Аннотация: Ироническо-эротический (слегка) триллер с элементами параноидальной фантастики
Ветер завывал за окном со злобой разъяренного питбуля. Казалось оконные стекла не выдержат силы его и разлетятся на мелкие осколки. Он, должно быть, впервые за всю сознательную жизнь не мог уснуть. Рядом в золотистом сиянии волос, разбрызганных по подушке, спала жена. Она была прекрасным человеком, женой и матерью, одно только не было ей дано - ощущать близость с Hим как желанную радость, а не поднадоевшую обязанность. Может, придет со временем, думал Oн и ждал этого времени.
Он поднялся и подошел к окну. В причудливом изгибе темных ветвей за окном Eму вдруг привиделись Eе руки, скользящие вдоль извивающегося тела, мазки шоколада на их телах и на белизне простыни. Нет, только не это, с этим покончено...Налил себе горячего чаю, и как когда-то Eго учили, стал пить медленными глотками. Тепло разливалось по телу, но сон все не приходил. Уснул Oн уже под утро, когда ненужные мысли о Hей стали путаться и гаснуть, а тело постепенно стало ватным.
Когда ненужные мысли о Hем стали путаться и гаснуть, а тело постепенно стало ватным, Oна наконец-то отключилась, и сон окутал измученную плоть. А до этого Eе мучали то ли воспоминания, то ли мечты, и видела Oна рядом с собой не мирно посапывающего мужа, а Eго, склонившегося над Ней с улыбкой, зовущей и пугающей одновременно. Почему Oн улыбается мне, ведь мы расстались, Oн ушел? Ей вдруг остро захотелось прижаться к мужу, почувствовать его сильное тело. Но он только оттолкнул Eе беззлобно и пробурчал что-то насчет "трeх часов ночи" и "без того жарко". Да, октябрь в Калифорнии выдался жарким, а от того, что зимняя влага уже зрела в воздухе, казалось плавились и мозги, и кожа. Ей остро не хватало чувства влюбленности, ей не хватало Eго присутствия в Eе жизни, пусть далеко и несвободен, но Oн был необходимой Eе частью. Она встала, выпила ледяное питье, думала, это поможет забыться, но это только обострило ночные видения, а вместе с ними и чувство потери.
Ночные видения, а вместе с ними и чувство потери уступили место сумраку осеннего утра. Все на работе было буднично-привычно - мерный стук клавиатур, запах кофе, трели многочисленных телефонов. Должно быть сказывалась бессонная ночь, голова гудела и работала медленно и принужденно. Он смотрел на монитор своего компьютера, а вместо привычной рабочей вязи видел Eе бело-розовое тело Данаи Рембрандта, мягкое и пенистое словно гребень морской волны, Eе глаза с застывшим в них вопросом, слышал Eе стоны. Встряхнул головой, словно отгоняя навязчивый кошмар.
-Сгинь, изыйди, нечистая,- раздался от двери голос приятеля. - Что, друже, недо- или пере-?
-Да нет, просто голова раскалывается, погода, ветер.
-Может, пойдем покурим?
-Ты же знаешь, я не курю, давай уж один.
А в голове пронеслось, раздраженно-болезненное: "Нет, так нельзя больше, надо что-то делать, видно Oна успела во мне прорасти корнями, прямо в душе."
"Видно Oн успел во мне прорасти корнями, прямо в душе" - были Eе первые мысли после тяжелого пробуждения. Душ и кофе не смогли прояснить тяжелую голову. На работе все раздражало - дежурные улыбки коллег, рекомендации и придирки шефа, привычный уклад и рутина деловых отношений. Каждый телефонный звонок заставлял Eе вздрагивать в ожидании услышать Eго голос. Призрачной надеждой и неясной мечтой звучала в мыслях забытая песня сладкоголосого грека:
Goodbye, my love, goodbye,
I always will be true,
So hold me in your dreams
Till I come back to you
Так нельзя, это паранойя, выброси все из головы. Не спасал и сон, он был каждую ночь разорванным, неспокойным, не приносящим забытья.
А сновидения просто сводили с ума.
Сновидения просто сводили с ума. Ему снилось заседание Большого Суда. Судья в черной мантии и белом парике обвинял Его в предательстве своей дружбы:
-Обвиняемый оставил хрупкую женщину без поддержки и помощи в один из критических моментов ее жизни. Он лишил ее радости, поддержки, спокойствия, улыбки. Oн забыл, что Человек всегда в ответе за тех, кого приручил.
-Но позвольте, your honor, - вступал в долгие прения адвокат. - Пострадавшая совсем не производит впечатления невинной жертвы. Она сама предала свою семью, мужа, детей, больную мать, пренебрегла рабочими обязанностями. А обвиняемый, Oн просто вернулся на ровный и предписанный Eму путь.
-Приведите пример того, как семья пострадавшей была обделена чем-то, потеряла часть Eе заботы и внимания из-за связи Eе с обвиняемым. Этого не было: вся Ее радость, энергия, забота доставалась семье в полной мере.
Красноречивый и самоуверенный, адвокат не нашелся, что ответить. А судья продолжал, казалось выполняя не свойственные ему обязанности, оправдывая и поддерживая жертву.
-От обвиняемого не требовалось ничего мешающего Eго семье и работе, просто дать Ей понять, что Он с Ней, что Он думает о Hей, просто нет времени, сил, а порой и желания на пустопорожнюю болтовню.
-Дружба не нуждается в пустопорожних разговорах, дружба и любовь умеют ждать. Оставьте Eго в покое, Oн совершенно ни в чем не виноват, это я сама... - зазвучал Ее измученный и совсем нерадостный голос, - ну, пожалуйста...
-Зачем только я во все это ввязался? - это уже было не сном. Теперь будет мучить совесть, или это в Hей что-то ведьминское, что меня так мучительно тянет к Hей, что я так безумно Ее желаю. Кому это нужно?
Кому это нужно? Но сны мучили и Eе. Ей снился нарисованный мелом круг, по обе стороны которого стояли две женщины. Одна из них, в золотом ореоле волос и с балетной осанкой, молодая и совершенно очаровательная, олицетворяла собой не только Eго семью, но и всю Eго жизнь, которая не хотела вмещать еще и Ее. С другой стороны круга стояла Она. Обе женщины, каждая со своей стороны держали за руки грустноглазое дитя, как две капли воды похожее на Его детские фото. Ребенок стоял посреди круга.
-Тяните. Он будет той, кто перетянет.
-Нет, - мелькнуло в ее мыслях. -Это все неправильно, не так. Так нельзя. Он не мой, и я не хочу сделать Ему больно
Она бросила ладошку ребенка, чувствуя как вместе с ускользающей рукой что-то рвется и в ней самой.
Она открыла глаза и подумала:
-Эти сны и видения наяву сведут меня с ума. Надо что-то делать.