узеньким улицам, они вскоре вышли на широкий бульвар. По нему к высокому, с колоннами, зданию стремился народ. Храм как бы запирал улицу с другого конца.

Троица поднялась по мраморным ступеням. Внутри было огороженное колоннами пространство. Посреди него стояла сделанная из чистого золота статуя пятиногого и шестирукого бога. У идола было четыре лица, по одному на каждую сторону света, по три глаза на каждом.

С высокого помоста в правом углу вещал жрец в тёмных одеждах:

- И создал бог Хук порядок земной, как отражение порядка небесного. И порядок тот священен, а император священный гарант его, и слуги его тоже священны. А кто против божественного порядка возражать станет, да претерпит его душа вечные муки в жизни загробной, а земные пусть терпит здесь, пока не умрёт. Да окунут его в котёл с кипящей смолой, да вырвут у него все зубы.

Минут пять жрец расписывал поту и посюсторонние ужасы, да так эффективно, что у прихожан мурашки по телам бежали.

Отдельные личности рвали на себе волосы, падали на колени.

- Спаси нас великий бог Хук, от этаких ужасов, - слышались крики с разных сторон.

- Молитесь, - взревел жрец, - не прекословьте императору и платите налоги. Знайте, если император и совершит проступок, то это пустяки по сравнению с нарушением мирового порядка.

И жрец вновь пустился в описанье мучений, которые ждут отступников в обоих мирах. При этом он так вращал глазами, словно намеревался вцепиться в первого встречного грешника и лично привести в исполнение божественный приговор.

Дойль протолкнулся сквозь толпу к противоположенному от жреца углу, его спутники следовали за ним. Здесь, на узком лотке, Дойль купил пару миниатюрных запечатанных чашек из грубой глины, потом положил их перед стоящим рядом младшим жрецом.

- За благополучное возвращение.

Жрец размахнулся большим деревянным молотом.

Бум! Бум!

- Ваши молитвы вознеслись к божеству.

- Ну, разве это дело, - пробормотал жрец, смахивая осколки в глубокую яму, широкой деревянной лопаточкой. - При прадедах наших не символическую посудину разбивали, с каплей крови казнённого, а рабу голову. Тогда-то на город и благодать снисходила. Ничего, недавно оракул предрек, что вернутся ещё старые времена.

Младший жрец неожиданно испугался, словно сказал что - то лишнее.

- Всё, - поспешно произнёс он, - не задерживай очередь.

Когда троица отходила, вслед ей раздалось очередное "бум, бум" возвещая, что в небеса вознеслась новая партия благодарностей.

4

По днищу огромной чаши стадиона, словно кайма проходили беговые дорожки. Присыпанные белым, морским песком, они контрастно выделялись на фоне травы центрального круга. В ожидании забега там выступали гимнасты, актёры, мимы.

Григорий вертел головой, желая обнаружить императорскую ложу. В конце концов, его взгляд остановился на возвышающемся над трибунами домике с балконами, который он вначале принял за подсобное помещение. Но для служебного помещения домик был украшен слишком затейливо. Хотя кто его знает, каковы здесь местные нравы.

Грянули трубы. Григорий видел, как жрецы торжественно вынесли на арену носилки со статуями младших богов. Он уже знал об этом странном обычае услаждать взор идолов бегами. Перед каждыми носилками шагал ещё один жрец, который важно размахивал сразу двумя дымящимися кадилами. Боги были двух, трёх и одноликими, но четырёхликих среди них не было: очевидно привилегия смотреть на все четыре стороны сразу принадлежала только одному великому Хуку.

Статуи расставили на самые почётные места, на равных расстояниях друг от друга. Так что они образовали не замкнутое кольцо вокруг всего стадиона. Заботливые служители раскрыли над богами зонтики, то ли от солнца, которое ярко сияло этим днём над столицей, то ли от возможного дождика.

Потом на церемониальной колеснице сделал круг по полю распорядитель. Он остановился возле въездных ворот и, не сходя на землю, ударил в стоящий там большой бубен. Вновь грянули трубы, распахнулись ворота и на стадион, подняв густое облако пыли, вырвались запряжённые колесницы. Ревела толпа. Всадники были в разноцветных, под цвет своих колесниц, одеждах.

В начале вперёд вырвался красный, опередив остальных сразу на полкорпуса. Остальные мчались за ним, голова к голове. Скворыш слышал, как кричат люди, подбадривая своих любимцев. Некоторые сцепили пальцы рук. Григорий подумал, что многие из зрителей, наверное, поставили на победителя немалые суммы.

Лидер завершил первый круг. Над въездными воротами висело семь фигурок золотых птиц. Теперь одна из семи упала. Помимо воли Григорий увлёкся зрелищем. Человек посторонний, он не имел любимчиков, и теперь наслаждался чистым зрелищем бега. Четыре круга.

Откуда-то с передних рядов выскочила на поле собака. Вошедшая в азарт бега она пыталась обогнать коней. Где там! Лишь полкруга продержалась она возле основного скопления колесниц, а потом стала отставать. Теперь лошади растянулись по всему кругу, а впереди мчался белый возница. Собака сошла с дистанции. Она улеглась на траве, обиженно тявкая на пробегавших коней. Передние зрители видели, как устало вздымаются её бока.

Последний круг. Красный опять вырывается. Ненадолго. Его лошадь выдохлась и неуклонно уступает дистанцию белому вознице. С одной из колесниц вылетает возничий, и кони на повороте выносятся на травяную лужайку - они выбыли. Но остальные возничие неудержимо несутся к финишу, белый впереди.

Вот она, красная финишная черта. Раздался рёв труб. На трибунах слышались ликования и проклятия. Изо рта остановившихся лошадей на землю падает густая белая пена. Первый забег завершился. Дойль уже говорил Григорию, что соревнования проходят по олимпийской системе. Был объявлен перерыв, примерно на сорок земных минут.

- Здесь есть общественный туалет? - спросил Григорий у Дойла.

- Да, вон там за трибуной. Ты всё заснял? - это шёпотом.

- Обижаешь, - Григорий, с профессиональной гордостью, похлопал по вмонтированной в наручный браслет видеокамере.

Он спустился к ограде отделявшей трибуны от поля и стал протискиваться через узкий проход. Один раз он едва не стукнулся лбом о статую каго-то великого чемпиона.

Конечно, спортивная слава это хорошо, - подумал Григорий со злостью, - но лучше б её где-нибудь в другом месте установили, так, что б пройти можно было.

То и дело попадались ведущие внутрь трибун проходы. Облегчившись в сортире, представлявшем собой просто большую яму, Григорий решил срезать через них путь. Больно уж не хотелось ему снова лезть в давку. И он нырнул в полумрак подсобок, освещённых лишь прорывающимся сквозь щели в досках светом. Внутри был лабиринт. Григорий заплутал в коротких коридорчиках, то и дело заканчивающихся тупичками, набил в темноте несколько шишек и успел трижды проклясть своё решение. Наконец, впереди заблестел слабый свет факела. Григорий двинулся к нему. Спрошу, как выбраться, - решил он.

В слабом свете, подвешенного на стене факела он различил трёх человек: они перетаскивали большие мешки. Но спросить ничего не успел: на его голову сзади обрушился удар. Он был сильным.

Очнувшись, Григорий испытал некоторое неудобство: невозможно было пошевелить ни рукой, ни ногой. Он был связан. А рядом раздавались сердитые голоса, причём речь постоянно разбавлялась порциями ругательств. Скосив глаза, Григорий обнаружил, что к трём прежним мужчинам присоединился четвёртый, несомненно, тот самый, что так здорово его приложил.

Незадачливый журналист попытался, что-то сказать, но с запозданием обнаружил во рту кляп. Вкус кляп имел пренеприятный - пыльная шерсть.

Григорий подавил приступ паники. Потом невольно скосил глаза на плечо. Скрытый под одеждой, там находился бугорок имплантированного маяка-передатчика.

Мужчины тем временем выясняли отношения.

- На кой мрак понадобилось тебе его вырубать? - говорил баритон, - Он всё равно не знал, что в мешках.

- Мы не можем рисковать, - говорил бас, - вдруг шпион.

- Всего этого не произошло бы, - говорил третий, - если бы вы догадались поставить кого-нибудь на охрану. И угораздило ж меня с связаться с такими дурнями.

Из всего этого Григорий сделал три вывода: победа императора над преступностью была мнимой, он ухитрился наскочить на воров или контрабандистов, и ждали его неприятности, возможно фатальные. Последний вывод был самым печальным.

- А ты чего молчишь, Хан, - спросил Баритон.

- Не могу понять, чего он уставился на плечо. А ну-ка...

Мужчина подошёл к Григорию, ножом прорезал ткань одежды, так, что обнажилось голое тело.

- Ничего. Я думал камешек, какой спрятал, говорят, бывает такое. Он внезапно нахмурился и ощупал журналисту плечо. Холодные пальцы остановились на бугорке передатчика.

- Ведьмин знак, - в ужасе сказал он.

Остальные столпились рядом.

- Точно, ведьмина метка, - подтвердил тот, кто сетовал на плохую охрану.

- Непонятно, - сказал бас, - чародей уже давно должен был превратить нас в лягушек.

- Глупец, - сказал Хан, - у него ж руки связаны, а без них поколдуй.

- Прибить,- сказал Баритон.

- Что ты, что ты, - Бас аж священный знак сотворил. - Кто убьет чародея, тот будет проклят, до самой смерти.

Григорий материл про себя Дойля и остальных ускорителей: тоже специалисты дубинноголовые - не могли лучше передатчик под кожу ввести.

- Тихо вы, молодёжь, - сказал сторонник сильной охраны, есть идея...

Они отошли в сторону, до Григория доносились слова:

- А если сразу не прибьют, или сказать успеет?

- В крайнем случае через полдня в городе не будет ни нас, ни товара, - сказал Хан. - Неужто вы не знаете, как лишить чародея всякой воли?

- Нет, - послышались голоса.

- Надо вырезать метку. Он два дня мама сказать не сможет, пока новая не отрастет.

Обнажив нож, он шагнул к журналисту, занеся лезвие над его плечом. От боли Григорий потерял сознание.

5

Григорий очнулся на улице. Поскольку лежать на камнях было не удобно и холодно, то он сел, пытаясь сообразить, как попал сюда. Плечо нестерпимо болело. Кровотечения не было, но Григорий разглядел на коже свежие подтёки.

Позади, совсем рядом, послышались звуки шагов.

- Встать, падаль!

Повернув голову, он увидел отряд стражников.

- Это вы мне - туповато спросил Григорий.
За что получил удар ногой в бок.

- А...

- Встать, - заорал стражник, хватаясь за бич.

Григорий вскочил, как ошпаренный.

- Так-то лучше, - усмехнулся молодой лейтенант. - Разрешение прибывать в городе - живо!

Разрешающий знак, вместе с печатью, висел у Григория на шее, на специальной цепочке. Но, потянувшись рукою, что бы расстегнуть ворот, он вдруг с удивлением обнаружил, что вместо одежд добропорядочного гражданина на нём была теперь какая-то нищенская хламида. Знака под ней разумеется, не было.

- Живей.

- Меня ограбили, - только и сказал журналист.

- Разберёмся. Имя, место жительства?

- Григорий я, живу у дядюшки своего троюродного, торговца Андра, на улице "драных кошек".

- Ну и имечко, - буркнул лейтенант, - язык сломаешь. Ну, хорошо.

Он обернулся к одному стражнику.

- Сбегай к уличному соглядатаю, проверь. Мы в комендатуру. Живо!

Последнее относилось к Григорию.

- А куда идти?

Стражник вновь потянулся к бичу.

- Да не знаю я, богом Хуком клянусь, не знаю.

- Прямо, в конец улицы.

Григория толкнули в спину рукояткой меча, просто для острастки, без злобы.

- Зря парня погнали, - пробормотал один стражник, - и так всё ясно.

- Разговорчики, надо все формальности соблюсти, перед тем, как на кол.

В рассветном сумраке дома казались глыбами мрака. Окружённый стражниками Григорий плёлся, уныло размышляя. Похоже, испугавшись проклятия, контрабандисты сделали так, что бы оно пало на стражников. Они ведь думали, что я два дня немым буду. Мерзавцы! Ну, ничего, ничего в комендатуре разберутся. Мысленно он снова обматерил и своего шефа, и высокого контролёра Шифмана и хирурга базы, так бездарно всадившего передатчик. Интересно, - подумал он, - что творится сейчас на Земле. И сам удивился неуместности этой мысли.

А на земле творилось вот что.

- Какого чёрта ему позволили сойти на планету?! - орал своему адъютанту высокий контролёр Шифман. - Начальника базы под суд.

- Прошу прощения, - откашлялся адъютант, - но текст отправленного на станцию приказа был весьма расплывчат.

- Ну, значит двоих под суд: командира и того, кто этот самый приказ составлял.

Он запнулся, так как вспомнил, что подписал приказ лично.

- Ладно, отставить суд. Журналиста с планеты вернуть и на Землю, пока чего лишнего не увидел. Боюсь, что уже увидел, как бы несчастного случая устраивать не пришлось.

И высокий контролёр вздохнул, как всякий высокопоставленный чиновник он не любил устранять свидетелей.

-Ладно, - повторил он, - там посмотрим, что надо предпринять.

Однако предпринимать, что-либо было уже поздно.

.................................

Отряд поднялся на высокое крыльцо, и лейтенант открыл железную дверь. Внутри тёмной комнаты, за высоким барьером сидел человек с резкими чертами лица.

- Чего ещё? - буркнул он

- Господин префект, этот парень утверждает, что ограблен.

- Это интересно, - человек подался вперёд, - откуда у нас в городе вор? Последнего год назад четвертовали. Или новый завёлся?

Он зловеще уставился на Григория.

- Имя?

- Григорий...

Дверь распахнулась, и в комнату вступил отсутствующий стражник. Он подошел к префекту строевым шагом и замер, пожирая начальство глазами.

- Разрешите доложить, ваша властность.

- Говори, - разрешил префект.

- Задержанный врёт. Соглядатай с улицы "драных кошек" говорит, что у торговца гостит его троюродный племянник Жихарка - никакого Григория там нет.

Григорий похолодел. Он только сейчас понял, что машинально назвался своим настоящим именем.

- Не хорошо, - усмехнулся префект, - зря заставлять бегать солдата. Это тебе зачтётся.

Мгновение спустя Григорий лежал на полу осыпаемый ударами и пинками. К счастью солдаты били его без усердия, словно выполняли привычную работу.

- Достаточно.

Префект возвышался над ним точно монумент правосудию.

- Несчастный, - объявил он торжественно. Дикция у служителя закона была превосходная. - За нарушение земного порядка ты достоин быть посаженным на кол. Но бог Хук милостив, а императору нужны рабочие руки. В общем, радуйся, вчера за гражданские преступления отменили смертную казнь. Сорок лет каторжных работ.

Григорий потерял сознание.

Очнулся он оттого, что на него лили воду.

- Вставай, - буркнул стражник, - колонна не ждёт.

Григорий вскочил. Весь его не долгий опыт общения со стражниками говорил, что лучше не мешкать.

- Дозвольте узнать: какая колонна? - поинтересовался он уже на ногах, как можно подобострастней.

- Да Хук его знает, - отозвался пожилой стражник миролюбиво, - где сейчас рабы нужны. На поля, в шахту, может ещё куда-нибудь. В любом случае я тебе не завидую. Между прочим, за медицинское обслуживание в участке твой долг императору и обществу вырос на пять динаров.

- Ка... Какое обслуживание?

Стражник указал глазами на чайник.

- Мне-то не жалко, - пояснил он, - но не доложу, у самого неприятности будут. Сам понимаешь - новая экономическая политика. Император не шутит.

Сон, - думал Григорий, ступая во внутренний дворик, где уже собралась небольшая толпа оборванцев, - это сон на яву, такого не может быть. Ускорители благородны. Он вспомнил победные реляции о внедрении в империи Тзен прогрессивных экономики и религии. Ничего себе прогрессивные: один бог Хук чего стоит!

Он размышлял об этом во время всего пути до своего будущего места пребывания. Вели их почему-то под барабанный бой. Надежды Григория на то, что кто-то из ускорителей углядит его в колонне, не оправдались.

Путь от городских ворот по полям длился уже три часа. Один из людей был так изможден, что упал. Его тут же прикончили.

- Не может ходить - не может работать, - объявил начальник конвоя.

Сами стражники, конечно, ехали на лошадях.

- По крайней мере, бедняга не мучился, - сказал сосед журналиста в шеренге. Он доверительно повернулся к Григорию: - Знаешь, я боюсь кола. Смерть - тьфу, но муки...

- Ты прав, - сказал Григорий на тзенском.

Но ведь меня найдут, - думал он, - не могут не найти.

Всю дорогу он повторял про себя эту фразу, тупо и с упоением. Так человек держится за канат, что бы не упасть с обрыва в пропасть чёрного ужаса.

Перед ними возникла сложенная из красного кирпича стена. Она огораживала квадратный участок земли. Ворота в стене были крепкие, деревянные. Григорий обратил внимание, что запираются ворота снаружи. Рядом с ними находилась казарма для стражников. Заключённых провели во внутренний двор, где стояло несколько деревянных бараков.
Эти строения внезапно показались Григорию страшно массивными, почудилось, будто они готовы проломить землю своей тяжестью. Григорий помотал головой. Что за игра воображения? - подумал он.

Откуда ни возьмись, появился жрец.

- Жалкие грешники! - вопил он, - Вы согрешили против порядка! Но Хук милосерден. Ваши действия будут уравновешены противодействием! Вы смежите выкупить своё спасение за гробом.

Как же, - думал Григорий, - дождешься милостей от вашего бога. И где были глаза ускорителей, когда они поддержали такой культ?

Он действительно ничего ещё не понимал. Довлели стереотипы.

- А теперь, - объявил жрец, - примите знак искупления на телеса свои.

Вскоре выяснилось, что так пышно жрец обозвал клеймование.

Двое солдат принесли небольшую жаровню, потом разожгли в ней угли. Процедура проходила быстро. Солдаты хватали человека, срывали одежду, заламывали назад руки. Третий нагревал в жаровне небольшой металлический штамп, держа его тяжёлыми клещами, потом прикладывал к спине каторжника. Люди кричали. Пахло палёным мясом.

Когда клеймо отнимали, на теле оставался выжженный знак священного кабана - символ империи. Потом солдаты отпихивал заключённого, иногда пинком, если тот слишком дёргался. Всёрьёз никто не сопротивлялся: расправа была бы мгновенной. Многие из людей сами снимали рубахи, что б не порвали.

Процедура была столь болезненной, сколь и унизительной. Григорий взвыл и задёргался. Глаза ему застилали слёзы. Он сжал зубы. Меня найдут, - бормотал он про себя словно бесконечную молитву, ничего другого ему не оставалось.

6

Облачный массив над столицей, наконец, рассеялся. Солнечные лучи озарили зал государственной ассамблеи, врываясь в него сквозь широкие окна. Император Ксант, слегка ослеплённый, выбравшимся из туч светилом, приказал чуть прикрыть шторы. Теперь по углам лежали, глубоки тени.

Император внимательно осматривал зал. Почти все места были заняты. Взгляд императора устремился туда, где среди белых туник сенаторов казалось, разлилось тёмное пятно - там сидели жрецы. В накинутых на голову капюшонах, они казались мрачными воронами.

В самом центре пятна сидел верховный жрец Урук. Человек средних лет, но высохший, словно мумия, с фанатичным блеском в глазах. Он приходился Ксанту родичем. Император на мгновение встретился с ним взглядом. Как всегда он едва подавил дрожь: этот маньяк пугал даже его.

Ничего, - подумал Ксант, - сегодня я вижу его здесь в последний раз. Ксант посмотрел на верного капитана гвардейцев. Тот знал императора с детства и был беззаветно предан ему. Ксант был уверен, что всегда сможет положиться на его отряд включавший триста отборных бойцов.

Настораживала безучастность Урука. Ксант слишком хорошо знал этого хитреца. Не мог он ничего не заподозрить, ну просто не мог. А реакции, ни какой. А может он просто переоценивает Урука? Никакой личной ненависти к жрецу император Ксант не испытывал, им просто стало тесно. Пересеклись интересы.

Гарольд произнёс положенные слова: "божественный голос, потомок богов, тыры-пыры", всё, что предписывала формула, и император встал.

- Заметил я, что плохи дела в государстве моём. Подданные голодают, налоги не поступают, в казне дефицит.

Сенаторы слушали, тщательно изображая внимание, но без всякого интереса. Ожидали, когда император кончит предписанную обычаем тягомотину о священном долге перед простолюдинами и скажет то, ради чего он вообще говорит.

Ага, вот оно:

- С уважением, относясь к жрецам, тем не менее, замечаю, что стали они в светские дела лезть, кои их никоим образом не касаются. А потому повелеваю: половину мест принадлежащих жрецам в сенате у них изъять, дабы не слишком от духовных дел отвлекались. А главному жрецу предписываю в его храм вернуться, дабы молился за нас грешных перед Хуком. Я сказал!

Сказав, он вновь посмотрел на Урука. Странно: жрец никак не реагирует. Неужто смирился, зная, что преданные Ксанту войска контролируют все ключевые точки столицы.

Старший жрец поднялся. Отвесив смиренный поклон, он поблагодарил императора за указания на ошибки:

- Император, верно, указал нам, что главное вопросы духа, мы же слишком погрязли в мирском. Сегодня же отправлюсь в главный храм, дабы посвятить время молитвам и медитации. Я лишь нижайше прошу великого своей волей императора определить, кто из жрецов навсегда должен из сената уйти. Ибо мудрый император без сомнения разумеет дело лучше нас. Да свершится воля порядка земного, который есть отражение порядка небесного.

Ещё раз, поклонившись императорскому месту, жрец сел.

У императора на душе кошки скребли: слишком уж спокоен Урук. Чего-то он Ксант не предусмотрел. Но чего? Да нет, не может быть, всё под контролем, старый интриган просто смирился.

По обычаю никто не мог покинуть зала, пока в нём находится император. Ксант двинулся к выходу, к воротам царей, через которые только он один и мог проходить. С обеих сторон врат стояло по две статуи Хука. Трое из шести рук каждой были вскинуты так, что бы образовать арку. Когда Ксант проходил под ней, одна из массивных рук вдруг резко пошла вниз, ударив императора прямо в макушку. Подбежавший к упавшему капитан мог только констатировать смерть.

По залу бегали шёпотки.

- Чудо, - бормотали сенаторы, - бог прогневался на Ксанта.

Урук подбежал к телу, путаясь в длинной жреческой мантии.

- О горе нам! - завопил он. - О, император, такой мудрый, такой справедливый. За, что Хук разгневался на тебя? Воистину ты пострадал за чужие грехи. Твоя смерть должна искупить вину твоего грешного народа. Страдалец!

Послали за семьёй императора. Гонцы принесли вести страшные. Старший сын и законный наследник утоп час назад, выпав с лодки, катаясь в пруду. Младший сын в то же время умер, подавившись проглоченной косточкой. А под дядей рухнул балкон. Верные императору офицеры внезапно скончались в страшных мучениях. Вызванный врач признал несваренье желудка.

- Воля Хука, - говорили насмерть перепуганные сенаторы, - прокляты все, кто поддерживал Ксанта.

Сенат немедленно начал экстренное заседание.

- Необходимо срочное расследование всех совпадений, - сказал сенатор Арген.

- Я понимаю, конечно, высшая воля, - продолжил он, - но высшая воля имеет обычно вполне земных проводников. Командование армии погибло почти поголовно, может начаться смута, надо назначить новых офицеров.

Урук отложивший свой уход в храм в связи с печальным событием, мрачным взглядом смерил сенатора.

- Никакого расследования, - заявил он властно, - всем ясно - то воля богов. А каким образом она исполнилась - не наше грешное дело.

Что же касается порядка в городе...

Жрец указывает рукой на окно. Оно выходит на площадь, на которой стоит ровный чёрный строй жрецов, с головами, спрятанными в капюшонах.

- Я уже распорядился вывести в город храмовые дружины. У нас не много опытных воинов, но для поддержания порядка хватит. Сейчас они уже контролируют все ключевые пункты города.

Сенаторы переглядываются.

- Тогда, - говорит Арген, - остаётся спокойно провести заседание и определить всех претендентов на престол.

Арген говорит спокойно и почти безразлично: уже всем ясно, что всё будет так, как захочет жрец.

Урук с удивлением глядит на сенатора.

- О каких претендентах вы говорите? - спрашивает он, в стране осталось только одно лицо императорской крови - я!

Арген теряется.

- Но, - бормочет он, - вы не множите: вы жрец и посвящены Хуку. Невозможно!

- А где это, - с усмешкой интересуется Урук, - в священной книге записано, что престол не может занимать слуга божий? Нет там такого. Кроме того, Хук недвусмысленно выразил свою волю, оставив в живых лишь одного человека, в жилах которого течёт монаршая кровь. Или вы хотите поспорить с самим Хуком? Любопытно было бы взглянуть.

Сенаторы молчат, испуганно глядя на статуи бога, потом переводят взгляд на отряд за окном. Урук тоже смотрит на статуи. А ведь, - думает он, - я никак раньше не мог понять, зачем древние мастера вставили в статуи вне храма механизм для перемещенья конечностей. Воистину не знаешь, что может пригодиться.

7

Григорий, смежив веки, уныло лежал в своей клетушке, надеясь, что сможет уснуть. Тело болело. Григорий с ужасом думал, что завтра вновь придётся идти в поле. Надежда, что его найдут, уже исчезла, поглощённая тупой, тяжёлой работой. Григорий даже не помнил, сколько он здесь, утратив счёт времени.

С утра всех выгоняли работать в поле. Под присмотром стражников, узники собирали крупные белые коробчатые головки растений, торчащие из земли. Каждый узник складывал головки в большую корзину из прутьев, которую таскал с собой. Корзина была громоздкой, а белые головки не по размеру тяжёлые. От постоянных наклонов болела спина. К тому же, что бы вырвать белую коробочку из земли требовалось не маленькое усилие. Не привыкший к физическому труду Григорий чувствовал себя точно жеваная сосиска. Заключённых недобравших часовой нормы надсмотрщики били плётками. Серьёзно заболевших приканчивали. Очень скоро Григорий погрузился в полное отупение. Он и сам не знал, для чего существует. Тем удивительней было совершённое им вчера.

День завершался. Измученные за смену люди, по звуку гонга, в последний раз, входили в сарай и ставили свои корзины на большие пружинные весы. Григорий посмотрел на умятую в его корзине белую массу. Он был уверен, что веса до нормы хватит.

Впереди него стояла усталая женщина, совсем ещё молодая. Григорий знал, что осуждённые женщины жили в соседнем бараке и ночные визиты, в общем-то, стражей не возбранялись, если всё было тихо. Но местные женщины Григория не привлекали, да и рабочий день слишком выматывал.

Арестанты, один за другим, вываливали из корзин белую массу, которую другие заключённые тут же зашивали в мешки. Куда она пойдёт дальше, Григорий понятия не имел.

По мере того, как укорачивалась очередь, женщина нервничала всё сильнее. Взглянув на её корзину, Григорий отметил, что та была немного не полной.

И тут Григорий совершил то, что меньше всего ожидал от себя: пододвинув корзины, он переложил девушке часть своей массы.

Женщина смотрела на него расширившимися глазами.

- Но ведь ты...

- Живей, - рявкнул надсмотрщик, и женщина, съежившись, водрузила свою корзину на весы.

- Норма, вываливый.

Настала очередь Григория. В полной покорности судьбе он поднял корзину и поставил её на платформу.

- Недостача, - объявил надсмотрщик.

Вместе с напарником он набросился на Григория едва ли не с ликованием. Засвистели бичи. Григорий невольно съёжился. Он знал, что за любое сопротивление здесь убивают. Прежде чем плеть сбила его с ног, Григорий успел увидеть испуганные глаза той самой женщины.

Теперь окровавленный он лежал в своём закутке, отделённом от остальных не высокими деревянными перегородками. Он то пытался заснуть, то вглядывался в проход, не наступил ли рассвет. Дверей здесь не было.

Он услышал звук шагов. Ходить после полуночи запрещалось. Нарушитель мог нарваться на делающего обход стража. Поэтому ходили крадучись и пригнувшись. Возле его закутка шаги смолкли.

- Жив мученик?

Журналист узнал голос. Мужчину звали Марк, Григорий слышал, что на воле он был воином.

Тяжёлая работа не сблизила Григория с остальными узниками, большинство которых сразу разбилось на несколько групп. Лидером самой большой был Марк. Его группа держалась замкнуто. Поэтому Григория сильно удивило появление Марка возле занятой журналистом клетушки.

- Жив, - буркнул он.

- Вот и славно.

Марк пролез внутрь.

- Покажи.

Кое-как, разглядев Григория, в сочащемся снаружи лунном свете, Марк покачал головой.

- Скажи спасибо, что комарам не сезон.

Он достал из-за пазухи маленькую баночку, что-то долго перетирал на ладони, потом принялся водить рукой вдоль тела Григория, на мгновение задерживаясь на рубцах.

- Зачем ты это делаешь, - удивился Григорий.

Даже в слабом свете было видно, как пожал широкими плечами Марк.

- Отдаю долг за хлопок.

- Что? Какое тебе до этого дело? Я же не тебе подложил, женщине!

Тот усмехнулся.

- Как видишь есть. Это была моя сестра. Ты, правда, не знал?

- Откуда?

Интересно, - подумал он, - что такое они сделали, что бы угодить сюда вместе?

Марк кончил растирание.

- Всё. Терпи и Хук воздаст тебе.

И тут Григорий взорвался:

- Жди, как же, - только боязнь разбудить утомлённых соседей не дала ему сорваться на крик, - воздаст он. У этого бога капли воды посреди океана не выпросишь. Если хочешь знать, то поклонятся ему может только полный дебил.

Повисло молчание. Григорий чувствовал, как устремлён на него внимательный взгляд.

- А если не Хук? - сказал, наконец, Марк. - Что если тебе воздаст совсем не Хук? Слышал ли ты, что-либо о Пане?

Григорий лихорадочно копался в памяти. Пан, Пан, кажется, это была какая-то реакционная религия. Когда ускорители тайно поддержали Хука, Пан почти утратил приверженцев.

- Очень мало, - сказал он.

- О Пане больше чепуху болтают, - кивнул Марк, - будто мы человеческие жертвоприношения приносим и прочее в том же духе. Но есть в империи люди, которым Хук активно не нравится. Многие поняли, что Хук ничем им не помогает, а только требует покорности. Хочешь быть с нами?

Григорий ответил не сразу, но твёрдо:

- Да.

Когда Марк ушёл Григорий некоторое время размышлял перед тем, как погрузиться в сон.

Вряд ли поклонники Пана были способны, на что-то серьёзное. Скорее всего, будет просто пение молитв. Ладно, хоть, что-то. Григорий чувствовал, как рабская работа постепенно превращает его в скота. Для сохранения самоуважения ему нужна была хотя бы видимость сопротивления. И к чёрту ускорителей с их политикой, сами виноваты -

Надо было лучше его искать.

Утром всех выстроили перед бараками. Это было необычно, и Григорий ожидал неприятностей. Жрец прохаживался перед нестройной толпой. Не смотря на опущенный на глаза капюшон, чувствовалось, что жрец был весел. Его прямо распирало от удовольствия.

- Знайте, - обратился он к людям, - что теперь у вас куда больше шансов заработать прощение за гробом. Ибо на трон воссел любимец Хука, его жрец верховный, Урук. А работа на царственного жреца священна вдвойне. Если ж кто-то свою работу плохо выполнять будет...

Дальше, разумеется, последовало столь характерное для этого культа описание загробных ужасов. Григорий никогда не считал себя особым знатоком человеческой природы, но всё же у него сложилось впечатление, что тот, кто всерьёз исповедует эту религию, от страха должен быть немножко чокнутым.

- Быть под покровительством царственного Урука, есть большая честь и ответственность. Нормы увеличиваются в полтора раза.

Если раньше Григорий считал, что угодил в ад, то теперь понял, что ошибался - ад наступил только сейчас. До этого он сравнивал себя с жеваной сосиской, нынче же походил на её гибрид с выжатым лимоном: возвращаясь в барак, он был полужив.

В своей клетушке он сразу впадал в забытье, едва коснувшись соломы. Дни превратились в серую пелену, в которой совершенно не различалось времени: одни сутки походили на другие, заполненные тяжёлой работой. Поэтому, когда неделю спустя Марк разбудил его среди ночи, Григорий сперва ничего не понял.

- Идём, - сказал Марк.

- Куда? - удивился Григорий, спросонок он туго соображал.

- В мой угол. Ты сам хотел узнать Пана.

- Дай поспать.

- Как знаешь.

Журналист, наконец, всё вспомнил. Он поднялся с выстланного соломой пола и двинулся вслед за Марком, ругая мысленно сам себя. Григорий и сам не знал, зачем идёт на это собрание совершенно чуждой ему секты. Он был вымотан, завтра предстоял ещё один тяжкий день. Однако вместо того, что бы хотя бы во сне получить короткую передышку Григорий, пригнувшись, двигался вслед за Марком в дальний угол барака. Возможно, ему хотелось пусть символически, но насолить вконец осточертевшему Хуку, а возможно сработал инстинкт почувствовавшего сенсацию журналиста.

В закутке Марка было ещё трое мужчин. Григорий сразу уселся возле дальней стены, остальные вернулись к прежнему разговору.

- Скажи, - спросил один, - жрецы Хука утверждают, что мир возник из испражнений божества, а, как, по-твоему, творил его Пан?

Ничего себе теология, - подумал Григорий, мир из божественных испражнений. Неужели жрецы не смогли придумать чего-нибудь попривлекательней. А впрочем, чему удивляться: Хук, он и есть Хук.

Не видя в темноте лиц, журналист узнал голос. Спрашивал высокий мужчина по имени Сулий, Григорий с ним мало общался.

Марк начал рассказ:

- Была материя, и был дух. И имя духу было Пан. Дух внедрялся во своего врага - материю. В начале сотворил он рыб и китов. Эманации божества наполняли жизнью материю и возвращались обогащенными.

Раньше пан был один, теперь стал многими. Обогащаясь опытом эманаций, совершенствовал себя Пан. Эманации уходили к источнику и вновь возвращались в жизнь. И сотворил бог Пан для них насекомых, потом деревья, животных, каждый раз всё сложнее творенье, и, наконец, опытом обогатившись, Пан людей сотворил. Сотворит ли он, что-нибудь ещё, про то я не ведаю.

Вот это да! - изумился Григорий. - Это если и не теория эволюции, то, что-то к ней очень близкое: усложнение жизни со временем.

Теперь спрашивал другой. Григорий с трудом припомнил его имя - Бирон. На воле он, кажется, был молотобойцем. Силач невероятный, а вот, что ума палата не скажешь.

- Как выглядит бог Пан? - спросил он. - Сколько у него лиц и рук?

- Оглянись, Пан в любом дереве. В любой растущей травинке ты найдёшь Пана и в любом человеке. Все они пан, но Пан не только они.

Григорий почти физически чувствовал, как в голове Бирона перетираются мысли.

- Понял, - обрадовано воскликнул он, - надо поклоняться деревьям.

- Скажи, - спросил из угла дрожащий старческий голос. Григорий знал, что принадлежит он человеку по имени Плиний. Немощный и больной, он всё же ухитрялся набирать норму, чем каждый раз изумлял журналиста.

- Как быть мне? Устал от жизни. Нет в ней ни смысла, ни надежды. Корзину уже видеть не могу. Нет ни внуков, ни детей, а жизни уже прожита, и нечего не ждёт впереди. Служители Хука уверяют, что низшие должны трудиться на высших до последнего вздоха, за самоубийство же, но том свете ждут страшные муки. А, что говорит Пан?

Марк некоторое время молчит, потом отвечает:

- Дух воюет с материей. Если молодой и сильный по собственной воле покинул жизнь, то сие страшный грех, дезертирство. Но если тяготы непомерны и нет надежды или ты стар и слаб, возможно, лучше эвакуироваться в тыл, твой дух отдохнёт, а потом вернётся. Решай сам, Пан поймёт.

Ай, да бог, - подумал Григорий, - ещё немного и мне самому захочется в него поверить. Надо б и мне вопрос Марку задать, для вида. Что бы придумать позаковыристей?

- Объясни, - говорит он, - если Пан так хорош, то откуда взялось зло?

Не смотря на темноту, ему показалось, будто Марк улыбнулся. Возможно, вопрос ему понравился.

- Невозможно сразу создать совершенное, архитектор в детстве строит домики из песка. Пан совершенствует мир постоянно, но медленно. Эманации совершенствуются во множестве воплощений. Идёт война с материей, а на войне легко не бывает. Вот победит дух,

Тогда...

- Что тогда? - не удержался Григорий.

Последовала пауза, очевидно Марк сам плохо представлял себе, что будет после победы.

- Смерти не будет, - сказал он, наконец.

Кто бы сомневался, - подумал Григорий.

- А если кто устанет в материи или покалечит тело, то уйдёт на другой план, отдохнёт, а после вернётся. Все реинкарнации свои помнить будем. Наступит блаженство не представимое.

И Григорий с сожалением подумал, что загробные муки, похоже, вообразить куда проще, чем райскую жизнь.

- Но есть ещё одна причина бед, - продолжал Марк, - много веков назад появились демоны-трислы - существа не от Пана. Материя без духа. Одни легенды говорят, что создал их сумасшедший алхимик, другие, что вышли они из-под земли, третьи, будто спустились с небес.

Они увидели, что жизнь состоит из удовольствий и работы. Первое им понравилось, в отличие он второго. Но больше всего им понравилась власть. Они стали принимать человеческий облик и пробираться "наверх". Отличить их от людей сложно, но можно, ибо души у них нет. А милосердный Пан создал кристаллы, возле которых демоны превращаются в студень. Правда, из тех камней, говорят, нынче остались немногие.

Ну конечно, - подумал Григорий, - нет веры без дьявола.

Люди расходились. Никто не задерживался долго, зная, что с раннего утра вновь придётся работать в поле.

Когда Григорий остался один на один с Марком, то предложил:

- Хочешь идею, как высмеять Хука?

Марк оживился:

- Давай.

- Когда в сортир пойдём надо сказать: теперь я подобен Хуку. Он таким способам вселенную сотворил, а я чем хуже?

Марк быстро оценил новизну идеи.

- А у тебя голова варит, сказал он с уважением.

Ничего особенного на самом деле в идее не было - обычный контрпропагандистский приём. На земле Григорий привык обрабатывать информацию таким образом.

Уходя, он вдруг спросил Марка:

- Как зовут твою сестру?

Марк тихо хмыкнул:

- Далила.

На следующую ночь Плиний повесился. Где-то раздобыв верёвку, он перебросил её через потолочную балку, ну и так далее. На утренней проповеди жрец посулил Плинию страшные загробные муки, за то, что он лишил плантации одной рабочей силы - своей.

А ещё через неделю заключённые с трудом сдерживали усмешки, слушая рассказ о сотворении мира. Сказывалась контрпропаганда Григория.

8

- Хотите ли вы свободы? - спросил Марк.

- Да, - раздалось со всех сторон.

Григорий уже трижды присутствовал на ночных сборищах, но только сейчас понял, что Марк не собирается ограничиваться пением молитв и объяснением догматов веры.

- Готовы ли вы умереть ради свободы?

- Да, - вновь прозвучали голоса.

- Но только если это не безнадёжно, - произнёс из угла кто-то трезвомыслящий. - Нам никогда не победить армию, даже если восстанут все каторги в империи.

Марк быстро оглядел собравшихся.

- Это не безнадёжно. Амбициями нового императора недовольны даже среди патрициев. Многие считают, что чем скорее царственный жрец вознесётся к возлюбившему его божеству, тем будет лучше для всех. Окончательно добил знать просочившийся из государственной канцелярии слух, что Урук готовит новый эдикт. По его мнению, чувство безопасности у ни в чём неповинных подданных есть чрезмерная роскошь, ибо...

Марк поднял вверх палец и заунывно, явно пародируя верховного жреца, произнёс:

- Все под Хуком ходим!

Потом уже нормальным голосом продолжил:

- Короче, он хочет ввести человеческие жертвоприношения, и принести в жертву смогут любого из мирян, либо по жребию, либо того, на кого укажет вдохновлённый свыше Урук. В общем, патриции готовы на всё, не прочь поменять веру, и обещают помилование любому, кто их активно поддержит.

Из его слов, между прочим, следовало, что Марк каким то образом ухитрился сохранить внешние контакты. Ломать голову над этой загадкой, Григорий абсолютно не собирался, и спросил он о том, что его действительно волновало.

- Что-то мне с трудом вериться, что патриции согласятся на ликвидацию каторжной системы.

Марк пожал плечами.

- А об этом и речи нет. Присоединиться к восстанию приглашены только те, кто находятся на лёгких работах, осуждённые за небольшие проступки.

Мамочка моя, - ужаснулся Григорий, который до этого момента и не подозревал, что находиться на каторге с санаторным режимом, - какие же работы у них тогда тяжёлые?

- Теперь, - сказал Марк, - обсудим конкретные детали. Державшие оружие в руках есть? Кроме меня никого? Ну ладно...

Обсуждение затянулось надолго.

Уже под утро, когда все разошлись по клетушкам, Григорий слегка задержался.

- Ты мне вот, что объясни, - сказал он Марку, - зачем мы вообще твоим патрициям понадобились, если здесь никто кроме тебя не знает, как за меч браться.

Какое-то время Марк смотрел на Григория не отвечая.

- Ты прав, - сказал он нехотя, - мы нужны, что бы выманить из столицы войска и дать возможность начаться мятежу в городе. Но всё остальное правда: амнистированы будут все, кто уцелеет.

Григорий молчал.

- Не смотри на меня так. Лучше бунт, почти безнадёжный, чем так прозябать. У нас будет шанс, а это не мало. Я знаю - ты мужественный человек и остальным это не выдашь.

Григорий снова долго молчал, потом кивнул:

- Не выдам, - и пошёл в свою ячейку.

Они собирались ещё трижды, что бы уточнить детали. Наконец срок настал. По местному календарю было пятое октэмбря, самая длинная ночь году. Посвященные собрались у стены.

- Пора, - сказал Марк.

Заговорщики встали у стене, образовав подобие пирамиды. По ней наверх устремились шестеро самых быстрых и сильных каторжников. Григорий, очутившийся во втором от земли ряду, почувствовал на плечах резкую, но мгновенную тяжесть. Потом он услышал из-за стены слабый звук удара о землю. Пару секунд спустя с той стороны раздался негромкий вскрик, затем скрип засова.

Григорий поблагодарил мысленно и Хука, и Пана за то, что местные жители не додумались до наблюдательных вышек.

Ворота, наконец, распахнулись. На земле лежали трупы двух часовых-ротозеев. Панисты, пригнувшись, подбежали к казарме. Окна были темны. Марк постучал.

- Чего ещё, - послышалось изнутри.

- Каторжники разбушевались, - сказал изменивший голос Марк.

- Ну, так припугните, скажите, что завтрака не получат. Ну, что за люди, всё приходиться самому.

Начальник стражи распахнул двери. В казарму ворвалась людская лава. Стражники кинулись к оружию. Поздно! Устремившиеся к ним готовы были на всё, им нечего было терять. В угаре ярости люди бросались на клинки, погребая стражников под собой. В тесном пространстве свелось на нет преимущество стражников в выучке.

Увлечённый толпой, Григорий подумал, что можно чуток поберечься. Где там. Людской поток подхватил его. Сделай Григорий шаг в сторону, он был бы сбит и затоптан. Потом толпа остановилась сама. Григорий видел, что дверь перед ним сорвана с петель.

Опасаясь измены, Марк сговорился только с лично известными ему сторонниками Пана. Других же предупредили только в эту последнюю ночь. Наставник панистов рассчитывал, что когда распахнутся ворота, то к "ядру" восставших неизбежно присоединятся и остальные. И сейчас непосвященные тупо стояли, не понимая, что теперь делать. Часть из них немедленно направилась к видневшейся поблизости вилле, вероятно, с целью грабежа. Марк отнёсся к этому равнодушно, похоже, подобное он предвидел.

Среди заговорщиков тоже возник некоторый разлад.

- Не гоже это, - бормотал тугоумный Бирон, - я как-то не думал, но позор тем кои заключённых к бунту призывают. Если по всей стране каторжники восстанут - быть беде.

В ответ раздалось улюлюканье.

- А сам то ты кто? - спросил кто-то.

На лбу бывшего молотобойца, в результате напряжённой мозговой деятельности выступила испарина.

- А плевать, - сказал он, наконец, - лишь бы убраться отсюда.

Сопровождаемый насмешками Бирон удалился к ближайшим кустам.

Зачем-то подпалили сторожку. По мнению Григория теперь сюда должны были примчаться все стражи округи. Но Марк не реагировал, хотя на исходе была половина ночи. Григорий погрузился в тяжкие размышления, не была ли преданность Марка плану отвлечения армии попросту самоубийственной.

Наконец Марк с трудом построил оставшихся, и они двинулись к месту сбора ватаг. В полумраке деревья казались кривыми колоннами. Мне бы только попасть в столицу, - думал Григорий, - а там и до ускорителей доберусь. Ночи на этой широте даже теперь были достаточно светлыми, и он хорошо различал под ногами дорогу. Григорий помнил, что до города не так далеко.

Время от времени на их пути попадались вилы и фермы, и небольшие части отряда регулярно отделялись, желая совершить разбой. Потом впереди засверкали огни факелов: шли солдаты.

- Укроемся, - Григорий указал на ближайшую рощу.

Марк кивнул, и беглецы уклонились с дороги вправо, слившись с тёмной массой деревьев. На небе, перед ними алела узкая рассветная полоса. А позади, затмевая её, разгорался пожар. Горела одна из вилл. Пламя вздымалась к небесам так, словно рядом была аэродинамическая труба, закручивалось огненным вихрем. Теперь всё вокруг отбрасывало длинные тёмные тени. Беглецы едва успели миновать освещённую зону. Григорий видел, как проходят мимо солдаты. В слабом свете факелов блестели доспехи. Карающий отряд удалился в сторону полыхающей вилы. Григорий перевёл дух.

Когда солдаты убрались на достаточное расстояние, Григорий с изумлением обнаружил, что некоторые мужчины и женщины уже успели заняться любовью. Марк вновь построил отряд, задержавшихся никто не ждал.

- Не надо идти по самой дороге, - предложил Григорий, - сейчас достаточно светло. Сойдём.

- Нет смысла, - возразил Марк, - теперь до самой столицы больше негде укрыться.

Солнце всходило. Пока оно лишь немного выступало за края земли. Пламя пожара, наконец, погасло и в нарастающем свете утра, Григорий различил далеко впереди высокий холм, а с вершины холма на встречу им шагал новый отряд.

Григорий ощутил приступ паники. Роща была далеко, и теперь на равнине отряд просматривался, как на ладони. Хотя при дневном свете наверно и деревья, не помог ли бы.

Он с очевидной ясностью ощутил всю безнадёжность их предприятия. Неведомому патрицию-интригану заключённые были нужны лишь в качестве разрубочного мяса: временно отвлечь войска от точки истинного удара. О попытке боя не могло быть и речи. Лишь тридцать человек в отряде имели мечи или копья, а по настоящему пользоваться ими умели не больше пяти.

- Есть идея, умник? - поинтересовался Марк.

Как-то само собой получалось, что они постоянно оказывались рядом.

- Да, захватить вон ту ферму, - Григорий указал на крупное, приземистое строение неподалёку. Стражники, меж тем устремились к ним почти бегом. - Это даст нам время.

- К ферме, - распорядился Марк.

Они бросились к ней через покрытое злаками поле. Не высокая каменная стенка явно была предназначена, что бы остановить одиночных грабителей, но никак не была рассчитана на отряд. С ней справились привычным способом - пирамидкою. На этот раз Григорий взбежал по плечам вслед за Марком, сам, не осознавая толком, что делает. Короткое падение, боль удара резко отозвалась в ногах. Григорий едва не упал, но лишь спружинил в коленях.

Они очутились на небольшом скотном дворе, в центре которого, сбившись в кучу, блеяли перепуганные овцы. А из дома выбегали не менее перепуганные люди. Поздновато спохватились, - подумал Григорий.

Двое из пяти спрыгнувших уже устремились к узким воротам. На перерез им бежали вооружённые дубьём обитатели фермы. Трое мужчин. Один, который постарше, был, вероятно, хозяином. Остальные двое - сыновья или работники. Григорий мысленно порадовался, что закон запрещал крестьянам иметь стальное оружие.

Марк на пару с Бироном перегородил обитателям фермы дорогу. После короткого колебания Григорий присоединился к ним.

- Сдавайтесь, будете, живы, - пообещал Марк.

Бум! Один из крестьян запустил в них дубину, она попала бывшему помощнику кузнеца точно в лоб, тот рухнул, как подкошенный.

Марк вскинул меч. Являвшийся некогда воином он привык к честному бою лицом к лицу. Сосредоточившись на двух вырвавшихся вперёд крестьянах, он ухитрился не заметить, что третий обходит его сзади. Григория за достойного противника он, похоже, не считал, поэтому был весьма удивлён, когда последний, припомнив юношеские занятия боксом, подскочил к нему и нокаутировал в челюсть.

- А... - разъяренный таким вероломством Марк снёс одному из противников голову.

Из перерубленных артерий вверх взметнулись кровавые брызги. Непостижимым образом обезглавленное тело несколько кратких мгновений сохраняло шаткое равновесие, потом, не спеша, с каким-то изящным достоинством, рухнуло на левый бок. На песок двора хлестала кровь. Григорий не думал, что в одном человеке может быть так много крови.

Ворота позади распахнулись.

- Оружие на землю, - прошипел Марк, - или смерть.

Хозяин, верно, оценил обстановку. Дубина упала. Толпа каторжан ворвалась в ворота. А в воздухе уже свистели стрелы. Один из последних вбежавших упал навзничь на землю, из спины его торчал арбалетный болт.

Ухватив вделанные в ворота скобы, несколько человек тянули на себя тяжёлые створки. Воздух вновь прорезал слабый свист. Одному из закрывавших в грудь попало сразу две стрелы. Они торчали из тела, как две соломинки. Грязная серая одежда немедленно окрасилась красным, но каким-то чудом человек продолжал тянуть, и лишь когда встал на место тяжёлый запор, стал медленно сползать вдоль ворот, перебирая по створке руками.

Товарищи подхватили его, и осторожно отведя от ворот, аккуратно опустили на землю. Раненый захрипел, изо рта у него потекла кровь, потом его дыхание остановилось.

- Двор не удержать, - оценил обстановку Марк, - в стенах ни одной бойницы. Женщин в дом. Лучники следить за забором. Стрелять, как только покажутся. Когда прорвутся во двор - тоже в дом.

Он подошёл к Григорию.

- Спасибо.

Марк бросил взгляд в сторону привязанных к дереву работника и хозяина, потом в сторону кровавой лужи. Григорий невольно испытал облегчение оттого, что в доме не было женщин.

- Хорошо ты его приложил, - сказал Марк, - честное слово не ожидал. Не обижайся, но на воина ты похож мало.

Ворота, чуть дрогнули под ударом. Нападавшие не сомневались, что они будут заперты, и теперь лишь проверяли на всякий случай. Марк не обратил на удар внимания.

- Я вот только одного понять не могу, - задумчиво протянул он, - зачем ты на стену за нами сунулся, безоружный?

- Пан его знает, - честно сказал Григорий, - я тогда над собой полностью контроль утратил, как будто что-то вперёд потащило.

Этот ответ, как ни странно полностью устроил Марка. Боевой азарт был ему понятен. Они подошли к входу в дом, и как раз вовремя.

По мнению Григория, преследователям не зачем было штурмовать дом, теряя людей. Достаточно было просто окружить его и ждать, не на год же здесь, в самом деле, припасов, да ещё на такую ораву. Вот только те явно иначе считали. Толи их время поджимало, толи воинская честь не позволяла сидеть, сложа руки, но над воротами уже появились головы. Преследователи преодолели стену точно так же, как до этого сами осаждённые.

Засвистели стрелы. Увы, солдаты, прыгавшие во двор, имели доспехи, довольно грубые, но надёжные. Головы защищали шлемы.

Легионеры без потерь распахнули ворота. Стрелы у неопытных лучников быстро иссякли. Только одному из осаждённых удалось пробить стрелой кожаный доспех, но воин был лишь слегка ранен.

Солдаты окружили дом, почти не встретив сопротивления. Беглецы знали, что обречены, но были готовы отдать свои жизни, так дорого, как только получится. Но тут случилось нечто, ни той, ни другой стороной не предвиденное.

Взмыленная лошадь вбежала в ворота и остановилась перед командиром отряда. С неё соскочил человек со знаками гонца на одежде. Достал из сёдельной сумки свёрнутую в трубку бумагу. Командир прочитал, и лицо его вытянулось.

- За ворота, - проорал он команду.

Уже через минуту солдаты строевым шагом удалялись от фермы прочь.

Марк довольно улыбнулся.

- Они срочно потребовались в столице. Вовремя, надо признать.

9

Ранним утром с вершины высокой храмовой стены царственный жрец Урук мрачно озирал город, в котором догорали редкие очаги пожаров. Уже сутки столица находилась в руках восставших. Не смотря на молитвы Урука, очаги эти оборачиваться одним грандиозным пожаром явно не торопились и молнии с небес на нечестивцев тоже не падали. Что приводило жреца в искреннее недоумение. Он был бы согласен увидеть полгорода в руинах лишь бы покарать негодяев осмелившихся покуситься на его божественную власть.

Урук повернулся и начал спускаться вниз по крутым, потрескавшимся от времени ступеням. Надо помолиться оракулу, - думал он.

Жрец вошёл в большой полутёмный зал, в центре которого стоял, окружённый кольцом светильников, мраморный куб. На его поверхности были вырезаны священные руны.

Урук миновал светоносное кольцо. Пламя светильников горело неподвижно, лишь на ближайшем, потревоженным движением воздуха, слегка колебался огонёк. Жрец приклонил колени. Он горячо и страстно молился.

Потом оракул заговорил:

- Твои молитвы услышаны, - произнёс голос тихий, но величественный, - твои молитвы услышаны.

По лицу Урука текли слёзы, так бывало всегда.

Когда оракул впервые обратился к нему, Урук позорно грохнулся в обморок. Когда очнулся - первая мысль: не святотатство ли совершил. Но глас божий лишь слегка пожурил за робость, а потом одобрил планы совершить в империи переворот. Хук даже дал слуге своему весьма ценные советы. Например, самому спровоцировать гнев императора, что бы иметь сочувствие среди населения, но потребовал, что бы весть о богоявлении за пределы храма не вышла. Не достойны простолюдины знать о таких чудесах!

После оракул ещё дважды изрекал божественную волю Уруку. Говорил всегда по своей собственной инициативе, на молитвы до селе не отзывался. Ну, это понятно: какое дело всемогущему до просьб жалких смертных людишек, он лишь изрекает им свою волю.

- Твои молитвы услышаны, - вновь повторил голос. - Сегодня в полдень опуститься с небес мой посланец, полного повиновения потребует от людей. Но слишком сильно не карай, прояви милосердие: иначе благосостояние храма пошатнётся от обезлюденья.

Слёзы умиления текли по лицу Урука. Он только одного не понимал: как это можно - отступников пощадить? Потом осенило: в рабство смутьянов всех обратим, и родственников их тоже. Священные книги гласили, что некогда Хук истребил население целой страны Аранданы, включая младенцев, за то, что король их на его изображенье чихнул. Воистину карая невинных приближался он, Урук, к божеству.

.............................

Григорий фехтовал с Марком. По каким-то своим соображениям бывший легионер решил сделать из товарища настоящего воина.

- Плохо, - кричал Марк, - бьёшь с близи. Руку вытягивай, руку. Ладно, ничего страшного, большинство тоже плохо фехтует. Просто сейчас твои шансы на выживание возросли, на самую капельку, но возросли. С детства бы с тобой заниматься, с детства, был бы толк. А так... Ты где жил?

- Не здесь, далеко.

- Понятно. Я помню, ты говорил, что приехал у дяди на торговца учиться. Покажи ещё раз тот приём.

Обучение было взаимным. Вообще-то, кулачная драка считалась уделом простолюдинов, но Марк явно не страдал комплексами.

Временами Григорий спрашивал себя, почему не сбежал под защиту ускорителей в первый же день пребывания в столице. Дом Дойля уцелел, Григорий видел его издали. Разрушения в городе вообще были незначительны. Но, что-то мешало Григорию бросить людей, с которыми он сошёлся за последние дни.

Прямо раздвоенье какое-то, - думал он, пытаясь разобраться в своих мыслях. Григорий прекрасно знал, что планы ускорителей должны принести планете спасение в будущем. И если они сажают на трон Урука, - то значит всё, другого способа нет. Не глупцы же они, наверняка каждый шаг просчитали на компьютерах. А значит, Марк со товарищами объективно действовали во вред своей расе. Логично? Да! Вот только после плантации логика на Григория уже не действовала.

Он окинул рассеянным взглядом двор. Журналист знал, что раньше дом принадлежал Марку, тот просто вернул себе свою собственность. Жрецы, недолго жившие в нём, разбежались, едва запахло жаренным.

Солнце приближалось к горизонту, и стоящее напротив дерево давало густую длинную тень. С него сорвался листок, и начал медленно вращаясь падать. Григорий проследил глазами его полёт. Ему подумалось, что сам он похож на этот листок: оторвался от надёжного черенка, и теперь влеком стихиями. Господи, хоть бы ванну принять!

В небе послышалось ровное низкое гудение. Такое привычное и такое не вероятное здесь, что Григорий даже не сразу понимает: вертолёт. Огромное, блестящее насекомое с круглым нимбом пролетает, кажется прямо над ними. Григорий тупо смотрит на снижающуюся машину.

Вертолёт зависает над самыми крышами. Потом всё озаряется ярким красным светом. Дом, деревья, предметы отбрасывают причудливые тени. Через мгновение всё возвращается на свои места, и красная осветительная ракета падает, оставляя в воздухе тонкий дымный след. И тогда с небес загремел усиленный могучим усилителем голос.

- Зачем восстали против наместника моего, или забыли о геенне огненной! Покайтесь пока не поздно и будите прощены! Но того кто упорствует во грехе ждёт девятая преисподняя и вал огня голодного! Да будет так!

Вновь взметнулась ракета, другая, третья, четвёртая, целый фейерверк. Потом вертолёт поднялся высоко в небо, и начал удалятся от города.

Вскочив со скамейки, Григорий потрясал кулаком вслед улетающей прочь машине.

- Негодяи, мерзавцы, да, что же вы творите?! - орал он.

Опустевшие небеса молчали. Григорий нашёл Марка глазами. Поклонник Пана вглядывался вверх, как мгновение назад Григорий. Лицо его было бледно.

- О, Пан, неужели Урук так силён, неужели я ошибался всю свою жизнь, в голосе Марка Григорию послышался страх.

Только этого не хватало. Григорий тряхнул друга.

- Очнись! Это морок. Жрец продал душу, вот теперь и колдует. Не было никакого бога, одно надувательство.

После второго встряхивания на лица Марка вернулось осмысленное выражение.

- Ты уверен?

- Абсолютно. Надо населению разъяснить.

- Да, сейчас.

С улицы доносились крики:

- О великий Хук, помилуй нас, пощади.

К Марку полностью вернулась ясность рассудка.

- Никого ты не переубедишь, того и гляди, с нами разбираться придут.

-Должен же быть способ.

- Какой? - в голосе Марка звучало отчаянье. - Я, я воспитанный, как верный панист и то едва не уверовал в Хука. О, Пан, за что?! Мы ведь едва не победили. Это конец. Ты сам знаешь, каково положение.

Григорий знал. Выманенные из города жреческие дружины были уничтожены по одиночке перешедшими на сторону восставших расположенными близь столицы войсками. Так, что бывшие рабы смогли без помех войти в город. Но Урука взять не удалось: царственный жрец заперся в главном храме вместе с казной. Теперь всё зависело от того, удастся ли повстанцам захватить казну. В их распоряжении было четверо суток, потом подойдут дальние легионы. Но истреблять восставших запросто так они не станут.

- Это конец, - произнёс Марк, - разве, что мы тоже сумеем сотворить чудо.

Григорий мрачно уставился вверх, словно рассчитывал разглядеть над собой колесо космостанции.

- Значит чудо, - пробормотал он, - хорошо, будет тебе чудо. Слушай, ты можешь раздобыть уголь, серу и ...

Он поискал в голове слово означающие здесь селитру, не нашёл и сказал без затей:

- Еще птичий помёт. Уж его-то наверняка полно. Да не смотри так, случилось мне говорить с одним свихнувшимся чародеем.

.............................

В ворота проехала впряжённая в телегу лошадь. Правящей ею алхимик указал на возок, где лежали небольшие мешочки.

- Состав именно тот, о котором договорились. Надеюсь, этого действительно хватит, и действие будет именно таким, о котором ты говорил. Хотя я немного поэкспериментировал с небольшими порциями твоей смеси.

Григорий машинально кивнул. Собственно он так и понял, когда увидел небольшую воронку возле лаборатории своего собеседника. Ему оставалось только надеяться, что никто не пострадал.

Крагон действительно походил на алхимика, каким его обычно рисуют в детских книжках с картинками: старый, худой, высокий, чуть согнутый, с короткой бородкой. Он был одет в серый без рукавов балахон. При ходьбе старик опирался на массивный деревянный посох со стальным шариком на конце.

Григорий вспомнил его лабораторию, которая больше всего напоминала краеведческий музей, они до сих пор ещё встречались в маленьких городках Земли. Вдоль стен располагались чучела птиц и зверей. А на столе, где в беспорядке валялись свитки пергамента и массивные фолианты, стояли песочные часы. Тянулись вдоль стен стеллажи, уставленные стеклянными сосудами и деревянными чашками. В дальнем полутёмном углу виднелась кузнечная печь, ныне холодная. Помещение было пропитано запахами трав и химикалий.

Григорий подумал, что здесь наверняка пытались добывать золото.

Хозяин смотрел на него с нескрываемым любопытством.

- Ты утверждаешь, что таким способом и вправду можно снести стену? - спросил он уже в десятый раз.

- Вправду, вправду, - проворчал Землянин.

Алхимик походил на ребенка, которому обещали показать интересный фокус.

Журналист в последний раз мысленно повторил формулу пороха: Вроде бы десять процентов серы, двенадцать процентов угля и семьдесят пять селитры. Григорий искренне надеялся, что не ошибается.

О, Пан, - мысленно взмолился он, - вообще-то я в тебя не верую, но всё равно помоги, за тебя же сражаемся.

Сейчас он мысленно повторил эту молитву глядя на привезённые Крагоном мешочки из которых торчали пропитанные жиром верёвки которым предстояло сыграть роль запальных шнуров.

Он бросил задумчивый взгляд на стоящий возле забора сарай, из которого начинался подкоп. Он вёл на другую сторону улицы к главной цитадели Урука. Несколько мужчин уже несли туда снятые с телеги мешки.

- Населению объявили, - сказал Марк, - что в наказание за богомерзкое колдовство Пан, сегодня в полдень, сокрушит стены цитадели жреца. Народ ждет, какой из богов пересилит.

- Только учти, - добавил он мрачно, - если стена устоит - нас двоих разорвут на части. Я удивляюсь, что они вообще согласились подождать.

Тут он посмотрел на журналиста так, что у того мурашки по спине побежали. О, господи, - подумал тот, и на всякий случай в очередной раз повторил про себя состав пороха. Почему-то это действовало на него успокаивающе.

- Готово, - сказал один из мужчин таскавших мешки.

- Ну, что - поджигаем? - спросил у Григория Марк.

Оба шагнули было к сараю.

- Стойте, - сказал алхимик.

Он раскрыл принесённый с собой небольшой баул, вынув оттуда три маленьких, словно для перстней футляра.

- Теперь, - торжественно произнёс алхимик, - когда всем ясна моя связь с панистами, в случае нашего провала меня ждёт гибель, лабораторию полный разгром. Но есть нечто куда более важное, чем моя жизнь.

Одну за другой он распахнул шкатулки. В каждой из них, на чёрном бархате лежал продолговатый, похожий на яйцо кристалл, величиной с ноготок. Григорий не понял ничего, но Марк благовейно вздохнул и осенил себя священным знаком панистов.

- Это они?- шёпотом спросил он.

- Да, священные кристаллы Пана. Сейчас их мало осталось в мире. Я не хочу их прятать: дабы не пропали в безвестности. Возьмите каждый по одному, и может быть, кому-нибудь повезёт в случаи нашего проигрыша.

Он чуть улыбнулся:

- Я рад, что священные кристаллы попадут к такому преданному нашему делу человеку, как ты Марк, и к такому учёному мужу, как ты Жихарка.

Когда это я успел стать учёным? - машинально удивился Григорий. Он не сразу связал кристаллы с некогда рассказанной Марком легендой.

Марк бережно поцеловал кристалл, закрыл крышечку, и, ухватившись за врезанную в футляр тонкую цепочку, водрузил шкатулку себе на шею, аккуратно заправил под рубаху и застегнул ворот. Григорий с алхимиком последовали его примеру.

Через минуту они зашли в сарай, остановившись перед ведущим вниз узким лазом. Марк взял две короткие свечки, зажёг их от огнива и одну из них протянул журналисту. Это слегка удивило Григория. Но очевидно панисты считали, что честь запалить шнуры принадлежит именно ему как изобретателю плана.

Григорий нехотя слез в подкоп. С открытым огнём ему было не по себе в такой близости к пороху. Только бы не споткнуться в этой тёмнотище, подумал он. Один раз он даже стукнулся о подпорку.

Ага, вот мешки, вот фитиль. Он поставил свечу на землю, приладив её к фитилю. И поскорее полез обратно: вдали от такой взрывоопасной груды ему было как-то спокойней.
Наверху Марк отдавал последние приказы. Контрольная свеча догорала. Григорий, в который уже раз удивился, почему спутники вообще поверили ему, купились на наивную байку о свихнувшемся чародее, выбалтывающем спьяну магические секреты. Наверное, они просто ухватились за соломинку. Каждому хочется поверить в чудо, когда всё рушиться. Потому Марк и схватился за призрачную надежду, тут же потащив Григория к алхимику, да ещё разослал в город людей кричать, что на жреца скоро обрушиться божественное возмездие.

- Между прочим, - сказал Марк Григорию, - сестра о тебе спрашивала.

Журналист не видел Далилу со времени их входа в город. Она жила у матери. То, что сестричка Марка вспомнила о нём, было приятно. А, что подумал журналист, можно и не возвращаться на Землю. Прогоним хукистов, расскажу всем об ускорителях, и буду жить, как феодал. Гарем заведу. Какая тут положена награда за разрушение цитадели? Этого он не знал, за то знал, что будет в случае проигрыша - разорвут.

Нет, на Земле все-таки лучше.

- Пора, - сказал Марк.

Они вышли со двора на улицу, где находилось в ожидании довольно много готовых к штурму людей. Точно так же были запружены и другие улицы выходящие к площади. На другой её стороне возвышался главный храм. Журналист, в который уже раз, принялся его разглядывать. Обитель Урука даже на землянина произвела впечатление. В основном размерами. Было в ней, что-то от египетских пирамид.

Григорий разглядывал узкие окна-бойницы. Бог мой, - думал он, - неужели жрецы с самого начала строили свой главный храм с расчетом на осаду.

Оставалось надеяться, что местные инженеры не подвели и заряд подведён именно куда надо.

- Не выходите на площадь, - предупредил Марк, - она простреливается.

Сам он был облачён в доспехи, выглядевши, как комбинация металлических пластин и дублёной кожи. Солнце поднялось в зенит. Контрольная свеча догорела. Взрыва всё не было. Марк нахмурился. Григорий вспомнил, что здесь, на ветру пламя должно было лучше гореть.

Среди собравшихся на штурм людей послышался ропот. Однако перерасти в открытое недовольство, он не успел, потому что у стены грохнуло. Взметнулись клубы грязного дыма. Когда он рассеялся, взгляду явился крупный пролом. Оправившись от первого шока, к ней устремились панисты. Надо было использовать момент, пока жрецы не опомнились.

Григорий кинулся вслед за Марком. Рядом свистнула стрела, не задев Григория. Они уже были поблизости от пролома, когда Марк остановился и принялся оседать. Григорий подхватил его под руки.

Марк захрипел, журналист видел стрелу, торчащую из его горла.

- Сестра, прошептал Марк.

Он захрипел и умер.

Григорий опустил друга и долго стоял, глядя на тело. Со стороны храма доносились крики. Григорий не оборачивался. Потом пошёл прочь, не задумываясь куда идёт. Только сейчас он понял, как близок, стал ему Марк. Внезапно его окликнули.

- Григорий Скворыш, - произнёс голос, - Григорий Скворыш.

Привыкшей к имени Жихарка, журналист не сразу понял, что зовут именно его, и лишь спустя мгновение оглянулся. Перед ним стоял Дойль, на лице его было безмерное удивление.

- Мы думали - ты давно мёртв. Твой передатчик нашли в сортире.

- Меня схватили контрабандисты. Журналист коротко пересказал начало истории.

Дойль выругался.

- Вот ведь не повезло. Ну, а потом ты воспользовался восстанием и бежал? Понимаю.

Голова ускорителя повернулась в направлении храма.

- Не знаешь случайно, откуда у этих повстанцев порох?

Григорий подумал, что сейчас Дойль должен подозрительно на него посмотреть, но возможность столь страшного предательства в голове ускорителя явно не умещалась.

- Слушай, почему вы загнали их всех в подполье? - возмутился Григорий. - Они явно выигрывают перед Хукистами.

Дойль поморщился.

- Слушай, журналист, не трави душу. Все аналитики сошлись на том, что при власти панистов наступит регресс, а хукисты не смотря на все издержки, поведут империю по пути прогресса, а значит любой ценой надо поддержать именно их.

- Или думаешь, - возвысил он голос, - нам и в самом деле Хук нравится? Ладно, идём.

- Идём.

И он пошёл вслед за Дойлем.

10

- Через час выходим в реальный космос, - сообщил Дойль.

Григорий испытал облегчение: вой генераторов сводил журналиста с ума. Встретив ускорителя, он полагал, что приключения его кончились, как бы не так.

Едва Григорий предстал пред светлые очи полковника, как тот буквально накинулся на него:

- А, блудный журналист прибыл. Мало того, что своим исчезновением всю базу на уши поставил, так ещё и туземцев порохом одарил! Только не говори, что это сделал не ты, больше всё равно некому.

- Э... - промямлил несчастный.

Внезапно словоизвержение прервалось. Стивен глядел на Григория, и во взгляде его было, что-то непонятное. Журналист даже попятился.

- Что это? - раздельно произнёс полковник. - Что у вас на шее?

- Местный сувенир, - пробормотал Григорий, - успевший уже забыть о подарке алхимика.

- Вывоз артефактов запрещён. Сюда его, живо!

Полковник, наливаясь яростью, поднимался из-за стола.

Григорий стянул через шею цепочку. Никаких причин держаться за талисман он не видел. Не понимая, чем вызван гнев Стивена, Григорий протянул ему шкатулку-футляр, машинально откинув крышку.

И тогда по всему кабинету пронёсся дикий вопль полковника:

- Нет!!!

Дальнейшее вместилось в считанные мгновения. Полковника буквально скрутило. Потом тело его начало расползаться, словно было из мягкого теста: проваливались куда-то внутрь глаза, лицо оплывало, словно при замедленной киносъёмке, выпадали волосы. Распад проходил всё быстрей. Тело оседало, как сахар в воде, и вот уже на полу была только куча бесформенной слизи, источавшая едко-кислый запах. На ней лежала одежда. Григорий, широко открыв глаза, смотрел на все эти ужасы.

От кошмарного зрелища он впал в состояние шока и плохо помнил дальнейшее. Оно сохранилось в памяти фрагментами. Вот врач базы отрывается от микроскопа, в который рассматривает кусочек слизи.

- Органика, - говорит он уверенно, - но клеточная структура разрушена полностью, ничего не определить. Вот только сдаётся мне, что были то клетки не человеческие. Хотя не уверен.

- С чего началось-то? - спрашивает кто-то.

Другой ускоритель отрывает взгляд от другого микроскопа, под которым лежит кристалл алхимика.

- Это очень сложное образование, - сообщает он, - возможно искусственное. Под воздействием света на его атомную структуру кристалл начинает излучать гравитационные волны в ультракоротком диапазоне. Волны с переменной амплитудой, и очень сложной структурой, периодически повторяющиеся. Футляр его экранировал.

- Ты мне вот, что скажи, - кричит ему кто-то, - как твои волны из человека студень сделали?

- Возможно, они вызывают какой-то внутриклеточный резонанс. Нет, не знаю.

Он виновато разводит руками:

- Биофизика не моя область.

- Ты там с этим поосторожней, - говорит пожилой ускоритель, - одному богу известно, как эта штука способна нам навредить.

- Не повредит, - говорит Григорий.

Мгновение назад на него снизошло озарение. Все факты словно выстроились в мозгу ровными чёткими линиями, как примеры в учебнике математики.

- Не повредит, - повторяет он, - ЧЕЛОВЕКУ - не повредит.

- Заткнись, писала, - орёт ему тот, что спрашивал про волны, - или я за себя не отвечаю! Из-за тебя Стив погиб.

Григорий чувствует на себе мрачные взгляды.

- Оставь его Фёдор, - говорит пожилой, - он не виноват.

Но чувствуется, что говорит он это только из порядочности, всерьёз Григорию не сочувствуя.

- Подождите, - вмешивается врач, - меня больше интересует, что он...

Кивок в сторону Григория.

- Сказать хотел.

Григорий говорит, стараясь не обращать внимания на устремлённые на него злые взгляды.

- Представьте себе расу стремящуюся взять власть во всех мирах, до которых способна дотянуться, короче говоря, чужаков. Но внесём одну существенную поправку - эти существа способны принимать любой облик, имитируя даже внутреннее строение. Они просто подменят собой всех мало-мальски значимых лидеров, и будут править, а народ не поймёт ничего.

- Но в одном из миров, а может и ни в одном, есть кристаллы способные их уничтожить. Вспомните местные мифы. Как они поступят? Да очень просто - найдут дураков, которые выполнят за них всю работу.

- Ты смеешь называть Стива нелюдью, - Фёдор вновь не выдержал, - да он, он человек - дай бог каждому. Он... Он мне год назад жизнь спас.

- Нисколько не сомневаюсь, что он был хорошим человеком, - серьёзно говорит Григорий, но скажите, не изменилось ли резко в последнее время его поведение, скажем, после визита на Землю?

В лицах ускорителей, что-то непроизвольно меняется. Григорий понимает, что угадал.

- Но тела, - говорит кто-то, - остатки тел чужаков, их исследовали вплоть до молекул, в них нет никакой способности к метаморфозу.

- Всё верно,- говорит доктор, - но вопрос в том, чьи это были тела.

- Вы, что верите в весь этот бред? - изумляется Фёдор.

- Да, - говорит врач, - лично я верю. Меня всегда смущало, почему в корабле чужой воинственной расы, которая всегда должна учитывать возможность захвата, мы находим, едва ли не всю их подноготную. Правда, я не делал из этого никаких выводов.

- Дела, - произнёс пожилой, - что делать-то будем?

..................................

Кокон гиперпространственной тьмы взорвался легионами звёзд, которые скоро пригасила белесая дымка атмосферы. Звездолёт падал вниз, и тёмные небеса над ним сменялись голубыми. Потом корабль пробил облачный слой, и стал, виден космодром внизу. На сером фоне ровным светом горел посадочный квадрат.

Звездолёт опустился между двумя огромными скатообразными кораблями. Земля спешно строила боевой флот, бросив на это все ресурсы.

Накрапывал мелкий дождь. Григорий и Дойль вышли наружу, ступая ногами по терралаксовым плитам. Григорий оглянулся на звездолёт, тот походил на огромную тупую пулю. База располагала одним маленьким кораблём для особых случаев, и теперь ускорители единогласно решили, что случай настал.

Подкатил автоматический микроавтобус, вдвинулись внутрь прозрачные створки дверей. Они вошли. После всех космических треволнений салон показался Григорию уютным и как-то по-свойски земным.

Едва путешественники успели разместиться, как автобус, словно ему не терпелось, рванул с места. Их быстро везли мимо военных кораблей, чья матовая броня, призванная отражать большую часть боевых лучей поблёскивала в солнечном свете. Затем стройными рядами потянулись гравитационные челноки. Металлические капли лежали на земле, уставившись тупыми концами в небо.

Потом автобус свернул, и стало видно длинное, в половину поля, здание астровокзала. Возле входа, к которому двигался микроавтобус, стояла небольшая толпа.

- Готовься, - хмыкнул Дойль, - твои коллеги.

Прибытие без вести пропавшего журналиста не могло не привлечь внимания. Обоих окружили едва они вышли. Григорий узнавал некоторых коллег.

- Каково ваше мнение об ускорителях, - спросила высокая, средних лет дама, журналистка одной из информационных программ.

С разных сторон блестели камеры.

- Ускорители мужественные люди, которые в адских условиях тянут планету к свету, в эпоху индустриальной цивилизации.

- Вы придерживаетесь такого мнения даже после похищения вас бандитами? - спросил высокий мужчина с бородкой в стиле русского барина.

- Случайности возможны всегда. Именно попав в рабство, я понял, как важна и трудна их задача: поднять на планете уровень разума.

Лица мелькали, он перестал вглядываться, машинально бормоча заранее подготовленные ответы, а мысли уносились назад.

................................

- Мы должны сообщить на землю, - сказал кто-то.

Доктор фыркнул:

- И к кому, по-твоему, эта информация попадёт? И долго ли мы после этого протянем?

- Не все же на земле чужаки.

- Не все, но мы не знаем кто именно.

- Уж на ключевых постах точно они, - заговорил Дойль. Я вижу только один выход: информация должна быть дана сразу всему человечеству.

Он повернулся к Григорию.

- Вы специалист, это возможно сделать?

Григорий кивнул.

- Из здания своей корпорации я смогу так подключиться к информационным магистралям, что блок данных поступит на все личные компьютеры, будет включён во все телегазеты и печатные издания, пойдёт миллионами распечаток. Да только не даст это ни чёрта. Вон в Интернете на сайтах полно всякого бреда, и тут скажут: хакер-хулиган поработал.

Ускорители мрачно молчали. Григорий хорошо представлял, что у них на душе. Всю жизнь они верили, что их действия идут во благо не только Земле, но и подопечным мирам. И вот оказались в роли внезапно прозревших отцов-инквизиторов. Но и он Григорий не лучше - цепной пёс чужаков, подававший голос по их команде перед студийными микрофонами. От стыда, ненависти и бессилия сводило скулы.

- В общем, так, - сказал пожилой ускоритель. Григорий вспомнил, что его зовут Милато, - одновременно с вводом информационного блока в сеть надо прогуляться на какое-нибудь правительственное сборище, имея при себе этот камушек.

Он бросил взгляд на кристалл.

- Но подчёркиваю - одновременно. Кстати, какой у неё радиус действия?

- Метров тридцать, я думаю - говорит изучавший кристалл специалист, - а вообще-то, бог его знает.

Милато поморщился: столь не чёткий ответ его явно не удовлетворил. Но он понимает, что с отсутствием информации придётся смириться.

- Действовать надо быстро, - говорит он, - иначе экипаж очередного транспорта захочет узнать, что случилось с нашим полковником.

Потом обращается к Григорию:

- Вы говорили кристаллов несколько?

- Да, но один остался на теле Марка, а где сейчас остальные даже представить не берусь.

- Ничего, - вклинивается Дойль, - достанем и с тела не впервой.

Он оборачивается к коллегам.

- Как там обстановка?

- По сообщениям наблюдателей, - говорит незнакомый Григорию человек, - население столицы расколото. Одни верят, что Урук явил святое чудо, а повстанцы демоническое колдовство, другие наоборот.

Пятьдесят на пятьдесят. Без нашего вмешательства исход не предсказуем.

- Вмешательства не будет, - говорит Милато. - Дай бог с землёй теперь разобраться.

................................

- Собираетесь ли вы издать книгу о своих приключениях? - спросил молодой долговязый мужчина, репортёр канала "Звезда".

Григорий пару раз встречался с ним на журналистских тусовках. - Это было бы золотое дно.

- Обязательно, - говорит Григорий.

Неподалёку Дойль отбивается от других репортёров. Мысль о книге, как ни странно, Скворышу в голову не приходила. Голова была занята совсем другим.

- Как вы относитесь к проекту нового информационного кодекса? - спросила сухопарая девица в очках.

- Никак, - сказал Григорий, - я о нём ещё не слышал.

Девицу оттеснили.

- Не могли бы вы хотя бы вкратце рассказать ваши похождения, - спросил другой репортёр.

- Расскажу, - смотрите наш видеоканал "Глобус".

- Но...

- Вы слышали, - сказал, наконец, прорвавшийся к своему сотруднику Вадим. До этого момента Григорий не видел своего невысокого шефа за спинами журналистов.

- Идём, - маленький, но крепкий Вадим рассекал толпу подобно ледоколу.

Ого, - подумал Григорий, следуя за своим шефом, а мои акции сильно возросли, если он сам приехал нас встречать.

По пути Вадим ухватил Дойля за локоть.

- Идите с нами. Не беспокойтесь, с вашим начальством всё согласовано.

Они проследовали наружу, где стояла машина Вадима. Кресло в салоне приняло форму тела, едва Григорий откинулся на него.

Вадим вывел машину на одну из полос сверхскоростной магистрали, передал управление автошофёру, затем обернулся к друзьям.

- Прежде всего, хочу вас обоих поздравить. Вам Скворыш за выполнение с риском для жизни профессионального долга присуждена высшая цеховая награда "Золотое перо".

За то, что себе по черепу позволил дать, что ли? - иронично подумал Григорий. Но всё же весть о получении награды была приятна, даже теперь.

Слева, серой молнией, пронёсся встречный автомобиль.

- Вам, - повернулся Вадим к ускорителю, - за безупречную службу присуждён знак "золотой кометы".

Григорий заметил, как Дойль непроизвольно подтянулся.

- Награды будут вручены завтра в большом зале нашей корпорации в шесть часов вечера. После состоится ваша пресс-конференция.

Они приблизились к городу, и машина снизила скорость. Теперь можно было различить росшие вдоль обочин деревья. Раньше они сливались в большую серую полосу. Автомобиль свернул на одно из боковых ответвлений.

Григорий поймал себя на мысли, что смотрит на происходящее слегка отрешённо, словно его юргурские приключения сделали этот мир чуточку нереальным.

- А теперь, - сказал Вадим, - если позволите, я объясню, как вести себя на пресс-конференции.

Мимо окон проносились дома.

11

Из номера служебной гостиницы корпорации, куда их временно, до пресс-конференции поместили, Григорий несколько раз пребывал дозвониться Галине. Но всё напрасно: каждый раз в трубке раздавались длинные гудки. Наконец журналист сдался.

- Пойду, прогуляюсь, - сказал он Дойлю.

Ускоритель кивнул.

Оба договорились ни о чём важном на Земле не говорить: слишком велик был риск прослушки.

Григорий спустился на первый этаж. Гостиница и здание корпорации на уровне второго этажа были соединены галереей. Григорий привычно положил руку на сканер - турникет разошёлся. Журналист мысленно поблагодарил и Пана и всех земных богов за то, что машинально захватил в полёт пропуск-карту.

Холл, в это время, как всегда был пуст. Григорий нашёл нужный лифт и поднялся на нём до этажа, занимаемого его отделом.

Едва он покинул кабину, как выходящий из курилки мужчина вдруг резко обернулся и крикнул:

- Скворыш! Ты!

И подбежав, принялся трясти руку с такой интенсивностью, словно намеривался попасть в книгу рекордов Гиннеса.

Все двери распахнулись, как по команде, и коридор наполнился сотрудниками отдела, будто в засаде сидели. Григорий пробирался сквозь толпу, пожимая знакомым руки, а знакомыми у него здесь были все: так, что к концу этой церемонии рука у него несколько устала.

Посыпались возгласы:

- А, правда, что ты одним ударом нокаутировал трёх вооружённых стражников?

- Правда, - сказал Григорий, не моргнув глазам, - только их было четыре.

Послышались восхищённые голоса.

- А, правда, что в империи Тзен, в отличии он нашего средневековья, полная социальная гармония и почти никакой преступности? Или это лишь пропаганда?

- Правда, правда. С появлением среди советников императора наших людей, даже беднейшему простолюдину не на что жаловаться. А на каторге только уголовники.

Вопрошавший восхищённо вздохнул. А Григорий едва не проорал ему в самое ухо: "Да всё так и есть, идиот, потому, что политических там сразу сажают на кол. Ещё вопросы будут?"

Разуметься, ничего подобного он не крикнул. Только сказал:

- Во всяком случае, до бунта так было.

Собеседник печально вздохнул.

- Наверняка местный Карл Маркс выискался, и откуда эти смутьяны берутся?

И грустно качая головой, отошёл прочь.

Из раскрывшейся двери лифта выскочил Аристарх, слегка припозднившейся к встрече.

- Гриша! Живой! - закричал он, протискиваясь сквозь коллег и хлопая Скворыша по плечу, так, что тот чуть согнулся. - Мемуары загнал?

- Пока нет, подожду, может быть, лучшие условия предложат.

Ему действительно поступило уже пять предложений. Корпорация в таких случаях не возражала, так как сама все эти издания и контролировала.

Аристарх согласился:

- Правильно, главное не продешевить. Выпьем за твоё выживание!

- Не могу, - сказал Григорий с сожалением, которое только от части было наигранным, - скоро пресс-конференция.

- А, ну тогда после.

- С удовольствием. Иришка у себя?

- Куда она денется? Её смена.

Аристарх указал в сторону небольшой, ступеньки в три лестницы.

Скворыш махнул коллегам и, поднявшись по ней, открыл тёмную дверь.

Григорий оказался в мире яркого света и электроники. В центре, по кругу стояли дисплеи и две женщины бесшумно работали на клавиатурах. Третья внимательно разглядывала экран. Это был выход отдела на информационную магистраль. Здесь собранные корреспондентами данные отфильтровывались и перераспределялись на разные информационные уровни, в разные каналы, в разные издания.

Женщина за дисплеем обернулась!

- Скворыш!

- Ирина, вы всё так же прекрасны. И вы тоже, Светочка. А о Леночке вообще не говорю.

Он сказал ещё парочку дежурных комплиментов. Потом последовали неизбежные вопросы и восхищённые возгласы. И то и другое Скворышу надоело уже в коридоре, поэтому он поспешил закруглиться. Достав из кармана дискету, он протянул её Ирине.

- Заметки по горячим следам. Вадим велел ввести на всякий случай в память.

- Долговременную?

- Конечно.

Она вставила дискету в щель. Вспыхнула и погасла жёлтая лампочка.

- Считано.

Григорий взял дискету, ещё немного поболтал с девушками и вышел. Забавно, но он сказал полную правду, конечно не всю.

В коридоре его окликнули снова.

- Уверен, что не хочешь выпить? - спросил Аристарх.

- Ну, если только разок, - соблазнился Григорий.

Он не употреблял алкоголя со дня отлёта с Земли.

Они зашли в пустое сейчас помещение.

- Вадим уже пол-отдела на задание разогнал, - пояснил Аристарх.

Он достал из стола бутылку марочного коньяка. Над дверью равнодушно мигали часы. Было пять минут пятого.

Пресс-конференция через два часа. За это время сработает тайная программа, составленная лучшим программистом базы - бывшим хакером. Информация многократно скопируется, в целях безопасности, а потом пойдёт на все персональные компьютеры, сайты и электронные адреса, во все автоматически заполняемые информационные колонки, минуя все электронные фильтры и блокировки. Сделать это можно было только из электронного узла самой корпорации. Программа сработает как раз к началу пресс-конференции. А уж её он посетит с камушком. Ну, не может быть, что бы там не было ни одного чужака. О, Пан, пошли туда чужака.

- Григорий, посмотри сюда, - сказал Аристарх, каким-то новым голосом.

Григорий глянул. В руке Аристарха блестело дуло разрядника. Торчащий из него штырёк почему-то показался Григорию особенно зловещим.

- Ты попался, - сказал Аристарх.

Григорий не стал делать вид, будто ничего не понимает, ибо понял всё. Так вот почему Аристарх постоянно критиковал правительственную политику, без всяких последствий для себя - подумал он с ужасом, - боже, какой же я глупец.

Ожидая выстрела, он отчаянно рванул с шеи футляр с кристаллом, раскрыл, машинально удивляясь тому, что ещё жив и ничего не случилось.

На лице Аристарха на мгновение появилась усмешка.

- Я не чужак, - сказал он.

- Ты не...

- Да, не чужак, - повторил тот, - но я за них.

- Но почему?

- Почему бы и нет? Кстати, не переоценивай себя, неужели ты думал, что кто-нибудь из них явится сюда специально по твою душу.

- Чёрт, - сказал Аристарх, - мне почему-то хочется, что бы ты меня понял. Как жило человечество до чужаков? Конфликты, войны. Они же принесли нам покой и мир, и несут их всей галактике.

- Покой могилы?!

- Это слова, - Аристарх пожал плечами.

- Я могу закричать.

- В отделе только мы и Вадим. Всё предусмотрено. Компьютер с самого начала должен был отслеживать такие случаи. В нём программа по ключевым словам. Как только поступил сигнал, отдел разогнали в пять минут, каждого под своим предлогом.

Григорий знал, что информационный узел разогнать не могли, но там хорошая звукоизоляция.

Немного помолчали, потом Григорий спросил:

- Что со мной будет?

- Не знаю, это решаю не я. Тебе повезло, зачем-то ты им нужен живым.

Григорий бросился на него. Голубоватый разряд ударил в лицо. Сердце Григория остановилось. Некоторое время Аристарх задумчиво разглядывал тело.

- Нельзя же всё понимать так буквально, - пробормотал он.

12

В номере Дойль развлекался, наугад переключая каналы. Одна из передач привлекла его внимание. Красный, как помидор социолог доказывал, что у войны законы суровые, у предвоенного времени тоже, а посему правительство должно иметь доступ к любой личной информации, к любым личным файлам. Под конец социолог выразил уверенность, что новый информационный кодекс в ближайшее время будет принят.

Дойль вновь принялся переключать каналы. Дверь за его спиной отворилась, и в помещение вошёл Григорий. Встав, с кресла Дойль шагнул на встречу вошедшему. На миг он замер, оглядывая журналиста.

- Как прогулялся?

- Нормально. Знакомые только замучили, престают с расспросами на каждом углу.

Он вынул из кармана ириску и, сняв, фантик засунул в рот.

- А, что в эфире?

- Ерунда всякая.

- Рассматривается законопроекты о запрещении перемещения между городами в случае чрезвычайной ситуации, - вещал меж тем телевизор, - а так же о постоянном фиксировании компьютерными устройствами местоположения каждого гражданина.

Дойль щёлкнул пультом. Стереоэкран погас, став не отличимым от стены.

Ускоритель бросил взгляд на часы.

- Собираться не пора?

Было пять минут шестого.

- Пора вообще-то, Вадим просил перед пресс-конференцией к нему подойти.

- Обоих?

- Ну, да.

- Просил - значит подойдём.

Дойль взял со стола свой гостевой пропуск.

- Подожди.

Он зашёл в ванную. С минуту в комнате было слышно, как льётся за дверью вода.

- Идём.

На лице ускорителя блестели мелкие капли.

Они миновали проходную. Коридор, ведущий к служебному входу конференц-зала, был пуст.

На полдороге Григорий остановился.

- Вадим здесь.

Он указал на неприметную, без таблички дверь, хотел взяться за ручку. Дойль швырнул его на стену.

Тело журналиста переломилось под неестественным углом, но сознания он не потерял.

- Что такое!? С ума сошёл!

Но Дойль уже выхватил кристалл.

В отличие от полковника журналист распадался молча. Лишь глаза его смотрели на Дойля с безумной ненавистью, они были видны даже, когда всё остальное уже превратилось в студень. Зато из-за двери послышался крик. Дойль распахнул её пинком.

С одного из кресел сползала студенистая масса, из другого вставал какой-то мужчина. С перекошенным от ужаса лицом, он вытягивал из кармана разрядник. Дойль перехватил его руку и вывернул так, что разрядник вывалился из разжавшихся пальцев, упав на пол с громким стуком. Дойль отшвырнул его ногой, потом пихнул мужчину обратно в кресло.

- Боже мой, - бормотал тот, - второй, у них был второй.

Второй кристалл сняли с тела Марка перед самым отлётом. Дойль знал, что в информационной бомбе, которую Григорий должен был в вести в компьютер, о нём не было ни слова.

- За дураков держите?! - процедил он.

Присутствие человека среди чужаков его не удивило - предатели были всегда.

Подобрав разрядник, Дойль закрыл на защёлку дверь, затем повернулся к терминалу и некоторое время сосредоточенно нажимал клавиши, не выпуская, однако человека из поля своего зрения. Потом удовлетворённо кивнул: обезвредить информационную мину, чужаки уже не могли, потому, что информация была теперь многократно скопирована по разным узлам, и даже физическое уничтожение первоначального теперь ничего не могло изменить.

Мужчина в кресле тоже заинтересовался дисплеем.

- Ну и, что? - сказал он, - ничего вы не добьётесь такими методами. Скажут, что это была шутка хакеров. Народ проглотит, и не такое проглатывал. Доказательств то нет.

- Будут, будут, - доказательства.

Сказав, Дойль удивился, что вообще решил отвечать.

- Надеетесь пройти в конференц-зал с камушком? Не получится! В момент гибели Вадима, - человек глазами указал на растёкшийся по полу студень, - сработал аварийный сигнал. Сейчас коридор забит спецназом, бойцы которого убеждены, что здесь террорист в биомаске. В коридоре расположена камера, так, что можете сами увидеть, если переключитесь на видеоканал и наберёте триста двадцать два на клавиатуре.

Дойль набрал, солдаты в коридоре были.

- А теперь наберите четыреста пятнадцать - это код конференц-зала.

Экран мигнул. На трибуне стоял... Григорий.

- Пресс-конференция идёт. Как видите не обязательно ограничиваться одной копией, было бы тело.

- Тело?! Значит, моей копии нет?

Собеседник заморгал, словно ненароком выдал секрет. Возможно, так оно и было.

- Послушайте, - сказал он, - ещё не поздно договориться. Им нужны решительные и умные сотрудники. А вы умны, раз сумели заметить подмену. Кстати, каким образом?

Дойль пожал плечами, с ним обращались, как с дилетантом.

- Мы с самого начала просмотрели этот вариант, разработали систему паролей и опознавательных знаков. Да и чужак схалтурил: шёл не той походкой.

- Ясно, - протянул собеседник, - но имейте снисхождение, у него было так мало времени.

Словно игру по системе Станиславского обсуждаем, - подумал Дойль, - бред.

Из-за двери грянуло:

- Сдавайтесь! Коридор заблокирован! Выходить с поднятыми руками! Три минуты на решение!

- Ещё не поздно, - повторил мужчина, - скажите о своём согласии сотрудничать до того, как они ворвутся и на следующий день вас вытащат. А тревога, мало ли какие ошибки бывают.

Пой пташечка, пой, - подумал Дойль, - ты мне сейчас, что угодно пообещаешь.

Мужчина продолжал бубнить:

- Взгляните на дело объективно, и вы поймёте, что чужаки принесли большую пользу человеческой расе.

Дойль выстрелил в него голубоватой молнией разрядника, как будет оправдано предательство, его совершенно не интересовало.

Потом, аккуратно расстегнув мешковатую джинсовку, Дойль вытащил из-за пазухи тяжёлый лазерный карабин, мощное оружие, за одно хранение которого в пределах земли грозила смертная казнь. Он был смонтирован умельцами базы так, что не фиксировался никакими детекторами. Дойль взял его, когда заходил в ванную.

Дверь слетела с петель. Дойль без колебаний направил луч на солдат. Его слишком долго и слишком хорошо учили, и теперь настало время сдавать экзамен.

______________________