Произошло это уже достаточно давно, в ту зиму на улице стояла ужасная метель. Ветер без устали рвал и метал, свистел так, что ломались деревья и стучали стёкла. Он поднимал в воздух колючие льдинки и обрушивал их на каждого прохожего, рассекая лица и руки, а потому люди старались не выходить на улицу или быстрей-быстрей добираться до места назначения, чтобы там отогреться, а животные вообще не казали даже носиков из своих укрытий. Но ветер всё одно находил себе проходы на чердаки, в подвалы, норы, ямы и лабиринты труб. А посему, животные сбивались в небольшие кучки, грелись друг об друга, а тех, кто поудачливее или покрасивее, находили и забирали себе люди.
Именно в такую зиму, в одном из подвалов какого-то многоэтажного дома, осела зимовать одна собака. Шерсть её длинная, охрового цвета, ставшая уже почти бурой от грязи и сырости, свалялась и сейчас висела тут и там клоками. Ноги её уже подгибались от усталости, да и недавно полученная рана, заработанная в схватке с крупным соседним псом, давала о себе знать. Не смотря на шерсть, она была страшно худой, истончившаяся от голода кожа обтягивала рёбра и, кажется, прилипала к позвонкам, в том месте, где должен был быть живот. Но не смотря на всё это она могла бы перебраться на место получше, если бы не маленькое "но". Точнее, этих "но" было четыре. Маленькие, совершенно недавно появившиеся на свет щенки. Им было чуть меньше месяца и они ещё не знали, как им не повезло.
Мать тихо лежала на раздавленной коробке, устремив взгляд в сторону, а щенки, пища, ворочались и толкали друг друга. Ветер выл и визжал снаружи, перекрикивая писк щенков и заметая снег в тонкие щели в подвале. В секунду мать рванулась вперёд, щёлкнула зубами и нерадивая мышь, видимо, последняя, в этом подвале, исчезла у неё в пасти. Она лениво подошла к коробке и устало упала рядом со своим выводком. Щенки быстро затихли и, толкаясь, полезли к ней, присасываясь к её грудям. Они пихали друг друга и слепо тыкались мордочками куда-то в живот матери, инстинктивно пытаясь добыть себе пропитания. Через несколько минут они отстали от неё и, тихо сгрудившись в кучу, затихли. Не спал только один щенок. Чёрный, с тупенькой мордочкой, он был самым крупным среди своих братьев и сестёр. Он тихо лежал в куче, греясь о своих родных и изредка оглядывался вокруг, вороча маленькой головой. Глаза у него открылись совсем недавно и для него всё было ново. Он оглядывал стены и потолок подвала, думая, как же они прекрасны. Он любил как пахло влагой, он обожал вдыхать холодный обжигающий носик воздух, он понимал, он чувствовал, как вокруг него вращается и живёт мир. И он старался дышать миру в такт. Он был так рад увидеть свет, что до сих пор ходил на дрожащих от нетерпения лапках, но одно его всё же огорчало.
-Мама, мамочка. - Тихо заскулил он. Собака шевельнулась. Она совершенно обессилила, но слишком любила щенка что вы не ответить ему. Она повернула голову и положила её на лапы, тихо косясь на щенка.
-Что такое, дорогой? - тихо спросила она.
-Мама, скажи, кто воет там, снаружи?
-Это всего лишь ветер, сынок.
-А почему он воет? Ему больно?
- Нет, ветру не бывает больно или одиноко. Он не грустит. Он воет потому что он очень зол, и потому рвёт и мечет.
-Может быть, он злой потому что его ни кто не слышит? Может, ему просто нужна помощь, но ему никто не хочет помочь. Он как мы. Может, от этого он так злится, а если мы ему поможем, то он перестанет выть и кусаться? -Собака ещё долго молчала, обдумывая его слова, но не найдя чего сказать, просто стянулась вокруг детей кольцом и шепнула.
-Спи, золотце. Потом сам у него спросишь. - Щенок ещё долго ворочался, устраиваясь поудобнее и копошась в своих мыслях, но вскоре совсем вклинился в кучку щенят и задремал.
Проснулся он от холода и не сразу понял от чего же ему так плохо. Он потянулся, поворочался и упёрся во что-то твёрдое. Он толкнулся и вывалился в сторону. Было так холодно, что его быстро пробрала дрожь. Он открыл глазки и увидел свою семью, мирно лежащую кучей. Он полез обратно, к маме, братьям и сёстрам, но, когда стал пробираться свозь них, понял, что те совсем твёрдые и не шевелятся. Он потыкал их носом, совсем уже онемевшем, тихо толкнул, но ничего не изменилось. Тогда он полез к маме и тихо затявкал.
-Мама! Мама! Что-то не так, смотри! -Он пополз по бетону ближе к морде матери, но, когда та тихо лежала, не шевелясь, и не отвечала, он отступил. Он только сейчас стал замечать, что ветер воет пуще прежнего и снег, что тот задувал в щели, уже навалился кучей. Щенок тихо подполз к маме и лизнул её в ледяной, покрытый тонкой корочкой, совершенно твёрдый нос.
-Мама! Проснись! Уже утро! -Затявкал он, но никто ему не ответил, все тихо лежали кучей, твёрдые и холодные. Щенок ещё долго лаял и скулил, звал на помощь. Ветер взвыл пуще прежнего и щенок, заслышав его, сразу приободрился.
-Если я ему помогу, он мне не откажет! - Щенок пополз немеющими, уже не слушающимися ногами к маленькому окошку, прикрытому коробками. Он прыгнул, зацепился лапками, но тут же соскользнул и шлёпнулся на бетон. Он тихо встал, попробовал снова и опять упал. Тогда он заметил возле одной из коробок маленький, наметённый ветром, сугроб. Щенок, обжигая лапки, оплёлся по нему вверх, протиснулся в решётку и вывалился на улицу.
Метель выла, рвала и рассекала воздух маленьким льдинками. Она трепала щенка за уши, сдувала его в сугробы, а тот всё плёлся по улице, и вдруг, остановившись, взвыл.
-Мистер Ветер! Я знаю, вам больно! Но вы не один я хочу вам помочь, но моя семья заснула и больше не просыпается! Помогите и вы мне! - Он пищал, перекрикивая буран, и тот его услышал. Щенок, не веря своим глазам, увидел, как сгруживается перед ним метель, сходится в точку. Но щенок всё-таки ошибся. Ветер никогда не ведовал одиночества, печали, боли и даже радости. Он знал лишь свободу, безнаказанность и ярость. Метель взвыла , рванулась вперёд, закружилась и унесла щенка.
Он пришёл в себя в сугробе, вокруг был снег, его тело онемело, он почти не чувствовал холода. Он медленно, последним усилиями воли открыл глаза. Ветер всё еще выл, но ветви куста, под которые его задуло, прикрывали щенка. Всё расплывалось в его глазах, вспыхивали чёрно-белые пятна, но когда взгляд его слегка прояснился, он понял, что пятна сливаются в двух человек, стоящих у куста. Один из них был в чёрном, другой в белом.
-Да уж, угораздило же тебя. - Одновременно вздохнули они. -Не охота помирать на обочине, безродным псом, да? Ну, ничего. Пойдём, я тебе помогу. -И они потянулись к щенку. От них веяло терпим и стойким, но таким дурманящем, запахом. Щенок ещё н знал такого аромат, но мутное сознание подсказывало ему, что это запах смерти. А они всё тянулись, медленно приближаясь. Вот, рука Чёрного человека почти коснулась щенка, как Белый подался вперёд, подчерпнул щенка из снега и прикрыл его в руках. Он поднял его к своему лицу, подул на него, тёплым, пахнущем чем-то уютным, дыханием, и улыбнулся щенку. Он был старый, с сединой в волосах и бороде, на нём был длинный белый халат и шапочка с красным крестиком.
-Не бойся, малыш. Я тебя не брошу. - Он приложил его к сердцу, что бы согреть и пошёл к своей большой белой машине.
А чёрный человек долго смотрел им в след, тихо сверкая голубыми глазами. И когда машина завелась с грохотом, заехала за угол, Чёрный человек развернулся, тихо шепнул.