Сейчас вот тоже портвейн есть. Но я, лично, не знаю никого, кто бы его пил. А раньше его пили все. Даже культурные девушки из хороших семей.
Лыжники.
В нашем институте от физкультуры откосить было трудно. До третьего курса - будь любезен. После занятий надо было восстанавливать силы. А что может быть лучше, чем посидеть с сокурсниками, допустим, на лавочке, выпить, побеседовать об искусстве...
В тот раз мы проехали свои 15 километров на раздолбанных прокатных лыжах, и, шатаясь от усталости, двигались в сторону магазина. Шура утомил своей идеей. Всем хотелось портвейна, а он выступал за приобретение большого количества пива, что зимой само по себе странно, тем более, когда собираешься употреблять на улице.
- Портвейна мало получится, а пива много. А посуду потом сдадим, и ещё возьмём...
Он был очень нудный. Эту незамысловатую историю он повторил раз двадцать уже после того, как большинство высказалось за портвейн.
В очереди к кассе я считал деньги. Было много мятых бумажек и куча мелочи.
- Шура, быстро, сколько будет три восемьдесят четыре плюс пять двадцать три?
Шура стоял со стеклянными глазами, и шевелил губами. Я подумал, он считает.
- А посуду потом сдадим... - сказал он.
8 марта.
На дипломе мы, конечно, в мастерской выпивали. Но только после шести вечера. А то какая, нафиг, работа...
Перед восьмым марта сделали исключение, и пошли за вином часа в два.
В винном на Панфилова было оживлённо. Народ буквально давился. Было три очереди: очередь с посудой, очередь без посуды, и очередь без очереди. Мы встали в две последние. Стоять надо было долго. Товарищи, не поместившиеся в магазин, развлекались на улице тем, что что-то лепили из снега. Все ж скульпторы профессиональные...
Подошла наша очередь. Кто-то передавал, Шура принимал. Две, четыре, шесть, во... У него не хватило то ли рук, то ли пальцев - одна бутылка выскользнула, и полетела вниз, на кафельный пол, покрытый чёрной жижей из грязи и талого снега.
Воображаемая камера у меня в голове переключилась на замедленную съёмку. Бутылка летела, толпа разъярённых мужиков замерла, забыв обо всём. Стало тихо. Шура сделал невозможное: извернувшись каким-то непостижимым образом, он умудрился упасть на спину, и принять бутылку на грудь.
Около ста человек испустило одновременно вздох облегчения. Все вновь зашевелились, заговорили, поднимать Шуру бросилось несколько восхищённых поклонников.
Мы вышли из магазина с грязным как свинья победителем. Нас встречала группа скульпторов. За время нашего отсутствия, они перед винным на Панфилова слепили из снега огромную бутылку.
Трояк.
До защиты оставался месяц. Заработались допоздна, и, часам к девяти, невыносимо захотелось выпить. Решили поехать в Елисей, а потом, где-нибудь в окрестностях, раздавить бутылочку. Поехали втроём - я, Витёк и Димон.
Успели, купили.
- Я знаю здесь одну классную подворотню, - Витёк потащил нас куда-то по Козицкому переулку.
В те времена вечером в окрестностях улицы Горького (Тверской) было очень мрачно. Никаких тебе заведений, всё закрыто, а если что и открыто, то туда всё равно не попасть.
Подворотня оказалась отличная - двор-колодец, арка входа в него, и трансформаторная будка в центре. Светилось всего пара окон.
Мы открыли. В этот момент в арку въехала милицейская машина и остановилась в ней, перекрыв нам все пути к отходу. Мы щурились в свете фар, как это позже стали делать в тех краях ночные бабочки.
- Присаживаемся, вежливо пригласили нас менты. - Бутылочку не забываем...
Настроение сильно испортилось. События дальше могли развиваться как угодно. Можно было, например, остаться без диплома. Можно было предложить денег, но денег у нас не было, а то бы взяли две. Ситуация усугублялась тем, что Витёк был комсорг группы, и у него при себе были все тринадцать комсомольских билетов на предмет установления в них печатей "оплачено". Димон тот вообще был кандидат в члены КПСС. В милицейском "Москвиче" на заднем сидении я сидел в центре, Витёк слева, Димон справа.
- Я открываю дверь, и мы бежим, - свистящим шёпотом сказал Димон.
- Даже не думай! - ответил я.
Слева что-то треснуло. Витёк, нервно вцепившийся в ручку на потолке, отломил её.
- А-а, вы нам ещё и машину сломали, - обиделись менты.
"Ну, теперь точно кранты", - подумал я.
Машина остановилась около сто восьмого отделения. На выход нас никто не пригласил.
- У нас только три рубля! - бодро сказал Витёк.
- Ну и чудненько, - сказали менты. - Бутылочку не забываем...
Димон выпивать отказался, и на ватных ногах отправился к метро.
Мы с Витьком стояли за забором какой-то стройки.
- Хорошо, что я сегодня взносы собрал, - сказал Витёк, закуривая.
"Всё-таки и от комсомола польза есть", - подумал я, делая глоток.